Вторник, 16 апреля. Раннее утро
Кентукки, Камберленд, I −75
Гонка по ночному хайвею утомила всех. Рута даже позавидовала Гилану Пеледу, сидевшему за рулем «Кугуара-1» — этот «алоновец» был, чудилось ей, расслаблен, но и сосредоточен. Он вел тяжелый бронеавтомобиль, как «болид» на трассе, уставившись вперед, за пуленепробиваемое стекло, следя за тем, как мощные фары метут светом по разметке.
Ему было трудно, но Гилан, по крайней мере, занимался делом, а пассажиру каково? В четыре ночи?
Шимшони вздохнула, и в очередной раз плеснула воды в ладонь, омыла лицо. Стало полегче, а Юваль… Кажется, Юваль Регев… протянул пластиковый стаканчик с кофе.
— Осторожно, — заботливо предупредил он, — горячий.
Рута благодарно кивнула, и пригубила.
— Ого! — вздернулись ее брови. — Черен, как смертный грех!
— И крепок, как великая любовь! — замаслился улыбкой ехидный Ливлат Цион.
— Поговори мне еще… — проворчала «старлейка» для порядку.
«Кугуар» резко вильнул, приседая на левые колеса, и вновь вернулся на свою полосу.
— Брошенный седан, — прокомментировал невозмутимый Леви, глянув за приоткрытую бронешторку. — «Форд» или «Тойота», не разобрать. Дверцы настежь…
Рута поежилась. Еще чья-то мелкая трагедия…
— «Второго» видать? — дежурно поинтересовалась она, допивая кофе.
— Амир не отстает, — кивнул Леви, — держится метрах в ста.
— Скоро уже… — пробормотала Рута, с досадой ощущая, что сон не отлетел, а всего лишь затаился. И снова вкрадчиво наползает, овладевая ею, как искусный любовник, ласковый и безмолвный…
Развиднелось. «Кугуар-1» объехал по обочине костяк сгоревшего автобуса, и сбросил скорость — близился тот самый поворот, где упал С-130.
Раскат пушечного выстрела «освежил» Шимшони лучше всякого «нескафе». Какие-то секунды промелькнули, и броневики выкатились прямо на линию боевых действий.
Справа серел полуразвалившийся самолет — он служил весьма посредственной защитой морским пехотинцам, а слева, на изгибе автострады, скопились «джихадмобили» и грузовики «Черной гвардии» — на штыревой антенне болтался красный флаг с трехлучевой свастикой, раскоряченной на фоне белого круга.
«Узнаваемый дизайн», — усмехнулась Рута.
«Черногвардейцы» кучковались вокруг могучего трала, на котором громоздился «Абрамс». Бронированное чудище песчаной масти ворочало угловатой башней, и вдруг пальнуло, изрыгая грохочущее пламя.
Фугас ударил прямой наводкой, гвоздя «Геркулес» и разрывая дюраль с обратной стороны. Беззащитные морпехи залегли в глубокой борозде, пропаханной фюзеляжем, и отвечали короткими очередями, но исход боя был очевиден — «черногвардейцы» в упор расстреливали противника.
— Амир! — рявкнула Шимшони по рации. — Займись танком!
Не дослушав гулкое «да, гэвэрэт…», она ткнула пальцем в Ливлата.
— Ты говорил, что знаешь Миху Гарина в лицо!
— Мы все его знаем, — быстро ответил Цион, вооружаясь биноклем. — Гилан, съезжай!
Распахнув бронедверцу справа, хватаясь за поручень, он высматривал знакомое лицо. По левому борту продолбила очередь, но Ливлат не обратил на нее внимания.
— Выворачивай влево!
