А враги обрушились на олимпийцев, будто лавина великанов-людоедов, что переламывают шеи врагов, укорачивают им головы, с упоением пьют их кровь. Завязалось жестокое сражение, образовались завалы убитых и раненных, между которыми звенело железо, звучали крики, вопли, проклятья и неимоверная ругань. Но сквозь весь этот неимоверный грохот боя, звучал голос Зевса.
-Свобода! Равенство! Братство!
Эти честные, правдивые слова, звучащие подобно раскату грома, заставляли врагов терять сознанье. Но еще большую сумятицу в их рядах внес отряд Феникса, ударивший им в спину. Лишь только стражники высыпали наружу и устремились в погоню за олимпийцами, которые специально выманили их из укрытия, выскочил отряд Феникса. Их атака была столь стремительной, что многие воины, оказавшись как бы в западне, повернули обратно, пытаясь пробиться к спасительной крепости. Из-за этого их ряды растроились, и вскоре, побоище стало походить на кровопролитное избиение. Сколько стражников было убито, сколько ранено, уже никто не считал, ибо их ряды таяли буквально на глазах, и тогда они побежали, бросив оружие.
-Свобода! Равенство! Братство! - вскричали олимпийцы, устремляясь на штурм крепости, расчитывая ворваться внутрь вместе с бегущими.
Но стражники внутри крепости, бросив своих воинов на верную гибель, успели закрыть железные врата на засов. Укрывшись за високими, неприступными стенами, они открыли беспорядочную стрельбу из метательных машин, осыпали нападавших тучей стрел, камней и копий, убивая своих и чужих. Олимпийцы напирали, били тараном медные врата, но они были крепки, а силы таяли, казалось, уже нет надежды взять крепость приступом, от этого многих охватило отчаянье. Но в этот самый миг, из-за крепостных стен они услышали воинственный клич:
-Свобода! Равенство! Братство! - это отряд Пана, сея панику в самой крепости, пробивался к вратам.
Мечем, копьем да острой секирой расчищал себе дорогу. Схватка была горячей и беспощадной, множество защитников было убито, множество в страхе разбежалось, бросив оружие. Пану удалось пробиться к вратам и отворить засов, и тут же в крепость хлынули олимпийцы, они рубили стражу мечами, кололи их копьями, многих перебили и ранили. Демоносы вопили во всю глотку, куда-то бежали, ища спасительное убежище, лучники и пращники стреляли на угад, в гущу сражающихся, убивая, и своїх, и чужих. Камни и огненные ядра, выпущенные из катапульты, летели во все стороны, со свистом рассекая ночной мрак. Везде стоял крик и сумятица. Из домов выскакивали испуганные горожане и ошалело метались в самой гуще сражения, родители звали детей, мужья искали жен. Но все же сопротивление было сломлено, многие защитники города, бросив оружие, сдавались на милость победителей, многие бросились в царский дворец, надеясь найти защиту за его толстыми стенами. Олимпийцы преследовали бегущих, избивая всех, кто держал в своих руках оружие. В это самое время, произошло одно сверх ординарное событие, которое окончательно сломило волю защитников города.
А произошло вот что….. Всю эту ночь Сабскаба не мог уснуть, крутился, ворочался в кресле-качалке, то и дело, перебивая пуховые подушки да поправляя стёганое одеяло, но сон как будто насмехался над ним, витал где-то рядом, но только не в его голове. Что было причиной бессонницы, так и осталось загадкой, может, быть он переел жирной гусеницы, а может, на кухне было жарко и душно, но так или иначе ему не спалось. Лишь только закроет глаза, а ему уже кажется, вроде он смотрит в зеркало, а лица своего не видит. Хотя его голова была на месте, но само лицо было размазано, вроде кто-то специально затушевал его серой краской.
-Что за безобразие, - ругался Сабскаба, - пытаясь отвлечься, подумать о чем-то хорошем, например, о желанных крыльях, которые смогли бы вознести его прямо к алмазным звездам.
Но когда он подымал глаза к небу, то звезды в его глазах двоились, или выглядели какими-то одутловатыми. Но кроме этих кошмарных видений, в его ушах все время что-то звенело, а окружающее его предметы парили в воздухе, и он никак не мог понять, это летает он сам, или предметы парят пред его глазами. То тут, то там скакали какие-то химерные призраки, на телегах запряженных волосатыми ослами. Иногда ему казалось, что кто-то поит его отравой, и он послушно её пьет из грязной глиняной кружки. То ему чудилось, будто у него отрасли крылья и хвост, но летать он не может, изо всех сил машет руками, цепляясь за вязкий воздух, и падает в бездонную пропасть, которая буквально втягивает его в свое огнедышащее нутро.
-Мама, мамуля, роди меня обратно! - кричит он во всю глотку, ибо его глазам открывается ужасающее зрелище.
Бездонное, непостижимое для понимания море огня горит, кипит и переливается ультроморенговым свечением, а в нем, будто в котле с похлебкой, варятся сотни и тысячи еще живых душ, и все они тянут свои обугленные руки к нему и что-то кричат, широко отворяя зияющие пустотой рты.
- Вот она, бездна Эреба. Вот она, моя смертушка скоропостижная.
Но цепкий разум еще сильнее хватается за вязкую пустоту воздуха, что есть силы, машет крыльями, и к своей непостижимой радости осознает, что его подхватил сильный порыв ветра и начал подымать все выше и выше, а ж до самых вершин мироздания. И вот, когда его спина уткнулась в небесный потолок, он услышал над своею головою неизречённый глас, который исходил неизвестно, откуда, и летел, незнамо куда.
-Смотрите, смотрите, к нам летит герой, что видом своим устрашает львов, да свирепых быков одним ударом убивает.
От этих хвалебных слов на душе у Сабскабы стало так легко и радостно, как будто он только что окунулся в источник блаженства. Но в тот же миг, второй глас, громче и сильнее первого вскричал: «Ой, йой, йо, йой, как страшно. Да ведь это же клоп-вонючка, что наших мускусных коз грызет и кусает, а ну, брысь отсюда образина, изыди, изыди» - кричал небесный глас голосом, подобным раскату грома. И надо ж такому случиться, его крылья рассыпались в пух и перья, и он полетел к земле, вверх тормашками. Уже у самой земли он вскочил из кресла-качалки, в которой спал, и сильно ударился головой обо что-то твердое. Боль была ужасная, из глаз брызнул сноп искр, смешавшись с гулом и шумом, долетавшим из города. И точно, шум, гул, крики и вопли раненных были точно такие же, какие обычно бывают в городе во время уличных боёв.
-Что за самоуправство, кто посмел начинать сражение без моей команды! - заорал он во всю глотку, размахивая руками, как будто отдавал команды, а на самом деле пытался сориентироваться в темном, едва освещаемом, пространстве кухни.
Задев рукою пристенную полку, он опрокинул её содержимое, и тут же сверху на него посыпались какие-то мокрые и липкие предметы, по всему яйца, которые, падая, бились о его голову. Едва найдя в себе силы соображать, что происходит, и где он находится, Сабскаба бросился бежать, круша посуду, переворачивая столы, стулья, опрокидывая все, что попадалось ему на пути. Сделав несколько шагов, он споткнулся, потерял равновесие и упал на пол, сверху на него сыпалась мука и крупы, а в спине что-то предательски хрустнуло: хрусть, и сразу молнией боли прошибло спину.
- Будь ты не ладен мой застарелый радикулит, Гак, Мак, Брак, - ругался он, на чем свет стоит, пытаясь разогнуться.
И ему таки удалось это сделать, в спине снова что-то предательски хрустнуло, и он, взвыв от боли, уселся на стул, где стряпуха оставила перья от ощипанной курицы. Ему бы посидеть, успокоиться, собраться с мыслями, да где уж тут сидеть, когда с улицы доносится шум боя, крики и жалобные стенания.
Неужели рабы осмелились сунуться в город, и теперь, мои войска уничтожают бунтарей, мелькнуло у него в голове. А как же я? Кто если не я будет руководить побоищем.
Сделав над собой усилие, он сумел встать на ноги, и в полу согнутом состоянии ринулся к выходу, сумев выбраться на улицу, он скатился по ступенькам, и теперь глазел на все происходящее широко расставленными очами. То, что предстало взору, метавшихся в панике защитников города, было горазда страшнее иного кошмара. Из ближайшей подворотни выползло чудовище, с ног до головы покрытое пухом и перьями, вспученные алой краской очи, так и зыркали во все стороны, высматривая свою добычу. Один только вид этих лиловых глаз смутил умы многих храбрецов. Приняв это чудовище за кошмар, ниспосланный преисподней в помощь разбойникам, многие защитники города бились в истерике, пытаясь забиться в самую тесную норку. Другие, бросив оружие, с криками отчаяния бежали по улицам города, умоляя о пощаде. Сабскаба, тем временем, размахивая руками, пытался что-то кричать своим вонам, но больше подвывал и рычал от боли, отчего все кто это видел, сходили с ума, падали ниц, вымаливая пощаду. И надо ж было такому случиться, что у перекрестка двух улиц: «Триумфальной» и «Прорезной», Зевс повстречался с Сабскабою.
Что за чудо, удивился он, увидев диковинное животное, ползающее на четвереньках.
- А ну, пшел отсюда образина! – крикнул, разгоряченный боем, Зевс и пнул его ногою под зад.
Сабскаба, получив увесистый пинок, молниеносно выздоровел, и теперь, бежал без задних ног. Когда несколько любознательных олимпийцев решили узнать, что это за ископаемая живулька тут ползает, бросились в погоню, но догнать его не смогли, хотя и бежали, словно охотники, загоняющие оленя. Да и не собирался Сабскаба отчитываться перед рабами. Он бежал, не разбирая дороги, а когда ему удалось выскочить из города, тут уж он побежал в свое удовольствие, стараясь, все время держаться против ветра, и делал он это не по каким-нибудь соображениям, а чисто инстинктивно. Иногда он перепрыгивал лежащие камни. Иногда пролезал под поваленными деревьями. Иной раз падал на живот и полз на брюхе, затем вскакивал на спину и бежал дальше. Бежал, петляя, бежал, запутывая след, потом бежал, куда глядят глаза, затем бежал без всякой цели, лишь бы бежать. Так он бегал весь день, до самой ночи, а ночью он бежал еще сильнее, ибо по пятам его преследовал страх, который цеплялся за его копыта, да путался в его ветвистых рогах. Пока он бегал, в городе продолжались уличные бои, большинство стражников, бросив свое оружие, спасались бегством, и лишь немногие осмелились оказать сопротивление олимпийцам.
Зевс преследовал врагов до врат царского дворца, который находился в самом центре крепости. У ворот дворового замка столпилось множество воинов, которые пытались проникнуть внутрь, но прежде, чем за ними затворились златые ворота, подоспели олимпийцы, и битва закипела прямо у дворцовых стен. У стражников не было иного выбора, как защищать себя, но из-за толчеи и давки, они не могли даже поднять меча, и часто убивали своих. Олимпийцы смело бросились вперёд, обрушив на врага такой град ударов, что, вскоре, вся земля превратилась в большую свалку трупов. Две тысячи лучшей стражи пало здесь изрубленные, задавленные и затоптанные своими и чужими. Многие из выживших, бросали оружие, сдавались на милость победителей, вымаливая пощаду. А когда шум боя затих, над царским дворцом гордо вознеслось «Олимпийское» знамя. Знамя победы. Знамя Свободы. Равенства. Братства.
Живым сюда ходу нет...
Остаток дня олимпийцы провели отдыхая, высыпались, и раны свои исцеляли, а затем большой погребальный костер сложив, предали тела убитых врагов погребению. Своих воинов олимпийцы решили похоронить на следующий день со всеми почестями, учинив в память о павших прощальную тризну. Посмотрел Зевс на своих воинов и ужаснулся, столь великое множество их пало в этом жестоком сражении.
Что делать, как бать, думал он, даже крепость удержать у нас не хватит сил, столь малое количество воинов осталось в живых. И тогда дельный совет ему дал мудрый Феникс, нужно отправиться в страну Безвозврата, освободить оттуда души убиенных олимпийцев, а заодно выпустить на свободу всех, кого тиран Крон заточил туда без суда и следствия.
-Кстати, там, в самом центре земли, находятся твои братья и сестры, выпустив их на свободу, ты не только сделаешь доброе дело, но и расположишь к себе множество народу, недовольных политикой тирана.
-Но я не знаю, как пройти в чистилище, где искать вход в потусторонний мир? - разводил руками Зевс.
-Я знаю, и тебе покажу, - заверил его Феникс и стал собираться в дорогу.
Оставив Пана и Гарпий охранять крепость, они прихватили с собою все, что может понадобиться в пути: златые оболы, черных ягнят-сосунков, мешочек ячменной муки да кувшин с вином и медом. Выйдя из крепости, и пройдя к вершине горы Олимп, отыскали глубокую расщелину в горной породе. Зажгя факелы, шагнули в темноту, и через 250-300 метров узкого прохода путь им преградила медная дверь, запертая на висячий замок. Присветив факелом, Феникс отыскал под одним из выступов скалы едва заметую трещину, извлек оттуда золотой ключик. И надо ж такому случиться, едва он вставил его в замочую скважину, ключик буквально вспыхнуля ярким светом, будто накалившись от красного жара. Два оборота ключа, скрип тяжелой двери и первый робкий шаг в неизвестность, спускаясь все ниже и ниже, а ж до самой бездны мрака.
- Как они тут живут? - удивлялся Зевс, рассматривая поля, поросшие бледной Асфоделью.
И правда, куда ни кинь взгляд, везде растет этот бесполезный сорняк, напоминающие щеки, лежащего на смертном одре. Ступая по этим бесцветным лугам, поросшим бледной Асфоделью, перепрыгивая вязкие лужи, они прошли к Лета, широкой и полноводной реке забвения.
-Живому эту реку не перейти в брод, не перепрыгнуть с камня на камень, здесь надо ждать лодку, перевозчика душ, Хорона, - обьяснил Феникс, который лучше других знал тамошние обычаи.
Достав из заплечного мешка монеты, протянул их Зевсу, посоветовал.
- Когда приедет лодка, без лишних разговоров отдай эти златые оболы Хорону и садись в лодку.
