Счастливый час в «Каса Дракула»

Глава двадцать девятая Последняя капля в чаше греха

Хорошо было то, что ночью в округе не убили ни одного животного. А плохо то, что в наш городок понаехало еще больше репортеров, и теперь я была прикована к ранчо.

Чтобы порадовать себя, я решила нарядиться к ужину и надела ярко-розовое платье и бежевые босоножки с ракушками, которые обнаружила в «Вашей засохшей розе» и «Благотворительной лавке поставщиков винограда». Шелковистая ткань платья скользнула по моему телу, прилегая к нему, словно альпинист к отвесной скале. Я уложила свои волосы с помощью геля так, чтобы они были волнистыми. Особое внимание уделила глазам — чтобы они выглядели сексуальнее, я старательно подвела их и намазала тенями.

Повертевшись в разные стороны, я придирчиво оглядела себя в зеркало. Странно. Похоже, я загорела. Видимо, меня так занимали мысли о незваных гостях, которых надо опасаться во время прогулок, что я забывала мазаться средством от солнца.

Но ругать себя не хотелось, ведь у меня такой аппетитный загар.

Пришло время давать Дейзи антибиотик, но в доме я ее так и не нашла. Выйдя на крыльцо черного хода, я стала звать собаку оттуда. Потом помчалась на конюшню, где Эрни, придирчиво оглядев меня, воскликнул:

— Dios mio' [87] ты потрясно выглядишь, mamacita' [88]!

А потом рассказал мне, что видел собаку возле коттеджа. Я побежала по полю с воплями: «Дейзи! Дейзи!» — но ее мохнатой шубки нигде не было видно. Когда на мой стук в дверь коттеджа никто не ответил, я открыла ее и вошла, крикнув:

— Уинни, ау!

Из ванной вышел Освальд с завязанным на талии полотенцем. У него был плоский живот, безупречная кожа, а на красивой мускулистой груди было как раз столько волос, сколько надо. Его серые глаза сияли.

Я тупо глазела на него, но потом мне все-таки уда-ось взять себя в руки. Старательно отводя взгляд от Освальда, я смотрела по сторонам.

— Уинни вернулась?

— Нет еще. Но уже едет.

— Ой, я нигде не могу найти Дейзи.

Я старалась говорить спокойно, но голос все же сорвался, а в глазах стояли слезы.

Он хлопнул в ладоши, и я пережила краткий миг паники, опасаясь, что от этого движения с него спадет полотенце. Впрочем, боялась я очень зря: оно было надежно обмотано вокруг его стройных бедер.

— Дейзи, ко мне! — приказал Освальд.

Послышался стук собачьих когтей о деревянный паркет, и Дейзи выскользнула из спальни.

— Плохая девочка, плохая! — укоряла я, склонившись над собакой, взъерошивая ее шерсть и радуясь тому, что она жива и здорова.

— Да, тема плохих девочек тебе близка.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Что, черт побери, ты делала с Иэном Дюшармом? — резко спросил Освальд.

— Иэн свободен. Во всяком случае, он действительно хотел выстроить со мной отношения. И вообще — не твое собачье дело, с кем я встречаюсь.

— Встречаешься? Ты это так называешь?

Его поведение серьезно уменьшило удовольствие, полученное от разглядывания его пупка, и радость от того, что Дейзи цела и невредима.

— Да, встречалась. И у нас был жаркий, извращенный секс с кровососанием. — Я приблизилась к Освальду и посмотрела ему прямо в глаза. — Хочешь, расскажу тебе об этом? О том, что он делал со мной? — хрипло проговорила я. — Как классно было, когда он…

Попытка поддразнить Освальда привела к тому, что я завелась сама. Мы стояли всего в нескольких сантиметрах друг от друга, словно играя в гляделки.

Я первая вздрогнула и отвела взгляд.

— Черт возьми, Освальд, ты ведь так и не извинился за то, что сделал со мной.

— Хотел, но не мог, — отступив назад, признался он.

— Не мог? Говорить разучился, что ли?

— Не мог я. Сэм запретил мне это делать.

Обработать эту информацию я смогла только после того, как быстро выпалила:

— Что-что-что?