Рута вовремя глянула за толстое стекло. «Кугуар-2», по ходу долбя из пулемета, объехал пару тентованных грузовиков, и выбрался к «Абрамсу» — кучка «черногвардейцев», вполне себе белых, порскнула в стороны, как тараканы от хозяйского тапка. Громадный Амир кое-как протиснулся в верхний люк, выдернул РПГ, прицелился…
В это самое мгновенье танк выстрелил, отдачей качнув трал. Снаряд разорвал пилотскую кабину, и тут граната, вихляя в полете, вошла в бронированный борт «Абрамса». Вошла, как острый нож в полосатый бок арбуза, вспарывая хрусткую кожуру.
Целую секунду ничего не происходило, а затем сдетонировал боекомплект. Громыхнуло. Огромная башня, беспомощно взмахивая орудием, поднялась на бешеном огне и опрокинулась, хороня группку черно-белых пулеметчиков.
— Вижу! — хрипло крикнул Ливлат. Торопливо отбросив бинокль, он выхватил из рук Юваля рупор «матюгальника», и усиленный голос, приправленный жестяным призвуком, разнес русский зов: — Михаил Гарин! Тебя ждут! Тебя и твоих товарищей! Все сюда! Прикроем!
Мегафон полетел следом за биноклем, а Цион спрыгнул на землю, перебрасывая с плеча «калашников». За ним выскочили Леви и Шмуэль. С крыши «Кугуара-1» задолбил пулемет, злыми очередями хлеща по забегавшим «черногвардейцам». Морпехи тотчас же вдохновились, открывая перекрестный огонь. Хорошо пошло!
Рута, сжимая кулачки и чуть ли не подпрыгивая в азартном нетерпении, следила за согбенными фигурами, что, петляя, бежали к бронеавтомобилю.
Гарина она узнала по фотографии, выданной Ципи Ливни. Остальные… Да что ей остальные! Пусть будут. «До кучи», как выражается Моше, бывший одессит.
— Сюда! — не выдержала она. — Скорее!
Гарин присел у переднего колеса с автоматом на взводе, торопя своих людей. Первым в «Кугуар» ловко запрыгнул смуглый бритоголовый человек, его левая рука висела плетью. Он извернулся, протягивая крепкую здоровую руку раненому… латиносу? Или индейцу?
Еще двое, усатый брюнет, схожий с киношным д’Артаньяном, и юркий молодчик с волосами цвета спелой соломы, передали Гарину и бритоголовому стонавшего, кусавшего губы блондина — его форма мокла кровью.
Руте показалось странно знакомым лицо светловолосого, но не до того было.
— Привет, Рустам! — расплылся Юваль, помогая стриженному наголо затаскивать «трехсотого».
— О, здорово! — удивился бритоголовый. — Миша, все тут!
Поднатужившись, Гарин захлопнул тяжелую дверцу, и жесткое выражение на его броском, по-мужски красивом лице смягчилось мимолетной улыбкой.
— И вправду, все!
Михаил крепко пожал руку Ювалю, дотянулся и звонко шлепнул по ладони Ливлата.
— Гони! — крикнул Цион, и Гилан, весело скалившийся за рулем, выжал педаль. Бронемашина, швыряясь комьями земли, описала полукруг и вырвалась на шоссе.
— Амир! Прием! — вызвала Шимшони.
— Да, гэвэрэт! — довольно прошипела рация.
— Живы все?
— Двое раненых, гэвэрэт.
— Следуй за нами!
За окном мелькнул «Кугуар-2» пустивший синий выхлоп, и отряд воссоединился — обе машины потянули на север.
— Доберемся до Лексингтона, — разгоряченно выговаривала Рута, — там выедем на интерстейт шестьдесят четыре — и до самого океана! Субмарина «Ливьятан» должна подобрать нас и доставить на Бермуды. Вызовем ее с берега…
— Мадам, — серьезно сказал Гарин, — большущее вам спасибо, но давайте не будем спешить. У нас тут пятеро раненых, и еще двое во второй машине. Давайте, отъедем куда-нибудь подальше, в здешнюю глушь, обождем денька три-четыре…
— Михаил, — резко начала Шимшони, — раненым нужна помощь, и…
— Я сам вылечу их! — перебил ее «объект спасения».
