Все, о чем вы мечтали

Глава 6

Я не знаю, что со мной происходит...

Очнулся лежащим лицом в траве. Один глаз не открывается, но и вторым все видно. Открыл легко. Трава как трава.

Больно, но к такой боли уже привык, жисть такая. И к сякой тоже привык. Терпеть можно. Все можно терпеть, куда деваться. Не одно так другое, чем-то сзади шарахнули, я вообще думал что пуля. В голову. Ан нет, живой... пока. На этой мысли меня почему-то вывернуло. Все, что сожрал - прямо в траву под лицо. Сожрал ох...енно много. Желудок идиот - в голове, трясущейся от истошных спазмов в брюхе, боль такая, что впору концы отдать. Фигурально.

Герои в кино и наши дамы в классе в такой ситуации должны бы простонать:

- О, господи, как же мне плохо...

И этак ручкой... Воздушно.

Б...ь, не герой я! Мне просто х...ево. Мордой в блевотине. И кровища из башки течет.

Куда меня эти гады вывезли? Зачем? Решили, что мой трупешник лишний, не проверили и - за город, в лес. Могли бы хотя б прикопать...

Жизнь-то налаживается, претензии пошли.

Могли бы и добить... Тоже недоволен?

Лежишь, как лягуха распластанная... Руки? Есть. Ноги? Есть. На травке...

Опершись руками на землю, попытался привстать. Голова взорвалась. Темнота.

А теперь очнулся - вонища! Блевотина уже присохла, но воняет страшно. И кто-то близко, рядом, жалобно так, тоненько стонет...

Кто-кто! Я это! Сука. Сейчас все сбегутся, пожалеют... И голос-то какой противный.

Ладно, попробуем привстать. Еще раз. Медленно...

Эти идиоты даже до леса меня не довезли, бросили в поле. До леса... До леса еще метров сто.

Пожалуй, полежу еще немного, чуть-чуть отползу. Куда мне торопиться?

Длинный сегодня день...

Классно меня отделали - не удивительно, что добивать не стали. Самая большая начинается на затылке, даже подальше, слева, и - через всю голову, ко лбу. Трогать не стал, рядом - по волосам - пощупал, там уже все в колтун запеклось. Вместо глаза какой-то клубок опухолей, через бровь тоже рана, кажется - со лба начинается. Пальцами проверять не решился, но, вроде, глазной жижи на щеке нет? Может такое быть, чтобы глаз вытек, а щека потом высохла? И слева, через рот, по скуле, но не сквозная. Зубы целы.

Болит все, больше - внутри, в голове, особенно в затылке. Наверно, там рана глубже, оттуда били. А на морде и... глаз - это уже потом, сапогами. Руки, ноги, требуха - совсем не болят. Совсем, потому что копчик чувствуется, побаливает. Значит остальное целое. Не били по ребрам. Слабость от сотрясения, да еще и крови, наверно, много потерял. Здесь-то, вон - лужица небольшая, а в машине... Они что, не заметили, что из меня кровь течет? А из мертвого кровь течет?

Дались тебе эти менты, что ты все про них...

Убираться надо, уползать, вернуться они могут, вот что... Вот только... рубаху надо снять и - осторожно, на голову. Кровь остановлю, если продолжает... и вообще...

Легко сказать - рубашку снять. А для этого надо куртку... А для этого надо сесть...

Тихонечко... сначала перевернусь на спину...

Солнце в зените. Господи, как тянется этот день.

А теперь обопрусь локтями и, неся голову, как драгоценный сосуд, продумывая каждое движение, осторожненько... тихонечко...

Я сел.

...

А потом - встал.

Сильно воняло кладбищенским трупным запахом, застарелыми носками. И все поле передо мной было покрыто трупами. Именно трупами - застывшие, изоманые позы, никаких сомнений. Ни одного движения, когда попытался его отсматривать. Колышущаяся трава - и в ней цветные и темные холмики, ближе и дальше, почти до самой кромки леса. Много, сотни. Сотня - точно, возможно больше, группами и отдельно лежащие. Я-то с самого края, рядом - двое, дальше группа, а потом уже они все.

Когда сел - сразу увидел. А когда встал...

Тетеньки, можно я в обморок упаду? Очень хочется.

Б...ь! Ну что за жизнь! Зае...ало!

В обморок падать не стал, но к ближайшему трупу полз на четвереньках. Ноги не держали. Что и хорошо. Удобно было блевать, голова меньше трясется. Там уже блевать-то нечем, больше тужился - вот что больно, опять кровь пошла. Парнишке смяли лицо чем-то вроде дубины. Нет, лица там не было, был багрово-черный провал, мясо вперемешку с костями. Чистый подбородок с приставшим к кровяному потеку длинным волоском. Не брился еще, а единственную волосину зачем-то оставил. И лоб - выше бровей, почти у самых волос. Короткие, обычная стрижка. Остальное - мясо. Все это затылком влипло в толстую лужу крови. Других ран не видно. Да и зачем?

Короткая - до пояса, красная однобортная куртка со стоячим воротником, расшитая по груди рядами позолоченных шнуровых петель. Три ряда позолоченных пуговиц, на которые накинут этот шнур. Вся грудь, по вороту, на рукавах - все обшито золотым... Шитье позолоченное.

Петли, пуговицы - как расстегивал?

Вторая куртка тоже расшитая, еще и с черной меховой опушкой, зацеплена пропущенным через подмышку шнуром. Серые штаны с кожаной вставкой между ног. На кальсонных завязках сбоку - от пояса до пяток. Под ними... Под ними короткие черные сапоги без каблука. Вон, шляпа его валяется. Кивер. Разукрашенное ведро с козырьком и длинной блямбой сверху.

И остальное. Барахло.

Ножнички, щипчики, зеркальце, духи, помадка. Кстати, пригодились бы, кроме шуток.

Верх - типо гусар, низ - типо... Голова че то не варит... Низ типо Паниковский. Босяк в сапогах и кальсонах. А туша подальше - типо купец-разбойник. И следующие тоже все разные. Типо армия из разнообразных павлинов, о единообразии и стандартизации понятия не имеющая. А я - типо в Армани, кроссовках и полосатых трусах белорусского производства. С головой, замотанной типо в тюрбан из нарезанных лент бывшей белой рубашки. Типо саблей.

Сойдет здесь моя рубашка за батист?

Но рост и комплекция, похоже, совпадают. Не проверишь - не поймешь. Типо.

И я, вцепившись двумя руками, начал стаскивать сапоги. Сначала сапоги. Кроссовки потом сниму.

Особенно, наверно, здорово выглядело - интригующе!!!, когда я лежал со спущенными, недозавязанными штанами на полуголом трупе (без штанов), трогательно уткнувшись носом ему в плечо. Верхнюю одежду с трупа я сдуру сразу не снял. Чтобы правильно, не напутав, идентично все одеть. Чтоб один в один, а то забуду. И, верхняя - сложнее, там шнуры... А потом, когда пыжился, возясь со штанами, опять потерял сознание.