— Извиниться — значит взять на себя ответственность.

— Но ведь именно на тебе и лежит ответственность за то, что случилось. Сэм знает об этом.

Зайдя в спальню, Освальд вернулся оттуда с рубашкой.

— Он адвокат. И что самое главное — один из моих адвокатов.

Я изо всех сил старалась взять себя в руки.

— Освальд, — начала я, стараясь говорить как можно спокойнее, — адвокаты дают советы. Но слушать их необязательно.

— Ты права. Прости меня, Милагро. Теперь мы в расчете?

Я уже подумывала о том, чтобы предложить ему скрепить наш мир облизыванием друг друга с ног до головы, но вместо этого заявила:

— Да, мы в расчете.

Услышав шаги, мы оба вздрогнули.

— Освальд! — позвала Уинни.

Она вошла в комнату и увидела нас.

Мне не хотелось ставить ее в известность о том, что мы снова скандалили.

— Привет, Уинни. Я искала Дейзи, а она была здесь.

— Опять Дейзи, — последовала скептическая реакция.

На этот раз упомянутая собака была тут как тут.

— Ладно, отведу ее домой.

Теперь Уинни взглянула на меня глазами профессионала.

— Милагро, ты загорела?

— Возможно, — ответила я.

— Хм-м, — промычали они оба зловещим врачебным тоном.

— Мне бы хотелось снова осмотреть тебя завтра, — заявила Уинни.

Я чувствовала себя хорошо и совершенно не хотела никаких осмотров, однако в тот момент я не собиралась с ней спорить.

Бредя вместе с Дейзи к дому, я размышляла о том, почему я ошибочно приписываю каждому контакту с мужчиной какой-то сексуальный подтекст. Конечно, забавно выпить «буравчика» со знакомыми геями и посплетничать об этом. Я безумно люблю своих друзей-геев, однако надо признать, что даже они иногда бывают не правы. Не все отпадные актеры оказываются гомосексуалистами, и далеко не каждый контакт с кем-нибудь симпатичным носит сексуальный характер.

Грузовик Гэбриела показался на подъездной аллее как раз в тот момент, когда я поняла, что нуждаюсь в гомосексуальных советчиках. Выскочив из кабины, он сначала крепко обнял меня, а потом спросил:

— Подруга, как тебе удалось загореть?

— Наши медики уже всполошились. — Я поймала его за руку. — Как дела?

— Поскольку все практически сделано, могу тебе рассказать. Мы уже почти напортачили в счетах КАКА. Скоро достанем этих подонков. У них темных делишек больше, чем у королевы гонора. Но до меня дошли слухи, что ты покорила Иэна Дюшарма!

— Ого! В этой семье все только и делают, что сплетничают.

— О-ля-ля, леди Милагро, такой сексуальный темный лорд! Злой сумасшедший, с которым опасно иметь дело.

Улыбка застыла на моем лице.

— Почему ты сказал «темный лорд»?

Гэбриел пожал плечами как ни в чем не бывало.

— Просто фигура речи, понимаешь ли, он весь из себя темный да и ведет себя как фон-барон. Многие пытались захомутать его, но удалось это только тебе. Знаешь, он все еще в городе, сегодня вечером уезжает.

— А мне по-прежнему это неинтересно.

— Я бы его тут же уделал!

— Давай, не стесняйся!

Смеясь, мы зашли в дом.

Не успел Гэбриел поздороваться со всеми родственниками, как Эрни принес нам очередную новость — в одном из частных городских владений обнаружили целый курятник изувеченной домашней птицы.

Поскольку это случилось в городе, страхи местных жителей только усилились — теперь все опасались, что следующей жертвой будет человек. Город стали патрулировать вертолеты, а средства массовой информации только и обсуждали что убийства животных. Оставив телевизор и радиоприемники включенными, мы постоянно слушали новости. Когда какая-то женщина с химической завивкой, отвечая на вопрос о сатанинских обрядах, начала лопотать что-то бессвязное, будто бы ее хотели похитить инопланетяне, я тут же вспомнила о Корнелии.

