13 кофейных историй

История восьмая Кофе и Карнавал

Соблюдая договор с маркизом, леди Виржиния уезжает на два месяца из душного Бромли. Её ждёт морское путешествие в Серениссиму. Однако ни Виржиния, ни другие пассажиры «Мартиники» пока еще не догадываются, что не все из них доберутся живыми до города на воде…

Для приготовления полосатого «карнавального» кофе нам понадобится крепкий эспрессо без сахара, охлажденное сгущенное молоко и взбитые сливки, также охлажденные до «кремового» состояния. Сливки рекомендуется заранее, при взбивании, разделить на две части; одну часть подкрасить любым красным сиропом — клюквенным, вишневым или клубничным, а другую — шоколадом, карамелью или кофе, по вкусу.

Только когда все ингредиенты будут под рукой, приступайте к приготовлению кофейного коктейля — части должны не успеть смешаться, а значит, действовать нужно быстро.

Возьмите охлажденное сгущенное молоко и переложите на дно высокого стеклянного бокала — примерно на палец в высоту. Затем перелейте эспрессо в тот же бокал — слой должен получиться в четыре раза больше молочного. Примечание — чем горячее кофе, больше вероятность, что он перемешается с молоком, и структура коктейля нарушится. После этого выложите подготовленные сливки слоями поверх кофе — сперва подкрашенные розовым, затем — коричневым. Если сливки получились достаточно густыми и плотными, попробуйте сделать еще один кофейный слой между ними.

Сладкоежки могут украсить готовый кофейный коктейль «Карнавальная маска» тертым шоколадом.

Хотя «Карнавальная маска» и считается напитком, фактически это десерт; утолить жажду им нельзя.

Всем гурманам следует иметь сей факт в виду…

Уже три дня я предавалась блаженному безделью, и это постепенно взращивало в груди моей ростки болезненной скуки.

С точки зрения маркиза Рокпорта, к слову, на борту «Мартиники» было, чем заняться. Благородная публика, художественный салон, неплохая библиотека, а также две палубы для прогулок и любования морскими далями — все создавало идеальные условия для изысканного, подобающего графине отдыха…

…Но, святая Роберта, не на месяц же!

«Мартинику», насколько я знала, изначально не планировали делать круизным лайнером. Джордж Конкорд, немолодой уже колонец марсовийского происхождения, хотел построить судно для перевозки хлопка из Нового в Старый свет. Однако увидеть своё детище на плаву предприимчивый делец не успел. Он скончался от апоплексического удара, оставив завещание, в котором поделил между четырьмя сыновьями свою империю дальних перевозок — и множество долгов. Неудивительно, что наследники вскоре за небольшое вознаграждение уступили непростой, требующий солидных вложений проект молодому племяннику покойного, Рону Мерри, человеку авантюрного склада характера, но притом солидного достатка.

А Рон Мерри всегда мечтал стать капитаном собственного лайнера, который храбро бороздил бы морские просторы от Аксонии до Колони, от Альбы до Эльды, от Бхарата и до Никкона.

Так, спустя два года после смерти мистера Конкорда, на воду была спущена «Мартиника» — роскошный лайнер длиною чуть больше ста тридцати метров, с пятьюдесятью пятью членами экипажа на борту… и всего шестью десятками пассажиров. Конечно, не сравнить с блистательной «Великой Аксонией», вмещавшей две тысячи человек, или с готовящимся к спуску на воду «Атлантиком», даже превосходящим «Аксонию» размерами и роскошеством убранства; однако в камерности «Мартиники» было нечто изысканное, чего не хватало лайнерам-гигантам.

Все это поведал мне сам капитан Мерри, оказавшийся на удивление словоохотливым и приятным собеседником; а познакомил нас не кто иной, как дядя Рэйвен. Маркиз, несмотря на очевидную неприязнь ко всем особам мужского пола на борту, стремящимся так или иначе развеять мою скуку, сам предложил нам побеседовать как-нибудь, туманно намекнув, что капитану есть что рассказать о дальних землях.

«Дальние земли» мгновенно заинтересовали и Мэдди, сопровождавшую меня повсюду — естественно, ведь повесть о странствиях к чужим берегам всегда интереснее светских расшаркиваний с титулованными, родовитыми и просто богатыми бездельниками. А вот Лиам отчего-то отнесся к капитану настороженно.

И я догадывалась о причине.

— Это ведь из-за маркиза, верно?

Капитан Мерри был представлен мне ещё утром, но вот поговорить с Лиамом с глазу на глаз — ну, если не считать Мэдди — удалось только ближе к закату.

— Угу, — не стал отпираться мальчишка. — Вот ей-ей, леди Гинни, этот самый капитан за вами шпионствует….

— Шпионит?

— Ну, шпионит, ага, — легко согласился Лиам. Речь его пока оставляла желать лучшего; впрочем, я и не надеялась воспитать маленького джентльмена всего за две недели. — Вы на его гляделки посмотрите — у-у-у, как у собаки! Желтющие.

Я только вздохнула и переглянулась с Мэдди. Она беззвучно хихикнула в кулачок, но вмешиваться пока не стала.

— Среди воспитанных людей принято говорить не «желтющие», а, к примеру, «цвета мёда» или «цвета расплавленного золота». Хотя в случае с капитаном Мерри я бы сказала — светло-карие. Он вполне обычный человек, и не стоит его демонизировать, Лиам, — мягко улыбнулась я.

Лиам нахмурился.

— Демони… что?

— Придавать ему черты пугающие и потусторонние, потакая своему воображению и беспочвенной неприязни, — спокойно пояснила я. Дядя Рэйвен, помогая мне оформить документы для Лиама, не читал нотаций, вопреки обыкновению, но, помнится, оборонил одну фразу — «Вам понадобится бездна терпения, дорогая невеста». И, кажется, я начинала понимать, что это значило. — И маркиза Рокпорта демонизировать также не стоит. Он, конечно, человек не самого лёгкого характера, но действует исключительно во благо мне и моим близким. А к недостаткам следует относиться с пониманием.

— Как скажете, леди Гинни, — уныло согласился Лиам, тяжело облокотился на перила и уставился в пламенеющую закатную даль. — Но, ей-ей, не нравится мне он.

Похоже, маркиз немного пугал Лиама; а кроме того, мальчишка явно не мог ему простить, что из-за поспешного отъезда вечер по сбору средств для приюта откладывался по меньшей мере на два месяца. Отчасти я разделяла чувства Лиама. Дядя Рэйвен фактически вырвал меня из круга привычной жизни. Я не успела завершить дела с новой фабрикой, добиться отсрочки по судебным слушаньям касательно участка земли на границе графства Эверсан, назначенным на февраль, уведомить о долговременном отсутствии постоянных деловых партнеров, толком распланировать ремонт в «Старом гнезде»… да что уж там говорить, даже ходила я всё ещё с большим трудом, а по палубе и вовсе передвигалась исключительно с помощью Мэдди! Однако ход событий следовало принимать со смирением; в конце концов, именно моё необдуманное поведение — легкомысленное согласие встретиться с Крысоловом, и привело к столь поспешному отъезду.

Искоса бросив взгляд на золотистую макушку Лиама, я украдкой вздохнула.

Нет, не стоило жалеть о содеянном.

И, в конце-то концов, когда бы ещё я выбралась из Аксонии — через пять лет, через десять? Вообще никогда? А дела… дела могли и подождать.

Впрочем, задуматься на философские темы мне не позволили — на борт полюбоваться закатом поднялась виконтесса Анна Хаббард. Мы давно приятельствовали; кофейню она посещала нечасто, но достаточно регулярно, чтобы считаться постоянной посетительницей. Порою леди Хаббард приходила с мужем, но чаще с подругами. А здесь, на борту «Мартиники», она оказалась лишена привычного общества приятельниц, и я была единственной знакомой леди её круга.

— Добрый вечер! Не правда ли, чудесный закат? — издалека громогласно поздоровалась леди Хаббард. На расстоянии в десять шагов за нею следовала служанка с небольшим саквояжем; в нём находились «совершенно необходимые лекарства», несколько десятков платков «на всякий случай», непременная бутылочка с водой и мешочек с изюмом в шоколаде — набор вещей, без которых леди Хаббард не покидала дома.

Привычки её выглядела забавными… Впрочем, я никогда не шутила над нею, ни тайно, ни открыто — кто знает, какими причудами я сама обзаведусь к возрасту леди Хаббард, к сорока годам?

А вот Мэдди всегда приходилось прятать улыбку в присутствии этой леди.

— О, добрый вечер, — откликнулась я на приветствие. — Закат действительно великолепный, в городе такой не увидишь… А разве вы не собирались спуститься к ужину, леди Хаббард?

— Боюсь, моему супругу придется нынче ужинать в одиночестве, — капризным тоном ответила она. — Днём море так разволновалось, что, право слово, кусок в горло не лезет. Вы, я вижу, переносите путешествие лучше? Ах, молодость!

— Да, волнение на море неудобств мне не доставляет, хотя, признаться, я боялась, что буду скверно себя чувствовать. Мне ведь до сих пор не приходилось путешествовать на корабле, как вы знаете…

— Ах, в вашем возрасте я тоже носу из дома не казала, ужасно боялась всего, решительно всего! — взволнованно перебила меня леди Хаббард. — Да и моему Сайрусу тогда было всего полтора года, какие уж путешествия! А корабли? Вы знаете, какие корабли были двадцать пять лет назад? О, даже лучшие из них не имели и десятой части нынешнего комфорта!

— Действительно? — поощрительно подняла я бровь, не забывая держать в поле зрения Лиама. Не заскучает ли мальчишка? Но пока он держался как подобает юному джентльмену — вежливо слушал, не встречаясь, впрочем, с леди Хаббард взглядом, не выказывал признаков нетерпения или недовольства.

— Да-да, — с энтузиазмом, достойным леди Вайтберри, подтвердила Анна Хаббард. — К слову, моё первое путешествие тоже было в Романию. Не в Серениссиму, увы, этот волшебный город я увидела только через несколько лет… Ах, сколько воспоминаний! — всплеснула она руками и быстро глянула на служанку. Та мгновенно достала из саквояжа голубой платок с серебряной монограммой и протянула хозяйке. Леди Хаббард прочувствованно вздохнула, промокнула глаза от несуществующих слез умиления, и только затем продолжила: — Надеюсь, первое путешествие запомнится вам, леди Виржиния. Просто должно запомниться! Мы должны прибыть в Серениссиму прямо накануне маскарада, а город в это время преображается… он становится похожим на сказку! А таких красивых платьев я не видела больше нигде — ни на показах в Лютье, ни на балах в королевском дворце в Бромли, ни…

Лиам отвернулся и деликатно зевнул в ладошку.

Я сжалилась и, ответив должным образом леди Хаббард, обратилась к нему:

— Лиам, будьте так любезны, составьте мисс Мадлен компанию в прогулке по палубе. Только возвращайтесь не позже, чем через полчаса! — предупредила я и, когда разом взбодрившийся мальчишка упрямо, как паровоз, потянул Мэдди в сторону, обратилась к леди Хаббард: — Знаете, детям всё время нужно двигаться, вот я постоянно и занимаю его разными делами…

— О, он прямо как мой Сайрус в этом возрасте! — умилилась леди Хаббард и напоказ вздохнула: — Признаться, я только краем уха слышала что-то о вашем юном родственнике, леди Виржиния. Вчера он был представлен как баронет Сайер, кажется?

— Да, Лиам Сайер О'Тул, баронет Сайер, — с улыбкой подтвердила я. Официальная версия происхождения Лиама была уже опробована в высшем свете и прекрасно там прижилась. Более того, она срослась с правдивыми слухами о том, что Лиам долгое время жил в приюте. И теперь многие считали, что я спасла мальчика от бесчувственных охотников за наследством, планировавших прибрать к рукам имущество и титул рано осиротевшего «баронета Сайера», а его самого упрятать в приют до совершеннолетия. — Знаете, это такая трагическая история. Лиам — мой дальний родственник, ближе всего к правде будет сказать — кузен по линии Валтеров. Однако ветвь Сайеров отделилась от семейного древа ещё во времена леди Сибилл, и след потомков на некоторое время был утерян, до тех пор, пока я, просматривая документы к судебному процессу, не наткнулась на упоминание о…

Леди Хаббард послушно внимала истории о злых родственниках, о Горелом Заговоре, изрядно проредившем ветви фамильного древа, о важности семейных уз и родственных связей, о невероятно талантливом мальчике, сумевшем даже в приюте остаться достойным потомком рода Валтер… В нужных местах она умело изображала умиление, промокая уголки глаз платком с монограммой — и пару раз, кажется, прослезилась по-настоящему.

— Как я вас понимаю, леди Виржиния! Заботиться о тех, кто одной крови с вами — это так правильно! — всхлипнула она, когда я закончила рассказ. — Вот, например, когда моему Сайрусу и его сестричкам понадобилась гувернантка, я стала искать ее не по рекомендациям, как можно было бы подумать, нет! Я наняла свою троюродную племянницу мисс Чиртон и не прогадала. Во-первых, она была все же древнего, благородного рода, хотя титул ветвь Чиртонов не унаследовала. Во-вторых, как ни крути, деньги оставались в семье. В-третьих, родственникам и доверия больше… К слову, мой Сайрус впервые побывал на материке в том же возрасте, что и ваш Лиам, правда, чудесное совпадение? — с воодушевлением закончила она, позабыв, что в начале своей речи вроде бы была ужасно растрогана.

— Мне кажется, что увидеть Серениссиму в любом возрасте — чудесно, — дипломатично заметила я.

Леди Хаббард же не намекала только что на то, что я засиделась в Аксонии? Нет, не должна…

— Ах, и ведь не поспоришь, — театрально вздохнула она. — Но мне вот что интересно. Увидим ли мы на маскараде Дух Серениссимы?

Я сбилась с мысли, озадаченная резкой переменой темы.

— Увидим… кого?

— Дух Серениссимы, — с охотой пояснила леди Хаббард и сделала знак служанке; та быстро достала из саквояжа веер и передала виконтессе. — Ох, ну и духота здесь, а ещё говорят — море освежает… Так вот, о Духе Серениссимы. Её также называют Прекраснейшей. Говорят, это душа города, которая встречает все прибывающие корабли, дабы не допустить врагов в порт. Вроде бы она предстает в обличии прекрасной леди с волосами цвета лунных лучей, в расшитом узорами платье пятнадцатого века и в фарфоровой маске, закрывающей лицо. Кто-то говорит, что на голове у Прекраснейшей корона, кто-то утверждает, что венок из алых роз… Но встреча с ней незабываема! В прошлый раз, когда мы прибывали в Серениссиму, мы с моим супругом все утро, с самого рассвета, провели на палубе, но Прекраснейшую так и не увидели, — трагически воздела она руки. Веер указывал в небо, как на известной картине Арласкеса «В театре». Да и сама леди Хаббард изрядно напоминала актрису с того полотна, хотя, в отличие от неё, была полноватой, маленькой и носила слишком большие для своего роста шляпки. — Впрочем, думаю, виноваты размеры корабля. Тогда с нами на борту была почти тысяча пассажиров, представляете? А палуба была в полтора раза длиннее! И вот затем, чтобы наверняка увидеть Прекраснейшую на этот раз, мы и решили путешествовать на «Мартинике». Сколько нас здесь? Два десятка, три? Я сейчас не говорю о команде…

— Около шести, — вспомнила я рассказы капитана Мерри, но леди Хаббард только отмахнулась:

— Быть того не может… Впрочем, наверняка все сидят по каютам, привыкают к путешествию. А сколько на этом корабле иностранцев? Такое чувство, что половина!

— Вот тут я с вами полностью согласна… — начала было я, но тут заметила странное.

Лиам бежал вдоль борта — именно бежал, хотя и знал, что маркиз не одобрит такое неподобающее юному джентльмену поведение. И Мэдди рядом не было.

На мгновение у меня мелькнула кошмарная мысль: «А вдруг она упала в воду?» Но тут Лиам перешел на шаг, одернул сюртук и к нам с леди Хаббард подошел уже степенно.

Лицо его выражало крайнюю растерянность и беспокойство.

Подойдя ближе, он попросил меня наклониться и прошептал на ухо:

— Леди Гинни, там у другого борта леди плачет. Очень красивая, и другая леди её успокаивает, а она аж икает уже и всё не может перестать. И рука у неё вся синяя, аж под перчаткой видно… Мэдди там осталась, но она ж немая, не расспросит ничего. А леди плачет — аж жуть… Страшновато как-то.

Я не была любительницей вмешиваться в чужую жизнь, но рассказ Лиама меня отчего-то встревожил. К тому же у мальчика были особые отношения с «плачущими» женщинами после случая с Корнелией Хортон. Поэтому я с извинениями и взаимными реверансами распрощалась с леди Хаббард и, тяжело опираясь на поручень и на новую трость, подаренную маркизом, поковыляла к противоположному борту. Для того, чтобы попасть к плачущей леди, нужно было обогнуть почти весь корабль. К счастью, навстречу нам никто не попался — почти все были на ужине, за исключением нескольких иностранцев, путешествующих в одиночку.

Плачущую леди я заметила ещё издали.

Лиам был прав — даже на расстоянии от нее исходило ощущение смутной тревоги, опасности… и тайны.

Леди была очень стройна и высока, но при этом казалась хрупкой, словно молодое буковое деревце. Длинное, до самого пола, зауженное к низу платье в бежево-зеленых тонах лишь подчеркивало первое впечатление. Пышные светлые кудри леди были забраны наверх, но кончики их доставали до талии — верно, если бы леди распустила волосы, то они оказались бы длинней, чем даже у Глэдис. Довершали костюм леди молочного цвета кружевные перчатки и шляпка с пышной вуалью, сейчас откинутой назад. Нечто в осанке, в нервных движениях рук, в скромности наряда говорило о весьма юном возрасте… но украшения были, скорее, как у замужней особы.

Тихонько всхлипывая, леди рыдала на плече у своей то ли компаньонки, то ли служанки — темноволосой женщины, удивительно похожей на неё фигурою и осанкой. Эта служанка что-то вполголоса объясняла Мадлен, взволнованно теребящей платок, и поглаживала хозяйку по плечам. Завидев меня, она умолкла и опустила глаза.

— Добрый вечер, — улыбнулась я, слегка отстраняясь от Лиама и делая вид, будто всего лишь придерживаю мальчика за плечо, а вовсе не опираюсь на него. — Мы, кажется, не имели честь быть представленными друг другу, — невозмутимо, словно не замечая неловкости ситуации, продолжила я. Правила этикета требовали пройти мимо, не замечая чужих слез, но что-то подсказывало, что сейчас мне следовало ненадолго позабыть о воспитанности. — Впрочем, мы ведь уже встречались где-то? Графиня Эверсан-Валтер, Виржиния, — склонила я голову. Повисла неловкая пауза. — А это мой воспитанник — Лиам, баронет Сайер… — тут я запнулась, на мгновение растерявшись — как представить Мадлен? Аристократии она обычно сторонилась, а всем прочим представлялась просто по имени, питая странную неприязнь к своей фамилии. Но что хорошо для людей вроде Эллиса, то не подходит для высшего света. — … с Мадлен, я вижу, вы уже познакомились; она моя… моя компаньонка.

Леди замерла, как настороженная птица, и ответила мне служанка:

— Бесконечно польщена знакомством с вами, леди Виржиния. Думаю, во всей Аксонии не найдется человека, который не слышал бы о вас или о мисс Мадлен Рич, как и о «Старом гнезде», — грудным голосом произнесла она и склонила голову, насколько позволяло неудобное положение. Формулировки речи её были безупречны, но звучали как-то… заученно, что ли? Точно их приготовили и зазубрили заранее, специально для подобных случаев. — Прошу прощения, но моя госпожа, леди Кэмпбелл-Чендлер, сейчас не вполне здорова, и не может представиться, как подобает. Меня зовут Мэй, леди, — и она снова опустила голову. — Ещё раз приношу нижайшие извинения.

— Леди Кэмпбелл… Чендлер? — удивленно переспросила я. — Прошу прощения за любопытство, но мне однажды довелось разговаривать с леди Агнесс Кэмпбелл, баронессой Кэмпбелл. Вы с нею случайно не родственники?

Реакция на простой вопрос оказалась совершенно неожиданной.

Леди вздрогнула всем телом… и разрыдалась в голос, по-детски и беспомощно.

И не знаю, как так вышло, но закончилось все тем, что мы вчетвером стояли у борта, Мэдди и Мэй прикрепляли шпильками отлетевшую от шляпки густую вуаль, леди вытирала глаза моим платком — и хриплым шепотом говорила. А я внимательно слушала, опираясь на плечо Лиама, старательного делающего вид, что он глухой, немой, беспамятный и глупый одновременно.

— Агнесс — моя мамочка, — придушенно объяснила леди Кэмпбэлл. — Меня зовут Арлин. Позапрошлой зимой папочка очень сильно заболел, все время кашлял, а врач отчего-то не смог ничего сделать, и… потом мамочка заболела. А когда и брату стало плохо, меня отослали в загородный дом. И… и… теперь я одна, — заключила она совсем тихо.

— О… — выдохнула я. Действительно, история показалась очень знакомой; о чем-то подобном писали в газетах, но тогда я была слишком удручена смертью леди Милдред, чтобы следить ещё и за другими новостями. — Примите мои глубочайшие соболезнования, леди Кэмпбелл, и простите за неуместный вопрос… Тяжело остаться одной в столь нежном возрасте.

— Это мне нужно извиняться. Я такая плакса, — Арлин прижала платок к губам и зажмурилась. — Мистер Чендлер говорит, что это нервические припадки из-за дурной наследственности.

— Мистер Чендлер?

— Мой супруг, — она уткнулась взглядом в палубу. — Я… простите, правда, не могу говорить.

Глаза у неё снова сделались мокрыми.

— Что ж, не буду настаивать, — кивнула я. — Позвольте один вопрос — почему вы плакали, леди Кэмпбелл?

В эту секунду Лиам незаметно дернул меня за платье сзади и указал подбородком на Арлин — она как раз подняла правую руку, чтобы воспользоваться платком. Я пригляделась — и ахнула: от локтя и до запястья кожа вся пестрела синяками, и видно это было даже сквозь кружевные перчатки. Продолговатые синяки, не слишком широкие, словно… словно…

Додумать эту мысль я не успела.

Мэй вдруг вытянула шею, точно силилась разглядеть что-то, и забеспокоилась.

— Леди Виржиния, нам нужно срочно идти! — Мэй нахлобучила шляпку на Арлин, расправила вуаль и взяла госпожу за руку. — Ещё раз прошу прощения, но нам необходимо вернуться в каюту! Прямо сейчас!

Служанка быстро наклонилась к уху Арлин и что-то прошептала. Я уловила только дважды повторенное «он», «не должен» и что-то про «сможет защитить». Арлин испуганно прижала руки к груди и обернулась ко мне:

— Встретимся за завтраком, леди Виржиния! Благодарю за всё! — пискнула она — и, увлекаемая служанкой, засеменила вдоль борта.

Такая резкая перемена встревожила меня. Я оглянулась по сторонам в поисках того, что могло напугать леди Кэмпбелл и её служанку. Кажется, ничего необыкновенного не произошло: так же прогуливались в отдалении пассажиры, большей частью иностранцы; два матроса спорили о чем-то на повышенных тонах, стоя у двери в служебные помещения; прятался за мольбертом художник — любитель морских закатных далей…

— Леди Гинни, туда гляньте, — дёрнул меня за рукав Лиам.

Около широкой лестницы, ведущей к каютам, беседовал с пожилой четой светловолосый мужчина в коричневом костюме. Я пригляделась.

Дама-собеседница рассмеялась и принялась обмахиваться веером. Её спутник начал что-то с жаром втолковывать блондину, размахивая руками… Ничего особенного, обычная салонная беседа.

— Лиам, что с ним не так? — сдалась я через некоторое время.

— Да смотрел он на нас, — нахмурился мальчик, смешно сдвинув белесые брови. — Всё время смотрел, хоть с теми и языком молол. А как Мэй этого белобрыску заметила — она аж побелела. Вот так.

— Интересно… — Мы с Мэдди переглянулись. — Готова спорить, что это и есть тот самый «мистер Чендлер». И, конечно, расстояние может исказить впечатление… но, похоже, он значительно старше бедняжки Арлин.

Мадлен энергично повела рукой, кивнула в сторону Чендлера и приняла задумчивый вид.

— Верно, стоит разузнать о нём побольше, — согласилась я. — Как и об Арлин. Интересная у неё служанка… Мэдди, Лиам, пройдем сейчас мимо этого якобы Чендлера, рассмотрим его поближе. Всё равно нам надо спускаться в каюту — я хочу сменить платье перед ужином с дядей Рэйвеном.

Изображая образцовое «семейство» — леди, её компаньонка и воспитанник — мы проследовали к лестнице. Ни мужчина, ни пожилая чета на нас не обратили ровным счетом никакого внимания, даже голоса не понизили. Беседа шла, кажется, об экспорте каких-то станков на материк; прозвучало слово «ссуда».

«Значит, не салонный разговор, — мысленно поправилась я. — Деловой».

А вслух спросила, когда мы оказались в коридоре:

— Как ваши впечатления, господа сыщики?

Мадлен пожала плечами и неопределенно повела рукой. Значит, ничего.

Лиам же насупился, как недавно на палубе и выдал, глядя в сторону:

— У него, это… морда медовая!

Я оторопела.

— Что, простите?

— Ну, медовая, — неохотно повторил он. — Как у дяденьки из цирка, который сначала обещает бесплатно на представление пустить, а заместо этого на мясо для всяких там жирафов пускает…

Я закашлялась, поперхнувшись смешком:

— Жирафы не хищники, Лиам. Впрочем, я поняла, что ты имел в виду… Скажи только, почему именно «медовая»?

— Как почему, леди Гинни? — искренне удивился он. — Вы же сами сказали — так и сяк, по-вашему говорить «индюк довольный» нельзя, надо что-то про мёд с янтарем… да?

У меня вырвался вздох.

В нелегком деле воспитания Лиама нам предстояло пройти ещё долгий, долгий путь.

Вечера на корабле были особенно тягуче-мучительны. Первые два дня я справлялась со скукой, проводя уроки для новоиспеченного баронета Сайера — по математике, географии и истории. Однако сегодня дядя Рэйвен, занятый наисрочнейшими делами с самого начала нашего пребывания на корабле, решил лично развеять мою скуку — и пригласил на ужин. Состояться это знаменательное событие должно было в наиболее камерном и уютном ресторане из трёх, имеющихся на «Мартинике». Он представлял собою зал, отделанный мореным орехом и темно-синим бархатом; у одной из стен был устроен цветочный каскад — там, на специальных полках, выставлены были горшки с геранями и вьюнковыми бегониями. Ненавязчивый музыкальный фон обеспечивала пианистка — кажется, марсовийка по происхождению.

Кофе из этого ресторана мне уже довелось оценить, но ужинала я здесь впервые, раньше предпочитая заказывать несколько знакомых блюд в каюту. Поэтому выбор меню на вечер был полностью в руках дяди Рэйвена.

…если б я знала заранее, что маркиз настолько истосковался по рыбным блюдам, то проявила бы куда больше настойчивости.

— Нравится ли вам первое путешествие, драгоценная невеста? — спросил дядя Рэйвен, когда наконец бесконечные вариации на тему морских даров унесли, и настало время для вина. Я, хотя и не была ценительницей виноградной лозы, на сей раз искренне обрадовалась заключительной перемене.

— Пока сложно сказать, — улыбнулась я и пригубила вино. Кисловатое… молодое. Такое, если мне не изменяет память, и любит больше всего дядя Рэйвен. — Я, наверное, еще не привыкла к мысли, что Аксония осталась где-то далеко позади. Вокруг звучит знакомая речь, Мадлен рядом… А вам нравится путешествие?

Маркиз едва заметно поморщился:

— Признаться, я не любитель морских странствий. Увы, доехать с нашего благословенного острова на материк поездом невозможно. — Он невесело рассмеялся. — Одного не отнять — общество на «Мартинике» собралось изысканное.

— Я встретила леди Хаббард, но никто другой из пассажиров мне не знаком, — созналась я. — Поэтому оценить изысканность общества трудно. Впрочем… дядя, вы знаете что-нибудь об Арлин Кэмпбелл?

— А, молодая баронесса Кэмпбелл? Наслышан, — произнес он со странной интонацией. — Очень неприятная история вышла с её семьей. Знакомо ли вам чувство омерзения и бессилия, когда наверняка знаешь негодяя, виновного в гибели хороших людей, но доказать что-то не имеешь возможности? Пожалуй, тут меня понял бы мистер Норманн, надо отдать ему должное, — добавил дядя Рэйвен неожиданно.

У меня появились нехорошие предчувствия. «Неприятная история»… Если уж о скандале с погибшим кузеном Рыжей Герцогини дядя Рэйвен отозвался — «скучать не пришлось», то что же такого случилось с Кэмпбеллами, если он теперь говорит об омерзении?

— Мне довелось обменяться с леди Кэмпбелл парой слов, — осторожно начала я. — И она упомянула о болезни, унесшей жизни родителей и брата… — я многозначительно умолкла.

— То была не болезнь, — покачал головой маркиз и снял очки. Тусклые желтые светильники отражались в его глазах, словно луны. — Кэмпбеллов отравили. Причем сделал это человек, которому они всецело доверяли — семейный врач. Девочку, к счастью, мать успела отослать вместе с верным человеком, заподозрив неладное. Но прежде, чем Особая служба вмешалась в дело и изобличила отравителя, барон Кэмпбелл, его жена и наследник получили смертельные дозы яда. Титул перешел к Арлин. Опекуном девочки до замужества либо до совершеннолетия стала миссис Истер, двоюродная сестра покойного барона. И она совершила чудовищную глупость, заставив Арлин принять предложение руки и сердца от Рольфа Чендлера. На мой взгляд, этот брак такой мезальянс, что перед ним меркнет даже выходка дочери виконта Китса, сбежавшей в Романию с оперным певцом.

Прозвучало это на редкость многозначительно.

— Дело лишь в происхождении мистера Чендлера или?.. — предположила я, и дядя Рэйвен холодно подтвердил:

— «Или». Чендлер достаточно состоятельный человек. И даже более чем. Его годовой доход — около тридцати тысяч хайрейнов.

— О… Не все аристократы обладают таким доходом.

— Поговаривают, что мистер Чендлер причастен к контрабанде. Правда это или нет — неизвестно, но неоспоримо, что он занимает, скажем так, осуждающую позицию по отношению к Его величеству, — сухо констатировал дядя Рэйвен. — Настолько осуждающую, что титула он не получит, даже если скупит все земли от Бромли до самого моря… Да ему никто и не позволит. За мистером Чендлером водятся грязные делишки — но, увы, доказать его причастность к ним практически невозможно. А жаль — если бы нашлась хотя бы пара свидетелей, подтверждающих, что Чендлер снабжал деньгами «Детей красной земли», то я с превеликим удовольствием препроводил бы его на виселицу, — произнес маркиз с такой интонацией, что мне сделалось не по себе, и даже померещилось, что тени вокруг него стали гуще. — Прошу прощения, я отвлекся от основной темы, моя драгоценная невеста, — повинился он. — Так вот, врач Кэмпбеллов действовал не сам по себе. Однако во время транспортировки этого мерзавца в столицу произошло нападение на экипаж. Убито было два человека из сопровождения… и сам врач. Ему дважды прострелили голову — видимо, очень не хотели, чтобы он заговорил. А мистер Чендлер был единственным человеком, которому горе в семье Кэмпбеллов принесло выгоду. Не считая миссис Истер, чей счет внезапно пополнился двумя тысячами хайрейнов.

Я застыла, как громом пораженная.

— Только не говорите мне, что…

— Я уверен, что леди Арлин Кэмпбелл, шестнадцати лет от роду, уже полгода является супругой истинного виновника гибели её семьи, — прервал меня дядя Рэйвен. — Увы, доказать это пока не представляется возможным, а устранить Чендлера, гм, иным путем мешает его возросшее влияние в стране. И не смотрите на меня так, Виржиния, — скривился он и пригубил вино. — Я не всесилен. Итак, леди Кэмпбелл замужем за убийцей. Хуже мезальянса не придумаешь… Я не говорю уже о разнице в возрасте.

— О… Чендлер намного старше жены? — осторожно поинтересовалась я.

Маркиз очень медленно надел очки и сцепил пальцы в замок, пристально глядя на меня.

— Виржиния, вам двадцать. Скажите откровенно, с вашей точки зрения я — завидный жених?

— Но… дядя Рэйвен!.. — ошеломленная, я осеклась, не зная, что ответить.

Маркиз криво улыбнулся.

— Вот и ответ, Виржиния. «Дядя». Напомню, мне тридцать шесть лет. Рольфу Чендлеру — сорок шесть.

— Получается, что он почти на тридцать лет старше Арлин, — выдохнула я. Голова у меня слегка кружилась. Чендлер — убийца… Интересно, знает ли Арлин? Её служанка определенно подозревает о чем-то. — Бедная девочка!

Дядя Рэйвен шевельнул пальцами и отвернулся.

— К слову, Виржиния. Я считаю, что вам было бы неплохо… подружиться с леди Кэмпбелл.

— Вы на что-то намекаете? — насторожилась я.

Маркиз вновь улыбнулся, и на сей раз в его улыбке не было ни затаенной злости, ни бессилия.

— О, нет, драгоценная моя невеста. Разумеется, нет.

Второй бокал вина отчего-то показался мне слаще. Некоторое время мы с дядей говорили о пустяках, а потом я обратила внимание на большие настенные часы — и удивилась: было уже около половины двенадцатого. Вот правда говорят, что в путешествии время тает, как иней на майском солнце… Проследив за моими взглядами, дядя Рэйвен все понял и предложил составить компанию в прогулке до каюты.

— К слову, — спохватилась я, уже поднимаясь. — Вы перед отъездом говорили, что поможете мне вспомнить алманский…

— Я помню, — кивнул маркиз, подавая мне руку. — С собою у меня есть несколько книг. Мы могли бы их почитать или же просто поговорить по-алмански — полагаю, для того, чтоб скорее вспомнить язык, нужно всего лишь попрактиковаться в нём. Но, к сожалению, завтра я не могу вам помочь в учении; у меня есть важное дело, которое, увы, невозможно отложить. Впрочем, я, кажется, знаю, чем вас занять — и это даже поспособствует изучению алманского, — улыбнулся он вдруг хитро. — Завтра капитан Мерри познакомит вас с семейством Шварц — Карлом Шварцем, его прелестной супругой Ренатой Шварц и их сыном Хенрихом. Это замечательная семья из Алмании, люди, достойные во всех отношениях. Карл Шварц — ученый, занимается химией, а супруга его происходит их рода с давней и благородной историей — вам будет о чём поговорить, я думаю. А Хенрих, если мне не изменяет память, на год старше новоиспеченного баронета Сайера.

Я посмотрела на дядю Рэйвена внимательно — на открытый взгляд поверх зеленоватых очков, на губы, изогнутые в полуулыбке… и вздохнула:

— Сдается мне, с этим знакомством не всё так просто.

— Что вы, драгоценная невеста, — смешно выгнул он брови. — Я забочусь исключительно о вашем досуге.

Перед тем, как вернуться в каюту, я еще немного прогулялась по палубе в сопровождении дяди Рэйвена. Несмотря на поздний час, желающих насладиться морскими пейзажами хватало. Повстречалось нам большое семейство с тремя очаровательными девочками в голубых платьях — судя по говору, это были романцы. Раскланялся с дядей Рэйвеном старичок в сто лет как вышедшем из моды фраке и напоследок что-то пожелал нам по-алмански, улыбаясь. Я не поняла ничего, кроме слов «счастье» и «дом» и в который раз посетовала на свое невежество в отношении иностранных языков. Маркиз, впрочем, пожеланием остался более чем доволен… А уже у лестницы мы заметили небольшую разношерстную компаню: матросы, официанты, женщины из прислуги… Одна высокая и худощавая девушка издали показалась мне знакомой, но хорошенько разглядеть её не удалось — единственную лампу кто-то погасил, стоило нам с маркизом приблизиться.

Но зато разговоры я расслышала прекрасно.

— …да-да, снова еда пропадает. Только я на блюдо выложила утиные грудки, отвернулась за зеленью, чтоб украсить — глядь, двух уже нет!

