Глава 4

Суббота, 24 февраля. Утро

Карибское море, борт АТАВКР «Ульяновск»


К погонам капитана 2-го ранга Гирин привык еще на «Риге». Там же и звездочки обмыл — всё, как полагается. А потом еще и с Настей отмечал — приятным вечерком, вдвоем, под негромкую музыку Таривердиева… Непоседа «Иваныч» лопал «деньрожденный» торт у одноклассника — какая удача…

Иван встряхнулся, поправляя китель перед зеркалом, но рассудок опять увело. Ах, женщины, женщины… Такие капризные, такие вредные, такие милые и желанные!

Иногда, в минуты «депрессухи», кап-два представлял себя одиноким. Ну, скажем, разведенным… И что хорошего?

Крикнешь в пустые комнаты: «Свободен!» А дальше? А дальше в твою умную голову вползет холодное, морозящее осознание — отныне тобою утрачен смысл жизни…

Да стань ты хоть адмиралом флота Советского Союза! Кто будет гордиться тобой? Кому пищать от восторга?

А ссоры…

Они как гроза — молнии сверкают, ливень хлещет, гром гремит! Зато, стоит прояснеть небу — вся зелень умыта и сверкает росистыми стразами, а воздух со свежим, озоновым привкусом так и льется в грудь… Хорошо!

Гирин ласково усмехнулся, глядя на фото, украсившее каюту — счастливая Настя в красном бикини, в белой офицерской рубашке, накинутой на плечи, чтобы не сгорели, бежит по пляжному песку и хохочет — сверкая зубками, распустив волосы по ветру… А за нею скачет «Иваныч» в великоватых «боксерах» — вихрастый, загорелый… Одной рукой схватился за трусы, чтоб окончательно не слетели, другую тянет к маме, которую никак не догнать…

Это они в Юрмале, в позапрошлом году. Целых три недели только море и сосны…

«Всяко бывает в жизни, — философически подумалось военмору, — но расстаться… Нет, Настенька! Да и что за пораженческие думки⁈ Развод… Расставание… С чего вдруг?»

Нет, ну бывает, что настроение падает в минус! Так, мало ли… И Настеньку можно понять. Месяцами жить в одиночестве, да еще и тревожиться вдобавок — как он там, всё ли ладно?

Муж в море, жена на берегу… Какая уж тут семейная жизнь…

Но ведь за расставанием следует встреча — и сколько любви, сколько чистой, незамутненной радости окатывает обоих, когда он возвращается из похода! Не расстаются ни на свету, ни в темноте, ходят везде, как школьники, взявшись за руки…

Гирин длинно вздохнул. Ничего… Вот выйдет он в адмиралы…

«Ага! — горькая усмешка скривила губы. — А молодость свою куда адмиральша денет? В камеру хранения сдаст?»

Зычный командный голос, донесшийся из коридора, задул мреющие огоньки воспоминаний.

Иван нацепил фуражку, и покинул каюту. Старшинское рыканье, круто замешанное на отборных матах, долетало отгулами. А матросики-то не шибко и напуганы — отвечают бойко…

Гирин усмехнулся вдогонку своим рефлексиям. Дорожку по жизни он одолел трудную, но прямую — от матроса до капитана 2-го ранга. И так ли уж важен пункт назначения? Суть в самом пути.

Уж такое выпало «дао» — нельзя ему без бурь и штилей, роскошных тропических закатов и суровой заполярной хмари, без этой стальной «коробки» — грозной плавучей крепости!

Настенька это понимает и чувствует. Любит. Терпит. Ждет.

Иван раздумчиво провел ладонью по переборке — сбылось загаданное…

Он внимательно следил за флотскими новостями — как спускали на воду атомный авианосец «Ульяновск», как достраивали, испытывали могучий корабль, как перетряхивали весь Северный флот, формируя экипаж.

Вот тогда-то и встала проблема выбора — Гирина поманили должностью командира БЧ-7, но… как бросить ребят с «Риги»? Да и налаженное хозяйство на кого оставишь?

