КАМПА-ДОПОТОПНАЯ СКАЗКА. 4 часть

- Как чудесны твои глаза! Как сладки уста! Ни у полевых цветов, ни у душистых трав нет такого дивного аромата! Но целовать её я боюсь, сладкий поцелуй ранит моё сердце, и как хмельной мед в безумие ввергает. Да и боюсь я своим поцелуем потревожить её сладкий сон. Ах уж эти болтуны-кузнечики! Громким своим срекотанием, тревожат сон моей ненаглядной Метиды. И вы, проказники козлы, стучите рогами о ветви деревьев, о волки, вы трусливей лисиц, отчего вы их до сих пор не похитили.

Когда он так шептал, склонившись над спящей, один кузнечик, спасаясь от ласточки, вознамерившейся его поймать, вскочил к Метиде на грудь, а ласточка, преследуя его, схватить не смогла, но гонясь за ним, близко так пролетела, что крылышком щеку спящей задела. Она же не понимая, что случилось, с громким вскриком пробудилась от сна. Заметив ласточку, все еще близко порхавшую, и видя, что Зевс смеется над её испугом, она успокоилась и стала протирать все еще сонные глаза. Тут кузнечик запел на её груди, запутавшись в складках одежды, как будто благодарность за спасение свое приносил. И вновь громко вскрикнула девушка, а Зевс опять засмеялся, и под этим предлогом руки на грудь ей положил и кузнечика вынул. Он даже в руке у него петь продолжал, а Метида его ладонь в свои руки взяла, поцеловала и к своей груди прижала крепко. Будто что-то толкнуло Зевса к ней, и он, осмелев, поцеловал девушку в губы, и она не оттолкнула его рук, крепче к себе прижимала. Миг упоительного счастья соединил их уста в сладостном поцелуе, руки упивались наслаждением, прикасаясь друг к другу. И в этот миг счастья, узнали они то, что во сне им являлось. До самого позднего вечера осыпал пылкий влюбленный девушку поцелуями на страстном ложе любви, а когда стало темнеть, погнали они свои стада домой, сгорая от желания, чтобы быстрей ночь миновала, и они вновь испытали те незабываемые минуты счастья. Шли домой и не знали, что в их размеренную, счастливую жизнь вмешались силы зла, и великие беды надвигаются на их благословенный остров Крит.

Венценосный наследник Загрей

А началось все с того, что тиран Крон, заподозрив, что жена Рея подсунула ему вместо яйца-Омфала с венценосным наследником Загреем обкновенный камень, буквально вскипел негодованием. И правда, к таким подозрениям у него было достаточно причин. Дело в том, что прошло уже довольно таки много времени, а из яйца-Омфала никто не проклюнулся, а тут еще как на зло пропала любовница Шакархава, и как ему удалось выяснить, она отправилась именно на поиски уже рожденного младенца. Любыми путями Крон пытался узнать, где царица может прятать наследника. Глазастые ищейки: Азаес с Бриарем перевернули весь Ирий, прощупали всю Гардарику, но так ничего и не выяснили. Единственное что удалось узнать, царица Рея часто посылала плоды божественной Амбросии с голубиной почтой, и эти голуби летели в сторону Средиземного моря. Как не старались глазастые ищейки, Азаес и Бриарей, проследить куда летели голуби, ничего у них не вышло, их след терялся где-то в районе островов: Хиос, Инусы, Псара, Самос, Киклады… По непроверенным сведениям где-то в этом районе пропала и демоница Шакархава, все это наводило на смутные предположения и догадки. Вот и решил Крон лично произвести тщательное расследование и по-возможности отыскать малолетнего божича Загрея. Прикинувшись рыбаком на отдыхе, охотником на досуге, он в сопровожденнии своих самых преданных слуг, на небольшом корабле, отправился отдохнуть и все выяснить. А чтобы его мероприятие осталось в тайне, он всю свою челядь и воинов держал от себя по-дальше. На растоянии пол дня пути, за ними по пятам, так на всякий случай, двигались две галеры стражников. На одной из них плыл Феникс, при нем как всегда находились верные стражи гарпии и Сабскаба.

Дело в том, что Фениксу все время не здоровилось, со дня-на день он готовился переродиться, это происходило с периодичностью три раза в тысячелетие. Каждые 300 лет Феникс входил в священное огнище, сжигал свое оперенье, менял шкуру, а затем снова возрождался из пепла, в том обличии, в каком хотел, но чаще он являлся в этот мир в птичьем обличии. Вот и теперь тело его все время зудело и трескалось, а перья те просто отваливались, жалко было смотреть на мучающегося Феникса. Чтобы хоть как-то облегчить страдания больного, Крон приставил к нему Сабскабу. Осмотрев острова Сиос и Хиос, корабль Крона прибыл на остров Кос, там по его сведениям проживал некий Агрон, который на отрез отказывался почитать тирана Крона за бога. Он и дочерей своих, Биссу и Меропиду, приучил поклоняться старым богам: матери земли Гее и богу неба Урану. Чтобы проверить так ли это, Крон и его свита явились к нему инкогнито в пастушьей одежде. Агрон же высказал жутчайшую ересь, он на все лады поносил режим узурпатора престола и его тиранию, дескать, за покойного отца Урана в стране был золотой век, а теперь, пху, сплюнул на пол бунтарь Аргон. И даже тогда, когда Крон открыл ему свое истинное обличие, Агрон вместо того, чтобы покаяться, набросился на тирана с вертелом в руках. Пришлось Агрона и его дочерей превратить в птиц. Меропиду - в сову. Биссу - в чайку. Самого бунтаря Агрона - в птичку ржанку, но это для других. На самом деле их смерть была куда более чудовищной.

Устав от забот и видя, что его отпуск превращается в деловую поездку, Крон отправился повеселиться и поохотиться на остров Крит. Теплый и ласковый ветер Зефир был им в попутчики, и они неспешно плыли, огибая остров с юга. Мимо скалистых берегов, густо облепленных бедными хижинами и богатыми строениями зажиточных демоносов. Мимо полей и фруктовых садов, которые круто спускались к морю.

-Боже какая красота, - любовался он прекрасными садами, рощами, да высокими горами, поросшими густыми лесами, все это вместе было прекрасным местом для увеселений и отдыха.

Как чудно, думал Крон с содроганием, осматривая открывающийся остров, а ведь на этом самом месте был когда-то огромный материк Родос, покоящийся на жидком ядре из кипящих металлов: злато, серебро, орихолк и медные руды чуть не сами давались в руки. А сколько здесь было добыто тяжелого металла Урания, им же можно было перевернуть весь мир, а теперь больно смотреть на этот жалкий осколок техногенной катастрофы.

-Наверное, всему виной добыча тяжелого металла, - вставил свои пять Сабскаба, которому надоела роль няньки при больном Фениксе, и он при первой же возможности перебрался к хозяину на корабль.

- А ты откуда занешь, о чем я думаю, - удивленно вопрошал Крон.

- Тут не нужно быть колдуном, чтобы догадаться, отчего произошла вся эта чудовищная трагедия, если бы не та роковая случайность, не было б и взрыва!!!! А так от кипящего жизнью края, осталась лишь цепочка островов, некогда бывших вершинами самых высоких гор, ставших убежищем последних обитателей погибшего материка Родос.

-Да, - согласился Крон, - вот было время, не то что сейчас. Люди тут были рабами, а демоносы их полноправными господами, и никому даже в голову не могло прийти иное, а теперь они уживаются вместе, живут в мире, может даже дружат, кто их там разберет, что у них на уме.

После того, как оскудели земли ойКумены, ему, как правителю новой формации, пришлось на многое закрыть глаза, и даже, поступившись принципами демонизма и человеконенависничества, уравнять в правах людей с демоносами. Это дало возможность снова обжить и возродить пустующие острова, среди которых настоящей жемчужиной был красавец Крит. Так размышляя над прошлым, они прошли вдоль острова, иногда причаливая к берегу, старались держаться неузнанными, охотились, рыбачили. Привязав к длинным тростинкам крючки на тонкой льняной леске, рыб удили, что водились меж камней. То сетями или собаками зайцев травили. Занимались они и ловлей птиц, брали силками диких гусей, уток, дроф, так что их забавы доставляли им и пользу большую. Если же им чего не хватало, брали у местных жителей, платя им больше цены. Крон денег не жалел, надеясь подкупить к себе расположение местных Критян. А нужно им было не много: хлеб свежий, мед молодой, сладкий, да ночлег пристойный, ибо ночлег на корабле они считали небезопасным, опасаясь штормов. Но и корабль свой на берег вытаскивать ленились, привязав веревкой к камню или дереву, отправлялись спать на постоялый двор. И так уж случилось, что кто-то из местных крестьян, нуждаясь в веревке, ночью пробрался на берег моря, подошел к кораблю, оставленному без охраны, отвязав крепкий канат, отнес его домой, и на что хотел, на то и употребил. На уторо путешественники обнаружили пропажу столь необходимой на корабле оснастки, разозлились. Обнажив свои мечи, взялись за розыск каната, а так как никто не хотел в воровстве сознаваться, никого убивать не стали, а только малость попинав местных крестьян ногами, поплыли дальше. Проплыв вдоль берега, они решили причалить недалеко от тех мест, где Зевс и Метида пасли свои стада, эти гористые леса им показалась подходящим местом для охоты на зайцев. Но так как веревки у них не было, чтобы корабль на причал поставить, Крон заставил Сабскабу свить длинную зеленую лозу в виде веревки и привязать ею корабль к одиноко стоящему дереву. Сойдя на берег, они спустили с цепи собак, чтобы те погнали зайцев к сетям, которые они расставили на тропах. Собаки, с громким лаем повсюду разбежавшись, перепугали коз зевсового стада, которые покинув горные луга, побежали к морю. Но здесь, на голом песке, козам есть было нечего, и они сьели зеленую лозу, которой корабль был к берегу привязан. А в этот день море было не спокойным, так как с горы Дикты тянуло ветерком, и волна за волной, набегая прибоем, подхватила корабль, стоявший без привязи, и унесла в открытое море. Ветерок крепчал, корабль быстро и неудержимо уносило течением, а Крон с Сабскабою, даже не подозревая о том, что случилось, продолжали свои забавы.

А случилось так, что в этот самый день пастух, по имени Пан, в Метиду влюбленный, потерпев крушение своих надежд, решил овладеть девушкой, когда она будет одна. Выследив, что они по-очереди гоняют стада на водопой, один день Зевс, другой Метида, коварную придумал хитрость, какая больше к лицу горделивому демоносу. Взял шкуру старого волка, которого бык запорол рогами коров, защищая, натянул её на себя, спустив по спине до пят, передними лапами он покрыл свои руки, задними ноги до самых копыт, а на голову натянул волчью морду с разинутой пастью. Нарядившись на сколько возможно в дикого зверя, Пан пошел к ручью, куда после пастбища шли козы и овцы на водопой. В глубоком овраге был спрятан этот источник, все место вокруг него густо поросло диким акантом, шиповником, можжевельником, чертополохом и низкорослою ежевикой, в такой засаде легко было скрыться и настоящему волку. Спрятавшись там, стал поджидать, когда наступит пора водопоя, надеясь, что испуганная Метида легко попадет в его руки. Затаился волк, и ждет свою добычу.

А тем временем, увлеченные охотой загонщики, расставив сети на тропах, которые им показались для этого больше всего подходящими, преследовали добычу. Собаки с громким лаем повсюду бегали, загоняя дичь в сети, а Крон, у которого в это утро было на редкость игривое настроение, бежал тропою, искал дичь не хуже гончих псов, а те бежали, как всегда принюхиваясь чутко. Почуяв Пана, который в кустах шевельнулся, собаки с громким лаем бросились на добычу, словно на настоящего волка, окружив его, стали рвать волчью шкуру. Пан, не ожидавший такого поворота, сидел молча, не шевелясь, а собаки, не встретив сопротивления, распалились, прийдя в ярость. Крон, прибежавший на лай, увидел собачью свалку, грызущую волка, выхватил свой меч, готовясь вонзить его в хищника. Тут уж Пан, увидя над собой меч занесенный, выскочил из волчьей шкуры и громко закричал, умоляя о пощаде. Собаки шкуру стащив, рвали её на части, а Крон стоял в оцепенении, казалось бы, вот она добыча, волк-хищник, и вдруг такая перемена-маскарад. Смотрел на козлорогого демоноса, вылезшего из под волчьей шкуры и думал. А вдруг это засада, хитро спланированный заговор, покушение на мою жизнь, раз за разом вертелось у него в голове. До чего не додумаешься и за час, до того можно додуматься в один миг. Опасность, засада, стрелой пронзило его сознание. У бедняги Пана еще оставался небольшой шанс, остаться в живых, и после долгих пыток и дознаний быть прощенным, если бы не крик громовым раскатом пронесшийся над лесом. Сабскаба трубил в охотничий рог и кричал.

-Измена ! Враги похители наш корабль.

В этот самый миг, меч, не зная пощады, вонзился в тело Пана, окрасив кровью сырую землю. Окликнув собак зовом привычным, Крон сразу их угомонил и бросился к берегу моря, узнать, что там произошло. Охота прекратилась, рога трубили общий сбор, предупреждая об опасности.

Зевс в это время, ничего о происходящем не зная, резал молодые побеги на корм козлятам. Когда же чаща огласилась трубным гласом, он стал прислушиваться, и услышал крики, звуки рогов и лай собачей своры. В это же самое время, Метида гнала своих овец к водопою и услышала, что в кустах лавра кто-то стонет и слабо зовет на помощь. Бросив своих овец, она бегом побежала на зов и увидела раннего Пана. Он же лежал страшно израненный и едва дышал, кровью обливаясь. Увидев девушку, он на минуту вспыхнул пламенем прежней любви и к ней обратился.

- Скоро - молвил он слабеющим голосом, - уже не будет меня в живых. Злодеи–разбойники меня словно быка зарезали. Знай же, люблю я тебя больше жизни, а ты пока я еще жив, меня поцелуй. А умру, слезу пролей.

Так сказав, поцеловала его Метида прощальным поцелуем, и вместе с тем поцелуем он очи закрыл, потеряв сознание. Зевс же, на зов бежавший, лицом к лицу с разбойником столкнулся, в руках у злодея была семижильная плеть, а Зевс безоружен, и не долго думая, он бросился в заросли к морю. Где ему встретился новый разбойник ещё, хищно оскалив острые зубы, он бросился на Зевса с перепачканным кровью мечом.

