Среда, 8 мая. День
Тель-Авив, Яффо
Стоило лайнеру «Эль Ал» сесть в аэропорту Бен-Гурион, как Наташа Ивернева будто перевоплотилась в другую себя, не столь уж давнюю Натали Истли, сбежавшую от зануды Дональда на скромный простор библейских пустынь.
«Гэвэрэт Тали» пристально, тревожно вгляделась в зеркало, выискивая приметы увядания. Красота?..
Число «40» пугало женскую душу, представляя неизбежную старость, а вот тело яростно сопротивлялось бегу времени, сохраняя гладкость кожи, блеск глаз и живость ума.
Потянувшись, Наташа продефилировала к стрельчатому окну-бойнице, прорубавшему толстенную каменную кладку и подпускавшую взгляд к синему морю.
«Сопротивлялось… — усмехнулась девушка. — Да если бы не Мишечка, давно бы увяла! И еще надо Ритулечке большое-пребольшое „спасибо“ сказать — за понимание, за терпение. Хм… Какая-то сразу ассоциация некрасивая вырисовывается… Ах, к черту ассоциативные ряды! Я люблю его? Люблю! Очень! И всё…»
Впрочем, если честно, днем она почти не вспоминает о Мише, только одинокими ночами, да и то недолго — сон наваливается быстро и неотвратимо, подминает под себя, как нежный хищник. Благое успокоение остужает разгоряченный мозг… Размякают мышцы и унимаются чувства…
Пожалуй, ей приходилось грустить лишь в день прилета — тяжесть ощутимо давила на сердце, угнетая до слез.
А прямо у трапа ее встретили молодые, энергичные офицеры военной разведки АМАН. Чернявый, зубастый, смуглый (от природы или от солнца) Ури Алон поведал со смешной гордостью, как его дед ущучил Моссад. Уж на какие этажи власти забирался рабби, внучек и сам не знал, но «на самом верху» вняли старому Рехаваму — и «перераспределили» советскую «айтишницу».
«Рокировочка такая, гэвэрэт, — весело скалился Ури, — из Моссада — к нам в АМАН!»
Наташу здорово озадачила подобная суета, но ведь Миша обещал помочь именно через рабби, значит, так и надо. Хотя поначалу девушка всерьез затосковала, ведь угодила она не просто в военную разведку Армии обороны Израиля, а в ее секретнейшее подразделение — 8200, сопоставимое с американским АНБ.
Сперва Наталью завезли в пустыню Негев, на Базу радиоэлектронной разведки близ кибуца Урим, но ее новый шеф и командир, бригадный генерал Ханан Гефен наорал на подчиненных, и те живо организовали лабораторию в Тель-Авиве, в Старом городе.
Ури Алон и Эхуд Ярдор долго извинялись за свой промах, а развеселый Шломо Илони изобразил сущее страдание. Как же, мол, им теперь жить-поживать, коли красавица из северных пределов покинула базу? Всё, жизнь им больше не мила…
Ивернева улыбнулась воспоминанию недельной давности, и вернулась за стол. Оба монитора трудолюбиво частили строчками программ, тихо шелестели вентиляторы компьютеров ГОЛЕМ.
Переезды, переподчинение — это всё ерунда. Задание-то осталось прежним — «научить» систему слежения влёт распознавать человеческие лица. Программа «Isidis» поможет здесь лишь косвенно, нужно придумать что-то новое…
Наташа расцвела улыбкой, вспоминая Мишу — как он восхищался ее талантами! Когда же это… Три?.. Нет, четыре года назад. Да, Лея совсем еще маленькая была, только и лепетала: «Мама… мама…», не ведая иных слов…
…Миша ходит по комнате, сверкая голой задницей, и восторгается: «Конгениально, Наташка! Ты в софте, как Моцарт в музыке, правда-правда! Куда мне до тебя, рядовому Сальери…»
А Наташка лежит, бесстыдница такая, в позе мадам Рекомье — и тает от счастья…
Больше всего она боялась тогда, что Миша к ней охладеет. Куда там… Его влечет и влечет, без устали, как влекло все эти драгоценные годы! Да, Мишечка не разделяет ее чувств, но он нежен, страстен, а вожделение — самый честный вид любви…
— Меня не люби-ишь ты, так что ж, — напела Ивернева тихонько, — зато тебя-я люблю…
Поерзав, она сосредоточилась. Так…
Загружаем в систему базовую фотографию человека. С ней сверяется биометрический алгоритм: вычисляет расстояние между точками на лице анфас и формирует математическую модель в цифро-буквенном коде…
«Это понятно, — задумалась Наташа. — Код уникален, даже если загружать в идентификатор фото под разными ракурсами… Хм. В том-то и проблемка. Компьютер видит матрицу из пикселей и выделяет в ней черты лица… Но, если физиономия террориста повернута к камере под большим углом, черты искажаются… Хм… А если двухмерную картинку заменить… Ладно, не в трех-D, а, скажем, в двух с половиной? Добавить глубину изображения! А чтоб измерить глубину… Стоп! Можно же использовать оценку искривления инфракрасной сетки! Ну⁈ Разве не конгениально?»
