КАМПА-ДОПОТОПНАЯ СКАЗКА. 4 часть

КАМПА-ДОПОТОПНАЯ СКАЗКА. 4 часть

Реформы и порядок

Завоевав страну людей Меру, тиран Крон устроил себе заслуженный отпуск. Почивал на лаврах, купался в лучах славы, которыми его со всех сторон осыпали льстецы и подхалимы. День и ночь сотни самых искусных щелкопёров, красно-языких стихотворцев чесали свои длинненькие язычки, сочиняя стихи и песни, которые потом же сами и распевали. Эти возвышенные стихи и гимны сквозь веках пронесли славу о деяния великого тирана, который теперь мог с полным правом называться царём-царей, воистину интернациональным и космополитичным. «Захватив арийский Мидгард, ты, великий царь, стёр его с лица земли, до основания разграбил и подчинил своей власти. На месте разрушенного Мидгарда заложил новый город Вавилон, что означает «Обитель бога». До ныне был один народ, один язык, ты же разделил людей на народности, дал им множество языков. Тех правителей, которые до этого не появлялись пред тобою, ты поверг в прах, растоптал своей пятой, и они трепещут пред твоим могуществом. Ползают пред тобою на животе своем, целуют ноги твои, ибо свершилось предначертанное небесами.», - такие или тому подобные восхваления высекались в камне, передавались из уст в уста и распевались на многочисленных пирушках, денно и нощно устраеваемых на развалинах Мидгарда. Сотни самых искусных художников и скульпторов из камня и мрамора вырезали портрет завоевателя народов, стремясь пронести его облик сквозь века. Как его только не изображали: то великим богом парящим над землею, дарящим добро и свет своим подданым, то крылатым быком-титаном, то львом царем-зверей, а то и тем и другим вместе взятым, смешивая понятия, образы и символы. Вскоре все эти барильефы и статуи заполонили самые отдалённые уголки великой империи, которую Крон назвал Кардуниаш или просто Вавилония. Демоносы ойКумены ликовали, у всех на слуху только и слышно.

-Крон сделал то! Крон сотворил это!, - и так далие и тому подобное.

Хотя сам правитель с виду оставался таким же, что и раньше, простым и общительным. И правда, настоящий правитель никогда не будет щеголять пред подданными в непомерном блеске своего величия, умный царь всегда стремится подчеркнуть свою связь с народом. Поэтому Крон иногда одевался в простую тунику из красного золота, изукрашенную россыпью драгоценных камней и алмазов. Радужным огнем блещут сапфиры, нежно-голубым искрят брилианты, чуть зеленоватым отдают изумруды, красным пламенеют рубины. Обувь носил самую простую и удобную: легкие серебряные сандалии, расшитые бирюзой и полевым шпатом-аквамарином. Корону одевал небольшую, не такую, которую любят нацепить на свою голову иные правители, будто и не корона то вовсе, а глыба в три этажа золота и драгоценных камней. Он же носил самую простецкую корону, формой напоминающую Египетский картуш или нимб, из тонкого кружева златых нитей, изящно вплетенных в россыпь алмазов. Волосы красил в золотистый цвет, глаза и брови подводил чёрным и всегда улыбался, желая понравиться всем и каждому. За что и был прозван какой-то придворной Гетейрой-«милоглазым тираном веселья и радости». И правда, такого добра как веселье и радость у него было в избытке, а уж нектар не переводился никогда, но и дела государственные он не забывал. Отдохнув, тут же засучил рукава и принялся на развалинах Мидгарда отстраивать новую столицу Вавилон – что означает «Обитель Бога», ибо там смешал он все языки, оттуда рассеял их по всей земле, и слово его было твердо, как алмаз, а стоило и того дороже.…

На составление одних только указов писцы извели не одну амфору самых лучших чернил, а уж бумаги измарали без счета, а Крон все диктовал и диктовал. «Я Крон Уранидович! Несравненный бог, чей гнев не имеет подобия. Благой царь, заботящийся о ою счастье завоеванных народов, власть над которыми предопределена мне свыше, не пренебрегал судьбами поверженных, радел о их благе. С премудростью данной мне творцом! С умом, которым наделил меня всех высший разум! Я утвердил в стране закон и порядок. Я дал людям житье в безопасных местах. Я охраняю их от нарушения спокойствия. Моя благая сень простерта над ними! Моя премудрость их покрывает! Успокоены они и пребывают в мире». И надо сказать честно, всё это была чистая правда, ибо повоевав у Ариев, демоносы укрепил границы империи множеством новообразованных провинций, таких как: Парса, Хувджа, Бабайруш, Атура, Офир, Арабай, Мудрая, Тиайидрахья, Мида, Виват, Армина, Катпатука, Партава, Зранка, Харайва, Хуваразмиш, Бахтриш, Сугда, Гандара, Сака, Татагуш, Харахуватиш, Мака и так далие…. Хотя большая часть населения этих провинций да и сам Вавилон состоял из порабощенных людей, которыми на правах хозяев правили победители, укрепляя закон, поддерживая порядок. Демоносы господствовали на этих териториях, но не эксплуатировали их, не допуская разорения земель, не мешая действовать естественным элементам экономики в их привычном порядке. Как и прежде жители оккупированных стран продолжали заниматься ремеслами и торговлей, строили новые и перестраивали разрушенные города. А чтобы законы и повинности исполнялись неукоснительно, тиран поставил над людьми надсмотрщиков, Сатрапов из числа прославленных в боях демоносов, на том основании, что они являются посредниками и связующим звеном, между богами и людьми. Выше людей, но ниже богов, уравняв их в правах к царям. «Ибо творить благо и никому не причинять зла - есть удел истинно царский!». Крон щедро одарил их наделом земли с тем условием, что они будут в исправности платить подати и налоги в царскую казну не только деньгами, но людьми и стройматериалами необходимыми для востановления новой столицы. Для исполнения задуманного он нашел подходящего зодчего, по имени Хаошиангха, который в кратчайшие сроки отстроил не только Вавилон, но и многие окрестные города, включая Дамган и Сузы.

Гибкая политика реформ и умелое правление вскоре принесли свои плоды, а проведенная в стране денежная реформа только укрепила торговлю. Даже те провинции, стоящие в стороне от оживленных торговых путей, процветали, принося огромный доход в казну не только арийскими деньгами, которые по-прежнему имели хождение и ценились на равне с Оболами. Приблизительно в тоже время в оборот вошла медная монета «Крона», которую тиран приказал чеканить, переплавляя трофейное оружие и доспехи поверженных Ариев. Монета «Крона» стала универсальной денежной единицей для всех завоеванных народов, она ходила наравне с Гривнами, Саннарами, Туманами, Харварами, Находами, Дирхемами, Манами, Шахами, Амрамами, Шай, Рупь, Злот, Чарек, серебряными Казами и золотыми Какользарами. Широко распространившаяся монетная система облегчила торговлю. Целые флотилии купеческих кораблей бороздили моря и реки, торгуя с купцами Европы, Азии, Ливии, Африки, Египта. Привозили от туда редкие сорта дерева, драгоценные каменья и прочие товары, в которых так остро нуждались для отделки дворцов и храмов. Мастерские художников, скульпторов и ювелиров были завалены дорогими заказами, ведь тиран не жалел денег на украшение своей новой столицы, пытаясь превзойти все известные города современности. Стремясь стяжать славу устроителя мира, он большую часть денежных средств, предоставляемых новыми владыками–Сатрапами расходовал на восстановление Вавилона, провозгласив вновь отстроеный город вечным обиталищем царственности, а его жителей полубогами. Надо отметить, что жители города получили широкие привелегии, за которые они крепко держались, ведь ореол царственного города признавали во всем мире и не только покоренные арийские народы.

А как же сами Арии- спросите вы? Что стало с их свободолюбием и гордым нравом? Неужели они превратились в жалких рабов и теперь покорно влачат свою скорбную участь, подставив спину под плеть надсмотрщика –демоноса. Нет, их свободолюбивый нрав не выветрился, не иссяк, не развеялся по ветру, но и сил для борьбы с поработителями у них не было. Почти все мужское население истреблено, а старики, женщины и дети не могли сражаться с демоносами-йотунами, теперь все их думы направлены на добычу хлеба насущного и средств к существованию. К тому же в большинстве своем они теперь разговаривали на множестве языков и наречий, едва понимая друг друга. А жизнь день за днем становилась все болие мелочной, и все эти мелочи постепенно сводились лишь к одному, но самому главному, выжить и уцелеть. Теперь люди пытались верить во что угодно: в приметы, знамения, чудеса, ведь прежних богов придававших жизни строгую ясность и смысл у них больше не было. Поэтому на их место теперь мог претендовать каждый кто имел достаточно воинов, чтобы заставить считать себя богом. А завоеватели жили в сласть: ели и пили в волю, погрязли в роскоши и богатели преумножая славу великого тирана.

Хотя эта новая, роскошная жизнь оставляла тирану Крону не слишком много времени для занятий наукой, он все же не забросил её совершенно, его несложный пытливый ум ученого, настроеный для великих научных открытий постоянно искал выход. Что делать и где взять? Как соединить воедино все эти миры и народы людей с демоносами? И даже пытался разводить новую, улучшеную породу людей.

- Я их всех превращу в демоносов, - решил тиран.

И тутже, засучив рукава, с головой ушел в работу, для этих целей ему пришлось провести целую серию научных опытов. Перво-наперво он пытался при помощи двух стянутых коромысел изменять форму головы - так сказать деформировать череп. Получалось очень реалистично, головы у людей становились похожими на дыню, на таких людей было приятно смотреть, а вот разговаривать с ними было не очень. Они сильно картавили, и в такую приплюснутую голову пищи вкладывать нужно было больше обычного. Тогда Крон решил изменить форму ног, для этого он начал пеленать женщинам ноги, пытаясь превратить их в копыта. Этот изуверский обычай изменять форму ног путем сложных и длительных пеленаний дал свои результаты. Копытообразные ступни считались верхом красоты, назывались «золотыми лилиями», а неуверенная, шатающаяся походка изуродованных модниц радовала глаз. Но к сожалению и побочных эффектов было немало, явные уродства мешали людям обрабатывать поля, засевать его ячменем, гречихою, полбой, сим-сим и сорго. Вторая беда заключалась в том, что потомство у людей рождалось без видимых отклонений и демонических симптомов. Поняв, что причина неудач расположена на мелко клеточном уровне, и решать её нужно радикально, он придумал особый способ скрещивания людей и демоносов. Ввел закон: «священной проституции». Перед свадьбой каждая невеста должна была прийти в храм и там за чисто символическую плату отдаться любому демоносу, только совершив этот священный ритуал, она имела право вступать в законный брак. Выглядело все это так или примерно так: у храма сидит множество женщин с повязками из веревочных жгутов на голове, одни из них приходят, другие уходят. Прямые проходы разделяют по всем направлениям толпу ожидающих женщин, по этим проходам ходят демоносы и выбирают себе женщин. Сидящая здесь женщина не может возвратиться домой, пока какой-нибудь чужестранец не бросит ей в подол деньги и не соединится с ней на задворках храма. Бросив женщине деньги, демонос должен сказать:

-Призываю тебя тебя свершить обряд совокупления, как предписывает нам священный закон проституции.

Плата может быть любой: малой, но отказываться брать деньги женщине не дозволено, так как деньги эти священны. Исполнив священный долг, она могла с чистой совестью выходить замуж. Красавицы и статные женщины скоро уходили домой, а безобразным приходиться долго ждать, пока они смогут выполнить обычай первой брачной ночи. Такие порядки ввел Крон в покоренной им стране, и от этого численность населения возросла многократно, в результате: и люди, и демоносы слились воедино, образовав конгломерат народов с единой культурой. Только все эти изменения происходящие естественным путем не радовали глаз того, кто это все затеял, к тому же людей почти не коснулись изменения внешнего облика, разве что в самих ничтожных мелочах. А вот демоносы все больше стали походить на людей, даже рога и копыта были не у всех. Разочаровавшись в генетике, Крон плюнул на это неблагодарное дело, махнув рукой, оставил все, как есть.

С некоторых пор он все чаще стал задумываться над тем, что ему делать с такой огромной массой людей, ведь с каждым годом их число умножалось в геометрической прогрессии. И тогда его взор устремился в Европу, которая буквально задыхалась погребенная многометровым слоем гари и пепла, отчего жизнь там почти остановилась. Если на востоке жизнь как будто наладилась, то в Европе положение по-прежнему казалось безнадежным. Трагическая кончина Фаэтона и Рагнарег - величайшая катастрофа в истории планеты земля подоравала устои хозяйственной, общественной и культурной жизни общества, которое постепенно вырождалось. Высокий радиационный фон день за днем истощал демоническое население ойКумены, отчего демоницы стали рожать каких-то уродцев: хилых и беспомощных, которых приходилось сбрасывать в пропасть. И даже те лучшие из демоносов, которые ещё не утратили качеств издревле присущих их роду-племени, уже ни на что не надеялись. Уставшие от воин и катаклизмов, они все больше привыкали жить одним днем, предпочитая роскошные празднества сегодня, тому полному неведомых опасностей завтра, о котором не хотелось и думать. Хотя находились еще мужи, призванные по складу своего ума и характера быть продолжателями великих традиций-демоса, сам этот демос был уже не тот. День за днем превращаясь в охлос-лицемерную и паразитирующую чернь, уже не способную ни к какому серьезному делу.

-Как же быть?, - день и ночь думал Крон, - чужую землю завоевал, свою потерял. Работать никто не хочет. Рабов нет, земля стоит непаханой, несеяной. Нужно придумать что-то новое, передовое, новаторское. Например, осуществить великое переселение народов.