- Хватайте злодея! - вопил разбойник, - атуй его, атуй! - кричал он собакам.

Собаки, разогнавшие быков Пана, послушные зову хозяина, бросились на Зевса как на добычу, намереваясь разорвать его на месте. И тому ничего не оставалось, как только броситься со скалы в море и спасаться в плавь. Крон было погнался за ним, размахивая мечем, но у моря остановился, ведь был он поясом опоясан, в чешуйчатый полупанцырь затянут, а голени до половины наколенниками стиснуты. Зевс же был босой, ведь стадо он пас на лугу и почти без одежды. В воде оказавшись, он свою одежду скинув, отплыл далеко от берега и выбрался меж скал в укромном месте. Выйдя на берег, он со всех ног бросился разыскивать Метиду, а та у ручья оплакивала окровавленного Пана. Увидев Зевса, она на грудь ему бросилась и, заливаясь слезами, рассказала, как она услышала зов Пана, и о том что раненный лежит без сознания. Ни Зевс, ни Метида не имели ни малейшего представления, как оказать раненному первую медицинскую помощь, вот и решили они, обратиться за помощью к нимфам, ведь и Пан им был не чужой. Раненного, они для омовения к нимфам в пещеру принесли, стали тело его от крови водой ключевой омывать, и к каждой ранке подорожник и мяту прикладывать. Забылся сном Пан, а они стояли над ним перепачканные кровью и радовались, что он живет и дышит. А затем собрав цветы, что у той пещеры росли, они венками статуи нимф украсили, излечить больного просили.

-Измена, кругом враги, Гак, Мак, Брак! - орал не своим голосом тиран Крон, - мой корабль украли, лес так и кишит переодетыми разбойниками.

-Я лично видел дюжину злодеев, - вставил свои пять Сабскаба, - но мне здается их тут горазда больше, чем кажется.

И правда, то в той, то в другой стороне слышались звуки свирели. Точно, это разбойники при помощи условных сигналов переговариваются меж собой. Поросшие густым лесом склоны горы Дикты так и кишат ими, в этом Крон был твердо уверен. Оставшись на берегу, они в лес решили не соваться, разожгли большой костер, выставили охрану и, в ожидании подмоги, жарили мясо, убив с десяток коз. День еще не успел склониться к закату, а к ним под всеми парусами примчало две галеры.

-О, великий повелитель! - вскричали в один голос верные слуги, - что случилось, где корабль?

-Измена, - отвечал Крон, указывая на окрестные леса, - там засела банда разбойников, им нет счета, они везде и всюду.

За те несколько минут позора, что ему пришлось пережить, возможно даже по вине простых пастухов, он правды слугам решил не рассказывать, чтобы над ним не вздумали насмехаться, а наплел с три короба.

-Одного из заговорщиков я пронзил на месте, вспоров ему брюхо, второй злодей скрылся в море, еще с десяток головорезов прячется в этих горах.

- А где ваш корабль? - интересовались слуги.

-Вот, - показывал он, обгрызенную веревку, - все что осталось от корабля. Приказываю! Наказать всех жителей близ лежащих селений повинных в разбое, заговоре и похищеннии корабля.

Но к большому огорчению тирана день клонился к закату, опасаясь терактов да ночных вылазок противника, они, собрав свое имущество и жаренную козлятину, отплыли от берега, и ночь провели на веслах, выставив усиленные посты. Им повезло, хоть и было весеннее время, не предсказуемое своею погодой, но море было спокойным, только на один миг оно как будто вспенилось и в небе блеснула молния, ударил гром, но тутже все стихло.

-Что там происхоит? - интересовался Крон, высунув голову из под одеяла.

-Ничего страшного, - успокоил его верный Сабскаба, - далекий раскат грома.

-Тушите свет, - приказал тиран, позёвывая, повернулся на бочек и тутже сладко заснул, похрапывая.

А зря, если бы он знал, что скрывалось за громом да молнией, никогда бы не уснул. Но мы то знаем, что на другом краю земли, между горами Арзынян и Арзыгун, там где находится могила бога Урана, случилось землетрясение, всколыхнулась земля, раскололись горы, обнажая бездонные пропасти. С грохотом лопались и отрывались от гранитной скалы вековые корни, и в тотже час, мировой Ясень, древо, которое выросло из божьего тела, шевельнулось. Дерево дрожало, это наростающее напряжение в самой кроне возродило давно забытое чувство–боль, от которой очнулась божья душа. Волна дрожи пробежала по необьятной кроне, движение соков усилилось, прогоняя эйфоричное забытие. Долго дремавшая мощь просыпалась, стряхивая с могучих ветвей дремоту. И вот настал тот миг, когда мировой Ясень, задрожав телом, треснул. Широкая трещина, будто глубокий шрам, расколола древесину а от туда, будто из куколки, выпорхнула розовопестрая бабочка. То душа бога Урана, выйдя из вековой неподвижности, освещала наш бренный мир своим венценосным сиянием. И в тотже миг, ясные звезды, слетев с небосвода, опустили над ним свой златоглавый венец, так радела его явленью бирюзовая ночь с ясноликой луною. А он, раскинув руки от истока до края земли, парил над миром, иссияя ярким блеском неизреченного света, который во век не убавить. Лицезрел этот мир своими бездонными очами, которых невозможно представить. И лишь только жалкий слепец не узрел в ту ночь явление вечносущего бога.

Шаровая молния

С рассветом, посадив солдат в лодки, Сабскаба взмахнув своей семижильной плетью, дал сигнал к штурму логова разбойников, сам же он неотлучно находился при тиране, который наблюдал за происходящим, наслаждаясь первым завтраком. Воины с ужасающими криками и гиканьем бросились выполнять приказ, множество скота, множество головок сыра, зерна и меда награбили они, снося все это добро на галеру, отчего та глубоко погрузилась в воду. От их рук погибло много людей и демоносов, пытавшихся защитить свое добро, немало их было доставлено на берег моря, где их лично допрашивал Крон. А у Сабскабы работы было еще больше, его семижильная плеть, не зная отдыха, трудилась без передышки. Ближе к полудню, согнав свою злость на ни в чем неповинных жителях, большинство из которых были убиты, тиран немного успокоился и, решив отобедать, приказал подавать первое, второе, третье и четвертое блюдо. Когда он нервничал, в нем всегда просыпался голодный хищник, а уж аппетит у хищников сами знаете какой. Сабскаба тоже не отказался перекусить на свежем воздухе, тем более, что воины, грабившие местное население, то и дело тащили туда добычу, какая им подвернулась под руку: быков Пана, коз Зевса, овец Метиды и прочую пернатую живность. А где же спросите вы Зевс и Метида, куда они подевались, может, погибли от разбойничьего меча или нашли упокоение на дне морском. Нет! Слава всех высшему Хаосу, с ними никакой беды не приключилось, все это время они неотлучно находились при раненном Пане. Затаившись в пещере, они укрылись за каменным изваянием нимф, ожидали, когда разбойники прекратят грабеж и уплывут с острова. Крон тем временем сытно отобедал, умяв чуть ли не целого быка, дюжину головок сыра вприкуску с жареным хлебом, запил все это молодым незрелым вином, медом и кислым овечьим молоком. А когда насытился, набил карманы яблоками, решил в компании Сабскабы прогуляться, посмотреть, кого он вчера пронзил своим мечом. Пробираясь лесными тропами, они неспешна осматривали окрестности, и не заметили, как углубившись в лесную чащу, подошел к пещере нимф, в которой прятались Зевс, Метида и раненный Пан. Крон, как и подобает тирану, шел первым, дорога, ведущая в гору, давалась ему не легко, а чувство опасности придавало остроту ощущений, то сжимая, то раздувая кишечник, а тот сопротивлялся, урчал, бурчал и потрескивал. Сабскаба тоже, предчувствуя опасность, все время оглядывался по сторонам, присматривался к кустам, принюхивался и не мог понять, что это так подозрительно потрескивает. Про себя он рассуждал приблизительно так, кто бы это мог пускать такие душистые ветры, не иначе злодеи пытаются отравить окружающую среду обитания, и тогда его лицо становилось решительным, а рука еще крепче сжимала семижильную плеть. Горная тропа шаг за шагом привела их к пещере нимф, а там, в полумраке подземелья, происходили дивные вещи. Белое пятно солнечного света, который едва освещал полумрак пещеры, в один миг взяло и померкло, как будто его озарила вспышка яркого света. Огненное пятно, сотканное из природного электричества, окрыленное пестротропными крыльями какое-то время неподвижно висело у входа в пещеру, а затем, подхваченное слабым дуновеньем ветра, влетело внутрь.

-Осторожно, это шаровая молния! - только и успел молвить Зевс, прижимая к себе Метиду.

Им, выросшим в горах, не раз приходилось наблюдать это грозное природное явление, бывали случаи, от шаровой молнии гибли люди и животные, вспыхивали дома и деревья. И вот теперь, оказавшись с нею в тесном помещении, они стояли, чуть дыша, в тайне надеясь, что она не причинит им вреда. А та, будто живая, потрескивая разрядами электричества, неспешно кружилась над ними, наполняя пространство пещеры сотней мельчайших частиц света, которые, подобно стае светлячков мерцающих в ночи, кружились в воздухе и падали наземь, сгорая. Это было незабываемое зрелище, дождь из всех цветов радуги и какого-то дивного, таинственного аромата, который просто сводил с ума. Казалось, шаровая молния изучает их, присматриваясь к каждому в отдельности. Покружив над раненным Паном, она, подобно жужжащей пчеле, неспешно подлетела к Метиде, сделав круг у её лица, устремилась к Зевсу. Некоторое время она неподвижно висела в воздухе, присматривалась к нему взглядом исполненных очей, а затем, сжавшись в тугой комок, пронзила его грудь.

-Ой! - вскрикнул Зевс, хватаясь за сердце, будто какой-то яд его съедал, то дышал он часто и скоро, как будто гнался за ним кто-то, то вдруг начал задыхаться, как будто все свои силы истощил в беге.

Ведь был он еще молод, простодушен, испугался, думая, что его убило шаровой молнией, не понимая, что это божья душа деда Урана вселилась в его тело. Метида, которую, чуть-чуть, обожгло яркой вспышкой, тоже испугалась, но не слепоте своих глаз, а переменам, происходившим с её любимым. Прижавшись к нему, она всем своим естеством ощутила ту дрожь, которая сотрясает его тело.

-Ты жив? - трясла она за полы одежды ослепшего Зевса.

- Жив! Я жив, - отвечал юноша, сам до конца не понимая, что с ним происходит.

И правда, он весь вспыхнул ярким пламенем, земля ушла из-под ног, куда-то проваливаясь. И тут же в его глазах возникла голубая пелена, она, то сгущалась, то пульсировала в пространстве, переполненном ярким светом.

- Может, я умер? - мелькнуло в его голове. - Да, да я определенно мертв, но если я мертв, тогда почему я слышу свой голос, и он настолько силен, что его вибрацию ощущает каждая клеточка моего тела. Это наверное моя душа отделилась от тела и теперь разговаривает со мной. Но если я мертв, почему я вижу самого себя, будто откуда-то издали? Будто и не я сам стою посреди пещеры, прячась за изваяниями нимф. А кто-то другой, чужой и незнакомый прячется здесь от опасности, а я воспарил к небесам и оттуда наблюдаю за всем происходящим.

-Не бойся перемен в своем сознании, - шептал ему чей-то другой, незнакомый, но такой родной голос, - я теперь с тобой, и тебе нечего бояться.

-Кто ты? - спрашивал Зевс свое второе «Я». - Почему я тебя не знаю, может ты одна из нимф живущая в этой пещере, тогда почему я раньше не видел тебя.

-Я, божественная душа твоего деда Урана, - отвечало зеркальное отражение его души, - теперь мы всегда будем вместе, ведь мы с тобой одной крови.

-Нет, я определенно мертв, - не раскрывая рта, разговаривал сам с собою Зевс, - но тогда как же я могу разговаривать? Как могу ощущать свой собственный голос? Значит, я жив! Ведь только у живых есть разум, чтобы понимать и слышать слова. А может я и есть божество! Бестелесная оболочка умеющая мыслить и разговаривать.

-Не бойся своих мыслей, - отвечало ему зеркальное отражение его собственной души, - только душа и разум являются той созидающей гармонией природы, которая способна породить жизнь. Разум мертв, если не служит жизни, также и жизнь мертва без разума, только соединяясь воедино, они способны возродить жизнь.

Эти слова поразили сознание Зевса, и он, испугавшись услышанного, явственно ощутил падение души. Она, будто пушинка, попав в воздушный водоворот, покружив в поднебесье, вернулась в прежнее тело, наполняя его смыслом. И на миг ему показалось, что свое, родное, до боли знакомое тело, стало каким-то тесным и чужим. Душа не вмещалась в прежней оболочке, ведь теперь она стала огромной и сильной, она тужилась, раздвигая тугие жилы, растягивала упругие мышцы. И это был не сон, не призрачное видение, сотканное из пяти сутей небытия. Он явственно чувствовал, как трещит его плоть и растягивается шкура. Искры боли волнами прокатывались по телу, заставляя вибрировать кости, а сердце, казалось, вот-вот выскочит наружу. Когда через время сердечный ритм успокоился, память о боли выветрилась из сознания, и он снова обрел способность соображать, то услышал над собою знакомый голос. Это Метида продолжала дергать его за полы одежд.

- Что с тобою происходит? - интересовалась она, испугавшись переменам, произошедшим в его теле.

Голос девушки вернул его в чувства, и Зевс, еще слабо понимая, что с ним происходит, отвечал.

- Со мной все нормально, - оправдывался он, и сам не верил в то, что говорил, ибо явственно ощущал, что перемены в его теле были не только духовными, но физическими.

Взглянув на свои руки, он к своему большому удивлению обнаружил, что вместо ногтей появились тигриные когти, да и вся рука уже не принадлежит ему, прежнему, робкому юноше. Кожа покрылась драконьей чешуей, из-под которой торчали вывороченные суставы. Колени ног повернулись назад, а пятки, икры и ляжки выгнулись вперед. Такие ноги бывают только у драконов, мелькнуло у Зевса в голове. Да и сама голова стала другой, прямо у затылка вздулись жилистые мышцы, и каждый из них был подобен гребню, который бывает только у дракона.

