13 кофейных историй

История пятая Искусство и кофе

Леди Виржиния получает приглашение в галерею, где должна быть выставлена уникальная картина - последняя, утерянная часть цикла "Островитянки" великого художника Нингена. История этого полотна окутана тайной. Одни поговаривают, что оно было выкуплено хозяином галереи у одного нищего безумца. Другие - что на спрятанную картину указал призрак самого Нингена, погибшего двадцать лет тому назад при загадочных обстоятельствах.

Однако когда леди Виржиния со своей давней подругой и ценительницей искусства леди Клэймор прибывает в галерею, хозяин объявляет страшную новость...

О кофе говорят, что его приготовление сродни и науке, и колдовству. И тысячи правил, нюансов, тонкостей и суеверий, связанных с ним - лучшее тому подтверждение.

Если варишь кофе в турке - непременно добавь в него несколько крупинок соли, лучше морской - так и вкус, и аромат станут ярче. Воду следует брать исключительно свежую, потому что кипяченая разбудит в напитке неприятную горечь. Металл, даже серебро, тоже изменяет вкус к худшему, поэтому фарфоровая или стеклянная ложечка будет прекрасным выходом. Пропорции кофе и воды тоже важны - и лучшим вариантом издавна считают соотношение один к четырем. Положишь меньше кофе - и аромат не раскроется в достаточной степени, больше - и появится горьковато-вяжущий вкус.

Специи тоже неуловимо меняют этот божественный напиток. Свежесть и острота имбиря, пряность мускатного ореха, изысканность корицы, согревающий акцент красного перца и нежность ванили...

Да что там специи и пропорции! Иные знатоки говорят, что даже помешивание кофе по часовой стрелке или против меняет его вкус. А другие возражают - мешать напиток при варке и вовсе нельзя.

Кофе - это и наука, и колдовство... То, что люди издавна называют Искусством.

Порою жизнь преподносит такие сюрпризы, что только диву даешься. Впрочем, как поговаривала леди Милдред, лучше уж неприятная неожиданность, чем скука и пустота. Раньше я считала также, но некоторые события, произошедшие нынешним летом, убедили меня в обратном. Приключения хороши тогда, когда не опасны для вас и ваших близких - а тот, кто думает иначе, просто не заглядывал еще смерти в глаза.

...С тех пор, как Эвани погибла от рук демонопоклонника, прошло уже около двух месяцев. Аксонию накрыла туманами и дождями неласковая осень. Мэдди до сих пор плакала иногда по ночам, а я видела Эвани во сне.

Другого личного парикмахера у меня так и не появилось.

Эллис запропал куда-то на целый месяц. А теперь появлялся изредка, ближе к ночи - уставший, порою промокший насквозь под заунывным и холодным бромлинским дождем. Детектив просил чашку черного кофе - согреться, что-нибудь перекусить - и убегал, не успев и единым словом обмолвиться о своей жизни. Раньше это меня бы огорчило, но сейчас я была рада, что расследования и приключения обходят "Старое гнездо" стороной.

В прошлый раз они забрали у меня Эвани; что, если сейчас им приглянулась бы Мадлен? Или Георг с миссис Хат?

Или я сама?

А еще неожиданно у меня появилось свободное время - впервые, пожалуй, с тех пор, как леди Милдред оставила нас. С деловыми бумагами я научилась управляться едва ли не быстрей мистера Спенсера, в кофейню стала приходить только во второй половине дня... Зато хватало теперь сил и на блистательные приемы в доме леди Вайтберри, и на пятничные прогулки с леди Клэймор, и на визиты к моей дорогой Абигейл - каждое второе воскресенье.

Вот и сейчас я занималась наиприятнейшим делом - планировала развлечения на следующую неделю. Выбор был нелегкий.

Во-первых, в годовщину восшествия на престол Его величества Вильгельма Второго Красивого в Королевском театре давали премьеру новой пьесы - "Империя и Император". Разумеется, ясно было, какую историю драматург спрятал под изысканным флером марсовийской стилистики. Маркиз Рокпорт любезно прислал мне приглашение на премьеру... однако не хотелось идти туда одной.

Второй вариант был куда более заманчив. Вчера мне пришло любопытное письмо, и сейчас в столе лежал конверт из дорогой белой бумаги, запечатанный сургучной печатью с оттиском Частной галереи искусств мистера Уэста. К нему прилагалась записка, сделанная торопливым, угловатым почерком:

Леди,

В знак уважения и памяти обо всем, что Вы сделали для меня и для Патрика Мореля, присылаю Вам два приглашения на открытие выставки Эманнуэля Нингена - величайшего художника нашего века. Говорят, что его картины переворачивают душу и ведут ее к свету - и даже я, терзаемый профессиональной ревностью, вынужден согласиться с этим.

И вот недавно была обнаружена неизвестная картина Нингена, которую и собирается выставить в своей личной галерее добрый мой друг мистер Уэст. Первый показ пройдет в весьма узком кругу - без назойливых журналистов и глупых напыщенных критиков; будут присутствовать лишь те, кто открыт Искусству.

Надеюсь, мой скромный подарок будет Вам исключительно приятен.

Навсегда Ваш,

Эрвин Калле

На выставку можно было пойти с леди Клэймор - и уже одна встреча с ней, несомненно, доставила бы мне удовольствие. Но пренебрегать подарком маркиза Рокпорта было бы неразумно в любом случае.

И тут в памяти сам собой всплыл текст последнего письма "с напутствиями", присланного женихом. Угрозы, приказы, попытки манипулировать мною...

Это было два месяца назад. Целых два месяца - и с тех пор ни одной весточки, только конверт с приглашением в ложу Рокпортов.

Я рассмеялась.

Кажется, выбор был сделан.

Бромли кутался в густой туман, как престарелая леди - в потрепанную шаль. С Эйвона тянуло чем-то затхлым и гнилым - обычное дело для этого времени года, отчего-то даже летом река не пахнет так сильно; недаром все горожане торопят наступление зимы, когда грязные воды скует хрупкий лед. И если за городом осень расцвечивали волшебные краски опадающих листьев, то в самом Бромли преобладал серый цвет - неба, домов и дорог.

Посреди этого бесцветного уныния леди Клэймор была подобна яркой вспышке - блистательная от пряжек на ботиночках до золотого лорнета. Чрезмерно пышные по нынешней моде юбки цвета морской волны, бирюзовая накидка с капюшоном, отороченным белым мехом; волосы, которые столичные поэты сравнивали с потоком солнечного света... Даже не верилось, что эта прекрасная леди перешагнула уже давно порог тридцатилетия. Пожалуй, стань она чуть менее равнодушна к светским утехам и не столь увлечена искусством, то даже первые красавицы высшего общества сразу же растеряли бы всех своих поклонников.

К счастью для бромлинских сердцеедок, Глэдис была слишком умна для этого.

- Виржиния, вы просто не представляете себе всю значимость удивительной находки мистера Уэста. Это удача, такая редкая удача! - эти слова я слышала уже не в первый раз с тех пор, как предложила Глэдис поехать вместе на выставку. - Нинген умер необыкновенно рано, ему и тридцати пяти не сравнялось. Он оставил после себя лишь семьдесят девять полотен. Вдумайтесь в это число, Виржиния - как это мало для человека столь огромного таланта! И потому эта найденная картина марсовийского периода его творчества так важна.

- Да, конечно, - я кивнула рассеянно, всматриваясь в серую хмарь за окошком автомобиля. Ехать мы решили вместе, потому что экипаж Клэйморов нужен был сегодня супругу Глэдис - причем на весь день. - У нас, кажется, была одна его картина. Отец любил импрессионизм и купил ее еще при жизни мистера Нингена - кажется, у него лично. За три эсо, если я не ошибаюсь. Это около пятнадцати рейнов по-нашему.

Глэдис так резко развернулась ко мне, что я инстинктивно отшатнулась. Взгляд из-за блестящих стеклышек лорнета более подобал хищнику, вставшему на след, чем леди.

- Что за картина?

- "Островитянка, вернись!"

- Та самая! Святые небеса! Виржиния, почему я узнаю об этом только сейчас? - воскликнула Глэдис с неподдельным энтузиазмом и тут же сама себе ответила: - Впрочем, вопрос риторический. Вы, дорогая, никогда не интересовались искусством - увы.

Я спрятала улыбку.

- Что поделать - такой у меня практический склад ума.

Лайзо, до сих пор изображавший примерного водителя в низко надвинутом кепи, позволил себе фыркнуть еле слышно.

Глэдис вздохнула.

- Что ж, тогда, пожалуй, позволю себе оценить значимость картины Нингена в более приземленном эквиваленте. Одно полотно сейчас стоит в среднем десять тысяч хайрейнов.

Автомобиль как-то странно дернулся, но я списала это на ужасное состояние бромлинских дорог.

- Примерно четверть моего годового дохода, если учитывать поступления не только от земли... Неплохо! И это за какую-то картину?

- За картину великого Нингена, - поправила меня Глэдис с покровительственной улыбкой и легонько стукнула по плечу лорнетом. - Тем печальней парадокс - умер этот художник в нищете, на одном из тропических островов.

- Мир полон печальных парадоксов, - я пожала плечами, прикидывая про себя - не выставить ли свою картину Нингена на аукцион? Мне, признаться, это яркое и солнечное полотно не особенно нравилось; оно смотрелось чужим в строгих интерьерах особняка на Спэрроу-плейс. Десять тысяч хайрейнов же всегда кстати, к тому же обнаружение восьмидесятой работы Нингена наверняка подняло бы огромную волну интереса к его творчеству в целом, а следовательно цены бы взлетели до заоблачных высот.

Тем временем мы выехали на улицу Святой Агаты, в конце которой и располагалась небольшая галерея мистера Уэста, ставшая в один день местом паломничества для всех ценителей искусства в Бромли. Несмотря на дождь, холодный и по-аксонски настырный, по тротуару прогуливалось множество людей. Причем далеко не все были студентами факультета искусств или существами богемными; взгляд то и дело выхватывал край роскошного платья или скромный костюм из ткани, дорогой даже с виду. "Коллекционеры слетелись - как птицы на горстку риса", - недовольно отозвалась об этих людях Глэдис.

Автомобилей и экипажей тоже хватало, однако большинство гостей следовали неписанному правилу вежливости в Бромли: прибыв на место, они отпускали водителя - или возницу - с наказом вернуться за ними через определенное время. Поэтому мы без особого труда проехали почти всю улицу и остановились у самой галереи. Лайзо вышел первым, раскрыл зонт и помог выйти сначала мне, а потом и Глэдис.

У крыльца собралась уже настоящая толпа, хотя по времени галерея давно должна была распахнуть двери для избранных.

- Что-то странное происходит, - Глэдис нахмурилась. - Мистер Уэст обычно весьма аккуратен в вопросе времени. Надеюсь, нас не заставят ждать слишком долго под таким отвратительным дождем.

- Можно вернуться пока в автомобиль, - предложила я, оглянувшись на Лайзо. Нам-то с Глэдис непогода доставляла лишь небольшие неудобства. А вот ему приходилось несладко - толстый шерстяной свитер быстро промокал.

Мне же вовсе не хотелось снова остаться без водителя - я слишком привыкла к удобству автомобиля. Лайзо только недавно оправился от тяжелого ранения, но последствия все еще давали знать о себе. Особенно в такую отвратительную погоду.

- Постойте, - вдруг произнесла Глэдис. - Не нужно возвращаться. Кажется, кто-то выходит.

Дверь галереи приоткрылась, и на пороге появились двое мужчин. Один, высокий, полный, с одутловатым лицом был мне незнаком. Впрочем, по умению с изумительным достоинством носить даже недорогой костюм и по манере и держать спину излишне прямо, в нем легко можно было распознать человека, рожденного не в самой богатой, но, безусловно, знатной семье.

Во втором человеке я с удивлением узнала Эллиса.

- Святая Роберта, а что он тут делает? - воскликнула я, не сдержавшись, и Глэдис недоуменно обернулась.

Впрочем, от необходимости что-либо объяснять меня избавил тот самый незнакомец, стоявший рядом с Эллисом:

- Господа... - голос у мужчины сорвался. - Господа, - повторил после секундной заминки незнакомец уже тверже. - Вынужден принести вам свои глубочайшие извинения... Сегодня воистину черный день. "Островитянка у каноэ" пропала этой ночью. Думаю, она была украдена. Я...

И окончание фразы потонуло во всеобщем вздохе ужаса и разочарования. Кажется, только я одна - да еще Лайзо, но он, разумеется, не в счет - сохраняла спокойствие.

- Глэдис, дорогая, - склонилась я к подруге и зашептала. - Только не говорите мне, что эта очередная "Островитянка" - именно та картина, ради которой мы сюда ехали.

Уголки губ Глэдис опустились.

- Увы, Виржиния. И, боюсь, вы даже не представляете себе, какой это удар... Мистер Уэст! - крикнула она вдруг, обращаясь к спутнику Эллиса, и я обругала себя за недогадливость. Конечно, незнакомец, объявляющий такую новость может быть только владельцем галереи. - Мистер Уэст, когда это случилось? Когда пропала "Островитянка"? И, святая Роберта, как это вообще могло произойти?!

Лицо Уэста приобрело растерянное выражение. Он подслеповато прищурился, оглянулся на оклик - и, узнав Глэдис, торопливо спустился на несколько ступеней, не обращая внимания на дождь, зарядивший с новой силой.

- Леди Клэймор! При других обстоятельствах я был бы безумно рад видеть вас, но печальные события... - Эллис догнал Уэста, ухватил за руку и, приподнявшись на мысках, что-то шепнул ему на ухо. Тот сразу сник. - К сожалению, я не могу ничего добавить к сказанному. Простите. Это... в интересах следствия. Сожалею. Сожалею!

Уэст, прижав руку к груди в бессознательно-защитном жесте, пятился по ступеням. Несколько раз он едва не оступился. Между тем собравшиеся перед галереей ценители искусства оправились от первого удивления и загомонили. Вопросов становилось все больше. Они сыпались на беднягу Уэста со всех сторон:

- Вы будете делать заявление для газет?

- А галерея закроется?

- Да была ли эта картина вообще!

- Мистер Уэст, ответьте! Когда она исчезла?

- Простите, не могу ничего сказать! - несчастный, похожий на толстого ворона, заклеванного крикливыми галками, мистер Уэст извинился в последний раз и скрылся за дверью. Щелкнул замок.

Шум и гам, более подобающий рыночной площади, чем изысканному обществу любителей живописи, кажется, достиг апогея.

- Идемте отсюда, дорогая Виржиния, - Глэдис кинула на закрытые двери последний яростный взгляд сквозь прицел золоченого лорнета. - Что за беспорядок, как в курятнике! Картина пропала, святые небеса... Нет, здесь определенно что-то не так. Я чувствую это, - она развернулась и, игнорируя Лайзо с зонтом, решительно направилась к автомобилю. - Виржиния, вы не откажетесь от чашечки чая в моей компании? Мне определенно нужно кое-что с вами обсудить. Если не ошибаюсь, у вас были полезные знакомства в Управлении Спокойствия?

Я только вздохнула. Мое "полезное знакомство", выглядевшее, как всегда, весьма помято, буквально только что скрылось в недрах галереи, даже рукой не махнув мне в знак приветствия.

- Да. Были.

- Это прекрасно, - припечатала Глэдис и распахнула дверцу автомобиля. - Просто прекрасно. Могу я просить вас об услуге?

Краем глаза я заметила, что Лайзо улыбается. Похоже, ему вся эта ситуация представлялась крайне забавной. Чего нельзя было сказать обо мне. Опять придется связываться с расследованием, чует мое сердце! И это в преддверии приезда маркиза Рокпорта... Как не вовремя!

Однако делать было нечего. Просьбы леди Клэймор оставлять без внимания невозможно. Нет смельчаков, способных на такой героический поступок. По крайней мере, я к ним себя не относила, а потому со вздохом ответила:

- Да, милая Глэдис. Конечно, можете.

Тем же вечером я написала для Эллиса записку, уговаривая себя, что любопытство не порок. К тому же от беседы с детективом могла быть и прямая выгода. Вдруг объявился вор, заинтересованный исключительно в Нингеновских "Островитянках"? Вряд ли о таком событии объявили бы широкой общественности, но вот Эллис наверняка поведал бы мне кое-какие подробности, да еще и посоветовал бы что-нибудь путное. И тогда бы я попыталась защитить свою "Островитянку" - например, застраховала ее на крупную сумму или поместила в банковский сейф. Как говорится, береженье лучше вороженья.

В кофейне же было необыкновенно тихо; едва ли не каждый второй столик оставался свободен. Из завсегдатаев не пришел никто, даже миссис Скаровски. Однако около половины девятого на пороге появился Луи ла Рон, пребывающий в весьма приподнятом настроении. Увидев меня, он несказанно удивился:

- Вечер добрый, леди Виржиния! Не ожидал вас увидеть здесь, сказать по правде. Какая неожиданность!

Такое приветствие привело меня в замешательство.

- Добрый вечер. И где же я должна быть, по-вашему? - ответила я с улыбкой, скрывая неловкость.

- Как где? - ла Рон рассмеялся. - Там же, где и большая часть бромлинской знати - в Королевском театре, на премьере "Императора". Неужто вам не прислали приглашения?

Я только плечами пожала.

- Прислали, конечно, однако мне показалось более интересным другое приглашение. А этот спектакль - всего лишь модное событие, о котором поговорят немного и забудут. Настоящие торжества в честь годовщины восшествия на престол Вильгельма Второго будут завтра - традиционная речь Его величества на Эссекской площади утром и, разумеется, бал, - я вежливо указала журналисту на один из столиков. Как-то неприлично беседовать, стоя посреди зала.

- О, да, на этом балу буду присутствовать и я - как лучшее перо Бромли, разумеется, - с изрядной долей иронии откликнулся ла Рон, передавая Мадлен свой плащ и усаживаясь на указанное место. - Вот тяжелая будет ночка - среди платьев, фраков и... э-э... - он с сомнением оглянулся и добавил уже тише: - ...и высокомерных физиономий. Ну, вас я не имею в виду, разумеется...

- Меня там и не будет, - рассмеялась я, не обращая внимание на бестактность журналиста. "Высокомерные", как же! Впрочем, в чем-то он прав - со своей точки зрения; вряд ли аристократы будут любезничать с газетным писакой, пусть и лучшим в Бромли. А вот какая-нибудь пожилая маркиза, посетив бал, вернувшись домой наверняка утрет скупую слезу: "Ах, какое изысканное общество, как все милы и добры!".

- А почему, если не секрет?

Я помрачнела.

- Со дня смерти леди Милдред еще и года не минуло, и по неписаным правилам приглашения на протокольные мероприятия присылать мне еще нельзя. Это было бы неуважением к памяти покойной графини.

- Да пребудет она на небесах, - скорбно отозвался журналист. Судя по выражению лица, он хотел спросить меня еще о чем-то, и теперь деликатность боролась с профессиональной беспардонностью. Разумеется, беспардонность победила: - Скажите, а что это за "другое приглашение", которое оказалось заманчивей билета на грандиозную премьеру? Не примите за простое любопытство, конечно...

- Приглашение в галерею Уэста, на открытие новой выставки.

Ла Рон от удивления выронил салфетку, которую как раз собирался расстелить у себя на коленях.

- Вы тоже там были? И слышали знаменательное заявление? Вот проклятье, и я присутствовал, а вас не заметил!

- Вероятно, из-за дождя, - улыбнулась я, подумав, что беседа перестает мне нравится и пора бы ее аккуратно свернуть. - К слову, у нас появился новый кофейный рецепт. Кофе с жженой карамелью и свежей мятой - не желаете попробовать? Очень, очень рекомендую.

- Кофе? - ла Рон вздохнул. Он был человеком неглупым и намеки понимать умел. - Желаю, конечно. Благодарю за совет, леди.

Журналист пробыл в "Старом гнезде" недолго - допил свой кофе и ушел "освещать премьеру". Что там можно было "осветить", приехав к самому концу спектакля, я не знала, но от души пожелала ла Рону успеха.

Постепенно разошлись и другие гости. Последними кофейню покинули сестры Стивенсон, две пожилые леди, в свое время вышедшие замуж за близнецов, за виконта и его брата - в один день, и ровно через год, также в один день, овдовевшие. Мэдди, беззвучно напевая что-то - только губы шевелились, и все - обходила зал, снимая старые скатерти и складывая их в большую корзину. Я тоже бродила между столиков, но не с корзиной, а с записной книжкой и карандашом - отмечала, какие букеты следует заменить, а какие еще можно оставить. С наступлением холодов цветы изрядно подорожали; сэр Аустер по-прежнему поставлял нам свежие композиции из своих оранжерей, но чем внушительней становились суммы в соглашении, тем чаще меня посещала мысль об изысканной привлекательности сухих букетов.

Когда я отметила все букеты, нуждающиеся в замене, и собралась уже было набросать заказ в цветочную лавку Аустера, вдруг послышался стук в дверь черного хода, потом - сухое приветствие Георга, потом...

- Неужели Эллис? - я ушам своим не поверила. Записку Лайзо отвез детективу всего несколько часов назад. Учитывая, сколько времени мы не общались, я рассчитывала на ответ в лучшем случае через день или два. - Мэдди, а ведь это действительно он!

Девушка только нос вздернула, всем своим видом выражая безразличие к визиту званого гостя - детектив до сих пор не сумел заслужить ее симпатии.

- Да, да, Виржиния, это действительно я. Не ждали? - Эллис появился в дверях зала бесшумно, как призрак - если, конечно, бывают призраки, промокшие с ног до головы. - Ух, ну и погодка! Ничего согревающего не найдется? И питательного, если можно. Что за день - просто безумный, право слово!

И он плюхнулся за один из немногих столиков, с которых Мадлен еще не успела снять скатерть.

- Найдется, - я не сдержала улыбку. - На кухне оставалось немного мясного пирога. Чаю или кофе?

- Чаю. Горячего, крепкого, сладкого. С молоком, - подумав, уточнил Эллис и, стянув с головы мокрое кепи, с отвращением посмотрел на него. - Эх, Виржиния, и почему у меня нет привычки таскать с собой смену одежды?

- Носите с собой хотя бы зонтик, уверяю, это сможет решить вашу сложную проблему, - ответила я со всей серьезностью, и Эллис рассмеялся. - Кстати, развейте мои сомнения - у галереи Уэста были вы?

Выражение лица у Эллиса стало страдальческим:

- О, не напоминайте. Убитый сторож, пропавшая картина, какие-то невероятные суммы - пятнадцать тысяч хайрейнов, двадцать, а еще страховка... Все молчат, мнутся, каждому есть что скрывать - ни единого правдивого слова. Тонкие души, любители искусства! Хуже только политики, право слово. И где обещанный пирог? - закончил он непринужденно.

От неожиданности я рассмеялась.

- Будет вам пирог, Эллис. Мадлен, принесешь? А мне - ванильно-миндальное молоко. Горячее, хорошо? - она кивнула и поудобнее перехватила корзину с грязными скатертями. - Спасибо, дорогая.

Пока Мэдди ходила на кухню, Эллис начал рассказ - издалека, не торопясь переходить к главному.

- Скажите, Виржиния, как вы относитесь к этому пресловутому Нингену?

- Честно сказать, никак. Дорогие картины, но не в моем вкусе. Мне нравится что-то более традиционное.

- Вот и мне тоже, - закивал он. - С другой стороны, судьба у Нингена была прелюбопытная. Появился он на свет в семье банковского служащего, в ранней юности хотел стать то ли журналистом, то ли политиком, но вот консервативные родители его устремлений не поддержали. А потом мистера Нингена-старшего обвинили в причастности к Горелому Заговору на том основании, что бедняга состоял в реакционной партии. Помните - той самой, которую потом объявили вне закона?

Я сухо кивнула. Как не помнить! Тогда, лет тридцать назад, этот судебный процесс наделал много шуму. Еще бы, нашлись последователи у мерзавцев-поджигателей, поднявших бунт около восьмидесяти лет назад, едва не спаливших Бромли дотла и перевешавших две трети аристократов... Включая почти всех Эверсанов.

- Сомневаюсь, что Нинген-старший имел хоть малейшее отношение к "горелым заговорщикам", скорее всего, он просто под руку подвернулся. Тем не менее, семейству пришлось бежать на Новый материк, точнее, на острова в Южном заливе, откуда была родом прекрасная миссис Нинген. На корабле мистер Нинген ненароком помер от лихорадки, а вот храбрая женщина с маленьким сыном на руках перенесла все тяжести морского путешествия. Маленький Эммануэль Нинген... кстати, вы знали, что имя ему дали в честь его собственной бабки? Нет? Ну и неважно. Словом, мальчик все детство провел на островах. Потом, правда, семья переехала в Марсовию, но прелесть дикого юга он не забыл. Вырос, получил неплохое образование, дослужился до управляющего банка, женился, наделал аж пятерых детишек, включая пару двойняшек... и на досуге начал рисовать. Через год хобби целиком поглотило его, не оставив времени ни на работу, ни на семью. Нинген бросил всё и всех - и уехал обратно на острова. Там он пользовался исключительной любовью местных жителей. За три года он написал около восьми десятков картин, дважды навестил оставленную семью - и потом помер при крайне загадочных обстоятельствах. Местные жители говорили, что его навестил человек "в черных одеждах, с белым лицом". Нинген обрадовался ему, как родному, и просидел с ним в хижине до утра. На следующий день островитянка, приносившая своему кумиру-художнику еду, нашла лишь остывший труп Нингена - и широкополую шляпу незнакомца. Вот такие дела, Виржиния... Что скажете?

- О... - я растерялась. - Искусство - темное дело.

- Вот и я так считаю, - с энтузиазмом согласился Эллис. - О, пирог! Мисс Мадлен, вы прелесть. Давайте его сюда скорее!

Пока детектив утолял первый голод, я потягивала сладкое молоко и размышляла. Значит, отец купил картину у этого Нингена в то время, когда тот вернулся ненадолго в Марсовию? Интересно... Пожалуй, только сейчас я осознала, какая ценность - в материальном, разумеется, смысле - находилась в моих руках. Нет, прятать в сейф эту картину не стоило - отец любил ее. Он вообще считал, что полотна оживают под человеческими взглядами и меркнут в изоляции, а спрятать картину от людей - значит убить ее.

Но в таком случае стоило хотя бы застраховать такую ценность. И поменьше говорить о ней, даже друзьям.

Тем временем Эллис расправился с пирогом и приступил к чаю с печеньем - а заодно вернулся к рассказу.

- Так вот, дело, которое мне сейчас предстоит расследовать, слишком темное даже для искусства, - детектив подпер щеку рукою. - Накануне мистер Уэст запер галерею и оставил ее на попечение сторожа с собакой. Ночь он провел в кругу семьи, причем подтвердить это могут шесть человек, включая не только сына, дочь и жену, но и двоих слуг, и одного соседа, заглянувшего вечерком попросить деньги в долг. Рано утром Уэст, как обычно, еще до завтрака ушел в галерею. Его сопровождал сын, Лоренс. Уэст открыл галерею, прошел в комнатку, где обычно отсиживался по ночам сторож, однако не нашел его. А свирепый пес дрожал под столом, как промокший котенок. Лоренс забеспокоился и предложил вызвать "гусей". Отец предложил ему сначала обойти галерею и поискать сторожа. Вдруг тот просто напился?

- Позвольте предположить, что произошло дальше, - я вздохнула и заглянула в свою кружку с молоком, будто собиралась гадать по нему, как по кофейной гуще. Впрочем, все было ясно и без гаданий. - Уэсты обнаружили, что картина пропала?

- Ну да, - охотно кивнул Эллис и состроил зловещую физиономию: - Но сначала они обнаружили мертвого сторожа. Он лежал в арке между двумя залам на полу, залитом кровью. И кровью же была сделана надпись на стене - "онпрпала", что, вероятно, означает "она пропала". Логично - картина и впрямь исчезла. Обожаю, когда констатируют факты! Впрочем, что для нас с вами факт, для бедняги сторожа могло быть откровением... либо речь шла вовсе не о картине. Но вторая надпись, на полу, куда интереснее. Она сделана куда аккуратнее. Пять букв - и тысяча догадок. "Всело".

- Всело? - от неожиданности я рассмеялась. - Это какой-то шифр? Простите, Эллис, я, кажется, в полной растерянности.

- Ну, я, признаться, тоже недоумеваю. На "весело" не слишком-то похоже, да и зачем писать такое слово в последние секунды жизни? Может, просто "село"? Куда село, что село? Или "все ло"?

Перед глазами встала ярчайшая картинка - темная галерея, алая кровь, буквы на полу, начертанные дрожащей рукой... "Всело"...

Я вздрогнула, ошарашенная внезапной догадкой.

- Вы, кажется, говорили, что сына Уэста зовут Лоренс? Так может, эта надпись означает "всё Лоренс", то есть "во всем виноват Лоренс"?

- За идиота меня держите? - мрачно отозвался Эллис и в два глотка расправился с остывшим чаем. - Указание на убийцу - первое, что пришло мне в голову. Кстати, слугу в доме Уэста зовут "Вэстли" - немного похоже на это "всело", да? Почерк у убитого, к слову, прескверный - я и то лучше пишу - ничего не разберешь... Ну, да это мои трудности, не берите в голову. Распутаю потихоньку дело, никуда не денусь. Уже свидетелей начал опрашивать... Думаю задействовать и Зельду. Она знакома со многими скупщиками краденого - вдруг картина где-нибудь всплывет?

Я хотела было рассказать Эллису о том, что являюсь счастливой владелицей одной из "Островитянок" Нингена, но тут звякнули восточные колокольчики над дверью.

"Неужели мы забыли запереться? - пронеслось в голове. - Кто бы это мог быть? Может, посетитель случайно оставил какую-нибудь вещь?"

- Простите, кофейня уже закрыта... - начала я говорить, разворачиваясь - и осеклась.

- Мне казалось, двери вашего дома всегда открыты для меня.

- Это не дом. Это кофейня, леди же сказала, - живо отреагировал Эллис и только потом обернулся к вошедшему. - Добрый вечер, а вы кто, собственно?

Я поднялась и выпрямилась так, что даже спина заболела от напряжения.

- Вы.

- Я. Доброй ночи, юная леди.

...Он ничуть не изменился. Та же манера одеваться - в темное, но не черное; сейчас - зеленое в черноту слегка приталенное пальто старомодного вида, серые - ближе к саже, чем к пеплу - брюки, начищенные до блеска ботинки, перчатки, трость и неизменная шляпа с узкими полями и прогнутой тульей. Те же очки с маленькими круглыми темно-синими стеклышками, которые он носил даже по вечерам - "обожженные глаза, чувствительные, слезятся все время", говаривала леди Милдред. По-прежнему гладко выбритый подбородок - по-лисьи острый; чуть больше стало морщин на лбу - и на этом знаки солидного возраста заканчивались, словно даже время боялось спорить с этим человеком.

Глаза - светло-карие, в желтизну. А взгляд - как и прежде, тяжелый.

Я почувствовала, что он давит на меня все больше - будто на плечи ложатся, одно за другим, мокрые горячие одеяла.

- Вы прекрасно сохранились.

- А вы расцвели, как нежная лилия. Только вот окружают вас сорняки.

Я думала, что Эллис сейчас скажет что-нибудь по обыкновению едкое, но он только молчал и щурился, пристально вглядываясь в позднего гостя.

Язык у меня отнимался, но молчать было нельзя, как нельзя было показывать слабость. Ни малейшую.

- Это не "сорняк". Это человек, которому я обязана жизнью, - удивительно, но слова лились легко и непринужденно, несмотря на лед, кажется, сковавший всё нутро. - Мистер Алан Алиссон Норманн, детектив.

- Хорошо, - кивнул гость и снял наконец шляпу. И выяснилось, что время все-таки коснулось его - погладило по волосам, прежде темно-русым, а теперь почти целиком седым. - Меня представлять не стоит.

Эллис заулыбался белозубо и радостно.

Меня прошибло разрядом чистого ужаса - будто молнией.

- Не стоит, не беспокойтесь. Я и так догадался. Рад знакомству, маркиз Рокпорт.

И в этот самый момент Мэдди угораздило появиться на пороге зала с подносом, на котором высился дополнительный чайник, накрытый полотенцем. Увидев подозрительного незнакомца, она от неожиданности разжала руки...

Грохот поднялся славный.

А я как никогда была близка к тому, чтобы выписать кому-то вознаграждение за разбитую посуду.

- Что ж, я пойду, пожалуй, - Эллис с видимым сожалением поднялся и, прижав руку к груди, уважительно поклонился мне - прежде такого за ним не водилось. - Благодарю вас за приглашение, леди. Великая честь для меня - быть знакомым с вами, да, великая честь!

И, незаметно для Рокпорта, подмигнул. Я опомнилась запоздало и наконец сообразила, что за игру ведет детектив.

- О, мистер Норманн, это мне нужно благодарить вас за то, что вы так быстро откликнулись на мою просьбу. Вся эта история с картинами Нингена - ужасно запутанная, в одиночку мне было не разобраться. А женское любопытство - тот страшный огонь, в котором может сгореть полжизни.

- Да, да, - закивал Эллис послушно, опустив глаза. - Страшнее него только мужская ревность... или, например, страсть к коллекционированию. Обращайтесь еще, леди, рад буду помочь. Доброй ночи!

Мадлен, уже сложившая осколки на поднос, плюхнула в чайную лужу тряпку, глядя на нас круглыми от любопытства глазищами. Такого вежливого, уступчивого и услужливого Эллиса девушка видела впервые.

Увы, Рокпорта нельзя было обмануть безыскусным спектаклем. Когда Эллис вышел из кофейни, напоследок заверив маркиза в высочайшем своем уважении, тот обернулся ко мне хмуро:

- Значит, этот человек снова пытается втянуть вас в свои неблаговидные дела, юная леди?

- Что значит "снова"? - парировала я. - Эллис... то есть мистер Норманн никогда меня никуда не втягивал. Напротив, он всегда приходил мне на помощь. И когда появился этот ужасный парикмахер с навязчивой идеей, и когда служанку в моем доме убили... Если бы не он, я была бы уже дважды мертва!

Рокпорт вздохнул и снял очки, ловя мой взгляд. А я нарочно перечислила только те свои расследования, которые освещались в прессе. Если маркиз сейчас начнет возражать и вспомнит, к примеру, дело о Патрике Мореле - значит, за мной следили. А это будет прекрасным поводом разорвать всяческие отношения.

- Это ваше "Эллис", Виржиния. Почему вы назвали его по имени?

Рокпорт бы не был самим собой, если бы не нанес удар по самому слабому месту.

- Оговорилась. В Управлении его зовут "детективом Эллисом", да и в газетах писали нечто подобное, - совершенно честно призналась я. Зачем врать попусту? Умолчание лучше любой лжи, ведь в нем практически невозможно уличить человека.

- Занятная оговорка, - Рокпорт шагнул ближе, потом еще и еще, все так же не сводя глаз с моего лица, пока не оказался на расстоянии вытянутой руки от меня.

Теперь приходилось смотреть на него снизу вверх, и от этого чувство уязвимости крепло и прорастало корнями в мою душу. Святые небеса, а я и забыла, как он высок! Пожалуй, будет выше Лайзо на полголовы, а то и больше, просто из-за худобы и темных одежд кажется ниже ростом.

- Виржиния, надеюсь, вы не позволяете себе ничего лишнего с человеком... его положения?

Я оскорблено поджала губы и скрестила руки на груди.

- Лорд Рокпорт, вы переходите все границы, предполагая подобное в отношении леди. И слова ваши можно толковать двояко. Уж не желаете ли вы сказать, что будь мистер Норманн человеком нашего круга, обладай он титулом, вы бы одобрили... - голос мой упал до стыдливого шепота, а потом влетел в возмущенном: - Святая Роберта, это немыслимо! Жду ваших извинений.

- Прошу прощения, - не моргнув глазом, откликнулся Рокпорт. - Поверьте, все мои слова и поступки продиктованы исключительно мыслями о вашем благе, Виржиния.

Мэдди успела убрать битое стекло, вытереть лужу и смести чаинки в ведро, а теперь старательно натирала тряпкой уже чистый пол, с любопытством вслушиваясь в наш диалог. Я пообещала себе позднее рассказать подруге о том, кто такой этот человек в старомодной одежде, из-за которого так изменилось поведение и Эллиса, и мое.

- Охотно верю. Однако впредь воздержитесь, пожалуйста, от опрометчивых заявлений. Поверьте, я бы не сделала то, что не одобрила бы леди Милдред.

Взгляд Рокпорта стал острым, как стальная кромка.

- А как же Иден? Ваш отец? Одобрил ли бы он то, что вы сейчас делаете?

Это был нечестный удар. Я отвернулась.

- Вам лучше знать. Вам он уделял больше времени, чем мне или моей матери. Можно подумать, что вы были его семьей, а не мы. И он не спросил ничьего мнения, когда решил заключить эту абсурдную помолвку.

- Виржиния, мы уже много раз обсуждали...

- Молчите.

- Юная леди, вы, кажется...

- Молчите, - я прижала пальцы к губам, будто бы в жесте бессознательном, болезненном. Глухо всхлипнула, продолжила хриплым шепотом: - Прошу прощения, я сейчас не могу с вами говорить. Оставьте меня, пожалуйста. Поговорим позже, если вам будет угодно.

Очень хотелось незаметно сомкнуть в кольцо "на удачу" большой и указательный пальцы - так делала Мэдди, когда что-нибудь просила.

...долгая пауза - и затем вздох:

- Как вам будет угодно, Виржиния. Сейчас уже поздно. Но мы вернемся к этому разговору. Непременно. Доброй ночи!

- Доброй ночи и вам.

Я медленно выдохнула и прикрыла глаза - так велико было облегчение... а в следующую секунду прокляла свою невезучесть.

- Леди, автомобиль к двери подан, как велено было. Изволите пройти?

Веселый, обволакивающе-приятный голос Лайзо прозвучал для меня сейчас похоронным колоколом.

Маркиз Рокпорт, уже распрощавшийся было, медленно развернулся и уставился на Лайзо тяжелым взглядом поверх очков. Губы сложились в тонкую презрительную линию.

- Кто это, Виржиния? Ваш новый... водитель, о котором бродит столько интересных... слухов?

Кажется, спина у меня в ту же секунду покрылась холодной испариной.

"Что делать? - метались лихорадочно мысли. - Возмутиться снова - как вы можете верить слухам, ах! Нет, не пойдет... Упасть в обморок? Нет, это только возбудит подозрения... Накричать на него? Что делать, что?"

Решить я ничего так и не успела. Обернулась на Лайзо - и застыла, пораженная.

От головокружительной красоты Лайзо, от его опасного шарма, от колдовской притягательности не осталось ровным счетом ничего. На месте обаятельного гипси теперь стоял сущий идиот. Нижняя губа у него была слегка оттопырена, как у капризного ребенка; брови чуть-чуть задраны в совершенно естественном выражении глуповатого удивления; глаза немного косили; щеки, кажется, стали круглее - ума не приложу, как он этого добился! Да и вся фигура Лайзо как-то перекосилась: ссутуленные плечи, одно выше другого, горбатая спина...

Лайзо тихо шмыгнул носом и, опасливо покосившись на Рокпорта, спросил бесхитростно:

- Ежели, это, леди сейчас автомобиль не нужон, я, это, на улице обожду. Не серчайте, я ж по дурости вперся, а тута господа... Прощеньица прошу.

Рокпорт моргнул, потер переносицу, оглянулся на меня недоуменно - и поинтересовался:

- Этот человек - Лайзо Маноле? Ваш водитель?

То, что минуту назад я притворялась взволнованной и заплаканной, сейчас вышло мне на руку. По крайней мере, дрогнувший голос вряд ли выглядел подозрительно.

- Да, он.

- Мне его описывали иначе, - взгляд у Рокпорта стал задумчивым.

- И как же? - удивление и интерес даже изображать не пришлось, само вышло.

- Более, гм, впечатляюще, - искренне - какая редкость! - признался маркиз.

Лайзо тем временем неловко переминался с ноги на ногу, посматривая то на меня - глазами побитой за дело собаки, то на Рокпорта - испуганно.

Я с трудом сдержала смешок.

- Что вы, мистер Маноле всегда был таков, сколько я его знаю. Зато лучше водителя не найти, да и чинить автомобили он умеет. Его порекомендовал мне один весьма надежный человек... Лорд Рокпорт, сожалею, но сейчас я действительно не могу с вами разговаривать. День был ужасный. Еще после того происшествия на выставке у меня страшно разболелась голова. Так, что я даже не смогла поехать в театр - пришлось остаться в кофейне... Прошу меня извинить.

Выражение лица у Рокпорта смягчилось.

- Так во всем виновато ваше самочувствие... Да, я помню, Иден тоже страдал от головных болей. В таком случае, прошу извинить меня за настойчивость, Виржиния. Может, поговорим завтра?

- Приезжайте к ужину в особняк на Спэрроу-плейс, - слабо улыбнулась я. - Расскажете мне о вашем путешествии в Алманию. Наверное, это было очень интересно.

- Непременно расскажу, - Рокпорт кинул последний взгляд на пялящегося в пол Лайзо и, что-то решив для себя, шагнул к двери. - Доброй ночи, юная леди. Как бы то ни было, я очень рад был увидеть вас.

И, тепло улыбнувшись на прощание, он вышел из кофейни.

На сей раз я лично закрыла дверь - заодно и убедилась, что снаружи никто не подслушивает. Обошла зал, задернула все шторы - и обернулась к Лайзо. Тот, к счастью, не стал терзать мой измученный ум и вновь стал самим собою.

- Что это было, мистер Маноле? - я нахмурилась и подпустила в голос суровости.

Лайзо улыбнулся - беспечно и широко:

- Да так, шутка одна, леди. Пусть кое-кто голову поломает.

Мы смотрели друг на друга некоторое время - а потом вдруг расхохотались одновременно и, право, я не веселилась так уже лет пять. Грудь стало колоть от недостатка воздуха, щеки разгорелись, в затылке появилась странная легкость, а смех все не кончался и не кончался. И когда я уже испугалась, что мне станет дурно, Лайзо вдруг протянул руку и коснулся моих волос. Легонько, самыми кончиками пальцев - по растрепавшимся вихрам.

А ощущение было такое, будто меня окатили холодной водой.

- Что?..

- Перышко запуталось, - странно улыбаясь, Лайзо отступил на шаг, в полутень от бумажной ширмы. - Если вы и впрямь плохо себя чувствуете, леди, не лучше ли нам поехать домой?

- Да, пожалуй, - растерянно согласилась я. Нет, самочувствие у меня было хорошим - и даже слишком. Но оставаться в кофейне дольше я просто боялась. Вдруг еще что-нибудь случится? И так впечатлений уже довольно для одного вечера.

Мэдди, похоже, давно уже стояла в дверях зала, тиская взволнованно мокрую тряпку, и даже не пыталась сделать вид, что занята работой - смотрела на нас и слушала разговор, не скрываясь. Мне следовало бы рассказать хоть что-то о Рокпорте сейчас, да и Лайзо не повредило бы чуть больше услышать о моем женихе... Но я чувствовала, что в таком состоянии могу наговорить больше, чем нужно, а потом пожалеть об этом.

Лайзо был прав - пора возвращаться домой.

Когда мы проходили через кухню, Георг перед тем, как попрощаться, спросил:

- Маркиз Рокпорт не говорил, зачем он вернулся?

Я покачала головой.

- И о помолвке пока не заговаривал?

- Нет.

- Тогда зачем... - начал было Георг, а потом нахмурился и отвернулся. - Впрочем, это не мое дело. Доброй ночи, леди Виржиния.

- Доброй ночи, Георг.

Мэдди проводила меня до самого автомобиля. Я сначала хотела предложить ей поехать ко мне и ночевать сегодня в особняке - просто так, в порыве заботливости, но потом вспомнила, что нынче в кофейне оставалась миссис Хат, которая уже час как мирно спала на втором этаже и пропустила все веселье.

...Наверное, в автомобиле я задремала. Просто на мгновение прикрыла глаза, давая себе отдых от впечатлений, затылок коснулся мягкого подголовника... И тяжелый, беспокойный полусон-полузабытье слетел с меня лишь тогда, когда машина дернулась, попав колесом в яму на дороге.

Потом, кажется, меня осторожно вели по лестницам наверх, поддерживая под локоть. В спальне пахло вербеной и немного дымом - камин топили. Магда помогла мне умыться розовой водой, ополоснуть гудящие от усталости ступни, переодеться в ночную сорочку - и уложила спать, заботливо, по-матерински подоткнув одеяло.

"Надо было мне взять какую-нибудь книгу о Нингене или хотя бы подборку газетных статей", - успела я подумать уже сквозь дрему.

Наверное, поэтому сны этой ночью были такими странными.

...Жара на острове делает воздух густым, как карамель, царапающим горло. Не спасает даже влажный ветер с океана, да и слаб он - в час тишины и безмолвия.

Жара.

Вдоль полосы прибоя бредут двое. Длинные пологие волны омывают их босые ноги, горькие брызги оседают на подвернутых штанинах. У того, что идет справа, кожа цвета выбеленной временем кости - мертвенная, слегка желтоватая; у его льняной рубахи длинные рукава, полностью скрывающие руки, и высокий зашнурованный ворот. На голове - широкополая черная шляпа, настолько нелепо-чуждая здесь, под ослепительным солнцем, у голубой воды и золотого тонкого песка, что это даже смешно.

Второй смугл, и рукава у него закатаны до самых плеч. Пальцы - намозоленные, широкие ногти - в пятнышках въевшейся краски. Волосы у него черные в красноту и прямые, как у островитян.

Я - призрак, молчаливый и любопытный. Солнце светит сквозь меня, волны не касаются моих ног. Я нагоняю странную пару и держусь потом в шаге позади, чтобы можно было слушать чужой разговор.

-... Мне кажется, что я болен, Сэран, - говорит смуглый. - Я сплю всю ночь и утро, до самого полудня, а все равно просыпаюсь без сил. Я думал, дело в жаре, уехал в Марсовию, навестил дочерей... Но стало только хуже. Вчера я заснул прямо в мастерской, за работою, и едва не погубил картину.

Бледный молчит. Его волосы выбиваются из-под шляпы - до того светлые, что кажутся прозрачными. Они легче осенней паутины и наверняка на ощупь нежней шелка - так и льнут к ветру, ласкаются...

- Ты должен оставить свои картины. Они губят тебя.

- Тебя послала Вивьен? Скажи ей, что я не вернусь. Детям лучше вовсе без отца, чем с таким сумасшедшим, как я.

- Сестра здесь ни при чем. Я просто беспокоюсь о тебе. Если не хочешь бросать живопись совсем - хотя бы отдохни от нее. Год, два... Она тебя убивает.

- Нет.

- Да, Ноэль. Да. Я вижу это ясно, как видел много раз прежде - ты сгоришь, как сгорали другие художники. Настоящие. Те, кто знал, что вложить душу в картину - это не просто слова.

Тот, кого назвали Ноэлем, наклоняется и подбирает ракушку. Смотрит на нее, очерчивает пальцем край - а потом сжимает в кулаке.

Хруст - и белая крошка высыпается из кулака на песок.

- Может, это просто старость? Все изнашивается с течением времени. Несколько лет назад из этой раковины можно было бы сделать скребок или даже нож. А теперь она стала хрупкой. Совсем как я...

Тот, кого зовут Сэран, берет руки Ноэля в свои - резкий, сюрреалистический контраст, темная бронза и белое серебро - и, склонившись, сдувает с безвольных ладоней белую крошку.

- Оставь свои картины, Ноэль, - Сэран смотрит в песок. - Они выпивают твою душу по капле. А человек без души жить не может.

Ноэль смеется, но смех у него ненастоящий - колкий, царапающий, испуганный.

- Сэран, это уже слишком! Ты нарочно меня пугаешь?

И он отвечает без улыбки:

- Да. Конечно, нарочно... Посмотри, не Таи ли машет тебе рукою? Та девушка, что каждое утро приносит еду из деревни?

Ноэль щурится, глядя вдаль.

- Да, это она, - он запинается. - Сэран...

- Иди, - бледный легонько толкает его в спину. - Таи не стала бы приходить зря. А я догоню позже. Мне хочется еще побыть здесь... я так редко вижу солнце.

Ноэль кивает ему, а потом бежит вдоль прибоя - в ослепительно-белое нигде, к невидимой Таи, которая ждет его и машет рукою. Горькие брызги летят во все стороны, штаны уже промокли до колен. Он весь - солнце, соль и ветер.

Сэран долго смотрит ему вслед; губы беззвучно шевелятся. Я не слышу - угадываю слова.