И вот, допустим, кто-то приходит - и чито он видит? Картина маслом!!!

Обалдеть!... Что подумают люди?..

Что подумал я, когда очнулся, можно не вспоминать - там один мат. Ну что я за мародер такой бестолковый. Стыдись, салага!

Этот поц еще и обосраться успел. Не сильно, видимо, перед войной постился, берег себя от раны в брюхо, но - в соответствующем месте - оставил очень характерное пятно. Это для полноты картины, чтоб совсем уж меня добить, чтобы видел себя со стороны, баран!

Типа - маньяк кончил по полной! Ату его, извращенца!!!

Ладно, работаем, а то, действительно - кто-то появится...

... Повесят, однако...

По залитому закатным солнцем, метающим лучики из-за каждого ствола, светлому лиственному лесу шел человек. Летний чистый залитый солнцем лес - это чудо. Темные громады дубов, как зубры, караулят его границы, напрягая могучие плечи, скалой выдвигая их из зарослей подлеска, угрожая врагам своей темнотой и силой. Липы, как благородные олени - разбрелись по чаще, пасутся, и здесь, и там, чутко охраняя свой молодняк. А березы, рябины, ольха - как неизвестные пока еще природе радостные звери, без всякого порядка, разбежались и живут где хотят, ни о чем не думая. Создают то предчувствие радости, ради которого и заходишь в лесную прохладу после асфальтовой сковородки шумящего и дымящего города. И птицы, и травка, и... вообще.

А человек? Человек таки двигался - шатаясь, иногда падая. Полз на четвереньках, стоял, прижимаясь к стволам. Отталкивался от них, делал несколько шагов, опять падал.

Ну, это долго рассказывать...

А летний светлый лиственный лес - это все-таки чудо.

Когда по лесу еле идешь... да от дерева к дереву... шатает, да через... коряги, да падая. И, б...ь, ударяясь...

Встал! Встал, б...ь, я сказал!!! Пошел!..

Был бы я умным... Был бы я умным - обшарил бы все трупы, пока воду не нашел. До фига трупов - хоть у одного, но фляга ведь была? Да не у одного... Это мой зараза-кавалерист был без фляги. Спроси я у него - а фляга где? Он бы, падла, наверняка сказал... Сказал бы - я кавалерист, фляга на лошади уехала! И пистолеты уехали... И, вообще, - все, целый чемодан, только ведро осталось... Ведро забирай... Сказал бы? Ска-азал... Струсил бы, что за утерю фляги я ему кадык вырву. И потому бы наврал... Не было у него лошади. Они туда все пешком приперлись. Без стремянов. Б-рр, нет! Без шпор! И их ухайдакали...

Был бы я... Был бы я умным, я бы не в лес, а в поля пошел. Поля штука конечная, во что-то - да упрешься. И там все видно. И меня бы нашли... И это бы все уже кончилось, меня бы уже убили. И началось по новой... Допустим, хомяком...

А еще - червяком! Земляным червяком!..

Но - есть же шанс, что - нет? Есть. А я - поперся в лес, потому что в полях воды нет, а вода есть в лесу... Потому он и растет. А пить надо... Пить... Крови много потерял. А про флягу не допер... Потому что по башке ударенный. А лес величина бесконечная... и воды в нем нет. Я же северный житель? Северный... То есть, по природе лесной... Cеверный олень... Вот - такой - я...

Был бы я умный, я бы тот пистолет у усатого не брал. Он, сука, кило три весил и я его волок. Ну и что, что за кушак... Только ноги и здоровы были... Он мне, сука, все ноги отбил... Он мне... по яйцам... Сука...

Был бы я... Я бы его сразу выбросил,.. а не тряпки свои прятал... Слишком близко... от края... леса, могут найти... если по следу... пойдут. Все, не могу больше!

Встал! Встал, б...ь, я сказал!!! Пошел!..

Ох,.. сука...

Был бы я умным...

Ох...хо...

Был бы я умным,.. я бы там остался. Лежал бы... Лежал бы в своем... костюмчике... отдыхал. А не... не в этом обосранном реквизите - с дурацкой... саблей вместо костыля. Дурацкой! Вот... упаду и порежусь... Зарежет она меня, сука... чувствую. Только и ждет... из руки вывернуться... Брошу, сука! И ведро, б...ь, тоже... Слышишь, кивер, это о тебе... разговор. Отвяжу и брошу... Я предупредил! Еще раз - и брошу! Выброшу, как пистолет... Я за тобой наблюдаю... Сгниешь...Сгинешь в лесу, реквизит... Метровая... гадина, кило на два! Не... выходит из тебя... путной палки, как есть... не выходит.

Ох-хо-о...

Лежал бы, людей дожидался. Водички бы... Водички бы попил. Флягу бы нашел... Пришли бы, а я им - Здрасьте!.. Здравствуйте, люди... А я инопланетянин! Буду... вас сейчас советами... учить! Лечите меня быстрее... Или нет,.. не так... Здравствуйте, а я иностранец... Миль пардон, же ву при. Поз...вольте даме ручку поцеловать!.. Желаете джинсовый костюмчик примерить?.. Проездом поиздержался... Если только в долг?.. Ей-богу, отдам, сейчас же телеграфом... вышлю. Как только - так сразу. О!.. Или так... Это я... тут у вас всех ворогов побил!.. Один, все один, можете не проверять... Они крались, а я - раз!... и всех вас спас!.. Битте-дритте, мне орден на грудь... за спасение вашего Отечества... А они меня - Бац! И опять в хомяка!..

Все, вышел... Вон - деревня. Подавись...

И я, с чувством выполненного долга, опять потерял сознание. Раз в седьмой- восьмой. Уже не важно...

Жили у бабуси два веселых гуся:

Один белый, другой серый...

Вечереет... Строго говоря, до заката еще далеко, часа четыре. Но - хочется сказать - вечереет, ну и скажем! Не днем же, презрев всяческие мирские заботы, встречаться двум почтенным горожанам, чтобы спокойно и не торопясь обсудить? Встретились ближе к вечеру, как и положено степенным людям, а не бездельникам каким-то. Когда все суетные дела переделаны и почтенному мужу и отцу семейства вполне позволительно посидеть после тяжкого трудового дня, обсудить с коллегами - к примеру - виды на урожай. Или прочие окрестные виды. Да даже, в том числе, не говоря худого слова (то есть - молча, каждый сам про себя и по себе) - открывающиеся через улицу виды на соседку, нагнувшуюся над грядкой с георгинами в палисаднике. Так себе виды, но на безрыбье... Забор мешает, плохо видно? Убрать? Не надо? Ну, говорю же, так себе виды...

Сидим. Пьем. Закусываем.

Хорошо бы, но...

Этак любой решит. что здесь пьяницы собрались. а не достойные своего звания бюргеры, жители столицы целого княжества - Изенбург.

А и выпивка - она денег стоит. И закуска. Так-то, да каждый день - в трубу вылететь недолго. Или праздник какой? Нет.