Чтобы хоть как-то поправить дела в ойКумене, границы которой теперь расширились до прежних размеров, кроме предгорий Кавказа и северных стран Европы неподчиненных тирану. Крон решил расселить людей вперемешку с демоносами. А чтобы переселение происходило мирно, многих из представителей рода людского он уравнял в правах с демоносами, даровав им права и привелегии, о которых раньше они могли только мечтать. И тутже: «яки бог сеющий зерна добра и света» рассеял их по всей земле. Надо заметить, что масштабы переселений были огромны. В это время, на карте Европы возникло тысячи новых стран и сатрапий, которые заселили колонисты-переселенцы. В начале переселения никтобы не поверил, что его удасться осуществить в указанные сроки. Сначало медленно, вяло, но потом все быстрее и быстрее свершилась миграция.

Дорийцы, Пеласги, Ахейцы, Мирмиды, Миняне, Лапифы, Лелаги, Кавканы и прочие переселенные народы пустили корни, обжились в доселе неведомых им землях материковой части Европы. Густо заселив острова Срединного моря, которых после взрыва материка Родос было множество: Лимнос, Лесбос, Хиос, Инусы, Псара,Самос, Киклады, Андрос, Тинос, Миклос, Риния, Кефнос, Серифос, Сифнос, Сирос, Гиярос, Никсос, Парос, Макронисос, Додеканес, Патмос, Лерос, Калимнос, Кос, Нисирос, Тилос, Сими, Халки, Карпафос, Касос и Крит. Всем переселенным народам Крон положил тяжкое бремя в виде налогов и податей, плату они должны был вносить два раз в год натурой: ячменем, финиками, растительным маслом, шерстью, одеждой, скотом, птицей, рыбой, металлическими изделиями, серебром, золотом, отчего его страна день за днем богатела. Старушка Европа вновь расцвела и похорошела, а численность населения выросла втрое.

Как же, спросите вы, Крону удалось в столь короткие сроки увеличить населенение страны? В чем секрет такого всплеска деторождаемости, который был сродни демографическому взрыву. А никакого секрета нет. Все это произошло из-за введенного накануне закона священной проституции, ведь каждые девять месяцев в каждой семье рождалось неменее семи младенцев мужского и женского полу зараз. Казалось бы, сотни-тысяч людей переселились в новые земли, но как позже выяснилось, столько же осталось здесь, в Вавилоне. Куда бы их еще переселить, задумался Крон, и тут ему на ум пришла одна мысль, уже давно занозой сидевшая в его мозгу. Страна Пунт оставалась мало заселенной, почти дикой и пустынной. Нужно влить туда свежей крови, решил он, а то у нас густо, а там пусто. И надобно заметить, что заселить страну Пунт, он решил не столько из-за того, что Вавилония была перенаселена: и мужчинами, и женщинами, которые плодились, как саранча. А в большей степени из-за своего отца Урана, который стал все чаще напоминать о себе, своими проповедями и благочестивым образом жизни. Денно и нощно в страну Пунт устремлялись сотни тысяч паломников, которых Уран поучал, вразумлял и наставлял на путь истинный, а они жадно слушали его мудрые речи, а затем разносили их по всему белу свету. Вскоре дошло до того, что за глаза страну Пунт стали именовать «страною бога», а его истинного тирана и правителя не воспринимали с должным уважением, вот и задумал Крон великую хитрость, переселить туда преданных ему демоносов и множество людей народности Шумер. А чтобы привить жителям страны Пунт чувство долга и привычку к послушанию, он решил переименовать их землю в страну Шумер, в чем должны были показать пример новоприбывшие людишки и его верно подданные демоносы, которые на протяжении своей жизни не знали и знать не хотели иного государя, кроме него. Они, едва вылупившись на свет, с молоком матери всасывали мягкость и кротость его образа правления, в этом духе были воспитаны, в этом соку варились всю жизнь. Это обстоятельство служило порукой тому, что куда бы не были переселены верные ему демоносы, они скорее откажутся от земной жизни, нежели от полного и безраздельного повиновения своему господину. А для того чтобы ещё больше расположить их к себе, Крон решил освободить переселенцев от тяжкого бремя повинностей, так сказать, дать им налоговые каникулы длинною в несколько тысяч лет, и уже готов был издать по этому поводу закон. Но как всегда мудрый в своих рассуждениях Сабскаба начал отговаривать его от этого необдуманного шага.

- Подумай государь и хорошенько взвесь все за и против. Все народы скрипят зубами, но ежегодно платят подать, а переселенцы страны Шумер нет. Это может вызвать недовольство во всей империи, от этого могут вспыхнуть бунты и восстания. К тому же потом, когда закончатся налоговые каникулы, из этих переселенцев каленым железом не вытащишь и гроша, ведь в их мозгу занозой будет сидеть привычка уклоняться от налогов.

Крон пытался возражать.

- Что с них взять, они же нищие, а о здоровье и говорить не приходится, как бы их вши не сьели, живьем не сожрали.

Сабскаба, как всегда находчивый, сразу же нашелся с ответом.

- Любое благо можно превратить в пользу! Если им нечем платить налоги - пусть платят вшами.

От услышанного, Крон даже опешил:

- что я буду с этими вшами делать! Тут своих блох девать некуда, кусаются больно, хоть из шкуры лезь.

- Ничего ненужно с ними делать, - отвечал Сабскаба, - вшей в огонь и делу конец, а люди будут потихоньку привыкать к уплате налогов. Пусть каждый наберет пустую камышину вшей, от этого и людям будет польза: вшей своих выведут и к уплате налогов приучатся.

-А что, эта идея мне нравится, - согласился он. - Теперь оставалась самая малость, так сказать формальности. Кого назначить сатрапом в провинцию Шумер?

А тут как тут подвернулся один демонос, по имени Мескиагашер. Когда-то Крон обещал Мескиагашеру, храброму и сильному воину, земли провинции Тушхана, чтобы в военное время можно было быстро собрать войска на границах государства. Теперь же он решил не выделять Мескиагашеру земли Тушхана, не выделять ему и земли провинции Халах, а выделить ему самые дальние, богом забытые земли страны Пунт. Возведя его в чин Сатрапа, он пожаловал Мескиагашеру колонию людей численностью 9876543210 человека, не считая женщин, детей и всякого рода ремесленников. Так в один день, простой воин стал важным сановником – Сатрапом со всеми вытекающими отсюда последствиями.

-Смотри, - обьяснял он ему по карте расположение будущей провинции Шумер. - Вот тут расположен главный город –столица Киш, которым правит сатрап-Агга, а вот тут небольшой городок Ур, где живет свергнутый бог Уран. Ты же должен расселить своих людей меж этими городами, примерно вот в этом месте, у городка Куляб.

-Но ведь там же дикая степь, топкие болота да гиблые места, - пытался возражать Мескиагашер.

-Тем лучше, - отвечал Крон, - обживешь эти места, иссушишь болота, так сказать приукрасишь эту землю, и тебе воздастся.

-Ладно, быть по тому, - согласился Мескиагашер и сразу начал готовиться в дорогу.

А чтобы переселение прошло успешно, он разделил своих людей на две части. Мужчины налево. Старики, женщины и дети направо. Над той частью, где были мужчины, старшим поставил своего помошника Энмеркара, который посадил переселенцев на корабли, плоты и баржи, отправил вплавь по реке, чтобы они могли раньше других прибыть в страну Пунт, обустроить жилища. Вторую часть людей, в которой преобладали старики, женщины и дети, Мескиагашер лично повел по суше. Люди шли вперемешку с вьючными животными, женщины на руках несли своих детей, старики и подростки несли посильную ношу. Пастухи гнали небольшие стада овец и коз. Воины из числа демоносов с тяжелыми палками и при оружии шли впереди, по бокам и сзади движущейся толпы, охраняя безоружных переселенцев от свирепых хищников, коих в этих местах водилось великое множество. Впрочем глухой монотонный шум, в котором смешивались топот тысячи ног, детский плач, мычание коров, блеяние овец и коз, беспорядочная перекличка идущих был настолько грозен, что вряд ли какой-либо дикий зверь или двуногий враг посмел бы при свете дня напасть на это единое в своем движении стадо переселенцев. Опаснее было ночью на привалах. Когда смолкало все, тишину ночи время от времени нарушали грозные, истошные звуки, свидетельствующие о том, что вокруг спящего лагеря какие-то неведомые силы продолжают бодрствовать. И далеко не каждая ночь обходилась без потерь, о чем возвещал утренний крик матери ненашедшей своего ребенка, растворившегося в ночной тьме.

-Будьте прокляты злые духи-оборотни: Огры, Изиму, Шаки и Лелиша, ворующие наших детей, оскверняющие наших дочерей!, - осыпали люди проклятьями их головы.

Но не только злые духи причиняли вред людям, ворами были и пустынные варвары-людоеды: Нгояма, Нголока, Милхои, Айгомучабы, эти дикие приматы, жадные до людского мяса часто нападали даже днем, воруя детей и женщин, уводя их в пустыню. В пути странникам приходилось преодолевать крутые горы, искать переходы сквозь топкие болота, по мелководью перебиратся через быстрые реки.

-Через какие прекрасные земли идем, почему нельзя остановиться тут, - роптали люди, - куда нас ведут?

А Мескиагашер, простой воин в один день ставший царем-сатрапом, гнал их все дальше и дальше, в неизвестность. Путешествие изнуряло, и привалы, хотя они и таили в себе опасность, становились все более продолжительными. Уже триста восемьдесят раз солнце исчезло на западе и снова появилось на востоке, и людям казалось, что этому путешествию не будет конца и края. Когда измученные странники уже потеряли счет дням, они наконец достигли того места, которое должно было стать их новой родиной, местом их постоянной жизни. То что они увидели, повергло многих в уныние, пред ними лежала безжизненная, болотистая равнина, по которой к океану неспешно текла река Ефрат. Многие рвали на себе волосы.

- Где мы будем жить? Что есть? Чем кормить своих детей?, - причитали безутешные скитальцы.

Мескиагашер как мог успокоил людей, заверив.

- У вас будет все необходимое для жизни: и пища, и кров, который устроили для вас те, кто приплыл сюда по реке.

Через месяц после того как старики, женщины и дети отправились в путь, переселенцы, которые должны были добраться на новое место жительства по воде, погрузили на корабли, плоты и быржи свои пожитки: мотыги, плуги и все необходимое для обустройства жилища, отправились вниз по великой реке Ксаранд, теперь именуемой Эфратом. Длинная вереница лодок обогнула едва подымающийся из руин город Вавилон, навеки прощаясь с родной землей. Река в эту пору года была спокойной, и путешествие происходило без приключений, по вечерам они высаживались на берег, отдыхали, охотились, рыбачили. Так продолжалось много дней, и вот наконец, они в последний раз причалили к берегу и вступили на землю страны Пунт у небольшого городка Куляб. Перед их глазами открылась черная выжженная солнцем равнина, земля была сухой и безжизненной, кое где росла редкая сухая трава, в которой кишили скорпионы и сколопендры, болотистые тростниковые заросли, изобиловавшие дикими зверями. Здесь им предстояло построить новые города и селения, возделывать землю, растить хлеб. Многие плакали при виде этих убогих мест, но делать нечего, слезами горю не поможешь, дружно взялись они за работу, и начали строить жилища. Едва успев обустроиться на новом месте, показались пастухи гнавшие пред собою скот, за ними двигались колонны переселенцев: старики, женщины, дети. Нельзя найти подходящие слова, чтобы описать радость встречи мужей с женами и детьми, они узнавали друг друга и вновь соединялись в роды и семьи. Вскоре убогая страна Пунт преобразилась, на берегах рек возникли новые города, в которых соседствовали переселенцы Шумеры и местные аборигены, народности Прах. Так возникла новая, густо заселенная страна Шумер.

Проходили годы и столетия, хорошела страна Шумер, земледельцы украсили её тучными нивами, строители проложили густую сеть оросительных каналов, которые питали густые сады и тенистые рощи. Нельзя сказать, что все это произошло сразу и вдруг, день за днем люди тяжело трудились, деревяными мотыгами возделывали поля, заступами рыли оросительные каналы, кремневыми серпами собирали урожай ячменя, пшеницы и полбы. Сатрапы Мескиагашер и Энмеркар строго настрого запретили людям иметь железные орудия, вплоть до серпов с кремневыми зубьями. Опасаясь, как бы в них не взыграл природный нрав Ариев, и они не взбунтовались против своих господ, за ними присматривали воины из числа демоносов. Но люди и не думали бунтовать, все их мысли были направлены на то, чтобы выжить и не умереть от голода и болезней. Нельзя не отметить, что почва, на которой они сеяли хлеб, вначале казавшаяся мертвой, напоенная водами Ефрата, оказалась необычно плодородной, и Шумеры собирали большие урожаи хлеба. Однако эта благодатная почва только тогда стала давать верный и постоянный урожай, когда людям удалось обуздать стихию реки ежегодно заливавшую низины. В некоторые годы, когда половодие совпадало с ураганным ветром, дувшим с моря, вода разрушала ветхие тростниковые строения, надолго затопляла и заболачивала поля. Тогда людям пришлось создать целую систему отводящих каналов и басейнов, в этом им пригодился опыт, знание и умение мудреца Урана, к которому они прислушивались. Многие знали, что Уран стоял у истоков зарождения жизни на планете, и теперь мудрыми советами помогал переселенцам обустраивать свой быт. Ежедневно, два раза на день, утром и вечером, чуть ли не все население окрестных селений приходили в его дивный сад и с любопытством слушали проповеди и мудрые советы, помогавшие им выжить и обрести новый смысл жизни в этой суровой действительности. Дивный сад, носящий имя его любимой дочери титаниды Реи, звался Рейским садом и был воистину великолепным, но как и все в этих местах страдал от сильних зимних ветров и пещаных бурь. Тогда люди в благодарность за его мудрые советы помогли Урану окружить его высокой глинобитной стеною, отчего он стал еще прекрасней. А Уран в свою очередь взялся учить их детей грамоте, ведь они в большинстве своем были безграмотны, для этого он открыл первую школу, приспособив для этого заброшенную постройку у города Куляб. Забегая на перед, хочется отметить, что эта школа, которую местные жители на свой манер называли Урук или Урок, прославилась и разрослась настолько, что вскоре поглотила старый город Куляб и стала называться Уруком. С этого самого времени, когда переселенцы сумели обуздать стихии, осушить болота, вырыть арыки и широкие каналы, а так же повернуть реки вспять, начался бурный рост страны Шумер. Земля теперь давала людям больше продуктов, чем нужно было для прокормления того кто трудился на ней, возникла торговля, появились первые деньги, а с ними и первые богатые люди. Начало создаваться государство с правящими чиновниками, жрецами, сборщиками налогов, армией. Хотя большинство жителей Шумера по-прежнему жили все также просто, без лишней роскоши.