Всё решил один звонок. Ранний, разбудивший Макса и Настю. Иван прошлепал босиком в прихожку, и телефонная трубка заговорила глуховатым голосом контр-адмирала Мехти, командира АТАВКРа.

«Это я тебя искал, Иван, — пробурчал Тахмасиб Гасанович, подпуская в речь легкий акцент. — Мне нужен „бычок“ к эртээсникам. Пойдешь?»

Ну, как тут откажешь?

И кап-два с чистой совестью поднялся на борт «Ульяновска»…

Ох, и громадина! А еще николаевские корабелы «подправили» проект АТАВКРа — убрали носовой трамплин, наподобие того, что выгибал палубу на «Риге». Да и к чему он, если обе катапульты «Маяк» работают исправно и без нареканий?

А курносый трамплин — тот еще гемор. Бедным пилотам приходилось взлетать в режиме «чрезвычайный форсаж», и двигуны работали на износ.

Но для военмора, ухмыльнулся Гирин, это вторично. Главное, что авианосец разом «постройнел»…

Потом подумали спецы, подумали — и добавили четвертый самолетоподъемник. Чуть позже решили истребители разбавить штурмовиками… Так, «рацуха» за «рацухой», строили, строили, и наконец построили! Заскользил по черноморским волнам новый флагман ВМФ СССР…

Тахмасиб Гасанович рассказывал, похохатывая, как корабль миновал Проливы: на Босфорском мосту столпотворение, машины в кучу, а турки пялятся на диво — гигантский авианосный крейсер плавно скользит внизу, и никак не кончится!

Иван усмехнулся, выходя на необъятную палубу. Сам он спокойно относился к той сдержанной мощи, что скрывалась под броней корабля… ну, или выставлялась напоказ, как вот этот строй Су-30К. Привык.

Со сдержанным гулом раскручивал винты, похожие на ятаганы, «Як-44» с «грибом» антенны наверху. Складывающиеся крылья переведены в режим «Поднято и заблокировано», носовое шасси сцеплено с бегунком паровой катапульты…

Гирин невольно покивал: всё же молодцы — работяги с Пролетарского! Поднатужились, сладили свое «разгонное устройство», довели до ума.

Американцам-то что, у них везде юг, а на Северном флоте ох какой минус! Пар замерзал, покрывая наледью и «взлетку», и цилиндры «Маяков», мешая смазку со снегом…

Отмашка — и самолетик ДРЛО пронесся по угловой палубе, комкая воздух под крыльями. Стал набирать высоту, заскользил в вираже…

— Иван!

Гирин четко развернулся кругом, узнавая голос «контрика», как все ласково величали контр-адмирала, и лихо бросил ладонь к фуражке.

— Вот попробуй только! — пригрозил Мехти, щуря глаза и собирая лучики морщинок у век. — Еще раз назовешь по званию — сядешь на «губу».

— Так точно, Тахмасиб Гасанович! — вывернулся Иван.

— Никто ж не видит, не слышит… — заворчал контр-адмирал, складывая руки за спиной, и неторопливо зашагал вдоль линейки «Су-25К». — Говорил с командиром «Атлантической»… 7-я ОпЭск держится подальше от берегов США, чтобы зря не нервировать «вероятного противника». Там сейчас не хилая заварушка, не будем лишний раз провоцировать, ну их…

— А мы, значит, в Никарагуа, Тахмасиб Гасанович? — подластился Гирин.

