23

Глава 15 БЕЗ СОЗНАНИЯ

13 апреля. Четверг. Вечер – 14 апреля. Пятница. Ночь

Соня стояла в проеме двери и смотрела на меня. Звонки в дверь прекратились, но на веранде слышался какой-то шорох и тяжелое дыхание. Как будто кто-то с трудом разувался.

– Кто-то пришел?

Но на мой вопрос Соня не ответила. Напротив, ее тело наклонилось ко мне, и она двинулась на меня. Я машинально наклонил торшер в ее сторону и тут же закричал. На меня смотрело перекошенное иссиня-белое озлобленное лицо, лишь слегка напоминающее лик прежней Сони. Лицо и руки у нее были покрыты темными синяками, нос и подбородок были вытянутыми, как у покойников, а сами глаза покрыты затекшей желтой пеленой. Чудовище, некогда бывшее Соней, вытянуло вперед руки и двигалось в мою сторону, мой крик его (или ее?) не остановил. Я вскочил и забежал за стол. Соня продолжала стремительно двигаться в мою сторону, машинально откидывая ногами стулья, попадавшиеся ей на пути.

С веранды послышался ответный крик. Но я на него уже не обратил внимания, так как Соня вскочила на стол, разделяющий нас, и быстро засеменила по нему в мою сторону. Моментально была опрокинута ваза с двумя искусственными цветками, и один из них прилетел ко мне. Я потянул за края скатерть в попытке сбросить Соню со стола, но только усугубил ситуацию, притянув чудовище еще ближе к себе.

– Иди-и сюда-а… – Соня зашипела, и от этого стало совсем жутко.

Было ясно, что это чудовище ничего общего, помимо оболочки, с прежней Соней не имеет. Я дико закричал второй раз и кинулся в соседнюю комнату. Это была спальня и одновременно тупик дома. Я оказался в западне, но, прежде чем я бросился обратно к двери, чтобы закрыть ее, меня опередили. На пороге уже стояла Соня и, неестественно вывернув назад руки, умудрилась закрыть огромные белые двери в спальню. Какого-то черта в углу стояла швабра, и, прежде чем я успел об этом подумать,

Соня дотянулась до нее рукой и вставила швабру в дверные ручки. В комнате сразу стало темно. Бежать теперь было некуда.

За дверью послышались крики:

– Кто здесь?! Я сейчас вызову милицию!

Ага, вызовешь. Особенно когда в доме нет телефона.

Но тут я вспомнил о своем мобильном и стал искать его в кармане. Наконец, я его достал и осветил им дверь. Там Сони не оказалось. Но прежде чем я успел осветить всю комнату и найти взглядом это чудовище, в мою шею впились две холодные костлявые руки.

– Умри-и-и-и…

Задыхаясь, я посмотрел направо и встретился взглядом с желтоватыми белками Сони. В это же время в дверь начали стучать, но я уже плохо соображал. Мне не хватало воздуха и сил, чтобы вырваться из смертельных объятий.

– Димка дал мне время до двадцать третьего. – я это еле прохрипел, но почувствовал, что хватка Сони ослабла. Тем не менее дышать было все еще тяжело, и отпускать она меня пока еще не собиралась. Но моя фраза приостановила чудовище. – Соня, ты ведь не посмеешь ослушаться своего мужа, – теперь я уже говорил четко и с неким упреком. – Немедленно меня отпусти, ты ведь послушная жена Димы. Соня, ты теперь Обухова и должна слушаться своего мужа. Иначе будешь наказана.

Наконец, Соня меня отпустила и просто стояла рядом, не зная, что ей делать. Что делать дальше, не знал и я. Понятно было только то, что инициативу нельзя выпускать из своих рук, если я, конечно, не хочу умереть. Я покосился в сторону двери. Надо вынуть из ручек швабру! Тем временем стук в дверь прекратился.

– Соня! Ты уже взрослая девушка, а ведешь себя так, как будто мы с тобой все еще в детском садике. Так же нельзя! У меня на днях был разговор с Димкой, мы договорились наш вопрос решить двадцать третьего, это же он сказал. А ты его решила ослушаться, ну так же нельзя!

Я постарался сделать шаг в сторону, но Соня тут же зашипела и машинально потянулась рукой к моей шее. Я сразу же остановился, и она опустила руку. Сука, еще не доверяет мне.

– И вообще, ты хочешь еще Димку увидеть?