— …алманка из шестой капитану жаловалась, что, мол, дверь у неё открытой оказалась…

— …а ключи-то, а ключи…

— …а у меня — вы, бабы, цыц! — штаны пропали. Ну вот ей-ей, вывесил их, значит, сушиться…

— …и слезливая жаловалась, что видела в коридоре верзилу в плаще. Всего такого… загадочного!

Мимо компании мы проследовали молча, но после я решилась поинтересоваться у маркиза:

— О ком это они?

— На корабле завелся воришка, — пожал плечами дядя Рэйвен. — Пока ворует по мелочи. Где-то пропало одеяло, где-то — тарелка с пудингом… К слову, пустая тарелка потом нашлась у дверей кухни. Видимо, на «Мартинике» путешествует нелегальный пассажир. Учитывая размеры корабля, не стоит этому удивляться — здесь может тайком разместиться целый отряд. Особенно если есть сообщник среди команды. А люди, естественно, тут же заговорили о призраке… Что ж, моряки — народ суеверный.

Я вежливо посмеялась, но после этого разговора — глупо, конечно — стала с опаской поглядывать в темные коридоры. И, наверно, поэтому померещился мне перед сном неясный силуэт в изножье кровати…

…море похоже на жидкое серебро.

Остов древней каравеллы венчает риф — мертвая корона повелителя глубин. Призрачные огни — лайлак и шартрез, сангрия и янтарь — усыпают растресканные мачты. Человечьи кости белеют сквозь толщу воды; риф — одно большое кладбище.

Едва касаясь голыми ступнями сияющей воды, я сижу на старинной пушке — наполовину погруженной в воду, проросшей кораллом и морской травой. Небо беззвездно и бездонно, и лишь холодная луна зависла в пустоте, тщетно пытаясь разогнать синеватый мрак. Леди Милдред стоит рядом со мною, в тяжелом платье из красного бархата, и ноги ее по щиколотку погружены в волну, а юбки намокли до середины. Из трубки течет белесый дым и льнет к остову корабля.

— Как ты думаешь, милая Гинни, смерть — это благо?

Я наклоняюсь и погружаю руку в соленую воду. Исцарапанную кожу немного щиплет. Вскоре пальцы натыкаются на что-то гладкое на скале.

Человеческий череп.

В лунном свете кость становится ещё белее, чем она есть. Это неприятно видеть, и я подманиваю ближе красноватый огонек. Он не сделает кость живее, но подарит ей призрачное тепло.

— Думаю, что смерть — это неизбежность.

В пустых глазницах свернулась чернота.

— Не всегда… — Милдред покачивает трубкой, стряхивая густой дым в волну. — Люди на этом корабле были пиратами, Гинни. Тридцать человек — тридцать отчаянных убийц. Два дня они преследовали судно, на котором ехали в Колонь те, кому не нашлось места в Старом свете. Не одинокие путешественники, но семьи, ищущие землю, где можно пустить корни. Эти странники не были богаты; догони каравелла их лёгкое суденышко — и поживы пиратам бы не нашлось. И тогда в ярости они уничтожили бы всех — и женщин, и детей. Но море отчего-то решило иначе; начался шторм, а потом на пути пиратского корабля из глубин вдруг поднялся риф. Никто не выжил — ни один из тридцати убийц, чья кровь была черна, как сажа. Как ты думаешь, Гинни, благо ли это?

Череп в моей руке вдруг становится тяжелым, словно бронзовый шар, выворачивается — и падает в море, не порождая ни кругов на воде, ни брызг, ни пены.

— Это судьба. Наверно… Кто знает, какие люди плыли в Колонь на том корабле? Были ли среди них убийцы? Зачинатели новых войн? Или те, кто принес потом стране мир и процветание, и потому судьба хранила их?

Я наклоняюсь и вглядываюсь в темную глубину; череп медленно опускается в бездну, и красноватый огонек, пронзая толщу воды, летит за ним — по долгой, долгой спирали.

Бабушка улыбается беззвёздному небу.

— Кто знает… На том корабле мы с Фредериком совершали свое первое в жизни путешествие. На том корабле был тот, кто потом убил моего сына…

Я поворачиваюсь так резко, что теряю равновесие.

Море принимает меня ласково и жадно.

Последнее, что различают мои глаза, пока грудь наполняется горькой влагой — белое, словно кость, лицо Милдред.

На следующий день на море был небольшой шторм. К счастью, на комфорте это никак не сказалось, разве что ходить мне стало немного труднее, но благодаря Лиаму я справлялась. Капитан Мерри настоятельно не рекомендовал прогуливаться по палубе — из-за сильного северного ветра. Знакомство с семейством Шварц откладывалось на вечер, до ужина… Я попыталась было найти дядю Рэйвена, но его секретарь, молодой человек в идеально пошитом костюме цвета кофе, вежливо и непреклонно спровадил меня, сославшись на то, что «маркиз, увы, занят делами неотложными и почти что государственными».

Шутку я оценила, но скуку мою это развеяло ненадолго.

Мысли невольно возвращались к странному сну. Были ли бабушкины слова всего лишь порождением ночных страхов — или настоящим предупреждением? Убийца, следовавший на том же корабле, на котором плыли юные Милдред и Фредерик… А потом я вспомнила, что бабушка вела во время путешествия некие дневники. До того, как родители отправили меня в пансион, она часто зачитывала вслух отрывки, дополняя их воспоминаниями. И, возможно, там…

Меня охватило волнение.

Усилием воли успокоившись, я попросила Мадлен сказать горничной по ярусу, чтоб она принесла из ресторана горячего шоколада со свежей выпечкой и записала на наш счет.

— Леди Гинни, а что вы такое пишете?

Когда Лиам успел пройти в мою каюту и заглянуть через плечо, я не заметила — и потому отшутилась:

— О, научишься хорошо читать — узнаешь. Как поживает твое задание, к слову?

— Учу умножение, — скис Лиам. — Да без толку пока. И вот давеча исписал этой, как её, каллиграфией целую страницу, и буквы уже, как белки, не скачут, а Мадлен всё ругается.

— Мастерство приходит со временем, чего бы это не касалось, — улыбнулась я, закрывая тетрадь, где только что записала подробности своего сна — на всякий случай. — Так что не унывай. Сейчас служанка принесет горячего шоколаду, а после ланча мы втроем — ты, я и Мэдди — прогуляемся по палубе. Моя нога уже гораздо лучше — думаю, скоро смогу ходить с помощью одной только трости. Дядя Рэйвен, правда, посмеивается и говорит, что она предназначена не только и не столько для ходьбы… и правда, тяжеловатая вещь. Но зато красивая, да и ручка очень удобна, — продолжала я заговаривать Лиаму зубы, пряча тетрадь в стол и запирая на ключ. Делиться мыслями о странном сне отчего-то совсем не хотелось. — К тому же капитан Мерри должен вот-вот познакомить нас с одной замечательной алманской семьей, у которой есть сын — твой ровесник, Лиам. Думаю, вы подружитесь, а не подружитесь, так ты хотя бы привыкнешь держаться в высоком обществе. До сих пор мы с тобой бывали лишь у моих друзей, но вскоре после возвращения придется провести официальный прием, дабы показать тебя нужным людям. И к этому следует серьезно подготовиться.

Лиам заметно спал с лица.

— Я, это… пойду умноженье поучу! И ещё страницы две этой каллиграфии понакалякаю, чтоб Мадлен довольная была!

Я проглотила смешок.

Кажется, найден способ вдохновлять Лиама на учёбу.

После ланча небо и впрямь немного расчистилось, хотя море все еще штормило. Но можно уже было прогуляться по крытой палубе, любуясь бурными волнами цвета свинца и подышать славным морским воздухом. Дважды мы обошли корабль вдоль борта, а потом остановились, чтоб дать отдых моей ноге. Тут-то к нам и подошел капитан Мерри, сияющий, что твое весеннее солнышко.

— Хорошего дня, леди Виржиния, мисс Рич, баронет Сайер, — раскланялся он со всеми нами, даже с Лиамом, причем совершенно серьезно. Я ответила капитану в духе ни к чему не обязывающих светских любезностей, Мадлен также просияла улыбкой, и только Лиам остался хмур. — Счастлив видеть вас в добром здравии! Увы, не все мои гости могут гордиться такой похвальной стойкостью перед лицом стихии. Но есть ещё одно благородное семейство, снедаемое скорее скукой, нежели морской болезнью. Вы не возражали бы, если б я представил их вам, леди Виржиния?

— О, полагаю, речь идет о Шварцах, о которых мы все уже весьма наслышаны? — прощебетала я беспечно, мысленно благодаря дядю Рэйвена за заботу. Наверняка он захотел познакомить меня со Шварцами, одновременно преследуя и некие тайные цели, но пока наши стремления совпадали. — Буду искренне рада! Они также прогуливаются?

— Нет, все же на палубе слишком сыро, по мнению миссис Шварц, — с улыбкой сообщил капитан. — Да и в Восточном салоне сегодня и только сегодня подают сладости в никконском стиле — вы ведь не захотите упустить такое событие? Кстати, полотна, вывешенные там же, мне подарил один друг, также капитан, но из самого Никкона. Нарисовал их его брат, также мой знакомый и замечательный художник, вдохновляемый мифами и легендами своей утонченной родины…

Поддерживая светскую беседу, мы проследовали к Восточному салону.

Сознаюсь честно, я ожидала, что Шварцы будут выглядеть как типичные алманцы, рыжие, веснушчатые и полноватые, но они скорее походили на аксонцев. Карл Шварц неуловимо напоминал чем-то самого капитана Мерри — такой же не особенно высокий, но с осанкой потомственного военного, с умными светлыми глазами и внушительным носом. Существенное различие заключалось в том, что капитан постоянно улыбался, и потому казалось, что он словно бы источал ощущение радости и благожелательности. А Карл Шварц был ужасно хмур; кроме того, он щеголял роскошными усами, каких мне давно не приходилось видеть — в Аксонии царила мода на чисто выбритые лица.

Миссис Шварц оказалась маленькой коренастой женщиной в роговых очках наподобие тех, что носила миссис Скаровски. Лицо у неё было приятное, хотя черты его и не отличались изяществом — курносый нос, полноватые губы, массивные надбровные дуги… Однако в нем светился такой ум, что любые недостатки вскоре растворялись и становились неважны.

Мальчик, Хенрих, очевидно, пошел целиком в мать, но был в отличие от нее робок, держался все время в тени и норовил отступить за спины взрослых. Я посчитала это хорошим знаком — если Лиам увидит, что не он один боится незнакомцев, то, может, и приободрится.

— Значит, вы та самая графиня Эверсан? Дочка графини Эверсан, обогнувшей землю в кругосветном путешествии? — меланхолично поинтересовался Карл Шварц, когда все формальности были соблюдены. «Р» у него выходило твердое и будто бы отдельно стоящее, а гласные звучали излишне мягко. При этом выражение лица у Шварца было такое, что все особенности речи вызывали не улыбку, а острое желание проявить сочувствие.

— Внучка, — уточнила я привычно.

— Удивительно! — У Ренаты Шварц глаза загорелись любопытством, по-детски непосредственным и искренним. В отличие от мужа, она говорила по-аксонски очень чисто, практически без акцента. — Та самая графиня, что меньше месяца тому назад сама застрелила из револьвера Душителя с Лентой?

Вот это мне польстило гораздо больше.

— Подробности того дела были чрезмерно раздуты газетами, а на самом деле все вышло случайно, — ответила я, чувствуя одновременно и смущение, и гордость.

— Благородные поступки не перестают быть благородными оттого, что совершаются без намерения, — с живостью возразила миссис Шварц и, оглянувшись на мужа, отступила. — Словом, позвольте выразить свое восхищение.

— А мне — позвольте пригласить вас присоединиться к нашему ланчу, — подхватил Карл. — Как уверяет капитан Мерри, «сегодня и только сегодня» здесь подают традиционный никконский чай и десерты, да к тому же показывают, как проходит чайная церемония в Никконе. Замечательный человек, этот капитан Мерри! Не дает нам, пассажирам, заскучать!

Когда мы вошли, в Восточном салоне уже было восемь человек. Леди Хаббард и её супруг беседовали с немолодой четой, которую я уже, кажется, где-то видела. Наслаждался зеленым чаем в одиночестве насмешливый дядин секретарь — заметив меня, он улыбнулся в знак приветствия, но отчего-то подходить не стал. После этого я подумала, что, возможно, упоминать имя маркиза в разговоре с Шварцами не стоит; это было скорее предчувствие, нежели логический вывод, но очень ясное и навязчивое.

Прочие посетители салона оказались мне незнакомы.

Пока мы ожидали чай и десерт — уже второй за день для нас с Мэдди и Лиамом, но не отказываться же — Карл разговорился о себе. Похоже, он принадлежал к той породе людей, что вечно испытывают меланхолию и недовольство окружающим миром и расцветают лишь тогда, когда пускаются в долгий рассказ о своей захватывающей жизни. Рената Шварц в беседу вмешивалась редко, большей частью отвечая на мои вопросы.

— …так значит, вы занимаетесь наукой?

— Да, химия — моя страсть, — важно подтвердил Карл Шварц и изволил пошутить: — Я даже женился на девушке из старинного рода ученых. Точнее, сперва увлекся работами отца моей дражайшей Ренаты, — миссис Шварц достался теплый взгляд, — а уж затем, когда стал частым гостем в его доме, понял, что нашел там свою судьбу.

— О, так значит, и вам не чужда исследовательская жилка? — обратилась я к Ренате.

Взгляд у Карла стал тревожным — мгновенно, будто слетела фарфоровая маска весельчака и беспечного болтуна.

— И да, и нет, — с запинкой ответила Рената. — Мне хотелось бы заниматься наукой, как мой отец, однако в Алманский университет не допускаются…

Тут к нашему столу подошел официант. Миссис Шварц осеклась, видимо, смущенная присутствием постороннего человека, пусть и слуги. Я недоверчиво моргнула — только что он разговаривал с секретарем дяди Рэйвена, а затем сразу, не выполнив, очевидно, никакого заказа, направился к нам. Официант же склонился к Карлу и что-то сообщил ему шепотом.

— Прошу прощения, — почти сразу же поднялся Шварц, делаясь ещё более хмурым. Во взгляде его скользил откровенный испуг. — Мне нужно срочно отлучиться. Кажется, дверь в нашу каюту снова была открыта. Я только проверю кое-что и сразу же вернусь. Надеюсь, вы не позволите заскучать моей дорогой Рени? — натянуто улыбнулся он.

— Конечно же, нет, я как раз хотела рассказать об одном случае в моей кофейне, — заверила его я. — К тому же скоро принесут чай и десерт.

Несмотря на все заверения, после ухода Карла повисло неловкое молчание. Мадлен, впервые за долгое время чувствовавшая себя неуверенно из-за немоты, чересчур усердно пыталась подружить Хенриха и Лиама, несмотря на то, что Хенрих почти не знал аксонского, а Лиам, разумеется, ни словечка не мог произнести по-алмански… Кроме нескольких заковыристых ругательств, как выяснилось еще на палубе — к счастью, в присутствии всего лишь капитана Мерри, а не Шварцев. Причем источник этих «знаний» Лиам называть категорически отказался…

А если нет надежды ни на подругу, ни на детей, то разряжать обстановку придется мне — так я успела подумать, прежде чем Рената Шварц, пугливо обернувшись, спросила тихо, от волнения сбиваясь на алманский:

— Скажите, вы ведь сейчас упомянули кофейню… А в Аксонии действительно женщина может вести дело, и её не будут mißbilligen… то есть ее не станут порицать?

Я несколько растерялась.

Вопрос действительно был… сложный.

— Хвала святой Роберте Гринтаунской, у женщин сейчас побольше прав, чем двести лет тому назад. Но это касается в основном передачи титула, наследования, опекунства и прочего. Ну, и, разумеется, в прошлое ушел ужасный закон, по которому женщина считалась совершеннолетней лишь будучи связанной узами брака. Однако в отношении финансовой самостоятельности ситуация более чем печальная. Пожалуй, ширманки не во всём так уж неправы, — невесело пошутила я. — Конечно, леди с громким титулом, тем более — вдова, как герцогиня Дагвортская, например, может и сама управлять своими землями. Более того, чаще так и происходит. Да и среди бедняков работающая женщина — явление частое. Но вы ведь не о прачках спрашиваете, так, миссис Шварц? — Она кивнула. — Юная леди или горожанка из состоятельной, но не родовитой семьи никогда не сможет открыть своё дело, не укрываясь за спиной мужчины. Брата ли, мужа… неважно. Право управлять кофейней именно в том виде, в каком это происходит сейчас, перешло мне по наследству от леди Милдред, а та получила его лично от королевы. Я знала ещё одну женщину, мисс Дюмонд, у которой также было своё дело — реставрационная мастерская. Но потом выяснилось, что сперва мастерская принадлежала её отцу, и лишь спустя долгих семь лет мисс Дюмонд, заработав определенную репутацию в мире искусства, смогла отстоять право самостоятельно заниматься любимой работой, не скрываясь ни от кого. Есть, полагаю, ещё молодые особы, к которым дело перешло по наследству, однако чаще они продают его, вкладывают деньги в банк, а затем просто получают проценты с капитала. Это и проще, и позволяет достичь финансовой независимости, не рискуя репутацией… А почему вы спрашиваете, миссис Шварц?

— Просто так, — отвела она взгляд. — Подумалось вдруг, что у нас, в Алмании, положение дел ещё хуже. Для того чтобы, например, заниматься наукой, не прячась за спину отца или мужа, нужно быть исключительной личностью…

— А что, они изначально эти, как их… исключительные? — подал вдруг голос Лиам.

— Баронет Сайер… — начала было я, но умолкла, заметив, какое выражение лица сделалось у Ренаты Шварц.

— Думаю, нет, — внезапно улыбнулась она, очевидно, больше своим мыслям, чем Лиаму. — Но когда-то они сумели сделать правильный шаг.

— Под лежачий камень и вода не течет, — подумав, изрек Лиам, наморщив лоб. — Кто не боится, для того любое дело сгодится… Так отец Александр в храме нам говорил, — пояснил он, заливаясь краской.

— Хороший человек — отец Александр, видимо, — растерянно кивнула Рената Шварц, всё так же улыбаясь. — Глядите, кажется, нам привезли чай. И церемония на сцене как раз начинается!

Миссис Шварц говорила воодушевленно, но я готова была поставить десять хайрейнов против рейна, что думала она о чем угодно, кроме чая.

К вечеру шторм разыгрался не на шутку. Обычно храбрая Мадлен выглядела бледно; кажется, ее слегка укачивало. Я же ощущала необыкновенное волнение, испуг пополам с радостью — это, в конце концов, было мое первое путешествие и первое приключение! Когда-то невообразимо давно леди Милдред рассказывала мне о том, как «Лазурная Леди», на которой они с Фредериком пересекали Бхаратский океан, попала в ужасную бурю и лишилась двух мачт. Лишь счастливый случай помог тогда кораблю благополучно достичь берега… Нам вряд ли грозило нечто подобное, но тем сильнее хотелось запомнить каждое мгновение моего первого шторма.

Настояв на том, чтобы Мэдди прилегла отдохнуть, а не стояла за моим плечом, готовая в любую минуту прийти на помощь, я накинула поверх повседневного платья теплый плащ и, пройдя в гостиную, тихонько окликнула Лиама:

— Не хочешь полюбоваться на бурное море?

Лиам в это время пытался, хмурясь от напряжения, выполнить непосильное в условиях качки задание Мадлен — на трёх страницах красивым почерком написать рассказ о себе и своих увлечениях. Услышав моё предложение, он ушам своим не поверил:

— А можно?

— Можно, — улыбнулась я, машинально сжимая рукоять трости. Даже просто стоять, не опираясь ни на что, было трудно, а уж идти… Но так хотелось хотя бы раз взглянуть на самый настоящий шторм! А вдруг оставшиеся дни до прибытия в Серениссиму пройдут спокойно и скучно, и я буду до конца путешествия жалеть, что упустила такой исключительный шанс. — Но, конечно, ненадолго.

— Ух ты! — просиял Лиам и, с грохотом отодвинув стул, вскочил из-за стола. Авторучка покатилась по тетради, оставляя солидные кляксы. — Я вот мигом, только шляпу достану!

Я едва удержалась от смешка. Шляпа была подарком Лайзо, и Лиам носился с нею повсюду и даже ложиться спать порывался в шляпе.

— Лучше не надо. Вдруг её сдует ветер? Лучше надень ту моряцкую курточку, которую мы сшили тебе перед отъездом… Впрочем, чувствую, мы все равно вернемся до нитки мокрыми.

Лиам заулыбался и кинулся к шкафу. Я же, ощущая, как земля уходит из-под ног — в буквальном смысле, оглянулась на дверь каюты. Она была приоткрыта.

— Странно… Ведь мы совершенно точно закрыли её, когда вернулись из Восточного салона, — пробормотала я и шагнула к двери, но едва не потеряла равновесие, и лишь благодаря Лиаму осталась на ногах. — Не передумал? — извиняющимся голосом спросила я.

— Не-а, — замотал он головой, как пони. — Я тоже хочу на бурю поглядеть, а Мадлен запрещает…

— Ты её боишься? — с искренним интересом спросила я.

Для меня Мэдди всегда была храброй и веселой девушкой, сквозь воинственность которой проглядывал вечный страх остаться в одиночестве. За Мэдди — любимицей посетителей кофейни и слуг в особняке на Спэрроу-плейс, Мэдди, ставшей настоящей дочерью Георгу, Мэдди, обожаемой миссис Хат… За этой Мэдди я видела все ту же запуганную, измученную, но не сломленную девочку с изрезанными каким-то мерзавцем руками, пережившую страшный пожар в подсобных помещениях театра.

А вот Лиам, никогда не знавший иной Мадлен, сразу почувствовал в ней суровую натуру.

— Не то чтоб боялся, — вздохнул мальчишка, подтверждая мои догадки. — Но что-то мне и представлять не хочется, как будет, если я ее не послушаю.

В полной мере всю прелесть качки мы ощутили, когда стали подниматься по лестнице. Я так отчаянно цеплялась за поручень и за плечо Лиама, что встретившаяся по пути служанка даже проводила нас недоуменным взглядом. На площадке между выходом на первую палубу и подъемом на вторую мы встретили двух матросов, переносящих здоровенный сундук, и посторонились, чтобы пропустить их.

— Наверх, мэм? — хрипло спросил один из матросов, рыжий и веснушчатый, не оборачиваясь.

— Да, ненадолго, — кивнула я с чувством неловкости.

— Ай, на верхнюю палубу не ходите, идите на крытую, — от души посоветовал рыжий. — А ну как смоет вас с мальчишкой дождём, а нам тут перед капитаном отчитываться… Хорошего вечера, мэм!

— Хорошего вечера и спасибо за рекомендацию! — поблагодарила я матроса. Его совет показался очень разумным. Да и с крытой палубы обзор был немногим хуже, а вот упасть за борт мы уже не так рисковали.

…море в шторм пахло совершенно иначе, чем в штиль.

Воздух стал как будто бы тугим — порывы ветра ощущались как плотный, солёный ком, с размаху бьющий по лицу. У меня даже сперва дыхание сбилось; я отшатнулась, спиною упираясь в стену, и закрыла ладонью лицо. Лиам с восторженным воплем рванулся вперед и вцепился в поручень, щурясь на бушующее море.

Меня захлестывало с головой солёным, йодистым, упоительно свежим запахом; лицо облепляли брызги волн и капли дождя — как мокрая простыня, как кожаная серенийская маска; плащ быстро напитывался влагой и становился тяжелее рыцарских доспехов…

…но этот ветер, и сумасшедшая качка, и холодные брызги словно вымывали из меня что-то наносное, искусственное — несвободное.

«Наверно, такая прогулка была бы полезна миссис Шварц», — вдруг подумалось мне, и я улыбнулась, представив грузноватую, неловкую женщину в крупных очках всматривающейся в безумство моря.

Волны мешались с небом, и тучи лизали воду, и ливень хлестал наискосок, взбивая пену, и молнии полыхали белым пламенем — так далеко и так близко одновременно.

— Леди Гинни, леди Гинни, а что это там?

Подстроившись под колебания палубы, я улучила момент и, опираясь на трость, шагнула вперед, к борту, к надежной опоре перил. Лиам до побелевших костяшек цеплялся за поручень.

— Где, Лиам?

— Там, — повторил он осипшим голосом, неотрывно глядя в одну точку. Я пригляделась…

В ярких вспышках молний, за густой пеленой дождя, отчетливо виднелся силуэт чего-то огромного. Остров? Гора?

…корабль.

Чем больше я всматривалась неясный, как будто бы обугленный силуэт, тем четче он становился. Вот проступали из хаоса бури чернильно-черные очертания мачт; вот вырисовывались трепещущие на шквальном ветру обрывки парусов; вот оживала в очередной синеватой вспышке гротескная фигура на носу — женщина, распахнувшая руки, как крылья.

— Что это? — потрясенно воскликнула я, чувствуя, как пересыхают губы, а в голове появляется странный звон. — Неужели кто-то потерпел бедствие?

— Не знаю! — эхом отозвался Лиам, и я едва расслышала его голос за грохотом волн и раскатами грома. — У меня аж спина засвербела, леди Гинни!

— Это «Потерянный Корвин», — громко и ясно произнес вдруг кто-то у меня за плечом. — Говорят, что встреча с ним значит, что на борту есть живой мертвец — тот, кто обречен погибнуть до прибытия в порт.

— Капитан Мерри! — удивленно обернулась я, цепляясь одной рукой за поручень. Голос из-за шума мне не сразу удалось узнать. — А вы здесь…?

— Пришел увести вас в безопасное место, — ответил капитан и галантно подал мне руку. — Прошу, леди. Я не прощу себе, если с вами или с юным баронетом Сайером что-то случится, а шторм пока лишь усиливается… Лучше вернуться в каюту, поужинать и лечь спать.

— А корабль?

Взгляд у меня против воли возвращался к зловещему призраку.

— Забудьте о нем, — холодно улыбнулся капитан. — Море порою рождает странные иллюзии.

Вернулись в каюту мы совершенно промокшие и продрогшие. Мэдди, несмотря на бледность, выглядела очень грозно. Не слушая ни возражений, ни рассказов о мистическом явлении, она заставила нас как можно скорее переодеться в сухое и приступить к ужину. А уже после еды ощущение сытости и тепла усыпило быстрее любого снотворного… Наутро вспоминать о призраке мне не захотелось — он казался плодом воображения, а не чем-то по-настоящему увиденным. Лиам, похоже, чувствовал нечто подобное; он был необыкновенно молчалив и тих, почти всё время посвящая учебе.

Море буйствовало ещё два дня, и лишь потом успокоилось.

Уставшие от вынужденного заточения, пассажиры вовсю наслаждались свежим морским воздухом, солнцем и долгими прогулками по палубе. Истосковавшись по беседе, я с удовольствием приняла приглашение леди Хаббард и за чашкой чая, на открытой веранде второй палубы, провела почти два часа, обсуждая устаревшие бромлинские сплетни и модные веяния грядущей весны.

Ближе к полудню по кораблю разнеслась чудесная новость — в честь наладившейся погоды капитан Мерри обещает музыкальный вечер, мистерию и фейерверки. Что понималось под «мистерией», никто не знал, однако звучало это крайне заманчиво.

Время до вечера пролетело быстро. Кажется, только я успела пообедать, почитать книгу об истории Серениссимы и подготовить платье к выходу, как в дверь каюты постучался дядя Рэйвен. По случаю торжеств он выбрал не скромный блекло-серый, а свой любимый сюртук — темно-зеленый и немного старомодный, но безусловно подходящий ему в совершенстве.

— Моя драгоценная невеста, вы сегодня ослепительны, — с улыбкой отдал дань моим стараниям маркиз. — Как и мисс Мадлен. К слову, — обратился он к Мэдди, — вот ваш спутник на этот вечер. Мой секретарь, мистер Мэтью Рэндалл, весьма достойный во всех отношениях молодой человек. Мэтью, о мисс Мадлен Рич вы уже наслышаны, так что повторяться не буду.

Мэдди, заливаясь румянцем, присела в неловком реверансе. Секретарь, ничуть не смущаясь, ответил полупоклоном — знакомство состоялось.

И так, небольшим отрядом — впереди мы с дядей Рэйвеном, затем Мадлен с Рэндаллом и Лиам — мы проследовали на верхнюю палубу. Ещё на лестнице мне померещился женский крик. Я не придала этому большого значения — мало ли, у какой леди улетела шляпа на морском ветру. Затем послышался странный шум, громкие возгласы… И стоило нам подняться, как мы попали едва ли не в центр чудовищного скандала.

Чуть в отдалении, у линии, где начинались столики и сцена для музыкантов, собрались, наверно, все пассажиры, окружившие кого-то плотным кольцом.

— Кто-нибудь, оттащите этого безумца!

— Святая Герниетта, отберите у него трость!

— …бедный юноша!

— Капитан, где капитан Мерри?!

А перекрывал всё громоподобный крик:

— …и думать! Не смей! Смотреть! На мою жену!

Каждое слово сопровождалось жутким глухим звуком.

У меня сердце замерло.

— Это мистер Чендлер, — резко обернулась я к маркизу. — Я слышала его голос только раз, но узнала сразу же.

— Полагаю, вы правы, — ответил маркиз. Даже за темными стеклами очков было видно, как на мгновение расширились у него зрачки. — Удачное стечение обстоятельств. На редкость удачное… Леди Виржиния, Мадлен — прошу вас оставаться здесь, — в знак просьбы склонил голову он и затем обратился уже только ко мне: — Дражайшая невеста, не одолжите ли вы мне трость?

— Да, конечно… А как же моя нога? — несколько растерялась я.

— … смотреть! На мою жену! — донеслось до нас вновь яростное.

— Позвольте мне позаботиться о вас, — улыбнулся дядя Рэйвен, и у меня возникло ощущение, какое было вчера, когда я любовалась бушующим морем — восхищение пополам с пробирающим до костей ужасом от осознания неодолимой и разрушительной мощи неподвластного человеку природного явления. — Мэтью, разберитесь с мистером Чендлером.

Секретарь улыбнулся — но только губами. В серых глазах по-прежнему был лишь сдержанный, прохладный интерес.

— Слушаюсь, сэ-эр.

С полупоклоном забрав у меня трость, секретарь неторопливо направился к толпе, окружившей Чендлера и его жертву, на ходу собирая зеленым шнурком волосы в куцый хвост. Я же, вынужденная опереться на локоть дяди Рэйвена, сперва осталась стоять у лестницы. Но потом, переглянувшись с Мэдди и увидев у нее в глазах то же беспокойное любопытство, что терзало и меня, обратилась к дяде:

— Может, подойдем ближе?

— Отчего бы нет, — улыбнулся маркиз, наблюдая, как секретарь в коричневом костюме легко протискивается через толпу. — Не извольте беспокоиться, Мэтью легко решит эту проблему. И ему полезно будет ощутить себя полезным после стольких дней спокойствия и безделья… Очень живая натура, и это имеет свои недостатки.

Знаком велев Мэдди держаться на полшага позади, рядом с Лиамом — на всякий случай, если тому что-нибудь стукнет в голову — я решительно шагнула вперед. Дядя Рэйвен без всякого труда поддерживал меня — можно было не бояться слишком сильно опереться на его руку. До плотной толпы вокруг Чендлера мы добрались буквально за полминуты, но к тому времени всё уже разрешилось.

Мистер Чендлер, побагровевший от ярости, стоял, потирая левую руку. Его белая трость, измазанная в чем-то отвратительно красном, валялась в двух шагах позади. Мэтью Рэндалл что-то негромко выговаривал ему с той же любезной улыбкой, а у его ног лежал…

— Ох! — выдохнула я испуганно, едва узнав в избитом до крови моряке того самого рыжего весельчака, отсоветовавшего нам с Лиамом идти в шторм на верхнюю палубу.

— Неприятное зрелище, — недопоняв, откликнулся дядя Рэйвен, и обратился к своему соседу: — Сэр, не подскажите, что здесь произошло?

— Слава небесам, все закончилось, — шепотом откликнулся седой, высокий и сутулый джентльмен в твидовом пиджаке. — Это сумасшедший вдруг ни с того, ни с сего начал избивать того бедного юношу. А он всего-то подал его жене ридикюль, что та уронила! Право слово, как зверь, набросился на моряка… Если бы не молодой джентльмен с тростью — боюсь, забил бы его до смерти.

— А что сделал джентльмен? — с неуловимой иронией уточнил дядя Рэйвен.

— О-о! — встряла дама справа от меня. — Он сражался, как лев! Бесстрашно подошел к этому безумцу — и отразил его удар тростью, а он был так силен, что послышался треск! А потом ударил этому негодяю по руке — и он выронил трость! И тогда юноша сказал…

— …«Вы ведете себя недостойно настоящего аксонца, сэр!», — выдохнул седой джентльмен. — Знать бы ещё, кто этот юноша удивительных душевных качеств.

— Это мой секретарь, — совершенно серьезно ответил дядя Рэйвен и, не слушая больше восхищенных охов и ахов, обернулся и позвал: — Мэтью, благодарю вас за хорошую работу. Будьте так любезны, вернитесь на свое место и возвратите леди ее трость. Господа, кто-нибудь уже сообщил капитану о происшествии?

— За ним послали! — ответил девичий голос из-за спин собравшихся на другой стороне толпы.

— Прекрасно, — кивнул маркиз. — О, нет-нет, мистер Чендлер, а вас я бы попросил остаться. Куда же вы торопитесь? Капитан Мерри наверняка захочет обсудить с вами ваше… поведение.

Это его «поведение» прозвучало непристойнее иных ругательств.

— Наоборот, мне следует обсудить с капитаном поведение матросни на этой лоханке, — ощерился мистер Чендлер. Лицо его все еще было красно, как у пьяницы. Мне подумалось, что гнев опьяняет порой сильнее вина, и похмелье после него может быть даже и тяжелее. — Всякий сброд, который думает, что может безнаказанно…

— Мистер Чендлер, — повторил дядя Рэйвен так же мягко, но что-то в его интонациях пробрало меня до костей. — При всем уважении, решения здесь, в море, принимает именно капитан — таковы законы Аксонии, и соблюдать их обязаны и вы, и я, и любой, находящийся на кораблях под флагом Его величества.

Чендлер ничего не ответил; он оглянулся, словно ища в толпе кого-то взглядом, но не нашел и тихо выругался. Я же проследила за его взглядом — и со своего места легко различила за спинами зевак Арлин Кэмпбелл и Мэй.

— Дядя Рэйвен, мне нужно отлучиться на некоторое время, — беспечно улыбнулась я. — Возможно, в мое отсутствие вам будет удобнее решать возникающие проблемы?

— Решать — что? — маркиз быстро взглянул в ту же сторону и, завидев шляпку Арлин, все понял. — Да, конечно. Не смею задерживать вас, дражайшая моя невеста.

— Лиам, идем с нами, — позвала я мальчика. Тот кивнул, как завороженный, продолжая наблюдать за секретарем, неторопливо развязывающим шнурок на волосах. — Надо расспросить леди Кэмпбелл, пока до нее не добрался супруг.

— Спасти принцессу? — спросил секретарь, услышав мою реплику, и обернулся. И на мгновение, в пол-оборота, он напомнил мне портреты отца в особняке на Спэрроу-плейс. Я только сейчас осознала, что Мэтью Рэндалл так же сероглаз, как и мы с отцом, и волосы у него того же оттенка… Он был всем похож на моего брата, если бы такой существовал, и лишь возраст исключал такой вариант.

«Надо будет расспросить дядю, откуда он взял этого Мэтью Рэндалла», — подумалось мне, но виду я не подала и лишь поторопила Лиама:

— Ну же, пойдемте, баронет Сайер. Принцесса ждет.

Уже выбравшись за пределы плотного круга зевак, я расслышала краем уха, как дядя Рэйвен говорит:

— А вот, наконец, и капитан Мерри. Вы вовремя, друг мой.

— Как всегда. Но сейчас, похоже, стоило обратиться сразу за врачом… Клэнси, ну-ка, сбегай за доктором Ли. А мы пока разберемся здесь. И досталось же тебе, Кэрриган, бедняга… Что скажете в свое оправдание, мистер Чендлер?