— Туда, — хмыкнул контр-адмирал. — Будем помогать товарищу Ортеге охранять… этот его… «Большой трансокеанский канал»! Скромники, чалям пох… Для начала пройдем всю «копанку» до Тихого, там покрутимся, и вернемся в Пунта-Агила. Или в Пунта-Агилу? Ну, не важно… Там сейчас пара тысяч наших из «Зарубежстроя» вкалывают, а местных еще больше. Ну, ты же понимаешь — Штатам этот «Большой трансокеанский», как кость в горле! Они же столько «зелени» вложили в Панаму, всю Зону канала оккупировали, даже тамошнего президента посадили, чтобы не мешал, и нате вам! — он поправил фуражку и оглядел горизонты. — Вот же ж… Сказал бы мне кто, лет…надцать назад, что буду с палубы авианосца Карибским морем любоваться — не поверил бы! М-да… В общем, Америка, как в «Известиях» выражаются, нагнетает обстановку — страшно переживает за бедноту, пугает, что у тех последний клочок земли отберут, а цэрэушники под видом «студентов-экологов» учат индейцев, как самодельные бомбы мастерить… Да еще эти «контрас»… Гиждыллах! Сандинисты, вроде, отогнали банды от трассы, но за всеми диверсантами, да провокаторами не уследишь, сам понимаешь… И приказ такой — отвечать жестко!

— Вот это по-нашему! — довольно крякнул Гирин.

Кривоватая улыбочка изогнула скобку седых усов Мехти. Видно, командир корабля хотел что-то добавить, да рукой махнул.

— Ну-у… — затянул он. — Тебя, Иван Родионович, учить — только портить. Вслушивайтесь, всматривайтесь… Бдите!

— Есть! — отчеканил кап-два, благоразумно не упоминая званий.

Сверкая пропеллерами, описал круг в небе «Як-44». В полумиле за кормой разваливали синие волны два крейсера — тяжелый «Дзержинский» — пятый ТАКР типа «Орлан», и ракетный «Комсомолец» — четвертый из «Атлантов», самых мощных неатомных «коробок» советского флота.

Отряд боевых кораблей. ОБК 7-й ОпЭск.

Гирин наметил улыбку. Когда-то он сильно переживал за состав ВМФ, всё ему казалось, что мало у нас боевых единиц. Всё хотелось, чтоб побольше, посильней! А вот сейчас угомонился.

И не в возрасте дело. Просто он рос вместе с флотом СССР. И вот, вырос.

В Николаеве еще два АТАВКРа заложили, однотипных с «Ульяновском» — «Свердловск» и «Харьков». Четвертый, «Тбилиси», строится в Северодвинске.

Спустили на воду последние два «Орлана» — «Жданов» и «Молотов». Уже какая-то основа есть! Могучая основа. Вот, как дослужится до главкома флота, будет ему, чем заняться…

* * *

Сам по себе городок Пунта-Агила размерами не впечатлял, и казался с боку припёкой. Стандартные кубики домов в три-четыре этажа не смотрелись рядом с фундаментальными Восточными Воротами — именно между их циклопических открылков, отлитых в бетоне, заходили в канал суда. А терминалы, пирсы, молы глубоководного порта и вовсе отодвигали жилые районы вглубь суши — пляжи стелились либо к северу, либо к югу от Пунта-Агилы.

В ПМТО, где болталась пара миноносцев проекта «Сарыч», ОБК даже не заглядывал. «Дзержинский» с «Комсомольцем» двинулись к Юкатанскому проливу, а «Ульяновск» терпеливо дожидался своей очереди — в Большой трансокеанский канал плавно заходили гигантские контейнеровозы типа «кейпсайз» или «гранмакс», а за ними тихонько подбирался исполинский балкер, до краев загруженный бразильской рудой. Он сидел в воде так низко, что, чудилось, вот-вот пойдет ко дну.

Пропустив рудовоз, авианосец медленно тронулся следом. Если мерить по ватерлинии, то АТАВКР выбухал в ширину менее, чем на сорок метров, зато палуба раздавалась на все семьдесят пять. Оттого корабль осторожно вписался в канал — с каждого борта до серых бетонных стен оставалось метров семь-восемь.

«Размер шоссе!» — успокоил себя Гирин.

Тем более что «Ульяновск» не продвигался в гордом одиночестве. Впереди распускал буруны чуть ли не весь флот Никарагуа — два стареньких «Корунда» — из советских речных тральщиков, и три сторожевых катера «Дабур».

Ближе к озеру Атланта бетонные стены Большого канала стали опадать, распахивая для глаз не шибко живописные виды — голые пространства красного латерита, перепаханные бульдозерами, да изъезженные «БелАЗами». Опушки тропической сельвы отстояли в полукилометре от «копанки», а то и дальше.

