13 кофейных историй

История шестая Пикантный кофе с имбирём

Детектив Эллис — лучший в Бромли «по трупам», еще ни один убийца не смог уйти от него. Но что будет, если Эллису подвернется дело о еще несовершенном преступлении?

Итак, бал-маскарад, ночь Сошествия, танцы, изысканные светские беседы — и преступник, затерявшийся среди других ряженых в ожидании удобного момента для единственного удара…

Зимою, когда с одной стороны наседают холода и сырость, а с другой — головокружительно веселые, утомительно бесконечные, песенно-танцевально-бессонные праздники, всем ищущим тепла, алчущим жизненных сил и просто ценителям кофе небесполезен будет следующий рецепт.

Из расчета на четыре порции смешать молотый сушеный имбирь — чайную ложку с горкой, кардамон — пол-ложки, соли — щепоть, для усиления запаха, и перца чили — на кончике ножа (любители острых ощущений могут удвоить количество последнего ингредиента — по желанию).

Полученную смесь засыпать в турку, добавить четыре чайные ложки кофе, залить холодной «сырой» водой и поставить на самый маленький огонь, чтоб закипело не раньше, чем через десять минут. За это время натереть на мелкой терке восьмидесятипроцентный горький шоколад (без цукатов). Засыпать натертый шоколад в подготовленные чашки — одна столовая ложка с горкой на порцию. Когда на кофе в пятый раз поднимется пенка, его следует разлить по чашкам и помешать, чтобы шоколад растворился.

Готовый напиток рекомендуется подавать с мягкими пресными хлебцами.

Наслаждайтесь!

Ровно за десять дней до грандиозного бала в ночь Сошествия бессовестнейший человек в Бромли, гроза кофеен и обладатель самого проникновенного взгляда во всей Аксонии, детектив Алан Алиссон Норманн, появился на пороге моего дома с абсурдной, возмутительной и… и… и, в конце концов, непристойной просьбой.

— Виржиния, — Эллис сжал мою ладонь горячими пальцами, глядя снизу вверх широко распахнутыми глазами. — Я хочу стать вашим единственным спутником и кавалером в ночь Сошествия. Пригласите меня на бал во дворец. Очень нужно, честное слово.

Я издала жалкий придушенный звук и попыталась отступить. Тщетно. Хватка у Эллиса была, что у бульдога.

— Вы ниже меня. Мы не сможем танцевать.

— У меня есть ботинки на потайном каблуке. В целях маскировки иногда бывает нужно слегка поменять рост.

— У вас нет приличного маскарадного костюма.

— Зельда обещала сшить, через пару дней будет готово. Должно получиться что-то восточное — то ли чжанское, то ли бхаратское.

— Если я появлюсь с простым детективом, поползут слухи.

— О, никто меня не узнает. Если что, скажете, что это был старый друг семьи.

— Дядя Рэйвен вас убьет, — прибегла я к последнему аргументу.

Блекло-розовые, по-девичьи нежные губы тронула коварная улыбка.

— Что вы, Виржиния. Сказать по правде, это он отправил меня к вам с этой идеей.

Примерно четверть часа спустя, когда я совладала с искушением хорошенько стукнуть Эллиса тростью, а Магда принесла в гостиную чай и свежее имбирное печенье, разговор наконец-то принял деловой оборот.

— Итак, вы говорите, это дело государственной важности? — я вздохнула, примиряясь с судьбой.

— Да, — Эллис рассеянно кивнул, вертя в руках чайную ложечку. — И на сей раз я, к сожалению, не преувеличиваю. Вы слышали о том, что два месяца назад из Марсовийской Республики прибыла делегация?

Я осторожно кивнула.

— Политика мне не близка, однако о визите марсовийских дипломатов не знает, кажется, только глухой, слепой, чуждый всему мирскому отшельник или беззаботный дурак, не проявляющий интереса ни к чему, кроме своего уютного дома. Насколько я помню, визит связан с заключением военного союза. По крайней мере, именно так писали в «Новой Аксонии», но миссис Скаровски полагает, что… Эллис?

Глядя на горестно потупившегося детектива, я запоздало сообразила, что умудрилась между делом сказать какую-то ужасную бестактность.

— А я вот не слышал ни о какой делегации, пока труп одного из дипломатов не обнаружили в Смоки Халлоу в доме с весьма сомнительной репутацией, — угрюмо сообщил Эллис, ковыряя злополучной ложечкой накрахмаленную скатерть. — Собственно, когда стало очевидно, что это дипломат, а не какой-то там приблудный искатель острых ощущений с материка, я понял, что мне грозят неприятности. Но и догадаться не мог, какие.

— Сочувствую.

— Спасибо и на этом, — чуть более саркастически, чем допускали все правила приличия, откликнулся Эллис и продолжил: — Это случилось недели полторы назад, аккурат под выходные. Я заступил на ночное дежурство по Управлению и думал неплохо выспаться, но уже в половине одиннадцатого у дверей появилась красивая, но крайне скудно одетая девица — плащ, чулки и туфли на каблуке. И это в разгар зимы! — сварливым тоном старого ханжи уточнил Эллис. — Девица… хотя вряд ли она девица, назовем ее условно Китти, что ли… Так вот, эта Китти вылила на меня целое ведро слез и уверения в том, что она «все сделала, как надо» и не знает, «почему он вдруг раз — и помер». Так как кроме меня в Управлении на тот момент был только трудяга Смит и полдюжины относительно бесполезных «гусей», я смирился с тем, что выспаться мне уже не удастся, наскоро собрал отряд и проследовал за свидетельницей в Смоки Халлоу, в местечко под скромным названием «Цветущий жасмин». Цветами там, увы, и не пахло, зато чжанскими курениями, вином и духами от этого заведения разило за квартал. Даже миазмы Эйвона перебивало, честное слово.

А дальше история Эллиса приняла занимательный оборот.

Довольно скоро выяснилось, что господина, скончавшегося в процессе общения с бедняжкой Китти, звали Эрик Лефевр, и был он — ни больше ни меньше — атташе по вопросам культуры из недавно прибывшей марсовийской делегации. В «Цветущий жасмин» его привел некто в серебряной маске и бесформенном старомодном плаще. Впрочем, хозяев заведения такой наряд нисколько не удивил — гости частенько предпочитали сохранять инкогнито, посещая подобные места. Главное, чтоб гости охотно расставались с хайрейнами… а недостатка в деньгах человек в маске явно не испытывал.

Он сразу же оплатил все: и лучшее вино, и музыку, и отдельный кабинет «для старого, внезапно нашедшегося друга» — и, разумеется, самую красивую девушку заведения.

На этом моменте рассказа я запоздало сообразила, что скрывалось за невинной вывеской «Цветущего жасмина», залилась краской, мысленно отругала себя за впечатлительность, а Эллиса — за бесстыдство, и принялась обмахиваться веером, чтобы смущенный румянец можно было списать на духоту в жарко натопленной комнате.

Однако детектив, кажется, и не заметил моих переживаний.

— …похоже на сердечный приступ. Но старина Нэйт, молодчага, сразу обнаружил в крови у этого Лефевра что-то подозрительное. И то же вещество нашлось в бутылке вина, которую — внимание — подсунул покойному загадочный человек в маске. Ну, тут все стало кристально ясно, дело оставалось за малым — выяснить мотивы и найти преступника. И тут появился он, — Эллис не сдержался и испустил горестный вздох. — Маркиз Рокпорт. Чтоб ему спокойно спалось и сладко елось…

— Эллис!

— А что? — детектив невинно удивился. — Хорошее же пожелание. Еще и здоровья ему, чтоб сил хватало на всякие… гм… проявления трудового энтузиазма…

— Да Эллис же! Прекратите немедленно!

— …подальше от меня, — невозмутимо заключил он. — Так вот, маркиз заявился и испортил мне все расследование. Перво-наперво он запретил распространять любые сведения об отравителе в серебряной маске. Затем и вовсе порекомендовал мне самоустраниться от расследования, а убийство дипломата «объяснить» нападением с целью ограбления. Подходящий козел отпущения у маркиза, разумеется, уже имелся, и даже был препровожден в уютную камеру в недрах Управления. Но… — Эллис потянул трагическую паузу и признался: — Но тут я сам себе подложил большую свинью. Я ляпнул, что знаю, откуда взялся этот чудак в маске. Выложил свои предположения и, что самое скверное, оказался прав. По моей наводке люди маркиза накрыли одно из убежищ «Детей Красной Земли» и обнаружили там и яд, которым отравили Лефевра, и кое-какие любопытные документы.

И детектив многозначительно умолк — и молчал все то время, пока я размышляла над его рассказом, запивая яркие впечатления крепким чаем. Огонь в камине уютно потрескивал, слабо пахло дымом и сильно — выпечкой. Тени шарахались по углам от яркого электрического света. Все казалось таким… правильным, домашним.

У меня вырвался вздох. Когда это рассуждения о загадочных убийствах успели стать неотъемлемой частью моего досуга?

— Понимаю. Интересная история, — нарушила я в конце концов тишину. — Но мне все еще не ясно, как она связана с вашим предложением.

— А, вы насчет приглашения на бал? — Эллис очнулся от размышлений и невесело улыбнулся. — Благодарите за это вашего маркиза. Видите ли, эти самые «Дети Красной Земли» уже проходили по одному из моих дел три года назад. Массовое убийство, взрыв на площади перед романским посольством — вы помните?

Три года назад мне точно было не до политики и даже не до взрывов, но я сочла за лучшее просто кивнуть. Эллис этим вполне удовлетворился:

— Так вот, я тогда пересажал половину их развеселой компании, но некоторым удалось отвертеться от сроков. Богатые покровители, единомышленники среди аристократии, — он брезгливо поморщился. — Вот поэтому я и не люблю политику. Самым отъявленным мерзавцам любое преступление может сойти с рук, если это будет выгодно кому-то из сильных мира сего. Но, так или иначе, за время следствия я перезнакомился с кучей народу из этих самых «деток». А память на лица у меня отменная, — Эллис выразительно постучал себе по виску. — Что же касается сложившейся сейчас ситуации… Маркиз изучил захваченные документы и некоторые свидетельства и пришел к выводу, что на дипломатическую миссию из Марсовии готовится покушение. Причем устранить дипломатов хотят прилюдно, громко, с помпой, бросив тень на Его величество и добрые намерения Аксонии по отношению к военному союзу стран Материка.

Я отставила чашку в сторону. Крепкий, ароматный чай резко потерял всякую привлекательность.

— Дайте-ка я попробую продолжить за вас. Приглашение на бал для марсовийцев было выслано заранее, еще полмесяца назад. Отозвать его невозможно, как и отменить бал. Честно сообщить дипломатам о готовящемся покушении… — я задумалась. — Сообщить о нем нельзя по каким-нибудь политическим причинам. Например, это покажет несостоятельность нашей Особой службы. Или, может, возбудит подозрения в том, что Аксония на самом деле не рада военному союзу. Или даст понять, что в стране есть и внутренние противоречия, и не все политические группировки приветствуют союз, а монарх не может их усмирить. Так?

— Примерно, — уклончиво ответил Эллис и уставился в темноту за окнами. — За подробностями обращайтесь к маркизу, в политике я, как выяснилось, не силен. От себя добавлю только, что для нас выгодно не только сорвать покушение и обеспечить безопасность дипломатов, всех одиннадцати, включая обоих секретарей, но и разом накрыть остатки группы «Детей Красной Земли». И по ниточке добраться до их покровителей, — он устало выдохнул и потер брови, словно изгоняя застарелую головную боль. — Я в этом деле, к сожалению, играю роль ценного ресурса, не более. Следствием в большей степени занимается маркиз и его люди. А я полезен лишь тем, что многих «деток» знаю в лицо. Они будут на маскараде, Виржиния, — Эллис скосил на меня взгляд. Глаза у него были черные, как будто впитали выстывшую темноту за окном. — В женских нарядах, потому что уж кого-кого, а женщин на маскараде не досматривают — это нарушение всех мыслимых норм приличия, но между тем под юбкой можно пронести хоть нож, хоть бомбу, хоть целый арсенал. Парик, маска, закрытое платье — и вот злоумышленник превращается в милую и загадочную леди, а значит — получает прекрасную возможность опоить отравленным вином ничего не подозревающего дипломата или выстрелить в него из револьвера в упор. А наивный бедолага и рад будет вниманию аксонской красавицы… до поры.

Последние слова прозвучали зловеще, как в какой-нибудь трагической пьесе.

— Что ж, Эллис, я поняла, зачем вам непременно нужно попасть на этот бал. Но почему именно со мной?

— О, это, можно сказать, главная изюминка, — Эллис фыркнул. — Ваш маркиз подозревает, что среди его доблестных «ос» завелась муха, которая что-то жужжит на сторону. Поэтому мое присутствие на балу — тайна для всех, кроме нескольких человек, включая самого маркиза. В такой ситуации достать приглашение для постороннего человека — все равно что крикнуть на весь Бромли: «Я хочу позвать специалиста, но не буду раскрывать его инкогнито!». Любой, кто причастен к расследованию, тут же сообразит, кто этот специалист. А у вас, Виржиния, как раз есть лишнее приглашение. Ведь каждому благородному семейству высылают их по два, а вы — последняя из Эверсанов и Валтеров.

Последняя…

Реплика Эллиса горечью осела у меня на языке. Однако я нашла в себе силы невозмутимо кивнуть:

— Хорошо. В таком случае я как добрая подданная Его величества, блюдущая интересы Аксонии, разумеется, приглашу вас на бал. Завтра жду вас к девяти вечера в своем особняке. Идите с черного входа, я дам слугам указание.

— Зачем? — насторожился Эллис. — Бал только через десять дней.

Я скорбно покачала головой.

— Вот именно. Всего через десять дней. А мне еще нужно обучить вас подобающим манерам и хотя бы основам этикета. Мой спутник, пусть и фальшивый, на один вечер, должен соответствовать мне.

— Э… Понимаю.

Глядя на кислое выражение у Эллиса на лице, я почувствовала себя отмщенной за все издевательства детектива.

И чувство это было неприлично приятным.

С Эллисом я в тот вечер, конечно, распрощалась, но подумала, что на следующий день стоит ждать еще одного гостя — и оказалась права. Дядя Рэйвен заглянул ко мне с самого утра, причем не домой, а в «Старое гнездо», как обычный посетитель. Попросил черный кофе без сахара — и минуту внимания.

Я с удовольствием обеспечила и то, и другое.

— Виржиния, полагаю, вы понимаете, зачем я пришел, — начал он без долгих предисловий. — Разумеется, кроме того, чтобы иметь счастье вас увидеть.

— Вы хотите обсудить бал?

— Нечто вроде того, — согласился он. Быстрый, незаметный из-за синих стекол взгляд направо, затем налево… Убедившись, что поблизости нет никого, кроме пожилой, глуховатой леди Стормхорн, неторопливо наслаждавшейся любимым какао с воздушным зефиром, маркиз продолжил, понизив голос: — Виржиния, я искренне сожалею о том, что мне пришлось обратиться к вам за помощью. Не потому, что не доверяю, — предусмотрительно уточнил он, памятуя о непростом характере Валтеров. — Нет. Я боюсь, что на балу может случиться катастрофа.

— Вы — боитесь?

— Неудачный повод для шуток, Виржиния, — негромко заметил дядя Рэйвен, и я почувствовала себя нашалившей девочкой пред строгими очами благообразных монахинь из пансионата Святой Генриетты. — Это дело государственной важности. Мистер Норманн должен попасть во дворец втайне — в том числе и от моей собственной службы. В дворцовой охране работают люди опытные, наблюдательные, а прислуга будет без масок, с открытыми лицами — значит, обычные способы не подходят. Мистер Норманн не сможет ни, образно выражаясь, просочиться в зал окольными путями, ни притвориться кем-то из обслуги. Единственный выход — попасть на бал по официальному приглашению. Гостей, как вы понимаете, не досматривают. Я мог бы отдать мистеру Норманну второе приглашение Рокпортов, — дядя Рэйвен тонко улыбнулся. — Но, увы, оно выписано на леди.

Я не выдержала и рассмеялась, щурясь на необычайно яркое по зимнему времени солнце. Заговоры, тайные организации, покушения и убийства сейчас казались чуть ли не выдумкой.

Опасное заблуждение, если задуматься…

— Понимаю. Вы могли бы и не объяснять ничего — в таких делах чем меньше знаешь, тем меньше и опасность, — произнесла я, едва удерживаясь от улыбки. — Хотя, не спорю, Эллис в платье — это серьезный аргумент.

— Вижу, чувство юмора вы унаследовали от леди Милдред, — сдержанно ответил маркиз, но я видела, что на самом деле ему тоже смешно. — Мне больше нравились шутки Идена, но характер не выбирают… Впрочем, неважно. Виржиния, я хотел попросить вас кое о чем как человек, которому вы очень и очень дороги, — голос дяди Рэйвена изменился, и я подобралась, мгновенно изгоняя неуместную веселость. — Пожалуйста, уходите сразу после полуночи — как только приличия позволят. И старайтесь не пить ничего на балу. Я не знаю, как будут действовать злоумышленники — взрывчатка, яд… Возможно всё. Но не прощу себе, если с вами что-нибудь случится.

— Приму совет к сведению, — склонила я голову. — С вином и прочими горячительными напитками мне действительно стоит быть осторожнее, и не только из-за отравителей. А что касается времени, когда я уйду домой… Посмотрим по обстоятельствам.

— В таком случае держитесь подальше от марсовийских дипломатов. А еще лучше — вообще сторонитесь компаний. Бомбы чаще всего оставляют там, где взрыв поразит наибольшее число людей, — быстро сориентировался маркиз.

— Хорошо, дядя Рэйвен, — совет показался мне разумным. — Что-то еще?

— Да, — маркиз выдержал недолгую паузу, будто колеблясь — говорить дальше или нет. — Виржиния, я приставлю к вам своего человека. Она не станет вмешиваться без крайней на то необходимости, но если все же обратится к вам — слушайтесь ее беспрекословно. Возможно, от этого будет зависеть ваша жизнь.

Мгновение во мне боролись два чувства — заочная неприязнь к навязанному «соглядатаю» и врожденная осторожность.

— Разумная мера, — сказала я наконец. — Значит, «она». Женщина. Я ее знаю?

— О, да, — странным голосом произнес дядя Рэйвен. — Это моя экономка. Она… куда более интересный человек, чем кажется на первый взгляд, — добавил он.

И я отчего-то сразу расхотела уточнять, почему дядя считает, что какая-то служанка может спасти мне жизнь.

Мы беседовали еще некоторое время, но вскоре маркиз попрощался, сославшись на неотложные дела, и ушел, даже кофе оставив недопитым. Я же долго сидела за столиком, размышляя над сказанным, и механически грела руки о чашку. Опомнилась только тогда, когда ненароком пригубила остывший дядин кофе.

Сладкий.

«Надо будет потом поговорить с Георгом, — растерянно подумала я, отставив чашку. — Рэйвен же просил — без сахара».

Звякнул колокольчик над дверью — раз, другой… В кофейню начали подтягиваться завсегдатаи.

День вернулся в обычную колею.

…Леди Милдред необычайно взволнована. Она говорит экзальтированно и живо — насколько это возможно для мертвой.

— Балы — это чудесно, Гинни. А бал-маскарад… Просто чудесно!

Оглядываюсь. Комната смутно знакома — точнее, не комната, а небольшой зал. Хмурюсь, пытаясь сообразить: это ведь наш замок? Тот самый, сгоревший? Стены, отделанные деревянными панелями цвета темного янтаря, узкие высокие окна, старинная люстра со свечами высоко под потолком… Взгляд наталкивается на огромный холст с батальной сценой, и я внезапно вспоминаю: второй этаж, приемная для «угодных гостей невысокого звания», та, что за библиотекой.

Только зеркала, перед которым приплясывает с платьем леди Милдред, здесь никогда не было.

— Танцы — всю ночь напролет! Фейерверк в саду! Оркестр! Все разодеты, будто королевы и короли, и это редкий случай, когда никто не попрекнет тебя немодно пышными юбками или неуместной по летней жаре меховой накидкой. Чопорные леди и строгие лорды чувствуют себя свободней. Флирт, невыполнимые обещания, шутливая пикировка… Мы с Фредериком познакомились именно так. Точнее, нас познакомил бокал вина, опрокинутый на мое платье. Белое платье, Гинни, ах, как у невесты!

Я по-детски хихикаю, прикрывая рот ладонью. Редко можно увидеть бабушку такой.

— Мне было семнадцать, Гинни, — она прикладывает к себе ослепительно белое платье и замирает. В зеркале должно появиться отражение, но я не вижу ничего — лишь некое смутное мельтешение, как рябь на грязной воде. Бабушка вздыхает и проводит по платью рукою; складки ткани смещаются, открывая взгляду темно-красное пятно на лифе. — Мой первый бал, великолепие дворца, все такое новое и блестящее, я в своем платье — как богиня света… и какой-то кривоногий нахал со своим вином! — бабушка усмехается. — Впрочем, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, ноги у Фредерика были исключительно прекрасные. И танцевал он так, что захватывало дух.

Рябь на зеркальной поверхности меняется, и теперь мне кажется, что там, за гранью, кружатся по бальному залу в замысловатом танце изящные пары. То ли люди, то ли тени, то ли фигурки в исполинской музыкальной шкатулке.