— Рута… — негромко и быстро сказал Ливлат, чувствуя, что командирша вот-вот вспылит. Мигом расстегнув куртку и задрав майку, он оголил розовый шрам, зигзагом пересекавший накачанный живот. — Мне тут всё распороли, и кишки, и печень. А Миха поправил мне здоровье. Он — целитель!
Гарин неловко усмехнулся, разводя руками.
— Таким уж уродился, мадам!
Рута думала недолго.
— Гилан, свернешь к Хазарду! Будет вам глушь…
Там же, позже
Восток Кентукки бурно рос еще полвека назад, и местные с надеждой смотрели в туманное будущее. Однако законы рынка бездушны, и человечность в расчет не берут.
Сначала закрылись угольные шахты. Налаженная жизнь оборвалась, как гнилая веревка. Углекопы, что посмекалистей, сбагрили свои «квартиры» в приземистых бараках, да и свалили подальше.
А те шахтеры, которые задержались, ожидая подачек от федерального правительства, угодили в западню безысходности.
Продать свою «недвижимость»? Кому? Соседям? Так у них, у самих точно такие же развалюхи, сарайчики да огородики, а денег нет.
Бросить все, и уехать? Куда? И на что жить? Чем кормить детей?
Многие подались в сельхозработники, но тут, как назло, ввели антитабачные законы — и плантации стали зарастать. Нынче их площадь скукожилась до сущей малости, а весь урожай пахучих листьев уходил на самокрутки…
Федералы, конечно, помогли — ежемесячно одаривали продуктовыми талонами, чтобы местные с голоду не передохли, и тех медленно, но верно засосало тепленькое, вонючее болото нищеты и безделья. Рабочий край, вроде Донбасса, превратился в White Ghetto…
…Я мрачно глядел на проползавшие мимо убогие жилища в стиле «баракко», вешала с сохнущим бельем, покосившиеся сарайчики из серых, не крашенных досок, чем попало огороженные картофельные грядки…
Подобными пейзажами, далекими от голливудского гламура, я вдоволь налюбовался еще в своей «прошлой жизни». И народец выглядел знакомо — бомжеватого вида потомки шахтеров, заросшие «муншайнеры», что гонят самопальный бурбон, голопузые ребятишки, с визгами пинающие сдутый мяч или укладывающие баю-бай выцветших, замызганных кукол…
Мы это всё проходили. И судьба туземцев меня совершенно не трогала, как проблемы индейцев не волновали шерифа.
Я переживал за Наташку.
Если Рута сказала мне правду… А зачем ей врать? Запросто так Моссад не отправит элитный спецназ!
Наташа поведала как-то, между бурными ласками, о лукавой Сесилии, и даже визитку показала, а теперь, значит, сработала давняя «закладка»… Вот же ж, гадство какое…
«Кугуар-1» замедлил и без того неторопливое качение, въезжая в промзону. Дорога пошла путанной змейкой между заросшими терриконами — даже молодые деревца принялись на сыпучих склонах — и шахтными подъемами. Колеса наверху решетчатых копров заржавели, а свисавшие обрывки тросов походили на грязные рыжие косы.
Дальше, за давным-давно сгоревшей компрессорной, дорога разбегалась, как на распутье в тридевятом царстве. Гилан выбрал самую набитую колею. Еще полчаса пути, и бронеавтомобиль выехал на единственную улочку брошенного поселка. Тупик.
Здесь никто не жил, да и негде. Несколько домов сгорело, оставив по себе лишь печные трубы, скорбно торчавшие над пожарищами, а прочая жилплощадь развалилась от ветхости.
Рута живо организовала походное житие — послала парочку глазастых бойцов в дозор, велела ставить несколько больших армейских палаток и укрыть их масксетью, а «Кугуары» развернулись к дороге, грозя вероятному супостату самодельными пулеметными башенками.