Леди Кэмпбелл стояла чуть в отдалении от толпы и плакала так отчаянно, что сердце у меня разрывалось. Мэй утешала её, как могла:

— Ты не виновата, Лин. Что же, тебе вообще теперь нельзя улыбаться? — повторяла она негромко, но, завидев меня, тут же умолкла. А я не стала лукавить:

— Добрый вечер, леди Кэмпбелл. Полагаю, вам лучше было бы уйти, пока ваш супруг занят разговором с капитаном. Иначе, боюсь, внимание мистера Чендлера затем обратится на вас — в самом скверном смысле этого слова.

— И что вы предлагаете, леди Виржиния? — выпрямилась Мэй, продолжая обнимать хозяйку. Арлин сквозь слезы посмотрела на меня, но, кажется, была не в состоянии вымолвить хоть слово.

— Пройти в мою каюту, — твердо ответила я. — Там вас никто искать не станет. С другой стороны, моя компания пойдет только на пользу леди Кэмпбелл и её положению в обществе — и это не пустые слова, все же имя Эверсанов-Валтеров имеет сейчас солидный вес. Даже такому человеку, как Чендлер, не к чему будет придраться.

— Ах, чай в компании истинной леди, — задумчиво кивнула Мэй. Мне всё больше нравилась эта молодая женщина, явно улавливающая малейшие намеки, скрытые в словах собеседника. — Думаю, вы правы. Благодарю за приглашение леди. Арлин, идем? — тихо позвала она хозяйку, и та слабо кивнула.

Из-за моей хромоты и прискорбного состояния леди Кэмпбелл мы добрались до каюты лишь через четверть часа. Лиам открыл перед нами дверь, как настоящий джентльмен, а затем, внимательно оглядев коридор — нет ли кого постороннего? — закрыл её на ключ. Я усадила леди Кэмпбелл в кресло и попросила Мэдди принести из спальни графин с водой, стакан и мятные успокоительные капли, которые миссис Хат вручила мне перед долгой дорогой. Проверенное средство подействовало прекрасно; потихоньку Арлин успокоилась и даже смогла рассказать мне, что же в действительности произошло на палубе.

— Это все моя вина, — произнесла юная леди Кэмпбелл хриплым, сорванным голосом. — Если бы я только не улыбнулась тому рыжему моряку… Понимаете, Рольф опять меня отчитывал из-за… — она осеклась, испуганно взглянула на Мэй. — Словом, отчитывал. Так негромко, но ужасно, ужасно стыдно, я все время боялась, что кто-нибудь услышит… И случайно выронила ридикюль на ходу. А тот матрос оказался рядом и подал мне его. И сказал: «Это ведь твое, красавица?», а я улыбнулась, просто не смогла не улыбнуться, ведь меня никогда не называли красавицей, я все слышу — оглобля, или дура, или кочерга… А Рольф увидел, как я смотрю, и вдруг впал в бешенство.

— На самом деле, он взбесился потому, что испугался — матрос мог услышать его мерзкие речи, — вмешалась Мэй. Она стояла за плечом Арлин, как небесный хранитель, и брови у неё были сурово сдвинуты, а в глазах было то же особенное выражение, как на изображениях святой Роберты Гринтаунской. — Простите, леди Виржиния, но могли бы мы поговорить с вами… приватно?

Я оглянулась на Мэдди. Та быстро кивнула и указала на дверь, потом дернула себя за мочку уха.

«Послушаю из коридора», — значило это.

— Хорошо, — улыбнулась я, обращаясь к Мэй. — Мадлен, Лиам, не затруднит вас найти горничную и заказать чай и пирожные к нам в каюту? — и я подмигнула Лиаму.

Он был умным мальчиком.

— Конечно, леди Гинни, — поклонился он, явно подражая шутливым манерам Эллиса, а затем вышел вслед за Мадлен.

Послышались отчетливые — пожалуй, даже слишком — удаляющиеся шаги по коридору, а затем всё стихло. Я выждала полагающееся время и затем произнесла:

— Что ж, вот мы и наедине.

— Мэй, ты уверена?.. — спросила вдруг порывисто Арлин, снизу вверх глядя на служанку, но она сузила глаза и ответила без тени сомнения:

— Да. Леди Виржиния, — начала Мэй твердо, — вы, наверно, удивлены моим чересчур смелым поведением. Но это лишь потому, что до смерти лорда и леди Кэмпбеллов и Дэвида я воспитывалась… как одна из дочерей рода Кэмпбелл. И для этого было основание.

— Полагаю, вы сестра Арлин, — улыбнулась я ободряюще. — Что ж, это заметно даже и стороннему наблюдателю. Ваше сходство удивительно.

— Да, сестра, — наклонила голову Мэй. — Ошибка юности лорда Кэмпбелла. Моя мать не самых благородных кровей; она была актрисой и умерла родами. Меня забрали в поместье Кэмпбеллов — лорд был хорошим человеком. Как и леди Агнесс Кэмпбелл… Она относилась ко мне очень по-доброму, и когда родилась Арлин — доверила мне заботу о ней… А потом появился тот человек — и разрушил всё.

Глаза Мэй полыхнули такой отчаянной яростью, то мне стало не по себе.

— Мистер Чендлер?

Арлин вздрогнула и прижала руки к груди в бессознательном жесте защиты.

— Да, — зло выдохнула Мэй. — Еще когда он начал свататься к Арлин, мы поняли, что добром дело не кончится. Ведь титул должен был унаследовать Дэвид, а вес Кэмпбеллов в обществе не настолько велик, чтобы проблемы Чендлера могла решить женитьба на младшей дочери барона. Лорд Кэмпбелл выставил Чендлера, а через четыре месяца и он, и Агнесс, и Дэвид — все слегли со страшной болезнью. И я готова поклясться, что руку к этому приложил Чендлер! Так Арлин внезапно осталась сиротой, и только я была у нее теперь во всем мире. И тогда я пообещала себе, что смогу защитить сестру любой ценой. Я притворилась простой служанкой, благо о моем истинном положении знали немногие, и стала везде следовать за Арлин. Мы не сумели предотвратить этот фарс, эту свадьбу, потешившую самолюбие негодяя Чендлера… Но хотя бы мы остались вместе.

— Мне очень повезло, — сквозь слезы улыбнулась Арлин. — Не знаю… Если бы я осталась совсем одна, то, наверно, покончила бы с собой. Я такая слабая…

— Ты сильнее, чем ты думаешь, Лин, — серьезно ответила Мэй и снова посмотрела на меня. — А теперь я расскажу вам кое-что, леди Виржиния, с чем мы не можем справиться сами. То, из-за чего Чендлер на самом деле едва не убил того матроса — не из-за улыбки же, в самом деле… Только, умоляю, сохраните эту тайну!

— Слово леди.

— Мистер Чендлер… — начала Мэй.

— Я сама, — тихо, но решительно прервала ее Арлин, вытирая кончиками пальцев набежавшие слезы. — Леди Виржиния… леди Виржиния, только не думайте обо мне плохо, но я не пускаю Рольфа в свою спальню. Сначала сказывалась больной, а теперь мы с Мэй каждый вечер подпираем дверь стулом. Рольф злится, но он не может бить меня слишком сильно… А я лучше умру, чем подарю ему наследника и испачкаю кровь Кэмпбеллов кровью этого…

— …мерзавца! — подхватила Мэй. — И именно из-за закрытой двери ворчал сегодня Чендлер. А моряк, возможно, услышал лишнее, за что и поплатился. Ах, леди если б вы знали, как я ненавижу этого Чендлера! — вырвалось у неё. — Если бы я могла, то убила бы его собственными руками.

Не в силах справиться с нахлынувшими чувствами, я медленно выдохнула и провернула на пальце бабушкино кольцо.

— Не могу сказать, что не разделяю ваши чувства, Мэй. Однако смею надеяться, что вы достаточно благоразумны.

— Пока ещё да, — опустила взгляд Мэй. — Но если мы не придумаем, как до окончания путешествия сделать этот брак недействительным…

Тут я озадачилась.

Около восьмидесяти лет назад брачные законы в Аксонии сильно смягчились. В далеком прошлом остались те времена, когда жена была зависимой, беспомощной и беззащитной, а добиться развода могла, лишь если муж совершал прелюбодеяние, отягощенное неким пороком, осуждаемым в обществе. Например, кровосмешением или жестокостью… Теперь брак мог быть расторгнут и по обоюдному согласию, и, самое главное, по инициативе супруги. Если муж был неверен, если он растранжиривал приданное и не заботился о детях, если сильно избивал жену, если за пять лет брака не появлялось наследника — официальные власти, заручившись одобрением церкви, давали супругам развод.

Но ни один из этих поводов, увы, не подходил к случаю Арлин.

Свидетелей того, как Чендлер избивал ее, не было, а синяки на руках он легко мог объявить следствием падения с лестницы, как водилось. Измена… в том, что Чендлер не был верен Арлин, я не сомневалась, но вряд ли хоть одна женщина отважилась бы свидетельствовать против него. Приданное по сравнению с его собственным состоянием и вовсе казалось жалкими крохами. Наследник не появлялся по вине самой Арлин…

— Что ж, — вздохнула я наконец. — Мне видятся два выхода. Первый — доказать, что брак был свершен с корыстными целями и против воли баронессы Кэмпбелл. Абсолютная правда — но, увы, недоказуемая. Боюсь, прямой виновник гибели вашей семьи, Арлин, уже мёртв, а ниточки, ведущие к Чендлеру, оборваны. А вот второй способ — доказать, что Чендлер замешан в преступлении, порочащем честь Кэмпбеллов.

Мэй, слушавшая меня с сумрачным выражением лица, просветлела:

— Вы имеете в виду декрет Анны II Жестокосердной «О дурных ветвях»?

— Верно, — улыбнулась я. — «Дурные ветви, что могут погубить дерево, надлежит отсекать. Так и дурного человека, будь то супруг или супруга, сын или дочь, брат или сестра, должно отлучить от рода и от семьи, дабы честь её сохранить незапятнанной». Впервые этот декрет был применен к старшему сыну королевы Анны, принцу Георгу Камбрийскому, который имел неосторожность возглавить заговор против собственной матери. По закону, тот, кто принадлежит к монаршей семье, не может быть казнен. Однако Анна II нашла изящный выход. Она издала декрет «О дурных ветвях», и согласно ему Георга отлучили от рода, а затем, как простого горожанина, казнили через повешенье. А трон в итоге унаследовал младший сын, Ричард.

Арлин улыбнулась сквозь слезы — будто солнце осветило хмурые волны северного моря.

— Значит, нам осталось всего лишь доказать, что Рольф злоумышляет против короны, и подать прошение Его величеству об отсечении дурной ветви от древа Кэмпбеллов?

— И сделать это лучше до окончания путешествия, — подтвердила я. — Хотя бы найдите зацепку. Этого хватит.

«Если не дядя Рэйвен, так Эллис прижмет к ногтю этого мерзавца Чендлера», — подумалось мне.

Арлин с Мэй обменялись долгими взглядами. Это напоминало молчаливый спор, в котором постороннему ничего не будет понятно.

— Мы найдем, за что зацепиться, леди Виржиния, — твёрдо произнесла наконец баронесса Кэмпбелл. — У нас еще три недели впереди… Я бы попросила лишь об одном. Можем ли мы с Мэй иногда приходить к вам на целый день? Уверена, здесь мы будем в безопасности, и даже Рольф ничего не сможет сделать. В конце концов, он сам говорил, что мне нужно чаще вращаться в обществе.

— О, безусловно, приходите в любое время, — быстро откликнулась я

В этот момент в дверь постучали. Это оказалась служанка с сервировочной тележкой, на которой нашлось место не только для традиционного вечернего чая, но и для слоёных пирожных с ореховой начинкой, и для свежайшего яблочного тарта, и для изумительных рассыпчатых печений с кунжутом и крупной солью. Мэдди, прекрасно знавшая о моих вкусах, настояла еще и на вазе с фруктами. Для вечно голодного Лиама взяли еще и сандвичи с копченой грудинкой.

Повеселевшая после разговора, Арлин с удовольствием отдала должное десертам. Выглядела она при этом как человек, который не пробовал сладкого уже добрых полгода. Прочем, судя по тому, как смотрела на сестру Мэй, так оно и было. За чаепитием последовала партия в «романское каре», пожалуй, единственную дамскую карточную игру. Забывшись, Арлин начала рассказывать о своем детстве, о семье, об увлечении лошадьми восточной породы… Опомнились мы уже около полуночи, когда через открытый иллюминатор донесся треск фейерверков.

— Ах, Святая Роберта, я же не сказала Рольфу, куда иду! — перепугалась Арлин. — Сейчас праздник закончится, и он поймет, что меня нет ни среди гостей, ни в каюте…

— Тогда немедленно возвращаемся на палубу, — решительно поднялась я. — Если мы появимся вместе, то у Чендлера не будет ни малейшего повода для скандала. Впрочем, насколько я знаю дядю Рэйвена, вашему супругу, леди Кэмпбелл, некоторое время будет не до семейной тирании.

— Насколько вы знаете… кого? — озадаченно переспросила Арлин, пока Мэй сноровисто прикрепляла шпильками маленькую шляпку к ее шиньону.

— Маркиза Рокпорта. Уж что-что, а искусством обеспечивать головную боль тем людям, что рискнули вызывать его неудовольствие, он владеет в совершенстве.

После этого мы вместе поднялись на палубу. Пассажиры любовались гаснущими фейерверками; был обещан ещё один залп ракет, и матросы на площадке поодаль готовили его, перебрасываясь шутками. Звучал смех и беспечные разговоры, и ничто не напоминало о вечернем инциденте… в том числе и его участники. Оглянувшись по сторонам, я не заметила ни дядю Рэйвена с секретарем, ни Чендлера.

— Пройдемся кругом, вдоль борта? — предложила Арлин. Лицо у неё побледнело. — А может, Рольф вернулся в каюту? Вдруг он прошел в мою комнату?

— Тогда мы всего лишь переночуем в той комнатке, что отведена для меня, — уверенно заявила Мэй, погладив ее по плечу. — Как и всегда. Но я уверена, что он не станет дожидаться в каюте. Не в его это характере. Скорее, будет рыскать по кораблю, как зверь.

Среди ожидающих фейерверка пассажиров Чендлера также не оказалось. Мы отправились дальше, не торопясь. Лиам временами забегал вперед и заглядывал за поворот или под лестницу. Мы с Мэдди подшучивали над его энтузиазмом, пока из очередной вылазки мальчишка не возвратился с расшибленной бровью.

— Святые небеса! Что произошло? Неужели напал кто-то?

Я вытащила платок, чтобы оттереть красные подтеки со скулы, но Лиам отобрал у меня его, по-простому поплевал на уголок и принялся отчищаться сам.

— Дурость моя на меня напала, — сердито пробурчал мальчишка, сосредоточенно оттирая пятно с лица. — Нашел я вашего мистера Чендлера. Вон, под навесом языком с другом чешет… То есть про всякие умные штуки беседу ведет, я хотел сказать, — поправился он, вспомнив мои наставления.

— Ведёт светскую беседу, разговаривает, — тихонько подсказала я ему, а громче произнесла: — И что же было дальше?

— Ну, ничего, — понурился Лиам. — Я вот хотел поближе подлезть, чтобы послушать, о чем они там… разговаривают. А они вдруг ка-ак захохочут! И этот Чендлер того по плечу хлопнул и сказал: «Значит, договорились, Карл». Ну, я испугался и деру дал. А про балку-то забыл, вот на неё и налетел со всего маху.

— Хорошо, что не выбил глаз, — мудро заметила Мэй. На просторечные оговорки Лиама она, к счастью, не обратила внимания. — А куда направился потом Чендлер?

— Да сюда, — проворчал мальчик. — Так что лучше б нам к борту встать да сделать вид, что мы на рыбок любуемся. Или на птичек.

— Наслаждаемся морскими видами, — вздохнула я. — Что ж, разумная идея.

Однако далеко отойти мы не успели. Послышались тяжелые шаги, и на палубу поднялся мистер Чендлер собственной персоной. Завидев жену, он тут же направился к ней, угрожающе печатая шаг. Я покрепче сжала трость, молясь, чтоб Чендлер не узнал в ней сегодняшнее оружие Мэтью Рэндалла, и выступила вперед, улыбаясь в лучших традициях леди Вайтберри.

— Ах, дорогая Арлин, это разве не ваш любезный супруг, которого мы всюду разыскиваем, — громко обратилась я к застывшей баронессе Кэмпбелл, а затем повернулась к Чендлеру: — Добрый вечер, сэр. Прекрасная погода сегодня, не так ли? — и протянула руку, как для поцелуя.

Конечно, мы находились не в помещении, а всего лишь под навесом, и приветствовать леди поцелуем руки Чендлеру не полагалось, но, во-первых, он вряд ли знал такие тонкости, а во-вторых, нам надо было его как-то отвлечь.

Он остановился почти вплотную ко мне — только протянутая рука не давала сократить расстояние до неприличного. Вгляделся в мое лицо… И угрожающе-хмурое выражение как ветром сдуло. Светло-карие, в желтизну глаза стали добрыми, как у нотариуса, заверяющего официальное завещание у постели смертельно больного толстосума.

«Медовая морда» — вспомнилось мне некстати выражение Лиама.

— Добрый вечер… леди Виржиния, если не ошибаюсь, — склонился Чендлер над моей рукой с грацией, неожиданной для человека его роста и комплекции. Горячее и влажное дыхание опалило кожу.— Воистину, приятное знакомство. Полагаю, заочно мы уже представлены, но позвольте сделать это лично. Рольф Чендлер, банкир, фабрикант, поклонник науки и всего прекрасного.

— Ах, я тоже люблю всё редкое и прекрасное, — рассмеялась я непринужденно. Желудок у меня как лентой перетянуло на две части. Чендлер не спешил отпускать мою ладонь, и из-за этой вынужденной близости его огромная, подавляющая сила ощущалась необыкновенно остро. Я словно воочию видела, как он легко гнёт кочергу или на ходу останавливает взбешенную лошадь. — Значит, мы поладим.

— Непременно, — кивнул Чендлер и наконец отступил. Я тут же сделала шаг назад, чтобы опереться на плечо Лиама. — Надеюсь, вам было не скучно в обществе моей супруги?

— Ах, что вы! — воскликнула я поспешно. — Леди Милдред и леди Агнесс Кэмпбелл связывала теплая дружба… Конечно, я не могла не пригласить Арлин погостить у меня. Непременно, сразу после этого круиза. И она просто обязана навестить мой особняк неподалеку от Серениссимы. Так ведь, дорогая? — прочувствованно обратилась я к Арлин.

— Да, конечно, — опустила она глаза. Плечи её вздрагивали, как от холода.

— Не приму никаких возражений, — шутливо пригрозила я ей веером и обратилась к Чендлеру: — И от вас тоже. Право, я смертельно обижусь, если вы не ответите на моё приглашение.

Я взглянула на Чендлера из-под ресниц, храня на лице загадочную полуулыбку. Помнится, в исполнении леди Вайтберри этот прием был неотразим.

В моем, видимо, он также имел некоторый успех.

— Конечно, мы навестим вас. Сроки согласуем после круиза, — поклонился Чендлер и протянул руку к Арлин: — А теперь, дорогая моя супруга, не пора ли нам вернуться в каюту? Время уже позднее, а вы, помнится, жаловались на слабость сегодня утром.

— Да, — тихо выдохнула Арлин.

Как будто бы подавшись порыву, я шагнула к ней, обнимая за плечи на прощание.

— Держитесь, — шепнула неслышно для Чендлера. — Сейчас я выиграла нам ещё немного времени, на случай, если для расследования не хватит круиза. Все будет хорошо, обещаю.

Арлин несмело улыбнулась.

— Я знаю.

Так мы расстались. Я волновалась за благополучие Арлин, но надеялась на находчивость Мэй. Если уж они столько времени водили Чендлера за нос, то сумеют справиться и этой ночью. Тем более после общения с дядей Рэйвеном сил у домашнего тирана остаться должно немного… А меня к тому же заинтересовал собеседник Чендлера.

— Лиам, — позвала я мальчика. — А ты сумел бы узнать этого «Карла», если бы еще раз увидел его?

Он удивленно обернулся ко мне:

— А чего его узнавать-то? Это ж тот алманец. Ну, у которого сын растяпа и жена умная… А, Шварц его звать!

— Тот самый Карл Шварц, алманский изобретатель? — не поверила я ушам своим.

— Других не знаем, — важно откликнулся Лиам. — Ух, то-то он мне сразу не понравился.

— Не суди поспешно, — осадила я мальчишку. — Кто знает, о чем эти двое говорили. Чендлер упоминал, что интересуется наукой. Мистер Шварц вполне мог пригласить его на конференцию… или на свою лекцию в университете, в конце концов.

«А мог и договориться с Чендлером о контрабандном ввозе своих изобретений. Или наоборот — о покупке каких-нибудь важных секретов Аксонии в области науки», — мрачно подумала я, вспомнив, что рассказывал мне дядя Рэйвен, но вслух не сказала ничего.

За разговором я не заметила, как мы вернулись обратно к месту проведения фейерверка — но с другой стороны. Два силуэта у борта показались мне знакомыми. Опираясь на трость и на плечо Лиама, я поспешила к ним.

— Драгоценная моя невеста, — с улыбкой произнес маркиз, когда между нами оставалось всего несколько шагов. — Похоже, с леди Кэмпбелл вы не скучали, уж если не спешили вернуться к праздничной суете.

— Наша беседа была как приятной, так и познавательной, — кивнула я. — В свою очередь позвольте полюбопытствовать, чем закончилось происшествие с матросом. Надеюсь, он остался жив?

— Не только жив, но и относительно здоров. — Дядя Рэйвен протянул мне руку, предлагая ступить поближе к борту и облокотиться на перила. Я так и сделала, хотя в сравнении даже с началом поездки чувствовала себя уже гораздо лучше. Место перелома больше не опухало по вечерам, от долгой ходьбы, да и в целом болело меньше. — Его ребра целы, как и голова. Видимо, рука мистера Чендлера не так тяжела, как кажется на первый взгляд. Но Кэрриган — так зовут пострадавшего матроса — потерял много крови. А все из-за разомкнувшегося кольца на трости — острый край изорвал матросу всю спину. Доктор Ли, вероятно, до сих пор штопает раны.

— Надеюсь, этот Кэрриган вскоре поправится, — вздохнула я, глядя на морские просторы. Слова дяди Рэйвена должны были довести любую порядочную леди до обморока. Но, видимо, после всех испытаний, после тех ужасов, что предстали перед моими глазами за последний год, чувства притупились. Я ощущала лишь сострадание к избитому матросу… и холодную злость — к Чендлеру. — Также надеюсь, что виновник понесет должное наказание.

— Увы, Чендлеру грозит лишь огорчение из-за солидной трещины на его трости. Слабое утешение, но трость ему весьма дорога, судя по той ругани, что он обрушил на моего секретаря. Также капитан Мерри не рекомендовал Чендлеру участвовать в любых увеселительных мероприятиях до конца плавания, однако вряд ли эти рекомендации возымеют эффект, а силою удерживать Чендлера, конечно, никто не станет.

— Жуть как нечестно, — пробормотал Лиам себе под нос, но дядя Рэйвен прекрасно все расслышал:

— Разделяю ваше мнение, юноша. Но матрос жив и скоро будет здоров. Последствия оказались не столь серьезны. Наказание следует применять соразмерное. Это в совокупности означает, что капитан Мерри не может вздернуть Чендлера на рее, хотя и обладает такими полномочиями, — с легким сожалением констатировал маркиз. — О, вы только посмотрите, Виржиния — похоже, матросы наконец управились со строптивыми ракетами для фейерверка, и мы все же полюбуемся сегодня еще на один залп.

Взглянув, куда указывал дядя Рэйвен, я увидела огороженную площадку аккурат между нами и ожидающими фейерверка пассажирами. Там один из матросов уже сидел, пригнувшись, за бочкой. Другой торопливо чиркал спичками, наклонившись над странного вида конструкцией — чем-то вроде нескольких труб, соединенных вместе и направленных к небу под углом в семьдесят-восемьдесят градусов. Через несколько секунд спичка загорелась. Прикрывая огонек ладонью от ветра, матрос присел на корточки и подпалил коротенькие фитили. Они затрещали, как бикфордов шнур, рассыпая искры; матрос вприпрыжку кинулся к бочкам и спрятался рядом с товарищем.

— Надо же, посмотрите, дядя Рэйвен, тот, что слева, прикрывается какой-то доской. Неужели настолько фейерверки опасны? — неловко пошутила я, раскрывая веер, хотя прекрасно понимала, что в случае осечки перышки и костяные планки не защитят меня от ракеты.

— Всё в этом мире опасно, в разной мере. И фейерверки, и трости, и мой Мэтью, и я сам, и даже вы.

Продолжая оставаться позади, дядя Рэйвен шагнул чуть ближе и положил руку на мое плечо. От единственного легкого прикосновения тело будто бы окатило теплой волной, как в детстве… когда отец в редкие минуты нежности и сентиментальности вспоминал о том, что маленьким дочерям нужна родительская забота, брал вечером книгу, садился в кресло в моей спальне и читал вслух.

— Оставьте, разве я могу быть опасна? Это бессовестная лесть, дядя Рэйвен, — мечтательно улыбнулась я.

— Лесть? Что ж, если вы считаете эти слова комплиментом, в вас совершенно точно есть нечто опасное, — усмехнулся маркиз, и тут ракеты, шипя, выстрелили в темное небо.

Два пышных белых цветка, два волшебных пиона распустились одновременно. И тут же сквозь облака сияющих брызг пробилась пурпурным фениксом третья ракета — и рассыпалась быстро меркнущими огоньками. Секундное затишье — и с треском вспыхнули над ней три искристо-синих шара. Они угасали медленно, и также постепенно успокаивалось и сердце, и удары его становились размеренными и тихими. Но в то самое мгновение, когда я решила, что представление окончено, к небу взмыла еще одна ракета — зеленая, как глаза колдуна и пройдохи, как ивовый лист на просвет, как вода в лесном пруду. Ракета летела по спирали, и сверкающий хвост стелился за ней, как за кометой, все выше и выше, и никак не гасла, лишь свет ее постепенно мерк. Глаза у меня защипало от порохового дыма; я сморгнула, а когда вновь посмотрела вверх, то не увидела ни искры. Только звезды сияли ровным молочным светом.

— Красиво? — тихо спросил маркиз.

— Очень, — улыбнулась я. — Странно. Мне приходилось видеть куда как более впечатляющие фейерверки. Например, на годовщине коронации. Но сейчас отчего-то щемит сердце.

— Море делает простые вещи особенными, — чуть погодя откликнулся он. — Также, как и ночь, и… Впрочем, неважно, — прервал он сам себя и тут же перевел разговор на другую тему: — Вам ведь удалось поговорить с леди Кэмпбелл по душам?

— Да, пожалуй, — ответила я немного растерянно, не успев собраться с мыслями. — Подробности, боюсь, придется оставить до завтра. Время сейчас позднее… Однако у меня есть один вопрос, и я хочу, чтоб вы на него ответили сейчас, пока вы еще не знаете, о чем мне рассказала Арлин.

— Конечно, — кивнул дядя Рэйвен и отступил, предлагая мне руку, чтоб опереться. — Пойдемте, я провожу вас до каюты, а по дороге и поговорим.

— Какой особенный интерес может быть у Чендлера в семье Кэмпбеллов? — не стала я мешкать. — Мне это не дает покоя с самого начала. Неужели Арлин была ему настолько нужна, что он убил всех её близких, чтоб устранить преграды для брака? Но в Аксонии хватает аристократов, которые были бы счастливы откупиться от бедности судьбой одной их своих дочерей. Например, виконт Уицлер не раз намекал, что рука благодетельной Вероники, младшей девочки, может достаться и незнатному человеку — главное, чтоб он сумел обеспечить супругу замком, десятком лошадей, автомобилем и какой-нибудь доходной фабрикой. При этом у виконта достаточно связей при дворе, чтоб сделать персоной грата даже такого, как Чендлер.

Дядя Рэйвен в раздумьях замедлил шаг. То же сделал и Мэтью Рэндалл, составляющий пару Мадлен. А вот Лиам не успел остановиться и едва не сбил секретаря с ног. Мэдди гневно фыркнула.

— Интересный вопрос, Виржиния, — произнес наконец маркиз. — Я тоже думал об этом… Скажите, что вы знаете о семейном древе Кэмпбеллов?

— Ничего, — честно призналась я, осторожно наступая на первую ступеньку лестницы. Спуск с больной ногой все еще причинял некоторые неудобства — и даже больше, чем подъем.

— Это лишь потому, что вы никогда не интересовались престолонаследием, — негромко, но весомо сказал дядя Рэйвен. — Семья Кэмпбеллов происходит от побочной ветви королевской династии. Расхождение случилось больше двух веков назад, и поэтому даже после Горелого Заговора, погубившего три четверти высшей аристократии, Кэмпбеллы находятся не ближе пятого десятка в наследственной очереди на престол.

— И в чем же тогда проблема? — нахмурилась я. — Если не ошибаюсь, дядя, вы значитесь в этом списке девятнадцатым…

— Двадцать первым, — поправил он меня. — Девятнадцатым я был до рождения Дагвортских близнецов. Но в случае с Кэмпбеллами важны обстоятельства, при которых их ветвь отделилась от королевской династии и пустила свои собственные корни в аксонской земле. Вам ни о чем не говорит имя Розалин Кэмпбелл? Нет? Возможно, потому, что в историю она вошла как Цветок Камбрии.

— Жена Георга Камбрийского! — ошеломленно выдохнула я. — Да, теперь я припоминаю, что Анна Вторая казнила лишь предателя-сына, а его болезненную супругу, носившую в то время под сердцем ребёнка, отправила в отдаленную провинцию, лишив титула герцогини.

— Герцогиней Камбрийской её сделал брак с принцем Георгом, — пожал плечами маркиз. — После того, как Георг согласно декрету был лишен титула, у Розалин Кэмпбелл осталась фамилия отца, а сын её унаследовал титул барона, так как прочие претенденты до счастливого часа не дожили… Впрочем, это может быть и совпадением. Важно то, что в жилах Арлин течет кровь старшего сына Анны Второй — сына, который должен был стать королем.

— Но эта кровь теперь изрядно разбавлена… Святые небеса, теперь понятно, отчего Мэй сразу сообразила, о каком декрете я говорю! — вырвалось у меня.

— Насколько разбавлена кровь — не имеет значения, если ветвь Кэмпбеллов отделилась при столь сомнительных обстоятельствах, — покачал маркиз головой. — И это единственное, что отличает Кэмпбеллов от прочих аристократических семейств. Однако я не представляю, как может использовать подобное знание Чендлер. Для переворота Аксония сейчас слишком устойчива… простите за каламбур, — усмехнулся он. — Серьезно я рассматриваю лишь версию личных мотивов у Чендлера — возможно, у него были какие-то связи с бароном Кэмпбеллом. Впрочем, нельзя исключать, что Чендлер всего-навсего разозлился, когда Арлин ему не отдали. Судя по сегодняшней выходке, он способен на жестокие поступки без серьезного обоснования.

«О, обоснование было», — подумала я, вспомнив, о чем шла речь, когда появился матрос с крайне несвоевременной помощью и комплиментами, но вслух сказала лишь:

— Что ж, вероятно, что ответ на этот вопрос может дать только сам Чендлер… Смотрите, дядя Рэйвен, мы уже пришли — вот моя каюта. Доброй ночи! — и я улыбнулась.

— Доброй ночи, — ответил дядя Рэйвен, зачем-то бросая взгляд искоса в темный коридор. — Виржиния, я бы рекомендовал вам с сегодняшнего дня покрепче запирать двери.

У меня по спине пробежал холодок.

— Полагаете, что Чендлер попытается отомстить за то, что я сбиваю Арлин с пути истинного? — принужденно рассмеялась я.

Маркиз качнул головой.

— О, это маловероятно… Просто мне показалось во время фейерверка, что за нами кто-то наблюдал. А теперь позвольте мне ещё раз пожелать вам доброй ночи, драгоценная моя невеста, и откланяться.

Надо ли говорить, что спокойной ночь после таких новостей быть не могла?

Я засиделась глубоко за полночь, вчерне составляя план ремонтных работ в фамильном замке и примерную смету. Уже второй год мне не удавалось перейти от расчистки территории к более решительным действиям — сперва не хватало времени, затем средств. И потому я собиралась во время поездки хотя бы в общем, без деталей, определиться, что можно сделать за лето и осень. Заново возвести стены кое-где, перенастелить полы, залатать крышу. Возможно, хотя бы в части комнат сделать отопление и электрический свет… Впрочем, в исполнимости последнего у меня были серьезные сомнения, а потому стоило посоветоваться сначала с мистером Спенсером и его доверенными людьми.

Нынешняя же часть работы предполагала, скорее, фантазирование и мечтание, нежели серьезные расчеты, а потому неудивительно, что я засиделась, скрупулезно выписывая, из какой породы дерева должен быть паркет, и набрасывая на полях тетради эскизы дверных ручек. Ближе к двум часам ночи в спальню робко постучалась Мадлен и принесла теплое молоко с ванилью. Верно, она надеялась, что от такого питья меня вскоре сморит сон, однако сама задремала первой. Заметив, что Мэдди клюет носом, я окликнула ее и посоветовала идти спать; она согласилась, щурясь на неяркую лампу у меня на столе, и ушла в другую комнату. Я осталась одна. Тут мне вспомнились слова дяди Рэйвена о том, что за нами кто-то следил, и страх мелкими коготками царапнул между лопатками. Однако звать Мадлен и просить её проверить двери уже было поздно. Из чувства противоречия я распахнула на ночь иллюминатор.

Незакрепленная лентой штора трепетала от порывов соленого морского ветра, и чудились мне в ней очертания человеческой фигуры. Чем больше я погружалась в сон, тем яснее они становились. Складки шторы превращались в развевающиеся полы плаща, угол карниза — в поля шляпы, а лунные блики на стекле — в отсветы на металлической маске.

Под мерный шелест волн и шепот ветра ночной гость ступил в мою каюту. Шаги его были беззвучны; когда он присел в изножье кровати, перина, кажется, вовсе не прогнулась, словно он весил не больше кошки.

Сначала я просто разглядывала его сквозь ресницы с сонным любопытством: снимет ли маску? Останется в ней? Минуты текли, как песчинки в песочных часах, и мне стало страшно, что он скоро уйдет, и тогда я решилась.

— Доброй ночи, сэр Крысолов. Странно видеть вас здесь…

Он вздрогнул, как если б был живым человеком, но когда ответил, голос его звучал так же загадочно и металлически-глухо, как всегда.

— Доброй ночи, леди Метель. Красивый сегодня был фейерверк, не правда ли?

— А вы за ним наблюдали? — тихо спросила я и села, стягивая шнурок у ворота ночной сорочки. — Я не видела вас на палубе.

— Зато я видел вас, и это главное. — Он протянул руку и коснулся складок одеяла у моей щиколотки. — Вы расцветаете вместе с весной, леди, хотя, кажется, должны таять от солнца.

— О, нынче мне везет на комплименты, — рассмеялась я. В голове слегка звенело от невозможности происходящего.

«Забавно, — подумалось мне. — Только я начала считать, что Крысолов — человек из плоти и крови, как он явился во сне. А вокруг только море и небо…»

— Везет на комплименты? — подался он вперед, и браслеты у него на руке тоненько звякнули. — Мне следует ревновать?

— Только не к дяде Рэйвену, это было бы некрасиво, — пригрозила я ему пальцем. — В конце концов, мы почти родственники.

Крысолов с удовольствием продолжил игру:

— Вот и первый сочтен — маркиз… А кто был вторым? Не верю, что столь ослепительная красавица, как вы, леди, сочла бы день щедрым на комплименты, если б получила их меньше трех.

— Право, вы меня нарочно смущаете, — опустила я взгляд. — Впрочем, открою вам секрет. Второй комплимент был от четы Хаббард, а третий… — Я осеклась, вспомнив, как склонился над моею рукой Чендлер. Место прикосновения губ зачесалось, как подживающий ожог.

— Видимо, третий человек был вам неприятен, — тихо и серьезно подытожил Крысолов. — Не поделитесь со мною своей тревогой?

Ветер раздул штору, и она выгнулась парусом на пиратской каравелле.

Я отрешенно следила взглядом за пляской лунных бликов на полу каюты и размышляла. С одной стороны, сохранить тайну Арлин было делом чести. С другой — я и так собиралась просить помощи у дяди Рэйвена… А Крысолов и вовсе мне снился — значит, тайне ничего не угрожало?