— Он опрокинул на меня бокал — и не подумал извиниться, я поколотила его веером и обругала так, как наш кучер обычно ругал садовника. Слово за слово… Другие люди останавливались, чтоб посмотреть на нас. Потом подоспела и тетушка Джоанна — хорошая была женщина, жаль, умерла еще молодой, — углядела это безобразие и быстро поняла, как найти на нас управу. Оркестр заиграл вальс, Джоанна посмотрела на Фреда строго и сказала: «Вы, сэр, собирались пригласить леди на танец, как я понимаю?» И голос у нее был такой, что Фред вытянулся в струнку, как рядовой перед генералом, и только и мог ответить, что «Да, леди, со всем почтением, леди!». И мы закружились в танце… А вальс, милая моя Гинни, словно для того и придуман, чтобы соблазнять романтичных девушек.

Леди Милдред вздыхает. В зале постепенно становится темнее: дневной свет угасает, а свечи в большой люстре погашены. Мне начинает чудиться, будто пятно на белом бабушкином платье начинает влажно блестеть.

И расползаться вширь…

— Итак, мы танцевали — нет, почти летели над паркетом, рука Фредерика лежала на моей талии, где-то цвели розы и пели соловьи — клянусь, я чувствовала дивный аромат и слышала трели, хотя была зима! И Фред… Фред смотрел на меня и улыбался, и мне уже не казалось, что он нахал и грубиян. А потом он спросил: «О чем вы мечтаете, леди?». Наверное, имел в виду, о чем я задумалась с таким чудны м выражением лица, но я, как всегда, истолковала все по-своему и ответила — о путешествиях. Мы разговорились, и оказалось, что Фредерик Эверсан, как и я, увлекается географией, историей и иностранными языками. Снова завязался спор, а к тому времени, как заиграли кадриль, я уже обещала Фреду, что выйду за него. Думала, что это была шутка — а оказалось, что правда… Неприлично короткая помолвка — и вот я замужем, а Фред уже планирует кругосветное путешествие.

В зале уже совершенно темно. И только зеркало светится.

Платье в руках Милдред красное и тяжелое.

Мокрое насквозь.

Она оборачивается ко мне; лицо — темное пятно.

— Будь осторожна, Гинни. Это не первый твой бал — но и последним он стать не должен… Будь осторожна!

Десять дней до бала пролетели, как один. Я носилась, как сумасшедшая, между кофейней и собственным особняком. Последние штрихи к платью, примерки туфель, посещение парикмахерской, уроки этикета для Эллиса… Мне казалось, что я не успеваю ровным счетом ничего. И поэтому было вдвойне удивительно обнаружить себя вечером накануне Сошествия полностью одетой и готовой к отъезду во дворец… и злой, как стая волков.

— Святая Генриетта Милостивая, и куда запропастился этот Эллис? — я в ярости стукнула веером по краю стола. — Если из-за него мы опоздаем…

Магда, заслышав меня, пугливо втянула голову в плечи — еще бы, я утра была на взводе, и к обеду успело достаться всем. В том числе и ни в чем не виноватым слугам.

Но договорить, какие страшные кары обрушатся на голову детектива в случае опоздания, я не успела — Говард Чемберс объявил о том, что к дому подъехала карета. У меня вырвался вздох облегчения. Подхватив вещи, я спустилась в холл, где меня уже ждал… Эллис?

Но в чем он был одет, святые небеса?!

Метры и метры наироскошнейшей ткани — темно-синей с серебристыми птицами, гладкой и плотной, словно впитывающей свет… «Вот бы платье такое!» — мелькнула жадная мысль, и я невольно подалась вперед, спускаясь вниз на ступень. Наряд был в восточном стиле, то ли никконском, то ли чжанском — словом, похожим на длинный, пышный халат с огромными рукавами. Светло-серый пояс — узкий, не больше, чем с ладонь, — перетягивал его чуть выше талии. Между разошедшимися полами «халата» виднелось нечто вроде широких, как юбка, молочно-белых штанов в складку. За таким изобилием ткани я не сразу сумела разглядеть обувь Эллиса — деревянные сандалии, у которых вместо каблука или платформы были два чудных брусочка, сразу прибавляющих к росту добрых десять сантиметров.

Волосы Эллис выкрасил в черный цвет — ни одной седой пряди не осталось.

Честно говоря, закрой он лицо — и я бы его ни за что не узнала.

— У вас… интересный костюм, — выдавила я из себя наконец и нервно сжала край своего длинного рукава.

— У вас тоже, — странным голосом ответил Эллис и шагнул ближе, прищуриваясь. Деревянные сандалии звонко стукнули по паркету. — Вам идет, Виржиния. А кого вы изображаете?

— Леди Метель, — я медленно поправила белую меховую накидку на плечах. Собственно, она одни плечи и закрывала, чтоб мне не мучиться на балу от жары, но глупый кусок меха никак не хотел держаться и постоянно сползал. В остальном мой костюм был удобным — многослойные, но легкие юбки, не стесняющие движений, двойные рукава — практично-узкие под … — Я хотела надеть на бал дядин подарок, никак не могла придумать, с чем его лучше сочетать. Перебрала всех исторических персонажей, от Королевы-Невесты до Анны Воительницы, а потом так вышло, что мы с мистером Маноле разговорились, и он предложил самый простой вариант — нарядиться зимой. Я, разумеется, не стала буквально следовать совету, но творчески усовершенствовала его.

— Вижу, — все тем же странным голосом ответил Эллис. — Белый парик — тоже идея Лайзо?

— Нет, — я улыбнулась. — Вы не поверите — Георга. Он стал рассказывать, как наряжалась на маскарад у герцогини Дагвортской леди Милдред, и упомянул между делом, что бабушка надела рыжий парик, чтобы не быть узнанной сразу. А я подумала, что моя стрижка тоже весьма приметна, вот и раздобыла это, — я потрогала один из белоснежных локонов. — Через Эрвина Калле. В парике немного жарко, но красота требует жертв… А вы кого изображаете, Эллис?

Детектив погрустнел.

— Никконского духа… как же их называют? — он почесал лоб. — А, аякаси, кажется! Ну, или что-то вроде. Их там много, в никконских сказках. Зельда говорила, кого именно я изображаю, но из памяти выпало. У меня есть еще с собой птичья маска, с клювом, и на ней написано, кто я. Но, к сожалению, по-никконски, так что ни вы, ни я, прочесть это не сможем, — широко улыбнулся Эллис. — Ну и к бесам эту никконскую культуру, как вы думаете, а?

Я подавила горестный вздох. Видимо, у Эллиса из головы к тому же вылетели и мои объяснения, как этикет требует отвечать на подобные вопросы. «Загадочный никконский дух» — этого было бы вполне достаточно, а всякие исторические детали лучше подошли бы для флирта со скучающими леди. Признаваться же в том, что ты сам не знаешь, что означает твой костюм — верх глупости.

— Что ж, мы хотя бы одеты в одной цветовой гамме, — попыталась я мыслить оптимистично. — У меня — белое и синее, у вас — синее и серебряное.

— Вот видите, мы прекрасно подходим друг к другу! — жизнерадостно заключил Эллис и протянул мне руку: — Идемте, леди. Карета ждет.

— Мне захватить несколько хайрейнов мелочью? — обреченно спросила я, памятуя о привычке детектива жить за чужой счет. Жаль, конечно, что сегодня не получится поехать на электромобиле. Но какой был бы смысл в маскараде, если б я прибыла на знакомой почти всем аристократам Бромли машине? Да и Лайзо едва ли не на коленях умолял дать ему выходной в ночь на Сошествие…

— Нет, не стоит, — улыбка Эллиса стала ослепительной. — Сегодня я плачу, — и, прежде чем я успела подумать: «Не к добру!», добавил: — Из денег, выделенных маркизом Рокпортом на операцию по поимке преступников. Здорово, правда?

Я сочла за лучшее благовоспитанно промолчать.

К моему удивлению, на подъездной аллее действительно ждала карета. Не автомобиль, не кэб, не повозка — а самая настоящая карета, запряженная четверкой лошадей, причем недурных. Мысленно подсчитав, сколько может стоить такое удовольствие, я вздохнула и посочувствовала дяде Рокпорту. Точнее, его карману.

Был у кареты, кроме дороговизны, и еще один недостаток — скорость передвижения. Привыкнув к тому, как лихо раскатывает Лайзо на автомобиле, я теперь всю дорогу мучалась сомнениями: а вдруг опоздаем? Бал начинался в девять, выехали мы за час, а Хэмпширский дворец располагался на почти противоположной стороне Бромли — за парком Черривинд, на стыке Ист-энда и Вест-энда… Но карета споро катилась по брусчатке, едва припорошенной снежком — свежим еще, не успевшим превратиться в грязную кашу под копытами лошадей и колесами автомобилей. Дороги поначалу были пусты; лишь изредка попадался какой-нибудь скрипучий кэб. Но чем ближе мы подъезжали к дворцу, тем чаще встречали следующие в том же направлении экипажи. Когда нашу карету, оглушительно урча, обогнал очередной автомобиль, Эллис надвинул на лицо птичью маску.

— Это на всякий случай, — пояснил он в ответ на мой недоуменный взгляд. — Вряд ли, конечно, преступники будут раскатывать вдоль вереницы экипажей и заглядывать в каждое окошко, но лучше не испытывать судьбу. Канун Сошествия — вообще не лучшее время для необдуманного риска. Говорят, что злые духи в эту ночь только и ждут, как бы утащить зазевавшегося прохожего в зловещую темноту и косточки обглодать. Ну, или просто пакость какую-нибудь устроить. Безобразие, — добавил он ворчливо.

Я опустила голову, скрывая улыбку. Читать нотации духам, пожалуй, еще никто не догадался.

— Тот, кто не хочет встречаться с потусторонними явлениями, просто отсиживается дома. Обильное застолье, пляски и пение распугивают злых духов не хуже, чем освященные в церкви букеты.

— Пляски, говорите, распугивают? — Эллис осторожно почесал лоб, слегка сдвинув маску набок. — Что ж, тогда на балу нам, очевидно, ничего не угрожает. Кстати, а кормить там будут?

— Эллис, ну как вы меня слушали? — искренне возмутилась я. — Только неделю назад я рассказывала вам о традиционном распорядке бала, а вы!.. — детектив скрестил руки на груди и демонстративно отвернулся. — Разумеется, обычно никого не кормят… — я сделала драматическую паузу.

— Но? — догадливо подхватил Эллис, мгновенно оживляясь.

— Но бал в ночь на Сошествие — особое мероприятие. Вы первым заговорили о злых духах, и хотя я не верю в мистику… — перед глазами возник образ усмехающегося Сэрана с белой змеей в руках, и я осеклась. — Словом, некоторые традиции оказались прочнее, чем правила этикета. Пословица говорит, что кто на Сошествие голодает, тот весь год недоедает. Рисковать благополучием самых знатных людей Аксонии Его величество не станет, поэтому в четырех боковых залах будут расставлены столы с закусками и порционными блюдами. Что-нибудь легкое, но достаточно сытное. Наверняка будут традиционные паштеты, морепродукты, сыры, несладкая выпечка…

Эллис шумно сглотнул и заелозил на сиденье.

— …фрукты, ликеры, вина, — закончила я невозмутимо. — А если бы вы приехали за мною чуть раньше, то успели бы выпить большую чашку горячего шоколада с перцем. Я приготовила две порции, но вашу, увы, пришлось отдать Магде.

— Вы жестокая женщина, Виржиния.

Я спрятала за веером довольную улыбку.

Ближе к дворцу экипажей на дороге стало так много, что образовалась длинная очередь. Да еще и с неба, как назло, стали сыпаться крупные, мягкие хлопья снега — все больше и быстрей, и вот уже вскоре мела такая метель, что ничего не разглядеть было и на расстоянии десяти шагов. Я получше укуталась в шубу и даже накинула капюшон, сочувственно глядя на Эллиса — ему приходилось довольствоваться черным шерстяным плащом. Судя по вышивке на рукавах, вещицу одолжила Зельда.

Наверное, еще немного, и одним простуженным детективом в Бромли стало бы больше, но тут мы наконец прибыли на место.

Автомобили и кареты плавно сворачивали с аллеи, закладывали широкий круг на площади перед парадным крыльцом дворца, останавливались ненадолго у самых ступеней — и уезжали прочь. Слуги, одетые в лохматые серые шубы, похожие на волчьи шкуры, помогали гостям подняться по скользкой лестнице до распахнутых дверей, и возвращались обратно — встречать следующую пару. Когда подошла наша очередь, я уже хотела только одного — поскорее оказаться в тепле. Да и Эллис по ступеням поднимался с почти неприличной поспешностью… Оказавшись в холле, я передала приглашения улыбчивому помощнику распорядителя, шубу — какой-то расторопной служанке и, оправив накидку на плечах, обернулась к детективу. Тот, выпрямив спину, как настоящий джентльмен, терпеливо дожидался меня, изображая легкую скуку.

Честное слово, не знай я его так хорошо, никогда бы не догадалась, что он растерян.

— О, не окажете ли леди любезность? — проворковала я, подходя ближе, и слегка отставила руку. Эллис, слава небесам, догадался, что это значит, и позволил мне «опереться» на свой локоть. — Нам туда, — добавила я совсем тихо, кивая на закрытые двери в противоположном конце роскошного холла, у которых стоял седовласый мужчина в строгом черном фраке и несколько гвардейцев в традиционных, синих с золотым, мундирах. — Видите того человека? Это распорядитель, о котором я вам уже рассказывала. На обычном балу он бы громко объявил наши имена, например… — «лорд Эверсан с супругой», — чуть было не сказала я, но вовремя прикусила язык. — Словом, наши имена. Но сейчас, на маскараде, распорядитель соблюдет тайну личности и объявит наши образы. Кстати, вы так и не придумали, как представиться?

Эллис споткнулся на ровном месте, и я едва успела удержать его за локоть.

— Пусть будет лорд Аякаши, все равно никто не знает здесь никконского, — с отчаянной решимостью обреченного на казнь заявил Эллис. Я перевела дыхание. Ладно, хоть с этим разобрались.

— Прекрасно. Наши имена… то есть прозвища на сегодняшнюю ночь, распорядителю сообщите вы.

— Почему?

— Потому что вы мужчина, — я начинала сердиться. Эллис слышал вообще хоть что-нибудь из того, что я рассказывала ему на наших «уроках» этикета?

— Приглашения показывали вы.

— Конечно, на них ведь стоит фамилия Эверсан!

— И что?

— Эллис! — я уже едва ли не шипела. Зато детектив явно повеселел. — Просто делайте, как я сказала, и все.

— У вас такой грозный взгляд, я трепещу, — весьма далеким от трепета голосом признался Эллис. — Ладно-ладно, не злитесь. Нас могут услышать.

Опомнившись, я изобразила полагающуюся по случаю равнодушно-вежливую улыбку и замедлила шаг.

— Если вы меня опозорите, вам не жить.

— В таком случае, постараюсь провести эту ночь так, чтоб умирать было не жалко.

— Усыплю и брошу связанного в Эйвон.

— Там зимой и кошка не утонет…

— И кофе бесплатный наливать перестану.

Эллис закашлялся.

К счастью, официальная часть прошла без сучка без задоринки. Нас представили — «Лорд Аякаши и леди Метель», ну и сочетание! Затем мы принесли свои заверения в глубочайшем почтении хозяину бала, Его величеству. Здесь, правда, не обошлось без маленькой ошибки — Эллис при поклоне не ту руку приложил к груди, но ничего страшного, наверняка о нем просто подумали, что он левша.

Неприятно, но не смертельно.

Впрочем, Его величество выглядел человеком, которому не было абсолютно никакого дела до тонкостей этикета. Он жадно разглядывал зал сквозь прорези в классической анцианской маске, торопливо и формально приветствуя гостей — словно ждал чего-то.

Или кого-то.

…Когда по огромному залу пронеслось долгое эхо восхищенных вздохов, я мгновенно поняла, почему Его величество так странно держался.

— Эллис, посмотрите на ту женщину. Готова поспорить на что угодно — это будущая королева Аксонии.

— Да? — детектив, кажется, нисколько не заинтересовался. Его внимание целиком было приковано к небольшой группке гостей у витой колонны. — И кто же это?

— Герцогиня Альбийская, Виолетта. Она троюродная сестра нынешнего короля, но церковь наверняка благословит этот брак. Говорят, Его величество безумно влюблен в эту женщину. Прямо как в старых романах!

— А как же политическая выгода?

У меня было чувство, что Эллис ушел в какие-то свои размышления и отвечает наобум.

— Какая политическая выгода? Нынешние партнеры Аксонии — Романия и Марсовия. Одна страна — республика, а в другой только принцы, никаких принцесс, — я попыталась проследить за взглядом Эллиса, но так и не поняла, что примечательного в гостях у колонны. Даже костюмы у них были скучные. — Нет, что ни говорите, а герцогиня Альбийская и Его величество Вильгельм Второй — прекрасная пара.

— Скорее уж, смешная, — Эллис с неохотой оторвался от созерцания гостей и проводил глазами герцогиню. — Хотя эта Виолетта красавица, не отнять. Она правда рыжая, или это парик?

— Правда, — кивнула я. — Ее даже называют Рыжей Герцогиней. А почему вы считаете, что пара смешная?

— Ну, король-то лысый.

Я поперхнулась смешком.

Действительно.

Статью Его величество Вильгельма Второго Красивого природа не обделила — ростом он вышел лишь немного ниже дяди Рэйвена. Черты лица у нынешнего монарха были по-аксонски тонкие, соразмерные, даже кривоватый, сломанный еще в юношестве нос не портил впечатления. Смуглую кожу Вильгельм Второй унаследовал от своей прабабки, романской принцессы Исабель, и от нее же — темные выразительные глаза. Одним словом, прозвище свое он получил не зря… Но вот лысеть, увы, начал еще в двадцать и сейчас, к сорока трем годам, щеголял блестящим затылком, подобно бритоголовым восточным монахам.

Да уж, рядом с рыжеволосой, бледной, голубоглазой герцогиней — истинной альбийкой, право! — Вильгельм выглядел забавно.

Увлекшись размышлениями о короле и его спутнице, я едва не пропустила момент, когда зал наполнили торжественные звуки полонеза.

— Не стойте столбом! — я вовремя ухватила Эллиса за локоть и оттащила к колоннам, вместе с прочими гостями освобождая пространство для танца. Его величество тем временем протянул герцогине руку. — Так, повторяю на случай, если вы не запомнили…

— А что, уже плясать пора? — досадливо перебил меня Эллис. Наша ближайшая соседка, хрупкая девчушка в розовом платье с турнюром, недовольно нахмурилась. Я стиснула зубы, утешая себя мыслью, что с такого расстояния все равно ничего толком не расслышать, и, скорее всего, утонченную леди раздражает сам факт пустых разговоров в столь торжественный момент. — Как не вовремя! А я только-только пригляделся к своим подопечным… В смысле, к марсовийским дипломатам.

— Так это были они? — ахнула я, припомнив скучных гостей у колонны.

Оркестр играл громче и громче, с каждой секундой звучало все больше инструментов, и вскоре размеренная мелодия полонеза целиком заполнила громадный бальный зал. К первой паре, королю с герцогиней, постепенно присоединялись другие. Я оглянулась и поняла, что нам с Эллисом придется идти в третьем десятке, то есть уже совсем скоро.

— Ну да. Виржиния, а что мы сейчас танцуем?

— Как что? «Гран Марч», танец, открывающий бал. Это разновидность полонеза, только проще. Мысок, мысок, стопа, на первом шаге приседаем… — рассеянно ответила я, и тут мне в голову пришла ужасная мысль. — Эллис, только не говорите мне, что вы не умеете танцевать!

— Умею, — мрачно ответил детектив и выпрямил спину. — «Альбу». Ну, и этот, как его, где установленных изначально движений нет и надо просто повторять все за первой парой… Да не переживайте, выкрутимся!

Я сглотнула. Кажется, это была катастрофа.

— Так. Очень плохо. То есть все хорошо, конечно, не волнуйтесь, мы справимся. Эллис, выпрямите спину, расправьте плечи. Главное в «Гран Марч» — грация. Настроение танца — торжественное, величественное. Посмотрите на короля. Видите, как он держится? Берите с него пример.

— Понял, — трагическим шепотом ответил детектив, шумно выдохнув. — Просто торжественно идем, чего уж сложного. Главное — не свалиться в этих дурацких гэта.

— В чем-чем?

— В сандалиях, — он выразительно постучал ногой по паркету — звук вышел деревянно-звонкий, как от никконских бамбуковых колокольчиков. — Тут платформа такая, что можно даже по грязи в Смоки Халлоу пройти, и носков не запачкав.

— Ничего. Вы не свалитесь, — твердо сказала я. — У вас хорошая координация. Эллис, слушайте дальше. И смотрите — на этот раз на то, как именно шагают танцующие. Размер — три четверти, то есть на «один, два, три». Ступаем с «внешней» ноги… «Внешняя» — это та, которая с другой стороны от меня, понятно? — быстро пояснила я в ответ на недоуменный взгляд Эллиса. — Ступаем с «внешней» на мысок, потом с «внутренней» — на мысок, затем с «внешней» — на стопу, дальше ступаем с «внутренней» ноги, шаги повторяем. На первом шаге — легкое приседание на опорной ноге, одновременно — небольшой поворот в сторону второй ноги; то есть если приседаем на «внутреннюю» ногу — поворачиваемся наружу, к залу, и наоборот. А далее, после первого шага, идем спокойно, затем повторяем. Про улыбку не забываем. Все ясно?