- ...Поздно... Но если понадобится, я сожгу все эти проклятые картины, одну за другой, Ноэль, чтобы вернуть тебе душу. Даже если потом ты будешь меня ненавидеть.

Порыв ветра, нежданный в этом испепеляюще-жарком затишье, срывает с его головы нелепую шляпу и треплет белые волосы. Океан блестит ослепительно. Соль и свет въедаются в кожу.

Жара.

Невыносимо.

Закрываю глаза...

Проснулась я лицом в подушку, под двумя одеялами. Воздуха отчаянно не хватало - отсюда и кошмары об удушливой жаре. За окном было темно. Кажется, до утра оставалось еще далеко. Я встала, прошла к окну и выглянула наружу.

Туман. Ничего не видно.

Прохладный воздух в комнате освежил меня и изгнал последние призраки жутковатого сна. Через некоторое время взволнованность сменилась равнодушием, а затем - вновь апатичной усталостью. Я прилегла на кровать поверх одеял и сама не заметила, как уснула - на сей раз до утра. Проснулась рано. Укрытая - видимо, Магда заглянула ночью в комнату, услышав шаги, и позаботилась обо мне.

Неплохое начало нового дня.

До завтрака я разобралась с несколькими деловыми письмами, проглядела кое-какие счета и только затем позволила себе насладиться утренней безмятежностью за чашкой кофе и свежей газетой. На первых полосах не нашлось ни одной интересной статьи, они были полностью посвящены политическому скандалу - канцлер Алмании срочно отзывал своего посла. В интригах такого рода я не понимала ровным счетом ничего, да и не любила их, потому пролистала сразу до последних страниц, к экономическим новостям и светским сплетням.

Одна заметка сразу привлекла мое внимание.

В ней говорилось - какая неожиданность! - о краже только недавно обнаруженной картины Нингена. Подробности дела не совпадали с тем, что сообщил мне Эллис - неудивительно, вряд ли мистер Остроум, как подписался автор статьи, имел отношение к следствию. А вот история приобретения картины показалась мне весьма любопытной, хотя и изрядно мистифицированной.

"Неизвестный источник" мистера Остроума - кстати, не ла Рон ли скрывался за этим псевдонимом? - утверждал, что на картину указал... сам Нинген. Точнее, его призрак. Якобы мистеру Уэсту явился покойный художник и посетовал, что с его картиной обращаются неподобающим образом. На резонное возражение, что "Островитянка и цветы" спокойно висит себе в галерее и находится в прекрасном состоянии, погибший двадцать лет назад Нинген вздохнул и признался, что речь идет о другой картине.

А затем - назвал имя нехорошего человека, хранящего "Островитянку у каноэ" вопиюще "негодным образом". Ну, дальше дело было за малым - наведаться к пребывающему в счастливом неведении владельцу неизвестного шедевра и выкупить картину за бесценок.

Так мистер Уэст получил еще одну "Островитянку" в свою коллекцию.

Пожалуй, в этом абсурдном рассказе была доля истины. Наверняка владельцу галереи кто-то шепнул, что картину в нингеновском стиле видели на каком-нибудь развале. Надо потом спросить у Эллиса, как все было на самом деле...

Вот неприятность!

Я совсем забыла о Рокпорте! Ведь теперь он наверняка станет следить за нами с Эллисом, уберегая мою честь от выдуманных посягательств на нее. Под таким надзором и не встретишься толком... Разве что можно пригласить детектива в кофейню прямо в разгар дня. В "Старом гнезде" принято, чтобы хозяйка беседовала с гостями. Я часто подсаживаюсь за чей-нибудь столик, переброситься словом-другим, так что ничего предосудительного, даже с точки зрения маркиза Рокпорта, в беседе с Эллисом при таких обстоятельствах не будет.

Но не успела я обдумать эту идею, как Магда принесла мне записку от леди Клэймор.

"Прямо с утра?" - удивилась я, мельком взглянув на настенные часы, и пробежала глазами текст, написанный мелким аккуратным почерком. Закончила - и перечитала снова, уже внимательно.

Глэдис предлагала мне наведаться в гости. Заехать на ланч - и не к кому-нибудь, а к мистеру Уэсту.

"Это наверняка окажется интересно", - гласила приписка в конце, и тут я была всецело согласна с Глэдис. Какой замечательный шанс - узнать историю появления утерянной картины из первых рук, не привлекая Эллиса!

А уж потом, усыпив бдительность маркиза скромным и тихим поведением, можно будет вернуться к привычному образу жизни.

И - сейчас мне этого уже почти хотелось - поучаствовать в расследовании.

- Марта, - окликнула я служанку, невольно улыбаясь. - Будь добра, скажи мистеру Маноле, чтобы он подготовил автомобиль. Через полчаса мы едем к Клэйморам!

Домочадцы мистера Уэста говорили исключительно вполголоса, скромно потупив очи долу. У достопочтенной супруги лицо было заплаканное; во время беседы она время от времени прерывисто вздыхала, шептала трагически "Прошу извинить...", доставала вышитый голубой платок и промокала набежавшие слезы, чем-то напоминая при этом страдающую тяжелой простудой. Младшие дочки, очаровательные близняшки одиннадцати лет в скучных темно-серых платьях моды пятидесятилетней давности, тоже шмыгали носами и по большей части молчали. Сам мистер Уэст выглядел так, словно его минуту назад огрели по голове чем-то тяжелым, и он никак не мог прийти в себя - отвечал невпопад, моргал часто, ронял под стол то чайную ложечку, то салфетку.

Пожалуй, самым разумным из всех казался старший сын Уэста, Лоренс. Этот милый юноша двадцати лет явно больше пошел в мать, чем в отца. Кареглазый, но при этом светловолосый - сочетание редкое и красивое. Сложение у него было скорей спортивное, нежели изящное - я легко могла представить Лоренса на утренней пробежке в парке, или уверенно держащимся в седле во время скачек, или даже боксирующим. Взгляд у него был цепкий, однако дружелюбный и приятный; Лоренс немного напоминал мне Эллиса, привыкшего везде и всюду прибегать к анализу ситуации, даже когда в этом нет нужды.

С отцом юноша вел себя покровительственно и, пожалуй, по-дружески; с матерью держался почтительно; младших сестер опекал, но ненавязчиво, не подчеркивая при этом свое старшинство.

Словом, с какой стороны не взгляни, Лоренс Уэст был человеком достойным и весьма интересным.

Тем временем разговор от предметов отвлеченных постепенно переходил к самому главному - к тому, ради чего мы пришли. К истории об "Островитянке и каноэ".

- Значит, обнаружение картины было делом случая? - несколько разочаровано протянула Глэдис, откладывая лорнет. - А как же все эти громкие статьи в газетах, призраки и знаки судьбы?

- В судьбу и призраков я не верю, а газеты лгут, - спокойно ответил Лоренс. - Всего неделей раньше мы все обрадовались бы той шумихе, которую поднимает столичная пресса, но сейчас она только вредит. Сплетни о картине бередят наши душевные раны... - Лоренс искоса взглянул на поникшего отца и продолжил непринужденно: - ...бередят наши душевные раны и мешают расследованию.

- Хорошо, пусть газеты лгут, - с легкостью согласилась я. Лоренс пока не сказал ничего нового: знакомство с Луи ла Роном научило меня делить все, написанное в газете, по меньшей мере на три. - Но как вы нашли картину на самом деле?

- Очень просто. Полагаю, ни для кого не секрет, что всякий владелец галереи или художественного салона время от времени посещает выставки, аукционы и даже блошиные рынки...

- Свободный поиск случайных шедевров? - пошутила Глэдис, но Лоренс в ответ кивнул:

- Да, именно так. Никогда не знаешь, в какой куче... э-э, старья найдешь, к примеру, портрет графини Юстальской кисти неизвестного художника времен войны за Желтую Лилию. Или, скажем, изумительную миниатюру работы братьев Климбург, или "Житие" с иллюстрациями самого Джорджио Маседо... Простите, я увлекся, - Лоренс смущенно улыбнулся. Уши у него слегка порозовели. - Словом, отправляясь на блошиный рынок близ Гарден-сквер, я всегда гадаю, вернусь ли с пустыми руками - или с сокровищем. В тот день мы с отцом хотели просто прогуляться, погода стояла великолепная, не чета нынешней... Мы шли между рядов, иногда останавливались, чтобы взглянуть на какую-нибудь картину или иллюстрированную книгу, но чаще всего попадались вещи или совершенно испорченные временем, или очевидно дешевые, не стоящие внимания. Немного в отдалении от основных прилавков, прямо на траве, под ясенем, сидел старик и продавал одну-единственную картину...

- Это была она. "Островитянка". Я сразу ее узнал, хотя состояние картины было ужасным.

Я вздрогнула, не сразу узнав голос мистера Уэста. Хозяин дома впервые заговорил с того момента, как обменялся со мною и с Глэдис подобающими случаю приветствиями и вежливыми банальностями.

- Да, картина была повреждена. Ей требовалась срочная реставрация, - подтвердил Лоренс. - Однако неповторимый стиль Нингена был узнаваем даже несмотря многие, многие следы времени. Отслоение красочного слоя, трещины, кракелюры, утрата отдельных фрагментов картины, - Лоренс загибал пальцы, перечисляя дефекты тем тоном, каким доктор перечисляет симптомы трудноизлечимой болезни. - К счастью, мы работаем с прекрасными реставраторами. Слышали ли вы когда-нибудь о мастерской мисс Дюмон?

- Джулии Дюмон? Конечно, слышали! - с энтузиазмом откликнулась Глэдис, отвечая за нас обеих. - Поразительно для девушки с ее состоянием, ее положением в обществе выбрать стезю скромного реставратора...

- О, не такого уж скромного. В своем деле она - богиня, - вздохнул Лоренс, и мне тут же захотелось уточнить, сколько лет этой Джулии, насколько она красива и часто ли Лоренсу приходится с нею общаться. - Я уже, кажется, упоминал, что картина была сильно повреждена? Так вот, реставрация длилась почти год. И весь этот год мы держали в секрете то, что обнаружили последнюю "Островитянку" Нингена.

Дзинг! - Глэдис дрожащей рукой опустила чашку на блюдце, едва не расколотив его.

- Год назад? Кажется, раньше мистер Уэст говорил иное?

- Не судите его, - Лоренс отвел взгляд. - Это я виноват. "Выставка для избранных", "легенда о призраке Нингена", "недавно найденный шедевр" - это все мои, так сказать, идеи. Дело в том, что в последнее время наша галерея нуждается...

- Лоренс! - внезапно повысил голос мистер Уэст, и юноша замолчал так резко, будто ему пощечину отвесили. - Да, мы подумали, что немного шуму перед выставкой - это хорошо. Понимаете, иногда интерес к искусству приходится поднимать методами, далекими от... от... - тут пыл у Уэста закончился, как и красноречие.

- Далекими от чистого искусства? - подсказала Глэдис. И, пожалуй, только давняя подруга, такая, как я, могла различить в ее тоне ироничные нотки. - Ах, понимаю, понимаю. Нынешняя молодежь ужасна. Теперь принято слушать не оперу, а мюзиклы, читать не книги, а модные журналы, любоваться игрою не на театральной сцене, а на политической. Словом, обществом правит дурной вкус и жажда зрелищ.

- Да, да, да! - оживился мистер Уэст. Кажется, он не понял, что Глэдис посмеивалась не только над "нынешней молодежью". - Именно! Вы, как всегда, произносите мудрые слова, леди Клэймор... - и он внезапно сник: - Впрочем, что толку говорить об этом теперь. Картина утеряна, и вряд ли когда-нибудь мы о ней услышим.

Я поспешила ободрить его:

- О, оставьте этот мрачный настрой. Ведь за дело взялся лучший детектив Бромли.

На мгновение мне показалось, что в глазах Лоренса появилась тень тревоги... или сомнения:

- Лучший? Неужели?

- Если речь идет о мистере Норманне - несомненно, он лучший. Нет дела, которое он не может раскрыть, - подтвердила я уверенно. - Когда-то он спас мне жизнь, и я доверяю ему всецело. Уверена, мистер Норманн найдет ответ и на вашу загадку.

- Это было бы прекрасно, - улыбнулся Лоренс. - Может, еще чаю? Кстати, вон те пирожные из кондитерской на улице Генерала Сойера. Они просто изумительны, попробуйте их обязательно. Кстати, леди Клэймор, вы читали утренний выпуск "Зеркала Бромли"? Пишут, что граф де Ларнак собирается привезти в Королевскую галерею коллекцию своих картин, на месяц.

- Нет, не слышала о таком, - рука Глэдис сама собою потянулась к серебряному лорнету. - А у вас сохранилась утренняя газета? Можно взглянуть на статью?

- Да-да, конечно. Петерсон! - крикнул Лоуренс, подзывая слугу. - В коллекции де Ларнака тоже есть картина Нингена. Правда, не одна из "Островитянок", а "Человек судьбы". Это малоизвестное полотно. К сожалению, до сих пор история не разобралась, кто изображен на нем. В подписи стоит только "С.", и некоторые искусствоведы толкуют эту букву как начальную в слове "судьба". Другие считают, что это первая буква имени человека, послужившего прототипом для картины.

Воспоминание о сегодняшнем сне вспыхнуло ярко, как фейерверк в ночном небе. Я ощутила озноб, как будто в спину пахнуло холодным ветром, и, поддавшись порыву, спросила:

- Может, Нинген нарисовал кого-то из своих родственников? Например, брата жены, или...

В глазах Глэдис появилось такое недоумение, что я осеклась.

- Милая моя, что вы такое говорите, - она подняла лорнет и посмотрела на меня сквозь желтоватые стеклышки, ловящие отблеск светильников. - Все знают, что у Вивьен Марье-Нинген не было братьев.

Некоторое время царила тишина, а потом мистер Уэст внезапно очнулся от скорбного полузабытья и рассеянно произнес:

- Нет, кажется, был. Старший брат. Но он умер во младенчестве, ему даже имя не успели дать... Леди Виржиния, вам дурно?

- Это все погода, - улыбнулась я через силу. - Просто плохая погода. Не обращайте внимания. Лоренс, так что вы говорили о коллекции де Ларнака?..

Лоренс с готовностью подхватил тему, мистер Уэст, немного оживший к середине чаепития, поддерживал сына, как мог. Я старалась не ударить в грязь лицом и не показать себя полной невеждой в живописи - хотя, без сомнений, знания мои были прискорбно скудны.

И только Глэдис молчала еще очень долго, разглядывая меня сквозь блестящие стекла лорнета.

Туман над городом густел, кажется, с каждым часом. Если утром Бромли был похож на стеснительную невесту, прячущую лицо за легкой вуалью, то к вечеру он превратился в мерзнущую старуху, все плотней кутающуюся в толстую белую шаль. Я стояла на пороге особняка на Спэрроу-плейс и не могла разглядеть не то что другой стороны площади - даже собственного автомобиля, хотя знала, что Лайзо подогнал его к воротам. Грохочущие по мостовым кэбы, тоскливый голос мальчишки, продающего за углом вечерние газеты, собачий лай и глухое ворчание автомобилей - все это было невообразимо далеким, нездешним... и в то же время близким и родным. Как полустершиеся воспоминания о детстве.

Я медленно вдохнула холодный воздух и провела рукой по лицу. На серой замше перчатки остались темные пятна - влага. Святая Роберта, ну и сыро же нынче! И с каждым днем все холоднее. Надо будет напомнить Георгу, чтобы он добавил в меню что-нибудь согревающее. Глинтвейн с зернами кофе наверняка будет пользоваться спросом. Можно будет представить это, как особый осенний рецепт или новинку...

Мысли о делах кофейни всегда успокаивали меня и приводили в хорошее расположение духа. Вот и теперь я, позабыв о минутной слабости, наконец стала спускаться. Металлический наконечник трости отстукивал на каменных ступенях что-то бодрое и воинственное, прекрасно подходящее для визита к маркизу Рокпорту. Только сердце колотилось все так же заполошно, но в этом скорей были повинны три чашки крепчайшего черного кофе, чем волнение...

Конечно-конечно, какое волнение? Это ведь всего лишь встреча со старинным другом семьи - и моим женихом по совместительству.

Лайзо терпеливо ждал у автомобиля - в тяжелом свитере грубой вязки, немного напоминающем те, что так полюбились летчикам. Я даже остановилась на секунду, позабавленная неожиданной ассоциацией, а потом задумалась: ведь правда похож - только шлема из кожи и специальных очков не хватает. Ла Рон как раз недавно написал прекрасный репортаж о смельчаках, покоряющих небо; один из номеров "Бромлинских сплетен" был едва ли не целиком посвящен аэропланам и пилотам. Помнится, даже Мэдди тогда проявила интерес к прессе и надолго засела за газету, внимательно разглядывая фотографии. Некоторые из них были совсем расплывчатыми, дурными - и не поймешь, то ли это облако, то ли аэроплан. А с других - улыбались летчики, первопроходцы небесных путей, и в этих улыбках, светлых и лихих, жила Вечность.

- Смеетесь надо мною, леди? - спросил Лайзо вместо приветствий, но тон у него был не обиженный, а веселый.

- Нет. Радуюсь чудесной погоде, - чопорно ответила я, вперив взор в густой, унылый туман, и Лайзо расхохотался. У меня по спине мурашки пробежали: что, если б нас сейчас увидел Рокпорт? Или его люди? В таком тумане толком никого и не разглядишь. Вон тот силуэт - это "гусь", прохожий, или?..

Святые небеса, о чем я думаю!

Нет, нервы у меня точно испортились - мерещатся уже шпионы и заговоры. Да и даже если так, неужто пристало графине Эверсанской и Валтерской бояться - только подумайте! - своего собственного жениха? В конце концов, ничего предосудительного не происходит...

И если б происходило, маркиза это бы касалось в последнюю очередь!

Рассердившись на себя, я молчала всю оставшуюся дорогу. Ехать, к несчастью, было далеко. Когда-то давно "Оленьи угодья", как еще называли владения Рокпортов по зверю, изображенному на гербе, располагались и вовсе за чертою города, но постепенно столица разрослась и поглотила их. О том, как велико было поместье в те времена, напоминал только огромный сад, окруженный древней каменной стеною. Тяжелые кованые ворота были распахнуты настежь.

- Леди, нам точно надо сюда? - уточнил Лайзо, остановившись у въезда.

Я, прищурившись, вгляделась в туманный полумрак - туда, под арку скрещенных дубовых ветвей, по осени уже голых, почерневших от дождя... Если мне не изменяла память, аллея вела от ворот к небольшой мощеной площади перед домом, но все равно въезжать под сень вековых деревьев было жутковато - до озноба.

Впрочем, идти по дорожке одной, оставив машину - мысль и вовсе никуда не годная. Сомневаюсь, что выдержу сейчас долгую прогулку - ноги и так будто стеклянные, каждый шаг - как по канату.

- Да, сюда. И, пока мы не приехали, мистер Маноле... Маркиз Рокпорт очень не любит дерзких людей. И слуги у него очень наблюдательные, исключительно верные своему нанимателю.

Лайзо - вот умница! - понял все абсолютно верно.

- Я, это, в автомобиле подожду, леди. Подремлю, если вы не возражаете.

- Будьте готовы выехать через два часа, - добавила я. Впрочем, если подумать - и двух часов в обществе маркиза будет слишком много. В крайнем случае, сошлюсь на дурноту из-за плохого сна и погоды. Тем более это недалеко от истины. - И, да, чуть не забыла. Лучше отказывайтесь от напитков или еды, если их вам предложат в этом доме, и следите за тем, чтобы в автомобиль не уронили какую-нибудь ценную вещь. Случайно.

Лайзо бросил на меня быстрый взгляд из-за плеча и вновь уставился на дорогу. Брови у него были нахмурены.

- Маркиз настолько неразборчив в средствах?

- Он умеет пользоваться ситуацией, - ответила я словами леди Милдред. Если вспомнить, и отец тоже говорил нечто подобное... только с восхищением, а не с опаской, как бабушка. - И, боюсь, настроен к вам не слишком дружелюбно.

- Злой лис сто цыплят загрыз, а сто первым подавился, - пробормотал Лайзо.

- Что-что? - повысила я голос. Еще не хватало, чтоб этот несносный гипси вообразил, что может тягаться с маркизом Рокпортом!

- Ничего, леди, - покладисто ответил Лайзо. - Говорю, как прикажете - так и сделаю.

Я сильно сомневалась в правдивости его слов, однако времени на раздумья уже не оставалось. Мы подъехали к самому особняку. И, похоже, меня ждали давно - на ступенях стоял слуга. Лайзо проехал по площади полагающийся по этикету круг и остановил автомобиль прямо напротив порога. Сам вышел первым, открыл для меня дверцу, помог выйти... А дальше моим вниманием завладел слуга Рокпорта. После почтительных приветствий он проводил меня через холл, по лестницам и запутанным переходам, в уютный небольшой зал со старинным камином, отделанным красноватым камнем.

Меня окутал призрачно-знакомый запах - сандал, мирт, апельсиновое масло и еще что-то тяжелое, дурманное, восточное - и голову повело. Рыжее пламя, плясавшее в камине, стало вдруг близко-близко...

- ...Виржиния?

- Добрый день, маркиз, - улыбнулась я через силу. Еще не хватало свалиться тут в обморок! Кажется, Эллис в таких случаях советовал дышать глубже и размеренней, не делать резких движений, а при первой возможности - садиться. Так и поступлю. - Смотрю, вы не изменяете привычкам. Полумрак, благовония...

- Мы можем перейти в другой зал, - Рокпорт протянул мне руку, предлагая пройти к столу.

- Не стоит, - пальцы у маркиза были холодными, а хватка - крепкой; как и всегда, он не просто проявлял вежливость, а поддерживал по-настоящему. - Ведь именно в этой комнате вы часто беседовали с моим отцом, верно?

- У вас прекрасная память, Виржиния, - маркиз с улыбкой отодвинул для меня стул. - И прекрасный вкус. Это платье подходит вам в совершенстве, хотя я никогда не подумал бы, что темный пурпур - ваш цвет. А серьги и ожерелье кажутся мне знакомыми.

- Это любимый аметистовый комплект леди Милдред. Она часто надевала его.

- Аметист - камень искренности и добрых намерений, - вновь улыбнулся Рокпорт. Даже теперь, в полумраке, он предпочел остаться в очках. - Это хорошо. Нам о многом нужно поговорить.

Звякнул колокольчик. Немолодая служанка в черном платье бесшумно вошла в комнату, разлила по чашкам чай и так же незаметно вышла - тень, не человек.

- Может, расскажете немного о своем путешествии? - предложила я, когда молчание затянулось. - Никогда не была в Алмании. Какая там сейчас погода? Тепло? Много ли солнца?

- Больше, чем у нас. А вот на политическом небосклоне - сплошные тучи. Того и гляди, грянет гроза, - маркиз попробовал чай, нахмурился и потянулся к сахарнице. Один кусочек, другой, третий... На шестом мне стало смешно, и я отвела взгляд, глупо улыбаясь. - Тут нет ничего веселого, юная леди. Я говорю совершенно серьезно. На материке сейчас вообще крайне неблагоприятная ситуация. Алмания копит оружие, с каждым месяцем расходы на содержание армии увеличиваются, бродят слухи о новом изобретении - неких таинственных военных машинах-крепостях. А простые люди между тем беднеют, кое-где встает призрак голода. Засуха сильно ударила по этой прежде богатой стране. Аксонии, конечно, тоже досталось, но нас выручают поставки из колоний, особенно в Западном Бхарате. А вот у Алмании колоний нет, но аппетиты большие, - маркиз говорил медленно, как будто старался с особой аккуратностью подбирать слова. То ли старался объяснить мне все как можно проще, то ли не хотел сказать ничего лишнего. - Канцлер умело подогревает воинственные настроения в народе. Раньше Алмания была одной из самых гостеприимных стран, а теперь иноземцев там не любят.

- Так вы поэтому прервали поездку?

Я дышала глубоко и мерно, однако дурнота все усиливалась. В ушах стоял противный звон, сердце колотилось, и любому стало бы уже ясно, что духота и благовония здесь ни при чем.

"Сказать ли маркизу? - меня одолевали трусливые сомнения. - Нет. Рано".

- Скажем так - слишком недружелюбная стала атмосфера, - маркиз произнес это таким голосом, каким обычно рассказывают анекдот. - Однако я успел и отдохнуть, и встретиться со своими алманскими приятелями, и даже привез домой несколько сувениров. Есть у меня подарок и для вас, Виржиния, - Рокпорт отставил чашку и посмотрел на меня тепло. - Позволите вручить вам его прямо сейчас?

- О... - я растерялась. Дома мне казалось правильным вести себя с женихом вежливо, но отстраненно, ни на шаг не отступая от этикета. Но теперь, после беседы о таких, казалось бы, глупостях, как политика, во мне начало оживать полузабытое чувство родства. Все напоминало о тех временах, когда меня, еще совсем маленькую девочку, больше похожую на куклу в нарядных платьях, брали в гости к лучшему другу отца - и там, в полутемной комнате, наполненной запахами благовоний, я пила из большой кружки настоящий Взрослый Чай и слушала Взрослые Разговоры... От чужого, опасного человека - маркиза Рокпорта, я не хотела принимать ничего. Но дядя Рэйвен - другое дело. - Конечно, с удовольствием! - откликнулась я наконец.

Рокпорт снял очки - синие стекла поймали отблеск пламени - и в первый раз за вечер прямо посмотрел мне в глаза.

- Честно сказать, там даже два подарка, - он коротко позвонил в колокольчик. - Думаю, вам понравится.

На зов явилась все та же немолодая служанка, выслушала указания маркиза, вышла и вскоре вернулась с подносом, на котором лежала старинная книга и небольшая плоская шкатулка.

- Первый подарок - для хозяйки кофейни, - пояснил Рокпорт, передавая мне книгу. Она оказалась очень тяжелой - сколько же серебра пошло на инкрустацию обложки? И застежка сложная, сразу и не поймешь, как раскрывается... Сразу видно, что древняя! - Это старинный сборник алманских рецептов. Тут напитки и десерты. Все написано, к сожалению, весьма архаическим языком, но я приказал приложить к каждому рецепту лист с переводом. Впрочем, алманский язык вам знаком, насколько мне помнится, так что это простая предосторожность.

- Да, знаком... но не слишком хорошо. Я редко говорю на нем. Спасибо за заботу, маркиз.

Застежка наконец поддалась. Я раскрыла книгу наугад и с благоговением провела кончиками пальцев по шершавому, прохладному пергаменту. Слева витиеватыми буквами был написан рецепт - практически нечитаемый из-за устаревшей грамматики и архаичных словечек, а справа умелая рука художника изобразила роскошный пирог. От времени краски немного поблекли, но все равно рисунок выглядел объемным, живым - кажется, склонись над страницей - и ощутишь умопомрачительный запах выпечки, меда и ягод.

- Пожалуй, стоит выучить староалманский, чтобы прочитать это без перевода, - прошептала я. - Спасибо!

- Вижу, первый подарок вам понравился, - удовлетворенно кивнул Рокпорт и взял с подноса шкатулку. - Надеюсь, понравится и второй. Тот, что для моей невесты, графини Эверсан-Валтер.

Обращение неприятно кольнуло собственнической ноткой. Подавив совершенно неуместное желание одернуть маркиза, я улыбнулась и заглянула в шкатулку.

Серьги, колье и браслет. Невесомые серебристые листья и цветы, перевитые с тонкими цепочками, сверкающая крошка - иней, и мелкие темно-синие камни-кабошоны - роса полуночи.

Я медленно и очень осторожно закрыла шкатулку, а затем... вернула ее Рокпорту.

Каждая леди хоть немного разбирается в драгоценностях. Даже та, что их не любит - как я. Сапфиры и бриллианты и вовсе трудно спутать с чем-либо. Они дороги и сами по себе, а в подобной тонкой работе...

По меньшей мере - четыре тысячи хайрейнов. Может, и больше.

- Вы молчите, леди. Вам не понравилось?

- Очень, - голос у меня сел, я кашлянула и продолжила уже тверже, стараясь не обращать внимания на все усиливающееся головокружение: - Очень красивая работа. Изумительная.

- Почему бы вам ее не примерить?

Святые небеса, он так надо мною издевается? Куда подевалась его наблюдательность именно теперь, когда я с трудом могу складывать слова в предложения, а нервы из-за недосыпа натянуты, будто струны?

- Это очень любезно с вашей стороны. Однако не думаю, что сейчас подходящее время... - я замялась, не зная, как объяснить деликатней.

Но Рокпорт меня опередил:

- Вижу, что вы не хотите принимать этот подарок, леди, - спокойно констатировал он, и я испытала ни с чем не сравнимое чувство облегчение... правда, слишком рано: - Но почему? Вам ведь понравился гарнитур.

Я вдохнула всей грудью и медленно выдохнула, представляя, что сказала бы на моем месте леди Милдред.

- Мне кажется, что такой подарок будет слишком обязывающим.

- Мы почти что одна семья, Виржиния, - мягко ответил Рокпорт - без улыбки. - Граф Валиант подарил в прошлом году супруге замок у озера Кэт, а виконт Сэйлем преподнес дочери весной бриллиантовую диадему. Или вы считаете и это предосудительными поступками?

- Я для вас не дочь и не супруга, - резко возразила я и сама пожалела об этом. Спокойнее, спокойнее... Надо вести себя так, как вела бы леди Милдред.

- Какие холодные слова, - вздохнул маркиз, вновь пряча глаза за непроницаемо синими стеклами очков. - Официально мы помолвлены. И, помнится, прежде вы не возражали против того, чтобы помолвка однажды переросла в брак.

- Только если я не встречу того, кого полюблю, - вспылила я, не выдержав. - Простите. С одной стороны, вы правы, официально мы помолвлены, и вы можете дарить мне любые подарки, приглашать меня в театр и прочее, прочее - никто не подумает дурного. Но с другой... Мы с вами прекрасно знаем, что эта помолвка - ненастоящая. И мы также знаем, почему она была заключена.

Маркиз, кажется, превратился в каменное изваяние - безмолвная фигура в темных старомодных одеждах, слепой блеск синих стекол и побелевшие губы.

- Да, - произнес он после долгого молчания. - Я знаю, почему Иден настоял на этой помолвке, хотя вам тогда было только шесть лет. И помню, почему даже леди Милдред не стала возражать против нее. А вот вы - помните? Знаете ли, как все было на самом деле, или отец рассказал вам лишь часть того, чего опасался?

Кажется, разум у меня стал мягким-мягким, как мокрая глина, и каждое слово глубоко отпечатывалось в нем. Горло почему-то перехватило, хотя я уже давно перестала остро откликаться на воспоминания об ушедших родителях.

Прошлого не вернуть.

- Кто-то пытался истребить всю семью Эверсан. Яд в воде. Но умер один... один дед. Были еще угрозы...

- Не только угрозы, - мягко прервал меня Рокпорт. - Еще и покушения. Двадцать семь за неполных десять лет. И последнее, увы, увенчалось успехом. В этом есть и моя вина, Виржиния.

- Вы спокойно признаете это? Есть причины? - голос у меня заледенел, хотя внутри я буквально кипела. Гнев, дурные воспоминания, боль - жгучая перцовая смесь в моих жилах. - Насколько я помню, тогда вас вообще не было в стране, зачем же вы наговариваете на себя сейчас?

- Именно потому, что меня не было, я и виноват, - мрачно и совершенно непонятно ответил Рокпорт. Я чувствовала, что запутываюсь все больше - в его словах, в собственных чувствах. Действо начинало отдавать абсурдом. Все виделось теперь будто со стороны. - Не думайте, что я оправдываюсь, Виржиния. Нет. Вряд ли я когда-нибудь смогу простить себя, но именно поэтому буду заботиться так, как не заботился бы никто.

Я окончательно потеряла нить разговора и уцепилась за последние слова.

- Да уж, никто больше такого не делает! - голос у меня звучал громко и напористо - я старалась спрятать за злостью беспомощность. - Никто не врывается в мою кофейню за полночь, не угрожает моим друзьям, не пугает слуг и не читает мне мораль!

- Не сердитесь, Виржиния, - вздохнул маркиз. - Это для вашего же блага. Просто позвольте мне заботиться о вас. Возможно, тот человек, который десять лет потратил на то, чтобы добраться до ваших родителей, еще жив.

Меня накрыло изматывающим, леденящим приступом страха. Пальцы стали непослушными, и я сцепила руки в замок, скрывая дрожь.

- Хотите сказать, он может попытаться меня убить?

- Возможно.

- Быть того не может! - я вскочила из-за стола. От резкого движения чашка опрокинулась, а шкатулка с драгоценным гарнитуром полетела на пол. - Прошло четыре года! Четыре! И никто не тронул ни меня, ни леди Милдред!

Рокпорт наклонился и поднял шкатулку, затем бережно поставил ее на стол и только потом ответил, так и не подняв глаз.

- Первые два года после смерти Идена я потратил на то, чтобы найти убийцу. Увы, безуспешно, но кое-чего добиться удалось - преступник вынужден был залечь на самое глубокое дно, скрыться, исчезнуть. А вас, так быстро повзрослевшую девочку, взяла под крыло леди Милдред. В спокойствии прошло еще два года. Что было потом, вы помните. И, кроме всего прочего, я не думаю, что сразу после похорон вы могли воспринимать реальность... адекватно. Ребенком, Виржиния, вы часто прятали чувства за бесконечными "правильно" и "должно", переживая обиды и горести глубоко в своем сердце. И что же я вижу теперь, вернувшись из путешествия? Леди из стали, подобную покойной Милдред? Нет, не верю, что вы могли так измениться. Но теперь, - голос его смягчился, - вам нет нужды больше быть сильной. Я рядом с вами, Виржиния. Вы не одна.

Я, словно наяву, почувствовала неимоверную тяжесть, мраморной плитой опустившуюся на плечи.

Таким мрамором были укрыты могилы родителей.

И бабушка...

- Виржиния.

Нет. Наверное, маркиз все же ошибается. Будь я прежней - и эта тяжесть меня раздавила бы.

Интересно, через что прошла леди Милдред, прежде чем стала... собой?

- Нет уж, благодарю покорно. Делайте, что вам угодно. Вспоминайте прошлое, - я сглотнула. Во рту было солоно, губы отчего-то болели. - Ловите призраков, убийц, ищите себе вину и оправдание - но только без меня. Спасибо за беседу, но мне пора. И, да, подарки оставьте себе. Прошу извинить.

Пол качался, как палуба корабля, а стены норовили врезаться в меня. Что за проклятый дом!

- Виржиния, погодите! Простите меня, я...

Почувствовав чужую хватку на своем плече, я резко развернулась и, как учил меня Эллис, ударила - кулаком в горло.

Конечно, не попала.

Конечно, Рокпорт перехватил руку, потянул ее вверх, заставляя меня подняться на цыпочки и, дрожа, как натянутая струна, заглянуть ему в глаза. Не знаю, что он увидел в моих - но это что-то заставило его разжать пальцы.

Я молча развернулась и вышла - сама не заметила, как песком сквозь пальцы просочилась по запутанным анфиладам комнат, коридорам, лестницам и выскочила на порог особняка.

Моросил мелкий дождь. Туман поредел.

Черный автомобиль стоял на прежнем месте, а Лайзо действительно спал, свернувшись клубком на заднем сидении. Я пересекла площадь, наклонилась и постучала кулаком по стеклу, а потом еще и пнула дверцу. Лайзо вскинулся, сонно щурясь. Узнав меня, он быстро выбрался из автомобиля, открыл для меня дверь - да так и замер.

- Леди, простите, коли не в свое дело лезу... Но где накидка ваша? И шляпка с тростью?

- Что? - я словно очнулась от забытья и покачала головою. - Все в порядке. У меня же не одна накидка, да и зонтик-трость есть еще.

- Понятно, что есть. Чай не из наших, не из голодранцев, - тихо отозвался Лайзо, заводя двигатель, и, обернувшись ко мне, вдруг побледнел: - Леди, да на вас лица нет. Что случилось-то? Может, я подсобить могу?

- Нет. Не можете, - я покачала головой, чувствуя, что леденею. - Да и не ваше это дело. Просто езжайте отсюда как можно быстрее.

- Как скажете, - Лайзо с деланным равнодушием отвернулся и уставился на дорогу. Автомобиль наконец-то тронулся с места. - Только, это, леди... Вы зря по дождю-то побежали, у вас теперь все лицо мокрое. Возьмите-ка, - он, торопливо и не глядя, положил мне на колени что-то. - Матушка вышивала, сама, своими руками. Не побрезгуйте.

Я опустила взгляд. На темно-пурпурных юбках лежал белый батистовый платок с нежной зелено-голубой вышивкой. Оливковая ветвь и голубка.

- Верну вам его позже, - невнятно пробормотала я, чувствуя, что горло сдавливает. - Вы очень любезны.

Лайзо, не отрываясь, смотрел на дорогу, словно меня и не было. И, пожалуй, где-то в самой глубине души я ощущала смутную благодарность за это почти настоящее равнодушие.

Дома мне в таком состоянии делать было нечего. Все валилось из рук, смысл документов при чтении ускользал от разума. Промаявшись час, я решилась на крайние меры - поехала в "Старое гнездо", хотя не собиралась там появляться до завтрашнего дня. И, готова поспорить, никогда еще посетители не пили столько кофе, приготовленного собственноручно графиней!

Конечно, не обделяла я и себя.

- Леди, а которая эта по счету чашка? - осторожно осведомился Георг после очередной моей кофейной паузы. - Помнится, еще с полгода назад вы постоянно жаловались на сердце...

- Пустяки, - я улыбнулась. Судя по тому, как закашлялся Георг, беспечность удалась мне плохо. - Здесь больше половины молока. Это совершенно безвредно.

- Разумеется, разумеется, - ворчливо откликнулся он.

О Рокпорте Георг не стал спрашивать, к счастью. Но, так или иначе, мысли мои крутились вокруг сегодняшней встречи. Я уже сожалела о своем поведении. Вряд ли маркиз желал причинить мне боль. Так стоило ли хлопать дверью и гордо отказываться от подарков?

Впрочем, драгоценности я не смогла бы принять в любом случае.

"Как все сложно и запутано, - крутилось в голове невеселое. - Куда там расследованиям Эллиса..."

Вечером еще оставалась смутная надежда, что на следующее утро ко мне вернется прежнее самообладание и я придумаю, что делать дальше. Увы, она не оправдалась. В первую очередь потому, что за целую ночь глаз я так и не сомкнула.

Утро встретило меня головной болью и посыльным от маркиза Рокпорта. Даже не знаю, что было хуже. Но посыльного, по крайней мере, можно было отправить обратно - с нераспечатанным конвертом и неоткрытой коробкой. А против дурного самочувствия я знала лишь одно безотказное средство - работа, работа, работа.

Около пяти вечера я отправила Эллису записку, интересуясь ходом расследования. Лайзо привез ответ сразу же. На обороте моего послания было написано лаконичное: "Занят". Сердце кольнуло неприятным чувством: вдруг детектив боится теперь говорить со мною, чтобы не навлечь на свою голову гнев маркиза?

Словно угадав мои мысли, Лайзо отвернулся и произнес в сторону тихо, словно бы обращаясь к самому себе:

- Ну и бардак в том Управлении! В доме для скорбных умом и то порядка больше. Все бегают-бегают, пишут-пишут, бумагу зря переводят. А всего-то большой чин с проверкой приехал, эка невидаль... Леди Виржиния, мне вас здесь дожидаться или позже приехать? Если позже, то к которому часу? - добавил он почтительно, обернувшись.

- Подождите тут, в кофейне, - подумав, приказала я.

Остаток дня тянулся мучительно медленно. Мне порою казалось, что вот-вот я упаду и засну прямо посреди зала. Но стоило, к примеру, подняться наверх, в комнаты Мэдди, и прилечь на диване, как сонливость исчезала, а тягостные мысли наваливались с новой силой.

- Это вам, наверно, шум мешает, - сочувственно откликнулась миссис Хат на мои сетования. - Вы поезжайте в особняк, леди Виржиния. Сегодня дождь, гостей немного, в одиннадцать и так, и этак закроемся. Чего вам себя мучить?

Довод был разумный. Однако даже дома сон не шел ко мне. Мешало абсолютно все - будто бы слишком жарко натопленная комната, неумолчный шелест унылого осеннего дождя, призрачный запах табачного дыма... В половине первого я не выдержала и поднялась; побродила немного по комнате, думая, не послать ли Магду за снотворным в аптеку, но потом просто накинула на плечи шаль и спустилась в гостиную.

Дом спал. Ни возни на кухне, ни топота в комнатах для слуг - почти совершенная тишина, оттененная лишь шепотом дождя и тиканьем старинных напольных часов. Как сомнамбула, я несколько раз обошла гостиную по кругу, а потом меня потянуло на улицу. Вспомнился липкий, удушливый сон о тропическом острове и море, о художнике и его загадочном госте. Уснуть снова мне тогда помог свежий воздух. Отчего бы не выглянуть на улицу сейчас?

Окно высветила вспышка далекой молнии. И - бесконечность спустя - глухо заворчал гром, как большой, не вовремя разбуженный зверь.

...Я выскочила на порог, как была - простоволосая, босая, в одной шали, накинутой поверх пеньюара.

Дождь меня оглушил.

Холодный, обволакивающий, всепроникающий, он просочился, кажется, до самого сердца. Легкая ткань быстро промокла и облепила ноги; плотная шаль медленнее вбирала воду, но зато и тяжелела с каждой секундой, и через минуту мне уже казалось, что мои плечи укрывает не одна, а целый десяток шалей. Ветра почти не было, словно и его дождь загнал в какую-то подворотню, как бродячего пса. Безлюдная площадь перед особняком замерла в безвременье. Дома выглядели покинутыми триста лет назад; черные окна слепо глядели в серую хмарь; вода смыла с города человечьи запахи, оставив лишь речную сырость, затхлый каменный холод, кисловатость земли и резковатое, пряное благоухание палых листьев.

Дождь шептал о чем-то неумолчно - и в этом шелестящем звуке растворялись мысли, абсолютно все, оставляя меня опустошенной. Или обновленной? Это было похоже на колдовство. Я уже и не помнила, что мучило меня всего час назад.

- Не боитесь, что вас кто-нибудь схватит, леди?

- Уж скорее я что-нибудь подхвачу. Простуду, например, - ворчливо, как Георг, откликнулась я. - Что вы здесь делаете, мистер Маноле?

- Мать навещать ходил, вернулся вот, - просто ответил он и шагнул ближе - так, что теперь можно было его видеть, а не только слышать. - А вы, леди?

Я промолчала, чувствуя себя донельзя глупо. Лайзо был одет по погоде - плащ с капюшоном от дождя, сапоги. А я... Мне совершенно некстати лезли в голову мысли об этикете и правилах поведения для благовоспитанных леди... Конечно, нет никакой уверенности, но наверняка там был пункт о том, что графиня не должна представать в мокром пеньюаре и потрепанной шали перед посторонними мужчинами.

- Мне... - начала я - и осипла разом. Щеки обожгло смущением.

Но Лайзо ответил неожиданно мягко и деликатно, тем тоном, каким говорят очень-очень хорошие врачи - или священники по призванию.

- Вам не спится?

Я кивнула, кутаясь в промокшую шаль, и запоздало сообразила, что жеста Лайзо может и не увидеть.

- Да. Бессонница, ничего особенного.

- Ничего особенного, значит, - задумчиво произнес Лайзо и шагнул еще ближе. Я отступила к двери. - А что ж вы тогда второй день места себе не находите? И сегодня, вон, чуть в кофейне не упали. Разве ж это хорошо?

- Плохо, - легко согласилась я, нашаривая дверную ручку. Лайзо стоял уже слишком близко, и даже не по меркам этикета - по моим личным ощущениям. - Завтра же пошлю Магду в аптеку за снотворным. Мистер Маноле, что вы де...

Лайзо бесцеремонно, будто с какой-то лавочницей имел дело, положил мне руку на шею, кончиками пальцев касаясь той самой бьющейся жилки. Я обмерла от подобного вопиющего нахальства. Но в следующую секунду Лайзо уже отступил.

- Так вот в чем дело, - произнес он со странным удовлетворением. - Леди, полно вам на холоде стоять, - распахнув дверь, Лайзо осторожно подтолкнул меня к проему. - Присядьте тут на минуточку, ладно? Я тотчас вернусь, одна нога здесь, другая там. Только подождите обязательно!

И был таков.

- Мистер Маноле? - тихо окликнула его я. - Святые небеса... И что с ним делать?

Только оказавшись в теплом холле, я поняла, насколько замерзла на улице. Ноги у меня с трудом гнулись от холода. Едва-едва доковыляв до лестницы, я тяжело опустилась на ступени и стянула с плеч пропитавшуюся водой шаль. Попыталась отжать - и на полу появилась солидных размеров лужа. То-то Магда утром обрадуется!

Разумеется, о том, чтобы дожидаться Лайзо, и речи не было. Но само собой получилось так, что пока я управилась с шалью, прошло с добрых четверть часа, и несносный гипси успел вернуться. Да не просто так, а со свечой, стаканом какого-то отвара и маленькой серебряной баночкой, похожей на табакерку.

- Ну-ка, выпейте, - Лайзо протянул мне стакан. - Не бойтесь, это травы вроде тех, что мать вам давала. Она мне рассказывала, что с вами, леди было. Ну же, не бойтесь... Али хотите еще ночь промаяться?

Доверять Лайзо у меня не было ни единой причины. Однако лекарство Зельды когда-то действительно помогло... "Не отравит же он меня, в конце концов", - разозлилась я на себя и быстро выпила отвар. Вкус и впрямь был знакомый - похоже, Лайзо не обманывал.

- Вот и славно, вот и славно, - разговаривая со мной, как с маленьким ребенком, нахальный гипси забрал стакан и поставил его на ступень ниже, а затем отвинтил крышку у загадочной "табакерки". Сильно запахло лавандой и еще чем-то цветочным. Жасмин? Нет, не совсем похоже... - А теперь протяните-ка левую руку, - я подчинилась машинально. - Да левую же! - Лайзо беззвучно, как Мэдди, рассмеялся и сам взял мою руку. Перевернул ее ладонью вверх, зацепил из "табакерки" прозрачной мази и принялся осторожно втирать ее мне в запястье против часовой стрелки.

Одурманенная бессонницей и дождем, я наблюдала за этим действом с глупой улыбкой.

- Что это?

- Это для сна, - туманно ответил Лайзо. Голос у него был довольный. - Сам делал, не бойтесь, лучше бальзама во всем Бромли не сыскать. Ну-ка, теперь на виски...

Отступать было как-то глупо. К тому же Лайзо не стал затягивать неловкий момент - быстро коснулся висков скользкими пальцами, словно рисуя букву или символ, а потом поднялся на ноги.

- Идите спать, леди, - странным голосом произнес он. Волнуется? Отчего бы? - Ежели еще беспокоиться будете или уснуть не сможете - скажите мне. Я не хуже матери травы знаю, а кой-что у меня и получше выходит... А вы идти-то сможете? Или вас понести?

- Ну, это уже слишком, - деланно возмутилась я, хотя сейчас чувствовала только усталость - никакой злости. - Благодарю за заботу, мистер Маноле, но в своем доме я вполне могу ходить сама.

- Ну, как знаете, - в словах Лайзо мне послышалось сожаление. - Вот, держите еще, а то по темноте упадете, а я виноватый буду, - он отдал мне свечу. - Доброй ночи!

Хотя я внимательно проследила за тем, чтобы Лайзо ушел в крыло для слуг, и лишь потом поднялась по лестнице, меня не оставляло ощущение пристального взгляда в спину. Не злого, не опасного - просто внимательного. И, пожалуй, только это помогло мне дойти до комнаты - не хотелось падать перед невидимым зрителем. А уже в спальне я все-таки вызвала Магду и велела ей принести сухую сорочку и забрать мокрую одежду.

Магда долго причитала и охала - как это так, леди ночью под дождь вышла! - но помогла мне быстро переодеться и лечь в кровать. Свеча так и осталась гореть на столе. Я хотела было подняться и задуть ее - не вызвать же Магду снова - однако сама не заметила, как заснула...

"Надо бы сказать утром Лайзо спасибо", - мелькнула благодарная мысль, однако чаяниям этим не суждено было сбыться. Стало не до того.

Утренние газеты разнесли по Бромли невероятную новость - мистер Уэст арестован по обвинению в подлоге, афере с застрахованной картиной и лжесвидетельстве.