— Это мистер Чендлер, — шепотом произнесла я, и слова едва не заглушил шелест волн. — Он очень скверно обращается со своей женой и, кажется, замыслил дурное.

Крысолов помедлил с ответом:

— Насколько дурное?

— Не знаю, — отвернулась я в смятении. — Она не хотела становиться его женою, и он удерживает ее силой. И, кажется, это он сгубил всю её семью. Арлин и Мэй покуда справляются с ним, но я очень боюсь, что Чендлер не побрезгует и силой… взять желаемое.

Я прикусила губу.

— Вот оно что. И вправду скверно, а если поразмыслить — так еще скверней выходит… — задумчиво произнес Крысолов, и мне почудились смутно знакомые интонации. — И у этой леди нет никакой возможности сбежать?

— Нет, — качнула я головой и, повернувшись к Крысолову, продолжила громким шепотом: — Поэтому, прошу вас, позаботьтесь о них! О Мэй и об Арлин. Я боюсь, что Мэй может зайти слишком далеко в своем желании защитить сестру, а Арлин слишком хрупкая, чтобы противостоять Чендлеру. В борьбе с такими людьми, как он, одного характера мало. Нужна власть и сила. Или хотя бы друзья, облеченные властью и силой…

— Понимаю, — прервал он мою сбивчивую речь. — Я присмотрю за вашими девочками, леди Метель. Но мое время — ночь. Днем вам придется защищать их.

— Я справлюсь.

— Конечно, — ответил он. — Вы справитесь, кажется, со всем на свете. Но все же будьте осторожны. Если то, о чем вы рассказали мне — правда, то Чендлер опасный человек. Таким, как он, покровительствуют злые тени и духи гнева. Это не слабая змея, опасная своим коварством, а свирепый кабан. Глупо идти против него с одной тростью.

— У меня есть еще и револьвер, — вздернула я подбородок.

Крысолов склонил голову.

— Тогда цельтесь сразу в глаз. — Он поднялся и шагнул ближе, наклоняясь надо мною, и сердце у меня забилось чаще. — Я не хочу потерять вас.

«А я — вас», — чуть было не сказала я, но вместо этого неловко отшутилась:

— Нельзя потерять то, что вам не принадлежит.

— Верно. Не принадлежит.

В его словах мне почудилась грусть с каплей насмешки над самим собою. А потом он склонился ниже и коснулся моей руки, провел кончиками пальцев выше — к запястью, к локтю, к плечу… Очертил невесомо линию подбородка — и отстранился.

— Боюсь, леди Метель, моё время заканчивается. Доброй ночи вам!

Я медленно выдохнула и зажмурилась. Что-то звякнуло, еле слышно скрипнула дверь.

Когда я вновь открыла глаза, каюта была уже пуста.

…Ладонь Крысолова оказалась слишком теплой для призрака.

Наутро я обошла комнаты своей каюты и тщательно осмотрела замки. Мэдди сказала, что когда она проснулась, всё было заперто на ключ. Мне же не удалось найти никаких следов взлома. Только на скважине входной двери обнаружились еле заметные царапинки, и по их виду нельзя было определить, новые они или старые.

— Вам ночью ничего не… мерещилось? — спросила я между прочим, собираясь к завтраку. Мадлен покачала головой, продолжая аккуратно закреплять мою шляпку серебряными шпильками.

А Лиам поскреб нос перепачканным в чернилах пальцем:

— Ну, мерещилось — не мерещилось, а кто-то по коридору шастал. Посередь ночи у меня дверь будто бы скрипнула. Я к ней — а там заперта, глянул в скважину — и никого… А под утро кто-то что твоя кобыла мимо пробабахал. Ну… и у вашей двери, леди Гинни, остановился.

Я сжала пальцы, сминая плотную ткань юбки.

— Под утро?

— Агась, — подумав, согласился Лиам. — Светать уже начало.

«Значит, не Крысолов», — с облегчением выдохнула я.

Для завтрака мы проследовали в малый зал — там были огромные, в половину стены, окна с панорамным видом на море. Время еще только близилось к девяти, и пассажиры, видимо, ещё спали. Я огляделась по сторонам, надеясь увидеть дядю Рэйвена или Арлин с сестрой — и неожиданно встретилась взглядом с миссис Шварц. Непохожая на саму себя, в старомодном платье цвета тёмного песка, она держала в руках массивную записную книжку и что-то негромко зачитывала вслух сыну. Главы семейства, Карла, поблизости не было.

На мгновение мне показалось, что миссис Шварц с мальчиком смотрятся за огромным столом одиноко и потерянно.

— Лиам, хочешь ещё поговорить с Хенрихом Шварцем? — спросила я воспитанника, поддавшись порыву. Лиам, уже научившийся различать мои вопросы, предложения и настойчивые рекомендации, обреченно вздохнул:

— Конечно, хочу, леди Гинни. Вот мы славно побалакаем — он по-своему, я по-своему, говори, что хочешь — все равно никто не поймет.

— Вот видишь, и бояться нечего, — невольно улыбнулась я и направилась к столику Шварцев.

Рената первая поприветствовала меня и пригласила присоединиться к ней; как выяснилось, они с сыном только ожидали, когда служанка принесет омлет по-средиземноморски и тосты. Я тоже отдала распоряжение о завтраке — более основательном, потому что утреннему аппетиту Лиама мог позавидовать даже Эллис. Да и мне на корабле некуда было спешить — а значит, я могла отдать должное чему-то поинтереснее опостылевшей уже овсяной каши с черносливом по «особому фамильному рецепту» Эверсанов.

— Погода сегодня чудесная, не так ли? И это самое удобное место на корабле, чтоб насладиться ею за завтраком, — начала я разговор с ничего не значащей фразы, но миссис Шварц откликнулась на удивление охотно:

— Да-да, вы правы. Нас с Хенрихом очень рано… как это говорится? Разбудило солнечное сияние? Свечение?

— Солнечный свет, — подсказала я с готовностью. Лиам старательно слушал и улыбался, чинно сложив руки на коленях, как девочка из пансионата Святой Генриетты. — Да, и нас тоже. Мы решили сегодня выйти пораньше. Может, после завтрака совершим небольшую прогулку по верхней палубе… Простите за любопытство, но что вы читали только что? Хенрих слушал вас с таким вниманием… — сделала я многозначительную паузу.

— Ах, это наше маленькое семейное обыкновение… то есть традиция, — быстро поправилась Рената. Определенно, сегодня её внимание было слегка рассеянным, и алманский акцент слышался резче, чем прежде. — Бывало, отец читал мне отрывки из своих исследований. Я, тогда еще маленькая девочка, ничего не понимала, но само звучание формул казалось мне таким… обворожительным? — Она с любовью оглянулась на сына. — Но Хенрих, пожалуй, умнее меня. Он хочет не просто слушать, но и учиться, поэтому мы читаем с ним кое-что из основ — каждое утро. Я сама готовлю урок накануне, — вздохнула Рената и созналась: — Мне всегда хотелось заниматься преподаванием. Учить юные умы тому, что знаешь и любишь с детства — что может быть лучше?

Припомнив, о чем мы говорили с леди Клэймор незадолго до моего отъезда, я предположила:

— А разве не открылись недавно женские курсы при Университете Майнца? Это уже далеко не первый университет на материке, в котором женщины могут посещать лекции не только в качестве вольных слушателей. Если помнится, то наш Бромлинский Университет принимает не только джентльменов, но и леди уже около тридцати лет. И если в Лотарской Конфедерации не далее как четыре года назад Анна Таммен стала профессором философии, почему бы вам не попытаться стать первым профессором химии?

В первое мгновение Рената Шварц замерла, и скулы у нее порозовели. Хайнрих, который вроде бы не знал толком аксонского, словно поняв что-то, также подался вперед, и в глазах у него, обычно скучающих и стеклянных, появилось живое выражение… Но почти сразу же миссис Шварц отвела взгляд и неловко рассмеялась:

— Боюсь, что химия — слишком тяжелая наука для женского разума. По крайней мере, так считают мужчины.

— А ваш отец? — спросила я. — Он ведь читал вам свои записи.

Рената не нашлась, что ответить. Повисла неловкая пауза, и я поспешила перевести разговор на менее болезненную тему.

Оказалось, что миссис Шварц успела уже исследовать всю «Мартинику» — кроме служебных помещений, разумеется. В никконском зале я уже побывала, как и в библиотеке, но вот рассказ о небольшом «зимнем саду» меня удивил и заинтересовал. В свою очередь Рената проявила любопытство и спросила о том, правду ли писали в газетах о происшествии с Душителем. Я сперва с охотой пустилась в пространный рассказ, но, заметив, как напрягся Лиам, спохватилась. Затем мы заговорили о развлечениях на корабле и сошлись на том, что фейерверк накануне был великолепен… и как-то само собою получилось так, что речь зашла о Чендлере.

— Странное происшествие, — нахмурилась миссис Шварц. — Мистер Чендлер казался мне таким спокойным и, как это говорится… обходительным мужчиной.

— О… действительно?

Мне стоило немалых трудов вытравить из голоса нотки сарказма.

— Да-да, он очень помог нам с Карлом в Бромли. Стыдно признаться, но мой муж имеет склонность к азартным играм. Изредка случаются… неприятности, — неуверенно произнесла Рената, глядя на меня, но потом, очевидно, сочла, что на сплетницу я на похожа и продолжила: — В тот вечер Карл сел играть в дурном настроении, а я отвлеклась на беседу с профессором Майером и не… — «…не уследила», — явно просилось на язык, но Рената пожалела супруга и не стала вдаваться в подробности. — Вот только один из игроков оказался слишком везучим… Как это называется? Когда удача не настоящая?

— Шулер? — предположила я, вспомнив почему-то Фаулера.

— Да, именно так! — глаза Ренаты сердито сверкнули. — А ведь с виду был такой приятный юноша, с такими, как это называется? Ах, да, каштановыми кудрями. И к концу вечера Карл был уже ему должен большую сумму. А тот нечестный господин требовал её немедленно, потому что он якобы наутро уезжал из Бромли. Но мистер Чендлер был так любезен, что ссудил Карлу нужную сумму. А потом пригласил нас в свое поместье. Он так увлекается наукой — это очень приятно. Жаль, что мало таких разумных и честных людей.

Лиам закашлялся. Мэдди посмотрела в сторону.

— Мне он тоже что-то говорил о науке, — вымучила я нейтральный ответ. — А на «Мартинику» вас тоже пригласил он?

— Нет, это вышло случайно, — пожала плечами Рената. — Мы собирались плыть на другом корабле, но внезапно, две недели назад, капитан сообщил нам, что ему придется отплыть на месяц позже. А Карлу так нужно поскорее попасть в университет! К счастью, капитан был так любезен, что порекомендовал нас своему другу, мистеру Мерри. Так мы оказались на «Мартинике».

— Да, действительно, удивительная случайность, — согласилась я. Взгляд у меня невольно остановился на вазе для цветов, покрытой темно-синей глазурью — по цвету точь-в-точь как очки одного из вернейших слуг Короны. — А как здесь оказался мистер Чендлер?

— Его молодая супруга давно мечтала о путешествии, насколько я поняла, она слаба здоровьем, — пояснила Рената. — А за время, проведенное в Аксонии, моего мужа и мистера Чендлера связали узы дружбы — так говорят? Вот так мы и оказались на одном корабле. К слову, сейчас Карл как раз беседует мистером Чендлером в библиотеке…

Договорить Рената не успела.

Внезапно послышался грохот, будто упало на палубу нечто тяжелое, и кто-то громко закричал:

— Эй, там, дурни, ловите его! Зуб даю, не наш это! Кто поймает, тому капитан хайрейн обещал!

— Хайрейн?! — мгновенно подскочил Лиам, забыв о манерах. Рената испуганно притянула к себе сына, глядя на огромные окна, словно ожидала, что вот-вот в зал ворвется ужасный и загадочный «не наш».

А у меня сердце застучало, как сумасшедшее.

«Неужели Крысолов?»

— Пожалуй, выгляну на палубу и посмотрю, что случилось, — встала я из-за стола. Тут же вскочила и Мэдди, явно собираясь броситься мне на помощь и подхватить под локоть, но вдруг послышался удивленный голос миссис Шварц:

— Погодите! Вы же не собираетесь…

— Именно, что собираюсь, — улыбнулась я, покрепче сжимая трость. Азарт бурлил в крови, опьяняя. — Вряд ли наш завтрак принесут так уж скоро — как раз будет время совершить небольшой моцион. К тому же у меня под дверью кто-то бродил ночью — возможно, тот самый беглец, которого все ловят. И даже если матросам удастся его схватить, мы вряд ли узнаем, кто это был. Вы же знаете — тайна следствия и все в таком же духе.

Брови у Ренаты поползли вверх.

— Так к вашей двери тоже кто-то приходил? — Выражение ее лица стало кислым, словно она и хотела, и боялась совершить некий отчаянный поступок. — А вы не боитесь, что беглец может на вас напасть?

— Похоже, что он избегает схватки, раз уж матросы никак не могут его догнать.

Я сделала шаг, тяжело опираясь на трость. А миссис Шварц наконец решилась:

— Стойте! Я пойду с вами, — выдохнула она с видом женщины, совершающей откровенное безумство. Зрачки у нее расширились, скулы расцветились румянцем.

— Прекрасно, — улыбнулась я. — Вас не затруднит помочь мне идти? Мадлен, присмотри за мальчиками, хорошо?

Она кивнула, хотя всем видом своим показывала желание отправиться со мною, а не остаться нянькой при маленьких сорванцах… при одном маленьком сорванце и одном юном гении, если говорить точнее.

— Поспешим же, миссис Шварц. Кажется, нам лучше выйти через те двери, не так ли?

Поддерживая друг друга — Рената меня буквально, я ее фигурально — мы направились к дверям. На палубе царил сущий кавардак — матросы и прислуга носились туда-сюда так быстро, что казалось, будто их в три раза больше, чем на самом деле. Судя по отдельным выкрикам, беглеца потеряли у спуска к пассажирским каютам и теперь боялись, что он всполошит гостей «Мартиники».

— Спустимся за ними? — взволнованно спросила Рената.

Я подумала и отмела это предложение:

— Не стоит. Там слишком много людей. И сдается мне, наш беглец не так-то прост… Вспомните, миссис Шварц, как удобно нависает палуба над той лестницей. И как раз опора есть — готова поспорить, что ловкий мужчина легко сможет перебраться на верхнюю палубу, если встанет на поручень, вскарабкается по столбу и ухватится за резные перила.

— А мы тоже… полезем?

— Нет, что вы, — рассмеялась я. — Здесь рядом лестница.

Щеки у миссис Шварц пошли красными пятнами.

— Да-да, конечно, как я не догадалась!

Уже поднимаясь по ступеням, я подумала, что мы все же рискуем. У беглеца вполне мог быть револьвер или нож — и что мы сможем этому противопоставить? Трость?

Но было уже поздно отступать — и подло; впервые со времени нашего знакомства я видела азарт в глазах миссис Шварц.

«Что ж, в худшем случае — закричу, как подобает испуганной леди, и лишусь сознания», — решила я.

На верхней палубе ветер гулял такой, что у меня едва не унесло шляпку. Рената оглядывалась по сторонам, щурясь на сверкающее под лучами яркого по-утреннему солнца, и нервно улыбалась. По раннему времени вокруг не было никого, только один матрос возился у двери в служебные помещения — то ли смазывал петли, то ли чинил ручку. К нему-то мы и направились, рассудив, что безразлично, в какую сторону идти в поисках беглеца, а рядом с матросом по крайней мере безопаснее.

— Поглядите, леди Виржиния. Этот молодой человек — определенно романец, — щегольнула познаниями Рената, проследив за моим взглядом.

— Почему вы так решили? — полюбопытствовала я. Морской бриз нещадно трепал поля моей шляпки, и на язык так и просились колкости в адрес нынешней моды. Право, лаконичные модели позапрошлого сезона были гораздо практичнее. — Ах, вижу. Он довольно смугл.

— И не только это, — выразительно выгнула бровь Рената. — Посмотрите, как он повязал платок — по-пиратски. Я видела такое, когда путешествовала на корабле с романской командой. Как красиво тогда пели матросы вечерами! Я ни слова не понимаю по-романски, но гитара — это так… прочувствованно, вы не находите?

— Нахожу, — с улыбкой согласилась я, не слишком вдумываясь в слова Ренаты. Матрос не на шутку заинтересовал меня. Кажется, я где-то уже видела его — то ли вместе с тем невезучим, рыжим, которого избил Чендлер, то ли среди тех, кто запускал фейерверки… — Давайте подойдем ближе.

И в то же самое мгновение, как я сказала это, матрос вдруг обернулся через плечо, словно что-то почуяв — и кинулся бежать. А позади, у лестницы, закричали:

— Леди Виржиния, ловите его! — Голос Мэтью Рэндалла я узнала сразу. — Нелегальный пассажир!

Я нелепо дернулась и застыла, не понимая, как это — ловить. Бежать? Исключено, не с моей хромотой. А что, если…

…метать трости мне еще не приходилось, и попала я вовсе не туда, куда метилась. Беглец оступился от удара по спине, но почти сразу же припустил ещё быстрее — и скрылся за поворотом. Секретарь дяди Рэйвена пронесся мимо нас с Ренатой, добежал до угла и исчез. Вскоре он появился вновь, порядком раздосадованный, и уже не торопясь подошел к нам.

— Благодарю за помощь, леди, — с поклоном вернул он мне трость. — Но, увы, несмотря на вашу находчивость, на которую я так рассчитывал, наш загадочный безбилетный пассажир оказался ловчее.

— Не удивилась бы, узнав, что он к тому же вооружен. Так что, возможно, и к лучшему, что нам не удалось его догнать, — философски заметила я. Во время замаха в руке у меня что-то хрустнуло, и теперь плечо болело. — Не поведаете ли нам, мистер Рэндалл, как вообще обнаружили постороннего на корабле?

— Он спал в машинном отделении. В таком месте, куда обычно никто не заглядывает, — покосившись на Ренату из-под густых ресниц, произнес Мэтью. Говорить при посторонних он явно не хотел, но и мою просьбу оставить без внимания не мог. — Его нашел юнга, который хотел там же спрятаться от гнева О'Рейли, кока «Мартиники». Весьма удачное совпадение, не правда ли? Юнга поднял шум, команда попыталась отловить нелегального пассажира — что ж, результат вы видите сами. Боюсь, мы имеем дело с изрядным ловкачом.

— Это опасно? — взволновалась Рената. Азарт у неё уже схлынул, и наступило, очевидно, полное понимание случившегося.

Мэтью пожал плечами.

— Все зависит от его целей. Если он просто путешествует таким образом — ничего страшного, в конце концов, до сих пор не пропало ничего ценнее штанов старшего помощника, а единственной пострадавшей остается служанка, уронившая от испуга себе на ногу чайник. Ах, да, еще и чайник разбился.

— О, это просто ужасно.

— В вашем голосе, леди Виржиния, я не чувствую ни грана ужаса. Однако позвольте проводить вас к месту вашей трапезы. Я настаиваю, — по-лисьи улыбнулся Мэтью, и я вздрогнула — столь непривычное выражение на лице, столь похожем на лицо моего отца… — Вы побледнели. Вам дурно?

— Нет-нет, что вы. Это все морской бриз.

— Чрезвычайно вредная для здоровья леди субстанция, — подвел черту под абсурдным разговором секретарь, и мы степенно прошествовали обратно в малый зал.

А там царил настоящий хаос в худшем смысле этого слова.

Вокруг нашего столика собрались все гости малого зала — и чета Хаббард, и молчаливая романская семья из-за дальнего столика, и сухопарый фабрикант из Альбы, и даже служанки, которым вообще-то следовало заняться своей работой. А в центре внимания оказалась Мэдди, решительно упирающая руки в бока — и мистер Шварц, бледный, сердитый и заикающийся.

— Я прошу, нет, я т-требую, чтобы мне вернули мою д-драгоценную Ренату! Куда вы её подевали! Хенрих, сядь немедленно!

Миссис Шварц статуей замерла в проходе.

— Ах, святые небеса, у него же приступ!

— У мистера Шварца?

— У моего Херниха! Он сейчас начнет задыхаться… — пролепетала Рената и, причитая по-алмански, побежала к сыну. Растолкала толпу зевак, набросилась с обвинениями на мужа, обняла мальчика, расплакалась…

И все это за какую-то минуту.

— У вас возникли затруднения, мистер Шварц? — поинтересовалась я вежливо, подойдя к столику. Судя по тому, как Мадлен вцепилась в спинку стула, Карл Шварц был в шаге от того, чтобы разбить тот самый злосчастный стул — своею головой. — О, прошу вас, не молчите, поделитесь своими тревогами.

— Э-э… — Шварц, не знающий, что делать — утешать плачущую жену, спасать кашляющего сына или оправдываться передо мной — нервно переступил с ноги на ногу. — Я спросил у вашей служанки…

— Компаньонки, с вашего позволения.

— …у вашей компаньонки, где моя Рената есть. — Взгляд у него забегал. — Она злостно молчала, я стал беспокойный…

Мысленно напомнив себе, что по-алмански говорю еще смешнее даже будучи полностью спокойной, я терпеливо разъяснила взволнованному Шварцу:

— Мадлен молчала, потому что она нема. К слову, мы с вами уже говорили об этом.

— Гм, — потупился он. — Тогда приношу нижайшие… то есть глубочайшие извинения.

— О, не стоит переживать, мистер Шварц.

Я улыбнулась той самой улыбкой, которая дает понять, что разговор окончен, но не забыт. Мистер Шварц кашлянул. Затем Рената быстро сказала ему что-то по-алмански, и они распрощались и удалились, велев напоследок прислуге отнести завтрак в номер. Глубоко вздохнув, я наконец-то села на стул, давая отдых больной ноге, и только тогда заметила на полу записную книжку в обложке из коричневой кожи.

— А, это Хенрих уронил, когда давиться стал, — охотно пояснил Лиам. — Ох, и страшенно было…

— Полагаю, это принадлежит миссис Шварц, — задумчиво повертела я в руках находку. — Что ж, идти прямо сейчас было бы крайне неразумно. Давайте навестим Шварцев после обеда — или отдадим при случае за ужином… А вот и наш завтрак. Мадлен, садись, прошу тебя, и отпусти стул — он ничем перед тобой не виноват. К слову, леди Хаббард, лорд Хаббард — вы не хотели бы присоединиться к нам за завтраком? Право же, беспокойное выдалось утро!

За трапезой последовала неспешная прогулка по верхней палубе, затем — неторопливая беседа в Восточном салоне, где к нам присоединилось уже знакомое по утренним событиям романское семейство, а после и рыжеволосый фабрикант из Альбы, которого, как выяснилось, сопровождала прелестная жена с двумя взрослыми дочерями. Увы, торопливую речь с альбийским акцентом порой разобрать было сложнее, чем иностранный язык, а в романской семье аксонским лучше всех владела гувернантка, родившаяся и выросшая в Бромли. Поэтому сперва мы сыграли в складную головоломку, чтобы немного привыкнуть друг к другу, благо разговаривать во время собирания картинки много не требовалось. Набор для головоломки представлял собою огромную географическую карту, по краю которой вился узор из сказочных цветов. Лиам, вместе с романскими девочками собиравший игру попроще, с завистью поглядывал в нашу сторону через плечо гувернантки; Мадлен разрывалась между тем, чтобы присматривать за мальчиком и за мной — все никак не могла решить, кому же нужнее поддержка; дочери фабриканта, слишком взрослые, чтобы присоединиться к детям, и слишком юные, чтобы насладиться обществом старших и светской беседой, старались держаться ближе к матери.

За головоломкой последовала недолгая партия в карты — зависть во взгляде Лиама стала почти материальной; затем еще одна, перерыв на чай и — неминуемое разделение общества на леди и джентльменов, причем джентльмены предсказуемо вернулись к покеру, а леди — к головоломкам и, разумеется, сплетням.

Мадлен, бросив на меня полный страдания взгляд, ушла присматривать за Лиамом и помогать ему собирать географическую карту.

Ближе к обеду джентльмены на полчаса перебрались в курительную комнату и вернулись уже в компании дяди Рэйвена и Мэтью Рэндалла. Я быстро расправилась со своей частью головоломки, дослушала познавательный рассказ леди Хаббард об умопомрачительной меховой шляпке герцогини Альбийской, извинилась и покинула общество дам.

Маркиз, разумеется, не отказал в любезности проводить нас с Мэдди и Лиамом до каюты — ещё утром я просила подать обед именно туда.

— Как мне подсказывает интуиция, вы вновь вернулись к старым своим развлечениям, драгоценная невеста. Да еще и миссис Шварц к ним приобщили, — в шутку укорил меня дядя Рэйвен, и я рассмеялась:

— Вашей разговорчивой интуиции следовало бы добавить, что не без её помощи я едва не рассталась со своей тростью навсегда… Впрочем, это было забавно.

— Рад, что сумел развлечь вас, леди, — меланхолично заметил Мэтью. — Осмелюсь заметить, что в присутствии столь блестящего лорда, как маркиз Рокпорт, любой становится разговорчивым, не только интуиция.

Мадлен фыркнула.

— И почему я этому верю? К слову, о невероятном. Дядя Рэйвен, того подозрительного беглеца так и не нашли?

— Безбилетного пассажира, прикидывающегося матросом? — сдвинул брови маркиз. — Увы. Собак на борту нет, а груз на «Мартинике», к сожалению, весьма удобен для игры в прятки даже против всей команды. К тому же среди пассажиров есть ещё три девицы, время от времени по разным причинам убегающие на ночные прогулки по палубе, лунатик и некий джентльмен, питающий излишнее пристрастие к крепким напиткам. Я уже не говорю о детях и слугах, которые совершенно непредсказуемы…

— Но его найдут?

Дядя Рэйвен устало потер висок и улыбнулся.

— Для начала вообще неплохо было бы узнать, зачем он пробрался на корабль. Если для того, чтоб бесплатно добраться до Серениссимы — невелика беда.

— Могут быть и другие причины?

— Шпионаж, — внезапно подал голос Мэтью. — Замысел убийства. Желание утопить корабль со всеми пассажирами заодно. Попытка досадить некой высокопоставленной особе. Намерение украсть честь благородной девицы…

— О, вот это уже лишнее, — поспешила я перебить его, чувствуя, как теплеют щеки.

— Как бы мне сейчас ни хотелось сказать грозным голосом «мистер Рэндалл» и успокоить вас, драгоценная невеста, однако я вынужден признать, что в словах Мэтью есть зерно истины, — сдержанно произнес маркиз. — Пока мы не знаем о целях «крысы», обосновавшейся на «Мартинике», удар может настигнуть с самой неожиданной стороны.

Мэдди у меня за спиной вновь фыркнула, но на сей раз это, очевидно, значило: «Пусть только попробуют!»

— В таком случае, всем нам стоит соблюдать осторожность, — согласилась я нехотя. Плутания в подземельях и сломанная нога изрядно поколебали мою уверенность в собственной неуязвимости. — Да и миссис Шварц, наверное, больше не стоит вовлекать в подобные авантюры. У её сына слишком слабое здоровье, а он слишком привязан к матери, чтобы не переживать за нее. Мистер Шварц же, напротив, бывает слишком не сдержан. Сегодня утром он устроил такой переполох, что бедная Рената даже забыла свою записную книжку.

— И вы, разумеется, отослали её с прислугой к хозяйке?.. — полувопросительно произнес дядя Рэйвен, и я лишь тогда спохватилась:

— Нет! Кажется, книжка до сих пор у меня с собою.

— Вот как… — Взгляд у маркиза стал неприятно цепким. — Бесценная моя невеста, вы не возражаете, если мы пообедаем с вами, в вашей каюте? В конце концов, мы почти родственники.

— Ах, боюсь, чем дальше, тем меньше людей беспокоят такие нюансы, — вздохнула я. — Разумеется, не возражаю. Только надо дать указания прислуге.

— Я об этом позабочусь. Мэтью?

— Уже исполняю, сэр, — поклонился секретарь — мне показалось, слегка насмешливо. — Леди Виржиния, мисс Рич — пока оставляю вас.

За обедом маркиз вел себя совершенно неподобающе. Во-первых, он все время молчал, оставив светские беседы нам с Мэтью. Во-вторых, отобрал у меня записную книжку, вскрыл булавкой простенький замок на ремешке и принялся без всякого стеснения изучать заметки миссис Шварц. А когда я с весьма прозрачным намеком спросила, не нужно ли ему что-нибудь, он как ни в чем не бывало ответил:

— Да, три-четыре листа плотной бумаги и хорошая перьевая ручка были бы весьма кстати.

Мэтью сделал трагическое лицо, Лиам насупился, а я вздохнула и попросила Мадлен принести требуемое.

Когда четыре листа были полностью исписаны мелким почерком, а служанка привезла кофе и удалилась, я осмелилась поинтересоваться:

— Надеюсь, у миссис Шварц не будет неприятностей из-за того, что вы делаете?

— Что вы, Виржиния, — не моргнув глазом, солгал дядя Рэйвен и наконец отложил злосчастную книжку. — Записи ей сегодня же вернет служанка, отвечающая за помещение, где они были утеряны. И, разумеется, я надеюсь на ваше благоразумие.

— Если я не могу задавать вопросы миссис Шварц, мне придется задать их вам, — нашла я компромисс. — Ваш интерес как-то связан с научными исследованиями мистера Шварца?

Маркиз немного поколебался, прежде чем ответить. Он пригубил крепчайший черный кофе, переложил с места на место два маленьких бисквитных печенья, посмотрел в иллюминатор и лишь потом произнес:

— И да, и нет. Скажем так… То, что записано в этой книжке, неожиданность для меня. Я давно подозревал, что Рената Шварц талантливее, чем ее супруг, однако не знал, насколько. Ее записи также объяснили, почему некий промышленник руками своих должников в Нижней палате около месяца назад пытался воспрепятствовать введению некой новинки в снаряжение аксонской армии…

— Рольф Чендлер.

— У вас исключительное чутье, драгоценная невеста.

— Не думаю. Но совсем недавно все мы видели, как Чендлер о чем-то договаривается с Карлом Шварцем, — призналась я.

— Вот как? — сдержанно удивился дядя Рэйвен.

— Знать не желаю, о чём именно.

— Это весьма разумно, — похвалил меня маркиз, и я поспешила добавить:

— Гораздо больше меня волнует судьба Арлин Кэмпбелл.

— Именно поэтому я сейчас достаточно откровенен с вами, Виржиния, а также с вашими подопечными, — понизил голос дядя Рэйвен. Мэтью, проследив за его взглядом, прогулялся до двери и обратно, чтобы проверить, не подслушивает ли кто. — И меня, и вас, и, тем более, леди Арлин Кэмпбелл более чем устроит обвинение Чендлера в заговоре против короны. Декрет «О дурных ветвях» одинаково хорошо подходит и для устранения политического противника, и для расторжения брака-мезальянса.

Я ответила прямотой на прямоту:

— Что вам нужно от меня сейчас, дядя Рэйвен?

— Внушите вашей доброй подруге миссис Шварц мысль о том, что она просто обязана опубликовать результаты своих исследований, — раздельно и четко произнес маркиз. — Верю, что у вас это получится — вы уже, сами того не зная, подтолкнули миссис Шварц к правильному выбору. Осталось только рассказать ей о конгрессе в Романии в следующем месяце и о том, что там будет выступать миссис Кэролайн Смит… это единственная женщина-математик в Аксонии и, разумеется, яростная «ширманка». Думаю, миссис Шварц найдет у нее ту поддержку, которую ищет.

— Миссис Кэролайн Смит… — пробормотала я. — Хорошо, запомню.

— И ещё одно, — произнес маркиз, явно колеблясь. — Если, по вашим словам, Чендлер о чём-то договаривался со Шварцем, то должно быть какое-то письменное подтверждение для их соглашения. Скорее всего, оно хранится у Чендлера. Я заклинаю вас всем, чем только можно — памятью отца, матери, леди Милдред, в конце концов… — Голос у дяди Рэйвена стал хриплым, но это быстро прошло. — …заклинаю вас, не пытайтесь искать письменное подтверждение самостоятельно. Более того, не позвольте даже намеку на подобное намерение просочиться за двери этой каюты, иначе вы окажетесь в смертельной опасности. И, более того — и Мадлен, и ваш мальчик… Но если леди Арлин Кэмпбелл в разговоре случайно упомянет о том, что ее супруг работал с какими-то необычайно важными бумагами и спрятал их, скажем, в потайное дно шкатулки — тотчас же сообщите мне.

Наверно, если бы я стояла, у меня подогнулись бы ноги. А так мне пришлось всего лишь очень, очень медленно и аккуратно поставить чашку с кофе, стараясь не расколоть блюдце, сцепить руки в замок и беспечно улыбнуться:

— Разумеется, дядя Рэйвен. Я обещаю быть крайне осторожной, но если услышу о чем-то любопытном, то вы узнаете об этом через час самое позднее. И, да, разумеется, и Мадлен, и Лиам также будут осторожны и не поставят меня в затруднительное положение.

Мадлен яростно кивнула, кроша пальцами хрупкое бисквитное печенье, а бледный как полотно Лиам пробубнил что-то согласное.

Дядя Рэйвен глубоко вздохнул — и тоже улыбнулся, глядя поверх синих-синих стекол очков:

— Я рассчитываю на вас, дорогая невеста.

Надо признаться, разговор с маркизом надолго выбил меня из колеи. Потребовалось всё мое самообладание, чтобы вечером как ни в чем не бывало подняться в Восточный салон и присоединиться к честной компании. К счастью, леди Хаббард успела сойтись с романкой, воистину очаровательной, хоть и стеснительной леди Марией Консуэлой Гарсиа де ла Крус. Вдвоем они с легкостью заменили целый дамский клуб, и достаточно было улыбаться, время от времени подкидывая тему для нового витка разговора, чтобы прослыть чудесной собеседницей… Но, пожалуй, впервые я завидовала Лиаму и его досугу — а не наоборот.

Миссис Шварц не показывалась целых два дня — ухаживала за сыном, которому, как обмолвился капитан Мерри, по-прежнему нездоровилось. Я немного беспокоилась и даже однажды подловила корабельного врача, когда он шел от Шварцев, и расспросила его о самочувствии Хенриха. Доктор улыбнулся, став на мгновение похожим на всех своих коллег по цеху одновременно, от Брэдфорда до Хэмптона, и заверил меня, что мальчик идет на поправку и скоро непременно покинет каюту, дабы подышать свежим морским воздухом.

Так и произошло.

С почтенным алманским семейством мы встретились во время прогулки по палубе утром третьего дня; погода выдалась скверная, и серая хмарь неба мешалась с серой хмарью моря, а от ветра слезились глаза. Увидев меня еще издалека, Рената просияла улыбкой. Приветствие же Карла Шварца напротив прозвучало очень холодно — и настороженно.

— Служанка сказала, что записную книжку заметили на полу именно вы, — осторожно прощупал он почву после обмена любезностями. — Если не секрет, как вы догадались, что эти записи принадлежат моей бесконечно любимой, но рассеянной Ренате?

— О, я всего лишь видела, как миссис Шварц зачитывает отрывки из книжки юному Хенриху, — улыбнулась я беспечно. — Да и обложка запоминающаяся.

— Значит, внутрь вы не заглядывали?

— Карл! — возмущенно одернула супруга Рената. — Как можно! Леди Виржиния, прошу прощения…

Я с трудом выдержала ее взгляд, полный искреннего раскаяния за «возмутительное» предположение Карла. Безусловно, дядя Рэйвен был не из тех людей, что способны переступить черту лишь из любопытства… Но порой искреннее доверие ранит нечистую совесть глубже любых обвинений.

— Не стоит, право. Вот уж действительно, благие намерения — спутники неудачи. Мистер Шварц, миссис Шварц — хорошего дня.

Изображать обиду и холодность предписывали негласные правила змеиного гнезда, именуемого великосветским обществом, но, право, никогда еще они не были мне настолько противны.