Ладони у меня стали позорно влажными, и припудренные перчатки из плотного белого шелка были тут ни при чем, как и меховая накидка на плечах.

— Мне? — Эллис переступил с ноги на ногу и поправил свою «птичью» маску. — Да, пожалуй. Вроде бы несложно звучит. Вот мы пройдем такой процессией до конца зала, как я понимаю…

— Неправильно понимаете, — я с трудом подавила нервную дрожь. Ноги словно свинцом налились, спину свело от напряжения. «Спокойно, Гинни, все получится». — Видите, куда идет Его величество? Мы сейчас последуем за ним. Дважды обойдем зал против часовой стрелки, причем второй круг неполный. Потом мы проследуем колонной через центр зала, от конца к началу, затем разойдемся: четные пары — направо, нечетные — налево, — сбивчивым шепотом объясняла я начальные фигуры танца, стараясь не думать о том, что будет, когда придется переходить к более сложным. — Когда две колонны танцующих окажутся друг напротив друга…

Эллис, кажется, слушал внимательно. Из-за белой маски, едва ли не полностью скрывающей лицо, я не могла бы утверждать это наверняка. Но он, по крайней мере, не перебивал меня, а указания выполнял в точности. В голову упорно лезли мысли о том, что все идет слишком уж хорошо. Растяпа-детектив не спотыкается и не сбивается с ритма; диковинные никконские сандалии звонко отстукивают по паркету, добавляя шарма танцу; одежды из темно-синего шелка — настоящего, дорогого, и откуда Зельда его взяла?! — таинственно развеваются, и иногда чудится, что вышитые на них серебряные птицы на мгновение оживают; улыбка безупречна…

Я чуть не оступилась, осознав, что именно мне не нравится. Улыбка. Слишком спокойная для человека, оказавшегося в столь неловком положении.

— Виржиния, что дальше?

— Сейчас мы должны разойтись на шаг и пропустить между собой даму из противоположной колонны, и одновременно я пройду вперед между этой дамой и ее кавалером, который будет у меня по левую руку, а вы, Эллис, тоже шагнете вперед…

Объяснить я успела, но едва-едва — оркестр после затишья вновь заиграл громче, и колонны начали сближение. Что-то в походке леди, оказавшейся наискосок от нас, через две пары, показалось мне знакомым. Затем она наклонила голову, очередной раз оборачиваясь к партнеру…

У кого в целом Бромли может быть такая неприлично короткая стрижка — «ежик» угольно-черных волос на два пальца длиной, не больше? Кто способен нацепить вместо серег старинные романские монеты с императорским профилем? Наконец, кому в голову взбредет нарядиться на бал-маскарад первой женщиной-пираткой, отчаянным капитаном Кэтрин Андерс по прозвищу Коварная Кошка, чьих хитроумных замыслов страшились равно и колонские моряки, и собратья-каперы?

Ну, конечно, леди Вайтберри, блистательной Эмбер!

Заглядевшись на нее, я едва не пропустила свою очередь. Слава небесам, Эллис хорошо запомнил порядок действий и вовремя отступил в сторону, давая возможность пройти между нами маленькой рыжеволосой леди в костюме шута. Одновременно ее высокий и светловолосый спутник, наряженный волшебником, с улыбкой посторонился, пропуская меня.

Колонны танцующих начали расходиться к противоположным стенам, готовясь к следующей фигуре.

— Эллис, — свистяще шепнула я, и детектив дернулся от неожиданности. — После этого танца мне надо будет отойти и разыскать подругу. Я могу оставить вас одного?

— А для чего вам надо ее разыскать? — ворчливо откликнулся он. — Будете хвастаться нарядами, украшениями и спутниками?

— Еще чего, — сердито прошипела я, хотя на самом деле Эллис был абсолютно прав. — У нас будет серьезный разговор.

— Ну, если серьезный, то не буду мешать, — смиренно откликнулся Эллис. — Только не вздумайте сплетничать на мой счет. Если кто-то догадается, что я сумел проникнуть на бал…

— Мистер Норманн, вы меня совсем за дурочку держите?

— Я держу вас за человека, который может назвать мою фамилию в зале, полном людей, причем отнюдь не глухих и очень любопытных.

— Эллис!

— Что? — невинно переспросил он, и только тут я осознала, что мы уже перешли к следующей фигуре танца — и Эллис не сбился, все сделал правильно, без единой ошибки.

А я… эту фигуру не объясняла.

Обида сдавила горло холодными пальцами.

До конца танца я больше не проронила ни слова, тем более что терпеть оставалось уже не долго — «Гранд Марч» короче обычного полонеза примерно втрое. Затем, когда музыка смолкла, должным образом поблагодарила партнера за танец — и только тогда высказала все, что накипело:

— Эллис, я многое от вас терплю. Можете делать из меня дуру сколько угодно. Но только не тогда, когда мы заняты делом. Я чуть с ума не сошла от страха, думая, что из-за пробелов в моих уроках вы можете оказаться в глупом положении и выдать себя. А вы!

Он поспешно шагнул ближе, отгораживая меня от пары по соседству, уже начавшей проявлять любопытство.

— Т-с-с, Виржиния, не шипите гадюкой, — торопливо протараторил Эллис, склонившись ко мне. — Честно, я не собирался вас обманывать поначалу. Но вы так быстро напридумывали ужасов… И вообще, мне интересно было, как вы станете выкручиваться — падать от страха в обморок и уж тем более с ума сходить точно не в вашем характере!

— Ах, вам было интересно? — ласковым тоном спросила я и улыбнулась так любезно, как смогла. — Что ж, в таком случае, рекомендую вам найти какое-нибудь интересное занятие прямо сейчас. А я намерена поскучать в одиночестве.

— А, ну, скучайте тогда, — Эллис пожал плечами и с любопытством уставился в зал. — Я пока посмотрю, как там поживают наши марсовийцы… Вы куда это?

Но я, не удостоив его ответом, поспешила скрыться среди гостей. Слова Эллиса стали последней каплей, переполнившей чашу терпения.

Разумеется, детектив был прав, и ему нужно было заняться делом… но мог же он хотя бы извиниться передо мною!

Покинув Эллиса, я намеревалась разыскать леди Вайтберри, но никак не могла разглядеть ее в пестрой толпе. Да и пиратов на балу оказалось многовато — среди мужчин, разумеется. В конце концов это обстоятельство мне и вышло боком. Заметив издалека широкополую шляпу с длинным, ярко-алым пером, я поспешила к ней, но меня ожидало жестокое разочарование. У шляпы был хозяин, а не хозяйка — мужчина преклонных лет, невысокий, с по-военному прямой спиной и деревянной походкой. Осознав свою ошибку, я на мгновение растерялась и застыла. «Пират», оставшийся без дамы, заметив меня, тут же кинулся на абордаж — и пригласил на ближайший контрданс. Я же, пребывая в расстроенных чувствах, не сумела вежливо соврать что-нибудь полагающееся в таких случаях.

Пришлось танцевать.

Несмотря на почтенный возраст, держался «пират» неплохо — почти не сбивался с ритма и всего один раз наступил мне на ногу. Последнее, впрочем, можно было и вовсе не считать за ошибку, учитывая бодрый темп мелодии. Да и в целом танец пошел мне на пользу — я перестала сердиться на Эллиса и даже стала подумывать о том, чтобы простить его, разыскать и предложить свою помощь. Не сейчас, разумеется, а, скажем, после первого вальса. Или после третьего контрданса…

— Леди скучает?

— Леди отдыхает, — машинально ответила я и лишь после этого обернулась. Рядом со мною стоял мужчина в зеленом плаще с капюшоном. — Добрый вечер, сэр. Прекрасная погода сегодня — в самый раз для ночи Сошествия, не правда ли? — добавила я, когда молчание затянулось. Но собеседник мой, сам же и начавший разговор, продолжал просто улыбаться, ничего не говоря. Как будто выжидал чего-то.

«Может, мы знакомы, и он просто боится выдать себя голосом?» — подумала я и присмотрелась повнимательней.

Мужчина был очень высок — выше меня почти на целую голову. Лицо его скрывала коричневая бархатная полумаска. Из-под капюшона с широким отворотом выбивались локоны того самого чудесного каштанового оттенка, из-за которого романтические девицы обычно теряют голову. Зеленый плащ доставал примерно до колен, а под горлом был скреплен заколкой в форме стрелы. Простые серые штаны, высокие сапоги…

— Простите за любопытство, но как мне обращаться к вам? Сэр Охотник? — кокетливо улыбнулась я, слегка наклонив голову к плечу.

Он рассмеялся, и в этом смехе совершенно точно было что-то знакомое.

— Нет, сегодня я ни в коем случае не «сэр». Всем известно, что Железный Фокс, вольный стрелок, был человеком самого простого происхождения.

— Но самого благородного нрава, — возразила я, уже всерьез заинтригованная.

— Хорошо, тогда пусть будет «сэр Фокс». А как ваше имя, прекрасная леди?

— Леди Метель, первая фрейлина Ее величества Зимы, — церемонно ответила я, едва сдерживая улыбку. — Значит, Фокс, вольный стрелок… Где же ваш лук и стрелы, сэр Фокс?

— Оставил в своей лачуге далеко в Марианском лесу, — развел руками «Фокс». — Увы, королевской страже почему-то не нравится, когда гости приносят на бал оружие. Так что показать вам свое мастерство в стрельбе я не смогу, но почел бы за высшую честь пригласить столь прекрасную леди на вальс, — он почтительно склонился.

— В таком случае, было бы в высшей степени жестоко вам отказать, — улыбнулась я. — С удовольствием принимаю ваше приглашение.

— Леди не только прекрасна, но и милосердна, — ответил «Фокс» с легкой насмешкой в голосе, и эти едва уловимые иронические нотки помогли мне наконец вспомнить.

Каштановые локоны, высокий рост, самоуверенные манеры бывалого охотника за девичьими сердцами и неизменная усмешка…

Сэр Фаулер, баронет и лучший друг Ужасных Дагвортских Близнецов.

— Вы побледнели. Что с вами, леди? — участливо спросил он, заметив мой прерывистый вздох.

Я чуть не фыркнула. Побледнела, ну конечно… Из-за белил моя кожа и так сегодня была как снег.

— О, не извольте беспокоиться, просто последний танец немного меня утомил, — вежливо солгала я, улыбаясь.

Интересно, а сам Фаулер меня узнал? Или просто подошел наугад?

— Возможно, вам лучше присесть, чтобы отдохнуть? — все так же настойчиво предложил Фаулер, искоса взглянув на ряд кресел у стены. Там в основном располагались за беседою пожилые дамы, для которых не только танцевать, но даже и стоять было уже слишком тяжело.

— Нет-нет, я просто пропущу следующий круг… «На лугу», так, кажется? — с сомнением протянула я, будто бы вспоминая название контрданса.

— Да, «На лугу». Достаточно быстрый танец, — пониманием кивнул Фаулер. — Хотя и медленнее, чем предыдущий. Меньше опасность отдавить кому-то ноги — или пострадать самому. Не принимайте это на свой счет, леди Метель, — совершенно искренне вздохнул он, оглянувшись на толпу в зале. — Но прекрасная незнакомка, подарившая мне предыдущий танец, не просто наступала мне на ноги, но еще и временами пыталась вести в танце.

— Вести? Вероятно, вам не повезло столкнуться с одной из «ширманок», — принужденно рассмеялась я.

— О, думаете, она таким образом пыталась бороться за свои права? — поддержал шутку Фаулер. — Против угнетения женщин мужчинами?

Я хотела ответить что-нибудь нейтральное и сменить тему, но тут меня пронзила неожиданная догадка.

Леди, которая пыталась вести в танце… Не потому ли, что на самом деле это был переодетый юноша? Эллис говорил, что «Дети Красной Земли» собирались проникнуть на бал именно в таких нарядах!

Если так, мне следует взглянуть на леди, с которой только что танцевал Фаулер.

— Возможно, — улыбнулась я так очаровательно, как только умела. — А как она была одета? Уж не в мужской ли костюм, по моде, которая бродит сейчас в Марсовии среди местных «ширманок»?

Распорядитель бала объявил о начале следующего танца. Пары потихоньку начали стекаться к свободному пространству в центре зала.

— Нет, с виду она была сама женственность, — хмыкнул Фаулер. — Маленькая, хрупкая, вся в розовом, да еще с таким, э-э, кринолином… Допускаю, правда, что во всем виноват жар.

— Жар? — с легким удивлением переспросила я.

Скрипач из оркестра начал потихоньку наигрывать мелодию. Постепенно к нему присоединялись другие музыканты, и музыка становилась все громче.

— Да, жар, — невозмутимо ответил баронет. — Кажется, она была простужена — у нее был такой странный хрипловатый голос, да и к тому же танцевать она сперва не хотела. Потом, правда, передумала. Но она меня заинтересовала — обязательно попытаюсь уговорить ее на еще один танец… Леди Метель, не стоит ли нам отойти в сторону? Кажется, мы мешаем танцующим.

— Что? Да, конечно, — рассеянно согласилась я и позволила увести себя подальше от музыки, шороха пышных юбок по паркету, мягкого электрического света и запаха разгоряченных танцами тел.

Я ощущала себя героиней одного из страстно любимых Эвани дамских романов. Фаулер, кажется, твердо решил вскружить мне голову заботой, галантными ухаживаниями и комплиментами. И это было б забавно, не будь он человеком столь упорным, беспардонным… и расчетливо-последовательным в своих действиях.

Сперва баронет все же уговорил меня отдохнуть и нашел диван в уединенном месте, в нише за колонной, под портретом Катарины Четвертой. Затем умудрился где-то раздобыть бокал вина, хотя двери в боковые залы с напитками и закусками еще не открылись. Конечно, с благосклонностью принимать такие знаки внимания было не слишком прилично, но отказываться напрочь — еще хуже; вдобавок человек, подобный Фаулеру, мог принять это за вызов, и тогда уж точно не оставил бы меня до самого конца бала. Потому я с вежливой улыбкой позволила усадить себя на диван и развлечь непринужденной беседой, а вот вино, едва пригубив, отставила на декоративный выступ-бордюр, опоясывающий стену вокруг всего зала.

Обещанной защитницы, экономки дяди Рэйвена, нигде не было видно.

«Интересно, — подумала я, — а она бы вмешалась, если б заметила ухаживания Фаулера? С одной стороны, он пока границ не переходил, с другой — дядя Рэйвен все-таки мой жених. Вряд ли ему было бы приятно видеть, как Фаулер пытается напоить меня и увести в темный уголок».

— Леди здесь одна? — поинтересовался тем временем баронет, подсаживаясь ближе. Я сделала вид, что тянусь к бокалу с вином, и отодвинулась. Еще немного — и мне придется встать с дивана, чтобы не оказаться прижатой к подлокотнику.

— Нет, — ответила я с улыбкой и опустила глаза долу.

— А где же тогда ваш спутник? — низким голосом спросил Фаулер, наклоняясь ко мне. Капюшон его, словно невзначай, соскользнул с головы.

«Да, да. Роскошные каштановые локоны. Я помню, сэр Фаулер», — мрачно подумала я и ослепительно улыбнулась:

— Встретил старого друга. Я решила не мешать беседе двух джентльменов. Танцы мне нравятся гораздо больше разговоров о политике.

Фаулер задавал обычные в таком положении вопросы, но для меня они были, увы, крайне неудобными. К счастью, этикет предлагал на выбор великое множество вежливых и бессодержательных ответов — ничего и придумывать не пришлось.

— Ваш спутник ревнив?

— О, у него кошмарный характер! — с чувством ответила я. Фаулер не удержался от смешка. — С другой стороны, на него невозможно сердиться. Он удивительный человек… — заметив алчный интерес к моим словам со стороны баронета, я поспешила сменить тему: — А где же ваша спутница? Или вы пришли в одиночестве?

Фаулер отчего-то расхохотался так, будто я рассказала неприличный анекдот на марсо, а не спросила нечто совершенно обыденное.

— Моя спутница поспешила от меня избавиться. Как и ожидалось, впрочем. Редкая женщина благосклонно воспримет шантаж.

— Шантаж?

Я растерялась.

— Ну да, — спокойно подтвердил Фаулер. — Я должен был побывать на этом балу, а приглашение мне, увы, не пришло. К счастью, мои мальчи… друзья согласились помочь, подыграв в одном спектакле. Не задаром, разумеется. Я тоже оказал им кое-какую услугу… Словом, втроем мы загнали одну неуступчивую леди в угол, и вот я здесь, по ее приглашению.

— Страшные вещи вы говорите, сэр Фа… сэр Фокс, — я едва не проговорилась, но вовремя прикусила язычок. — Или это всего лишь попытка произвести на меня впечатление? В таком случае уверяю, что вы выбрали неправильный способ.

— Да уж, ваш характер несправедливости не терпит. Вам маска благородного мстителя Фокса пойдет больше, чем мне, — негромко произнес Фаулер в сторону.

— Простите, что?

— Я сказал, что сейчас начнут играть вальс, леди Метель, — криво улыбнулся он, наклоняясь ко мне слишком близко. — Вы ведь не забыли, что обещали танец скромному сэру Фоксу?

Это уже ни в какие рамки приличия не вписывалось, но мне отчего-то стало смешно. Голову вскружил азарт — или винный хмель, хотя одного глотка было маловато даже ребенка, не то что для взрослой леди.

— Не забыла, сэр Вольный Стрелок. Правда, меня мучают сомнения — не разлучились ли вы танцевать за долгие годы отшельничества в Марианском лесу?

— Вот сейчас и проверим, — подхватил шутку Фаулер, нисколько не обидевшись.

Он помог мне встать и увлек к центру зала — как раз вовремя, потому что оркестр уже начал наигрывать музыку.

Первыми, разумеется, танцевать начали Его величество и герцогиня Альбийская. Мы пошли третьей парой — Фаулер то ли впрямь сгорал от нетерпения, то ли талантливо изображал, что горит. Откровенно говоря, я уже пожалела, что согласилась на танец с ним. Слишком тесный контакт предполагал вальс… Баронету, на его счастье, хватало ума держать правую руку как полагается — под лопаткой, а не на талии или, упаси Святая Генриетта, еще ниже. Но на этом, увы, приличное поведение и заканчивалось.

Кажется, во сне леди Милдред говорила, что после одного-единственного вальса с Фредериком в ней вспыхнуло пламя любви. Мне же хватило минуты рядом с Фаулером, чтобы воспылать совсем иным чувством.

— Ваши глаза, леди Метель, похожи на покрытые льдом озера…

«Вот и не смотрите — простудитесь».

— Леди, вы пахнете, как нежный цветок лилии…

«Это оскорбление, или он правда никогда не нюхал лилий?»

— Вы грациозны, как трепетная лань, прекрасны, как снежный рассвет, и скромны, как Святая Генриетта…

«Вы оригинальны в комплиментах, как должник перед кредитором».

— При взгляде на вашу шею, леди Метель, я думаю лишь о поцелуях…

«При взгляде на вашу шею, баронет, я думаю о виселице».

Думать можно было что угодно. Но вслух приходилось ограничиваться тихим и вежливым «Сэр Фокс, как можно!» — и отчаянно пытаться не покраснеть.

Не от смущения.

От приступа печально известного фамильного гнева Валтеров.

— Благодарю вас за танец, прекрасная леди Метель, — с ухмылкой поклонился мне Фаулер, когда вальс наконец-то закончился. — Могу ли я посметь надеяться на удовольствие пригласить вас снова?

Все положенные вежливости и любезности застряли у меня в горле.

— Прошу прощения, но следующий вальс я обещала своему спутнику, — вместо гордого ответа получился невнятный писк. — А вот и он, еще раз прошу прощения! — я улыбнулась напоследок и, развернувшись, ринулась прямо в толпу, благо навстречу как раз шла компания глупо хихикающих девиц примерно одного возраста — видимо, это был их первый бал.

— Куда же вы, леди Метель? — Фаулер уже не скрывал смеха. — Прошу, пообещайте мне еще один танец! Ради всего святого!

— Только через ваш труп, — пробормотала я, не оглядываясь, и по рассеянности едва не сбила с ног даму в пышном ярко-розовом платье. — Ох, простите…

— Леди Абигейл?!

— Леди Виржиния?!

— Ну, я тут леди Метель…

— А я — Яблочная Фея, — шумно выдохнула герцогиня. Я подавилась смешком и заработала укоризненный взгляд. — Не смейтесь, это все мои подлецы придумали. Я хотела сказать — сыновья…

— Я поняла.

— Вот и славно. Как насчет бокала вина?

Я невольно оглянулась, ища глазами Фаулера, и нервно передернула плечами.

— Очень своевременное предложение, леди Абигейл. Боковые залы уже открыли?

— О, да. И один весьма обходительный Святой Герман обещал поухаживать за мною, — Абигейл лениво взмахнула веером. — Не смотрите на меня так, леди Виржиния. Я сама удивилась, когда увидела виконта Миррей нарядившимся монахом. Но это забавно, и, кроме того, виконт неизменно галантен, скромен и тих, в отличие от некоторых, — герцогиня вздрогнула.

Мне стоило очень больших усилий, чтоб вновь не обернуться, убеждаясь, что никакого Фаулера поблизости нет.

«В конце концов, не самоубийца же он — подходить ко мне, когда рядом Абигейл, да еще такая сердитая», — здраво рассудила я и последовала за герцогиней, которая уверенно семенила к распахнутым дверям одного из боковых залов.

— А с кем вы пришли, Виржиния? — шепотом поинтересовалась Абигейл, когда мы отдалились от толпы на достаточное расстояние.