Обочина трансокеанского чуда.

Изредка глинистые пустоши оживляли серые башни и конвейеры цементных заводов, трубы и градирни электростанций, или домики маленьких поселков, где жили смотрители шлюзов и железнодорожники — озеро Никарагуа плескалось выше уровня океана, вот и пришлось строить громады ступенчатых шлюзовых узлов. А проводкой судов занимались электровозы…

Злобным контрапунктом к гудкам и гулам новостройки прозвучал грохот взрыва. В какой-то сотне метров от «Ульяновска» вздыбился красный грунт, мешаясь с курчавым едким дымом. Почти тут же гейзер пенной воды вырос в канале, едва не опрокидывая «Дабур». Взвыла сирена.

— Т-твою ж мать! — прорычал Гирин, рванув с места к надстройке.

Летуны и техники выбегали из недр «острова», перескакивая высокий комингс, и кавторанг едва не врезался в молоденького лейтенанта Пухова из родимой БЧ — русый чуб на голове «лея» трепетал флажком, не упрятанный под пилотку, зато дуга наушников с усиком микрофона болталась, слегка обжимая волосы.

— Товарищ командир! — взвыл Пухов. — Они из гаубиц бьют! И где-то в поселке засел их корректировщик! По нам лупят! Это засада, тащ командир!

— РЭБ! — рявкнул Гирин. — Врубай РЭБ! Чтоб ни один радик не пискнул!

— Есть!

«Як-44» потянул к северу, нащупывая невидимую батарею, а звено «Грачей» уже прогревало турбины, ревя и свистя. Третий снаряд разорвался прямо на палубе, покоцав осколками истребитель, стоявший с краю, а четвертый «подарочек» угодил в бетонную стену шлюза.

Свиристя лопастями, поднялась пара хищных «Катранов» — оба вертолета шли низко, выстригая из воздуха клекочущий рокот.

Иван глубоко дышал, сопя, оглядываясь, ожидая прилетов, но РЭБ сделала свое дело — связь заглохла, и неведомый корректировщик огня безуспешно дозванивался до артиллеристов.

Те продолжали лупить вслепую — вот фугас снес секцию изгороди на задах цементного завода, еще один разворотил пути перед электровозом, загибая рельсы бивнями мамонта…

Гремя и воя, промчался «Су-25К». Взлетел, и тут же заложил вираж, словно догоняя «вертушки».

Выдохнув, Гирин ссыпался по трапу к своим. Он еле удерживал себя несколько последних минут — пускай ребята покажут, на что способны, без его пригляда! И матросы, и старшины, и лейтенант с младлеем… Не девушки, чай, чтоб за ручку водить! И нечего было орать насчет РЭБ, пусть бы сами догадались…

— Товарищ командир! — вскочил старшина Метелин.

Кап-два жестом усадил его обратно.

— Известно хоть что-нибудь?

— Три гаубицы, тащ командир! 155 миллиметров! Похоже, американские, М-198. Палят километров за пятнадцать-двадцать от нас!

— Товарищ командир! — привстал давешний лейтенант, сдвигая наушники. — «Вертушки» вышли первыми! Те сворачивались уже, цепляли орудия на буксир, а их — НУРСами!

— «Грачи» на подлете! — громко сказал кто-то. — Снесут яички!

— Га-га-га! — разошлось, раскрутилось веселое шумство, изгоняя страхи.

Смутно улыбаясь, Иван вернулся на палубу. Вывороченные взрывом термостойкие плиты уже растаскивали, подтягивали запасные. Летуны хором материли «контру», изрешетивших фюзеляж «сушки». А в дымке, стелившейся над дальним лесом, всё лучше, всё четче узнавались штурмовики. Изничтожив противника, «Грачи» возвращались к родному «гнезду».

Гирин хмыкнул: корабль принял бой на суше — и победил.

«Да кто бы сомневался…» — проворчал Иван про себя.