Этот вопрос я задал опрометчиво. Соня тут же как-то неестественно прогнулась назад, как будто пыталась сделать мостик, и начала шипеть, иногда выговаривая имя Димки.

– Ди-имка… Ди-имка… шшс-с-с-с… Ди-имка… Убить Лескова, ну-уж-жно уби-ить Ле-ескова…

Последнюю фразу я расслышал уже хорошо. Больше разговоры не пройдут. Я кинулся к двери, но успевшная нагнать меня Соня кинулась мне на спину. Ее пальцы еще сильнее впились мне в горло, я уронил мобильный, и комната тут же погрузилась в темноту. Правой рукой я нащупал на стене выключатель и, оседая на пол, успел включить свет. Дышать мне становилось все труднее, из последних сил я вытащил швабру из дверных ручек и толкнул дверь. Большая комната ударила ярким освещением (видимо, посетитель не удовлетворился светом одного торшера). Прямо посередине комнаты (чуть левее стола) на коленях стояла женщина и держала в руках большой платок с землей. Перед ней горела свечка. Еще две свечки горели справа и слева от женщины. Я начал терять сознание и откуда-то из глубины услышал приглушенный крик:

– В этом доме день мертвым, ночь живым! Изыди, Соня, в свой мрак ночи! Твое время еще не пришло!

Тут же пальцы на моей шее разомкнулись, Соня вскочила и кинулась в окно. Раздался треск разбитого стекла, и в черном проеме исчезло белое пятно ночной рубашки. Я потерял сознание.

Очнулся я уже на диване. У моего изголовья сидела женщина и что-то невнятно шептала. Она еще не заметила, что я пришел в себя, а я тем временем прищурился, делая вид, что еще лежу без сознания, и попытался ее разглядеть. Женщине было далеко за пятьдесят, она была невысокого роста, чуть полновата и казалась какой-то заторможенной. Все ее движения казались замедленными. На ней была длинная черная юбка и какая-то невзрачная темная кофта. А голова обмотана черной лентой – признак траура (к которому я понемногу стал привыкать). Я смотрел на нее и не узнавал, неужели это была Татьяна Александровна, мать Обухова? Боже, она не могла так измениться! Я помнил ее энергичной, полноватой женщиной, которая всегда на мои ябеды на Димку отвечала дежурной фразой: «Мальчишки должны сами разбираться». Да уж, разобрались…

– Витя, ты уже очнулся? – Голос у нее был сухой и сдавленный, совсем не похожий на тот, что я помнил в детстве.

– Да, добрый вечер, Татьяна Александровна, – я попытался сесть на диване, но у меня это не получилось, резко заныла шея, видимо, эта сучка Соня отдавила мне там все мышцы.

– Лежи, не двигайся. Тебе надо набраться сил, еще рано. Да и ночь уже, а не вечер, – мать Обухова даже, кажется, улыбнулась.

А чего, еще рано? И – стоп! Как «уже ночь»?! Меня же ждет Алиса!

Я в очередной раз потянулся и, превозмогая боль, сел на диван.

– Татьяна Александровна, никто не звонил в дверь, пока я был без сознания?

– Нет, Витя. Никто. Ты ложись, набирайся сил. Будешь до восхода солнца здесь, куда тебе идти. Ночь на улице.

– Меня девушка ждет там, я договорился, что вас наведаю и поеду с ней. Она, наверное, уже вся извелась в ожидании меня.

Я сделал попытку встать, но Татьяна Александровна остановила меня жестом:

– Витя, нет там уже никого. (Что значит – «уже»?) Но если ты так волнуешься, я пойду и посмотрю, если там стоит какая-то девушка, я приглашу ее в дом, хорошо?

– Давайте я сам.

– Да куда ты в таком состоянии пойдешь, ты без сил совсем. Я сейчас вернусь, – и Обухова направилась к выходу.

Я услышал, как на веранде открылась дверь, а затем щелкнул дверной замок. Странно, зачем, выходя на минуту из дому, запирать меня в доме? На столе лежал мой мобильный, я дотянулся до него рукой и посмотрел на часы, было десять минут второго ночи. Получается, я без сознания был больше двух часов. Хорошо же меня приложила Сонечка.

Дверной замок щелкнул опять, кто-то открыл ключом дверь. Я весь напрягся в ожидании. На веранде, а затем и на кухне послышались шаги. На пороге появилась Татьяна Александровна. Она была одна.