— С маркизом Рокпортом, — благоразумно солгала я. Все равно уличить меня Абигейл не сможет. Раз она задает подобные вопросы, это значит, что появление леди Метели в компании лорда Аякаши прошло незаметно. Рассказывать же о том, что моим спутником стал Эллис, было бы верхом непредусмотрительности.

— О, и как он? — заметно оживилась Абигейл.

— Все такой же, — уклончиво ответила я. — Вы помните, как относилась к нему леди Милдред? — герцогиня осторожно кивнула, и пышные розовые цветы на шляпке у нее плавно колыхнулись. — Так вот, мои чувства ближе к тем, что испытывал отец.

— Покойный лорд Эверсан? — Абигейл нахмурилась. — Помнится, дорогая, недавно вы были о маркизе совсем, совсем иного мнения!

— Времена меняются, — пожала я плечами. Правильней было сказать, что времена возвращаются — старые, благословенные, когда маркиз казался мне защитником и человеком едва ли не более близким, чем отец… Но зачем запутывать Абигейл еще больше? Она всегда дружила с леди Милдред и, следовательно, во многом перенимала от нее суждения — в том числе и о людях.

Мы не успели ни поговорить толком, ни даже дойти до зала, когда краем глаза я заметила синее никконское одеяние — и вспомнила, что хотела сделать после танца с Фаулером.

Хрупкая леди в розовом кринолине, пытавшаяся вести в танце…

Проклятый баронет, сбил меня с мысли своими выходками!

— Абигейл, простите меня ради всех святых! — порывисто обернулась я к подруге. — Я вспомнила сейчас о совершенно неотложном деле. Мне срочно надо кое-кого найти!

— Виржиния, как же так! — с обидой воскликнула герцогиня, но, взглянув на меня повнимательней, смягчилась: — Могу я помочь вам?

— Нет, — быстро ответила я, оглядываясь, но Эллис уже как испарился. — Не стоит. Лучше скажите, где мы потом можем встретиться? Мне, право, неловко, что я так быстро ухожу…

— Не волнуйтесь, Виржиния, я же понимаю, что вы не поступили бы так без причины! — Абигейл прижала пухлую руку к груди. — После третьей кадрили я буду отдыхать там, в том зале. Наверное, у окна. Если получится — приходите! Если нет… Тогда непременно навестите меня во вторник утром, я настаиваю!

— Обязательно, — клятвенно пообещала я и поспешила обратно в гущу толпы, выискивая Эллиса глазами.

Синий, пурпурный, золотой, черный, белый, розовый, снова белый, голубой, синий с золотом… От буйства красок у меня зарябило в глазах. И как, скажите на милость, отыскать одного-единственного детектива среди сотен гостей?

Я замедлила шаг.

Если следовать логике, то Эллис должен находиться неподалеку от марсовийских дипломатов. Конечно, костюмы у них не слишком приметные, но почти одинаковые, а значит найти их будет не так уж сложно. Нужно только оглядеться получше.

Увлекшись поисками Эллиса, я сама не заметила, как едва не выскочила на самую середину зала. Совершенно не вовремя — как раз начала играть музыка. Веселая, но в то же время плавная; любимый контрданс Его величества, «Река»!

Ох, сейчас же танцевать будут все без исключения! А я стою, как столб — одна, без пары… Святые небеса, какой позор!

В полном смятении я попятилась, пытаясь скрыться куда-нибудь — хоть в тень колонны спрятаться, хоть к стенке прислониться, изображая усталость. Но, как нарочно, столкнулась с кем-то и едва не упала.

Едва.

Меня подхватили.

И — закружили в танце.

— Простите, сэр, — я ошарашенно хлопала ресницами. Разум мой пребывал в прострации, а ноги, будто сами по себе, выписывали сложный рисунок танца — вот оно, следствие накрепко заученных еще в детстве уроков. — Вы меня с кем-то перепутали?

Мой спаситель хранил молчание.

— Сэр, я…

Высокий, сильный, в медной маске, полностью закрывающей лицо… Костюм у него был, на мой неопытный взгляд, алманский — роскошный черно-красный сюртук старинного покроя, прямые брюки, заправленные в сапоги. На широком поясе крепилась застежкой серебристая флейта. Каштановые волосы были собраны в низкий хвост и перевязаны черной лентой. На смуглых запястьях — браслеты из чередующихся мелких монеток, колокольчиков и кожаных шнурков. Ногти — ухоженные, хоть и коротко остриженные… и, вопреки строжайшим правилам, никаких перчаток. Значит, я могла бы ему отказать в танце. Но отчего-то делать этого не хотелось совершенно.

Двигался он легко и непринужденно, что выдавало в нем человека, привычного к светским развлечениям. Уверен в себе? Не впервые на подобном балу? Почему он мне помог?

— Сэр, вы…

Честно говоря, я не рассчитывала на ответ, и поэтому даже не нашла в себе сил договорить. Но незнакомец вдруг произнес с сильным иностранным акцентом:

— Простите, что украл ваш танец.

Из-за медной маски голос был сильно искажен, но все же он показался мне приятным.

По спине прокатилась волна мурашек, а затылок вдруг стал легкий-легкий.

— Вы спасли меня. Не извиняйтесь, — я помедлила. Расхождение, сближение, четыре шажка вокруг невидимого центра — взгляд глаза в глаза. Кажется, у него они темные. — Кто вы?

— Крысолов, — кажется, он улыбнулся. — А вы — прекрасная леди… самая прекрасная в целом свете.

Если б такие слова произнес кто-то вроде Фаулера, я бы обратила на них не больше внимания, чем на птичий щебет по весне — приятно, но бессмысленно. Пустой флирт, дань традициям… Однако сейчас меня как жаром обдало.

Кем бы ни был этот Крысолов, он не просто отвешивал глупые комплименты — он верил в то, что говорил. Так мне подсказывал не только опыт владелицы кофейни, но и то самое загадочное и неуловимое чувство, которое принято называть женской интуицией.

— Благодарю, сэр.

От меня — книксен, от него — поклон, затем девять шагов вперед, отвернувшись друг от друга, легонько соприкасаясь кончиками пальцев. Как два берега, между которыми бежит река — далекие, но все же составляющие одно целое.

Близкие, но разлученные навеки.

— Расскажите о себе, — попросила вдруг я и сама удивилась; это не было всего лишь проявлением вежливости, мне хотелось больше узнать о своем спасителе. — Откуда вы родом?

— Я не аксонец, хотя во мне есть и аксонская кровь… предположительно.

— Так откуда вы?

— Предки мои происходят с юга. Наверное.

— Да вы смеетесь надо мною!

Честно говоря, я и сама уже смеялась.

— Нет, — голос Крысолова был спокоен и тих. — Но маска должна остаться маской, иначе колдовство развеется.

Стройный поток танцующих рассыпался по всему залу на отдельные пары. Каждая — как маленький водоворот: дама в центре, а вокруг нее идет по все сужающемуся кругу кавалер — посолонь. И так — до тех пор, пока они не сойдутся достаточно близко, и руки их не соединятся.

— Тогда расскажите о своей маске.

— Если так желает леди… — вот теперь он точно смеялся.

— Леди желает, — улыбнулась я и топнула ногой. Немного не по правилам танца, зато выразительно.

Ритм стал быстрее, и пары начали расходиться к разным краям зала, разбиваясь на две равные колонны. Как пара берегов, между которыми — широкая и спокойная река; контрданс оправдывал свое название. Разошлись — и начали медленно идти по кругу, так, чтобы вновь слиться в один поток.

Первая фаза танца походила к концу.

Крысолов ступал справа; ладонь его была не особенно горячей, но казалось, что от нее по моим костям разливается сухое тепло — до самого плеча, согревая изнутри.

Приятное чувство.

— Считается, что я впервые пришел с юго-запада Алмании, из окрестностей городка Эрцгем. Однако в разное время видели меня и в Лорхе, и в Умманце, и в Корне, и близ Мариенберга, и в Гарце, и даже тут, поблизости, на острове Уайт, — начал вполголоса Крысолов. Отрывистый акцент потихоньку исчезал из его речи, твердые гласные смягчались на аксонский манер, проступала сквозь неторопливые интонации ритмичная тягучесть, свойственная народным сказаниям. — Меня называли Флейтистом, Пестрым Дудочником, Человеком из-под Холма, Слепым Музыкантом, Гансом из Мышиной Норы… Некоторые суеверные старухи уверяют, что я обладаю мистической силой и препровождаю души человеческие на тот свет. Священники возражают, утверждая, что меня и вовсе не существует, и я — выдумка, детская сказка. Разумеется, и то, и другое — наглая ложь. Но если уж мне и пришлось бы выбирать, какую историю воплотить в жизнь, я стал бы духом, играющим на флейте, дабы заманить невинную деву в дубовую рощу летней ночью, — интонации окончательно превратились в альбийские, гортанно-напевные. — Как бы то ни было, чаще всего я предпочитаю зваться просто Крысоловом и, собственно, выводить крыс. За определенную плату.

Я закружилась на месте, выполняя следующую фигуру танца. Голову у меня вело — от смешанного запаха духов, от праздника цвета и света, от жары и той невыносимой легкости во всем теле, когда хочется то ли бежать куда-то сломя голову, то ли упасть навзничь на прохладную перину и не двигаться.

— И что же нужно, чтобы вас нанять?

Нога у меня проскользнула по натертому до блеска паркету, но Крысолов успел подхватить меня и превратить падение — в па.

— Не так уж много. Первое и самое главное — меня нужно заинтересовать. Я не стану браться за скучную работу… — лукавая улыбка так и проступала сквозь слова; но из-за маски, увы, ее нельзя было увидеть — только представить. Впрочем, воображение рисовало картины даже более волнующие, чем глаза. — Во-вторых, мне нужно предложить достойную оплату. Это все глупости, что меня якобы интересуют лишь деньги. Деньги я беру с жадин, потому что для таких людей ничего дороже золота нет. Гораздо интереснее попросить то, с чем жалко расставаться. У властолюбивого мэра — его должность, у отца, мечтающего выгодно выдать замуж единственную дочь — ее руку и сердце, у невинной девушки — поцелуй… нет, тут я погорячился, каюсь. С поцелуями девы расстаются охотно. И не только с ними.

— О.

Предмет разговора становился все более туманным и волнующим.

— Кажется, я смутил вас, леди. Прошу простить, — без малейших следов раскаяния повинился Крысолов.

— Ничего страшного. Очень… м-м… поучительная история. Теперь я вижу, что нанимать вас лучше только в самом крайнем случае.

Я прикусила язык, но поздно — двусмысленность уже прозвучала.

Крысолов рассмеялся:

— Конечно. В самом крайнем. Когда без меня уже обойтись совершенно невозможно.

— Я запомню. А как вас найти в случае необходимости? — поинтересовалась я шутливо. — Писать в Алманию, в этот городок… Эрцгем?

— Нет нужды, — Крысолов с поклоном отступил назад. — Я всегда буду рядом.

Меня как молнией прошило.

Музыка смолкла.

Танец был окончен.

— Мы знакомы? — спросила я, холодея.

«Всегда буду рядом» — слова за гранью простого флирта. Чутье хозяйки кофейни подсказывало мне, что Крысолов говорит правду. Вот только привкус у этой правды был неприятным. Что-то неизбежное, фатальное, душное проступало в интонациях… Речь человека, уверенного в своих правах на что-то — или на кого-то.

Пары вокруг начали расходиться, смеясь, флиртуя, беседуя ни о чем. Звуки бала накрыли меня, как волна, и внезапно я осознала, что последние четверть часа была настолько погружена в беседу, что даже мелодию едва могла слышать. Вел Крысолов — и в танце, и в разговоре, причем вел умело.

Вопрос — к чему?

— Мы знакомы? — повторила я настойчивее.

— Вы меня совсем не знаете, — он помедлил, но потом все же отпустил мою руку. — А я знаю вас недостаточно хорошо. Простите меня. Я, кажется, перешел грань допустимого, — голос его вновь зазвучал по-алмански отрывисто. Я хотел бы извиниться, и… вы подарите мне еще один танец?

— Конечно, — ответила я прежде, чем успела осознать собственные слова.

Что ж, обещание нужно держать.

— Тогда следующий вальс — мой. Никому не отдавайте его, — горячо прошептал Крысолов. Похоже, он опять улыбался — там, под этой своей медной маской, скрывающей все, кроме чувств. — А я, с вашего позволения, пока исчезну. Не люблю, когда за мной следят. Назовем это «навязчивой тенью прошлого».

— Что? — удивленно переспросила я, и Крысолов рукою указал куда-то за мое плечо.

Растерянно обернувшись, я увидела высокую, сухопарую явно немолодую женщину в лиловом платье, пристально рассматривающую нас через лорнет. Чем-то она показалась мне знакомой… А потом в глаза бросилась вышивка на рукаве — два оленя, сплетающихся рогами, и все сразу стало ясно.

Герб Рокпортов, пусть и слегка искаженный.

— О, не беспокойтесь, Крысолов, — произнесла я, рассмеявшись. — Эта женщина — что-то вроде моей дуэньи. Она приглядывает за мною и не дает в обиду… Крысолов?

Но его уже не было нигде поблизости. И даже в толпе я не могла различить приметный черно-красный сюртук…

«Испарился, — подумала я, и меня пробрала дрожь. — Ну и повадки. Святая Генриетта, как он похож на Сэрана!»

От этой мысли мне стало совсем дурно, и я принялась обмахиваться веером. К счастью, никого из окружающих такое поведение не удивляло — в зале и впрямь было душновато.

— Что ж, если уж кавалер скрылся, стоит заняться делом, — приняла я волевое решение и решительно направилась к даме в лиловом платье. При ближайшем рассмотрении это действительно оказалась дядина экономка — женщина без возраста и особых примет с невыразительными рыбьими глазами. Она, похоже, и не скрывалась особенно, но разглядеть ее среди прочих гостей — разряженных в пух и прах, шумных и суетливых — было нелегко. — Миссис О'Дрисколл, если я не ошибаюсь?

Она со вздохом опустила лорнет.

— Не ошибаетесь. Чем я могу быть вам полезна, леди Виржиния?

Дело — не флирт, тут я сориентировалась мгновенно.

— Мне нужно срочно переговорить либо с детективом Норманном, либо с маркизом Рокпортом. Это касается незваных гостей на балу. Кажется, один из присутствующих здесь джентльменов видел весьма подозрительную даму. Отведите меня к Эллису или к дяде, неважно.

Взгляд у Клары О'Дрисколл поскучнел.

— Леди Виржиния, мне даны совершенно ясные инструкции. Я не могу впутывать вас в опасные дела. Пожалуйста, доверьте мне сведения, которые вам удалось узнать, и со спокойным сердцем отправляйтесь развлекаться. Я возьму все на себя.

— Отведите меня к ним. Впрочем, если вы не знаете, где они, — с деланым равнодушием пожала я плечами, — мне, наверно, стоит самой их поискать.

Экономка горестно вздохнула.

— Прошу вас, следуйте за мной.

Я ожидала, что она отведет меня к дяде Рэйвену — к своему нанимателю и, похоже, начальнику — в прошлом. Каково же было мое удивление, когда пройдя вдоль стены за рядами кресел, через арку и галерею, поднявшись на балкон, нависающий над бальным залом, мы увидели…

…Эллиса, самым наглым образом флиртующего с какой-то девицей в вульгарном голубом платье.

Я не могла точно сказать, что именно было в этом платье вульгарного, но оно мне не понравилось буквально с первого взгляда.

— Подождите секунду, леди, — неприятным голосом произнесла Клара О'Дрисколл. — Если вас это не затруднит — пройдите, пожалуйста, обратно в галерею, к портрету Гутры Смелого, совершающего четвертый подвиг. Я пока разрешу… некоторые трудности.

Как-то некстати вспомнилось, что четвертым подвигом доблестного Гутры было изобличение неверной жены Императора Ганского. Впрочем, вряд ли миссис О'Дрисколл имела в виду именно это; важней то, что упомянутый ею портрет Гутры находился в нише напротив большого окна ровно посередине галереи. Незаметно подойти к нему было невозможно, а вот любой человек, находившийся у картины, легко мог наблюдать за входами и выходами в галерею, оставаясь в тени.

Эллис появился через несколько минут и, как положено настоящему детективу, разгадал мое настроение по одному только изгибу губ:

— Вы все не так поняли, Виржиния, — торжественно заявил он. — Я по работе общался. Видите ли, эта леди чересчур липла к марсовийским дипломатам, и я решил, что неплохо было бы ее проверить… Вы верите мне?

— Разумеется, — кивнула я царственно и, когда Эллис самодовольно улыбнулся, добавила как бы невзначай: — Как можно заподозрить вас в пустом флирте! Честно говоря, я вообще в последнее время начинаю думать, что женщинами вы не интересуетесь.

— Интересуюсь! — горячо возразил Эллис и неохотно сознался: — В свободное от работы время. Ладно, Виржиния, я уже проникся и раскаялся. Перейдем к делу. О чем вы поговорить-то хотели?

Надуманную обиду у меня как ветром сдуло.

— Эллис, я тут встретила баронета Фаулера. Помните его? Так вот, он говорит, что ему пришлось танцевать с очень подозрительной леди. Маленькая, хрупкая, при этом пытается вести в танце, а голос у нее низкий и хриплый, как будто простуженный.

Детектив хищно подался вперед.

— Особые приметы?

— Особые? Гм… — я задумалась, получше вспоминая рассказ Фаулера. — Пожалуй, только розовое платье с кринолином. Только, небесами вас заклинаю, не перепутайте ее с леди Абигейл!

— Пф! Постараюсь, — весело фыркнул Эллис. Глаза у него загорелись от азарта. — Ну-с, пойдем! — он надвинул маску на лицо и ухмыльнулся: — Виржиния, а вы мне помочь не хотите?

Я тоскливо обернулась к северному концу галереи, где со скучающим видом поджидала меня зоркая миссис О'Дрисколл, и вздохнула.

— Боюсь, маркиз будет против.

— Не будет. Вот увидите, — серьезно пообещал Эллис. — Ну же, идемте. Заодно покажете мне своего Фаулера, если заметите его. Искать подозреваемых со свидетелем гораздо удобнее, чем с одними словесными описаниями, полученными к тому же из третьих уст.

И, прежде чем я хоть что-то ответила, он ухватил меня за руку и потащил вперед. Миссис О'Дрисколл ринулась было за нами, но тут у нее из-за спины выскочила та самая девица в голубом и принялась взволнованно тараторить.

Эллис, мельком взглянув на них, усмехнулся.

Мне в голову запоздало пришла мысль, что, возможно, он не лгал, когда говорил, что общается с этой девицей исключительно в интересах дела… только лукавил немного. Похоже, она была не подозреваемой, а помощницей.

Ближе к залу детектив степенно замедлил шаг и отпустил мою ладонь.

— Значит, так. Сейчас мы выйдем поодиночке, — вполголоса начал он объяснять прямо на ходу. — Вы сразу ступайте к маркизу. Я в последний раз его видел в правом углу зала, недалеко от колонны. Там еще под одной дамой кресло развалилось, так что прямо посреди ряда получилась дырка… Словом, найдете. Ваш маркиз там с какими-то скучными лордами обсуждал то ли политику, то ли скачки — в общем, речь шла про то, что недальновидные торопыги могут и шею свернуть невзначай. Подойдете к нему, как-нибудь отзовете в сторону…

— Как я это сделаю? — деликатно прервала я поток словоизлияний Эллиса. — По правилам этикета даже на маскараде леди не может подойти и первой заговорить с мужчиной, а уж тем более — отозвать его в сторону. Если, разумеется, речь идет не о супругах.

— Используйте какие-нибудь женские штучки, — хмыкнул Эллис. — Ну, там взгляд пристальный, взмах веером… В общем, чего вы ко мне с вопросами пристаете, кто тут у нас женщина — вы или я?

— Я.

Нет, сегодня мне определенно было не поспеть за логикой Эллиса.

— Ну, хоть в чем-то у нас согласие, — удовлетворенно кивнул он. — Подойдете к маркизу, отзовете его в сторону и расскажете ему все то же самое, что и мне. Я пока пройдусь по залу и осмотрюсь. Конечно, народу сегодня много, но розовый кринолин — не такая уж распространенная вещь. Постараюсь разыскать эту подозрительную дамочку своими силами. Если получится — найду вас и передам устное сообщение маркизу.

Я нахмурилась.

— Почему через меня?

Эллис остановился и сердито оглядел меня.

— Потому что я здесь инкогнито, разве не понятно? Вы можете беседовать с кем угодно, не вызывая подозрений. Но маркиз Рокпорт — другое дело, особенно сегодня. Вы можете возразить, что немногие знают о его службе на благо Короны. Это верно, однако сейчас мы, возможно, имеем дело с нераскрытым шпионом в стане «ос». Поэтому нужно соблюдать крайнюю осторожность. Крайнюю, понимаете? Никто не должен заподозрить, что расследование ведется сразу по двум каналам.

— Разумно, — вынужденно согласилась я и встрепенулась, вспомнив кое-что важное. — Эллис, а как мне узнать дядю Рэйвена? Он не сказал, какой у него будет костюм.

Детектив поперхнулся смешком и ободряюще хлопнул меня по плечу:

— Вы узнаете его, Виржиния. Поверьте мне.

Как мы и условились, я вышла в зал первой. Эллис пока задержался на лестнице — он хотел попросить миссис О'Дрисколл осмотреться в зале и поискать даму в розовом кринолине. Вполне логично: рыбьи глаза экономки были зорче, чем у иного орла, и подмечали мельчайшие детали.

