Адвокат вольного города 7

Глава 19 Союзник

Погладил ноющие виски.

Слово «виски» короткий тест, алкоголик ты или парикмахер.

Пахнет свежей краской, лаком, запах стойкий, несмотря на открытые на проветривание окна и дверь. Но голова болела скорее по причине нервной и интеллектуальной нагрузки.

Документы по Турции готовы. «Хвосты» по второстепенным задачам, в частности по Медному заводу и фирме ОʼБрайана.

Встал, щёлкнул суставами, отпер сейф, где лежали документы по секретной службе.

Дзенькнул колокольчик, в офис осторожно заглянула какая-то слегка заплаканная девушка.

Широко и профессионально-искренне улыбаясь (и внутренне матюкаясь), убрал документы и запер сейф. Не буду же я при посторонних с ними работать!

— Можно? Мне бы консультацию.

— Конечно, заходите.

— С чего бы начать? — она было потянулась руками ко рту, вероятно, чтобы погрызть ногти, но сдержалась.

Я тем временем стрельнул глазами в блокнот, где у меня были выписаны семь отелей города Ольмедо. Напротив четверых названий в списке уже стояли кресты.

— Меня зовут Оксана.

— Таааак.

— Но мне моё имя никогда не нравилось.

Я согласно кивнул, потому что имя и личность — тема достаточно сложная. Мне ли не знать?

— Мне всегда хотелось, чтобы меня звали Ксения. А это другое имя.

— Бесспорно другое.

— Но мои родители нарушили мои права, когда назвали меня Оксаной.

— Думаю, они не могли знать, что оно Вам не будет нравиться.

— Мне всегда все говорили, вся родня твердила, что меня назвали в честь бабушки. Вернее, мне она приходится прабабушкой. Её все очень любили и уважали.

— Семейное обязательство.

— Да, вроде бы я должна радоваться, должна с гордостью носить это имя. А меня от него прямо коробит. А теперь вот годы прошли…

В недоумении украдкой посмотрел на девушку. Ну, кажется, не так много «годов» и прошло.

— И тут оказалось… Я документы раскладывала, которые от прабабушки остались. И что выяснилось?

— И что же?

— Она, оказывается, Ксения!

Глаза её моментально наполнились слезами.

— Ксения, понимаете! Они заставили меня жить Оксаной, хотя я хотела быть Ксенией, и бабушка тоже была ею… А у меня уже все документы на Оксану, паспорт, диплом, доля в доме.

— Оксана… Ксения!

— Ну вот… Опять, — кажется, она вот-вот разрыдается от такой жизненной несправедливости.

— Стоп. Тпру! Не реветь! Вы смотрите на меня?

— Да, я стараюсь. Но что я теперь могу… Годы прошли!

— Ну какие, едрёна кочерыжка, годы⁉ — совершенно искренне возмутился я и тут говорил скорее, как старый дед, чем её ровесник. — Я Вам скажу, как юрист, кто виноват и что делать.

— И кто виноват? Отец, да? Он же закон нарушил?

— Нет. Для начала, давайте расставим точки над Ё.

— Давайте.

— Родители имеют право ребёнка родить, и они ребёнка называют. Причём они не то, чтобы вправе его назвать, а обязаны, потому что не положено без имени. И тот факт, что потом человек вырастет и будет против, ничего не меняет. Исполнять закон и быть счастливым от этого — разные вещи. Закон категорически не нарушен. Но! Жизнь не закончилась. Идёте в ЗАГС…

— Имя поменять? Так оно же нормальное. Мне сказали, что поменять имя можно только если оно оскорбительное или там, неблагозвучное какое.

— Заблуждение. Это не так. Имя, как и фамилию, отчество можно поменять без объяснения причин. И не надо рассказывать в ЗАГСе эту всю Вашу историю. Наоборот, скажете, что на смертном одре прабабка попросила Вас имя поменять. Ну это просто, чтобы никто с вопросами не лез. А по закону даже такое не обязаны пояснять.

— А как же остальные документы?

— Вы меня не дослушали. В ЗАГСе Вам дадут свидетельство о смене имени. С этим документом идёте в паспортный стол и Вам дадут новый паспорт.

— А трудовые, а диплом?

— Ничего больше менять не надо. Все эти же документы, а также и регистрационные, действуют, просто с ними предъявляется свидетельство о замене имени. В теории, можете попросить и Вам на правах дубликата выдадут новые с откорректированными данными. Но можно жить и так.

— Можно?

— Да, представьте себе, можно жить и не страдать годами, заламывая руки и обвиняя родителей. Не нравится имя — смените. Только ради Предка, не нойте. Всё, консультация закончена, с Вас два рубля.