И правда, вскоре к берегу причалила лодка, и мертвые души гурьбой устремились занимать лучшие места. Встав в очередь, Зевс и Феникс неспешно продвигались вперед, и всё бы было хорошо, если бы не вышла одна неувязочка. Хорон охотно брал деньги у мертвых, да еще и ругался, когда ему не платили, пытаясь проскочить зайцем. А везти живых отказался категоритчески, и не просто отказался, а оттолкнул их веслом. Сколько не обьяснял ему Феникс, что пред ним Зевс, внук самого Урана-громовержца и новый правитель страны. Хорон не стал их слушать:
- ишь, понравилось смертным шастать в чистилище, это обитель чистого Духа, а у вас кишки жвачкой набиты. Уходите отсюда, я не повезу вас даже за большие деньги.
Потеряв всякую надежду, переправиться через реку забвения Лета в лодке хоронщика, путники решили попытать счастья другим путем. А именно, подкупить жриц подземного царства, Горгону-Медноусу и её подружек, охочих до кровавых жертв. Прийдя к тому месту, где река Лета имеет самую большую ширину, ибо в нее впадает три ручья: Ахеронт, имя первому, Коцит - второму, Парифлегит – третьему; и найдя место подходящим для задуманного, Феникс предложил.
-Я спрячусь вон за тем каменем, а ты зареж овцу и жди, вскоре прилетят жадные до крови жрицы, упроси их помочь переправиться через реку забвения Лета.
Выкопал Зевс своим мечем в земле яму, заколол над ней черную овцу и черного барана, кровь жертв пролив в яму, туда же совершил возлияния медом и вином, пересыпав все это ячменной мукой, спрятался за черный камень. Учуяв свежую, еще теплую кровь, к яме слетелись бестелесные существа, сотканные из шафрана и мускуса, амбры и камфары, их тела были почти прозрачны и благоуханны, но не тем благородным духом каким обычно благоухают шафран и мускус, амбра и камфара, а чем-то потусторонним и противоестественным. Первой на запах крови прилетела Горгона-Медноуса с телом и крыльями, покрытыми сверкающими золотыми перьями, руки и лицо человечье, ноги и хвост лошадиные, а на голове вместо волос извиваются ядовитые змеи. Вслед за нею прилетели немение ужасные существа: Апата –обман, Таната –смерть и одноглазое Лихо. Ох и ужасен вид этих потусторонних жриц, ибо страшит живых вид мертвых. У жриц широко открытые пасти с высунутыми языками, медные руки с острыми когтями, да тело покрытое блестящей чешуей. Слетелись к яме жрицы, и тут же затеяли меж собою спор, кому первой напиться жертвенной крови. Вид и запах горячей крови совсем свел их с ума, и они чуть не подрались между собою за право первенства.
-Не дай им напиться крови, иначе не выпросишь у них лодку, - предупредил Зевса Феникс, и тот, обнажив острый меч, вышел из укрытия, сел перед ямой, чтобы не допустить к ней жриц.
Увидели жрицы животрепещущую плоть, завопили потусторонним голосом.
-Что же это делается? Неужто обьявился живой кусок мяса в нашем заброшенном мире, - кружат жрицы у ямы, хлопают медными крыльями, тянут острые когти к Зевсу, а он их мечем отганяет, отчего жрицы еще больше злятся, так и кипят от ярости, да вопят потусторонним голосом.
- Давайте, раздавим этого червяка, - кричит одна.
-Давайте, растопчем его, - пылает гневом другая.
Только Горгона-Медноуса сумела, в обличии Зевса разглядеть новое воплощение бога Урана, с которым она была знакома лично. Бросилась она к своим подружкам, остановила Апату-обман, Танату –смерть и одноглазое Лихо.
-Прочь, - вскричала она им, - пред вами смертный, непохожий ни на кого из смертных. Пред вами владыка незримых сил, тех, что лишь бесмертным дано в разумение. Знание и божественная мудрость, все в его власти.
Только её подружки и не подумали отказываться от жертв, столь сильно манил их к себе запах крови.
-Что толку от его знаний, коль в утробу он стремится, - вскричало одноглазое Лихо.
-Что толку от его силы, - шипит Танат, - пред смертью все равны, и на земле, и на небе.
-Что толку от его мудрости, - вскричала Апата, - если над всем, что существует в мире, властвует обман.
- Он мой! - кричала Таната, протягивая к Зевсу остроотточенные коготки, ибо он из костей и плоти.
-Нет, он мой! - шипело Лихо, отпихивая своих подружек, но их жаркий спор вновь прервала Горгона-Медноуса.
-Он не мой и не твой, ни один из духов не равен ему, ибо его божественная власть безмерна.
-По какому праву ты его защищаешь, - вскричало одноглазое Лихо, - пусть сам ответит, зачем он здесь!
- Ответь! - требовали жрицы, обступив его со всех сторон.
Спрятав свой острый меч, Зевс молвил так.
-О, великие жрицы, наделенные неземною, тайной силой, что способна расторгнуть плен могильный. Заклинаю вас, помогите мне, переправиться на тот берег реки Лета, я должен вернуть на свет божий души павших героев, а за одно и всех узников, заточенных тираном Кроном в чистилище утробы.
Смутились жрицы.
-Бессильны мы, - ответила Горгона, - над жизнью власти не имеем, отобрать можем, а вернуть не в наших силах. Да и с лодкой мы тебе помочь не сможем, переправой заведует дедушка Хорон, к нему обратись с этой просьбой, - отвечали ему жрицы, протягивая руки к кровавой жертве.
Но Зевс остановил их.
-Пока не поможете, не дам вкусить жертвенной крови, - сказал он голосом, не терпящим возражений.
Задумались жрицы:
- тебе к богу Яме нужно, - подсказала Таната, - в его власти оживлять мертвих.
-Нет, - замахала руками Апата, - к Яме тебе лучше не соваться, кто смертен, тот не должен искать того, что за пределами смерти, иди прямо к Вию, он наверняка поможет тебе.
- Где живет Вий? - интересуется Зевс.
- Э, нет! - возразили жрицы, - вначале дай нам испить крови, тогда и спрашивай.
Отошел Зевс от ямы, а жрицы тут же устремились к жертвам и стали жадно упиваться кровью.
-Нужно его окрутить, - шепнула Апата своим подружкам, - когда б он был одним из нас, то был бы могучим духом и не спрашивал у нас советов, а так как он смертный, клянусь, я быстро овладею его волей.
Горгона-Медноуса пыталась возражать, но жрицы, пригорозив ей расправой, закрыли рот.
-Как же мне пройти к Вию? - вопрошал Зевс у жриц, а те, поглощая горячую кровь и сладкий мед, отвечали.
-К жилищу Вия ведет дорога из желтого кирпича, пройдешь ею и упрешься в медные врата, у которых нет дверей, эти двери закрыты на семь висячих замков, которые открываются без ключа.
-Ну и ну, - удивился Зевс, - как же открыть врата, у которых нет, ни дверей, ни замка.
-Я тебе помогу, - молвила вся перепачканная кровью Таната-смерть, достав из под полы своей одежды черный кувшинчик, протянула ему чашу, полную Нави, поучительно приговаривая. -Чтобы попасть к Вию, ты должен испить черный напиток Нави.
Зевс держал в руках чашу, уже собираясь сделать глоток, но какая-то сила сдерживала его от этого необдуманного поступка. В тоже время, чия-то незримая воля, подталкивала его под руку, пей.
-Пей, пей, не бойся, - поддакивало одноглазое Лихо, - всего один глоток и тебе откроется любая дверь.
Феникс, до этого молчавший, выскочил из укрытия и прокричал:
- не пей божич напиток Нави, он тебя убьет.
И Зевс, до этого завороженный речами Апаты –обман, прозрел, взглянул в чашу, а там. На дне глубокой чаши шипят гремучие змеи, высунув свои жала, из которых в чашу стекает черный яд, его пьют и кричат две лягушки, а по стенкам ползают ядовитые скорпионы. Сбросив с себя чары обмана, Зевс бросил чашу с Нави в жриц, расплескавшийся яд попал им на одежды, и тутже превратился в жалящих скорпионов.
-Зарезал, без ножа зарезал! - орали не своим голосом Апата, Таната, одноглазое Лихо и Горгона-Медноуса, вскочив на четвереньки, они улежали, скрывшись в бездне мрака, а путники по дороге из желтого кирпича отправились к жилищу Вия.
-Кто такой Вий? - спрашивал Зевс у Феникса, а тот лишь тяжко вздыхал, дескать, лучше вплавь через реку Лета, чем пешком к Вию в гости.
Вскоре дорога из желтого кирпича привела их к глухой стене и узкому проходу в ней. Войдя внутрь, их со всех сторон обступила беспросветная тьма, наполненная густыми, тягучими испарениями, которые буквально липли к одежде, к телу, попадали в горло, мешая дышать. К счастью этот узкий проход расширялся широким коридором, в котором чувствовался едва уловимый сквозняк.
-Это хорошо, - решил Феникс, - значит, дверь уже близко, и правда, в конце коридора дорогу им преградили медные врата и стража.
Семь медных змей, закусивших свой хвост, висело на них вместо замка, никому из смертных не проникнуть за эту дверь, не имея ключа.
-Нам нужно попасть в утробу, - обратился Зевс к змеям, закусившим хвост.
-Ключ, - шипели гады, заглотив свой медный хвост.
- Откройте дверь пред вами новый царь и бог ойКумены, - объяснял им Феникс.
- Ключ, - шипели медные твари, еще теснее сбившись в тугой клубок.
-Позовите сюда Вия, - требовал Зевс.
- Ключ, - шипели ему в ответ змеи, оскалив свои наполненные ядом жала.
-Может, я их мечем, рубану, - предложил Зевс, но Феникс не разделил его точку зрения, этих медноголовых, ни мечем, ни тараном не возьмешь, только раздраконишь.
Тиран Крон всегда открывал эти замки без ключей, у нас их нет, значит, нужно стучать, только так можно вызвать Вия. Вначале Зевс стучал слабо, едва слышно касаясь двери пальчиком, побаиваясь, как бы его не укусили медноголовые змеи. Но вскоре выяснилось, что медноголовые глухи от рождения, стучи не стучи, все одно ничего не слышат, и правда, откуда в железной башке слуховые центры. Но и Вий никак не среагировал на их стук и требовательные крики.
-Он что тоже медноголовый? - интересовался Зевс у Феникса, а тот только плечами пожимал, дескать, я его видел последний раз, аж в позапрошлом веке, тогда он был нормальным.
Поднял Зевс с земли огромный камень и принялся изо всех сил колотить им в дверь, от этого грохот в утробе чистилища сделался такой страшный, что даже бесчувственные души утратили свой покой. Укрывшись длинными и мохнатыми виями, старик Вий большую часть своей жизни спал, погрузившись в сладкий летаргический сон. И, правда, ему, богу подземного мира, вынужденному жить без солнца и света, что ночь, что день, все одно, все едино. Привыкший к загробной тишине и покою, Вий проснулся от ужасного грохота, еще слабо соображая, что происходит, он на скорую руку оделся, и, отворив смотровое окно, высунул наружу свою прикрытую тяжелыми виями голову. Внимательно рассмотрев наглеца, посмевшего потревожить покой, начал ругаться.
-Чего ты так стучишь, живой кусок плоти, убирайся отсюда подобру, по-здорову, нам старикам покой нужен, а ты тут кузницу устроил, - и затворил окно.
Только Зевс и не думал его слушать, еще сильнее стучать принялся.
-Можешь не стараться, - кричит ему Вий в ответ, - все одно не открою.
Но и Зевс оказался настойчивый, еще сильнее грохочет. Наконец не выдержав ужасного шума, Вий затворил девять отверстий своего тела, молвил заклинание: «ызуцнарфы, ызупаракы, ызупаракы, ызуцнарфы, чох, чох, чох», и растворившись в небытие, материализовался с другой стороны двери, восседая на злаченом сундуке. Он сидел весь в черном, покрытый черной бараньей шкурой, в черных стоптанных сандалиях, прикрыв лицо черными мохнатыми ресницами, которые были так длинны, что буквально волочились по земле. Но даже сквозь завесу из ресниц они видели тяжелый взгляд, который буквально буравил их насквозь. Ни один смертный не в силах выдержать его взгляда, если же Вий подымал свои вии, все живое умирало. Удобно устроившись на сундуке, который служил ему вместо кресла, Вий рассматривал незваных гостей и кормил трехглавую собачку Цербера, прибежавшую невесть откуда. Зевс несколько раз пытался завести разговор, но Вий молчал, кормил пса и о чем-то размышлял.
-Если ты не уснул, - молвил ему Зевс, - тогда отворяй дверь, мне нужно войти внутрь, освободить своих братьев.
- Не я запер эту дверь, не мне её отворять, - отвечал Вий, - двери сами по себе, я сам по себе, правда Цербер? - спросил он у трехглавого пса, и тот, соглашаясь, по-щенячьи завилял хвостом.
-Ишь, какой прыткий, гав, гав, - лаял Цербер, - хочет живым попасть в утробу чистилища, - гав, гав.
-Вот именно, - подтвердил Вий, - живым сюда ходу нет.
-Это неправда, - вмешался в разговор Феникс, - тиран Крон бывал в чистилище неоднократно.
-Да, - согласился Вий, - но ведь он же бог, к тому же имел ключ, а вы голь перекатная, кто такие?
- Этот божественный юноша, такой же бог, как и ты, - вступился Феникс за Зевса, - он пришел освободить своих сестер и братьев из заточения, в которое их заключил жестокий отец.
-Ты хочешь сказать, - что этот человечек, этот смертный варвар имеет частицу божественной души.
- И даже больше, - подтвердил Феникс, - я могу со всей уверенностью сказать, что в его теле переродилась душа самого Урана-громовержца.
-Ладно, заливать, - махнул рукою Вий, таких самозванцев у нас тут шастает тьма тьмущая, и каждый из них чуть ли не родственник самого царя небесного, правда Цербер? - спросил он у трехглавого пса, и тот, соглашаясь, еще сильнее завилял облезлым хвостом. - Я лично знавал бога Урана, и должен вам заметить, что душа у покойного была чистая и легкая, а ум у старика был самый мудрый из всех божичей, какие мне только встречались. Частенько мы с ним состязались в тайных знаниях, в великих премудростях, и почти всегда он одерживал надо мною вверх. Садись и ты человек, называющий себя божим отпрыском, - протянул он Зевсу каменный стульчик, - проверим твою мудрость.
Зевс послушно присел и молвил с вызовом в голосе.
