13 апреля. Четверг. Вечер
Было начало восьмого. Дождь на время прекратился, но я по-прежнему ощущал себя насквозь мокрым. Девушке, шедшей рядом со мной, было, похоже, все равно, она ушла в себя и переживала случившееся в ее семье год назад горе. Прошел уже целый день, как я приехал в Васильков, но вместо того чтобы найти мать Обухова, я встретил странную Анилегну и не менее странную Алису. В поиске же улицы Гагарина я не продвинулся вперед ни на шаг.
– Алиса, давай ты мне покажешь улицу Гагарина. Девушка остановилась.
– Гагарина? Я слышала это название, но точно не знаю, где она. Кажется, в Старом городе.
– В Василькове еще и Старый город есть?
– Конечно, наш городок не многим моложе Столицы, у нас все тут есть, – Алиса вымученно улыбнулась.
– Старый город – это возле кладбища?
– Нет, это противоположная сторона города.
– Странно, а мне Анилегна сказала, что Гагарина недалеко от кладбища.
– Видимо, она очень хотела затащить сегодня тебя на кладбище.
– Зачем ей это?
– Я не знаю.
– Слушай, а почему тебя волнует то, что я Анилегне сказал свое имя, ведь, судя по всему, это мои, а не твои проблемы?
На это Алиса протянула мне еще одну открытку. На ней тоже был изображен букет цветов, но уже желтого цвета. Какие именно это были цветы, я не знал, так как, кроме роз, кактусов и ромашек, никаких других толком не различаю. Количество цветов я считать не стал, так как их было слишком много, да к тому же они были маленькие, какие-то даже неказистые. Я перевернул открытку и увидел то, что и ожидал увидеть, – очередное стихотворение. Я прочел его.
У красоты смертельный лик,
И слезы неба будут долго.
Когда прощаться будешь с ним,
Вернешься к той, по ком скорбишь.
Очередной слабо рифмованный бред. Неужели все это следует воспринимать серьезно? Хотя, если вспомнить, почему я вообще здесь, то не так уж и мало психов на этой земле. По крайней мере, Алиса – это тот человек, который не станет смотреть на меня очумелыми глазами, если я ей буду рассказывать о своем сне и Димке Обухове, о женщине с порносайта в красном платье и без глаз, о своем лучшем друге, которого я встретил на несуществующей улице. В общем, похоже, я нашел ненормальную по интересам. В конце концов, у девушки горе, и даже если Анилегна права и Алиса действительно не в ладах с рассудком, по крайней мере, она не ходит под вечер на кладбище в дождь. В любом случае странно из двух ненормальных выбирать более ненормальную. Но Алиса хотя бы красивая.
– Почему ты молчишь? – Алиса отвлекла меня от моих размышлений.
Черт, я совсем забыл о стишке!
– Обычный ненормальный стишок, ничего более. Не знаю, что тебя в нем так испугало.
– Ты разве не понимаешь, о чем в нем говорится?
– А о чем в нем говорится? Какой-то бред о смертельном лике, о слезах неба (хотя и дураку понятно, что имеется в виду дождь, который льет уже без перерыва целый день), о какой-то скорби. Что ты хочешь от меня услышать?
– Сегодня утром Анилегна позвонила мне в дверь и сказала, чтобы я не забыла взять с собою эти две открытки. У меня началась истерика, я эти открытки выкинула еще прошлым летом, сразу после похорон мамы. Мне кажется, если бы я тогда их не взяла у Анилегны, с мамой бы ничего и не случилось. А когда я сегодня выбежала на улицу, то обнаружила эти открытки у себя в куртке. Как они могли там оказаться?
– Подожди, но ты мне только об одной открытке рассказывала. Откуда вторая взялась?
– Мне Анилегна прислала вторую письмом сразу после похорон мамы.
– А с чего ты взяла, что вторую открытку тебе прислала именно Анилегна?