Просто зашел герр Шеффер к своему хорошему знакомому - герру Вагнеру. К серьезному солидному господину, который держит городскую скобяную лавку. Зашел по дороге, на минуточку, а так - дела! Дела! Он ведь тоже серьезный и солидный господин, герр Шеффер - поставляет канцелярские принадлежности, и ни куда-нибудь, а в городскую ратушу, вот и смотри! Уважаемые люди сидят на лавочке у палисадника около дома герра Вагнера. Один вышел на минутку, присел на лавочку у калитки, а тут и другой мимо проходил. Тоже присел. Поздоровался. О погоде спросил. А кормить - угощать? Да с чего это? Хороший гость дома обедает. Да и не гость герр Шеффер! Так, рядом случайно проходил...

Почему бы и не поговорить? Да хотя бы и о погоде.

А захотелось бы обоим - могли бы в пивную пойти, только рано еще в пивную. Солидные люди, им в такое время в пивной делать нечего. Не пьянь подзаборная, не юнцы, не бездельники и так далее, долго еще можно перечислять. Если попозже - то конечно можно. Кружечку пива, а есть повод крепко выпить - так и стопочку шнапса. Ничто человеческое им не чуждо. Бывает и так.

Если повод есть.

Тогда и Шеффер зачем? Пусть сам в пивную идет и сам за себя платит.

Это с точки зрения Вагнера. Шеффер аналогичен.

Так что - находимся мы сейчас в Штадтвальде близ Кобленца, городке тысяч на пять населения, с ратушей, с церковью - даже не с одной, а с двумя. Городок чистенький, аккуратный, центральная ратушная площадь давным-давно замощена, да и несколько улиц тоже. Домишки небольшие, чаще одноэтажные, сельского типа, под неизменной черепицей, завезенной из соседнего государства - графства Лерхенфельд, прямо из ихней столицы, что от здешней верстах в двадцати. Или в десяти милях - кому как удобнее считать. Славятся соседи своей черепицей. Здешние больше овцеводством промышляют. Пивоварение и там и там развито, каждый гордится своим местным сортом. Ну, да ладно о пиве...

По правде говоря, и то, и другое пиво - дерьмо. Вы бы его пить не стали. Не говоря уж про вкус - просто бы побрезговали.

Окружен наш городок дремучими непроходимыми лесами, что тянутся верст на пятнадцать на север, а потом, уже за ними, идут бескрайние поля северного соседа, графства Шенборн-Гейзенштамм - тоже - верст на пятнадцать. Те соседи пшеницей промышляют, выращивают.

Сказал - окружен. Соврал для красного словца. Не в лесах же овец разводить? На обширных лугах их разводят, вокруг широкой стремительной реки, что течет аж с альпийских гор. Вроде бы оттуда. Не проверял пока никто. Как река по-научному называется, то есть - на картах - тоже неизвестно, а местные называют ее просто рекой. Других-то нет. Да вроде - на больших картах - и этой нет, а маленькие карты жителям княжества без надобности: чего там отображать-то, все и так видно! И вот в пойме реки на протяжении всего ее течения по территории великого нашего государства и расположены те луга, на которых и пасутся те самые овцы, что являются основой благосостоянии и князя, и ближних его, и, само собой, всех окрестных жителей, что этих овец пасут и стригут. Или князь пасет и стрижет своих пастухов и стригалей, и в этом основа его богатства? Ну, не важно. На данном этапе.

Улочка, на которой живет Вагнер, не в центре, ближе к той стороне, что на лес выходит. Не выбился пока герр Вагнер в высший эшелон, туда, поближе к центру, где мостят. Пока проживает здесь, где летом на дорожной колее пыль по щиколотку, но уже не там, где ее по колено, где загорелые мальчишки в одних коротких штанах по лету бродят в ней, словно цапли по мелководью, медленно вынимая ноги из горячей пуховой подушки и, пошевелив пальцами, наблюдают, как она стекает на дорогу. Такая мягкая! Ну, а по осени - соответствующей глубины и вязкости грязь. В которой кареты намертво застревают, если даже шестерик запрячь.

Пока - так: одноэтажный домик, палисадник, скамеечка перед ним, три гуся щиплют травку у калитки, благоразумно не удаляясь. Уже три! Растет благосостояние. Потихоньку, но что делать? И пяти лет не прошло, как открыл Вагнер лавочку. До того был подмастерьем у местного каретника, механикусом! - как теперь сам себя называет, рассказывая биографию и воспоминая. Ничего, зато сын Вагнера будет природным лавочником, закрепит за собой и семьей эту статусную ступень. И пусть бросит камень тот, кто считает, что за время жизни одного поколения можно добиться большего, рванув наверх сразу на две ступени. Только не в гусей! В Вагнера бросайте.

Уважаемый Шеффер пошел другим путем. Расставшись с профессией овечьего пастуха, он решил удариться в науку. Всем родом. Тягу почувствовал. Поэтому пока находится в самом начале задуманной многоходовки. Лавку канцелярскую не открыл (денег нет), да и покупателей на его изысканный умный товар в государстве маловато - одна ратуша и потребляет. В нее и завозит периодически то, что приобретает аж в Марбурге. Пытался к князю подкатить, но княжьи морду скорчили и покупают все по своим каналам, чуть ли не у производителя - напрямки - заказывая! Ну да ладно, все одно - по любым понятиям Шеффер теперь купец. Пока небогатый. Но в перспективе видит он своего потомка столичным архивариусом или даже княжьим канцеляристом, писцом, к примеру. Научным трудом чтобы... Как бы...

Образования пока Шефферу не хватает, поэтому конкретика видится мутновато. Но! - перспективы несомненны и выбранная стезя вызывает у него уважение. Даже гордость.

Любит науку народ, ученая нация. Того же Шеффера хоть сейчас к дикарям в гувернеры. А что? Он может!

Вообще-то, это ему фельдфебель подсказал, когда Шеффер по-молодости лет пять служил в прусской пехоте. Потом удачно дезертировал.

Но фельдфебель - это ...! Фельдфебеля до сих пор вспоминает. Этак глубоко, аж продирает. Вздрагивает, плечами крутит.

Одеты наши господа торговцы одинаково, по местной моде. Чулки, башмаки с острыми носами, штаны под колено со штрипками, но не в обтяжку, рубашка, шейный платок, редингот, застегнутый (не смотря на жару) до последней пуговицы. Шляпа. Ведро вроде цилиндра, но попроще. Похоже, если по цилиндру сверху основательно дать доской. Вот такой примерно получится: сплющенный, измятый, с обвисшими полями. Ну и материальчик, грубоватый - везде, на всем. Из того, что пошло на рубашку, вышел бы отличный мешок для сахара. Прочный. Нет, не мешковина, конечно. К мешковине ближе то, что пошло на сюртук. Типа редингот. Все в коричневых тонах. Шеффер в буроватых, Вагнер в краснинку отдает. Сытенькие, невысокие, лет сорока. Щечки, глазки. Волосы длинные, грязные, но расчесанные. Блондины. У Вагнера морда красная - жара, а у Шеффера бледная. Есть такие, что никогда не загорают, хоть в Африку их посылай. Гордо несут бремя белого человека, ни на йоту не приближаясь по цвету к смуглым. Обгорят - и опять белая кожа.