- Я готов ответить на все твои вопросы.
Вий посмотрел на хвастуна сквозь прикрытые веки.
- Дай первый ответ, если ум твой светел. Как создал землю, как небо возникло?
Зевс недолго держал ответ.
-Плоть богини Геи стала сырой землею, её кости - горами, её кровь - морем, небом стал ее единоутробный сын Уран-громовержец.
И о чудо, спала первая печать, медная змея, шипя и извиваясь, отворила свою пасть, изрыгнув оттуда медный хвост. Вий похвалил Зевса за правильный ответ и снова принялся загадывать загадки.
-Ответь мне, если ум твой светел. Что весомее, чем земля? Что превыше небес? Что быстрее ветра? Чего на свете больше, чем живых?
Зевс, недолго думая, ответил.
- Мать весомее земли. Отец превыше небес. Ум быстрее ветра, а мыслей больше, чем живых существ.
-И о чудо, медные змеи, шипя и извиваясь, одна за другой отворяли свои медные пасти.
Вий похвалил Зевса за правильный ответ и снова принялся загадывать загадки.
- Ответь мне, если мудрым ты зовешься, отчего, вам живым, нужно отречься, чтобы жить счастливо, без бед и в богатстве.
-Отбросив гордыню, - отвечал Зевс - жизнь станет радостной! Отбросишь гнев, и не будет горечи. Отбросишь страсть, станешь богат! Отринешь вожделение, будешь счастлив, - скоро и правильно отвечал он на эти труднейшие загадки, а медные змеи только успевали отскакивать в сторону.
А как пала последняя змея, тяжелая дверь, скрипнув петлями, отворилась.
-Твоя взяла, - молвил Вий, - ты с честью выдержал все испытания, иди, твой путь свободен, только дай мне последний ответ. Скажи, откуда ты ведаешь судьбы богов, откуда знаешь тайны небесных светил, ведь эти тайны известны, только великим мира сего.
-А ты сам узнай, коль мудрым ты зовешься, - с вызовом в голосе отвечал Зевс, насмехаясь.
Вий подумал, поразмыслил над сказанным, а затем протяжно крякнул, и в тот же миг, явились его слуги, ужасного вида Эмпусы, с ослиными ногами, и чудовищная Ламия.
-Отворите мне очи, - приказал им Вий и те, подчиняясь приказу, приподняли тяжелые веки.
Прикрываясь руками, Феникс пал на землю, настолько сильным был взгляд Вия, который буквально пронзил их неизреченным светом, постичь который не дано никому из смертных.
-Закрой глаза и не смотри, - просил он Зевса, но тот не слушал совета, стоял и смотрел, не отводя взгляд.
Испепеляющий взор Вия принизывал его тело насквозь, а он стоял и даже не щурился, ибо непростым он был человеком, новое воплощение души Урана-громовержца стояло пред Вием в оболочке из костей и бренной плоти.
-Так вот ты какой, - удивленно молвил Вий, закрывая вии. Это Ламия и Эмпуса, узнав светлого божича, в страхе уронили веки, и с криками:
- светлый божич, светлый божич, - бросились прочь.
Даже трехголовый пес Цербер, поджав свой хвост, убежал, скрывшись в лабиринте Чистилища. Теперь уже ничто не могло препятствовать путникам, и они устремились в утробу печального храма. Вий на правах хозяина шествовал впереди, показывая, где тут что находится. Его божественный взгляд буквально рассекал беспроглядную темень.
-Я-то думал, вы меня обманываете, - рассуждал вслух великий слепец, а теперь вижу, что в теле этого человека воплотилась нетленная душа деда Урана. Душа хранителя мира. Душа вершителя судеб. Да уж! У вас там, в потустороннем мире, все так чудно устроено, - продолжал рассуждать Вий, - то демоносы правят миром, то люди, вы уж определитесь, кто из вас главнее.
-Обязательно определимся, - пообещал Зевс, пробираясь в бесконечных лабиринтах тупиков и коридоров чистилища, - вот выпустим всех безвинно осужденных, низвергнем тирана, и на земле настанет эра добра и милосердия.
-Да ты идеалист, - отвечал ему Вий, и надо отметить, что он как в воду глядел, ибо первым, кого они освободили, был Перун Геевич. - Это твой родственник, - указал Вий на каменное изваяние, преградившее им дорогу, - ни обойти его, ни сдвинуть с места. - Вот первый из осужденных, давай, освобождай его из каменных оков, приближай эру добра и милосердия.
Надобно признаться, что Зевс тужился изо всех сил, стараясь хотя бы перевернуть его на бок, но все его попытки оказались тщетны, ибо Перунов камень был неподъемен.
-Это бесполезно, можешь даже не стараться, - махнул рукою Феникс, - этот камень я хорошо знаю, сам помогал тащить его сюда. Пойдем дальше, - толкал он Зевса в бок, - мы ему ничем помочь не сможем.
-Нет, - настаивал Зевс, - мы должны освободить его и немедленно.
Пришлось Фениксу напрячь свою память, вспомнить древнее, почти забытое заклинание. С третьей попытки ему удалось отыскать нужное расположение звукообразующих слов, запускающих цепную реакцию перевоплощения в исходное состояние.
-«Неккер, Эккер, ырызы, ырызы, чох, чох, чох», - произнес он заговорные слова, и о чудо, будто вешняя вода, согретая жарким солнцем, растаял тяжелый камень.
Лишь только каменные пелена спала с его тела, младой Перун Геевич отворил свои ясные очи, размял отекшие члены и молвил.
- Ох, как же долго я спал, как сильно отекли мои мышцы. От долгого бездействия сила во мне так и кипит, так и пенится, эх, кабы было кольцо в сырой земле, ухватил бы его и перевернул всю вселенную, - молвил он, расправив сильные плечи.
-Зачем попусту силу богатырскую тратить, - предложил ему Зевс, - присоединяйся к восставшим Олимпийцам в борьбе с силою черную, тираном Кроном.
- Вы даже не представляете сколь велико мое желание, расквитаться с этим злодеем, - отвечал Перун, - но вначале, я бы хотел освободить своих двоюродных братьев и сестер, которых он живьем заточил в бездну Тартарары.
-Давай их вместе освободим, - предложил Зевс, - ведь они мне тоже не чужие.
-Давай, - согласился Перун, - обняв и расцеловав брата.
Вий быстро повел их только ему одному известными тропами к потайной двери, сорвал замочки пудовые, открыл ворота железные, впустил в пещеру глубокую. А там, в самом укромном месте, прямо из под земли, незримый огонь вырывается. А в нем, в самом центре яркого пламени, лежат четыре Омфала пятнистых, яйца огромных размеров.
- Вот твои братья и сестры, - молвил Вий, - освобождай их, приближай эру добра и милосердия.
-Но ведь они горят в седьмом круге огня, - с острахом воскликнул Зевс, пытаясь руками сбить жаркое пламя.
-Не бойся, в этом пламени им ни что не сможет причинить вреда, ибо этот божественный огонь и есть душа. Частицей от этой божественной души наделены все живые существа нашей планеты, и даже камни обладают этой искрой, но увидеть её, а тем более потрогать руками, дано только ясновидящим или богам.
- Не может быть, - молвил Зевс, все еще не доверяя услышанному, осторожно шагнул сквозь шесть огненных кругов, подошел к пятнистому яйцу-Омфалу, тронул его рукой, и правда, оно было едва теплым. Незримый седьмой круг огня лизал его руки, но не жег, а лишь приятно щекотал кожу.
-Какова природа этого божественного пламени? - интересовался Зевс, - случайно не та же самая, что каждый год является в храме на празднике первородного яйца?
-Она самая, - подтвердил Вий, - но в вашем мире, на поверхности земли, этот божественный огонь не обжигает лишь первое время, что в прочем не умаляет его святости, ибо он вездесущ, однороден и всеобъемлющ, - пустился в рассуждения Вий.
Но Зевс не был предрасположен подобного рода проповедям, остановил вопросом.
-Как давно мои братья тут находятся?
- Вот эти два больших яйца с Гестией и Деметрой, очень давно. А эти что поменьше с Герой и Аидом, не очень.
-А внутриутробный плод не мог погибнуть, - беспокоился Зевс, переживая за братьев и сестер.
-Твои опасения, - отвечал Вий, - оправданы, но безосновательны, эти яйца-Омфалы подобны ячменному зерну, которое может храниться века, при этом, не теряя своей жизненной силы. Даже через сотни лет ячменное зерно, попав в благодатную почву, даст обильные всходы, пробуй, оживляй их, - подталкивал он под руки Зевса.
Теперь уже смело погрузив свои руки в середку седьмого круга огня, Зевс одно за другим доставал оттуда пятнистые яйца-Омфалы. В это самое время, божество огня, будто предчувствуя, что его добыча, которую оно хранило в своем лоне столько веков, а теперь ускользает из рук, ожило, возмутилось жарким шипением. Пламя вспыхнуло как-то необычно ярко, в нем было отчетливо видно извивающуюся душу огня, пытающуюся всеми семью оболочками, поглотить наглеца, потревожившего покой. Вий, в чьей власти была сила огоня, знаком руки остановил пламя, сбив с него жар, и божество повиновалось, шипя и фыркая искрами, успокоилось. Удивительно и необычно было чувствовать в своих руках еще теплое яйцо, внутри которого билась жизнь брата и сестер. Яичная скорлупа на ощупь была мягкой, и в тоже время твердой. Даже сквозь эту упругую оболочку было слышно какое-то движение, скорлупа спазматически дергалась, когда детеныши пытались пробить себе выход наружу. Когда последнее яйцо было вынуто из благодатного огня, раздался сухой приглушенный возглас: «Муууу, Мууу». Этот возглас стал полной неожиданностью для всех, и особенно для Зевса, который бережно и с чувством глубокой ответственности, перекладывал яйца с места на место. Испугавшись, он чуть не выронил одно из них.
- Что это? - переглянулись они меж собою.
Но Вий успокоил их страхи, провел в самый дальний угол пещеры, к каменному загону, какие обычно устраивают пастухи для своих животных. Все с нескрываемым любопытством заглянули внутрь и увидели, что там стоит медный телок, вытянув шею, протяжно и жалобно мычит: «Муууу Муууу».
-Кто это, - удивился Зевс.
-Это твой брат Посейдон, - объяснил ему Феникс, и принялся рассказывать историю его рождения. - Царица Рея, как любящая мать, всегда пыталась спрятать своих детей, и Посейдон не стал исключением. По совету богини Геи она спрятала своего сына Посейдона на скотном дворе царя Авгия. Надеялась, что злобный тиран не найдет его среди тысяч телят сосунков, ведь родила она его в обличии теленка. Да только глаза и уши у Крона были необычной длины, все высмотрели, все вынюхали и тут же донесли тирану. Твоя жена, царица Рея, схитрила, спрятала, только что рожденного сына на скотном дворе, и теперь среди сотен, тысяч телят-сосунков отыскать его будет очень непросто, ведь у царя Авгия стада неисчислимы. Она хитра, а я хитрее, решил Крон, взял свою жену Рею и пошел с нею на скотный двор, вроде бы гуляючи. Пойдем, говорит, выберем к празднику жертвоприношения самого красивого теленка-сосунка. Час ходят они, другой час бродят, а выбрать не могут, и тут смотрят, из тысячного стада один теленок чужаков не испугался, мычит и бежит к ним, вытянув шею. Оно и понятно, дитя завсегда к материнскому вымени тянется. Вот его мы и зарежем, предложил Крон, но Рея бросилась к теленку, обняла его как ребенка, закрыла руками и начала голосить, причитая. Не смей делать ему ничего плохого, ведь это наше единокровное дитя. Вот так Посейдон и был отправлен в утробу чистилища, разделив участь своих сестер и братьев, - объяснил Феникс, ибо знал эту печальную историю не понаслышке.
Выпустив брата Посейдона из каменного загона, они были приятно удивлены, что резвый телёнок начал бегать и брыкаться совсем как ребёнок. Протянув ему горсть ячменных зерен, Зевс кормил его с ладони, и тот с удовольствием слизывал их своим шершавым языком.
- Смотрите, смотрите! - воскликнул Феникс, указывая на одно из яиц Омфалов, скорлупа которого треснула, и оттуда проклюнулась клинообразная голова, за которой наружу выскользнула длинная шея с золотыми чешуйками.
Вслед за первым яйцом треснуло и раскололось второе, третье и четвертое яйцо. Это детеныши, попискивая, вылезали наружу, распрямляя свои конечности. Неожиданно для себя Зевс подумал, сколько же времени понадобится им, чтобы стать взрослыми, ведь и теперь при рождении их размеры были внушительными. Казалось, они росли не по дням, а по часам.
- Отчего так, - спрашивал он у Вия, а тот вопросом на вопрос спросил.
- А разве сам не догадываешься.
-Нет, - ответил Зевс, смущаясь своей недальновидности.
-Присмотрись к ним, - молвил Вий, - даже я вижу их божественную судьбу.
Теперь уже другим, осмысленным взором посмотрел Зевс на своих братьев и сестер, и, будто пронзив временное пространство, увидел брата Аида властелином страны Безвозврата, богом царства душ умерших. Посейдона - великим владыкой морей и океанов. Старшую сестру Гестию–богиней жертвенного огня и домашнего очага, покровительницу городов и государств. Среднюю сестру Деметру - в облике великой богини плодородия, дающую плодородие нивам и всему, что произрастает на земле, благословляющую труд земледельца. Младшую сестру Геру он почему-то увидел в подвенечном платье, стоящую рядом с ним у свадебного алтаря, и от этого зажмурился, сбросив призрачное видение. Показалось, только и успел подумать он, ибо детеныши то и дело тянули свои головы во все стороны, вроде искали своих родителей.
-Иди к ним, - подтолкнул Вий Зевса - теперь ты им будешь вместо отца и матери.
Недолго думая, он сделал шаг к своим родным, начал их обнимать, целовать.
- Все будет хорошо! Все уже позади! - успокаивал он их, и слезы блестели на его глазах. Чувство, ничем не замутненной радости и восторга, бурным потоком захлестнуло его сердце, растрогало душу, но полностью отдаться этому прекрасному, братскому чувству он не смог. Долг перед павшими олимпийцами подталкивал к действию. В ближайшие несколько дней Зевс, Перун и Феникс обошли чуть не все подземное царство, им казалось, что они успели заглянуть в каждый уголок, пытаясь помочь всем обездоленным, но это было не так. Ибо лабиринт был столь огромен, что обойти его никакой жизни не хватит. Если бы не Вий, ни за что не удалось бы им преодолеть запутанный лабиринт, освободить сотни душ и вывести их наружу. Сдружившись с Зевсом, Перуном и Фениксом, Вий до того проникся идеями Свободы, Равенства и Братства, что сделал им небольшой подарок.
