Глава 44

И со счетом у меня есть варианты, например, ячейку в банке оплатить можно. Рисую точку на карте, даю пояснения. Без этих пояснений найти жилы им будет очень трудно. Не знаю уж в чём причина, и учёные спорят, но когда обнаруживают коренные источники россыпей с самородками, то, как правило, они представляют собой маломощные (до двадцати сантиметров толщиной) жилы с гнездовым распределением металла. Для крупных золоторудных месторождений с мощными рудными телами (около 1 м и более) самородки, увы, не характерны. Жилы из-за коррозии часто разрушаются. Я видел фото испанского золота, и хоть на месте не был, но в статье в интернете читал весь подробный расклад. С моими пояснениями они жилы найдут.

Прощаемся друзьями. Презентовал дяде парочку сувениров, в ответ получил толстый ежедневник, чистый. Мог бы хоть тыщу баксов дать. Хотя, не надо, сейчас статья за это.

Еду к себе в номер, попутно зайдя в магазин — идти ужинать в ресторан не хочу. Изобилие деликатесов поражает. Москва хорошо снабжается в эти дни, в наличии, в том числе и икра красная. Её и беру к чаю. Ещё варёную колбасу, сливочное масло, белый хлеб, сам чай и банку сока. Зачем сок? А чай мне кипятить негде. В номере нет никого, и прежний бардак. Свинтус-музыкант раскидал свои шмотки по всему номеру.

Вечереет, за окном светло от фонарей, вдалеке свет ещё ярче, праздник идёт полным ходом. После самодельного ужина и душа решил полежать и уснул. Проснулся рано, на моих командирских — шесть утра. Соседа нет, скорее всего, где-то дружит, кобель. Делаю зарядку — с удовольствием молочу кулаками по воздуху, представляя перед собой Горбачева. Вспомнив о его племяннице, решаю заехать к Санычу. Что и делаю после завтрака, который был не то чтобы обильный, но очень красиво подан. Яйцо, например, лежало на специальной подставке и, разбив его конец, я с удовольствием черпал ложкой свареное всмятку содержимое. Бутерброд с икрой тоже был, гораздо менее покрытый икрой, конечно, чем тот, что я заточил вечером.

Настроение хорошее. У кабинета Саныча я просидел до девяти утра, пока не догадался спросить у секретарши, а придёт ли он вообще? Уехал! Причем, до первого числа его не будет. Вот засада. И на свою работу опоздал. Хотя нет, от здания идёт автобус и меня после предъявления пропуска согласились добросить.

Работать наша лавка начинает с десяти, а я приехал за пять минут до начала работы. Нет ни одного человека! Причем лавку открывали и закрыли, судя по товару. Начинают подходить посетители, развожу руками, прошу подождать. Идут продавцы! Толпа целая, морды грустные.

— Толя! Молодец, что покараулил, мы хоть и прикрыли, … — сказала начальница, не став договаривать, только зыркнула по сторонам на прохожих.

— Привет, привет, — здороваются со мной и остальные.

— Чё вялые такие? — несколько удивленно спрашиваю я.

— Собрание было, ругали за плохие продажи, и за недостачу. Вчера вечером перед завозом товара сделали пересчёт, — кое-что прояснила Ленка.

— Много не хватает? И кто ругал-то? — напрягаюсь я, хотя и рад, что не попал на это мероприятие, уж я-то там молчать бы не стал!

— Тридцати одного рубля не хватило вчера, а ругал сам Матонов Петр Леонидович, это начальник главка.

— Давайте скинемся на недостачу, — предлагаю я.

— Я найду, кто это чайник разбил. Их вчера не продавали, а нет одного в наличии, и стоит он как раз тридцать рублей, — сказала Лена, показывая на красивый чайник с эмблемой фестиваля.


Купить, что ли, в подарок общажным друзьям? Да разобью ещё, хватит им и брелоков-миникнижек в красивых коробочках. Удивляет меня СССР, такой продуманности в сувенирной и рекламной деятельности я не ожидал. Не всё так плохо было, значит.

Начались трудовые будни. Два дня, двадцать девятого и тридцатого июля, я приходил домой поздно, впрочем, в компании я стал окончательно своим, хоть и был самым молодым. Отвергнутые мною ленинградки задружили с кубинцами, я тоже пытался склеить кубинку, но фактурная деваха пользовалась спросом и выбрала другой вариант. Беспутный Толик, музыкант, приходил ещё позднее меня, он ещё и пил неслабо. На их концерт я не попал, зато сходили всей нашей компанией на Дин Рида и на молодую Пугачеву, которая оказалась не совсем уж и молодой — тридцать шесть лет. Тьфу, это я уже со своих семнадцати оцениваю. Она уже народная артистка. Выступали они вместе, всем понравилось.

Вечером, тридцатого, возвращаясь в гостиницу, услышал в новостях выступление Горбачева. Специально тормознул на стойке внизу. Генсек заявил об одностороннем моратории на ядерные взрывы! Никаких испытаний не будет больше.

Вот и зачем он решил выпендриться? Никто его не поддержит же, да и в одностороннем порядке делать ничего нельзя. А Горбачев сначала мораторий объявит, потом начнёт каяться за всё подряд, потом базы выводить, тоже с радостной улыбкой дебила. Хоть одна страна начала каяться в ответ? Может, поляки за свои преступления против пленных красноармейцев, или англичане за голод в Бенгалии в сорок третьем, где за пятнадцать месяцев погибло от четырех до семи миллионов человек! Или Черчилль за слова: «Я ненавижу индусов. Они озверевшие люди со звериной религией». Нет, только СССР плохой! Куча статеек попрёт, очерняя наше прошлое. А вывод баз? Впрочем, до этого далеко ещё.