Я же не настолько доверяла своей внимательности, особенно после танца с Крысоловом, основательно выбившего меня из колеи. А потому сомневалась в том, сумею ли найти дядю Рэйвена среди других гостей бала. Конечно, была одна верная примета — рост в сочетании с комплекцией; вряд ли даже во всем Бромли отыскалось бы еще хоть с десяток таких же высоких и худых, как палка, мужчин. На моей памяти только сумасшедший парикмахер, мистер Халински, мог бы посоперничать с дядей Рэйвеном. Но то в обычной жизни. А на маскараде высокие каблуки и платформы, пышные одежды и вычурные шляпы изрядно сбивали с толку.

Так я размышляла, направляясь в указанную Эллисом часть зала. Но стоило только подойти поближе и увидеть нескольких джентльменов, беседующих у колонны, и все мои сомнения как рукой сняло.

Лишь один из ряженых мог быть дядей Рэйвеном.

Тот, что носил костюм Врачевателя Чумы.

Старинные туфли — черные, остроносые, пошитые из мягкой кожи; одеяние цвета сажи, схожее с монашеским — длинное, в пол, с воротником-стойкой, сверху сидящее очень плотно, по фигуре, а от талии слегка расходящееся, наподобие юбки; знакомая уже шляпа — с узкими полями и прогнутой тульей; и, наконец, птичья маска с вытянутым клювом…

Поверх маски маркиз надел очки.

Те самые, приметные, с темно-синими стеклами.

Поперхнувшись смешком, я поспешила отвернуться, чтобы скрыть приступ неуместного веселья за покашливанием.

— …прошу прощения, господа, — донеслось до моего слуха бархатно-вкрадчивое. — Я вижу леди, которая любезно согласилась подарить мне следующий танец.

Я улыбнулась в сторону. Надо же, даже не пришлось думать, как бы отозвать маркиза в сторону. Увидев меня, он сам поспешил навстречу.

Эллис, как всегда, оказался прав.

— Прекрасная ночь, Виржиния. Но вы прекраснее.

— Ваш костюм, дядя, тоже потрясает воображение, — со смехом обернулась я. — Но не слишком ли вы уверены в себе? Что, если я уже пообещала этот танец кому-нибудь еще?

— Тогда ему придется отступиться, — улыбнулся маркиз одними губами. — Так или иначе, я ваш жених, а значит у меня особенные права.

— Ах, если за внимание дамы соперничают два кавалера, ей предписывается отказаться от обоих приглашений, — напоказ вздохнула я. — Впрочем, не извольте беспокоиться. Я нарочно искала вас.

— Ради танца? — предположил дядя Рэйвен. В голосе его скользнули нотки приятного удивления. Мне стало совестно разочаровывать, и я поспешила кивнуть:

— Да, конечно. Жаль было бы, если б мы сегодня не провели вместе ни одного танца. А еще мне нужно с вами поговорить. Это касается дела.

Маркиз инстинктивно повернул голову, как будто хотел осмотреться, но сдержался, чтоб не привлекать ненужное внимание.

— Тогда дождемся танца, моя леди, потому что… — он многозначительно умолк.

«…потому что никто не подслушает, если мы будем постоянно двигаться», — закончила я про себя. А вслух беспечно прочирикала:

— Ах, танцы! Я так люблю танцевать! — чем, кажется, изрядно повеселила дядю.

Еще с минуту мы обменивались светскими любезностями. А потом распорядитель бала объявил «Пастораль», и заиграла музыка. После первых же па я почувствовала себя уверенней и начала вполголоса пересказывать маркизу все, что узнала от Фаулера. Кажется, информация оказалась ценной. Но, увы, мне самой это вышло боком.

Дослушав до конца и немного поспрашивав о деталях, маркиз «утанцевал» меня за колонну а там… оставил в одиночестве.

Какая досада.

— И вы так поступаете со своей невестой? — прошипела я ему в спину на прощание. — Сидеть в кресле и изображать обморочную даму, кавалер которой убежал за прохладительными напитками — просто унизительно!

— Юная леди, это ради Короны, — ответил дядя Рэйвен, и я только вздохнула. Когда в его речи появлялось это вот старомодное «юная леди», спорить было бесполезно.

Постепенно становилось понятно, за что леди Милдред на самом деле недолюбливала маркиза.

Танцевать расхотелось окончательно. К тому же близился уже час ночи, а меня всегда в это время начинало клонить в сон. Решив не дожидаться дядю Рэйвена — если понадобится, он все равно найдет искомое хоть под землей — я поднялась наверх, на балкон над залом, туда, где застала Эллиса с девицей в голубом платье. Это оказалось на удивление уединенное местечко. По дороге мне пришлось вежливо отказаться от двух приглашений на танец, сославшись на то, что я уже занята; но тут не было ни человека.

Впрочем, неудивительно. Не всякий захочет преодолеть такой длинный путь, чтобы попасть туда, где ни потанцевать, ни присесть нельзя. Даже влюбленные предпочитали уголки, лучше укрытые от чужих глаз, чтоб там поворковать всласть.

А вот мне балкон, пустой и свободный, понравился. Отсюда можно было незаметно наблюдать за всем залом, удобно облокотившись на перила.

Праздные мысли бродили в голове, как молодое вино — и так же пьянили.

«Интересно, а можно ли разглядеть Крысолова с высоты? У него приметный костюм…»

Я сощурилась.

Там, внизу, в зале, дамы в бальных платьях напоминали экзотические цветы. Некоторые кавалеры, впрочем, тоже, хотя традиционно мужская одежда была выдержана в более скромных тонах. Несколько раз мне казалось, что я вижу знакомых — Эмбер Вайтберри в пиратском наряде, «Яблочную Фею» Абигейл, никконские шелка Эллиса… Но почти всякий раз это оказывался кто-то другой.

«Сколько же здесь похожих костюмов! Одних пиратов штук шесть. Да уж, фантазией высший свет не блещет».

Так или иначе, мысль, что леди в белом, подобных мне, почти не было, грела душу.

«А в черно-красном пришли многие. Конечно, ведь это были цвета Эрдингов, а нарядиться королем ушедшей эпохи — самое простое, что может прийти в голову. Но так Крысолов может легко затеряться среди десятков похожих на него мужчин…»

Я прикусила губу. Щеки у меня горели.

«Вот любопытно… он действительно сумеет меня найти? Даже здесь?»

Думать об этом было волнительно. И совершенно безопасно — ведь вряд ли наш невинный флирт имел бы шанс на продолжение в будущем. Крысолов, скорее всего, либо иностранец, не знающий аксонских традиций и не ведающий, что творит, либо молодой повеса. И в том, и в другом случае не след мне общаться с ним. Cейчас, на маскараде в ночь Сошествия, мы все можем почувствовать себя немного свободней, поддаться очарованию воображения и ненадолго поверить в сказку — хоть бы и в сказку о судьбе и о любви с первого взгляда.

Украдкой вздохнув, я прикрыла глаза.

«Река» — контрданс, который намеренно разделяет партнеров. За весь танец мы с Крысоловом едва ли с минуту продержались за руки, да и смотрели по большей части в разные стороны. И то моя голова наполнилась сладким дурманом. А ведь вальс — это те же объятия, только в движении. Неприлично близко друг к другу…

Крысолов укутан тайной; о нем известно лишь то, что у него теплые руки, вкрадчивый голос с изменчивым акцентом и тысяча таинственных историй в рукаве. В последний раз сказки мне рассказывала леди Милдред, лет десять назад, но это было совсем… другое.

Я будто сама оказалась в сказке с запутанным сюжетом.

«Крысолов выручил меня из затруднительного положения, а я рассердилась на него за какую-то оговорку в романтически-бессмысленном стиле, и сбежала. А теперь стою здесь, брошенная собственным женихом. Нет, конечно, грех жаловаться, у дяди Рэйвена ведь работа…»

У меня вырывался еще один вздох.

Да, это правильно. Развлечения развлечениями, но нужно помнить о том, что и Эллис, и дядя Рэйвен здесь по делу, а значит я должна держаться от них в стороне, если хочу по-настоящему отдохнуть и — что уж отпираться — поддаться романтическому наваждению.

Отчего-то мне вспомнился вдруг Лайзо — та самая наша первая встреча, когда он, босой, нахальный, ошеломительно прекрасный, заявился наниматься мне в водители. Тогда я, помнится, тоже была очарована. Но волшебство момента исчезло, стоило мне только понять, что Лайзо — авантюрист, мошенник и обманщик, сын Зельды-гадалки из ужасного и порочного Смоки Халлоу.

Так же и здесь. Крысолов будет завораживать меня лишь до тех пор, пока он останется только именем из легенды и образом, придуманным мной самой.

— Ну, хватит мучать себя, Гинни, — пробормотала я под нос и вздрогнула — до того похоже на Милдред это получилось. — Можно ведь помечтать одну ночь. В конце концов, сегодня Сошествие. Должно же хоть какое-то чудо снизойти и в мою жизнь.

Я открыла глаза, вновь уставилась вниз — и ахнула.

Там определенно происходило что-то странное.

Двое мужчин — один наряженный слугой, другой в костюме гвардейца — пытались вывести из зала какую-то невысокую пухленькую даму в необъятном розовом платье. За ними семенил высокий, далеко не молодой щеголь в военном мундире и причитал, заламывая руки. Откуда-то сбоку к ним проталкивался через толпу Эллис…

Музыка смолкла.

А потом шум зала перекрыл испуганный, хриплый, искаженный простонародным говорком… но все же определенно женский голос:

— М-лорды, прощенья прошу! Э, я ж не сама в этакое вляпалась! Он, вот он меня, дуру, притащил, с него и спрос!

У меня внутри как струна оборвалась. Все, что я чувствовала — ядовитый звон и легкость во всем теле.

Неужели Фаулер ошибся, а я подвела невиновную женщину?

Между тем, внизу стала собираться толпа любопытных.

— А-а-а, чуяла ж моя душенька, что ничего доброго-то из этого не выйдет! — в сердцах ляпнула дама в розовом, отчего-то ужасно напомнив мне Магду, и обернулась к щеголю в военном мундире, уперев руки в бока: — Вот же шельмец, плут продувной, старый пройдоха! Думал, этаких-то людей сумеешь за нос водить? Сколько ж я из-за тебя, дурачищи, натерпелась! А наобещал-то с три короба… Винище, мол, с пузыречками, кура печеная в этих, как их… ахфанасах… — тирада начала перемежаться всхлипами. — Пустоплет, балабон, трепач великий, пустомеля… Тьфу на тебя, окаянного… Да провались ты со своими подарками… Ишь ты, прынцессу себе нашел…

Рыдая уже в полный голос, женщина стянула шляпу с густой вуалью и впихнула ее в руки ошарашенному щеголю.

— Н-но М-мими…

— Сам ты «Мими», олух старый! — «Мими», оказавшаяся очень симпатичной блондинкой, пусть и слегка полноватой, протяжно шмыгнула носом и расплакалась с удвоенной силой. — Дура-а-а-ак…

Толпа заволновалась. Осуждающие, взволнованные, удивленные шепотки становились все громче. Эллис, как и другие, заинтересованно тянул шею, делая вид, что он тут якобы ни при чем и такой же простой свидетель скандала, как и остальные. Мужчина в костюме гвардейца все настойчивей тянул даму в розовом прочь, к выходу, а щеголь в мундире только рот разевал, как лягушка, издавая странные звуки:

— М-м… А-а…

Выглядел он при этом так, будто вот-вот лишится чувств.

Я поймала себя на мысли, что если еще немного постою здесь, вслушиваясь в обрывки загадочных разговоров — то сигану от любопытства прямо через перила, добавив дяде Рэйвену хлопот.

— Нет уж, так не пойдет, — азартно прошептала я и, подобрав юбки, побежала к галерее и лестницам с неподобающей леди поспешностью.

Впрочем, рядом все равно не было никого, кто мог бы оценить мой экстравагантный поступок.

Паркет скользил под ногами, ступени выворачивались из-под ног, углы так и норовили коварно стукнуть по оттопыренному локтю… Но как я ни торопилась, Особая Служба оказалась быстрее. Увы, дело свое «осы» знали прекрасно. К тому времени как мне удалось добраться до места событий, скандальную пару уже вывели из зала прочь. Распорядитель бала уговаривал гостей вернуться к прежним занятиям, и толпа постепенно распадалась на маленькие, но оживленно беседующие компании по пять-шесть человек.

Эллис обнаружился не сразу. Понадобилось с четверть часа, не меньше, чтобы разыскать его. К своему удивлению, я нашла детектива… беседующим с миссис О'Дрисколл. Женщина явно была недовольна, но от его общества избавиться не спешила.

Заметив меня, Эллис сделал знак рукой — мол, подождите — и через несколько минут подошел сам.

— Ну, Виржиния, — начал он, едва сдерживая смех. — Угадайте, что здесь только что произошло.

— Понятия не имею об этом, — честно призналась я.

— Задержание особо опасной преступницы — кухарки, обманом проведенной на королевский бал, и ее престарелого обожателя! — торжественно объявил Эллис и все-таки расхохотался. — Ох, Виржиния, видели бы вы их рожи! Маркиз, к сожалению, лишил меня удовольствия наблюдать его постную физиономию, но мне и остальных хватило с избытком. Давно я так не развлекался…

Мне стало немного обидно за дядю Рэйвена, частично по моей вине попавшего в неловкое положение, но я предпочла оставить недовольство при себе, спросив вместо этого:

— Так значит, эта женщина была кухаркой?

— Почему была? Она и есть кухарка, — вяло взмахнул рукой Эллис, отсмеявшись. На его несдержанное поведение никто не обращал внимания: все вокруг и так были изрядно взбудоражены пикантным происшествием. — Точнее даже, помощница кухарки. Зовут ее Мэри Суит, работает она в доме своего поклонника уже года четыре, и последние месяцев шесть у них великая любовь , — язвительно протянул детектив. — Не скажу, что эта самая Мэри красавица. Хотя с другой стороны — голубоглазая, курносенькая, волосы ничего так, бюст очень даже… — он осекся и взглянул на меня исподлобья, но я сделала вид, что ничего предосудительного в его речи не заметила. — Словом, я понимаю, что могло привлечь сэра Ива Сэнка к такой особе, пусть и сам предпочитаю более… гм, интеллектуальный тип красоты.

— Какой-какой? — от неожиданности я рассмеялась.

Не то чтобы меня удивил сам факт, что Эллис знает такие слова. В конце концов, он был весьма образованным человеком. Но вот пристрастиями детектива я почему-то искренне заинтересовалась.

— Ну, чтобы в глазах был ум, а не только небесная чистота, — хмыкнул Эллис. — Просто красивая женщина — мила, но красивая и умная — неотразима, особенно если сама она себе в этом не отдает отчета, — с видом завзятого ловеласа изрек он, а потом вздохнул грустно. — Впрочем, это я так, теоретизирую впустую, не обращайте внимания. Ну, а что касается истории наших влюбленных голубков, то тут ничего интересного. Эта Мэри — «Мими», как называл ее сэр Сэнк — оказалась девицей небольшого ума, зато принципиальной. Уж как он не обхаживал ее, она, наученная матерью, ни за что не соглашалась подарить ему что-то больше целомудренного поцелуя в щечку. Вот старый пройдоха и решил одурманить ее воистину королевским подарком, проведя на бал для избранных. Но, увы, бедняжка Мэри попалась под руку вам — и, разумеется, «осам».

— Если уж разобраться, то сначала она попалась под руку Фаулеру, — педантично поправила я Эллиса, но тот неожиданно задумался.

— Возможно. А может, попалась и не она.

Я машинально стиснула кулаки.

— Что вы имеете в виду?

Эллис в упор посмотрел на меня сквозь узкие прорези маски. Выражения его глаз было не разобрать.

— А с той ли леди танцевал Фаулер? Вы упоминали, что она была хрупкой, а Мэри — девица в теле. Конечно, я допускаю, что у Фаулера свои представления о хрупкости, но что-то мне подсказывает, что доблестные «осы» разоблачили не ту даму… Виржиния, я хотел бы попросить вас об одолжении, — Эллис понизил голос. — Найдите мне Фаулера. Он единственный, кто сможет указать нам на правильную леди в розовом кринолине. У нас больше нет права на ошибку. Еще одна подобная сцена — и заговорщики догадаются, что мы сели им на хвост.

Встречаться с баронетом снова мне совершенно не хотелось, но я вынуждена была согласиться — в интересах Аксонии, разумеется:

— Хорошо. Я постараюсь найти его. Возможно, леди Абигейл его видела, они ведь пришли вместе… — я запнулась, но Эллис, слава небесам, не обратил внимания на мою оговорку. И хорошо — нечего ему знать, что герцогиня Дагвортская пришла на бал в сопровождении пройдохи баронета. — А как мне с вами связаться, если я найду Фаулера?

— Гм… — Эллис задумался. — Я почти все время находился рядом с марсовийскими дипломатами, но толку от этого… Сейчас попробую побродить по залу и поискать леди в розовом, но после каждого танца буду останавливаться вон у того портрета Катарины Четвертой, — указал он на дальнюю часть зала. — В крайнем случае обращайтесь к миссис О'Дрисколл, но лично мне бы не хотелось общаться с ней лишний раз, — кисло признался Эллис. — Она все докладывает маркизу, а тот явно против вашего участия в расследовании, пусть даже и косвенного. И одно дело, если в распоряжении этой ревнивой змеюки О'Дрисколл будут домыслы о том, как я вас подло использую, и совсем другое — если факты.

— Договорились.

Мне и самой не слишком-то хотелось обращаться за помощью к экономке, поэтому идею Эллиса я поддержала.

— Вот и славно, — кивнул он, а потом неожиданно добавил: — Виржиния, мне хотелось бы извиниться за ту шутку с «Гран Марч» в самом начале вечера. Могу я исправиться и пригласить вас на вальс? Это было бы огромной честью для меня и все такое… Хотя что это я — вы, наверно, и близко теперь ко мне не подойдете, — закончил он досадливо.

— О, — я почувствовала себя неловко. Вот так выверт… — Эллис, сожалею, но вальс у меня занят. Вы не подумайте, что это отговорка, — поспешила я уверить детектива. — Меня действительно пригласили.

Он хмыкнул, скрывая разочарование.

— Ну, что ж, пригласили так пригласили. Хотел бы я знать, кто этот счастливчик, о котором вы говорите таким мечтательным голосом.

— У меня мечтательный голос? — искренне ужаснулась я.

— Ну да, — хмуро подтвердил Эллис. — А если серьезно, то кто он, Виржиния? Тот, кто украл у меня ваш вальс?

— Какой-то иностранец, — с деланным безразличием пожала я плечами. — Эллис, если мы не собираемся сейчас танцевать, то лучше отойти. Слышите распорядителя?

С детективом мы вскоре расстались. Я поначалу честно искала Фаулера, но потом поняла, что легче самой потеряться среди сотен гостей, чем найти одного-единственного мужчину в неброском костюме Железного Фокса. Толпа находилась в непрерывном движении; когда гости не танцевали, они бродили от одного зала с закусками к другому, от диванчиков для отдыха к галереям, и разглядеть какую-либо логику в этих перемещениях было совершенно невозможно. В конце концов я решила положиться на удачу — вероятность наткнуться на баронета случайно вряд ли была ниже, чем во время сознательных поисков.

Затем подряд объявили сразу несколько нравящихся мне контрдансов. Удержаться от искушения забыть ненадолго о расследовании оказалось совершенно невозможно, и я с величайшим наслаждением выбросила всех баронетов, заговорщиков и леди в розовом из головы ровно на два танца.

Потом, разумеется, врожденное чувство ответственности возобладало над тягой к удовольствию.

На сей раз я вознамерилась действовать с умом и предположила, что Абигейл может что-то знать о местонахождении Фаулера. Увы, надежды мои не оправдались. Герцогиня выразила свое отношение к баронету, его занятиям и всему с ним связанному совершенно однозначно:

— Век бы его не видеть! — и добавила заинтересованно: — А почему вы спрашиваете, Виржиния?

— Хочу убедиться в том, что он меня не узнал, — не моргнув глазом, солгала я и поспешила отвести от себя внимание: — Скажите, Абигейл, а как вообще этот человек с сомнительной репутацией умудрился навязать вам свое общество?

Герцогиня досадливо поморщилась и подняла отставленный было бокал с вином.

— Это все мои ужасные, ужасные мальчишки, — призналась она, сделав солидный глоток. — Виржиния, дорогая, вы не представляете, какими чудовищами они могут быть иногда! Особенно если речь идет об этом их любимом Фаулере, чтоб ему пусто было! Справедливости ради должна заметить, что влияние это обоюдное. Мальчики постепенно меняют манеры в лучшую сторону, — добавила Абигейл уже более спокойно после второго глотка. — Но вы только послушайте, что они сделали в этот раз… Угрожали мне, что уедут учиться на материк и оставят меня совершенно, совершенно одну! — голос у нее дрогнул. — А все потому, что этому мерзавцу Фаулеру срочно понадобилось повидать сестру. Вы ведь знаете, самая младшая сестра отказалась общаться с ним после того, как узнала о некоторых из его дуэлей. Тех самых, за вознаграждение от заинтересованных, — со значением прошептала Абигейл, на всякий случай оглянувшись по сторонам. — Случилось это после того, как к ней посватался виконт Уотердип. Богат, красив — прекрасная партия, но вот к Фаулеру у него свои счеты — карточные.