Троих раненых — Рафи, Шауля и Олега — перенесли под шелестящие своды тентов, уложив на дутые матрасы, а еще четверо — Ави, Амир, Чак и Рустам — дошкандыбали сами.
Рафаэль легко отделался — пули прободали ему бочину и мякоть бедра. Болезненно, но не смертельно, разве что крови многовато пролилось. Но, если нам дадут хотя бы три-четыре дня покоя, молодой организм доберет свое. А я помогу ему.
Шаулю пробили грудь, и бронежилет не уберег. Мало того, еще одна пуля крупного калибра задела череп — чиркнула, рассекая кожу над ухом — и сотрясая мозг. Парень лежал без сознания, синевато-бледный, словно душа давно оставила тело, но дырявые легкие все еще трепыхались, вбирая живительный кислород.
А Видову упорно не везло — еще три зловредных стальных окатыша засели в правой ноге. Сняв боль и прокалив десантный нож на огне спиртовки, я вынул их, лишний раз убедившись: медицина — не для меня. Не умею я терзать плоть, пусть даже во спасение!
Третью тупорылую пулю я выковырял трясущимися руками, а потом долго сращивал края разрезов и ран.
Ходячих пользовал после перерыва на кофе. Кофе, разумеется, с молоком. И с бутербродами.
Шауль так и не очнулся пока, Рафи, напротив, заснул, а Олега мы с Рустамом вытащили на носилках — в палатке было душновато.
— В меня даже в кино столько не попадали! — слабо фыркнул Видов.
— Зато — опыт! — ухмыльнулся Рахимов, баюкая простреленную руку.
— Да уж…
Кряхтя, голомозый спецназовец убрел за порцией кофию, а к нам подошла Рута и тяжело опустилась на колени.
— Устала, — выдохнула она.
Я понимающе кивнул, но искать слова для разговора не пришлось — вниманием Шимшони полностью завладел Видов.
Мне повезло уловить тот волнительный момент, когда с нашей воительницей вдруг, ни с того, ни с сего, произошла мгновенная, волшебная метаморфоза. Полное впечатление, что некий внутренний тумблер в ней перекинулся из боевого положения в повседневное — сосредоточенное, насупленное выражение на лице фёрст-лейтенантки сменилось милой улыбкой, а миндалевидные глазищи вспыхнули карим огнем.
— Ти-мош-кин? — со смешным акцентом, по слогам выговорила Рута, и медленно покачала головой, отпустив: — It’s impossible!
— Ну-у… да, я играл Тимошкина в «Расхитительнице гробниц»… — растерянно залепетал Видов, — но в жизни меня зовут Олег…
— О-о! — жарко затянула «фанатка», поедая актера глазами. — Я несколько раз смотрела этот фильм, он просто фа-антасти-ически хорош! А потом я играла тебя в виртуалке, только тебя, тебя одного!
— Гэвэрэт, господин майор на линии, просит вас, — почтительно доложил гориллообразный мужик, похожий на бабелевского биндюжника. На его безразмерных плечах смешно смотрелись крошечные погончики расама — что-то вроде тутошнего мастер-сержанта.
Рута рванула к рации, однако её симпатичное личико продолжало излучать блаженство. Видов ошалело глядел «старлейке» вслед.
— Олег, очнись! — я осторожненько пихнул его локтем. — Гарантию даю — эта амазонка влюблена в тебя, причём давно и сильно! И… как? Нравится?
— Ну-у… да, — промямлил Олег. — Как-то сразу… знаешь… приглянулась…
— Тогда слушай внимательно, понимай правильно и запоминай надолго, — эпично заговорил я, как древняя пифия, а по совместительству еще и сводница. — Её зовут Рута Шимшони. Она фёрст-лейтенант «Кидона», элитного спецназа. В общем, дамочка серьёзная. Такая цыпочка, если дашь повод ревновать, запросто тебе башку открутит, а из печёнки фуа-гра приготовит.