-Что с тобою происходит, - спрашивала Метида, - посмотри на свое лицо?

- Как я могу увидеть свое лицо, - отвечал Зевс, ощупывая его руками.

Но даже то что он нащупал, испугало его даже больше, чем Метиду, ибо не видя свое отражение, оно казалось ему чудовищным. Одни только глаза чего стоили, их втянуло внутрь гигантского черепа да так, что даже дикому журавлю не выковырять их из впалых глазниц. Зубы, сплошь острые клыки. Волосы ветви боярышника, которыми заделывают дыру в изгороди.

-Неужели это я! - испугано воскликнул Зевс, и тут же испугался собственного голоса, ибо его можно было принять за рычание грозного льва, что напал на медведя.

За что мне все это, только и успел подумать он, и тут же внутренний голос, принадлежащий душе бога Урана, успокоил его тихим, ровным голосом.

- Не страшись своего нового обличия, оно дано тебе не навсегда. Страшись своего отца Крона, он разыскивает тебя, слышишь, вот приближаются его шаги.

И правда, снаружи уже слышались торопливые шаги, звон оружия и бряцанье доспехов.

-Это разбойники ищут нас, - шептала Метида, в страхе прижимаясь к Зевсу, который теперь больше напоминал дракона, чем человека.

-Эх, будь у меня оружие, а не этот пастуший ножик, я бы ни за что вот так не прятался. Если бы не было раненного Пана, можно было бы убежать отсюда, а так мы здесь, словно мыши в мышеловке, - рассуждал Зевс вслух.

-Смирись с неизбежным! - отвечал ему внутренний голос, принадлежащий богу Урану, - мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться. Лучше подумай, как врага ты встретишь, будь тверд и рассудителен в своих поступках.

Не поверив внутреннему голосу, Зевс судорожно осматривал пещеру, пытаясь отыскать хоть какое оружие, но кроме скромных даров нимфам, небольшого ножика да флейты Пана ничего не нашел. Всего лишь небольшой ножичек против меча, копья и щита, не равный поединок, а шаги слышны уже со всем рядом.

- Я буду сражаться, - твердо решил он, - пусть даже погибну, но врагам так просто не дамся. Буду бить их руками, царапать когтями, кусать зубами, - говорит он, и в его голосе чувствовалась уверенность.

-Лучше дважды подумай, - советует ему Метида, - стоит ли безоружному ввязываться в драку, может не тронут нас разбойники, а ты, не дожидаясь с их стороны агрессии, первым подтолкнешь к жестокости.

Так сражаться или нет, думал Зевс, рассуждая: если сражаться, тогда нужно первым броситься на врага, бить их, колоть, пока хватит сил. А если верно то, что говорит Метида, и я спровоцирую врагов к агрессии, мы наверняка погибнем от их оружия. Значит нужно бить первым, так сказать, нанести врагу упреждающий удар. Бить первым или не бить! Вот в чем вопрос? Словно белка в колесе крутилось у него в голове: «Бить или не бить?», хотел крикнуть он во весь голос, да только не смог, голос сорвался на полузвуке.

-Будь рассудительным и твердым, - шепчет ему Метида, еще крепче прижимаясь телом к его спине.

Долгожданная встреча

А в это самое время, тиран Крон от долгого хождения совершенно раструсил содержимое своего желудка, и право дело, там было чему забурлить и вспучиться. Предчувствуя, что вот-вот обделается, он тут же заметался в поисках укромного местечка, и остановил свой взор на небольшой пещерке, спрятавшейся среди лесной чащи.

Вот подходящее местечко, подумал он, и тут же приказал Сабскабе.

- А ну, мотнись и принеси мне подтирку, да помягче.

Тот с превеликой охотою подпрыгивая, то на одной, то на другой ноге ускакал выполнять приказание. А Крон, тем временем, ускорив шаг, устремился к заветной пещерке, где Зевс, терзаемый неразрешимой задачей: «Бить первым или не бить», с напряжением ожидал приближающейся развязки. Вот уже тень заслонила солнечный свет, вот уже слышна тяжелая поступь разбойников. «Так бить или не бить», в такт стуку сердца шепчут его губы. «Бить или не бить!», твердит он самому себе, и в этот самый миг, чудовище с лицом отвратительного дракона, заслонило собою проход пещеры, остановилось, привыкая к темноте. Едва освещенная пещера имела свой, присущий только ей запах, который исходил от обнаженных каменных стен, каменного пола, ручья и еще чего-то незнакомого. Крону никогда не нравился запах замкнутых помещений, и он стоял, принюхивался, не решаясь сделать шаг. Когда его глаза мало по малу привыкли к царящей темноте, он заметил в глубине пещеры какую-то громадную черную массу, сильнее втянув ноздрями воздух, он тут же учуял чужаков, стоял, пытался по запаху определить люди это или демоносы.

- Есть кто живой, отзовись! - грозно рычал, и эхо его голоса гулко отразилось от стен пещеры.

На его приказ никто не отозвался, но Крон был твердо уверен, что в пещере прячется по меньшей мере несколько разбойников.

-Кто здесь, - отвечай немедленно, - иначе я за себя не ручаюсь, - вытащил он свой остро отточенный меч.

А Зевс стоит, ни жив, ни мертв, и если бы не Метида, крепко прижавшаяся к его спине, он наверняка лишился бы чувств. Только животрепещущее сердце да учащенный пульс выстукивают. «Бить первым или не бить? Быть или не быть?»

- Так есть кто живой или нет? - переспросил Крон, всем своим нутром чувствуя, что в пещере скрывается кто-то огромный и страшный.

В это самое время, слабый свет, едва пробивающийся в пещеру, заслонила еще одна тень, это вернулся Сабскаба с тугим мешком, полным подтирки.

-Тут кто-то есть, - указал Крон мечем внутрь пещеры.

Сабскаба тут же высек огонь, и в свете лучины жировика их взору открылся чудовищного вида дракон. Набучив свою косматую холку, дракон скалил остро отточенные зубы, казалось, еще миг, и он, сорвавшись с цепи, разорвет их на месте. Не ожидавшие такого поворота событий, разбойники немного опешили.

-Кто ты такой? - придя в себя, спросил Крон, ибо увидев пред собой зубастого дракона, он не на шутку испугался.

И правда, драконы в это время стали едва ли не атавизмом, чуть ли не реликвией, а тут такой свирепый экземпляр, один только вид которого приводит в трепет. Но их удивление было бы несомненно больше, если бы они узнали, что под обличием зверя скрывается робкий юноша, в душе которого творится, бог знает что. Некоторое время Зевс просто трепетал от страха при виде разбойников, но когда те зажгли факел, и яркий свет пламени развеял мрак пещеры, в его душе случилась перемена. Внутреннее терзания, доселе разрывавшие его на части, развеялись, овладев собою, он вышел из укрытия и на вопрос:

- Кто ты такой?

Ответил голосом, обретшим силы и уверенность.

-Я тут живу, - рычал Зевс чужим, не знакомым ему голосом с характерной для зверя интонацией. - И хотел бы узнать, кто тот нахал, посмевший потревожить мой покой, - рычал он, наступая на разбойников.

При свете жировиков-люксонов свирепый вид дракона привел Крона в некоторое замешательство. Он уже и забыл, как выглядят такие твари, а тут вот какой реликтовый экземпляр. А тот, знай себе, отворяет глубокое зево, щелкает зубами да рычит:

- убирайтесь отсюда, это моя пещера.

-Пху, на тебя, - сплюнул Крон, отойдя на шаг, - не нужна мне твоя пещера, и вообще, я тут случайно, - незнамо почему, оправдывался он, крепче сжимая свой меч.

Но при всем при этом, совершенно не собираясь ввязываться в драку. Чувство превосходства этого сильного зверя овладело его волей, а интонация голоса на один миг вернула его в прошлое. С такой же интонацией его ругал отец Уран, когда он был маленьким мальчиком-титанчиком. В другое время, он, наверное, попытался бы разобраться с этой загадкой, но сейчас ему было не до того. В животе что-то предательски булькнуло, треснуло, отворились все газоносные сфинктеры, и Крон, изрыгнув целое облако чадного дыма, испустил такие ветры, что хоть туши свет. Сабскаба тут же вылетел наружу, будто его смыло приливом морской волны. Следом за ним выскочил и Крон, схватившись за надутый живот, который порядком раздуло внутренним давлением газов.

- А ну их, этих сумасшедших, у меня живот на части разрывается, а куда не плюнь, везде одни драконы, Гак, Мак, Брак, ступить негде, - метался он в поисках кустиков.

В ближайших кустах, куда он кинулся, что-то предательски зашевелилось.

- Еще один драконище! - взревел он от обиды и бросился бежать, назад к морю.

Сабскаба, не долго думая, схватил большой камень и метнул его в кусты. Через миг из кустов с криком и блеяньем выскочила раненная коза Амалфея, у нее была пробита голова, один рог сломан, а второй болтался словно плеть, пройдя несколько шагов, нечастное животное пало на землю, обливаясь кровью. Первой мыслью Сабскабы было схватить козу, но он тут же оставил свою затею, вид у козы был неважный, шкура старая, мясо жесткое, не прожевать, и он, отбросив эту мысль в сторону, умчался догонять хозяина, который, сбежав с горы, устремился в густые заросли акации.

- Нет, ты видел, - жаловался Крон, сидя в колючих кустиках, - и загонит же нужда в такое опасное место, я только нос свой сунул в эту пещеру, а этот ненормальный уже прет на меня с кулачищами.

-Да! В нашем сумасшедшем мире, круглых идиотов еще предостаточно, - соглашался Сабскаба сочувствующим голосом, - не всех война забрала.

- Ты подтирку принес? - требовательно спросил Крон, высунув нос из кустов акации.

- Что за вопрос, хозяин, разве я позволю чтобы вы подтирались своим собственным хвостом - успокаивал его Сабскаба, - можете на меня полностью положиться, в вопросах гигиены, чистоты и опрятности мне нет равных. Еще с малолетства в вопросах подтирки я завел такой порядок, благодаря которому теперь с гордостью могу заявить, что я самый чистоплотный демонос на свете.

-На что ты убожество намекаешь? - бурчал Крон, - по-твоему я подтираюсь хуже тебя.

-Нет, повелитель, вы только дослушайте меня, - оправдывался Сабскаба, - еще, будучи ребенком, я провел не одну сотню любопытных опытов и изобрел, можно сказать, самый наилучший способ подтираться, из всех какие я только знаю. Сейчас я вам его расскажу, - пообещал он, углубившись в воспоминания. - Детство у меня было, скажем честно не очень, рос, что придорожная трава, вот и приходилось, подтираться, чем попало от земли, песка и глины, пользы было, как от козла молока, а грязи под хвостом еще больше. А однажды, я по неосторожности подтерся крапивой, отчего несколько дней не мог и думать о подтирке, оправился я от этого только через неделю, после того, как подтерся лекарственным листом шалфея. Вот после этого я уже начал серьезно экспериментировать с подтиркой. Первые свои опыты я решил провести с бахчевыми культурами, пошел в соседский огород и давай подтираться, чем не попадя: и укропом, и майораном, и тыквенной ботвой, и свекольной ботвой, и проскурняком, и латуком, и листьями шпината, и капустными листьями, и даже диванкой, от которой краснеет зад. С каждой новой подтиркой я находил, что мои опыты вот-вот увенчаются успехом, но, к сожалению, мой сосед оказался науконенавистником, увидев перепачканную ботву, укроп да петрушку, устроил мне страшный скандал. Но и я не сдавался, пытаясь отыскать наилучшую подтирку, экспериментировал с различными материалами, которые только мог найти на соседском подворье. День и ночь следил за соседом, и как только замечал, что тот оставлял двор без надзора, я уже тут как тут. Подтирался свежескошенным сеном и прошлогодней соломою, и паклей, и волосом, и льняными простынями да шерстяными наволочками, оставленными сушиться на веревке, и надо заметить, что все это доставляло мне не больше удовольствия, нежели получает больной чесоткой, когда его скребут и драят пемзой. А уж соседских оплеух и подзатыльников получил и того больше. Тогда я решил, что возвышенное должно быть прекрасным, ради этого я употребило для подтирки куст роз, соблазнившись их внешним видом. Но должен вам заметить, что все это была пресквернейшая подтирка, подстроенная коварным соседом, а все кто рассуждает, что красивое бывает только возвышенным и прекрасным, жестоко ошибаются. Колючие розы так ободрали мне седалище, что я целую неделю не мог и думать о подтирке. Тогда я решил, что с растениями я должен быть осторожным, и, поймав соседскую кошку, решил испытать на себе её пушистый хвост.

-Да ты что! - удивленно вопрошал Крон, - ну и каков результат?

- Результат оказался самым плачевным. Вначале я ощущал блаженство, прикосновение мягкой шерсти к заднепроходному отверстию доставило мне ни с чем несравнимое наслаждение. Но когда эта, с виду нежная и ласковая кошечка, сообразила, в чем дело, она тут же превратилась в настоящую Фурию, и своими когтями расцарапала мне всю промежность. Сто болячек ей в зад!

- Вай, вай, вай! - сочувствовал ему Крон, - после этого ты, наверное, прекратил опыты с животными.

-Ни в коем случае, я специально провел сотни опытов с соседскими курами, утками, кроликами, овцами, телятами, слонятами, гиппопотамами и даже драконами.

-Ты меня прямо заинтриговал, - мечтательно молвил Крон, - и какая ж подтирка, по-твоему, самая лучшая.

-Вот к этому-то я и веду, - отвечал Сабскаба, развязывая мешок, откуда тут же высунули голову несколько белоснежных гусей. - Самая лучшая в мире подтирка, это пух и перья водоплавающих птиц, не зря в народе бытует мнение: «упал в пуховую перину, и утонул в море блаженства». Вы только попробуйте, и вашему заднепроходному отверстию будет необыкновенно приятно, - утверждал Сабскаба тоном мудреца, - во-первых, потому что пух у гусенка нежный, во-вторых - сам гусенок тепленький, и это тепло через пукальную вену и кишечник без труда проникает в область мозга, наполнив его блаженством.

-Давай сюда свою подтирку, щас проверим, так ли она хороша.

-Вот, - протянул он ему парочку годовалых гусят, предупреждая, - когда вы будете просовывать его себе между ног, держите его голову очень крепко, чтобы он, не дай бог, не ущипнул вас за мужское достоинство. А в остальном - это самое лучшее средство гигиены, тонкий пух и гибкость пера - вот главное достоинство гусей.

