Глава 4. 4

— Я позвала вас, инквизитор, — твердо произнесла женщина, высвобождаясь из его объятий и приводя в порядок одежду, — не затем, чтобы пофлиртовать, а потому что уверена в вас. Я знаю — в отличие от всех прочих, в вашем сердце нет ненависти. Вы защитите и суккуб, если в том будет нужда. Я верю в ваш разум. Поэтому обращаюсь к вам.

Она говорила так спокойно и отстраненно, будто ничего между ними не произошло. Словно искра, пробежавшая между ними и пробившая оба сердца разом, растаяла без следа, не оставив ни малейшего воспоминания.

Словно женщина была вовсе равнодушна.

Вот же проклятье!

— Даже так, — насмешливо произнес Тристан, возвращаясь на свое место. Он опустился в кресло, залпом осушил свой бокал с коньяком, чтобы замаскировать гримасу разочарования.

Он не мог скрыть своей досады.

Чертовка!

Сердце его глодал стыд пополам с неутоленной жаждой. Черт знает, отчего в его сердце вообще родилось это странное желание — коснуться этой женщины так, словно он имеет на это право. Только он ощутил его; неконтролируемое влечение, которого уже давно ни к кому не чувствовал. Интерес; азарт, симпатию, страсть.

И почему? Что такого особенного было в этой тонкой женщине в черных, наглухо застегнутых одеждах? Не видно ни клочка кожи. Н взгляда. Ни улыбки, ни кокетства в глазах. Никаких эмоций вообще. Только яростное желание держаться на расстоянии и сохранять предельно деловые отношения.

Странная смесь властности и беспомощности, страха и отваги в этой женщине здорово подкупали…

А теперь, отказав ему, эта женщина сделалась поистине вожделенным, лакомым объектом!

Не далась, не позволила ласки — значит, думает, что возможно нечто больше. Думает, но отказывается от этого. Как бы ни было сладко…

И черт знает, почему она отказала.

Она испугалась; она готова была покориться. Один момент она даже предвкушала этот поцелуй, но потом что-то пошло не так. Ее разум воспротивился этому флирту. Она воздвигла стену, она себе самой запретила думать о Тристане как о мужчине. А он не привык получать отказов! И ее строгая, неподдельная отстраненность пребольно ударила по его гордости.

Интрижка на пару встреч ей не нужна? Этого слишком мало или наоборот, слишком много? Не хочет связываться со светлым? Поздно, она уже связалась.

— Если вы согласитесь помочь мне, — медленно произнесла она, словно вес еще раздумывая, открываться ли ему до конца, хотя что-то подсказывало Тристану, что все давно уже решено, — то нам придется опуститься с вами на самое дно адептов черной магии…

— Зачем?

— Затем, дорогой мой инквизитор, что в этой борьбе мы свами на одной стороне. На стороне порядка, — строго ответила герцогиня. — Но, вероятно, я слишком… слишком близка к таким, как вы. К Светлым. И поэтому в рядах моих подданных назрел… бунт. И их придется усмирить — жестко, беспощадно, вероятно, страшно. Видит магия, я не хотела этого делать. Но мне не оставили выбора.

— Если мы с вами кого-то пойдем усмирять, — насмешливо произнес Тристан, — то я должен быть уверен, что в нужный момент ваша рука не дрогнет, и вы прикроете мне спину и вонзите ваш замечательный клинок в черное сердце.

— Иначе и быть не может, — ответила герцогиня серьезно. — Потому что…

Она замялась, склонив голову, и Тристан молча изобразил выражение живейшей заинтересованности на лице.

— Потому что эта возня затеяна ради того, чтобы убрать меня, — тихо закончила она.

— Боитесь потерять власть? — насмешливо поинтересовался он.

— Боюсь потерять голову, — парировала она. — Клинок, что когда-то вручило мне Он, можно передать Его или Ее Высочеству только после моей смерти. Он, видимо, обезумел, а может, его сердце преисполнилось жажды крови и жестокости. Они затеяли убрать меня и заменить на другого, на того самого демона, как я понимаю. И тогда настанет хаос, инквизитор. Кровавый хаос. И вам некогда будет сидеть в кресле и потягивать дорогой коньяк. А ваши сыновья, которых вы посветили в инквизиторы так опрометчиво, повзрослеют на пару десятков лет за очень короткий срок. Их тела разукрасят шрамы, а души зачерствеют и никогда не расцветут.

— Перспектива так себе, — заметил Тристан. — Но я все равно мало что понимаю. Я живу долго, очень долго. И ни разу не слышал о возможности подобного… э-э-э… апокалипсиса.