Хихикая, Ивернева азартно зацокала клавишами…
Там же, позже
Лаборатория расположилась не просто в старинном, а в древнем доме, возраст которого измерялся тысячами лет. Если верить легенде, Яффо, вообще, выстроили сразу после Потопа. Однако Наташа не маялась религиозной дурью, а потому относила дату постройки крепкого каменного строения ко временам Израильского царства, когда Соломон сватался к царице Савской и размышлял о суете сует.
Стены крепостной толщины наглухо отгораживали Наташку с ее хитроумной электроникой от мира, а каменные своды внушали уверенность — враг не пройдет. Низковатая дверь соединяла лабораторию с протяженным коридором, куда выходила библиотека и «личные покои».
Дом строили в те времена, когда, наверное, и понятия не имели о внутренних лестницах — за входной дверью из мощных брусьев, окованных позеленевшей бронзой, спускались исшарканные ступени из ноздреватого травертина, выводя на узкую, кривоколенную улочку, где проедет, разве что, мотоцикл, а вот малолитражке уже не вписаться.
И была еще одна дверь в конце коридора — железная, цвета темного шоколада, с мощными заклепками, подвешенная на тяжеленные петли и запертая на мощный засов.
Именно в нее и постучали, когда Наташа потягивала кофе с молоком — сгущенным, разумеется — для подкрепления сил. Девушка вздрогнула, но вызывать охрану не стала. Приблизившись на носочках, она громко спросила, недоумевая, зачем же было вставать на цыпочки:
— Ми шам?
— Это я, Тали! — глухо донесся голос.
— Рабби!
Наташа с трудом сдвинула засов, и дверь со скрежетом, толчками стала открываться.
— Приржавела… — запыхтел Рехавам, пихая тяжелую створку. — Здравствуй, Тали!
— Шалом, рабби! — прозвенела девушка.
Алон, во всем черном, залучился, распуская сеточку морщинок у глаз.
— Как же я рад, Тали, что вы с Михой наконец-то вместе!
Ивернева смешалась, и ляпнула:
— Ну-у… Мы не всегда вместе… Один-два раза в неделю…
— Это ночи, — лукаво улыбнулся рабби, — а дни?
— Д-да, — вспыхнула девушка, — дней больше… Было.
— И будет, Тали! — твердо сказал Рехавам. Поймав оценивающий взгляд Иверневой, он усмехнулся: — Что, сдал старикашка? Да уж, заглядываться на девушек как бы поздновато — истек срок годности… Но ты не обращай внимания — мой фенотип обманчив! Мне еще и семидесяти нет, а седина и морщины — отличное прикрытие. Главное — сердце здоровое… Михе благодарение! А остальное — пустяки. Ну, спина, бывает, побаливает… Ноют старые раны, хе-хе…
— Ой, пойдемте, — спохватилась Наталья, — я вас кофе угощу! А… Куда ведет эта дверь?
— В подземелье, — глухим, зловещим голосом произнес Алон, шагая в сверхсекретную лабораторию. — Я не зря просил Ури поселить тебя именно здесь. В толще стен есть древний ход — я открыл его еще мальчишкой… А где мой кофий?
— Сейчас я!
Кипяток из термоса… Две ложечки «нескафе» и три ложки тягучей, желтовато-белой массы из яркой «импортной» баночки с брендом «Soyuzconservmoloko».
— Угощайтесь, рабби!