-Примите этот скромный подарок от всего сердца, - молвил Вий, разжав свою ладонь, и оттуда выпорхнула маленькая пчёлка.
Весело жужжа, она, сделав круг, уселась Зевсу на ладонь.
-Это богиня молвы Осса, - объяснил Вий, - она верой и правдой будет служить тебе, если ты не будешь забывать кормить её сладким медом.
Феникс достал из заплечного мешка горшочек меду, накормил крылатую богиню Оссу, и та, жужжа своими крыльями, разнесла по всему лабиринту благую весть.
-Амнистия, досрочная амнистия, - радовались души героев, устремляясь на свет божий в виде икринок, пушинок и хвоинок, попадая на землю, они вновь возвращались в свои безжизненные тела.
Так преодолев все преграды, они обошли чуть не все подземное царство, и даже побывали в бездне Тартарары, освободив оттуда одноглазых циклопов, Бронта, Стеропа и Apга. Надо отметить, что только одноглазые циклопы согласились покинуть Тартарары и вернуться обратно на землю, сторукие Гекатонхейры наотрез отказались, покидать пределы чистилища. Дескать, за много веков наши глаза совершенно отвыкли от солнечного света, к тому же ваши земные дела нас более не беспокоят. Прощаясь, Вий не забывал напутствовать их добрым словом:
- Выходите из царства смерти! Выходите из бездны утробы! Идите дорожкой лунной к своим очагам. Да не забывайте благодарить бога Зевса, без него вы бы вечно здесь сидели. Помогите ему в его борьбе против тирании и зла, кое посеял в стране злобный правитель.
И восстали живые из мертвых, чудесным образом затянулись раны героев, в мертвое тело влилось исцеление. А благая богиня Осса разнесла весть об этом чуде до самых краев ойКумены и даже дальше. И сияла та благая весть над Олимпом, будто солнышко ясное, умножая славу нового бога в человечьем обличии.
Мятеж
Всего этого не знал, не ведал тиран Крон.
Преследуемый честолюбивыми замыслами, он послал на Крит десять галер, которые, высадившись с моря, учинили грабежи и разбой. Сам же он не рискнул плыть морем, опасаясь осенних штормов и плохой погоды, прилетел на остров по воздуху. Прилетев, он устроил поверку своих войск, осмотрев, приказал погрузить все награбленное на галеры и сушей двинулся в поход. Но больше не стал, ни полей Критских грабить, ни стада угонять, ни достояние пастухов расхищать, быстрым маршем продвигался к самому большому городу Кноссос, рассчитывая, без боя взять зачинщиков, разбойников и смутьянов. На расстоянии полдня пути, войско тирана встретил глашатый, просивший о мире. Когда жители города узнали о пиратском набеге из десяти галер, о грабежах и разбое, они сочли, что подобную дерзость стерпеть невозможно, ибо думали, что это именно пираты-разбойники грабят остров. Собрав совет, они решили со своей стороны скорее взяться за оружие, отобрав три тысячи лучших копейщиков и пятьсот всадников, укрепили город. Не теряя надежды решить дело миром, они выслали одного смельчака к пиратам с просьбой о мире. Крон в свою очередь удивился, когда узнал, что его считают пиратом, и тут же выдвинул условие, дескать, выдайте зачинщиков и смутьянов, ограбивших меня у предгорий Дикты, и мы в расчете. Пришлось глашатому объяснить тирану, мы не имеем к разбойникам никакого отношения, а по словам беженцев из предгорий Дикты, пастухи только наказали кучку зазнавшихся пиратов, грабивших их скот. Когда Крон оценил сложившуюся ситуацию и понял, что нападение на свой же собственный город да еще из-за мести, было бы слишком неразумным. Приказал вернуть все награбленное, а жителей заставил в верности ему поклясться и выдать зачинщиков. Жители города ответили, что готовы покориться воле тиран, но ждут от него снисхождения взамен на покорность. Так остыв и переменив свои воинственные планы, Крон сделался добрым и ласковым, ему вдруг расхотелось, кого-либо вешать, выжигать села и разрушать города. Он разбил свой лагерь возле города и, отослав отряд воинов к горе Дикта, стал ожидать оттуда вестей. Прошло два дня, а вестей все не было, уже сгорая от нетерпения, он сам собирался отправиться туда, как тут примчался посыльный с вестью из Сорочанска. Весть была дурна, зловеща и довольно нелепа. Рабы, в большинстве своем люди и бедные демоносы, устроили мятеж, захватили столицу, стража разбежалась, в городе грабежи, в предместьях бунт и пожарища, рабы разбивают свои цепи, жгут дома своих хозяев. Всесильный тиран не мог поверить всему, что слышат его уши. Город Сорочанск был неприступной твердыней, в нем был большой гарнизон 10 тысяч лучшей стражи под командованием Сабскабы, как такую силищу могли разбить рабы- варвары, вооруженные кирками да лопатами, думал он.
-Нет, этого не может быть, - размышлял он вслух, - это какой-то бред, чистой воды провокация.
Гонца принесшего дурные вести казнили, но это не принесло успокоения тирану. Он тут же отсылает нового гонца с приказом к коменданту города Сабскабе с тем, чтобы он в кратчайшие сроки навел в столице порядок. Сам же приказал своим воинам прекратить поиски разбойников, и скоро засобирался в обратную дорогу. Вот так, Критская военная компания, неожиданно начавшись, также неожиданно и закончилась.
А в это время, над Олимпом гордо развевалось небесно-голубое знамя с белым голубем мира, несущем в своем клюве лавровую ветвь.
- Свобода! Равенство! Братство! - скандировали воины, приветствуя Зевса, сумевшего оживить из мертвых сотни убиенных олимпийцев, освободить из страны Безвозврата сестер и братьев, а также множество заключенных, в том числе и одноглазых Циклопов, Бронта, Арга и Стеропа.
Единственной крылатой Обезьяной, которая оказалась в распоряжении восставших, Зевс отправил из города своих сестер, Деметру, Гестию, Геру, упросив Перуна Геевича лично сопровождать их в Гееполь, к матере Рее. Перун, скрипя сердцем, согласился, обещал поднять Скифов на войну с тираном и вскоре вернуться с подмогой. А вот братья Аид с Посейдоном наотрез отказались улетать, они хоть и маленькие, но росли очень быстро, и вскоре своим ростом могли соперничать с любым из титанов. Все-таки белая кость и голубая кровь давала о себе знать, к тому же они денно и нощно брали уроки рукопашного боя, фехтования и прочих военных премудростей, отчего стали одними из лучших. В это время, город превратился в школу военного мастерства, рабы – олимпийцы, не державшие в своих руках ничего кроме кирки и лопаты, теперь учились владеть боевым оружием. Естественно неопытные бойцы наносили друг другу увечья, травмы, к счастью вода, которую Зевс зачерпнул из живого источника Персифоны, чудесным образом исцеляла кровоточащие раны, и даже мертвые, опоенные этой живою водою, восставали из смертного одра. Видавшие виды знахари и лекари, не могли объяснить все эти божественные чудеса, что еще больше укрепило авторитет Зевса.
- К нам вернулся новый Уран-громовержец, способный творить чудеса, - быстрее самой быстрой вести неслось страною.
Из самых дальних уголков ойКумены к Зевсу стекались толпы разноплеменного народа, люди и демоносы спешили прикоснуться к новому богу, встать под знамена олимпийцев, сразиться с тираном, который остановил время, поработил их волю. Едва выйдя из лабиринта-чистилища, Зевс с головой окунулся во все проблемы и трудности, какие обычно сопровождают революцию, путчи, перевороты и тому подобные мероприятия. Пробегав целый день на ногах, уставший так, что к вечеру едва держался на ногах, Зевс прилег отдохнуть, в надежде поспать часок-другой. Но стоило ему только закрыть глаза, как раздались возгласы:
- Тревога, идут враги!
В лагере олимпийцев началось движение, воины бросились занимать свои места на стенах крепости.
-Стой, кто идет! - кричат часовые.
-Свобода! Равенство! Братство! - звучит им в ответ.
-Свои! - радуются олимпийцы.
Отовсюду к ним стекаются тысячи и тысячи побратимов, друзья обнимались, приветствуя друг друга, угощали вновь прибывших нехитрой снедью: хлеб, сыр, фрукты, вино, делились всем, что было. Надобно отметить, что вино совершенно новый для большинства напиток, так понравился людям и демоносам, что его пили с превеликим удовольствием. И правда, вино ободряло дух, придавало силы, вот только одна беда, вина было мало, и чтобы его хватило на всех, Зевс приказал разбавлять его водой, с тех пор так и повелось, пить вино разбавленным водою. Новичков старались вооружить хоть чем-нибудь, а так как оружия на всех не хватало, Зевс приказал устроить кузни, и ковать оружие. За это дело с большим удовольствием взялись одноглазые Циклопы. Выйдя из бездны Тартарары, они постоянно мёрзли, поэтому с удовольствием устроились в кузнице, где день и ночь ковали щиты, мечи, наконечники для стрел и копий. С каждым днем Олимпийцев становилось все больше и больше, а продовольствия становилось все меньше и меньше, торговцы не спешили привозить товары в город, хотя Зевс и расплачивался с ними звонкой монетой, благо этого добра в подземельях дворца было предостаточно. А вскоре с провизией стало совсем туго, ибо все дороги оказались перекрыты врагами, подвоз продовольствия прекратился, к тому же ночи стали холоднее, а дров почти не осталось. Чтобы хоть как-то пополнить запас продовольствия, Зевс отправил два отряда, один за дровами, второй добыть как можно больше дичи. Но из этой затеи тоже ничего путного не вышло, ибо оказалось, что город со всех сторон отрезан от мира, дороги перекрыты, а демоносы, собрав большое войско, готовятся напасть в ближайшее время. Дабы оказать врагам достойное сопротивление, все усилия олимпийцев были брошены на укрепление крепостных стен и подступов к городу. Зевс и самые выносливые олимпийцы взялись за топоры, кирки, лопаты, и в течение одной ночи преградили завалами все проходы к городу, оставив только одну дорогу, которую тоже укрепили. В самом городе также не сидели, сложа руки, одни укрепляли крепостные стены, приводили в порядок орудийные площадки, укрепляли бойницы. Другие - чинили обмундирование, полировали нагрудные латы, кольчуги, панцири, шлемы, щиты, рогатины, пики, копья, секиры, палицы, топоры. Готовили луки, пращи, катапульты, зажигательные и метательные снаряды, острили мечи, ладили стрелы, отесывали метательные камни, готовили котлы с кипящей смолой, а также зажигательные горшки, фитили и разный боевой припас. Работа кипела, кругом стоял неумолкающий шум, город готовился отразить нападение. И оно не задержалось. На рассвете крик часовых разбудил спящих:
- К оружию!
К оружию!
Сабскаба, которому благодаря своей прыти удалось выскользнуть из лап Зевса, в течение нескольких дней сумел собрать под своим командованием разбежавшихся воинов, к тому же из ближайших селений к нему подтянулись отпетые головорезы из числа демоносов, преданных тирану. Так что через неделю в его распоряжении была вполне боеспособная и хорошо вооруженная армия. В это самое время, подоспел приказ Крона, взять штурмом столицу ойКумены и восстановить там закон и порядок. И Сабскаба, не мешкая, начал готовить свою армию к штурму, ибо прекрасно понимал, как опасно и безрассудно дать восставшим возможность оставаться в городе, так как к ним ежечасно присоединяются новые толпы рабов, да и многие демоносы также встали под знамя: «Свободы! Равенства! Братства!». Рабов, которых удалось поймать, тут же казнили, а их тела в назидание другим разбойникам повесили на столбах, вдоль дороги. Некоторые горячие головы, из числа знатных демоносов, советовали перекрыть доступ продовольствия к городу. Дожидаться, когда рабы вымрут сами по себе или приползут на брюхе, умолять о пощаде. Сабскаба же, красноречиво брызгая слюной, доказывал, что необходимо немедленно идти на штурм города, настигнуть рабов в их логове и уничтожить, а этого смутьяна с кошмарным именем Зевс возить по стране в железной клетке, а затем придать самой мучительной казни. Эти слова и его пламенная речь понравились демоносам, они одобрили все сказанное Сабскабой, и тут же был издан указ, в котором за голову Зевса была назначена награда, демоносам воспрещалось оказывать разбойникам какую бы то ни было помощь, под страхом самых суровых кар. Вторым указом Сабскабу объявили главнокомандующим, поручив ему возглавить добровольческую армию. Приняв на себя командование армией, довольный и счастливый командующий отправился к себе в жилище, и придя туда, чуть было не лишился чувств. В тот же миг его хватила лихорадка, пуча и круча, он все еще не мог прийти в себя после ужасного пинка Зевса, а теперь ему предстояло встретиться с ним лицом к лицу. Он все время представлял, как будет разить Зевса своей плетью, а тот будет визжать и корчиться от боли до тех пор, пока не издохнет. Эти животрепещущие картины ободряли его дух, но внутренний голос подленько так поддакивал. А если все будет на оборот (с рог на голову, с головы на хвост), и от этого ему становилось не по себе. Он каким-то необъяснимым для ощущения чутьем понимал, что чудеса на Крите и пинок, полученный в Сорочанске, каким-то образом связаны меж собою. А что если этот Зевс и разбойник с Крита одно и то же лицо, грызли его угрызения совести, и тут же внутренний озноб, круто замешанный на круче, пуче и трясучее, пробирал его до глубины костей. Вы уж поверьте, таких душевных терзаний, таких жестоких самоистязаний еще не доводилось переживать никому. Хорошо трусам, думал Сабскаба, они умирают дважды, а нам героям приходиться умирать всего один раз, и от этого ему становилось еще хуже. Два дня его трясла лихорадка, пучила - пуча, кручила – круча, и все эти дни он не находил себе места, даже еда и та, казалось, не лезла ему в горло, только хмельное питье кое-как держало его на плаву. Наутро третьего дня он взбодрился, надел злаченые доспехи, посмотрел на себя в медное зерцало и нашел свое отражение вполне геройским, а вид вполне соответствующим такому праздничному дню, разгрома рабов. Взмахнув своей семижильной плетью, быстрым маршем повел добровольческую армию на штурм города. Самой короткой дорогой поднимались они к городу, и какого же было их удивление, когда эта дорога, оказалась, перегорожена огромными валунами и бревнами, преодолеть которые не представлялось никакой возможности. Первым делом Сабскаба приказал казнить дозорных, хотя те и клялись, что еще вчера эта дорога была свободна. Когда их головы покатились под горку, Сабскаба скомандовал:
- Разворачивай!