Их дома, это грубо сложенные из сырцового кирпича или сбитые из глины постройки, а то и просто тростниковые хижины –«кикишу». Дома без окон, свет в помещение проникает через дверные проемы, ведущие во внутренний двор, на этом дворе или на плоской крыше проходит вся жизнь обитателей дома. Деревяная дверь, огромная ценность, стоящая дороже самого глинобитного дома, когда дом покидают, дверь уносят с собой. Быт Шумеров незамысловатый. Сидят они на глиняном полу, но хозяин дома и почетные гости на табуретках из связок тростника. Спят тутже на полу или кровати, обычно единственной в доме. Едят ячменный хлеб-чурек и ячменную кашу с кунжутным маслом. На первое подают шурпу или халим-мясную похлебку из молотой пшеницы, мяса и жира, или уху – тощую рыбную похлебку. На второе кебаб-мясо жареное на вертеле, или корме сабзи-мясо жареное с зеленью, на закуску вяленую рыбу. Из овощей и фруктов в свой рацион включают финики, капусту, лук, чеснок, различные растительные приправы. Пьют дуг-напиток из сыворотки с водой, сикеру-разновидность крепкого пива. Гостей потчуют аджилем-смесью соленых фисташек, фундука, миндаля, жареного гороха, очищенных орехов, тыквенных и арбузных семечек, да сладким щербетом-прохладительным напитком, изготовленном из фруктовых соков и воды со льдом. Курят кальян с чарсом, бангом и другими душистыми травами. Из овечей шерсти ткут ткани. Одежда, которую носят мужчины, похожа на плащи в виде перепоясанной колоколовидной юбки с нашитой на ней бохромой. Женщины кутаются в покрывала расшитые вышивкой, мишурой и бисером. Все шумерцы как правило ходят босые, лишь изредка привязывают кожаные подошвы – сандалии, хотя вокруг водятся сколопендры и ядовитые змеи, укус которых смертельный. Но не только эти ползучие гады отнимали жизнь людей, куда ни взгляни простирались сухие степи и болотистые тросниковые заросли, изобиловавшие хищным зверьем, там во множестве водились гиены, львы и пантеры. Но страшнее льва был свирепый дикий бык-буйвол, а также злые духи и пустынные варвары-людоеды. Все это наложило своеобразный отпечаток на уклад жизни шумерцев. Жили они патриархальными семьями: жены и дети были в полной власти главы семьи, их можно было даже продать. Работа грубыми орудиями под палящим зноем, частые губительные эпидемии малярии делали жизнь людей невероятно тяжелой, ещё более трудной делали жизнь постоянные страхи перед враждебными духами пустыни: Огры, Изиму, Шаки и Лелиша, от которых приходилось ограждаться амулетами, заклинаниями и колдовскими обрядами. Люди жгли руту, адраспан и ладан, окуривая детей и свои жилища. Каждый поступок человека, каждое самое простое его действие сопровождалось заклинаниями и магией, каждый шаг строго регламентировался жрецами. В это время возникло множество новых верований и предрассудков, каждый род, каждая община имела своих добрых духов хранителей –Шеду и Ламассу, к которым обращались за помощью. Не надо думать, что люди стали уж очень суеверны, просто обереги и амулеты было единственное оружие, которыми они могли защищать себя от всех этих бед и несчастий. Дело в том, что по закону им запрещалось пользоваться железными мечами и копьями, а все потому, что только демоносы имели право пользоваться железными орудиями. Они рассуждали так - глиняный меч против медного ничего не стоит, поэтому сами ковали мечи, щиты, наконечники для стрел и копий, не допуская и строго следя за тем, чтобы люди снова не взялись за оружие, а исправно платили налоги. Если с железными орудиями было более менее ясно, то насчет податей и налогов курьез вышел с самого первого дня. Когда еще только Крон бросал свой жребий, и Мескиагашеру выпали земли пустынные и безжизненные, он прямо заявил тирану, что ему будет трудно платить налоги и подати, на что венценосный тиран соизволил выказать свою милость, а попросту говоря схитрил. По его указу каждый Шумер был обязан раз в пол года здавать надсмотрщику большую камышину, заполненную живыми вшами, что было ловкой выдумкой Сабскабы, приучавшей их к практике выплаты податей и поддержания здоровья у народа. Да только на одного хитреца, найдется два мудреца, ещё похитрее. Шумеры сразу же смекнули, что проще простого брить головы наголо, отказаться от усов и бороды, а где нет волос, там нет и вшей, а где нет вшей, там нет податей. От этого все бритоголовые шумерийцы были похожи друг на друга, словно братья, хотя и выглядели довольно комично.Так в трудах и заботах год за годом хорошела страна Шумер: земледельцы украсили её тучными нивами, вознеслись к небу тенистые сады и рощи, которые питала густая сеть оросительных каналов, на холмах и по берегам рек возникли большие города: Ур, Лагаш, Ниппур, Киш, Шуруппак. В это самое время, у Шумер наибольшее значение имели два города-государства: Урук-Куляб на юге и Киш на –севере, оба являлись центрами военных союзов с правящими чиновниками, сборщиками налогов и вооруженной силой всегда находившейся в распоряжении правителя. Но вскоре среди них, своим могуществом и красотой стал выделяться Урук - Кулаб.

Первым царем Урука стал Мескиагашер, он царствовал триста двадцать четыре года и погиб злой смертью. Во время охоты его растоптал свирепый бык. Энмеркар сменил его на престоле и правил в Уруке-Кулябе четыреста двадцать лет. Еще при сатрапе Мескиагашере городок Урук-Куляб состоял всего-то из храма и нескольких построек вокруг него, то теперь новый правитель Энмеркар поставил себе целью превратить городок Урук в великий город. Для строительства ему были необходимо золото и серебро, железо и камень, всеми этими драгоценностями в то время была богата страна Аратта, что лежала чуть ли не на краю света, в Каджетии на многоводном озере Ван. Надо заметить, что Аратта не подчинялась тирану Крону, была независимым городом-государством за пределами Вавилонии. Наверное Энмеркару нужно было попросить взаймы у своих ближайших соседей, а не кланяться перед правителем Аратты, но обстоятельства сложились таким образом, что сделать этого он не мог, поэтому несколько раз посылал гонцов к правителю Аратты и те возвращались ни с чем. Аратты отказывали в помощи, ссылаясь на то, что народы Шумер служат зверю. Тогда Энмеркар решился на последнее средство, отправил в Аратту гонца со скипетром самого царя Световита, который чудом сохранился у него в качестве трофея. Вид этого символа власти так поразил правителя Аратты, что он признал величие царя Урука, и спустя некоторое время прислал ему в дар: множество злата-серебра, строительный камень, драгоценное дерево, и все это в огромном изобилии. Только вот скипетр царя Световита они отказались отдать, присвоив его себе в виде платы за оказанные услуги. Тогда Энмеркар собрал многочисленное войско и отправился войною в страну Аратту. С собою он взял и своего малолетнего сына Лугальбанду, чтобы он мужал не у мамки возле юбки, а в седле боевого онегра. Но в пути малолетний Лугальбанда заболел чумкой и был оставлен на излечение в горной стране Забу, это его и спасло, ибо во время одного из привалов на голову воинов Урука пали мечи воинов Аратты. Они бросились на спящих, как падучая звезда с небес, Аратты рубили спящих, словно скот, и перебили их великое множество, захватили их вождя, разграбили все их имущество. После победы все стали пировать и веселиться, кубки сделанные из голов поверженных врагов ходили по кругу, Аратты праздновали победу, их женщины громко кричали от радости, стаскивая одежды с убитых воинов. Узнав о гибели своего отца, царевич Лугальбанда покинул горную срану Забу, возвратился в Урук-Куляб, стал правителем этого города и правил в нем тысячу двести лет. И надо заметить, что правил он мудро, горожане Урука не могли им нарадоваться. Уже будучи в преклонном возрасте он взял себе в жены девушку из рода людей, по имени Нинсут, и в скоре у них родился сын Гавгамеш. Полукровка: на две трети демонос, на одну человек. Он впитал в себе черты обеих родителей: от отца - демонические черты и силу, от матери - людское обличие. В детстве Гавгамеш часто болел, но вобщим и целом был здоровым и крепким ребенком, а когда вырос, его отправили учиться в школу мудреца Урана.

Школа

Бесчисленное количество раз восходило солнце с тех пор, как свергнутый бог Уран поселился в этой пустынной стране. Постарел, осунулся, золотая седина коснулась его чела, но он по-прежнему оставался все таким же добрым, отзывчивым, всегда готовым прийти на помощь, поддержать добрым советом. Все эти годы он жил отшельником, мало интересуясь мирской суетой, растил деревья, которые ему привозили из самых отдаленных стран, а цветов у него в саду было видимо-невидимо, да паломников к нему с каждым годом стекалось все больше и больше. Он был всегда рад гостям, никому не отказывал в просьбе, мудрым советом помогал решать споры, усмирял враждующих. Вот только с каждым годом паломников становилось все больше, будто саранча на посевы вытаптывали они траву, срывали цветы, обрывали ещё недозревшие плоды, так что змию Офиону было много работы, денно и нощно ганять из сада незванных ходаков, от которых буквально не стало житья. Для защиты от такой напасти пришлось раскошелиться, нанять строителей, и те в кратчайшие сроки оградили Рейский сад ещё более высокой стеной, а вход в сад преградили кованой решеткой, и тем только спасли его от полного разорения. Видя, что в Рейский сад ход закрыт, жители Куляба пошли на хитрость. Если нам нельзя попасть к мудрецу Урану, тогда мы выманим его к себе, решили они, за восемьдесят мин серебром выкупили большой участок земли и заброшенное строение, перестроив его под школу-Урук, так её нарекли жители, ибо там учитель будет учить наших детей. Там же отстроили здания ремесленных мастерских, библиотеки, множество вспомогательных строений и жилых помещений для учеников и преподавателей, разбили тенистый сад, высадили платаны, смоковницы и вечно зеленый кустарник. Их стараниями школа-Урук превратилась в настоящий городок знаний, будущую кузницу кадров, из года в год выпускавшую высоко квалифицированных специалистов. Отныне и в течение ряда столетий сюда будут стекаться все жаждущие мудрости и знаний. С началом создания школы, на Урана, как на учителя, взвалилась большая работа по созданию наиболее рационального учебного плана, обустройства классов и воспитания будущих педагогов –преподавателей. И правда, школа такого обьема явление новое, и утверждало свое право на существование в острой, принципиальной борьбе с верованиями и невежеством старой системой обучения. Ведь раньше, если и учили детей, то только при храмах, и то азам религии. Нельзя не отметить, что Уран и те кто стоял за ним выдержали целый шквал негодований со стороны жрецов и шаманов, обвинявших их чуть ли не в ереси. Нужна была большая выдержка и громадная вера в торжество разума, чтобы справиться с тем нажимом, которому подверглась школа со всех сторон. Но слава всех высшему и лично царю Лугальбанде все обошлось, жрецы присмирели, а шаманы, посрамленные в своем невежестве, удалились в глухие деревни, морочить голову забитым старикам да безграмотным старухам. Уран и его последователи стали той активной силой, которые ратовали за все новое, передовое, новаторское в процесе обучения и воспитания философов, архитекторов, врачей, зодчих и просто грамотных людей. Вход в школу был свободен для всех: молодых и старых, мужчин и женщин, богатых и бедных. Неважно –грамотен ли ты. Неважно – смышлен ли ты или глуп, лишь бы умел слушать. А рассказывать Уран любил, ведь он знал почти всё. Бывало, соберет возле себя взорослых и малых ребятишек и давай им рассказывать о нашей планете Земля, о том как под действием солнца и влаги зародилась в ней жизнь. Рассказывал о прекрасном младенчестве планеты, когда твари земные были крупнее, да и трава была гуще. Он учил их любить окружающую природу, ибо она день за днем вырождается. А они слушали и в их душах крепло великое чувство осознания того, что весь наш мир неповторимо прекрасен, и жить на земле это великое счастье. Он учил их мыслить и рассуждать не только земными, но и вселенскими понятиями.

- Расскажи нам великий мудрец, - просили его ученики, - о космосе, о всех высшем Хаосе и небесных Сварожичах, ведь ты их видел не понаслышке.

Тогда Уран мечтательно подымал к небу свои ясные очи, вглядывался в россыпь звезд, в это безбрежное море огней, висящее над головою, некоторое время молчал, как бы вспоминая пережитое. А слушатели следуя мысленным взором за своим наставником, словно бы видели эти миры затерянные в просторах вселенной, возможно во многом подобные нашему миру, ибо никто не может доказать, что их не существует.

-Там, в безбрежном космосе у всех высшего Хаоса, все иное нежели у нас, на земле, - обьяснял и рассказывал он своим слушателям. - Мухи там величиною с овец, а яблоки не меньше нашего арбуза. А вот Манна небесная ничем не отличается от нашей земной Манны, разве что цветом она бела, точно наш град. Хочу вам заметить, что для меня нет ни какого сомнения в том, что град, который порою падает на землю, и есть та небесная Манна, сорванная космической бурей. Если вы хотите попробовать небесную Манну, соберите несколько градин, дайте ей хорошенько растаять, и я уверяю вас, вы не пожалеете.

- Неужели небесные Сварожичи едят только небесную Манну, а хлеб, рыба и мясо у них есть? - интересуются слушатели у мудреца.

А тот подумав, отвечает.