— А ты откуда… Ну, что она — Рута?
— В следующий раз, — медово улыбнулся я, — гляди не сквозь комбез, выверяя размер бюстгальтера, а поверх. У Руты над карманом — нашивка с именем!
— Так там же на иврите всё… ты что, тоже еврей?
— Ага! — насмешливо фыркнул я. — А еще итальянец с эллином в придачу — латинским и греческим алфавитами владею без словаря! Ты, давай, не тупи, а слушай сюда: скорей всего, судя по её перевоплощениям и оговоркам спецназа, она по гражданке — актриса, — мой голос исполнился театральной прочувствованности: — Олег, тебе еще не надоело по Голливуду таскаться, чтоб в эпизодах блистать? Хочешь заполучить главную роль, да не просто в фильме, а в мини-сериале, и вполне себе хитовом, вроде «Tomb Raider»? Если хочешь, то ты уж постарайся добиться расположения этой женщины. Поверь, оно того стоит.
В Видове заговорило актерское нутро.
— А что за сериал? Сценарий хоть чей?
— Олег, я и так сказал тебе больше, чем должен был, — мне удалось напустить туману. — Просто… trust me, o’key? Да, и вот ещё что… Захочешь сделать ей приятное — скажи… — я прошептал ему на ухо изысканный, но весьма нескромный еврейский комплимент. — Запомнил? А потом… — я раздельно проговорил интимную фразу на иврите. — Повтори, только тихо…
Олег старательно повторил. Глаза его заблестели весьма живо.
— Правильно, — покивал я, — только не перепутай ничего, а то она решит, что ты — гей.
Видов, кряхтя и морщась, осилил сидячее положение.
— Миш, знаешь… Я уже как бы и не против… — вытолкнул он, смущаясь. — А… А что она имела в виду, когда сказала… Помнишь? «Я играла тебя!» Что, реально? Как в театре кабуки, только наоборот?
— Отстал ты от жизни, Олежа! — расплылся я. — Просто, пока ты в Штатах ошивался, в Союзе по мотивам «Расхитительницы» смастерили сетевую компьютерную игру. Не убогую стрелялку, а такую, знаешь, приключенческую сагу — «Tomb Raider». Графика обалденная! Там есть и твоя виртуальная копия, и Литы Сегаль… Боярского, Харатьяна, Самохиной, Инны…
— Виртуальные копии? — силился понять Олег.
— Ну, это как бы цифровые модели, достоверно имитирующие внешность человека, — терпеливо растолковал я. — Со всеми анатомическими подробностями, до мелочей, причём в объёме и в движении. Сходство потрясающее! Прямо как наяву… Да увидишь еще! А игроки выбирают себе персонажей, скрываются под их «личиной» — и погружаются в виртуал. Побивают врагов, ищут сокровища… А Рута долго была как бы тобой, жила в игре за тебя, только что уменьшенного, ростом с огурец, и вдруг видит «Тимошкина» в реале — живого, хоть и не совсем здорового, зато в натуральную величину! Вон, бежит уже, вся сияет и лучится…
Памятуя о третьем лишнем, я мигом озаботился Очень Важными Делами, и удалился.
…Каюсь, насчёт сериала я Олегу соврал. Ну-у… Почти. Меня вдруг осенило, что Рута Шимшони — вылитая Джудит Менец из эшбаховского «Видео Иисуса», а Олег Видов, если ему надеть круглые хипстерские очечи, вполне совпадет с ролью Стивена Фокса. Правда, Андреасу Эшбаху еще года два дописывать роман, но я подожду…
До сих пор помню свое разочарование — и раздражение! — из «прошлой жизни», когда посредственный немецкий режиссёр снял по мотивам «Видео Иисуса» похабный двухсерийный фильм, полностью исказивший и суть, и самый дух книги. Alles kaputt.