Журналисты побывали и в Нижнем Небе, где некто Эрнест Калпеппер по кличке Пеппер поведал им, что он и его товарищи-байкеры давным-давно прекратили поклоняться дьяволу и превратились в образцовых богобоязненных граждан.

Той ночью луна была полной. Запершись в своей комнате, Уинни мрачно заканчивала последние приготовления к свадьбе, а Сэм и Гэбриел работали в кабинете. В комнате отдыха Эдна смотрела новости. Я больше не могла выдерживать все эти разговоры, а потому решила поболтать ногами в бассейне и полюбоваться на небо.

В темноте я заметила фигуру мужчины, который шел в дом со стороны конюшни. Я заключила, что это Эрни, и потому сказала:

— Hola, guapo' [89]!

Освальд резко остановился и спросил:

— Милагро, что ты здесь делаешь?

— Иду в бассейн.

Я очень надеялась, что он не понял, как я только что его назвала.

— Тебе нельзя оставаться одной. — Освальд поднял руку, в ней что-то блеснуло. Бутылка. Он сделал большой глоток и протянул бутылку мне. — Я пойду с тобой.

Отвергнуть предложение выпить было бы невежливо. Я понятия не имела, чем баловался Освальд, но, взяв у него бутылку, поднесла ее к губам. Ром согрел мне горло. Он был таким вкусным, что я глотнула снова.

Под яркой луной мы направились к забору, ограждавшему бассейн. Мы прошли через калитку, которая тут же за нами захлопнулась. Освальд открыл раздвижную крышу, и над нами возникло небо. Включилась иллюминация, осветившая лазоревый бассейн; зажглись и маленькие лампочки, располагавшиеся по периметру ограды.

Выпив еще немного, Освальд подошел к бассейну; я двинулась за ним.

— Будешь купаться? — осведомилась я.

— Нет, а вот насчет того, чтобы утопиться, подумаю. — Он передал мне бутылку, и я медленно сделала большой глоток. — Побудь со мной немного.

Он боком уселся на огромный шезлонг.

При необходимости сидеть на легкой пляжной мебели любой даме приходится сталкиваться с серьезными трудностями. Особенно когда эта самая дама начинает испытывать на себе действие крепких напитков. Делая очередной глоток, я пыталась решить эту проблему. Возможно, стараясь держать спину прямо, нужно просто надеяться на то, что ноги будут служить надежной опорой.

— Юная леди, — проговорил Освальд, снова передавая мне бутылку, — очень скоро я женюсь.

— Я знаю, Освальд. Поздравляю тебя.

Мы выпили за его будущее бракосочетание, а потом он заявил:

— Уинифред не любит меня.

Эта фраза повисла между нами, как паук в своей паутине.

— Я думала, у вас классный секс.

Звук, который вырвался у него из уст, не походил на смех.

— Я об этом ничего не знаю.

Я постаралась припомнить, что говорила мне Уинни.

— По словам Уинни — я их хорошо запомнила, — вы идеально подходите друг другу в самом важном отношении.

Освальд улыбнулся своей обезоруживающей кривоватой улыбкой.

— Ты неправильно поняла. Самое важное для нее — уровень плодовитости. Мы с ней очень подходим друг другу в том смысле, что с помощью современной медицины мы когда-нибудь сможем иметь детей.

— О, — сказала я, переваривая эту новость. — Значит, классного секса не было?

— Вообще никакого секса не было. Она вся съеживается, когда я прикасаюсь к ней, и все время придумывает отговорки.

Мне стало очень жаль обоих — и Освальда, и Уинни. Я прислонилась к нему, чтобы как следует обдумать это, а еще из-за того, что природа шезлонга предусматривает расслабленную позу, и наконец потому, что мы с Освальдом последний раз предавались espiritu de los cocteles в компании друг друга. Я подумала, что любая девушка, опершись на сильное тело Освальда, получит стопроцентную гарантию сохранения ее вертикального положения.

Казалось, Освальд ждал моей реакции, и я проговорила:

— Это ужасно, ужасно грустно, Освальд.

— Да. — Он промочил горло очередной порцией рома и поднес бутылку к моим губам, чтобы я тоже смогла сделать глоток. — Почему Иэн?