И колоны демоносов двинулись вниз, а затем снова поднялась вверх, уже другой дорогой. Но какое было их удивление, когда и та дорога, оказалась, перегорожена.
-Ты трус, если пытаешься избежать возмездия! - гневно вскричал Сабскаба, обращаясь к воображаемому Зевсу, - Так знай же, подлый раб, моя семижильная плеть найдет тебя и под землей!
Наконец изрядно покружив, армада демоносов двинулась по единственно свободной дороге в город. Хотя фактор неожиданности был потерян, а две неудачные попытки подняться к городу измотали воинов, Сабскаба все же надеялся, что богиня удачи их не оставит. Олимпийцы прекрасно видели, как Сабскаба пытался незаметно напасть справа, затем слева. Томимые этим ожиданием, они то и дело выглядывали из-за укреплений, в сотый раз проверяя оружие и обмундирование. Когда прозвучал сигнал тревоги, вся крепость, стены и бойницы ощетинились копьями, мечами, серпами и косами. А демоносы, тем временем, подошли к городу на расстояние брошенного копья и ринулись на штурм.
- Бей рабов! - гнал Сабскаба своих воинов на штурм, - ворвемся в крепость, изрубим этих разбойников в куски, - и его голос, смешавшись с тысячью озверелых ртов, превратился в истошный рев.
От этого жуткого крика волосы вставали дыбом на голове у олимпийцев, холодные мурашки волнами пробегали по телу, ведь они в большинстве своем никогда не участвовали в настоящих войнах. Но тут, будто луч света, пронзивший грозовые тучи, раздался возглас Зевса:
- Свобода! Равенство! Братство! - и его подхватили сотни и тысячи голосов.
Едва только первые ряды демоносов приблизились к стенам города, на их голову обрушился град камней.
-Вперед, вперед! - плетью подгонял Сабскаба своих воинов - вперед во имя вашего правителя, тирана Крона.
Каменный дождь на короткое время остановил нападавших, но демоносы, несмотря на ушибы и раны, продолжали бежать к вратам и, достигнув их, принялись метать дротики в защитников. Крики боя усилились, схватка перешла в кровопролитное сражение, убитые и раненные появились с обеих сторон. Зевс наблюдал за всем происходящим с вершины башни, за которой стояли в боевом порядке его воины, ему было видно как на ладони все, что происходило внизу. На узкой дороге нападавшие вынуждены были сражаться сомкнутым строем, вследствие этого глубокая и плотная колонна демоносов оказалась под градом из камней, которыми их забрасывали олимпийцы, и ни один камень не падал бесцельно. Не взирая на то, что доблестный Сабскаба и многие из его воинов достигли врат, и даже пытались пробить их тараном, им было оказано мощное сопротивление. Камни дробили шлемы и латы, оглушали, калечили и убивали, вскоре колонна нападавших дрогнула, подалась назад, пришла в расстройство. Напрасно Сабскаба, надрывая и без того охрипшие гланды, требовал от своих солдат невозможного, атаковать. Толчея и скученность тоже сыграла роковую роль, задние напирали на передних, а тем было некуда отступать, они теснили задних, и это вызвало общий беспорядок, возникла давка. И теперь, уже они гибли сотнями, ибо любой камень, или дротик убивал сразу двоих, а то и троих, спасая свои жизни, они топтали павших, бежали, старясь вырваться из этой душегубки, спасаясь бегством, искали убежище от смерти. Зевс оценил обстановку и, воспользовавшись ситуацией, приказал отворить городские врата. По его сигналу олимпийцы бросились на врага, опрокинув их, погнали вниз. Вся эта вереница людей и демоносов, несущаяся вниз, могла показаться огромной змеей, ползущей по склону горы. Демоносы, моля всех высшего Хаоса о пощаде, бежали, не разбирая дороги, топтали павших, сбрасывая их в пропасть. Олимпийцы преследовали врага, разили, избивали убегавших. Так короткое сражение неожиданно закончилось полным поражением. Демоносы не могли остановиться, оттого, что, бежавшие впереди, теснили задних, а они в свою очередь теснили передних. По той же причине не могли остановиться и олимпийцы, дорога, замкнутая в скалах и крутизна каменного склона, придавали этому потоку роковую быстроту. Подобно сорвавшейся лавине, он мог остановиться только у подножья горы. И действительно, только там демоносы смогли остановиться и оказать олимпийцам хоть какое-то сопротивление. Сабскаба, не жалея свою плеть, сгонял в одну кучу разбегавшихся воинов.
- Остановитесь! - кричал он им, но лишь немногие откликнулись на его призыв. Олимпийцы обступили их со всех сторон, а те, отбиваясь от нападавших, еще надеялись, что боевое счастье вновь повернется к ним с другой стороны. Но все их героические усилия были напрасны, основная масса демоносов была, или уничтожена, или бежала, спасая свою шкуру. Олимпийцы во многом проигрывали демоносам, у них было плохое вооружение, многие не умели владеть мечем, махали им словно дубиной, поэтому даже столь незначительное сопротивление оказалось для них серьезным испытанием. Но сила - солому ломит, а численное превосходство было на стороне Олимпийцев, и демоносы, бросив оружие, бежали. Даже отчаянные попытки Сабскабы остановить бегущих, ничему не привели, его столкнули наземь, при этом шлем с его головы спал, и он сильно ударился о камень.
-Стойте! - кричал он им срывающимся голосом, но его уже никто не слышал, воины топтали его ногами, и если бы не его верный слуга Бончо не жить ему на белом свете.
Победа была полной, в руки олимпийцев попало бесчисленное множество вооружения, в котором они так остро нуждались: доспехи, мечи, щиты и шлемы, теперь были чуть не у каждого воина. Богиня молвы Осса тут же разнесла весть об этой славной победе, и к Олимпу потянулись уже толпы народа, бывало, что целые деревни избивали слуг тирана, вооружались и присоединялись к восставшим.
" Мышь в мышеловке "
А в это время, израненный Сабскаба лежал на щите, который несли воины, понуро опустив головы. Возле контуженого хозяина плелся его верный слуга Бончо, то и дело, менял влажные компрессы, бинты и повязки. Сабскабу несли будто героя, и многие встречные демоносы при виде такой грустной картины останавливались и, молча, снимали свои войлочные шапки. Он же лежал с гордо поднятой головой, всем своим видом выражая мужество и решительность. Изодранная одежда и плеть, которую он не выпускал из своих рук, говорили о величайшем подвиге и необычайном запредельном мужестве, выпавшем на его долю. В таком плачевном состоянии его и увидел тиран Крон, который в кратчайший срок совершил стремительный марш бросок.
Прибыв к Сорочанску, обнаружил, что столица ойКумены занята беглыми рабами, а Зевс, которого он так безуспешно пытался поймать в лесных чащах острова Крит, теперь уютно расположился в его собственном жилище. И выбить его оттуда будет не просто, ох как не просто, в этом его убедил внешний вид Сабскабы и остатки его армии. От его войск, не имеющих опыта ведения войны в горной местности, было, мало толку, поэтому атаковать город, с ходу Крон не решился, к тому же у восставших оказалось численное преимущество, ибо к ним сбегались толпы сочувствующих. Первое, что предпринял Крон, это приказал перекрыть все дороги, расставил у подошвы горы Олимп караулы и посты. Воины ловили беглых рабов, которыми просто кишили окрестности, их казнили без суда и следствия. Распинать на деревьях всех пойманных, приказал тиран Крон, чтобы один только вид разложившихся трупов устрашал новых беглецов. Вскоре все дороги и окрестные леса заполнились распятыми, и всюду стояли часовые. Чтобы еще больше устрашить и прекратить брожение в головах сочувствующих, пойманных разбойников рубили на куски и развешивали их части на деревьях в садах и рощах. Обильный урожай вырос в тот год в окрестностях Сорочанска. Части отрубленных тел, ноги, руки, головы, теперь росли на каждом дереве. Там, где раньше цвели сады апельсиновых рощ, теперь взошли невиданные всходы из обглоданной птицами плоти. Реки и ручьи были отравлены кровью, и воды в них текли черные, все окрестности были выжжены, все пути перекрыты, а у главной дороги тиран Крон поставил свой лагерь. Укрепил его деревянным частоколом, и стал ждать.
Переворот, переворот и еще раз переворот, крутилось в голове тирана, а нервное напряжение достигло самых великих пределов, везде мерещились предатели, казалось, будто всякий готовил ему смертоубийство, отчего он сделался злым и раздражительным, даже своим воинам он приказал рубить головы за малейшую оплошность, за подозрительно брошенный взгляд. Охочие до расправы душеприказчики тут же кинулись хватать, казнить и мучить всех подряд. Виновных и невиновных, жен, сестер, теток, племянниц, двоюродных братьев, мачех и шуринов, деверей, сватов, кумовей, а также их ближайших родственников. А уж если удавалось поймать кого-то из сочувствующих Зевсу, их вешали на высоких деревьях и виселицах. Одних подвешивали за волосы, другим пропускали веревку под мышками, третьих цепляли за уши, а десятых вешали за их мужское достоинство. Подвешенным за ноги матерям, давали в руки их детенышей, которых они держали в руках до тех пор, пока могли, а когда они падали, их добивали дубинками, а то и просто разрывали на части. Чтобы как можно мучительной была их смерть, одних подвешивали за одну руку, других за обе руки, третьих за пояс и так далее. А великий тиран выжидал, затаился и ждал, пока все олимпийцы передохнут с голоду и пожрут друг дружку, словно крысы в бочке. Вот тогда, когда разбойники ослабнут от голода, он войдет в крепость триумфатором, хотя, что это за триумф, про себя ругался Крон, триумф над рабами пху, пху и еще раз пху, плевался он через оттопыренную нижнюю губу.
-Успокойся правитель, - просил его верный Сабскаба, - «мышь в мышеловке», она захлопнулась, осталось только подождать, пока кошка поймает свою мышку.
А тем временем, ситуация с каждым днем становилась все напряженнее. Сплетни и слухи, которые разносили меж собою демоносы, таили для тирана еще большую угрозу, чем восставшие. Дело в том, что из памяти народа еще не выветрилась болезнь - волчья сыть. Во время той затяжной болезни у Крона возникла обостренная жажда крови, и многие демоносы тогда потеряли своих детей и родственников. Теперь же стали упорно распространяться слухи, что у тирана обострение волчьей сыти, будто бы у него вновь прорезались острые зубки, а ведь не секрет, когда зубки режутся, хочется все грызть и кусать. Еще поговаривали, что этот кровопийца пообещал растерзать и вешать на деревьях всех и вся, и что окрестности города уже превратился в большое кладбище. Бродячие дервиши и калеки перехожие об этом рассказывали так:
- Бродил я лесами, бродил я полями, и вот дошел я до горы Олимпийской. На той горе, на сорокаглавой, раньше стояло светлое царство, а теперь там царство тирании и мрака. Сёла стоят опустевшие, жители в куски изрублены или разбежались кто куда. Вместо листьев в садах растут мечи и копья. Вместо сладких яблок, висят отрубленные головы. Там где бежали чистые ручьи, теперь текут реки крови безвинно убиенных. Но не в силах черная ночь затмить яркий свет. Будто луч света в темном царстве встает над Олимпом ясное солнышко - законный наследник престола Зевс-громовержец. Этот великий божич сумел освободить из царства теней своих единокровных сестер и братьев. Из бездны Тартарары он вызволил сторуких Циклопов, которые выковали восставшим оружие победы, перуны и молнии.
Так пели бродячие дервиши о боге Зевсе и героях Олимпийцах. На словах все выглядело очень красиво и даже романтично, но в жизни было не так оптимистично. Облога затянулась, съестные припасы истощились, с каждым днем все острее ощущался голод. Голод не тетка, а на Олимпе был именно голод. Беглых рабов, которым тайными тропами удалось пробраться к восставшим, становилось все больше, их нужно было чем-то кормить, а продовольствие таяло на глазах. Все окрестности: горы, леса и сады прочесали олимпийцы, в надежде добыть пропитание, да все зря. Еще совсем недавно эти места кишмя кишили дичью, а теперь не осталось никого, даже хищники-падальщики, вначале толпами бродившие и пожирающие плоть убиенных, и те покинули эти места. Победа растаяла белым облаком, теперь черная туча сгустилась над Олимпом, а под горой стояли полки тирана Крона, перекрыв все дороги к городу. Сам же тиран, укрывшись в лагере, обнесенном высоким забором, выжидал, когда олимпийцы издохнут от голода, или же приползут на своем брюхе, вымаливать пощады. Голод заставил мысли в голове Зевса работать четче. Голод требовал искать выход, его нужно было найти, во что бы то ни стало.
И вскоре, решение было найдено. Единственная, слабо или же вовсе не охраняемая дорога была та, по которой олимпийцы пробрались в город, и Зевс решил снова воспользоваться ею. Феникс с небольшим отрядом воинов, в большинстве своем состоящих из демоносов, которые имели крылья, или отличались особой цепкостью, под покровом ночи сумел незаметно спуститься со скалы в долину и, обойдя лагерь Крона, подкрасться к самым дальним и менее защищаемым вратам крепости, ибо с этой стороны никто не ждал нападения.
Лагерь тирана был обустроен по всем правилам военной науки, со всех сторон огорожен бревенчатым частоколом и глубоким рвом. В самом лагере было устроено четверо ворот, которые для удобства были обращены на все четыре стороны света. Эти врата также как и подступы к лагерю постоянно охраняли караулы, сменяющиеся 4 раза за ночь. Зевс же в свою очередь с отрядом воинов вышел из Сорочанска и бесшумно подошел к главным вратам крепости. Если бы не природный инстинкт и звериное чутье гарпий, которые сумели, без единого звука обезвредить полусонные караулы, Зевсу с большим отрядом ни за что не удалось бы выйти из города и незамеченными подойти к укреплению противника.