Снедаемая чувством вины, я сделала то, на что долго не решалась — написала Арлин записку и отослала со служанкой. Ничего особенного, несколько пустых фраз — ах, милая Арлин, скучаю, беспокоюсь, напоминаю о давних обещаниях непременно встретиться за чашечкой кофе и поговорить о давней дружбе между леди Милдред и старой леди Кэмпбелл, пост скриптум — надеюсь, Вы здоровы? Послание было составлено таким образом, чтобы Чендлер не заподозрил дурного, если… точнее, когда листок бумаги попадет к нему. Но если Арлин действительно оказалась в заточении, то записка могла стать тем ключиком, который отомкнет клетку.

Как говорил Эллис, ссылаясь на несуществующую троюродную кузину, «Общественное мнение для иных негодяев тяжелее чугунной шпалы». Что ж, если у меня не выходит быть второй леди Милдред — побуду хотя бы «чугунной шпалой».

Арлин появилась в Восточном салоне ближе к окончанию ужина. Бледная, робкая, исхудавшая… У меня сердце сжалось, когда я увидела её. К счастью, Чендлер на этот раз не стал сопровождать жену. С ней была только Мэй, у которой улыбка точно примерзла к губам, а под глазами залегли тени.

— Спасибо за записку, леди Виржиния, — поблагодарила меня служанка, не дав и слова вымолвить. — Пришлось наплести этому индюку с три короба, что люди начнут болтать всякое, если мы совсем перестанем выходить, — добавила она, понизив голос. — Конечно, на самом деле никто бы и ухом не повел.

— Я беспокоилась.

— Потому что вы — это вы, — слабо выдохнула Арлин, опускаясь на стул. — Виржиния, я боюсь, что он меня отравит.

— Отравит?!

Только выдержка не позволила мне вскочить и прокричать это слово на весь салон. К горлу комок подступил, и теплый свет ламп с абажурами из рисовой бумаги вдруг показался невыносимо резким.

— Не ядом, — тихо произнесла Мэй. — Снотворным. Вы ведь понимаете, зачем, да?

Я понимала. Наверное, не было такой леди, которая в определенном возрасте не читала бы романов Алехандро Дюмона, в которых из книги в книгу кочевали отважные баронессы, графини и маркизы, выданные замуж насильно и сопротивляющиеся подлым уловкам навязанного супруга сделать фиктивный брак настоящим.

Но вряд ли знания Мэй или Арлин были почерпнуты из бульварных романов.

— Как вы догадались?

— Рольф никогда не угощал меня ничем, — потерянно ответила Арлин, теребя край кружевного рукава. — А тут вдруг стал настаивать на том, чтобы я перед сном выпила бокал вина… И это ещё ничего, но он вдруг стал говорить, что и Мэй должна попробовать вино… Мэй всегда обедает с нами за одним столом, я настояла, но прежде Рольф на неё не смотрел иначе, чем с презрением, как на левретку какую-то, знаете, такая маленькая собачка…

Я хотела сказать «Сочувствую», но встретилась взглядом со служанкой, и мысли о беспомощной левретке вылетели из головы.

Если Мэй и была собакой, то из породы альбийских волкодавов.

— Что ж, полагаю, действуя так прямолинейно, Чендлер совершил ошибку, — произнесла я вместо этого сдержанно, и Арлин робко улыбнулась:

— Да, пожалуй. Мы незаметно вылили то вино в супницу, потом я сослалась на усталость и отправилась в спальню. Мэй пошла со мной. Мы были так напуганы, что не смогли уснуть… А ближе к полуночи ручка двери вдруг начала поворачиваться, и кто-то попытался открыть замок. Но, слава святой Роберте, Мэй догадалась оставить ключ в скважине, на половину оборота… Словом, я изобразила испуг и закричала, что, верно, в спальню лезет вор. А Рольф за ужином как раз и говорил о том, что утром на палубе ловили безбилетного пассажира… В дверь тут же перестали скрестись.

— Ставлю свою кровь Кэмпбеллов против старой подковы, что это был Чендлер, — нахмурилась Мэй. — Чтоб ему утопиться…

— Чудовищно… — Я переглянулась с Мадлен, перевела взгляд на Лиама, сидевшего тихо, как мышонок, с самого начала разговора, и решительно обратилась к Арлин: — Нет, так оставлять это нельзя. Не знаю, чем закончится это путешествие, но больше вы к Чендлеру не вернетесь. Даже если ничего не выйдет с декретом о ветвях, я найму лучшего адвоката, попрошу заступничества герцогини Дагвортской, подниму все свои связи, в конце концов… Но этому мерзавцу вы не достанетесь!

— Вонючий клоп, — смачно встрял Лиам и снизу вверх посмотрел на Арлин: — А хотите, я его побью? Ну, начну там бегать, случайно с лестницы столкну… Дети ведь все дураки, что с нас взять?

Мэй посмотрела на мальчика с уважением.

— Баронет Сайер, — мягко напомнила я ему о его статусе и подобающей манере речи. — Воздержитесь от подобных поступков. Вы, несомненно, преследуете благие цели, но, смею надеяться, за этим столом нет палачей, способных легко и без сожалений отнять чужую жизнь. Это отчаянная мера, есть же суды, наконец, провидение небесное… На крайний случай у меня есть с собой яд шар-рыбы. Леди Милдред порой привозила из своих путешествий весьма примечательные сувениры…

Арлин чинно сложила руки на коленях.

— Жаль тратить такую ценную вещь на какого-то клопа… Ведь так вы его назвали, баронет Сайер? — церемонно обратилась она к Лиаму.

Тот покраснел, кажется, даже до самой шеи, и пробормотал что-то согласное.

— Действительно, мне не хотелось бы, чтоб из-за какого-то негодяя была разрушена еще одна жизнь. А суд, увы, без всякого понимания относится как к отравителям, так и к детям, неосторожно бегающим по лестницам, — вздохнула я. — Особенно если жертвой становится очень богатый человек. В благородные мотивы мстителя в этой ситуации мало кто поверит. Давайте сперва попробуем законные методы.

— Еще бы пережить это путешествие, — досадливо откликнулась Мэй, глядя в сторону. Альбийский фабрикант с женой и дочерями как раз закончили ужин и начали собираться; бледно-голубые платья девочек смотрелись на фоне темных окон и никконских картин на стенах, как бумажные фигурки, как крылья мотыльков. Мне подумалось, что раньше, наверно, Арлин и Мэй были чем-то похожи на тех девочек. — Два дня мы ничего не ели, а пили только воду для умывания. Может, это глупо, но то вино нас слишком… напугало. К тому же Чендлер с чего-то озаботился нашей безопасностью. Мол, едет на корабле какой-то преступник, прячется в трюме, значит, кушать теперь будем только в каюте…

— Ну уж нет, есть вы теперь будете только в моей компании, — твердо заявила я. — И нужно придумать какой-то предлог, чтобы каждый день вы приходили ко мне в каюту… Арлин, вы увлекаетесь чем-нибудь? Вышивкой, головоломками, дамскими романами?

— Акварелью, — потупила взор юная леди Кэмпбелл. — Правда, у меня пока не очень хорошо получается…

— Не слушайте её, она на себя наговаривает! — с неожиданным жаром перебила сестру Мэй. — У Арлин в руках точно благословение небесное, я вам говорю.

Невольно я улыбнулась:

— Тогда вам непременно нужно познакомиться с четой Уэстов. Джулия держит чудесную реставрационную мастерскую, а Лоренс — галерею. Вы точно найдете с ними общий язык… я вас познакомлю, обещаю. Вот, к слову, и повод — вы будете приходить и учить меня рисовать. Достойное занятие для леди, к тому же занимающее весь день.

— Рольф меня не отпустит… — грустно вздохнула Арлин, но я ответила так уверенно, как смогла:

— Предоставьте это мне. Главное — встретиться с ним в ближайшее время и поговорить, а за результат я ручаюсь. Так что не беспокойтесь больше… И, кстати, почему до сих пор к нам не подошла ни одна служанка? Ручаюсь, вы страшно голодны, а рыбный суп сегодня просто чудесен. Не могу не отметить — при всей моей нелюбви к дарам моря…

Повеселевшие сестры Кэмпбелл поужинали с аппетитом. Глядя на них, я чувствовала себя то ли рыцарем из средневековых баллад, то ли заботливой матерью. В голове крутились глупые планы по устранению Чендлера. Заманчиво было бы, например, стравить его с Фаулером на дуэли — в фехтовальных качествах баронета я не сомневалась, а его репутацию и так уже ничего не могло сделать хуже. Да и если б дело потом дошло до суда, то уж этот-то змей наверняка сумел бы избежать тяжелых последствий… Увы, Фаулер был слишком предусмотрителен, чтобы ссориться с такими влиятельными персонами, как Чендлер.

После трапезы мы все вместе отправились в Восточный салон, где уже несколько вечеров подряд собирались сливки здешнего общества. Причем, как правило, вместе с детьми — уж не знаю, кто положил этому традицию, я с «юным баронетом Сайером», Рената с умницей Хенрихом, который становился просто очаровательным, когда побеждал стеснительность, или романское семейство. Наверное, поэтому наше времяпрепровождение больше напоминало общение старых друзей, нежели светские игрища — так же когда-то герцогиня Дагвортская приглашала на неделю-другую в гости своих подруг, и леди Милдред непременно брала с собою меня, и вместе с близнецами мы вносили определенную живость в скучные беседы старших…

Словом, теплая, почти семейная атмосфера в Восточном салоне обязательно должна была хоть немного согреть Арлин и Мэй.

Нынче вечером аксонская часть компании затеяла игру в шарады, и алманско-романское общество невольно оказалось подвинуто на роль наблюдателей. Поэтому явление новичков было встречено с неподдельным энтузиазмом. Леди Хаббард тут же принялась обхаживать Арлин и объяснять ей суть игры. У Мадлен глаза загорелись — еще бы, в искусстве пантомимы ей равных не было! А я думала о том, что если сейчас осторожно вывести тему беседы к рисованию, похвалить таланты леди Кэмпбелл и публично попросить ее о паре уроков, то будущие возражения Чендлера наверняка утонут в хоре всеобщего одобрения.

Игра предсказуемо затянулась допоздна. Наш злодей заявился в салон ближе к полуночи — забеспокоился за супругу. Мужская часть компании охотно приняла его в свои ряды и сразу двое, альбийский фабрикант и романец, поспешили выказать свое восхищение леди Кэмпбелл и её хобби, а леди Хаббард в своей обычной экспрессивной манере воскликнула, что тоже хочет учиться рисовать вместе со мною — «Ах, это такой шанс, такой редкий шанс… как это говорят? Возвыситься над собою и шагнуть вперед?». Романка с готовностью её поддержала, а старшая дочка альбийца робко заметила, что тоже «балуется акварелью».

Так Арлин неожиданно для себя (и вдвойне неожиданно — для супруга) встала во главе небольшого художественного кружка.

— Неплохой ход, Виржиния, — сдержанно похвалил меня на следующее утро за завтраком дядя Рэйвен. — Однако не передавите, иначе Чендлер может перейти в наступление, и ни вы, ни юная леди Кэмпбелл этого не выдержите. К слову, если вы все еще ищете повод для применения декрета «О дурных ветвях», советую обратить внимание на гостей Чендлера. Судя по всему, важные сделки, такие, как, например, со Шварцем, он предпочитает заключать лично, не через посредников. Я уверен, что у Чендлера есть определенные связи в парламенте, однако никак не могу их нащупать.

Я насторожилась.

— Намекаете на то, что Арлин могла видеть кого-то из его… «связей»?

— В своем особняке он ни с кем не встречался, да и слежку за одним человеком в Бромли, будь это даже Чендлер, организовать не сложно, — пожал плечами дядя Рэйвен. — Но перед свадьбой он слишком уж часто гостил в поместье Кэмпбеллов, и некоторым, гм, особенным людям вздумалось прокатиться по стране именно во время его отлучки. Впрочем, я уже и так сказал слишком много, — вздохнул он и посмотрел на меня поверх очков. — Я становлюсь нетерпеливым. Здесь, на «Мартинике», Чендлер для меня как тот локоть из пословицы — близок, да не укусишь.

— А вы бы хотели его укусить?

— Съесть с косточками, — усмехнулся маркиз, и мне вдруг стало не по себе. С этой его стороной я сталкивалась редко — слава Небесам, и потому от встречи до встречи успевала забыть. — И сейчас, во многом благодаря пусть и невольной, но все же союзнице в лице леди Кэмпбелл, это представляется как никогда возможным. Но игры с такими, как Чендлер, не прощают ошибок…

— Он опасен и для вас? — понизила я голос, чтобы Мэдди и Лиам в соседней комнате ничего не услышали. Дядя Рэйвен ответил также тихо — и откровенно:

— Мои поступки, Виржиния, также не всегда были безупречны. И Корона закрывает на них глаза лишь до тех пор, пока они остаются в секрете. Но если кто-то сделает их достоянием общественности… Не уверен, что у Чендлера нет опасных карт, мы слишком часто шли соседними тропинками. Но боюсь я не разоблачения, в конце концов, у меня есть достойная замена. Я боюсь, что втянул вас в слишком опасное дело, драгоценная моя невеста. А еще мистера Норманна упрекал, — рассмеялся он невесело.

Этот разговор дал мне немало поводов к размышлению.

Днем, оставшись наедине с книгой, я думала о том, что падение Чендлера затронет и множество других людей. Дядя Рэйвен и его опасные тайны; загадочные союзники из парламента; мистер Шварц, определенно, извлекающий большую выгоду из сотрудничества; Арлин, чья репутация может быть непоправимо испорчена… Остаться вдовой, не достигнув и двадцати лет, не так уж страшно само по себе, особенно если брак многие считают мезальянсом. Но предположим, что доказательства измены Чендлера нашлись. Вдруг он заявит на суде, что Арлин обо всем знала и тоже участвовала, скажем, в заговоре против Короны? Если учитывать историю ее рода, то найдутся многие, кто поверит в такую ложь.

И еще — точил меня червячок сомнения, мог бы дядя Рэйвен, например, сознательно пожертвовать сестрами Кэмпбелл, чтоб добраться до старого врага. Скрепя сердце, я вынуждена была признать — мог бы. Особенно если Чендлер действительно угрожал спокойствию Аксонии.

А мог ли он использовать меня, чтобы через Арлин и Мэй…

Резко захлопнув книгу, я постаралась выкинуть эти мысли из головы.

Политика — дело далекое и темное. Очень редко она убивает прямо и открыто, как «Дети Красной Земли», чаще сцеживает яд годами… А опасность, угрожавшая леди Кэмпбелл, была ясной и близкой.

И понятной.

Значит, надо было сперва разобраться с нею, а уже затем выяснять подоплеку неприязни дяди Рэйвена к Чендлеру.

Решив тем же вечером поговорить с Арлин о гостях, приезжавших к её супругу в поместье Кэмпбеллов, я отправилась на прогулку. Мадлен пока занималась математикой с Лиамом, а чирикать о всякой ерунде с леди Хаббард мне не хотелось. Благо за последнее время нога почти зажила, и по каюте я даже ходила без трости, так что прогулки в одиночестве перестали быть трудностью.

Уже на палубе мне подумалось, что надо поговорить с Ренатой и помириться — с достопамятного происшествия мы встречались редко и только в большой компании. Но заглянув в двери Восточного салона, я увидела, что Шварцы мило беседуют с семейством де ла Крус, и прошла мимо. Встречаться с Карлом Шварцем не хотелось, как и становиться жертвой романского темперамента и говорливости.

То ли из-за легкой непогоды — с утра накрапывал дождик, прекратившийся только час назад, то ли из-за сонливости, буквально витавшей в воздухе, на палубе почти никого не было. Дважды пройдясь вдоль борта, я встретила лишь служанку с тележкой да трех хохочущих матросов. Один из них, рыжий мужчина с изрядным синяком под глазом, громко пожелал мне хорошего дня, и двое других шикнули на него, сопроводив это чем-то вроде «доиграешься же опять!». Я присмотрелась повнимательнее — и с удивлением узнала в рыжем жертву мистера Чендлера.

— Кхм… Кэрриган, верно? — улыбнулась я приветливо, жалея, что рядом нет Мадлен. Все же леди не стоит находиться в обществе трех мужчин, да еще не самого высокого сословия. — Надеюсь, ваше здоровье в порядке?

— А что ж ему сделается, э? — хохотнул Кэрриган. — Матросы — они из просоленных канатов сделаны, кхе-кхе… Да к тому же та леди за меня беспокоилась, а ледино беспокойство — то еще лекарство! Вон, даже фруктов мне со служанкой прислала, ей-ей, как вашей благородной братии…

Я вздохнула и подумала, что при всей моей симпатии к Арлин это нельзя было назвать благоразумным поступком. И дело даже не в сплетнях, хотя полезней для репутации передать в качестве компенсации хайрейн-другой через капитана, а не фрукты — через служанку. Арлин снова давала супругу повод для гнева. Уж не потому ли Чендлер начал эксперименты со снотворным?

«Кажется, это дядя Рэйвен и называл — передавить и заставить перейти в наступление», — промелькнула мысль.

— Что ж, это чудесно! Рада, что все благополучно разрешилось, — улыбнулась я, давая понять, что беседа окончена. Друг Кэрригана, кажется, тот же, что помогал ему нести коробку в ночь шторма, оказался весьма разумным и отвесил поклон:

— Хорошего дня, леди, и благодарим за заботу!

Я кивнула и продолжила путь.

Вид серого, хмурого моря и хлопьев белой пены на гребнях волн действовал на меня странным образом умиротворяюще. Небо по цвету было не отличить от воды. Я смотрела по сторонам и не видела ни птиц, ни линии берега — только бесконечное множество оттенков серого, только изменчивость и непостоянство волн и облаков. «Мартиника» казалась средоточием шумов: она словно порождала все звуки, которые слышало ухо — от механически-неестественных, сопровождающих любую огромную машину, до исконно-морских — плеска волн о борта, шепота ветра в сплетениях труб. Запах соли и водорослей смешивался с кухонными ароматами — прямо у меня за спиной, шагах в пяти, была лестница, по которой можно было спуститься как к пассажирским каютам, так и к хозяйственным помещениям. Изредка до слуха доносились голоса, смех или чья-то ругань. Иногда в перекатах волн мерещились шаги — но я оборачивалась и никого не видела. Само слово «время» потеряло значение в серой хмари вокруг. Мне вспомнилось, как дядя Рэйвен говорил о какой-то пассажирке, любящей гулять в одиночестве по палубам. Интересно, она испытывала те же чувства, что и я?..

И гуляют ли здесь Арлин с Мэй? Рената и Хенрих?

Глубоко вздохнув, я прикрыла глаза, поднося руку к полям шляпки — порывы ветра становились все сильнее, а с моей прической на булавки нечего было и надеяться.

Позади снова послышались быстрые шаги. Я начала оборачиваться, и…

…и тут дыхание у меня вышибло из груди, опора ушла из-под ног, а в глазах всё перевернулось.

Я вскрикнула, роняя трость, и вслепую махнула руками. Что-то пребольно ударилось в бок, я покатилась вниз, как пустой кувшин, и вдруг меня дернуло вверх, раздался треск… В глазах прояснилось — небо над головой и палуба почему-то вверху — и за какую-то долю секунды я осознала, что произошло.

Меня толкнули в спину, и я свалилась на крышу над нижней палубой… ещё чуть-чуть — и улетела бы за борт, но юбки зацепились за какой-то штырь.

Беда в том, что ткань продолжала разъезжаться.

Я вывернула шею в надежде увидеть человека, который столкнул меня — тщетно, преступник уже успел скрыться. Попыталась пошевелиться — и тут же съехала вниз под треск рвущейся тафты: наклон был слишком крутой. Мокрый после дождя металл проскальзывал под пальцами, под гладкими подошвами туфель… Я в панике посмотрела вниз — и плеск свинцово-серых волн уже не показался таким завораживающе притягательным.

Ткань снова затрещала — до края юбки оставалось ладони две, не больше. Край ската маячил перед глазами — край жизни.

Сорвусь в море — сразу пойду ко дну.

Пальцы свело судорогой.

«Спокойно, — пронеслось в голове. — Мне не надо висеть на краю часами. Нужно просто перевалиться через перила, на нижнюю палубу. Спокойно…»

Внизу юбка была подшита, и на плотной ткани я выгадала еще несколько секунд. А потом — поехала вниз, как с ледяной горки, едва успела вцепиться в край ската, ломая ногти… и отчаянно заболтала ногами в воздухе, выгибая позвоночник.

Как кошкам удается переворачиваться в падении, чтобы приземлиться на все четыре лапы? Не знаю.

Мгновение, когда я повисла над морем на одних пальцах, было самым долгим в моей жизни. Накатило жуткое осознание — не успеваю, не получается, соскальзываю… И тут в спину ударил порыв ветра — теплого, я могла бы поклясться в этом даже над гробом леди Милдред.

Шляпка слетела с головы и канула в волны.

Я рухнула на палубу — обессиленная, почти полумертвая. Тонкие перчатки превратились в лохмотья, из-под обломанных ногтей сочилась кровь.

— Святая Генриетта, Святая Роберта… — прошептала я, прижимая ладони к лицу. — Святые Небеса… спасибо! — выдохнула я — не знаю, кого благодаря… или что. — Спасибо…

Мне показалось, что я слышала женский смешок — впрочем, это мог быть и всплеск волны.

По пути к каюте, как назло, навстречу попалась служанка. Не знаю, что она подумала, глядя на леди в разодранной юбке — может, и вовсе не заметила за той горой белья, которую везла на тележке? А Мадлен словно издалека почуяла беду — выскочила за порог мне навстречу, когда я еще только заворачивала за угол коридора.

— Новое платье, щетку для волос… и новые перчатки, — тихо приказала я. Голос у меня звучал до странного спокойно, и слышался будто со стороны. — Да, ещё крепкий черный чай с молоком и сахаром. Лиам? Ты здесь? Тогда беги к дяде Рэйвену и позови его сюда. Только, ради всего святого, не говори, что случилось, иначе этот корабль рискует пойти ко дну.

Маркиз появился спустя полчаса — истинный подарок неба, что Лиам не привел его раньше. Я успела переодеться и отмыть лицо от слез и руки — от кровяных подтеков, а потом началось что-то странное. Мадлен застегивала крючком пуговицы на кружевных перчатках цвета фисташек, а у меня непрерывно текли слезы из глаз, словно туда перец попал. Язык стал непослушным, а по телу разлилась жутковатая легкость — от затылка до кончиков пальцев на ногах.

Столкни меня кто-нибудь с корабля сейчас — наверно, я бы взлетела.

— Драгоценная невеста, посылать за мной мальчика с таким злым и перепуганным взглядом, да еще и запрещать при этом что-либо рассказывать — пожалуй, даже хуже, чем в лоб ошарашивать самыми дурными новостями. Насколько я вижу, вы… Проклятие!

Дядя Рэйвен начал говорить, едва переступив порог. Я сидела спиной к двери — лица моего не было видно — а потом обернулась, и с дядиных губ сорвалось словечко покрепче «проклятия».

— Всё в порядке, — едва вымолвила я, опуская голову. — Жива, относительно здорова, и на мою честь никто не покушался. Закройте дверь, сядьте, пожалуйста. Ваш секретарь?..

— Занят срочной работой.

— Это хорошо. Святые небеса, дядя Рэйвен, не смотрите на меня так, я…

Тут, как нарочно, дыхание перехватило, и я отвернулась, прижимая пальцы к губам. Звякнул выроненный крючок, и Мадлен осторожно погладила мою левую руку.

— Все в порядке, — повторила я через силу, почти до боли растирая щеки. — Мэдди, я сама застегну тут. Принеси мне чай молоком, хорошо? Сладкий, крепкий, горячий.

Она порывисто обняла меня, заглянула в глаза — и лишь тогда, убедившись, что я отдаю себе отчет в происходящем, поднялась и торопливо вышла из каюты.

Лиам угрюмо засопел и сел прямо на пол — у моих ног, привалившись виском к коленке.

— Если говорить совсем коротко… — Голос сел, и я сглотнула. — Дядя Рэйвен, не вздумайте сейчас вскакивать и бежать куда-то, вы мне нужны. Хотя бы на ближайший час… Словом, если говорить совсем коротко — меня пытались убить.

Маркиз очень медленно и осторожно снял очки и положил их на стол. Затем сел сам, сцепил пальцы в замок и коротко спросил:

— Как именно?

— Меня столкнули за борт. Я гуляла одна по верхней палубе, остановилась у перил напротив той лестницы… Да, той самой, от которой можно перейти и в служебные помещения, и в каюты, — начала я рассказывать, стараясь четко выговаривать слова. Тело начало вновь наливаться тяжестью — здоровой тяжестью живого, немного уставшего человека, будто со словами из меня выходил и дурной хмель, которого я с лихвой хлебнула, едва не скатившись в море. — Там достаточно сильный ветер и странное эхо, поэтому на шаги за спиной я не обратила внимания. Слышится время от времени всякое, то голоса, то… — я осеклась, вспомнив женский смешок у себя за плечом уже после всего, на нижней палубе. — Неважно. Я услышала шаги, а потом меня столкнули. Очень быстро. Видимо, человек был сильный… Я скатилась по крыше — знаете, там такой навес над палубой… Наклон весьма крутой, и… и мне повезло — юбка зацепилась за штырь. Ткань, конечно, разъехалась, но я выиграла немного времени, смогла схватиться за выступ на краю… Святые небеса, пальцы так болят теперь! Словом, я каким-то чудом упала не за борт, а на нижнюю палубу. Добралась до каюты… и послала Лиама за вами, дядя Рэйвен.

— Благоразумное решение, — надтреснутым голосом ответил маркиз. Глаза у него почернели совершенно. — Как вы себя чувствуете? Вам нужен врач?

— Нет.

— Время, чтобы успокоиться?

— Нет. Хочу говорить, — призналась я и с удивлением осознала, что это правда. Мне захотелось вдруг оказаться в шумном обществе старых друзей и знакомых — там, в кофейне, чтобы ворчал вполголоса Георг, охала и тискала желтый батистовый платок миссис Хат, Мадлен сердитой пчелой кружилась по залу, без умолку болтал Эллис, щурился поверх чашки с имбирным кофе доктор Брэдфорд, терзала кружевной веер Эмбер, а Глэдис вертела в пальцах лорнет, думая, без сомнения, об искусстве. — И ещё мне хочется пить… и есть тоже. Святые небеса, когда я успела проголодаться?!

— Я задам несколько вопросов и тут же найду служанку, чтобы она принесла обед, — тихо пообещал дядя Рэйвен. За все время рассказа он не то что не пошевелился — даже не моргнул. Сцепленные «замком» пальцы были полурасслаблены, запястья на фоне темно-зеленых рукавов казались даже бледней, чем обычно. — Если судить по звуку шагов, это был один человек или несколько?

— Один.

— Вы успели заметить, кто это был?

— Нет. Когда я посмотрела вверх, у борта никто не стоял.

— Кто знал, что вы отправились в одиночестве на прогулку?

— Мадлен, Лиам.

— А еще?..

— Больше никто.

— Вы встречали кого-нибудь во время прогулки?

— Нет… Была одна служанка, кажется… Не уверена, в памяти все перепуталось, — нахмурилась я. — Ах, да, еще я видела того матроса, Кэрригана. Он и еще двое его товарищей разговаривали — правда, на другой палубе. Мне стало интересно, оправился ли Кэрриган после выходки Чендлера, и я подошла к ним. Точнее, обратилась к ним, проходя мимо… Он сказал, что уже полностью здоров, затем все трое пожелали мне хорошего дня. Они остались на том же месте, а я пошла дальше.

— Кто-то ещё мог вас видеть?

— Нет… — машинально ответила я, но задумалась и исправилась: — Да. Я гуляла достаточно долго, чтобы кто-то мог меня заметить, скажем, из окна… Или увидеть со спины так, что я этого даже не осознала. И еще я заглянула в самом начале в Восточный салон, но заходить не стала. Не думаю, что меня кто-то заметил, но полностью исключать эту возможность не стала бы…

— Лиам, принесите бумагу и ручку, — коротко приказал дядя Рэйвен. Мальчишка подорвался с места, как ужаленный. — Благодарю… Можете вспомнить, кто в это время был в салоне, Виржиния?

Всё, что я рассказала после этого, маркиз тщательнейшим образом записал. Быстро, буквально в темпе речи — и не нормальными аксонскими буквами, а какими-то странными завитушками. Такие же иногда попадались мне среди отцовских записей. Вскоре вернулась Мадлен, и необходимость посылать служанку за обедом отпала — на тележке кроме чайного набора обнаружилась еще супница, тарелка с двумя видами пирога, сырное ассорти, жульен… Подбирала меню Мадлен, очевидно, сама, потому что ни о каких традиционных сочетаниях блюд и речи не шло — она наверняка просто взяла на кухне то, что я любила, чтобы побаловать меня.

…И, разумеется, количество и разнообразие сладостей превосходили все мыслимые пределы.

— И последний вопрос, Виржиния, — со вздохом отложил дядя Рэйвен ручку и исписанный лист бумаги. — Почему — перчатки?

Я поняла его с полуслова и улыбнулась:

— О моих руках Мадлен уже позаботилась. Но, во-первых, сейчас они некрасивые, а во-вторых, если бы вы их увидели раньше, чем я все рассказала, то беседа могла бы и не состояться.

Маркиз вдруг рассмеялся — сухо, кашляюще, но смех оборвался резко.

— Виржиния… Иногда вы становитесь необыкновенно похожей не на леди Милдред, а на Идена. Я все гадаю, как скоро вы научитесь читать меня, как открытую книгу.

— Нескоро, я надеюсь.

Некоторое время молчали мы все — я, Лиам, Мэдди, дядя Рэйвен… А потом он поднялся, так же безмолвно обошел стол, наклонился — и обнял меня.

— Вы в безопасности, Виржиния, — тихо, но внятно произнес он. — Вам больше ничего не угрожает.

Я прикрыла глаза, чувствуя себя той девочкой из далекого детства, которая беспечно засыпала в кабинете, среди запаха восточных благовоний, непонятных книг с потертыми корешками и старинных принадлежностей для письма.

— Знаю. Спасибо.

Обедала я с редким аппетитом. Что бы ни пробовала — все казалось невероятно вкусным. Мэдди следила за мной, время от времени вздыхая, и крошила на блюдце пирожное, Лиам мрачно грыз яблоко и косился на дверь, а дядя Рэйвен перечитывал свои записи. Когда пришло время чаепития, он поинтересовался, высказать ли ему сейчас свои предположения или позже.

— Сейчас, — попросила я. — Сравним их с моими.

— Думаю, тут и сравнивать нечего, — покачал он головой. — Самые вероятные претенденты — Чендлер, Шварц и неизвестный пассажир. Либо матрос, нанятый одним из них. Но доказать что-либо будет практически невозможно… Афишировать покушение мы не станем. Вы согласны?

— Разумеется. Шумиха мне ни к чему.

— Охрану я вам обеспечу, — продолжил дядя Рэйвен. — Сегодня у вас в гостиной проведет ночь мой секретарь. Вряд ли, разумеется, убийца отважится наведаться к вам в каюту, однако мне будет спокойнее, если ваш покой посторожит верный человек. Я сам с помощью капитана Мерри до завтрашнего утра проверю алиби всех трех подозреваемых… Впрочем, уже сейчас уверен, что Чендлер ни при чем. Он, как ни прискорбно мне это признавать, обычно преуспевает в своих начинаниях.

— Значит, Шварц или безбилетный пассажир, — задумалась я. — Но зачем им это?

— О целях последнего я ничего до сих пор не знаю, поэтому не стану пока озвучивать свои теории. А вот Шварц… Все дело в записной книжке Ренаты Шварц, Виржиния. Так что обратите завтра внимание на то, как будет смотреть на вас Карл, — недобро усмехнулся дядя Рэйвен. — Думаю, это будет весьма занимательное зрелище. А сейчас отправляйтесь спать — и ни о чем не тревожьтесь. Все, что вам сейчас нужно — отдых.

— Но сегодня должна прийти Арлин… точнее, это я должна прийти в салон и поддержать её уроки живописи, и…

— Я позабочусь об этом, — пообещал маркиз, поднимаясь. — А вы отдыхайте. Мой секретарь прибудет через час, а до тех пор постарайтесь не открывать никому дверь.

После того, как дядя Рэйвен ушел, я и впрямь почувствовала себя очень усталой. Мэдди помогла мне приготовиться ко сну, а заодно выслушала и повторный рассказ о покушении. С подругой я позволила себе быть немного более искренней и поведала ей о странном порыве ветра — и о женском смехе. Мадлен выслушала меня внимательно, а потом достала из-за спинки кровати… мою трость.

Ту самую, которая — я готова была поклясться в этом! — упала в море.

— Откуда?.. — начала я и осеклась.

Мэдди, не поднимая взгляда, похлопала по покрывалу.

— Лежала на кровати?

Мэдди кивнула.

Я надавила кончиками пальцев на виски, глубоко вздохнула и села, чувствуя некоторую слабость в коленях.

— Пожалуй, не стану размышлять об этом.

Трость мы унесли в гостиную — на всякий случай.

А мне полночи снилось, как по палубе гуляет красивая женщина в старинном платье, в фарфоровой маске… и в моей шляпке, которую унес ветер. Леди Милдред шла рядом и что-то рассказывала вполголоса, а вокруг парили разноцветные огни.

…Когда я проснулась утром, то была почти уверена, что трость тоже упала на нижнюю палубу, а не за борт.

Да. Без сомнений.

Весь следующий день по настоянию дяди Рэйвена я провела в каюте, сославшись на плохое самочувствие. Капитан Мерри лично зашел сообщить, что расследование он берет под свой контроль, и преступник непременно будет наказан. Это обнадеживало, но не сказать, чтобы слишком: призрак тоски от вынужденного безделья уже встал во весь свой угрожающий рост. Мадлен и Лиам, желая меня поддержать, тоже никуда не выходили. А во второй половине дня в гости заглянула Арлин — да так и осталась до вечера.

— Говорят, что с вами случилось нечто ужасное, — призналась она за второй чашечкой какао. — Что мы можем больше и вовсе вас не увидеть…

— Ах, право, ерунда, — отмахнулась я. — А кто говорит, если не секрет?

— Мэй встретила служанку, и…

— Да, слухи в основном среди прислуги гуляют, — подтвердила Мэй. — А за служанками и господа повторять начинают. Вчера на этих клятых уроках рисованья я уже от двоих слышала про «что-то ужасное».

— Как видите, никаких оснований для слухов нет, — улыбнулась я, опуская взгляд. — Я просто слегка, гм, простудилась, гуляя по палубе, вот и решила денек посидеть в каюте. Имбирный чай с мятой и лимонной цедрой оказывает воистину целебное воздействие.

А про себя подумала, что дядя Рэйвен проявляет воистину чудесные способности к распространению сплетен. Понять бы еще, зачем ему это нужно…

Из-за недостатка свежего воздуха спала я ужасно — вертелась полночи, а смежить веки смогла лишь под утро. И, разумеется, докладывать о результатах расследования за завтраком мне никто не стал. Разозлившись и на дядю Рэйвена, и на капитана — уж не знаю, на кого больше — я попросила Мадлен приготовить на вечер платье для выхода в свет.

Хватит уже сидеть затворницей в собственной каюте — надоело. Так, право, и морскую болезнь заработать недолго.

— Ах, леди Виржиния, вы сегодня ослепительны, дорогая моя! — растроганно воскликнула леди Хаббард, когда я появилась в Восточном салоне, и за руку отвела меня к столу. — Так и знала, что все эти сплетни — совершеннейшая чушь. Вы ведь себя хорошо чувствуете?

Многие из присутствующих, не скрываясь, с любопытством смотрели на нас с леди Хаббард. Другие — слушали украдкой.

— Прекрасно, — нарочито громко сказала я и улыбнулась. — Было приятно провести день в тишине и покое, но вернуться к столь благородному обществу — ещё приятнее. О, глаза меня не обманывают — мы собираемся нынешний вечер посвятить настольным играм? Какая яркая коробка!

— Это мой отец привез из поездки в Бхарат, — живо откликнулась леди де ла Крус. — Называется «Пути и опасности». Там на клеточках я подписала значения по-романски.

— Значит, нам придется переводить… на аксонский, полагаю? — подхватил супруг её слова.

— Что ж, вы нас всех очень выручите этим, — прокряхтел альбийский делец, закрепляя на носу пенсне. — Действительно, очень красивая игра. Как настоящая картина.

— Это и есть картина, причем написанная мастером своего дела, — робко вставила Арлин и спряталась за веером. — На мой взгляд, — добавила она ещё тише.