— Чего ты прицепился к нему? Ты ведь несвободен.

— Да, несвободен, — подтвердил он. — Но мне хотелось бы быть свободным. Как тебе было с ним в постели?

Этот вопрос показался мне наглым, даже оскорбительным. Я так и сказала бы ему, если бы слово «оскорбительный» не было так сложно произнести в моем тогдашнем состоянии.

— Чисто физически — здорово, а вот что касается чувств — он сбил меня с толку. Понимаешь, что я имею в виду?

— Нет, не очень. Я боялся, что ты влюбилась в него.

— Похоже, сегодня мы обсуждаем проблему отсутствия любви, — заметила я, и мне вдруг пришло в голову, что сегодня я отличаюсь излишней мудростью.

Мы выпили еще немного, а потом Освальд сказал:

— Если бы в тот раз в отеле мы… ну понимаешь… как, ты думаешь, это было бы?

Возможно, из-за того, что мы пили почти на брудершафт, я призналась:

— Освальд, даже просто целоваться с тобой было чертовски классно. Раньше я ничего подобного не испытывала. И поэтому я ненавижу тебя.

— То же могу сказать и про себя, только ненависти к тебе я не испытываю, — проговорил он. — А ты почему ненавидишь меня?

— Потому что ничего для тебя не значу. Ты помолвлен с прекрасной, преданной своему делу женщиной, которая служит твоим идеалом и в физическом, и в духовном смысле. — Я вдруг вспомнила о Сэме. — А ты знаешь, что мы с Сэмом хотим углубить наши отношения? Они похожи на ваши. Мы одинаково смотрим на многие ценности и уважаем друг друга. Мне нужно научиться играть в шахматы.

— Ты кое-что значишь для меня, — возразил Освальд, отставив бутылку и повернувшись ко мне. — И, черт возьми, я уважаю каждый миллиметр твоего тела.

Я почувствовала его горячее дыхание, и вдруг — понятия не имею, как так получается, это одна из тех самых непостижимых загадок Вселенной — лица наши сблизились, и Освальд заключил меня в объятия.

— Милагро, — начал он низким охрипшим голосом, — я хотел все отменить, но Уинни не согласилась. Она сказала, что мы обязательно должны пожениться. И я… я никогда больше не буду с женщиной, которая хочет меня, которой нравятся мои ласки… — Говоря это, он погладил пальцами мои обнаженные руки, отчего по телу пробежала приятная дрожь. — Все, о чем я прошу, — одна ночь с тобой… чтобы у меня остались хоть какие-то воспоминания.

Его губы коснулись моих, и я, как и в прошлый раз, опьянела от этого поцелуя. Позабыв об осторожности и соблюдении морали, я думала только об одном — о том, как я хочу ласкать Освальда и как мне необходимы его ласки. Он стянул с меня одежду и отдал должное моему отличному нижнему белью. Просто поставил меня перед собой и, поглаживая меня, повторял: «Красавица, красавица».

Он расстегнул лифчик и снял с меня трусики. Меня вдруг пронзила мысль о том, что я стою обнаженная перед человеком, привыкшим видеть искусственные груди, не подчиняющиеся силе тяготения, животы после липосакции и улучшенные при помощи хирургического вмешательства попки и бедра. Я тут же прикрыла груди руками.

— Нет, нет, — бормотал Освальд, отводя мои руки. — Они великолепные, настоящие. — И накрыл груди своими ладонями.

Поскольку шезлонг был не очень устойчивым, мы положили матрац прямо на цемент. Мы наперебой пытались снять его одежду, то и дело запутывая в ней пальцы. И когда нам это наконец удалось, я решила, что Освальд не вроде как потрясающий, а совершенно потрясающий мужчина.

Потом мы оказались на матраце, и — о-го-го! — он был мужчиной, отправлявшимся на войну, а я — благодарной девушкой, кричащей ему вслед последнее «ура!». Мы переворачивались, ритмично двигая телами, меняя позы и исследуя друг друга, так что я потеряла всякое ощущение времени. Я уже не была Милагро, я стала частью какого-то другого организма — его или нашего общего, и мне казалось, что так и должно было быть всегда.