- Ждите сигнала, - приказал он своим олимпийцам, а сам с десятком cамых сильных и ловких воинов подошел к лагерю настолько близко, что уже было отчетливо слышно густой храп спящего воинства.
А храпеть демоносы умели мастерски, некоторые выводили такие трели, что впору ими заслушаться. Этот густой, насыщенный храп позволил им подойти к часовым чуть не на расстояние вытянутой руки. Спросонок часовой, несший службу у закрытых врат, чуть было не обомлел от страха, когда увидел пред собою незнакомых воинов. Но так как темень ночи не позволяла ему разобрать свои это или чужие, часовой как того и требовал устав караульной службы, крикнул:
- Стой, кто идет?
- Свои! - стараясь говорить как можно спокойнее, ответил Зевс.
Но часового такой ответ насторожил.
-Назови пароль, и освети лицо фонариком, - предупредил часовой, угрожающе выставив копье, его крик разбудил спящих у костра часовых.
Поняв, что они раскрыты, и медлить больше нельзя, Зевс метнул короткий меч, пронзив грудь одного из стражников. Два других упали на землю, едва успев поднять тревогу.
-Свобода! Равенство! Братство! - вскричал Зевс, устремляясь к закрытым вратам.
Подставив свою широкую спину, он подсадил одного, второго, третьего олимпийца, и те с неслыханной быстротой перескочили бревенчатый забор, отворили врата. В раскрытые врата шумной лавиной устремились воины олимпийцев, учинив переполох в сонном лагере. Эта стремительная атака в буквальном смысле слова парализовала волю демоносов, и правда, им и в голову не могло прийти, что рабы, запертые в городе, будто мыши в мышеловке, осмелятся на такую неслыханную дерзость. Они бегали, кричали, вопили и что-то требовали. Страх и ужас, овладевший их сознанием, парализовал волю, лишил способности к сопротивлению, многие метались в истерике, иные бежали и падали. В случае крайней опасности демонос ведет себя гораздо быстрее и ловчее, чем человек, мгновенно принимает решение, еще быстрее осуществляет задуманное. Прежде чем кто-либо сообразил, что происходит, самые ловкие уже бежали взад, другие вперед, третьи бежали, не разбирая дороги, иные толкались, пихались и перепрыгивали друг через дружку, некоторые сбивались кучками, собирались толпами. От суеты и страшной неразберихи многие костры тут же потухли, и в полной темноте бегали, сшибая друг друга, сотни воинов, шум и гам стояли просто невообразимый. Кругом слышалось бряцанье оружия, возгласы тревоги, дробный бой барабана, протяжный звон трубы.
А тем временем, олимпийцы уже с двух сторон окружили лагерь. Это отряд Феникса, ворвавшись в укрепление, поджог палатки воинов и роскошные шатры военачальников, из которых выскакивали заспанные и полуодетые демоносы, пытающиеся хоть что-то сообразить. Они кидались на безоружных врагов, рубили их, как сорную траву, по всему лагерю доносились предсмертные стоны, проклятия и мольбы о помощи. Это была даже не кровавая битва, а истребление, уничтожение врага. Все же самым храбрым из демоносов, Сабскабе и прочим воинам, удалось собраться в центре лагеря. Вооруженные мечами и копьями, они подзывали к себе воинов, пытаясь, организовать сопротивление. Их геройский порыв не остался незамеченным, сотни демоносов сбились в самом центре лагеря у шатра тирана Крона, образовав собою закованный в броню забор щитов и копий, сумели оказать нападавшим достойный отпор. Под звуки труб, бой барабанов, завывание рожков и раковин, противники устремились навстречу друг другу. Ощетинившиеся колючими пиками, закованные в броню железа, армада демоносов начал напирать на олимпийцев, которые были совершенно не обучены держать строй. Завязался долгий и упорный бой, и не одна сторона не могла добиться преимущества. Олимпийцы сражались мужественно, бросались на закованных в железо демоносов, и падали, пронзенные сотней копий и пик. В это время, к олимпийцам пришло подкрепление, отряды ведомые Аидом и Посейдоном, пришли на помощь своим побратимам, и бой разгорелся с еще большим ожесточением. Их громкие вопли и крики создавали впечатление, что воинов больше, чем на самом деле, и демоносы начали терять веру в победу. Крон в это время метался в самом центре своих воинов и выкрикивал ругательства в адрес Зевса, при этом его лицо пылало гневом и ненавистью, а в обличии появилось что-то звериное, хищное, тело покрылось едва видимой чешуей, лапы когтями, а на спине начали отрастать крылья. Побольшому счету в этом не было ничего удивительного, в таких и тому подобных ситуациях, в нем часто просыпались животные инстинкты, а так как ящеры и драконы были ближе всего к его натуре, поэтому он часто влезал в их шкуру. Но демоносы всего этого не знали, поэтому с нескрываемым ужасом созерцали перемены, происходящие с их тираном. Неужели сбылось то страшное проклятие, наложенное на Крона богом Ураном: «Ты не достоен быть богом в любом обличие, кроме обличия змия, и будешь тысячу лет ползать на брюхе своем, искать пропитание мышей и змей себе подобных», - вспоминали они давнюю угрозу. Лишь только тиран, не замечая этих перемен, злобно рычал, выкрикивая в адрес Зевса самые гнусные ругательства.
-Эй ты, самозванец, называющий себя моим сыном, грязный варвар, возомнивший из себя бога. Если ты мужчина, а не тряпка, иди сюда, скрести свой меч со мной, с тираном всея ойКумены!
Несмотря на страшный шум боя, звон оружия, крики и ругань, Зевс услышал дерзкие слова вызова, могучей рукой он проложил себе дорогу, вплотную подошел к ощетинившимся копьями врагам, разыскивая, так называемого папу.
-Эй, папа, я тут! - вскричал он зычным голосом, да так громко, будто в трубу заиграл. - Эй ты, тиран и кровопийца, почему ты поносишь меня за глаза, оставь для себя свои хулительные прозвища, они твое единственное оружие, выходи и сражайся бабоподобный муж!
Такую обиду стерпел бы не каждый, не смог стерпеть и Крон.
-Вот он я! - воскликнул тиран, расталкивая своих воинов, и перед Зевсом предстало какое-то химерное существо, не то демонос, не то чудовищного вида дракон, покрытый рыбьей чешуей с торчащими ребрами костей и длинным крючковатым хвостом.
-Ящур, ящур, - пронеслось в рядах воинов.
-Это чудовище бездны! - выкрикивали люди и даже демоносы, знавшие Крона и видавшие его каждый день, были удивлены переменами, произошедшими в нем.
-Я разорву тебя на куски подлый раб! - вскричало чудовище, изрыгая из своей огнедышащей глотки клуб смрадного дыма.
Только и Зевс уже был не тем робким и застенчивым мальчиком, пасшим коз на острове Крит, еще миг назад он был другим, теперь же пред тираном стоял огромного роста великан, тело которого так и играло железом своих мускулов, а меч в его руках горел огнем.
-Кто ты, безумец, дерзнувший замахнуться на своего господина! - рычал дракон, примеряясь к жертве.
- А разве ты не узнаешь во мне того, кто породил тебя на свет божий, - отвечал ему Зевс. - Разве не узнаешь во мне того, чью божью кровь ты пролил на землю, свергнув с престола.
-Кто ты! - рычал дракон, путаясь в догадках, ибо на миг ему показалось, что в интонации голоса этого варвара он узнает голос отца Урана.
-Я тот, кто отворил врата утробы, освободил оттуда своих братьев и сестер. Я тот, кому подвластны все четыре стихии мироздания. Я твой сын Зевс, в чьем теле воплотилась божественная душа моего деда Урана.
-Ты раб! - вскричал взбешенный Крон, выхватив из ножен сверкающий как ртуть меч, стал наносить страшные удары, приговаривая, - лучше брось оружие и моли о пощаде.
Зевс же, будто играючись выдержал эти удары, прикрывшись щитом, отвечал улыбаясь.
-Ты не достоен быть богом в любом обличие кроме обличия змия, и будешь тысячу лет ползать на брюхе своем, искать пропитание мышей да червей себе подобных.
И Крону вновь показалось, что он узнает эту улыбку, узнает этот голос, пренадлежащий его отцу, богу неба, Урану.
- Нет, этого не может бать, ты давно уже мертв! - вскричал он, словно безумец, и бросившись вперед, пытался поразить противника мечем, при этом коварно бил хвостом, пытаясь сделать посечку.
Но Зевс, увернувшись от коварного удара, отбил атаку щитом, сам перешел в нападение. Сильнейшим ударом он разбил противнику щит, и тот, будто головка сыра, разлетелся в щепки. Крон, не ожидавший такой прыти, отскочил назад, крутнулся на месте и вновь ударил хвостом, но Зевс, подпрыгнув, избежал коварного удара. Тогда Крон начал атаковать, нанося удары мечом и хвостом одновременно. Зевс уворачивался от ударов, отбивал их щитом, и сам, время от времени, делал выпады, пытаясь поразить врага, хотя это было непросто, ибо тот все время махал своим хвостищем, удерживая нападавшего на значительном расстоянии. Одним ударом Зевсу все же удалось дотянуться до Крона, рассечь ему нагрудный панцырь и серьезно ранить в бок. Боль и вид собственной крови, окрасившей его одежду в голубой цвет, привел дракона в неописуемую ярость, взревев от боли, он бросился на врага, пытаясь проткнуть его мечем, но не расчитав прыжок, споткнулся, потеряв равновесие. Зевс же, сумев отскочить, воспользовался ситуацией, с такой силою нанес ему удар щитом по гребню шлема, что Крон оказался совершенно оглушенным, зашатался и рухнул на землю, почти лишившись сознания. Попытался встать, но ноги не держали его, и он снова упал.
-Победа! - возликовали олимпийцы, а Зевс, уже готовясь пронзить врага, высоко занес его над головою меч и тут же остановился, ибо совсей ответственностью осознал, что пред ним не враг, не кровожадный дракон, а единокровный отец, и он чуть не причинил ему смертоубийство.
Остро отточенный меч завис в воздухе, будто рука держащая его окаменела, а Крон, сжавшись в тугой комок нервов, гипнотизировал своим выглядом, занесенный над головою меч, вымаливая пощаду. А может это богиня удачи не оставила меня, думал он, буквально пронзая виглядом эту несущую смерть руку. В это самое время, подоспевшие воины закрыли тирана своими телами, подхватив под руки, утащили в безопасное место. Ощетинившись копьями, они загородили доступ к телу, и тем спасли ему жизнь. Но если говорить честно, не они спасли жизнь Крону, это было уже потом, первым к нему подоспел вездесущий Сабскаба. Один взмах и семижильная плеть обвила острие меча. Рывок и плеть чуть было не выдернула его из рук Зевса. Новая попытка. Сабскаба что было силы тянет плеть на себя, а Зевс в свою очередь, не отпуская меч, тянет его к себе. Это перетягивание длилось какой-то миг. Видя, в какую сложную ситуацию попал его господин, верный слуга Бончо бросился помогать хозяину, ухватил его за хвост и так сильно дернул, что чуть было не перетащил Зевса на свою сторону. Титан Аид, хоть и просидел всю жизнь в заточении, но быстро окреп, смотрит, Зевс в затруднительном положении, бросился выручать своего братца, подскочил, тянет в другую сторону. Тянет-потянет, а перетянуть не может. Сабскаба стоит, будто скала ногами в землю упирается, а сзади за ним Бончо болтается. Тянут Зевс с Аидом, а перетянуть не могут, потому что за хвост Бончо ухватилось сразу два демоноса и тянут изо всех сил, а перетянуть Зевса не могут, потому что за Аида ухватился титан Посейдон и Феникс. Феникс тянет Посейдона, тот тянет Аида, а тот в свою очередь тянет Зевса, который тянет Сабскабу. Тянут-потянут, а перетянуть не могут, потому что еще с десяток демоносов ухватились за Бончо, а тот за Сабскабу, а тот за плеть, но и Олимпийцы не остались в долгу, они тоже ухватились за Феникса, а тот за Посейдона, а тот за Аида, а тот за Зевса, тянут они потянут, а вытянуть не могут. Демоносы тянут с одной стороны, Олимпийцы с другой, и ни одна из сторон не может осилить вторую. Неизвестно сколько времени они таскали бы друг дружку, только в какой-то миг, семижильная плеть возьми, да и лопни. Лопнули жилы, разорвавшись от великого напряжения, и все как один покотились в разные стороны. В это самое время, еще большее смятение произошло в головах демоносов, ибо среди ночи по дороге, ведущей из гор к лагерю тирана, появились мифологические чудовища.
Огненные драконы с распростертыми ртами бежали, выбрасывая в ночное небо всполохи огня и злобное рычание, за ними по пятам катились невиданные, не слыханные существа, изрыгая из своей утробы огонь да яркое пламя. Огромные, ужасные своей массивностью и мощью, огненные чудища огромными скачками спешили на помощь олимпийцам. И правда, было от чего прийти в смятение, ведь не секрет, что Зевс выпустил из бездны Тартарары одноглазых Циклопов, а тепер к ним присоединились и огромные как горы сторукие Гекатонхейры. Извергая из своих глаз и ушей огненне смерчи, они мчались вниз, неся разрушения и смерть. Это из недр земли вырвались ужасные Гекатонхейры, вскричали ошалелые демоносы.
-Смотрите, смотрите! - кричали они, дрожа от страха, - сторукие отрывают от гор целые скалы и бросают их вниз!
И правда, грохот стоял такой, что казалось, будто это стонет мать, сыра земля, едва вынося их тяжесть, и все кругом колеблется. Охваченные ярким пламенем, мчат чудовища наперегонки, поджигая и сметая все на своем пути, и каждый стремится первым дотянуться до испуганных и подавленных демоносов. Тут уж паника охватила всех без исключения, даже самые стойкие воины задрожали, и многие из них в обморок упали.
-Спасите наши души! - вскричали насмерть перепуганные воины, бежали прочь, бросив свое оружие, по горам, по полям они разбежались, страшных чудовищ испугались.