Уже за столом я незаметно огляделась. Сегодня в салоне присутствовали почти все — не только завсегдатаи. И чета Шварцев, и Чендлер, напоказ дружелюбный и приторно-учтивый, и несколько незнакомых джентльменов, прежде собиравшихся отдельной компанией, и, к большому моему удивлению — Мэтью Рэндалл.

Фигурок хватило не на всех, поэтому играли семьями либо парами. Мне в партнеры отдали одного из новеньких — сквайра по фамилии Орстон, сделавшего небольшое состояние на торговле с Колонью. На «Мартинике» он сопровождал свою вдовую сестру, возжелавшую повидать красоты континента после девяти лет затворничества из-за крайне неудачного брака.

В эту «вдовую сестру», похожую на Орстона не больше, чем я — на Лайзо, кажется, не верил никто, даже наивная Арлин.

Впрочем, меня такой партнер вполне устраивал — он всецело уступил инициативу в игре, не вмешиваясь даже тогда, когда я в четвертый раз подряд делала неудачный ход.

— О, леди Виржиния, боюсь, вам опять придется вернуться назад, — весело прощебетала де ла Крус, полностью войдя в роль хозяйки вечера.

— Что теперь? — рассмеялась я. — Вот уж не думала, что весь вечер меня будет преследовать невезение!

— Гм, — нахмурилась романка и зачитала нараспев: — «Вы добились больших успехов, и змея Зависти обратила на вас свой взор! Она жалит вас, и вы возвращаетесь на столько клеток назад, сколько выпадет очков».

Я бросила кубики — на всех трех выпало по единичке. Пришлось отодвигать свою фигурку на три клетки назад, на красивую картинку с изображением красноволосой женщины в ярком наряде и с оружием в руках.

— Снова что-то особенное? — заинтересовалась миссис Шварц, склоняясь над игровым полем. Невольно я обратила внимание на ее мужа — и с трудом сохранила непринужденную улыбку на лице. Карл был весьма бледен и избегал смотреть на меня, отводя взгляд.

— Посмотрим, — сощурилась леди де ла Крус. — О, наконец-то удача! «Богиня оказывает вам свое покровительство. Трижды сразит она любую змею, которая нападет на вас». Это значит, что если вы опять попадете на клетку с Завистью или любой другой змеёй, вам не придется отступать назад, — пояснила она.

Мне в голову пришла идея — немного рискованная, но приятно щекочущая нервы. Мэтью Рэндалл, словно почувствовав что-то, вскинул голову.

— Вот как, — протянула я. — Если задуматься, то покровительство богов… то есть покровительство Небес, ведь мы все здесь верные прихожане, правда? Словом, на приеме у герцогини Дагвортской был спиритический сеанс. Забавно, что медиум тогда сказал мне то же самое.

— Что именно? — мгновенно заинтересовалась леди де ла Крус.

Словно в задумчивости не отдавая себе отчета, я перевела взгляд на Карла Шварца и уставилась ему в точку между бровями. Помнится, Лайзо как-то говорил, что таким образом можно создать иллюзию, что смотришь собеседнику в глаза.

— О покровительстве высших сил. Что якобы она видит рядом со мною некое светлое существо, пылающее огнем, — отпустила я фантазию на волю, слегка понижая голос. Арлин на другой стороне стола невольно подалась вперед, чтобы лучше слышать, а Чендлер прикусил губу. — Разумеется, это ерунда, но… знаете, я не всё рассказала газетчикам о том страшном случае с Лиловым душителем, — продолжила я еще тише, и теперь ко мне прислушивался уже каждый без исключения. Равнодушным не остался никто… но на губах Мэтью играла полуулыбка — а у Карла Шварца на висках выступили маленькие, масляно блестящие капельки пота. — Тогда мне пришлось использовать револьвер, чтобы защититься… и такое чувство, словно курок тогда спустила не я. Сначала раздался грохот, и убийца замертво рухнул наземь, а на спусковой крючок я нажала секундой позже. Впрочем, тогда всё было как в тумане. Такое чудовищное испытание Небес… Ах, мне тяжело вспоминать об этом.

Я скромно опустила взгляд долу, и леди Хаббард тут же кинулась утешать меня со всей своей горячностью. Разумеется, мы отвлеклись от игры и разговорились о таинственных происшествиях, дыхании судьбы и прочих глупостях. Мэтью Рэндалл с удовольствием подливал масло в огонь, вспоминая моряцкие байки, якобы поведанные ему лично капитаном Мерри. Речь в них, как на подбор, шла о негодяях и убийцах, оказавшихся волею судьбы на каком-нибудь судне и вызвавших ярость стихии подлыми поступками. Во время душераздирающей истории о том, как русалки утащили на дно злодея, вытолкнувшего за борт собственную сводную сестру ради наследства, Карл Шварц забормотал, что ему дурно от духоты, и вышел.

Утопленная сестра по описанию подозрительно напоминала меня.

Через некоторое время «проветриться» вышел и Чендлер, а затем и Мэтью вспомнил о «срочных, совершенно неотложных делах».

До финиша в игре я, к слову, добралась в тот вечер второй. Сразу после четы де ла Крус.

Рисованием в итоге мы не занялись ни тогда, ни назавтра. Лишь через день Арлин смогла заглянуть ко мне с художественными принадлежностями. Завтракала она теперь исключительно в обществе семейств де ла Крус или Хаббард, так что от голода не страдала, хотя по-прежнему и крошки в рот не брала в присутствии супруга.

— Что это? — заинтересовалась я содержимым одной из коробок.

— Пастель и альбом для пастельных рисунков. Правда, работать в этой технике у меня получается плохо, — призналась Арлин. — Больше всего я люблю акварель. И ещё наброски карандашом, но уже развлечение, отдых, а не работа, требующая усердия.

Я заинтересовалась одним из листов.

— Это ведь ваш рисунок?

— Да, — улыбнулась она, слегка краснея. — Выполнено пастелью. Мне приснилось, как по палубе гуляет девушка в синем платье… Синее море, синее небо и синее платье, а солнце — розовато-золотое, и такие облака еще, и гребешки пенные на волнах… Хороший сон был. Добрый… Скажите, а то, что вы про подземелье и Душителя с Лиловой лентой рассказали — это правда? — вдруг спросила она.

— Нет, — решительно покачала я головой, стараясь не обращать внимания на призрачный запах вишневого табака. — Мы сами должны защищать себя, не полагаясь на высшие силы… Хотя некоторые события просто необъяснимы, — вынуждена была я признать, вспомнив о теплом порыве ветра, буквально зашвырнувшем меня обратно на борт.

— Понятно, — грустно вздохнула Арлин. — Ох… А с чего мы сегодня начнем уроки рисования? Может, с набросков?

— Вам виднее, — улыбнулась я.

Она задумалась, потом несмело предложила:

— Мне нравится рисовать людей. Особенно лица. Иногда увижу кого-нибудь на улице мельком — а потом долго-долго помню, особенно если портрет просится на бумагу. А ещё… ещё мне нравится придумывать, какие страсти или грехи подходят человеку. Или просто — чувства, — закончила совсем тихо.

А мне стало любопытно.

— Арлин, вы можете сделать карандашный набросок, чтобы я поняла, что имеется в виду? Например, к слову… — Я задумалась. — Например, к слову «суетность».

Леди Кэмпбелл расцвела.

— Конечно, могу. Только… не смотрите пока, хорошо?

— Хорошо, — согласилась я. — Мадлен, Мэй, как насчет чашечки кофе? Баронет Сайер, вас это тоже касается.

Наслаждаясь кофе с песочным печеньем, слушая море, я нет-нет — да и бросала взгляд в сторону Арлин. Она, кажется, была полностью увлечена своей работой и даже выглядела более взрослой, чем обычно. На лбу, между бровей, залегла изломанная морщинка, пальцы быстро запачкались черной графитовой пылью. Я почти не следила за разговором и с трудом дождалась того момента, когда Арлин обернулась, довольная, и позвала нас:

— Готово!

С альбомного листа на меня слегка удивленно смотрела леди Хаббард, за плечом у которой вырисовывался легко узнаваемый силуэт служанки с саквояжиком. От неожиданности я рассмеялась, и художница понурилась.

— Очень плохо?

— Очень хорошо! — искренне заверила её я. — И так быстро…

— А можно, я тогда еще что-нибудь нарисую? — просияла Арлин.

…Итак, следом появилась «жадность» — разумеется, Чендлер; «гордыня» — к моему искреннему возмущению, дядя Рэйвен («Не могу представить, чтобы человек с таким лицом перед кем-нибудь склонился», — тихо пояснила Арлин), незнакомая мне женщина с томно изогнутыми бровями стала «невоздержанностью», а Мэй — «верностью»… Мы так увлеклись обсуждением рисунков, что не услышали, как скрипнула дверь.

— А леди Кэмпбелл действительно талантлива, — раздался голос дяди Рэйвена. — Добрый вечер. Надеюсь, я не помешал?

По виду Арлин можно было сказать только одно — она хочет сквозь землю провалиться, прямо сейчас, до того, как «гордость» увидит свой портрет. Впрочем, зная дядю Рэйвена, я могла предположить, что он уже разглядел всё, что нужно.

— Нет, нисколько. Прошу, — пригласила я его пройти в комнату. — Арлин, кажется, вы еще не представлены друг другу официально? Тогда позвольте мне исправить сие досадное недоразумение. Леди Кэмпбелл, это мой жених, маркиз Рокпорт. Дядя Рэй… гм, — кашлянула я, заговорившись. — Маркиз, позвольте представить вам леди Арлин Кэмпбелл.

— Арлин Кэмпбелл-Чендлер, — поправила она тихо, но твердо. Холодок пробежал по спине — мне так хотелось забыть о том, какой супруг достался Арлин, что я даже мысленно называла её только по девичьей фамилии.

— Польщен знакомством, — склонил голову дядя Рэйвен и вновь обернулся к рисункам. — Позвольте задать вопрос. Где вы встречали этого человека? — и он указал на один из последних безымянных набросков.

Арлин растерялась.

— В поместье… Он приезжал туда уже после нашей с Рольфом свадьбы, два или три раза… А почему вы спрашиваете?

— Просто так, — усмехнулся дядя Рэйвен и медленно провел по рисунку пальцем, смазывая мягкие карандашные линии. — Задумался о том, где вы могли встретить того, которого лично я вижу только в Палате лордов в парламенте.

— Действительно? — удивилась Арлин, а лицо Мэй приняло обеспокоенное выражение. Видимо, старшая сестра догадалась, к чему клонит маркиз. — Я и не знала… Он ведь и в дом не заходил даже. Какой позор, надо было его пригласить!

— Не думаю, что граф Уилфилд принял бы ваше предложение, — загадочно ответил дядя Рэйвен. — Но если он не заходил, то где вы могли его увидеть?

Арлин замялась, бросая красноречивые взгляды то на меня, то на сестру. В конце концов Мэй выступила вперед, сделала книксен и обратилась к маркизу сама:

— С вашего позволения, сэр, я расскажу. Леди Кэмпбелл была удручена смертью своих родителей и брата и очень нуждалась в прогулках. Ну, я и водила её. Мы ходили пешком вдоль реки, у опушки, недалеко от поместья, в общем. Но мистеру Чендлеру про то знать не надо было, чтоб он, э-э… не волновался.

Дядя Рэйвен оценил изобретательность метафор Мэй сдержанной улыбкой:

— Продолжайте, прошу.

— В общем, гуляли мы, гуляли, и вдруг видим — едет из ворот Чендлер. Верхом, а он лошадей не любит…

— Лошади нечистый дух чуют, а по наущению святого Кира Эйвонского и покусать могут, — встрял вдруг Лиам. — Ну, так нам отец Александр говорил…

— Мудрый человек, — совершенно серьезно кивнул дядя Рэйвен.

— Чендлер верхом по дорожке процокал, а мы в сторону отошли, цветочки понюхать, на всякий случай, — продолжила Мэй, с нежностью взглянув на Лиама. — Шли, шли, и случайно по тропинке прошли рощицу насквозь и выбрались к опушке. А там у холма, на перекрестке, где большая дорога с нашей, маленькой сходилась, карета стояла. И тут же лошадь Чендлера была привязана. Нам сверху хорошо было видно… Долго ли, коротко ли, вышел из кареты Чендлер, сунул что-то за пазуху и стал на лошадь карабкаться. А из кареты возьми да и выгляни тот человек. Это осенью было, почти сразу после свадьбы. А другой раз он зимой приезжал, перед Сошествием.

— За две недели, — уточнила Арлин. Она понемногу переставала чураться разговора, хотя, очевидно, побаивалась маркиза. Я догадывалась, почему — наверняка не только из-за портрета. Скорее всего, Чендлер что-то рассказывал ей о своем политическом сопернике.

— За две? — искренне обрадовался дядя Рэйвен. — Да, всё совпадает. Он тогда тоже приехал в карете, но в поместье заглядывать не стал?

— Да. На том же перекрестке встречались, — осмелев, кивнула Арлин. — Мы с Мэй были на верховой прогулке. Рольф не знал об этом. Началась метель, и мы хотели возвращаться, когда увидели на дороге ту же карету и лошадь из наших конюшен. Пришлось ехать в обход. Но я заметила, что из кареты выскочил сначала Рольф, а потом этот мужчина, и они ругались.

Дядя Рэйвен на мгновение прикрыл глаза — вряд ли для того, чтобы поблагодарить Небеса за щедрый подарок, но очень на то похоже.

— Прекрасно. А третий раз?

— Возможно, это другой был, на третий раз, — ответила за сестру Мэй. — Мы в сопровождении ещё одной служанки возвращались из города и видели, как на железнодорожной станции Чендлер прогуливается с каким-то джентльменом.

— И когда это было?

— Перед самым отплытием, недели за три… может, чуть больше, — неуверенно ответила Арлин. — Простите, я хотела бы узнать… А мне не навредит то, что я рассказала?

— Вам? О, нет, — развеселился неизвестно отчего дядя Рэйвен, и мне, знающей его хорошо, стало жутковато. Кажется, у него в голове сложилась некая загадка, сошлись концы. — Леди Кэмпбелл-Чендлер, могу я попросить вас об одолжении? Нарисуйте мне более, гм, узнаваемый портрет этой персоны. Ваш супруг, разумеется, об этом знать не должен… чтобы не волноваться попусту.

Улыбка маркиза была воистину змеиной.

Арлин, выиграв короткую битву с собственными страхами, согласилась.

В тот вечер спать я легла поздно, а проснулась ближе к утру с ясным ощущением, что за мной кто-то наблюдает. По холодной погоде иллюминатор был закрыт, занавеска — задернута, и не осталось ни единого источника света. В каюте царила полнейшая, кромешная темнота. И впервые в жизни я пожалела, что не имею привычки оставлять зажженный ночник.

— Кто здесь? — спросила я. Хотела громко, а вышло полузадушено и хрипло со сна. — Я знаю, что тут кто-то есть. Будьте любезны ответить, иначе мне придется… — Я запнулась, сомневаясь, чем же пригрозить, потом вспомнила один из рассказов Эллиса и улыбнулась: — …или мне придется достать из-под подушки револьвер и начать стрелять наугад.

Некоторое время стояла мертвая тишина, а потом темнота глухо рассмеялась:

— Нрав леди Метели по-прежнему холоден.

Этот голос, богатый на обертоны, но слегка испорченный металлическим эхом, я не узнать не могла.

— Сэр Крысолов? У вас, кажется, появилась дурная привычка — заявляться в мою спальню, когда вздумается.

— Представьте, что это сон, — лукаво посоветовал Крысолов.

— А это сон?

— Возможно… Я пришел потому, что волнуюсь о вас. Вы спаслись только чудом, леди Метель, — произнес он вдруг неожиданно серьезно.

— Вы не представляете, насколько правы сейчас, — вздохнула я, садясь и подтягивая одеяло повыше. Впрочем, даже призрак вряд ли смог разглядеть что-либо в такой густой темноте. — Однако нельзя не заметить, что я сама была виновата. Беспечно гуляла одна, в то время как врагов у меня хватает. Боюсь, тот безбилетный пассажир, которому досталось от моей трости, до сих пор вспоминает её недобрыми словами.

— Как знать, — усмехнулся Крысолов. Похоже, он подошел немного ближе; голос теперь раздавался совсем рядом, у изголовья кровати. — Полагаете, это он покусился на вашу жизнь?

— Возможно. Но что-то мне подсказывает, что это был другой человек, — неохотно признала я. Версия с нелегальным пассажиром мне нравилась, но беспокойное поведение Шварца её опровергало.

Тёплые пальцы коснулись моей руки.

— Ни о чем не бойтесь. Скоро всё разрешится. Я обещаю, Виржиния.

Моё имя, привычное, истертое о повседневность, прозвучало отчего-то настолько нежно и лично, что кровь прилила к щекам. Я не смогла вспомнить сразу, называл ли Крысолов меня так прежде. А потом ощущение прикосновения исчезло.

— Уже уходите?

— Увы, да, — с сожалением вздохнула темнота. — Иначе наш разговор может разбудить вашу служанку.

— Значит, это всё же не сон?

Я подалась вперед, пытаясь поймать его за руку — и внезапно меня с головой накрыло одеялом. От неожиданности даже дыхание перехватило. Что-то звякнуло — металл о металл… А когда удалось, наконец, выбраться из вороха подушек, то Крысолова и след простыл. Сразу же я позвала Мадлен, и, не пожалев времени, мы зажгли лампу и тщательно осмотрели всю каюту — и мою спальню, и гостиную, и комнатку «для прислуги». Но двери были по-прежнему заперты — так же, как их оставили вечером, а вещи лежали на местах.

— Ничего страшного, Мэдди, — сдалась я наконец, уже готовая поверить в духов и призраков. — Сон привиделся, только и всего.

В ответ на это она перетащила подушку и одеяло на диванчик в моей спальне и оставалась там до утра.

Дня три или четыре не происходило ровным счетом ничего. Компания в прежнем составе собиралась по вечерам в Восточном салоне. Иногда к нам присоединялся сам капитан Мерри, иногда — дядя Рэйвен, и тогда игра становилась немного богаче на впечатления. Чендлер, завидев маркиза, как правило, выходил из салона, и запуганная Арлин оживала и начинала улыбаться.

Самым волнующим событием оказалась простуда мистера Шварца. Однажды он просто не пришел на ужин. Рената, нахмурившись, пояснила, что накануне он отчего-то вернулся с прогулки совершенно мокрым, до нитки, и порядком напуганным. Состояние свое он объяснил нерасторопностью глупых служанок, но рассказывать подробно ничего не стал, а ночью у него начался жар. Корабельный доктор осмотрел Карла, назначил ему лечение и порекомендовал Ренате с сыном больше времени проводить на свежем воздухе, чтобы не подцепить заразу.

— «Солёный воздух любую болезнь исцеляет» — так и сказал, — пожаловалась Рената за чашкой чая с песочными пирожными. — Обычно наоборот, советуют находиться в тепле. И что же мне делать?

Я пожала плечами. Дождливая погода и серое море навевали тоску, сырой ветер заставлял кутаться на палубе в плащи и шали… Уж не знаю, кого следовало бы пожалеть больше — Ренату, обреченную на прогулки по холоду, или Карла, неожиданно сраженного простудой.

— Следуйте советам врача… Ах, мне самой бывает порой весьма обременительно выполнять все указания доктора Хэмптона, однако нельзя не признать, что он чаще всего оказывается прав.

Настоящее удивлением постигло меня тремя днями позже.

Тогда было утро, пасмурное и ненастное. Дамы в большинстве своем мучились по каютам морской болезнью — весьма модной в последнее время, поэтому в салоне за завтраком собрались всего два-три семейства. Лиам, опрометчиво выбравший сладкий пудинг, уныло ковырял его, поглядывая в окошко. На меня дождь навевал сон, и даже крепкий кофе уже не помогал. Я начала всерьез подумывать о том, чтобы и впрямь подремать немного, когда в салон вошел Мэтью Рэндалл — и направился ко мне.

— Леди Виржиния, не откажетесь ли вы пройти со мною к капитану? Мадлен может идти с вами, но юному баронету Сайеру, боюсь, придется вернуться в каюту, — произнес он, даже не поприветствовав нас. Глаза у него блестели.

— Это обязательно? — вздохнула я. Было ясно, что приказ оставить Лиама в каюте исходил от дяди Рэйвена, и споры не имели ни малейшего смысла.

Желая сохранить тайну, Мэтью нагнулся, словно что-то на столе заинтересовало его, и зашептал так тихо, что даже я едва слышала его, а уж Мадлен и Лиам, сидевшие на другой стороне, вряд ли разобрали хоть слово.

— Карл Шварц пришел утром к капитану и сознался в страшном преступлении, и оно связано с вами, леди Виржиния. А маркиз Рокпорт желает предложить сделку… требуется ваше согласие. Так вы идёте?

— Конечно, — согласилась я без раздумий. — Мэдди, отведешь Лиама в каюту?

— Сам дойду, — буркнул мальчишка, явно обиженный. — Спасибо хоть, что бякость доедать не заставили.

Он брякнул вилку на стол и, ссутулившись, побрёл к дверям. Мне хотелось окликнуть его, но тут вмешалась Мадлен. Она извинилась передо мною жестом и, стиснув кулаки, быстрым шагом отправилась за мальчиком. Я ощутила укол совести; не следовало так рубить с плеча и отсылать Лиама без объяснений. Несмотря на его сметливость и ум, он всё же был еще ребёнком, приютским полевым цветком, лишь недавно поверившим в собственную нужность.

— Леди Виржиния?..

— Пойдёмте сейчас, мистер Рэндалл. Ждать не стоит. Судя по выражению лица Мадлен, баронета Сайера займут делом надолго… и хорошо, если учёбой, а не нотациями.

Опираясь на трость, я последовала за Мэтью, с удивлением отметив, что сегодня нога почти не болела. Вообще после достопамятного покушения выздоровление продвигалось семимильными шагами — впору было поблагодарить преступника.

«Может, удастся поучаствовать в маскараде? — пронеслась шальная мысль. — А не только посмотреть со стороны… Ведь глупо побывать в Серениссиме — и не сходить на уличные гуляния».

Я перенесла вес на больную ногу, пробуя свои силы. Ступню тут же кольнуло. Время для танцев, увы, ещё не настало… Но у меня было еще около полутора недель на то, чтобы поправиться окончательно.

Когда Мэтью упомянул, что отведет меня к капитану, я решила, что мы отправимся в рубку или что-то вроде того. Глупо, конечно — кто станет проводить допрос преступника на виду у матросов? Оказалось, что Шварца в лучших традициях авантюрных романов заключили в темную, сырую каморку с потайным окошком. Кроме алманца, дрожащего, как продрогший уличный пёс, там присутствовал капитан Мерри собственной персоной, а также дядя Рэйвен, почему-то облачённый во что-то военно-морское и в офицерской фуражке, надвинутой на самый лоб. Тени полностью скрывали лицо и фигуру, но лёгкий запах восточных благовоний и осанка выдавали маркиза с головой.

Благородно уступив мне место у потайного смотрового окошка, Мэтью тихонько отстучал затейливый ритм. Капитан Мерри кашлянул и нарочито громко спросил:

— Что ж, вернемся к вашему рассказу. Так что такого «преступного и непростительного» вы сделали? Повторите, пожалуйста, в присутствии свидетеля.

Дядя Рэйвен мрачно наклонил голову, не произнося ни слова. Шварц сглотнул, а затем подался вперед, лихорадочно шепча:

— Эта леди-аксонка, Виржиния Эверсан-Валтер… она солгала! Она сказала, что у неё за плечом стоит сияющее небесным светом создание… Но это демон, сущий демон! Он пришел по мою душу, демон с железным лицом и пылающими глазами!

— Железнолицых демонов оставим Церкви, — терпеливо произнес капитан. — Расскажите лучше, почему вы решили столкнуть графиню Эверсан-Валтер за борт.

Шварц поерзал на стуле и шмыгнул носом. В полумраке это смотрелось особенно жалко.

— Это был… порыв, да. Искушение — так говорят? Я увидел, как она заглянула в салон. Одна. И вдруг понял — это возможность, да! Шанс… — Шварц нервно отёр лоб от пота рукавом. — Обычно вокруг неё целые стада людей…

У капитана Мерри смешок вырвался:

— Простите, что?

— Люди, — угрюмо откликнулся Шварц. — Дети, служанки, какие-то странные дамы с горой носовых платков, романцы, которые плодятся, как кролики… откуда у приличных людей столько детей? А она, а сама она постоянно суёт нос в чужие дела, правильно Рольф говорил — проныра, как и её бабка…

— Леди Милдред — личность в своём роде легендарная, — с мягкой угрозой в голосе перебил его капитан Мерри. — Честно говоря, я стал моряком, потому что восхищался её путешествиями. Поэтому воздержитесь от бездумного повторения за некоторыми выскочками слов, значения которых вы явно не понимаете. И продолжайте рассказывать.

Карл Шварц понурился и мотнул головой, словно ему в ухо вода попала. Я тут же вспомнила, что Рената говорила о болезни мужа, и мне стало немного жаль его: так или иначе, допрашивать больного человека — жестоко.

— Я увидел, что она одна… И вспомнил о записной книжке. Подумал, что вдруг эта графиня уже успела сунуть в неё нос. Сначала я вышел, потому что хотел поговорить… может, напугать… но когда увидел, как она беспечно стоит у перил… У меня в глазах помутилось. Он говорил мне, что один неверный шаг, и рухнет всё, решительно всё!

Капитан обменялся взглядами с дядей Рэйвеном и, получив разрешающий кивок, спросил коротко:

— Кто говорил?

— Рольф Чендлер, — задушенным голосом произнес Шварц. — Но я теперь возношу хвалу Небесам за то, что графиня осталась жива. Иначе демон бы точно меня уволок! Сначала он толкнул под локоть служанку, такую высокую, я ещё видел её с какой-то леди… И там рядом стоял рыжий моряк, и он подтвердил, что, мол, демоны виноваты, а служанка не нарочно меня водой из ведра облила…

Тут мне пришлось отпрянуть от окошка и сильно ущипнуть себя за руку, чтобы не рассмеяться здесь и сейчас. Ситуация становилась абсолютно прозрачной: рыжий моряк, Кэрриган, вероятно, видел, как Шварц идёт за мной, затем прослышал о покушении — вероятно, от Мэй, ведь ей и Арлин я в конце концов рассказала правду о причинах своего затворничества. А потом Мэй, воспользовавшись случаем, по-своему отомстила Шварцу. Не удивлюсь, если ведро с водой она отобрала у Кэрригана лично, когда тот мыл палубу в наказание за какую-нибудь неуместную остроту.

А «демон попутал» — обычная отговорка.

— И затем?..

— И затем, когда я лежал один в каюте… Рената бросила меня, как она могла, наверняка этот кошмарный доктор в сговоре с демоном!

— Да-да, конечно, — устало вздохнул капитан Мерри. — А я вообще его родной брат. Демона с железным лицом. Говорите дальше, мистер Шварц.

— Он явился ко мне и стал угрожать, что заберёт в бездну, полную мучений, а потом…

— Потом вы пришли и сознались, — заключил капитан. Шварц закивал, как глиняный болванчик:

— Да-да, я не хочу в бездну, полную мук!

— Вы туда нескоро попадёте, — успокоил его капитан, кажется, с трудом сдерживающий смех. — Скажите лучше, какие отношения вас связывают с Рольфом Чендлером? Он ведь вас подстрекал? Пугал, что «всё рухнет», если леди Виржиния заглянет в записную книжку? Если да, то были ли у него основания предполагать такое? Ну же, мистер Шварц, говорите. Вы уже сознались в покушении на убийство леди, а законы Аксонии строги… — Капитан Мерри понизил голос. — Вы помните о том, что во время плаванья капитан является представителем и судебной, и исполнительной власти? Конечно, на рее я вас не вздёрну, времена не те, но вот бросить в трюм… в карцер до конца поездки — могу, — закончил он пугающе холодно.

Шварц вздрогнул.

— Но я же раскаялся! И графиня выжила! Клянусь, я больше никогда…

— Конечно, нет, — ответил капитан Мерри задушевным голосом. — Я понимаю, что на вас надавили. Мистер Чендлер может быть весьма бескомпромиссным человеком. Вам нечего бояться, если вы расскажете правду. Аксонское правосудие строгое, но справедливое. Мы защитим вас. Так почему беспокоился Чендлер?

Шварц снова что-то залепетал про призраков, демонов и бездну, полную мук. Но капитан был настойчив; он вновь и вновь повторял вопрос о заинтересованности Чендлера на разные лады, менял тон с откровенно угрожающего на ласковый, то подходил к несчастному алманцу вплотную, то отступал… Я отстранилась от окошка — не из-за запаха немытого тела и болезни, становившегося всё более явным с каждой минутой, а потому что мне самой стало жутковато. Дядя Рэйвен, застывший, как изваяние; угрозы капитана, реи и виселицы; образ Крысолова, пришедшего не с добром, а со злом — что смог бы противопоставить ему простой человек?

Стоило закрыть глаза — и перед глазами начинали кружиться медные маски и карнавальные огни.

— …Всё дело в книжке. Рольфу нужен газ.

Дядя Рэйвен дёрнулся, словно порывался шагнуть вперёд, но в последний момент сдержался и остался на месте.

— Поясните.

— Рената… она немного талантливее, чем все считают, — сбивчиво начал Шварц. Темп его речи постепенно ускорялся, и слова превращались в какое-то неразборчивое бормотание, лихорадочный бред. — Она придумала способ… как получать один газ. Отравляющий газ. Не в пробирке! На заводе, да, на заводе… Как получать и хранить, для неё это была интересная задачка. Это случилось в тот вечер, когда я проигрался. Вино было такое крепкое… Кажется, я рассказал кому-то про газ, а потом появился тот шулер, а потом Рольф Чендлер всех нас спас.

— Разумеется, — не удержался от комментария капитан Мерри. — И предложил вам сотрудничество?

— Не сразу, — сник Шварц и сознался тихо: — Потом предложил, да.

Картинка вырисовывалась жутковатая.

Я спокойно дождалась окончания допроса, выслушав все ужасающие подробности того, как опасное химическое вещество планировали превратить в оружие — и вручить на блюдечке алманскому правительству. Причем идею эту подал сам Чендлер, попросив взамен разработать средства для противостояния ядовитому газу. На воображение я никогда не жаловалась, а симптомы отравления Шварц описывал даже слишком хорошо… К концу меня уже слегка мутило и очень хотелось пить, а повсюду мерещились язвы на пораженной газом коже.

— Воды? — тихо спросил Мэтью, наклонившись.

— Пожалуй, — слабо кивнула я. — Нет, лучше крепкого чаю. Горячего.

Он вышел, оставив меня в одиночества. Вскоре допрос был завершён. Шварца увели, а дядя Рэйвен перешел в мою комнату. Он снял морскую фуражку, словно на похоронах, и постоял так недолго, а потом сел рядом со мною на жёсткий диван.

— Теперь вы понимаете, почему я не хотел, чтобы покушение на вас стало достоянием общественности? — устало спросил дядя Рэйвен. Я кивнула. — Слишком много ниточек тянется от одного необдуманного поступка. Поэтому я прошу — сохраните всё в тайне. Ради Аксонии.

— Так вот в чём заключалась ваша «сделка»? Держать Шварца на коротком поводке — в обмен на неразглашение сведений о покушении? Что ж, вы могли бы и не просить об этом, я достаточно впечатлена рассказом, — созналась я нехотя. — Так чего добивается Чендлер? Неужели он рассчитывает… на войну?

— Полагаю, благодаря Уилфилду он получил доступ к некоторым совершенно секретным донесениям, — ответил дядя Рэйвен с деланым равнодушием, и это поведало мне о серьезности положения больше, чем самый подробный рассказ. — Вот и требование об исключении противогазов из набора пехотинца получило своё объяснение… Представьте себе войну, Виржиния. Аксонские солдаты, сражаясь в рядах союзных армий, вновь и вновь гибнут от ужасающего оружия, и тут появляется в сиянье света вечной истины, — дядя позволил себе саркастическую усмешку, — наш общий знакомый. И приносит не только, скажем, усовершенствованную модель противогаза, но и другие средства защиты. Возможно, антидот… Представляете, что это будет означать?

— Усиление влияния.

— Зависит от того, как преподнести спасительные знания. Но я почему-то не сомневаюсь, что с методами преподнесения у Чендлера всё в порядке.

— И тогда происхождение Арлин и наличие… — Голос у меня сел, и я лишь спустя несколько секунд смогла заговорить, уже хрипло, как старуха: — …и наличие детей, наследников дворянской крови, поможет ему получить долгожданный титул. И Небо знает, что ещё…

— Я бы не стал заглядывать так далеко, — вздохнул дядя Рэйвен и вновь надел фуражку. Видеть его без синих очков было немного странновато, и казалось, что я просто увязла в некоем мучительном сне. — Во время допроса Шварц постоянно пытался оправдать Чендлера, вы заметили? Говорил о его исключительных качествах… и о том, как он любит свою хрупкую молодую жену. Знаете, Виржиния, я тут подумал, что если это правда — тем хуже леди Кэмпбелл.

— Тем хуже, — откликнулась я эхом.

Пришёл Мэтью с чаем. От растерянности я обожгла язык, но мне почему-то было совершенно всё равно…

В каюту я вернулась в сопровождении дяди Рэйвена. Он проводил меня только до нужного коридора, извинившись и сославшись на срочные дела. Мэдди с Лиамом сидели на диване и вместе листали географический атлас. Едва открылась дверь, они вскочили одновременно, как игрушки на пружине. Но если мальчик явно мучился любопытством и надеялся на подробный рассказ, то Мадлен выглядела обеспокоенной.

— Что-то мигрень началась, — рассеянно произнесла я, механически расстегивая перчатки. Ряд пуговок казался бесконечным. — Отдохну, пожалуй…

Лиам хотел спросить что-то — или возмутиться, но заглянул мне в глаза и стушевался. Мадлен нахмурилась и притянула его к себе, обнимая за плечи. Я же прошла в спальню и, как была, даже не разуваясь, прилегла на край постели. За стеклом иллюминатора плыл холодный седой туман, и чудилось, что «Мартиника» застыла в безвременье, как монета, вмёрзшая по осени в мутный речной лёд.

Вскоре я действительно задремала, а проснулась только вечером. Ужин по указанию Мэдди доставили прямо в каюту — запечённая рыба, фаршированный картофель, пудинг, на сей раз классический, и ягодное желе. Трапеза проходила едва ли не в полном молчании; Лиам и Мадлен на удивление спокойно отнеслись к просьбе отныне не упоминать о покушении ни при каких обстоятельствах и на объяснениях не настаивали.

— К слову, леди Кэмпбелл не появлялась? — спросила я уже за десертом, вспомнив, что об истинном положении дел знали ещё и Арлин с Мэй, и надо бы их тоже попросить о молчании.

Мэдди покачала головою.

— Её и в обед не видать было, — пробурчал Лиам. — А эта алманка ваша с Хенрихом громко жаловалась, что у ней муж потерялся.

Я про себя удивилась — неужели Карла до сих пор не вернули с допроса? Но потом обратила внимание на первую часть замечания.

— Не было? Может, она отобедала раньше?

— Кто ж её знает, — по-взрослому пожал мальчишка плечами — и жест, естественный для Эллиса, вышел у него комичным. — Погодите, попозже придёт, может, вы же на вечер порисовать уговаривались. Неужто слово нарушит?

Но в тот вечер Арлин так и не появилась. Увиделись мы лишь на следующее утро, во время прогулки по палубе. Людей вокруг было много — кажется, разом все пассажиры поспешили воспользоваться относительным затишьем после нескольких дней ненастья, и вышли на свежий воздух полюбоваться пасмурным, хмурым небом с редкими окошками хрустально-чистой синевы.

Лицо у леди Кэмпбелл было заплаканным, и вместо приветствия она встретила меня надрывным возгласом:

— Он всё-таки до него добрался!

— Что, простите? — переспросила я и осторожно коснулась её руки. — Ну же, успокойтесь, что бы ни случилось, это не стоит ваших слёз, Арлин.

— Чендлер портрет забрал, — скупо объяснила Мэй, комкая в кулаке ткань широкой юбки. — Как этого вашего Уилфилда увидал — в лице переменился. Так свою клятую трость стиснул… Уж думала, сейчас огреет поперек спины.