— Освальд, — сказала я. — Ты снился мне, когда я болела.

Его кривоватая улыбка восхищала меня.

— Это был не сон, — возразил он. — Просто я не мог придумать другого способа спасти тебя, пришлось встряхнуть твою иммунную систему.

Мы целовались так неистово, что наши тубам было больно.

— Мне бы хотелось, чтобы так было всегда, — пробормотал он в мое ухо.

— Не могу поверить! — заорала какая-то женщина.

Мы с Освальдом оглянулись и увидели Уинни и Сэма, в ужасе уставившихся на нас.

— Боже мой! Боже мой! — кричала Уинни.

Сэм раскрыл рот и выпучил глаза.

Мы с Освальдом отскочили друг от друга и начали в панике хватать с пола одежду. Мне нужно было прикрыть наготу, поэтому я нацепила рубашку Освальда и его трусы-боксеры. Мне не хотелось смотреть на Уинни и Сэма, но я все равно взглянула на них.

Прикрыв срам брюками, Освальд заявил:

— Я могу все объяснить.

Очень смешная фраза, тем более что оправдания этому преступлению не было. Я совершила самый ужасный поступок на свете — предала свою подругу Уинни. С этим не сравнится даже тот факт, что я разрушила надежду на отношения с Сэмом. Я сама себя возненавидела.

— Неужели? — проговорила Уинни. — А я пришла сказать тебе, что я беременна.

Схватив свое платье, я пробормотала:

— Уинни, прости меня, прости меня, пожалуйста, прости.

А потом, как трусиха, сбежала.

Спотыкаясь, я шла прочь по дороге, и вскоре громкие голоса вампиров стали неразличимы. Острые камешки кололи мне ноги, но я заслужила эту пытку. Словно воровка, я прокралась к черному ходу. На мое счастье, кухня была пуста. Я нырнула в свою комнату, и тут мне навстречу, спрыгнув с кровати и помахивая хвостом, устремилась Дейзи. Я погладила ее по мохнатой голове и сказала со слезами в голосе:

— Прости, девочка, прости.

Надевая нижнее белье, джинсы, свитер и кеды, я уже вовсю плакала. В шкафу я обнаружила рюкзак, куда и начала запихивать свою одежду — всю, какую можно было уместить. Зайдя в ванную, я прихватила самые необходимые средства гигиены и затолкала их в свою сумку. Оставалась только пишущая машинка.

Она была моей. Освальд подарил ее мне. Я сунула рукопись в бумажный пакет, надела рюкзак на одно плечо, на другое нацепила сумку, а потом взяла в руки пакет и чемоданчик с пишущей машинкой.

Когда я крадучись вышла на кухню, Эдна уже стояла там, словно поджидая меня.

— Что, в сущности, происходит?

— Мне нужно уехать, Эдна. Я… спасибо вам за все.

Я плакала и хлюпала носом.

Эдна печально взглянула на меня.

— Что бы ни случилось, все можно исправить.

— Нет, Эдна, нельзя. Я ужасная. Я совершила непростительный поступок.

Она потянулась ко мне.

— Милагро, — проговорила Эдна, и я отпрыгнула в сторону. — Все будет хорошо, юная леди. Оставайтесь, все обязательно уладится.

— Нет, не уладится. Простите. Передайте всем, что я прошу прощения.

Невыносимо было видеть разочарование в ее великолепных изумрудных глазах.

Я помчалась прочь из дома. Находясь под действием рома и переживаний, вести машину я была не в состоянии. Во дворе стоял велосипед с корзинкой, который раньше хранился в комнате прислуги. Сунув в корзинку чемоданчик с пишущей машинкой, я неуклюже покатила по дороге, вдоль которой с обеих сторон росли деревья.

Мое досье, составленное вампирами, оказалось справедливым. Я была глупой, ненадежной, безответственной шлюхой. Калитка открылась автоматически, и я бесславно покинула загородную резиденцию графа Дракулы, оставив в ней добрых друзей, которых предала, безвозвратно утерянное будущее с Сэмом, свою собаку, курицу и садик.