Оба с тросточками. А как же? В люди выбились.

Сам себя не уважишь - кто тебя уважит? Тросточка, и еще раз - тросточка!

- Обязательно нужен дождь, это я вам говорю, уважаемый герр Вагнер! И поскорее. Без дождя решительно невозможно! Никак. Я настаиваю - нам нужен дождь!

- Позвольте с вами согласиться, уважаемый герр Шеффер. Что поделаешь, все меняется, даже погода. Лет двадцать назад такого и быть не могло, чтобы целых три недели - и без дождя! И когда - без дождя? Когда самое время ему быть! Не будет сейчас дождя, и вы увидите. Вы можете забыть про урожай. Да! Можете забыть.

- Пастор Мюллер говорит, что это комета...

- Все может быть, дорогой герр Шеффер! В наше время все может быть. Все меняется - и погода не становится лучше... Вот помню, лет двадцать пять назад дожди были. Какие правильные были дожди! Сейчас таких нет...

- А какие свиньи были у старого пастора Гаука? Вы только представьте - вот такой слой сала за полгода! Чудная порода была у пастора, да повывелась. Такие чудесные свиньи! Как мне жаль, что вы не видели тех свиней. Все меняется. Как сложно будет нашим детям...

Детей у Шеффера всего одно. Когда подрастет - сложно будет Шефферу. Но он пока не догадывается.

- Согласен, герр Шеффер, согласен. Комета, ничего не поделаешь. Все к тому идет.

Помолчали. Шеффер тросточкой нарисовал загогулину в пыли. Вагнер внимательно ее рассмотрел и сочувственно вздохнул.

- Чего ж и ждать, когда такие времена. Война! Такие убытки, такой ущерб торговле! От того и комета...

- Не соглашусь, вот здесь не соглашусь с вами, уважаемый. Комета - от того и война! Люди становятся злыми. Сердца ожесточаются. Разбойников развелось. В нашем княжестве, дай бог здоровья его светлости князю фон Изенбург, что денно и нощно о подданных заботится, все спокойно, но посмотрите, что делается у соседей! По дорогам не проехать! Слыхали, как за лесом целый отряд поубивали? Что творится в мире!..

- Отчего ж не слыхал, мой добрый уважаемый герр Вагнер? Очень даже слыхал! Я ведь, в некотором роде, сам военный. Знаете, довелось послужить в молодости, очень даже, знаете, довелось. Я вам, возможно, рассказывал...

Такой фонтан надо было срочно заткнуть, пока не протекло. Чуть промедлишь и дезертир-ветеран, выйдя на оперативный простор воспоминаний о службе в пехоте, о молодости, станет неудержим! Это надолго, хоть вставай и в дом уходи. Дальше с ним никакого сладу, начнет тростью рубить! Было...

- Да, герр Шеффер, рассказывали. Вы знаете, я хорошо знаком с герром Бауэром из городской стражи. Мы, можно сказать, приятели. Очень уважаю господина стражника, очень!

- Я тоже очень уважаю наших стражников, герр Вагнер! Настоящие герои, знаете ли. Настоящие! Не откажите в любезности, передайте мой поклон и мои слова восхищения при встрече с вашим приятелем, герром Бауэром. Нижайший поклон и искреннее восхищение.

- С удовольствием передам. Слыхал я, что шли это по землям княжества Гессен-Кассель из плена те, кого наши уважаемые соседи из королевства Бавария, (а герр Бауэр говорит, что из великого герцогства Берг), не смогли обменять или как-то иначе с противниками договориться. Пастор Глюк уверял, что шли они из королевства Вестфалия. Кто знает? Почти два года их терпели - кормили, одевали, согревали - и кто за все это заплатил? А никто! Этакая орава любого в разор введет. В стародавние времена за них выкуп положено было назначить, вот и было бы всем хорошо! А нет выкупа - так ты отработай. Наши предки не глупей нас с вами были, не то что теперь. Одно разорение... И что - что благородный? Благородному тоже работать надо, если в плену и родственники не платят! Без денег-то - шалишь! Пришлось отпустить, казну сберегая. А разбойнику - ему же все равно: что шантрапа всякая, что честный купец-горожанин. Душегуб он, ваш разбойник!!! За товар страшно, боюсь даже думать, что с ним может случиться. Такой ужас! Там же много благородных, разодетых в благородное, вот и напали на них разбойники, да всех вырезали. Перебили, да и сами жизни лишились - оружие-то у бывших плененных оказалось! Как у них оно оказалось? Как попали почти к Касселю? Куда их князь смотрел? Что им там делать было? Вот вопросы! Вроде бы - не разрешается оружие бывшим иметь, а то ведь тоже - не дай господь - станут разбойничьей шайкой. Начнут грабить по дорогам! Питаться-то надо, люди воинские, им не впервой! Вот и подумай, что есть война... Комета...

- Мутное это дело, герр Вагнер. И откуда оружие взялось - не понятно, и кто напал - непонятно. Шайка Кровавого Гизеля из Баварии, слыхали про такую? Говорят, она. Старая Марта божилась, что видела, как сам пастор Мюллер с обер-бургомистром говорил. И зачем? Чем поживиться у тех, кто в плену побывал и на родину пробирается? Такая жестокость... всех поубивали...

- Не знаю - всех ли, герр Шеффер. Говорят, что тот раненый юноша, которого стражники нашли на городской окраине, вышел из леса. Тот, что теперь у Кугеля. Говорят, он тоже из шайки Кровавого Гизеля. А еще говорят, что он единственный, кто спасся из пленных. Благородный. Кто знает? Уже две недели лежит без памяти. Стража его не берет. Герр Шмульке из ратуши так и сказал, что - до выяснения. Пусть, мол, у Кугеля лежит, а дальше посмотрят. Так и не разобрались пока. Но доктора присылали. Молод он слишком для военнопленного.

- Так и для разбойника он тоже молод. Я слышал, он напал на стражников и убил троих, а еще больше ранил. Страшный человек. Герр Бауэр сказал, что это государственная тайна и сделал вот так!

Вагнер попытался наморщить свою раскормленную ряшку и пошевелить бровями. Получился удивленный поросенок. На гостайну такое выражение лица никак не тянуло.

- Времена нынче такие, все может быть герр Шеффер. Такой упадок нравственности...

- Мне говорили про пятерых. А скольких он убил там, во время битвы? Не меньше двадцати! Настоящий зверь. Наверно, тайна о числе невинных жертв, павших от его руки, похоронена в нашем лесу. Всех ли нашли? Рассказывают, их была дюжина - тех, кто спаслись и вошли с ним в чащу. А вышел только один. Разные бывают разбойники, уж я-то их повидал...