"Бромлинские сплетни"

Выпуск от ... дня ... месяца ... года

ПРЕСТУПЛЕНИЕ В СТИЛЕ ИМПРЕССИОНИЗМА

Накануне инспектор Городского управления спокойствия мистер Саммерс арестовал широко известного в узких артистических кругах мистера Уэста, хозяина печально известной галереи, из которой была похищена нашумевшая картина великого Эммануэля Нингена. Мистеру Саммерсу удалось в рекордные сроки раскрыть хитроумное преступление и вывести негодяя на чистую воду.

А шокирующая правда такова: мистер Уэст сам выкрал картину "Островитянка у каноэ" из собственной галереи, безжалостно убив преданного слугу-сторожа, дабы не оставлять свидетелей. Жестокость и хладнокровие преступника вызывают оторопь даже у бывалого сыщика! Лишив жизни невинного человека и едва успев смыть кровь со своих рук, мистер Уэст обратился к страховому агенту и поинтересовался суммой компенсации, ведь галерея была застрахована от множества рисков, начиная с пожара заканчивая - внимание! - воровством.

Честный малый и опытный агент, мистер Таунсенд без промедления направился в Управление спокойствия и с достойной уважения скрупулезностью изложил свои подозрения. Инспектор Саммерс, находившийся в то время на дежурстве, принял беспрецедентное решение и тут же арестовал Уэста.

Что примечательно, тот не сопротивлялся аресту и будто бы ждал подобного поворота событий - разве это само по себе не внушает подозрений?

Позже, в Управлении, на допросе мистер Уэст отказался отвечать на вопросы, а потом и вовсе сослался на больное сердце и дурное самочувствие. Ввиду крайне необычного поведения подозреваемого, мистер Саммерс решил оставить предполагаемого преступника в тюрьме, а версию о том, что Уэст обманул страховую компанию с целью наживы, принять за основную.

Тем временем домочадцы мистера Уэста отказались поговорить с вашим покорным слугой...

На этом месте я не выдержала и скомкала газету.

- Что за бред! - желтая бумага мерзко шуршала, как крысы в мусорной куче. - Какой еще Саммерс? Как можно арестовать человека из-за одного намека страхового агента? Куда, чтоб его пришибло, подевался Эллис? И, в конце концов, почему обо всем этом я узнаю из газет?! - я отдышалась, развернула злосчастный лист и еще раз пробежала глазами статью. - И кто же автор этого кошмарного опуса? Мистер Остроум? Знакомый псевдоним... Магда, - окликнула я замершую у дверей служанку. - Принеси-ка мне карандаш и бумагу. Ту, серую, для черновиков. Потом позови мистера Маноле... Нет, лучше просто сходи к нему и отдай записку. Пусть отнесет ее мистеру Норманну, и чем скорее, тем лучше.

Ночное происшествие внезапно показалось... смущающим? Да, пожалуй, так. И мне совершенно не хотелось пока встречаться с Лайзо и говорить с ним. Поблагодарить его за лекарство определенно стоило, но ведь можно же сделать это позже. В конце концов, у меня сейчас есть дела поважнее. Например... например... Например, посетить "Локон Акваны" и привести свою прическу в порядок. За два месяца волосы отросли просто до неприличия и совершенно потеряли форму.

...на мгновение горло перехватило от болезненного укола-воспоминания: прохладные пальцы касаются висков, щелканье ножниц, запах розы и фиалки, изредка скупые просьбы наклонить голову или повернуться - Эвани за работой, как всегда, молчалива и сосредоточена - но я быстро взяла себя в руки. Добрая память о человеке, уважение к делам его - лучшее, что можно сделать для ушедшего.

А глупые страхи и опустошающая горечь - зло.

Этому Эллис научил меня уже очень, очень давно.

- Магда! Подготовь мое пальто и зонтик.

К тому же давненько я не каталась на омнибусе. А ведь когда-то мне это очень нравилось! Да и любопытно будет взглянуть, насколько далеко шагнул прогресс за то время, пока я пользовалась всеми преимуществами обладания автомобилем. Говорят, лошадей сейчас почти нигде не используют, старомодные омнибусы заменили на новенькие, с газолиновыми двигателями - всего-то за полгода.

Решено - еду на стрижку.

В "Локоне Акваны" мне не просто обрадовались - встретили едва ли не со слезами счастья на глазах. Мистер Паттерсон добрых полтора часа рассыпался в любезностях. Выяснилось, что после того случая с безумным парикмахером-убийцей салон едва не разорился. Еще бы, такой удар по репутации! Многие мастера ушли работать в другие, более респектабельные заведения. Кое-кто и вовсе открыл свое дело. Пришлось самому мистеру Паттерсону вспоминать прошлое, надевать рабочий фартук и брать в руки ножницы, как в старые времена.

Впрочем, как бы то ни было, качество обслуживания в "Локоне" не изменилось. Я осталась довольна и стрижкой, и понятливостью нового мастера, чьего имени, увы, не запомнила. Мистер Паттерсон выпросил-таки у меня обещание порекомендовать как-нибудь в кофейне его салон. После этого, несмотря на долгие убеждения нанять кэб, я покинула "Локон" и отправилась в кофейню так же, как и приехала. Право же, слишком навязчивая забота вызывает лишь отторжение.

К слову сказать, газолиновые омнибусы мне ничуть не понравились. Слишком много шума, гари, а едут не так уж быстро. И неужели за ними будущее?

Лайзо еще вечером доложил, что Эллис получил мою записку. Однако я сомневалась, что детектив найдет время на визит. Судя по оговоркам гипси, в Управлении сейчас все на головах ходили - с проверкой приехал высокий чин из Особой службы Его величества. Визит был тайный, и, разумеется, о нем знал последний писец в канцелярии. И когда кого-то из детективов или инспекторов просили заглянуть в кабинет к начальнику Управления "на чашку чая" - все понимали, что это означает. Последним вызвали Эллиса.

Тем не менее, в кофейню он все-таки пришел, хоть и очень поздно.

- Хотел бы сказать вам "доброй ночи", Виржиния, но день был такой, что ни о чем "добром" теперь не думается, - мрачно поприветствовал меня детектив, появляясь на кухне. - Я ненавижу идиотов, Виржиния. Просто ненавижу... Это что, пирог? То, что нужно, давайте сюда. М-м-м...

- Эллис! - с притворной грозностью нахмурилась я. Он удивленно округлил глаза, голубые, как у невинного младенца:

- Что? И чаю, пожалуйста. Покрепче. Виржиния, а вы знаете, что самый крепкий чай - это чай с бренди? - добавил детектив с набитым ртом, косясь на ряд разноцветных бутылок на полке.

- Там только ликёры, мистер Норманн, - с непроницаемым лицом ответил за меня Георг. - Вы ведь, кажется, не любили сладкое?

- Вам кажется, - с жаром ответил Эллис - настолько искренне, что я не выдержала и улыбнулась:

- Георг, сделайте, пожалуйста, глинтвейн. И мне тоже, - я обернулась к Эллису. - Такой вариант вас устроит?

- Вполне, - в тон мне ответил детектив.

- Тогда, может, пройдем в зал?

- С удовольствием. А ту штуку с вишней можно взять?

- Конечно. И эта штука называется "пирожное".

Эллис рассмеялся, но смех этот был нервным и усталым.

- Да-да, Виржиния, я знаю. Все же я не такой идиот, каким пытались меня выставить сегодня эти предатели, - детектив дождался, пока мы сядем за столик, грустно сковырнул сладкую ягоду с пирожного и только потом продолжил: - У меня украли дело. Чудовищная наглость. Но вы ведь уже знаете. Верно?

Я вздохнула. В тусклом свете газовой лампы лицо Эллиса казалось мертвенно бледным. Всего за один день скулы у детектива заострились, под глазами залегли тени, а на губах появились трещинки. Пиджак мешковато обвис на плечах, воротник рубашки измялся.

Но измотанный до предела, Эллис выглядел особенно опасным.

- Знаю только то, что написано в газетах. Якобы некий инспектор проявил смекалку и задержал преступника.

- Подключите ваше воображение, Виржиния, - криво усмехнулся детектив. - Вспомните детали. Подумайте, почему могли задержать такого безвредного человека, как Уэст. Какие у вас есть версии?

Я прикрыла глаза, вспоминая.

С кухни потянуло запахом глинтвейна и почему-то горячего сыра.

...мистер Уэст обратился к страховому агенту и поинтересовался суммой компенсации...

...Честный малый и опытный агент, мистер Таунсенд...

- Мистера Уэста арестовали по ложному навету?

- Почти в точку, - Эллис задумчиво покрутил в пальцах вилку и сощурил глаза. - Страхование - это большой и сладкий кусок пирога, Виржиния. Откусить от него может любой - и тот, покупает страховку, и тот, кто защищает от риска. В идеале пропорции в прибыли каждой из сторон определяет случай, - вилка разломила пирожное на две части. - Компания будет кормиться с тех взносов, которые не оправдали себя; осторожный человек, вовремя застраховавший свое имущество, окупит потери в случае форс-мажора. Но это если игра честная. Иногда одна из сторон пытается сжульничать и забрать себе весь кусок пирога, - Эллис поймал мой взгляд и сгреб вилкой обе части десерта на одну сторону тарелки. - Например, недобросовестный хозяин дома может застраховать его на куда большую сумму, чем он стоит, а потом спалить и потребовать компенсацию... Но чаще нечестную игру ведут страховые компании. При любом удобном случае они пытаются уменьшить сумму выплаты, а то и вовсе отказаться от обязательств, и используют для этого весьма интересные методы. Скажем, обвиняют пострадавшего в том, что он сам ускорил наступление страхового случая. Сам ранил свою драгоценную лошадь, сбросил в море груз, поджег имение и прочее, и прочее. Ничего не напоминает?

Я облизнула пересохшие губы, не отводя взгляда от злосчастного пирожного. Пахло ванильным коржом, нежным кремом и ягодами.

В другое время при виде фирменного "Вишневого" миссис Хат у меня наверняка разыгрался бы аппетит, но сейчас я ощущала лишь слабую тошноту.

- Напоминает. Вы думаете, что мистер Уэст...

- Не думаю - уверен в этом, - тихо подтвердил Эллис. - Я узнал, какая была сумма страховки. Взносы съедали солидную часть прибыли Уэста, но выплаты при наступлении страхового случая составили бы чудовищную сумму. Тридцать пять тысяч хайрейнов, Виржиния. Тридцать пять. Мне подобное представить сложно, а вам?

Мне это было несложно - годовые доходы графини Эверсанской и Валтерской были вполне сопоставимы с такой суммой. Но я предпочла об этом умолчать. Так или иначе, Эллис был прав - сумма выходила чудовищная.

- Это много.

- Вот-вот. И страховой компании выплачивать такие деньги Уэсту совсем не хочется. Легче подгадать момент, когда я буду временно устранен от дела, сунуть сотню хайрейнов тупице Саммерсу и подкупить газету-другую, чтоб оклеветать несчастного Уэста перед всей Аксонией. Глядишь, если не получится полностью отвертеться от уплаты, так хоть часть суммы скостить удастся под предлогом неблагонадежной репутации бедняги Уэста, - Эллис вздохнул, наколол вишенку на вилку и грустно уставился на нее. - Но плохо не это. Я бы сумел докопаться до правды и прищучить и Саммерса, и страховую компанию. Беда в том, что Уэст молчит, как дохлая рыба. А почему - бесы его знают.

- Может, молчанием он защищает кого-то? - робко предположила я. Вспомнился сразу светлый мальчик Энтони Шилдс, до последнего ничего не рассказывавший о преступлениях своего отца.

- Не исключено, - пробормотал Эллис с набитым ртом. На тарелочке было пусто. И когда детектив успел расправиться с пирожным? - Или просто слишком потрясен случившимся. Всякое бывает. А я, видите ли, пока не могу разобраться с этой нелепицей.

- Почему?

- Я чем-то очень не понравился офицеру Особой службы, - честно признался Эллис. - Мне надлежит завтра явиться в одно место, где со мной... побеседуют. Да не бледнейте вы так, ничего особенного в этом нет, - кисло улыбнулся он. - Я не беру взяток, не шпионю на Алманию и не сплетничаю о Его величестве.

- Тогда зачем же вас вызывают?

Я, право, не знала, что и думать.

- Зачем, зачем... "Осы" любят жалить "гусей", вот и все. Не волнуйтесь, мистер Хоупсон ценит меня весьма высоко, а он фигура влиятельная. В худшем случае мне испортят настроение на несколько дней, - Эллис вдруг протянул руку и накрыл мои стиснутые кулаки. - Однако у меня есть к вам просьба, Виржиния. Ваша подруга ведь интересовалась делом Уэста?

- Леди Клэймор? Да, - ответила я, уже догадываясь, к чему он клонит. - Весьма настойчиво интересовалась и, кажется, сочувствовала Уэсту.

Глаза детектива загорелись мрачным торжеством.

- Это все упрощает. Боюсь, несколько дней я буду очень занят. Саммерс способен лишь окончательно запутать дело. Поэтому прошу вас - разузнайте все, что сможете, о том, почему молчит Уэст. Поговорите с его женой, непременно - с сыном. И еще. Загляните к этой Джулии Дюмон. Беседа с ней наверняка будет интересной.

Я растерялась. Нелегко было признавать, что кое в чем графиня Эверсанская совершенно не разбирается...

- Не уверена, что у меня получится опрашивать свидетелей, Эллис.

- Вы сможете, - твердо ответил он. - Вы умны, Виржиния, и много раз видели, как это делал я. К тому же с любопытствующей аристократкой те, кому есть, что скрывать, могут потерять бдительность и рассказать больше, чем рассказали бы "гусю". Понимаете? - я только кивнула. - Хорошо. Ваша помощь, Виржиния, может спасти невинного человека. Вы ведь поможете мне?

Что я могла ответить в таком положении?

- Конечно, да, Эллис.

С тех пор прошло уже четыре дня. Бромли по-прежнему утопал в туманах, и такой же туман клубился в моей голове. Как нарочно, откуда-то навалилась тысяча срочных дел: наш поставщик молока внезапно разорился после пожара на ферме; провалилась крыша в доме у одного из арендаторов, и пришлось изыскивать деньги на ремонт; а Стефан, вечный Стефан, помнивший ребенком саму леди Милдред, слег - сердце подвело. Сама мысль о том, чтобы нанять другого дворецкого, казалась не просто абсурдной, а кощунственной. Однако я хорошо понимала, что даже когда Стефан поправится, ему будет попросту тяжело исполнять свои обязанности. В нашей семье всегда назначали хорошие пенсии тем из слуг, кто работал на благо дома больше пятнадцати лет. Наверное, и для Стефана теперь пришло время отправиться на покой; но как человек, который всю жизнь посвятил службе, воспримет подобную новость? Сомневаюсь, что обрадуется... А огорчать Стефана мне не хотелось, особенно теперь, после обострения сердечной болезни. Управляющий предложил хитрость - нанять для старенького дворецкого "помощника", который возьмет большую часть работы на себя.

- Отнюдь не совершенный вариант, леди, но он хотя бы позволяет сохранить настоящее положение дел, - мудро заметил мистер Спенсер. - К тому же вы убьете одним махом двух зайцев: во-первых, Стефан получит помощника, а во-вторых, обучит преемника всем премудростям работы дворецкого и убедится в его благонадежности. К слову, у меня есть троюродный племянник в Хэпшире, весьма достойный человек, семейный. Зовут его Говард Чемберс. Он долгое время помогал отцу с гостиницей, однако по завещанию та отошла к младшему сыну. Теперь Говард подумывает о переезде в столицу вместе с женою и двумя дочерьми. Думаю, его кандидатура не так уж плоха, - скромно закончил мистер Спенсер.

Мне этот тон был хорошо знаком. Он означал, что с управляющим в данном вопросе лучше согласиться. Мистер Спенсер иногда проявлял пугающую настойчивость, пристраивая в теплые местечки своих родственников, но, надо сказать, еще ни разу не порекомендовал ненадежного человека. Поэтому в итоге я согласилась - все равно пришлось бы искать человека в помощь Стефану...

Хотя в итоге большая часть проблем удачно разрешилась, времени на это ушло предостаточно. Эллис же не появлялся ни в кофейне, ни в Управлении - по крайней мере, отосланные туда записки не находили адресата. Газеты продолжали трепать имя Уэста, и с каждой новой публикацией совесть мучила меня все сильней. Но когда я уж было собралась навестить эту загадочную мисс Дюмон, ко мне самой наведалась гостья.

Оказывается, леди Клэймор вела свое собственное расследование. Она появилась в кофейне рано утром, сразу после открытия,

- Я навещала Уэста в тюрьме, - громким шепотом объявила она, едва присев за самый дальний столик, за ширмой. - Боже, наверное, я сошла с ума! Виржиния, дорогая, я ходила в тюрьму! Что скажет мой дорогой Сеймур, если услышит об этом!

Только тут я заметила, что у Глэдис руки дрожат. Сначала удивилась - что такого произошло? - но потом осознала. Это от графини Эверсан, наследницы блистательной леди Милдред, ждали экстравагантных поступков. Историю с безумным парикмахером или то, что я лично застрелила преступника-сектанта, покушавшегося на мою жизнь, газеты приняли восторженно. Конечно, сплетен в высшем обществе избежать не удалось, но неодобрения никто не высказывал - напротив, многие посчитали нужным выразить мне уверения в том, что мое "мужество достойно уважения". Пожалуй, вряд ли бы кто-нибудь удивился, посети я тюрьму для встречи с осужденным по нашумевшему делу, это бы наверняка списали бы на унаследованное от леди Милдред любопытство, помноженное на фамильную жажду справедливости.

Но леди Клэймор была совсем других кровей. И репутация ее, как земля в старину, стояла на трех китах - устранение от светской жизни, пытливый ум и поведение, исполненное достоинства.

Визит к преступнику прямо в тюремную камеру никак не вписывался в эти рамки.

- Глэдис, прошу вас, успокойтесь, все хорошо, - прошептала я горячо и окликнула Мэдди: - Два горячих чая, один с мятой и ромашкой, другой с имбирем! И "летнее блаженство", две порции!

Ароматы выпечки и кофе, уютное тепло, негромкие беседы, отрывки которых долетали до нас неразличимым шумом - все это успокаивало не хуже настоя пустырника. Вскоре леди Клэймор перестала нервно теребить бахрому на скатерти, покусывать и без того обветренные губы и даже улыбнулась. Я дождалась, пока Мэдди принесет чай и десерт, а затем попросила:

- Не томите, Глэдис, рассказывайте. Уверена, у вас в запасе крайне любопытная история.

- Не то слово, - все те же свистящим шепотом откликнулась леди Клэймор. - Думаю, даже "гуси" не знают о том, что рассказал мне мистер Уэст... Виржиния, право, я не знаю, что делать!

- А давайте вы поделитесь своей тайной со мною, и тогда мы решим, что предпринять, - предложила я и подвинула к Глэдис ее вазочку со сливочно-малиновым муссом. - Попробуйте, не пожалеете.

- У вас тон искусительницы, Виржиния, - вновь улыбнулась Глэдис и тут же помрачнела, словно вспомнив что-то. - Все так запуталось... Я узнала, у кого "Островитянка" находилась прежде. Уэст назвал человека, у которого выкупил ее.

- И где же он сейчас? - чувствуя, как в крови закипает азарт, я подалась вперед.

- На Салемском кладбище, - мрачно ответила Глэдис. - Настоящее имя убитого сторожа галереи - Льюис Пул. В молодости он был актером и некоторое время жил в Марсовии, оттуда и привез свою "Островитянку". На родине Льюис Пул не имел успеха, к концу жизни потерял почти все и пустился в беспробудное пьянство. Он был очень привязан к своей "Островитянке", но о настоящей стоимости картины не подозревал. Уэст, добрая душа, выкупил у Пула картину за два хайрейна и предложил ему работать сторожем в галерее. Так Пул мог находиться рядом со своей обожаемой "Островитянкой", а Уэст заполучил редкое полотно Нингена и в довесок - преданного слугу.

- Что? - я ушам своим не поверила. Значит, прежний владелец картины... убит при похищении этой самой картины?

- И это не все, Виржиния. Оказывается, всеми делами галереи в последнее время управляет Лоренс Уэст, и только потому она держится на плаву, - еще тише прошептала Глэдис. - Лоренс придумал, что можно пускать учеников из Художественной академии, делать списки с известных картин, а потом продавать эти копии всем желающим - естественно, большие проценты шли и галерее. Многим доморощенным "ценителям искусства" ведь неважно, какая картина висит у них дома - оригинал или талантливая подделка, они покупают изображение, а не уникальный дух творчества... Вы понимаете?

- Кажется, да, - я нахмурилась. У меня в кофейне тоже висела одна картина-список. Что-то в осеннем стиле, художника я не знала и платить тысячи за оригинал не стала бы, а копия вполне вписалась в интерьер "Старого гнезда" и стоила всего двадцать хайрейнов. - Эти дела Лоренс Уэст держал в тайне? Он хоть с позволения отца действовал?

Глэдис растерянно попыталась отпить из пустой чашки. Я потянулась к чайнику и сама долила подруге новую порцию напитка. Щеки у меня отчего-то горели - то ли от пряного чая, то ли от взвинченного состояния. Как я хорошо понимала теперь Эллиса, приходящего в восторг от каждой толики новой информации!

- Поначалу Уэст-старший ничего не знал, - продолжила она, поблагодарив меня улыбкой. - Он давно был болен. С каждым годом... нет, с каждым месяцем память у него становилась все хуже. В последнее время Уэст даже не мог запомнить, какие были новые поступление в галерею. Так что заботу об отцовском деле пришлось взять на себя Лоренсу. И он подошел к этому творчески. Списки с картин - это лишь малая часть того, чем он занимался. Ведь порою картины покупаются себе в убыток, немногие из них потом перепродаются и приносят выгоду... По крайней мере, Уэст вел дела именно так, потому и свободных денег у него всегда было немного, несмотря на невероятные суммы, в которые оценивали стоимость его галереи со всеми картинами.

- Интересно... - начала было я, но Глэдис меня перебила:

- Дослушайте, прошу! Впрочем, это моя вина, я сбилась, но мысли так и скачут... Как сумасшедшие белки, честное слово! Так вот, о делах Лоренса. Уэст плохо помнит события, предшествовавшие краже, кроме одного: его сын поссорился с Льюисом Пулом. Очень сильно, Льюис даже обещал проклясть Лоренса! Лоренс тоже кричал, что уволит пьяницу, которому не место рядом с драгоценной картиной. Вдруг-де тот подпалит галерею, пребывая в пьяном забытье? А началось все с того, что Лоренс захотел сделать список и с "Островитянки". И поступить с ним не так, как обычно: на сей раз юноша хотел тайно продать настоящую картину какому-нибудь коллекционеру, а в галерее оставить лишь копию. От старого хозяина картины такой маневр, конечно, скрыть было невозможно, да и нанимал его Уэст с условием, что старик будет жить подле своей ненаглядной "Островитянки". Лоренс честно рассказал Льюису о своих замыслах в надежде, что тот поймет все и согласится. Вот после этого Льюис Пул и взбеленился. Кажется, во время ссоры всплыло упоминание о каком-то секрете, который-де разорит Уэста... Сам Уэст никакого такого секрета не знает.

Я никак не стала отзываться на эти слова Глэдис, но сама подумала, что если Уэст-старший не знает ничего - значит, секрет этот породил Уэст-младший. Лоренс.

Уж не его ли махинации поставили галерею под угрозу? В погоне за деньгами, пусть и с благой целью, легко забыться и преступить порог закона...

- Так что же мне теперь делать? - уже нормальным голосом спросила Глэдис, допив вторую чашку чая. Кажется, мята и ромашка все-таки помогли вернуть взволнованной леди если не душевное равновесие, то самообладание. Или помогло старинное средство - выговориться. - Как поступить? Идти в Управление? А если они не отпустят Уэста, а просто вдобавок арестуют и его сына? Что будет делать миссис Уэст одна, с двумя дочерьми?

- Не волнуйтесь, Глэдис, - твердо сказала я. - Мы что-нибудь придумаем. А пока - постарайтесь забыть о том, что вы узнали. У меня есть знакомый в Управлении, очень надежный человек. Думаю, ему можно рассказать все - без страха, что снова арестуют невиновного. А вы смелый человек, Глэдис, я всегда была в этом уверена, а сейчас лишь убедилась наверняка. И как вам пришла в голову идея навестить Уэста? Как вы попали в тюрьму?

Глэдис, польщенная, кокетливо опустила золотые ресницы, улыбаясь:

- Скажем так, полковник Уилкокс частенько заглядывает на ужины в нашем доме. В молодости он был моим поклонником - ах, где те годы...

Мы с леди Клэймор просплетничали еще добрых три часа, а после расстались, уговорившись непременно встретиться в самое ближайшее время. Я тут же поднялась наверх и, попросив у Мэдди бумагу и карандаш, тут же в подробностях записала все, что поведала мне Глэдис. Вдруг потом какие-то мелочи вылетят из головы? И кто знает, какая забытая деталь потом окажется той самой, недостающей для разрешения головоломки?

Все это немного успокоило мою совесть - с одной стороны, но с другой - разбудило азарт сыщицы. С сыном Уэста я бы говорить не рискнула: вдруг он и есть преступник? Тогда неумелые расспросы только спугнут его. А вот визит к Джулии Дюмон казался мне все более привлекательным. Я, правда, никак не могла подобрать подходящую причину для того, чтобы навестить реставрационную мастерскую. Не праздным любопытством же прикрываться, в самом деле!

Помощь пришла с неожиданной стороны.

- О чем вы думаете, леди? - весело поинтересовался Лайзо, забрав меня вечером из кофейни.

Несколько дней я избегала его, испытывая странную неловкость при воспоминании о том ночном происшествии, но потом уверилась, что нахальный гипси на сей раз проявляет удивительную деликатность и даже не думает напоминать мне о своей помощи. На душе у меня от этого потеплело, а потому и с Лайзо я стала обращаться дружелюбнее.

Чем он и воспользовался, заводя беседы ни о чем по десять раз на дню.

Вот уж правду говорят: гипси палец в рот не клади, по локоть откусит!

- О делах, - уклончиво ответила я, машинально стягивая ворот накидки. К ночи теперь так холодало, что иногда даже на стеклах появлялась изморозь.

- Не хотите говорить - так не надо. Простите меня, глупого, что спросил, - ответил Лайзо с таким искренним горем в голосе, что сердце ёкнуло.

Ругая себя за чувствительность, я ответила:

- Ищу повод нанести визит мисс Дюмон. Это реставратор. Она работала с той самой похищенной у Уэста "Островитянкой". Эллис просил меня побеседовать с мисс Дюмон и...

- Собрать показания? - понятливо подхватил Лайзо. И прежде, чем я рассердилась на него за то, что он меня перебил, он продолжил: - Так зачем вам ее навещать? Пусть сама приезжает. У вас же тоже "Островитянка" есть, так, леди? Вот и отошлите этой мисс Дюмон письмо - так и растак, а хочу, мол, чтоб вы, почтенная, картину мою посмотрели - не пора ль ее реставрировать? Ну, или что там с этими картинами делают, - закончил он, уже откровенно дурачась. - А вы ее, как добрая хозяйка, обо всем и расспросите. И о том, как предыдущую "Островитянку" реставрировали - тоже. Вот вам и предлог, вот и повод - комар носа не подточит!

Впервые в мою голову закралась мысль, что Лайзо, возможно, был мошенником высшей категории не потому, что он - воплощенное зло и порочен по натуре, а потому что умом его небеса не обделили.

Но этого я не сказала, разумеется. Только улыбнулась в сторону:

- Неплохая идея, мистер Маноле. Пожалуй, так и поступлю... - и добавила, поколебавшись: - Спасибо.

Он расцвел, словно получил премию в двести хайрейнов. Или даже в двести пятьдесят.

И видеть это мне тоже было почему-то приятно.

О Джулии Дюмон ходило множество нелепых слухов. Но при первой встрече подтвердились только два из них - самые скучные.

Во-первых, мисс Дюмон действительно оказалась рыжей.

Во-вторых, она и впрямь была леди. И неважно, как там обстояли дела с ее родословной: только в жилах истинных аристократов текла подобная смесь из легкой эксцентричности, благожелательности и чувства собственного достоинства с каплей снисходительности к существам менее развитым.

- Доброе утро, леди Виржиния, - мисс Дюмон поздоровалась первой, едва оказавшись в гостиной, и тут же продолжила непринужденно-светским тоном: - Вы ведь не держите собак?

- В городском особняке? Разумеется, нет, - пожала плечами я и улыбнулась, вспомнив об обязанностях хозяйки дома: - Спасибо, что вы откликнулись на мою просьбу, мисс Дюмон.

- О, пустое, леди, - изящно склонила она голову. - Реставрация картины Нингена - изысканное удовольствие. Напротив, мне стоит быть благодарной за то, что вы предоставили эту чудесную возможность взглянуть на произведение истинного мастера в приватной обстановке. Не терпится приступить к осмотру! А затем, если возникнет такая необходимость - и к работе.

- В таком случае, не будем медлить, - я приглашающе взмахнула рукою, указывая на дверь гостиной. - Пройдемте, мисс Дюмон. Картина находится на втором этаже, в кабинете моего отца.

- "Вернись, островитянка!", если мне не изменяет память?

- Все верно...

Все так же беспечно щебеча, мы вышли в коридор и поднялись наверх. Я осторожно разглядывала званую и долгожданную гостью, пытаясь составить первое впечатление, которое, как известно, нередко оказывается самым верным.

Итак, она была изысканной рыжей леди. Не такой уж юной - кажется, на два или три года старше Эвани; не красавицей - но эффектной. Ее волосы, длинные и ухоженные, вились крупными кольцами. Платье цвета фисташек отличалось некоторой старомодностью, но при этом удивительно подходило мисс Дюмон.

"Дорогое, - отметила я про себя. - Очень дорогое. Обычно такое шьют не на каждый день, а на праздники".

Но то была единственная роскошь, которую позволила себе мисс Дюмон. Ни ожерелья, ни сережек, ни броши, ни даже простенького колечка. Только на шее у нее я заметила тоненький шелковый шнурок телесного цвета, на котором, похоже, висел какой-то кулон. Но он прятался под корсажем - просто так не увидишь. Мне тут же стало любопытно. А вдруг с этим кулоном связана некая тайна?

Впрочем, даже если и так, навряд ли она имела отношение к расследованию. Потому пришлось мне на время осадить свое любопытство.

Косметическими изысками мисс Дюмон также пренебрегла. И, присмотревшись, я поняла, почему. Бледность и блеклость придавали ей особенный шарм, окружали ореолом благородства. Будь эти полные губы чуть ярче, они бы выглядели вульгарно. А темная тушь на длинных рыжих ресницах убила бы напрочь впечатление трогательной нежности и затаенной слабости.

Шагала мисс Дюмон широко и быстро, и этим сразу завоевала мои симпатии. Я сама терпеть не могла мельчить и семенить.

До кабинета отца мы дошли всего за минуту-другую.

- О... - мисс Дюмон остановилась на пороге, и выражение ее лица стало благоговейным. - Это она?

- Да, - кивнула я, чувствуя себя немного глупо - как всегда, когда приходится подтверждать очевидное.

- Чудесно. Просто восхитительно. Ну-ка, милая, взглянем на тебя поближе...

Сюсюкаясь с "Островитянкой", как с маленьким ребенком, мисс Дюмон прошла к дальней стене кабинета. Я с трудом удерживалась от неуместной улыбки. Право же, никогда не пойму, что так привлекает людей в подобных произведениях искусства и заставляет испытывать священный трепет. Да, гамма теплая и приятная, но сам рисунок похож на детскую мазню - слишком плотные краски, плоские и непропорциональные человеческие фигуры... Картина будила странные чувства. Когда я смотрела на загорелую черноглазую женщину, застывшую с поднятой рукою на берегу, сердце у меня сжималось. Вроде бы и нет ничего печального - улыбка, яркие цветы у ног, бирюзовая волна, белый песок и гуашево-темная зелень тропического леса - но все равно появляется жутковатое ощущение надлома, изматывающего одиночества, быстротечности бытия.

Нет, такие картины мне категорически не нравились.

- Ваша девочка в хорошем состоянии, - вдруг произнесла мисс Дюмон громко, отвлекая меня от размышлений. - Я бы отметила только два небольших дефекта, требующих исправления. Во-первых, лак немного потемнел, и не похоже, чтоб это произошло от времени. Во-вторых, вижу небольшую трещинку в раме.

- Рама - не полотно, - легкомысленно отмахнулась я, но мисс Дюмон покачнула головой, бережно проводя пальцами по темному дереву:

- Вы не правы. Если трещинка разрастется, то вот здесь - видите? - исказятся пропорции, и рама начнет перекашиваться и давить на само полотно. Ничего хорошего из этого не выйдет.

В ее голосе было такое неодобрение, что я посчитала за лучшее умолчать о том, как в далеком детстве чересчур живая и подвижная девочка по имени Гинни случайно уронила одну картину в кабинете отца.

- Лак, возможно, потемнел после пожара, - сказала я вместо этого. - Прежде "Островитянка" висела в другом особняке, который сильно пострадал от огня.

- В таком случае, можно лишь порадоваться, что картина вообще уцелела, - вздохнула мисс Дюмон и решительно повернулась ко мне: - Леди, сейчас я не готова сказать, какие именно реставрационные работы нужно будет произвести. Предлагаю вам перевезти картину в мою мастерскую. Там я проведу тщательный осмотр и смогу точно назвать характер работ, время исполнения и сумму оплаты.

- О, такие вопросы на ходу не решаются. Предлагаю обсудить все за чашечкой кофе. Вы не возражаете, мисс Дюмон? - улыбнулась я доброжелательно. Да, у этой Дюмон воистину деловая хватка! Конечно, если сейчас отправить полотно на диагностику в мастерскую, то потом сразу забрать его, отказавшись от проведения реставрационных работ, будет неудобно. Придется оформлять заказ, даже если мисс Дюмон констатирует, что "ремонт" картине практически не требуется.

- Кофе? - такой же профессионально-доброй улыбкой ответила Дюмон. - Благодарю за предложение, леди. Это было бы весьма кстати.

Дверь в кабинет оказалась приоткрыта, хотя я была уверена, что запирала ее. Впрочем, этому недоразумению быстро нашлось объяснение: в противоположном конце коридора стоял мистер Спенсер со счетной книгой в руках и негромко разговаривал с кем-то. Его собеседника за поворотом видно не было, но, судя доброжелательному выражению лица, управляющий беседовал с кем-то из "старой" прислуги - либо с одним из своих помощников. Похоже, мистер Спенсер собирался занести мне кое-какие документы на утверждение, но, заглянув в кабинет и увидев, что я все еще занята с гостьей, решил зайти позже.

Впрочем, скоро происшествие с дверью вылетело у меня из головы. Немало этому поспособствовало и общество весьма разговорчивой мисс Дюмон и уютная атмосфера малой гостиной - мягкие кресла, темное кружево, обилие драпировок на стенах и окнах, старинные книжные полки... Прежде здесь любила проводить за чтением вечера леди Милдред - ведь зимой небольшое помещение легко протапливалось до жары, в отличие от просторной залы этажом ниже. Кроме того, комната располагалась ровно посередине между левым и правым крылом и имела выходы в обе стороны. Приди мне в голову мысль подписать с мисс Дюмон договор о реставрации прямо сейчас, то я могла бы проводить гостью в свой кабинет самым коротким путем, через вторые двери, сейчас для благообразия - и от сквозняков - задернутые портьерой.

По ногам, к слову, отчего-то дуло нещадно, будто где-то забыли закрыть окно, причем заметно это стало не сразу, а где-то через четверть часа. Поэтому я сделала Магде знак добавить в кофе немного орехового ликера. Для меня такой напиток был привычным и лишь слегка согревал. А вот мисс Дюмон разрумянилась и, что называется, повеселела. Выражалось это главным образом в том, что любая тема сводилась к живописи, Нингену и его "Островитянкам".

В свете поручения Эллиса - лучше и не придумаешь.

- До сих пор было известно одиннадцать "Островитянок", однако ходило множество легенд об "утерянной" картине. Время от времени всплывали то письма якобы от самого Нингена с соответствующими указаниями на ее существование, то критические статьи его современников... Двенадцатая "Островиняка" будоражила умы многих и многих людей. И не удивительно. Всего одной, одной-единственной картины не хватало до магического числа, до дюжины... и вот, наконец, она найдена! - с энтузиазмом вещала мисс Дюмон, покачивая в такт словам серебряной чайной ложечкой. - Некоторые имеют смелость возражать, что никакой утерянной "Островитянки" никогда и не существовало, но это все чушь. Конечно, любому дураку ясно, что их должно быть двенадцать. Двенадцать Знаков Свыше из святого Писания, двенадцать обетов во имя Спасения, который должен дать любой истинно верующий, двенадцать грехов неисправимых, двенадцать подвигов Гутры Смелого и, наконец, двенадцать поправок Святой Роберты Гринтаунской к Аксонскому кодексу! Видите, это число имеет мистическое значение. Так что нет сомнений в том, что Нинген задумывал именно дюжину картин с героинями-островитянками, - вновь повторила она, на сей раз наставительно указывая пальцем вверх. С фрески на потолке на нее любопытно смотрели благие вестники в голубых одеждах. - Нинген ведь был очень суеверным человеком. Он прислушивался к приметам, искал всюду знаки судьбы, полагал совпадения частью некоего грандиозного плана высших сил и прочее, и прочее. В его полотнах часто есть двойное дно, тайный смысл, который можно разгадать лишь с помощью символов. Вот, например... Леди, слышали ли вы что-нибудь о картине "Человек судьбы"?

У меня всколыхнулось какое-то смутное воспоминание.

- Что-то слышала, - уклончиво ответила я. - Ничего определенного вспомнить не могу.

Мисс Дюмон понимающе закивала.

- Тогда мне лучше рассказать все с самого начала. На первый взгляд, "Человек судьбы" - обычный портрет в антураже природы. Вы же не видели его, нет? Тогда просто представьте... Ночь, лунный свет, степь и три дороги, которые сходятся у большого камня. На камне сидит, положив ногу на ногу, красивый светловолосый юноша лет двадцати, босой, но закутанный в темно-синий плащ. В правой руке у юноши трубка с длинным-длинным мундштуком из белой кости. Трубка украшена резным изображением диковинных птиц и цветов...

Речь мисс Дюмон была по-канцелярски сухой, невыразительной, как у историка, привыкшего к обществу книг, а не людей. Но что-то в интонациях, в самом ритме завораживало. Как заклинание... Прикрыв глаза, я старалась вообразить себе все, о чем говорила мисс Дюмон, и образы не зарождались сию секунду, а словно всплывали из глубин памяти.

- ...Черты его тонки и немного женственны. На правой руке у юноши несколько колец с синими камнями. На коленях у него раскрытая книга. Под левой ногой дремлет белая змея, и хвост ее обвивается вокруг щиколотки, тело скрыто под пятою, а голова покоится на стопе. Над правым плечом у юноши цветут белые розы, и лепестки осыпаются на плащ. Когда вы смотрите на картину, появляется неясное ощущение, будто бы юноша глядит куда-то поверх вашей головы. На что-то у вас за спиной. Или на кого-то.

На кого-то.

Я резко вдохнула.

Ладони у меня стали влажными.

- Какие жуткие вещи вы рассказываете, мисс Дюмон, - натужно рассмеялась я и взялась за чашку. Но поднимать не решилась - руки предательски подрагивали. - А вы правда видели эту картину лично?

- Это была моя первая солидная реставрация, - скромно ответила мисс Дюмон, помешивая свой кофе. - Еще под руководством мастера... Столько странностей было с ней связано. Честно говоря, первое время как поработаю с этой картиной - так полночи уснуть не могу. Один раз вообще померещилось, что над моей постелью склонился кто-то... Привиделось, наверно. Но так или иначе, "Человек судьбы" произвел на меня глубочайшее впечатление. Я даже хотела написать статью об этой удивительной картине... - взгляд мисс Дюмон затуманился. - Впрочем, не о том речь. Мы говорили о символизме у Нингена. Так вот, "Человек судьбы" - просто кладезь символов. Перекресток - символ выбора между жизнью и смертью, место встречи с судьбой или потусторонними силами. Духи и демоны на перекрестке получают над человеком особенную власть. То, что юноша с картины выглядит хозяином, восседая на путевом камне на перекрестке, говорит о его мистической сущности... Далее, курительная трубка. Как правило, она трактуется как символ души. Сделанная из кости трубка намекает о приближенности к смерти, причастности самым сокровенным тайнам. Узор из фантастических птиц и цветов - знак чародейства...

На мгновение мои мысли заглушили слова Дюмон. Трубка - символ души... Во сне бабушка постоянно курила трубку, хотя в последние годы почти не прикасалась к ней из-за кашля. Совпадение - или?..

Я резко сжала руку в кулак, так, что ногти до боли впились в ладонь. Глупости какие. Это все гипнотизирующий ритм рассказа мисс Дюмон, только и всего.

Будь практичней, Виржиния. Мистические знаки - не твоя стихия.

- ...Теперь о других символах, не менее значимых. Луна - снова причастность тайнам, сакральным знаниям, колдовству. Книга - знание, возможно, запретное, раз ее читают при свете луны, а не солнца. Кольца с камнями - символ власти, но сапфир - символ чистоты, непорочности, что свидетельствует о добрых намерениях властителя - или о том, что правом повелевать он обладает, но не пользуется. Змея - опять-таки знание, искушение, белая змея - мудрость, смерть, тайна. Белая роза - непорочность, чистота, но в то же время и земная страсть; так же эти цветы можно толковать как воплощение жизни и смерти в одном сосуде... Вы слушаете меня, леди Виржиния?

- О, да, - ответила я, чувствуя, как озноб усиливается. Бр-р, ну и жуть - эти картины! Кофе куда лучше, теплее и ближе к живым. И, главное, понятнее. - Но, откровенно говоря, я уже запуталась в знаках и символах.

Мисс Дюмон улыбнулась.

- Понимаю. Их действительно много, но значения повторяются. Причастность к мистическим знаниям, к нечеловеческому роду; чародейство; непорочность и чистота; власть. Косвенные намеки имеются на параллели жизнь-смерть и блаженство-ужас... Если учесть, что действие картины разворачивается на перекрестке, и доминирующий символ, соответственно, перекресток, то получается, что юноша олицетворяет... выбор. И саму Судьбу.

- "Человек Судьбы".

- Да. Тот, кто держит ее весы в руках. Собственно, название и является ключом, - немного смущенно подытожила мисс Дюмон. - Видите, все просто. Но сколько деталей придают глубину этой простоте! И так - почти в каждой картине Нингена.

Я вспомнила "Островитянку", висевшую в отцовском кабинете. Как-то не верилось, что и она напичкана символами так же. Детский рисунок, густые краски... или нет?

Поколебавшись немного, я решилась задать вопрос.

- Мисс Дюмон, а что же с моей "Островитянкой"? Что символизирует она?

- Расставание, одиночество, выбор долга в ущерб чувствам и сердцу, - пожала плечами она. Я поежилась. Интересно, знал ли отец о значении картины? Или ее покупка оказалась своеобразным пророчеством? - Цветы у ног островитянки, раковина на шнурке у нее на шее, одновременно солнце и луна в небе... Впрочем, не буду утомлять вас подробностями, - опомнилась мисс Дюмон и тут же, противореча себе, добавила: - Есть, кстати, еще одна ниточка-связь между всеми "Островитянками". Но это больше легенда, чем действительно толкование символов... У каждой островитянки есть татуировка на левой ноге. Говорят, что если хитрым образом совместить все рисунки, то откроется тайная надпись или карта. Но это, думаю, всего лишь розыгрыш - слух, пущенный самим Нингеном. Я читала его переписку с дочерью, ни о каких картах, зашифрованных на картинах, и речи не шло. Хотя последние письма, отправленные незадолго до смерти, были посвящены именно "Островитянкам".

- Вы читали личную переписку Нингена? - поинтересовалась я.

- Да, ведь его дочь Эстер Бонне - моя троюродная сестра из Марсовии... - начала было мисс Дюмон и осеклась. Я опустила взгляд, скрывая удивление. Вот так поворот! Однако мне следовало догадаться раньше о марсовийском происхождении мисс Дюмон. Хотя бы по фамилии. - Впрочем, неважно. Этих писем сейчас у меня уже нет, а мы с Эстер теперь находимся в слишком скверных отношениях, чтобы просить ее вновь переслать письма в Аксонию.

- Жаль, - светски откликнулась я и улыбнулась: - Было бы весьма познавательно прочитать, что же именно писал великий художник о той картине, что висит у меня в особняке. К слову, мисс Дюмон, - произнесла я в порыве вдохновения. - А что писал Нинген об "Островитянке у каноэ"? О картине, которая была украдена?

- Что писал? - мисс Дюмон растерялась. - Право же, это было давно, сейчас уже и не вспомню. Кажется, эта картину он написал последней. Кажется, она символизировала завершение. Завершение всего, возврат к началу. Да, да, не кажется - точно!

- Очень интересно, - чуть-чуть надавила я. - Знаете, вы разбудили во мне любопытство. Мисс Дюмон, а есть ли какие-нибудь труды по искусству, посвященные "Островитянкам" Нингена? Или хотя бы газетные публикации?

- Конечно, есть, но сразу так я вам не назову. Возможно, позже. Если вы все еще будете заинтересованы, - тут же пообещала она.

- Может, вы дадите мне адрес этой Эстер Бонне? - предложила я с улыбкой. - Не откажется же она ответить на маленькую просьбу скромной аксонской леди?

- Эстер Бонне не знает никаких языков, кроме марсо, - с сожалением покачала головою мисс Дюмон. - И крайне, крайне подозрительно относится к незнакомым людям. Она живет затворницей и во всем ищет подвох. Собственно, поэтому мы с ней сейчас и прекратили всякую переписку. Я устала слушать упреки в том, как плох мой марсо, и в том, что я использую ее, бедняжку Эстер, в своих целях... Леди Виржиния, мне тяжело говорить об Эстер. Можем мы оставить эту тему? - попросила вдруг Дюмон дрогнувшим голосом.

- Конечно. Простите меня, - я искренне принесла извинения и заверила мисс Дюмон в том, что больше не вернусь к неудобной теме.

Вместо этого мы все же обсудили реставрацию моей "Островитянки" и условились о встрече на следующей неделе для определения условий договора - если я пожелаю его все-таки заключить с мисс Дюмон.

После ее отъезда день пошел своим чередом. Нужно было сперва встретиться с мистером Спенсером и обговорить некоторые текущие вопросы, затем отправиться в кофейню, а вечером непременно заняться деловой перепиской. В "Старое гнездо" меня отвез Лайзо - какие пешие прогулки по такой-то погоде! По скверной привычке, появившейся у него в последние дни, нахальный гипси прямо спросил меня, о чем я задумалась.

- О мисс Дюмон, - ответила я совершенно честно. Рыжая леди из головы у меня не выходила, хотя минуло уже часа три с момента нашего расставания. Три очень, очень насыщенных делами часа. - Она так увлечена искусством...

- Лгунья она, эта мисс Дюмон, - спокойно ответил Лайзо. - Вы уж простите, леди, но я подсмотрел немного за вами...

- Неужели? - вздернула я бровь. Но Лайзо продолжил без малейших признаков раскаяния - как человек, уверенный в том, что поступил правильно:

- Присмотрел, верней сказать - чтоб перед Эллисом не краснеть, если вдруг эта мисс Дюмон что-нибудь этакое выкинет. Ну, и послушал, о чем вы говорили. Так вот, зуб даю - лгала она, и много. А в конце самом, как о мисс Бонне речь зашла, сказала правду - и сама испугалась. И стала городить такую ложь, в которую и сама не верила.

- Да? - сдержанно удивилась я. - И почему вы так решили, мистер Маноле?

Нахальный тон Лайзо, судившего с такой уверенностью, с такой небрежностью о прекрасной рыжей леди, ведущей дела не хуже мужчин, меня порядком разозлил - уж его-то нельзя было оправдать необходимостью для расследования.

- Чутье, леди Виржиния, - сказал Лайзо просто.

- Видимо, лжец лжеца видит издалека, - не удержалась я от укола. Но Лайзо ответил без улыбки - и без малейших признаков обиды:

- Именно так леди. Именно так.