— Думаете, он заставил бедную девушку отказаться от собственного брата? — недоверчиво переспросила я. Каково бы ни было мое отношение к баронету Фаулеру, подобное поведение казалось по меньшей мере непорядочным.

Если не сказать — подлым.

— Кто знает, кто знает, — тяжело вздохнула Абигейл. — Но не будем больше о Фаулере. Когда я говорю о нем, у меня появляется такое чувство, будто он стоит рядом и подслушивает, — тут мы с ней вздрогнули одновременно — и рассмеялись принужденно, заметив это. — К слову, Виржиния, дорогая, а с кем вы сейчас так увлеченно разговаривали? Я имею в мужчину в никконском наряде, — она нахмурилась. — Только сейчас припоминаю — вы же пришли на бал именно с ним! На маркиза Рокпорта он не похож, особенно вблизи. Признайтесь, вы слукавили, когда отвечали мне в прошлый раз?

Когда Абигейл начинала говорить таким вот кокетливым тоном, спорить с нею было бесполезно. Видимо, вино оказалось для нее слишком крепким.

— Сложно объяснить, — пожала я плечами неопределенно. Абигейл любопытно подалась вперед:

— Это ваш тайный поклонник? Ах, наконец-то, Виржиния, милая! — торжествующе провозгласила она, придя к устроившему ее выводу. — А кто он? Судя по запястьям, осанке и манере держаться — кто-то из благородного рода. Или я ошибаюсь?

В смятении я отступила на шаг. Пауза неловко затянулась. И в этот момент ко мне обратились с отрывистым алманским акцентом:

— Прекраснейшая леди Метель! Вы обещали мне вальс. Я вернулся — за обещанным.

Порывисто обернувшись, я расцвела улыбкой.

Крысолов! И он спасает меня уже второй раз за эту ночь.

— Прошу прощения, мне пора идти. Обещания следует выполнять, — слегка виновато обратилась я к Абигейл. — Мы продолжим беседу позже?

— Непременно продолжим, — согласилась герцогиня.

А что ей еще оставалось делать?

Меня же ждал вальс — и Крысолов.

— Я у вас в долгу, — шепнула я, когда мы отошли подальше от Абигейл.

Он будто невзначай коснулся моей руки.

— Не стоит разбрасываться такими словами, леди.

Когда мы подходили к колоннаде, распорядитель звучным голосом объявил следующий танец. Хаотическая толпа гостей тут же пришла в движение, на глазах упорядочиваясь — пары выходили ближе к центру зала, а отдыхающие леди, почтенные матроны и мучимые подагрой старички отступали к диванам. Воцарилась тишина — выжидающая, нетерпеливая, романтически-взволнованная.

А потом — нежно вздохнула флейта, и я на мгновение зажмурилась, обращаясь в слух.

Мой любимый вальс — «Анцианская ночь». Одна из немногих мелодий, которые мама умела извлекать из старинного, отделанного перламутром и полированным агатом фортепиано.

Кажется, это было целую вечность тому назад.

— Вам идет улыбка, леди Метель. Она делает вас не такой холодной.

Я принужденно рассмеялась.

— Это комплимент или…?

— Комплимент. Все, что говорится о вас, может быть лишь комплиментом. Вы прекрасны во всем — и в холодности своей, и в каждой улыбке, и в задумчивой сосредоточенности, и в печали, и в гневе… Но счастье ваше особенное: оно похоже на горячее вино с пряностями, поданное озябшему путнику в угрюмый зимний вечер.

Крысолов вдруг согнул пальцы правой руки, легонько, почти невесомо царапнув ногтями по шелку платья у меня под лопаткой. Я прикусила губу, едва удержав судорожный вздох, и чуть не сбилась с ритма. Шаг, другой, третий… Шаг, другой, третий… Лицо пылало. И все из-за одного маленького, несомненно, случайного прикосновения.

— Вы говорите так, будто следили за мною. И я говорю не только об этом маскараде.

— Возможно.

— Это немного пугает.

— Так и должно быть… — шаг, шаг, шаг — полный оборот. — Я ведь из страшной сказки.

— Страшные сказки больше похожи на жизнь, чем сладкие, — уверенно ответила я. — Мне они нравятся.

— Звучит как признание.

— В чем? В любви к страшным сказкам? — я выразительно выгнула бровь… И только потом вспомнила, что за маской, вообще-то, этого движения видно не будет.

— Как признание в том, что вы запрещаете себе быть счастливой. Даже в мечтах.

У меня из груди словно разом вышибло воздух. В глаза как песку сыпанули.

— Леди… вам дурно?

Усилием воли я совладала с собою и улыбнулась.

— Все в порядке. Я… задумалась, да, просто задумалась.

Так же, как прежде, играл оркестр, пары летели в вальсе, снисходительно смотрели с громадных портретов мертвые королевы и короли. А я и впрямь погрузилась в размышления. Было нечто в словах Крысолова, что задело очень-очень важные нотки в моей душе. Стало тревожно и неуютно, как ночью в пустом парке, когда появляется странное чувство всепонимающего взгляда, направленного прямо в сердце.

По правде говоря, если б мне то же самое сказали, предположим, Эллис или дядя Рэйвен, я бы только отмахнулась. Что они, сильные мужчины, могут знать о жизни хрупкой леди, вынужденной в одиночку управляться с целым графством? Даже двумя графствами, если вспомнить о том, что изначально владения Эверсанов и Валтеров принадлежали разным семьям. Вот, к примеру, Абигейл… Ей не нужно было ничего объяснять. Но, кажется, именно от нее я слышала нечто подобное словам Крысолова — незнакомца, который не знал обо мне ничего, а потому имел право говорить что угодно, не боясь обвинений в предвзятости.

«Виржиния, дорогая моя, ты слишком часто говоришь о том, что должна сделать, и почти никогда — чего хочешь!» — сетовала леди Абигейл.

А чего я хочу?

Пожалуй, невыполнимого. Вновь увидеть отца и рассказать ему, что теперь-то я понимаю — его строгость была от любви, он просто не хотел, чтоб дочь повторяла его ошибки. Обнять мать и признаться, что ее простые песенки у изголовья кровати нравятся мне куда больше, чем изящные марсовийские баллады на роскошных поэтических вечерах в нашем доме; и все те возвышенно-утонченные доморощенные певички с презрительными взглядами и мизинца ее не стоят, и ей нечего стыдиться своих корней. А потом… потом присесть на ковер у кресла, в котором бабушка неспешно раскуривает трубку, и, прижавшись щекой к старомодным, жестковатым бархатным юбкам, слушать, слушать, слушать истории о тех краях, в которых мне никогда не достанет смелости побывать.

Я хочу снова стать младшей в семье, маленьким хрупким сокровищем, купаться в любви и заботе — и самой любить, помня теперь о том, что все на этом свете имеет конец.

— Леди Метель, танец закончен.

— О, простите, не заметила, — я снова улыбнулась. Кажется, вышло не слишком искренне.

— Вы бледны, — Крысолов не спешил выпускать мою руку. — Простите. Я сказал больше, чем следовало… Вы не хотите посмотреть на звезды? Прямо сейчас, — предложил он внезапно.

— Что? — от неожиданности я рассмеялась. — Метель ведь, какие звезды!

— Если вам угодно, мы можем заключить пари, — он слегка склонил голову к плечу. — А можем просто пойти и проверить, так ли это.

«Пари? Это может быть полезным», — промелькнуло у меня в голове. Конечно, рискованная затея, но что может потребовать незнакомец на маскараде? Разоблачение, танец, поцелуй? Последнее больше подошло бы напористому Фаулеру, чем загадочному Крысолову, но как знать…

В крайнем случае всегда можно сослаться на пресловутую честь леди и, пылая праведным гневом, покинуть настойчивого поклонника.

— Предпочитаю пари, — я улыбнулась невинно.

— На каких условиях? — охотно подхватил игру Крысолов, и мне стало не по себе. Неужели все идет по его плану?

— Если права я, и звезд не видно, то вы снимете свою маску. А если правда на вашей стороне… — я многозначительно умолкла, предоставляя Крысолову право следующего хода.

— Если прав я, то вы мне подарите еще одну встречу. Тогда, когда я попрошу вас об этом.

— Только встречу? — осторожно уточнила я. Очень хотелось принести откуда-нибудь чистый лист бумаги и письменно изложить условия пари, чтобы исключить в дальнейшем превратное толкование.

Но вряд ли сказочный герой оценил бы такой сугубо деловой подход.

— Только встречу. И, возможно, разговор. Иногда следует занимать уста беседой о высоком, дабы не вводить их в искушение, — голос его сделался самым что ни есть искушающим.

Я едва не поперхнулась вдохом от возмущения.

— О чем вы говорите?!

— О, это всего лишь цитата из «Поучений» Святой Генриетты, — Крысолов наконец выпустил мою руку. Она словно горела. — Неужели вы не узнали?

— Конечно, узнала, — поспешила я ответить. Щеки горели от стыда. Разумеется, это была выдержка из «Поучений», глава шестая, кажется. О том, что лучше молиться, чем сплетничать — вот о каком искушении речь, а я-то себе напридумывала невесть что… — Идемте скорее, взглянем на небо. И готовьтесь снять свою маску.

— Как вам будет угодно, — без тени насмешки откликнулся он и придержал меня за рукав. — Не туда, леди Метель. Не стоит идти через главный вход. Позвольте мне проводить вас к восточной галерее? Она этажом выше, чем бальный зал, и там чаще ходят слуги, но нынче ночью двери туда открыты.

Это «нынче» царапнуло чем-то — смыслом ли, тем, как было сказано, смутным ощущением дежавю? — но времени на раздумья не осталось. Крысолов ненавязчиво тянул меня к уже знакомой лестнице. Насколько я помнила, с нее можно было попасть сначала в галерею, где состоялся короткий разговор с Эллисом, а затем — на балкон. Но Крысолов поднялся выше — пролет, другой, третий, и в один момент я осознала, что мы уже находимся над бальным залом.

Тут-то лестница и кончилась.

— Нам сюда, леди Метель.

Коридор выглядел заброшенным — прохладно, пустынно, темно, единственный источник света — тусклая газовая лампа у лестницы. Противоположный конец помещения терялся во мраке — по крайней мере, мои глаза ничего не могли там различить.

Однако Крысолов шел уверенно.

«Вы видите в темноте или уже были здесь?» — хотела я спросить, но подумала, что это прозвучит глупо, и промолчала.

В пустоте коридора шаги порождали гулкое эхо. Ноздри щекотал слабый запах пыли, влажноватого дерева и плесени — для старинных построек дело обычное. Лепной карниз с цветочным орнаментом потемнел от времени, а кое-где даже обвалился; судя по всему, здесь и правда редко ходили посторонние, а потому о ремонте никто даже и не задумывался. Откуда-то сильно тянуло холодным воздухом, и вскоре стало ясно, почему.

Коридор выводил в открытую галерею — переход в восточное крыло дворца. Крыша защищала ее от дождя и снега, но ветер свободно гулял между колоннами — гораздо более сильный тут, на высоте четырех этажей, чем у земли.

Я замерла на пороге, потерянно кутаясь в меховую накидку. Удачный мне костюм подобрал Лайзо, ничего не скажешь…

— Леди Метель боится мороза?

Крысолов положил мне руки на плечи, то ли удерживая на месте, то ли готовясь подтолкнуть вперед, на скользкие, оледенелые плиты.

— Нет, не боюсь. Просто все это очень… неожиданно.

— Сюрпризы и должны быть неожиданными, — возразил Крысолов, и нельзя было понять, шутит он или говорит серьезно. — Не бойтесь. Вы не успеете простудиться.

— Что вы, я беспокоюсь не о себе, — я смиренно потупилась, пряча улыбку. — Скорее, о вас. Ваша медная маска… Вдруг она примерзнет к лицу на таком холоде?

— Все может быть, — легко согласился он. — А потому давайте поспешим… чтобы не случился конфуз.

Проглотив смешок, я наконец соизволила шагнуть под гулкие своды галереи, зябко ежась.

Метель действительно прекратилась. Более того, за прошедшие несколько часов от густой пелены облаков не осталось и клочка.

Лунный свет, непривычно яркий и резкий, превращал снежную крупу — в бриллиантовую крошку, Хэмпширский дворец — в Ледяные Палаты из сказки о леди Зиме, ухоженный парк Черривинд — в колдовской лес, населенный призраками и феями. Морозный воздух щипал за щеки — до румянца, до онемения; дыхание вырывалось белесыми облачками, инеем оседало на светлых, неестественно гладких прядях парика.

Я подтянула меховую накидку выше, закрывая шею.

— Кажется, вы выиграли, сэр Крысолов.

— Мне повезло, — он шагнул ближе, так, что оказался прямо у меня за спиной. — Но маску все же придется снять — холодно. Вы же не станете оборачиваться, леди Метель?

Такие простые слова — но меня как огнем опалило. Лицу стало жарко, несмотря на мороз. Я облизнула пересохшие губы, чувствуя одновременно и азарт, и неловкость, и уязвимость — в такие игры мне играть еще не приходилось.

Может, права была леди Вайтберри, когда говорила, что я должна уделять флирту больше внимания?

«О, Виржиния, вы еще такая… девочка! — зазвенел у меня в ушах беспечный смех баронессы. — Поверьте, наука управляться с мужчинами не менее важна, чем эта ваша, как ее… бухгалтерия!»

— Конечно, не стану. Это было бы нечестно.

— Я верю вам, — ответил Крысолов и подступил еще ближе. Теперь я почти прижималась спиной к его груди, а вперед отодвигаться было некуда — там была только балюстрада, а за нею — заснеженный сад далеко-далеко внизу. — Но позвольте мне немного… подстраховаться, — раздался шорох, что-то металлически звякнуло. — Если вы обернетесь без предупреждения, я украду у вас поцелуй.

Последние слова он прошептал мне на ухо — тихо-тихо, едва различимо для слуха, но все еще с четким алманским акцентом.

Никакой маски не было и в помине.

Сердце у меня колотилось как сумасшедшее.

Я уже и сама не могла понять, хочу обернуться — или нет.

— Осторожно, сэр Крысолов. Еще немного — и вы перейдете черту.

То ли от волнения, то ли от холода, я совершенно охрипла. Оттого слова мои прозвучали угрожающе, но угроза эта имела странный оттенок — не кокетливый, не жеманно-слащавый… Как будто я, опустив ресницы, предлагала Крысолову пригубить кофе с имбирём и жгучим перцем — сама подносила чашку к чужим губам, но говорила: «Не пробуйте ни за что. Слишком остро и горячо».

— Хотел бы я перейти черту, — откликнулся он еще тише, чем прежде. Я уже не слышала — угадывала слова в сбившемся дыхании. — Но сейчас вы мне этого не простите. Давайте просто постоим вот так, леди Метель? Зима такая холодная.

Он длинно выдохнул и уткнулся лбом мне в плечо, в пушистый белый мех накидки.

— Хорошая зима. Просто замечательная, — губы онемели, но я улыбалась. — Мне нравится.

Я немного склонила голову набок — совсем чуть-чуть. Меня словно тянуло к теплу Крысолова, а сердце в груди щемило от пряно-острого волшебства этой ночи, от невозможности быть еще ближе…

— Здесь очень тихо. Музыки не слышно.

— Она утомила вас, леди?

Чтобы ответить, ему пришлось вновь приникнуть губами к моему уху. От шепота по спине пробежали мурашки. Кажется, я стала привыкать к этому странному, но приятному ощущению.

— Нет. Я люблю быть в сердце событий, — неожиданно искренне ответила я. А почему бы и нет? Этот человек, кем бы он ни был, все равно не знает меня, и вряд ли мы когда-нибудь еще встретимся. Можно же ведь позволить себе немного сказки? Хоть глоток? — Мне нравится говорить с людьми, знать чужие секреты. Нравится помогать.

— А защищать?

Шепот — как вздох.

— И защищать тоже, — твердо ответила я. — Но желание защищать и помогать — совершенно естественное. Любой человек стремится опекать тех, кто слабее, заботиться о них. Но у одних больше возможностей для этого, а у других — меньше… Почему вы смеетесь? В конце концов, это невежливо и… и… оскорбительно!

Разозленная не на шутку, я попыталась было обернуться, но Крысолов мне не позволил — прижался виском к моей щеке.

— Тише, тише. Вспомните наш уговор, леди, — меня бросило в жар. Я сконфуженно прикусила губу. Жаль, что нельзя спрятать сейчас лицо за веером! — А почему я смеюсь… Вы слишком хорошо думаете о людях, леди. Я знал очень, очень многих — наследников огромных состояний, титулованных красавиц, офицеров, завоевавших в боях славу, обожаемых публикой актеров, художников и певцов, судей, облеченных властью казнить и миловать… — шепот его сделался монотонно-завораживающим, нагоняющим жуть. Мне остро захотелось обхватить себя руками, как в детстве, защищаясь от… от чего? Кто знает… — И тех, кто достиг самого дна — воришек и уличных попрошаек, держателей чжанских курилен — торговцев смертью, и женщин, продающих себя самих, и даже убийц, чьи руки были по локоть в крови… И знаете, что? — жарко выдохнул он мне в ухо. Я с трудом заставила себя остаться на месте и не отпрянуть, только зажмурилась крепко. — Стремление защищать и помогать не зависит от титула или богатства. И на дне, и у самых небес встречаются люди, готовые протянуть руку ближнему. Но и там, и там бывают те, от которых и снега зимой не допросишься, кто равнодушно отвернется от истекающего кровью человека — и уйдет, убеждая себя, что ему померещилось. Люди, драгоценная моя леди Метель, жадные эгоисты. Они желают всего — и сразу, сию секунду. Но вы… вы другая.

— Вы льстите мне, — ответила я еле слышно. Губы уже не слушались совершенно — мороз. — Я тоже ищу свою выгоду. Если мне не заплатят вовремя, я выселю арендатора без всякой жалости. Если смогу как-то получить скидку и дешево купить редкие специи, то сделаю это — даже в ущерб продавцу. Не пытайтесь сделать из меня создание небесное, сэр Крысолов. Право, мне это не идет.

— И не пытался, — усмехнулся он и дунул мне в ухо — похоже, уже нарочно. Я нахмурилась. — Вы удивительная девушка, леди Метель. Я не лукавлю и не льщу. Если в вас и есть эгоизм, то он подчинен холодному разуму. Вы знаете, что такое справедливость, и поступаете по совести. Но заворожило меня в вас другое, признаться честно.

— Что?

Где-то далеко внизу то ли от ветра, то ли от тяжести дрогнула ветка яблони — и на землю с легким «ш-ш-шух!» обрушилась целая снежная волна.

— Вы страстная натура, леди Метель, — заговорщически прошептал Крысолов. — Очень страстная. Но не чувства правят вами, а вы — чувствами.

Внезапно на меня навалилась тяжким камнем страшная усталость. И суеверный страх: почему этот человек говорил так, будто знал меня лично? Причем знал давно. Может, это чья-то шутка? Но чья? Среди моих знакомых не было ни одного мужчины, похожего на Крысолова. Тайный поклонник? Преследователь? Или… внутри у меня все похолодело… или существо, подобное Сэрану с картины Нингена, зловещее наваждение?

Нет, не может быть.

С трудом взяв себя в руки, я вновь прислушалась:

— …Каждый восхищается тем, чего не хватает ему. Крысолов, поддавшись гневному порыву, обрек на горе множество людей — из-за греха всего лишь одного человека. А вы… Удивительная. Единственная… И, кажется, вы замерзли. Идемте в тепло.

И он осторожно развернул меня лицом к замку — и подтолкнул, одновременно поддерживая за плечи, чтобы я не поскользнулась на обледенелых плитах галереи.

В коридоре, который прежде казался выстывшим и насквозь продуваемым сквозняками, теперь мне было даже не тепло — жарко. Лицо полыхало, в руки словно впились тысячи мелких иголок. Оправив одежду и возвратив на место накидку, я окликнула Крысолова:

— Как ваша маска? Можно оборачиваться уже?

— Да, — коротко и отрывисто ответил он. Голос его был привычно искажен маской. — Леди Метель, нам лучше возвратиться в зал — я боюсь за ваше здоровье. Вам нужно согреться. Может, бокал вина или танец? Или… — он помедлил. — Или танец вы уже обещали кому-то?

Это «обещали» словно вспыхнуло у меня в голове, высвечивая отодвинутые «на потом» обещания — так молния на миг высвечивает неподвижные ветки в ночном саду.

Фаулер! И дама в розовом!

— Святая Генриетта Милостивая! — охнула я, вцепляясь пальцами в пышные юбки. — Совсем забыла! Мне же нужно было найти… — вовремя оглянувшись на Крысолова, я опомнилась. — Благодарю за чудесный вечер, прошу простить, я очень, очень спешу!

Не дожидаясь ответа, я подобрала юбки — и побежала со всех ног к заветной лестнице. Крысолов так и застыл — видимо, ошарашенный моей невежливостью. Наверное, не стоило покидать его столь быстро, но, право слово, мне еще никогда не было так стыдно. За этими танцами и беседами в галерее я совершенно забыла о том, что обещала Эллису помощь…

…я замедлила шаг. До зала оставалось совсем немного…

…и забыла о том, что Крысолов должен был назначить время и место следующей встречи — мой проигрыш никто не отменял.

О, святые небеса, надеюсь, что меня не сочтут теперь обманщицей, сбежавшей под выдуманным предлогом!