- Насколько я помню, о пище Сварожичи думают в самую последнюю очередь, ибо таких проблем с продуктами какие бывают у нас на земле, у них не возникает. В левой стороне живота у них есть особая дверца, они её открывают и кладут туда пищу. Потом закрывают дверцу до другого обеда, который у них бывает раз в месяц.

- Ого-го, - шептались меж собою люди, озабоченно качая головой. - Раз в месяц!. Раз в месяц!

- Да, именно раз в месяц, - подтверждал Уран свои слова, - если перевести это время на наше, то выйдет, что едят они приблизительно раз в сто лет. Это очень удобно, но вряд ли наши земные обжоры и лакомки согласились бы обедать так редко.

-Но такого не может быть, - начинал возражать кто-то из слушателей.

Тогда Урану приходилось, при помощи аргументов доказывать свою правоту.

- Скажу вам больше, животы у небесных Сварожичей предназначены не только для пищи. Подобно нашим сундукам, они могут закрывать и открывать свой живот, когда им вздумается и класть в него все что угодно, ведь у них нет ни желудка, ни печени, ни сердца, внутри они совсем пустые. Глаза свои они могут вынимать и вставлять в любую часть тела. Держа глаза в руке, они видят также хорошо, как будто они у них в голове. Если глаз испортится или потеряется, они идут на базар и покупают себе новый. Поэтому там очень часто можно встретить торговцев новыми глазами.

- Продаються глаза! Большой выбор оранжевых, красных, лиловых, синих и крапчатых глаз. Недорого!.

-Но отчего они такие иные, совсем отличные от нас? - спрашивали недоуменные слушатели, - почему мы не можем торговать своими органами, как это делают небесные Сварожичи?

- А потому, - отвечал им бог Уран, - что мы больше забитимся о своей плоти, совершенно забыв, что без души наше тело всего лишь суповой набор из мяса, жил и костей. А небесные Сварожичи сами по себе бестелесые духи, это их основа, их стержень, а все остальное так….. шелуха. А если вы спросите меня, откуда берутся, как рождаются небесные Сварожичи, то я вам отвечу, они вырастают прямо на деревьях. Эти деревья очень красивы, у них ярко пунцовые ветви, на этих ветвях растут огромные орехи с необыкновенно яркой скорлупой. Когда орехи созревают, их осторожно снимают и кладут на хранение в погреб. Как только всех высшему Хаосу понадобятся новые Сварожичи, он приказывает бросить эти орехи в жаркий огонь, кстати я тоже когда-то жарился на таком огне, и должен вам заметить, что он жжет не обжигая. Через час орехи лопаются, и из них выскакивают уже готовые космические жители. Их не приходится учить, они сразу рождаются взрослыми и уже знают свое ремесло. Из одного ореха выскакивает музыкант, из другого кузнец, из третьего лекарь, из пятого повар, из шестого солдат или портной. И каждый немедленно принимается за свое дело: музыкант начинает играть, повар бежит на кухню, солдат воюет .. вот так они и живут до самой смерти. Но даже состарившись, они не умирают, но тают на воздухе, как дым или пар.

-Этого не может быть, - недоверчиво качают головою слушатели.

А Уран злится, начинает их убеждать.

- Почему вы мне не верите, неужели вы думаете, что я говорю вам неправду. Поверьте, каждое мое слово есть неоспоримая истина, а если вы мне не верите, тогда отправляйтесь туда и сами увидете, что я ничего не выдумываю. А еже ли у кого-то из вас недостает мудрости, да испросит он ее у бога, дающего всем просто и без упреков. Но просить с верою, ни мало не сомневаясь, потому что сомневающийся подобен морской волне, ветром поднимаемой и развеваемой.

И ему верили. Ему не могли не верить, ибо авторитет великого мудрица и учителя не оставлял им иного выбора. Чем больше в его школе набиралось учеников, тем острее вставал вопрос, где брать учебники, ручки и тетради. Если с учебниками было более-менее ясно, то с тетрадями вышла заминка. Вначале Уран попытался возделывать бумагу из папируса, только это дело не прижилось, слишком уж трудоемким оказалось изготовление такой бумаги. Тогда он решил приспособить для этих целей яблоки. Да, да самые обыкновенные яблоки, надо заметить, что они в тех краях росли вот-о-о-от таких размеров. Разрежешь яблоко на две половинки, одна половина тетрадь, вторая - альбом для рисования, на которых ученики драконьим зубом или костяной палочкой чертили знаки, иероглифы и буквы. Все было хорошо, только одна беда преследовала учебный процесс. Яблок едва хватало, чтобы провести занятие, не успеешь оглянуться, а ученики их уже пообкусывали, понадгрызали, раз-раз и нет тетради. Но вскоре выход нашелся. Как всегда, находчивый змий Офион заметил, когда строители лепили кирпичи для здания новой школы, воробьи постоянно оставляли свои следы на ещё невысохших кирпичах, а однажды соседские куры пробежались по кирпичам, оставив замысловатые следы. Когда Офион сравнил каракули учеников и куриный след, ему сразу же стало ясно, что это один и тотже почерк. Взял Офион кирпич, показал Урану, обьясняя, что глина из которой делают кирпичи невкусна, её много не сьешь, к тому же она пластична и на ней можно с успехом выписывать самые замысловатые знаки, начертать самые умудренные изречения. Сказано-сделано, заготовили по-больше глины, размочили её водой, из нее слепили влажную доску, которую ученики держали в левой руке, а правой писали по гладкой поверхности свои задания. Документы и записи, в которых была временная потребность, только подсушивали на солнце, а когда в них уже пропадала потребность, их размачивали водой и переделывали на новые тетради. В тоже вемя, таблички с важными документами обжигали в огне, их можно было хранить долго, из этих табличек вскоре возникла огромная библиотека. Нужно отметить, что глина как нельзя лучше оправдала надежды Урана, она оказалась дешевой, универсальной и многоразовой тетрадью, благодаря которой удалось провести школьную реформу. Вставив в глаз увеличительную линзу из горного хрусталя, Уран важно расхаживал среди малолетних оболтусов, грызущих гранит науки, проверяя их каракули. Если он указывал на ошибки, ученик должен был покорно подняться, поклониться учителю в знак благодарности за то, что он его обучает, затем он специальной линейкой заглаживал ошибки, увлажнял глиняную тетрадь водой и начинал переписывать заново. Ручками служили камышевые палочки, либо драконьи зубы, только учитель имел золотое писало, которое ему служило одновременно и указкой, и даже палкой-вразумлялкой для нерадивых школяров. Науки давались нелегко, но под отеческим наблюдением великого мудреца ученики научились: читать, писать, считать, обучились вычислять площадь здания или сада, умели складывать и вычислять числа, могли назвать созвездия в ночном небе, знали какие страны соседствуют с Шумером, знали, что в них произрастает и чем они богаты.

-Учитесь детки, и учитель вами будет доволен, - наставлял их Офион.

Только не все хорошо учились, были среди них такие, как Гавгамеш. В детстве сын царя Лугальбанда Гавгамеш переболел всеми детскими болезнями, даже от осла заразился стригучим лишаем, волосы на его голове выпали совершенно, родители боялись, что они больше не вырастут, но к счастью все обошлось. И волосы, и рожки отросли будь здоров, вот только симптомы ослиной болезни остались: упрям он был, словно осел, к тому же плохо учился, а заставить его сидеть за партой, было делом не из легких. Других учеников было легко уму-разуму поучать, розги обладали воистину колдовскими чарами, а вот сына царя по статусу пороть розгами не полагалось. Тогда Уран пожаловался самому царю Лугальбанде, тот пытался словами вразумить малолетнего оболтуса: упрашивал, увещевал.

- Сын мой, ты должен хорошо учиться, углубись в писание, вложи знания в сердце свое, и твое будущее будет прекрасным. На какую должность не назначь писца, он всегда будет обращаться к книгам, жить в достатке.

Да разве увещеваниями можно образумить упрямца.

- Всему виной ослиная болезнь, - говорили царю умудренные опытом советники. - Умному – ученье в радость, тупому - слезы, эту болезнь можно излечить только лекарством из крапивы.

Пришлось царю Лугальбанде прислушаться к советам, пролечить Гавгамеша крапивой по голой заднице. И о чудо! Лекарство подействовало. С тех пор он стал прилежно учиться, больше не прогуливал школу, не шлялся по чужим садам и городским мусоркам, стал отличником, преуспел во многих науках и овладел скрытыми знаниями. Крапива совершенно изменила нерадивого ученика, он стал покладистым, и вскорости отличился незаурядными способностями. Бывало, встанет не свет- не заря, перекусит парой лепешек с маслинами и козьим сыром, раньше всех прибежит в класс, чтобы помочь учителю протереть мокрой губкой скамьи и доску, приготовить глину для тетрадей. Потом собирались другие ученики, и Гавгамеш принимался проверять домашние задания, если было необходимо, учил их читать, считать и писать, рассказывал им древние предания и забытые сказки, пел вместе с ними старинные гимны из Авесты и нетленные строки Ригведы, а дети повторяли, заучивая их наизусть. Царь Лугальбанда в знак благодарности за усердие и прилежное обучение щедро наградил учителя, украсив златом, серебром да камнями самоцветными его жилище - сад Рейский. Среди прочих щедрот коими он наградил Урана, были увеличительные линзы из прозрачного турмалина, через которые можно было рассматривать звезды и видеть их будто на своей ладони. А когда Гавгамеш повзрослел, его назначили старшим среди учеников, доверив целый класс малолетних оболтусов, которых он вразумлял с особым прилежанием.

- О ученик!, - говорил им Гавгамеш, - не будь ленивым, а то тебя строго накажут. Не проводи в лености ни одного дня, а то тебя будут пороть, ведь уши ученика у него на спине, и он услышит, когда его будут бить. Изучайте книги, ибо только книга поможет вам понять окружающую действительность: разливы рек, затмение солнца, годичные циклы и смены времен года.

Так день за днем накапливался опыт и знания, которые ученики, записав в тетрадь, складывали в книги и передавали на хранение в особые хранилища–библиотеки обожженных табличек. В таких библиотеках хранились сотни табличек, которые должны были не только облегчить работу строителей, землемеров и торговцев, но и сделать серую однообразную действительность простых людей краше. Теперь каждый грамотный мог свободно взять из библиотеки какую-нибудь увлекательную книгу о заморских странах или увлекательных путешествиях и, углубившись в чтение, погрузиться в призрачный мир иллюзий. И правда, книжный мир воспринимался, как некий духовный мир мудрости и знаний, без которого жизнь становилась серой и пресной, к книгам относились с благоговением, их нельзя было брать грязными руками, а уж ставить на них сверху горячие кастрюли и сковородки, считалось преступлением. И все таки глина - материал хрупкий, таблички часто бились, поэтому их переписывали, при этом переписчик не имел права: не добавить, не протпустить ни одной буквы, чтобы не исказить содержание. Под неусыпным контролем Урана ученики постигли азы математики и геометрии, эти знания помогали определить площадь поля, обьем кучи зерна или вместимость амбара, позволяли составлять схематические карты местности и примитивные чертежи. Математика также была необходима для развития строительного дела, грандиозные здания и примитивные хижины требовали точнейших строительных расчетов. Пусть простые крестьяне и строили на глазок, но грамотные ученики умели все измерить, расчитать, распланировать. А Гавгамеш даже сумел нарисовать такой красивый крепостной забор вокруг города Урука-Куляба, что им невольно залюбовался даже сам царь Лугальбанда, только велел спрятать таблицу с чертежом по-дальше от посторонних глаз. Дело в том, что по закону жителям города нельзя было иметь крепостную стену, это было запрещено верховным сатрапом Шумера, царем Аггой, который правил северным городом Киш. Будь царь Лугальбанда помоложе, он может и рискнул на свой страх и риск оградить город крепостной стеной, но теперь, когда старость отобрала его силы, он не хотел думать ни о чем другом, как о покое. В свое время он умер, оставив свой трон и царство сыну.

Оплакав отца, Гавгамеш тутже достал чертеж крепостной стены, долгое время пылившийся в укромном месте, стряхнул с него пыль и, засучив рукава, принялся строить крепостную стену. Вскоре Урук и Куляб были обнесены мощной кирпичной стеной, за которой горожане почувствовали себя в безопасности, а сам город был переименован в Урук. Узнав о таком своеволии, царь Агга рассвирипел и отправил в Урук своих послов с отрядом воинов. Послы потребовали прекратить в Уруке какие бы то ни было работы по укреплению города и подтвердить свою верность северной столице Киш, управлявшей страной Шумер уже более четырех тысяч лет, так что ни один город еще никогда не смел противиться её власти. Не дав своего согласия, Гавгамеш оставил послов у себя во дворце, а сам собрал на совет всех старейшин, рассказал им о требовании и с возмущением заметил.

- Царь Агга предлагает нам, свободным гражданам Урука, разобрать крепостную стену, приняв такое предложение, мы покроем свою голову позором. Лучше с оружием в руках отстоим свои права, - предлагал Гавгамеш, - а если струсим, то будем всю жизнь пресмыкаться пред царем Аггой.

Но почтенные старцы принялись отговаривать его, пытаясь вразумить и повиноваться. Все уговаривали его быть благоразумным, кроме великого мудреца Урана, который молвил так.

-Послушай зов своего сердца, послушай народ Урука и узнаешь, что тебе делать.

Вышел Гавгамеш на главную площадь, ударил в вечевой колокол, созвав туда горожан. Обьяснил им сложившуюся ситуацию, обрисовал нерадостные перспективы, и ответ горожан не заставил себя ждать, они пошли за царем, потому что поверили ему.

-Царь Агга относится к нам как хозяин к своим рабам, а ведь ещё наши мудрые предки говорили: «Вы можете иметь повелителя, вы можете подчиняться царю, но избегайте хозяина!» И вот пришел наш черед отречься от того, кто вознамерился стать нашим хозяином.

- Мы верим тебе, сын великого царя Лугальбанды, с тобой нам никто не страшен!