Только самые мужественные под командованием Сабскабы организовано отступали, хотя и бежали со всех ног, но бесчувственное тело тирана Крона не бросили. А огненные чудовища мчали с гор, будто огненная лавина, изрыгая огонь да пламя, пока одно из низ не ударилось о большущий камень, рассыпавшись искрами, сгорело. В след за ним второе чудовище упало в ущелье, взорвавшись сотней всполохов огня. А третье и четвертое подкатились к самому лагерю, и тогда всем стало ясно, что это всего лишь опудала сколоченные из дубовых бочек, набитых промасляными тряпками да соломой. Так благодяря находчивости Пана, нагнавшего на демоносов панический страх, небольшой отряд Олимпийцев наголову разбил и одержал блестящую победу над огромной армией Крона.
-Победа! Равенство! Братство! - неслось над захваченным лагерем, тысячи демоносов были убиты, а их оружие, амуниция и имущество стало военными трофеями восставших.
Зевс же не стал преследовать беглецов:
- пусть уходять, - остановил он своих воинов, рвавшихся на врага, - трусы бежавшие с поля боя, умножат нашу победу, отныне страх станет их бичем.
Надо заметить, что Зевс будто в воду глядел, чем быстрее бежали демоносы, тем быстрее гнался за ними страх, преследуя их по пятам, и не было такого места, где бы можно было найти от него спасение. Вскорости даже в самом отдаленном уголке ойКумены знали, что армия Крона разбита, сам Зевс ранил тирана в голову. Еще поговаривали, что Зевс законный наследник трона, ибо не человек он вовсе, а новое воплощение Урана-громовержца. Вот как современники описывали эту войну, прозванную в народе Титаномахией .
Титаномахия
Вырос и возмужал прекрасный и могучий бог Зевс. Он восстал против своего отца-тирана, вернул на свет божий поглоченных им детей, титанов Гестию, Деметру, Геру, Аида и Посейдона. Одного за другим Крон извергал из своей утробы прекрасных и светлых богов. Утвердились они на высоком Олимпе и начали борьбу с отцом-тираном за власть над миром. На их сторону встали многие титаны, а первыми – Океан и его дочь Стикс с детьми: Рвением, Мощью и Победой. Ужасна и упорна была эта борьба для богов олимпийцев. Могучи и грозны были их противники титаны. Но на помощь Зевсу пришли дети богини земли: сторукие Гекатонхейры и одноглазые Циклопы. Они выковали ему громы и молнии, их метал Зевс в кровожадного отца-тирана. Ужасные, громадные как горы сторукие Гекатонхейры отрывали от гор целые скалы и бросали их вниз. Это была жесточайшая битва, огонь охватил всю землю, грохотом наполнился воздух, моря кипели, дым и смрад заслонил яркий свет, все кругом колебалось. Наконец могучие титаны дрогнули. Их сила была сломлена и они были побеждены. Богиня Осса -златокрылая молва, разнесла эту весть по всему миру, и на светлый Олимп к братьям титанам, Зевсу, Аиду и Посейдону уже не ежедневно, а ежечасно стекались людские реки и тысячи демоносов из всех царств-государств огромной страны.
Поражение Крона было воспринято как знак самого провидения, ибо даже боги отвернулись от тирана. Когда жрецы в Дельфийском храме обратились к богам с вопросом, благоволят ли они тирану, те дали однозначный ответ. Внезапно всколыхнулась земля, поднялся ураганный ветер, среди жаркого лета пошел сильный снег, смешанный с языками черного пламени. А потом произошло чт-то совершенно необьяснимое, из снежной тучи вырвалась молния и, пронзая пространство, ударила о высокую скалу горы Парнас, отчего она надломилась у основания и рухнула. Это был недвузначный намек, боги отвернулись от тирана, его власти пришел край. И тутже из множества городов ойКумены были изгнаны, или сами бежали многие из приверженцев тирании. То здесь, то там изгонялись его гарнизоны, вместо них устанавливалась новая власть: Свободы! Равенства! Братства! Многие титаны примкнули к Олимпийцам, влились в ряды армии восставших, что еще больше раскололо страну. Уставшие от кровавых оргий Крона и бесчинства его опричников, демоносы стали один за другим переходить на сторону Зевса, Аида и Посейдона, а поддержка и помощь среди людей была повсеместна. Великая империя пошатнулась, и вот-вот готова была рассыпаться на мелкие осколки, день ото дня, то одна, то другая провинция отказывалась повиноваться тирану, провозглашая своими правителями братьев-титанов. Народы центральной Европы, Галлы, Киммерийцы, Метамерийцы, Кельты, Венды, Руги, Скифы, Люты, Анты и прочие, которых Крон держал в постоянном страхе, восстали первыми, их поднял великий бог Перун. Север и юг, далекий Кавказ и малая Азия, Ливия, Египет и даже великий Вавилон отказались подчиняться тирану. Казалось, даже подземное царство перешло на сторону восставших. Богиня Стикс –ненавистная, привела с собой своих детей: Рвение, Победу, Силу и Мощь, которые незримо помогали восставшим, вселяя в их сердца надежду на скорое освобождение от тирании. Впервые в жизни, Крон со всей очевидностью познал тот страшный, во всей своей трагической очевидности закон пререраспределения инерционных сил сознания, который гласит следующее: «От любви до ненависти –один шаг». Его соплеменники, уже в который раз в своей истории, с постыдной легкостью отреклись от тех, кого еще недавно встречали радостными возгласами и пышными триумфами, за кем еще вчера готовы были идти на смерть.
Такое уже было с моим отцом, думал Крон, от него также все отреклись, но со мною это не пройдет, я даже из невозможного сделаю все возможное. Я судья и палач, я выношу вам сабаки заочный приговор, будете сидеть у меня на цепи и гавкать. Нужно только одеть ошейник и посадить разбойников на цепь. Но что всего важнее нужно сделать не только крепким ошейник, но и заставить собаку подчиняться приказам, но как этого сделать, он не знал. От этого возмущение, отчаявшегося Крона, не знало пределов, он метался от одной области ойКумены к другой, но нигде не находил поддержки. Только теперь, впервые в жизни, он почувствовал себя изгнанником и беглецом. У него не оказалось союзников, не было в сущности и друзей, но у него оставалось довольно значительное войско, его по-прежнему поддерживали верные ему Сидон, Тир и Кипр, их гарнизоны стояли в Пелопонесе. Но главное! С ним оставалась вера в свою счастливую звезду, она укрепляла его в борьбе. Крон, не был бы Кроном, если бы не был им, с удвоеной энергией он собирал возле себя остатки демонизма, к нему примкнули все те, кто боялся перемен, или по тем или иным причинам не верил в божественное могущество Зевса.
Десять долгих лет длилась эта упорная и кровопролитная борьба за власть над миром. Опасна была эта борьба для богов-олимпийцев, могучи и грозны были их противники. За это время произошло сотни сражений, великих побед и горьких поражений, а сколько крови пролилось, и с той, и с другой стороны на эту бренную землю, не высказать словами. Ведь по своей сути, эта гражданская война представляла собою истребление инакомыслящих, одни верили Зевсу, считая его новым воплощением бога Урана. Вторые по-прежнему поддерживали тирана, хотя и чувствовали, что его власть буквально растекается между пальцами. Великая империя распадалась на мелкие осколки, то одна, то другая провинция отказывалась повиноваться тирану и, провозглашая: «Свободу! Равенство! Братство!», признавали Зевса, Аида и Посейдона своими правителями.
Аид и Посейдон - это всего лишь мишура, мыльная оболочка, дунь на которую, она и рассыпится, а вот Зевс - это крепкий орешек, скрипел зубами Крон. Зевс, Зевс, Зевс, одно только упоминание этого имени вызывало в его душе бурю эмоций, если бы ты знал, как я тебя ненавижу, рычал он, зеленея от люти. К каким только ухищрениям не прибегал, пытаясь извести ненавистного ему самозванца, называющего себя наследником престола. Подсылал к Зевсу самых кровожадных убийц, не вышло. Пытался подкупить его окружение, не прошло. Тогда он хитростью и шантажом вынудил дочь титана Таврамата, красавицу Арку, отравить Зевса и снова осечка. Заговор открылся, и отравительницу Арку низвергли в бездну Тартарары в назидание всем остальным злодеям. Но Крон не сдавался, хотя и видел, что удача буквально отвернулась от него, а боги перестали оказывать ему свое расположение. И тем не мение, все те десять лет, что велась эта кровавая бойня, он собирал силы для последнего и, как ему казалось, решительного сражения, надеясь любыми средствами преломить ход истории в свою пользу.
Собрав под своим командованием вполне боеспособную армию, численность во много раз превосходящую армию олимпийцев, он двинул её на полуостров Пеленна. Сделав стремительный маневр, демоносы овладели несколькими городками, жители которого поддерживали восставших, за что и были вырезаны до последнего колена. Тамже ему удалось захватить госпиталь и множество раненных олимпийцев, оставленных на излечение в тех городках.
- Вот так удача, - радовался тиран возможности, выместить свою злость на немощных.
По его замыслу показательные пытки и издевательства должны были внушить демоносам уверенность в себе, поэтому раненных предали долгим и мучительным истязаниям. Каждый мог взять меч и отрубить руку или ногу, вспороть живот, вытащить кишки, каленым железом прижечь рану, а когда от человека оставался истерзанный обрубок, его вешали умирать на высоких шестах, раставленных по всему лагерю и вдоль дорог. А так как время было жаркое, то в тех краях вся земля и даже воздух пропитался запахом гниения и разложения тел, этим отвратительно-зловонным запахом тиран пытался устрашить не только олимпийцев, но и их сочувствующих. Вот в такие то минуты к тирану был доставлен знаменитый колдун и прорицатель Бронх, который с непривычки чуть было не задохнулся ядовитым миазмом разлагающейся плоти. Войдя в скромные покои, в которых временно расположился тиран, он застал его за таким занятием. Крон сидел у огня и прокаливал в жаровне железный прут, а когда тот раскалялся до красна, он из рук в руки передавал его палачу, а сам с видом мудреца интересовался у пленного.
-Спрашиваю тебя в последний раз, что задумал разбойник Зевс! Отвечай!
Когда пленник отвечал, что ему неизвестны замысли бога Зевса, Крон с отрешенным видом махал рукою, и палач протыкал пленника каленым прутом.
-Ну что молчат, - раз за разом переспрашивал тиран.
- Молчат, - отвечал свирепого вида палач.
-Давай следующего, - приказал он, и слуги тутже бросались выполнять приказ.
Один из пленников был по-видимому командиром отряда, именно от него Крон и хотел узнать, что же задумали разбойники.
-Ты знаком с Зевсом? Что он задумал? Отвечай немедленно! - приказал Крон, и лично прижег пленнику тело раскаленным железом.
Пленник, уже вкусивший свободы, держался гордо и независимо, даже чудовищные пытки не смогли сломить его дух. Вид крови щекотал тирану нервы, вкусить бы свеженькой крови, размечтался он, и тутже мысленно перенесся в те далекие и счастливые годы, когда он буквально упивался кровью, да только не время сейчас впадать в меланхолию, приказал он самому себе. Потом, после победы, умоюсь кровью по самые уши, а теперь мне нужно знать, что замышляет этот проклятый разбойник Зевс, спрашивал он у пленника, раз за разом пронзая его тело каленым железом. Но пленник упорно молчал, пришлось палачу самому взяться за дело, в его умелых руках он через время превратился в обрубок мяса и костей, но не проронил и звука.
-Молчит, - интересовался Крон у палача.
-Молчит, - подтвердил свирепого вида палач, намереваясь проткнуть пленного раскаленным прутом.
Выйдя из себя, Крон выхватил из рук палача медный прут, закричал.
- Говори, а не то смерть!
К его великому удивлению пленник начал говорить, обратившись к тем, кто мог его слышать, воскликнул:
- Удивляюсь я вашей трусости, если вы служите тирану из страха, то рабы вы, а не мы свободные олимпийцы. А тебе злодей я не скажу и слова, - и в тотже миг, он откусил свой язык и выплюнул его в лицо тирану.
Опомнившись, стража в один миг изрубила наглеца в куски, бросила его тело в ступу и растолкла в пух и прах.
-Убейте всех остальных, - приказал Крон, слизывая с лица запекшуюся кровь.
В это самое время, ему на глаза попался Сабскаба и знаменитый прорицатель Бронх.
-Ага, вот ты где! - обрадывался тиран Сабскабе, и в приветственном жесте протянул ему медный прут.
От такой неожиданной любезности опешил даже Сабскаба, а о колдуне и говорить не приходиться, у того ноги так и подкосились, ибо он намыслил, что его хотят проткнуть насквозь.
-Пожалей его, повелитель! - взмолился Сабскаба, которому стоило огромных трудов, чтобы отыскать хотя бы одного стоящего колдуна.
Ведь многие мудрецы и чародеи, убоявшись царского гнева, просто бежали, не разбирая дороги, а те, кто соглашался вещать ему будущее, оказывались проходимцами, которых убивали тутже на месте, отчего в округе тысячу стадий колдуна днем с огонем не сыщешь. А тут нежданно не гаданно такая удача, нашелся колдун и прорицатель Бронх из города Дидим, котрый согласился гадать тирану. Сообразив, отчего так испугались вошедшие, Крон отбросил медный прут в сторону и, не откладывая дело в долгий ящик, спросил прямо.
-Ты сможешь наколдовать мою победу.
-Это не в моей власти, - также прямо ответчал Бронх, подымаясь с колен, - но я берусь найти нужные знаки твоей победы и разгадають их при помощи магических заклинаний, основанных на многоступенчатых математических исчислениях.
-Великие знания, плюс математические вычисления открывают глаза на самые, казалось бы, запутанные вещи, - согласился Крон, - но это очень долго и не всегда точно, а мне нужно знать с точностью до сотой доли секунды.
- В этом я тебе тоже смогу помочь, - отвечал прорицатель Бронх, - математика и колдовство только на первый взгляд кажутся несовместимыми, а на самом деле это великая сила, позволяющая расчитать и распутать все и вся.
- Отлично, - согласился Крон, - принимайся за дело немедленно, и если твои расчеты окажутся верны, тебя ждет царское вознаграждение или же царская смерть.
- Как вам мой повелитель угодно узнать правду, - интересовался прорицатель, - при помощи Пиромантии, Аэромантии, Гидромантии или же Леканомантии.
-Нет, все это неточные мантии, я хочу узнать правду при помощи Кефаломантии.
-Тем лучше, это одна из моих любимых мантий, - и тутже было поизведено таинство Кефаломантии.