Демонстрируя абсолютную занятость, я скрылся за боком «Кугуара», облупленным прямыми попаданиями, и оглянулся напоследок. Шимшони сидела на пятках у Олегова одра, и что-то оживленно внушала Видову, а тот внимал…
Ага… Рута склонилась, обвис шатенистый «хвост», Олег шепчет на ушко… Оба румяные и довольные…
Я крепко потер руки. Не, сериал точно снимут!
Конечно, «всё может быть, всё может статься, с женою может муж расстаться…» Однако, если товарищ Видов и покинет «гэвэрэт», то очень нескоро. Рута в их паре явно главенствует, и «Ти-мош-кина» не отпустит. Ни за что. Да она скорей прибьет суженого…
Меня так и подмывало хихикнуть, но я сдержался.
«Совет да любовь, Олежа!»
Суббота, 20 апреля. День
Кентукки, Камберленд
Устроить лагерь труда и отдыха в тылу противника — это круто, но и, мягко говоря, опасно.
«А шо делать?»
И Рафи, и Шмуэль шли на поправку, но обоим, прежде всего, требовался покой, особенно Шмуэлю. Тяжелое сотрясение мозга — это серьезная болячка. Хорошо, хоть с гематомой управился — «рассосалась» потихоньку…
Ходячим и пары суток хватило, чтобы стать бегучими и прыгучими, а за Видовым присматривала личная медсестричка — Рута откармливала Олега и берегла его сон.
Спецназ обходил палатку на цыпочках, завидя свирепое личико Шимшони. Do not disturb!
Ну, в первую-то ночь я и сам проспал до позднего утра. Намаялся. Меня, как «дохтура», освободили от дежурств. И на том спасибо.
А вот сегодня встал рано. Подутихшее беспокойство взялось грызть меня без перерыва. Нельзя так долго торчать на одном месте. Любопытствующих тут хватает, а местные нищеброды сдадут нас за пару долларов. Лишь бы хватило на опохмел…
— Обедать! — проходивший мимо Рустам хлопнул меня по плечу.
— Иду, — откликнулся я.
Нынче обязанности шеф-повара исполнял огромный Амир, а этот фельдфебель знал толк в готовке. Он сварганил нечто вроде супа-кондёра, смешав и рис, и последние, вялые клубни картошки с тушенкой всех видов. Сытно и вкусно.
Все уселись трапезничать вокруг костра, в тени «Кугуара», а Гилан включил приемник в кабине.
— … Сенатор Джон Маккейн неожиданно поддержал движение Ополчения, найдя сходство идей Синтии Даунинг с выводами, прозвучавшими в его собственной программе, — толковал диктор. — Как известно, мистер Маккейн выступал резко против чрезмерного вмешательства в выборы богатых людей, считая, что их щедрые пожертвования развращают политиков…
— Развращают! — фыркнул Харатьян, доскребая вторую порцию. — Покупают и продают, оптом и в розницу!
— … Вчера вечером в Чикаго завершилось всеамериканское совещание губернаторов и спикеров легислатур, — бубнило радио. — Так называемая «Бостонская декларация», предложенная сенатором Эдвардом Кеннеди, была одобрена властями практически всех штатов. На совещании был принят порядок избрания делегатов Конвента, призванного изменить действующую Конституцию, и назначена дата его проведения. Стоит отметить, что присутствующие губернаторы внимательно выслушали саму миссис Даунинг, выступившую он-лайн. По словам мистера Кеннеди, только Конвент, который соберется второй раз за всю историю Соединенных Штатов, способен положить конец беспорядкам и анархии, законным образом выразив устремления и чаяния простых американцев. Конвент начнет свою работу тридцатого апреля…
— А что? — лениво пожал плечами Боярский. — Может и получиться…
— Тихо! — насторожился Чак. — Там кто-то есть. За деревьями.
Рута напряглась, но тут же расслабилась.