— Спасибо, Тали. М-м… Сразу родными местами повеяло! — отхлебнув, почмокав, Рехевам серьезно сказал: — Не бойся, надолго ты здесь не задержишься. Миша придумал одну хитрость, и я тут, как хитрый паучок, дергаю за ниточки всех своих связей. А их у меня ого-го сколько! Насчет Моссада можешь не беспокоиться — Ципоре Ливни обещано место в кнессете, и она с удовольствием забыла о твоем существовании… Как работа? Движется?
— Движется! — вздрогнула Наташа, чьи мысли отвлеклись от настоящего, перебрасываясь в будущее. — Буквально сегодня кое-что стало вырисовываться.
— Вот и отлично… — Алон с удовольствием допил кофе, и отставил чашку. — Алия дала Израилю множество умнейших людей — атомщиков, физиков, ракетчиков, электронщиков, а подразделение 8200… Оно ведь не закрыто, как мафия, которую покинуть живым нельзя! Люди отсюда спокойно уходят, когда придет срок, и работают себе на гражданке, занимая престижнейшие вакансии в «Чек Пойнт», «Мирабилис», «Элрон», «Исраэль аэроспейс»… Лично знаком со стариной Яиром Пери — он тоже отсюда, а нынче трудится на космодроме Пальмахим… Нынче, главное! Да Яир давненько покинул «восемь-двести»… Еще, помнится, «Офек-1» запускал. М-да… Ну, не буду заранее раскрывать планы! Потерпишь до осени?
— Конечно! — обрадовалась Ивернева завидневшимся надеждам.
— Вот и ладно, — Рехавам бодро встал, и надел черную шляпу. — Закрой за мной, Тали…
Улыбчиво кивнув напоследок, рабби скрылся в темноте узкого, но высокого прохода, и девушка с усилием притворила дверь. Грюкнул засов.
— Дни… — пробормотала Наташа, тут же вздыхая. — И ночи… Будут тебе ночи! Ну, и дни тоже будут… Поняла? Иди, давай, работай, красавица из северных пределов… Совсем уже на Мише помешалась! На Мишечке… — улыбнулась она, светлея. — Всё будет хорошо, поняла? И даже лучше!
Понедельник, 20 мая. День
Московская область, «Сосновка-1»
Охрана пропустила мою «Волгу» во двор госдачи, но я задержался за рулем, слушая радио. Голос диктора ясно и четко вещал:
— … В интервью газете «Вашингтон пост» Джеймс Картер сообщил, что выборы президента Соединенных Штатов состоялись, несмотря на активное противодействие «глубинного государства» — это словосочетание стремительно обретает все признаки ругательного слова. Картер отметил, что он, безусловно, примет веление нации, хотя новая Конституция, по сути, лишила его полугода власти.
На всех избирательных участках подсчитано около восьмидесяти процентов бюллетеней. Напомним, что согласно недавно принятому основному закону, американцы голосуют за кандидатов в президенты напрямую, без архаичного посредничества коллегии выборщиков. Согласно последним данным, кандидат от республиканцев Джордж Буш набрал восемь процентов голосов. Кандидат от демократов Билл Клинтон набрал четыре с лишним процента. Кандидату от компартии США Сэму Уэббу достались два процента. И, наконец, за Синти Даунинг, кандидата от Национальной партии, отдано более шестидесяти процентов голосов. Подсчет еще ведется, но итоги выборов уже ясны. Президентом Соединенных Штатов Америки впервые станет женщина…
«Вот и славно, — решил я, покидая машину. — Надо будет поздравить Синти… И предупредить».
Хотя миссис Даунинг — особа серьезная. Она умна, и опыта у нее в достатке. Значит, должна понимать — deep state не оставит ее в покое. Парадокс — когда Синтия рулила ополчением, то находилась в большей безопасности, чем теперь. Никакой Белый дом, никакая Секретная служба не упасут ее от убийц. Заплатят киллерам по десять миллионов баксов каждому, и они наизнанку вывернутся, лишь бы кокнуть президентшу…
Пожав руку начохру, я несолидно взбежал по ступеням и перешагнул порог дачи. Суслов встретил меня в дверях.
— Миша приехал! — ласково закивал он. — Проходи, тезка!
— Здравствуйте, Михаил Андреич!
— Да сколько ж можно здравствовать! — шутливо парировал бывший «кремлевский кардинал». — Всё никак не помру!
— Ну и шуточки у вас!
Суслов засмеялся с дребезжащим старческим призвуком.