И вскоре, раскатистое гусиное: «Га, Га, Га», частым эхом огласило окрестности. Чуть только разбойники скрылись в кустах акации, Зевс и Метида, обгоняя друг друга, выскочили из насквозь продушенной пещеры, и тут же упали на землю, жадно глотая свежий воздух, вслед за ними выпорхнули эфирные нимфы.

-Ну и агроном, так удобрил помещение, - ругался Зевс, осматривая свое тело, ему страшно хотелось рассмотреть его лучше.

И какого же было удивление, когда при свете дня он обнаружил, что драконье обличие исчезло совершенно, он по-прежнему оставался человеком. Наверное, мне почудилось, думал он, но все же попросил Метиду:

- посмотри, все ли у меня в порядке.

Но девушка не отвечала на его просьбы, лежала на земле, держась за голову. Надобно заметить, что от всего пережитого у неё страшно разболелась голова, нестерпимая боль, казалось, разрывала череп.

-Что с тобой? - трусил её Зевс, а она даже не смогла толком объяснить, что с нею случился приступ мигрени.

Её губы побелели, будто от мороза, озноб бил слабое тело. Совсем обессиленную девушку Зевс взял на руки, будто пушинку, и отнес к старому развесистому буку, спрятал в дупле дерева и оставил ей свирель.

-Если что, играй, зови меня, - напутствовал он Метиду, - а я в селение сбегаю, возьму что-нибудь из оружия и медикаментов для тебя и раненного Пана.

Через время ей стало лучше, боль прекратилась, и она, прейдя в себя, выбралась из дупла, отправилась к своим овцам, заслышав их жалобное блеяние. Тут её и заметили разбойники и за ней устремились, а она, спасаясь от погони, снова к нимфам в пещеру бежит, врагов умоляя, ради богинь её пощадить. Но все было напрасно, воины настигли девушку раньше, чем она успела спрятаться, связали руки и погнали к галерам вместе со стадом животных, подхлестывая её, словно козу, хворостиной. Наполнив корабли награбленной добычей, разбойники решили плыть дальше.

-Что еще взять с этих босяков, - решил Крон, скомандовал, - отплываем.

А так как попутного ветра не было, моряки взялись за весла.

Чудеса и не только.....

Зевс, тем временем, прибежав в селение, нашел его разграбленным и опустошенным. Казалось, смерч пронесся над ним, разрушив дома, утащив жителей, лишь только руины напоминали о том, что здесь когда-то жили люди. Не найдя ничего из лекарств и еды, Зевс быстрее ветра бросился назад и прибежал к тому месту, где Метиду оставил, но не найдя её там, бросился на поляну, где паслись их стада. Но и там, ни коз, ни овец не нашел, лишь только свирель лежала на земле брошенной, да раненная коза Амалфея стонала из кустов. Кое-как, перевязав ей раны, он начал расспрашивать о Метиде, а та только жалобно блеяла, будто говорила, нет девушки, попала в рабство. В отчаянии, Зевс с громким криком и жалобным воплями кидался, то к дереву, где девушка была спрятана, то к морю, надеясь там её увидеть, то бежал в пещеру к нимфам, и везде он звал Метиду. Но никто ему не отзывался, только эхо разносило его голос, отражаясь от гор. В отчаянье Зевс бросился на землю и стал нимф упрекать за то, что они предали Метиду.

- От ваших статуй похищена та, которая вам венки плела, всегда первый удой молока возливала, как вы могли безучастно на это смотреть и не остановили разбойников. Ни одной козы волк у меня не похитил, а враги угнали все стадо и ту, что со мною вместе их пасла. Сдерут кожу с моих коз и в жертву овец принесут, а Метиду продадут в рабство. Лучше бы меня волк разорвал, или разбойник мечем умертвил, чем жить с таким горем, не сойду я с этого места, буду ждать смерти, - так он говорил, будто во сне.

И вдруг, ожили изваяния нимф. От каменных статуй отделились едва видимые эфирные создания, поддерживаемые в воздухе нежными пестротропными крыльями. Легкие, воздушные девы, кружась в хороводе из искр и видений, ступали по земле, не смяв ни одной былинки. Их тела мироточили благодатью, светом и теплом, легкой поступью они подошли к Зевсу и молвили так.

-Зря ты нас упрекаешь, ведь это мы Метиду выходили, когда её младенцем беспомощным к нам в пещеру подбросили, и сей час о её судьбе мы заботимся. А тебе, богу, несущему печать своего божественного деда Урана, не пристало так убиваться, и слезами орошать землю. Вспомни лучше те слова, что тебе Метида говорила. Мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться, ведь так не долго и в труса превратиться.

- Я не трус, - с решимостью в голосе отвечал юноша, - но я один и безоружен, что я могу сделать против сотни разбойников.

- Ты бог, - убеждали его крылатые создания, трепеща у его изголовья пестротропными крыльями, - в твоей власти такая сила, о которой ты и мечтать не смеешь.

-Вы смеетесь надо мною, - разозлился Зевс, услышав подобные речи, - какой из меня бог, я человек, вот смотрите, руки и ноги у меня человеческие, я простой пастух.

- Да, - отвечали ему нимфы, - ты рожден в облике человека, но внутри ты бог, а душа, которая сегодня вселилась в твое тело, принадлежит твоему деду громовержцу-Урану, она и помогла тебе превратиться в дракона, спасла от верной смерти. Утри слезы, вставай, возьми скорей свирель и заиграй тот напев, которому тебя когда-то Пан научил, и возвратится к тебе твоя Метида, и все твои козы воротятся домой.

Услышав добрый совет, Зевс быстро вскочил, стряхнув с лица пелену слез и горя. А свирель, будто имела крылья, воспарила над землей и, приблизившись, легла ему прямо в руку, оглашая всю округу мелодией, которую любил наигрывать Пан. Но что удивительно, свирель сама выводила сладкоголосые звуки помимо воли Зевса, будто он и не касался её губами. Хотел он у Нимф узнать, как такое может быть, а тех уже и след простыл, вот только что они легкие эфирные порхали над землею, а теперь вновь превратились в неживое, каменное изваяние. Сбежав к побережью, Зевс направился к скале, откуда открывался прекрасный вид на море и разбойничьи корабли. Воздав хвалу богам небес и нимфам, его вразумившим, Зевс, что было силы, заиграл на свирели, громкая мелодия, издаваемая дудкой пастушьей, отразившись от скал, пронеслась над морем, и вскоре, достигла разбойничьих кораблей. А случилось так, что галеры Крона, будто к берегу привязанные, все никак не могли выйти в открытое море, толи из-за того, что были награбленным перегружены, толь потому, что ветер усилился, и волна все время норовила суда назад воротить. Гребцы налегали на весла, ибо суда были переполнены добычей, а кормчий пытался поймать попутный ветер, чтобы передать судно на волю волн. Крон же, не обращая внимания на временные трудности, пил сладкий мед, а Сабскаба услаждал его слух игрой на флейте, притопывая ногами. Слуга Бончо, озорник и балагур, трубил в свои рога, прыгал, хохмил, веселил, как бы справляя праздник победы. Всем было необычно радостно и весело на душе, и многие из них, предавшись веселью, присоединились к пирующим. Но в этот самый миг, солнечный диск, до того чистый и ясный, вдруг почернел, покрывшись бурыми пятнами, будто оспина его разъедает.

-Сбылось предсказание Гелиоса! - вскричал кто-то не своим голосом, и был тот отчаянный крик не только страшен своей откровенностью, но и зловещий своею сутью, ибо море и небеса буквально ополчились против них, несметное воинство, сотканное из завывания ветра и крика чаек, обрушилось на их головы. В ужасе озирались разбойники по сторонам, не понимая, откуда надвигается беда, а им слышались удары весел такой силы, будто к ним подплывал большой флот. На кораблях случился страшный переполох, одни к оружию кричали, другие в страхе молились богам, иные считали себя уже раненными, а некоторые лежали на палубе, будто сраженные замертво. Какофония звуков и раскаты грома неслись над морем, они струились и возникали изне откуда, казалось, вокруг идет страшный бой, но врагов не было видно. Лишь только Крон сумел сохранить спокойствие и с удивлением наблюдал за происходящим.

Ох, не спроста, не спроста все это происходит, думал он, точно не чисто на этом острове. И в этот миг до его слуха долетел звук пастушьей свирели, играющей протяжную мелодию, но то, что произошло потом, поразило его еще больше, быки, которых перевозили на одном из кораблей, услышав знакомую мелодию, заволновались. Приученные отзываться на зов свирели, они в едином порыве бросились в море, при этом корабль сильно накренился в одну сторону. Под тяжестью толчка спрыгнувших в воду животных, корабль тут же перевернулся. Все на палубе очутились в воде, но надежда спастись, не у всех была одинакова. Ведь воины были мечами опоясаны, в панцири затянуты, а ноги стянуты тугими наколенниками. Гарпии, Балий и Ксанф, выросшие на море, и те с большим трудом держались на воде, тяжесть оружия сковывала движение, тянула на дно, и даже вытащить меч, оказалось не простым делом. Феникс, уже готовый к перерождению, был совсем слаб, упал в воду и оказался среди стада плывущих и фыркающих животных, которые его чуть не утопили. Чудом ему удалось ухватить за бычьи рога, оседлав животное, он плыл, увлекаемый сильным зверем. Гарпии, сумев разрезать сковывающие движения доспехи, освободившись от них, устремились к спасительному берегу, а вокруг кричали и звали на помощь демоносы, одни тонули под тяжестью оружия, иных топили животные. Крон, Сабскаба и Бончо с ужасом наблюдали за происходящим. Перевернутый корабль, море переполненное тонущими и зовущими на помощь демоносами, барахтающиеся среди волн рогатые животные.

-Неужели это чудо! Или несчастный случай, - думал Крон, удивляясь тому, как большой корабль, в один миг, был поглощен морской пучиной.

-Разворачивай, нужно спасать тонущих! - отдал он приказ, который никто не услышал.

С неба, будто глас громогласной трубы, звучал голос пастушьей свирели, и все кто его слышал, в смятении бросились к оружию, вызывая на бой невидимого врага. На уцелевшей галере творилось невероятное, якоря с грохотом срывались в море, когда воины попытались их поднять, оказалось, что сдвинуть их невозможно. Рукояти лебедок трещали и лопались, когда пытались грести веслами, они ломались, но это было еще не все чудеса. У коз, находящихся в загоне, на рогах появился вьющийся плющ с гроздьями спелых ягод, бараны и овцы выли волчьим воем, а из моря начали выпрыгивать дельфины и кричать поослиному. Сама же пленница Метида, в венке из сосновых ветвей, вдруг просияла, будто это снизошла на землю богиня луны Селена, легким движением руки она разорвала свои путы, крепчайшие сыромятные ремни. Крон смотрел на все происходящее с улыбкой на лице, ему было ясно, что все это происходит не просто так, ибо для всякого кто разумно судил о свершившемся чуде, было понятно, что эти устрашающие признаки, есть не что иное, как божественное проведение.

Теперь ненужно больше разыскивать своего сына Загрея, он наверняка прячется здесь, на этом острове, вот только силища его велика. Ну да ничего, думал Крон, моя сила тоже не маленькая, а теперь я знаю главное, и уж если схвачу, то не спущу, отправлю наследничка престола в утробу чистилища, в компанию к сестренкам и братишкам. И будто в подтверждении его догадки, произошло то, от чего у всех кто это видел, волосы встали дыбом. Метида, увитая сосновым венком, безбоязненно шагнула за борт прямо в морскую пучину. И о чудо, она погрузилась в воду только по щиколотки, вода уплотнилась под ней и стала твердой, будто земля. Вся сияя благодатью добра и света, она шла по воде, будто и не вода то была вовсе, а каменная дорога, волны пред нею расступались и плескались рядом, а она парила над волнами, окутанная облаком сверкающей пыли, которая, кружась и медленно оседая, превращалась в небесную радугу. Её питомцы, овцы и козы, прыгали за борт галеры и бежали за нею, будто по проселочной дорожке, и как только последняя овца спрыгнула в воду, на море явилось еще большее чудо. Корабль до того стоявший на месте без движения, вдруг подхвачен был большой, пенной волной и рванул с места так стремительно, что матросы не успели поднять якорь, и якорную цепь оторвало.

Впереди, прямо по курсу, плыл белый дельфин, он парил над водою, окутанный мерцающей дымкой, будто указывал им путь. И никакая сила не могла остановить корабль или сменить курс, его несло в открытое море все дальше и дальше от Критских берегов. Все были в ужасе. Все за исключением Сабскабы, он всегда и в любой ситуации умел сохранять выдержку и спокойствие. Вот и теперь его глаза светились радужным сиянием, а ничего невыражающая физиономия, которой он усиленно пытался придать умное выражение лица, растянулась в какой-то гротескной улыбке. Стоя за клеткой курятника, он правою рукою гладил шерстку рыжего петушка, напевал незамысловатую

-Курочки вы мои любимые. Кудаху-кудах, петушки вы мои не наглядные. Кудаху-кудах-дах-дах, - напевал Сабскаба, роняя горькие слезы, отчего здорово напоминал душевно больного.

А Крон всматривался вдаль, где меж кучевых облаков таял мятежный остров Крит. Там, на высоком скалистом утесе, стоял тот, кто посмел помимо желания жить на этом свете, и не просто жить, а пойти против его тиранической воли.

-Ну, козлопас, держись! - грозил он ему своим кулачищем, и тут же хотел отдать приказ разворачивать судно.

Но потом, вспомнив чудеса и свое безвыходное положение, передумал, скрипнув зубами от злости, вскричал не своим голосом.

-Сабскаба, где ты подевался?

Я тут у клетки с птицей, - отвечал он, кудахтающим голосом.

-Что ты там делаешь, рыжая твоя морда? - ругался Крон.

-Петушков жалею, - со слезою на глаза причитал Сабскаба, - столько им беднягам пришлось пережить.

Поняв, что даже от Сабскабы ему не ждать помощи и понимания, он злобно выругался.

-Будь оно все неладно, Гак, Мак, Брак, - сплюнул он на палубу и, выставив свой костлявый пальчик в сторону мятежного острова, зашипел. - Жди меня, и я вернусь, только очень жди!