— Ну что ты, Мэй, ты же не матрос, а женщина, — ободряюще улыбнулась сквозь слёзы Арлин. — Тебя бы он не стал… тростью.

Мне как-то некстати вспомнились синяки на руках у Арлин в нашу первую встречу.

— Тростью, может, и не стал бы, а в сундук уже как-то раз сажал, — мрачно возразила Мэй. — Думала, задохнусь там. Да и то, что портрет он уничтожил — полдела. Так мы утром сегодня поднялись, глядим — а кистей-то и нет. А Чендлер будто бы и ни при чём.

Взгляд Арлин неожиданно стал злым и колким, как декабрьский ветер.

— У меня ещё остались карандаши. И пусть Рольф только попробует их тронуть…

От её голоса, ломкого и нежного, как обычно, у меня вдруг пробежали мурашки по спине. Подумалось, что у каждого человека есть предел. Мы очень терпеливы по природе — можем вынести многие лишения и беды, но у любого в сердце найдётся уголок, который должен оставаться нетронутым, потому что именно на нём и держится всё остальное.

— Даже если не получится загнать Чендлера в ловушку с помощью ваших показаний — отыщется что-нибудь другое, — произнесла я ровно. — Он замахнулся на слишком крупную добычу. Помните ту старую притчу о тщеславном охотнике, что решил отправиться за самым свирепым кабаном в лесу?

Арлин недоуменно сдвинула брови и обернулась к Мэй. Та неуверенно протянула:

— О том самом охотнике, который не верил, что кабан был ростом с мельницу?

— Да, — улыбнулась я. — Он опрометчиво лёг спать в отпечатке от его копыта. К чему это привело, полагаю, напоминать не стоит.

Успокаивая Арлин, я одновременно думала о том, что Чендлер, чем больше его замыслы раскрывались, тем сильнее напоминал одержимого. Власть любой ценой — не вышло через богатство, так получится через титул, через интриги, хоть бы через предательство собственной страны… Было в этом нечто нездоровое, саморазрушительное.

— Что привело его к этому, хотела бы я знать…

— Леди Виржиния?..

— Ах, ничего такого, дорогая Арлин. Просто разговариваю сама с собой — глупая привычка, — отшутилась я. И сделала пометку в памяти — расспросить дядю Рэйвена о Чендлере.

В конце концов, что мне было известно об этом страшном человеке, кроме многочисленных свидетельств его безнравственности, жестокости и властолюбия…

Несколько дней прошли в тишине и спокойствии. Шварц то ли притворялся больным, то действительно всерьёз занемог — и в обществе не показывался. Уроки рисования продолжались благодаря капитану Мерри, в чьих неистощимых запасах нашлись и кисти, и даже акварельные краски, принадлежавшие когда-то «одному доброму другу» и восхитившие до глубины души леди Кэмпбелл.

«Мартиника» мало-помалу приближалась к Серениссиме. Погода налаживалась; туманы теперь появлялись только ранним утром, а дожди и вовсе сошли на нет. Днём палуба, залитая солнечным светом, манила на прогулку. Вечера будили странные романтические желания — вздыхать, стоя у перил; любоваться звёздами, таинственно мерцающими в темном небе; подставлять лицо под ласку тёплого бриза, прикрывая глаза, и слушать плеск волн… Правда, волнующий трепет в груди угасал, стоило вспомнить, что громадный лайнер к самому городу-на-воде не подойдёт, а причалит в бухте. И уже оттуда каждый отправится своей дорогой. Шварцы — в Алманию, ла Крус — в Романию, мы с дядей Рэйвеном и почтенное альбийское семейство — в Серениссиму, а леди Кэмпбелл со своим чудовищным супругом…

Об этом я старалась не думать.

Что же касается остального, то к просьбе рассказать немного о биографии Чендлера маркиз отнесся с пониманием, но заметил, что это история не на пару минут.

— Вы непременно узнаете её — но позднее, — уклончиво добавил он. — Если пожелаете, я даже могу предоставить вам полное досье, драгоценная моя невеста.

— О, не стоит. Просто рассказ подойдёт, — улыбнулась я.

До Серениссимы оставался день пути, когда случилась катастрофа.

Это произошло уже за полночь. Утомлённый Лиам, которого Мэтью Рэндалл развлекал почти полвечера, обучая основам фехтования, уже спал. Мадлен тоже клевала носом над рыцарским романом и заодно караулила моё спокойствие. А я листала выданную маркизом книгу на алманском, время от времени заглядывая в словарь… и тут, посреди необычайно занимательного абзаца, в дверь забарабанили, отчаянно и гулко.

— Кто это? — громко спросила я, подойдя ближе. Мэдди стояла рядом со мною, сжимая в руках увесистый роман. — Ответьте, будьте любезны.

— Это я, — испуганно всхлипнула Арлин. — Кажется, я совершила ошибку.

Разумеется, я тут же отперла дверь. Леди Кэмпбелл была облачена в простое домашнее платье в крупную клетку и куталась в шаль, прижимая руки к груди.

— Святые небеса! — выдохнула я. — Только не говорите мне, что Чендлер… А где же Мэй?

— В сундуке у Рольфа в комнате, — ответила она, дрожа. — Не волнуйтесь, она там сама спряталась, но крышка захлопнулась, а ключи у Рольфа. Виржиния, что нам делать?

В коротком возгласе было столько отчаяния, что у меня ослабели колени.

— Сначала — успокоиться, — как можно твёрже произнесла я и увлекла её в свою комнату, крепко заперев перед этим дверь — на два оборота ключа и на щеколду. — Мадлен, принеси мой револьвер, — добавила тихо, чтобы Арлин не услышала. — А вы расскажите мне пока, что произошло. Что за ошибку вы совершили, как Мэй оказалась в сундуке и при чём здесь, ради всего святого, мистер Чендлер?

Вместо ответа Арлин, как слепая, наощупь нашла кресло и села, по-прежнему прижимая левую руку к груди. Только сейчас я заметила, что из-за корсажа платья что-то торчит. Какие-то… бумаги?

— У него был тайник в трости, — наконец сказала она тихо. — Я заметила, ещё дома, что Рольф очень бережёт эту свою трость и никогда с ней не расстаётся. И здесь тоже он везде с нею ходил… Однажды забыл её в каюте, когда собирался прогуляться по палубе с мистером Шварцем, но почти сразу вернулся. И вот сегодня он весь день чувствовал себя неважно, что-то вроде простуды… видно, болезнь перешла на него с мистера Шварца, Рольф ведь навещал его… — Арлин спрятала лицо в ладони в тщетной попытке успокоиться, и теперь голос звучал глухо. — Рольф вышел на ужин без трости и не возвращался очень долго. Тогда мы с Мэй пробрались к нему в кабинет, взяли её и начали искать тайник. Как в романах. Святая Роберта, какие же мы глупые были… — всхлипнула она.

«Он ведь не застал их за этим занятием?» — пронеслось у меня в голове паническое.

— И что случилось?

Мадлен, как раз вернувшаяся из спальни, осторожно положила рядом со мной коробку с револьвером и подсела к Арлин, с другого бока. Я взглядом указала в сторону комнаты, где спал Лиам, и Мэдди покачала головой — «Нет, не проснулся».

Арлин вытерла лицо краем шали и посмотрела на меня.

— Мы нашли его. Не знаю, как это получилось… но трость вдруг распалась на три части, и из средней, из трубки, торчали уголки бумаги. Я потянула за один… И тут всё высыпалось на пол. Мэй стала собирать бумаги, а я испугалась, что Чендлер вдруг придет и застанет нас. Бумаг оказалось очень много, и они никак не лезли обратно в трубку… — Арлин уже колотило, как в жестокой лихорадке, и даже меня начало потряхивать — от сопереживания. — Тогда я забрала бумаги и побежала в коридор, сторожить. А Мэй попыталась свинтить трость, я ведь совсем не разбираюсь в механике… И внезапно Рольф вернулся. Я побежала в комнату, предупредить Мэй… А трость то ли заклинило, то ли деталь потерялась… Мэй сказала мне бежать к вам и всё рассказать. И письма забрать с собой. И я спряталась за комодом, а когда Рольф прошел в кабинет, то выбежала в коридор и побежала сюда. Перед этим я слышала, как щёлкнула крышка сундука… Он обычно приоткрыт, но если захлопнуть его, то без ключей не откроешь. А ключи у Рольфа, — совсем-совсем тихо сказала Арлин и протянула мне дрожащей рукой скомканные бумаги. — Возьмите их, пожалуйста. И придумайте что-нибудь… Если он убьет Мэй, я тоже умру. Какие же дурочки мы были…

К концу рассказа у меня уже кружилась голова. Я понимала только одно — нам нужен дядя Рэйвен, и срочно.

— Так… — Необходимо было сию секунду что-то сказать, уверенно и смело. — Сперва объясните мне, сколько может просидеть в сундуке Мэй, если обстоятельства сложатся самым благоприятным образом, и Чендлер её не найдёт?

— В прошлый раз она там ночь провела, — призналась Арлин, терзая ногтями тонкую шаль. Шелковистая ткань так и норовила соскользнуть с плеч. — Он не очень плотно закрывается, там щель в полпальца толщиной у петель.

Ответ меня несколько успокоил. Слава святой Генриетте Милостивой, бедная девочка хотя бы не задохнётся. Уже неплохо.

— А что вы в нём храните? Может что-либо из сундука понадобиться вашему супругу? — подумав, спросила я.

— Обувь, тёплые плащи, мои принадлежности для вышивания, — старательно перечислила Арлин. — Ещё там была моя одежда, но Мэй в самом начале вынула и повесила её в платяном шкафу в наших покоях, чтобы не ходить в кабинет Рольфа, если мне что-нибудь вдруг понадобится.

— Так что теперь сундук полупустой?

Юная леди Кэмпбелл закивала.

У меня от сердца отлегло.

— Что ж, тогда вы можете успокоиться. У нас есть главное преимущество — время, — твёрдо и уверенно произнесла я, хотя сомнения по-прежнему никуда не делись. Главное сейчас было успокоить Арлин, чтоб она не натворила глупостей. — Увидев, что трость пропала, и вы вместе с ней, Чендлер наверняка отправится на поиски. Ему и в голову не придёт, что Мэй может, оставив вас одну, спрятаться в сундуке, где она к тому же недавно отбывала наказание. Так что, скорее всего, ваш супруг бродит по кораблю… и не стремится привлекать к себе внимание, — поразмыслив, добавила я. — Наверняка эти документы для него очень важны, и поэтому он не захочет предавать огласке сам факт их исчезновения. Поэтому наша первейшая цель — заручиться поддержкой капитана Мерри и маркиза Рокпорта, придумать, как оправдать ваше отсутствие и на кого взвалить вину за исчезновение трости… Впрочем, насчёт последнего у меня есть одна идея.

Я мысленно извинилась перед безбилетным пассажиром — к сожалению, виновен он в чём-то или нет, но удобнее кандидата в «воры» не найти.

— И это всё? — шмыгнула носом Арлин — самым неподобающим леди образом.

— И ещё — не попадаться на глаза вашему супругу. Мне он показался человеком, который не боится… не очень чистых методов, — негромко призналась я.

Стоило подумать о возможных перспективах — и страх вновь стиснул грудную клетку так, что не вздохнуть.

Всё это невыносимо напоминало историю Эвани. Тогда по моей вине мисс Тайлер впуталась в расследование кровавых убийств; я не остановила её, когда она ходила навестить больного мальчика, сына главного подозреваемого… Более того, именно мои слова и подтолкнули Эвани к неосторожным поступкам. И сейчас история шла по кругу. Напуганная предупреждениями дяди Рэйвена, я, тем не менее, не сумела внушить должную осторожность Арлин и Мэй. И, что ещё хуже, дала им надежду, зажгла искру охотничьего азарта…

«А ведь Мэй чем-то похожа на Эвани», — подумалось вдруг.

Да, похожа. Умная, хладнокровная, не страшащаяся встать на защиту слабых и младших… и совершенно не ценящая собственную жизнь.

— А что мы будем делать сейчас? — спросила Арлин, глядя на меня широко распахнутыми глазами. По спине пробежали мурашки — а если не оправдаю такое доверие, и, как в прошлый раз…

Я ущипнула себя за руку. Не время погрязать в самоуничижительных размышлениях.

— Пойдёмте сперва в мою спальню. Она не сообщается напрямую с коридором, поэтому там мы будем в безопасности. И от подслушивания, и от неожиданного вторжения. Свет в гостиной лучше погасить, пусть все считают, что графиня Эверсан-Валтер спит…

Договорить я не успела — Мадлен дернула меня за рукав и шикнула. На то, чтобы на цыпочках пересечь комнату и погасить обе лампы, ушло несколько секунд. А затем мы затаились, неотрывно глядя на светлую полосу под дверью, тонкую, как ниточка.

Послышались шаги — сначала вдалеке, а потом ближе и ближе, и вот уже полоска света померкла. Я затаила дыхание и успокаивающе сжала кисть несчастной леди Кэмпбелл.

В дверь постучали — настырно и властно, совершенно несвойственно слугам.

Арлин резко выдохнула, прижимая пальцы к губам.

Сделав Мэдди знак оставаться на месте, я отвела дрожащую баронессу в спальню, велев спрятаться между стеной и кроватью, а сама вернулась в гостиную. В это время стук повторился. Мадлен стояла на коленях у двери и глядела в замочную скважину. Добравшись до дивана и ощупью найдя коробку с револьвером, я взвела курок и отступила обратно к спальне. Шепнула Арлин в темноту:

— Что бы ни происходило, не бойтесь и сидите тихо, — а затем крикнула заспанным, высоким голосом:

— Мэдди, мне слышится какой-то стук! Сходи посмотри, что там.

На цыпочках вернувшись к своей комнатке, Мадлен нарочито громко хлопнула дверью, потом зажгла лампу и шумно протопала к двери. Поскреблась в скважину, погремела ключами — и подбежала ко мне.

— Что значит — какой-то мужчина? — воскликнула я недовольно и тут же тихо-тихо спросила: — Чендлер?

Мэдди кивнула и изобразила взгляд разгневанного быка на арене. У меня вырвался вздох.

— Ах, никак не пойму, что случилось. Придётся смотреть самой…

Некоторое время повозившись — якобы приводя себя в порядок — мы прошли в центр гостиной, и я велела Мэдди открыть дверь, а сама встала между входом и спальней, пряча за спиной револьвер.

Ключ проворачивался в скважине с жутким скрипом, отдающимся, кажется, в самом позвоночнике.

— Чем обязана столь позднему визиту… мистер Чендлер? — произнесла я с холодным удивлением, когда Мадлен отступила в сторону, не выпуская, впрочем, дверной ручки. Будто смогла бы остановить взрослого мужчину, случись что…

Выглядел Чендлер неважно — перекосившийся пиджак, расстегнутая верхняя пуговица на бело-коричневом полосатом жилете, замявшийся воротничок, красные пятна на щеках, потемневшие глаза и всклокоченные волосы. И даже издалека мне ударил в нос кисловатый запах глинтвейна и лекарств.

— Доброй ночи, леди Виржиния. — Голос был сиплым — как Арлин и говорила, её супруг, очевидно, страдал от жестокой простуды. — Не видели ли вы мою жену?

— Видела, — кивнула я, принимая ещё более надменный вид. — Нынче вечером, на уроках рисования. О, нет, постойте, мистер Чендлер, куда же это вы идёте? Вы же не хотите скомпрометировать меня? — нахмурилась я, отступая на шаг назад. Чендлер тоже замер. — Боюсь, мой жених будет весьма огорчен таким развитием событий.

Ох… вот упоминание дяди Рэйвена было ошибкой.

— Маркиз Рокпорт мне не указ, — по-звериному раскатывая «р-р», выговорил Чендлер. — И если вы забрали вещь, которая мне принадлежит, то…

Впрочем, не он один умел принимать угрожающие позы.

Выпрямив спину и плечи, словно офицер на плацу, я шагнула вперёд. Тяжесть револьвера, спрятанного за юбками, придавала уверенности.

— То что, мистер Чендлер? — повысила я голос. Искусство смотреть в глаза, не мигая, знаменитый «ледяной взгляд Валтеров» пришелся как нельзя кстати. — Угрожайте вашей служанке, если вам угодно, а сейчас потрудитесь вспомнить, что перед вами леди. Если вы, конечно, джентльмен. И что вы назвали сейчас «вещью»? Свою супругу? Звучит так, будто вы её потеряли.

Чендлер стиснул зубы и отступил. Я растянула губы в снисходительной улыбке.

— Я ничего не терял. Просто моя Арлин вышла прогуляться. Надеюсь, она не свалилась за борт, — выплюнул он со злостью.

— Помолитесь об этом святой Генриетте, сэр, — елейно протянула я. — Иначе, боюсь, вам будет светить каторга. На суде я не смогу солгать и утаить то, что вы отправились на поиски драгоценной супруги в гневе… и, кажется, пьяным. Ах, да, и проверьте Восточный салон — после рисования дамы отправились туда, играть в преферанс. Доброй ночи, мистер Чендлер. Мадлен, закрой дверь за гостем.

Он бросил на меня испепеляющий взгляд — но подчинился. Мэдди провернула ключ в скважине и задвинула щеколду. Только после этого я обернулась, с облегчением переводя дыхание… и заметила на полу, на самом видном месте, обороненную Арлин шаль.

У меня потемнело в глазах.

«Святая Роберта, — промелькнула мысль. — Надеюсь, Чендлер её не видел».

— Мадлен, — слабым голосом позвала я. — Будь любезна, подай в спальню немного ликёра. Мне нужно успокоиться. Святые небеса, как же хочется горячего шоколада!

Она кивнула и показала три пальца, одновременно обводя левой рукой полукруг.

— Да, — ответила я, подразумевая — на всех нас.

Мне предстояло самое сложное — вытащить Арлин из-за кровати, успокоить, закутать одеялом, чтоб она перестала трястись, и убедить никуда не убегать до утра.

— Он может подстеречь под дверью, — шёпотом увещевала я взволнованную баронессу. — Или застигнуть вас где-нибудь в коридоре. По той же причине я не могу послать за помощью Мэдди или Лиама. Чендлер уже подозревает нас. Мэй он не нашел, готова поклясться в этом — иначе бы он точно знал уже, где вас искать. Поэтому просто потерпите до утра, когда я смогу послать дяде Лиама с запиской. Всего-то шесть часов, не так уж долго.

— А что до тех пор делать?

Я мягко улыбнулась:

— Знаю, это прозвучит невозможным… но попытайтесь уснуть.

Вскоре Мэдди принесла ликёр, и совместными усилиями мы слегка подпоили Арлин и уложили её спать. Затем я устроилась в кресле с книгой, а Мадлен заняла сторожевой пост в гостиной. Шаль висела в изножье кровати ярким напоминанием о моей неосторожности, самоуверенности… и везучести.

Около семи, когда рассвело, мы разбудили Лиама и отправили его с запиской к дяде Рэйвену. Арлин всё ещё спала, измучанная волнениями. У меня, сказать откровенно, тоже от переживаний слегка тряслись руки, да к утру к тому же проснулся здоровый аппетит. Я мечтала уже не только о спасении для Мэй и благополучном разрешении этого ужасного происшествия с бумагами, но и о плотном завтраке.

— Приветствую вас, прекрасная моя невеста, — улыбнулся дядя Рэйвен, входя в комнату. — Прошу прощения, но я очень спешу, поэтому если можно, изложите дело кратко.

— Если кратко — это касается Чендлера.

— О, — вздернул бровь маркиз. — Я удивлён. Так вы уже знаете?

— Знаю о чём? — осторожно поинтересовалась я.

— Мистер Чендлер упал в воду. Когда за ним спустили лодку, он был уже мёртв — слабое сердце, холодная вода, легкое опьянение… Виржиния, что с вами?!

Тут, признаюсь, я позорно лишилась сознания.

От облегчения.

Первое, что я услышала, очнувшись — извинения дяди Рэйвена, необычайно многословные и искренние.

— Право же, не стоит, — пришлось прервать его наконец, чтобы не разбудить ненароком Арлин. — Поверьте, вы тут ни при чём, это всё бессонная ночь и вишнёвый ликёр…

К моему удивлению, маркиз невесело рассмеялся:

— Я прошу прощения не за то, что взволновал вас, Виржиния, а за то, что не успел поймать. Признаться, я несколько растерялся в первую секунду — слишком привык видеть перед собою преемницу леди Милдред, а не дочь Идена. В отличие от матери, отличавшейся крепчайшим здоровьем, — усмехнулся он, — Иден ещё со времён колледжа был склонен к обморокам. И несколько весьма громких дуэлей с теми шутниками, коим сей факт казался невероятно смешным, оградили его от дальнейших пересудов.

— Неужели? — Брови у меня поползли вверх. От прислуги в доме я всего пару раз слышала об обмороках отца, гораздо чаще говорили о слабости моей матери.

— К счастью, Мадлен оказалась расторопнее меня, — не слишком охотно, как показалось, признал дядя Рэйвен. — Но не будем об этом. Вы сейчас в порядке?

— Да, — кивнула я осторожно, отнюдь не ощущая себя в полной мере здоровой. — А теперь, если у вас есть время, расскажите мне о Чендлере. Ваши новости меня изрядно… ошарашили.

— Если совсем коротко — он упал за борт и утонул. — Губы дяди Рэйвена тронула улыбка — почти мечтательная. — Есть даже свидетель. Вы его знаете — это Кэрриган.

— Тот рыжий матрос?

— Именно, — подтвердил маркиз. — Он вместе с ещё одним товарищем по команде находился недалеко от того места, где и перевалился через борт Чендлер. Кэрриган был немного ближе, и поэтому видел, как всё произошло. Якобы сперва он услышал громкие голоса, мужской и женский, затем, приблизившись, увидел, как к лестнице бежит, «не касаясь палубы» — это цитата, Виржиния, обратите внимание, — очень высокая и худая леди в бело-синем плаще и с распущенными светлыми волосами. Потом вдруг раздался вопль Чендлера, непонятно как очутившегося в воде. Кэрриган тут же подозвал товарища, они вдвоём спустили лодку, но когда смогли добраться до Чендлера, тот был уже мёртв. Что думаете об этом, драгоценная моя невеста?

Ухмыляющийся призрак Эллиса померещился мне в зеркале над кофейным столиком.

— Во-первых, убийцей может быть леди с белыми волосами, — начала перечислять я. — Во-вторых, Кэрриган — у него есть мотив, да и возможность сначала столкнуть обидчика за борт, предварительно стукнув по голове, а затем уже позвать другого матроса. В-третьих, Чендлер мог упасть сам. Скажем, у него случился приступ морской болезни и головокружение.

Дядя Рэйвен слегка позеленел — или, возможно, мне только показалось.

— Что ж, возможно, виновата и морская болезнь, это весьма коварный недуг… Да, я думаю о том же самом.

— А есть ли доказательства, что эта белокурая леди вообще существовала?

Меня обуял азарт.

— Прядь волос, зажатая в руке у мёртвого Чендлера, — совершенно серьезно ответил дядя Рэйвен. — Полагаю, достаточно, чтобы поверить Кэрригану на слово. Беда в том, что под описание этой леди на всём корабле подходят два человека… Арлин Кэмпбелл и Мэй. У остальных рост и сложение не те… С другой стороны, светлые волосы сбивают с толку.

От неожиданности я рассмеялась:

— Невозможно. Арлин всю ночь провела в моей каюте, спасаясь от гнева супруга. А Мэй была заперта в сундуке.

— В сундуке? — Бровь у маркиза дёрнулась. — Да… Я планировал, не медля, заняться расследованием, но, похоже, сперва мне придётся выслушать ваш подробный рассказ, Виржиния.

Беседу мы успешно совместили с ранним завтраком — выяснилось, что у дяди Рэйвена тоже с утра во рту и маковой росинки не было. Впрочем, узнав о бумагах, найденных в трости, он на время позабыл об омлете и тостах. Я же наслаждалась всем — от хруста поджаренного хлеба до запаха кофе, от свежести воздуха после ночного дождя до розоватых облаков в утреннем небе. Было в этом что-то от эйфории, от лёгкого помешательства.

— Ах, вот чем он держал Уилфилда… — бормотал себе под нос дядя Рэйвен, ощупью находя чашку с кофе. — Интересно. Значит, внебрачный сын, да ещё не один? Леди Уилфилд определенно это бы не понравилось. Записи Шварца? Долговая расписка? Просто чудесно… Гм, а вот с этим мы сделаем так…

Четыре листочка из найденных в трости окончили своё существование прямо здесь, на столе, в чашке из-под кофе, как только дядя Рэйвен потрудился достать спички. Ещё несколько писем перекочевали к нему в нагрудный карман. Но один невзрачный листок маркиз протянул мне со словами:

— Взгляните. Не вчитывайтесь, вам лучше не знать содержания этого письма для шантажа, просто взгляните на почерк. Весьма специфический, верно?

— Да, — согласилась я, бросив взгляд на ровные строчки. — Острые буквы, наклон влево, крышечка на «т»… Но мне точно не приходилось видеть такого почерка раньше.

— Зато мне приходилось, — негромко заметил дядя Рэйвен и забрал письмо. — В деле о таинственной смерти лорда Томаса Эрла Палмера, двоюродного брата герцогини Альбийской. Документы, найденные у него в комнате, были написаны той же рукой. Как Чендлер связан с безвестной актриской по имени Мэлоди, хотел бы я знать… Впрочем, забудьте, что я сказал, Виржиния.

Я собиралась заверить его, что последние две минуты и вовсе глядела в сторону, а прислушивалась лишь к плеску волн, однако тут, наконец, Арлин выглянула из спальни, робко кутаясь в шаль. Мадлен с готовностью подскочила, отодвигая стул и приглашаю юную — и, к счастью, овдовевшую наконец — баронессу присоединиться к нам.

Новость о судьбе ненавистного супруга Арлин приняла на удивление спокойно. Я ждала бурных проявлений — или радости, или испуга, но леди Кэмпбелл только вздохнула и произнесла:

— Есть справедливость на этой земле, — и замерла, точно кукла из воска, сильно наклонив голову. По бледным щекам катились слёзы и падали на белую скатерть и золотистые тосты, и дядя Рэйвен старательно сражался с омлетом, глядя только в свою тарелку, а я тихонько поглаживала Арлин по плечу.

— Вот и всё, — повторяла я негромко, — вот и всё…

А потом леди Кэмпбелл вдруг подняла голову и испуганно спросила:

— Как же ключи? Вы забрали у него ключи? Нужно же спасти Мэй из сундука… А вдруг он потерял их или выбросил?

— Даже если ключи и утонули в море — ничего страшного, — заверил её дядя Рэйвен, поднимаясь из-за стола. — Леди Виржиния, леди Кэмпбелл — прошу подождать меня здесь. Я вернусь через пятнадцать минут, и мы все вместе отправимся спасать Мэй. И не беспокойтесь, торопиться так или иначе уже некуда, — добавил он пугающе спокойным голосом.

Арлин передёрнула плечами. Я тут же пересела к ней и взяла за руку — да так и держала, пока не вернулся дядя Рэйвен в сопровождении капитана Мерри. Мадлен осталась в каюте с Лиамом, а мы направились в апартаменты Кэмпбеллов-Чендлеров. Для того чтобы попасть туда, нужно было сначала подняться по лестнице на палубу, а потом снова спуститься — только с другой стороны. Арлин шла медленно, слегка приподнимая подол длинного светлого платья, чтобы не запачкать его — доски блестели от сырости после дождя. Воспользовавшись моментом, я спросила дядю Рэйвена, где погиб Чендлер, догадываясь об ответе — и оказалась права.

— Здесь и погиб, — кивнул маркиз в сторону перил, у которых Мэтью Рэндалл что-то внимательно разглядывал; рядом топтался седой матрос с объёмным ларцом в руках. — Удобное место. Ни с одной точки корабля не проглядывается издалека.

«В отличие от того места, где за борт столкнули меня», — добавила я мысленно.

Интересно, было ли это удачным стечением обстоятельств — или заранее продуманным планом?

Каюта Кэмпбеллов-Чендлеров выглядела так, словно в ней целую ночь буянили королевские гвардейцы. Увидев на полу затоптанные платья Арлин вперемешку с битым фарфором, я вздрогнула. Как хорошо, что Мэй догадалась отправить сестру ко мне! Иначе, боюсь, сегодня мы говорили бы о смерти совсем другого человека…

— Не покажете ли, где находится искомый сундук? — ободряюще улыбнулся капитан Мерри, обращаясь к Арлин. — И если я могу вам чем-то помочь, мэм…

Прозвучало это неожиданно тепло и искренне, и Арлин расправила плечи:

— Там… в кабинете.

И, не дожидаясь, пока остальные последуют за ней, она опрометью кинулась в следующую комнату. А там — обогнула стол и рухнула на колени перед старым, рассохшимся сундуком с затейливой резьбой на крышке.

— Мэй, Мэй… ты здесь? О, пожалуйста, будь живой… Пожалуйста…

Капитан Мерри неловко застыл в дверях, не решаясь сделать ни шагу дальше. Арлин давилась всхлипами и оглаживала крышку сундука, а фарфор хрустел у меня под ногами, как выбеленные временем птичьи косточки. И это продолжалось бы ещё долго, если бы маркиз не подтолкнул капитана в спину, шепнув:

— Рон, позже, не время для деликатности.

И, кажется, добавил что-то тихо про вдову и возможность, но я не была уверена — не подвёл ли меня слух.

Капитан, словно опомнившись, торопливо пересек комнату и опустился на колени перед сундуком, стараясь не тревожить Арлин. Затем внимательно оглядел замок, извлёк из кармана что-то причудливо выгнутое и блестящее и начал возиться с замочной скважиной; временами что-то щёлкало или звенело, и точно также, кажется, звенел сам воздух. Даже Арлин перестала плакать и поднялась на ноги, прижимая к груди скомканную шаль.

— Сейчас, — говорил капитан, криво улыбаясь. — Сейчас. Ещё немного.

А потом крышка вдруг крякнула, как рассохшийся порог — и поднялась вверх на пружине. Не сговариваясь, мы с дядей Рэйвеном одновременно шагнули вперёд, Арлин быстро наклонилась, едва не ныряя в сундук с головой…

Мэй лежала на ворохе тёмной ткани, обнимая коричневый замшевый сапог, точно ребёнка. Когда сестра вскрикнула и дрожащей рукой коснулась её лица, она вздрогнула и открыла глаза, щурясь на неяркий утренний свет.

— Ах…— выдохнула Мэй. — Думала, что задохнусь здесь… Арлин, силы небесные, как я рада, что ты… ты… — и она потянулась вверх, к сестре, позволяя обнять себя за плечи.

Капитан Мерри отвёл взгляд. А вот маркиз наоборот, нахмурился.

Думаю, что он, как и я, заметил тёмную мокрую полосу на подоле светлого платья Мэй.

Позже, поручив сестёр заботам капитана, корабельного врача и служанок, мы с маркизом поднялись на палубу. Погода установилась чудесная — солнце, лёгкий ветер, тепло и благодать. Дамы уже прогуливались с кружевными зонтиками, щебеча о моде и рукоделии. Следы ночного дождя стремительно исчезали — ещё немного, и никто уже не вспомнит о ненастье. Впереди всего в одном дне пути лежала Серениссима, и чудился в морском бризе пряный запах карнавала — кофе и шоколада с острым перцем, горячего, хрустящего хлеба с кедровыми орешками, ассорти из даров моря, запечённого на решётке на открытом огне, пряного вина… Чаще слышался смех и мнилось, что вот-вот выглянет из-за угла леди в старинном синем платье и с фарфоровой маской.

«Мартиника» двигалась дальше, словно никто и не погиб, но напротив — она освободилась от тяжёлого груза и стала невесомой, как те перистые облака в акварельно-прозрачном небе.

— И что вы думаете об этом, Виржиния?

Вопрос дяди Рэйвена сбил меня с толку, вырвав из череды приятных размышлений.

— Думаю о том, что иногда самые страшные истории разрешаются благополучно без человеческого вмешательства. Вот так и начинаешь верить в Провидение.

— Полагаете, что небеса достаточно жестоки, чтобы утопить злодея, дабы спасти невинных? — колко рассмеялся маркиз. Глаза его сквозь синие стёкла очков показались мне ледяными.

— А разве его смерть — не благо? — вздёрнула я упрямо подбородок.

Дядя Рэйвен вздохнул и облокотился на поручень, глядя на бесконечно изменчивое море.

— Она создала больше сложностей, чем решила. В том числе и для меня, хотя я, не скрою, рад был избавиться от политического соперника.

Я встала рядом с ним — ближе, чем советовал этикет, ближе, чем мне сейчас хотелось бы.

— Поясните, пожалуйста.

— Не бывает абсолютного зла, как бы нам иногда ни хотелось наградить этим титулом какого-нибудь человека. Да, Чендлер совершил много мерзостей, начиная с убийства Кэмпбеллов и заканчивая предательством интересов Аксонии… С другой стороны, он оставил после себя настоящую империю. Его фабрики и заводы, где работают десятки тысяч людей; его генералы и глашатаи, не всех из которых он купил шантажом; наконец, капитал, коим он при жизни распоряжался исключительно разумно… Теперь забота о его «империи» ляжет на плечи других людей.

— Арлин унаследует состояние?

— Унаследует, — подтвердил дядя Рэйвен. — Поскольку не в моих интересах объявлять смерть Чендлера убийством, расследования не будет. Даже если Мэй в сговоре Арлин и совершила преступление, всё представят несчастным случаем. Нет убийства — нет злого умысла — нет заинтересованных лиц, а в смерти Чендлера, что греха таить, я был заинтересован больше прочих. Убийство пошатнёт позиции многих сомневающихся и заставит говорить тех, кто раньше молчал. Найдётся достаточно героев, готовых обвинить Корону, «ос» и меня лично в корыстном интересе к смерти мистера Чендлера.

Я пожала плечами.

— Были бы злые языки, а повод отыщется.

— Это как раз тот случай, когда сплетни — немного больше, чем сплетни, — афористически высказался дядя Рэйвен и, выдержав долгую паузу, продолжил: — Впрочем, оставим в покое мои проблемы — справлюсь, в конце концов, к подобному повороту я был готов давно. Не будем также обсуждать леди Кэмпбелл и то, как она справится с заводами и фабриками — никак, это ясно уже сейчас. Старых управляющих Чендлера нужно держать в ежовых рукавицах, иначе одни начнут занижать доход и разницу класть себе в карман, другие — распустятся, третьи просто уволятся, а оставшихся честных трудяг не хватит на то, чтобы заткнуть каждую финансовую течь. Наверняка скоро мы услышим об увольнениях и задерживании платы, а там и до забастовок недалеко… Не будем также говорить о дележе, который начнётся вскоре в политической части империи Чендлера — каждый захочет урвать часть влияния, свой кусок пирога. А шантаж? Я больше чем уверен, что на случай своей внезапной смерти Чендлер заготовил несколько сюрпризов. Так что будем готовиться к скандальным публикациям. Возможно, некоторые из них коснутся и меня, — криво улыбнулся он.

— Только не говорите, что…

— Не буду — раньше времени. Но возвращаться до лета в Аксонию я бы вам не советовал. — Дядя Рэйвен бросил на меня взгляд искоса. Я склонила голову в знак согласия. — К слову, вы всё ещё хотите услышать рассказ о непростой юности мистера Чендлера?

— «Непростая юность»? Это ирония? — невольно улыбнулась я.

Оказалось, что нет.

…Отец Чендлера тоже утонул — правда, не в море, а мутном пруду и по собственной воле, когда был обвинён в воровстве и растрате. История не сохранила упоминаний о том, действительно ли вина лежала на нерасторопном управляющем, или завистники подсуетились, однако точно известно, что прекрасная миссис Чендлер осталась вдовой с большими долгами и пятью очаровательными малышами, старшим из которых был одиннадцатилетний Рольф, которому и пришлось взвалить на себя заботу о семье.

Через несколько месяцев — дело происходило зимой — долги возросли, а детей стало меньше. Умер младший мальчик — от лёгочной хвори. А к весне от некогда большой семьи осталось всего три человека — миссис Чендлер, Рольф и одна из дочерей. Когда угроза выселения стала неминуемой, Рольф заставил мать собрать пожитки, продать последние ценности — обручальное кольцо и благословленные серебряные ложечки, подаренные родственниками на имянаречение детей, — и сбежать в Бромли. И пришлось нежной миссис Чендлер устроиться прачкой и каждый день до крови стачивать руки, стирая чужое бельё. Сам же Рольф, покрутившись полтора года на грязной работе, научившись воровать и мухлевать в карты, умудрился устроиться помощником в лавку к одному торговцу.