В свои девяносто четыре он не сдавал позиций — костлявая громадина, пенсионер союзного значения по-прежнему прямил спину и гулял без палочки. Разве что схуднул — усох, как мумия.
— А с Леонидом Ильичем давно встречались? — поинтересовался я по-светски.
— Да уже с год не видал, — вздохнул Михаил Андреевич, неодобрительно качая головой. — Спасовал Лёня… Как похоронил Витю свою, так и всё. Сидит на даче, как бирюк, мемуары строчит… Пойдемте, Миша. Боря тут уже, и Филипп Георгиевич явился. Сейчас еще товарища Талызина дождемся, и всё… О, кажется, прибыл!
За большим окном подкатывал «ЗиЛ»; машины сопровождения замерли за оградой. Из лимузина вышел плотный, лысоватый мужичок, отягощенный громадным пухлым портфелем. Прижимая радиофон к уху, он кивал невидимому собеседнику, изредка поддакивая или вставляя слово — председатель Совета Министров и ВРИО президента СССР человеком был занятым, даже сверх того.
— Николай Владимирович, здрасьте! — первым поздоровался я, пожимая крепкую сухую руку. — Не ожидал, что вырвитесь на минутку из клетки вашего графика!
— На полчаса, Михаил Петрович! — хохотнул Талызин. — Хоть подышу здоровым духом…
— Проходите, товарищи, проходите…
Суслов завел нас в гостиную, где в креслах развалились Иванов со Старосом. Поручкавшись, ходячие присоседились к сидячим.
— У Николая Владимировича осталось двадцать девять минут, — немножко нервно улыбнулся я, — а Михаил Андреевич никого отсюда не выпустит, пока обедом не накормит, поэтому сразу к делу. То, что я хочу вернуть на родину хорошенькую женщину и талантливейшую программистку, это лишь малая часть дела, хотя и самая важная для меня…
— И для нас! — Старос шлепнул ладонью по маленькому столику с парой бутылочек «Нарзана». Емкости жалобно звякнули. — Наташа Ивернева — обыкновенный гений, без нее сразу несколько проектов зависли!
— Тогда, давайте, сразу изложу суть вопроса, — я мельком оглядел присутствующих. — Израиль, в отличие от Америки, Японии или Европы, не увлекается рекламой собственных достижений, хотя иудейский след весьма заметен в мировой микроэлектронике. Обращу ваше внимание прежде всего на компанию «Элрон Электроник Индастриз», в которую, кстати, входит известная Филиппу Георгиевичу фирма «Элбит компьютерз»…
— Да, — кивнул Старос, — стартанули они сильно.
— Суть моего предложения вот в чем: начать переговоры с «Элроном» о создании совместного предприятия с «Совинтелем». Пусть это СП сосредоточится, скажем, на выпуске биометрических идентификаторов, над которыми работает сейчас Ивернева. И почему бы ему заодно не порадовать геймеров продвинутыми «сетевухами», игровыми консолями да приставками? Уверен, для «Элрона» союз с «Совинтелем» выгоден, ибо евреям откроются рынки стран СЭВ, Китая и глобального Юга — Индии, Африки, Латинской Америки… А мы через «Элрон» напрямую выйдем на штатовский и европейский рынок!
— Перекрестное опыление! — хмыкнул Талызин. — А ваша креативная барышня переводится в СП… — он понятливо покивал головой. — И будет работать в Москве или Зеленограде, изредка наезжая в Тель-Авив.
— Именно! — выдохнул я.
ВРИО президента снял с коленей увесистый портфель, и тягуче встал, складывая руки за спиной. Медленно прошествовал к напольным часам, и замер, будто засмотревшись на размеренное качание маятника.
— Борис Семенович, — сказал он отрывисто. — Что скажете?
— Наташа Ивернева — настоящая женщина, — негромко заговорил Иванов. — И настоящая подруга. Я очень хорошо понимаю Мишу… Причем, ситуацию он уже создал!
— Не совсем так, — мотнул я головой. — Без Рехавама Алона ничего бы не вышло.
— О, да! — ухмыльнулся председатель КГБ. — Этот раввин в звании полковника пройдошлив в высшей степени! Осталось завершить Мишину многоходовочку, переведя Наталью в СП «Нортроникс», и — вуаля! Кстати, как вам название, Филипп?
— Годится! — Старос весело ощетинил усы.
— Тогда выходите на «Элрон», — Талызин энергично развернулся к собравшимся. — И действуйте!