- Это где же вы могли их повидать, герр Шеффер?

- Да уж повидал...

Развивать тему совсем не хотелось. Было дело, погулял в дезертирской банде. Так погулял, что и вспоминать не охота. Лет пять всего, как страх отпустил, перестали сниться мертвые детские лица. Только тогда позволил себе раскупорить кубышку, уж больно куш был велик - наследники отдавали товар почти даром. Процентов двадцать от настоящей цены сохранил! Свидетелей давно уж нет, еще тогда позаботился, имя другое, но не дай бог - одно лишь слово! Лишнее слово - оно потому и лишнее, что совсем ни к чему. И Шеффер решил пойти в атаку. Так-то оно надежнее.

- Вот вы, герр Вагнер, сказали: "И что - что благородный?" Странно это звучит. Вызывающе. По-французски! Вы, получается, тоже ни во что не ставите благородное происхождение. Может, даже сочувствуете карбонариям? Как же можно?!! Или вы не верный подданный нашего... нашего...

Подходящего слова, возвеличивающего образ сюзерена, бедняга Шеффер опять не смог подобрать. Образование, чтоб его!!!

- Нашего имперского князя, его высочества Карла фон Изенбург-Бирштейн-Оффенбах!

Вот так - выдал, выговорил! Подтекст-то очевиден. Может ты, Вагнер, французский шпион, батенька! Может, пора стражников звать, пусть - там - поинтересуются? Ну что, Вагнер, взял? Глазки-то как забегали!

- Да что вы говорите, уважаемый герр Шеффер!!! Да никогда! Ни в коем случае, я совсем не то имел ввиду! Только ради сбережения, только в беспокойстве о благосостоянии государства... Да и про кого?! Про тех самых пленных французов, о которых вы изволили помянуть. Какое же у них благородство? Не знаю я про них ничего, и знать не желаю! Благородство - это наш князь, его величество, не побоюсь сказать, Карл фон Изебург-Бирштейн-Оффенбах! Вот образец настоящего рыцарства и благородства, вот кто пример нашему молодому дворянству! Да что там - нашему. Всему миру пример!

- Но вы изволили назвать разбойником и того молодого человека, которого пока приютил Кугель. А ведь если он стольких убил, как вы говорите, то место ему в городской тюрьме. Не означает ли это, что вам что-то известно? Может быть, вы скрываете от тех, кому все знать положено?

- Ах, ничего такого я не знаю. Я и видел-то его один раз. Пусть Кугель знает! Молодой человек так изувечен. Мне показался знакомым мундир, в котором был юноша. Очень похож на мундир кавалерии русских, лет пять назад я видел такие на проезжавших через наш город. Да изволите сами помнить. Своей догадкой я сразу поделился с теми, кому все знать положено. А вы? Не понимаю вас, герр Шеффер! Мы столько лет с вами... Решительно отказываюсь вас понимать!

Да что тут понимать-то? В первый раз, что-ли? То один, то другой. Не в первый...

- Хорошо, Гизель, но учти! В следующий раз я вынужден буду... Ты понимаешь? Вынужден! Как верноподданный его высочества. Дружба дружбой...

Чего-то совсем замолчали. Вагнер, подавленный перспективой, усох на корню, с тоской поглядывая на дом. Черт дернул выйти! Лежал бы еще, да спал. Шеффер гордо молчал, тоже несколько подавленный открывшимися перспективами собственного величия и нравственности. Верноподданности! Патриотизма! Аж слезка выступила, пришлось сморгнуть. Все-таки, сентиментальная нация, это в крови. Не отнять. Да-а-а...

Ну ладно, жить-то надо? Жизнь продолжается...

Что-то придется сказать.

Вагнер проиграл, ему и начинать.

- С каких это пор ты стал обращаться ко мне на "ты", Дитрих?

- С тех самых, Гизель, с тех самых, как твой малоуважаемый племянник Фриц взял у меня в долг на неделю целых десять пфеннигов и до сих пор не собрался их мне вернуть.

О! Пошел совсем другой разговор.

- Мой племянник очень занятой человек. Занятой и солидный. Он выращивает кур. Его куры известны всем в нашем городе. И ты, Дитрих, это знаешь. Но сейчас не лучшие времена и всех нас постигли сложности. Сложности, и еще раз сложности, Дитрих. О, да... Но долги надо возвращать. Если бы люди не возвращали долгов, мир давно бы перевернулся, Дитрих. Я дам ему совет. Мой племянник солидный человек, ему пора рассчитаться по твоему долгу. Вот какой совет дам я ему, Дитрих. Я сегодня же дам ему этот совет.

- Даже сотня хороших советов не заменят десятка пфеннигов, Гизель...

- Это очень правильные слова, Дитрих. Очень правильные. Я передам их своему племяннику... Очень достойные слова. Их надо почаще говорить всем. Ведь сейчас такие сложные времена...

- Стоит ли тебе напоминать, Гизель, что проценты по долгу мною были назначены совершенно ничтожные? Никто и никогда не назначил бы таких ничтожных процентов...

- О, да... Дитрих! Один пфенниг за неделю! Ты очень великодушен, Дитрих. Мой племянник должен ценить такое великодушие. Он еще молод и - такой пример для юного, неокрепшего, еще незачерствелого сердца - словно целительный бальзам. В наши сложные времена, когда так трудно найти образец для подражания молодым... твое рыцарское... твое королевское великодушие...

Тут Гизель запутался, иссяк и, наконец, замолк. Сделал еще попытку, но словарный запас закончился. Впрочем, выражение лица, мучительно пытающегося подобрать слова восхищения и продолжить беседу в том же ключе, он предусмотрительно сохранил.

Помолчали.

Разговор как-то смялся. Затих. У обоих пропало настроение.

Дитрих с застывшим лицом рассматривал штакетину на соседском заборе. Напротив. Крепкая штакетина, еще послужит. О, да...

Гизель осторожно надулся и уныло молчал. Как бы обиделся. Обидеться явно он опасался. Вздыхал укоризненно, но не часто, не напрягал...

Ну что же, значит - до следующего раза, до завтра.

Нет, завтра не получится. Послевкусие какое-то осталось... не такое.

До пятницы.

Сейчас разойдутся. Пяток минут еще для приличия посидят.

Жили у бабуси два веселых гуся: один белый, другой серый...

Ну, и так далее. Что-то песенка вспомнилась.

Летнее солнце кидает зайчиков на потолок, а тени от веток деревьев их ловят. Как определил, что оно летнее? По теням. Зимой ветви застывшие, узор теней от них неподвижный. Солнце через них - как тусклая лампа, зайчиков нет. А еще зимой холодно. Но если топят? Все равно - свет будет холодный, розовый, серый, недолгий. А сейчас яркий, желтый, с голубизной. Значит, я вижу. Значит, опять очнулся. На этот раз - в доме. На кровати. Лучше закрою глаз, а то тяжело. Режет свет. Устал...