С трудом успокаиваюсь. Завтра у меня выходной, отпросился… вернее, проинформировал Лену, что у меня дела на фольклорном фестивале в Коломенском. Сам фестиваль начинается первого, а меня моя соседка по церемонии открытия фестиваля пригласила на завтра. Зачем? Почему? Не знаю. Но тотальный игнор последних дней со стороны женского пола толкает меня на поездку на встречу с симпатичной, в общем-то, Олей. Зря она меня за коленку лапала, что ли? Будет ей комиссарское тело! Я ещё и билеты в цирк достал. Завтра будет фестивальная цирковая программа.

Утром я уже в Коломенском. Нарядные дома с резными украшениями, кругом наводят последние штрихи перед завтрашним праздником. Группа девиц что-то репетирует, я не сразу узнал свою соседку, ведь они все на одно лицо сейчас. В красном в пол платье с искусственной косой и головным украшением в виде полуромашки из пяти лепестков разного цвета. Она тоже вспомнила меня не сразу. Я в прошлый раз был по-другому одет, сейчас на мне джинсы, футболка с надписью «Но пасаран» с короткими рукавами. Почти все футболки у меня такие, они выгодно подчёркивают мои накачанные руки. Чем мне ещё женский пол завлечь? Богатым духовным миром, как сейчас в СССР принято? Не смешите мои подковы, как говорил один борзый конь. Во все времена встречали по одёжке.

— А, Коля! Молодец что приехал, — наконец узнала меня Оля, схватившись за мой железный бицепс под завистливые взоры своих подруг.

— Я Толя, — шепнул я, — но называй, как хочешь. Что у вас тут за маскарад?

— Репетируем открытие, ты ещё час погуляй тут пока, — попросила девушка и вернулась в свою компанию, слушая шепотки других красивых полуромашек.

— Архитектурный комплекс «Коломенское» был полностью отреставрирован к Московской олимпиаде, — слушаю я голос гида.

Пристроился внаглую к группе, хотя может это платно? Дворца Алексей Михайловича ещё нет, его построят гораздо позже, а вот домик Петра тут как тут. Неказистый, в один этаж.


Отстал от экскурсовода, носатого мужика, уже поглядывающего на меня неодобрительно — точно платно проводит мероприятие!

Выпиваю квасу, тут же в продаже пирожки.

— С чем пироги? — спрашиваю я у нарядной, толстенькой тетки с недовольным выражением лица.

Та молчит.

— С начинкой? — не отстаю я.

— Меню на столбе! — отрезала некультурная продавщица.

Зато рыбный пирог оказался изумительным, хоть и стоил двенадцать копеек.

— Зря ты тут ешь! — услышал я голос Оли за спиной и вздрогнул от неожиданности.

Она уже переоделась и сейчас в короткой юбочке смотрелась очень хорошо.

— Отравлюсь? — с тревогой спросил я, ведь она тут местная и все расклады знает.

— Нет. Почему? — удивляется девушка. Просто мы сейчас ко мне домой поедем, там и пообедаем!

— А родители дома? — заволновался я.

— Толя! — засмеялась подружка. — Не бойся — никто нам не помешает!

Обнадёженный, иду следом за девушкой, сначала до станции метро Коломенское, потом едем до конечной — аж на Каховскую. Они, оказывается, живут в Севастопольском районе (позже Зюзино), рядом с Битцевским лесопарком. Тут же вспоминаю про знаменитого битцевского маньяка. Я даже в свою тетрадь одной строчкой записал фамилию маньяка, то, что он родственник уголовного авторитета и что шахматы любит. Больше ничего не помню. Есть у меня желание и лет через пять начну искать эту гниду и завалю. Ствол у меня есть, фамилия его не Иванов, и рожу примерно помню. Менты? А никто его и не искал, три десятка трупов в коллекторе и ни одного уголовного дела.

Загрузившись мыслями, я не заметил, как мы пришли. Первый этаж хрущевки, трехкомнатная квартира. Оля меня проинформировала, что родители будут часов через семь, сестра может и раньше, хотя у неё в кафе представления каждый день сейчас. Намек я понял, семь часов мне хватит.

— Толя, Толя… ты чего, не надо, отпусти… — нервно стала отбиваться от меня девушка, когда я попытался её приобнять на диване, ну и, что греха таить, погладить в разных местах.

— Ты же сама сказала? — недоумевая, смотрю на обломщицу.

— Что? Когда? — вроде как честно спрашивает она.

— Сказала «никто нам не помешает!» — цитирую я.

— Обедать, Толя! Обедать никто не помешает! — смеётся Оля.

— Ну, извини, не так понял, — встаю и начинаю собираться, чтобы уйти.

— Ну ладно! Стой! Давай сначала пообедаем? — внезапно меняет решение подружка.

— Ну его нафик, не дай бог так оголодать, — радостный я возвращаюсь на диван.

Довольный, за час до прихода мамы и папы я еду в гостиницу. Настроение мечтательное, и люди вокруг мне кажутся симпатичными. А в гостинице сюрприз! Меня ожидает Ян, и дело у него, скорее всего, важное.

— Час тебя жду! Надо поговорить! — вместо «здрасте» сообщает он.

— Могу предложить ресторан, или мой номер. Я живу не один, но соседа, уверен, в номере нет, он поздно приходит, — предлагаю радушно я.

— Давай пройдёмся по улице, — интригует Ян. — Вдруг у вас там прослушка в номере?

Эко его расколбасило!

Загрузка...