- Что ж, - ответил им Гавгамеш, - значит пришла пора сменить жителям Урука мирные мотыги на боевые мечи и палицы. Герои, взявшие в руки оружие, покроют себя вечной славой.

Послы узнав решение народа, спешно покинули Урук и через несколько дней, преклонив колени перед царем Аггой, доложили своему властелину об угрозах Гавгамеша. Пылая гневом, царь Агга обьявил военный сбор и во главе огромного войска выступил в поход. Не прошло и десяти дней, как воины Агги плотным кольцом окружили Урук, а следом по реке Ефрат шла военная флотилия Киша. Как не храбрились мужи Урука, столь скорое появление врага под стенами их города вызвало некоторое смятение. Ведь они были плохо вооружены, не то что мечи, даже боевые палицы были не у всех. Гавгамеш заметил это и сказал своим бойцам.

–Отчего нахмурились герои, может найдется среди вас храбрец, который в качестве посла пойдет к царю Агге и предложит ему с миром уйти в свой Киш.

Тогда вышел вперед один храбрец и воскликнул.

-Я пойду к царю Агге, и если он не потерял свой разум то может быть прислушается к нашим словам о мире.

Но как только посол с белым флагом вышел из городских ворот, воины Киша схватили его и стали безжалосно избивать дубинками. Возмущенные такой неслыханной наглостью, ведь посол - особа неприкосновенная, жители города с оружием в руках выбежали на широкую равнину, где расположилась вражеская армия, неожидавшая такого бурного натиска. Будто ураган, что сметает все на своем пути, прошлись они по вражеским рядам, и вскоре воины Киша были разбиты, а царь Агга был пленен, но все ещё надеялся на свой флот. Тогда Гавгамеш повел своих воинов к берегам Евфрата, где стояли военные корабли города Киш. В мгновение ока воины Урока захватили лодки, изрубив их в куски, а носы украшенные головами хищных драконов, забрали в качестве трофеев, победа была полной, трофеи великими. Гавгамеш ликовал, упиваясь местью, мечтал придумать для Агги самую изощренную казнь, только его остановил мудрец Уран.

-Отпусти его с миром, и тебе воздастся.

Внял Гавгамеш совету мудрого старца, приказал привести к нему пленного Аггу и сказал ему с насмешкой.

-Так вот ты какой мой надзиратель, расчитывавший стать вождем моего народа. Ты забыл, что каждый дом, даже приналежащий бедняку, можно сломать, а народ Урука не бедняк. Ты хотел сделать нас пленниками, и вот сам оказался в плену.

Агга стоял, понуро склонив голову, ожидая своей незавидной участи. Но следующие слова повергли его в шок.

-Ты свобоен, – сказал Гавгамеш пленнику, - отправляйся в свой Киш, властвуй там как прежде и помни, что своей свободой ты обязан великому мудрецу Урану, это благодаря его молитвам я дарую тебе жизнь.

В ответ Агга признал власть Гавгамеша над Кишем и просил разрешения считать себя верным слугой победителя. Гавгамеш молча протянул ему руку дружбы. Но как говорят седые мудрецы: «дружба—на время, зависимость—на века». Так оно и вышло, вскоре вся страна Шумера перестала считать Киш своей столицей, а верховный жрец и военый вождь Гавгамеш получил титул верховного правителя. Став великим царем, он продолжил укреплять крепостные стены. Кирпич-сырец заменил обожженным кирпичем и камнем, а на дальних подступах к Уруку приказал насыпать валы, которые должны были стать трудно преодолимой преградой на пути любого неприятеля. Город Урук возвысился над остальными городами Шумера, став одним из главных портов, через который грузы по водным маршрутам попадали в Месопотамию. Купцы возвращавшиеся из Телмуна, Маккана, Далмуна, Мелухи и далекой (Индийской) страны Ракшаси, причаливали в гавани находящейся рядом с Уруком, продавали свои товары, среди которых были золото, серебро, медь, ляпис-лазурь, изделия из слоновой кости, бусы, гребни, косметика, жемчуг и прочее. Так день за днем Урук превращался в богатый торговый город, ставший центром притяжения не только для купцов и ремесленников, но и ученых со всего света. Народ Урука благословил своего правителя и был готов благословлять и впредь, если бы не его необузданный нрав. Полукровка: по отцу - демонос, по матери - человек. Гавгамеш буквально кипел энергией, его бушующая плоть искала и находила выход в разного рода излишествах. То он укреплял город крепостными стенами. То наново перестраивал сам город, ламая старые дворцы, храмы и здания, перестраивая их наново. То задумав вывести из города все нечистоты и миазмы, приказал прокопать канализацию и водостоки. А когда выиграл великую битву с царем Аггой, буквально влюбился в войну, призвав всех годных к строевой службе мужчин в регулярную армию и принялся их муштровать. Опустошив семьи Урука, лишив их рабочих рук, день и ночь ганял мужчин на плацу, где полезный труд заменяла бесплодная муштра под звуки боевого барабана. А в то время, когда мужья маршировали, юные жены и девушки на выданье становились его наложицами. И не стало в городе невест. Тем же кто упрекал его в распутстве, отвечал так.

-Для кого же девам хранить свое лоно, если не для царей.

Когда терпение народа лопнуло, горожане решили обратиться за помощью к душе великого царя Лугальбанды, принесли к его могиле великие жертвы, спросили.

-О, великий дух, Лугальбанда! Ты создал буйного сына. У него голова рогами, как у тура поднята, оружие не имеет равных, дружина подчиняется звукам его барабана. Но не с кем ему воевать, и он бесчинствует в твоем городе, всех невест обратил себе в жены. Что нам делать, ответь.

Ничего не смог ответить дух Лугальбанда, а только, покраснев от стыда, посоветовал обратиться к Урану некогда сотворившему жизнь на земле, пусть он своей божественной силой сотворит Гавгамешу равного по нраву соперника. Ему, живому богу, породившему наш мир это не составит большого труда, а вы обретёте покой.

Гулем

Пришли жители Урука к земному богу, живущему отшельником в Рейском саду и обратились к нему с такой речю.

-О великий мудрец, помоги нам, ибо наш правитель имеет буйный нрав, и нет от него покоя ни мужчинам, ни женщинам. Слезно тебя просим, создай подобного Гавгамешу по нраву, и пусть они соревнуются друг с другом, а город тем временем отохнет от буйства царской плоти.

Услышал седой мудрец эти речи, глубоко тронувшие его сердце, отвечает.

- Стар я уже для таких великих свершений, да и не получится у меня, наверное создать Гулема. Нет у меня под рукой мяса, жил, костей и плоти, из чего я буду его делать, не из глины же.

- А почему бы и нет, - просили его люди, - хоть из глины слепи Гулема, не святые ж горшки лепят.

Слова горожан тронули его сердце, призадумался старый божич, если мне доверяют, если опять нуждаются в моей помощи, нужно помочь людям. Приказал Офиону принеси белой глины и по-больше.

- На старости лет, на ночь глядя, бегать искать глину, - ругался змий Офион, - даже собаку в такую пору хозяин на улицу не выгонит, - но скрипя зубами отправился выполнять поручение.

А Уран тем временем задумался, каким будет его новое творение, и сначала создал его облик в своем сердце. Нужно слепить такого Гулема, чтобы он как брат родной был похож на Гавгамеша, но был сильнее его, чтобы в нем сочетались все стихии мироздания: огонь, земля, вода и воздух, размышлял и прикидывал Уран. Даже спать не ложился, и как только запыхавшийся Офион притащил целую повозку глины, сразу же принялся за дело.

-Что ты змий ползучий мне приволок, - спрашивал он у Офиона, - я же просил тебя белую, а ты притащил серую-Мадиамскую глину.

-И такая сойдет, - отнекивался Офион, - где я тебе ночью сыщу белую глину, ночью все кошки серы, а Мадиамская ничуть не хуже, из нее лепят отличные горшки.

-Ладно, - махнул рукой Уран и стал воплощать задуманное в жизнь.

Отщипнув большой кусок глины, он бросил его на землю, добавил воды, и стал ногами месить глиняное тесто. Решив назвать будущего Гулема-Энкиду в честь одного из своих любимых Сварожичей – Энки, владыки и хозяина далекой галактики небесного океана. Долго разминал Уран глину, мял её в своих руках, лепил, творил. Взяв горсть земли, он вмял её в глину, тем самым укрепил земною силой тело Энкиду. Подмешав в глину щебень, он укрепил его кости каменной крепостью. От моря взял –кровь. От жаркого солнца–ясные очи. От облаков—мысли. От света—свет. От ветра – дыхание. От огня-тепло души. А змий Офион от себя лично добавил: шерсти клок - для волос, зубы - для рта, когти - для рук и ног. Ровно в полночь этот великий труд был завершон. Осмотрел Уран глиняное изваяние Энкиду и нашел, что оно как две капли воды похоже на Гавгамеша и даже намного лучше. Всем хорош Энкиду, вот только тело оставалось бездуховным, всего-то и нужно самую малость, вдохнуть в него жизнь, начертав на его лбу магические письмена. И тут, в самый последний миг Уран задумался, а зачем собственно говоря, нужно создавать искусственное, живое существо, да еще из глины, если любая демоница сможет родить такого и даже лучше. Что в пустой голове этого Гулема творится, никто ведь не знает, сможет ли он полностью подчиняться воле творца и не выйти из под контроля. Не натворит ли бед, не принесет ли новые страдания в этот мир, в котором их и так в избытке. Нет, не буду я вдыхать жизнь в тело Энкиду, решил Уран, а то еще обьвинят меня в трансплантации органов, подымется ненужная шумиха, не отмоешься. Такая реклама сыграет мне злую шутку, завтра каждый встречный и поперечный начнет слезно просить, сотвори то, оживи это. Нет! все это мне не по душе.

-Вот, что Офин, отвези ты этот кусок глины туда, откуда взял, - а сам, омыв руки, пошел спать.

- Ладно, - согласился Офион, кивая хвостом, а когда хозяин удалился, он принялся на все лады распекать свою судьбу. - Мою работу никто не ценит. Офион принеси глину! Офион унеси глину! А через минуту передумает, снова бегай, ищи ему глину. Нет уж, пусть этот кусок глины идет отсюда своим ходом, - и он, наклонившись над изваянием, начертал на лбу Гулема имя «Энкиду». - Это чтобы ты милок не забыл кто ты и каково твое имя. А теперь: по-моему хотению, по моему же желанию, оживи! - вдохнул в его ноздри дыхание жизни.

И в тот же миг, тело Энкиду задрожало, грудь начала подыматься, сначала чуть заметно, потом все сильнее и сильнее. Сердце забилось громче, а с уст слетел стон, он начал дышать. Веки дрогнули, глаза открылись. Он смотрел в этот мир ничего непоимающими очами.

-Боже правый и левый, ожила Медиамская кукла!, - воскликнул Офион, который и сам не ожидал, что у него получится оживить неодушевленный предмет. - Если Уран все это увидит, ох и всыпит он мне по первое число, - ужаснулся он содеяному.

А в этот миг, Энкиду широко раскрыв свой рот, чихнул.

- Апч-хи.

-Всех высший Хоаос, - взмолился Офион, - он еще и чихает, а вдруг у него чахотка или туберкулез, точно перезаразит всех в округе.

Едва оживший Энкиду, смотрел на кривляющуюся морду змия с неописуемым выражением, потом неожиданно вскочил и воскликнул.

- Где я? Что я? Кто ты?

-Успокойся, тише-тише, - просил его Офион, подталкивая под руки, - а ну покажи, как ты можешь двигать ножками.

Повинуясь приказу, Энкиду сдвинулся с места, и сделал шаг.

- Вот-вот, так хорошо, - подбадривал его змий.

И правда, он твердо стоял на своих ногах, хотя и шатался из стороны в сторону, но уверенно шагал по дорожке, и ни кто, и ни когда бы не смог подумать, что это были его первые шаги. Офион порхал возле него, словно ночная бабочка, поддерживал его, направляя в нужную сторону, к выходу из Рейского сада. Иногда Энкиду упирался ногами, открывал свой рот и втыкал в него указательный палец, при этом рот его приоткрывался, зубы скалились, он дрожал от страшного напряжения.

-Что ты там своим пальчиком во рту ковыряешься, - мурлыкал Офион, - даже я не властен над своими чувствами, тоже иногда открываю свой рот, но пальчиком в нем не ковыряюсь, держу себя в руках, и ты будь скромнее. Ходи-ходи отсюда милок, пока старик не проснулся, пока твой прах не развеял в глину. Топай отсюда, пока из тебя не сделали глиняную кружку или ночной горшок, пылящийся под кроватью, скорее брысь отсюда.

Но Энкиду по-прежнему втыкал в рот указательный палец, намекая, я голоден.

- Потом, потом, - подталкивал его к выходу Офион, - все потом, сейчас нет времени думать о всяких пустяках. Не дай бог старик проснется, тебя на запчасти разберет, меня последними словами обругает. Ходи-ходи отсюда по-добру, по-здорову.

Наконец, не знамо каким образом, Энкиду выдавил из себя незнакомые слова.

-Есть хочу!

-Боже правый и левый, оно ещё и есть хочет, - шипел Офион. - Я тоже голоден, да только кто же на ночь наедается, это может испортить твою фигур, - мурлыкал он, срывая яблоки, бананы, финики и апельсины, - возьми все, только ходи отсюда быстрее.

Вывев Энкиду за ограду, он сказал ему на прощанье.

-Вот тебе бог, а вот порог, - и затворил врата Рейского сада.

Светало, звезда, по имени Солнце, вставала над бескрайней страной Шумер, освещая всю землю, и в его ярком сиянии стоял, только что рожденный Энкиду, впервые увидивший огромное солнце. А над его головой сияла лучезарная корона, сотканная из мириады радужных искр света.

-Боже правый и левый, - подивился царь Гавгамеш такому сну, приснившемуся ему этой ночью.

Едва проснувшись, он поспешил к своей маме, царице Нинсун, чтобы та помогла ему истолковать сноведение. Прибежал к ней и говорит такие речи.