— Есть! — молодцевато откликнулся Иванов.
— И… — Николай Владимирович значительно посмотрел на хозяина дачи. — Кто-то обещал накормить голодного Предсовмина?
— Прошу к столу! — Суслов сделал широкий жест, и строго добавил: — Это всех касается!
Гости гурьбой повалили в столовую.
Вторник, 28 мая. День
Москва, Малый Кисловский переулок
Побродив по коридорам ГИТИСа, ощутив дружную вибрацию поступающих, я вернулся в машину. Захаров сдержал слово, и мне оставалось лишь завезти бледную, но решительно настроенную Марину Сильву, на прослушивание.
Девушка, по-моему, успела еще пуще похорошеть за те недолгие месяцы, что мы не виделись. «Дон Фернандо» прилетел позавчера, в воскресенье, и уж как бедняжка вытерпела столь долгое ожидание, неведомо.
Ну, об эволюции внешних данных прелестной бразильяночки можно и поспорить, конечно. Во всяком случае, Юлька, ревнивица этакая, утверждает, что пришелица из Рио-де-Жанейро заметно подурнела…
Но один момент споров не вызывает — Марина Сильва де Ваз Сетта Баккарин основательно подтянула русский язык. Говорит бегло, лишь иногда замедляет речь, лишь бы четко выговорить трудное слово.
В машине я, разумеется, не усидел — разволновался за невестушку. Или кем мне будет приходиться Марина Сильва? А я ей кем? Тестем? Нет… Свёкром!
«Приходиться…» Ха! Васёнок с Мариной назначат свёкром, и не спросят, а потом еще и обрадуют статусом деда! Ох, уж эта родня…
Хотя я, если честно, рад. Вон, Юлька — какая лапочка выросла! А Леечка? Даже непутевый Васёнок… Хм… Ну, если честно, я в его возрасте — в той, прошлой жизни, был куда большим разгильдяем…
И чего зря брюзжать? В «Бауманке» Васька на хорошем счету, грызет гранит без опозданий и прогулов. А то, что морду однокурснику набил… Ну, вроде как, за девушку заступился. Причем, не за свою, а товарища. Молодец…
Радио в машине невнятно болботало, и я приоткрыл дверцу, чтобы лучше было слышно.
— … В египетском эксклаве Сектор Газа вновь начались волнения, вызванные указом президента Мубарака о лишении палестинской автономии права на самоуправление, — четко проговаривал строгий женский голос. — За годы под властью Каира выяснилось, что большинство палестинцев не желает возвращаться к мирному труду. По словам Хосни Мубарака, население Сектора Газа либо находится на содержании у мирового сообщества, нерегулярно присылающего гуманитарную помощь, либо предпочитает мотыге автомат Калашникова. На сегодняшний день тысячи палестинцев воюют в Алжире, Ливии, Нигерии…
— По сообщениям из Вашингтона, — подхватил мягкий баритон, — вчерашнее покушение на президента успешно расследуется…
«Ого! — встрепенулся я, прислушиваясь. — Быстро они…»
— … Фред Вудрофф, советник по национальной безопасности, сообщил на пресс-брифинге, что президент Даунинг здорова и даже не ранена. Директор ФБР Добан Руни собрал специальных агентов в объединенную оперативную группу. Что известно на данный момент? Работал целый отряд киллеров — шесть или семь человек, снайперов и гранатометчиков. Нападавшим удалось подбить так называемый «скорпион», лидирующую машину президентского кортежа, а лимузин, в котором находилась Синтия Даунинг, был обстрелян из особо мощных винтовок. Наемные убийцы с гранатометами убиты на месте, трое снайперов задержаны, еще двоим удалось уйти. Никаких деталей из допроса киллеров прессе не сообщили, но известно, что порядка десяти представителей крупнейших банкирских домов арестованы и содержатся на территории гарнизона Форт-Брегг…
— И-и-и! — с восторженным визгом на меня налетела Марина Сильва. Обхватила за шею, повисла, болтая ногами, и радостно запищала, урывками между жарких поцелуев: — Меня… приняли! Мигел… Я такая… Счастливая! О-о!
Я засмеялся, с удовольствием тиская девушку, удивительно похожую на Риту в юности.
— А папе сказала?