В это самое время, просветленная девушка, окутанная белым облаком, казалось, даже не шла по морской глади, а парила над ним. Радужное сияние, которое распространялось над нею, все время менялось из белого в розовое, из бардового в багряное, и вскоре, оно заиграло золотым блеском солнечного света. А за нею бежали ее питомцы, увитые вьющимся плющом и гроздьями пурпурно-красных ягод.

-Это чудо! - только и смог выдавить из себя обессиленный Феникс, которого верные гарпии поддерживали под руки. – Нет, это определенно чудо, - шептал он, ни на минуту не переставая удивляться всему увиденному и услышанному, ибо с небес изливались чарующие звуки свирели, напоминающие отдаленный хрустальный перезвон, но кто играл, увидеть было невозможно.

А надо заметить, что чудеса в тот день и не думали прекращаться, гарпии, Балий и Ксанф, до сего дня молчавшие сколько времени, вдруг заговорили.

-Это точно благая богиня, - выдавил из себя Балий.

-Она дочь небесного океана, - подтвердил охрипшим, сухим голосом Ксанф, и от этого им самим стало страшно, ведь они молчали столько веков, и даже не пытались что-то сказать, вдруг стали говорить.

-Если это богиня, то кто она? - сам себе задал вопрос Феникс, и тут же ответил, - я, кажется, знаю всех богов и богинь в этом мире, хотя их и насчитывается много тысяч, но и память у меня крепкая. Раньше я не видел ее.

-Вот еще идет один божич, - воскликнул Балий, указывая на вышедшего из леса небольшого крепенького юношу, своим видом больше похожего на пастуха, чем на божича.

В своих руках он сжимал волшебную флейту, которая сама по себе издавала чудесные звуки.

-Нет, это не бог, - со знанием дела молвил Феникс, - таких богов не бывает, а уж я их за свою жизнь повидал всяких, и черных, и рыжих, и в полоску, и в крапинку. Но только он успел это сказать, как невзрачный с виду юноша стал меняться, буквально на глазах увеличиваясь в росте, и вскоре, превратился в могучего воина равного самим титанам. Завидев чудесное превращение, демоносы удивились еще больше, хотя чудес они сегодня насмотрелись уже предостаточно. Феникс неустанно всматривался в приближающегося Зевса, и все в нем казалось ему знакомым, и рост, и походка, и манера держаться, говорили о том, что пред ним не простой смертный.

-Может у меня двоится в очах, - размышлял он вслух, протирая глаза полные соленой морской влаги, - но мне кажется, что я узнаю в этом человеке божественное воплощение души Урана-громовержца.

- Всех милостивый боже, - только и смогли выдавить из себя гарпии, - и мы узнаем в этом человеке душу бога Урана, неужели он воплотился в людском обличии.

- С этой минуты, - молвил Феникс, - мы будем служить этому человеку, и поклоняться ему как богу, ибо он и есть бог.

А юноша, не обращая на них никакого внимания, шел по берегу, держа в руках сладко голосую свирель, издающую дивные звуки, и даже не замечал божественных перемен, происходящих в его теле, ибо все его мысли были только о Метиде. Будто крылатая богиня, к нему навстречу шла девушка, сияя неземным свечением, а за нею бежали её питомцы, радостным криком оглашая округу. Метида протягивала к любимому свои руки, радовалась встрече и дивилась переменам, произошедшим в его теле. А юноша уже бросился к ней, обнимая её, целуя, и говорил, говорил, все ей рассказывал. Что видел? Что слышал? Как он хотел умереть, и как нимфы веру в жизнь ему возродили. А девушка все время его перебивала, рассказывая, как разбойники схватили её и на корабль увели вместе с козами. И какие затем произошли чудеса. И как она по морю ступала, будто по твердому помосту, даже не обмочив ноги. И как уже тут на берегу почувствовала она, что у нее под сердцем что-то забилось. Вначале она думала, что это от переживаний, а потом поняла, что это стучится под сердцем их дитя, их малютка, их мальчик.

- А почему мальчик? - радовался Зевс, - я хочу девочку, такую же прекрасную, как ты.

-Нет, нет, милый у нас будет мальчик, это я знаю точно.

И была их радость безмерною, они стояли на берегу, друг друга целуя и обнимая, ничего не замечая вокруг, а козы и овцы вокруг них радостно прыгали и резвились.

-Не гневайся на нас великий божич за то, что причинили тебе столько горя, - молвил Феникс, склонив голову, - ибо действовали мы не по своей воле, а по принуждению тирана Крона. Знай же, что с этих пор мы твои верные рабы и слуги, готовые пожертвовать своими жизнями за тебя.

Зевс, неожидавший такого, даже опешил. Еще не осознавая всех перемен, которые случились с ним, и которые круто изменят его жизнь, отвечал.

-Вы не мои рабы, а я не ваш господин, мы равны друг другу, и уж если суждено нам быть вместе, то будем братьями.

-И все-таки позволь считать тебя старшим над нами, - настаивал Феникс, - ибо ты бог, а мы простые смертные.

-Что вы такое выдумываете, - смущаясь, краснел Зевс, - не бог я, а найденыш, и даже родителей своих я не знаю.

-Можешь не сомневаться, - заверил его Феникс, - в твоих руках таится божественная сила, с её помощью ты можешь свернуть горы, повернуть вспять течение рек.

-А исцелять болезни мои руки могут? - интересовался Зевс у Феникса.

-Исцелять больных, и даже оживлять мертвых, это самое меньшее, что может бог.

-Тогда нельзя терять ни минуты! - воскликнул Зевс, отослал Метиду на поиски родителей и селян, кого найдет в живых, а сам поспешил в пещеру к раненному Пану.

Но прейдя туда, выяснилось, что, несмотря на всю его божественную душу, исцелять болезни ему не дано.

-Что же делать, - опечалился Зевс, - как помочь больному.

- Не грусти божич, - успокоил его Феникс, - даже твой дед Уран-громовержец не умел исцелять недуги, видать и тебе это не дано.

Феникс сам осмотрел раненного Пана и нашел его рану не смертельной.

- Сейчас мы узнаем, чем его лечить, - молвил Феникс, и при помощи заклинаний: «Тинкара кинкара тон, тон, тон», впал в транс, подобно шаману изгоняющему недуг из тела больного.

Даже лицом и отрешенным взором Феникс стал походить на шамана, которого Зевс видел однажды в детстве, и надобно отметить, что вид шамана и его необычное поведение тогда сильно напугали маленького мальчика. Но теперь, он сам, без подсказок и объяснений понимал все, что проделывает шаман Феникс. При помощи заклинания: «Тинкара, кинкара, тон, тон, тон», он довел себя до состояния транса, что позволило ему проникнуть во внутренний мир больного, взглянуть на болезнь, как будто изнутри, и найти действенный способ излечения. Выйдя из состояния транса, он уже со знанием дела приготовил целебные снадобья, приложил их к ране. И о чудо, Пан выздоровел, встал на ноги, и как ни в чем, не бывало, запрыгал по лужайке.

-Ну-ка, покажись! - поворачивал его во все стороны искусный лекарь. - Да вы больной стали лучше прежнего, помолодели, прямо жених, - не переставал хвалить он больного.

Сам, не ожидая такого поворота событий, Пан несказанно обрадовался и начал просить.

- О, великий волшебник, ты спас мою жизнь. Если ты такой искусный чародей, может у тебя найдется еще одно маленькое заклинание.

-Какое заклинание, о чем ты просишь?

- У меня всего лишь одна маленькая просьба, сделай меня человеком.

-Человеком? – а ж присвистнул Феникс.

-Да, да человеком, - просил Пан, - посмотри на меня, разве с такой внешностью мне легко добиться взаимности от девушек, завидев меня, они теряют сознание. Очень тебя прошу, сделай меня таким же красивым, как Зевс или даже лучше.

Феникс так и сел на землю.

-Тебе палец в рот не клади, вмиг откусишь, я его, считай, с того света вытащил, а он вместо благодарности просит у меня невозможного. Знай же, твоя внешность тебя досталась от твоих родителей, таков уж ты уродился: рогат, бородат, с козлиными ножками, к тому же после ранения голос у тебя стал похож на крик голодного осла.

И правда, голос его теперь стал таким громогласным и до ужаса пугающим, что просто уши закрой, ложись и помирай. Когда Пан шутки ради что-то крикнул, поднялся такой шум, от которого всколыхнулись верхушки деревьев, а птицы камнем пали на землю.

-Вот так голосище, - удивлялась Метида и прочие селяне, уцелевшие после грабежа и разбоя.

К счастью для Зевса, родители Дриас и Нопа были живы, но эта радость была не полной, ибо многие из односельчан погибли, защищая свой скот и имущество. По обычаю предков их тела зашили в погребальный саван, вложив каждому под язык монету-Обол, плату хоронщику за перевоз души, сложили погребальный костер, и на него убиенных положили. Простившись с усопшими, Зевс высек искру, вспыхнул огонь, поглощая дрова и плоть почивших. По обычаю, при погребении полагалось принести богоугодные жертвы. Приготовив все для жертвоприношения, Зевс выбрал из стада козу, чтобы, зарезав, её кровью умилостивить богов охранителей. Жалобно блеяла коза у каменных изваяний нимф, предчувствуя скорую гибель. Жалко было и Зевсу убивать своего питомца, но таков обычай предков, и не нам его менять. Холодным блеском сверкнул жертвенный клинок, еще миг, и прольется кровь. Но тут случилось чудо, от стада коз отделилась коза Амалфея и молвила понятным людям голосом.

-Принеси в жертву меня, - просила она Зевса.

-Что ты, что ты, - испуганно отвечал он, - как можно о таком просить, ведь ты меня, брошенного, своим молоком выкормила.

-Знай же, великий бог, - молвила коза Амалфея, - я открою тебе страшную тайну. Ты не подкидыш безродный, твои родители тиран Крон и титанида Рея. Это твоя мать спрятала тебя здесь на Крите от кровожадного родителя, иначе он отправил бы тебя в бездну утробы, также как он поступил с твоими братьями и сестрами: Гестией, Деметрой, Герой, Аидом и Посейдоном. Это твоя мама Рея, каждый месяц посылала тебе голубиной почтой амбросию и нектар. Это она просила меня кормить тебя молоком и оберегать до возмужания. Сегодня этот день настал, я тебе больше ненужно, поэтому с радостью готова лечь под жертвенный нож.

- Нет! - отвечал Зевс, - моя рука не сможет лишить тебя жизни.

-Делай то, что должен сделать, - просила его коза Амалфея, - освободи мою душу из этой звериной оболочки, ведь на самом деле я рождена нимфой, и только смерть поможет вернуть мой прежний облик.

Великое отчаяние охватило Зевса, слезы так и котились из глаз, неужели ему самому прейдеться вести Амалфею к жертвеннику. Разве мог он помыслить в сердце своем, что ему, своею собственной рукой, прейдеться умертвить ту, которая с младенчества своим молоком его взрастила, о ком он заботился пуще других коз. Зевс слушал Амалфею, и ком горечи подступал к его горлу, мешая дышать.

- Даже после моей смерти я не оставлю тебя, - успокаивала его Амалфея. - После жертвоприношения сделай из моей шкуры щит – Эгид, он будет тебе верной защитой, с этим щитом ты станешь неуязвимым для врагов.

-Но я не собираюсь ни с кем воевать, - отвечал он сухим, сдавленным голосом, - с кем тут воевать, одни козы да овцы.

-Твоя мать, титанида Рея, пряча тебя на острове Крит, надеялась, не только уберечь наследника престола от острых когтей отца-тирана. Она надеялась, что когда ты вырастишь, сразишься с Кроном, свергнешь его с престола и освободишь своих братьев из бездны утробы, а страну от тирании деспотизма и мрака невежества.

Чудно было слушать Зевсу эти речи, а коза Амалфея продолжала напутствовать.

-Настало время сменить пастушеский посох и свирель юности, на зрелость походов и пение сражений. Так, что вооружись мужеством, свергни тирана, водрузи над Олимпом знамя свободы, равенства, братства. Пусть свершится все предначертанное судьбой, - молвила Амалфея, покорно ложа голову на жертвенный камень.

Зевс и Метида обменялись грустными взглядами, девушка прекрасно понимала, что творится в его душе, и следила за всем происходящим с замиранием сердца.

-И все-таки мне хочется, чтобы на твоем месте был кто-то другой, - сказал Зевс козе Амалфеи, едва слышным, подавленным голосом.

-Делай то, что предначертано судьбой, - отвечала она, покорно склонив голову.

Чувствуя, что сердце вот-вот вырвется из груди, он как того требовал обычай, увенчал её венком из плюща и, совершив возлияние молоком и медом, принес в жертву. Лишь только коснулся горла жертвенный нож, душа нимфы Амалфеи вознеслась в созвездие Возничего, превратившись в звезду, именуемую Кипелла. Если кто-то не верит, может взглянуть на небо, там, среди россыпи звездных бриллиантов, в созвездии Возничего, ярче других сияет одна маленькая звездочка, это и есть божественная душа нимфы Амалфеи. Жаркий костер выбрасывал в ночное небо яркие всполохи искр, а селяне, Зевс и Метида со слезами на глазах стояли и смотрели, как божество огня пожирает их родных и близких. Догорев, погребальный костер угас, тогда они собрали пепел почивших и, насыпав над ними высокий холм, пролили над могилой молоко, мед и жертвенную кровь. А Метида в память о погибших посадила на том холме полевые цветы. Часть жертвенного мяса сварив, другую - зажарив, селяне справили тризну по убиенным. А Зевс из сломанного рога козы Амалфеи, смастерил кубок для питья. И был тот рог воистину «рогом изобилия», даже простая вода в нем имела вкус меда, с тех пор Зевс пил только из этого рога и никогда не боялся отравиться. А шкурой, содранной из козы Амалфеи, он обтянул деревянный щит-Эгиду, и стал тот щит крепче железа. Не рассказать словами, сколько жарких сражений и кровопролитных битв прошел с ним этот, казалось бы, неказистый с виду щит, служащий ему лучше всякой защиты. Но если кто-то захочет собственными глазами взглянуть на Эгиду и рог изобилия, советую отправиться в Дельфы к оракулам, там помимо прочих диковинок выставленных на всеобщее обозрение, можно лицезреть эти священные реликвии.