- Видел я сегодня ночью удивтельный сон, представилось мне, что за моей спиной отрасли златые крылья, и я парил над землей, подымаясь все выше и выше по солнцепутью, прямо к небесным звездам. Когда до звезд осталось подать рукой, преградил мне путь волосатый человек, как две капли воды похож на меня лицом и фигурой. Он, словно воин царя небесного, схватил меня за руку, прервав мой полёт. Я пробовал вырваться из его мертвой хватки и даже поднял над землёй, но освободиться не смог, он выстоял. Тогда я позвал на помощь всех своих воинов, но этот волосатый человек отбросил их одной левой, они пали пред ним на колени и стали целовать его ноги, а я проснулся. Вот какой чудный сон видел я, и от этого мне стало не по себе.

Выслушала мудрая Нинсун все, что наснилось её сыну, и так истолковала вещий сон.

- Тот, волосатый человек, о котором ты мне рассказал, был сильнее тебя, хотя ты поднял его над землей, все же не смог от него освободиться, значит он предостерег тебя от чего-то нехорошего. Кто его знает, куда бы занесли тебя эти златые крылья.

-Это верно, - согласился Гавгамеш, ибо сразу вспомнил, каким не добрым глазом смотрели на него знаки зодиака: свирепый Лев, грозный Буйвол, а ужасный видом Скорпион даже замахивался полным яда жалом.

-Мне кажется, - продолжала обьяснять вещий сон мудрая Нинсун, - что этой ночью родился на свете герой равный тебе по силам. Думаю, ты скоро увидиь его и обрадуешься этой встрече, потому что узнаешь в нем своего верного друга, всегда готового пожертвовать своею жизнью, чтобы уберечь тебя от беды. Во всей нашей стране никто не сравнится с ним в силе, потому что его сила крепка, он действительно будет твоим другом и никогда тебя не покинет.

Успокоившись, Гавгамеш отправился к марширующим на плацу воинам и вскоре забыл о том вещем сне. А Энкиду все это время рос в степи, горы стали его домом, вместе с газелями и джейранами ел сочную траву, теснился в потоке всякого зверя, идущего к водопою, не зная о существовании мира богов, демоносов и людей. И от этого ни капельки не печалился, так хорошо ему было, жить вольному среди дикого зверья, не забивая свою голову теми обязанностями и предрассудками, коих немало в любом цивилизованном обществе. Однажды Энкиду повстречал стадо никогда невиданного им скота, домашних коз да овец. Стал играть с ними, бегал среди них, прыгал и те отвечали ему взаимностью. Пастух этого стада увидел дикого человека, как две капли воды похожего на царя Гавгамеша, идущего среди зверей к водопою, и глазам своим не поверил.

- Не может этого быть! Ведь не царь же Гавгамеш бегает среди коз да овец.

Пока пастух протирал свои глаза, это странное существо исчезло, а пастух решил, что оно ему привидилось. В другой раз он снова увидел Энкиду и онемел от ужаса.

Да это же наш правитель, думал пастух, неужели наш царь Гавгамеш совсем озверел или мне это снится.

Внимательно присмотревшись, он решил, что это не царь, но с другой стороны смотришь, точно он. Это открытие привело его в шок, а липкий страх проник в самые дальние глубины его души, в каждую клеточку его тела. В ужасе босился он к мудрецу Урану, поведал о чуде.

- Представляешь, - рассказывал он, заикаясь, - в наших краях появился некий странный муж: не то зверь, не то демонос, не то человек, мощью своих мышц равный титанам. Среди зверей он бродит по степям, ходит с ними к водопою, а лицом и статью как наш царь Гавгамеш, к тому же он очень хитрый, мешает моей охоте. Я рою ямы, ловушки на зайцев, он их засыпает. Я ставлю лисьи капканы, он их уничтожает, прямо из рук моих уводит добычу. Что мне делать, может убить этого Энкиду?

- Ты сказал Энкиду, - удивился Уран, - откуда ты знаешь, что его зовут Энкиду.

-Я прочел надпись начертанную на его лбу, - отвечал пастух.

Сразу все понял умудренный жизненным опытом Уран и грозно взглянул на прячущего свои глаза змия.

-А я что! Я ничего, - прятал глаза Офион, услужливо виляя хвостом.

- Если это Энкиду, - молвил Уран пастуху, - не одолеть его тебе и никому другому, ибо велика его сила.

-Но что мне делать, - бедкался пастух, - может быть поднять против него всех людей округи, натравить на него свирепых собак, посоветуй.

Задумался старик, как быть, что делать, а затем молвил так.

-Сделай вот что: не силой, не хитростью победи его, а женскими чарами, которых он ещё не знает. Отправляйся к царю Гавгамешу, выпроси у него лучшую храмовую блудницу. Этой блуднице и будет суждено победить могучего Энкиду, ещё не познавшего женщину. Ты спрячешься с нею у водопоя, а когда он прийдет туда, пусть блудница выйдет из укрытия и, обнажившись перед ним, откроет свою красоту. Увидев женские прелести, он обязательно приблизится к ней, а звери утолив жажду, вернутся в степь.

Пастух принял совет мудреца, отправился в Урук, рассказал все правителю, и тот дал ему самую опытную блудницу, по имени Шамхат.

-Пусть она снимет пред ним свои одежды, пленит его своей красотою, а затем приведет его ко мне в город, - приказал Гавгамеш.

Взял пастух красавицу Шамхат, привел в степь, где в это время паслось стадо диких джейранов, а вместе с ними Энкиду, и сказал блуднице.

- Вот он, Шамхат! Обнажись перед ним, порази его своей красотой. Да не смущайся, что он зверь, распахни свои одежды и научи его искусству любви. Будь с ним до тех пор, пока он совершенно не забудет о зверье, учи его нашему языку, обьясни мудрость богов, открой знания людей. А я буду каждый день носить тебе пищу.

Шамхат была опытной обольстительницей, вышла она перед диким человеком, открыла свою грудь, обнажила пред ним свое тело, приняла его дыхание. И Энкиду, до того не знавший женщин, погрузился в омут любовного наслаждения, его сильные руки разогрели тело блудницы, принося обеим ни с чем несравнимое наслаждение. Шесть дней и семь ночей неустанно познавал Энкиду блудницу Шамхат, и лишь на седьмой день насытился лаской. Прийдя в себя, оглянулся вокруг, увидел, что от него убежали газели, а всякий зверь обходит их стороной. Вскочил Энкиду на ноги, но вдруг почувствовал слабость проникшую во все тело, его мышцы размякли, его ноги ослабли. Понял он, что уже не бегать ему с прежней быстротой. До этого он жил только чувствами и инкстинктами, а теперь в его голове появились мысли и понятия, которые блудница Шамхат день за днем вкладывала в его сознание. Она кормила его хлебом, поила ячменным пивом, но вид хлеба смутил дикаря, ведь никогда прежде он не знал такой еды. А она кормит его хлебом, приговаривая.

- Ешь хлеб, он сделает из тебя человека, пей ячменное пиво –оно так приятно на вкус!

Преодолев свою робость, Энкиду ел хлеб, пил пиво, и стало ему радостно на душе.

-Ты очень красив, - говорила ему Шамхат. - Ты подобен богам, так зачем же тебе жить со зверьем, бродить по степи, идем со мной в Урук, где живет сильный как тур царь Гавгамеш: полубог, получеловек. Ты увидишь его и полюбишь как самого себя.

-Веди меня к нему, - согласился Энкиду, - я посмотрю, сколь совершенен он силой.

Обрадовалась Шамхат его речам, разорвала пополам свою накидку, которая служила ей платьем. В одну половину завернулась сама, вторую одела Энкиду и повела в город. В дороге они остановились у пастухов.

Вот так чудеса, удивлялись они при виде дикого человека, как две капли воды похожего на царя Гавгамеша, только без рогов и хвоста. Да и ростом Энкиду пониже будет, зато костью крепче, ведь он вскормлен молоком диких зверей, вот откуда его сила.

Ночью, когда захмелевшие от выпитого пива, пастухи спали беспробудным сном, к загонам овец подошли степные волки, Энкиду взял оружие и сразился с ними, убив многих, и не было у спящих пастухов вернее сторожа, чем этот воин: смелый и неусыпный. Утром они снова возобновили свой путь и пришли в город в тот самый день, когда жители благословенного Урука отмечали праздник сбора урожая. Царь Гавгамеш лично срезал последние колосья хлеба, связав из них венок, будто золотую корону, одел этот венок себе на голову, обьявив народные гуляния. Семь дней длилось торжество, семь дней народ Урука пил хмельное пиво, вкушал праздничные яства. В это самое время, пред захмелевшим царем предстала блудница Шамхат, а с нею Энкиду.

- Кто это!, - воскликнул удивленный Гавгамеш, увидев свое зеркальное отражение, ведь Энкиду был как две капли воды похож на него самого, только без рогов и хвоста. Поднявшись из-за праздничного стола, он подошел к незнакомцу, трогал его узловатые мышцы и немало удивлялся их силе, мял в руках его длинные курчавые волосы, столь непривычные для глаз, ведь Шумеры все как один были стрижены наголо. Не по нраву пришлось Энкиду такое обращение, не понимая всех людских обычаев, решил, что над ним насмехаются, и оттолкнул от себя наглеца, посмевшего прикасаться к его телу. Но царь Гавгамеш непривыкший к такому обращению вскипел гневом, набросился на дерзкого с кулаками. Как два разьяренных тура схватились они в рукопашной: били, бодали друг друга, что есть мочи, выбили дворцовую дверь вместе с рамой, даже каменная стена содрогнулась от их ударов. Схватил Энкиду своего противника за горло и чуть не задушил. Бьет руками вокруг себя Гавгамеш, молотит во все стороны, но освободиться не может, мертвой хваткой держит его Энкиду, а тот только храпит и на землю сползает, это удушье отбирает его силы. Так и не победив Экиду, он сам преклонил пред ним колени, признав себя побежденным. На сильный шум и крики дерущихся, сбежалось чуть не все население города, была среди них и мать Гавгамеша, царица Нинсун. Она подошла к дерущимся, остановила Энкиду, приказав ему отпустить сына, и он повиновался, разжал свои сильные руки. Обратившись к сыну, молвила она таковы слова.

- Один ты такой на свете, и нет тебе равных среди царей. Зачем же ты буйствуешь без причины? Зачем необузданный нрав свой не врагам, а подданным своим являешь?

Покраснел Гавгамеш, ему стало стыдно за свои поступки, понял, что в словах матери скрыта великая правда, ибо говорит он от имени всех горожан. Взяв руку Энкиду, царица Нинсун протянула её для примирения и молвила так.

- Вот друг равной тебе по силе и мощи, не считай Энкиду своим врагом, считай его верным другом всегда готовым прийти тебе на помощь.

Крепким рукопожатием скрепили они меж собою дружбу, обнялись как братья и, поцеловавшись, заключили мир.

-Сын мой, - молвила Нинсун, - плохо даже сильному быть одному, а теперь у тебя есть верный друг. Отведет он от тебя вражеские угрозы, но и ты защищай его, помни, что только взаимная преданность дружбу питает.

-Наконец-то появился герой обуздавший буйный нрав царя, теперь заживем тихой, спокойной жизнью, – радовались жители города.

С тех пор как стал жить Энкиду в Уруке, тишина, мир и покой поселились за его высокими стенами, некогда стало Гавгамешу муштровать людей на плацу, все его помыслы были заняты новым другом. День за днем они пропадали на охоте, соревнуясь друг с другом в количестве трофеев, рыбачили, доказывая друг другу кто из них самый удачливый рыбак, или же потехи ради устраивали соколиные ловы. Все это время, Энкиду как мог приспосабливался к новым условиям жизни, питался хлебом, пил ячменное пиво, как все люди помылся в бане, оделся, обулся и стал как две капли воды похож на остальных горожан Урука. Лишь в одном он не изменился, не стал стричь свои длинные волосы, хотя все твердили ему, подстригись наголо, а то блох наберешься, но он не слушал.

Прошло ни мало, не много времени, теплую осень сменила холодная, дождливая зима. День за днем косой дождик льет как из ведра, да дует холодный ветер, от которого нет спасения даже в царском дворце.

- А все из-за тебя, - не зло ругался Гавгамеш, кутаясь от холода в войлочные одеяла.

-Почему из-за меня, - непонимая в чем его вина, спрашивал Энкиду.

-Ты же устроил драку, - обвинял его Гавгамеш, - ты выламал входные двери, а других нет. Дверь в нашей стране это самое большое богатство.

-Да ну, - удивлялся Энкиду.

- Вот тебе и ну!, - отвечал Гавгамеш, - посмотри вокруг и убедись, сколько домов нашего города завешено простою циновкой, а все от того, что нет в нашей стране хорошей древесины.

-Но ведь есть же в нашей стране леса, почему нельзя нарубить деревьев, настрогать из них досок и дверей, наделать для всех нуждающихся.

-Леса у нас есть, и деревья есть, но для дела та древесина не годится, ведь дверь - это не какой-то там пустячок и безделушка, по двери можно судить о благосостоянии человека, иная дверь стоит дороже самого дома, а уж царские двери должны быть бесценны. Мне, царю Урука, по чину положено иметь дверь не иначе как из черного или железного дерева, а это сам понимаешь очень дорогое удовольствие.

-Если по моей вине сломаны двери, готов искупить свою провину, - отвечал Энкиду, не подозревая о последствиях. - Я знаю такое место, где кедровых деревьев видимо - не видимо, они растут там как сорная трава. Далеко отсюда есть анти Ливанские горы, в тех краях я бродил со стадом диких газелей, все склоны этих гор покрыты лесом могучих кедров, столь ценимых в здешних краях. Вот из какой древесины нужно строить двери, а не завешивать их камышовыми цыновками, от которых и толку нету никакого.

Гавгамеш как услышал о высоких горах, покрытых кедровым лесом, так прям и облизнулся от желания обладать этим несметным богатством.