— В самом деле? — в голосе герцогини послышалась насмешка. — А мне показалось, вы его пережили… Точнее, не пережили. Вас же растерзала и похоронила еще живым толпа, или я что-то путаю?

Тристану, до того сидевшему расслабленно, вдруг стало душно, да так, что он рванул ворот сорочки и нарядный галстук. В глазах потемнело, в боку стало горячо и больно, словно там все еще был наконечник от копья. В ушах зазвенели осатаневшие голоса толпы и свой собственный голос, хриплый, измученный, в отчаянной попытке уязвить победивших соперников вопящий похабную песню.

Да, он пел и смеялся, когда его закапывали.

Но кто бы знал, как это было страшно…

— О, нет, — простонал он. — Только не тени прошлого! Не говорите, что кто-то снова оттуда явился! Когда же оно меня отпустит?!

— Никогда, — жестоко ответила герцогиня. — Пока живы вы, инквизитор, живо и ваше прошлое. Помните ли вы, кто вас поразил? Тогда? Давно?

— Король Ротозеев, — отчетливо и звонко произнес Тристан, яростно буравя взглядом герцогиню, умудрившуюся задеть его за живое, — давно и бесповоротно мертв! Я заплатил огромную цену за то, чтобы он умер! Честную цену! Я готов был за ним, да нет — впереди него идти, освещая ему путь, чтобы он не заблудился по путь в ад! Только поэтому магия вернула мне кровь, плоть, новую жизнь! Она заглянула мне в сердце и поверила, что я служу ей! Она не могла меня обмануть!..

Тристан подскочил, яростно сжимая кулаки. От его бесстрастного спокойствия не осталось и следа; он прямо сейчас хоте бежать и убить неугомонного маркиза.

— Нет-нет-нет, — гаденько ответила герцогиня, вертя в тонких пальцах высокую ножку неуместного бокала для шампанского. — Я говорю не о нем. Но таким вы мне нравитесь больше, Тристан…

— Так о ком вы говорите, черти вас возьми! — прорычал Тристан, яростно сверкая алыми глазами. — Что вы мне голову морочите! Все долги розданы, все грешники наказаны! ТА история давно стала страшной сказкой!

— О, не все! — посмеиваясь, ответила герцогиня. — Вспомните, Тристан, хорошенько вспомните. Кто смог вас победить? Не герой и не воин. Даже не лучник, удачно выстреливший со стены вам в спину. Ну?

Тристан замолк. В памяти его всплывали картины прошлого — те, которые он предпочитал никогда не вспоминать, стыдясь.

Одержимый, опьяненный вкусом крови, он метался по улицам, отлавливая мародеров, что поживились в Инквизитории. И толстую торговку, что стащила золотую и серебряную посуду, и вора, что спер сундучок с драгоценностями, Тристан прирезал без сожаления. Ударил несколько раз мечом, стараясь причинить как можно боли, пока души воров не отлетели к суровому небу.

А потом, погнавшись за каким-то мелким жуликом, который странно вихлялся и хромал, и практически догнав его, Тристан споткнулся и упал. Отскочил его золотой палец, меч стало держать неудобно. И золотая нога неловко выворачивалась.

Чертыхаясь, заливаясь злыми слезами, Тристан поднялся — и увидел этого странного, уродливого человечка.

Он действительно был уродливый.

«Вот уж у кого действительно лицо изрезано», — подумал Тристан, будя те, давние, события в своей душе.

Уродливое лицо этого маленького, жалкого человека, отползающего задом наперед от наступающего на него распаленного инквизитора, выглядело так, словно его срезали по кускам и пришили на новое место. Неровно и грубо. Кое-где куски не сходились, белые глубокие шрамы грубыми мертвыми полосами кое-как прикрывали кости черепа.

А кое-где плоть словно лежала пластами, и шрамы бугрились толстым месивом.

Но этого мало; тощий уродец был горбат, одна нога у него была вдвое толще другой.

В руках у уродца была какая-то мелочь, ничего не значащая побрякушка. Уродец трясся всем телом, скулил и дышал часто-часто, будто в этом жестоком мире не него не хватало не только красоты и здоровья, но еще и воздуха.

Тогда Тристан его пожалел.

Отнимать жизнь, последнее, что у этого уродца есть, за никчемную побрякушку?..

Просто нищий уродец. Один из тех, кого Тристан поклялся защищать. Уродец просто хочет есть, поэтому и украл что-то, что сможет продать.

В мешанине чувств, отчаяния, безысходности и бесконечной боли Тристан вдруг ощутил милосердие. Глядя на урода, он понял чужой страх и желание жить — даже таким больным и уродливым. И то, что его, Тристана, потерю, не вернуть и не восполнить даже сотней чудих смертей, он вдруг ощутил со всей ясностью.