Вздернув руку, он глянул на «Командирские» — час до вахты. Как раз успеет подкрепиться…

«Война войной, а обед — по расписанию!»


Суббота, 23 марта. День

США, Нью-Йорк, аэропорт Кеннеди


«Ил-96» плавно снижался, уминая крыльями плотные слои. Уже и ватное одеяло облаков умахнуло вверх, пряча слепящее солнце. Внизу проплывала Новая Англия, будто подставляясь — самолет «Аэрофлота» шел на посадку.

Место у окна я уступил Рите, а сам подремывал рядом, дисциплинированно пристегнув ремень. По салону гуляли голоса, взбудораженные и беспокойные. Шумели, в основном, наши — группа студентов по обмену; дипломаты, замкнутые, как их чемоданчики «Самсонайт»; важная делегация с «Уралмаша» — и киношники.

Седые лохмы Гайдая маячили над спинкой сиденья впереди, с краю потряхивала крашенными кудряшками Гребешкова — могла ли Нина Павловна отпустить непутевого супруга одного в Америку, в это зловещее логово империалистов⁈

Напротив скучали Боярский, Смирнов с Крамаровым… Проклова, Самохина, Инка… Терентьева сидела отдельно. Словно почувствовав мой взгляд, она изящно повернула голову, и улыбнулась. Я отзеркалил ее улыбку.

Этой зимой мне довелось лечить Нонну — поганый рак груди едва не увел ее без возврата.

«Красивая грудь… — вспомнилось мне. — Упругая, как у девушки…»

Прямо перед нами шушукались Наташа Гусева и Харатьян, а сзади мирно посапывал Синицын, приставленный чекистами — во избежание.

Игорь Елисеевич звания не имел, в отличие от опыта — он и в АПН потрудился, и помощником Андропова, когда тот числился секретарем ЦК. И, как мне нашептала Марина Ершова, успел на меня поохотиться, когда я бегал по Первомайску…

— Небоскребы какие-то несерьезные… — пробормотала Рита.

— Ja, das stimmt, — дремотно промямлил я.

— Немчура! — хихикнула «Лита Сегаль».

— Ja-а!

Да, мне пришлось вылететь в Штаты по гэдээровскому паспорту, как Михаэлю Шлаку.

«Мера безопасности лишней не бывает!» — внушительно сказал генерал армии Иванов, а подполковник фон Ливен ехидно хихикнула, смазав серьезность момента…

Если честно, агенты ФБР меня не пугали. В списке разыскиваемых я не числился, а мои похождения двадцатилетней давности касались лишь местного олигаршонка. Следов нет. Свидетелей не осталось. «Никакого бизнеса, только личное».

По-настоящему тревожила «революция», затеянная вдовой Даунинга. Синти разбушевалась не по-детски — «волнения и массовые беспорядки», как выражались репортеры ТАСС, охватили половину Соединенных Штатов.

Меня здорово заинтересовало наблюдение, высказанное в одном из последних выпусков моей любимой «Международной панорамы» — ополченцы совершали налеты на банки, но жестко противостояли чернокожим мародерам и всякому цветному хулиганью, частенько плечом к плечу с полицией. И рейтинг Синти среди добропорядочного белого населения ракетировал к небу. А, стоило только Си-Эн-Эн вякнуть, обвинив Даунинг в расизме, как половина зрителей отключили канал. Конгениально!

Синтия, заварив всю кашу, поставив Америку на уши, выглядела в глазах обывателя святой и непорочной защитницей, этакой Жанной д’Арк, спасающей нацию от произвола зловещего deep state! Молодчина, сказать нечего. Но нам-то как быть?

Джимми Картер изворачивался, как только мог, лишь бы представить США неколебимой вотчиной свобод, царством стабильности и благополучия. Дескать, всё под контролем, полиция и ФБР бдят, Национальная гвардия отмобилизована и уже подавила мятеж.

Ну, почти подавила… Ну-у, да, в некоторые штаты въезд запрещен… Ну, хорошо, хорошо — в каждом втором штате введено военное положение! Но исключительно для того, чтобы положить конец насилию! А так — всё спокойно, мир и благоволение во целовецех… Не извольте беспокоиться.