— Ой, нет еще! — студенточка выцепила радиофон, набрала номер, переступая в нетерпении, и затараторила. Эфир наполнился португальскими вывертами…
Улыбаясь, я потащил из кармана свой потертый «ВЭФ».
— Риточка, привет! Маринка поступила… — переждав девичьи вопли, я спросил: — Может, купить чего?
— Не надо, не надо, Мишечка! Всё есть! Ой, молодчинка какая… Вези ее скорей!
— Везу!
Приобняв за гибкую талию, я усадил Марину-Сильву на переднее сиденье, заслужив ослепительную улыбку в награду, и плюхнулся за руль.
— А теперь куда? — заерзала сеньорита.
— Домой! Отмечать будем! Ух, и напьемся…
Девушка захихикала, все не покидая облачко сбывшейся мечты, и я приманил ее ближе к земле:
— Маме позвони!
— Ой, точно! И дяде…
«Волга» тронулась, а салон наполнился знойной бразильской тарабарщиной. Я следил за дорогой, косясь на ладные коленки, и мне было немного грустно.
«Всё будет хорошо, Мигел…»
Тот же день, позже
Москва, улица Строителей
— Вась, ты меня понял? — настойчиво внушал я. — Не торопи Маринку! А если обидишь… Обе головы откручу!
— Понял, пап! — расплылся в улыбке добер молодец. — Столько ждал… Последний год, уж как-нибудь… Зато рядом!
— Во-во… — проворчал я тоном старой, суровой дуэньи.
— Неужели ты думаешь, что сразу полезу на нее? — огорчился Васёнок, и тут же умиленно растянул губы. — Я же люблю Маринку! Она же мне не в постели нужна… Ну, не только в постели! Мне хочется быть с нею. Всегда!
Я молча хлопнул его по плечу и обошел гостиную, покачивая вино в бокале. Цежу весь день, да так и не допил…
Юля на пару с Леей обыгрывала в карты Инну. Марина-Сильва с Васёнком заняли диванчик в углу — сын, с застывшей улыбкой, любовался будущей невестой, а девушка вдохновенно декламировала:
Я не унижусь пред тобою;
Ни твой привет, ни твой укор
Не властны над моей душою.
Знай: мы чужие с этих пор…
Синьорита удивительно тонко прочувствовала лермонтовские строки. Горечь, тоска, печаль и глупая гордыня — всё жило в ее красивом голосе, а некий остаточный акцент как будто обволакивал слова иным, нездешним звучанием.
В креслах под торшером уединились Рита и Фернандо, толковавшие о тайнах и загадках своего знатного рода.
— Донна Фальер, уступите место супругу! — потребовал я.
Донна томно поднялась, тая в глазах озорную улыбку, и присела — уже на мои колени.
Бразильский гость понятливо улыбнулся.
— Знаете, Мигел… — задумчиво протянул он. — Глядя на вас, я припомнил ту старую легенду о Марино Фальере. Помните? Дескать, старик женился на молоденькой, а некий хлыщ стал ее любовником! Мало того, старый дож никак не мог добиться справедливого наказания для наглеца, уж больно знатен был клан Стено, и тогда он затеял переворот… Романтическая чушь! Фальер всю жизнь воевал ради Венеции, его возмущали бесстыдство и безнаказанность знатных особ, надменных и неприкасаемых. А самое печальное в том, что, не будь предательства, удайся мятеж Фальера, и Венеция, очищенная от скверны, просуществовала бы до наших дней!
— Это политика! — отмахнулась Рита. — Но началось-то всё с Анджолины, девятнадцатилетней красотки!
— Не верю! — сказал я, упрямо выпячивая челюсть. — Слишком всё надуманно и пошло — старый муж, молодой любовник… Трафаретный сюжет!