-Если бы ты Энкиду мог читать мои мысли, ты бы увидел, что я давно уже мечтаю настругать дверей для всех жителей моей страны. Чтобы даже через тысячу лет люди помнили обо мне, и даже когда я умру, они с благодарностью рассказывали своим внукам: «Эту дверь мне подарил сам царь Гавгамеш, герой, равных которому не было и не будет в веках». Давай же мой храбрый друг пойдем в те горы, нарубим кедровых деревьев, доставим их в Шумер и прославим этим деянием себя в веках.

Выслушал Энкиду речи друга, но замысел его не одобрил.

-Горы эти мне хорошо известны, бродил я в тех местах вместе со зверями до того, как пришел к людям. Лес этот горный, который не обойдешь и за тысячу часов, охраняет страж кедрового леса по-имени Хувава, если ты не знаешь его историю, то я тебе расскажу. Когда-то очень давно на эту землю напала неисчислимая орда завоевателей, они двигались как саранча, уничтожая все на своём пути. Даже огромная армия царя Тартара сложила пред ними свое оружие, убоявшись их мощи, лишь один царевич Хувава с горстью храбрецов преградил захватчикам дорогу, сражался и пал как герой растоптанный копытами тысяч коней. По приказу царя Тартара, слуги собрали его истерзанные косточки, лекари сшили, склеили его плоть и, вдохнув в тело душу, отправили по-дальше от посторонних глаз, ибо вид Хувавы был страшен. Я однажды видел его, и должен тебе заметить, это зрелище не для слабонервных: сам огромный и ужасный как гора, очи сверкают заимствованным светом, уста извергают буйные ветры, а когда он зарычал, так прямо земля ушла из под моих ног и больше не возвращалась. Я бежал, обганяя самых резвых газелей, а за нами по пятам несся его грозный рёв, который казался мне сильнее шума урагана. Это уже потом я узнал, что этот ужасный видом Хувава герой, которому боги за свои подвиги даровали жизнь вечную.

- А мы ему эту жизнь раз-раз и укоротим, - размахивал Гавгамеш своим топориком, представляя, как он срубит стражу кедрового леса буйну голову.

-Как ты можешь даже думать о таком, - отговаривал его Энкиду, - не равен по силе будет этот бой, ведь мы там будем чужие –пришлые, а он у себя дома, где все будет ему в помощь!

Но Гавгамеш ничего не хотел слушать, отвергал даже самые убедительные доводы, еще и подшучивал над другом, обзывая его трусом. Испугался Энкиду такой бесрассудной храбрости, стал отговаривать друга.

-Не должны мы идти в лес этот кедровый, не забывай, что хранитель леса ни днем ни ночью не знает сна, от его крика - содрогается небо, от его воя - колеблются скалы, а все живое падает на землю замертво, и тебя ждет таже участь!

Хувава

Разумные речи говорил Энкиду, но Гавгамеш был упрямей иного осла, уж если чего себе в голову вобьет –не выбъешь потом ничем, еще никому не удавалось переубедить упрямца, если он что-то намыслит, во веки не изменит своего решения. Наоборот, чем больше его отговаривают, тем сильнее ему хочется. Чем больше упрашивают, тем настойчивие он к этому стремится. Всю долгую и холодную зиму убеждал его Энкиду не ходить в тот лес, и так, и эдак упрашивал, а тому хоть кол на голове теши, бесполезно. Не остановили его опасности, наоборот, ещё сильнее подогрели желание. Устал отговаривать Энкиду, будь что будет, решил он, и махнув рукой, пошел вместе с Гавгамешем в оружейные мастерские, где кузнецы отлили им по руке секиры: большие, тяжелые, да выковали кинжалы: острые, длинные. А пока шли приготовления к походу, Гавгамеш отправился за благословением к мудрецу Урану, которого чтил как отца родного. Только всей правды ему не открыл, а на вопрос куда отправляешься, отвечал.

-Хочу мечем своим острым извести все земное зло, пусть людские страхи навсегда исчезнут из нашей жизни! Благослови меня в моем предприятии, и тогда дальняя дорога будет легкой, а удача всегда будет сопутствовать мне!

- Зачем тебе куда-то идти, - удивлялся Уран, - зачем бродить светом, неизвестно где разыскивать зло, которого и дома девать некуда. Сделай жизнь своего народа легкой и счастливой, тогда мировое зло десятой дорогой будет обходить твое царство.

- О великий мудрец, - отвечал ему Гавгамеш, - к слову моему склони ухо, хочу открыть причину решения своего. Люди моего города смертны, живут мало, часто мрут, и от этого тяжесть лежит на сердце моем. Поднялся я на городскую стену, вижу трупы плывут по великой реке Евфрат. Кто они? Куда и откуда плывут, никто не знает? Но я то не слеп! Я собственными глазами вижу, что плывут они с той стороны, где в своем темном логове скрывается мировое зло, от которого в наш мир приходят все эти беды и несчастья. Тогда я твердо решил, дойти до края земли и уничтожить зло в его же собственной берлоге. Верю, только тогда заживет мой народ счастливо, когда земля очистится от скверны. Прошу тебя, сделай так, чтобы совершил я задуманное и назад возвратился живым и невредимым.

Благосклонно внимал седовласый старец этим просьбам, искоренить мировое зло, сделать жизнь народа счастливой, вот какое у Гавгамеша доброе и пламенное сердце, думал Уран. Конечно, его представление о мировом зле немножко наивны, но на то она и молодость, чтобы мечтать о благордном, возвышенном.

- Пусть эти священные амулеты уберегут тебя от бед и несчастий, - протянул он ему семь заговорённых оберегов от всех бед земли и неба. - Вот первый амулет – перо крылатого дракона, если оно будет с тобою, ни одно воздушное существо не посмеет причинить тебе вред. Коготь льва убережет тебя от свирепых зверей, имея его при себе, ни один хищник не посмеет к тебе приблизиться. Зуб ядовитой змеи убережет от змеиного укуса. Пожирающий огонь язык саламандры убережет от жаркого пламени, если он будет с тобою, ты никогда не сгоришь в огне. Лоскут шкуры удава убережет тебя от удушения, имея шкуру удава, ты сможешь противостоять чужой воле. Чешуя лосося способного преодолевать горный поток, сделает тебя целеустремленным, твоему напору не будет преград. Жало из хвоста не умеющего отступать скорпиона сделает тебя неустрашимым, и все они будут надежно служить тебе, наделяя мощью и силой.

С благодарностью принял Гавгамеш эти священные амулеты, вместо бус повесил себе на шею, и о чудо, он тутже почувствовал, что в его теле произошли серьезные изменения. А когда осмотрел себя сверху донизу, то удивился еще больше, там где раньше висел пухлый пивной животик, теперь был накачанный мышцами пресс. Мышцы рук и ног налились тугим свинцом. Кости стали крепче железа, а сам он стал стройный и подтянутый. Вот что значит чудеса, теперь уж никакой Хувава мне не страшен, думал он.

-Иди сей добро, искореняй зло, которого на земле немало, - по-отечески похлопал Уран его по плечу. - Пусть хранит тебя всех высший Хаос. Пусть всегда с тобой пребудут небесные Сварожичи. Пусть дорога будет легкой, а возвращение - счастливым.

Теперь уже ни капли не сомниваясь в успехе задуманного, вернулся Гавгамеш в город, созвал народ на площадь и обратился к ним с такой речью.

-Есть ли среди вас герои готовые отправиться сомною в антиЛиван, нарубить там вековых кедров и, доставив их в Шумер, прославить себя в веках. Есть ли среди вас бестрашные храбрецы, готовые с оружием в руках сразиться с грозным стражем кедрового леса, от которого в нашем мире столько зла и болезней. Это по его вине ваши дома не имеют крепких дверей, а завешены простою циновкой. Это по его вине в нашем мире столько бед и несчастий, - убеждал Гавгамеш жителей города.

И надо отдать ему должное, убеждать он умел мастерски, самого искуссного оратора мог за пояс засунуть, так что нет ничего удивительного, что на призыв царя откликнулось больше чем полсотни героев, которых он за счет царской казны одел в одежды крепкие. Кроме того выдал каждому дорожный припас и оружие: кинжалы большие и малые, топоры и секиры двуручные, боевые палицы из крепкого дерева—самшита и яблони железом оббитые и отправился в поход.

Долог-ли, короток был путь героев, не знает никто? А только на восходе большой луны, в четырнадцатую ночь, достигли они горы Хуррум одной из самых высоких и недоступных вершин анти Ливана. Не дожидаясь рассвета, устремились герои в лесную чащу, надеясь подстрелить хоть какую-то дичь, ибо в дороге все их припасы закончились. Крутая извилистая тропа, поросшая густым лесом вывела их к краю обрывистой скалы, где они решили разбить лагерь и отдохнуть. Любой звук, даже мельчайши шорох, отражаясь от обрывистых скал, усиливался многократно, а уж когда они принялись рубить деревья, чтобы развести костер, грохот стоял невероятный. Все живое, что ползало, бегало и пресмыкалось в тех горах, притаилось, в свои норы попряталось. Лишь Хувава, страж кедрового леса, услышав шум и гам, издал страшный звериный рык.

- Кто посмел явиться в мои владения?, - кричал он, оглашая окресности, а горное эхо искажая его рик до невероятных размеров сотрясало гору Хуррум.

-Что это?, - ужаснулись воины, ибо на миг им показалось, что где-то совсем рядом промчалось стадо диких туров, сотрясая своими копытами небо и землю.

Все, как водится, изрядно испугались, а грозное рычание не умолкает, воет всею своею звериною глоткой, и от этого стало им ещё страшнее, ибо этот рык был подобен небесному грому. Тут уж все догадались, что это рычит свирепый Хувава. В тотже миг грусть-тоска нехоженными тропами заползла в сердца спутников Гавгамеша, сник даже могучий Энкиду, начал упрашивать своего верного товарища.

- Друг мой, - говорит ему Энкиду, - если бы ты только мог чувствовать слабость в моем теле, то понял, как сильно затекли мои ноги, онемели мои руки.

-Неужели ты заболел, - переживал за друга Гавгамеш.

-Это хуже чем болезнь, давай мы дальше в лес ходить не будем, ведь ты Хуваву не видел, потому и не трепещет сейчас твое сердце, - отвечал ему Энкиду. - Я в свое время видел его и пережил духовный страх, да сердечный трепет. Зверь он равного которому нет и не было в этом мире.

-Так уж и зверь, - не верят услышаному воины.

- Верьте мне, Хувава больше чем зверь, - убеждал их Энкиду, - это существо своим мужеством равня великим титанам….. Две тысячи лет тому назад, у царя царей Тартара родился младший сын, красотой равного которому ещё не видел свет, храбрым и мужественным был сей царевичь, просто жуть. Представляете, он один не убоялся Арийской орды завоевателей. Хотя и мог сохранить себе жизнь, взял в своё руки оружие и вышел с малой дружиной против неисчислимых полчищ, доказав, что не перевелись еще багатыри на земле нашей. Но что горсть храбрецов могла противопоставить черной орде завоевателей, переехали они через Хуваву и даже не заметили, раздробив его кости на сотни мелких осколков. Это уже потом его собрали из тысяч разрозненных кусочков, сшили и склеили из остатков сотен изрубленных воинов, от того и вид его страшен. Его немигающие очи испепеляют огнем, ибо глаза ему изготовили из горного стекла абсидина, и нет от того взгляда спасения. Его зубы, как зубы дракона, ибо собраны они из тысяч клыков выбитых в бою. Его глотка поток ревущий, ибо сшита она из тысяч глоток. Его лицо, что образ львиный, ибо собран и сшит из тысяч изрубленных воинов. Ноги, что кривые оглобли, руки, что крюки, горб на спине, что эта гора Хуррум, а хвост подобен хвосту дракона … Поэтому, если мы не хотим своей головы лишиться, лучше нам в его владения не соваться, а устроив западню, заманить Хуваву в ловушку и прикончить одним махом.

Гавгамеш несказанно поразился такими речами, он то представлял избиение стража кедрового леса совсем по-другому, думал, в честном поединке срубит его голову, прославив себя в веках. А теперь его уши слушают жалкие трусливые речи, и говорит их не кто иной, как верный друг Энкиду.

- Зачем ты говоришь эти страшные речи, - обвинял Гавгамеш друга, - зачем пугаешь народ, неужели ты думаешь, что пройдя такой длинный и опасный путь, мы убоимся той горы Хуррум, что перед нами. Неужели ты думаешь, что мне мои рога да копыта не дороги, а шкуру свою я ценю меньше чем вашу. Будешь ты мне подмогой, стану я твоей опорой, тогда даже сотня злобных Хував нас не осилит, ведь нас множество, а он один одинешенек пристыдил царь-друга.

- А я что! - отвечал Энкиду, - я хотел, чтобы все знали то, что видели мои очи, - и укрывшись шерстяным одеялом уснул крепким сном.

Ночь миновала, что один миг, с рассветом они вновь устремились в лесную чащу. Все выше и выше в гору подымался отряд храбрых воинов, идут, дивятся высоте и мощи обступивших их деревьев, и правда, им жителям пустынной страны Шумер удивительно созерцать всю эту красоту. Прямо к небу вздымаются своими кронами исполинские кедры, а между ними проложены огромные тропы подобные дороге для боевых колесниц, странникам легкий путь они обещают коварно.

-Мы этими тропами не пойдем, - категорично заявил Енкиду, - это Хувава протоптал их своими ножищами, лучше пойдем лесной чащей, целее будем.

- Ты был в этих местах, тебе лучше знать, - согласился Гавгамеш, и путники устремились в непроходимые дебри, и чем дальше они уходили в горы, тем трудно-проходимым становился лес.

Даже жаркое солнце едва пробивалось сюда сквозь густые кедровые кроны. Не зная отдыха, Гавгамеш с Энкиду рвут руками заросли олеандра, пробивая дорогу, рубят колючий терновник, а за ними идут пол сотни храбрецов. Следом идут, озираются. Вскоре выяснилось, что они заблудились, куда идти не знают, к томуже голод стал мучить путников. Пришлось выманить из берлоги бурого медведя и, заколов его копьями, приготовить сытный обед. Пока Гавгамеш с Энкиду свежевали медвежью тушу, воины принялись рубить деревья, чтобы огонь разжечь и пищу изжарить. Вновь услышал страж кедрового леса стук топора, разозлился и на весь лес прокричал с гневом.