— А вроде же десять?

— Уложились с Вами в два.

Когда дверь закрылась, я взял трубку и набрал следующий номер телефона испанского отеля.

— Ола! — с дичайшим акцентом поздоровался я.

— Buenas tardes!

— Отел дос ракос? — спросил я, сверяясь с записями, которые сделал в библиотеке с испанского разговорника.

— Си.

— Соу русо. Пор фавор абле сеньор Мещеряков!

Трубка задумалась и выдала мне не тот же ответ, что выдавали другие отели:

— Por favor espere un minute!

После трубка легла на стол. На стол, но не на рычаг, то есть… Фиг знает, что они мне ответили, что-то там про минуту.

Внезапно в трубку снова раздались гудки и в первый миг я расстроился, но потом понял, что это не короткие гудки сброса, а гудки самого вызова.

Почти минуту гудки долго и протяжно сигналили мне в ухо, как далёкие пароходы в непроглядной ночи, когда трубку наконец-то взяли.

— Да! — ответил мне бодрый и жизнерадостный голос моего заказчика Мещерякова.

— Добрый день.

— Кто это?

— Это Аркадий Филинов, Ваш адвокат. Помните меня такого?

— А… Ну да, Аркадий. Чего звоните?

— Ну как же. Я для Вас дело выиграл против банка, Вы мне пять тысяч должны.

— Ах, деньги… Ну что Вы о простом, о мирском?

— Александр Дмитриевич, я крайне недоволен, Вы сняли деньги, полученные от заказчика на производстве и вместо того, чтобы расплатиться со мной и заплатить рабочим зарплату, укатили в Испанию. Как это понимать?

— Аркаша, ну что ты такой тупой? Вот так и понимать. Я дело выиграл.

— Я выиграл.

— О нет, адвокатишка, я ответчик, собственник и это я выиграл. Да и много ты сделал? Пфф… Сходил один раз в суд, да пару бумажек написал? Халтурщик. Да, выиграл твоими руками, но победа-то моя! Теперь мне никто не страшен, в том числе и ты сам.

— А страх это всё, что Вас мотивирует?

— Деревенский ты дурачок, Аркашка. Осёл у водопоя. Денег он захотел. Пошёл ты ко всем херам! Ничего я тебе не дам. И не смей больше звонить. Руки он мне выкрутил тогда, щегол желторотый. Заставил аванс заплатить. Да я вернусь, поговорю с реально опасными людьми, и ты мне эти деньги сторицей в зубах принесёшь. Ты не знаешь, с кем связался! Подлец, денег он ещё захотел! Кровью писать будешь и мамочку звать. Бояться меня будешь до ко…

Я положил трубку на рычаг.

Нам не страшен серый волк.

Я, конечно, понимал, что к этому идёт. Мне даже важно было услышать определённые слова, чтобы потом не оказалось, что я чего-то не так понял. Однако он здорово меня разозлил, чего уж там.

С холодной яростью встал, открыл сейф, достал документы по секретной службе и стал писать. Что характерно, я изливал ярость не на Мещерякова. Но такая штука как злость тоже нужна.

В секретную службу его императорского величества.

От: барона Филинова Аркадия Ефимовича

Донос.

Довожу до вашего сведения, что, в соответствии с абзацем два статьи восемь третьего раздела циркуляра по выявлению иностранных шпионов и лиц, одержимых демонами…

Я работал собранно, быстро, слова сами приходили на ум и ложились на бумагу так, как и надо.

В какой-то момент зазвонил телефон.

Остановившись на дате своего опуса, посмотрел на аппарат.

Выждав пару секунд, он затренькал снова.

— У аппарата.

— Филинов, ты всё ещё жив?

— И Вам не хворать, Амвросий Дмитриевич.

После общения с Мещеряковым, хотя там всё прошло вполне закономерно, Вьюрковский меня уже не трогал и не волновал.

— Ты что — грёбанный Иисус?

Поджав губы, я перечитал список и обнаружил там так же и Сына Божьего.

— Как скажете. Что, собственно, заставило Вас оторваться от плотного графика и найти время на бедного адвоката? — изображая улыбку, я нашёл место в доносе, где исправил точку на запятую и вписывал «во время звонка с угрозами упоминал некоего Иисуса».

— Бедный адвокат — это оксюморон. Филинов, ты верно, не боишься, что я захвачу твоих родственников в плен, как заложников?

— Ой, как страшно! Амвросий Дмитриевич, ну у Вас же самого был момент трудных отношений с семьёй.