В прошлый раз очнулся в каком-то сарае или в бане - пахло баней, прокисшим потом. Но валялся на соломе, почти в углу.

Откуда в бане солома?

Все бревенчатое, низенькое, маленькое, в щелях. Прямо против моего носа была щель между двумя серыми растрескавшимися бревнами, сквозь нее виднелась трава.

Мундир и сапоги с меня содрали, кальсоны и рубаху оставили. От моих обмоток на голове отчетливо тянуло гнилью. Попытался привстать по стеночке. Больше не помню...

Полежал, тестируя верхнюю часть организма, данную нам в болевых ощущениях, собрался, еще раз открыл глаз и оглядел свой теперешний дворец, подарок судьбы. Темные толстые балки на потолке напомнили что-то немецкое. Из мебели (кроме моей кровати) стул c узкой высокой спинкой - у стены. Голова на подушке, сверху укрыт простыней. Рубаху на мне поменяли. Грубый лен или что-то похожее. Голова перебинтована заново. Лицо забинтовано, оставлена прореха для глаза и рта справа. Шея забинтована. С шеей-то что?! Тоже болит, зараза.

Руки-ноги понапрягал. Есть у меня руки-ноги.

За дверью загрохотали шаги, пришлось поспешно захлопнуть глаз. Подождем разъяснений в моей судьбе, потом лопотать начнем, вопросами кидаться. Послушаю, помолчу - сойду за умного. Может быть...

Бормотание за дверью усилилось, скрипнуло, кто-то вошел. Голос мужской.

Резко захотелось в туалет. Они меня поили, чтоли?! Не помню. Ох, б...ь, что будет! Не хотелось бы начинать знакомство с обоссанных простыней. Не встать мне пока, опять свалюсь, можно и не пытаться. А немчик-то по-немецки лопочет. Брод... Шнелле... Гот... Про себя бубнит, под нос, но знакомые слова вылавливаются. Хреново у меня с дойчем. Получше, чем с инглишем, слов побольше помню, но произношения вовсе нет. Чебуратор - так у нас немца звали, клал на все с прибором. Он и сам языка не знает, мыкается по учебнику, ставку заполняет. Чего-то педагогическое вроде бы закончил, но другого преподавателя в школе все равно нет. Типа - был временным, замещал, так и прижился. Нам-то по фигу. Конкретно у меня - четвертак стабильный.

Любопытство сгубило кошку. Я открыл глаз и уставился на него.

За пятьдесят. В коротких панталонах и свободной широкой рубахе в складку. В распахнутом почти до пупа вороте торчит седая курчавая грудь. Лицо доброе, широкое. Стрижка короткая, седая, с отливом.

Мужик улыбнулся и произнес: Гутен морген, фрайер...

Сам ты...

Некоторые думают, что правильно пасти гусей - это так, фигня. Чего их пасти, главное - следи, чтобы не разбежались. Гусь птица прожорливая, что можно съесть и сам найдет. На крайняк травки пощиплет.

Сказочная профессия гусепас. Лежи на пригорке на солнышке, дуди в дуду, жди, когда какой-нибудь небесный Андерсен на тебя внимание обратит, сказочным героем сделает, а оттуда уже и до принца - рукой подать. Их, Андерсенов, послушать - то в профессии было бы не протолкнуться, толпами бы народ валил гусей пасти, птицы бы на всех не хватило. Паснул и - бац, уже принц! Люди твари изворотливые, пошло бы разделение труда, появились бы чесальщики гусиных брюшек, чистильщики перышек, гусиные композиторы - чтобы гусь под музыку лучше жрал. Примерно как в архитектуре, дизайне.

Замечтался! Нет, пока пути из гусепаса в принцы никто не проложил. Дистанция, как говорил грибоедовский Скалозуб, огромного размера. Но профессия серьезная: выбор выпаса, охрана, надзор. Ответственность! Я пока в подпасках у гусепаса, азы постигаю. Гусепасом у нас Генрих: трудовой стаж четыре года из десяти самоотверженно прожитых. Профессионал. А я только учусь, не волшебник. Это уже из Золушки Шварца. У меня тоже в нашем общем деле роль мальчика. Эти щиплющиеся твари согласны не разбегаться, мирно щипать травку и бултыхаться в пруде под моим бдительным присмотром в отсутствии Генриха примерно полчаса. Потом...

Ну, где же он, черт! Сейчас начнут.

Сказал, что недолго, матери надо помочь.

О! О, наконец-то! Тихо! Тихо, я сказал! По местам! Вон ваш начальник бежит, только осенняя грязь разлетается под босыми пятками. Накрылось ваше разбегалово медным тазом.

- Данке, фрайер!

Сам ты фрайер. Говорил же: зови меня Алексом, когда рядом никого. Здесь баронов фрайхеррами называют, титул такой. Но звучит так, что хера не слышно. Произношение.

Белобрысый и сероглазый фрайер благодарно щерится во все свои двадцать или - сколько там есть - зубов. Постоянно молочные выпадают, щербина на щербине. Недокормленный, наверно поэтому сыпятся только сейчас. У меня молочные по-моему классу к третьему поменялись? Помню плохо, забыл уже. У здешней бедноты голодуха даже летом, зимой вообще помирают. Подкармливаю мальчишку, но у самого краюха хлеба на день.

У нас с Кугелем тоже не богато. Канцелярия принца Карла отпускала на мое содержание полпфеннига в день. Первые три месяца. Уже месяц, как лафа закончилась и мы сосем лапу на кугелевских скудных ресурсах. В долги лезть я ему запретил. Промышляем потихоньку силками в лесу... на огородах. Жратву ворую, во как. Месяца три пытаюсь за что-то зацепиться, найти работу. Но - барон! Фрайер, то есть. Того нельзя, сего нельзя, а ничего больше не умею, морда благородная. В подпасках забесплатно - увязался за соседским мальчишкой, когда ходить смог. Не во дворе же целыми днями сидеть? Народ балдеет, в начале целыми экскурсиями ходили - посмотреть, как барон гусей пасет. Сейчас надоело - дурачок. Контуженный.

По-моему, принц свернул финансирование в отместку, чтобы не позорил звание. Или по общему жмотству, распространенному здесь не меньше нашего. Вся разница, что у нас привнесенное и старательно привитое, время потратили, а здесь врожденное и любой, добровольно расставшийся с пфеннигом - моральный урод, осуждаемый обществом. Что-то вроде босяка, негодяя и блаженного в одном флаконе. Не отмоешься. Это я про Кугеля, у него именно такая репутация. Но Кугеля побаиваются - крутой! Путешественник, вояка, дрессировщик, моряк, а главное - нужный (бывает) принцу человек. На памяти, на слуху. Камнем в спину не кинешь. Немцы народ осторожный, не нарываются - мало ли что?

Законопослушные в результате.

Кугель это кличка, по-немецки - капюшон. Я так и не вытянул, за что ему такое. Настоящее имя Бруно Шмидт.