Я давно не испытывала такого стыда — с тех самых пор, как еще в детстве забралась вместе Дагвортскими Близнецами на старую вишню в саду, порвала платье, расквасила нос, разревелась и была в таком виде застигнута леди Милдред. К слову, досталось мне тогда не за испорченную одежду, а за «недостойное леди поведение». И, подозреваю, бабушка вовсе не лазанье по деревьям и даже не разбитый нос имела в виду.

Интересно, а Крысолов попытается меня найти, чтобы стребовать свой выигрыш, или…?

Впрочем, даже если я сейчас и поступила глупо и недостойно, то возвращаться и извиняться за это было бы еще глупее. Лучше вместо этого пойти и разыскать наконец Фаулера, дабы положить конец суете вокруг розовых кринолинов.

Когда я вошла в зал, там как раз танцевали — на сей раз «Морской бережок», контрданс неспешный и долгий. Впрочем, он пришелся весьма кстати — время уже было далеко за полночь, и гости изрядно утомились. На что-нибудь быстрое и сложное, вроде той же «Реки», сейчас ни у кого бы не хватило сил.

Идти в один из боковых залов с риском наткнуться там на любопытную Абигейл мне не хотелось совершенно. Поэтому я устроилась в одном из кресел, наиболее близких к танцевальной зоне, и принялась разглядывать отплясывающих гостей, приняв скучающий вид — как и положено леди. Несколько раз ко мне подходили и пытались завязать разговор. И если от очередного поклонника удалось отделаться обычным «Ах, сэр, простите, я ожидаю своего мужа!», то пышнотелую даму в летах, жаждущую излить на случайную собеседницу свои мысли о падении нравов и «дорвавшейся до балов черни» пришлось выслушать. Я рассеянно кивала, поддакивая — верно, верно, как вы правы, это появление какой-то там «Мими» среди леди просто ужасно, ах-ах! Довольная сочувствующей и не слишком разговорчивой слушательницей, дама все больше воодушевлялась.

А меня сильнее и сильнее с каждой минутой угнетало собственное бездействие.

Я до рези в глазах вглядывалась в хоровод танцующих — но тщетно; ничего, даже отдаленно похожего на костюм Железного Фокса. Зато розовых кринолинов промелькнуло, кажется, три или четыре.

— Безнадежно, — вздохнула я. — Как иголку в стоге сена искать.

— Что-что? — встрепенулась моя нечаянная собеседница и озадаченно подергала свой рукав, как будто думала найти упомянутую иголку там.

— Говорю — прекрасный вечер, не так ли? — улыбнулась я обворожительно.

Тоска навалилась с новой силой, и мне даже захотелось, чтобы вдруг появилась миссис О'Дрисколл и разбавила утомительную говорливость навязчивой дамы, а то и вовсе забрала меня от нее.

Но, как назло, экономки и след простыл.

Потом закончился контрданс, и наступила пауза между танцами — тем более утомительная из-за неумолчной болтовни у меня под ухом. Прежде хотя бы музыка заглушала ее, а теперь приходилось прилагать недюжинные усилия, чтобы поддерживать дружелюбную мину. Наконец я все-таки твердо решила прервать затянувшийся пустой диалог и уверенно начала:

— Прошу прощения, но мне, увы, приходится вас покинуть…

И тут гомон бессчетного множества гостей, шорох шлейфов, дробный перестук каблуков, смех, звон бокалов и едва слышную песню флейты перекрыл чудовищный крик.

Яростный.

Истеричный.

Определенно не женский.

Секунда тишины — и все всполошились, как перепуганные хорьком лошади в конюшне.

— Что случилось, что случилось? — охнула моя дама, стаскивая с лица анцианскую маску. — Неужели опять какая-то никчемная Мими? Заковать ее в кандалы бы, как в старые времена, вот тогда…

— Прошу прощения, мне действительно нужно идти!

Я поднялась, более не обращая внимания на говорливую даму, утирающую платком вспотевшее от волнения лицо, и ринулась сквозь толпу — туда, откуда донесся крик.

Пространство в зале словно превратилось в вязкую смолу — я тонула в ней, наступала на широкие юбки, протискивалась между пышными кринолинами, натыкалась на отставленные в сторону острые мужские локти, цеплялась париком за лорнеты, веера и перстни, задыхалась от чудовищной смеси запахов — духи, пот, винные пары… Я сама не поняла, когда и как выскочила в четко очерченный застывшими гостями круг, в центре которого разыгрывалась настоящая драма.

А как осознала это — спешно отступила назад. Мой случайный сосед — высокий седой мужчина в анцианской маске с пауком, тоже едва-едва успевший отступить за чужие спины, улыбнулся и посторонился, давая мне возможность пройти.

Где-то на другой стороне импровизированного круга мелькали никконские одежды Эллиса. А в самом центре…

Фаулер. Ну, конечно, когда я его везде ищу, он оказывается на самом виду, посреди скандала! А рядом с Фаулером — хрупкая леди в розовом платье… не с кринолином! С турнюром!

«Фаулер, идиот! — медленно закипая от ярости, подумала я. — Значит, «кринолин»? Я ему дам кринолин! Выживет — вызубрит у меня «Дамские моды» наизусть!»

— Ты! Грязный извращенец, старикашка! У… убью! — заорала вдруг хрупкая леди определенно мужским голосом. Точнее, не мужским, а… юношеским ? Этот характерный «ломающийся» срыв я не раз слышала у Дагвортских Близнецов. — Руки оторву, засуну…

Последние слова потонули в ропоте толпы, но я примерно догадывалась о сути угрозы.

Юноша сорвал с головы шляпку — вместе с париком и вуалью, как достопамятная Мими часом ранее — и у меня отнялся дар речи.

Да какой там «юноша»… Мальчишка. Мальчишка лет тринадцати, не старше, это просто относительно высокий рост сбил меня с толку. И это дитя стоит посреди толпы заплаканное, разгневанное, ошалевшее от всего происходящего и, без сомнения, бесцеремонно общупанное мерзавцем Фаулером!

Я этого так не оставлю, не будь я леди. Даже если мальчишка — заговорщик, убийца, все равно он в первую очередь ребенок, и мне…

Громыхнуло так, что я чуть не оглохла — над самым ухом.

Толпа испуганно притихла.

Дама справа свалилась в обморок. Кто-то — кажется, смутно знакомая рыжая леди в костюме шута — восхищенно протянул: «Дела-а!».

А «ребенок» продолжал целиться из пистолета в Фаулера, бледного, как призрак. На зеленом плаще Железного Фокса, вольного стрелка из Марианского леса, постепенно проступало темное пятно.

Пахло порохом — и кровью.

После того подвала, где умерла Эвани, я никогда не забуду эту жуткую смесь запахов.

— Саймон, идиот, прекрати! Ты все испортишь!

Откуда-то из-за спины у Эллиса выскочил высокий молодой человек в неброском пиратском костюме — в таком на маскараде затеряться легче легкого. Судя по тому, как радостно всхлипнул белобрысый Саймон, утирая нос рукой с зажатым в ней пистолетом, человек это был не случайный. Неужели организатор? Или еще одна пешка?

— Да-а-аррелл! — протяжно всхлипнул мальчишка. — Меня теперь у-убьют…

Вот же привязалось к нему это убийство!

— Не убьют, — быстро и уверенно ответил названный Дарреллом. — Я вас всех вытащу. Сигнал помнишь? — мальчишка кивнул. Даррелл прокашлялся и заорал вдруг на весь зал: — Господа! А у меня тут бомба! Если не хотите, чтоб я ее взорвал, то разгоните эту гвардейскую шушеру! Саймон, сигнал.

Мальчишка зажмурился и, вытянул руку вверх.

Бах, бах. Пауза. Бах.

Гости отпрянули — и вдруг прыснули в разные стороны, как мыши от кота. Где-то мельтешили гвардейские мундиры, и я видела — и могла поклясться в этом — черный наряд дяди Рэйвена. Кто-то визжал, кого-то толкали, дама в аравийском наряде лежала без движения и явно в глубоком обмороке, а Фаулер скорчился на полу, прижимая ладонь к простреленному плечу…

…А потом меня вдруг пихнули в спину. Очень, очень сильно — чтобы не упасть, пришлось сделать несколько заплетающихся шагов вперед. И я успела только обернуться и поразиться — седой мужчина в паучьей маске, тот самый? Зачем?! — когда меня не стиснули в железных объятиях, а к виску не прильнуло дуло пистолета.

— Вы в заложниках, дамочка. Саймон, беги!

Я застыла, ошалело моргая.

А прямо передо мной, в каких-то десяти шагах, потерянно замер Эллис. И никогда еще я не видела у него такого жуткого выражения лица.

— Всем оставаться на местах, у меня заложница! — оглушительно рявкнул Даррелл. Руки у него подрагивали, грудь ходила ходуном — дыхание сбилось. Резко и неприятно пахло кислым потом. — А в зале заложена бомба! Нет, две бомбы! Три! Вы все умрете! Сдохнете! Скоро! Сейчас!

Если до сих пор и сохранялось некое подобие порядка, то теперь воцарился полный хаос. Ту часть любопытствующих, которые надеялись остаться и понаблюдать за опасным представлением, разом охватила паника; немногие, кто еще сохранял спокойствие в силу твердого характера или по долгу службы, оказались буквально сметены визжащей от ужаса толпой. Эллиса сбили с ног — и в сумасшедшем, оглушительном гвалте я с удивительной четкостью различила его крик.

Дуло пистолета качнулось, сильнее надавливая на висок.

«Святые небеса, неужели мне суждено тут умереть?»

Древние, звериные инстинкты выживания на мгновение оказались сильнее логики и здравого смысла. В порыве слепого ужаса я изо всех сил рванулась вперед и вбок, одновременно ударяя локтем куда-то назад. Промахнулась, потеряла равновесие… и рухнула на пол под грязную ругань злодея.

Грянул выстрел.

— Стерва вертлявая! — взвизгнул Даррелл, и в следующую секунду голова у меня чуть не взорвалась от боли. Я поперхнулась всхлипом и, кажется, тоненько взвыла. Скула у меня словно превратилась в пульсирующий комок. По шее текло что-то теплое. — Поднимайся, живо! Живо, я сказал! Ну!

Сил, чтобы вздернуть меня на ноги, тощему Дарреллу явно не хватало, и пришлось вставать самой, а колени подгибались и дрожали. Глаза напрочь отказывались открываться, слезы текли ручьем, а в ушах что-то низко гудело, как пароходный сигнал. Между мной и ужасающей, невозможной реальностью словно проложили плотную подушку. Я пыталась хоть немного успокоиться и понять наконец, что происходит вокруг — но тщетно.

— …обеспечить мне выход отсюда, слышите? Иначе я убью ее! Вы, все, валите из зала! Увижу хоть одну гвардейскую морду — девке не жить, клянусь!

— Мы сделаем все, что вы скажете. Отпустите заложницу.

— Ну уж нет, как я ее пущу — вы меня же и пристрелите сразу. Давайте, давайте, на разворот. Чем быстрее учешете отсюда, тем скорее я ее отпущу. А вам и так работы потом хватит… — истерический смешок. — Бомбы искать. Их тут много…

Потом была долгая, бесконечно долгая пауза — относительная тишина и покой. Где-то далеко раздавались стоны, кто-то на кого-то кричал, но зал, похоже, опустел. Я с трудом разлепила веки.

«Так и есть. Мы в зале одни. Помоги мне, Святая Роберта, покровительница смелых…»

А еще мне в голову пришла мысль, что если и были среди гостей еще злоумышленники, то они, наверно, легко затерялись в этом хаосе. Да что там — даже Саймон в приметном розовом платье мог запросто сбежать.

— Не вздумай падать в обморок. Ты — мой щит, — голос у моего мучителя был сиплый, сорванный. — Ну, давай, вставай ровнее. Идем отсюда, пока они не прочухались… Идиоты. Давай-давай, шевели ногами, неженка, от разбитой скулы никто не умирал. А нам тут идти далеко… Отсюда только один выход, до которого «осы» не смогут быстро добраться…

Почему-то слова о том, что от разбитых скул не умирают, подействовали на меня бодряще. Кажется, в глубине души я все же опасалась, что Даррелл покалечил меня неисправимо — выбил глаз или зубы, к примеру, или проломил череп. Да и боль, мучительно-острая поначалу, сейчас немного поутихла, притупилась. Ноги по-прежнему дрожали и подгибались, но идти я уже могла, хоть и медленно. А Даррелл все же немного помогал — то ли поддерживал меня, то ли удерживал, пятясь к краю зала.

Через полминуты я осознала, куда мы идем.

К той лестнице, что вела на открытую галерею. Ту, где Крысолов показывал мне звезды — целую вечность тому назад.

— Иди сама, не заставляй меня быть грубым, — Даррелл пихнул меня в бок. — Давай, за мной. Шаг в шаг, чтоб эти твари не думали прицелиться в спину. Все поняла?

— Да, — я покорно опустила ресницы.

Чем дальше отступала боль, тем быстрей ко мне возвращался холодный, трезвый расчет. Где-то на периферии сознания полыхала ярость, но голосок разума шептал: не место и не время. Терпи. Выжидай. Ищи удобный случай, чтобы не схлопотать на этот раз выстрел вместо удара.

Даррелл опрометчиво повернулся ко мне кудрявым затылком. Но, увы, под рукой не было ничего тяжелого, а рисковать, ударяя кулаком, я не хотела. Все же сил у меня явно хватало, чтобы свалить здорового молодого мужчину.

Под арку, за которой была та самая лестница, Даррелл пропихнул меня первой — наверное, опасался засады. В комнате почему-то царил полумрак и слегка пахло газом; ни одна лампа не горела, а света из зала было недостаточно. Даррелл трусливо прижался к стенке и, прикрываясь мною, медленно попятился к лестнице. Пистолет он, слава Святой Роберте, держал теперь не у моего виска — дуло было направлено на светлый проем арки, откуда могли появиться гвардейцы или «осы».

— Саймон, идиот, все испортил, — бормотал Даррелл себе под нос. — Я ему устрою потом головомойку. Тоже мне, святая наивность, не мог потерпеть обыкновенный флирт…

И, хотя Даррелл и злился на показ, в голосе у него была неподдельная нежность. Мне пришла в голову странная мысль: а не родственники ли они? И у того, и у другого светлые волосы, да и тембр, если вслушаться, похож. А еще Саймон смотрел на сообщника, как на единственное свое спасение; как на того, кто всегда будет на твоей стороне. Просто на товарищей по клубу заговорщиков так не смотрят. Даже наивные мальчишки — на манипуляторов-организаторов.

Задумавшись, я замешкалась, и Даррелл весьма невежливо дернул меня за волосы:

— Давай, шевели ногами, курица. Они же сейчас поймут, что к чему, и нагонят солдат в парк и в то крыло. Тут пока один выход чистый, и дурак догадается, куда идти. Ну же!

Я послушно выпрямила спину и постаралась ускорить шаг, благо до лестницы оставалось каких-то два-три шага… А потом Даррелл как-то странно захрипел — и навалился на меня всем весом.

Бесполезный пистолет выпал из обмякшей руки.

По шее у меня потекло теплое и липкое — очень, очень много.

Я в ужасе рванулась вперед, и Даррелл осел мешком. Мертвый. Мертвый…

— Святая Роберта Гринтаунская и все создания небесные! — ошарашенно прошептала я, в изнеможении опираясь спиной на стену. Ноги подгибались уже просто неприлично — еще немного, и я осела бы на пол рядом с трупом. — Святая Роберта…

— Вы целы, леди Метель?

Услышав знакомый голос, донельзя искаженный медью причудливой маски, я вздрогнула и наконец-то нашла в себе силы отвести взгляд от тела Даррелла, вокруг которого постепенно расплывалась темная лужа.

— Крысолов?

Это, несомненно, был он. Стоял, непринужденно облокотившись на перила — но не со стороны лестницы, а со стороны темного закутка под нею. Наверняка очень удобного для того, чтобы спрятаться — даже от взгляда перепуганного, внимательного заговорщика-убийцы.

— Наверное, я должна поблагодарить вас?

Светлая арка, ведущая в зал; фантасмагория теней; изломанные очертания лестницы; ноющая боль в голове; слабый запах газа; теплый еще труп на полу; человек в маске, с легкостью убивший другого секунду назад и не испытывающий ни малейших угрызений совести из-за этого… Я словно очутилась в кошмарном сне. Мысли путались, и почему-то было смешно.

— Не стоит, — Крысолов присел на корточки около мертвого Даррелла и сунул ему руку под шею. Я зажмурилась на секунду, услышав сочный чавкающий звук, а когда открыла глаза, Крысолов уже обтирал нож краем одежды убитого. — Счастливое стечение обстоятельств. Я просто уже был здесь.

— Он сказал, что это единственный путь для отступления. К другим выходам быстро подошли бы гвардейцы, — ответила я тихо. Горло саднило. Вообще ужасно хотелось пить — наверное, отдала бы сейчас пятьдесят хайрейнов за стакан лимонада, не раздумывая.

— А он был разумным человеком, — Крысолов усмехнулся и посмотрел на меня снизу вверх — только маска поблескивала металлически в скудном свете. — Хорошо, что я убил его быстро. Иначе у нас могли бы возникнуть… трудности.

Я сглотнула. Получилось неприлично громко.

Крысолов медленно поднялся на ноги и осторожно направился ко мне — шаг, другой, третий, осторожно и плавно, как будто боялся спугнуть.

— У вас все лицо в крови, леди Метель.

— Знаю, — слабо улыбнулась я. — Он… ударил. И еще потом, и его раны… Святые небеса, я же выгляжу, наверно, ужасно!

— Ничего не может испортить вашу красоту, — совершенно серьезно ответил Крысолов. — Вы позволите?

— Да, — кивнула я прежде, чем, собственно, поняла, о чем он спрашивает. А потом вынужденно зажмурилась, когда батистовый платок прижался к разбитой скуле. — Ох…

Боль напомнила о себе — тянуще, огненно. Я вздрогнула и прерывисто вздохнула.

— Пожалуй, стоит оставить ваши раны на попечение врачей, — Крысолов опустил руку, и я вновь открыла глаза. — Простите. Не думал, что все так серьезно.

Где-то невероятно далеко распахнулись двери, и послышался топот. Кажется, гвардейцы решили все же вступить в игру — да вот беда, главный враг уже был повержен.

Крысолов, оглянувшись, отступил на шаг.

— Сожалею, леди, но я должен покинуть вас. По некоторым причинам мне было бы нежелательно раскрывать инкогнито.

У меня отчего-то кольнуло сердце.

Как? Он уйдет сейчас? Тот, кто спас мне жизнь… тот, кто подарил маленькую сказку на Сошествие — выстывшая, морозная ночь, сверкающий снег, лунный свет — и полу-объятия, от которых бросало в жар?

— Постойте, — я схватила его за рукав, пошатнулась и едва не упала. — Погодите секунду… Спа… спасибо вам за все. Не только за это, — я кивнула на труп, уже почти задыхаясь. Слишком много чувств, слишком много событий — даже для моего самообладания. — Я вам обязана, и…

Повинуясь сердечному порыву, я на мгновение обняла Крысолова — неловко и скованно, больше по-родственному, чем как женщина — мужчину. В груди плескалась нежность, и хотелось окутать ею этого странного человека, открыть ему свою благодарность, разделить теплое, уютное чувство…

— Вы мне ничего не должны, — он осторожно, будто не веря в происходящее, погладил меня по голове, зарылся пальцами в волосы. Впервые мне стало жалко, что на маскарад я надела парик. Хотелось прочувствовать это прикосновение на себе, а не так, сквозь нелепую преграду.

— Нет. Должна. И… — неловкие пальцы никак не желали слушаться, но я все же сумела развязать пояс — узкий-узкий, белый, вышитый серебром, служащий скорее украшением. — Обычно романтические героини дарят платки с инициалами, но сумочку с мелочами я уронила где-то… Возьмите это. Если не в знак признательности, то хотя бы на память.

И, краснея, сунула пояс ему в руки. Пикантный подарок… Святая Генриетта Милостивая, пусть Крысолов поймет все правильно!

И он, кажется, понял.

— Тогда и мне следует отдать вам что-то на память. Вот, — Крысолов расстегнул медный браслет, а потом бережно надел мне его на руку и защелкнул замок. — Они парные. Один останется у меня, а другой будет у вас. На память.

— На память… — повторила я эхом. Запястье, к которому прикасался Крысолов, словно горело теперь. Я машинально расправила широкий рукав, прикрывая подарок. — Спасибо за все. Я вас никогда не забуду.

Он тихо засмеялся.

— Мы еще встретимся. Обещаю, — и наклонился ко мне, на прощание проводя пальцами по лицу — от виска, вдоль разбитой скулы, к губам, все медленнее и медленнее.

Я закрыла глаза. Горячо…

Крысолов отступил.

Шаги у него были легкими, как у призрака.

До того момента, когда в светящемся проеме арки появились человеческие силуэты, прошла, кажется, целая вечность. Я даже успела немного оттереть лицо и шею от крови — насколько это можно было сделать краем юбки. Разбитую скулу пришлось спрятать за полумаской; отек, судя по всему, образовался знатный, даже говорить с трудом получалось. Ноги до сих пор подгибались, хотя в душе воцарилось ледяное спокойствие — ни единого чувства, ни даже тени его, как будто они все перегорели за те недолгие минуты, пока Даррелл держал пистолет у моего виска, и потом, когда мы с Крысоловом прощались.

А потому я просто ждала, зябко кутаясь в меховую накидку.