— Пробивал значит меня по базам данных? — перебил меня Вьюрковский.

Выражение «базы данных» в списке по изобличению одержимых демонами не значилось, печально.

— Так вот, — продолжил я с разочарованным вздохом. — Если бы в этот момент Ваш, назовём это, недоброжелатель, захотел всех Ваших родственников, включая неверную невесту, взять в заложники, а ещё лучше просто убить, тем самым сделав Вас патриархом, насколько бы Вы испугались такого поворота событий?

— Ну ты же не такой, как я? — спросил меня собеседник несколько озадаченно.

— А какой я, Амвросий Дмитриевич? Вы вообще прежде, чем посылать ко мне убийц с ножичками и пулемётиками, узнали — а что за пассажир этот Филинов Аркадий?

— Твоё полицейское досье у меня в столе!

— И Вы его прямо читали?

— Просматривал. Не настолько ты, знаешь ли, важен в моей жизни.

— А Вы посмотрите на него другими глазами. И может поймёте, какой я. Что я младший сын фактически без прав в своём роду, выгнан подальше, чтобы не портил своим видом горизонт, что я тут выгрызаю всё сам, зубами и тяжким трудом.

— Такой уж тяжкий труд. Сдать моих подопечных полиции.

— Тяжкий. И с моей точки зрения, всё было не так.

— А как?

— Обратился ко мне один степной каган, попросил отмотать нефтефабрику.

— Это где тот придурок Кремер был директором?

— Да, она. И мне понадобилось его устранить. Ну кто же знал, что там Ваш интерес был замешан.

— Да просто второстепенное помещение под фасовку, ну какой там интерес?

— Не знаю. Но Ваши подопечные попытались меня похитить, потом убить.

— Это Жека сам решил, я не лез в операционные вопросы, — заворчал Вьюрковский.

— И тем не менее, они принялись воевать со мной в полный рост. А мне что, помирать, раскинув лапки? Хрен там плавал, я Ваших дружков укатал в бетон, и Вы это знаете.

— И сделал ты это зря.

— Ну, может я и жалею в моментах. НО! Я живой и здоровый жалею, а они — нет. Нехрен было меня трогать. И к Вам это тоже относится. Ваш сотник и несколько бойцов стали жертвой этой глупости.

— Невелика потеря, — фыркнул он. — И мой отряд с пулемётом всё ещё на свободе и готов сразу после разговора повторить свой обстрел, но только в этот раз уже заряженными магией пулями, так что тебя никакой магический щит больше не спасёт. Затем, собственно, и звоню. Два раза «ха»!

— И с тем же нулевым результатом. Валяйте, нихрена не выйдёт, хоть усритесь там со своим пулемётом! — грубо возразил ему я. — Лучше попробуйте со мной договориться.

— Каков франт! Да кто ты такой, чтобы с тобой договариваться?

— Барон. Граф, я твою мать, барон! А ещё один из немногих, кто тебя не боится.

— Смелый, значит?

— Не совсем. Тут дело в том, что я как пешка, как пехотинец на поле боя. Мне некуда бежать, нечего терять, я один и за душой лишь пистолет, да потрёпанный гражданский кодекс.

— Думаешь, это делает тебя равным мне? Думаешь, я ценю то, что ты не попытался сдать меня полиции?

— Я умный, знаю, что полиция против Вас побоится выступать, так зачем тратить бумагу на пустое нытьё?

— Как и все прочие чиновники, — согласился он. — Но всё же ты оказался крепким малым, упорным. Не сбежал, не пошёл в полицию, к Губачинскому. Так чего ты хочешь, Филинов?

— Жить. Работать, деньги зарабатывать. Тратить их, воздухом дышать.

— Работать на меня пойдёшь?

— А какое будет предложение?

— Ну… Ты работаешь на меня, я тебе плачу.

— Абстракция. Мне нужны конкретный функционал, обязанности, что за проекты. Возможно Вам надо восполнить пробелы, которые возникли после выпадения «Братства»? Какая зарплата, уровень полномочий и власти, рабочее место?

— Ну ты загнул!

— Я же говорил, что умный.

— Ну, я подумаю. Но и пулемёт не убираю. У тебя всё ещё есть возможность драпануть.

— Пока не планирую. Да и куда мне бежать? На Карибы, стать пиратским матросом, пить ром, дышать морским ветром и соблазнять знойных красоток? Я адвокат, мне место в городе. Мне нравится Кустовой.

— С ромом у тебя больше шансов дожить до старости. Долго жить это тоже, знаешь ли, кайф. Ладно, ты меня утомил. Посиди, подожди, приедут мои парни с пулемётом или нет. Ха-ха.