Еще в молодости он вербанулся на голландский флот, в Ост-Индскую компанию: побывал на Яве, Борнео, Сулавеси, ходил матросом на каботажном судне, дрался с китайскими, японскими и тайскими пиратами. Через три года вернулся. Покрутился на родине - душно! и вербанулся к англикосам в Южную Африку. Потом Бразилия. Подозреваю, курсировал в Атлантике на работорговце, очень уж скудно и неохотно освещает этот период. Опять вернулся.

А здешний принц, который на самом деле совсем не принц, а имперский князь - рейхсфюрст короче, папы короля не имеет, принцем только называется, решил выделиться из общей массы. В Германии этих разнокалиберных принцев во главе различных независимых государств больше трехсот, чуть ли не в каждой деревне. Когда-то Грузия Россию такими князьями заполонила, была их целая свора - из каждого аула по князю. Гонора много, карман пустой. Наш принц решил завести зоопарк: пусть все смотрят и восхищаются героизмом потомка древних германцев, не убоявшегося! Ну, а если зарулит особенно важный гость, то можно будет устроить охоту на львов. Все ахнут, вечная слава!

Самому ехать - да ну его на фиг! Жара, мухи цэцэ, загнуться можно. Покупать все это в Египте - дорого, жаба душит. Придумал экономию: собрал команду и загнал ее в Камерун. Примерно туда, судя по карте, которую мне изобразил Кугель. Ему досталась роль зверолова, проводника и дрессировщика, остальные вообще ничего не умели. Просто не понимали, на что подписались, жадность толкнула деньжат по легкому срубить. Европейский поросенок в африканских джунглях! Даже двое чинушек затесалось. Большинство там и остались. Четверо во главе с Кугелем вернулись. Привезли пару львов, леопарда, гиену. Были еще жираф, бегемот, крокодилы, но все передохли в пути - проблемы с кормежкой, не хватило опыта. Выдержали дорогу только то зверье, кто сидели на мясе. Вот от чего гавкнулись крокодилы - я не понял. Зато - один бегемот, сдохший на траверзе островов Зеленого мыса - и все хвостатые и бесхвостые хищники в клетках и на палубе жрали свежее мясо три дня. Потом бегемот испортился, пошел на корм акулам. Там еще зебры были, тоже не довезли.

Два года Кугель трудился дрессировщиком в первом в Германии зоопарке. Потом слава бесстрашного героя принцу приелась, одолела болезнь жмотства - гады жрали, как рота солдат! Результат хреновый. Принц вообразил себя древним римлянином, одел тогу, и копьем через решетки переколол всю африканскую живность, уже еле таскавшую ноги по примеру местной бедноты. Неделю до этого зверей почти не кормили - режим экономии вошел в силу. А Кугель по проторенной дорожке опять вербанулся к англичанам в Британскую Ост-Индскую компанию и пару лет зависал в Индии, в Мадрасе. Служил в колониальной полиции. Но снова море потянуло, четыре года гонял на бригантине, предшественнице чайного клипера - сначала палубным матросом. Потом дослужился до боцмана, скопил деньжонок, вернулся. Дом купил. Скукота!

Тут как раз под боком пошла французская революция. Наполеон и Кугель! Кугель и Наполеон! Не смог устоять и прихватил самый конец, был сержантом в батальоне легкой пехоты у эрцгерцога Карла. Вместе с Карлом бил генерала Журдана при Острахе и Штокахе, где и получил первую в жизни рану в штыковой - чуть не помер. Подумал о душе, вновь потянуло на родину. Стал чем-то вроде егеря по ближнему прилесью и человеком для особых поручений при принце с достаточным кругом свободы. Хочет - делает, не нравится - нет, с соответствующими последствиями в финансировании. Платят не много и не часто. То есть, как я понял, карманного убийцу на цепи принцу из Кугеля сделать не удалось, а в остальном принц и сам с усам, в советах не нуждается. Так разве что, иногда? Может вызвать, послушать... Поручить какую-то ерундовину. Мелочи всякие. Сам бы, да недосуг.

Владеет Кугель голландским, английским, французским. Французским с детства, он наполовину швейцарец. Меня, как потерявшего память, натаскивает на немецком и голландском, потому что похож на немецкий. Не знаю, по-голландски я только с Кугелем общаюсь, но недавно сказал, что уже нормально, почти как по-немецки. Пара недель как к английскому перешли. Делает из меня полиглота. И ничего. Без проблем. Выживаю, как таракан, нас даже кипятком не возьмешь. Да что я! Генрих тоже по-английски лопочет, Кугель приучил по-соседски. Здесь не делают из еды культа, языки - как профессия. Два, три - обычное дело, никого не удивляет и уважения не вызывает. Вот читать уметь - это да! Этому меня Кугель не научит. Это я сам умею. Хе-хе. Кугель только буквы знает. Потом научу, когда будет можно.

Первым, кто меня выручил, был мундир. У немцев к мундиру врожденное почтение, сами стараются по любому поводу залезть и щегольнуть. Признак власти и того, что человек при деле, не сам по себе. Армия! Армию, силу, порядок уважают. Ать-два! Ать-два! Шире шаг! Стой! Равняйсь! В общем, действует мундир на местных как кобра на попугайчика. Без него нашедшие меня обыватели прикопали бы бродягу, даже если еще дышал. А одежку и прочие причиндалы, снятые с тела, взяли бы себе в награду за труды. И на этом все. Как обычно.

Но - мундир! Стой! Ать-два!

Сбегали за стражником. Нашли меня через сутки или двое, поэтому информация о залесской бойне уже поступила. Кто таков?!! Разбойник? А повесить на ближайшем суку и вся недолга.

Но - мундир. Стой! Ать-два!

Перенесли поближе к городу, пусть начальство решает. Положили на пригорок. Городок небольшой, начальству недалеко. Прибыло начальство - десятник стражи. Изьяли мундир, бумаги (бумаги!), что были под ним и прочую мишуру. Саблю там, ведро... Сапоги, чтобы не сбежал. Остальное, что осталось (меня, в кальсонах и рубахе) сгрузили в ближайший сарай и приставили часового.

Крестик кипарисовый на груди. Католический. Ну и что? Что, разбойники католиками не бывают? Здесь и лютеране в городке, и кальвинисты, и прочие разные. Католики тоже есть. В общем, крест не помог.

Пошло мое дело с вещичками дальше по инстанциям. Скукотища в государстве конкретная, развлечений никаких, поэтому к вечеру сам принц был в курсе, изволил посетить. Кто-то из наблюдательных прихлебал обратил высочайшее внимание на мои ручки. Да, не пианист, мозоли набиты. Не те, что бывают от благородных упражнений с холодным оружием, от фехтовального искусства. Что за хрень! Решил повесить. Затем решил подождать, вдруг поправляться начну, и тогда удастся повесить по суду за разбой и душегубство, при большом стечении подданных. Чтоб неповадно было. Чтоб знали - власть бдит! А сам помру - значит не судьба. Кому суждено быть повешенным, тот не утонет. Все в руце божьей.