На углях костра зажарили ослиную голову, очистив её от мяса и плоти, Бронх на очищенных костях построил небесную камеру мироздания со всеми треугольниками, ромбами и квадратами. Изучив расположение треугольников и сопоставив их с расположением небесных светил, он приступил к следующей части гадания. Прямо на земле нарисовал большой круг, в центре которого он установил ослиный череп, символизирующий собою центр мироздания, вокруг которого рассыпал зерно хлеба, проса и горчицы, разделив его на 24 части, причем каждый из секторов он обозначил цифрами по часовой стрелке, а также буквами против часовой стрелки, и приступил к гаданию. Выпустив в этот круг еще неспаривающегося петушка от рябой курицы, начал внимательно смотреть из каких секторов мироздания он клюет зерна. Естественно рябой петушок не захотел клевать зерна горчицы, а прорицатель уже тут как тут, сдела себе пометку. Из сектора № 5 буква К, из сектора № 9 буква А, из 10 сектора буква М, из 13 буква П, из 17 буква А.
-Ну что там? - торопил его тиран.
-Уже скоро, - заверил его прорицатель, - осталось уточнить кой какие детали.
Встав на одну ножку, прорицатель Бронх начал прыгать в этом круге, вначале на одной ножке против часовой стрелки, а затем по часовой стрелкой, но уже на двух ногах, при этом он не забывал замечать, где он стал двумя ногами, где одной. По всему выходило, что на буквах С и Е он стал одной ногой, а на буквах Р и Д двумя, тоже самое произошло с буквами Ц и Е.
-Ну что там, - торопил его Крон, - прояснилось или нет?
-Еще как проснилось, - указал он на открывшиеся ему знаки, и тутже принялся обьяснять их значение. - Исходя из различных чисел, и сопоставляя эти числа например с…. с учетверенной двадцаткой, а затем умножив эту сумму на…..на трижды удесятеренную двойку, получим сумму равную…
-Все, все хватит. - замахал руками Крон. – Хватит, Гак, Мак, Брак, дурить мне голову своими расчетами, она у меня и без тебя дурная, говори, что нужно делать и проваливай отсюда, по-добру, по-здорову.
Прорицатель покорно, склоня голову, ответил:
-если говорить кратко, тогда делай вот так, и сильно ударил по ослиной голове кулаком, - отчего та рассыпалась на части. - Нанеси врагам сильный удар, и ты победишь.
- Я уже сотни раз наносил именно такой удар, Гак, Мак, Брак им в печенку, - ругнулся тиран, - да все бестолку, как будто небеса от меня отвернулись.
-Тогда тебе нужно изменить свою личину до неузнаваемости, ибо беды и несчастья так сильно приклеялись к твоему прежнему телу, что никакая, казалось бы, самая совершенная мантия не способна изгнать их оттуда, - советовал прорицатель.
- Если это все, тогда проваливай, - молвил Крон, которому, честно говоря, совершенно не хотелось расставаться с прежним обличаем.
Раздасадованый от услышаного, он хотел приказать стереть прорицателя в порошок, но передумал, ибо тот буквально ошарашил его следующим известием.
-Это еще не все, смотри. Вот зерна, которые склевал рябой петушок, а вот те, которые он не тронул, и если сложить склеванные зерна с теми, которые остались, а затем разложить все это по буквам. Выходит, что для окончательной и бесповоротной победы…. Нужно принести в жертву нетленное сердце демоницы, по имени К А М П А, но кто она и где ее искать, я не знаю, - молвил прорицатель, на всякий случай пугаясь сказанных слов.
От такого ответа Крон даже опешил, стоял молча, переваривая информацию, а когда дар речи снова вернулся к нему, он, еще не веря услышанному, изрек.
-Но ведь Кампа умерла еще в позапрошлом веке.
-Я не знаю, кто такая Кампа, - оправдывался прорицатель таким голосом, как будто умолял пощадить его жизнь, - но по-всему выходит, что власть этого мира находится в руках того, кто будет обладать её нетленным сердцем.
Нельзя передать всю ту бурю эмоций и глубинных чувств, исказивших лицо Крона, мертвецки синюшная кожа лица и отрешенный взгляд говорили о том, что чувства переполняли его до краев.
-Убирайся! - подтолкнул Бронха в бок Сабскаба, который лучше других знал, о ком идет речь, вручив ему тугой кошель с деньгами, начал спроваживать на улицу.
-И еще, - добавил прорицатель, уже стоя в дверях, - нетленное сердце демоницы, по-имени Кампа, нужно принести в жерту божеству огня, - и растворился, будто его никогда и не было.
-Я никого не хочу видеть, - заявил Крон, плотно прикрыв за собою тяжелую дверь из воспоминаний. - Убить Кампу! Убить Кампу! - твердил он себе, раз за разом, и пугался сказанных слов. - Но ведь это предательство к тому прекрасному и светлому чувству, которое еще не выветрелось из моей души. Сколько веков я берег и прятал от посторонних глаз это светлое чувство, оставаясь в сущности однолюбом, - оправдывался он пред самим собою, и тутже принимался убеждать себя в обратном. - Кампу давно уже пора убить, ибо она всю жизнь преследует меня своими щепетильными воспоминаниями. Правильно, - соглашался он с доводами, раз и навсегда вырвать из своего сердца эту заплесневевшую любовь и делу конец, но при этих словах его сердце дрожало, и в нем разливалась боль и горький на вкус холод, исходящий от этой боли.
Он не ожидал, что окажется перед таким страшным выбором убийства своей единственной любви. Сколько раз он пытался убедить себя, что больше не любит её, ненавидит, презирает. И чем больше убеждал себя, тем больше осознавал, что это неправда, что он обманывает себя, и эта ложь вызывала в его душе новую волну боли и холода.
-Неужели эта давняя, почти забытая любовь, способна затмить мой разум? - задавал он себе вопрос, искал, и не находил ответа. - Неужели… -копался он в своих чувствах, а находил лишь воспоминания, и эти воспоминания всплывали особенно ярко, как в первый раз их встречи.
На миг ему показалось, что быстрокрылые тени прошлого закружил его в водовороте воспоминаний, и он снова оказался в том сказочном лесу, полным свирепых ящеров, и демонице Кампе, свалившейся ему буквально с неба. Будто весенний дождь, с неба паря и кружась, сыпались листья, цветы и лепестки одуванчика, которые призрачно искрясь в лучах солнечного света, буквально вскружили ему голову. Это было незабываемое зрелище, дождь из искр, блестков всех цветов радуги и какого-то дивного аромата, который источала прекрасная девушка, по имени Кампа. А затем, спасая девушку, ему пришлось броситься в пучину водопада, чудовищное течение подхватило их тела и выбросило в бездну водопада. Крон любил летать. В этом бренном мире нет ничего, что могло бы сравниться с прелестью полета, отрываешься от земли и летишь в полной невесомости среди мириады радужных частичек воды, преступив черту между жизнью и смертью. Эти секунды полета растягиваются до бесконечности, переполняя тело экстатическим откровением. А затем удар о толщу бурлящей, клокочущей, пенной воды и плен грозной стихии. Неуправляемое тело крутило, швыряло, бросало. Чудом было уже то, что он и девушка остались живы. Вот было времячко, вспоминал он прошлое, я был молод, она молода, и прекрасное чувство влюбленности, вспыхнувшее в наших сердцах. Он вспоминал ее образ. Вспоминал ее пленительную красоту и черты лица, лишеннные классической правильности. Смотрел и не мог понять, в чем заключалась эта неправильность, что порождает эту странность, притягивающую взор. Всматривался в очертание высокого лба, он был безупречен. Разглядывал блестящие, извивающиеся локоны пышных волос, завитых природой в змеиные кудри. Смотрел на тонкоочерченный нос с чуть заметным намеком на орлиный изгиб. Вглядывался в тонкий завиток ее рта, ажурный вираж короткой верхней губы, тихую истому нижней. Удивлялся величию её глаз, соразмерностью превосходящих любые другие глаза. Воистину, ни одна красавица мира не могла соперничать с нею, ведь Кампа была, есть и будет его единственной и неповторимой любовью, в которую он влюбился с первого взгляда, и которую хранил в своем сердце столько веков. Он так увлекся своими воспоминаниями, что теперь с трудом воспринимал действительность. А предательская боль все сильнее и сильнее разливалась в теле, пронзая внутренности холодом и жгучей истомой. Сердце, его большое и пламенное сердце, так сильно билось в груди, что на миг показалось, оно вот-вот выскочит наружу. Пришлось даже придержать грудь рукой, и тут до его сознания дошло, что ладонь сжимает нательный медальен с её портретом. Достав из складок одежды коробочку сандалового дерева, инкрустированную златом и драгоценными камнями, нажал кнопочку, пружина откинула крышку, и его взору открылся портрет Кампы, написанный им самим по-памяти.
-Любовь моя!
С огромной нежностью прикоснулся он к нему губами.
-Моя ненаглядная, - шептал он, раз за разом целуя миниатюрный портрет, который послужил образцом для изваяния величайшей статуи всех времен и народов.
-Да, да и еще раз да, - именно с Кампы он срисовал портрет крылатой богини Сехмет. - Хотя многие наивные болваны полагают, что в Египте стоит богиня Сехмет, ха-ха-ха, как бы не так, - рассмеялся он своей собственной шутке. -Так могут думать только дурни иные, только я знаю, что это моя ненаглядная Кампа, - всматривался он в её облик, жадно пожирая глазами ту, которую любил больше всех на свете. - Боже правый и левый, как же она прекрасна. Боже милостивый и милосердный, до чего она хороша, - повторял он раз за разом, целуя портрет любимой.
А запах, этот божественный запах, исходящий от душистой древесины был точь в точь такой же, каким пахла она, его единственная любовь, которую он пронес сквозь века. Дивное благоухание, исходящие от ее тела, было подобно медоносному цветку, способному выработывать дивный, чарующий запах амбры и мускуса.
- Кампа, - в сотый, в тысячный раз повторял он имя своей возлюбленной, нежно касаясь портрета губами, пожирал его глазами, будто прощался на веки.
От долгово всматривания в лицо Кампы, её образ начинал оживать, образ лица искажался, контуры глаз сужались, змеиные волосы шевелились.
- Нет, только не это, - твердил он себе, пытаясь собрать воедино воспаленное воображение, вновь всматривался в портрет и снова пугался изменениям, происходящим с её лицом.
Чуть отвернешь портрет в сторону и кажется, она улыбается, глаза ее искрятся добротой и светом. Но стоит чуть-чуть отвести руку, и новая перемена искажает ее лик, глаза смотрять исподлобья, брови нахмурены и даже волосы шипят и скалят свои ядовитые жала. А один раз ему показалось, что Кампа, повернув голову в его сторону, расширила очи и, пронзив его взглядом, сумела дотянуться до самых отдаленных уголков его души. Этот истомный, все пожирающий взгляд буквально окунул его в море страстной и все поглощающей любви к ней.
-Нет! Нет! Этого не может быть, - твердил он себе, отбросив портрет, и правда, со стороны все это могло показаться нереальным и одновременно пугающим. - Неужели я схожу с ума, - анализировал он свое состояние, и кровь бурлила в его жилах с каждым ударом сердца, выбивая ее имя.
Кампа, стучало у него в висках. Кампа, пульсировало в его венах, и от этого ему казалось, что имя Кампа заполнило его мозг, сознание и душу. Кампа была всем. Кампа значила все, и даже его жизнь вертелась вокруг Кампы. И пусть он не афишировал свои высокие чувства. Никогда не показывал их открыто, но в душе всегда любил ее одну, надеясь после своей смерти соединиться с нею в ином, потустороннем мире. А теперь ему прийдется не только втоптать в грязь свои высокие чувства, так еще и вырвать из груди сердце Кампы – тот самый орган, который был буквально переполнен нежной и трепетной любви к нему. От этих жестоких мыслей ему становилось омерзительно холодно. Зябкое чувство отвратительной безысходности разползлось телом, поражая органы и буквально выворачивая суставы на изнанку. Зябкая ломота лихорадила тело и на миг ему показалось, что он сам стал меняться, да, да именно меняться, превращаясь во что-то мерзское и скользское.
- Пусть так, - твердил он самому себе, даже не пытаясь остановить процес перевоплощений. - Мне надо превратиться во что-то другое, обрести новое тело, а с ним выбросить из головы ту, которую я люблю больше всех на свете. И убить её, - добавлял какой-то не вполне осознанный голос, исходящий из глубин самосознания. – Нет, - все еще не веря услышанному, твердил он себе. - Убей ее, - стоял на своем внутренний голос, - убийца. Нет, нет, - отмахивался он в пустоту, как будто пред ним стояли сотни тысяч, - убей, убей, убей. Убей ее, убей, - брал верх внутренний голос, отвечая на сотни, - Нет, - тысячами. - Да.
И с каждым разом, что он пытался возражать, силы все больше и больше оставляли его тело. С каждым новым «нет», ему становилось только хуже. Волны неудержимого холода испепеляли внутренности, кровь стыла в жилах, руки зябли, пальцы как-то сами по себе разжались, и портрет Кампы выскользнув из рук, упал на стол.
-Ой! - воскликнул он, пугаясь, что сделел ей больно, как будто и не портрет то был вовсе, а живое, одухотворенное существо.
- Прости меня, любимая, - шептал он нежно, касаясь портрета рукой, смотрел, пытаясь по едва уловимым приметам определить, гневается она или нет.
Но к счастью даже теперь, сквозь толстый слой лака и краски она по-прежнему смотрела в этот мир глазами полными любви и, казалось, шептала: «Я твоя вечная и единственная любовь». От всего этого у кого хочешь в мозгу может случиться завихрение, и Крон не стал исключением, его голова как-то сама по себе склонилась к столу, и он некоторое время сидел, прислонившись лбом к портрету, ощущая, как все его тело, до мельчайшей клеточки вибрирует холодной, нервной дрожью. Пытаясь хоть как-то согреться, он кутался в одеяла воспоминаний, сотканных из радужного прошлого, но по-прежнему зяб и содрогался в иступляющей сознание лихорадке.
-Да, я убью свою любовь. Да, я вырву ее из своего сердца, - твердил он в пол голоса, - но клянусь, она погибнет не зря, ибо эта жертва сохранит мое господство над миром и жизнями сотен тысяч демоносов. Мне нужно ее сердце, - убеждал он себя. - Мне нужно ее сердце, - твердил он себе, раз за разом содрогаясь от нервного холода.