Глава 45

— Есть! Толья! Есть, — воровато оглянувшись и коверкая моё имя, заявил Ян Севелин.

— Ты про золото? Тьфу! — разочарованно и облегченно сплюнул я.

Тоже мне, бля, новость. Ясен пень, есть, для меня это не новость, а вот его заход про прослушку напряг поначалу.

— Три дня прошло, как узнали так быстро? — задался вопросом я.

— Самолёт Лондон — Мадрид, там пересадка на местный рейс. Пять часов до места, три часа работы на месте. Утром с пробами на яхте из Барселоны домой, в обед я уже знал, что твой источник не соврал! Толя! Отец сказал… — Ян внезапно снял часы и отдал мне. — Подарок, они хорошей фирмы, пять тысяч долларов стоят. В счёт твоей доли! Может, расскажешь про североирландский рудник.

— Они даже не золотые, и без камней, — повертев в руках механизм, якобы разочарованно сказал я.

Сработало! Ишь как главу семейства расколбасило. Ещё три дня назад Ян мне рассказал, что семью держит стальной рукой отец. У него несколько шахт, приносящих в последнее время всё меньше и меньше дохода. Яна в профсоюзы сунул тоже отец, так как на данном этапе интересы владельцев шахт и шахтёров совпали. И те и другие не хотели закрытия шахт. Ян по образованию юрист, но раз отец сказал «надо», ему пришлось переквалифицироваться в профсоюзные активисты.

— Отец сначала мне не поверил, потом позвонил племяннику в Швецию и узнал, что про шведское золото ты сказал верно, человек он решительный и уже вечером два геолога из нашей фирмы полетели в Испанию, — рассказывал довольный Ян.

Видимо, его акции в семье выросли. Рассматриваю часы. «Бланпен».

— Это известная фирма, но она прекращала работу, заново начали выпускать часы только два года назад. Не золотые, но очень хорошее качество. У них девиз: — «Никаких кварцевых часов, только механические», — рекламировал подарок Ян. — Лунный календарь, вечный календарь, сплит-хронограф, турбийон….

— Ян, — застёгивая часы на руке, говорю я. — Договор дороже денег, и веры у меня, как у комсомольца, английским капиталистам нет…

— Расписка, я напишу расписку, — перебивает меня Ян, торопясь, пока я не отказал.

На самом деле, я не отказал бы и так. Принял решение поверить, и многим я не рисковал. Двести тысяч долларов — огромная сумма для школьника, я намерен иметь капиталы в размере на три нуля больше. И это только пробный и случайный камень.

Расписку я взял, и мне понравилось, что там сумма подарка в виде часов не вычтена. На том же атласе, прямо на скамейке, во дворике, нахожу нужную точку, там, где будет работать рудник «Curraghinalt». Умалчиваю о протестах экологов и местных жителей в будущем. На местной золотоизвлекательной фабрике использовался цианид. Хотя сейчас другие времена, кто слушать их станет? В крайнем случае, продадут, если сами не потянут.

— Ай, как непросто сейчас с ирландцами, — цокает зубами Ян.

— Замиритесь, — уверенно говорю я, зная будущее.

Прощаемся, я иду к себе в номер, а там опять сюрприз! Толик с фингалом.

— Кто это тебя так? Обманутый муж? — пошутил я, разглядывая уже налившийся бланш.

— Откуда ты знаешь? — изумился музыкант.

— Тю! Просто пошутил, а что, на горячем застукал? — интересуюсь пикантными подробностями.

— Там у нас на ВДНХ в эстонском павильоне выступает певица Анне Вески, — начал он.

— Вески? Она же… эстонка, — на ходу поправился я, ведь чуть не ляпнул «старая».

Ей сейчас около тридцатника всего и в прошлом году она в Сопоте зажгла, причем враждебные уже тогда к СССР поляки поначалу её освистали.

— Эстонка, и что? — уставился на меня разными глазами сосед.

— Эстонцы тормозные…как они говорят… не — га-ва-ри-те, — пошутил я.

— Это эстонцы, а её новый муж — еврей, и папа его — еврей, причем не простой, а из синагоги, — почти с ненавистью сказал Толик. — И главное, ей ничего не сказал, а мне в глаз!

— Он следил за женой? — догадался я.

— Он администратор её, — пояснил Толик и заткнулся.

— Не парься, подумаешь — фингал! А живая и теплая звезда у тебя уже была! И может быть ещё будет! — приободрил я парня.

— Нет уж! Пусть её этот габбай имеет! Я больше ни ногой… ну, ни чем, короче. Она за меня даже не заступилась, — решительно сказал сосед.

— Кто? Габбай? — переспросил я.

— Это «казначей» по-ихнему, это мне Бари сказал потом, — пояснил неудачливый казанова.

«А у этой Вески серьёзная крыша, — прикинул я, — песни есть на что покупать».

Первого я как штык опять в ЦК, и Саныч на этот раз на месте. По пути упал, уклоняясь от прущей навстречу с настойчивостью носорога бабки, и ударился коленом, сейчас прихрамываю немного, вроде, крови нет. Карга старая, наглые сейчас бабки. Таких наглых я видел только в Южной Корее, эти, как их…аджумы!