— Живи, мелкий воришка, — хрипло произнес Тристан. — Ведь жизнь прекрасна…

Он отвернулся. Пот и слезы застилали глаза. Он собрался уж было уйти, покинуть тупик, где настигло его принятие горя.

Но тут подлый уродец с криком ненависти подскочил на свои слабые, вихляющиеся ноги, и со всей дури ударил Тристана в бок наконечником копья.

Он украл копье Четырнадцатого. Только небеса знают, зачем уродливый дурачок позарился на инквизиторское оружие и почему так легко с ним расстался. Да только он без раздумий это оружие подарил Тристану — напоследок.

Это было не первое ранение, но самое болезненное. Самое невыносимое. Тристан, как бы ни храбрился, как бы не пытался подчинить себе тело, а понял, что не вынесет этой раны. Не сможет подняться, не сможет драться. Половина бока налилась острой пульсирующей болью, нога не слушалась, подогнулась, и Тристан снова упал на колени.

— Сдохни, падаль! — радостно визжал, как ненормальный, уродец, скача вокруг оседающего инквизитора. — Сдохни!

— За что?! — изумленный, спросил Тристан. Но ответа он не получил…

* * *

— Я вижу, вы вспомнили его, Инквизитор, — со смешком произнесла герцогиня. На лице Тристана слишком откровенно проступили его чувства — удивление, злость, страх и стыд, — скрыть их было просто невозможно. — Да, да, вас, гордого королевского сына, свалил какой-то жалкий уродец. Это не забудется никогда.

— Только не говорите мне, — зло просопел Тристан, — что этот мелкий клоп жив!

— Отчего бы ему умереть, — снова усмехнулась женщина. — Это же не просто юродивый нищий, который с перепуга ударил копьем главу Ордена инквизиторов.

— Просто, не просто!.. — взорвался Тристан. — Как имя этой мелкой твари?

— Ну, Тристан Пилигрим! А еще королевский сын! Вы настолько не интересовались шутами? Это же Трехногий Жак Кожаное лицо! Его Величество Темный Король Негодяев, — угодливо подсказала герцогиня. — Свидетель и виновник вашего поражения. Он был вхож во все богатые дома благодаря своей уродливой внешности, и тогда уж верховодил над темными магами и некромантами. И пока с него никто Черной короны не снял. Это он пожаловал мне титул Черной Герцогини.

— И вы согласились.

Его слова прозвучали как обвинение, и женщина гордо вздернула голову.

— Согласилась, конечно. А вы бы отказались иметь в руках возможность усмирять все отребья этого города? Я присматриваю за поданными Жака и решаю их споры, пока он предается веселой и беспечной жизни. По возможности, я делаю это бескровно. Но, кажется, ему наскучило мирное течение жизни, и он решил немного развлечься, внеся хаоса, смертей и крови в повседневность…

— Дьявол его отымей правым рогом через зад! Королей развелось больше, чем блох на бродячей собаке!

— Инквизитор, как вы выражаетесь?! При даме!

— Пойдите вы к черту с вашими нежными чувствами! Почему Генрих не придавит эту мелкую падаль?! Это уродец творит черт знает что, раздает титулы, убивает ради развлечения людей! Ему давно пора повиснуть в клетке, улыбаясь всем ветрам и солнцу!

— Вот мы и подошли к сути вопроса, — спокойно ответила герцогиня. — Тот удар, инквизитор… он сделал Короля Негодяев неуловимым. Все-таки, почти ритуал. Все-таки, копье инквизитора. Все-таки, глава Ордена и Король Негодяев. Жак невероятно уродлив, стар, горбат, и кроме всего прочего, у него три ноги. Но вот чудо — этого никто не замечает. Только вы можете его опознать, мой милый Тристан. Ну, и успокоить, наверное, вернув ему старый должок.

— О-о-о, — провыл Тристан злобно, — это с удовольствием! Этого уродца я узнаю из тысячи!

— Очень на это надеюсь, — холодно ответила герцогиня. — Не то выживший из ума старикашка отравит жизнь всем.

— А демон?

— А что демон? Он, судя по всему, метит на мое место. Он хотел вывести из игры вас, чтобы вы не вмешались в смену власти, а потом, когда вы спохватились бы, было б уже очень и очень поздно…

— Отчего же вы не убили его, — кровожадно поинтересовался Тристан, — как только заподозрили неладное? Кажется, моя версия с любовником оправдывает себя?

— Не будьте так ревнивы, господин инквизитор! — вздохнула герцогиня. — Проклятое человеколюбие…

Загрузка...