— Эй! — окликнула она. — Выходи! Суп… э-э… похлебка есть. Будешь?
Пару секунд спустя среди замшелых стволов нарисовался дед в замызганном джинсовом костюме, латанном-перелатанном. Густой подлесок старикан миновал без шума, как бесплотный дух, а свою винтовку демонстративно закинул на плечо. Лицо его, морщинистое и загорелое до черноты, резко контрастировало с седыми усами и бородой.
— Доброго денечка вам, — пропел лесовик, приседая у огня. Он остро глянул на Гоустбира. — Индеец? Тогда понятно… Учуял, небось?
— Зверем запахло, — спокойно выговорил Чак, — а никакое животное не приблизится к людям.
Дед благожелательно кивнул.
— Верно. Я охотой промышляю. Зверье в Аппалачах еще не перевелось, а мне много и не надо…
Амир молча наполнил миску, и протянул гостю. Тот кивнул с достоинством, и хлебнул кондёр через край.
— М-м… Вкусно! А я только мясо жарить умею, хе-хе… — быстро покончив с угощением, дед крякнул и утер усы рукавом. Бусинки синих глаз сверкнули из-под мохнатых седых бровей. — Я тут второй день обретаюсь… Вы только своих дозорных не ругайте особо. Заметить Монтану Рольфа не каждому дано! Я с детства по лесам шарахаюсь, меня не то, что лисы — зайцы близко подпускают, не чуют людского духа… М-да… Не мое это дело, конечно, но ваша дружная компания сюда не на пикничок забралась. Раненых не бросили — это хорошо, а то, помню… Ну, да ладно, — оборвал он себя. — Сегодня я в поселок наведался… Выменял тушку одичавшей козы на патроны, на табак… В общем… Заехали туда… эти… фашисты черномазые. Выспрашивали всё, высматривали… Проехались до копров — и умотали. Разведка это была. И как бы не по ваши души. А за кем тут еще охотиться? Ополчения у нас, считай, что и нет…
Амир молча протянул ему одноразовый стаканчик с кофе.
— Благодарствую, — старик церемонно пригубил. — М-м… Настоящий!
— Надо уходить, парни, — нахмурилась Рута, и взглянула на меня.
— Рафи бегать пока рано, но тряску выдержит, — спокойно ответил я на безмолвный вопрос. — Голова у Шмуэля не болит, и легкое залаталось. Олег ходит, хоть и с палочкой. Давайте выбираться из тупика! Вот только как? Пробиваться с боем? «Кугуары» выдержат автоматную очередь, а если ПТУРС? Или пушчонка продолбит движок?
— Сынок, — снисходительно бросил Монтана Рольф. — Это все так думают, что Ситон-Виладж в тупике, — он повел рукой на развалины поселка. — А только тут до войны дорога была, отсюда — и до самой Вирджинии! Ежели надо — проведу.
Рута переглянулась с Ари Кахлоном, и твердо сказала:
— Надо!
— Денег с вас не возьму, — мигом оживился старый охотник, — а вот… От пулеметика не отказался бы. Времена уж дюже неспокойные!
— Леви! — скомандовала Шимшони.
Тот сбегал, и вернулся, держа в руках самый настоящий РПК.
— Ручной пулемет Калашникова, — Леви качнул убойным агрегатом, — русская работа. Берешь?
— Беру, беру! — засуетился Монтана Рольф.
— Смотри только — тяжелый.
— А я на колесах! — ухмыльнулся хитрый дед.
Утро того же дня
СССР, Щелково-40, улица Колмогорова
Под утро Наташу атаковала бессонница. Проснулась часа в четыре, и всё — полезли мысли в голову, как пчелы в улей. Сон не выдержал, и покинул тело. А то слишком уж смятенная душа…
Особая дыхательная гимнастика помогла взбодриться, но вот тревоги никуда не делись, и продолжали выедать покой.