Премию «Золотой глобус» вручали? Вручали. Премию «Грэмми» присуждали? Присуждали. Так как же не раздать «Оскаров»⁈

Нет, если серьезно, то прок от метаний и ерзаний Джимми был — американские визы мы получили моментально…

— Уважаемые пассажиры! — защебетала стюардесса, метко стрелявшая глазками. — Наш самолет совершает посадку в международном аэропорту имени Кеннеди!

* * *

Надо отдать должное американцам — они буквально вылизали аэропорт. Убрали все обломки, вывезли тысячи тонн битого стекла, скрученного от жара металла, закопченного бетона. Ударными темпами строились новые терминалы, а на огромной стеле из полированного гранита были выложены имена погибших в страшный день «Кровавого Благодарения» — три с лишним тысячи сгоревших, задохнувшихся в ядовитом дыму, распыленных в губительных пике.

— Все равно, — негромко пробурчал Гайдай, — такое ощущение, что пахнет гарью.

— Ой, лучше не напоминай! — Нина Павловна нервно передернула плечами.

Я обнял затихшую Риту, Инна прижалась сама.

— Тяжело здесь, — вытолкнула Дворская.

— Товарищи! — бодрый голос торопливо шагавшего Синицына словно развеял морок. — Самолет в Лос-Анджелес вылетает или вечером, или утром! Есть предложение переночевать в отеле «Хилтон», а завтра, на свежую голову…

— А лететь долго? — перебил его голос из толпы.

— Пять с половиной часов.

— Ну, тогда конечно…

— Остаемся! Остаемся!

— И правильно! — оживилась Рита. — Летели столько… У меня уже голова раскалывается! А тут еще пять часов лёту…

— А давайте, когда обратно соберемся, в Хабаровск вылетим? — загорелась Аня Самохина. — Потом до Москвы… И выйдет у нас кругосветное путешествие!

— Нет уж! — решительно отрезала Проклова, еще не злоупотреблявшая пластикой. — Хочешь, чтобы я чокнулась в этих самолетах? Меня до сих пор мутит…

— Товарищи, не отстаем! — донесся зовущий голос Синицына.

— Игорь Елисеевич в своем репертуаре! — хихикнула Терентьева, явно злоупотребившая. А то уж больно шикарна…

— Он как экскурсовод! — жизнерадостно подхватила Гусева. — Или старший пионервожатый!

Харатьян глянул на нее с умиленной улыбкой.

— Заметил, — шепнула Рита, — как Димка на «Алису» смотрит?

— Как сладкоежка на пирожное, — ответил я с серьезным лицом.

Инна прыснула в ладошку, а моя «главная жена» рассеянно улыбнулась.

— Пусть у них всё получится, — загадала она желание. — Оба такие романтики…

— Пусть! — согласился я.

Режим «Чего изволите?» продолжал действовать — границу мы пересекли так же, как консульский отдел — мимоходом. Поволокли ручную кладь под новеньким стеклянным куполом, отражавшим и множившим голоса, шаги, дробный шорох чемоданных колесиков.

На стоянке нас ждал трехосный автобус «Пульман» с длиннущим салоном — киношники не заполнили его и на треть. Толстый негр за рулем выпучил глаза, повращал белками, пугая иностранок, передернул рычаг…

Автобус тронулся, и величественно, будто отплывающий корабль, покинул аэропорт. Я, как все, глядел в окно, но словно через некие скептические фильтры. Нью-Йорк оставил по себе недобрую память, так что мне было интересней не глазеть, а высматривать «революционные» приметы.

Целые толпы копов на улицах, причем в «брониках», касках и с карабинами «Кольт М4», были ожидаемы. Однако мне стал любопытен странный маршрут, по которому наш веселый шофер вел громадный «Пульман». Будь он таксистом, я бы заподозрил, что «кэбмен» накручивает километры, дабы вытрясти из пассажира лишнюю десятку. Только все же оплачено!