Потом поехал читать бумаги, смотреть мундир. Вызвал Кугеля в качестве эксперта.

Вот Кугель и определил, что мундир подлинный, иностранный, наверно русский или австрийский (венгерский, то есть). Но и разбойник мог такой с трупа снять и носить. Посему решили выяснить, был ли такой заметный малый в гусарском прикиде среди тех, кто в плену чалился два года без обмена и выкупа. У нас же французы сидели, а русские и австрийцы типа союзники. Откуда такой хрен с горы? Изенбург, по своей мелкости и незначительности, в войне участия не принимал, совсем не в теме. Послали в Вюртемберг, оттуда основная масса пленных перлась.

Потом сели бумаги читать. А бумаги какие? Церковная выписка из Вены, вроде свидетельства о рождении, что такой-то такой-то, мать баронесса Урсула фон Кинмайер, рожден в 1784 году, крещен, католик. Отец? Отец замазан надежно, прочесть не удалось. Письма еще. Одно от фельдмаршал-лейтенанта Австрийской армии барона Микаэля фон Кинмайера, фамилия c материнской совпадает. Короткая записка о высылке денег. Вот после фельдмаршала-лейтенанта я и попал к Кугелю: был переодет, перевязан, доктор осмотрел, дал советы, канцелярия назначила содержание до выяснения. И к фельдмаршалу тоже отправили запрос. Мол, есть такой, лежит раненный в мозг. Интерес имеете?

И начал меня Кугель выхаживать. Первое время на руках во двор выносил, потом, когда вставать начал - плечом подпирал. Разговаривал, не давал замыкаться, унывать. Про себя именно из-за этого рассказал, по-другому из него клещами не вытянешь. Нет здесь книжек-историй, вот так и будил у меня интерес к жизни. Не рассказывать же пацану, как мельник задрал юбки жене пекаря? А иных приключений в округе нет.

Стал я выздоравливать благодаря такой няньке. Телом. А сказать ничего не могу: тык-мык! - память потерял. Так ведь рана-то какая? Все-таки, пулей меня шибануло, как только череп выдержал. С такой черепушкой и каска не нужна, хоть по наследству передавай, классный череп. Зато по касательной - от затылка - всю голову распахало. Кугель никак понять не мог, почему сразу не убило. Что за пуля такая - в затылок и по кругу, до лба. Рад бы ему подсказать, но и сам не в курсе. Баллистика, брат! Сопротивление материалов! Научный факт, ешкин кот!

Сдружились мы. Кугель мужик одинокий, семьи нет. Я одинокий, семьи нет. Учит меня, лечит. Как я к нему должен относиться? Так и отношусь - как к родному, ближе него у меня никого.

Только начал выходить со двора. За Генрихом проковыляю, он гусей недалеко пасет - лягу на пригорок и поглядываю, а то задремлю. Хорошо, солнышко, лето. И тут - раз! Утром являются стражники, хватают меня и в тюрьму. Кугель полез защищать, еле до него докричался. Не хватало еще, чтобы и он рядом сел. Одного стражника вырубил, но обошлось. Не стали бучу поднимать. В своем доме, в своем праве. Приказ князя не довели, начали руки распускать. Хамить, подпрыгивать, за железки хвататься. В общем, обошлось.

Теперь бросили в тюрьму уже в городе, в центре, в подвал соседнего с ратушей дома. Камера, окошко под потолком, камень вокруг, на полу тоже плиты - сеном немного припорошены. Как в кино - в кандалы заковали, кузнец приходил. Быстро, минут пятнадцать на все про все. Широкие такие оковы, связанные цепью, надели. В каждом дырка как для висячего замка. Туда пруток вставляют и расклепывают. Усе. Никак не снимешь, куда там наручникам. Три дня сидел, слушал, как помост на площади сбивают. Редко вешают, нет постоянной виселицы. Насколько я помню, если дворянин - должны голову рубить, а не вешать. Раз вешать собрались, значит ответ откуда-то пришел отрицательный. Не в мою пользу. А сам-то я - что? Сам я ничего сказать не могу. Существенного, чтобы не вешали.

Три дня ни крошки не давали, только воду. Той - ведро, пей сколько влезет и дуй под себя. Цепь ножных кандалов сквозь стенной крюк пропустили, метра полтора свободы. Никаких стоков, канавок, дырок в полу. Закованными руками штаны надеть сложновато, цепь между кандалами короткая, всего три звена. Сбросил штаны и так сидел. Подстелил - и на них голым задом. Все одно только воду раз в сутки меняют, никто не видит.

Ну, какие впечатления приговоренного к повешению о днях перед казнью в средневековой тюрьме? Никаких. Не те это воспоминания, которые стоит бережно хранить, боясь позабыть хоть немного. Старался больше спать. Закалка, жизнь приучила. Пытался не думать о смерти. Получалось.

Свою казнь чуть не проспал. Еле успел натянуть штаны до колен. Стражники не стали издеваться, помогли.

А принц вовсе дурак! Получил сначала информацию из Гессен-Касселя, что видели среди проходящих пленных такого расфуфыренного юнца. Потом получил из Вестфалии информацию, что не было такого среди отпущенных. Конечно, не было! Кто бы стал русского офицера, союзника, в германском плену держать? Он во Франции в плену сидел, там отпустили, а уж потом этот болван как-то прибился к французским отпущенникам. Ну, я так думаю. Вот, черт мне попался, загадка на загадке.

Ну, ладно. Вешать так вешать. Утром, но не рано, часов в одиннадцать вывели. Площадь полна народа. Барабаны. Виселица, помост. Два стражника по бокам, но за руки не тянут, сам иду. Провели, поднялся по лесенке, поставили меня рядом с палачом. Местный чинушка раскатал лист, зачел. Я еще по-немецки тогда не очень: понял, что за разбой и убийства - к повешению. Чуть ли не я сам Кровавый Гизель! Палач петлю накинул, подтянул. Напротив трибуна, принц на троне, рядом на стульях две дамы, пониже скамейка - там придворные вперемешку. Стража перед трибуной и за троном в полном рыцарском доспехе, с алебардами. Клоуны! Спеть бы вам, гады! Интернационал или из Высоцкого что-нибудь. Ладно, не в настроении.

Шучу. Не в голосе.

И тут эта княжья морда - ручку так красиво вытягивает и вещает. Я думал - помилование, казнь заменяется бессрочной каторгой или еще чем-то приятным. Утопление вместо повешения? Три последних желания - покурить, выпить и бабу, а уж потом казнь и народные гуляния? Нет.

Отменяет решение суда, не дает свершиться роковой ошибке. Князь бдит! Получен ответ от фельдмаршала-лейтенанта. Слава князю, слава князю, радуйтесь! И вы, барон, тоже радуйтесь. Освободить на месте, расковать, препроводить...

Ну дурааак!

Расковали. Поклонился я князю и пошел гусей пасти.

Пришлют за мной от фельдмаршала. Сам пока занят, не может.