Эллис заявился в кофейню назавтра, уже ближе к ночи, без предупреждения, и скорей напоминал восставшего мертвеца, чем живого человека. Памятуя о неурочном визите маркиза Рокпорта в прошлый раз, я наскоро проверила, заперта ли дверь, и задернула занавески на всех окнах, кроме тех, что уже были закрыты снаружи ставнями. Если пришел бы кто-то "свой", например, миссис Хат вернулась за чем-нибудь или Лайзо приехал раньше условленного срока, то Мэдди с Георгом и так пустили бы их с черного хода без лишних вопросов. А вот посторонним пришлось бы подождать моего решения. Зачем нам лишние свидетели? Тем более речь наверняка пойдет о расследовании, а "следственную информацию", как говорил сам детектив, нужно держать подальше от любопытных ушей.

Впрочем, Эллису сейчас явно было не до того.

- Скажите мне что-нибудь хорошее, Виржиния, - жалобным голосом попросил он, спрятав лицо в сложенных на столе руках. Поношенный серый пиджак встопорщился на спине горбом. - Вот просто похвалите меня. Я себя никогда не чувствовал дураком так долго и так полно, как в последние дни.

- Судя по вашему виду, вы еще мало спали, ничего не ели и ни разу не мылись, - вздохнула я, присаживаясь напротив. - Не знаю, сумею ли я польстить вашему эго, но желудку, надеюсь, угожу... А вот и ужин.

- Мой? - недоверчиво спросил Эллис, отлипая от стола, в который, кажется, уже врос.

- Ваш, ваш. Чей же еще, - я с трудом сдержала улыбку. - Памятуя о том, что у меня взял привычку гостить вечно голодный детектив, я теперь отсылаю в кофейню из своего дома одну порцию ужина каждый вечер.

Глаза у Эллиса были такие несчастные, что даже суровая обычно Мэдди пожалела его. Переставив с подноса на стол тарелки полноценным обедом - копченая баранина в чесночном соусе, печеный картофель, салат из маринованных овощей и горячий паштет - она наклонилась к детективу и робко погладила его ладошкой по голове - как ребенка.

- Мадлен, это вы? - вяло откликнулся Эллис, скосив глаза на смущенно замершую девушку. - Вот ведь докатился, меня уже жалеют женщины и дети. Причем одновременно и в едином лице.

Мэдди залилась румянцем до самых ушей и быстро отступила на шаг назад. Потом насупилась, перехватила поднос в одну руку, шлепнула Эллиса полотенцем по затылку и, гордо развернувшись, зацокала каблуками на кухню.

- Нет, - грустно констатировал детектив. - Женщины и дети меня не жалеют. Это, наверное, мне сначала показалось.

- Вы упорно напрашиваетесь на комплименты, - тут я уже не сумела удержаться и все-таки улыбнулась.

- Просто шучу. Видимо, неудачно, - вздохнул Эллис и, скептически оглядев тарелку с бараниной и картофелем, подвинул ее к себе поближе. - Вы лучше расскажите мне, как идет опрос свидетелей. Лайзо, паршивец, всячески намекает, что вы узнали нечто потрясающее... Намеки-намеки, а о деталях - ни слова. Чем вы его так подкупили, что он теперь даже со мной многозначительно отмалчивается? - судя по интонации, это был вопрос риторический. - Так что вы докладывайте о ходе следствия, пожалуй, а я пока исследую содержимое своей тарелки. Тоже, знаете ли, замечательное дело.

То ли пустой желудок был тому виной, то ли мрачно-сосредоточенное настроение, но Эллис не задал мне ни одного вопроса по ходу рассказа. Даже не перебил ни разу, вопреки обыкновению. Но слушал внимательно. На середине рассказа он и вовсе потерял интерес к баранине и, подперев рукою подбородок, уставился на меня в упор.

Я сбилась и не сразу сумела собраться с мыслями.

- ...А потом мы распрощались, условившись о встрече. Остаток дня я была занята, а сегодня пришли вы. Вот, собственно, и все, - подвела я итог через добрых два часа и потянулась к чашке с остывшим чаем - немного промочить горло. К концу рассказа у меня даже голос немного охрип.

Эллис, впрочем, выглядел весьма довольным результатом.

- Прекрасно, - произнес детектив после небольшой паузы. - Что ж, это вполне ложится на мою информацию. Жаль, что я сейчас занят двумя делами сразу, причем одно из них личное и не терпит отлагательств... Ваш рассказ, Виржиния, во многом подтверждает мои догадки, но кое-что для меня оказалось неожиданностью. И весьма заинтересовало, не скрою... Речь идет о родстве между Эстер Бонне и Джулией Дюмон. Я знал, что одна из дочерей Нингена держит в Лютье небольшую школу живописи, где и преподает сама, только и всего.

В голове у меня словно встал на место кусочек головоломки.

- Погодите. Но ведь Джулия Дюмон говорила, что эта Эстер Бонне - женщина необщительная, склонная к пустым подозрениям, затворница. Как это может сочетаться с преподаванием?

- Да никак, - цинично улыбнулся Эллис, становясь сразу похожим на злого лиса из сказок. - Лайзо прав, она лжет. Вопрос - только ли насчет своей родственницы?

- И зачем лжет, - глубокомысленно добавила я, но Эллис только отмахнулся:

- Тут-то как раз версия сразу появилась. Мисс Дюмон не хочет, чтобы кто-то прочитал письма Нингена, особенно последние. Возможно, там есть упоминание об "Островитянке у каноэ". Или наоборот, нет, - загадочно заключил он.

И замолчал.

Я ждала закономерного продолжения, но детектив только смотрел на меня многозначительно и тихонько поскребывал вилкой по тарелке.

Шкриб-шкриб. Шкриб-шкриб. Шкри-и-иб.

"Это фарфор, ручная роспись, и один комплект стоит хайрейн", - вертелось на языке. Однако я не стала язвить и просто спросила то, чего ждал Эллис:

- Что вы имеете в виду?

Эллис вальяжно откинулся на спинку, излучая довольство. Видимо, ему и впрямь в последние дни частенько приходилось чувствовать себя дураком, вот он теперь и отыгрывался на мне, изображая всеведущего детектива пред лицом наивной леди... Что ж, это можно было только перетерпеть.

К счастью, затягивать со спектаклем он не стал.

- Возможно, двенадцатой "Островитянки" и вовсе не существовало, Виржиния. И письма Нингена могут прояснить эту тайну... - Эллис наклонился, опираясь локтями на стол, и проникновенно заговорил, глядя на меня исподлобья. Свет причудливо лег на пестрые волосы, делая их как будто бы седыми. - А теперь на секунду представим, что так оно и есть. Картины никогда не было. Существовала лишь аккуратная подделка. Об этом знал Лоренс, который нашел ее; Льюис Пул, который ее продал; и мисс Дюмон, которая после якобы проведенной экспертизы объявила картину подлинной. Мистер Уэст догадывался о делишках сына, но из-за болезни не изучал их так пристально, как следовало бы. И вот накануне открытия выставки между Льюисом Пулом и Лоренсом происходит ссора, в процессе которой Пул угрожает раскрыть тайну фальшивой картины. Лоренс выжидает некоторое время и убивает его, а картину уничтожает, заявив о краже, и затем требует выплатить страховку, оформленную на имя Уэста-старшего. Страховой агент, действуя в своих интересах, доносит на страхователя в Управление. Далее следует арест - в мое отсутствие, к сожалению. Уэст подозревает сына, поэтому не отвергает предъявленные ему самому абсурдные обвинения. Мисс Дюмон тоже догадывается о личности преступника, но, к примеру, из романтических побуждений или из страха быть обвиненной в афере тоже молчит... - Эллис свел куполом кончики пальцев, как будто в жесте чжанской молитвы о просветлении, и медленно выдохнул, прикрыв глаза. - Как вам такая версия, Виржиния? По-моему, идеально. Жаль, что такие гладкие версии никогда не подтверждаются.

- А мне - не жаль, - неожиданно для самой себя возразила я. - Не хотелось бы, чтоб мисс Дюмон оказалась преступницей. Мне показалось, что она хороший человек. Можете считать, Эллис, что это женская интуиция говорит.

Эллис наградил меня таким взглядом, что я не выдержала и отвернулась. Впрочем, и в темном оконном стекле отражение было достаточно четким, чтобы различить снисходительную укоризну на лице собеседника.

- Интуиция, значит, - ровно произнес детектив, так и не дождавшись от меня раскаяния. - Ну, предположим. Но все равно следует проверить эту версию. И тут у нас есть два варианта. Первый - написать этой Эстер Бонне от имени Управления спокойствия и попросить содействия в расследовании. Но, во-первых, Эстер Бонне - не аксонская подданная, она гражданка Марсовийской Республики, и потому в игру вступает бюрократическая машина. Дело в том, что такого рода официальные запросы обязательно должны проходить через марсовийскую гражданскую полицию. Порядок действий весьма сложный, - брезгливо поморщился Эллис. - Я бы даже сказал, неоправданно сложный. Запрос составляется по-аксонски и на марсо, заверяется двумя печатями и пересылается в марсовийскую полицию. Получив его, местные или составляют свое письмо, или выписывают приглашение нашему детективу на посещение страны и проведение следственных действий, или напрямую берут показания у свидетеля. Если послать письмо самой свидетельнице, но на бланке Управления спокойствия, это может вызвать скандал. Спросите у своего маркиза, он вам подробнее расскажет, - добавил Эллис досадливо и почему-то прикоснулся к своей щеке кончиками пальцев - и так же машинально отдернул их, будто случайно дотронулся до едва затянувшейся раны. Я удивленно выгнула бровь, но детектив предпочел сделать вид, что не заметил намека. - Второй вариант - это частное письмо от моего имени или, например, от вашего. Мы можем, не разглашая причины, попросить Эстер Бонне переслать нам копии последних писем. Но она опять-таки может нам отказать - письма-то личные, полученные от погибшего отца... К тому же кое в чем мисс Дюмон может и не лгать - вдруг Бонне действительно не любит чужаков? Кто захочет доверять посторонним семейные тайны? - Эллис пожал плечами, всем своим видом показывая, что он бы не доверил. - Есть еще и третий вариант. Рискованный и совершенно незаконный, правда, при определенной степени удачливости мы получим наиболее полный ответ в кратчайшие сроки.

- И что это за вариант? Учтите, я не хочу ввязываться в преступления, - предупредила я Эллиса, но тот лишь улыбнулся:

- Написать Эстер Бонне от лица мисс Дюмон. Но для этого нам понадобится во-первых, правдивая информация об отношениях между ними, во-вторых, письмо-образец, во-третьих, аферист, в совершенстве владеющий искусством подделки почерка... и, в-четвертых, много-много удачи.

Редкий случай - идея Эллиса мне не понравилась совершенно, от и до. Стоило только представить, что все вскроется, что графиню Эверсан-Валтер уличат в подделке писем...

- На мою помощь не рассчитывайте, пожалуйста, - сдержанно ответила я и отставила чашку, намекая на то, что разговор окончен. - Мой марсо, к сожалению, не слишком хорош, алманским я владею лучше. Сожалею.

- Да я и не рассчитывал, - белозубо улыбнулся Эллис и поднялся из-за стола. - У меня есть на примете человек, который может и письмецо раздобыть для образца, и набросать послание на марсо, не выбиваясь из стиля мисс Дюмон, и почерк чужой сымитировать.

- Поздравляю вас с удачным знакомством, - с облегчением откликнулась я. Неужели действительно повезло - мне не придется участвовать в подобной афере?

- Ну, этого человека знаете и вы, - Эллис обошел вокруг стола и похлопал меня по плечу. - Скажите, а Лайзо сейчас не в кофейне?

- Должен подъехать к часу ночи, чтобы отвезти меня домой, - машинально ответила я и ужаснулась: - Только не говорите, что ваш "человек" - это он и есть!

- Не скажу, - покладисто согласился Эллис. - А вы мне его на пару дней не одолжите? Очень нужно.

Отчего-то я рассердилась.

- Эллис, вы ведь говорили мне, что хотите уберечь Лайзо от кривой дорожки. И теперь подбиваете его на подделку писем?

- Исключительно в интересах следствия, - с видом создания небесного ответил детектив, опустив очи долу. - Воспринимайте это как жертву с нашей стороны, Виржиния. Все ради скорейшего раскрытия дела и освобождения из тюрьмы невиновного.

Эллис даже не пытался скрыть иронию. Я устало прикрыла глаза.

- Если кто-нибудь узнает, что водитель графини Эверсанской и Валтерской...

- Не узнает, - перебил меня детектив. - Я позабочусь о том, чтобы улик не осталось. Можете не беспокоиться. Да и к чему эти споры, объясните мне? Я не понимаю, зачем вы упираетесь. Вы же умная женщина... или больше женщина, чем умная? - вкрадчиво добавил он.

Я почувствовала, как к щекам у меня приливает кровь.

- На что вы намекаете?

- Конечно, на чувство собственности, присущее слабому полу, - коварно ответил Эллис. - На что же еще? - и, не позволив мне возразить, продолжил: - Я, наверное, поступаю нехорошо, когда лишаю вас водителя, которого сам же и порекомендовал. Но, поверьте, порой Лайзо просто незаменим. К тому же он один из немногих, кому я могу доверять.

- Ай-ай, как меня Эллис хвалит - видно, ему от меня что-то нужно, да поскорей, - раздался из темного коридора насмешливый голос. - Как я вернулся-то вовремя, а? А то б меня без меня сосватали... Доброй ночи, леди Виржиния, - добавил Лайзо уже нормально, не ерничая, и вошел наконец в зал. - Простите, что без стука. Я сказать хотел, что автомобиль подогнал к дверям.

- Уже? - удивилась я и посмотрела на часы.

Без четверти два. Кажется, разговор затянулся, а мы и не заметили... Получается, Лайзо прождал в машине почти час? Ох...

Мне стало стыдно. Самую малость.

- Мистер Маноле, Эллис утверждает, что вы владеете марсо, - громко спросила я, заглушая голос собственной совести. - Это так?

- Говорю и пишу, - пожал плечами Лайзо и сощурился.

- И насколько хорошо? - продолжала настаивать я.

- Настолько, чтоб сойти на приеме у баронета Слэджера за разорившегося марсовийского торговца тканями, якобы преподающего теперь марсо детям состоятельных людей в Аксонии, - ответил вместо него Эллис.

Лайзо смущенно почесал в затылке.

- Ну, это когда было... Год назад, не меньше. Я с тех пор говорил мало, наверняка акцент вылез. Если опять кого-нибудь изображать придется, мне сначала потренироваться надо. А что?

- Ничего. Говорить не придется - только писать, подделываясь под чужой почерк, - ответил Эллис и подошел к Лайзо и, вкрадчиво заглядывая в глаза, положил ему руку на плечо. - Ты же не откажешь в помощи старому другу?

- Нет, - усмехнулся Лайзо. - Только пусть этот друг сначала все расскажет в подробностях, а не кота в мешке мне торгует.

- Расскажу, не сомневайся, - заверил его Эллис и весело спросил: - Виржиния, а что это у вас с лицом? Вы недовольны чем-то?

- Всем довольна, - растерянно откликнулась я. Лайзо, откровенно предпочитающий полуграмотный трущобный говорок - и вдруг марсовийский торговец? Быть того не может... - Мистер Маноле, я не буду спрашивать, при каких обстоятельствах вы изображали выходца из Марсовии, но скажите одно: вас разоблачили?

Лайзо опять не успел ответить, Эллис опередил его:

- Какой разоблачили! - ответил детектив с изрядной толикой гордости. - Никто ничего не понял, даже когда у баронета пропали письма... э-э... Это не относится к делу, - быстро закончил он. - Словом, марсо Лайзо владеет в совершенстве.

- Удивительно, - только и смогла вытолкнуть я из себя, чувствуя, что опять краснею. На сей раз от стыда. Графиня знает иностранный язык хуже какого-то гипси?

- И не только, - откровенно хвастливо ответил Эллис. - Вообще-то Лайзо говорит на семи языках.

- На шести, - с неохотою поправил его гипси, отводя взгляд. - На древнероманском пишу только, на нем никто не говорит. А что толку говорить? Это дело нехитрое... Леди Виржиния, вам дурно?

- Мне прекрасно, - слабым голосом ответила я, тяжело опираясь на стол. Земля уходила из-под ног и в прямом, и в переносном смысле. Лайзо - полиглот? Он говорит на семи иностранных языках? Нет, леди Милдред, конечно, знала двенадцать, но я-то - только два! Святые небеса, какой позор... - Просто уже поздно. Наверное, мне не стоит постоянно засиживаться в кофейне... Мистер Маноле, но если вы... вы имеете... - я с трудом выпрямилась и приняла более-менее достойное положение - ...имеете такое прекрасное образование, почему же обычно вы предпочитаете разговаривать...

- По-простому? - подсказал Лайзо, угадав мою мысль. - А как же иначе, леди Виржиния. Знанья знаньями, а родная речь - она с молоком впитывается. Как мать моя говорит, так и я. Да и вообще, говорок народный, он того... сочнее.

Судя по улыбке до ушей, Лайзо сейчас надо мною подшучивал. Но ни злиться, ни смущаться, ни испытывать какие-нибудь другие яркие чувства у меня уже не было сил.

- Кстати, о твоей матери, - Эллис прищелкнул пальцами. - Лайзо, я хочу навестить Зельду. Когда мне лучше зайти?

- Я завтра у нее обещался быть, к полудню, - сознался он, скосив на меня глаза. - Пока леди в кофейне. Меня мать точно ждать станет, небось, и угощение приготовит, напечет чего-нибудь. Лучше и не придумаешь времени, чтоб зайти.

- Вот и славно. Значит, завтра и зайду, расспрошу кое о чем, - подытожил Эллис и вдруг обернулся ко мне: - Виржиния, вам бы тоже хорошо навестить Зельду. Меня беспокоит ваша бледность и настойчивые попытки упасть в обморок. Не то чтобы я возражал, но лучше это не при мне делать, из меня скверный лекарь для бессознательных леди, - криво улыбнулся детектив. Но взгляд у него был внимательный и сочувственный. Кажется, Эллис действительно переживал о моем самочувствии. - Зельда вам в прошлый раз хорошее лекарство подобрала, может, и теперь поможет?

Я хотела возразить, что лучше обратиться к квалифицированному врачу, но заметила, какое благоговейное выражение появилось у Лайзо на лице при упоминании матери, и передумала. А потом решилась: почему бы и нет? В конце концов, тот визит к Зельде оказался весьма... познавательным. Заодно расспрошу ее о "бальзаме для сна", который дал мне тогда Лайзо. Не подмешано ли туда что-нибудь вредное?

Не то чтобы я верила в привороты и прочую ерунду, но узнать, из чего делается лекарство, будет полезно. Если оно совершенно безопасно - куплю одну баночку.

...Вот так я изменила свои планы назавтра и вместо увлекательной поездки в шляпную мастерскую пообещала зайти в гости к Зельде из Стим-энд, гадалке и профессиональной мошеннице.

Когда мы прощались на пороге кофейни, Эллис, подгадав минутку, пока Лайзо заводил автомобиль, придержал меня за локоть и тихонько сказал на ухо:

- У него туго с математикой, Виржиния.

- Что? - я сначала не поняла, о чем Эллис говорит.

- Лайзо, - детектив кивнул на гипси в салоне автомобиля. - У него с математикой совсем скверно. Самое большое, может сложить в уме два четырехзначных числа. Для более сложных действий ему потребуется листок бумаги и карандаш, - он хитро подмигнул мне. - А еще я видел, как вы, Виржиния, проверяете в уме правильность расчетов, которые присылает вам управляющий. Все эти налоги, арендные взносы, вычеты, жалование, премии, отчеты с фабрики... Вы понимаете, к чему я клоню?

Передо мною забрезжил свет надежды.

- Да, - медленно кивнула я. - Понимаю. Мне срочно нужно нанять преподавателя и выучить романский. А еще узнать, когда в Университете Бромли читают лекции по алгебре для свободных слушателей.

Эллис закашлялся и пробормотал что-то вроде "эти женщины..." или "вот оно, тщеславие" - я не разобрала.

Но это и не было важно. Так или иначе, завтра меня ждал насыщенный день.

Я уже давно знала, что Эллис, пребывая в соответствующем настроении, способен превратить что угодно в балаган, но и не подозревала, что с такой же легкостью он может сотворить из почти обыкновенной прогулки настоящую тайную операцию.

Еще накануне мы условились, что детектив заберет меня из кофейни около полудня. Но как он это сделал!

Без четверти двенадцать к черному входу подкатил фургончик, похожий на те, на которых привозят цветы из лавки Аустера. Об этом мне поведал Георг, весьма и весьма озадаченный - еще бы, ведь никаких цветов мы в последнее время не заказывали. Но пока он объяснялся с угрюмым смуглым возницей, только и знающим, что повторять: "Как велено, так и делаю! Позовите миссис Гуркл!", Лайзо призраком возник у меня за плечом и шепнул, сделав загадочные глаза:

- Нам пора, леди.

После этого я, как и было условлено, поднялась наверх и быстро накинула поверх скромного серо-синего платья простой коричневый плащ, заранее одолженный у Мэдди. Надвинула пониже шляпку с густой вуалью, с некоторым сожалением трость и спустилась на кухню, чтобы попрощаться до вечера.

Георг все еще спорил с глуповатым возницей, Мадлен разносила заказы в полупустой кофейне... Одна миссис Хат возилась с миндальными пирожными. Увидев меня в дверях кухни, она сначала ойкнула, а потом, близоруко сощурившись, присмотрелась получше - и всплеснула руками:

- Святые небеса! Простите, леди, что-то я вас не признала. Думаю, что за дама, на Мадлен не похожа, а вы вроде в другом плаще приехали...

- Совершенно верно. Но сейчас мне предстоит прогулка, на которую лучше надеть что-нибудь попроще, - улыбнулась я, довольная тем, что меня не узнали. Впрочем, миссис Хат с годами стала слегка близорукой, а человек более наблюдательный мог бы и распознать в молодой, скромно одетой женщине графиню Эверсан. При должном желании, разумеется. - Передайте Георгу, что я вернусь к вечеру. Если леди Плимстоун подойдет раньше, подсадите ее за столик к миссис Скаровски; вдвоем они найдут, о чем поговорить, и без меня.

- Будет сделано, леди, - миссис Хат подслеповато сощурилась, разглядывая меня - видимо, с непривычки. - Передам непременно.

Лайзо помог мне незаметно забраться в фургончик. Внутри обнаружилась куча разнообразного хлама, две мягкие скамьи - и Эллис собственной нетерпеливой персоной.

- А вот и вы наконец. Я уж думал, придется самому идти, - проворчал он, а затем обернулся и постучал по окошку за своей спиной.

Видимо, это был знак для возницы, потому что уже через несколько секунд Георг с облегчением воскликнул: "Дошло до дурня, что никакой миссис Гуркл здесь нет!" - и фургончик покатил по тряским дорогам суетливого Бромли.

Лайзо, закрепив дверцы, перешагнул через какой-то неряшливый, грохочущий деревянный короб, придерживаясь за стенку для надежности, и сел - вернее сказать, прицельно упал - на скамью рядом с Эллисом.

- И что это значит? - поинтересовалась я, обводя широким жестом обшарпанное нутро фургона. - Особый транспорт для знатных леди?

- Конечно, - ухмыльнулся Эллис по-злодейски. - Карета подана к парадному крыльцу... чтоб тебя! - фургон подскочил особенно резко, Эллис подпрыгнул на скамье, прикусив язык, развернулся и замолотил кулаком в окошко: - Тише, тише иди, кретин! Куда несешься? А-а, он же не слышит, глухой на одно ухо, - детектив огорченно махнул рукой и покрепче ухватился за край своего ненадежного сиденья. Лайзо, глядя на товарища, тоже впился пальцами в ветхую обшивку скамьи и пошире расставил ноги, упираясь в неровный пол.

- И к чему же такие сложности? Нельзя было поехать в кэбе, как в прошлый раз? - резонно поинтересовалась я. Мне повезло больше - на ухабах меня кидало на спинку скамьи, и, внимательно следя за дорогой, можно было с горем пополам сохранять равновесие. - И где вы, скажите на милость, отыскали такого сумасшедшего возницу?

Лайзо опустил глаза.

- Вы на Бесника не сердитесь. Он, конечно, дурак дураком, но характер у него добрый, не подлый... Брат это мой, второй по старшинству у нас после Тома, - пояснил Лайзо, когда я поощрительно выгнула бровь.

- У него странные отметины на лице, - я нахмурилась, вспоминая смуглого возницу. - И на вас он не слишком-то похож.

- Так отцы-то у нас разные. У меня и у Тома - Джеймс, а у Бесника с Яном - Айрам. Еще сестры были, близняшечки, тоже Айрама, но в одну зиму простыли и померли. Мне тогда еще пять лет было, но я их помню - красавицы, черноглазые, в мать пошли. Я тоже болел, но выкарабкался вот, - криво улыбнулся он.

Я хотела сказать "соболезную", но вовремя сообразила, что это прозвучало бы как сожаление о том, что выжил сам Лайзо, а не о смерти его сестер, и вместо этого переспросила:

- Так что с отметинами на лице у вашего брата? Они очень необычные... Как будто решетка.

- Так решетка и есть, - помрачнел Лайзо и неохотно продолжил: - Бесник лет шесть назад по дури спутался с "небесной пылью", с чжанскими курильнями. А там если не платишь, то разговор короткий - за шкирку хвать да на каленое железо мордой. А потом, коли живой останешься, отрабатывать или воровать посылают. Мы своего дурака вытащили, конечно, да только пока суд да дело...

- Ну, неважно, что было, то прошло, - Эллис решительно перебил своего воспитанника, и я внезапно поняла, что эта тема не просто неприятна для Лайзо - болезненна.

И почему он тогда отвечал мне?

Так или иначе, извиняться теперь уже было бы глупо. Лучше попытаться перевести все в шутку.

- Действительно, Эллис прав, - согласилась я, всем своим видом показывая, что ничегошеньки не поняла из рассказа Лайзо. - Но если возница - ваш брат, то тогда понятно, почему мы так едем... Вот вспоминаю сейчас нашу с вами первую поездку на автомобиле, мистер Маноле. Сказать откровенно, я тогда даже испугалась немножко. Какая скорость была! Видимо, лихачество у семейства Маноле в крови.

- А то! - Лайзо оживился и повеселел. Глаза у него заблестели. - Матушка вон по молодости такие скачки на лошадях устраивала - куда там всяким жокеям! А отец, бывало, на крышах у поездов разъезжал, чтоб билета не покупать. Вот один раз...

Что там случилось с многоуважаемым мистером Маноле-старшим, дослушать не получилось - кто-то снаружи тоненько взвыл, заржала лошадь, фургон словно на стену налетел, меня дернуло со скамьи, как крюком...

...и бросило на колени к Эллису.

Воздух от удара выбило из легких, я сипло раскашлялась, Эллис взвыл тихонько - кажется, он сам умудрился стукнуться головой о стенку. Один Лайзо чудом удержался на месте и никак не покалечился, а потому теперь смог обругать возницу за нас троих, колотя в "окошко" кулаком для внушительности.

Причем - видимо, с оглядкой на присутствие леди - в исключительно пристойных выражениях. Ничего, крепче уже намертво приклеевшегося к Беснику "дурень", я так и не услышала.

- Виржиния, вы живы? - осипшим голосом спросил Эллис. Так и не сумев справиться с кашлем, я просто кивнула. Мне впервые было жаль, что корсеты давно вышли из моды. - Ох, ну и приложило же вас... У меня даже колени онемели от удара.

Лайзо, пригрозив напоследок вознице обращением к высшим инстанциям и всеми карами небесными ("Вот ужо я матери расскажу, она тебе устроит - гром с молниями писком покажется, а чума - праздником!"), обернулся ко мне и помог подняться на ноги и сесть обратно на скамью...

Или, точнее сказать, просто поднял меня и усадил на место, бережно, как фарфоровую куклу.

- Простите, леди, - он неловко расправил мои замявшиеся юбки и тут же отдернул руки. - Там собака под ноги лошади шмыгнула, та и шарахнулась. Дальше мы в Смоки Халлоу съезжаем, там поспокойней будет, но все ж позвольте мне рядом с вами сесть. Если что - успею поймать, чтоб вы не покалечились. А то нынче у Бесника руки совсем кривые - он как ящик с углем везет, а не живых людей.

Я не слишком хорошо представляла, как один человек может удержать другого от падения, просто сидя рядом, но все же кивнула, поправив густую вуаль:

- Поступайте, как считаете нужным, мистер Маноле. Благодарю за заботу, - и, отчего-то смутившись, поспешила обратиться к Эллису: - И все же меня очень интересует вопрос - зачем нам ехать в фургоне? Разве не лучше было бы нанять кэб, если уж автомобиль брать неразумно?

Детектив сердито поддернул воротник, нахохлился, как воробей на морозе, и буркнул:

- Зачем, зачем... За вами следят, Виржиния, вот зачем.

Я похолодела:

- Кто? Неужели еще один сумасшедший, как тот парикмахер?

- Нет, к счастью, - поморщился Эллис. Тон у него, вопреки смыслу ответа, был безрадостный. - Полагаю, люди маркиза Рокпорта. В другой ситуации это меня только обрадовало бы, потому что я всей душой радею за вашу безопасность, Виржиния. Но сейчас мне совершенно не хочется, чтобы ваш ненаглядный маркиз узнал, что я таскаю хрупкую леди по сомнительным притонам...

- Никакой у моей матери не притон, хороший дом, чистый, - искренне возмутился Лайзо - аж глаза сердито засверкали, но Эллис не обратил на этот демарш ни малейшего внимания:

- ... а значит - нужно провезти вас тайком. Мне уже намекали на то, что я позволяю себе... вольности. Не думаю, что в следующий раз маркиз ограничится одними намеками.

У меня челюсть свело от злости. Какое право имеет Рокпорт вмешиваться в мои дела?!

- Я поговорю с ним.

- Ох, а вот этого ни в коем случае делать не надо, - Эллис бросил на меня предупреждающий взгляд. - Виржиния, не беспокойтесь, я и не в такие переделки попадал. И, разумеется, я слишком дорожу вашим обществом, чтобы так просто поддаться на угрозы и отказаться от него. Мне нужно всего дней десять, чтобы закончить одно дельце, и потом... Впрочем, об этом после, - оборвал он себя и добавил, предупреждая расспросы: - Я все расскажу вам - в свой срок. В конце концов, это дело касается и вас...

На этой таинственной ноте мы въехали в Смоки Халлоу.

Действительно, там стало спокойнее - если это омертвение города можно было назвать "спокойствием". Громкие выкрики торговцев разными мелочами, разносчиков дешевой уличной еды и мальчишек-газетчиков постепенно делались все реже и глуше, а потом и вовсе остались где-то далеко позади. Умолкли людские голоса - беспечная трескотня бездельных сплетниц, сердито-снисходительные мужские разговоры о политике и скачках, азартные вопли заигравшейся ребятни, смех и плач; затих собачий лай, цокот лошадиных копыт, треск автомобильных двигателей и звон церковных колоколов - словом, все, что сливалось в единую неряшливую симфонию города. Исчезли запахи еды и бензиновой гари; зато потянуло густым угольным дымом, а затем, сначала тонко, а потом гуще и гуще - гнилью с замерзающего Эйвона.

Фургон пошел медленней. Возница принялся заунывно напевать простенькую песенку: "Был у Джона дом, славный дом, да красавица-жена - и красива, и верна. А соседу Джонову то не мило было. Подпалил он Джонов дом, Джон ночует под мостом, а жена в работный дом угодила". Из позы Лайзо ушло напряжение; он привольно вытянул ноги и как будто бы невзначай положил руку на край моей юбки, старательно глядя в сторону. А Эллис, наоборот, подобрался, черты лица у него стали резче, а в волосах седины снова казалось больше на вид, чем темного волоса.

...Таков был квартал Смоки Халлоу, что лежал на дне бромлинского "блюдца" - родина, место свободы для одних, подобных Лайзо, и край опасный и лихой для иных, как Эллис.

Я же оставалась здесь всего лишь гостьей, беззащитной и полностью полагающейся на волю своих проводников.

Лошадь зафыркала. Скрипнули оси - и фургончик остановился.

Лайзо поднялся, постучал в окошко вознице и только дождавшись ответного сигнала открыл дверцы.

- Прошу, - спрыгнув на мостовую с многообещающим "плюх", он протянул мне руку. - Позвольте вам помочь, леди. Здесь грязновато, по правде сказать...

Он замялся, но я решительно ухватилась за его ладонь и осторожно сошла на дорогу.

- Ни о чем не беспокойтесь, мистер Маноле. Нынешняя мода на длину платья позволяет даже подола не запачкать, а эти сапожки я как раз хотела выбросить. Или отдать на благотворительные цели, что, впрочем, одно и то же.

Эллис хрипло рассмеялся - звук как ножом резанул по нервам - и спрыгнул рядом со мною, забрызгав мои юбки жирной слякотью.

- Виржинию трудно напугать какой-то там грязью, Лайзо. Ты вспомни, как она сидела в сыром подвале Шилдса прямо на полу, в крови, и отстреливалась от фанатиков. И, заметь, у нее даже рука не дрогнула!

- Я помню, - ответил Лайзо тем странным голосом, который я все никак не могла для себя охарактеризовать - пробирающим до костей и... значительным, что ли? Торжественным? Нет, не то. - Однако надеюсь, что больше никогда не случится такого, что ей придется защищать меня, а не наоборот.

Он стиснул мои пальцы, и только тогда я осознала, что до сих пор не отняла руки.

- Очень мило с вашей стороны, мистер Маноле, - деликатно высвободив руку, якобы затем, чтобы поправить плащ, я окинула взглядом одинаково убогие домики, льнущие друг к другу плотно, как замерзающие щенки в корзине на зимней улице. - Это место кажется мне знакомым. Если я не ошибаюсь, нам нужно идти туда?

- Совершенно верно, Виржиния! - широко улыбнулся Эллис. - Именно в тот проход между домами. Что ж, Лайзо - веди. Ты здесь хозяин. И, кстати, - он развернулся и махнул вознице рукой: - Бесник, спасибо! Считай, с долгом рассчитался.

Тот лишь кивнул в ответ и надвинул на голову капюшон. Через несколько минут, когда мы уже шли цепочкой по узкому темному "коридору" между грязных стен - сперва Лайзо, затем я и Эллис замыкающим - послышался свист, оклик, недовольно зафыркала лошадь, и скрипучий фургон вновь покатил по мостовой. Мне стало не по себе. Еще бы, единственный транспорт, связь между благопристойным, чистеньким Бромли и его трущобами оборвалась. Захотелось сжаться в комочек, спрятаться под плащом, раствориться в сером недружелюбном мире... Из чувства противоречия я распрямила плечи и гордо вздернула подбородок.

- Мы уже почти на месте, - ободряюще шепнул Эллис, и мне захотелось его стукнуть: неужто не мог сделать вид, что не заметил моей минутной слабости!

Кажется, в прошлый раз детектив отстукивал по заветной двери какой-то хитрый сигнал, но теперь ему не пришлось этого делать. Лайзо, шедший первым, только-только занес кулак над посеревшей деревяшкой, как дверь приоткрылась.

- О, нас и впрямь ждали, - усмехнулся Эллис, легонько подталкивая меня вперед. - Проходите скорей, Виржиния. Не только вам неуютно на этих улицах.

Лайзо пропустил нас в свое укромное жилище, плотно закрыл дверь, задвинул две щеколды, опустил засов, откинул с гвоздика потертый ковер, скрывающий сами очертания двери - и только тогда развернулся к улыбающейся женщине, уже не молодой, но все еще сохранившей отголоски прежней своей броской, грубоватой красоты.

- Ай, матушка!

- Сыночка, кровиночка! Поди ж ты сюда, я тебя обниму, золотце мое ненаглядное!

Зельда, ничуть не изменившаяся с нашей последней встречи, стиснула Лайзо в крепких материнских объятиях, расцеловала в обе щеки и засмеялась. Я отвела взгляд. Смотреть на воссоединение семейства было неловко - слишком счастливы, слишком легко показывают это, не стесняясь случайных свидетелей. Не то что в знатных родах, где матери в присутствии посторонних зачастую приветствуют сыновей кивком, дежурной улыбкой и суховато-обвиняющим: "Мы ждали вас, лорд Хюстон, проходите, прошу".

- Я не один пришел, матушка, - Лайзо все так же светло улыбаясь, протянул руку к нам. - Илоро к нам заглянул на огонек, кой-чего у тебя спросить хочет. И вот леди Виржиния, хозяйка моя.

- Хозяйка, значит? - ревниво переспросила Зельда, прищуриваясь.

- Нанимательница, - подтвердила я невозмутимо, про себя отмечая, что Эллис, попав в этот дом, вновь стал "Илоро". Обычно Лайзо его называл настоящим именем, а не прозвищем. - Прошу прощения за неурочный визит, я полагала, что мистер Маноле предупредит вас о прибытии...

- Зельда, красавица, не подыщешь для леди каких-нибудь травок укрепляющих? - бесцеремонно перебил меня Эллис, ужом проскользнул к гадалке и с ловкостью придворного ловеласа завладел ее ладонью. - Не в службу, а в дружбу? - и, улыбнувшись, запечатлел на смуглой руке поцелуй.

- Ой, Илоро, ой, хитрец, - Зельда расцвела. - Опять за старое! Ладно, посмотрю я, что твоей графине продать. А что с нею такое опять приключилось?

- Сны дурные, волнения, слабость, - начал было перечислять Лайзо, но, наткнувшись на мой ледяной взгляд, быстро умолк: - Матушка, да что сразу о деле говорить! Вот бы ты спервоначала нас накормила, напоила...

- Спать уложила, - со смехом продолжила гадалка. - Ну да шутки шутками, а ты дело говоришь. Идите-ка за мной, золотые мои, а то пироги стынут.

Сегодня Зельда, кажется, была дружелюбней, чем в прошлый раз. Я ожидала прямо противоположного поведения, помня о том, как Лайзо подставился из-за меня под пулю. Какая мать будет благоволить человеку, из-за которого ее сын едва не погиб!

Но то ли Лайзо утаил некоторые подробности своей службы у меня, то ли наоборот, расписал ее в слишком светлых тонах, но Зельда смотрела на меня тепло. Правда, мелькало иногда в глазах гадалки странное выражение, будто бы она хотела спросить у меня что-то, но не решалась, и в место этого говорила с нарочитой ворчливостью:

- Ай, а графиня наша, никак, пирогом моим брезгует? И зря, хороший пирог, с потрохами...

Или, к примеру:

- Что, не любо пить-есть, ежели не с фарфору да не серебром?

Насчет "фарфора и серебра" она, конечно, немного перегибала палку. Посуда, без спору, была в этом доме не такой, как в особняке Валтеров, но очень и очень неплохой: никаких деревянных мисок или жестяных кружек. К "чаю" - душистому травяному отвару - полагался самый настоящий сервиз. Не чжэнский фарфор - но аксонская традиционная керамика. Да и вообще, приглядевшись к обстановке, я стала замечать, что семейство Маноле отнюдь не бедствовало. Занавеси, ковры, безделушки на полках, столовые приборы, вышитая скатерть... Много было аляповатого, безвкусного и самодельного, но ветхих или грязных вещей почти не встречалось. Да и те казались, скорее, гостями из прошлого, сувенирами из прежних, голодных времен, чем предметами острой необходимости.

Невольно я задумалась. Если Лайзо и впрямь был мошенником высшего класса и промышлял так не один год, то наверняка доход у него был солидный. Судя по оговоркам Эллиса, руки талантливого гипси знавали огромные по меркам простых бромлинцев суммы - тысяча хайрейнов, две...Так куда же девались потом эти деньги? Похоже, что некоторую часть доходов Лайзо относил домой и отдавал матери. Но судя по тому, что семейство Маноле до сих пор не переехало в более благополучный квартал Бромли - далеко, далеко не все деньги.

Куда же девалось остальное?

Додумать эту любопытную мысль мне помешал Эллис, заговоривший о деле и отвлекший внимание на себя.

- ...А кроме шуток, нужна мне твоя помощь, голубушка. Не подкинешь ли адрес какого-нибудь скупщика краденого? Да такого, чтоб больше по дорогим и редким вещам был. Ну, там, украшения старинные, чжэнские вазы, картины известные?

Картины.

Меня как молнией прошило.

- Скупщика, говоришь? - Зельда задумчиво закусила губу, и без того красную и припухшую. - Ну, положим, знаю кой-кого. Да только мне тебя на него наводить не с руки. Коли слух пойдет, что Зельда-гадалка "гусям" сдает своих, мне можно будет сразу хомут на шею - да в реку с моста. Те, кто язык распускает, долго не живут.

- Мне информатор нужен, - серьезно, без дурацких ужимок ответил Эллис. - Мне самому его сдавать ни к чему. Я с ним бы тайком побеседовал, узнал кое-чего - и забыл бы про него. Да и продажа краденого... разве ж это преступление по моей части? Вспомни, что в Управлении говорят: детектив Эллис убийц ловит, самых кровавых, а на вора и не посмотрит.

- Ли Хао ты не пожалел, Илоро.

- Ли Хао продавал "небесную пыльцу" и содержал курильню, - Эллис оскалил по-звериному мелкие белые зубы. - Это то же убийство, только отсроченное. Или ты его оправдывать будешь?

Зельда сердито поправила шаль на плечах и уставилась на детектива черными глазами:

- Нет. Его - не буду, почему - и сам знаешь. Да вот только тот скупщик - совсем другое дело. Нет, не хочу давать тебе адреса. Лучше сам мне скажи, чего узнать хочешь. Может, подскажу. А может, и нет.

- Гм, - кашлянул Эллис многозначительно и подпер щеку кулаком, глядя в сторону. - А я тут недавно заскочил к Фармеру, словечком перемолвиться. Гляжу - на-те, знакомое лицо за решеткой увидел. Думаю, примерещилось. А присмотрелся - и впрямь вижу, она. И волосы приметные, светлые, и глаза голубые, и шрам поперек нижней губы и через весь подбородок... Спросил Фармера, что да как. Оказалось, что бедняжку Джейн зовут. Она, мол, окатила какого-то лорда молоком из бидона. За что - не знаю, вроде бы услышала что-то скверное. Или тот лорд руки распускать стал...

Зельда побледнела и вцепилась пальцами в край стола.

- Что, и впрямь невесту Томову видел? Не врешь, Илоро?

Я заметила, что Лайзо скрестил руки на груди и полуотвернулся, как будто желая отгородиться от всего, что происходило сейчас.

- А с чего бы мне врать, голубушка? Не веришь - так спроси своего Тома, куда его невеста запропала.

- Том нынче человек честный, - тяжело вздохнула гадалка. - Он в лавке на хозяина работает, а Джейн шьет дома. Когда им с Зельдой-прохвосткой водиться? Но коли ты правду говоришь... Видать, придется меняться - я тебе кое-что на ушко шепну, а ты Джейн выручишь.

Эллис подвинул к себе кружку и заглянул в нее, будто гадая по травяному осадку на дне.

- Зря ты обо мне так думаешь плохо, Зельда. Я уже Фармеру сказал, что надо. Джейн вашу послезавтра отпустят. А если лордик раньше придет и чего-нибудь требовать станет, Фармер его мягонько-мягонько восвояси отправит. Это я не к тому говорю, что б услуга на услугу поменяться, - Эллис поймал взгляд Зельды и удержал его. У гадалки заблестели виски - пот выступил. - А к тому, что я помню, кто человек хороший и кому верить надо. И про Джейн помню, что она - женщина честная, таких нынче днем с огнем не сыщешь, а значит в тюрьме ей не место, что бы там всякие лорды-сэры не думали. А вот убийце, который старику череп размозжил из-за какой-то мазюльки, на свободе ходить нечего. Только, увы, убийца визитки своей на месте не оставил. Зато картину унес. А держать такие вещи у себя опасно. И если украденная картина всплывет где-нибудь, Зельда, а я об этом услышу, то у меня появится шанс выйти на того изверга. Понимаешь ты это?

Гадалка упорно молчала.

- Матушка, - мягко произнес Лайзо, и Зельда словно очнулась от наваждения.

- Ладно, Илоро. Будет тебе скупщик. Но и ты слово дай - ни единая живая душа не узнает о том, что Зельда тебе подсказала, кому свистеть, в какую дверь стучаться.

- Обещаю, - Эллис сразу повеселел. - Вот так бы сразу.

Некоторое время после этого атмосфера оставалась напряженной. Я услышала то, что для моих ушей явно не предназначалось, и неловко было всем - и мне, и Зельде, и даже беспардонному Лайзо. Один Эллис все так же заливался соловьем, нахваливая Зельдины пироги и рассуждая о противных бромлинских туманах - как будто ничего не случилось.

Впрочем, к неприятной теме все же пришлось вернуться - после чаепития. Гадалка отошла вместе с Эллисом в сторону и несколько минут подробно объясняла ему что-то, а под конец и вовсе зачем-то сняла у себя с шеи какую-то монетку на шнурке и отдала ее детективу. Тот, довольный, забрал подношение и от избытка чувств даже обнял Зельду. Она же, хоть и ворчала опять, но уже не сердилась.

Потом Лайзо вспомнил о том, что мне обещали подобрать укрепляющий травяной чай. Зельда подошла к этому процессу неожиданно ответственно - увела меня в другую комнату, к свету, посмотрела зрачки, посчитала пульс, как настоящий доктор, расспросила о том, как я себя чувствую... И только затем она принялась копаться в своих шуршащих ароматных мешочках.

Я решила, что момент подходящий, достала маленькую коробочку с лавандовым бальзамом, отданную мне Лайзо, и показала ее Зельде.

- Ай, красота! - обрадовалась гадалка. - Вижу, вижу сразу, чья работа! Ты, птичка моя, это зелье береги. От него вреда никакого, а для тебя - самое то будет. Как почуешь, что ночью уснуть никак не можешь, и сердечко стучит - вот тут помажь и тут, - она поочередно коснулась сухими пальцами моих висков. - Или если просто по пустякам разволнуешься, тоже можно. Только тогда поменьше бери, а то тебя, бедняжечку, сном сморит.

- Спасибо за помощь, - искренне улыбнулась я. - Признаться, меня терзали смутные сомнения насчет этого бальзама. Наверное, вам неприятно это слышать, потому что мистер Маноле... - я подумала, что называть его так при его же матери - глупо, и поправилась: -...потому что Лайзо - ваш сын. Однако у меня были серьезные основания не доверять ему.

- А, - нахмурилась сразу гадалка. - Потому что гипси, что ль? Знаю я вас, благородных...

- Нет, - я поколебалась, но все же уточнила: - Не только поэтому. Не буду отрицать, его прошлое и приверженность преступной стезе влияли на первоначальное отношение к нему. Но я полагалась на ручательство Эллиса и старалась не выделять Лайзо среди прочей прислуги. К сожалению, затем произошел один неприятный случай, который в корне изменил мое мнение - не в лучшую сторону, увы.

И, поддавшись внезапному порыву, я коротко пересказала Зельде историю с приворотом, едва не стоившую Лайзо места водителя.

Гадалку аж перекосило. Губы у нее плотно сжались и даже побелели. Я немного испугалась и поспешила заверить:

- Не волнуйтесь, я не верю в привороты и прочее мракобесие. Однако, согласитесь, после такого случая трудно доверять человеку в лекарском деле. Мало ли, что он подсыплет в бальзам или в чай. Я говорю это не потому, что хочу оскорбить вас, нет, напротив, я...

- Ты, птичка, помолчи, а то расщебеталась тут, - угрюмо перебила меня Зельда и принялась сворачивать в жгут тяжелое полотенце. - Приворот тот - тьфу, а не приворот, одно название. Коли чувства были бы - так они б разгорелись жарче. А коли и искры нет, дуй не дуй - костра не раздуешь... Да что он удумал, дурень, дурень, хуже Бесника! - повысила Зельда голос и развернулась к выходу из комнаты, на ходу засучивая рукава. Жгут из полотенца она, впрочем, так и не отложила. - А я хороша! Я-то думала, он не всерьез это, шутки шутит, а он что задумал! Я ему покажу графиню! Я ему покажу "невесту"! Он у меня запомнит, как выше головы прыгать, дурень, башка дубовая! Я ему уши-то надеру! Балбес, недоросток! Да он не головой, видать, думал, а...

Дальше пошла что-то совершенно непотребное. Зельда давно уже кричала на Лайзо в другой комнате, а я все стояла и краснела, и беспомощно моргала. Через полминуты дверь распахнул Эллис, уже полностью одетый для улицы. В руках у него был мой плащ и перчатки.