Так не заметно пролетел этот длинный день, полный горечи утрат, радости побед и великих чудес, другому и жизни не хватит его пережить, а для них он уместился в один единственный день. Физически уставшие, душевно измученные, селяне тут же на поляне настелили зелени для ложа, сверху бросили одеяла и погрузились в сон. Только Зевс спал чутко, все время прислушивался к стадам своих любимых коз да овец, переживая, как бы волк не сделал того, что думали сделать разбойники. Чуть только рассвет позолотил небосвод, от сна пробудившись, селяне стали готовиться к свадьбе, ибо еще с вечера Дриас и Нопа, родители Зевса и Метиды, дали согласие на их брак.

-А как же приданное, - с грустью в голосе причитала девушка, - все мое приданное разграбили разбойники, а брак без приданного не может считаться действителен, не зря в народе бытует пословица. Девушка без приданного, родилась мертвой.

С малых лет родители собирали приданное для дочери, а когда она подрастала и обучалась рукоделию, то сама включилась в работу, помогала матери вязать шерстяные одеяла и пледы, вышивала подвенечное платье, платки, полотенца и прочее. Так, год за годом, накапливая приданное, его складывали в крепкий сундук, который во время грабежа и разбоя сгорел в огне вместе с другим имуществом. Зевс, как настоящий влюбленный, отверг даже саму мысль о приданном.

-Какое может быть приданное в такой ситуации?

Все, кто уцелел, собрались у пещеры нимф, каждый принес с собою свадебный подарок. Кто головку сыру, кто краюху хлеба, жарили мясо, нарезали незатейливый салат из овощей, разливали мед и вино. Дионис, отец Пана, притащил целую амфору и тут же принялся угощать им селян, веселыми шутками подстрекая их к веселью. Тут же на пиру Зевс у названных родителей Дриаса и Нопы просил руку и сердца Метиды. Просил соединить их на веки, считать мужем и женою, получив родительское благословение, собравшиеся возрадовались, начали поздравлять молодых, желая им счастья да малых детишек. В честь молодых звучали свирели и свадебные песни, пропето было немало. Веселились люди, пели, плясали, лишь только Зевс сидел в молчании, размышляя над пророчеством козы Амалфеи. Что ждет меня впереди, терзали его тяжкие мысли. Тогда встал его названый отец Дриас, подошел к сыну, попросил его сыграть веселый напев гор и долин острова Крит.

-Повесели нас, - просили Зевса собравшиеся, - ведь сегодня праздник, веселье.

Встрепенулся жених, будто сбросив маску печали, заиграл веселый мотив, а Дриас стал пред ними исполнять танец земледельцев. В самом начале танца он показывал, как растет и колосится зерно, как затем острым серпом его срезают крестьяне, как их потом в снопы вяжут, как зерно молотят, как в муку перетирают. А Нопа, названная мать Зевса и Метиды, тоже пустилась в пляс, она показала, как женщины вымешивают его руками, подливают воду, месят тесто, как оно стоит и подходит, как потом из него пекут хлеб. И все это они в танце изобразили так красиво и ясно, что многие односельчане тут же пустились в пляс, показывая, как они едят свежий, еще горячий хлеб, ломая его руками, запивая вином и медом. Этим они заслужили великую похвалу, ибо развеселили сердца всех пирующих. А Зевс, отдав свирель Пану, сам пустился в пляс, и Метиду за руку схватил, поднял, и закружились они в свадебном танце влюбленных. То он её к себе прижимал, то будто бы в любви ей признавался, на колени пред ней становился, то к родителям они вдвоем обращались, кланяясь им, выпрашивали благословения. А те им подыгрывая, венки на головы возложив, повязали семейными узами, и Зевс с восхищением на ноги быстро поднявшись, стал целовать невесту, а она вся сияя от счастья, поцелуев своих не стыдилась, тем же ему отвечала. Все радовались счастью молодых, пели обрядовые песни, плясали соответствующие торжеству танцы, угощались хлебом, мясом, сыром да хмельным вином. А Пан так разгорячился от выпитого вина, что играя на флейте, танцевал, выделывая ногами антраша, пируете да коленца, и так забавно выкрикивал « Э-эх! Э-эх!», что все стали хлопать ему в такт, и всячески подбадривать.

-Вот это молодец! Давай, давай! Покажи, как пляшут! - громко кричали они, забыв обо всем на свете, пока ночные сумерки да усталость не склонила их ко сну.

Все уснули, Зевс же опять не спал, ибо любимая не давала ему спать, обнимала, шептала ему сладкие слова, и он отвечал ей взаимностью.

С наступлением дня Феникс подошел к молодоженам.

- Вам нельзя больше оставаться на острове. Ты, прекрасная девушка, должна покинуть остров немедленно, ибо скоро сюда явится тиран Крон, он весь остров перевернет, пока не найдет тебя.

От этих слов бедная девушка лишь сильнее прижала к себе любимого.

-А ты, бог в обличии человека, отправляйся к своему отцу в гости, силою оружия отбери у тирана престол, принадлежащей тебе по праву крови.

-У моего отца Крона в руках армия, флот, а я один, как я один смогу одолеть столь грозного противника, - сомневался Зевс.

Только Феникс ни капли, не смутившись таким вопросам, принялся объяснять.

-В давние времена жил на земле один юноша, звали его Световит, он так же, как и ты, нес в себе божью искру. Много раз враги пытались извести Световита, и в воде его топили, и огнем жгли, только ничего у них не вышло, от этого он становился только крепче. И вот настал такой день, когда он, свергнув злодеев с царственного престола, сумел объединить людей, вывести их с Гипербореи и завоевать чуть ли не весь мир.

-Я знаю эту историю, - отвечал Зевс, - но ведь у царя Световита был чудесный конь, Скифер-зверь, вот если бы у меня был такой конь, тогда бы за мною точно пошли люди и демоносы.

-Об этом ты можешь не беспокоиться, - отвечал ему Феникс, - у меня есть на примете прекрасные кандидатуры, вот они, Гарпии, сильные, мужественные, настоящие, огненные скакуны.

-А как же быть с клятвой, - спросили гарпии, Балий и Ксанф, ведь мы присягали на верность тирану Крону, и теперь не знаем, что нам делать, лучше самому себе горло перерезать, чем клятву нарушить.

-Вам ничего нарушать не прейдеться, - успокоил их Феникс, - вы присягали ему в гарпийном теле, а теперь я берусь помочь вам обрести иное обличие. По вашему желанию вы сможете превращаться в кого пожелаете: будь-то человек или демонос, растение или животное и даже неодушевленный предмет, все в вашей власти.

-Такого не бывает, - не поверил услышанному Зевс, Метида, Пан, Дионис и прочие.

Пришлось Фениксу объяснять неверующим.

-Вы, наверное, знаете, что через каждые 300 лет, когда старость и немощь вновь подступают ко мне, я прилетаю в храм Солнца, там восхожу на жертвенный костер и перерождаюсь. Теперь я хочу нарушить обычай, переродиться у вас на Крите, и гарпии пусть встанут на жертвенный костер вместе со мною, переродятся в другом теле.

-Я против, - возражал Балий, - быть лошадью это утомительно, вечно кто-то будет на тебе ездить верхом, к тому же лошадям больше подходит есть траву, а я без мяса не смогу долго обходиться, хотя конечно, если меня будут кормить овсом, тогда…, но я все равно против.

-Да, это не справедливо, - вступился за них Зевс, - я не хочу, чтобы они вечно страдали из-за меня. Нельзя ли так устроить, чтобы они сами могли менять свое обличие поличному желанию.

-В принципе это возможно, - отвечал Феникс, - они могут быть в конском облике до тех пор, пока в этом будет необходимость, а при желании снова взойдут на костер и переродятся.

-И как часто это можно делать? - интересовались Гарпии.

-Да хоть каждый день, - обнадежил их Феникс, - я научу вас, как правильно перевоплощаться, какие слова нужно говорить.

-Ну, если так, тогда мы согласны переродиться конями, и походить своим обликом на Скифера зверя.

Пока гарпии хлопотали, обустраивая жертвенный костер душистыми травами и ароматными поленьями, Зевс и Метида с нескрываемым любопытством расспрашивали Феникса о механизме перевоплощения, стараясь вникнуть во все детали. А он и не думал ничего скрывать, тут же пустился в воспоминания и поведал слушателям, как произошло его первое перерождение, еще в те незапамятные, доисторические времена.

-Когда в первый раз меня настигла старость, а силы оставили мое тело, я шагнул на жертвенный костер и опять преобразился, стал большим орланом, и вновь наслаждался жизнью 300 лет, а затем снова шагнул на костер, и вновь вернул себе молодость.

- Скажи, - интересовалась Метида, - ты всегда перерождаешься в птичьем обличии.

-Почему только в птичьем, - отвечал Феникс, - я прожил сотни жизней в различных обликах, только птичье мне милее. Разве может хоть что-то сравниться с ощущением свободного полета.

-А разве морским рыбам живется хуже? - интересовалась девушка.

-Почему хуже, в шестое свое перерождение, я обратился в лосося. Я как малое дитя плавал в реках, радовался своей новой жизни, счастливо избегая рыбацких сетей, пока не был пойман каким-то стариком.

-И как же ему это удалось, или может быть, ты был не осторожен.

-Обманул меня старый хрыч, - объяснял Феникс. Увидел он рыбу, обрадовался, стал в ладоши хлопать и приговаривать: «ты туда не ходи, ты сюда ходи, дальше вода горькая, а ближе ко мне сладкая». А я уши развесил, подплываю к самим ногам старика, остановился, а тот на меня сеточку раз-два и набросил. Обманул, значит, меня старый хрыч, вместе с тиной морскою принес к себе домой, а там, у разбитого корыта, бабка сидит, вы бы только видели, каким огнем сверкали её голодные очи, а какие из её беззубого рта слетали ругательства, о том вам лучше не знать. Уж корила его демоница, уж журила она старого. «Простофиля ты! - кричала она на старика, - дурачина каких свет не видывал, тут и есть то нечего, какой навар с одного лосося».

-И как же ты остался в живых, - сочувствующе спросила его Метида.

- Остался почти случайно, хотела меня старуха зажарить, бросила на горячую сковородку, а мне только того и надо, я выпрыгнул в огонь, превратился в птицу, только они меня и видели.

-Повезло тебе.

-Да уж повезло, - ответил Феникс, сделав шаг, ступил в жертвенный костер.

В один миг, перья на его крыльях и хвосте загорелись ярким пламенем, отчего пламя костра вспыхнуло необычно ярко и сильно. Все кто видел подобное, остолбенели, ибо редко кому приходится видеть картину добровольного самосожжения. Вечернее время суток усиливало всю эту картину, огонь кипел, бурлил вспышками яркого огня да дыма, казалось, Феникс не горел, а, слившись с огнем, наполнялся живой материей. Жаркие огненные языки плясали вокруг его тела, отчего нельзя было понять, то ли это жертва растворилась в пламени стихии, то ли сама стихия огня, поглотив душу жертвы, впитала её в себя, приобретя очертания чего-то живого, первородного. В бушующем пламени его тело, то подымалось вверх вместе с дымом, то опускалось к самой земле, к обугленным поленьям костра. Не имея четких очертаний, оно колебалось, качалось, тянуло свои руки во все стороны, выбрасывая в небо жаркие языки пламени, и они, отрываясь, улетали, растворяясь в бездне ночи.

-Смелее, не бойтесь, ступайте на костер, - манил гарпий объятый пламенем Феникс, и те, послушные его воле, шагнули в огонь, который тут же вспыхнул ярче прежнего, поглощая новые тела, растворяя их в своей ненасытной утробе.

-Перерождаюсь! - вскричало нутро огнища, сотворив из языков пламени очертания рта, усеянного огненными зубами. -Перерождаюсь! - вскричал огненный рот, дохнув жаром пламени в лицо смотрящих. - Убирайтесь отсюда, что будет дальше, вам знать не дано.

Повинуясь первородному божеству огня, все отправились спать, не смея даже бросить взгляд в ту сторону. А на утро, когда рассвет едва окрасил горные вершины, спящего Зевса разбудил Феникс.

-Вставай, соня, - тормошил он его, проспишь рождение нового дня.

- Неужели ты переродился, - радовался он при виде живого и невредимого Феникса, который на этот раз переродился в человеческом облике. - А где же Гарпии, что с ними?

-Ничего хорошего, - отвечал Феникс, - сгорели синим пламенем.

- Как это сгорели, - аж испугался Зевс, беспокоясь об их судьбе.

-Неужели, и правда, сгорели, - допытывался Пан, протирая заспанные глаза.

-Так и есть, сгорели, - подтвердил Феникс, указывая на лужайку, где на зеленой траве паслись прекрасные вороные кони, мирно помахивая своими хвостиками.

- Это они и есть, перерожденные гарпии, Балий и Ксанф? - удивлялись все, кто видел это чудо.

-Это еще что, - отвечал Феникс, - пойдемте, я вам покажу нечто такое, о чем вы даже не могли и помыслить.

Проведя их в пещеру нимф, Феникс прошел в самый дальний угол, нажал какой-то рычаг, и о чудо. Огромных размеров камень отъехал в сторону, а за ним открылась потайная дверь, о существовании которой никто даже не мыслил.

- Вот так чудеса! - воскликнул Пан, рассматривая многочисленные сундуки, набитые драгоценным каменьям, златом, серебром да дивный жемчугом, все это лежало разбросанное на полу, высыпавшись из сундуков.

-Да тут сокровищ столько, хватит жить безбедно нам и нашим внукам. Откуда ты узнал о существовании этих сокровищ, - допытывался Зевс у Феникса.

А тот только пожимал плечами, дескать:

- знаю и все, наверное когда перерождался, открылась мне тайна этих древних сокровищ, которые тут спрятали разбойники, некогда промышлявшие разбоем в этих местах.

-Да мы на эти деньги можем купить пол мира, - радовался Пан, подбрасывая в воздух груды златых монет древней чеканки.

Только Зевс остановил его и молвил так:

- все это нужно раздать крестьянам, после погрома они сильно нуждаются в деньгах.

Пройдя вглубь пещеры, сплошь набитой сокровищами, Зевс нашел целый арсенал оружия. Стены пещеры были завешены оружием: медные шлемы, щиты, стальные наколенники, златые кольчуги, копья, бердыши, мечи, секиры. При виде такой красоты, их глаза загорелись. Быстро надев на себя доспехи и оружие, они тут же сразились для потехи, проверив крепость мечей да щитов.