— Звали его мистер Коплз, — как бы между прочим заметил маркиз. — Разузнать о нём удалось немного, но точно известно, что в его магазинах и в доме работало много мальчишек, взятых с улицы. И, говорят, менялись они часто. Но с Рольфом Чендлером, Коплз, видимо, сошёлся характерами. По крайней мере, мальчик пробыл у него в услужении почти три года и в итоге дослужился до помощника управляющего… Всё шло хорошо, пока однажды мистер Коплз, к тому времени овдовевший, не увидел младшую сестру Рольфа, которой едва минуло четырнадцать лет.

Брак был весьма поспешным, а в свидетельстве написали, что невесте уже семнадцать. Неизвестно, как отнёсся к этому Рольф Чендлер, но через год его сестра повесилась на шёлковом пояске, а ещё через два месяца Коплз скончался от неведомой желудочной хвори. И — удивительно — выяснилось, что по завещанию, составленному за несколько недель до смерти, всё состояние отходило Чендлеру. Многочисленные кровные родственники не получили ни рейна. Состоялся суд, но Чендлер, заранее озаботившийся помощью адвоката из знаменитой конторы «Льюид, Ломм и Компания», выиграл его без особых трудностей.

Итак, в его распоряжении оказалось четыре магазина в Бромли и его окрестностях, а также две тысячи хайрейнов и дом, из которого родственников Коплза выселили в кратчайшие сроки. Чендлеру понадобилось двадцать лет, чтобы превратить это скудное достояние в империю.

…Когда дядя Рэйвен замолчал, я некоторое время не знала, что сказать.

— Его мать… она жива?

— Миссис Чендлер? О, да, — кивнул маркиз. — Она жива. За нею закреплено пожизненное содержание, причем весьма солидное, и неплохие суммы выплачиваются её слугам и нянькам. Сам же Чендлер навещал мать в последний раз около двух лет назад. Впрочем, я его не осуждаю — всегда тяжело видеть, как близкий человек медленно лишается разума и теряет человеческий облик… Скажите, Виржиния, вы жалеете его?

— Чендлера? — тихо переспросила я и покачала головой. — Нет. Наверно, я не смогу простить его за то, что он сделал с семьей Арлин и с ней самой… Но понимаю теперь лучше.

Маркиз кивнул.

— Это хорошо. И ещё, я хотел сказать… Зло не зарождается в головах само по себе, как и жестокость. Человека всегда нужно научить, показать, как поступать плохо. И талантливые люди часто становятся способными учениками.

Я нахмурилась и стиснула пальцы на трости.

— Эллис вырос в приюте и тоже видел много зла. И Лайзо… мистер Маноле, я хотела сказать.

— Может, они видели не только зло? — искоса взглянул на меня маркиз. — Впрочем, я уже сильно задержался. Драгоценная моя невеста, вы не обидитесь, если я оставлю вас одну и отойду по делам? Вечером мы вернёмся к разговору, обещаю.

— Не обижусь. Ступайте, дядя Рэйвен, — улыбнулась я. — Мне что-то хочется немного подышать морским воздухом.

— В Серениссиме надышитесь. — Он прикоснулся к полям своей шляпы и тоже улыбнулся. — Там я хотя бы буду спокоен за вас.

Когда дядя Рэйвен ушёл, некоторое время я действительно провела, любуясь морскими пейзажами. А затем вернулась в каюту. Лиам, разумеется, давно проснулся, позавтракал и даже выполнил упражнение по чистописанию под присмотром Мэдди. Подробно рассказывать я не стала — ограничилась кратким описанием ночных приключений и текущей ситуации. Смерти мистера Чендлера Лиам обрадовался, как подарку на Сошествие, и очень удивился, когда я остудила его пыл нотацией.

— …Недопустимо радоваться чужой гибели, даже если человек при жизни был не самым добрым и праведным, — закончила я длинный монолог. Лиам стоял, насупившись, и враждебно шмыгал носом. — Впрочем, можешь считать, что всё сказанное относится в целом к будущему, а не именно к нынешнему случаю. Однако никогда не спеши осуждать, если не видишь картины целиком.

— Понятно, леди Гинни, — понуро ответил Лиам.

Мне стало совестно, и я отвела взгляд.

Как и обещал дядя Рэйвен, расследования никакого не было — доктор объявил, что Чендлера погубило крепкое вино. И — холодная вода.

К вечеру меня одолело беспокойство. Чтобы хоть как-то занять голову, я стала вместе с Мадлен перебирать одежду и смотреть, какие платья подойдут для прогулок по Серениссиме. Выяснилось, что я сильно переоценила континентальные холода — весна в Романии и на побережье выдалась очень тёплая, и многие вещи для такой погоды не подходили… Но только когда почти все платья, переложенные мешочками с лавандой, были тщательно осмотрены, обнаружилась одна пропажа.

Точнее, две.

Парик от наряда леди Метели и плащ на завязках от карнавального костюма Мэдди.

Мы обыскали всю каюту сверху донизу, но пропажу так и не нашли. Пришлось наконец признать, что парик и плащ были украдены. И даже Лиам, который знал меньше всех, догадался, что вором стал убийца Чендлера… Или не убийца, но свидетель его последних минут — та самая таинственная леди с белыми волосами.

Оставалось три вопроса.

Во-первых, с дурным ли умыслом и заранее ли совершили кражу; во-вторых, сохранил ли загадочный вор парик с плащом или уже избавился от них; и, наконец, кто вообще имел возможность запустить руку в мои чемоданы.

— Ну, служанки могли, они такие проныры — страсть, — задумчиво рассуждал Лиам, хрустя красным яблоком, когда мы, уставшие до крайности, решили немного отдохнуть от поисков. — Ещё… только не ругайтесь, леди Гинни, но эти ваши гостьи тоже могли. Ну, леди Арлин с леди Мэй.

— Леди Кэмпбелл и Мэй, — поправила я его механически, но про себя подумала, что он прав. Несколько раз мы посылали Мэй ко мне в каюту за разными мелочами, когда проводили вечера в Восточном салоне. То за шалью, то за книгой — мало ли что понадобится, а Мадлен почти всегда была занята, присматривала за Лиамом. — И запасные ключи были у капитана, хотя сомневаюсь, что он…

Я осеклась.

Что-то словно щёлкнуло в голове, провернулась картинка в калейдоскопе — и сложилась в безупречный узор.

Если Крысолов заполучил запасные ключи капитана Мерри — это объясняло всё, и бесшумное проникновение, и исчезновение без следов.

Задачка в том, что Крысолов не стал бы рядиться девицей, чтобы убить Чендлера — как прекрасно показало происшествие со Шварцем, для обмана довольно было бы и привычного образа, с медной маской и старинной одеждой.

— Леди Гинни, а вы о чем думаете? — бесхитростно поинтересовался Лиам, дёрнув меня за рукав. Я улыбнулась:

— Ни о чём таком. Думаю, лучше с лёгким сердцем забыть о краже, ведь мы со дня на день завершим путешествие, а карнавальный костюм у меня есть и запасной.

Мальчик сощурился, став на секунду удивительно похожим на Эллиса.

— И вы даже ну нисколечко не хотите воришку прищучить, так, что ли?

— Хочу, — призналась я, стараясь сохранить достоинство и не рассмеяться. — Однако не прищучу, потому что так или иначе за день перед прибытием никто не будет заниматься поисками пропавшего парика. Вот, кстати, ещё один урок на будущее, Лиам: не все дела стоит доводить до конца, если результат вы не сможете использовать, а сам процесс приведёт к большим затратам. Иногда следует осадить и своё любопытство, и гордость.

Лиам фыркнул, а я только вздохнула — вот бы самой поверить в собственную сентенцию.

Как бы то ни было, но к берегу мы причалили в срок. Большая часть пассажиров тут же разъехалась. Но некоторые, как и я, поселились в гостинице «Бальони». К таковым относились Шварцы, ла Крус и, разумеется, Арлин… точнее, юная вдова, леди Кэмпбелл-Чендлер. Перед возвращением в Аксонию — капитан Мерри «из сочувствия к горю» пообещал выделить ей каюту и отвезти домой первым же рейсом — она собиралась заказать хотя бы несколько траурных платьев. Это, разумеется, был только предлог; любой бы понял, что возвращаться Арлин пока просто-напросто боялась, потому что дома ей предстояло очень много весьма неприятных дел. Впрочем, часть из них решилась уже здесь, когда дядя Рэйвен порекомендовал Арлин в качестве управляющего некоего своего знакомого, неплохого адвоката и, по уверениям маркиза, «исключительно честного и полезного человека». Неплохо зная дядины привычки, я сразу предположила, что он преследует личные цели, наверняка как-то связанные с зашатавшейся «империей» Чендлера. Но леди Кэмпбелл с такой радостью приняла это предложение, что мне пришлось оставить свои рассуждения при себе.

Тем более что этим дружеским жестом маркиз не ограничился.

Сразу по прибытии он взял на себя все формальности, связанные с медицинским засвидетельствованием смерти Чендлера и переправкой тела в Аксонию, для захоронения. Удивительно, но эти самые таинственные «формальности» заняли невероятно много времени — дядя пообещал мне освободиться лишь через три дня.

— Драгоценная моя невеста, я очень сожалею, что вы пропустите первый день карнавала, — сказал он мне настолько искренне, что я даже не нашла сил рассердиться. — Однако дела прежде всего.

— Дела? Разве не помощь ближнему?

— Что? Ах, да, — улыбнулся маркиз. — Разумеется, помощь очаровательной вдове, леди Кэмпбелл-Чендлер.

Слушая его, я не знала, сердиться мне или смеяться.

Вечером, в ночь перед карнавалом, мы нарочно легли спать пораньше, чтобы не жалеть об упущенных возможностях. Лиам, который снова полдня провел, обучаясь фехтованию у Мэтью Рэндалла, уснул едва ли не раньше, чем оказался в спальне. Мадлен, одолжившая у леди Кэмпбелл иллюстрированный роман, намеревалась, видимо, провести изрядное количество часов за чтением… Я же, не желая уступать собственному упрямству, просто легла и попыталась уснуть.

Тщетно.

Мешало решительно всё. Ватная тишина расцветающего сада, равно удалённого от моря и от города; нежный запах цветов вместо солёного бриза; лунный свет, льющийся через огромные окна — куда там аккуратным круглым иллюминаторам…

Вот именно через окно ко мне и заглянула беда.

Разумеется, в метафорическом смысле.

Поселились мы на втором этаже, в номере с видом на сад. В нашем распоряжении было шесть комнат — не слишком роскошная обстановка, но и не самая простая. Спальни Лиама и Мэдди располагались по соседству, моя же — чуть в отдалении, через две комнаты. Если что-то случится — придётся постараться, чтобы дозваться хоть кого-нибудь. Разумеется, засыпая после долгого, долгого дня, я об этом совершенно не думала. Но все страхи встали в полный рост, стоило кому-то нарушить мой сон, бесцеремонно дотронувшись до плеча.

— Кто здесь?

Голос со сна у меня был тонкий и невнушительный; я закаменела, вслушиваясь в малейшие звуки, пытаясь разглядеть незнакомца из-под прикрытых ресниц… и испытывая странное чувство дежавю.

— Друг, — со смехом ответила темнота. — Надеюсь, вы не станете вновь угрожать мне револьвером? Это становится дурной традицией.

— У вас тоже есть дурная привычка, — не замедлила откликнуться я. — Бесстыдно врываться в мою спальню. Так что, думаю, мы квиты.

Он снова рассмеялся. Я села, часто моргая, чтобы поскорее согнать сон; очертания комнаты представлялись мне слегка размытыми, но силуэт мужчины в старинном сюртуке и отблеск лунного света на медной маске были видны ясно.

— Тогда я должен принести вам глубочайшие извинения… и откупиться подарком.

— Каким? — переспросила я, невольно кидая взгляд на шкатулку для драгоценностей, где в потайном отделении хранился браслет — медные монетки и колокольчики, подвески и кожаные шнурки.

Такой же, какой был сейчас на руке у моего гостя.

— Позвольте подарить вам ночной карнавал в Серениссиме, — отвесил Крысолов глубокий поклон. Браслет на запястье звякнул.

У меня ёкнуло сердце.

Я очень, очень хотела попасть на первую карнавальную ночь; увидеть факельное шествие, прокатиться в гондоле, может, даже выпить на улице вина с пряностями… Но без дяди Рэйвена — не могла. Прошлая поездка с Крысоловом едва не завершилась трагедией. Да, я сумела спасти Лиама и чудом справилась с Душителем… но погиб невинный человек — возница кэба, ставший свидетелем моего неурочного возвращения.

Имела ли я право рисковать сейчас?

А у Крысолова были свои методы убеждения.

— Решайтесь, леди Метель, — прошептал он, склонившись ко мне так низко, что я даже слышала его дыхание, неровное и поверхностное. — Кто знает, как сложится жизнь? То, что сегодня кажется близким, завтра может быть утрачено навсегда. Пока мы стоим на разных берегах ручья, который зовётся мечтой, но вдруг завтра он превратится в бурный поток, такой, что не протянуть и не сомкнуть рук, не перейти течение вброд? — Он говорил всё более сбивчиво, алманский акцент — о, теперь я научилась распознавать его в совершенстве, благодаря Шварцам! — стал постепенно исчезать, пока не пропал совсем. — Я последовал за вами через море, и последую дальше… так я хочу. Да только ведь у вас путь другой, выше моего. И когда вы захотите, чтоб я исчез… а вы обязательно захотите, так уж мир устроен… Я исчезну. И это скоро случится, уж куда скорее, чем думается… Так зачем сейчас лгать себе? Если вы тоже сердцем тянетесь к карнавалу… если вам пока ещё желанно моё общество… Зачем отказывать себе? Потом наступит другое время — для других желаний. Но эта ночь… она для карнавала.

Последние слова он шептал мне в самое ухо, уже не легко прикасаясь к плечу — но стискивая пальцы едва ли не до синяков. И тонкая преграда медной маски казалась мне несущественной, и тепло дыхания — иллюзорное ли? Настоящее? — обжигало. Я невольно облизнула губы, прислушиваясь к себе. Сердце колотилось, как сумасшедшее.

Да, время бежало быстро и меняло нас неотвратимо. Арлин отбыла из Аксонии молодой женой при ненавистном муже — а прибыла в Серениссиму молодой вдовой… Кто-то на борту «Мартиники» стал убийцей. А Чендлер погиб, погиб глупо и жалко, и, хотя я нисколько о нём не сожалела, неотвратимость и внезапность его смерти меня пугали.

Мне было двадцать лет.

Почти год прошёл со дня знакомства с Эллисом. Так быстро и незаметно… И такими чудовищными и восхитительными событиями он был наполнен! Сейчас, оглядываясь на себя прежнюю, на юную наследницу дома Эверсанов и Валтеров, отчаянно страшащуюся подвести леди Милдред, разориться, показаться управляющим и её прежним друзьям слабохарактерной дурочкой… На себя — холодную, расчётливую, привязанную к прошлому и к дому нерушимыми узами… Нет, глядя на себя прежнюю, я не жалела ни об одной перемене, случившейся со мною за этот год.

Виржиния из прошлой весны даже не захотела бы сбежать на маскарад, потому что видела только работу — бесконечную вереницу дел.

Кто знает, чего будет желать Виржиния из грядущего года… если доживет до ещё одной весны?

— Пойдёмте со мной, Виржиния, — прошептал Крысолов едва слышно. — Хотя бы сегодня. Пожалуйста.

— Да.

Слово сорвалось с моих губ раньше, чем я это осознала. И, право, мне было совсем не жаль.

А Крысолов наконец расслабил пальцы, скользнув долгим тёплым прикосновением вдоль руки, до локтя, и тихо сказал:

— Спасибо.

Побег был торопливым и бестолковым.

Я поспешно выпроводила из комнаты Крысолова и надела самое простое платье — то, которое могла легко застегнуть сама. Меховая накидка от костюма леди Метели пришлась совсем некстати южной ночью, зато плащ от второго моего костюма — какого-то невероятного цвета, сине-зеленого с переливом, точно панцирь у жука-бронзовки — оказался достаточно лёгким. Ботинки от костюма я отыскать так и не сумела, поэтому взяла простые ботиночки серой замши.

На этом трудности не закончились.

Идти через главный вход было нельзя — портье наверняка бы заметил. И Крысолов предложил мне прыгать из окна. Надо сказать, затея не была лишена здравого смысла, потому что второй этаж располагался не так уж высоко. Но меня мучила одна мысль — как потом забираться обратно.

— Не волнуйтесь, — шептал снизу, из сада, Крысолов, протягивая руки. Кажется, он искренне веселился. — Я всё устрою, обещаю.

— Так устройте сейчас, — шипела я, не решаясь прыгнуть с подоконника.

Наконец Крысолов не выдержал и рассмеялся, а мне стало стыдно за свою трусость. Я всё же спрыгнула — прямо к нему в объятия, и, к его чести, он только слегка пошатнулся и отступил назад, но меня не уронил. Мой задравшийся плащ накрыл нас облаком шелестящей ткани.

— Маска, — пробормотала я растерянно, цепляясь за плечи Крысолова, не спешившего меня отпускать. — Я забыла маску. И, кроме того, револьвер, трость…

— … и бухгалтерскую книгу, — совершенно серьезно закончил он. — Ужасная беда. Маска в подарок у меня есть, а за револьвер сойду я сам… как вы полагаете?

— Вполне, — царственно кивнула я. — А теперь не соизволите ли поставить меня на землю?

— Ах, да, — спохватился он. — Как я мог забыть…

Меня поставили, расправили плащ — и увлекли по узкой тропинке вглубь сада, к потайной калитке. Мы оказались на тёмной улице; откуда-то отчётливо веяло морем, в небе перламутрово мерцал млечный путь, а я пыталась на ходу застегнуть перчатки, но мелкие пуговички выворачивались, точно намыленные. Крысолов повёл меня дальше, дальше, дальше — пока не показалась набережная. Там он остановился и отстегнул от пояса полумаску шута, сделанную из папье-маше и раскрашенную золотой и белой краской.

— Я хотел просто подарить вам её на память, но раз уж так вышло… — сбивчиво зашептал он, протягивая подарок. — Наденьте, пожалуйста. Конечно, в темноте лодочник вряд ли вас опознает, да и плату он получил хорошую, но лучше всё же не рисковать вашей репутацией.

У меня вырвался вздох.

— О репутации мне стоило думать раньше, сэр Крысолов, — произнесла я, завязывая ленты от маски, оказавшейся неожиданно лёгкой. — Ведите к лодке — плыть, как я понимаю, далеко?

— Не так уж, — уклончиво ответил он. — Меньше часа.

Однако путь до Серениссимы показался невыносимо долгим.

В лодке было целых два гребца; Крысолов сидел на скамеечке напротив меня, и, чтобы разговаривать, приходилось наклоняться друг к другу. Гребцы со значением переглядывались, но я старалась обращать на них не больше внимания, чем на сырость под ногами. Даже не знаю, от чего защищал меня заслон из великосветского высокомерия — от чужих пересудов или от собственного стыда?

А Крысолов, подавшись вперёд, нашёптывал истории о городе на воде.

— …Серениссима стоит на сваях из лиственницы, выросшей в горах далеко к северу отсюда. Это дерево не боится ни воды, ни холодов, ни жары, и держит город вот уже несколько столетий. Лодки, что скользят по глади каналов, называются гондолами, и управляют ими лишь те, кто состоит в гильдии гондольеров. Гондольеров в Серениссиме ровно семь сотен — не больше, но и не меньше. Если кто-то умирает или отходит от дел, то гильдия принимает в свои ряды нового человека… Есть легенда о Призрачном Гондольере. Говорят, в незапамятные времена он был сыном одного из дожей, но полюбил не кого-то, а саму Прекраснейшую. Однажды он встретил её на маскараде — и, увидев один раз, не смог забыть. Но человеку не место рядом с бессмертным духом. Не вынеся разлуки, юноша отрекся от своей души и стал призраком, скитающимся по волнам. И поговаривают, что если случайно сядешь к нему в гондолу, то уже не вернёшься в мир людей… а ещё говорят, что иногда рядом с ним видят саму Серениссиму.

— Значит, они всё же смогли быть вместе?

Крысолов кончиками пальцев прикоснулся к моей руке и выдохнул:

— Наверно, да… ценой его бессмертной души.

У меня по спине пробежала дрожь.

Когда мы прибыли на причал, Крысолов сперва помог мне подняться, а затем вернулся в лодку и о чём-то договорился с гребцами. Я успела немного прогуляться по пирсу прежде, чем мой спутник вернулся. Город пах странно, но не сказать, чтоб неприятно — морем, солью, сырым деревом, чем-то кисловато-грибным, как почва в лесу… Издалека ветер доносил музыку, смех, запахи дыма и уличной еды. Вода плескалась под сваями, и я чувствовала себя как на корабле — неустойчиво и ненадёжно. Не до конца заживший перелом тянуло дёргающей болью, не слишком сильной, но навязчивой.

— Они будут ждать нас здесь за час до рассвета, — сообщил Крысолов, нагнав меня. — Так что у нас есть ещё три часа. Где хотите побывать в первую очередь? На площади, где танцуют? У храма? Перед дворцом дожей? Я хорошо знаю этот город, а он знает меня; только намекните, где желаете оказаться — и мы доберёмся туда кратчайшим путём.

Я прислушалась к своим ощущениям — и рассмеялась.

— Знаете, пожалуй, больше всего мне сейчас хотелось бы поесть чего-нибудь. Эти переживания и волнения…

Он отвесил церемонный поклон:

— Тогда прошу за мной.

…до нынешней ночи я и не подозревала, что в Серениссиме есть восточный квартал!

Точнее даже, не квартал — улочка рядом с каналом, примыкающим к площади. Полагаю, в другое время здесь было тихо, но в ночь карнавала альравские торговцы установили вдоль всей улицы десятка три прилавков. Где-то продавались сладости, где-то — крепкий чай с пряностями, где-то — пресные лепёшки с такой острой мясной начинкой, что губы начинало щипать. Крысолов взял для меня одну такую лепёшку, чай, отдельно приплатив за чистую чашку, и орехи с сушёными фруктами в меду.

— А вы точно не голодны? — спросила я, с благодарностью принимая угощение.

Крысолов усмехнулся и переступил с ноги на ногу.

— Эта маска не слишком располагает к застолью… Жаль, я не догадался сменить её на бауту. Впрочем, подождите немного здесь, сейчас я вернусь!

Он ещё раз возвратился к прилавкам и взял лепёшку уже себе. Затем мы прошли немного вдоль канала и спустились по лесенке вниз, к месту, где обычно причаливали гондолы. Там в нише стояла небольшая скульптура — женщина с воздетыми руками.

— Сядьте вот здесь, справа, а я сяду слева, — предложил Крысолов. — Тогда мы окажемся спиною друг к другу, да к тому же будем разделены статуей.

— И я вновь не смогу увидеть вашего лица.

— А вы так хотите этого?

Мне показалось, что Крысолов вздохнул.

— Нет, конечно. Так, к слову пришлось.

Я солгала лишь наполовину. Конечно, мне хотелось увидеть его лицо; но также мне хотелось и продлить сказку. Крысолов был прав — пока мы стоим на разных берегах Мечты, мы ещё можем прикоснуться друг к другу. Реальность же разделит нас надежнее, чем любой бурный поток.

Не знаю, в чём было дело — в необычности ли места, в непривычности ли вкуса, но лепёшка с острой начинкой показалась мне изумительным кушаньем. Я и не заметила, как проглотила последний кусочек, запивая остывающим чаем. Фрукты с орехами в меду понравились меньше — слишком приторными они были. Руки я ополоснула в канале, рискуя свалиться в воду, а когда обернулась к Крысолову, то он уже вновь надел маску.

— Что ж, леди Метель, — произнёс он медленно. — Не желаете ли присоединиться к празднику на площади?

Конечно же, я желала.

Мы вышли на площадь — и окунулись в море музыки, света и голосов. Вокруг проносились люди в умопомрачительных костюмах и масках. Женщины — в платьях с юбками шириной с церковный колокол на главном соборе Бромли и в непозволительно коротких — до середины икры; мужчины в старомодных одеждах с пышными рукавами-буфами, и в ярких шутовских трико, и в летящих плащах… Я узнавала маски из комедии дель арте — и старинные. Пьеро и Коломбины, Арлекины и Пульчинелы скользили в танце, а рядом с ними — бауты, коты, вольто… Увидев человека в костюме Врачевателя Чумы, я вздрогнула, но быстро сообразила, что это не дядя Рэйвен — росту не хватало, и порядочно.

— Леди? — тронул меня за рукав Крысолов, и я опомнилась:

— Ах, да, разумеется. Простите, я залюбовалась костюмами…

— Да, здесь есть, на что посмотреть, — согласился он и протянул мне руку: — Прошу.

Но танца не получилось.

Совсем неподалёку, рядом с приметной рыжей леди с волосами, заплетенными в сотню косичек, я заметила бело-синий плащ Мадлен — и парик от наряда леди Метели.

— Стойте здесь, — вырывался у меня приказ сам собою, и я, намотав на руку край чересчур длинного плаща, ринулась через площадь.

Женщина в краденой одежде, словно почувствовав, отступила в тень, на одну из узких боковых улочек.

Танцующие пары, словно нарочно, выскакивали из ниоткуда и заступали дорогу. Какой-то мужчина в маске вольто попытался увлечь меня в круг танцующих, но тут его самого подхватила под руку дама-Коломбина в роскошной маске, украшенной золотыми и серебряными перьями. Я наступила на что-то скользкое и мягкое, едва не упала, толкнула пожилую леди в парике с крупным кудрями — и, задыхаясь, выскочила на тот пятачок, где минуту назад видела незнакомку в плаще Мадлен.

— Туда!

В первое мгновение я не поняла, кто это говорит, а потом увидела маленькую женщину с рыжими косичками и её высокого белокурого спутника в насыщенно-красном костюме. Пара была в полумасках, скрывающих лишь верхнюю часть лица; и женщина, и спутник её улыбались совершенно одинаково — проказливо и загадочного.

— Спасибо… — ошарашенно выдохнула я, задаваясь вопросом, откуда здесь взялись аксонцы, и нырнула в темноту боковой улицы.

Женщина в ворованном плаще была совсем рядом, в жалких тридцати шагах. Я преодолела это расстояние, кажется, на одном дыхании — и схватила её за длинные белые пряди парика.

Он слетел в мгновение ока.

Ещё бы. Ведь секрет крепления знала лишь я — и мастер, создавший парик.

Женщина обернулась, медленно, точно в кошмарном сне, и…

— Мэй?!

— Леди Виржи…

— Тс-с! — Я подалась вперёд и прижала палец к её губам. Мэй ошалело заморгала. — Я здесь инкогнито, м-м, с женихом и… и… и с телохранителем. И если вы не желаете привлечь внимание моего жениха — прошу, молчите.

«Кажется, моя репутация спасена».

— Хорошо, я молчу… — пробормотала она и, обернувшись, вскинула руки: — Святая Генриетта, Шон, да спрячь ты нож, а ещё лучше — притворись слепым. Это…

— Я понял, кто это, — мрачно произнес, выступая вперёд, мужчина в дешёвой белой маске и костюме моряка… Впрочем, он и был моряком.

— Доброй ночи, мистер Кэрриган, — кивнула я, словно не было ничего более естественного, чем столкнувшиеся посреди карнавальной суеты леди, служанка и рыжий моряк. И решила сразу брать быка за рога: — Кстати, если уж мы с вами встретились… в приватной обстановке, я бы хотела лично услышать подробности убийства Чендлера, — произнесла я небрежно и взмахнула веером. — Должна же я знать, в конце концов, за какие грехи выгораживаю свою подругу Арлин перед лицом безжалостного правосудия. Вы ведь знаете, что подвели её своим поступком едва ли не по суд?

Это был выстрел наугад, блеф, импровизация; но удар попал точно в цель. Мэй стала смертельно бледна и отступила на шаг назад, в объятия Кэрригана. Я незаметно, обмахиваясь веером, оглянулась через плечо. Крысолов, разумеется, пошёл за мной, но догадался остановиться в десяти шагах от нас, прислонившись к стене дома.

— Леди, чем хотите поклянусь, не думала я его убивать, — выдохнула наконец Мэй, крутя в руках полумаску из раскрашенной акварелью бумаги. — Само как-то вышло.

— Не сомневаюсь, — повела я сложенным веером в знак согласия. — Тем не менее, я хотела бы услышать подробности. Разумеется, обвинять вас в убийстве никто не будет — я уже приложила немалые усилия, чтобы расследование не состоялось. Связи, знаете ли… Впрочем, сперва расскажите, как вы умудрились украсть мой парик и деталь костюма бедняжки Мадлен.

Мэй опустила взгляд.

— Да и воровать-то я не хотела. Так, схватила сверху, что попалось… Мы с Шоном так размечтались, что на карнавал попадём, а у вас наряды прямо сверху лежали… Я взяла на один только вечер, чтоб мы на палубе потанцевали и повоображали, а потом вернуть не смогла. Как было собралась…

Я шагнула ближе к ней.

— Интересно… Значит, фрукты больному мистеру Кэрригану вы относили сами, по своей воле? Не по указанию Арлин?

Мэй вспыхнула.

— Арлин ничего не знала, клянусь. Да и поколотили Шона из-за меня, он же на меня тогда посмотрел, просто мы с Арлин рядом шли… А Чендлер, чтоб ему пусто было, навыдумывал всякое, да ещё и Арлин то же в голову вбил…

Я только вздохнула.

Просто классическая история любви — служанка полублагородного происхождения, лихой моряк, наивная госпожа и ревнивый супруг, ревнующий не к той особе.

— Понятно. Однако вернёмся к злополучной ночи… Вы действительно в сундуке спрятались?

— А что же мне делать было? — передёрнула плечами Мэй, отвернувшись. — Умирать-то не хочется, вот и полезла… А уж как эта свинья буянила, в жизни не забуду! Всю каюту разнёс, окаянный. Наверно, час всё вокруг крушил. А я там лежала, скрючившись, и всем святым молилась, чтоб он сдуру не поджёг каюту. Видно, услышали меня, потому что ближе к утру, как я заснула уже, сундук вдруг открылся сам по себе.

— Сам по себе? — не поверила я. — И вы ничего не слышали? Ни скрип ключей, ни шаги?

Мэй задумалась.

— Звон. Я слышала звон. Как будто медные монетки друг о друга ударяются. И дыхание, но какое-то глухое… Потом что-то пошуршало в замке… И вдруг крышка щёлкнула и вверх поехала. Ну, пока-то я выбралась, глаза протёрла… Никого вокруг уж и не было.

— И вы решили выбраться?

— Лин искать, — тихо ответила Мэй, комкая несчастную маску. — Я же за неё, дурочку, больше всего боюсь. Она одна пропадёт. Лежу в сундуке и думаю — а вдруг её этот боров пропал? Вдруг она к вам не достучалась? В общем, я как выбралась, так хотела сразу бежать, а потом подумала — что, если на Чендлера сама натолкнусь? Вот и напялила сверху первое, что в голову пришло, чтоб он меня не узнал. Парик и плащ.

— Разумно, — согласилась я.

— Да ну их! — Мэй бросила испорченную маску под ноги. — Всё равно он меня узнал.

Признаться, на этом моменте рассказа, хоть я уже и знала, что Чендлер мёртв, мне стало не по себе.

— Дайте-ка, попробую продолжить, — негромко произнесла я, бросая взгляд искоса на Крысолова. Тот не двигался, наблюдая. — Вы встретили Чендлера около лестницы, разделяющей крыло, где располагалась ваша каюта, и крыло, где располагалась наша.

— Лоб в лоб с ним столкнулась, даже голову наклонить не успела, — подтвердила Мэй. — До сих пор на лбу синяк. Мне в одном повезло — Чендлер был пьян, как моряк… Прости, Шон, миленький. В общем, пьян до полусмерти. Но силища у него прежняя осталась. Он как заорал что-то про воровок, про то, как он нас убьёт и кишки по реям развесит, что кончилась у него доброта для нас… За парик меня дёрнул, стащил его. Я в свою сторону тяну, он — в свою… Не знаю, чем бы дело кончилось, да тут Шон подоспел.

Мэй умолкла. Кэрриган прочистил горло.

— Эм, ну, мэм, это я его и убил. Чендлера того. Сказать по правде, и того не хотел, а хотел по роже его гнусной съездить, хе-хе, за трость отплатить, да он, дурень, у борта стоял. Он от меня шарахнулся, спиной на поручень налетел… А росту он был немалого… В общем, голова у него перевесила, и полетел он в море. Я Мэй в руки парик сунул, велел бежать, а сам сбегал за напарником. Сэм-то, старина, вместо дежурства спал, я его разбудил, и стали мы лодку спускать, на помощь звать… Да только всё одно, когда Чендлера выловили, мёртвый он уже был, мертвее некуда… — Кэрриган стащил маску и уставился на меня честными глазами. — Что теперь-то делать будете, леди? Я-то под суд с лёгкой душой пойду, да как бы за собой Мэй не утянуть…

Да уж, выбор передо мною стоял не из простых.

— Что делать? — вздохнула я и сложила веер. — Ничего, пожалуй. Расследования не будет, Чендлер погиб по случайности — таков вердикт. Ваша тайна останется на вашей же совести. Но помните вот о чём… Когда-то, очень давно, Рольф Чендлер был хорошим мальчиком, который кормил всю свою семью — мать, сестёр и брата, был им единственной опорой и защитой. Он испытал много горя, потерял почти всех близких… А потом один престарелый мерзавец женился на его последней — младшей — четырнадцатилетней сестре. Девочка через год повесилась. Чендлер отомстил мерзавцу и всей его родственникам… А через двадцать с лишним лет женился на Арлин и был уже таким, каким вы его знали. Подумайте об этом на досуге, Мэй. И вы также, мистер Кэрриган. Доброй ночи.

Я развернулась и направилась обратно к площади, где бушевала неукротимая стихия карнавала. Но праздничное настроение исчезло; Крысолов, словно почувствовав перемену, увёл меня гулять по тихим улицам и мостам, почти до самого рассвета. В гостиницу мы вернулись вовремя и без особенных приключений — у этого хитреца нашлись запасные ключи от чёрного хода, и в номер я попала без хлопот.

Ключи напомнили мне кое о чём.

— Признайтесь, сэр, — обратилась я к нему, уже распрощавшись было. — Ведь это вы были тем самым безбилетным пассажиром? И Мэй из сундука тоже выпустили вы?

Он рассмеялся:

— Насчёт Мэй — отпираться не буду, я ведь обещал за вашими подругами присмотреть, а что до безбилетных пассажиров… — В голосе его появились лукавые нотки. — Что вы, леди, я — Крысолов, а значит, я хожу дорогами сна, и…

— И как, по-вашему, я метаю трости? Сильно, наверно, попало?

— Не так уж сильно… — Он прикусил язык, но уже было поздно.

Теперь смеялась уже я.

На память о карнавале в Серениссиме у меня осталась маска шута.

Следующим утром мы завтракали вместе с Арлин, Мэй и Шварцами. Служанка вела себя так, словно ничего не случилось, и я следовала её примеру. Благо миссис Шварц весьма охотно подхватила разговор о мисс Кэролайн Смит и научных конференциях, к вящему неудовольствию своего болезненного супруга.

На десерт подали кофе.

— Какой он странный! — изумилась Арлин. — Полосатый… Тут слои, верно?

— Верно, — улыбнулась я. — Этот кофе подали по моему приказу. Он называется «маскарадным» или «карнавальным» и подаётся в высоких стаканах с петелькой. Немного напоминает жизнь, не так ли? Светлые слои чередуются с темными, сладкие — с горькими…

— Интересно, — всплеснула руками миссис Шварц. — А что там, на дне?

— На дне? Сгущённое молоко, — ответила я. — Знаете ли, некоторые находят его слишком сладким… Но иногда хочется побаловать себя, верно?

Дамы и дети, разумеется, согласились.

А джентльменов в лице мистера Шварца, по большому счёту, никто и не спрашивал.