- Пойдемте отсюда, Виржиния, - прошептал он, затравленно озираясь. - Все, что нужно, я уже выяснил, не будем же, э-э, злоупотреблять гостеприимством прекрасной хозяйки. Если Зельда сейчас про нас вспомнит - и нам перепадет, а я не хочу потом объяснять маркизу Рокпорту, почему какая-то гипси расцарапала его невесте лицо. Зря вы про этот приворот рассказали. Зельда, э-э, давно Лайзо женить хочет, а он... Давайте, давайте, одевайтесь уже. Перчатки на улице застегнете! Выйдем - и бегом за угол, я знаю, как дворами пройти туда, где можно поймать кэб кэб...

То ли в горячке бега, то ли от избытка впечатлений, Смоки Халлоу уже не казался мне таким зловещим кварталом. Дважды навстречу нам попадались какие-то сомнительные личности, но обошлось. Один, правда, обругал нас "сумасшедшими", но на том дело и кончилось.

Уже позже, пытаясь отдышаться в кэбе, я подумала, что, пожалуй, завтра надо дать Лайзо выходной. По состоянию здоровья.

В конце концов, мы же живем в гуманной, просвещенной стране.

Некоторые черты характера у Эллиса не менялись. Например, для детектива, как и полгода тому назад, было совершенно нормально усадить леди в кэб и отправить ее домой, а самому тут же умчаться куда-то по своим таинственным делам - ничего не объясняя и не обещая. Впрочем, я уже давно привыкла к подобному раскладу вещей, перестав не только сердиться, но даже и удивляться.

Дома взволнованная Магда, после болезни Стефана взвалившая на себя большую часть его прежних обязанностей, сообщила, что вновь приходил посыльный от Рокпорта - с коробкой и письмом. У меня вырвался вздох сожаления. Откровенно говоря, я не собиралась столько времени дуться на маркиза и открыто игнорировать само его существование. Во-первых, это было глупо; во-вторых, он не сказал ничего такого, о чем мне не приходилось бы думать раньше. А что же касается формы, в которую маркиз облек заботу о моем благополучии... Что ж, с тактичностью у него всегда были некоторые трудности.

Еще отец говорил: "Рэйвена испортила служба". Какая именно, он не уточнял, хотя я догадывалась о роде занятий маркиза уже тогда. Но, переняв от отца полезную привычку не лезть слишком глубоко в чужие тайны, никогда не позволяла додумывать эти догадки до какой-то определенной мысли.

Так спокойнее жить.

- Непременно помирюсь с Рокпортом. В самом скорейшем времени, - пообещала я вслух, глядя в глаза своему отражению. Отражение скептически поджало губы и выгнуло бровь, намекая на то, что обманывать себя нехорошо. - Ладно, может быть, не скоро. Но как только разберусь с самыми важными делами - непременно нанесу ему визит или даже приглашу к себе.

От сердца немного отлегло, хотя дурные предчувствия продолжали витать вокруг невидимым душным облаком.

Пообедав и переодевшись в более подобающее графине, нарядное платье я отправилась в кофейню - пешком. Погода не располагала к долгим прогулкам, но Лайзо, увы, еще не вернулся от матери. И у меня были подозрения, что до вечера его ждать не стоит, а то и до утра: мужчины, вопреки расхожей пословице, в действительности вовсе не считают, что их украшают шрамы - и уж тем более какие-то там приземленно-неромантические синяки. А Лайзо, насколько я уже успела изучить его повадки, вообще не любил появляться на публике в непрезентабельном виде.

Впрочем, уж его-то внешность мало что могло по-настоящему испортить. По моему скромному мнению, даже отметины на лице, наподобие тех, что были у Бесника, только придали бы Лайзо шарма.

- Леди Виржиния, в зал только что вошла леди Клэймор, - ненавязчиво выдернул меня из тягучих размышлений Георг. Седые усы у него укоризненно топорщились, как будто он догадывался, о чем я думаю. Лайзо Георгу нравился ровно до тех пор, пока не появлялся в одной комнате со мной. А после этого следовало чудесное превращение из "юноши не без способностей и неглупого" в "этого гипси, мистера Маноле". - Пожелаете выйти к ней?

- Да, да, конечно! - я тряхнула головой, прогоняя сонливость. - Спасибо, Георг! И пусть Мэдди подойдет к нашему столику, как только поднимется из погреба, хорошо?

Зал был сегодня умеренно полон - два-три пустых столика, примерно пять или шесть одиночных посетителей, компания завсегдатаев - миссис Скаровски с мужем, Луи ла Рон, Эрвин Калле с очередной "дамой сердца", полковник Петер Арч и его младший сын Гарольд... С ними я уже перемолвилась словечком, а потому могла сразу направиться к подруге.

- Виржиния, ужасно рада вас видеть! - сходу сообщила Глэдис. - Я сегодня без предупреждения...

- Какие предупреждения! Вас, Глэдис, я рада видеть в любое время.

Начали мы с обсуждения насущных и острых тем, вроде моей обновленной стрижки и свежекупленного аквамаринового гарнитура леди Клэймор, который она собиралась надеть на бал в ночь Сошествия, последнюю и самую таинственную в году.

- Виржиния, а вы будете на балу? Говорят, Его величество собирается устроить маскарад... - заманчиво протянула Глэдис, поигрывая лорнетом. - Светские шумные праздники мне не нравятся, но маскарад пропускать нельзя.

Я улыбнулась и опустила глаза.

Еще бы леди Клэймор его пропустила! Ей такие развлечения всегда были по душе. Маскарад Глэдис полагала игрой разума, мистическим действом, способом не просто взглянуть на окружающих, но увидеть их - настоящих. "Надев маску, мы расстаемся с маской", - сказала она однажды, и эти слова накрепко засели в моей памяти.

- Мне не стоит появляться на таких праздника до истечения года со дня смерти... - начала было я, но внезапно осознала, что в ночь Сошествия будет как раз год и один месяц с тех пор, как леди Милдред покинула меня. И всех нас. - Не знаю. Нужно подумать.

- Думайте, Виржиния, - Глэдис легонько стукнула меня лорнетом по руке и рассмеялась. - У вас еще шесть недель до того, как Его величество начнет рассылать приглашения.

- О, за это время можно решить что угодно, - улыбнулась я и вспомнила об одном деле: - К слову, Глэдис, вы говорили, что одно время интересовались романским языком...

- Нет, это мой драгоценный супруг увлекался, - небрежно взмахнула она рукою и подозрительно сощурилась: - А почему вы спрашиваете?

- Хочу немного расширить круг своих познаний, - уклончиво пояснила я. - А то недавно выяснилось, что даже прислуга образована лучше меня.

- Я давно говорила вам, что всегда готова заняться вашим образованием! - с энтузиазмом откликнулась Глэдис, мгновенно становясь похожей на сестру Анну из пансиона Святой Генриетты. И не важно, что старая монахиня была седой, крючконосой и полненькой, а моя подруга - стройной красавицей с волосами цвета рассветного золота. Этот взгляд, это желание просветить любой ценой, несмотря на сопротивление просвещаемого... о, как знакомо! - Я завтра же составлю список книг, которые непременно должна прочитать леди вашего положения, возраста и ума. А на следующей неделе в Королевском театре дают классическую "Трагедию Карпиты", и мы просто обязаны ее увидеть!

- Весьма благодарна вам, Глэдис, - предприняла я робкую попытку прервать поток красноречия излишне воодушевившейся леди. - Однако для начала мне хотелось бы просто нанять учителя романского. Литература - это удовольствие, а вот иностранный язык может быть полезным для работы.

Глэдис вздохнула.

- Как всегда, вы далеки от искусства и нацелены на дело. Это ваше достоинство, Виржиния, не вздумайте огорчаться, - улыбнулась она. - Но на пьесу мы все-таки сходим.

- Было бы прекрасно, но не хочу пока загадывать на будущее. К слову, об искусстве... Вы ничего не слышали о мистере Уэсте?

- Нет, - Глэдис помрачнела, и шутливые нотки исчезли из ее голоса. - Навещать его в тюрьме я больше не осмелилась, но слышала от доверенного человека, что якобы мистеру Уэсту стало совсем плохо. Даже поговаривают о том, чтобы отпустить его домой, на поруки. Все-таки подозрения подозрениями, а содержать в тюрьме человека его положения и возраста - недопустимо, без серьезных на то оснований. А газеты в последнее время поутихли.

- Я заметила. Последняя статья была два дня назад, - кивнула я, машинально отмечая, что это совпало с последним днем отсутствия Эллиса. - Думаете, их кто-то заставил...?

- Не знаю, - качнула она головой. - Три дня назад я перемолвилась словечком с Лоренсом Уэстом. Он вроде бы наоборот собирался пойти в газету и дать какое-то интервью, но статья так и не появилась.

- Может, ее придерживают пока? - вспомнила я один из излюбленных приемов ла Рона. - Прячут, как карту в рукаве? Или как нож.

- Ну и сравнения, Виржиния! - рассмеялась Глэдис. - Дружба с детективом не прошла для вас даром. К слову, а не могли бы вы нас познакомить? - неожиданно попросила она и добавила: - Говорят, он весьма красив и умен... Такая редкость среди мужчин!

- О, - глубокомысленно ответила я. - И кто так говорит?

- Многие, - не менее значительно откликнулась Глэдис.

Разумеется, после этого ни о каких обсуждениях дел и речи быть не могло.

Романтически-абсурдные сплетни - замечательный десерт к кофе с лимоном и перцем...

Позже, когда Глэдис ушла, я все-таки спросила у ла Рона, приходил ли в редакцию Лоренс Уэст. Журналист сначала удивился, а потом огорчился и посетовал, дразнить его, Луи ла Рона, подобными предположениями должно быть стыдно. Из этого я заключила, что Лоренс не появлялся в "Бромлинских сплетнях". На вопрос о мистере Остроуме ла Рон тоже пожал плечами:

- Кажется, это кто-то из "вольных". Тех, кто пишет статьи в разные газеты под разными псевдонимами, и таким образом зарабатывает деньги. Судя по стилю, Остроум - тот же, кто под именем "Призрак старого замка" освещал ту нелепую историю с привидениями у герцогини Дагвортской. Поздней весной, вы помните?

- Нет, - честно ответила я. - Кажется, мне тогда было не до газет.

- Я могу прислать статью, - услужливо предложил ла Рон, но я отказалась.

А "мистер Остроум" отчего-то начал внушать мне острую неприязнь.

Лайзо и впрямь вернулся только к ночи. Он, как и полагается хорошему слуге, подогнал автомобиль к дверям кофейни точно в срок и без напоминаний. Однако дневное происшествие не прошло бесследно. Лайзо был на удивление молчалив - никаких нахальных вопросов о моих мыслях, самочувствии и прочем; только "Да, леди" или "Нет, леди". Он даже взглядом со мной избегал встречаться, надвинув серое кепи на лоб и спрятав глаза под козырьком.

- Как ваша матушка? - не удержалась я от шпильки.

Лайзо ощутимо вздрогнул - даже автомобиль как-то странно дернулся.

- Велела передать вам мешочек с травами, который вы забыли, и сказать, что платы никакой не надо.

- Действительно? - удивилась я. - Как не похоже на нее! Обычно она очень щепетильно относится к деньгам, - и улыбнулась ему в спину: - Мне кажется, что вы лукавите, мистер Маноле.

Говорила я наугад, и потому очень удивилась, когда Лайзо и впрямь покаялся:

- Лукавлю. Да только и матери не след было моими травами торговать. Не она их собирала, не ей их за деньги отдавать.

Я вздохнула:

- Так вы действительно разбираетесь в травах, я правильно поняла Зельду? Просто кладезь талантов... Езжайте чуть медленней, мистер Маноле, в такую погоду только на тот свет спешить.

Он ничего не ответил, но автомобиль тут же замедлился. До самого дома мы с Лайзо больше не обменялись ни единым словом. Однако сразу по прибытии я записала к себе в рабочую тетрадь напоминание - выплатить в этом месяце мистеру Маноле девяносто рейнов дополнительно.

О такой плате за травы мы договорились с Зельдой.

И, возможно, лавандовый бальзам тому виной, или усталость, или обилие впечатлений - но я заснула сразу же, как укрылась одеялом.

В ночи океан черен, как смола, и невыразимо страшен. Шум его похож на рокочущее, хриплое, больное дыхание. Волны тяжело разбегаются и ударяются в острые сколы камней с бессмысленной силой - так обезумевшие от уколов шпор лошади бросаются грудью на пики и щиты врага. С той лишь разницей, что волны не умирают; они будут биться, пока мягкостью своей не источат камень и не унесут его по песчинке на океанское дно.

А там, в глубине, песок сплавится в новый камень, обрастет водорослями и кораллами, жадно, по крупице соберет ил, что обратится со временем в плодородную землю, что прорастет, как венами, корнями трав, лиан и дерев. Так родится новый остров; и уже на него будут из ночи в ночь кидаться волны.

Я словно парю над бездной - но никакой магии в этом нет. Просто качели, подвешенные между двумя толстыми ветвям. Ветер колышет тяжелые бархатные юбки; сорвись я сейчас туда, вниз - и погибну, даже если провидение убережет меня от падения на скалы: старомодное бабушкино платье все равно утянет на дно.

Но отчего-то страха нет. Я смотрю вниз, на скалы, и покачиваю босой ногой.

На широком уступе, как на ступени, выточенной руками гигантов, еще двое делят со мной океан, тишину и ночь. Один, смуглый, коротко стриженый, сидит на краю, свесив ноги, и неотрывно глядит в смоляную черноту потревоженных вод. Второй раскинулся на еще теплой от солнца скале так, словно хочет каждой косточкой, каждой жилкой врасти в нее; он бледен и волосы его похожи на паутину, такие же легкие и бесцветные.

- Сколько их еще осталось, Ноэль?

- Две.

- А потом ты уедешь домой? Оставишь все это?

У того, чья кожа впитала южное солнце без остатка, кто зовется Ноэлем и пахнет краской, скипидаром и мокрым деревом - у него дыхание беспокойное, в такт с океанским прибоем. Второй, белёсый, кажется, не дышит вовсе.

- Да. Обещаю. Можешь так и передать Вивьен.

- Ты уже видишь их?

Это "их" звучит одновременно с благоговением и ненавистью.

- Не совсем, - Ноэль беспечно запрокидывает голову к небу. Свет ложится причудливо, и на мгновение мне кажется, что мужчина истощен тяжкой болезнью - глаза запали, вокруг них залегла чернота усталости, губы обветренные и сухие, а скулы будто вот-вот прорвут кожу. - То есть надежду я уже вижу, все эти цветы, берег и ее. А любовь... Сложно не быть первым, а быть одним из многих.

- Ты никогда не будешь одним из многих, - белёсый приподнимается на локтях и глядит на Ноэля. - Поверь мне.

Тот заливается лающим смехом.

- Конечно. Ты всегда прав. Ты был прав даже тогда, когда говорил мне уезжать. Меня не картины съели, а этот остров, этот воздух... Я допишу и вернусь. Теперь уже точно.

- Хорошо, - кивает белёсый и жалуется вдруг, беспомощно потершись щекой о плечо: - Жарко. Даже сейчас. Просто невыносимо.

- Так уплывай на материк, Сэран, а то растаешь еще, - беззлобно подшучивает над ним Ноэль. - Из чего ты сделан? Из снега, изо льда?

- Из сахара, - фыркает тот, кого назвали Сэраном. - Из белого-белого сахара... - и добавляет серьезно: - Уеду я завтра, а вернусь через два месяца. Ты успеешь?

- Конечно, - отвечает Ноэль, не усомнившись ни на секунду. - Обними за меня Вивьен.

Они говорят о чем-то еще и еще, но я уже не слышу - тяжелое дыхание океана заглушает все. А потом скалу вдруг захлестывает волна - такая высокая, что даже до моих ног долетают едкие брызги. Когда она откатывается, внизу остается только один человек.

Бледный. Тот, кого называли Сэраном. Он смотрит вверх, прямо на меня.

И вот тогда мне действительно становится страшно.

Глаза у него черные, как ночной океан.

И гораздо, гораздо глубже.

Дзэнг!

- Ох, леди, простите меня, корову старую, - всхлипывала Магда. - Ума не приложу, как я эту вазу опрокинула. Сколько мимо нее хожу...

- О, я сама хотела убрать ее из спальни...

После того, как оглушительный звон пробудил меня от кошмара, я готова была простить Магде не одну разбитую чжанскую вазу, а две. Ни один фарфоровый монстр, пусть и трехсотлетний и принадлежавший когда-то императорской семье, не стоит ни минуты на жутком острове из сна.

Когда Магда наконец успокоилась, а осколки вазы убрали, выяснилось, что время уже близится к полудню. Мистер Спенсер, оказывается, еще с утра приходил по поводу собеседования с соискателем на должность "помощника" Стефана, но я тогда еще спала. Поэтому управляющий просто оставил мне документы, приложив к ним записку, в коей он нижайше просил рассмотреть их непременно до вечера...

Словом, не считая кошмара, день начался, как обычно - с горы деловых бумаг, крепкого кофе и суеты.

До "Старого гнезда" я добралась только к четырем часам, и каково же было мое удивление, когда выяснилось, что Эллис уже ждет меня!

- Добрый день! Неужели что-то срочное?

- В общем-то, нет, Виржиния, но я подумал, что новости вас заинтересуют, - Эллис скромно опустил взгляд. - А еще вспомнил, что в этой кофейне мне обещали чашечку кофе в любое время. Погода нынче премерзкая, а я как раз шел мимо...

- Пройдете в зал? - предложила я, улыбаясь. Эллис сейчас, похоже, действовал исключительно по привычке, а не от голода - Георг сказал мне, что уже угостил его горячим шоколадом и рыбным пирогом.

- Не стоит, - мгновенно посерьезнел детектив. - Я действительно спешу. К тому же дразнить тигров - плохое занятие.

- Что вы имеете в виду?

- Не что, а "кого", - вздохнул детектив. - Это неважно, Виржиния. На самом деле я зашел сказать, что вам лучше пока устраниться от расследования и не предпринимать никаких самостоятельных шагов. Я, разумеется, буду держать вас в курсе положения дел, но собою вам рисковать не надо. Есть вероятность, что в ту роковую ночь в галерее Уэста побывали сразу несколько человек. И кто из них украл картину - неизвестно. Однако убийца среди них только один; остальные же боятся оказаться виноватыми сразу "за всех", потому и будут огрызаться, если почувствуют слежку. И среди подозреваемых есть по крайней мере один человек из тех, с кем вы общались, - он оглянулся на Георга, с невозмутимым видом колдующего над туркой, затем на миссис Хат... - Лучше нам пройти куда-нибудь в более уединенное место. За разглашение тайны следствия меня не похвалят, а я сейчас не могу позволить себе ошибку.

- Тогда поднимемся наверх, - быстро предложила я. - У Мэдди есть некое подобие гостиной. Окна выходят на главную улицу, но снаружи ничего не видно - плети девичьего винограда загораживают стекло.

Хоть Эллис и говорил о "тайне следствия" и безопасности, но все же не выдержал и заговорил еще на лестнице.

- Их было четверо, Виржиния. Четверо! Я знаю это точно, - зашептал он, осторожно притянув меня к себе за локоть. Жар от пальцев чувствовался даже через рукав. - Скупщик Зельды был, к сожалению, почти бесполезен. Картина нигде не всплывала. Возможно, вор затаится на несколько месяцев, прежде чем решится ее продать. А времени у нас нет. Это плохая новость. А хорошая состоит в том, что она... Она - это скупщик, который оказался весьма эффектной дамой, - быстро пояснил Эллис в ответ на мой недоумевающий взгляд. - Не то чтобы она произвела на меня впечатление... Словом, слушайте!

...К скупщику детектив отправился в тот же вечер, благо люди, глухие к велениям закона, обычно и начинали свои дела только с закатом. Впрочем, Эллису, даже "принаряженному" и загримированному для Смоки Халлоу, дверь открыли не сразу. Не помогла ни кодовая фраза, ни выстукивание секретного ритма. А вот монета Зельды, подсунутая под дверь, сразу же возымела действие - Эллису поверили.

Впустили, выслушали - и даже обещали помочь.

- Кажется, эта Неверленд, скупщица краденого, что-то должна нашей очаровательной Зельде, - предположил детектив. - Потом, когда все закончится, обязательно разузнаю подробности, наверняка история была интересная, но сейчас важнее, что Неверленд ответила на мои вопросы.

...Нет, она не слышала о пропавшей картине. Нет, она не думает, что такую вещь понесут продавать, пусть даже и к ней, скорее, вывезут за границу... Но у нее, Неверленд, есть кое-какая идея.

- Вы представляете, Виржиния? Она нашла мне свидетеля! - восторженно сообщил Эллис свистящим шепотом. - Настоящего. Какого-то бездомного побирушку, который имеет обыкновение ночевать недалеко от галереи. Он спившийся любитель искусства - и один из осведомителей Неверленд. Она мне подсказала, где его найти, и я аж затрепетал - вот он, след! И чутье меня не обмануло.

Нищий действительно отыскался быстро - и рассказал занятную штуку. Оказывается, в ту роковую ночь в галерею заглянули в разное время четверо человек.

Бледный изящный господин, пахнущий чем-то странным, похожим на смолу и спирт.

Двое мужчин в неприметной одежде, говоривших с альбийским акцентом.

И - человек в плаще, шляпе и с длинными волосами.

- Тот, последний, единственный вернулся так же, как и вошел, - глаза у Эллиса горели от азарта. - Через главную дверь. Зашел - и почти сразу выскочил, как ошпаренный. Ну, как вам новости, Виржиния?

- Интересно, - только и смогла сказать я. За окном лепил то ли мокрый снег, то ли замерзающий на лету дождь. Жуткая погодка, ничего не разберешь...

- Вот и мне кажется, что интересно, - торжествующе произнес детектив. - И, готов правую... нет, лучше левую руку дать на отсечение, что один из этих визитеров - Лоренс Уэст. Вопрос в том, первым он вошел или последним. Вы ведь понимаете, Виржиния? Первый - это убийца. А последний - это тот, кто его покрывает.

Вот тут таинственность улетучилась. Я почувствовала себя озадаченной и осторожно поинтересовалась:

- А как вы пришли к такому выводу, Эллис?

Он нелепо моргнул:

- То есть - как? Все же очевидно.

- Боюсь, не для меня, - виновато улыбнулась я. - Может, объясните для нелогичной леди ход ваших мыслей?

- Попробую, - вздохнул Эллис и признался: - Давайте порассуждаем. Нищий сказал, что тот, кто вошел последним, воспользовался парадной дверью, а не черным ходом, как первый визитер, или окном, как та парочка. Обозначим последнего посетителя как "Икс". Этот Икс поднялся по крыльцу, неторопливо прошествовал в особняк, где и находится коллекция картин. Скорее всего, Икс открыл входную дверь ключом. Своим или украденным - это уже другой вопрос. Меньше чем через минуту Икс выскочил на улицу, как ошпаренный, забыв даже дверь прикрыть. Какие у вас предположения о том, почему события развивались именно так? - весело поинтересовался Эллис, переплетая пальцы замком и подпирая подбородок.

Сейчас детектив выглядел не то азартным игроком, не то полным дурного энтузиазма студентом, которого нерадивый профессор отправил вместо себя читать лекцию для младшего курса.

Я нахмурилась, собираясь с мыслями:

- Возможно, Икс увидел труп?

Эллис удрученно вздернул брови:

- Ну же, Виржиния, подумайте получше. То, что Икс увидел труп, и ребенку ясно. Скажу вам по секрету - наш славный доктор Брэдфорд после вскрытия заявил, что сторож был убит между двумя и тремя часами ночи. А последний визитер заявился ближе к утру, когда тело уже начало остывать. Ладно, попробую поставить вопрос по-другому: почему Икс вообще пришел в галерею?

- Украсть картину?

- Вполне вероятно, но удобнее было бы это сделать ночью.

- Чтобы проверить перед выставкой, на месте ли картина?

- Возможно, - детектив сыто улыбнулся, по-змеиному сощурив глаза. - Уже не столь очевидная версия, но прав на существование она имеет столько же. Предположим, что Икс - это Лоренс Уэст. Сам или по поручению отца он направляется в галерею и обнаруживает там пропажу картины - и свежий труп. Кстати, вот что бы вы сделали, оказавшись в таком положении?

- В положении трупа?

- В положении человека, нашедшего труп.

В голосе Эллиса не было и тени иронии. Я сдалась и ответила серьезно:

- Полагаю, что тотчас бы позвала "гусей".

- Это самое правильное, что можно сделать, - кивнул Эллис одобрительно и тут же скривился: - Но, увы, так поступают не все. Кто-то боится, что его обвинят в преступлении, для кого-то потрясение из-за страшной находки оказывается слишком сильным. Но вернемся к версии, что Икс - это Лоренс. Предположим, он видит труп, слишком пугается, чтоб позвать на помощь, выбегает из галереи и бежит до самого дома - потрясение, смятение чувств и все такое... Вряд ли в такой ситуации человек сможет изображать спокойствие и неведенье, верно?

- Верно, - согласилась я, скрепя сердце, хотя чувствовала в логике Эллиса какой-то подвох.

- А Лоренс Уэст, если, конечно, последним вошел именно он, вернулся домой, в свою спальню, и спустился к завтраку вместе с отцом и домочадцами. Как утверждала служанка, Лоренс был мрачен, однако на вопрос отца, не случилось ли чего-нибудь, ответил, что все в порядке - мол, ему просто приснился дурной сон. То есть, - Эллис наставительно поднял указательный палец, - Лоренс ни словом не обмолвился о том, что видел в галерее. Даже близким.

- Значит, он не был в галерее? - попыталась я опять мыслить логически, но Эллис только отмахнулся недовольно:

- Нет, нет, мы сейчас рассматриваем другую версию. Где Лоренс - не убийца, но и очевидец. Не забегайте вперед, Виржиния. Итак, предположим, что все же Икс - это Лоренс. Он видел труп, знал о пропаже картины - но никому не рассказал об этом; возможно, даже солгал отцу, если тот действительно посылал его в галерею. На допросах Лоренс также упорно твердил, что всю ночь он провел дома, в своей спальне. Внимание, вопрос: если он лжет, то почему?

- Боится, что его обвинят в убийстве? - предположила я. Эллис хмыкнул.

- И упорствует даже после того, как это убийство повесили на его отца? Скверного же вы мнения о Лоренсе Уэсте, Виржиния. Мне он не показался трусом или негодяем, способным пожертвовать собственным отцом. Конечно, эмоциям и личным впечатлениям доверять не стоит, но тут и статистика на моей стороне: человек может молчать из страха перед наказанием, однако чувство вины делает молчание невыносимым. Подставить близкого - все равно что отрубить себе руку. Это возможно, но крайне болезненно, и мало кто способен хладнокровно проделать подобное. Однако есть одно исключение... - Эллис прикрыл глаза. - Иногда человек оказывается в таком положении, что ему приходится выбирать, какую из двух рук отрубить. Вы понимаете, о чем я?

Мне стало зябко.

- Вы имеете в виду, что Лоренс мог стоять перед выбором, кем из близких пожертвовать?

- Именно, - кивнул Эллис, не открывая глаз. - Это объяснило бы его молчание. До определенного момента. Вопрос в том, кто может быть Лоренсу настолько же дорог, как собственный отец - или даже дороже.

- Мать? - без тени сомнения предположила я, но детектив только хмыкнул:

- Виржиния, как вы представляете себе миссис Уэст в роли убийцы и воровки? Я бы не стал исключать этого полностью, но вероятность крайне мала. Итак, еще варианты?

- Друг?

- Возможно, если бы у Лоренса были друзья. Но все в один голос твердят, что он вел достаточно замкнутый образ жизни, жертвовал всем ради семьи.

- Тогда... - я почувствовала, что щеки у меня заливаются краской: - Может, он молчит ради своей возлюбленной?

- Тоже хорошая версия, - одобрил Эллис, довольно взглянув на меня. - Так или иначе, эта неизвестная персона очень близка Лоренсу Уэсту, если он хранит ради нее молчание. Назовем ее условно "Ди".

- Почему "Ди"? - я растерялась.

- Да потому что мне буква нравится, - ослепительно улыбнулся Эллис. - Итак, предположим, что Лоренсу очень дорог этот таинственный визитер по имени "Ди" - настолько, что Лоренс готов подставить собственного отца, более того, готов позволить отцу думать, что он покрывает убийцу - то есть его, Лоренса. Каково, а? Вздыхаете? То-то же. А теперь откидываем имена в сторону и оставляем только "Икс" и "Ди". Ди приходит первым, делает, что задумал, и исчезает. Затем появляются двое подозрительных типчиков с альбийским акцентом - скорее всего, профессиональные воры. Уходят они спокойно и быстро. Затем появляется Икс. Видит кровь, убитого сторожа, пустое место там, где должна быть картина - и в ужасе убегает. Судя по тому, что Икс открывает парадную дверь ключами, он имеет непосредственное отношение к галерее, а значит наверняка уже был допрошен... но промолчал о том, что видел, - Эллис вздохнул и подытожил: - И это возвращает нас к самому началу. Он либо боится быть обвиненным в преступлении, которого не совершал, либо не хочет своим свидетельством подставлять другого человека. Версии полностью равнозначные, но вторая мне нравится больше, - сознался Эллис. - Вот в этом и заключается, собственно, самая слабая часть моей теории. Достаточно велика вероятность того, что Икс тоже пришел в галерею не для встречи с Ди, например, а с преступной целью - украсть картину, испортить ее, поджечь галерею и прочее. Но интуиция подсказывает...

- А мне кажется, это не интуиция, а лень. Ведь если ваши "Ди" и "Икс" связаны, то найти их будет гораздо легче.

- Может, и так, - согласился детектив, виновато улыбнувшись. - Думайте, как вам угодно. А мне, к сожалению, пора. Нужно показать нашему свидетелю хотя бы некоторых из подозреваемых. В первую очередь Уэста-старшего, Лоренса, реставратора - мисс Дюмон... да-да, и ее тоже, не надо так смотреть. Она же явно что-то скрывает!

- Но все предполагаемые преступники - мужчины, судия по описанию вашего свидетеля, - возразила я, и Эллис скис:

- Да, неувязка. Но все равно мисс Дюмон может что-то знать. А кроме нее под подозрением все потенциальные покупатели картины - Я уже примерно составил список. Воров с альбийским акцентом найти будет проще, у меня есть кое-какие ниточки, за которые можно дернуть... Словом, буду работать и надеяться на то, что молчун, мистер Икс, все же заговорит.

Я полагала, что Эллис еще немного пробудет в кофейне, но он и впрямь убежал почти сразу, прихватив с собою два свежих пирога, с мясом и с печенкой. Георг немного поворчал, что, мол, такому нахлебнику и вчерашние, черствые сошли бы, но больше по привычке, чем всерьез злясь.

А меня отчего-то мучало ощущение незаслуженной обиды. Конечно, это прекрасно, что Эллис нашел время и зашел, чтобы рассказать о ходе расследование. Только откуда тогда берется тоскливое чувство, будто он это сделал исключительно затем, чтобы отстранить меня от дел? Почему мне кажется, что главным в разговоре был не пересказ событий, а коротенькое замечание в самом начале?

...я зашел сказать, что вам лучше пока устраниться от расследования и не предпринимать никаких самостоятельных шагов...

Вот она, суть. А остальное - просто попытка подсластить пилюлю.

Или я придумала себе лишнего, а Эллис просто пытается позаботиться обо мне?

Я беспомощно прикоснулась ладонью к запотевшему стеклу.

Холодно и мокро.

Вот она, прозрачная граница. Здесь - тепло, уют и запахи кофе и корицы. Там, снаружи - слякоть, пронизывающий ветер и хмурое небо. Любому разумному человеку ясно, что лучше оставаться здесь.

Но почему так тянет туда?

Сидеть в одиночестве наверху, пока остальные заняты делом, было невыносимо. Поэтому вскоре я оставила грустные - и бесплодные! - мысли и спустилась вниз, в зал. А там привычная суета накрыла меня волной светских бесед и сиюминутных забот, растворяя глупую обиду. Правда, мысли все равно то и дело возвращались к расследованию, и разговоры среди посетителей немало этому способствовали. Неудивительно - как мог, к примеру, Эрвин Калле не ввернуть словечко об исчезновении картины, вмиг ставшей знаменитой на всю Аксонию?

Но кое-что меня неприятно поразило. Многие, очень многие и впрямь считали виноватым Уэста-старшего. Только полковник Арч, ничего не смыслящий в искусстве, но зато в разговорах о политике чувствующий себя как рыба в воде, сказал:

- Что-то здесь нечисто. Слишком уж быстро схватили этого Уэста. Может, настоящий убийца заметает следы?

Я представила, какие же длинные должны быть руки у этого убийцы, чтобы дотянуться и до страховой компании, и даже до Управления спокойствия - и мне стало не по себе.

Но вообще-то вечер прошел исключительно спокойно, да и следующий день - тоже, и следующий... Даже ни одного разбитого стакана или случайно опрокинутой на скатерть чашки с кофе, не говоря уже о более серьезных происшествиях. Газетчики тоже, словно устав от недавней истерии, притихли: было несколько смелых статей об Алмании, стремительно портящей отношения со странами материка, да один рискованный памфлет за авторством загадочной особы под псевдонимом "Ехидна Иллинская" о некоем лорде, застигнутом в публичном доме.

Словом, ничего интересного. Скука и обыденность...

Именно поэтому я сразу заподозрила неладное, когда Лайзо не приехал за мною к "Старому гнезду" в условленное время. А уж когда на кухне затрезвонил громоздкий телефон, который использовался крайне редко и почти всегда - по предварительной договоренности, подозрения превратились в твердую уверенность: произошло нечто пренеприятнейшее.

- Леди Виржиния, - протрещала трубка сухим голосом мистера Спенсера. - Боюсь, что вам придется нанимать кэб, чтобы вернуться в особняк. С мистером Маноле произошел несчастный случай.

Резко и сильно заболело над висками. Я шумно втянула воздух и оперлась на стену.

- С мистером Маноле произошло - что?

- Несчастный случай.

- Какого рода несчастный случай? - я начала сердиться на управляющего. Сейчас не время для таких обтекаемых выражений!

- Не могу знать, к сожалению, - спокойно извинился мистер Спенсер. - Мистер Маноле выехал в положенное время, однако примерно через час вернулся без автомобиля и сильно избитый. На мои вопросы он отвечать отказывается. Я бы рекомендовал вам обратиться в Управление спокойствия. Нужно узнать, что случилось с автомобилем - это дорогостоящее имущество...

- Святая Генриетта Терпеливая! Да какое имущество?! - от избытка чувств я чуть не разбила злополучную трубку об стену. - Немедленно вызовите врача для мистера Маноле! Какого врача? Семейного, какого же еще, как будто у меня сто врачей! Я буду в особняке через сорок минут. И, будьте уверены, на мои вопросы мистер Маноле ответит. Мэдди, мою трость и плащ! - крикнула я, обернувшись через плечо. Где-то на другом конце провода мистер Спенсер подозрительно раскашлялся. - И не предпринимайте ничего до моего прихода. Вы слышите?

- Как вам будет угодно, леди. Но я бы рекомендовал...

- Рекомендации составите в письменном виде, мистер Спенсер. Если пожелаете.

И только брякнув трубку обратно на рычаг, я поняла, что наполовину моя злость состоит из страха. Кто-то избил Лайзо - или кто-то напал на машину, в которой могла ехать графиня Эверсанская и Валтерская?

Но, как бы то ни было, эти мерзавцы пожалеют о том, что сделали. Я не позволю никому портить мне ни нервы, ни имущество... ни людей.

Разумеется, срываться с места и вершить справедливость сию секунду мне не дали. Георг, едва услышав, что произошло, встал в дверях и заявил, что одна я никуда не пойду, и точка. Он настаивал на том, чтобы лично проводить меня. Но как оставить "Старое гнездо" в разгар дня без кофейного мастера? Словом, пока мы проводили последнего посетителя, закрылись и дождались кэб, прошло почти два с половиной часа. За это время я успела изнервничаться до трясущихся рук, уронить чашку с горячим шоколадом, успокоиться и опять разволноваться. В ожидании отъезда миссис Хат, которой предстояло остаться в кофейне одной, охала на кухне и обмахивалась неизменным желтым платком. Георг мрачно отстукивал пальцами по столешнице траурный марш. А Мадлен пыталась припрятать поварской нож в рукаве, но у нее никак не получалось - широкое лезвие не влезало. Я же расхаживала с первого этажа на второй. То за забытой шляпкой, то за перчатками, то за тростью... непривычно тяжелой, кстати, в отличие от моей любимой, забытой у маркиза, но сейчас это было весьма кстати.

Когда я спустилась на кухню в очередной раз, Мадлен, уже полностью одетая, старательно расправляла складки плаща, а Георг разговаривал с возницей. Точнее, с водителем - кэб приехал газолиновый, новомодный.

Поварской нож, кстати, так и пропал куда-то.

Несмотря на витающие в воздухе недобрые предчувствия, до особняка мы доехали без всяких проблем - никто не попытался ни напасть на нас, ни даже просто остановить кэб. Надо ли говорить, что Георг этому весьма обрадовался и даже на радостях отсчитал водителю щедрые чаевые? Тот, впрочем, принял оплату как должное и важно пообещал включить нас в список "особых клиентов", к которым "Джексон и сыновья" будут высылать экипажи в любое время дня и ночи.

Но мне было не до особых предложений.

Недалеко от ворот особняка уже поджидал кого-то кэб, возница которого зябко кутался в плащ и клевал носом. По самой площади с самым что ни есть независимым видом расхаживали туда-сюда "гуси" в количестве, превышающем все разумные пределы - человек десять, не меньше. Я только вздохнула - видимо, мистер Спенсер все же решил сообщить в Управление о происшествии.

Магда ждала меня прямо в холле - и, похоже, давно, потому что новости она выложила разом:

- Леди Виржиния, леди Виржиния, доктор Хэмптон приехал, мистер Спенсер его к Ла... - дыхание у нее перехватило. Кажется, даже многое повидавшая, недоверчивая Магда всерьез волновалась за Лайзо. Однако она быстро взяла себя в руки и продолжила: - Леди Виржиния, они туточки все, в том крыле, где пристройка, ну, где садовникова спаленка и Лайзо. То есть мистера Маноле, извиняюсь, - свекольно покраснела она и принялась мять в руках накрахмаленный фартук. - Прикажете проводить вас?

- Да, конечно, - кивнула я. - Георг, вам, наверное, лучше здесь подождать. Как и тебе, Мэдди, - ласково коснулась я ее руки. - Ни к чему нам идти всем вместе, там и так слишком людно будет... Магда, проводишь меня, потом принесешь гостям чая. Что, Мэдди?

Мадлен, упершись кулачками в бока, смотрела на меня с самым решительным видом. Правый рукав у нее многозначительно оттопыривался.

- Думаю, она настаивает на том, чтобы сопровождать вас, леди, - спокойно ответил Георг. - И я с ней полностью согласен. Мало ли что...

- Уж в моем доме мне ничего не грозит, - я покачала головой. - Мэдди, не переживай, я скоро вернусь. Георг, честное слово, мы все просто не уместимся в комнате мистера Маноле. Мне уже приходилось бывать там, и, готова поклясться, это самое маленькое помещение в особняке, не считая кладовки для щеток.

Утомительно долгие уговоры подействовали не хуже успокоительных трав Зельды. Когда Георг с Мэдди сдались и допустили меня к страшному и опасному обществу мистера Спенсера, доктора Хэмптона и побитого Лайзо Маноле, я уже полностью владела собой.

И самообладание мне понадобилось. В кои-то веки мистер Спенсер не преувеличил серьезность происшествия, а приуменьшил.

В маленькой душной комнатке сильно пахло кровью и больницей. Лайзо, одетый в одни штаны, вполоборота ко мне сидел на заправленной кровати, наклонив голову. Спина, плечи, руки - все было в красных пятнах, кое-где уже начавших наливаться багрово-синим. Вдоль нижнего края ребер шла глубокая, рваная царапина. Доктор Хэмптон, грузный седоватый мужчина средних лет, не расстающийся с моноклем, осторожно выстригал намертво слипшиеся от крови волосы у Лайзо над ухом. На полу стояла миска с мокрыми тряпками, сплошь испятнанными бурым. Мистер Спенсер тяжело дышал в приоткрытое окошко, обмахиваясь неизменной тетрадью для записей.

Я почувствовала себя неловко, как если бы вторглась туда, где мне не место. Настолько неловко, что едва не развернулась и не ушла, хотя ни одной стоящей причины не было. Это, в конце концов, мой дом и мой водитель, который пострадал от нападения бандитов! Да любая порядочная хозяйка в таких обстоятельствах поспешит выяснить все детали, чтобы принять меры как можно скорее! Так чего же я тушуюсь?

Может, запахи больницы мешают?

Да, наверное, так. Конечно. Нужно просто не обращать внимания.

Выпрямив спину, я шагнула вперед и громко поздоровалась:

- Добрый день, господа. Могу я узнать, что происходит?

- Добрый день, леди Виржиния, - флегматично откликнулся доктор, не отвлекаясь от своего занятия. - Я, с вашего позволения, собираюсь заштопать голову пациенту. Нижайше прошу прощения, но по моему скромному мнению, наблюдение за сим действом может дурно повлиять на ваше самочувствие. Как семейный врач, я бы рекомендовал вам, леди Виржиния, воздержаться от созерцания медицинских процедур.

- Благодарю за заботу, доктор Хэмптон. Я, разумеется, уйду, но прежде мне хотелось бы получить разъяснения от мистера Маноле по поводу произошедшего, - я обернулась к мистеру Спенсеру: - И, да, кстати, вам есть, что добавить к уже сказанному?

- Нет, леди, - склонил седую голову управляющий. - Однако осмелюсь повторить рекомендации. Я по-прежнему полагаю, что нам следовало бы позвать не доктора, а "гусей". Исчезновение автомобиля - безусловно, ошибка водителя. Я бы рекомендовал разобраться и наказать...

- Полагаю, ситуацию с автомобилем, а также многое другое нам мог бы объяснить мистер Маноле, - прервала я заунывную речь Спенсера. Мне лучше, чем кому-либо еще из присутствующих здесь, было известно, на что способен Лайзо. Однако сейчас он явно оказался пострадавшей стороной, и поэтому элементарная порядочность требовала предоставить ему возможность оправдаться. Желательно - в присутствии мистера Спенсера, чтобы тот прекратил уже терзать меня просьбами вызвать "гусей". - Итак, я слушаю.

Лайзо медленно выдохнул сквозь зубы. Но - ни слова.

Как будто я - пустое место, ничто, призрачный голос.

Доктор Хэмптон отложил ножницы и вынул из своего саквояжа бутылочку с белесо-прозрачным раствором.

- Весьма сожалею, леди Виржиния, однако я вынужден настаивать на том, чтобы вы покинули эту комнату, - тем же невыносимо вежливым и почтительным тоном произнес он и поднял с кровати одну из чистых тряпиц. - Не смею сомневаться в вашей смелости и выдержке, коей позавидовали бы даже сестры милосердия из госпиталя Святой Генриетты Терпеливой, но сам я куда как более слаб, а потому мне сложно работать под наблюдением леди.

Сочувствие к Лайзо медленно начало сменяться раздражением. Неужели он не понимает, что это прекрасный шанс сразу развеять все подозрения? Кажется, Лайзо не настолько скверно себя чувствует, чтоб вдруг онеметь - сидит сам, не стонет, не жалуется. Некоторое время я разглядывала согбенную спину гипси, машинально подмечая все новые детали - грязь на штанах, разбитые колени, стесанная кожа на ладонях...

- Ну, хорошо. С водителем я поговорю позже. Пусть он зайдет ко мне в кабинет, как только вы закончите с лечением, доктор Хэмптон, - сдалась я наконец. Что ж, пусть теперь Лайзо не ждет к себе особого отношения. Протеже он Эллиса или нет, но пусть объясняет пропажу ценного имущества, как полагается. - Мистер Спенсер, пройдемте со мной прямо сейчас. Поговорим об автомобиле. Я хочу знать, был ли он застрахован и сколько может стоить ремонт либо покупка нового автомобиля... Магда, кофе в кабинет мне и мистеру Спенсеру. Прямо сейчас.

Стоимость автомобиля я помнила, конечно, прекрасно. И мне очень хотелось озвучить ее прямо сейчас, в этой комнате, а потом, для сравнения, назвать годовое жалование водителя. Наверное, я бы так и сделала... но в это самое время доктор Хэмптон прижал смоченную пахучим раствором ткань к ране на голове Лайзо, и тот резко, свистяще вдохнул - так, как будто вот-вот захлебнется воздухом.

А ведь доктор еще даже не поднес к ране иглу...

Затылок у меня стал легким-легким, а спину обожгло холодом. Я развернулась и быстро вышла из комнаты, стараясь не думать ни о чем. И в особенности - о своем поведении.

Кажется, в теорию об идеальной хозяйке и ее обязанностях закралась небольшая ошибка.

А через час Лайзо, уже нормально одетый, с перемотанной головой, стоял в моем кабинете и протягивал немного измятый лист бумаги, размером в половину альбомного.

- Что это, мистер Маноле?

От удивления я позабыла и о том, что недавно сердилась, и о намерении стребовать с Лайзо самые подробные объяснения.

- Прошение об увольнении, леди. Сожалею.

- Прошение... о чем? - мне показалось, что я ослышалась. - Мистер Маноле, стойте! Не смейте выходить из кабинета, пока я не договорила! Подойдите сюда и объясните нормально, что случилось.

Лайзо, уже взявшийся было за ручку двери, нехотя вернулся.

- Здесь нечего объяснять, леди. Я случайно подрался и бросил машину, чтобы сбежать. Весьма сожалею. Место, где остался автомобиль, и прочие обстоятельства указаны в прошении, - он тяжело оперся руками на стол, нависая надо мною. Жест угрожающий - если б я не видела до того, как старательно Лайзо пытался скрыть хромоту. - Позволите идти?

- Нет, - спокойно ответила я. - Мистер Маноле, мне не слишком понятно, кого вы пытаетесь ввести в заблуждение - и зачем. Да еще так грубо... Я не собираюсь привлекать для расследования этого происшествия Управление спокойствия, памятуя о ваших трогательных отношениях с аксонским правосудием. И потому мне вдвойне неприятно видеть такое... недоверие. А теперь, мистер Маноле, будьте так любезны - возьмите вон тот стул, поставьте его сюда, присядьте и расскажите мне всё честно. Я не подпишу это прошение, пока не узнаю настоящую причину.

- Леди Виржиния...

- Мистер Маноле, сядьте уже наконец, - я улыбнулась, смягчая жесткие слова. - Не в моих привычках мучить людей, а вам, кажется, сильно досталось. Если не желаете начинать рассказ, попробую сделать это за вас. А вы поправляйте меня. Итак, вы взяли автомобиль и выехали в кофейню. И где-то в темном переулке вам вздумалось остановиться, выйти и прогуляться. Птичек послушать, например, или выкурить трубку... Что? Смеетесь?

- Нет, - Лайзо склонил голову, покоряясь неизбежному. И правильно - если бы понадобилось, я бы выбила из него правду, так или иначе. Например, напустила бы на него Эллиса. Или опять бы шепнула словечко Зельде - как оказалось, на диво эффективная метода. - Нечему смеяться, леди. Все было подстроено очень умело. Я во всякие переделки попадал, но такое увидел впервые. Мне действительно пришлось свернуть в проулок - вы знаете, что прямо, через площадь, от особняка к кофейне не доехать, нужно или квартал огибать, или вокруг Управления петлю закладывать. Я выбрал первое, сами понимаете - мимо "гусей" не люблю ездить. Передо мною еще кэб катил... Так вот, в проулке он возьми да и остановись. А там дорожка узенькая, справа особняк, старинный этакий, там вокруг ограда каменная в полтора моих роста, а слева стена глухая, ни оконца. Да еще хмарь, дождь лепит... Я гляжу, возница мне в стекло стучит и охает - с колесом у него там что-то приключилось. Ну, отчего ж не помочь человеку, коли просит пособить? Я и вышел. Но только наклонился глянуть на колесо, как меня будто что-то в сторону дернуло. Провидение, не иначе. Я шарахнулся, и, это... только вскользь задело, - он осторожно коснулся бинта на заштопанной ране над ухом. - Видать, по виску метили. Если б не уклонился - лежать бы мне сейчас мертвому.

Я поймала себя на том, что верчу в пальцах карандаш, и отложила его.

- Продолжайте, мистер Маноле.