-Хорошее оружие, крепкий металл, - радовались они, - с таким можноо и на войну.

-Правильно, - согласился Феникс, - нужно воспользоваться отсутствием тирана Крона, пока он нас будет разыскивать тут, на острове Крит, мы должны захватить Олимп, и отобрать царственный трон. Так ли ты думаешь, повелитель? - поинтересовался Феникс у Зевса.

Тот некоторое время постоял в раздумии, вроде прикидывая все за и против, хотя на самом деле он уже был готов для великих свершений. Этой ночью, когда все спали крепким сном, он почти не сомкнул глаз, думал, размышлял, переосмысливая то, что ему открылось в эти дни.

-Для вас, я не повелитель, обращайтесь ко мне, как к равному, - отвечал он друзьям. - Оружие нужно раздать крестьянам, пусть обороняются, а мы возьмем только самое необходимое, и отправляемся к Олимпу немедленно.

-Это речь достойная мужа! - воскликнули его спутники: Пан, Дионис и Феникс.

Целый день шли приготовления к отъезду, а на утро следующего дня, погрузив все свое имущество на корабль, небольшой отряд под командованием Зевса, отплыл к берегам материковой Европы. Два дня их корабль болтало могучее море, грозя утопить, но слава всех высшему Хаосу, все обошлось, они благополучно высадились на каменистый берег укромной бухты. Тут Зевс и Метида простились, ей предстояла дорога в далекую Тавриду, там она на некоторое время стала жрицей в храме богини Геи, а затем судьба забросила её в Колхиду, где её след затерялся в веках. Какие трудности и приключения выпали на её долю, о том мы пока не будем вспоминать, ибо это очень длинная история. Но в двух словах скажем, что с Зевсом она не увидится больше никогда, хотя он всю свою жизнь будет искать её и ребенка.

-Это тебе, - протянула она ему флаг будущей страны Олимпии, голубое, словно бездонное небо, полотнище с изображением белого голубя, держащим в клюве пальмовую ветвь. - Возьми его и помни, я вышивала его с любовью к тебе мой ненаглядный, - шептала она нежные, полные грусти слова прощанья, едва сдерживая слезы.

-Прощай моя ненаглядная, - отвечал Зевс, нежно обнимая и целуя любимую, а та, будто царскую корону, одела ему на голову венок из лавра, и уже не в силах сдерживать слез, молвила.

-Какой же ты у меня красивый, я горжусь тобой.

Вскоре белый парус, увозящий девушку в далекую Тавриду, растаял вдали, а Зевс еще долго смотрел ей в след.

-Я найду тебя, - шептали его губы, и тугой комок горечи подступил к горлу.

В начале славных дел

В это самое время, тиран Крон, преследуемый честолюбивыми замыслами, снарядил десять галер и приказал им следовать на остров Крит. Сам же он не рискнул плыть морем, опасаясь штормов и плохой погоды, полетел на прыгающей обезьяне, и вскоре высадился на острове, где его уже поджидали воины, грабившие прибрежные поселки и местное население. Полагая, что все это больше подходит пирату, чем великому тирану и военачальнику, Крон приказал прекратить разбой и быстрым маршем повел свои войска к Кноссосу, самому большому городу острова. На расстоянии полдня пути он разбил лагерь на раздорожье трех дорог, ведущих к городу, и, перекрыв их, стал ждать, требуя выдачи разбойников. А Зевс без остановок вел свой небольшой отряд, направляясь прямиком к столице, городу Сорочанску. То и дело им на пути попадались небольшие селения, утопающие в оливковых рощах, где на зеленых пастбищах мирно паслись табуны коней.

-Я знаю эти места, - сказал Феникс, осмотревшись, - эти места и стада животных принадлежат твоему отцу Крону, их выпасают вольнонаемные пастухи.

-Вот и отлично, - молвил Зевс насмешливым голосом, - давай посмеемся над папой, отобьем его коней.

-Давай, - согласились спутники и, пришпорив своих вороных, помчались к стаду животных.

Пастухи из местных демоносов, завидев незнакомых всадников, вскричали:

- эй вы, лиходеи, проходите стороной и даже не думайте о злом. Кто тронет табун тирана Крона, тот ответит головой.

Но друзья мечи сжимая, точно стрела, пущенная из лука, погнались за пастухами, а те, устрашившись, бросили пастушьи плети, бежали в селение, выкрикивая.

-Помогите, спасите, убивают!

В селении поднялся страшный шум, и стража, схватив оружие, выбежала на крик. Смотрят, а им на встречу, на чудесных вороных конях, мчат разбойники, размахивая мечами. И тут, словно гром небесный, смешанный с ревом осла и завыванием ветра, раздался душераздирающий вой, подобный горному эху. Это кричал Пан, который после ранения и чудесного выздоровления, обнаружил в себе дар, пугать, устрашать да напускать на окружающих панического страху. Но стражники то всего этого не знали, думали, что это не иначе божество мрака вырвалось на свободу из подземелья бездны, и теперь готовится их пожрать. Ужас сковал их тело, и многие тут же пали на землю, лишившись чувств, а те, кто был посмелее, бросились бежать. Один из таких проворных демоносов, судя По-одежде, правитель этой деревни, тут же вскочил на коня и, подгоняя его плетью, помчался прямиком к столице, спеша сообщить о разбойниках. Только быстрый конь опередил беглеца, выхватив меч, Зевс плашмя ударил того по голове, оглушил и сбил с коня.

-Конец мирозданию, - только и успел крикнуть демонос, пал на землю и тут же лишился чувств.

Уже придя в себя, он отворил очи и с удивлением принялся рассматривать разбойников, которые жгли костры, готовили ужин. Кого это интересно они будут жарить, думал он, может меня хотят зажарить, а может они замыслили пытать меня каленым железом, дрожа, перебирал он в голове все известные способы пыток и казней. От разбойников отделился один человек, ростом чуть больше титана, подошел к пленному и молвил.

-Смотрите, очухался, значит жив, а я-то думал, что его душа уже давно обживает бездну чистилища.

- Не ешьте меня, - скулил демонос, - я не вкусный, - чем несказанно рассмешил собравшихся.

-Я не тиран, не кровопийца и не хищник, - отвечал ему человек, ростом чуть больше титана, - меня зовут Зевс. Запомни это имя и передай другим. Зевс прибыл в ваши места, чтобы свергнуть тирана, дать свободу всем обездоленным и восстановить древние обычаи моего деда, громовержца-Урана, ибо я его внук и законный наследник престола.

От всего услышанного, несчастный демонос дрожал, как осиновый лист, еще бы ему не дрожать, когда его очи видели острый меч, а уши слышали такую крамолу, которую отказывались воспринимать мозги, ведь каждое сказанное слово было ценою в жизнь.

-Боже правый и левый, - молил демонос всех высшего Хаоса, - спаси и пронеси, если тиран узнает, что слышали мои уши, я труп, - и от этого он дрожал еще больше.

-Не бойся нас, - успокаивал его Зевс, - мы не причиним тебе никакого убытку, возьмем только провизию и оружие, какое понадобится в походе, да еще освободим твоих рабов.

Ничего не соображающий демонос, из всего сказанного понял только, что его не убьют, а если постараться, то может даже отпустят, и от этого ему стало так тепло и приятно на душе. Он всегда был очень добродушным и ласковым, когда чувствовал острие меча на своем горле, и желая избежать насилия, тут же начал юлить хвостиком, дескать, я всегда знал, что Крон тиран и узурпатор престола.

-Берите все! Никакого убытку мне не будет, - и он лично бросился отворять запоры темницы, снимать цепи и колодки у рабов содержащихся под замком. - Выходите, выходите все! - взывал бедняга демонос к пленным рабам, - вас освободил наследник престола, наш новый царь и бог Зевс, он дарует вам свободу.

Пан, Феникс и Дионис только покачали головой, дескать, вот демонос чудит, и пошли обследовать складские помещения, кладовки с провизией и оружием. А Зевс своему великому удивлению обнаружил, что в нем проснулся талант оратора, и он обратился к только что обретшим свободу рабам с такой речью.

-Сбросьте оковы рабства, разбейте железные цепи, ибо вы больше не рабы, вы свободный народ, достойный лучшей жизни. Вы рождены свободными, рождены для лучшей доли, но коварный поработитель народов втоптал в грязь былые свободы и вольности, дарованные вам моим дедом, Ураном-громовержцем. Уничтожить рабство, освободить всех обездоленных, - такова была благороднейшая цель войны, которую он объявляет тирану и к которой призывает их.

Яркими красками он обрисовал святую цель, за которую решил бороться.

- Кто из вас хочет быть свободным, и предпочитает почетную смерть жалкой жизни раба. Кто чувствует себя смелым и сильным, готовым вынести все тяготы и опасности войны против тирании, мрака и невежества. Кто чувствует позор ненавистных цепей, пусть берет в руки оружие и встает под знамена Олимпии.

Эта проникновенная речь произвела сильное впечатление на слушателей, в их душе просыпался дух свободы, все они, как один, выразили желание следовать за Зевсом.

- Будь нам вместо отца с матерью, - просили они его, - а мы будем верой и правдой служить тебе.

Над толпой развевалось знамя свободы, на изможденных лицах блестели слезы радости, светились улыбки, слышались восторженные восклицания:

- Зевс, Свобода, Равенство, Братство.

Больше 200 рабов присоединились к отряду восставших, принеся ему клятву верности.

-Отныне мы будем именоваться Олимпийцами. Свобода! Равенство! Братство! Будет наш девиз, - так решили все.

Вооружившись косами, серпами, мотыгами, и всем, что могло служить оружием, бывшие рабы, а теперь олимпийцы, выказали желание, немедленно отправиться в путь. Но Зевс, как настоящий стратег, первым делом накормил этих худых, изможденных работой людей, демоносов и охлосов. И только когда убедился, что все сыты, одеты и обуты, отправился в путь, прихватив с собой провизию. Надобно отметить, что Зевс почти не притронулся к еде, хотя уже много дней не ел и не спал. К своему удивлению, он стал замечать за собой такие способности, о которых он даже не мог и помыслить. Он мог не есть, не пить, не спать и, даже если этого требовала обстановка, не дышать по нескольку часов, что было не под силу простым смертным. По-всему в нем просыпались божественные способности, и его спутники это видели, и верили в него, как в бога. Построив свое воинство в колонну, он повел их по глухим тропинкам, в сторону города Сорочанск. После быстрого перехода не отмеченного каким бы то ни было событиями, отряд Зевса сделал остановку в одном из селений, которое они взяли почти без боя, там воставшие запаслись провизией, освободили рабов и забрали все оружие, которое удалось найти. Несмотря на соблазн, он строго настрого запретил чинить грабежи и насилие над бывшими поработителями. В пространной речи, которую нет смысла пересказывать дословно, он рассказал, кто он и зачем освободил их из рабства. В двух-трех словах обрисовал перспективы и цели их борьбы с тиранией и насилием.

- Разве мы хотим быть только сытыми, - убеждал их Зевс. - Мы должны показать тем, кто сидит на наших шеях и закрывает нам глаза и уши, что мы видим и слышим, мы не звери, которые хотят только есть, мы хотим жить достойно. Мы должны показать нашим угнетателям, что каторжная жизнь, которую они нам навязали, не мешает нам сравняться с ними в уме, и даже встать выше их.

Бывшие рабы слушали оратора, и в их груди просыпалась гордость и осознание того, что в их силах изменить судьбу, сделать свою жизнь свободной и счастливой. А Зевс все говорил и говорил без остановки, призывая их посвятить свою жизнь делу служения свободы и справедливости, равенству и братству. Негодование, таившееся в усталых грудях, просыпалось, требовало выхода, а руки сами тянулись к оружию. Через время отряд олимпийцев ушел остуда, получив пополнение в количестве 500 воинов из числа освобожденных рабов, сбросивших железные цепи, чтобы начать благородную борьбу за свободу. В пути они останавливались у каждого селения, встречавшегося им на пути, но лишь на столько времени, сколько это было не обходимо, чтобы запастись оружием и призвать рабов к восстанию.

-Я знаю, - говорил им Зевс, - настанет время, когда на земле будет жить вольный народ, счастливый своей свободой. Вот, ради этой жизни, я поведу вас на приступ твердыни, в которой укрылся тиран Крон.

-Мы с тобой, - скандировали толпы.

Таким образом, на рассвете следующего дня, они достигли предгорий Олимпа и вышли на дорогу, которая тянулась по склону этой горы к загородным дворам и небольшим селениям. Заняв несколько садов, находящихся у самой дороги, отряд остановился на отдых. Отсюда предгорье Олимпа, застроенное дворами знатних демоносов, казалась, одним сплошным садом. А сам Олимп, озаренный лучами яркого солнца, являл такую грандиозную, такую прекрасную и величественную картину, что она вызывала возгласы удивления у видивших её в первый раз. Отсюда было видно и сам город Сорочанск, седалище богов, защищенный высокими крепостными стенами. Как ни прекрасна была эта величественная картина, Зевс быстро освободился от её чар, окинул взглядом вершину горы, стараясь определить, как далеко вверх тянется мощеная камнем дорога у которой они находились, и доходит ли она до крепости. После недолгого раздумия, Зевс решил послать Феникса и Гарпий, которые к этому времени вновь вернули свое гарпийное обличие, на разведку, а с ними отряд из 30 воинов. А сам с главной частью отряда намеревался обойти окрестные селения и дворцы, чтобы поискать оружия и освободить рабов. Пан, Дионис и ядро олимпийцев должны были оставаться на прежнем месте, здесь же они договорились встретиться после. Спустя некоторое время, когда Феникс возвратился из разведки, Зевс уже был на месте, пополнив свой отряд воинами, освобожденными из соседних селений, и что не маловажно, многие селяне, услышав проникновенную речь Зевса, выказали желание присоединиться к восставшим. Разведка доложила, что дорога, около которой находятся олимпийцы, сильно охраняется. Но есть пастушья тропа, которая, пролегая по склону, идет через лес к вершине горы. Она не охраняется, и только по ней можно незаметно подойти к Сорочанску. Хотя добраться туда будет непросто, все же это единственный путь, которым можно подойти к городу.