Ивернева покрутилась под душем, окончательно возвращаясь в явь, вытерлась насухо и накинула теплый цветастый халат — Рита шутливо звала его «шубкой».
Запахнув махровое кимоно, Наташа нацепила пушистые тапки, и вышла в светлый коридор второго этажа. Хорошо еще, что удалось Лею уговорить.
«Доченька, а давай останемся у тети Риты? Давай? А то мама так уста-ала…»
«Ну, ла-адно!» — сделала одолжение доченька…
Вот папу она бы послушалась сразу, причем с радостью! И не хныкала бы, скучая по любимому садику, не терла бы сухие глазки, изображая великое горе.
Спускаясь вниз, Наталья замерла на ступеньках. Вроде бы послышался Леин голосок… Да не вроде, а точно! На кухне эта вредная малышня…
В холле возилась Юля, застегивая модные короткие сапожки.
— Привет! — вызвенел девичий голос.
— Привет, Юльчик, — улыбнулась Ивернева. — Уходишь уже?
— Ага!
Ученица выпрямилась, и Наташа залюбовалась стройной фигуркой. Хорошо, хоть капризная мода отвергла мини, и подол школьного платья почти доставал до коленок, а не как раньше, едва попу прикрывая…
В Юлином лице что-то дрогнуло, и девушка порывисто обняла Иверневу.
— Скучаешь по папе? Да? — жалостливо зашептала она.
— Очень, — вздохнула Наталья.
— И я… — грустное выражение мигом сменилось лукавой улыбочкой. — Конечно, не совсем так, как ты, но…
— Ты о чем? — Иверневу бросило в жар.
— Ох, уж эти взрослые! — снисходительно фыркнула Юля. — Я же всё слышу! И вижу… Иногда. Нет, я не подглядываю! Просто… Ну, не закрывать же глаза, как обезьянка Мидзару!
— Юля… — подрастерялась Ивернева. — Какая ж ты уже большая стала…
— Ага! — хихикнула девушка. — Метр шестьдесят семь! Ой, всё, я побежала! Мамочка, чао-какао!
Торопливо шлепая тапками, из кухни вышла Рита, завязывая халат.
— Юлечка, ты кофе не допила!
— В обед допью, мамулечка! А то опоздаю еще…
За Ритой выбежала растрепанная Лея, путаясь в маминой кофте, и весело взмахнула пустыми рукавами:
— Чава-какава!
— Пока-пока! — зачастила школьница, и скрылась за дверью.
— Котик! — воззвала Лея, шлепая по коридору. — Ты где? Пошли завтракать!
Провожая ее взглядом, Наташа спросила неуверенно:
— Рит, ты Юле ничего про Мишу не говорила?
— Ты что⁈ — округлила глаза Гарина. — Нет, конечно! Сказала, что папа задерживается, и всё… Пусть ждет, а не боится!
— Ну, и правильно! — кивнула Ивернева, малость успокоившись. — Рит… Я тебе не говорила еще… — она ощутимо занервничала. — В общем, Моссад… слышала про такую… организацию? Они послали спецназ, чтобы вытащить Мишу из Штатов!
Рита замерла, и глаза ее потемнели еще пуще.
— Наташа! — выдохнула она. — Ты… Я, кажется… Наташ, Моссад ничего просто так не делает…
Наталья поникла.
— Ну, да… — промямлила она, теребя поясок халата. — Придется отработать…
— Спасибо тебе! Спасибо! — Гарина порывисто обняла подругу. — А я вот даже не пыталась Мише помочь… Ты его любишь сильнее меня… Сильнее всех нас!
Наташины глаза набухли слезами, и обе девушки заплакали. Мучимые страхами, не вынося гнетущего ожидания, и просто от осознания того, что не всё сбылось, как мечталось.
Лея вышла в обнимку с Кошей, посмотрела озадаченно на взрослых — и тоже захлюпала носом. Отпустив «котика», обняла маму за ногу. И заревела за компанию…