- Дальше я плохо помню, - честно сознался он. - Кажется, из того кэба выскочили еще трое или четверо. Двое стали держать, а остальные - бить. Потом какая-то женщина закричала, кажется... И тот, первый, сказал: ты, грязь, Джо Ньютона помнишь? Настойчиво так сказал, выкрикнул даже, да и повторил еще, чтоб я точно услышал. Это, мол, за него. Не знаю уж, как я вывернулся - у меня даже ножа с собою не было, чтоб ударить. Вывернулся - и со страху через ту каменную стену и перемахнул. Не зря говорят, что у злости длинные руки, а у страха - ноги. Дом я кругом обежал, под женский визг и мужскую брань, а потом через ворота перелез - и давай петлять по улочкам. Как задыхаться начал, так только и опомнился. Ну, дальше круги наматывать смысла не было, возвращаться пришлось. Я аж с другой стороны к вашему, леди, особняку вышел. Ну, а там-то меня старик Спенсер в оборот взял. Я уж думал - что из меня те дуболомы не выбили, он вытрясет. Такие дела, леди.

Лайзо вздохнул - и ссутулился, беспомощно-машинальным жестом натягивая высокий, "летчицкий" ворот свитера на подбородок, как будто прячась.

А мне рассказ очень и очень не понравился. Та визжащая женщина... Наверняка служанка из особняка за высокими стенами. Или, может быть, случайная прохожая... Вот бы найти ее и расспросить.

- Значит, Джо Ньютон. А кто это, позвольте спросить?

- Человечек один, - нехотя ответил Лайзо, и голос прозвучал глухо из-за толстой шерстяной ткани. - Да вот только не мог он этих громил нанять. Мы и впрямь три года назад пересекались, и тогда я, пожалуй, единственный раз чуть не попался. "Гуси" мне на хвост сели. Ньютон там вроде как был обворованным и в страховую компанию заявил - мол, пропало кое-что ценное. Но, леди, мы заранее сговорились - что я вынесу, то мы вместе и продадим, а деньги я его брату отдам, половину! Так что...

Он умолк и отвернулся. А я задумалась. Небеса с ним, с преступным прошлым Лайзо - все это уже было обдумано не раз, когда Эллис только привел нахального гипси устраиваться на работу. В конце концов, Лайзо не был ни убийцей, ни вором в самом грубом смысле этого слова - "аферист высшей категории", как называл его Эллис. И правда, те редкие аферы гипси, о которых мне удалось разузнать, не выглядели чем-то исключительно отвратительным. Например, обмануть страховую компанию и поделить с "потерпевшим" выплаченную компенсацию и деньги от продажи "украденного" - не такой уж страшный грех. Я совершенно точно знала, что подобный финт проделал один бедный баронет, чтобы раздобыть денег на свадьбу для младшей дочери. Лайзо не был похож на мерзавца, причиняющего людям зло ради удовлетворения жажды наживы. Скорее...

Я задумалась.

Скорее, он напоминал азартного игрока, который с детства видел только одну "игру". В детстве Лайзо промышлял мелким воровством, пока Эллис не поймал его и не отбил раз и навсегда охоту запускать руку в чужой карман; и даже более того - дал гипси, уличному мальчишке, неплохое образование, пробудив в нем тем самым неуемную жажду знаний. Но Лайзо, вопреки ожиданиям детектива, использовал свой безусловный талант и новые умения для того, чтобы выйти на новый уровень излюбленной своей "игры". Теперь воровство уступило место изощренным аферам; и, судя по оговоркам, Лайзо едва ли не больше легких денег нравилась возможность примерять необычные роли. Обедневший аристократ, марсовийский торговец, учитель...

"А ведь Лайзо почти всегда принимали в высшем свете как равного или, на худой конец, как экзотического, интересного гостя, - пришла мне в голову неожиданная мысль. - Каково же ему теперь приходится в роли слуги?"

Тут одно из двух - или Лайзо настолько опостылела преступная жизнь, что он уцепился за первую же возможность измениться к лучшему, или он просто со всем азартом погрузился в новую "игру" - до тех пор, пока ее правила ему не наскучат.

Или уже наскучили?

Я, не удержавшись, всмотрелась в лицо гипси. Он все так же сидел и молчал, избегая встречаться со мною взглядом. Ни раскаяния, ни волнения - только мрачная мина человека, уверенного, что он приносит жертву... во имя чего?

У меня вырвался вздох.

Перспектива столкнуться с людьми "темной" стороны Бромли , конечно, пугала, но не настолько, чтобы оправдывать ею любые неприятности, происходящие с Лайзо.

К тому же было в истории с нападением что-то... нарочитое. Неискреннее. Неправильное.

- Мистер Маноле, посмотрите мне в глаза, пожалуйста.

Лайзо удивился, но послушался. У меня, как всегда, перехватило от его взгляда дыхание - на секунду, не больше, но потом я сосредоточилась и постаралась придать лицу фамильное валтеровское "ледяное" выражение.

- А теперь поклянитесь, мистер Маноле, что сейчас вы рассказали мне правду и не утаили никаких важных подробностей.

Дыхание у него на мгновение сбилось. Он быстро облизнул губы, будто они пересохли... и произнес, тихо, но внятно:

- Клянусь, леди. Рассказал все, что запомнил.

Зрачки у него даже не дрогнули - не стали ни больше, ни меньше. Леди Милдред говорила, это признак того, что человек говорит правду.

- Хорошо. Очень хорошо. То есть плохо, но это уже не ваша забота, мистер Маноле. Ступайте в свою комнату и отдыхайте.

- Но...

- И не спорьте со мной, мистер Маноле. Право, я не в том настроении. Ступайте, - я вновь улыбнулась ему, на сей раз ободряюще. - Прошение мне пока придется оставить у себя. Завтра решу, что с ним сделать. Договорились?

- Как скажете, леди, - второй раз за день сдался на мою милость Лайзо. - Я пойду тогда. Мне и впрямь нехорошо.

- Идите, - милостиво отпустила его я. - Нет, постойте. А почему, собственно, вы решили уволиться? Боялись, что я натравлю на вас "гусей"?

- Нет, леди, - просто ответил Лайзо. - Просто подумал, что ежели сейчас на меня одного накинулись - это полбеды, а если бы я вас вез, то могли бы и... - он осекся. Я непонимающе нахмурилась. - Забудьте, леди. Это меня, видать, совесть замучила. Вот так оно и было.

- Гм? Интересно. Впрочем, не смею вас задерживать.

Когда Лайзо наконец вышел, я позволила себе додумать те мысли, которые в его присутствии гнала прочь.

То, что случилось, не было похоже на месть обманутого подельника. Слишком уж все продумано, слишком многое принято во внимание - от привычки Лайзо сторониться "гусей" до выбора ненастного дня, когда прохожих, а значит и свидетелей, не найти. "Поломка" кэба; молодчики, сумевшие скрутить бывалого пройдоху-гипси с его феноменальным чутьем на неприятности; наконец, "случайная" оговорка, видимо, специально для свидетельницы - с намеком на обстоятельства дела, на котором Лайзо чуть не попался... но оговорка человека, не знающего всей подноготной того случая.

Нет, преступники так не работают. Никаких сомнений.

Однако есть в моем окружении тот, кто опаснее любого преступника. Тот, кто обличен большой властью и не знает сомнений. Тот, кому очень не понравилось, что я взяла на работу молодого мужчину с весьма сомнительным происхождением - и слишком красивого.

И сейчас я собиралась нанести этому человеку визит и потребовать объяснений.

- Магда, вызови кэб, - приказала я служанке, когда та явилась на звон колокольчика. - И приготовь мою шляпку, плащ и трость... нет, трость лучше оставить, еще не хватало забыть там последнюю, что у меня осталась.

- Вы собираетесь уезжать? Уже темнеет, - робко произнесла Магда, несколько сбитая с толку моим напором.

- Да. Собираюсь. Мне нужно поговорить с маркизом Рокпортом. По личному делу.

Забавное совпадение - кэб попался то же, на котором мы с Георгом и Мэдди добрались до особняка. Знакомое лицо водителя мгновенно напомнило мне о том, что я уехала, ни слова им не сказав. И если за Георга можно было не беспокоиться, то Мэдди могла и чего-нибудь этакого натворить, переволновавшись.

"Потом, - я нахмурилась. - Все равно сейчас ничего уже исправить нельзя. Поговорю с ними потом".

Несмотря на скверную погоду - морось и холод, до резиденции маркиза Рокпорта мы добрались быстро. Однако уже у ворот случилась заминка. Слуга, вероятно, недавно нанятый, никак не хотел открывать их, ссылаясь на то, что маркиза нет и не будет до позднего вечера, а незваных гостей пускать "не велено". В конце концов бесполезный спор мне надоел.

- Поступайте, как знаете, - с показным смирением произнесла я, отвернувшись от ворот. - Но подумайте, что с вами сделает Рэйвен, когда узнает, что вы сперва четверть часа продержали его невесту под дождем, а потом и вовсе прогнали. Разумеется, это не мое дело, но я бы посоветовала вам, не дожидаясь его реакции, эмигрировать в Алманию. Впрочем, это может и не сработать - как повезет.

Я уже, наверное, года четыре не называла маркиза по имени, но сейчас его упоминание произвело должное впечатление на упрямого слугу. Кэб наконец-то пропустили. Но мелкое недоразумение, к сожалению, усугубило мой мрачный настрой. Если из дома я выезжала с намерением помириться с Рокпортом и на волне дружеского расположения не только разузнать о нападении на Лайзо, но, возможно, и попросить помощи в розыске злодеев, то теперь была настроена на полноценный скандал.

Определенно, маркиз дурно влиял на мою выдержку. Слишком много накопилось вопросов к нему. Начиная с того, куда он пропал сразу после похорон моих родителей, и заканчивая таинственным нападением на Лайзо. С самого возвращения маркиза я старательно отгоняла от себя неуместные мысли, пытаясь отыскать среди застарелых обид хотя бы росток прежних родственных чувств, но тщетно. Подавленное недовольство упрямо прорастало во мне злостью, обнажало мои нервы так, что больно становилось даже от неосторожного слова.

Это не могло продолжаться бесконечно. И, кажется, пришло время расставить все по местам.

Уже в особняке вновь начались попытки выдворить меня прочь. Правда, теперь за дело взялась экономка Рокпорта, Клара О'Дрисколл - пожилая женщина с рыбьими глазами, прекрасно знавшая, кто я такая. Действовала она куда более тонко, прикрываясь заботой обо мне.

- Леди Виржиния, приношу извинения за назойливость, однако я не смогу простить себя, если сейчас промолчу, - бесцветным голосом вещала О'Дрисколл. - Боюсь, что маркиз сегодня может и вовсе не приехать. И, возможно, даже завтра. Если кто-нибудь узнает, что леди провела ночь в доме неженатого мужчины...

- Мы не в прошлом веке, миссис О'Дрискол. Кроме того, маркиз мне не чужой. Он мой жених. Да и сплетни... откуда им взяться? Разве вы собираетесь рассказывать кому-нибудь о моем визите?

- Нет, что вы, леди. Я лучше приму обет молчания до конца жизни, чем скажу хоть слово, способное вам повредить. Но даже если вы останетесь, то гостевые спальни не готовы...

- Ничего страшного, я могу поспать и сидя. Здесь, в этом кресле, чтобы поговорить с маркизом тотчас же, как он приедет.

- Леди Виржиния, прошу вас, возвращайтесь домой! Клятвенно обещаю сообщить вам, как только маркиз вернется!

- Нет нужды так утруждаться. К слову, могу я рассчитывать на чашку чая в этом гостеприимном доме?

- Конечно, леди. Конечно. Прошу прощения.

Судя по обреченности, тревожным колокольчиком зазвеневшей в голосе экономки, настойчивое желание прислуги отправить меня домой было продиктовано не только необходимостью оградить драгоценную особу маркиза от нежданных гостей. Возможно, Рокпорт действительно не собирался возвращаться сегодня домой.

В девять часов вечера миссис О'Дрисколл оставила бесполезные уговоры и смиренно сообщила, что в Восточной гостиной меня ждет ужин.

В десять я пожалела, что не взяла с собою счета и деловые письма - по крайней мере, за ними можно было с пользой провести время.

В половине одиннадцатого ко мне пришла светлая идея перебраться в библиотеку. Некоторое время я колебалась между толстенной "Теорией новых экономических отношений" Спаркса и "Искусством пытки" за авторством некоего Константа Невинного. Кажется, был такой монах в Темные времена... Выбрав труд, в большей степени соответствовавший моему настроению, я устроилась в кресле с книгой загадочного Константа и потребовала у служанки еще чашку чая.

После полуночи строчки стали расплываться у меня перед глазами, а потом и вовсе начал мерещиться голос маркиза, монотонно зачитывающий список преимуществ "железного сапога" перед "окунанием на стуле". Голова становилась все тяжелее, тяжелее, страницы книги - все ближе...

А затем вдруг я услышала недоверчивый оклик:

- Виржиния, вы ли это?

И проснулась.

Спина затекла и болела нещадно.

- Кажется, я... Не уверена, впрочем. Который час?

- Половина второго, - несколько растерянно ответил маркиз. Он уже снял очки и потому немного щурился - даже здесь, в полумраке старинной библиотеки. Старомодный зеленый сюртук, как всегда, сидел безупречно, но сейчас казался, скорее, доспехами, чем просто одеждой. - Миссис О'Дрисколл сказала мне, что вы ждете, но я, каюсь, подумал, что она вводит меня в заблуждение. Не ожидал увидеть вас здесь, Виржиния.

- Я сама не думала, что приеду, - я постаралась принять исполненное достоинства положение - не сидеть же леди с поджатыми под себя ногами, когда с нею говорит мужчина! Но потом передумала. В конце концов, я не в первый раз засыпала в этой библиотеке. И иногда - когда-то очень давно - маркиз на руках переносил меня в карету. Отец слишком часто предпочитал другую ношу - одолженные книги... Впрочем, ни к чему сейчас вспоминать об этом. - Но мне срочно нужно было поговорить с вами.

- О, какое совпадение... Я тоже ждал беседы, - без тени иронии произнес маркиз и наконец сел в кресло напротив. - Но мой вопрос может и подождать. Не хочу портить такой момент.

"Уж не об одном и том же мы собирались побеседовать?" - засомневалась я на секунду, а потом решилась - была не была! - и спросила без обиняков:

- Скажите, вы имеете какое-либо отношение к тому, что произошло сегодня с моим водителем?

Маркиз не изменился в лице. Даже дыхание не сбилось с размеренного ритма... Но вот зрачки у него дрогнули, и веки опустились - всего на мгновение, но мне этого хватило.

- Смотря что вы имеете в виду, Виржиния, - спокойно ответил он. - Что натворил этот человек? Огорчил вас?

- О, можно сказать, что я осталась вовсе без водителя, - с совершенно искренним сожалением произнесла я.

Губы маркиза тронула улыбка:

- Не могу сказать, что соболезную вашей потере. Я так и думал, что рано или поздно прошлое мистера Маноле даст о себе знать. Тем не менее, Виржиния, вы можете всецело рассчитывать на мою поддержку. У меня на примете есть хороший, верный водитель, который также способен стать вашим телохранителем, не привлекая при этом внимание общественности.

Я проглотила смешок. Определенно, у Эллиса и маркиза есть нечто общее. По крайней мере, своих протеже они сватают одинаково. Вплоть до формулировок. Надо же - и водитель, и телохранитель!

- Не стоит беспокоиться об этом, маркиз. Я пока не собираюсь увольнять мистера Маноле, его работа меня более чем устраивает. Не каждая леди может похвастаться, что водителем у нее работает тот, кто раньше увлекался гонками на автомобилях... Почему вы так смотрите на меня?

Выражение лица у Рокпорта стало... сложным.

- Вы хотите сказать, что ваш водитель жив?

- Конечно. Никогда не говорила, что он умер, - я пожала плечами. - Как и не говорила, что нападение как-то связано с его прошлым. Мистер Маноле был сильно избит, и поэтому я дала ему несколько свободных дней. Кажется, что мне придется некоторое время пользоваться кэбом. И еще мне кажется, что вы, лорд Рокпорт, можете рассказать о сегодняшнем ужасном происшествии гораздо больше мистера Маноле. Я права?

- Виржиния, не все так однозначно...

У меня кольнуло сердце.

После этих слов маркиз мог ничего больше и не говорить. Разом навалилась усталость и страшная, глухая обида. Не слушая ни единого слова, я тихо спросила:

- Зачем?

Рокпорт не стал отводить глаза. В высшем свете о нем говорили разное, некоторые открыто боялись, другие недолюбливали, третьи считали старомодным чудаком... Но даже леди Милдред, которая знала о нем едва ли не больше, чем мой отец, никогда не обвиняла маркиза во лжи. И с ней, и с отцом Рокпорт был настолько честен, насколько это вообще возможно для человека его склада характера.

Видимо, теперь священное право слышать правду от маркиза перешло ко мне - по наследству.

- Так надо, Виржиния.

- А я ведь сразу заподозрила это, - призналась я. - Вспомнила ту служанку, которая украла мамино колье. Вы пообещали "решить вопрос", а через день служанка сама вернула маме украшения. Плакала... хотела идти и сдаваться "гусям". Отец тогда пошутил, что вы волшебник. Только мне не понравилось такое колдовство.

- Служанка действительно была виновата.

- Я знаю. И, конечно, воровке не место под крышей особняка Эверсанов.

- Вы сердитесь, Виржиния?

- Конечно, - я снова вздохнула. - Я настолько сердита, что вот прямо сейчас начала бы кричать на вас, заламывать руки и кидаться книгами - да вот беда, слишком устала за день.

- Вам так дорог этот водитель? - в голосе у маркиза звякнул металл.

- Нет. Просто не переношу, когда кто-то пытается решать за меня.

Книжные шкафы, корешки старинных фолиантов, пыль, полумрак, оплывшие свечи в тяжелом подсвечнике... Как бы мне хотелось оказаться далеко отсюда!

Я чувствовала себя преданной.

- Значит, все же дорог, - подвел итог Рокпорт.

- Да нет же! - сил у меня хватило только на смех, да и то натужный. - Увольте. Кто дорог, гипси-авантюрист?

- Зачем же вы тогда так за него держитесь? - маркиз сжал пальцы на поручнях кресла - как будто два бледных паука оплели темное дерево. - Виржиния, если бы вы знали о нем то, что знаю я, то вы бы тотчас выгнали этого человека! А то и сдали "гусям"!

- Поверьте, я знаю о мистере Маноле достаточно, чтобы не обольщаться на его счет.

- Обольщаться - очень верное определение, Виржиния. Очень верное, - маркиз уже не просто говорил - чеканил слова. - К сожалению, этот человек действительно талантлив и хорошо скрывает следы своих преступлений. У меня нет ни одного надежного свидетеля или доказательства, однако подозрений хватает с лихвой.

- За мистера Маноле поручился очень надежный человек! - я не выдержала и вспылила. Только тяжесть фундаментального труда за авторством Константа Невинного, придавливающая меня к креслу, не позволила немедленно вскочить на ноги. - Оставьте подозрения прошлому. Мистер Маноле готов измениться, но если мы будем продолжать видеть в нем преступника, он не изменится никогда! Деньги стоят гораздо меньше честной жизни, и он наконец это понял! Нужно всего лишь дать ему шанс...

Я внезапно осознала, что говорю словами Лайзо, и умолкла. Мне стало не по себе. Когда он успел так глубоко просочиться в мою жизнь? Да что в жизнь - в мои мысли...

- Виржиния, Виржиния, - Рокпорт наклонился и осторожно взял мою руку в свои. Ладони у него были теплые и немного влажные. - В вас сейчас говорит молодость и идеализм. Поверьте уже немолодому и не слишком благородному человеку: люди не меняются. Тот, кто когда-то ступил на преступную стезю, уже с нее не свернет. Слишком притягательна эта иллюзия свободы, слишком прочна привычка смеяться над законом. Только в деле леди Саммершот аферист, известный под кличкой "Актёр", по описанию очень похожий на гипси Лайзо Маноле, заработал более полутора тысяч хайрейнов. И это только одно дело, Виржиния! Вы думаете, что кто-то готов отказаться от таких денег ради места водителя?

- Какой еще леди? - ошарашенно выдохнула я и откинулась на спинку кресла. - Леди... Саммершот?

- Да.

- Она была красавицей?

- Да. Вы не на то, на что надо, обращаете внимание, Виржиния, но я расскажу в двух словах об этом деле. Некий юноша представил виконту Саммершоту прекрасные рекомендации и был принят на работу в качестве учителя алманского для сыновей виконта. Но не прошло и трех месяцев, как виконт заявил о пропаже одной тысячи шестисот хайрейнов в золоте, а леди Саммершот - о намерении воспользоваться правом на развод со своим мужем, якобы уличенном в измене. Церковь вскоре дала это разрешение - видимо, леди Саммершот была весьма убедительна. Что же до пропавших денег, она только раз обмолвилась, что это была плата за некие доказательства.

Во время рассказа мне становилось все тягостней. И наконец я не выдержала и перебила маркиза:

- Ну и что! Что плохого в том, что благородная леди избавилась от обманщика? Пусть бы это и стоило ей полутора тысяч хайрейнов! Я бы и не таких денег не пожалела, чтобы разоблачить предательство. Нет ничего хуже того, чтобы терпеть обман!

Последние слова я едва ли не выкрикнула.

- Возможно. Но леди Саммершот после развода потеряла право встречаться со своими сыновьями, - мягко произнес маркиз. - Вы все еще думаете, что Лайзо Маноле совершил благое дело, раскрыв этот, с позволения сказать, "обман"? Не обманывайте себя. Он просто использовал трудное положение четы Саммершот себе во благо. Это называется преступлением и преследуется по закону.

У меня в горле пересохло.

- Нет никаких доказательств, что это сделал именно мистер Маноле. Похож - не доказательство, а домысел.

- Я уверен, что это был он, - маркиз встал и наклонился над моим креслом, глядя сверху вниз. Я почувствовала себя вдруг, как в детстве - девочкой, говорящей глупости. Девочкой в мире взрослых... - Поймите, Виржиния, я беспокоюсь за вас... Нет. Не просто беспокоюсь. Я испуган. Вы не просто красивы, но и чисты. Вы практичны, но не видите в людях зла, потому что в вас его нет. А я вижу. Лайзо Маноле опасен. И поэтому я боюсь за вас. Я не хотел говорить это вам, но его второе прозвище... - Рокпорт помолчал, словно его одолевали сомнения. - Его второе прозвище - Искуситель. А в четырех из шести его преступлений, о которых мне хоть что-то достоверно известно, были замешаны молодые женщины.

- И что? - я уже едва могла говорить.

- Я ничего не могу сказать уверенно, Виржиния... Даже не предполагаю, - маркиз коснулся моего лба, и на сей раз пальцы показались мне ледяными. - Просто подумайте вот о чем. Если Лайзо Маноле не нужны ваши деньги... возможно, ему нужно нечто иное?

Тело мое сковывало оцепенение - медленно, но верно.

- Что именно?

- Лайзо Маноле оказывал вам знаки внимания?

Голос у маркиза был мягок, так, что я не сразу разгадала намек. А как поняла - залилась краской.

- Что вы такое говорите! Он же просто... просто... - "слуга", хотела я сказать, но прикусила язык.

Чего уж кривить душой, "просто" с Лайзо никогда ничего не было. Слуга, который знает шесть или семь языков и разбирается в искусстве лучше своей нанимательницы? Право, смешно. Того же мистера Спенсера мне и в голову не пришло бы записывать в прислугу, я привыкла советоваться с ним и уважать его мнение. А Лайзо - человек не менее умный и образованный, а то и более... Да, в чем-то маркиз был прав - как такому удовольствоваться местом водителя? Но оказывать "знаки внимания"... Абсурд.

Собравшись с мыслями, я продолжила:

- Что вы, ни о каких ухаживаниях и речи не шло. Напротив, манера поведения у него была слишком простой, нахальной, а порой и грубоватой. К сожалению, мне пришлось преподать ему несколько важных уроков вежливости. Но то было в первые месяцы, а сейчас он даже лишнего вопроса себе не позволяет, говорит чаще по делу.

Я скромно умолчала о том, что к "делам" относятся не только обсуждения маршрутов и моего расписания, но и помощь в расследованиях по просьбе Эллиса.

Маркиз тяжело вздохнул, отступая на шаг.

- Мне трудно в это поверить, Виржиния. Что же в таком случае удерживает его на скучной, не слишком хорошо оплачиваемой работе?

- Желание покончить с преступным прошлым?

- Глупости. Я за всю свою жизнь не видел ни одного покаявшегося грешника. Вы молоды, Виржиния, и идеалистичны, - повторил Рокпорт с грустью. - Возможно, Лайзо Маноле представляется вам благородным героем, наподобие Железного Фокса, вольного стрелка. Но мы не герои баллады. Ваш водитель - всего лишь талантливый проходимец, порченая кровь. Он жил за счет горя других людей, поймите. Это не случайная ошибка, не единственный неверный шаг. Это способ существования. Жалеть его - все равно что жалеть паразита. Вам же не придет в голову нарочно разводить блох на собаке или позволять оводу кусать вашу лошадь?

- Разумеется, нет! - я начала сердиться. - Только вот не сравнивайте мистера Маноле с какими-то насекомыми. Между прочим, я лично дважды... нет, трижды видела, как он помогал изловить опасного преступника. Сотрудничество со следствием, так это называется, да? И только благодаря мистеру Маноле я сейчас жива. Он заслонил меня от пули, не особенно надеясь выжить после этого. Это поступок мерзавца или честного человека, маркиз? Ответьте, не молчите, прошу вас, - едко добавила я. - И, в конце концов, даже Писание говорит, что нужно прощать и протягивать руку помощи тем, кто нуждается...

- Только вот не вспоминайте Писание, - маркиз поморщился и отступил в тень. - Если бы вам пришлось повидать то, что видел я, то вы бы сейчас не защищали от меня отъявленного негодяя. Люди не меняются, Виржиния, и один добродетельный поступок не значит ничего по сравнению с привычкой жить за счет других. Избавьтесь от Лайзо Маноле, пока не поздно, или это сделаю я.

Угроза, ненавязчивая, но очень-очень правдоподобная, стала последней каплей. У меня словно хрустнуло что-то внутри, ломаясь окончательно - некий барьер, граница терпения... А может, это раскололась пополам сама память, разделившись на туманно-сказочное прошлое с настоящей семьей, пансионом, вышивкой у камина - и на жестокое до предела настоящее, в котором я осталась наедине с бухгалтерскими книгами, кофейней и призрачным запахом вишневого табака.

- Нет, не сделаете! - я поднялась на ноги. "Пытки" в скользкой кожаной обложке звучно шлепнулись на паркет. - Если вы это сделаете, то можете вообще забыть дорогу в мой дом! И помолвку я расторгну в тот же день! Нет, в ту же минуту!

- Виржиния...

- И дело не в Лайзо Маноле, а в вас! В вас! Не смейте лезть в мою жизнь! Уже прошло то время, когда я просила советов... да что там просила, умоляла о них! Мне хотелось выйти на улицу и закричать - ну хоть кто-нибудь, помогите! Но все, все разбежались - и мамин родной брат, и так называемые "друзья" отца! И вы, вы даже на похороны не явились! Мы с бабушкой остались вдвоем. А вы знаете, как тяжело она болела! Последние месяцы ей даже морфий не помогал, а вы... И на ее похороны вы не приехали тоже.

Я выкричалась всласть и теперь тяжело дышала, не отводя взгляда от лица Рокпорта. Пусть бы сказал что-то, хоть словечко, оправдался бы... Но он только молча наблюдал за мною.

- Когда мне действительно нужна была помощь, вас не было рядом, маркиз, - хрипло произнесла я. - Да, да, знаю - одно ваше имя, одна новость о нашей помолвке отпугнула от меня охотников за наследством. Но кроме имени вы не дали ничего. А теперь я уже крепко стою на ногах, и советы мне не нужны. Особенно ваши.

Я думала, что маркиз теперь точно разозлится. Станет кричать, ругаться на меня... да хотя бы нахмурится. Но он только отвел взгляд, машинальным жестом взял свои чудные очки с книжной полки и, будто в растерянности, раскрыл и сложил дужки. Раз, другой, снова и снова.

- Я просто хочу вас уберечь, - тихо ответил он наконец. - Виржиния, поймите, я видел много страшного. Я видел, как умные, очень умные женщины, оступившись лишь раз, ломали себе жизнь. Наверное, вы не помните мисс Лору Стэнфорд, младшую дочь виконта, а я помню. Жертва даже не соблазнения - насилия, она все равно была отвергнута обществом. Отец хотел увезти ее на материк, но не успел - она повесилась в своей комнате, на собственном пояске. А ведь вина лежала не на ней, а на насильнике... Нет, Виржиния, не отворачивайтесь. Дослушайте, пожалуйста. Я могу рассказать еще много подобных историй. О дочери баронета из Вулф-энд, которая, вопреки предупреждению родителей, обвенчалась с очаровательным юношей без роду без племени - он бросил ее, как только закончились деньги из приданного, и исчез. А она осталась одна, с ребенком - не вдова и не жена. Я знаю о виконтессе, истратившей большую часть состояния на своего любовника и оставшейся потом в одиночестве перед злыми языками в Бромли; о леди из Эннекса, на которой женился охотник за приданным. А Шарлотта Шарли, та самая, что написала "Дом на высоком берегу"? Вы помните, что с нею было? Она вступила в связь со своим адвокатом. Но когда об этом стало известно общественности, тот удрал, прихватив украшения мисс Шарли и ее гонорар за последнюю книгу. Виржиния, Виржиния... - Рокпорт подошел ближе и взял меня за руку. И теперь уже стало совершенно ясно - это не у него холодные пальцы, это я горю. - Наверное, я говорю жестокие вещи, которые вам неприятно слышать. Вы злитесь, конечно. Но это все от страха... Моего страха. Я боюсь, что не сумею уберечь еще и вас. Гинни... я не хочу, чтоб даже одна твоя слезинка пролилась потому, что я недосмотрел и не уберег тебя. Если для тебя это так важно - я больше не трону твоего водителя. Но приглядывать за ним не перестану, - он провел рукой по моим волосам, и без того стоящим дыбом. - Гинни, Гинни... Как же ты повзрослела...

Горло у меня перехватило.

- Дядя... Рэйвен... Прости, пожалуйста. Я не хотела кричать. Просто...

- Просто так получилось. Я знаю, Гинни. Поплачь хоть немного. Почему ты никогда не плачешь?

Я улыбнулась в его сюртук.

- Не умею.

Домой в ту ночь я, разумеется, не поехала. Дядя Рэйвен велел приготовить для меня одну из гостевых спален на втором этаже. Окна выходили в сад. До самого утра ветер стучал в ставни тонкими ветками старых вишен, но звук этот странным образом убаюкивал. В комнате было прохладно - ее не успели как следует натопить; я сдвинула грелку к ногам, закуталась поплотней в одеяло, закрыла глаза - и открыла их только тогда, когда большие напольные часы в зале этажом ниже стали бить час пополудни.

Завтракать мне пришлось в одиночестве. Кроме выпечки, к кофе экономка подала аккуратно сложенную вчетверо записку. Там с детства знакомым мне почерком значилось:

Сожалею, вынужден уехать из города по срочным делам необычайной важности. В случае необходимости обращайтесь к миссис О'Дрисколл, она поможет.

Берегите себя.

Ваш Р.Р.Р.

После завтрака я попросила экономку вызывать кэб - и уехала домой. А уже прибыв в особняк, с удивлением обнаружила, что, оказывается, Мадлен и Георг прождали меня всю ночь. Мэдди и вовсе уже собралась брать особняк маркиза штурмом. Георг еле-еле сумел ее отговорить от того, чтобы немедленно бежать и спасать одну легкомысленную графиню.

Никто не высказал ни слова в упрек, но, право, давно уже не было мне так стыдно. А ведь предстоял еще разговор с миссис Хат, которая наверняка приехала утром в кофейню и обнаружила, что там никого нет... Ох!

В качестве извинения я пригласила Мадлен составить мне компанию и прогуляться в шляпную мастерскую. Георг удовольствовался моим клятвенным обещанием впредь предупреждать о столь длительных отлучках - и уехал в "Старое гнездо", улаживать проблемы. Я тоже собиралась подъехать туда - позже, часам к пяти, когда начнут собираться постоянные гости. Благо из-за скверной погоды многие предпочитали не выглядывать на улицу и оставаться дома, так что кофейня в последние недели была полупустой. Вот когда немного подморозит и выпадет снег - о, тогда наши славные бромлинцы отважатся выглянуть наружу и нанести визит-другой знакомым, и начнется веселая пора званых ужинов, поэтических вечеров, балов и спиритических сеансов.

Распланировав свой день и раздав обещания, я вызвала мистера Спенсера, который дожидался в гостиной с момента моего возвращения и очень хотел поговорить. Управляющий рассказал сразу две хорошие новости и напомнил о некоторых важных делах.

Во-первых, на помощь хворающему Стефану наконец-то прибыл Говард Чемберс с семьей. Собеседование мы условно назначили на послезавтра, решив дать мужчине время освоиться в столице и отдохнуть после переезда - все равно вопрос о приеме на работу был уже фактически делом решенным.

Во-вторых, нашелся автомобиль. Он простоял всю ночь там же, где его и оставили - целехонький, ни единой царапины. Завелся, правда, не сразу - из-за разряженного аккумулятора или чего-то в этом роде. Но несколько слуг-мужчин под руководством неутомимого мистера Спенсера быстро дотолкали автомобиль до гаража, а там уж Лайзо занялся им...

Лайзо. Да, точно...

- ...Хорошо, мистер Спенсер, так и поступим, - кивнула я, завершая разговор. - Что касается дамбы на Тиссе, зимой мы все равно ничего строить не будем, но летом нужно непременно вернуться к этому вопросу. Ссуду Макбрайнам на ремонт винокурни и расширение производства, думаю, можно выдать, это надежные люди. Когда составите договор - покажите мне. На этом все. И, да, чуть не забыла, мистер Спенсер - позовите ко мне мистера Маноле, у меня к нему есть разговор.

Когда управляющий вышел, я достала из ящика стола прошение Лайзо об увольнении, спички и медный поднос. Через четыре минуты в дверь постучали.

- Входите, - я не смогла сдержать вздох. Разговор предстоял не из приятных. Ничего, потом закажу шляпку-другую и подниму себе настроение. И Мэдди заодно.

- Добрый день, леди.

Надо отдать Лайзо должное, в себя он приходил быстро. Конечно, хромота за один день никуда не делась, как и повязка на голове, но в целом вид у гипси был далеко не такой побитый и мрачный, как вчера. Правда, многочисленные следы от ушибов налились жутковатым синевато-фиолетовым цветом. Один - на скуле, другой - у основания шеи, отчетливо видный в вырезе серой домашней рубахи.

На запястьях у гипси тоже были синеватые "браслеты" - следы отнюдь не ласковых попыток удержать его, а вот содранные ладони уже поджили.

- Мистер Маноле, как вы думаете, что это? - я взмахнула смятым листком бумаги.

Лайзо прищурился:

- Это, кажется, мое прошение, леди... Что?!

Я невозмутимо чиркнула спичкой и поднесла трепещущий огонек к краю чуть влажного из-за погоды листа. Занялась бумага не сразу, но потом все же разгорелась. Когда пламя начало подбираться к пальцам, я положила ее на медный поднос.

- Что? Очевидно, ответ на ваше прошение. Я его не подпишу. Даю вам три дня сроку на лечение. А потом извольте заняться починкой автомобиля и приступить к обязанностям водителя.

- Но...

- Вы чем-то недовольны?

- Нет, - Лайзо вдруг улыбнулся, так тепло, что у меня мурашки по спине побежали. Не такие, как бывают от испуга... Другие какие-то. - Я очень рад. Думал, леди, что вы меня теперь взашей прогоните. После всего-то. Я...

- Помолчите, будьте любезны. Я еще не закончила. И, да, присядьте, я помню, что у вас болит нога.

Лайзо, кажется, пробормотал что-то вроде "садиться велят - к дурным вестям", но я не обратила на это никакого внимания.

- Мистер Маноле, я знаю, кто нанял тех людей. Точнее, кому они подчиняются.

- О.

Судя по красноречивому взгляду Лайзо, гипси прекрасно понимал разницу между наемниками и подчиненными.

- Это человек - маркиз Рокпорт, - продолжила я тем временем. - Буду с вами откровенной, я не ожидала, что он зайдет так далеко. Маркиз вмешивается в дела нашей семьи в исключительных случаях. Очевидно, он посчитал, что вы в достаточной мере... исключительны. Мне удалось уладить это недоразумение, но хочу вас предупредить, что отныне за вами будут следить очень пристально, - я сделала многозначительную паузу. - Не пытайтесь избавиться от слежки, они так или иначе узнают все, что им нужно. Если на вас будут пытаться оказать давление - не лезьте на рожон, по возможности уходите от конфликта и как можно скорее докладывайте о случившемся мне. Еще раз повторю - не пытайтесь перехитрить этих людей, вы просто не представляете, с кем имеете дело. Один раз вам повезло. Другой раз удачи может и не хватить.

- Вы говорите... слишком откровенно, - произнес Лайзо спокойно, но кровь от лица у него отхлынула. - А могу я узнать, чем заслужил такое нерасположение маркиза?

- Конечно, можете. Скажем так, маркиз осведомлен о вашем прошлом.

- Насколько хорошо?

Напряжение в комнате стало почти физически ощутимым. Лайзо будто закаменел.

- Недостаточно хорошо, чтобы предъявить вам официальное обвинение. Кроме того, маркиз вряд ли захочет, чтобы арест водителя и судебный процесс повредили моей репутации, - честно ответила я. - Однако это не тот случай, когда нужны формальные обвинения. Думаю, не надо вам пояснять, почему. Да, кстати, говорит ли вам о чем-нибудь имя Саммершот?

- Розалин? - живо откликнулся Лайзо, и в глазах у него мелькнула тень некоего определенно приятного воспоминания.

- Вижу, что говорит, - ответила я, когда сумела справиться с неуместным чувством раздражения. - Так вот, та история вызывает у меня отвращение, не буду скрывать. Нельзя играть человеческими жизнями, это даже хуже воровства и ненамного отстает от убийства. Эллис сказал мне, что вы хотите оставить прежнюю жизнь. И только поэтому я взяла вас на работу. Прошлое исправить невозможно, но начать все с чистого листа вы можете. И это, мистер Маноле, будет поступок сильного человека, заслуживающий самого глубокого уважения. Легко быть праведником с детства, под пристальными взглядами не менее благочестивых родителей или, к примеру, монахинь из пансиона. И куда как труднее отступить с пути легкого и сладкого, отказаться от ложной гордости и фальшивой свободы, стать... человеком.

Я замолчала. Прошение об увольнении медленно дотлевало на подносе. Может, следовало подписать эту глупую бумажку и избавиться от множества проблем разом?

Нет. Уверена, как только Лайзо лишится работы у меня, дядя Рэйвен завершит начатое. Самому Лайзо, конечно, знать об этом не стоит.

- Спасибо, леди, - произнес вдруг он, и я вздрогнула от неожиданности.

- За что?

- За откровенность, - улыбнулся вдруг Лайзо. Он выглядел сейчас так, как будто и не было последних нескольких дней - тот же легкомысленный кошачий прищур, что обычно, и чуточку нахальная поза. - А... что еще рассказывал обо мне маркиз?

"Что еще ему известно", - перевела я про себя.

- Э-э... Много и всякое, - мне очень хотелось спросить про второе прозвище, про "Искусителя", но язык не поворачивался. - Настолько любопытные вещи, что теперь меня мучает один вопрос: если все это правда, зачем вы согласились на место водителя?

Я спросила это шутливым тоном, но Лайзо неожиданно посерьезнел.

- Не знаю, леди. Не спрашивайте. Только одно скажу - я б не променял сейчас свою теперешнюю жизнь на ту, прежнюю.

Что-то в его голосе подсказало мне, что дальше проявлять любопытство будет крайне неразумно. Да и разговор затянулся - наверняка Мэдди уже ждала меня под дверью, изнывая от нетерпения перед поездкой за шляпками.

Я уже думала, что сюрпризы у судьбы в шкатулке закончились - хотя бы на ближайшие несколько дней. Но тщетно. Когда мы с Мэдди прибыли в кофейню, нагруженные шляпными картонками, выяснилось, что на кухне меня уже ждет Эллис с двумя новостями.

Во-первых, этой ночью были арестованы шестеро подозреваемых в ограблении галереи - все выходцы с Альбы, воры, промышляющие в основном предметами искусства.

Во-вторых, мальчишки нашли на берегу Эйвона странный обрывок, грязный и обгорелый.

- Мы показали его Уэсту, Виржиния, - азартно прошептал Эллис, опасливо оглянувшись на Георга. - И он, в смысле, Уэст, тут же рухнул в обморок, а когда очнулся, то опознал в обрывке фрагмент картины. Это почти победа, Виржиния! - Эллис помолчал. - А Уэста, кстати, сегодня утром свалила лихорадка. Совсем плох, бедняга, лежит в беспамятстве, едва ли не при смерти... В общем, нам сейчас не до скуки!

- Охотно верю, - ответила я, когда совладала с со своими чувствами. - Вы удивительный человек, Эллис. Всего несколько дней назад у вас были только догадки, а теперь в камере ждут допроса сразу шесть подозреваемых.

- Ерунда, - детектив неопределенно махнул рукой, показывая, насколько все это дела незначительные. Потом сощурился и стянул с моего блюдца одно печенье. Я, подавив улыбку, как бы невзначай подвинула блюдце к нему поближе. - На самом деле не так уж много в нашем городе людей, которые плотно интересуются живописью. Я с самого начала подозревал, что картину могли попытаться выкрасть для чьей-нибудь коллекции, поэтому попросил одного своего друга подумать, кто с "темной" стороны Бромли мог принять такой заказ.

- О! - я не удержалась от удивленного возгласа. - Вы прежде не говорили о своих друзьях.

- Ну, их не так уж много, и в основном это люди из управления, - пожал плечами Эллис. - Нэйта, то есть доктора Брэдфорда, вы уже знаете. А тот, кого я только что упомянул - это Николас Джеффри, он больше по кражам работает. Бывает, что и отпускает мелких воришек. А они потом и рады ему услужить... Вот и сейчас Николас с одним поговорил, другому пригрозил, с третьим выпил, а вчера утром мне уже назвал имена тех, кто мог быть причастен к краже картины из галереи Уэста. И один парень из арестованных кажется мне ну просто до неприличия перспективным. Вот сейчас допью этот горячий шоколад и пойду разбираться, - Эллис беззаботно улыбнулся. - Как говорила моя тетушка Нэн, на голодный желудок и голова не варит.

- Разумно. К слову, Эллис, это не горячий шоколад, а кофе с шоколадом и мятным сиропом, изобретение Георга. Думаю, скоро этот напиток станет весьма популярен.

- Ну, передавайте Георгу привет, - Эллис поднялся из-за стола, накинул куртку и, воровато оглянувшись, ссыпал оставшиеся на блюдце печенья к себе в карман. - Вы не возражаете?

- Разумеется, нет, - вздохнула я. Этого вечно голодного детектива только могила исправит!

- Вот и прекрасно, - подытожил Эллис. - Кстати, если вечером у вас тут будет Луи ла Рон, тот газетчик, скажите ему, чтоб заглянул при случае в Управление и спросил детектива Норманна. У меня есть для него нечто любопытное и совершенно, совершенно исключительное. Всего доброго, Виржиния!

С этими словами детектив покинул кофейню. А вечером к нам и впрямь заглянул ла Рон. Услышав о предложении Эллиса, он необыкновенно воодушевился, быстро допил свой имбирный чай и торопливо распрощался. Глаза у журналиста при этом буквально горели от азарта. Что ж, неудивительно: в последнее время с пьедестала любимца публики его все чаще подвигал тот самый аноним, "мистер Остроум", чьи статьи появлялись в газете раз в два дня, словно по расписанию. Лично мне их далекий от художественного слог, нарочитая экзальтированность и подчеркнутая скандальность не просто не нравились - вызывали отторжение. Но, как ни странно, большинству читателей такой стиль пришелся по душе. Даже леди Клэймор, казалось бы, человек тонко чувствующий и прекрасно образованный, жадно глотала эти статьи.

- Как вы не понимаете, Виржиния, - снисходительно посмотрела она на меня сквозь стеклышки серебряного лорнета, когда я отважилась наконец спросить ее о пристрастии к творениям мистера Остроума. - Он же единственный, кто говорит правду! Даже ваш детектив постоянно что-то скрывает и юлит, а вот мистер Остроум сразу выкладывает все, что знает. К тому же у него такая смелая позиция... Впрочем, я сердита на него - кажется, он уверен, что во всем виноват мистер Уэст, а это полная чушь.

Отчаявшись уследить за логикой в рассуждениях вроде бы разумной и последовательной подруги, я согласилась со всеми ее доводами. Тем более что вреда от писулек Остроума было немного - всполошил общество, потрепал нервы семейству Уэст, но не более.

А через четыре дня в "Бромлинских сплетнях" вышла огромная - и разгромная! - статья Луи ла Рона.

ЗАКОН ЕСТЬ ЗАКОН, или ИЩИТЕ ВЫГОДУ

Уже давно в прессе муссируются слухи о болезни мистера Уэста, владельца известной галереи "Уэст-хаус", арестованного после заявления страховой компании "Хорн и Ко" по подозрению в мошенничестве. Многие, и я в том числе, полагали тем не менее, что слухи эти весьма преувеличены. Однако действительность оказалась страшнее любых домыслов.

Буквально на днях Ваш покорный слуга воспользовался своими связями и проник в Городское Управление спокойствия, чтобы взять интервью у самого мистера Уэста. Каково же было мое удивление, когда я обнаружил его в одном шаге от смерти! По словам тюремного врача, назвавшегося доктором Б., мистер Уэст около недели назад перенес так называемый "удар" и с тех пор не приходил в сознание. С каждым днем его состояние все ухудшается. Тот же доктор Б., к слову, человек высоких моральных принципов, с горечью констатировал, что мистер Уэст погибнет, если в ближайшее время не будет переведен в больницу. К сожалению, это не представляется возможным из-за мощного сопротивления вышеупомянутой страховой компании, представители которой настаивают на немедленном проведении суда.

Причина для такой несуразной просьбы меркантильна и проста: страховщики опасаются, что если подозреваемый умрет до вынесения приговора, то им придется так или иначе выплатить компенсацию за украденную картину уже наследникам. Действительно, по аксонским законам заочно осуждать мертвых нельзя, а значит после смерти Уэста договор о страховании уже нельзя будет оспорить.

Итак, большинству из нас, полагаю, уже вполне ясно, кому выгоден суд над фактически недееспособным подозреваемым. Однако причина, по которой больной, несамостоятельный человек был взят под стражу и заключен в тюрьму, пока остается тайной, покрытой мраком.

Возможно, это решение было принято Управлением спокойствия под давлением страховой компании. В таком случае назревает вопрос: с каких пор человеческая жизнь в Аксонии Просвещенной, в Аксонии Нового Времени ценится меньше, чем деньги?

Куда делось наше сострадание, друзья?

Неужели мы готовы уничтожить друг друга ради призрачной выгоды?

А ведь вина мистера Уэста еще не доказана - он всего лишь подозреваемый. Возможно, оклеветанный...

Впрочем, умолкаю.

Ваш покорный слуга,

Луи ла Рон

Пока я читала статью, возмущение мое все нарастало, пока не превратилось в настоящий гнев. Нет, и раньше мне было ясно, что мистер Уэст стал жертвой в играх страховщиков. Но я и подумать не могла, что слово "жертва" в данном случае стоит понимать буквально!

Эллис еще в самом начале следствия говорил, что Уэст не способен совершить преступление. Во-первых, элементарно по состоянию здоровья; во-вторых, все свидетели как один утверждали, что в ночь, когда произошла кража и убийство, владелец галереи даже из дома своего не выходил.

И вот теперь он при смерти, настоящий злодей гуляет на свободе, а страховая компания делает все, чтобы осудить невиновного и отвертеться от выплаты компенсации. Видимо, Эллис уже отчаялся добиться своего законными методами, и потому пригласил ла Рона. Наверняка после такой статьи эту страховую компанию завалят сотнями, тысячами гневных писем. А тем безголовым мерзавцам из Управления, которые потакают капризам страховщиков, придется наконец отпустить Уэста...

- Почему вы хмуритесь, леди Виржиния? - меланхолично спросил Георг, отмеряя специальной ложечкой молотую ваниль для очередной порции "кофейной нежности". - Дурные новости?

- Почитайте позже, - я со вздохом отложила газету. - Падение нравов в современном Бромли - не новость, но каждое новое подтверждение этому радости не прибавляет. К слову, леди Клэймор сегодня не приходила?

- Нет, леди.