-Быть по-сему, - молвил Зевс, обращаясь к своим воинам. – Там, - указал он своим мечем в сторону горы, - на вершине Олимпа, где гнездятся орлы, где в недоступных местах бродят дикие звери, находится логово мрака, тирании и порабощения, только завоевав этот город, мы обретем свободу.

Когда колонна олимпийцев двигалась по-направлению к вершине, Зевс отобрал два десятка добровольцев из местных поселян и, вручив их в руки богини Удачи, приказал по разным дорогам отправляться в ближайшие селения и городки, подымать рабов к восстанию.

-Ждите нас, мы скоро вернемся и приведем сотни олимпийцев, - пообещал Дионис, который в числе двадцати добровольцев отправился подымать народ.

Простившись с ними, Зевс быстрым маршем повел своих воинов к вершине. Чем круче делался подьем, тем уединенней становились места, тем глуше была тишина, царившая в этом лесу. Постепенно кустарники и низкорослые деревья сменялись терновником, вязами да кипарисами. Вначале подъема олимпийцы встречали идущих по дороге земледельцев, крестьян, которые несли в корзинах лесные грибы и ягоды, коими были так богаты эти места. На отряд вооруженных людей они смотрели с изумлением и страхом.

-Спаси и пронеси, - шептали демоносы, узнавая в обличии Зевса черты бога, неужто сам Уран-громовержец воскрес, явившись в этот мир, - молили они всех высшего Хаоса о пощаде.

Чтобы они раньше времени не выдали их место пребывания, Зевс приказал всех попадавшихся им на пути, брать с собою, и те безропотно соглашались, ибо, узнав голос бога Урана, подчинялись ему беспрекословно и даже показывали дорогу. Преодолев крутой подьем, отряд олимпийцев добрался до большой площадки, расположенной ниже главной вершины Олимпа, совсем рядышком от города Сорочанска. Видит глаз город, да зуб неймёт! Пройти к городу через бездонную пропасть, считалось делом неправдоподобным, и потому никто и никогда не охранял подступы к городу с этой стороны. Приказав сделать привал, Зевс, Пан, Феникс и Гарпии отправились на разведку, и правда, кругом, куда ни кинешь взгляд, высились крутые, неприступные скалы, а узкая тропа обрывалась у пропасти, в которую низвергался речной поток. На другой стороне обрыва тропа снова возобновлялась расщелиной в скале, откуда открывался вид на цветущую часть горного склона, тянущуюся к крепостной стене.

-Тут пройти невозможно, - молвил Зевс, осмотревшись.

-Также думают часовые, поэтому с этой стороны нас не ждут, а мы обязательно преодолеем эту неприступную скалу, - сказал Феникс и, раскрыв крылья, воспарил над пропастью.

Уже стоя на той стороне, он крикнул:

-Бросай веревку!

Ловко придумано, обрадовался Зевс и распорядился рубить деревья, соединяя их ремнями. Вскоре, через пропасть был перекинут подвесной мостик, способный выдержать вес взрослого человека. Перейдя через скалу по мостику, Зевс, Пан, Феникс и Гарпии отправились к крепости, соблюдая всевозможные меры предосторожности. В это же самое время, комендант города Сабскаба обходил крепостные стены, проверял караул и дополнительные посты. Надобно заметить, что великий тиран Крон, отправляясь разыскивать мятежников, оставил Сабскабу комендантом в городе, ибо тот после тысячи страхов обрушившихся на его голову у острова Крит, разболелся не на шутку, а с головой вообще творилось что-то неладное. И вот теперь, когда до его ушей дошли тревожные слухи о том, что рабы, разбив цепи, собираются в большие шайки, он лично проверял охрану у складов с оружием и тюрьмы. Побольшому счету, Сабскаба особо не придавал значения слухам, больше похожим на миф, чем на правду.

Ну, сбежало несколько рабов, пусть даже два—три десятка, но не сотня и не тысяча, как ему докладывали. На всякий случай он издал указ: «беглых рабов истреблять без всякой жалости, а всех подозрительных хватать и отправлять в темницу». Проверив караулы и пригрозив им на прощание своей семижильной плетью, Сабскаба отправился на кухню подкрепиться перед сном чем-нибудь вкусненьким. Был теплый безветренный вечер, все вокруг дышало тишиной и покоем, лишь изредка прерываемой кудахтаньем кур высиживающих яйца на насесте, да жужжанием больших жуков, бившихся в слюдяные окна. Сабскаба удобно устроившись в плетеном кресле-качалке, неспешна жевал сушеную гусень, которая в этом году была особенно жирная и вкусная.

- Бончо, - кликнул он своего верного слугу, - рассказал бы ты мне на ночь глядя сказку какую-нибудь, позанятней, а то я совершенно умаялся за день.

-А вы что господин, тут собираетесь, ночь коротать? - интересовался Бончо.

- А чем на кухне плохо, подальше от начальства, поближе к кухне, - пошутил он и рассмеялся.

Но Бончо не разделил его шутку, неизвестно по какой причине он все время рылся в горшках да гремел посудой, чем окончательно вывел из себя Сабскабу.

-Ты будешь сказку рассказывать или нет, чего ты все время суетишься, будто птичка—трясогузка на насесте.

- Зря ты хозяин насмехаешься над несчастной трясогузкой, - нашелся с ответом Бончо, - разве не знаешь, отчего все птицы имеют красивое оперенье, а она бедняжка так и осталась серой, невзрачной.

-Расскажи, - просил Сабскаба, - ужас как люблю все, что связано с миром птиц, ты же знаешь мою давнюю мечту, обрести крылья и воспарить, как птица над землею.

- Знаю, - отвечал верный слуга, - уплетая телячью голяшку, - только и рассказ непростой, очень даже крамольный.

-Почему это крамольный? - удивился Сабскаба, поперхнувшись сушеной гусеницей.

-А потому, - отвечал слуга, - эта тема запрещенная, имя Урана-громовержца нельзя упоминать вслух.

-Это верно, имя покойного бога Уран под большим запретом, но нас никто не слышит, так что говори, - на всякий случай шепотом приказал Сабскаба, - и помни, ты не должен выказывать любопытства или отпускать замечания по поводу духов, ибо духи весьма чувствительны к критике.

-Это еще почему, - сделал большие, удивленные глаза Бончо.

-А потому дурак, что духи предков в отличие от нас едят отвратительную пищу мух, червей и других насекомых, о которых я даже вспоминать не буду. Так что лучше держи язык за зубами и не сболтни чего лишнего, ибо были такие случаи, когда обозленные духи изрядно колотили обидчика.

-Я не дурак, - с обидой в голосе заметил Бончо, шевеля своими длинными ушами.

-Нет, дурак, раз обижаешься.

-Я не дурак, - обиженно выдавил из себя слуга.

-А я говорю, что дурак, - настаивал Сабскаба, - если тебя назвали дурак и ты обиделся, значит, ты полный дурак. И вообще, не спорь, рассказывай.

-Было это во времена незапамятные, - начал свой рассказ слуга, - в те времена все птицы были серыми. И вот решили они, что серый цвет это очень скучно, и обратились к богу с просьбой раскрасить их так же, как полевые цветы и даже краше. Уран согласился и велел прийти на следующий день, а сам принялся готовить краски, целую ночь он смешивал краски и белила, а на утро закипела работа. Усадив птицу себе на колени, он брал кисточку для рисования, выбирал цвет, красил птицу и отпускал её, подзывая следующую. А птичка трясогузка стояла в конце длиннющей очереди, но её нетерпение было слишком велико, она вела себя как избалованный ребенок, пританцовывая на месте, все время чирикала: «Я следующая! Покрась меня скорее!» Вначале Уран, не обращая внимания на нетерпеливую трясогузку, красил черного вьюрка, раскрасив ему крылья алыми красками. Маленькому, едва приметному, зимородку он подарил прекрасный сапфирово-изумрудный наряд, а красавца бананоеда разрисовал голубой, зеленной и фиолетовой краской. Но трясогузка не могла дождаться своей очереди, требуя пропустить её без очереди, и Уран уступил: «Хорошо – сказал он, - подойди ко мне!». Маленькая птичка, преисполненная сознанием собственной важности, взобралась к нему на колени. А художник, не долго думая, взял ее за задние ноги, окунул в горшок с коричневой краской и отпустил. Так она и прыгает, по сей день на трех ногах в своем тоскливом наряде, среди пестро окрашенных птиц. И знаешь хозяин, что самое интересное, говорят, Уран-громовержец красил птиц вот тут, в этой самой кухне, правда, в те незапамятные времена она, конечно, выглядела по-другому, ведь дворца тогда еще не было и все было проще.

-Да уж! - грустно вздохнул Сабскаба, - вот были счастливые времена, небось, если бы тогда я пришел к Урану на приём, он не отказал бы мне в просьбе, подарил птичьи крылья. Представляешь, я бы мог летать, парить над землею, подобно соколу, а так летать приходиться только во сне.

-Это точно, - подтвердил Бончо, - я тоже иногда летаю во сне. А вчера ночью мне приснилось, будто из моей головы вылетело золотое солнце, а из ног вышла золотая луна, от всего этого великолепия, от такой несказанной радости, я буквально запрыгал на месте, а у меня из-за пазухи посыпались алмазные звезды, и я летал, парил меж ними на своих дивных крыльях. Ты только представь хозяин такую картину, я лечу в поднебесье, а яркие звезды водят со мною звездный хоровод. Это же красота, миф, сказка, - не мог успокоиться Бончо, и его глаза горели ярким призрачным свечением.

- Нет! - опустил его на бренную землю Сабскаба, - я не смогу представить тебя с крыльями, и вообще, сколько живу, никогда не видал баранов, парящих меж звезд. Такого не бывает, - категорично заявил он, в душе завидуя слуге.

-А как же Козерог, а звезда Альдабаран, а созвездие Овна, а плеяда Баранов, а туманность Рогуль, а… - начал было спорить Бончо, да только Сабскаба не стал его слушать.

-Рожденный ползать-летать не может! - вскричал он и, выгнав слугу на улицу, приказал. – А ну, марш отсюда дурак, ты эдакий, немедленно отправляйся проверять караулы, нечего тут возле миски с жареным мясом крутиться.

Ни чуть не обидевшись, Бончо серой мышкой выскользнул на улицу и был таков. Несколько раз он обошел крепость, проверяя караулы, да всматривался в темень ночи, все было тихо, спокойно, врага нигде не было. Но если бы не врожденная куриная слепота присущая всем демоносам, он наверняка смог увидеть, как в это самое время, из мрака ночи, прямо на него смотрят другие, зоркие глаза. Это был Зевс, он смотрел в ночь, и взгляд его был решителен. Темнело, быстро наступила ночная пора, месяц серебряной лодочкой всплыл на небе, освещая своим сиянием крепостную твердыню. Осмотрев подступы к городу, и взвесив свои силы, Зевс высказал предположение.

-Если мы попытаемся взять крепость и не обдуманно пойдем на приступ, будет страшное сраженье, тут хоть сотню лет сражайся, взять ворота невозможно. Обрекать олимпийцев на верную гибель, было б слишком безрассудно.

Пан, внимательно осмотрев крепостные стены, заинтересовался высокой сторожевой башней, одиноко висящей над скалою, и предложил следующее.

-Я с детства имею в руках немалую силу, давайте, я попробую забросить аркан за выступ башни, пролетев над головами, он врагов не потревожит. По натянутой веревке мне своими раздвоенными копытами пройти пустое дело, спрыгну в крепость и открою вам ворота.

Феникс, подумав, отвечал храбрецу:

- совет твой хорош, да только посмотри, как близко к башне ходят часовые, лишь услышат они звон оружия, стража вмиг веревку перережет, и ты погибнешь напрасно. Я бы не стал, очертя голову лезть на штурм крепости, а применил хитрость, завтра утром я с отрядом воинов переодетых в крестьянское платье, проникну в город, перебью стражу и ворота вам открою. Вы появитесь внезапно и ворветесь вслед за мною.

Зевс, послушав своих товарищей, молвил так.

-Все вы говорите дело, но каждое из них очень опасно, поэтому нужно разделиться на три отряда, и лишь заря займется в небе, я с малым отрядом пойду на приступ главных врат города. Увидав, что нас немного, стража выйдет к нам на встречу. Тем временем, ты, Феникс, с другим отрядом выскочишь из укрытия и попытаешься отрезать их от городских ворот. А ты, Пан, взберешься по веревкам на стену, устроишь в городе переполох и панику.

На том они и порешили, приняв совет Зевса, разделились на три отряда и бесшумно устремились к крепости. Пан тут же приступил к осуществлению своего замысла. Он взял пять копий, обрезал их в том месте, где дерево соединялось с железом так, что от каждого осталось лишь короткий обрубок. В сопровождении своих воинов, тайком прокрался к стене. Подойдя к крепостной стене, он просунул один из наконечников между расщелин камней. В другую щель он воткнул другой наконечник, затем, убедившись, что он сидит достаточно прочно, поставил одну ногу на укороченное древко, беззвучно приподнялся и вставил третий наконечник в следующую щель. Так подымался он до тех пор, пока не очутился на самой вершине крепостной стены. Привязав веревку к зубцам стены, он подал сигнал, и остальные олимпийцы поспешили последовать за ним, на стену. Внутри, вдоль всей стены находился деревянный помост для стражников, сморенные утренней негой, они спали стоя, прислонившись спиной к стене. Будто тени, вырвавшиеся из преисподни чистилища, подкрадывались к ним олимпийцы, и резали спящих, как жертвенных ягнят. А в это самое время, отряд Зевса устремился к главным городским вратам, имитируя штурм города. Воины забрасывали стражу камнями и палками, били во врата тараном, жгли огнем, в общем, вели себя так, будто это шайка разбойников пытается проникнуть в город. Ночной бой всколыхнул спящий город, крепость вздрогнула от крика, со стен на дорогу пали трупы стражников, убитых нападавшими. И тут же дробно ударил брабан, и труба завыла громко, призывая воинов к оружию. Крепость ответила ураганным огнем, копья, дротики и стрелы посыпались на голову олимпийцев, и им пришлось отступить, имитируя беспорядочное бегство. Стража увидав, что враги плохо вооружены, к тому же это всего лишь малая горсть рабов, открыли ворота и вышли наружу, в надежде захватить их в плен. Отбежав на некоторое расстояние, олимпийцы остановились.

-Держитесь вместе, вместе мы сила, - подбадривал Зевс своих воинов, и они сплотившись, ждали врага, ощетинившись мечами и копьями.