Звонок оборвался.

Своеобразное прощание.

Дрожащей рукой я положил трубку. Распрямил чуть застывшие в напряжении пальцы. Кто сказал, что всё это даётся мне легко?

…

Я действительно сидел, собираясь с мыслями. Я не ждал пулемётчика. В конце концов, мне удалось Вьюрковского зацепить.

Как ни странно, у меня появлялся шанс вырулить ситуацию, постепенно уладить конфликт. Однако у Филина на этот счёт был вполне ясный приказ и очень конкретная угроза в отношении меня. И пытаться обмануть древнюю птицу я не собирался.

Под окнами проехала машина, которая громко чихнула выхлопной трубой, а я даже не вздрогнул.

Посчитал это хорошим знаком. Собрал документы в портфель, проверил пистолет, и пошёл к Губачинскому. Не тому, правда, что имел в виду Вьюрковский. Город у нас тесно переплетённый.

Хотя это было совсем не по дороге, но время до конца рабочего дня надо было как-то скоротать, заскочил к Канцлеру и забрал свой заказ по древности, сразу же расплатился (вышло двести двадцать рублей). А вот поговорить не удалось, у него был какой-то хмырь, который смотрел на меня с великим подозрением и чуть что хватался за пояс.

Люди, которые пытаются меня пристрелить, самую малость раздражают. Несмотря на то, что хотел обсудить с Канцлером Турцию, молча поклонился, забрал заказ и убыл.

Спустя полчаса я расслабленно сидел на отменной лавочке со спинками, помахивая ногой и греясь на солнце прямо на лавке возле входа в банк.

Это был уже второй для меня банк за день и совсем не тот, где я храню свои деньги. Напротив, это был РосЕвроБанк, мой процессуальный противник.

Судебный представитель этого банка вышел и был замечен мной, но сам повернул в другую сторону от выхода, так что не увидел меня, как и большинство специалистов банка, для которых был просто каким-то хлыщом в пиджаке на лавочке, безликим обитателем города.

Наконец, значительно позже большинства сотрудников, из банка вышел и уверенной походкой побрел мимо меня управляющий банком, Афанасий Афанасиевич Губачинский, который, судя по блаженной блуждающей по его лицу улыбке, пребывал в отменном настроении.

Проходя мимо лавочки, он мельком взглянул на меня, резко остановился, и улыбка покинула его лицо.

— Добрый день, Афанасий.

— И Вам, Аркадий. Предположу, что Вы тут не случайно лавку около банка оккупировали?

— Да, верно. Я даже пацанам рубль дал на мороженое, чтоб сидеть тут одному, ждать Вас, чего скрывать?

— Вот как?

— Предлагаю Вам присесть рядом и поговорить.

Афанасий не стал садиться, но и не ушёл, выжидательно глядя на меня.

— Я пришёл, Афанасий Афанасиевич, сообщить Вам, что Мещеряков А. Д., оказался, как тут недавно выразился мой знакомый граф… педрилой.

Улыбка медленно стала возвращаться на лицо управляющего.

— Расстроить адвоката может только факт кидалова со стороны собственного клиента, — весело предположил он и с молодецкой резвостью плюхнулся на лавку возле меня.

— Знаете, Аркадий, — он достал из портсигара сигарету и предложил мне, — раньше я Вам хотел морду набить. В былые времена на дуэль бы вызвал, после того нашего разговора и после Ваших подлых пакостей в суде. А теперь прямо по плечу хочу похлопать, сочувственно.

— Адвокат, вызывающий сочувственное похлопывание — это самое худшее что может быть в моей профессии, — кивнул я. — Однако не спешите меня, да и себя, записывать в проигравшие.

Губачинский пустил струю дыма.

— И что же Вы хотите сказать? Не думаю, что Вы пришли поплакать в мою жилетку?

— Верно. Проиграв действие по плану «А», я имею план «Б» и даже план «В». Но «Б» мне нравится больше, он выгоднее, причём не только мне. И что самое чудесное, он сочетает выгоду и собственно месть.

— У Вас полно букв. Говорите, я тут, мы не в суде, посторонних нет, моя обида была отмщена.

— Думаю, не в полной мере отмщена, но я предлагаю отработать по полной, ещё и заработать копеечку. Ведь оклад управляющего банка так скромен.

— Прямо копеечку?

— Ну такую. Баронскую копеечку.

— А Вы знали, Филинов, что в старину были бароны-разбойники?

— Тем более. Традиции тоже надо как-то поддерживать.