- Думаю, что она зайдет в скором времени, - я покосилась на газету. Злополучная статья будто притягивала взгляд. - После такой-то публикации...

Я не ошиблась.

И, к сожалению, недооценила жажду справедливости моей подруги.

На следующее утро, около девяти часов, Глэдис подъехала к воротам особняка на Спэрроу-плэйс. Разумеется, в это время я уже не спала, но и выходить пока не планировала. И уж тем более не хотела отправляться куда-либо кроме кофейни! Но когда это Глэдис интересовалась моими планами, если Искусство было в опасности?

- Виржиния, дорогая, они же убьют его! - воскликнула она вместо приветствия. - Я в ужасе, Виржиния, в ужасе! Не могу поверить своим глазам, - губы у Глэдис дрожали, а сама она была необыкновенно бледна. - Мы с мистером Уэстом не были такими уж близкими друзьями, но не раз обедали вместе, да и галерею его я с мужем навещала исправно... Виржиния, прошу вас, поедемте со мною в Управление! У вас есть связи, вы можете поговорить с тем детективом, попросить его отпустить мистера Уэста на поруки... Я сама готова поручиться за него.

В руках у Глэдис была та самая газета, свернутая в трубку и измятая. Кажется, Луи ла Рон мог быть спокоен за свое место в сердцах бромлинцев - десяток статей мистера Остроума не сумели произвести такого эффекта, как единственная, вышедшая из-под пера Луи.

- В первую очередь успокойтесь, Глэдис, - я подошла к подруге и взяла ее за руки. - Присядьте. Давайте выпьем по чашечке чаю, хорошо?

- Нет! - Глэдис, всегда такая сдержанная, разумная и капельку насмешливая, порывисто вскочила, теряя свой лорнет. - Нам надо ехать сейчас же! Промедление смертельно опасно для мистера Уэста, мы должны...

- Должны? Пожалуй, - я вновь мягко потянула ее за руку, принуждая сесть. - Но можем ли?

Глэдис замерла.

- Простите?

- Что мы можем сделать сейчас? - тем же ласково-увещевательным тоном продолжила я. - Вот мы ворвемся в Управление, потребуем встречи с мистером Хоупсоном... это глава Управления, Глэдис, не смотрите на меня так... словом, мы ничего сделать не сможем.

- Но у вас же есть знакомства? - Глэдис не спрашивала - она будто просила Мироздание об одолжении, о волшебном ключе, способном открыть дверь к спасительному решению.

- Мое "знакомство" - детектив Норманн, - я опустила глаза. - Скажу вам, не таясь, Глэдис: статья, которую вы прочитали - это его отчаянная попытка справиться с давлением страховой компании на "гусей". Мистер Хоупсон ценит детектива Норманна весьма высоко, и если даже его, детектива, просьба не может повлиять на судьбу Уэста... Что ж, думаю, вы и сами понимаете, что мы уж точно ничего поделать не можем.

Глэдис развернула газету, растерянно скользнула взглядом по строчкам и моргнула несколько раз, будто избавляясь от наваждения.

- Пожалуй, вы правы, Виржиния. Но сидеть просто так и ждать я не могу. Пусть надежды никакой нет, но все же я поеду в Управление, напрошусь на прием к этому, как его... мистеру Хоупсону. Поговорю с ним. Вдруг он и правда не откажется принять залог за мистера Уэста? В любом случае, вреда от беседы не будет.

- От беседы - нет. Но вот требования могут возыметь обратный эффект, - заметила я. - Да и к тому же к самому мистеру Хоупсону вас могут и не допустить, наверняка после этой статьи многим пришла в голову та же мысль, что и вам... Глэдис, давайте сделаем вот что: мы поедем в Управление, но обратимся не к Хоупсону, а к детективу Норманну. Уверена, он не откажет нам в коротком разговоре. Так мы хотя бы узнаем наверняка, что происходит с мистером Уэстом. Зная ла Рона, - я коснулась газеты, - могу предположить, что опасность может быть несколько преувеличена. Ну, а если ситуация и впрямь так серьезна, как он пишет, то я могу задействовать и другие свои связи.

"В конце концов, - подумала я, - дядя Рэйвен говорил, что в случае опасности я могу обратиться к миссис О'Дрисколл. Но он не уточнял, кому должна угрожать опасность, мне или другому человеку".

Уже вызывав в кэб, я вспомнила о том, что Эллис редко проводил в Управлении целый день. Обычно он с самого утра он сломя голову носился по городу - с этим поговорить, тому дать задание, у тех взять показания, здесь расставить ловушку, там арестовать подозреваемых... И только поздно вечером, а порою и ночью детектив заходил в "Старое гнездо" на чашку кофе.

Но удача оказалась на нашей стороне.

- А, Виржиния, это вы, - рассеянно поприветствовал меня Эллис, отрываясь от изучения бумаг. - А я-то думал, кого ко мне занесло с утра пора... - тут он заметил Глэдис и поперхнулся. - Доброе утро, леди. А вы, собственно, кто?

- Это леди Клэймор, моя близкая подруга.

- Ага, - глубокомысленно произнес Эллис и вновь уткнулся в свои бумажки. - И что здесь делает леди Клэймор, ваша близкая подруга?

- Она хочет узнать, как себя чувствует мистер Уэст.

- А он что, еще не умер?

Глэдис попыталась упасть в обморок, но в захламленной каморке, по недоразумению называемой кабинетом Эллиса, делать это было просто некуда.

- Он шутит, дорогая, - я сочувственно прикоснулась к плечу подруги и метнула на Эллиса гневный взгляд.

Без малейшего результата, разумеется.

- Шучу? Я? Увольте, - детектив страдальчески заломил брови. - Леди Клэймор, если вам правда плохо, сядьте вон на ту коробку. Но лучше не надо, она в чернилах перепачкана... Леди, - обернулся он ко мне, - а ваша подруга умеет хранить секреты?

- Конечно, я умею, - с достоинством отозвалась Глэдис, стиснув свой лорнет.

- Это хорошо, потому что если сказанное мною выйдет за пределы этой комнаты, Уэст точно помрет, - меланхолично кивнул Эллис, не отрываясь от бумажек. Глэдис закусила губу. - Леди Виржиния, гляньте в коридор - там никто не бродит, развесив уши?

Я послушно выглянула. К счастью, коридор, в конце которого и располагался кабинет Эллиса, никому не приглянулся для прогулок.

- Никого нет.

- Ну и прекрасно, - детектив отложил бумаги и уставился на Глэдис, не мигая. - На самом деле Уэст жив и здоров. Даже здоровей меня будет, ему-то не приходится ночами не спать, допрашивая всяких мерзавцев, - Эллис зевнул напоказ, прикрыв рот ладонью. - А газетная статья - утка. Правда, если кто-нибудь об этом узнает, в особенности - домочадцы Уэста, то он имеет все шансы и впрямь помереть в тюрьме. А ведь он действительно невиновен - по крайней мере, в убийстве. Помните тех шестерых, о которых я вам говорил, Ви... леди Виржиния? - спросил детектив и интригующе замолчал. Я поспешно кивнула. - Так вот, один из них раскололся. Это его видел тот попрошайка. Альбиец по прозвищу Шон Лохматый вступил в преступный сговор со своим соотечественником с целью проникновения в галерею, - скучным голосом продолжил Эллис. - Однако, прибыв на место, преступники обнаружили, что картина уже исчезла, а сторож собирается сию секунду бежать и докладывать об этом в Управление спокойствия. Раздосадованный неудачей, Шон Лохматый в порыве гнева расправился со сторожем. Вот и все дела.

- Значит, мистер Уэст невиновен в убийстве? - торжествующим голосом произнесла Глэдис, оправившись от удивления. - Но тогда к чему эта статья? Почему он еще в тюрьме, а не на свободе, оправданный и очищенный от клеветы?

- А это тайна следствия, - загадочно улыбнулся Эллис.

Право слово, мне захотелось его хорошенько стукнуть. Сначала выдать эти самые "тайны следствия" почти до самого донышка, а потом, в последний момент, заартачиться!

Впрочем, продолжить разговор нам не дали. Безликий молодой человек, которого я прежде уже видела в кабинете мистера Хоупсона, без стука отворил дверь и скучным голосом произнес:

- Мистер Норманн, к вам еще посетитель. Мистер Уэст-младший. Он хочет сделать некое заявление. Прикажете пропустить?

Эллис азартно подался вперед, как лис, почуявший добычу.

- Ну наконец-то! - и обернулся ко мне: - Леди Виржиния, передайте ла Рону, что он действительно мастер. Мастер убеждения!

Сказал это - и торжествующе уселся на свою колченогую табуретку, как на трон, нахально положив ногу на ногу.

Глэдис выглядела совершенно ошарашенной. Она нервно вертела в руках лорнет и покусывала нижнюю губу, то и дело поглядывая на меня. Я же, увы, ничем не могла помочь подруге, поскольку сама терялась в догадках.

Стучалась в сознание одна неприятная мысль: неужели та статья оказалась жестокой провокацией? Эллис, получается, был полностью уверен в том, что виноват Лоренс Уэст, и потому решил запугать его, сыграв на родственных чувствах?

Но где в таком случае гарантия, что сын в отчаянии не оговорит самого себя, чтобы спасти отца? Если б подобное случилось не с Уэстом-старшим, а с леди Милдред, то я не задумываясь выгородила бы ее, даже ценой своей жизни! И это я, не особенно смелый человек. До той же бабушки мне, увы, еще далеко...

А Лоренсу, мужчине, сама его природа, его честь велела спасти престарелого, немощного отца от ложного обвинения.

"Жаль, что Глэдис тут, - подумала я вдруг. - Останься мы наедине с Эллисом, и можно было бы спросить у него, почему он так уверен в виновности Лоренса".

Подумала - и почувствовала, как начинаю краснеть. Выходит, что я теперь свободнее себя чувствовала рядом с Эллисом, с этим беспардонным манипулятором, чем со старинной своей подругой?

Ох...

- Леди Виржиния, у вас что-то больно виноватый вид, - весело подмигнул мне детектив, подтверждая репутацию самого бессовестного существа во всем Бромли. Нет, во всей Аксонии! - Я могу подумать, что на самом деле это вы заварили кашу с похищением... Да-да, входите!

Как только в кабинет постучали, Эллис поспешно выпрямил спину, облокотился на конторку, состроил мрачную физиономию и исподлобья уставился на дверь.

- Добрый день.

Лоренс поздоровался еще из коридора и вошел после еле заметной паузы. Он был смертельно бледен и, кажется, умудрился исхудать за то время, пока мы не виделись. Светлые волосы немного потемнели, словно впитав холодную влагу бромлинских туманов, и отчего-то "липли" к голове.

Присмотревшись, я поняла, что туманы тут ни при чем. Просто Лоренсу в последние несколько дней явно было не до мытья волос.

"Он так переживал из-за статьи?" - предположила я про себя и вдруг вспомнила, что газета-то вышла только вчера. Неужели Эллис был прав?

- Добрый день, мистер Уэст, - тем временем хмуро поприветствовал визитера Эллис. Лоренса аж передернуло от этого обращения. - Что привело вас сюда? Эй-эй, Смит, не уходи, свидетелем будешь. А то скажут потом, что я над подозреваемыми издеваюсь...

"А что, разве нет?" - хотела я спросить, но вовремя прикусила язык.

Лоренс глубоко вдохнул, будто перед тем, как нырнуть в омут, и произнес, тихо и четко:

- Я хочу написать заявление. И признаться.

- В чем? - с деланным интересом подался вперед детектив, демонстративно подвигая к себе исчерканные бумажки и химический карандаш.

- Во всем, - твердо ответил юноша и поднял глаза на нас. Губы у него немного дрожали. - Отпустите отца к врачу, я тут же напишу признание.

- Отпустить? Обязательно, как только вы изложите нам правдиво все события, что произошли в ночь перед так и не состоявшейся выставкой, - добродушно пообещал Эллис.

Возможно, общение с ним дурно влияло на мою подозрительность, но в этих словах мне почудился какой-то подвох.

- Но отец...

- Сначала признание, - серьезно покачал головой Эллис и протянул Лоренсу мятый листок бумаги и химический карандаш. - Пишите. Все, как было, без утайки. А я почитаю и решу, что делать.

Лоренс растерянно оглянулся и, похоже, только тогда заметил нас. Столкнувшись с ним взглядом, Глэдис отвернулась, прижав пальцы к губам, и побледнела. Я успокаивающе коснулась ее плеча и холодно поинтересовалась у Эллиса:

- Может, нам лучше выйти?

- Не стоит, - обворожительно улыбнулся он, глядя исподлобья. - Будете свидетелями. Ну, и развлечетесь заодно, - добавил он совсем тихо. Глэдис вздрогнула. - Мистер подозреваемый, вы не стесняйтесь, садитесь вон на ту коробку, на пятна внимания не обращайте, ага... Вы картонку или книгу на колени подложите?

- Книгу? Зачем? - глядя на детектива глазами побитого щенка, тихо спросил Лоренс.

- Как зачем? А записывать признание вы на весу будете, да? - наигранно удивился детектив. - Вы же не думали, что я вас на свое место пущу? Берите книгу, рекомендую, я на ней уже столько отчетов написал, что она скоро, наверно, превратится в конторку. Пишете? - Эллис несколько секунд понаблюдал за тем, как старательно строчит признание Лоренс, и отвернулся от него. - Милые леди, кофе вам не предлагаю - его просто нет, но если желаете взбодриться, Смит может принести сюда пару чашек той бурды, которую наши зовут чаем. Не знаю, из чего ее делают, но пробирает лучше виски.

- Вы, видимо, с утра уже этого "чаю" пригубили, - вздохнула я, смиряясь. Когда Эллиса несло, его было не остановить. Самое лучшее в такой ситуации - смириться и дождаться, пока неумное веселье у него схлынет. - Глэдис, вы не хотите выйти и подышать свежим воздухом?

- Я останусь, - ответила она странно высоким голосом. - Хочу убедиться, что...

Лоренс свистяще выдохнул и еще ниже склонился над клятым листком.

Следующие четверть часа прошли в тишине. Смит незаметно стоял у двери, ожидая дальнейших приказаний. Глэдис покачивала лорнетом, вперив взгляд в пространство, и едва дышала. Эллис опять уткнулся в свои бумажки и что-то сосредоточенно перечитывал, беззвучно шевеля губами. Я же бездумно переводила взгляд с предмета на предмет, стараясь ни о чем не думать. Забитые чудными коробками и мешками полки на стене по правую руку от входа; рисунки, пришпиленные булавками к полотну, растянутому на противоположной стене - портреты, схемы, планы, маршруты, странные закорючки, похожие на чжанские иероглифы; маленькое узкое окошко под самым потолком; две новенькие электрические лампы - над столом и над дверью; вбитый под окошком здоровенный гвоздь, служащий вешалкой для двух, по крайней мере, курток и одних штанов блеклого черного цвета; стопки исписанной бумаги и папки, разложенные прямо на полу, под столом, у входа...

- Я закончил, - сухо произнес Лоренс. Эллис оторвался от своих записок и сладко улыбнулся:

- Прекрасно, просто расчудесно. А теперь давайте мне, я почитаю.

Двигаясь медленно, будто в толще воды, Лоренс поднялся, пересек, спотыкаясь, захламленный кабинет и протянул Эллису помятый лист.

- Горю от нетерпения, - прищурился детектив, вчитываясь в строчки. - Вы присядьте, присядьте пока, мистер Уэст, вы мне здоровым нужны. А от стояния на нетвердых ногах развивается синячная болезнь. Слышали про такую?

- Нет, - как в забытье, Лоренс качнул головой и послушно вернулся на свой испятнанный чернилами ящик.

Эллис грустно цокнул языком.

- Сразу видно человека, воспитанного не улицей, а благороднейшим семейством. Ну-ка, почитаем... - на минуту или две он замолчал, а потом вновь широко улыбнулся: - Я так и знал. Леди и джентльмены, вы только послушайте. Какой образчик эпистолярного жанра! - Лоренс сгорбился, но детектив не обратил на это ни малейшего внимания и начал зачитывать запись вслух, голосом скучным и сухим: - "Признание. Я, Лоренс Юджин Уэст, двадцати лет отроду, находясь в здравом уме, заявляю. Тра-та-та числа, тра-та-та месяца сего года в ночь на понедельник..." А это разве был понедельник? Ну, потом уточним... "В ночь на понедельник около четырех утра проник в галерею своего отца, воспользовавшись ключом, чтобы выкрасть картину Нингена для последующей перепродажи..." А чего не указали, кому продавать собрались? Для следствия это очень, очень важно. "...для последующей перепродажи с целью получения денежных средств и затребования страховки". О! Какие формулировки, нужно запомнить! Затребования страховки, как же. "Изъятие картины с законного места прошло успешно. Будучи замечен сторожем, мистером Пулом, испугался и ударил его ножом в грудь, который впоследствии выбросил в Эйвон". Во как! Ножом, значит... "После этого отнес картину домой. Однако в страхе перед разоблачением уничтожил ее путем сожжения в камине сегодня ночью". Дата, подпись. Прелесть! - восхитился Эллис и сочувственно поинтересовался у Лоренса: - Мистер Уэст, а как же это вы умудрились забыть, что убили сторожа аж четырьмя ударами, нанесенными в область левого плеча, в часть спины под лопаткой и в тазовую область? Причем все удары были сделаны не ножом, маленьким топориком, которым, кстати, была вскрыта и задняя дверь в галерее? Как же это вы забыли такую важную подробность? Э? То-то же.

Лоренс низко-низко опустил голову, заливаясь краской до самых ушей. Мне одновременно и жалко было его, и хотелось смеяться. Тоже мне, горе-преступник...

- Отпустите отца, - прошептал он. - Пожалуйста. Он уж точно не виноват, зачем вы его?..

- Отпущу, - легко согласился Эллис. - Как только вы расскажете мне все, что знаете, мистер Уэст.

- Я все рассказал. И вам же все равно, кого сажать...

- Все равно? Эх... Хорошая же репутация у "гусей" в Бромли, - вздохнул Эллис и вылез из-за стола. - В "осы", что ли, податься? Там и платят лучше, и начальство замечательное, с чувством юмора, хоть и с тяжелой рукой, - продолжая вдохновенно нести чушь, детектив медленно пересек кабинет и остановился прямо перед Уэстом-младшим, а после замолчал на несколько секунд - и продолжил уже серьезно: - А я ведь действительно хочу докопаться до правды... Лоренс. Скажи мне, что ты видел в ту ночь, - неожиданно мягко произнес Эллис и подцепил его двумя пальцами за подбородок, заставляя запрокинуть голову. Лоренс безвольно повиновался. - Кого ты прикрываешь, Лоренс?

- Никого... - прошептал он потерянно. - Никого я не прикрываю, так и было...

Эллис зарылся пальцами в его волосы и сильно - это даже со стороны было видно - надавил на виски. Глаза у Лоренса сделались совсем черными.

- Врешь ведь, - все тем же ласковым голосом произнес детектив, наклоняясь ближе к лицу своей жертвы. Как демон из страшной книжки, выпивающий душу через глаза. Мне стало жутковато, хотя и понимала, что Эллис не сделает ничего дурного. - Скажи. Мне. Правду. Лоренс, Лоренс... Зачем ты пришел той ночью в галерею? Я знаю, что ты там был. У меня есть свидетель, - Лоренс молчал, глядя детективу в глаза. - Кого бы ты ни прикрывал, сторожа убил другой человек. Шон Лохматый, альбиец, редкостный мерзавец... Тебе не нужно молчать. Если ты скажешь, зачем ты пошел в галерею, то я отпущу твоего отца сразу же. Но мне нужна правда, Лоренс.

Эллис замолчал, и воцарилась тишина - ядовитая, густая, как дурманный дым из чжанских курилен. Она обдирала горло, иголочками впивалась в язык и разгоняла сердце - тук-тук-тук, все быстрее. На уши давило физически ощутимо, словно глубоко под водой. У меня сперло дыхание, я открыла рот, чтобы сказать хоть что-нибудь, наполнить эту кошмарную тишину, но тут Лоренс разомкнул губы и еле слышно произнес:

- Я шел, чтобы проверить картину. У меня... пропал ключ.

- Я так и знал! - торжествующе воскликнул Эллис и рассмеялся: - Молодец, что сказал, - потрепал Лоренса по волосам. - Ключ, значит... Это все объясняет. А теперь говорите, как все было на самом деле. Быстро, четко, по порядку. Вы уже начали, Лоренс, так что дальше отпираться бесполезно. Рассказывайте уж.

И Лоренс рассказал.

Как и предполагал Эллис, Уэст-младший явился в галерею уже под утро, последним из четверых "гостей". Еще вечером юноша заметил пропажу своего ключа. Полночи проворочался, гоня прочь дурные мысли, но потом не вытерпел - и сорвался. Решив, что вреда от проверки не будет, он тихо, никого не будя, оделся, взял отцовский ключ и направился к галерее, а там...

- А там - ужас, кошмар, трагедия, мертвый Льюис Пул в луже крови, странные надписи, картины нет, в общем, легче сразу застрелиться, чем понять, что случилось, - вздохнул Эллис, подытоживая сбивчивый рассказ Лоренса. - Сочувствую. Вы, полагаю, до этого ничего страшнее пореза и не видели-то.

- Я руку в детстве ломал, - тихо произнес Лоренс, не поднимая головы. Щеки у него все еще пылали румянцем.

- Ну, значит, ничего страшнее сломанной руки, - жизнерадостно заключил Эллис. - Хороший рассказ, спасибо, конечно... Жаль только, что главное вы все же утаили. Кто стащил у вас ключ, Лоренс? Вы ведь знаете того человека. Это кто-то дорогой вам, так? Иначе бы вы не начали нести околесицу про явку с повинной, а сразу рассказали о краже ключа. Так кого вы прикрываете, Лоренс?

- Не скажу, - твердо ответил тот. Эллис возвел очи к небу:

- Ну, только сначала не начинайте. Вы что, уже раздумали отца домой забирать?

Лоренс закусил губу до крови и еще ниже опустил голову.

- Я не могу говорить. Отпустите его, пожалуйста. Лучше меня посадите. Я...

- Лоренс, он вам солгал! - выкрикнула вдруг Глэдис, развернувшись пружиной. - Мистер Уэст здоров, статья - подделка!

Воцарилось многозначительное молчание. Лоренс выпрямился, недоверчиво хлопая глазами.

- Вот дура! - с чувством выругался Эллис. - Языкастая, несдержанная дура! Такой момент испортить, а... Леди Виржиния, вам нужно лучше подруг выбирать.

- А вам нужно прекращать мучить людей, - холодно произнесла Глэдис, глядя на Эллиса сквозь льдисто-голубоватые стеклышки лорнета. - Всего хорошего. Виржиния, с вашего позволения, я подожду на улице. Воздухом нужно подышать.

Эллис на мгновение спрятал лицо в ладонях, бормоча под нос что-то сердитое, а потом глухо приказал Смиту:

- Ведите этого горе-преступника в канцелярию. Пусть изложит в письменном виде все, что мне тут нарассказывал. Вы, Смит, проследите, чтоб он лишнего не выдумывал и не порывался взять на себя убийство. Потом обоих, и старшего, и младшего Уэстов - под домашний арест. Глаз с них не сводить, никого не пускать, кроме врачей. Нет, ни слуг, ни домочадцев... Идите. Виржиния, а вы останьтесь на секундочку, ладно?

Хоть я и злилась на детектива, но все же не смогла ему отказать, когда он уставился на меня вот так - бесконечно устало и с надеждой.

- Садитесь туда, - вяло махнул Эллис рукой.

- А как же чернила?

- Я пошутил. Им уже сто лет в обед, высохли давно, - тяжко вздохнул он и опустился на свою табуретку. - Виржиния, вы бы знали, сколько сил из меня вытягивают эти благородные спасатели. Преступнику, настоящему преступнику, я имею в виду, можно хоть по морде съездить, а с таких страдальцев что взять? Эх... Вы потом передайте своей подруге извинения от меня. Она не дура, конечно, просто благородная неженка. За это не наказывают. К сожалению.

Эллис сказал это с такой интонацией, что мне внезапно стало жальче не Глэдис, а его.

- Вы зря затеяли допрос при ней, - нейтрально заметила я. - Леди Клэймор никогда не поймет вас. Она сильно помешала?

- Да не очень, - сознался Эллис. - Лоренс вряд ли бы раскололся сейчас. Слишком выжат. К тому же я уже почти наверняка знаю, кто был первым "гостем" в галерее и что случилось с картиной. Осталось дождаться одного письма, а еще проверить кое-какую догадку... Виржиния, вы не пригласите мисс Дюмон к себе снова? На следующую пятницу? Желательно, с утра.

- Разумеется, приглашу, - кивнула я.

А что еще можно было ответить?

С Глэдис мы в итоге едва не рассорились.

Разумеется, она приняла мое приглашение прогуляться по Боунскому парку, благо день выдался ясный и теплый - редкость для поздней осени! Небо лишь слегка было подернуто полупрозрачной дымкой облаков. Мир словно распадался на яркие, контрастные детали. Черные ветви яблонь в мелких каплях воды; сочная зелень ровно остриженных хвойников в лабиринте; белый щебень, обрамляющий клумбы; тонкие красные прутья кустарника, названия которого я не знала; бледно-голубое небо, темная земля, ласковое золото осеннего солнца на мраморных перилах моста...

...Принять-то приглашение Глэдис приняла, но сразу дала понять, что не собирается ни прощать выходку Эллиса, ни даже игнорировать ее.

- Он ужасный человек, Виржиния, и даже не спорьте, - леди Клэймор так яростно обмахивалась веером, что, казалось, у нее сейчас сорвет с головы шляпку. Смотрелось это угрожающе - тем более что на свежем воздухе веер был совершенно ни к чему. - Как вы можете поддерживать с ним отношения? Святая Роберта, и я еще выгораживала вас, когда люди шептались о том, что "гусь" - неподходящее знакомство для леди!

Я испытала мимолетную вспышку раздражения и поспешно уставилась вниз, в хрустально-прозрачные воды ручья под мостом. На дне, там, где течение слабело, скапливались почерневшие палые листья. По всем законам бытия ничего не могло просочиться сквозь воду, но мне казалось, что ноздри щекочет кисловатый запах тления.

- В своих знакомствах я вполне могу разобраться сама, Глэдис. Однако с радостью узнаю, кто же шептался у меня за спиной. Вы не припомните точные имена?

Глэдис прекратила обмахиваться и сложила веер.

- Зачем это вам?

- Хочу отказать им в обслуживании в "Старом гнезде". Пожизненно, - я потерла кончиком пальца пятно на мраморе перил. На перчатке остался рыжеватый след. Ржавчина?

Досадно.

- Еще на прошлой неделе я бы согласилась с вами, Виржиния, но после того, что произошло три дня назад... Увольте, - Глэдис не поджимала губ демонстративно, не щурилась, не стучала веером по перилам, но ее злость я чувствовала всей кожей. Бессильную злость. - Мы с мужем попыталась навестить Уэстов после всего, что было, но нас не пустили! Не пустили даже к дому! Мой дорогой Сеймур был в гневе. Мы непременно будем жаловаться в Управление. Какое право имеет этот ваш Норманн разлучать нас с друзьями?

Я снова поскребла пятно на перилах - уже нарочно.

Конечно, сейчас даже ребенку было бы ясно, что сердится Глэдис не на то, что ее не пустили к Уэстам. Если б она всерьез рассчитывала на беседу с ними, то не взяла бы супруга с собой - "дорогой Сеймур" ровным счетом ничего не знал о детективных изысканиях своей леди, о визите в тюрьму и прочем. Значит, Глэдис шла с намерением устроить скандал.

И я догадывалась, почему.

Какая женщина - в особенности умная - станет терпеть, что ее дурачат?

А Эллис именно что одурачил Глэдис... не только - всех вокруг, включая и меня, и, что важнее, Лоренса Уэста. Но жестокий ход пошел на пользу следствию. Юноша написал признание, и, по словам Эллиса, дело было практически раскрыто, хотя лично для меня еще многое оставалось покрыто мраком тайны.

- Вы понимаете, Глэдис, что Эллис три дня назад спас от бесчестья и тюрьмы не только мистера Уэста, но и его сына? - мягко спросила я, оставив размышления "на потом". Все равно ни до чего нового не додумаюсь. - Может, болезнь Уэста - выдумка, но суд и страховая компания, продавливающая свои интересы - суровая реальность, увы.

Глэдис застыла, как будто превратившись в одну из мраморных статуй, стерегущих мост.

- Неужели судьи могли бы вынести приговор... невиновному?

- Почему нет, - я только плечами пожала. - На кону тридцать пять тысяч хайрейнов. Это даже для меня сумма значительная, а уж для какой-то там захудалой конторы... Думаю, объяснять вам не нужно.

- Не нужно, - Глэдис помрачнела и вновь раскрыла веер, только теперь она обмахивалась медленно и плавно. - Тридцать пять тысяч... Я и забыла об этом. Да, чтобы избежать разорения, компания может и совершенно постороннего человека посадить в тюрьму. А теперь, выходит, страховка у мистера Уэста в кармане? - Глэдис вдруг вздернула брови и коротко хохотнула, прижав веер к губам. - Тридцать пять тысяч, этого же хватит не только на свадьбу, но и на покупку поместья, земли... да чего угодно! Хоть фабрики. И мистер Дюмон... - она осеклась и строго посмотрела на меня. - Виржиния, я сейчас сказала лишнего. Это не моя тайна. Я могу попросить вас сохранить ее?

С полминуты я медлила. Разрозненные сведения складывались в занятную головоломку. Эллис, попросивший пригласить Джулию Дюмон в определенное время; отчаянные попытки Лоренса Уэста взять вину на себя и выгородить таинственного "первого", скорее всего, и расправившегося с картиной; оговорка Глэдис о "свадьбе" и мистере Дюмоне...

- Скажите, они ведь собирались пожениться? Лоренс Уэст и Джулия Дюмон?

Глэдис отвела взгляд.

- Да. Только молчите, Виржиния, умоляю. Ни слова никому. Я сама случайно узнала... Мистер Дюмон считает такой брак для своей дочери мезальянсом, ведь Уэсты не слишком богаты - точнее, они сказочно богаты, но свободных денег, не вложенных в картины, у них почти нет. Даже реставрацию мисс Дюмон делала просто так, без оплаты. А у мистера Дюмона есть свои претенденты на руку и сердце дочери - весьма состоятельные люди, которых не будет смущать ее возраст.

- А сколько ей лет? - поинтересовалась я и смутилась: слишком жадно прозвучал вопрос.

- Двадцать девять.

- Двадцать... сколько?! - я едва не задохнулась от изумления. - Святые Небеса, да она больше чем на двадцать пять не выглядит!

- Да. Но из возраста желанной невесты Джулия Дюмон, к сожалению, уже вышла, - пожала плечами Глэдис и отвернулась. Волосы у нее блеснули золотом в солнечном свете, четко очерченный профиль на мгновение показался будто бы нарисованным на полупрозрачной небесной акварели талантливейшим из художников... И я запоздало осознала, что и сама Глэдис выглядит далеко не на свои годы. Значит, нечто общее с Дюмон у нее есть. - Ее отец не верит, что кто-то может посвататься к "перестарку, помешанному на картинах", искренне, и во всем ищет подвох. Джулия - наследница весьма крупного состояния. А тут появляется юноша - небогатый, отчаянно молодой, очень красивый... - Глэдис многозначительно умолкла.

Я понимающе кивнула.

- Да, как тут уж поверить в искреннюю любовь.

Отчего-то мне вспомнился Лайзо и то, как относился дядя Рэйвен к его намерению оставить преступный путь. Конечно, ничего общего с положением Лоренса и мистера Дюмона, но почему же звучит где-то в глубине сознания тревожный звоночек?

- Теперь вы понимаете, Виржиния, почему я хочу сохранить новость об отношениях между мисс Дюмон и Лоренсом? - Глэдис поймала мой взгляд. Давно я не видела ее такой серьезной и собранной. - Конечно, я не настолько глупа, чтобы не осознавать, что желание обеспечить Лоренсу богатство - достаточный мотив для того, чтобы украсть сначала ключ от галереи, а потом и картину - и уничтожить ее. Однако я не верю, что Джулия Дюмон могла бы так поступить только из-за корысти. Не тогда, когда на кону жизнь и судьба мистера Уэста, - Глэдис помолчала и спросила вновь: - Вы сохраните это в секрете?

- Да, - ответила я, немного поколебавшись. Судя по всему, Эллису дополнительные доказательства не требовались. Не удивлюсь, если он уже понял, какие отношения связывают мисс Дюмон и Уэста-младшего. - Но только в обмен на одно обещание, Глэдис, - добавила я шутливо.

- Какое? - насторожилась она.

Я улыбнулась, глядя в небо. Облака вновь начали заволакивать его - похоже, скоро в парке станет слишком сыро для прогулок.

- Не судите об Эллисе... то есть о детективе Норманне поспешно. Поверьте, он гораздо лучше, чем порою кажется.

"И гораздо более жесток, чем вы можете представить".

Я это не сказала, конечно. Только подумала.

Остаток недели потонул в суматохе, почти не оставив в памяти следа. Хотя событий было предостаточно... Кофейня, собеседование с Говардом Чемберсом, знакомство Стефана с новым "помощником", прохудившаяся крыша в восточном крыле особняка и Луи ла Рон, настойчиво добивающийся встречи с Эллисом, почему-то непременно через меня - все это слилось в безумном калейдоскопе. Возвращаясь домой, я буквально падала на кровать. Сил совершенно не оставалось. Наверное, поэтому, снилась мне какая-то ерунда: бесцветный остров, неспокойный серый океан, похожий на пастельный рисунок, темное небо, какие-то плачущие женщины... Один раз привиделся кто-то смутно знакомый - кажется, по прошлым снам. Ветер трепал его волосы, паутинно легкие и белые, вырывал черную шляпу из скрюченных пальцев. Губы у незнакомца... Нет, его звали Сэран - у Сэрана! ...были искусаны в кровь. И эти маленькие красные болячки светились во сне единственным цветным пятном.

"Опоздал... - шепот поднимался над серым островом, сковывал бушующий океан ледяной коростой, высекал из неба тусклые молнии. - Опоздал, опоздал, опоздал..."

И еще:

"Он ушел".

Мне хотелось подойти ближе, коснуться плеча Сэрана и сказать ему... не знаю, что. Какую-нибудь никак не утешающую глупость из тех, что так любят произносить над гробом. Но потом вдруг запахло вишней, дымом, засушенными цветами, и на плечо мне легла рука. Я обернулась.

Леди Милдред - платье темно-красного бархата, черное пятно на месте лица - качала головой.

"Уходи".

Потом я проснулась - в мокрой от пота сорочке, с бешено колотящимся сердцем. А ведь ничего страшного вроде бы и не произошло...

Но то было позавчера утром. А сегодня я была спокойна и сдержана - почти.

Насколько это вообще возможно в присутствии Эллиса, едва ли не на голове ходящего.

- Она опаздывает? - детектив жадно приложился к кружке с кофе, как будто к целебному эликсиру, и уставился на пустую дорожку к особняку. - Может, она заподозрила что-то?

- Вряд ли, - я пожала плечами. - Откровенно говоря, Эллис, меня больше волнует, не потопчут ли ваши люди клумбы. И не поломают ли мой жасмин - между прочим, ростки привезли из Марсовии еще при леди Милдред. И зачем, скажите на милость, вы привели столько людей... и животных?

- Увидите, - азартно улыбнулся Эллис и вдруг подмигнул мне. - Виржиния, обещаю, зрелище будет незабываемое - если я не ошибся. А я наверняка не ошибся!

- Вы настолько уверены? - я подавила вздох. Терпение, Гинни, терпение. Жасмин, если что, вырастет снова. А нервы, как известно, расшатываются раз и навсегда. - Возможно, мне следовало встретить мисс Дюмон у дверей, как полагается хозяйке. А то выходит не слишком вежливо. Я назначила встречу на раннее утро, в такую дурную погоду...

- Глупости, - отмахнулся Эллис и прикусил край чашки. - Слово даю, ваша Дюмон даже до дверей не дойдет... А вот и она. Виржиния, смотрите внимательно.

Из окон третьего этажа было прекрасно видно, как к воротам подкатил кэб, из него вышла высокая рыжеволосая девушка в скромном, но очень дорогом плаще, и раскрыла зонтик. Я ощутила мимолетный укол досады, вспомнив, что так и не забрала свою трость у дяди Рэйвена, но отогнала эту несвоевременную мысль. Позже непременно нанесу ему визит. А пока - есть дела поважнее.

Тем временем Джулия Дюмон дошла до ворот. "Гусь", изображающий слугу, впустил ее и любезно указал на дорожку, ведущую к дому. А сам потом принялся закрывать ворота... да так хитро, что оказался снаружи.

А мисс Дюмон - одна, во внутреннем дворике.

- Ну же... - прошептал Эллис, осторожно отставляя пустую чашку из-под кофе. - Ну же, еще немного... Сейчас!

И в ту же секунду, будто по неслышной команде, из зарослей жасмина рванулись отпущенные с поводков собаки, поднимая жуткий лай. Я, хоть и знала, что произойдет, все равно дернулась, задела чашку Эллиса... Звон от разлетающегося на осколки тончайшего фарфора совпал с надрывным визгом Джулии. Одна из собак ухватила ее за подол платья.

Зонтик отлетел в сторону.

Мисс Дюмон прижала руку к груди, потом поднесла к губам... Эллис подался вперед, жадно вглядываясь, и...

Внезапно собаки заскулили и бросились врассыпную, поджав хвосты. А та, что успела вцепиться в платье, вдруг повалилась на месте, повизгивая и тряся лобастой головой.

Эллис торжествующе выпрямился.

- Я так и знал. Так и знал!

- Что вы знали? - я стиснула кулаки. Как мне не хватало сейчас трости, чтобы надлежащим образом вразумить этого бессовестного, беспечного и безжалостного детектива! - Вы говорили, что собаки будут на поводках! А если б они покусали мисс Дюмон? Или, упаси Генриетта Милостивая, и вовсе загрызли?

Эллис традиционно пропустил мою тираду мимо ушей. Ну, конечно, зачем слушать какую-то графиню! Лучше напялить кое-как пальто, с трудом попадая в рукава, и сбежать по лестнице, топая так, что картины на стенах вздрагивают.

Впрочем, упрямства у меня хватало.

- Вы не ответили! - сердито окликнула я детектива, на ходу накидывая шаль на плечи. Посылать служанку за плащом и шляпкой не было времени. - Эллис!

- А что тут отвечать, - весело подмигнул мне он и перемахнул разом через три последние ступени. - Вы посмотрите, какие у нее юбки пышные, там сразу и не прокусишь... Да шучу я, шучу! Собакам было приказано "держать", не "нападать", а команды они выполняют безукоризненно, поверьте. Кроме того... - перед дверью Эллис слегка притормозил, тщательно застегнул пальто и состроил мрачно-серьезную физиономию. - Кроме того, я был уверен, что мисс Дюмон справится с любой собакой. Даже с самой свирепой. Пойдемте, Виржиния. Я хочу, чтобы и вы убедились.

Пока мы спускались, прошла всего минута, не больше. Но за это время "гуси" успели вытоптать клумбу с посаженными в зиму ирисами, увести куда-то всех псов и оскорбить мисс Дюмон до глубины души.

- Да куда вы тянете руки! Я буду кричать! - придушенно шептала она, стискивая ворот платья. Один из "гусей" при этом, напряженно сопя, пытался отодрать ее руку от ткани, а другой - пошарить у мисс Дюмон за корсажем.

Я вспыхнула от гнева - как эти мужланы смеют ее трогать, она не леди, но все же девица благородная, какая-нибудь торговка! - и чувствительно ткнула Эллиса пальцем в спину:

- Прекратите это как-нибудь, или я сама вмешаюсь, слово даю.

Детектив нахмурился и сделал подчиненным знак рукой, причем такой, который трудно было истолковать превратно: погрозил кулаком.

"Гуси" прыснули в стороны, как перепуганные птицы при виде драной, вечной голодной уличной кошки. Джулия тоже отпрянула, дрожа, и попыталась одной рукой застегнуть свой плащ, не разжимая другую, стискивающую воротник платья. Но пальцы не слушались, и пуговицы выворачивались, как скользкие ледышки.

- Мисс Дюмон, выбирайте, - вкрадчиво предложил Эллис, глядя на женщину из-под полуприкрытых ресниц. - Или я сейчас говорю "вы арестованы" и в сопровождении собачьего конвоя направляю вас в Управление, или мы проходим в гостиную леди Виржинии и беседуем, как подобает разумным людям.

Джулия обернулась. Она была до того бледна, что даже губы её казались серыми. Рыжие волосы намокли под дождем, распрямились и теперь жалко липли к голове.

- Не понимаю, о чем вы говорите. И кто вы? Представьтесь, будьте так любезны, - хрипло произнесла Джулия. Кажется, визг не прошел даром для ее голосовых связок.

- Алан Алиссон Норманн, детектив, Городское Управление спокойствия, - охотно представился Эллис и отвесил светский полупоклон. - Удостоверение показать?

- Если вас это не затруднит.

- Нисколько, - безмятежно улыбнулся он и, пошарив в карманах пальто, вытянул искомое - небольшую металлическую бляху, на которой с одной стороны было выгравировано имя, должность, а с другой - герб Управления спокойствия. - К слову, мисс Дюмон, мы уже встречались. Помните, я брал у вас показания сразу после того, как сторожа нашли мертвым, а картина пропала?

Она слабо кивнула.

- Да, я припоминаю нечто подобное... - и обернулась ко мне растерянно: - Леди Виржиния, вы...

- Мне пришлось оказать содействие следствию, - туманно ответила я. - Сожалею.

Она склонила голову, сминая в кулак платье у себя на груди - жест, выдающий отчаяние и одновременно попытку собраться с духом.

- Полагаю, у вас не было выбора, леди. Как нет его и у меня, - мисс Дюмон прерывисто вздохнула и выпрямилась, ловя взгляд Эллиса: - Детектив Норманн, вы что-то говорили о том, чтобы пройти и побеседовать? Я согласна.

- Вот и чудесно, - улыбнулся Эллис довольно и спохватился: - Леди Виржиния, а вы-то не возражаете? Дом ваш... - и детектив страдальчески заломил бровь.

"Как будто кого-то это когда-то смущало", - едва удержалась я от шпильки и сухо кивнула:

- Разумеется, не возражаю. Всегда рада оказать помощь аксонскому правосудию. Все мы равны перед законом.

- Да-да! - с энтузиазмом подхватил Эллис. - Какие мудрые слова! - и многозначительно посмотрел на мисс Дюмон: - Идемте... Ах, да! - он щелкнул пальцами, обращаясь к застывшим на приличном расстоянии "гусям". - Джеральд, Прайм, действуем дальше, как условлено. Особый гость ждет там, где положено? - со значением спросил он, понизив голос. Усатый Прайм с готовностью закивал. - Прекрасно. Действуем по заранее намеченному плану, ребята.

После этого мы - я, мисс Дюмон и Эллис - проследовали в гостиную и там устроились вокруг низкого кофейного столика, как старые друзья.

Иллюзия была бы полной, если б не безмолвно сторожащие дверь "гуси".

- Итак, начнем, - улыбка у Эллиса стала голодной. - Но для начала, мисс Дюмон, покажите нам то, что вы так старательно прячете под корсажем... Не спешите заливаться стыдливым румянцем, я имел в виду всего лишь свисток.

- Свисток? - переспросила я недоверчиво, но, судя по тому, как потупилась мисс Дюмон, Эллис не ошибся.

- Да, свисток. Тот, который ваша гостья носит на шнурке и никогда не снимает с шеи, - невозмутимо подтвердил он, бросив на меня быстрый взгляд. - Ну же, мисс Дюмон. Сейчас уже поздно отрицать что-либо. Давайте сотрудничать, а не портить зазря друг другу настроение. Тогда, возможно, леди Виржиния смягчится и предложит нам кофе.

- Я и так предложу, - пожала я плечами. - Магда вот-вот его принесет - приказ был отдан, как только мы вошли в дом. Мисс Дюмон, вы предпочитаете несладкий, очень горячий кофе с молоком и корицей, если мне не изменяет память?

Уж не знаю, что такого было в этом вопросе, но Джулия Дюмон вдруг захлопала ресницами, всхлипнула как-то жалобно - и рассмеялась, хрипло, истерически, до слез.

Эллис отвернулся, в кои-то веки проявив деликатность.

- Свисток, пожалуйста, - мягко напомнил он, когда Джулия немного успокоилась.

- Хорошо, - сдалась та наконец и добавила неуверенно: - Но только верните его, пожалуйста. Это не только моя защита, но и память.

- А еще - улика, - вздохнул Эллис, но все же пообещал: - Я подумаю.

Мисс Дюмон зажмурилась, словно готовясь нырнуть в омут, и вытянула шнурок.

На стол с тихим стуком лег желтовато-белый предмет странноватой формы - то ли неправильная спираль, то ли вовсе абстрактная загогулина. Эллис с любопытством наклонился, вглядываясь в причудливую резьбу.

- Интересно... Это кость?

- Да. Думаю, да. И еще какие-то камешки внутри - по крайней мере, там что-то гремит. И еще дрожит, как будто натянутая нитка.

И воцарилась тишина. Эллис и Джулия одинаково внимательно глядели на злосчастный "свисток" - только один жадно, а другая тоскливо. И лишь я по-прежнему ничего не понимала.

- Гм, - кашлянула я. - Рискую показаться вам невеждой... Но все же прошу пояснить - что это такое?

- Бесшумный свисток, отпугивающий собак.

- Мой амулет.

Ответы прозвучали одновременно, но ясности не добавили. Я сдвинула брови.

- Мистер Норманн...

- О, понял, раскаялся, объясняю, - Эллис быстро поднял руки вверх, как будто о пощаде молил. Вышло это ужасно комично. - Леди Виржиния, вы видите перед собой вещицу легендарную. Я бы даже сказал, мифическую - бесшумный свисток, звук от которого слышат только звери. Знакомо ли вам понятие "ультразвук"? - я покачала головой. Эллис тяжко вздохнул, и я сразу почувствовала себя постыдно необразованной. - Что ж, не буду вдаваться в подробности, времени нет. Объясняю вкратце: это звук настолько высокий, что человеческое ухо его не различает. Однако многие животные прекрасно слышат ультразвук. Еще в прошлом веке аксонец по фамилии Стэллтон создал особый свисток для дрессировки собак, основанный на принципе ультразвука. Применяется это устройство и сейчас. Звук его, к сожалению, настолько тих, что некоторые собаки на него не откликаются вовсе. Но это... - Эллис с восхищением прикоснулся к костяному свистку. - Радиус действия у него явно невелик: собаки, стоявшие чуть дальше, всего лишь испугались. Но та, которой не повезло оказаться близко, на некоторое время была просто-напросто оглушена - так, что не смогла идти самостоятельно. Удивительная вещь! - еще раз повторил Эллис с восхищением. - Откуда, говорите, вы его получили? И когда?

- Я еще не говорила, - мисс Дюмон опустила глаза. - И мне не хотелось бы...

- Мисс Дюмон, - ласково укорил ее Эллис. - Вспомните, мы же с вами хотим сотрудничать, верно?

- Это не относится к следствию, - тихо ответила она.

- Мне решать, - так же ласково продолжил детектив, но я почувствовала, как по спине прокатилась волна мурашек. Ох, скорей бы Магда принесла горячий кофе! Наверное, во всем виноват озноб. И мокрое платье. Ну, разумеется! - Не упрямьтесь, мисс Дюмон. Чем раньше мы покончим с вашими воспоминаниями, - прозвучало это на редкость двусмысленно, - тем быстрей перейдем к сути дела. Я же знаю, что вы устали молчать.

- Я молчала бы столько, сколько надо, - задушенно произнесла мисс Дюмон. - Но вы ведь уже знаете все, да?

- Почти все, - уклончиво ответил Эллис. - Кроме деталей и мотивов, а это, знаете ли, самое интересное. Итак?

- Мне подарил его призрак.

- Что?! - изумленно задрал брови Эллис. - Мисс Дюмон, вы взрослая, очень умная женщина, давайте обойдемся без мистики.

Мисс Дюмон подняла голову, встретив недоуменный взгляд детектива почти безмятежно.

- Я говорю правду. Хотите верьте, хотите нет. Это случилось пятнадцать лет назад, в годовщину смерти Нингена. Я тогда гостила в Марсовии, в тихом пригороде Лютье, у своей троюродной сестры...

- У Эстер Бонне, - охотно подхватил Эллис. - Она дочь Нингена, верно?