Чего же черный клоун петли вьет? То на улочки Куинса заедет, то обратно на Бруклин возвращается, удлиняя прямой путь втрое?

Делиться своими подозрениями с Ритой я не стал, но решил, что дело, скорее всего, в закрытых, блокированных районах, где у нацгвардейцев очередная акция. Или, быть может, автобусникам запретили проезд по местам пожарищ, по разграбленным кварталам? Видывал я такие в Интерсети, видывал…

Витрины разбиты, из окон дым, догорают перевернутые автомобили, вся улица завалена битыми телевизорами, разорванными пачками чипсов, россыпями банок с колой… Ветер гоняет мусор, надувает пластиковые пакеты, а черномазые личности, натянув капюшоны, снуют туда-сюда, растаскивают то, что не стяжали раньше, и гадят там, где еще не навалено.

Деволюция.

— Машин мало, — решился сказать я.

— Боятся, наверное, — Рита на секундочку отвернулась от окна, и сказала ласково: — А ты чего, боягуз? Всё будет хорошо, вот увидишь!

— Аллес капут… — пробурчал я.

Автобус пересек Ист-Ривер по Бруклинскому мосту, и выехал на Манхэттен. Ни единой пробки…

Полицейские машины сновали во всех направлениях, иногда под цветомузыку мигалок и вой сирен, а порой в компании «Хаммеров» Национальной гвардии — из верхних лючков широченных джипов выглядывали бойцы, цеплявшиеся за пулеметы.

Легковушки появлялись редко — они или мчались, как перепуганные тараканы, или еле тащились. Огромный мегаполис замер в страхе, выжидая.

Тротуары тоже напрягали — пустынные, не запруженные толпами народу. Стеклянные стены небоскребов рябили листами фанеры, стыдливо прикрывавшими зияния, а в узких переулках-ущельях копились безобразные свалки. Витрины кое-где уцелели — их прикрыли мешками с песком или дощатыми щитами. Говорят, торгаши сами рядились в ополченцев, сбивались в отряды самозащиты, лишь бы уберечь свои лавки от грабителей и вандалов.

Подгнило «Большое яблоко»…

А «Пульман» грузно вывернул на Авеню Америк, и подкатил к огромному «Хилтону Мидтаун». Вход в отель был оцеплен полицией — копы толклись, покачивая черными щитами с белыми трафаретами «SHERIFF».

— Весело у них тут! — оскалился Боярский.

— Леня… — Нина Павловна тревожно заозиралась. — А, может… ну ее, эту Америку? Может, до дому? А?

— Ни. За. Что! — раздельно и яростно выразился Гайдай. — Без «Оскара» я не вернусь!

И гордо удалился к ресепшену, вышагивая, как оживший циркуль. А в гулком фойе гремел голос Элвиса Пресли, звуча проникновенной издевкой:


America!… America!…

God shed His grace on thee…

And crowned thy good with brotherhood

From sea to shining sea…


Тот же день, позже

США, Аризона, окрестности Юмы


Захолустье… Анус мира…

Здесь всегда палит солнце, а о дожде местные чахлые злаки даже не мечтают. Вокруг Юмы песка, и того мало — тутошняя пустыня вздыблена скалами, но не теми, что привыкла видеть Синти — величественными останцами, памятникам самим себе, а несуразными наплывами причудливых форм и расцветок — от грязной охры до бурых и серовато-лиловых тонов.

За бессмысленными нагромождениями древней лавы сверкала вода — это Колорадо проточила себе узкое русло, забывая напоить округу. Ближе к берегу в неласковый грунт вцепилась бледно-зеленая поросль меските, а там, за бурливой пограничной рекой, холмилась Калифорния.

Даунинг ловила зрачками влажный блеск из-под натянутой маскировочной сети. В ее зыбкой тени не убережёшься от жестких лучей, зато и спутники-шпионы не разглядят «инсургентов», даже в инфракрасном свете — теплые человеческие тела словно растворятся среди нагретых камней.

— Борден! — позвала Синти. — Борд! Как там небо?