— Совершенно верно, Мигел! — горячо поддержал меня Фернандо. — Расхожая тема, не имеющая ничего общего с реальностью! Первая жена Фальера страдала бесплодием, вот Марин и женился на другой. Да, Анджолина была моложе супруга, но лишь вдвое — она вышла замуж в сорок пять! Впрочем, и самого дожа нельзя изображать дряхлым — крепкий был старикан, стальную цепь перерубал с одного удара. Да и в диктаторы, донна, наш предок не метил вовсе! Наоборот, он хотел восстановить принципы республики, которые родовитые кланы превратили в фикцию. Фальер не без основания считал, что именно подкупы и круговая порука внутри правящих венецианских элит привели к позорному поражению у Порто-Лонго. Оно, а не балаганный адюльтер, стало последней каплей! И Марин решился на переворот… Причем, заметьте, он не искал союза с аристократами, а опирался на простолюдинов. На Бертуччио Изарелло, офицера с галеры, или на морехода Филиппо Календарио. Оба назначили двадцать старшин, каждый из которых должен был призвать под свое начало сорок человек. Все должны были собраться во дворце дожа в ночь на пятнадцатое апреля — и свергнуть знатных патрициев, чтобы Марин Фальер стал единоличным правителем — как тогда говорили, «правителем с розгой». Но… Кто-то выбрал «тропу Эфиальта»! Изарелло с Календарио повесили на верхнем этаже Дворца дожей с кляпами во рту, чтобы не дать им кричать в толпу, а Фальеру отрубили голову…
— А что же Анджолина? — негромко спросила Рита.
Фернандо грустно покивал.
— Ее изгнали из Венеции, выдав две тысячи дукатов… Некоторые из монет были с изображением мятежного дожа. Вот мы их и храним, как память о достославном предке…
Я выглянул из-за Ритиной спины — все гости собрались вокруг, и слушали Фернандо, даже Лея. Малышка смотрела на Баккарина печально и, как мне показалось, с пониманием.
— А давайте выпьем за дожа! — вдохновилась Марина Сильва.
— Давайте! — подхватила Инна, приседая на подлокотник моего кресла. — Не чокаясь!
Тихо радуясь красавицам и кубку, я допил свое вино.
* * *
Ночью мне захотелось пить. Досадуя, что не оставил на тумбочке стакан «Боржоми», я перевернулся на бочок.
«Утром попьешь…» — шевельнулась ворчливая мысль.
Да куда там… Жажда отогнала сон.
Перебирая — про себя — энергичные выражения, я осторожно сел, боясь разбудить Риту, и накинул свою «ночнушку». Футболка обвисала, застиранная до того, что номер на спине расплылся белесым пятном.
Тапки я не стал трогать, прокрался босиком, на цыпочках, мимо дивана, где посапывала Марина Сильва, и выбрался в коридор. Дону Фернандо с Васёнком мы постелили в столовой, накачав пару надувных матрасов — оба храпуна выдавали рулады хрипяще-хрюкающим дуэтом. Зато в гостиной — тишина. На длинном диване хватило места и Юле, и Лее, и Инне.
«Опять забыли свет выключить!», — насупился я, толкая дверь на кухню. И обнаружил за нею Инку, замершую у окна.
«Хорошистка» вздрогнула, оглядываясь, и слабо улыбнулась, узнав вошедшего. Она тоже изменила привычке, натянув Юлькину ночнушку, чтобы не смущать заезжего дона. Правда, тонкая ткань едва прикрывала «нижние девяносто», а верхние красиво обтягивала, но это уже мелкие придирки.
— Чего не спишь? — спросила Инна негромко.
— Организм сохнет, — неловко пошутил я, доставая из холодильника начатую бутылочку минералки. — Будешь?
Женщина покачала головой, а я выдул полный стакан, и выдохнул. Хорошо!
— Миш… — упал шепот.
— М-м?
— Мне чуть ли не каждую ночь снится один и тот же кошмар… Будто мы с тобой… Ну, как тогда, в семьдесят шестом… Помнишь?
Я молча кивнул. Еще бы мне не помнить… Васёнок тогда совершил первое деление…
— И вот… мы лежим, — голос Инны упал до шепота, — ты сверху… ты вошел в меня… и вдруг рассыпаешься!
— Рассыпаюсь? — озадачился я.
— Да! В черную и серую пыль! Это… Это так страшно! И отчаяние такое, и тоска… И я теперь вправду боюсь, что однажды ты… только не во сне, а наяву… рассеешься…
Я обнял подругу и привлек к себе. Инку потряхивало, а соски оставались мягкими — женщине было не возбуждения, ее реально мучал страх.
— Не бойся, — мой шепот самому себе показался неубедительным, — не рассыплюсь…
Я ласково сжимал Инкины бедра, вминал ладони в упругую попу, отвлекая подругу от пугающих видений, вот только в душе завивался морозящий холодок.
«А что случится с тобой в „Гамме“, — подумалось мне, — двадцать второго октября две тыщи восемнадцатого года, в первом часу ночи?..»