Принял меня Саныч не сразу, ждал минут сорок, пока из его кабинета выйдут три взмыленных парня, слушая в спину:

— Доложить сразу! — от хозяина кабинета.

— Доброе утро! — вежливо здороваюсь я, не зная, как спросить про Светку, может, он вообще забыл узнать.

— Чёрт! Надо было, когда приходил, сказать кто ты, вот телефон, позвони своей подруге, она у родителей, и на фестиваль не попала, заболела, — Саныч суёт мне бумажку с номером телефона, правильно поняв моё замешательство. — Сам-то как?

— Хорошо, только вот колено ударил сильно, — зачем-то жалуюсь я.

— Ну и славненько! — мужик меня явно не слушает, да и понятно — дел куча у него. — Ты можешь сегодня отметку в путевку поставить о том, что выбыл, тебе поставят третьим числом, чтобы не ездить ещё раз. Ну и знак тебе выдам сейчас за активную работу.

Мне выдают значок в коробочке, и уже заполненное удостоверение!

Знак при помощи переходного кольца крепится к колодке в форме трапеции, на обратной стороне надпись:

«За активное участие в подготовке проведения двенадцатого всемирного фестиваля молодёжи студентов в городе Москва 1985».


— Позвонить можешь из моей приёмной, там, через восьмерку, — прощается со мной комсомольский лидер.

Набираю номер, один гудок и трубку хватает Светка.

— Да! Кто это? Квартира Аюкасовых! — хриплым голосом шепчет она.

— Привет, Светик-семицветик, — улыбаюсь я, ты мороженного объелась, что ли?

— Толя! Что так долго не звонил? Я уже и в гостиницу твою звонила, а у тебя в номере телефона нет, — зашептала опять она.

Болтали минут двадцать, пока уже секретарша «кхыкать» не стала. Я назло ей поговорил ещё минут пять, будет она мне тут знаки подавать, и мы простились с подругой. Потом позвонил домой и попросил Аленкиного младшего брата передать бабуле и отцу с тетей Верой, что у меня всё хорошо, я не болею и питаюсь за троих.

Наконец, поставил отметку в путевке и поехал на работу! Покой нам только снится, хотя мне снилась Анне Вески. Толику она подарила фото. Ничё так по молодости была, он бережёт его как ценность теперь, но мне похвастался.

Автобус до ВДНХ как меня ждал, ехать пришлось стоя, но я улыбался до самого места работы. Хоть Светка меня не кинула. Мысль о том, что я ей только вчера изменял с Олей, совершенно не гложет. Я вчера и советской власти изменил за часы швейцарские, и то спал спокойно. Закрепил знак на груди, под завистливые взгляды своих коллег. Показал удостоверение, всё чин по чину.

Вечером второго на ВДНХ мы организовали посиделки своей компанией. Последний день работы, как-никак. Из всех мероприятий оставшихся трех дней я посетил только закрытие и гала-концерт Бразилии в Центральном детском театре. Концерт был мощным, а весь театр пропах марихуаной. КГБшников, коих тут было множество, это не волновало. Они все нарядились в синие халаты, типа, чтобы замаскироваться. Но как перепутать монтёра сцены с синими кругами под глазами, измученного «нарзаном», с физически крепким, спортивным мужиком со стальным блеском в глазах? На закрытии впечатление произвела финальная песня. Пела Маргарита Суханкина, будущий голос «Миража», правда об этом знал только я пока, она и сама не в курсе была.

«Нежная ромашка — ласковый цветок, сохраним, сбережём каждый лепесток», — припев преследовал меня всю дорогу до аэропорта. С собой полная сумка подарков, даже несколько бутылок «фиесты» 0,33 для Бейбута прикуплено. Не говоря уж о деликатесах. В другой сумке личные вещи, её сдал в багаж. Сижу в самолёте у окна и готовлюсь к встрече с родным уже Красноярском. В ушах наушники от плейера. Рядом со мной ребенок лет десяти смотрит завистливо.

— Будешь слушать? — предлагаю я.

— Паша, не трогай! — категорически приказала его мама, красивая, но визгливо-скандальная уже, увы, тётка. — Заразу занесёшь!

Сначала хотел в ответ нахамить, но при сыне не стал. Чё, взрослый поступок. Может, когда-нибудь гормоны перестанут меня толкать на разные авантюры.

Таксистов нет! Прилетело несколько рейсов и все машины уже разъехались! С двумя сумками лезу в рейсовый автобус и еду до автовокзала, потом с пересадкой до Студгородка, немного пешком в гору, и я в общаге.

На вахте опять новый вахтёр. Смотрит на меня подозрительно, пришлось показывать пропуск, еле нашёл его. В общаге многолюдно, несколько десятков вновь поступивших суетятся и галдят. Морщусь и иду в наш закуток. Опять засада, нет дома никого, а судя, по нежилому виду, Бейбут и не приезжал. Хрен знает, когда приедет. Стучусь к Ленке, тех тоже дома нет. Вспоминаю, что это первому курсу в деревню раньше, а мы поедем осенью. Тут из старших курсов только те, кому делать нечего дома. Сходить на тренировку? А ведь точно! На улице заморосил небольшой дождик, а у меня есть дождевик с капюшоном. Быстро собираюсь и иду вниз через лес в спортивную секцию. По пути, около универсама, меня окликает знакомый голос.

Загрузка...