— Все чисто, мэм! — поспешно откликнулся бородатый «хиппи», стянувший длинные волосы в хвост. — Парни со «Стингерами» дежурят в пяти точках.

— О’кей… — проворчала «стратегиня», взглядывая на мужчин. Редко, когда командиры боевых групп собираются не он-лайн, а вот так, запросто, по-человечьи. — Эгген!

Небритый Харт поднялся с теплой обкатанной глыбы.

— Кто-то платит тысячам негров, — доложил он с отвращением, и его лицо перетянуло косой ухмылочкой, — вооружает весь этот сброд — и науськивает на белых демонстрантов. У тех на плакатах — «Синти в президенты!», у этих — «Власть черным!» Драка плавно переходит в перестрелку, достается и полиции, и мирнякам, а следующим номером программы — поджоги и погромы…

— Как тебе это, Боз? — тряхнула волосами Даунинг.

— Черные прокси олигархов! — зарокотал огромный темнокожий Нигер Боз, брезгливо кривя толстые, вывернутые губы.

Кивнув, Даунинг покусала губу, и легонько шлепнула по раскладному походному столику.

— Предлагаю… как бы перейти в наступление, и сразу по трем направлениям. Группа «Запад» действует в Калифорнии. Сан-Диего, Лос-Анджелес, Сан-Франциско. Группа «Север» активизируется в Лас-Вегасе…

— Ставок больше нет! — хохотнул лысый бородач в косухе, выглядевший хрестоматийным байкером, и тут же побагровел, смутясь.

— … Группе «Восток» поручается Техас. Только помните, что бить надо не по площадям, а по целям. За мерзавцев, творящих беспредел, голосовать не пойдет никто!

— Людей мало в командах, — нахмурился Лонг Коннор. — Симпатизируют-то миллионы, а вот оружие в руки брать не спешат. Дожидаются, пока всё сделают за них!

— Пускай! — холодно усмехнулась Синти. — Пассиву не одержать побед, а победители получат всё!

С громким топотом, скрипя гравием, прибежал Добан.

— Нацгвардейцы! — выдохнул он, запыхавшись. — К востоку от Юмы! Бронетранспортеры, «Хамви», грузовики! Но не двигаются, стоят…

— Ждут? — резко спросила Даунинг. — Готовятся?

— Курят… — растерянно вытолкнул Руни.

Командиры групп переглянулись, а Синтия быстро разложила ящик старого проводного телефона.

— Алло! НП-один?

— Да, мэм! — толкнулось в ухо.

— Нацгвардейцев видишь?

— В километре стоят! Э-э… Вижу «Хаммер»! Два 'Хаммера! На переднем — белый флаг!

— Не стрелять! Парламентеров проводить ко мне!

— Да, мэм!

Синти изо всех сил сжала трубку, чтобы никто не заметил, как дрожат ее пальцы. Если это ловушка, то они дадут бой, но он, скорее всего, станет последним. Перед целой бригадой бывшим фермерам, студентам, докерам не устоять, а отступать некуда…

…Хладнокровно откинув край масксети, в пределы импровизированного штаба шагнул крепко сбитый, кряжистый офицер в камуфляже и черном берете, лихо сдвинутом набекрень. Его загорелое, обветренное лицо свидетельствовало — Даунинг видит перед собой явно не штабиста, погрязшего в тоннах пентагоновских бумаг.

Кряжистый четко козырнул, и отрекомендовался густым, сочным баритоном:

— Полковник Роуэлл Сабри, командир 158-й бригады усиления. Миссис Даунинг, офицеры, сержанты и рядовые бригады выразили общее желание… Мы хотим перейти на сторону Ополчения.

Странно, но слова полковника не взволновали Синтию, хотя даже полевые командиры замерли. Она безмятежно глядела на сверкание Колорадо, и чувствовала, что поднялась еще на один уровень, одолела еще один рубеж в противостоянии с олигархатом.

— Добро пожаловать, полковник, — мягко проговорила Даунинг, оборачиваясь. — Вы очень вовремя. Усилите наши группы в Калифорнии, Неваде и Восточном Техасе!

Загрузка...