За первым, осторожно ступающим человеком — в форме гвардейской, но с повадками «осы» — появились и другие. Повинуясь его скупым жестам, они рассыпались по небольшой комнатке, как любопытные ищейки. Кто-то склонился над остывающим трупом Даррелла, кто-то светил фонарем в закуток под лестницей или мерил расстояние от входа до места, где лежал труп… Потом один человек с незапоминающимся лицом, одетый в униформу прислуги, присел рядом со мной и попытался нащупать у меня пульс, но я отдернула руку.

— Леди, как вы себя чувствуете? — нисколько не удивившись, спросил он тут же.

— Скверно. Как только вернусь домой, непременно вызову нашего семейного врача, — ответила я негромко. Голос звучал глухо и недовольно, однако это можно было легко списать на переживания. — Была бы весьма обязана вам, если бы вы позаботились хотя бы о кэбе для меня. Я бы хотела как можно скорее отправиться домой, а мой экипаж, боюсь, в суете мог перекупить кто-нибудь еще.

— Сделаю все, что в моих силах, леди, — покладисто согласился он. — Но все же настоятельно советую вам сперва дождаться дворцового медика. А мы пока могли бы побеседовать о том, что случилось.

В это время снаружи, в зале, кто-то завопил во всю глотку:

— Сэр! Позвольте доложить, сэр, они здесь! И леди, и преступник! Леди жива, сэр, а преступник… Кажется, мертв, сэр!

— Кажется или мертв? Отвечайте по уставу.

Сдержанно-сердитый голос маркиза трудно было перепутать с чьим-то еще.

— Есть, сэр! Простите, сэр, виноват, сэр! Труп совсем мертвый, сэр, убит путем ковыряния в шее острым предметом, сэр!

— Еще немного, Питерс, и вы, кажется, лишитесь премии путем доведения непосредственного начальства до белого каления.

Я проглотила неподобающий леди смешок и осторожно расправила юбки. Конечно, в сложившихся обстоятельствах глупо думать об этикете, но не стоит лишний раз мучить и так натянутые нервы дяди Рэйвена. Представляю, что он пережил, глядя на то, как злодей утаскивает меня в темный угол…

— Виржиния, вы в порядке?

Тихий голос дяди Рэйвена, незаметно занявшего место моего собеседника, выдернул меня из раздумий.

— В относительном. Хотя выгляжу, наверное, ужасно, — я улыбнулась и инстинктивно натянула маску пониже, чтобы лучше заслонить разбитую скулу. Ткань давила на ушиб, но так все же было спокойнее, чем сидеть открытой под прямым дядиным взглядом. — Дома непременно вызову нашего доктора. Не беспокойтесь обо мне, я почти не пострадала… в отличие от своего мучителя.

— Вижу, — Рэйвен оглянулся и глянул на труп поверх очков. — Кто его убил, Виржиния?

— Не знаю, — ответила я совершенно искренне. — Разве не кто-то из ваших людей?

— Нет, — он покачнул головой. — Виржиния, мне кажется, что вы что-то недоговариваете.

— Возможно, — я виновато опустила голову. — Все так путается…

В арку вновь кто-то нырнул, и я с удивлением узнала Эллиса, по-прежнему щеголяющего в маске и полном маскарадном костюме. Детектив огляделся по сторонам, а потом замер — похоже, наш с Рэйвеном диалог его заинтересовал куда больше трупа.

— Понимаю. Вам многое пришлось пережить, — дядя сам встал и протянул мне руку, помогая подняться. — Но все же войдите и в мое положение. Это дело государственной важности. Возможно, заговорщика убили свои же. Вы можете описать нападавшего? Судя по всему, ему пришлось подойти достаточно близко, чтобы устранить Даррелла Чейза.

«Даррелл Чейз».

Вот как его звали.

— Я стояла к нему спиной и не видела момент убийства.

Снова — ни слова лжи. Я чувствовала циркачкой, балансирующей на проволоке под самым куполом.

— Но может вы слышали что-то? — продолжал настаивать маркиз. Вокруг все так же суетились «осы» и гвардейцы — или «осы» в гвардейских мундирах? — Эллис замер посреди комнаты, как памятник любопытству… — Он говорил что-то? Может, вы обернулись потом?

На меня накатил легкий приступ паники.

Крысолова выдавать не хотелось. Не из каких-то высоких принципов, не потому, что я обещала ему… Нет. Это было желание насквозь эгоистическое: оставить его себе.

Вряд ли когда-нибудь мы еще встретились бы с Крысоловом. Но всякую проведенную с ним минуту, тень чувства или мысль я хотела оставить только для себя. Дядя Рэйвен, конечно, руководствуется благими намерениями; но он ничего не умеет делать на половину, вот в чем беда. Маркиз влезет с ногами в мою душу, вытянет на свет божий каждый клочок воспоминаний, с хирургической бесстрастностью расчленит на секунды и рассмотрит сквозь синие стекла очков.

— Это был мужчина. В маске. Высокий, — я вздохнула, собираясь с духом. Уж что-что, а уходить от прямых ответов я научилась давно. — Рост… Не знаю. Сложно сказать. Тут было темно. И… дядя, мне тяжело сейчас разговаривать. Вы… вы ведь понимаете, чего стоит мне сейчас… да хотя бы просто стоять, не шатаясь из стороны в сторону? Интересы Короны… Дядя, да меня же только что пытались убить!

Это я сказала совсем тихо, но голос все равно сорвался. Без всякой наигранности: нервы у меня и вправду были натянуты, как струны. И ничего я не желала больше, чем оказаться дома, вдали от тайн и расследований.

Эллис за плечом у Рэйвена торжествующе улыбнулся.

Кажется, оказался в этом помещении один человек, читающий меня, как раскрытую книгу.

И это был не маркиз.

— Хорошо, — мягко произнес дядя Рэйвен и коснулся моего лба. — Прошу прощения, Виржиния. Вы и так много перенесли. Мы обязательно продолжим эту беседу, но позже. А сейчас — поезжайте домой, я выделю вам сопровождение. И… простите меня. Это моя вина, что я не сумел уберечь вас от этих тяжких испытаний.

Мне стало стыдно. Все же манипулировать человеком, который искренне любит тебя и заботится… низко.

— Это всего лишь случайность, — ободряюще улыбнулась я. — Такое могло случиться с кем угодно, — я осеклась. — Впрочем, нет. Кажется, меня нарочно толкнули в руки к этому злодею, Дарреллу. Высокий мужчина, седой, маска с пауком. Он стоял рядом с парой, одетой по-альравски, возможно, они запомнили больше.

Маркиз помрачнел и, кажется, разом забыл о таинственном убийце Даррелла Чейза.

— Я непременно проверю эту информацию. Не беспокойтесь ни о чем, Виржиния. Если кто-то действительно имел намерение причинить вам вред, я позабочусь о том, чтобы этот человек больше не побеспокоил вас.

— Благодарю, — я слегка склонила голову. А маркиз обернулся, подзывая помощника:

— Питерс, идите сюда, у меня для вас есть задание… — но тут он заметил Эллиса, и голос у него резко похолодел: — А вы что тут делаете, мистер Норманн?

Мгновение Эллис все так же стоял, покачиваясь на пятках, а потом вдруг воскликнул патетическим дрожащим голосом:

— Леди Виржиния, вы живы! Вы живы!

«Осы», вьющиеся вокруг трупа Даррелла Чейза, и не дернулись, а вот маркиза как будто молнией прошило.

Но Эллис на этом не остановился.

В три шага преодолев расстояние между нами, он самым наглым образом сгреб меня в охапку и стиснул так, что ребра хрустнули.

— Леди Виржиния, я так ужасно рад, что вы целы и невредимы! — провыл он все тем же глупым голосом… и, приникнув к самому уху, свистяще прошептал: — Я знаю, что вы лжете. И я видел, как через галерею в восточное крыло убегал мужчина. Ручаюсь, это был ваш спаситель… Леди Виржиния, я уж было похоронил вас! — громко всхлипнул он вдруг и сжал меня еще сильнее, аж дыхание перехватило. — Я могу промолчать о том, что видел, но если вы сию секунду не скажете мне, кто убил Даррелл Чейза, я сдам вас маркизу. И тогда он точно найдет вашего спасителя, достаточно получше опросить прислугу… Леди Виржиния! — и он трагически захлебнулся рыданиями.

Я колебалась всего секунду — а потом сделала вид, что оседаю в обморок и будто бы случайно обвисла на Эллисе, уронив голову ему на плечо. Мой белый парик весьма эффективно отгородил нас от взглядов маркиза и компании.

— Слово, Эллис. Слово, что вы не будете его искать.

— Обещаю, — так же свистяще откликнулся Эллис, якобы переводя дыхание. — Если только вы не попросите сами. Так кто он?

Я глубоко вдохнула и зажмурилась — как в воду нырять приготовилась.

— Крысолов. Остальное расскажу позже. Сделка? И перестаньте меня обнимать, вы мне испортите репутацию!

— Сделка. Да бросьте, ничего ее не испортит… А-а, леди Виржиния, как же я рад, что вы жива-а-а-я!

В итоге, к слову, я действительно упала в обморок — невозможно смеяться, когда у вас так сильно стиснуты ребра, а кто-то совершенно бесстыжий тихо хихикает вам на ухо, маскируя смех за «рыданиями».

Через день маркиз, как и обещал, приехал и хорошенько расспросил меня обо всем, но на сей раз я была готова. Отвечала расплывчато и туманно: «Нет, не видела. Не помню. Было темно. Да, высокий. Выше меня, ниже вас. Волосы… Темные. Или, может, это был капюшон. Голос? Нет, я не смогла бы описать его голос, он был странным, искаженным…»

Лгать почти не приходилось, тем не менее, я все сильнее ощущала чувство вины. Дядя Рэйвен ведь хотел для меня только добра — а получал в ответ лукавство. Ситуация осложнялась тем, что мужчину в маске с пауком найти так и не удалось. Многие из опрошенных видели его на балу; в зал он прошел по личному приглашению из тех, что рассылались по одному обедневшим, но древним аристократическим семействам. Выяснять сейчас, до кого из адресатов не дошел золоченый бумажный прямоугольник, было почти наверняка бесполезно.

А еще меня мучал вопрос: почему тот, в паучьей маске, доброжелательно улыбнулся, прежде чем толкнуть меня к убийце-заговорщику? Издевка? Шутка? Или… безумие?

При мысли о том, что у меня может оказаться сумасшедший преследователь, по спине пробегали мурашки.

Рассказывать о «Детях Красной Земли» маркиз отказался — то ли и впрямь блюл государственную тайну, то ли просто чувствовал, что я далеко не все рассказала о загадочном своем спасителе, и, как выражались дипломаты, решил дать асимметричный ответ на действия «враждебной стороны» — проще говоря, ничего не говорить о расследовании, если уж я умолчала о Крысолове. Дядя Рэйвен только упомянул вскользь о том, что вопрос с марсовийским посольством удалось решить самым удачным образом, единственный серьезно пострадавший гость — Фаулер — получил компенсацию за простреленное плечо и пообещал молчать, а газеты, после некоторого внушения со стороны Особой Службы, представили происшествие на балу досадным недоразумением и куда больше внимания уделили злосчастному Иву Сэнку и его пассии Мими. Что же касалось остального, то маркиз сослался на «государственную тайну». Спорить мне не хотелось совершенно, хотя судьба Саймона и прочих заговорщиков вызывала изрядное беспокойство. Я поразмыслила немного — и положилась на Эллиса.

И оказалась права.

Детектив с величайшим удовольствием выложил мне государственные тайны — на прогулке в заснеженном саду камней, напротив никконского посольства, в западной части Боунского парка.

— Мальчишку, пойманного в розовом платье, зовут Саймон Чейз. Он младший брат покойного Даррелла Чейза и младший сын в добропорядочной, верной короне семье Чейзов, потомственных врачей, — со вздохом начал Эллис, запрокинув голову к сумрачному небу. С самого утра шел снег; все вокруг было укрыто толстым слоем белого холодного пуха, и оттого звуки были приглушенными, а краски — мягкими. — И как отпрыска из такой замечательной семьи угораздило связаться с революционерами — ума не приложу… Всего переодетых девицами мальчишек было пятеро. Большую часть бала они крутились около марсовийских дипломатов, одному заговорщику даже удалось отвести «жертву» подальше от остальных и подсыпать яду в бокал. К счастью, прелестное дитя напутало с дозировкой, и яд сработал слишком рано; жертву замутило, ну, и… мне продолжать? — Эллис невинно ковырнул мыском притоптанный снег на дорожке.

Я усмехнулась.

— Нет уж, увольте. Кстати, бомбы, о которых говорил Даррелл Чейз, нашли?

— Ой, не было никаких бомб, — Эллис скривился. — Все оказалось враньем. Чейз блефовал, чтобы дать возможность уйти остальным членам группы. Но просчитался немного. Вообще если б не происшествие с Фаулером, честь и хвала его страсти к несговорчивым леди в розовых платьях, все могло закончиться куда как менее весело. Заговорщики были разоблачены благодаря случайности. Эх, как же я не люблю полагаться на чистую удачу! — проворчал Эллис себе под нос.

А я вспомнила искаженное от испуга и ярости лицо Саймона Чейза и спросила:

— Разоблачение заговора — это хорошо конечно. Но что стало потом с мальчишками? И кому вообще пришла в голову идея отправить на убийство детей?

Детектив помрачнел и зябко стянул ворот потрепанного пальто.

— Одному мерзавцу по кличке Кронус. Он был в числе основателей «Детей Красной Земли». После того случая, когда мои люди накрыли почти всю их гнилую организацию, людей «деткам» стало отчаянно не хватать, вот Кронус и решил привлечь к революционной борьбе малолеток. Но хуже всего знаете, что, Виржиния? — сердито уставился он на меня, словно я была воплощением этого самого Кронуса. — Не то, что детям хладнокровно внушили всякую гадость. Не то, что их отправили на провальное задание, накачав наркотиками для храбрости… Хуже всего то, что все эти мальчишки — братья старших членов организации. Эти идиоты-революционеры потащили своих собственных братьев, свою кровь, фактически на смерть. Это не предательство, это даже хуже. Если бы не Даррелл Чейз, который заставил Саймона скомандовать экстренный сигнал к отступлению… Возможно, при попытке задержать этих горячих мальчишек бы поубивали. А так — мы сцапали Саймона Чейза, и уже через него аккуратно достали остальных. Арестовали тихо и мирно, когда они не ждали.

— И что теперь будет с ними? С мальчишками? — сердце у меня кольнуло.

— Ничего, — Эллис пожал плечами. — Всех, кто младше семнадцати, отправят по разным военным колледжам. Это личное решение маркиза Рокпорта. Остальных, в зависимости от тяжести совершенных преступлений — либо в тюрьму, либо на Новый Материк, либо… — и он выразительно провел большим пальцем по шее. — Жаль, что Кронус опять ушел, вместе со всей верхушкой. Впрочем, эти твари всегда были вертлявыми и живучими до неприличия. Подозреваю, что он сбежал куда-то за границу, возможно, в Алманию, к тем, кто подпитывал деньгами бедных «деток»… Кстати, Виржиния, вуаль вам идет.

— Чтоб у вас язык отсох, Эллис! — вспыхнула я. — Совести у вас нет! «Вуаль идет»… Вы хоть представляете, какой у меня синяк?

— Нет, — искренне заинтересовался Эллис и заступил мне дорогу, жалобно глядя снизу вверх. — А покажите! Тут никого нет, никто не увидит.

— Эллис, не говорите глупостей, — возмутилась я до глубины души, на всякий случай придерживая шляпку вместе с вуалью. — В конце концов, это просто неприлично… Ох!

— Ну, пустите, я только на секунду загляну и сразу… Ого! — Эллис выпустил с боем отобранную вуаль и едва ли не пополам от смеха согнулся. — Ну ничего себе! Не синяк — синячище! Честно, даже у меня такого не было!

— Не сомневаюсь, — пытаясь сохранить достоинство, ответила я. — Что вы наделали, Эллис — все шпильки попадали в снег. Ищите теперь, без вуали я никуда не поеду. Стыд какой!

Я думала, что детектив по обыкновению начнет отшучиваться и отнекиваться, но он без всяких возражений уселся на корточки и принялся двумя пальцами выбирать из снега черные металлические шпильки. Одну за другой, осторожно, стараясь не зарыть случайно остальные.

— А теперь, коли уж я утолил ваше любопытство, расскажите мне о вашем Крысолове. Что это за типус такой?

— Честно говоря — не знаю, — вздохнула я. Стало как-то грустно; после бала мне несколько раз снился тот вальс и странный разговор в галерее, под ледяными звездами… А Крысолов никак не давал о себе знать. — Он был… странным. Говорил так, будто хорошо знает меня. Однако я не могу вспомнить ни одного знакомого человека с таким голосом или манерами. Акцент у него был то алманский, то альбийский, а временами и вовсе что-то марсовийское прорезалось.

— Гм… — Эллис задумался. — Знаете, такое бывает, когда не знаешь родного языка собеседника. Тогда принимаешь незнакомый акцент за вариации уже известных.

— Возможно, — я пожала плечами и отвернулась в сторону. Снег начал идти сильнее; наверное, завтра тут не будет видно уже ни одного камня, и никконский сад превратится в скучную белую пустыню. — Честно говоря, мне не хочется раздумывать об этом. Мы с Крысоловом всего лишь потанцевали немного, а потом поговорили, и вдруг он спасает мне жизнь! — я покачала головой, стараясь прогнать романтические мысли. Щеки наверняка уже полыхали румянцем. — Такое чувство, Эллис, будто мне по ошибке прислали чужое письмо, а я взяла и вскрыла его. И теперь читаю волшебные слова, согревающие сердце — но, увы, предназначенные не мне. И однажды придет настоящий адресат и — и заберет то, что ему принадлежит по праву. А я останусь наедине с воспоминаниями. И все.

Эллис замер.

— Как-то грустно это звучит, — вздохнул он и задумчиво пересыпал собранные шпильки из одной ладони в другую. Нежный звон утонул в будто бы сгустившемся воздухе. — Знаете, я хотел ведь предупредить вас. Мол, вдруг это аферист или один из тех врагов семьи, о которых упоминал маркиз Рокпорт. Убийца ваших родителей и все такое… Но теперь не буду. Я даже не стану искать этого самого Крысолова, — Эллис встал, серьезный и сосредоточенный, и откинул вуаль. — Но пообещайте мне одно, Виржиния. Если вам понадобится моя помощь — любая, хоть душеспасительная беседа, хоть совет в делах сердечных, хоть рекомендация, где лучше спрятать окровавленный труп — обращайтесь. Я помогу, правда. Обещаю, — детектив поймал мой взгляд и удержал его. — Вы ведь обратитесь ко мне?

Он осторожно взял мою руку и вложил в ладонь собранные шпильки.

Я медленно сомкнула пальцы.

— Да, Эллис. Конечно, я обращусь к вам. Пожалуй, мне и о помощи-то попросить больше некого… особенно в том, что касается трупов.

Детектив беспечно фыркнул.

— Вижу, мы друг друга поняли.

— Вполне… Святые небеса, Эллис, да у вас же руки ледяные, — охнула я. — Немедленно идем в кофейню. Я попрошу Георга сделать нам что-нибудь согревающее. Вот есть, скажем, кофе с перцем и имбирем — хотите?

— Хочу, — радостно согласился Эллис. Снег пушистыми хлопьями ложился на его волосы, выкрашенные для маскарада в черный цвет, вновь делая их привычно пестрыми. — И перекусить чем-нибудь я был бы не против.

— Тогда идемте скорее, — я улыбнулась. — К тому же мистер Маноле наверняка уже заждался нас. Вообще нехорошо было надолго оставлять его в автомобиле в такой холод, тем более с простудой.

— А Лайзо простудился? — удивился Эллис искренне.

— Да. Говорит, что шел с братом вдоль Эйвона, затеял шуточную драку и случайно свалился в воду. Пока до дома добрался — успел простыть.

Детектив только возвел очи к небу.

— Да, с ним такое бывает. К счастью, редко. В такие минуты я вспоминаю, каким он был , когда мы только познакомились.

— И каким же?

Мне стало интересно.

— Ну… — Эллис неопределенно повел рукою. — Очень дерзким мальчишкой, нахальным. Порывистым, вспыльчивым. Но в то же время трогательно любящим детские сказки и вообще… влюбчивым. О, кстати, — встрепенулся детектив. — Насчет вашего синяка. А попросите Лайзо сделать какую-нибудь мазь и полечить вас! Мне он синяки сводит — загляденье просто, за одну ночь сходит все.

— Я подумаю над вашим предложением, — уклончиво согласилась я, думая, что это не такая уж плохая идея. При всех недостатках Лайзо, мази и целебные составы у него получались замечательные. Тем средством для спокойного сна я пользовалась до сих пор.

— Вот и славно. А теперь пойдемте быстрее в автомобиль, я и впрямь замерз вусмерть. А вы мне обещали бесплатный кофе!

И с этими словами бессовестнейший человек в Бромли, гроза кофеен и обладатель самого проникновенного взгляда во всей Аксонии, детектив Алан Алиссон Норманн подхватил меня под локоть и потащил по дорожке — быстрее и быстрее, так, что через минуту мы уже бежали, неловко оскальзываясь на утоптанном снегу и, стыдно признаться, хохоча во весь голос. К счастью, поблизости не было никого, чтобы наблюдать это безобразие.

Кажется, наступивший год обещал быть веселым…