- Да, все так, - кивнула Дюмон. Волосы у нее начали подсыхать и - вновь завиваться кольцами. А вместе с приличной прической к ней, кажется, начало возвращаться и самообладание. - Мы дружили в детстве. В тот день была годовщина смерти Нингена, и наши семьи отправились вместе на кладбище Сен-Мари, чтобы почтить его память, принести цветы и свечи... А там, на кладбище, были эти чудовища.

- Призраки? - искренне заинтересовался детектив.

Джулию Дюмон перекосило от отвращения:

- Что вы. Хуже. Собаки.

К счастью, именно в этот момент Магда постучалась и вкатила в комнату сервировочную тележку, и за шумом я смогла скрыть неуместный смешок.

- Отец знал о моем отношении к этим... животным, - продолжила между тем мисс Дюмон. - Поэтому он разрешил мне постоять у ворот кладбища, пока сторож не отгонит собак. Дело это, увы, затянулось. Тогда я отдала Эсти свои цветы и попросила положить их на могильный камень вместо меня, а сама стала смотреть за церемонией издалека, - голос у мисс Дюмон стал напевным, как тогда, когда она рассказывала о символизме в картинах Нингена. Запах кофе и корицы плыл по комнате... Эллис лишь с очевидным усилием воли заставлял себя смотреть на рассказчицу, а не на блюдо со слоеными пирожными. Да уж, некоторые вещи не меняются. - Сначала я просто наблюдала, а потом заметила, что у соседней могилы стоит какой-то мужчина во всем черном и с белыми цветами в руках. Он глядел в сторону могилы Нингена, но тоже не спешил подходить. Мне отчего-то стало жутко при взгляде на этого незнакомца, и я, само собой разумеется, окликнула его.

Что тут было " самого собой разумеющегося", я не поняла, но уточнять не стала, чтобы не выглядеть трусихой.

А мисс Дюмон не заметила моего замешательства, всерьез увлекшись рассказом. Похоже, что внимательных и сочувствующих слушателей у этой странной истории всегда было слишком мало...

-... Он сначала удивился и ничего не ответил. Тогда я спросила его: "Вы, наверное, тоже пришли, чтобы принести ему цветов, да?", и тогда он смягчился и признался, что действительно хотел навестить могилу Нингена. Он называл его еще так странно - Ноэль, - нахмурилась мисс Дюмон, и сердце у меня кольнуло болью мистического узнавания. Имя было смутно знакомым, но я никак не могла вспомнить, где могла его слышать. - Мы разговорились. Я сказала, что боюсь собак, и он ответил, что они тоже его не любят - начинают лаять и скулить, как только его увидят, а потом разбегаются. Помнится, я тогда немного рассердилась - на что ему жаловаться! И сказала, что лучше б эти отвратительные твари тоже меня боялись. Он засмеялся, а потом вдруг заявил, что я ему понравилась, и отдал мне этот свисток. И пока я разглядывала подарок и думала, как бы вежливо отказаться, незнакомец ушел, - с легкой грустью подытожила мисс Дюмон. - Он был очень странным, этот незнакомец. Даже имя свое мне не назвал, хотя и спросил мое. Я поначалу решила, что это какой-то друг Нингена, который знал его при жизни. Может, островитянин - свисток ведь явно не аксонцы делали, да и не марсовийцы. Но Эсти сказала потом, что наблюдала за мной почти всю церемонию, но никаких незнакомцев в черном не видела. И после этого... - мисс Дюмон слегка покраснела - впервые с момента нашего с нею знакомства. - И после этого я решила, что встретила призрака.

И она торжественно замолчала.

Эллис смущенно кашлянул, оглянулся на меня и только потом заговорил.

- Что ж, мисс Дюмон, полагаю, у нас нет оснований не верить вам. Но теперь, пожалуй, перейдем к делу... Думаю, что именно с помощью этого свистка вы оглушили собаку в галерее Уэста в ту роковую ночь. Насмерть перепуганное животное не выдало вас лаем - ни когда вы прошли в здание, ни когда сняли картину с положенного места, ни когда тихо вышли через черный ход. Следом за вами в галерею проник кое-кто еще. Он не обнаружил картину, зато нарвался на сторожа - и убил его. А Лоренс, не раз видевший ваше грозное "оружие", сразу узнал его действие, когда увидел дрожащую собаку - и решил, что убийцей были вы. Поэтому он молчал о своих подозрениях, даже когда по ложному обвинению был арестован его отец. Но в конце концов муки совести сломили беднягу Лоренса, - с притворной жалостью вздохнул Эллис. - И он решил взять вину за все на себя. Подписал признание и в краже, и в убийстве, и в мошенничестве с целью получения страховки. С учетом отягчающих обстоятельств и дачи ложных показаний в самом начале следственных действий Лоренс Уэст мог схлопотать в лучшем случае двадцатилетнее заключение в тюрьме Кроу-Рок, но скорее всего его приговорили бы к смертной казни.

Джулия прерывисто вздохнула и побелела, как покойница.

- Лоренс солгал, клянусь вам. Картину взяла я. Если хотите, сию секунду подпишу признание, только дайте мне ручку и лист бумаги, - отрывисто и торопливо заговорила она. - Лоренс просто не мог никого убить! Он же крови боится больше, чем я всех собак вместе взятых! И мистер Уэст тоже не виновен ни в чем, клянусь, детектив Норманн, эта семья никогда бы...

- Я знаю, - перебил ее Эллис, беспечно покачивая ногой. Вид у него был на редкость довольный. - Мне и самому, понимаете ли, претит мысль о том, что придется отправить за решетку невиновного человека. Признание вы непременно напишете, мисс Дюмон, но позже. А пока - расскажите нам, зачем вы вообще затеяли эту аферу с картиной. Мне любопытно, - невинно улыбнулся детектив, опустив ресницы. - Впрочем, погодите начинать. Сначала пригласим-ка за стол еще одного человека, который имеет право знать все. Эй, Прайм! - гаркнул вдруг Эллис, и от неожиданности я дернулась и едва не разлила кофе. - Веди сюда нашего прелестного юношу, хватит ему под дверью слушать.

Усатый "гусь" подобострастно поклонился и шмыгнул в коридор, чтобы через секунду буквально за шкирку втащить в гостиную бледного молодого человека с растрепанными волосами и отчетливыми темными кругами у глаз, как от долгой бессонницы.

Мисс Дюмон вскочила с дивана, будто под ним костер вспыхнул:

- Лоренс!

- О, Джулия!

- Лоренс, я...

- Джулия, ты...

- Оба, вы, - хмыкнул Эллис, обрывая бессвязный лепет молодых людей. - Ох, уж эти влюбленные... Потом наговоритесь. Мистер Уэст, присаживайтесь - вон туда, рядом с леди Виржинией, и без глупостей. А вы, мисс Дюмон, оставьте пока чувства. Нам всем крайне интересен ваш рассказ. И помните - от того, насколько он будет искренен, зависит и то, насколько сочувственно, скажем так, я отнесусь к бедственному положению Уэстов.

Джулия Дюмон последний раз посмотрела на Лоренса, вглядывающегося в нее так жадно, как будто они виделись в последний раз - и опустила глаза, стискивая кулаки.

- Хорошо. Я сделаю все, что угодно, и... Лоренс, я тебя люблю! - прошептала мисс Дюмон отчаянно - и вдруг расплакалась. Слезы беззвучно катились по ее щекам, она открывала и закрывала рот, как будто силясь что-то сказать - но не могла выдавить из себя и слова.

Эллис тяжко вздохнул и потянулся наконец к остывающему кофе.

- Женщины... - проворчал детектив еле слышно и отхлебнул из чашки. - Хуже женщин могут быть только влюбленные женщины. Они сумасшедшие, все, поголовно, и работать с ними невозможно - сам с ума сойдешь быстрее, чем добьешься нужного, - он мрачно расправился с пирожным в два укуса, отряхнул руки и продолжил: - Что ж, вы пока успокаивайтесь, мисс Дюмон, а я начну вместо вас.

С этими словами Эллис полез во внутренний карман пальто... и достал измятый, весьма объемистый конверт из дорогой бумаги. Из него на свет божий были извлечены исписанные крупным почерком листы, при одном взгляде на которые мисс Дюмон перестала всхлипывать, а лицо ее приобрело испуганное выражение.

- Узнаете почерк вашей кузины, мисс? Я тут написал ей письмецо с одной просьбой... от вашего имени разумеется. И она не преминула ее исполнить, - весело подмигнул Джулии Эллис и, отбросив с лица мешающие пряди волос, принялся перебирать листочки, вглядываясь в почерк. - Так, это не то... Это тоже... Это опять на марсо... Ага, а вот и перевод, сделанный одним моим талантливым другом, - удовлетворенно кивнул Эллис через некоторое время. - Итак, слушайте. "Милая Жюли! Я так рада, что ты написала мне до праздников - ведь потом мы с мужем собирались ехать в круиз в Романию, тра-та-та..." Так, пропускаем, это все про семью, совершенно не интересно никому, кроме, пожалуй, вас, мисс Дюмон. Так... Ага, вот отсюда. "Что же касается твоей просьбы, то выполняю ее незамедлительно и высылаю тебе копии последних писем моего отца - да покоится он в мире! Даже до нашей шумной столицы долетают через пролив новости о найденной "Островитянке", а потому я прекрасно понимаю твое желание еще раз убедиться в том, что эта картина... не может быть настоящей". Конец цитаты.

Глаза у Лоренса сделались круглыми от изумления. Он облизнул пересохшие губы и растерянно обернулся к мисс Дюмон.

- Джулия... Это все же подделка? Но как же...

- Я солгала, - тихо сказала мисс Дюмон, не глядя на юношу. - Прости меня. Но мне так хотелось, чтобы это было правдой...

Она умолкла и закрыла лицо руками. Эллис подождал немного, а потом заговорил, тихо и серьезно:

- Не буду сейчас цитировать предсмертные письма Эммануэля Нингена. В них слишком много личного. Ностальгия, ставшая уже привычной; жалобы на сводящую с ума головную боль, приступы которой случались все чаще; нежные слова, обращенные к жене и детям; наконец, злость на самого себя, на свои руки, ослабевшие, дрожащие, неловкие. Письма эти пронизаны чувством обреченности, близости смерти... Или пророческим предчувствием? - Эллис вздохнул и прикрыл глаза. - Пожалуй, что так. Нинген ведь не сумел закончить двенадцатую свою "Островитянку" - последнюю в цикле, посвященном человеческим чувствам. В одном из этих писем, - детектив легко прикоснулся кончиками полусогнутых пальцев к вороху смятых листочков бумаги, - Нинген рассказывает, какой должна стать эта ненаписанная еще картина. Рассвет у океана, цвета неба - розоватые, голубые и золотые; белая пена прибоя, перевернутая лодка - а на ней сидит, поджав под себя ноги, молодая женщина в синем платье и держит за руку дитя, стоящее перед ней. Это дитя не похоже на нее: его кожа слишком светлая для островитян, глаза - слишком яркие. Такому ребенку трудно придется на острове, где он всегда будет чужаком... Но несмотря на это, мать глядит на него с любовью и нежностью, с уверенностью, что прекрасней на целом свете никого нет... Да, с любовью. Это чувство Нинген считал главным из всех, самым драгоценным и нужным любому человеку, как вода или воздух. Именно Любви, всепрощающей и созидательной, он хотел посвятить последнюю свою работу. А на той, пропавшей "Островитянке", судя по свидетельству Уэстов, была изображена молодая веселая женщина, сталкивающая каноэ в океан, - буднично и просто закончил Эллис, и в его голосе мне почудились нотки сарказма. - Уж кто-кто, а вы, мисс Дюмон, не могли не знать, что картина - подделка. Вы ведь читали письма Нингена раньше?

И молчание в ответ.

- Джулия... - недоверчиво прошептал Лоренс, широко-широко распахивая глаза. - Джулия... Джулия...

Он повторял это снова и снова, с каждым разом все тише, как будто голос у него постепенно истощался. И в один момент мисс Дюмон не выдержала этого и не заговорила, торопливо и сбивчиво:

- Конечно, я знала. Как только увидела - сразу поняла, что это подделка. Точнее, стилизация под работу Эммануэля Нингена, написанная еще при его жизни весьма талантливым художником. Но если не знать, какой должна быть настоящая картина, то никто не докажет, что автором был не Нинген! - она говорила громче и громче, так, что к концу уже почти кричала. - Никто и никогда! Эстер никогда бы не опубликовала те письма, если б я попросила ее - она все для меня сделает. Она знает, что я чувствую... - Джулия вдруг разом охрипла, и щеки у нее вспыхнули жарким румянцем - ...что я чувствую к Лоренсу. Прости, - обернулась она к нему и опустила глаза. - Это все я виновата. Я слишком хотела, чтобы наши мечты о свадьбе... сбылись. Если б ты продал ту картину, то получил бы достаточно денег, и даже мой отец не посмел бы сказать, что ко мне посватался нищий.

Последние слова Джулия произнесла с такой горечью и злобой, что меня бросило в холодный пот.

- Мы могли бы просто сбежать, - тихо произнес Лоренс и поднял глаза на Джулию. В них не было ни осуждения, ни обиды - только странное чувство, уютное, как запах корицы, от которого на языке появлялась горечь, а в груди разливалось тепло.

Джулия покачала головой.

- Только не ты. Ты бы не бросил отца. И мне не позволил бы оставить мастерскую.

Лоренс думал всего секунду:

- Мы могли бы сбежать и обвенчаться, а потом вернуться. С этим даже твой отец ничего не смог бы сделать. Он - добрый прихожанин и чтит узы, скрепленные в церкви.

Лицо Джулии исказилось от боли.

- Я сейчас жалею только об одном - что испугалась скандала и не пошла против воли отца. А сейчас уже поздно.

- Ничего подобного.

Холодный голос произвел эффект схожий с ударом грома посреди ясного неба. Все, кто находился в комнате, начиная с "гусей" и заканчивая Лоренсом, уставились на меня, и только тогда я осознала, что этот голос - мой.

Эллис кашлянул с намеком и глянул на меня искоса:

- Леди Виржиния, боюсь показаться неотесанной дубиной, но не поясните ли вы, что имеете в виду? - произнес он с непередаваемой интонацией - нечто среднее между угрозой, издевкой и восхищением.

Что ж, леди Милдред всегда учила, что начатое нужно заканчивать. Даже если начало было... гм... случайным.

- Еще не поздно обвенчаться. Конечно, нет сомнений в том, что виновны и вы, мисс Дюмон - в краже, и вы, мистер Уэст - в лжесвидетельстве. С другой стороны, - я повысила голос, стараясь благородно игнорировать Эллиса, ухмылявшегося самым бессовестным образом, - кража выходит не совсем кража: картина является собственностью Уэстов, а вы, мистер Уэст, наверняка бы отдали мисс Дюмон что угодно, не только картину.

- Да, да, - жарко подтвердил Лоренс. - Я и сейчас ей отдам... что угодно.

Джулия под его взглядом смущенно потупилась, сцепив пальцы в замок.

- Что же касается ложного свидетельства, то по законам Аксонии близкие родственники могут и не свидетельствовать друг против друга, - продолжила я невозмутимо. - Жених и невеста - достаточно близки друг другу, разве нет? Конечно, мисс Дюмон и мистер Уэст официально не обвенчаны, но это, право, формальность, которую легко исправить. Вы можете проехать в собор Святого Валентина и совершить все необходимые церемонии, - я глянула на часы, чтоб убедиться. - Сейчас еще достаточно рано, весь день впереди. Если захотите - то успеете все сделать до полудня. А там уже и мистер Норманн подъедет к собору и, если пожелает, арестует вас прямо на ступенях.

- Ну уж нет! - искренне возмутился Эллис. - Никуда я не буду подъезжать! Знаю я этих подозреваемых - отвернешься на секунду, а они тут же сбегут из Бромли, а то и вовсе из Аксонии. Нет уж, - повторил он сердито. - Если и поедете в собор для венчания, то только под моим присмотром... и на машине Управления!

Я поперхнулась глотком кофе.

- Простите, что?

- Что слышали, - неласково буркнул Эллис, скрещивая руки на груди. - И вообще, для венчания нужно два свидетеля, со стороны жениха и со стороны невесты. Кстати, вы, леди Виржиния, свободны на ближайшие несколько часов?

- Нет.

- Прекрасно, значит, будете свидетельницей со стороны невесты. А я, соответственно, со стороны жениха, - подытожил детектив и напустился на замерших в полном недоумении Лоренса и Джулию: - А вы что глазами хлопаете? Или передумали уже? Как трагедию ломать про несбывшиеся мечты и несвершившуюся свадьбу - так вы первые, а как брать судьбу в свои руки и что-то делать - так сразу шаг назад?

- Мы согласны ехать немедленно, - быстро ответил Лоренс, перегнувшись через стол и взяв Джулию за руку. - Правда ведь, любимая?

Мисс Дюмон недоверчиво моргнула - и вдруг улыбнулась. На мокрых еще от слез щеках заиграли ямочки, и от этого она стала одновременно и старше, будто разом догнав свой настоящий возраст... и невыразимо прекраснее.

- Да, - произнесла она негромко и хрипло, но уверенно. - Едем хоть сию секунду... Ох, а как же вуаль? И цветы? Красную ленту для обряда нам дадут в соборе, но вуаль...

Я мысленно попросила прощения у леди Милдред за то, что посягаю на ее память, а вслух сказала:

- Полагаю, что в сундуках Валтеров найдется одна подходящая вуаль. А что до цветов... Как вы относитесь к белым розам?

- Это символ любви, - мечтательно вздохнула Джулия, прикрывая глаза. Я кивнула довольно и подхватила колокольчик, подзывая служанку:

- Магда! Возьми цветы из моей спальни и перевяжи их лентой! Мне нужен букет, и немедленно.

За вуалью я отправилась сама. Вслед за мною выскользнул из гостиной и Эллис, оставив влюбленных наедине - условно, разумеется. Бдительный Прайм ведь так и стоял у дверей, сторожа "подозреваемых" и нервно пощипывая вислые усы.

- Эллис, что вы творите? - прошипела я, сердито одергивая платье на ходу и чувствуя себя донельзя глупо. - Ладно - у меня случилось помутнение рассудка, но вы-то как в это ввязались? Какой демон подговорил вас поддержать глупую затею?

- Моя тетушка Сибил говорила, что если не можешь остановить бунт - возглавь его, - весело подмигнул детектив. - А кроме того, это было забавно. Виржиния, вы не возражаете, если я на кухню загляну? От этих издевательски маленьких пирожных только аппетит разыгрывается.

- Не возражаю, - вздохнула я. - Только, ради всех святых, не врывайтесь туда сами. Попросите Стефана проводить... Нет, не Стефана. У меня же теперь новый дворецкий, то есть помощник дворецкого... Чемберс его зовут, Говард Чемберс. И в лицо вы его пока не знаете. Словом, стойте здесь, я пришлю к вам человека!

Разумеется, безумная свадьба все же состоялась.

Мы с Эллисом были свидетелями, рассевшиеся по церковным скамьям "гуси" сошли за гостей, а священники из собора Святого Валентина традиционно не удивлялись никаким странностям венчающихся - в конце концов, и не такие чудные парочки оказывались в этих стенах. Так или иначе красная лента связала руки счастливых влюбленных, в храмовой книге появилась новая запись, а в Управление поехали сдаваться и писать добровольное признание уже мистер и миссис Уэст.

Газеты мусолили эту историю недели две, не меньше, хотя официальная версия отличалась от известной мне так же, как принарядившаяся к балу леди - от невыспавшейся угрюмой служанки.

В "Старом гнезде" каждый вечер собиралось столько любопытствующих гостей, что и яблоку негде было упасть.

Я же заранее предвкушала, что скажет теперь дядя Рэйвен, и придумывала запутанные оправдания.

Словом, все было как всегда.

"Бромлинские сплетни"

Выпуск от ... дня ... месяца ... года

ВСЕПОБЕЖДАЮЩАЯ СИЛА ЛЮБВИ, ИЛИ НАСТОЯЩЕЕ ИСКУССТВО

(отрывок)

...свои мотивы обвиняемая объяснила просто: головокружение от любви.

Новоиспеченная миссис Лоренс Уэст (прежде - мисс Дюмон, прим.ред.) утверждает, что подделку разоблачила не сразу. Роковую роль сыграли два обстоятельства. Во-первых, среди искусствоведов и поклонников Нингена давно ходили слухи о так называемой "утерянной Островитянке", о которой точно известно было лишь то, что на картине якобы присутствовало изображение туземной лодки. Во-вторых, подделка была написана еще при жизни самого мастера - как сейчас выяснилось, одним из его учеников, Эриком Пулом. Есть версия, что Эрик Пул не преследовал никаких преступных целей, рисуя свою "Островитянку", а всего лишь подражал любимому мастеру. После смерти Эрика талантливая имитация попала к его брату, Льюису Пулу. Тот долгое время хранил ее как зеницу ока, но, увы, грех винопития оказался сильнее памяти о покойном родиче. Льюис Пул продал подделку мистеру Уэсту-старшему, выдав ее за оригинал.

Конечно, на слово владелец галереи подозрительному продавцу не поверил и отнес картину для экспертизы в знаменитую мастерскую Дюмон. К сожалению, талант Эрика Пула и год написания картины, совпавший с последним годом жизни Нингена, затруднили процесс распознания подделки. Чтобы удостовериться в принятом решении, мисс Дюмон втайне от заказчика, Лоренса Уэста, направила письмо своей кузине Эстер Бонне, младшей дочери Нингена...

...преследовал свои цели. Умолчав изначально о том, что его "Островитянка" - всего лишь имитация работы Нингена, Льюис Пул решил шантажировать мистера Уэста разоблачением, когда понял, какая шумиха поднялась вокруг картины. К счастью или к сожалению, но обратился шантажист не к хозяину галереи, а к его сыну, Лоренсу, который отмахнулся от угроз, сочтя их бреднями пьяницы. Тогда, в порыве гнева, Льюис Пул вступил в преступный сговор со своим приятелем альбийского происхождения, неким Шоном по прозвищу "Лохматый"...

...ответ пришел незадолго до выставки. Мисс Дюмон поняла, что картина на самом деле - подделка, и испугалась, что если этот факт станет известен широкой общественности, то будет испорчена репутация не только реставрационно-экспертной мастерской, но и галереи - а значит, пострадает и Лоренс Уэст, к которому мисс Дюмон испытывала глубокие романтические чувства. Со свойственной влюбленным безрассудностью, мисс Дюмон решила спасти репутацию Уэстов самостоятельно, не ставя их в известность об этом. Выкрав ключ у Лоренса Уэста, отважная девушка пробралась накануне выставки в галерею и забрала злосчастную подделку...

...не обнаружив картину на месте, пришел в ярость и убил своего подельника и наводчика. Перед смертью Льюис Пул то ли в приступе раскаяния, то ли из желания отомстить попытался написать своей кровью подсказку для Управления спокойствия - "всё ложь", то есть сообщить о том, что картина на самом деле - поддельная.

...обнаружил пропажу ключа и понял, кто мог его забрать...

...не в силах ни обвинить возлюбленную, ни смотреть на муки отца, решил взять вину на себя...

...благодаря самоотверженным действиям детектива Норманна, убийцы Люиса Пула были схвачены...

...уничтожила картину, чтобы скрыть все следы...

...и после венчания написали совместное признание. Приняв во внимание сложные личные мотивы обвиняемых и их искреннее раскаяние, присяжные постановили оправдать новоиспечённую чету Уэст полностью.

Вашему покорному слуге удалось застать молодоженов перед их отъездом в свадебное путешествие по материку и перекинуться с ними словечком. Уэсты выглядели очень счастливыми. А мистер Лоренс Уэст и вовсе сказал:

"Знаете, а я благодарен судьбе за то, что картина оказалась подделкой. Если б не вся эта суматоха - Одним небесам ведомо, когда б мы решились обвенчаться!"

Долго надоедать молодым людям, перенесшим за последние недели так много, я не стал и вскоре откланялся.

"А как же страховка?" - воскликнет какой-нибудь дотошный читатель, добравшись до этих строк. Ответ очень прост - никак. Картина была уничтожена Джулией Дюмон, а намеренное уничтожение произведения искусства лицом, могущим получить впоследствии выгоду от сего деяния, страховым случаем не является.

Впрочем, Уэст-старший при содействии мистера Дюмона подал против страховой компании два иска - о защите чести и достоинства и о нанесении ущерба здоровью вследствие заведомо лживого навета.

Памятуя о связях мистера Дюмона с крупнейшей адвокатской конторой Бромли "Льюд, Ломм и Ко", могу сказать, что велика вероятность выиграть оба иска.

Так пожелаем же удачи всем Уэстам - и старшим, и юному поколению.

Да здравствует любовь - и Искусство!

Ваш покорный слуга

(ныне настроенный романтически),

Луи ла Рон

Газету с трехстраничной статьей ла Рона Эллис принес мне вечером в среду - как нарочно подгадал день, когда я хотела уйти из кофейни пораньше. Дело было в том, что дядя Рэйвен еще накануне прислал мне записку, что в четверг возвращается в Бромли и хочет непременно встретиться со мною. Зная характер маркиза, я предположила, что "особо важный гость" заявится в особняк Валтеров на Спэрроу-плейс с самого утра, а потому решила лечь пораньше и хорошенько выспаться - разговор предстоял не из легких.

...Решить-то решила, но из-за Эллиса с его газетой зачиталась и совершенно позабыла о времени. Сам детектив, которому скучно было наблюдать за мною, ушел на кухню - поговорить по душам с Лайзо. Последний, к слову, в минувшие две недели вел себя просто безукоризненно - не дерзил, не лез с расспросами, не высказывал свое Чрезвычайно Ценное Мнение без любезных просьб с моей стороны. Я бы даже сказала, что взбучка от маркиза пошла ему на пользу... если б где-то в глубине души не скучала по прежнему, докучливому Лайзо.

Самую малость, разумеется.

Было уже около полуночи, когда от вдумчивого перечитывания статьи меня отвлек настойчивый стук в главные двери кофейни. Отложив в сторону газету, я поднялась и хотела уже было кликнуть Георга, когда услышала знакомый голос, изрядно приглушенный перегородками:

- ...ждите здесь, Майлз, автомобиль мне еще понадобится. Нет, коробку я донесу и сам.

"Дядя Рэйвен!"

Я метнулась к забранному ставнями окну, быстро поправила прическу, глядясь в темное стекло, стянула с плеч неряшливую черную шаль, совершенно не подходящую к нежному светло-лиловому платью с серебристыми вставками, разгладила складку на юбке, сняла с рукава неизвестно как прицепившуюся к нему нитку, слегка покусала губы, чтоб они стали поярче, поровнее переколола брошь...

Стук повторился, уже требовательнее.

Мысленно обругав себя, я вздохнула и наконец подошла к двери.

Святая Роберта, и кто придумал установить здесь четыре замка и щеколду вдобавок?

- Добрый вечер, дядя Рэйвен, - улыбнулась я, открывая дверь. - Не ждала вас сегодня, да еще так поздно.

- Я сам не думал, что зайду, - признался он, проходя в кофейню. От него пахло дождем, дорожной пылью и дымными восточными пряностями - как и всегда, впрочем. И запахи эти, слабые и тонкие, удивительным образом перекрыли густые и сладкие ароматы кофе, ванили и корицы, витающие в зале. - Но потом, уже в автомобиле, решил почитать свежую прессу и восполнить пробелы, которые образовались в моей картине мира за последние две с половиной недели вынужденно изоляции. Что ж, восполнил, жаловаться не на что, - в голосе маркиза мне почудился слабый укор. - В итоге я приказал водителю свернуть к "Старому гнезду", несмотря на то, что сейчас уже скорее "доброй ночи", чем "добрый вечер".

Я опустила взгляд. Не то чтобы мне действительно было неловко или, упаси Небо, стыдно, но иногда лучше соблюдать такие формальности, чтобы немного облегчить себе жизнь.

- Вы так спешили поделиться со мной какой-то срочной новостью, дядя? - смиренно поинтересовалась я.

Маркиз оглянулся по сторонам, щурясь на свет даже сквозь темно-синие стекла очков, составил на ближайший столик две коробки, помятый длинный сверток и немного распустил шейный платок, оборачиваясь ко мне.

- Нет, Виржиния. Я хотел обсудить с вами, какой безответственный мерзавец посмел втянуть вас в... - я поджала губы, и дядя Рэйвен невозмутимо оборвал себя и поправился: - Впрочем, это может и потерпеть. В первую очередь я хотел вернуть вам кое-что, Виржиния. Лично. Майлз утверждает, что пытался передать вам эту коробку уже несколько раз за последние дни, однако ваш дворецкий упорно отсылал его прочь.

- О.

Вот тут-то мне стало по-настоящему стыдно. Признаться, я уже и забыла о том, что когда-то невообразимо давно, почти месяц назад, приказала слугам ничего не принимать от посыльных Рэйвена. Тогда во мне говорила обида. Но после примирения такое поведение прислуги выглядело по меньшей мере... некрасиво.

- Полагаю, что это всего лишь досадное недоразумение, вызванное давней размолвкой, Виржиния, - продолжил дядя тем же ровным тоном. - Однако недоразумения лучше разрешать сразу, не откладывая их в долгий ящик. Полагаю, эти вещи вам знакомы? - добавил он шутливо, протягивая мне продолговатый сверток.

Ручку, торчавшую из влажной оберточной бумаги, я узнала сразу.

- Моя трость! Святая Генриетта, я ведь недавно о ней вспоминала - пошел дождь, а у меня не было даже зонта, ведь вторая трость - это просто палка, а я привыкла, что раз беру трость с собой, то и зонтик мне не нужен, потому что можно расстегнуть кольца на ней и раскрыть... Простите, - смутилась я, обрывая сбивчивую речь. - Эта вещь действительно дорога для меня - она ведь осталась от леди Милдред, а та в свою очередь привезла ее из Чжанской Империи, в первое свое путешествие. Я уже и не наделялась вернуть трость...

Маркиз нахмурился. Кажется, мои слова его задели.

- Что вы такое говорите, Виржиния, - укорил он меня. - Это же ваши вещи, как я мог оставить их у себя? В свертке, к слову, еще и ваша накидка, а здесь, - маркиз протянул мне большую из коробок, - лежит шляпка, которую вы забыли у меня. Премилая вещица, неужели сейчас такое носят?

Я только склонила голову, пряча улыбку.

- Не лукавьте, дядя Рэйвен. В моде вы точно разбираетесь лучше меня, даже в женской, - я присела в подчеркнуто-придворном реверансе. - И позвольте поблагодарить вас за то, что сохранили мои вещи, оставленные по растерянности в вашем доме.

- Не стоит благодарности, Виржиния, - дядя протянул руку, словно хотел прикоснуться к моим волосам, но тут же и отвел ее в сторону, не завершив жеста, и отступил. - Я хотел вернуть вам еще кое-что. Это тоже ваша собственность. Впрочем, я пойму, если вы откажетесь.

- Что это?

Я осторожно приняла меньшую - и последнюю - коробку. Она была весьма тяжелой.

- Сувениры из Алмании. Те самые.

- О. Понимаю.

Значит, сапфировый гарнитур и старинная книга рецептов... Я растерянно огладила картон коробки. Надо же, влажный - наверное, снег все еще идет. Идет - и тает, потому что на улице тепло. Вот потом будет каша на дороге... такая же скользкая, как мои мысли сейчас.

- Виржиния?

И я наконец решилась.

- Спасибо за подарок, дядя, - на сей раз мой реверанс не был таким уж правильно-формальным, зато я постаралась вложить в свои слова искреннюю благодарность и уважение. - Это просто чудесно.

- Могу я рассчитывать на то, что на балу вы появитесь с одним из этих скромных даров? - шутливо поинтересовался дядя Рэйвен, но я чувствовала, что он совершенно серьезен и от моего ответа зависит многое.

Однако от маленькой шпильки удержаться не смогла.

- Конечно, да - если вы говорите об украшениях, а не о книге. Читать, пока все танцуют, было бы крайне невежливо.

Дядя Рэйвен улыбнулся и протянул руку, проводя кончиками пальцев вдоль моей скулы. Меня тут же кинуло в жар - не от смущения, а потому что... потому что...

Не знаю, почему.

- Если вы собираетесь танцевать, дорогая невеста, то один танец точно будет за мной.

- Непременно, - чопорно кивнула я, с трудом удержавшись от смешка. - Леди Милдред, к слову, говорила, что вы танцуете ужасно.

- С ее точки зрения все, что я делал, внушало ужас, так что волноваться вам не о чем, Виржиния.

Только когда маркиз отнял руку, я осознала, какие холодные у него были пальцы. Святые небеса, он же, наверное, замерз, как последний бродяга, пока добирался до кофейни - в своем-то щегольском сюртуке да по такой погодке!

- Полагаю, наш договор нужно скрепить - хотя бы чашечкой горячего чая с пряностями, как вы считаете? - настойчиво предложила я и взяла маркиза за руку, уводя его к свободному столику. - Отказ не принимается, так и знайте.

- И не думал отказываться, - серьезно кивнул Рэйвен. - К тому же нам еще есть, что обсудить. Возвращаясь к статье в газете... Виржиния, как вам могло прийти в голову участвовать в подобном безумии? Зачем вас понесло в этот собор?

Я принужденно рассмеялась. Опять дядя Рэйвен за старое... Он неисправим.

- А с каких это пор собор является неподобающим местом для пребывания молодой особы?

Не успев присесть за столик, я подскочила и едва не налетела на дядю, любезно отодвинувшего для меня стул.

- Эллис! То есть мистер Норманн! Так вы еще здесь?

- А куда бы я делся? - детектив с веселым нахальством поглядывал на нас с маркизом, спрятав руки в карманы. Волосы у него были растрепаны и казались сейчас однородно-серыми - всего лишь оптический эффект в тусклом освещении от смешавшихся темных и седых прядей. - Газета моя лежит здесь, да и плащ - вон, на крючке висит... Доброй ночи, лорд Рокпорт, не смотрите на меня так грозно. Честное слово, я ничего дурного не замышлял - по крайней мере, сегодня, - дотошно уточнил Эллис.

Маркиз крепко, почти до боли сжал мое плечо - не иначе, как от избытка чувств. Я раздраженно дернула рукой, чтобы освободиться.

- Не могу сказать, что рад видеть вас, мистер Норманн, - холодно произнес он. Дышать отчего-то стало труднее, как будто воздух стал острым и колким.

Детективу, впрочем, любые слова были нипочем.

- А я вот рад вас видеть, - шкодливо ухмыльнулся он и шагнул ближе. - У меня к вам разговор. Точнее, сделка.

- Обязательно обсуждать ее здесь и сейчас?

Голосом маркиза, думаю, можно было уже резать металл, как мягкий сыр.

- Конечно. Она ведь и Виржинии касается, - светло и беспечно улыбнулся Эллис. И, прежде чем Рэйвен успел что-либо возразить, продолжил скороговоркой: - Тот парикмахер, который покушался на нее, Халински, умер в тюрьме через два дня после задержания. Он совершенно точно был безумен. Он то рыдал, то смеялся, то сыпал угрозами, то звал покойную жену, то просто кричал - до сорванного горла, а потом беззвучно шептал что-то сжавшись в комок. Я дважды пытался допросить его - и все безрезультатно, ни одного внятного ответ. Но одна вещь накрепко засела у меня в памяти... - Эллис сделал паузу. Но маркиз теперь и не думал его перебивать. Он внимательно слушал, с каждым следующим словом детектива неосознанно подтягивая меня все ближе к себе, так, что к концу тирады я оказалась в плотном кольце объятий, то ли сдерживающем, то ли защищающем. - Я задавал Халински обычные в подобных случаях вопросы. Цель нападения, замыслы, сообщники... И всякий раз Халински начинал нести какую-то ерунду, всегда разную. И лишь ответы на один вопрос всегда повторялись, хотя я не сразу понял это, потому что отвечал безумец... на древнероманском. Но не так давно я додумался показать протоколы допросов одному знающему человеку, и тот нашел в потоке бессвязного бреда схожие по смыслу выражения. "Респонсум эспентактес" - ищущий ответа, и "коллигере дебита" - взыскивающий долги, и "коллигендис мессем" - собирающий урожай, и "прессор" - преследователь, и "кадавер" - мертвец, и "хоспитиум ноктем" - ночной гость, и "канус" - седой, и "окулис альбис" - белоглазый, - монотонно и жутко цитировал Эллис по памяти, закрыв глаза. Веки у него подрагивали. - Каждый раз, когда я спрашивал Халински о сообщнике, повторял это. А позже... позже выяснилось, что покойная жена безумца не была так уж похожа на Виржинию или на Эвани Тайлер. И еще, - Эллис открыл наконец глаза. - Женщина из лавки напротив дома, где жил Халински, была очень дружна с его покойной женой. По словам этой торговки, Халински сразу после смерти обожаемой супруги впал в черную меланхолию и сумел прийти в себя только через полтора месяца. И он однажды обмолвился, что ему в этом помог какой-то человек - "благородный господин с черной служанкой".

Маркиз резко выдохнул. Сердце у него заколотилось в бешеном ритме. Но если б я не стояла так - вплотную прижавшись, то даже и не заметила бы этого. Когда маркиз заговорил, голос его был ровным и холодным.

- Вы уверены, что торговка сказала именно это?

- Да. Я нарочно переспросил ее несколько раз. Но, видимо, слова Халински были слишком необычными и крепко запали ей в голову. "Благородный господин с черной служанкой" - нечасто такое можно встретить, даже в нашем Бромли, да? - внезапно усмехнулся Эллис. - А вот вы, маркиз, кажется, уже видели такого человека.

- Нет. Не видел, - произнес дядя Рэйвен с неожиданной болью в голосе. - Если бы я хоть раз увидел того человека, то Иден был бы жив.

Я резко отпрянула, выворачиваясь из дядиных объятий.

- Постойте, - я уперлась рукой ему в грудь. И жесткий, царапающий кожу сюртук, и пышный шелковый воротник сорочки сминались под пальцами одинаково легко. - Вы же не хотите сказать, что тот человек... устроил пожар четыре года назад?

"Убил моих родителей", - этого я выговорить не сумела.

- Я не знаю, - ответил маркиз, глядя будто бы сквозь меня. - Леди Милдред было что-то известно, уверен. Но она молчала до самого конца и теперь уже точно ничего не расскажет. Я искал этого человека, Виржиния. Сначала десять лет, а потом еще четыре года. И все, что смог найти - скупые свидетельства, туманные описания и одну старинную, растрескавшуюся лаковую миниатюру. На ней девочка, очень похожая на леди Милдред, держала за руку чернокожего ребенка, а за их спинами стоял человек в зеленом. Поперек его лица шла трещина. Это все.

Эллис, вот уже с полминуты молча наблюдавший за нами, вдруг быстрым шагом пересек комнату - до тех пор, пока не встал вплотную к нам. Я оказалась буквально зажата между ними - невысоким, по-женски хрупким детективом, в чьих волосах седины было больше, чем темного цвета, и возвышающимся над ним на целую голову Рэйвеном.

- Я могу найти того человека, - тихо произнес Эллис и медленно положил руки маркизу на плечи. Низким и маленьким он в тот момент не выглядел. - Я справлюсь. Еще ни один убийца не сумел меня обмануть. Рано или поздно я настигаю их всех. И сейчас я предлагаю вам сделку, Ричард Рэйвен Рокпорт, маркиз Рокпортский, глава Особой службы Его величества Вильгельма Второго. Я найду того, кто убил Идена и Ноэми, кто преследовал Виржинию, и отдам его вам. А вы взамен поможете мне дотянуться до тех, кого высокое положение хранит от правосудия. Сделка?

И Рэйвен ответил тихо, но в голосе его звенел раскаленный металл:

- Сделка.

Я думала, что вот прямо сейчас потеряю сознание и упаду между ними, сложившись пополам, как пустое платье, но крепко сомкнутые руки Рэйвена не позволили. А потом Эллис улыбнулся - сумасшедше, мальчишески и светло.

И сказал:

- Ну, и еще, дополнительным пунктом к сделке. Я хочу, чтоб вы перестали отгонять меня от Виржинии и постоянно вызывать на всякие там "профилактические допросы", надоело уже. Все равно я от нее не отвяжусь. Где я еще найду благородную леди, которая будет поить меня кофе бесплатно, угощать всякими десертами, выслушивать абсолютно все, что придет мне в голову, временами называть меня негодяем и идиотом, шипеть на меня, хвалить меня... и при этом ни капли, ни на грамм не влюбляться?

- Неправда, - не выдержала я и возмутилась. - Я вас очень люблю, Эллис... - оба, и маркиз, и детектив застыли, будто памятники сами себе. Я невозмутимо выпуталась из объятий маркиза, подлезла под поднятой рукой Эллиса, отошла на пару шагов и только тогда уточнила: - Как брата, разумеется.

И оглянулась.

И Эллис, и дядя Рэйвен смотрели на меня одинаково... неодобрительно. Мягко говоря.

Что ж, пожалуй, они сработаются - и, возможно, даже не сведут друг друга с ума.

Я улыбнулась и начала медленно обходить зал по кругу, гася светильники.

- Доброй ночи вам, господа. Кофейня закрывается. Спасибо, что были моими гостями сегодня.

Дядя, к счастью, в последующие несколько дней был занят, и поэтому я могла лелеять надежду, что он за это время немного поостынет и не станет выговаривать мне за выходку в кофейне. Что же касается Эллиса, так тот обиделся страшно, о чем и поспешил крикнуть мне вдогонку - правда, не уточняя, за что обиделся. Так или иначе, вот уже половину недели он никак не давал о себе знать.

Я, признаться, немного скучала по нему. Это заметила даже Глэдис, но истолковала по-своему - и пригласила на выставку картин из частной коллекции, которые какой-то лорд из Марсовии, граф де Ларнак, любезно привез в Королевскую галерею Бромли.

Но мои надежды на веселое времяпрепровождение, увы, не оправдались. Глэдис почти сразу встретила каких-то своих друзей, настроенных не менее возвышенно, и они всей дружной компанией пустились в обсуждение настолько тонких материй, что у меня скулы от зевоты свело. Поэтому я позволила себе маленькое отступление от правил этикета и отправилась бродить по галерее в одиночестве, оставив Глэдис в обществе единомышленников.

Полагаю, она от этого не слишком страдала.

Предаваясь меланхолии, я бродила из зала в зал, отстраненно разглядывая картины, пока одна из них не привлекла мое внимание.

Это было не очень большое полотно; меньше человеческого роста в высоту, на взгляд. В отличие от других картин, краски здесь были темные, но издалека чудилось, будто от нее исходит свет. Наверное, из-за искусно прорисованной луны: я даже нарочно остановилась и подошла ближе, чтобы ее рассмотреть, и лишь потом разглядела изображение целиком. И тут же в памяти у меня зазвучал размеренный, глубокий голос мисс Дюмон.

Ночь, лунный свет, степь и три дороги, которые сходятся у большого камня. На камне сидит, положив ногу на ногу, красивый светловолосый юноша лет двадцати, босой, но закутанный в темно-синий плащ. В правой руке у юноши трубка с длинным-длинным мундштуком из белой кости. Трубка украшена резным изображением диковинных птиц и цветов. Черты юноши тонки и немного женственны. На правой руке у него несколько колец с синими камнями. На коленях у него раскрытая книга. Под левой ногой дремлет белая змея, и хвост ее обвивается вокруг щиколотки, тело скрыто под пятою, а голова покоится на стопе. Над правым плечом у юноши цветут белые розы, и лепестки осыпаются на плащ. Когда вы смотрите на картину, появляется неясное ощущение, будто бы юноша глядит куда-то поверх вашей головы. На что-то у вас за спиной. Или на кого-то.

На кого-то.

Приступ суеверной жути прошил меня, подобно удару молнии. Не владея собою, я отпрянула - и натолкнулась на кого-то.

И быть мне покрытой позором из-за трусливого вопля, но этот кто-то вовремя закрыл мне рот рукою в надушенной перчатке.

- Тише, тише леди, - произнес незнакомец - или, точнее, проворковал. Голос у него был на редкость нежный и умиротворяющий. Я бы сказала - сладкий, но для сладкого в нем звучало слишком много иронии. - Вижу, вы сражены силою искусства, но не стоит это демонстрировать столь откровенно.

Спустя три или четыре заполошных удара сердца я все же справилась с приступом и вернула себе хотя бы видимость самообладания. И уже тогда можно было отстраниться, изображая воплощенное Достоинство и Утонченность, и повернуться к своему спасителю со светской улыбкой.

- Благодарю вас за помощь, мистер... - я осеклась, недоговорив. На меня смотрел молодой мужчина - почти точная копия того, кто был изображен на картине, только чуть старше... и человечнее, что ли?

Воспоминания о снах, продолжавшихся весь последний месяц, обрушились, как лавина. Я стояла, ошеломленная, и едва могла дышать.

- Кто вы?

Он улыбнулся, опуская ресницы - бледный и белокожий, больше похожий на тень, чем на живого человека.

- Так, никто. Просто незнакомец, случайный прохожий. Может, чья-то мечта - или чей-то кошмар... Но к чему все эти представления? Мы ведь с вами уже встречались, юная леди, любительница смотреть чужие сны? - он протянул руку и легонько коснулся моей щеки. - Не пугайтесь, я не сержусь. Что привело вас в галерею? Любовь к искусству?

- Нелюбовь к скуке, - честно призналась я и отступила на шаг, уклоняясь от прикосновения. Не то чтобы это было неприятно - просто слишком странно. - Откровенно говоря, я ничего не понимаю в искусстве.

Он засмеялся, и морщинки вокруг его глаз обозначились четче. Все же... человек?

- Я тоже. Хотя и обязан искусству жизнью, - он бледным призраком проскользнул мимо меня, к картине, и почти прикоснулся к полотну - рука застыла на волосок от поверхности. - Чаще всего искусство и жизнь идут порознь, бесконечно отражаясь друг в друге, и лишь великие мастера способны переплести их друг с другом... Ноэль был именно таким. И потому он сгорел слишком рано... Раньше сама мысль об этом отдавалась болью во мне. Но знаете, что я думаю сейчас? Он все еще жив. Подобные ему не уходят бесследно, не ушел и он. И теперь Ноэль смотрит на нас отовсюду - глазами "Островитянок", из торжественной океанской дали... даже моими глазами, - незнакомец провел рукою вдоль изгиба змеиного тела на картине, и мне померещилось слабое шипение. - А что вы думаете об этом, леди?

Сначала я не знала, что ответить, а потом вспомнила счастливые лица Лжулии и Лоренса во время венчания - и улыбнулась.

- Его картины меняют судьбы людей - за это я могу поручиться. А значит, так или иначе, он жив. И... - я поколебалась. - Наверное, он был хорошим человеком, если картины приносят удачу, да?

В глазах у незнакомца мелькнуло странное выражение.

- Да, - сказал он тихо, и уголки губ у него опустились. - Очень хорошим.

Я хотела спросить у незнакомца что-то еще - очень важное, как жизнь, и прекрасное, как искусство, но мысли никак не могли собраться в правильные слова. А потом прямо над ухом у меня зазвенел взволнованный голос Глэдис:

- Леди Виржиния, святые небеса, как вы нас напугали!

...и с изумлением я осознала, что лежу на холодном полу галереи - перед злополучной картиной, а вокруг толпятся утонченные друзья Глэдис и охают на все лады.

- Что случилось? - растерянно пробормотала я, пытаясь подняться. Один из мужчин, кажется, известный театральный критик, протянул мне руку, помогая встать.

- Наверное, вы упали в обморок, - предположила побледневшая от испуга Глэдис. - У вас же это семейное, верно, леди Виржиния? Ваш отец тоже...

- Кажется, да, - я кивнула. - Леди Клэймор, а куда делся тот незнакомец?

- Какой еще незнакомец? - нахмурилась она. - Здесь никого не было. Верно? - Глэдис обернулась к друзьям, и какая-то пожилая леди с энтузиазмом подтвердила:

- Да-да! Я была в том же зале и все видела. Вы, леди Виржиния, подошли к картине, постояли немного - и вдруг свалились! Ох, и перепугалась же я, - потрясенно прижала она ладони к щекам.

Я с сомнением покосилась на картину. Незнакомец - Сэран? - хранил загадочное молчание и улыбался.

ci

- Так что же это было? Духота? Или что-то еще? - продолжала перебирать версии Глэдис, перекладывая лорнет из руки в руку.

Улыбка нарисованного Сэрана, кажется, стала насмешливой.

У меня вырвался вздох.

- Полагаю, дамы и господа, что это была великая сила искусства...