– А кто еще это мог сделать?! – почти выкрикнула Алиса.
Действительно. Ерунду спросил.
– Ну а что тебя в стихе пугает?
– В нем говорится, что я скоро умру. Я прочитал стих еще раз.
– Слушай, Алиса. Кроме весьма пространного намека на дождь во второй строке, который, к слову, весной идет очень часто, ничего общего с тем, что происходит сейчас, и твоей будущей смертью я не вижу. – Хотя, по правде говоря, я и сам стал понимать содержание стихотворения. Намек на смерь Алисы, притом весьма скорую, присутствует.
– Виктор, строчка «У красоты смертельный лик» – это о тебе, ты ведь красивый парень, – Алиса говорила скороговоркой, но начало мне чертовски понравилось, хотя сейчас явно не время было заниматься самолюбованием. – Вторую строчку ты уже сам расшифровал, в ней говорится о непрекращающемся дожде, который сейчас идет. Третья и четвертая строчки прямо указывают на то, что после прощания с тобой я встречусь с той, по ком скорблю, то есть со своей матерью. Все ведь очевидно, разве ты этого не видишь?
Логика присутствовала, но я еще раз попытался разуверить Алису в том, во что поверил уже сам:
– Алиса, это всего лишь графомания, к тому же не очень удачная. Тебе не кажется, что Анилегна просто пытается свести тебя с ума, а ты только слепо веришь во все эти бредни?
– Ты сам не веришь в свои доводы, – я почувствовал, как Алиса взяла меня за руку. – Давай не будем прощаться, хотя бы сегодня, хорошо? – Она посмотрела на меня с такой мольбой, что у меня самого чуть не выступили слезы.
– Ну, хорошо. – я замялся, – но, Алиса, мне надо сегодня увидеть одну женщину, я, собственно, из-за нее и приехал в Васильков.
– Давай ты это сделаешь завтра, пожалуйста. Странно, как быстро такая хрупкая девушка смогла довериться фактически не знакомому ей человеку. Но я не мог позволить поддаться на ее уговоры, по большому счету, я и сам подозревал, что жить мне если и чуть дольше, чем Алисе, то ненамного. По крайней мере, до Пасхи.
– Алиса, мы сейчас найдем эту чертову улицу Гагарина, я задам вопросы матери своего. своего одноклассника, и все остальное время мы будем вместе. – Я сжал крепко ее руку.
– Хорошо, только пообещай, что ты не оставишь меня одну сегодня.
– Обещаю.
– Нам лучше доехать на такси, будет намного быстрее. Мы вышли на дорогу ловить машину. Движение на дороге было небольшим, по-видимому, мы забрели в какую-то отдаленную часть города, так как ранее встречавшиеся нам в основном старые четырехэтажные хрущевки сменились на одноэтажные частные дома сельского типа. Алиса замахала рукой, и я увидел, как возле нас остановился зеленый «москвич».
– Довезите нас, пожалуйста, до улицы Гагарина.
– Так это в другую сторону, мне не по дороге – водитель явно не был настроен «грачевать».
Тут вмешался я:
– Десять гривен.
– За двадцать довезу.
Вот сука! В моем Г. в любую точку такси за пять возят, а частник и за трешку довезет. Здесь же расценки должны быть схожими, видимо, просек гаденыш, что я не местный.
– Договорились.
Я попытался сделать отрешенное лицо, но получилось плохо. Двадцатку было жалко. Мы уселись на заднее сиденье, и Алиса по-прежнему не отпускала моей руки. Водитель развернул свой «москвич», и мы поехали вновь к центру Василькова. Уже стемнело, но по силуэту я узнал здание автовокзала, а чуть погодя мы проехали и дом, где живет Алиса.
Постепенно меня стал волновать один вопрос, который я таки задал:
– Слушай, а где я буду сегодня ночевать?
– У меня, – девушка посмотрела на меня такими широко открытыми глазами, что я понял, что под «ночевать» подразумевается исключительно сон в ее квартире, и не более.
– Нам еще далеко ехать? – я обратился к водителю.
– Уже почти приехали, следующая улица. Следующая улица оказалась без асфальта, мы ехали по каким-то кочкам и камням. Машину изрядно трясло. Кругом была сплошная темень, силуэты маленьких одноэтажных домов угадывались лишь из-за света горевших внутри них ламп.
– Все, Гагарина.
– А дом двадцать три – это где?
– Это в конец улицы, сейчас подъедем.
Я с сожалением отдал двадцатку, и мы выбрались из машины. Дождь по-прежнему моросил, хотя был уже не таким сильным, просто монотонным. Меня начали изрядно волновать два вопроса. А вдруг сейчас мамы Димки или Сони нет дома, как тогда мы с Алисой будем отсюда выбираться? И второй: если там сейчас все дома, как меня там встретят, да еще и с незнакомой девушкой?
«Москвич» уже успел развернуться, но я ему замахал рукой и подбежал к водительскому окошку:
– Извините, а вы не подождете нас пять минут? Если там никого нет дома, мы с вами до центра уедем.
– Нет, я тороплюсь. – И тут же, сволочь, добавил: – Ну, если за отдельную плату.
Еще давать этой твари деньги я настроен не был, но и возвращаться отсюда пешком, пусть и вместе с Алисой, особого желания не было.
– А вы не подскажете номер вызова такси?
– Не подскажу. – Сразу было видно, если он и знает номер, то не скажет. По-видимому, жители Василькова сплошь если не психи, то жлобы.
Я обратился к своей спутнице:
– Алиса, а ты не знаешь?
– Нет.
Водитель вновь завел мотор, и я тут же хлопнул ладонью по машине:
– Да подожди ты! – На «вы» к этому козлу желания обращаться уже не было.
Я повернулся к Алисе:
– У тебя дома городской телефон есть? Алиса утвердительно кивнула.
– Давай ты сейчас с ним поедешь к себе, вызовешь такси и на нем приедешь сюда. Я буду тебя ждать здесь или в двадцать третьем доме. Так мы намного быстрее сможем решить все наши вопросы на сегодняшний день.
– Но ты ведь обещал не оставлять меня одну сегодня.
– Обещал. Но ведь дождь еще не кончился, – я улыбнулся и взял Алису за плечи. – Ну, лапка, верь мне. Нам намного опаснее будет возвращаться с этой улицы пешком. Через каких-то двадцать-тридцать минут мы будем вновь вместе.
На глазах у Алисы вновь выступили слезы:
– Честно?
На меня обрушился порыв нежности. Я прижал Алису к себе, а затем поцеловал ее в губы:
– Да.
Девушка обняла меня своими тонкими ручками за шею и вся прильнула ко мне. Через свой мокрый пуловер я ощущал, как быстро бьется ее сердце. За такой короткий период я стал самым близким для этого милого человечка. Мне вдруг не захотелось никуда ее отпускать, а так стоять с ней под дождем, обнимать и любить ее, забыть про все свои проблемы, про Обухова, про работу, про все на свете, а просто быть всегда с Алисой.
– Ну что вы там решили? – голос водителя в эту минуту мне показался особенно мерзким.
Я отстранил Алису от себя, а она, в свою очередь, с явным усилием убрала руки с моей шеи, но ее тело до последнего прижималось ко мне. Усадив Алису на заднее сиденье, я закрыл за ней дверь. Водитель завел машину, а Алиса высунула голову из окна и спросила:
– Витя, ты веришь в счастье?
– Нет никакого счастья. Есть только привычка. – «Москвич» рванул с места, а я махнул Алисе рукой. Я продолжал смотреть машине вслед, пока два маленьких красных огонька не скрылись за поворотом. Мне стало безумно одиноко.