- Кто посмел в мои владения явиться-я-я? Кто посмел без моего ведома рубить деревья-я-я, гор моих порожденье?

А затем как засвистит по-соловьиному: Фьююююю, как зарычит по-звериному Уууууу, и от этого воя волчего, от этого крика звериного пожухла зелена трава, лазоревы цветочки осыпались, деревья к земле приклонилися. Испугались воины, услышав грозное рычание подобное извержению водопада, стали умолять царевича назад воротиться. Как мог успокоил их Гавгамеш.

- Ничего не бойтесь, это наверное горный обвал, такое в горах часто случается.

А тут и правда!. Будто от горы Хуррум оторвалась исполинская скала, мимо них прошагал страж кедрового леса. Хувава был исполином гигантского роста: с головой, что бочка, рогами, что ветви деревьев, необычно широкими плечами и длинными чуть не до колен руками. Передвигаться ему было тяжело, его маленькие кривые ноги едва держали гигантское тело. Он часто останавливался, хватаясь за деревья, которые прогибались под его тяжестью. Казалось, выпусти их из рук, он тутже упадет и больше никогда не подымется. Но Хувава старался изо всех сил, кряхтел, пыхтел и тужился, при этом из его клыкастой пасти текли хлопья пенной слюны. А лишенные ресниц глаза горели злобным огнем, выискивая жертву. В ужасе бросились 50 храбрецов в рассыпную, преследуемые злобным чудовищем, которое тутже бросилось их ловить. Один только Энкиду с Гавгамешем не дрогнули, надёжно спрятавшись в медвежьей берлоге, сидят, только глазки наружу торчат, из стороны в сторону зыркают. Из своей глубокой норы они с ужасом наблюдали за трагедией разыгравшейся на лесной поляне. Чудовищный видом Хувава быстро изловил пол дюжины воинов, кого сразу на месте прикончил, оторвав головы, а некоторых приволок на поляну. Привязал к лежащему на земле бревну и стал расхаживать вокруг них, с любопытством рассматривая пленников.

-Как вы посмели явиться в мои владения!, - ревело чудище по-звериному, - Уууууу! Как вы осмелились рубить мои кедры! Фьюююю!, - шипит злодей по-змеиному, таким голосом, от которого мурашки бегут по телу.

Ничего не смогли ему ответить пленники, а только дрожали от стаха, выбивая зубодробительные:

- Та та та та.

-Зарубите себе на носу, - ревело чудовище, - меня зовут Хувава, я ненавижу злобных людишек и, клянусь, буду убивать их всюду, где только сумею к ним дотянуться. А теперь молитесь своему хоронщику, ибо встреча с ним уже близка.

Размахивая топором, чудовище со знанием дела подошло к краю бревна и принялось обезглавливать пленников одного за другим. Хувава так искуссно владел топором, что ему ни разу не пришлось ударять дважды, головы так и отскакивали от тела, заливая траву алой кровью. Но одному из пленников удалось высвободиться и убежать. Взревев во всю глотку, он бросился следом и в два счета догнал беглеца, схватил за ноги и разорвал на части.

-Варвары, человечье отродье, - рычал он по-звериному, ударом топора рассекая пленников до самой земли.

Это неописуемое для глаз зрелище совершенно выбило из колеи Гавгамеша, заставляя его сердце трепетать и биться в нервных конвульсиях. И правда, не каждый день доводиться наблюдать, как головы его друзей одна за другой валились на окровавленную землю. А чудовище лишь злобно рычит, упиваясь видом крови, и его звериный вопль был подобен извержению вулкана.

Все, тут нам и смерть! - шепчет Гавгамеш, размазывая по лицу слезы отчаяния.

Стоя на коленях, он бил частые поклоны, целовал землю, вымаливая у всех богов земли и неба спасение.

-Что ты творишь, зачем молишься? - вразумлял его Энкиду, - доставай амулеты, твори заклинания, рога свои спасай, о несодранной шкуре подумай.

- И правда, у меня же есть обереги, - вспомнил Гавгамеш и просиял, будто с того свету вернулся.

Выйдя из укрытия, он распростер к небесам руки, творя заклинание, и смело шагнул к злодею.

-Я царь огражденного Урука, этими священными амулетами приказываю подчиниться моей воле.

-Ах ты ж клоп-вонючка! - взревел страж кедрового леса таким голосом, что дубы содрогнулись, и уже готовился покарать наглеца, но первый заговоренный амулет охладил его пыл.

Раздвоенный язык саламандры, способной пожирать огонь, окутал тело Хуваву лютым холодом. Коготь льва - оцарапал его душу, причиняя страшные терзания, отчего из немигающих очей потекли горючие слезы. Зуб ядовитой змеи отравил его тело невидимым ядом, стоит Хувава: ни вперед, ни назад двинуться не может. Перо дракона-вытянуло его силу, отчего он совсем обессилел, и силушка его богатырская истекла из тела. От пятого амулета-шкуры удава, способного удушить любого, все его железные мышцы да каменные сухожилья размякли, сделались хилыми, вялыми. Чешуя лосося-способного преодолевать мощный поток, взбираться на скалы, помутила рассудок, спутала мысли в один тугой узел. Седьмой амулет-хвост скорпиона со смертельным жалом, неумеющий отступать, отобрал его волю, и он пал пред Гавгамешем как побитый пес пред хозяином. Будто пойманому быку связали они ему ноги-стреножили, как пленному воину скрутил руки ремнями, сели на окровавленное бревнышко и стали решать, как им быть с этим злодеем.

- А что тут думать, - советовал Энкиду, - срубить ему голову и делу конец, смотри как он на нас зыркает, так и хочет укусить.

-Может лучше возьмем его с собою, пусть будет нам вместо раба, смотри какой он сильный, с его силещей мы горы свернем, - предложил Гавгамеш.

-Правильно, - ухватился за его слова Хувава, и стал просить пощады, не лишать его жизни! - Станешь ты моим господином, а я рабом твоим стану! Буду делать все, что ты скажешь, хочешь нарублю я тебе кедров могучих, много дверей тебе в огражденном Уруке из тех кедров построю!

Только Энкиду не захотел слушать его речи, в один миг подскочил к чудовищу, и тряпичным кляпом рот законопатил.

-Зачем ты ему рот закрываешь? - интересуется Гавгамеш, ему в глубине души стало немного жаль пленника.

- Всяко может быть, - отвечал Энкиду, - а вдруг в его голосе сокрыты колдовские чары, околдует он нас, усыпит, а потом изрубит в капусту, как наших братьев, - указал он на изрубленные тела, лежащие в луже крови. - Убить его и дело с концом, - грозит он Хуваве, острым клинком примеряясь к горлу.

А пленник мычит, тужится, что-то сказать хочет и не может, тряпичный кляп не даёт, от этого он только головой во все стороны мотает, вроде намекая: не бойтесь меня, я вам ничего дурного не сделаю. И до того вид у него был жалосливый, что у Гавгамеша что-то дрогнуло в области сердца.

- Может все таки отпустим его, зачем нам слава недобрая, а такого раба поискать, днем с огнем не сыщешь: могучий, сильный, - предложил он.

Сильно расстроился Энкиду, услышав слова друга поверевшего покаянию врага, и решил освободить его сердце от жалости такими словами.

- Если царь не осознает своих деяний, если мудрец не осознает своих проступков – судьба пожирает каждого из них, ибо она не ведает различий. Вот ты его жалеешь, а он спит и видит, как бы свернуть тебе глотку, взгляни ему в глаза, и ты поймешь, что он намыслил. К тому же такого прожорливого великана прокормить одни убытки, не столько наработает, сколько сьест, а ведь прокорм раба обязанность его господина. В тот миг, когда ты снимешь с Хувавы колдовские оковы, он преградит тебе горные тропы, разрушит пути-дороги, и в свой благословенный Урук ты больше никогда не вернешься. Убьем его и делу конец, - стоял он на своем.

Услышав такие речи, взревел Хувава по-звериному:

- Уууу!

Тряпичный кляп выплюнул, свистит по-соловьиному:

-Фьююю!

Волчим воем воет, аж голова от этого воя раскалывается.

-Прекрати шипеть по-змеиному, - просит его Гавгамеш, закрывая уши руками.

-Какже мне не свистеть по-соловьиному, как не рычать по-звериному, - отвечал Хувава, - если у меня в глотке 73 горла сшиты воедино. Когда меня с того света вытаскивали, я перенес не одну и не две сложнейшие операции. Посмотрите, что эти горе-лекари со мною сделали: ноги кривые приставили, ветвистые рога приладили, мышцы и сухожилия мои наружу вывернуты, выпирают рубцами да рытвинами, подобно толстенным бычим выям. А нос мой, вы только посмотрите какой он приплюснутый с разорванными ноздрями. А глаза мои немигающие, лишенные ресниц, это разве нормально, да я по ночам спать не могу, от этого вся моя злость происходит. Но ты Гавгамеш не думай обо мне дурно, ничего плохого я тебе не сделаю, ведь я можно сказать инвалид.

-Хорош инвалид!, - воскликнул Энкиду, - ты видел как он своим топорищем нашим воинам головы рубил, будто сорную траву косил. Если мы сделаем глупость, развяжем ему руки, этот добряк тутже порвет нас на части, а из наших кишок снопы свяжет.

-Злые, хулительные речи говорит обо мне твой раб Энкиду, не друг он тебе, раз во мне соперника видит! Никому не воздавай злом за зло, но умножай добро в сердце своем, - изрек Хувава мудрые слова. - Не мсти за себя, дай в сердце своем место гневу Божьему! Ибо сказано свыше:«мне отмщение, Я воздам» если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напои его: ибо делая сие, ты соберешь себе на голову горящие угли. Не будь побежден злом, но побеждай зло добром.!

Эти обидные слова пробудили в Энкиду жажду мести.

-Замолчи!, - вскричал он, выхватив из ножен кинжал, и сильным ударом ранил Хуваву в затылок, откуда тутже вырвалась струя голубой фонтанирующей крови.

Пролившись на землю, она смешалась с алой уже запекшейся кровью убитых воинов. Мутные разводы людской и демонической крови, расплываясь во все стороны, переливались на солнце пестрой палитрой красок, они дразнили и раздражали сетчатку глаз, побуждая к действию. Вид крови побудил Гавгамеша к действию, схватив двуручный топор, он со всей силы начал рубить им могучую грудь Хувавы, превратив её в кровавое месиво из костей и мяса. А тот, будучи связанным по рукам и ногам, не имея возможности сопротивляться, храпел кровавой пеной, перемешанной с обидными хулительными словами обвинения.

- Прийдет же день Господень, как тать ночью, и тогда небеса с шумом падут на голову вашу, тела ваши сгорят и разрушатся. По делам вам будет суд божий!.

-Замолчи! - вскричали они в один голос и одновременно нанесли ему страшный в своей силе удар.

Будто скала оторвавшаяся от горы Хуррум, пал Хувава на землю недвижимым, а его голова отлетела от тела и, глухо ударившись о камни, покотилась в траву. Так был убит страж кедрового леса, чей страшный вид и чудовищный голос наводил ужас чуть не на всю переднюю Азию.

-Может мы что-то не так сделали, - сомневался Гавгамеш, всматриваясь в лицо поверженного врага: в его открытый рот, в пустые безжизненные глазницы, - может не нужно было его убивать.

- Зачем нам забивать свою голову разными глупостями, - отвечал Энкиду, схватив голову Хувавы за волосы, радуясь победе. - Теперь мы с тобой герои, о которых в веках будут складывать сказки и легенды.

- Слава тебе великий Гавгамеш!. - скандировали уцелевшие воины, котрым передалась эта великая радость победы. – Если бы не ты, не жить нам на белом свете, - славили они своего царя.

Эти хвалебные речи развеяли его грустные сомнения, наколол он отрубленную голову Хувавы на копье как боевое знамя, и только теперь вдохнул полной грудью пьянящий вкус победы. А зря радовался, но об этом после.

Обвинительный приговор

Те кто жив остался, вековые кедры рубили, к берегу реки носили, в плоты связывали, и было их множество. А когда все было готово, на этих плотах они поплыли от одной речки к другой, пока быстрая вода не вынесла их вниз по-течению в великий и полноводный Ефрат, а оттуда в сторону огражденного Урука. Нельзя не отметить, что на протяжении всего того длинного пути, Энкиду с Гавгамешем чувствовали себя на седьмом небе от счастья. Это ж настоящий курорт: плыть вдоль всей страны, ловить рыбу, купаться, загорать на солнышке и созерцать красоты городков и селений раскинувшиеся по обеим сторонам реки. Но больше всего их поразил богатый и красивый город Вавилон.

Великая река Ефрат протекала посреди города, разделяя его на две части. По обеим берегам реки стояли пришвартованные купеческие корабли с высокими мачтами и пестрыми парусами, а базары просто кишили толпами разноплеменного народа, демоносы и люди торговали-обменивались товарами как равные друг другу. Это было то самое время, когда вновь отстроенный Вавилон достиг наибольшего расцвета, свет дрожал перед его могуществом, а он расширил границы империи до самых дальних пределов. Снаружи Вавилон напоминал крепость огражденную тремя поясами стен, окруженными глубокими рвами с водой. В город вело 100 злаченых врат, а городские стены были облицованы разноцветной глазурированной плиткой: блестящей на солнце яркими радужными красками так, что глазу было больно смотреть. И вдоль всех стен изображения воинов-героев участвовавших в штурме покоренной арийской столицы Мидгард. Сильные мужественные воины, быки, львы, грифоны, драконы торжественно шествуют сквозь вечность, всем своим видом напоминая о великом подвиге, ими совершенном. Выстроившись несколькими рядами, они выступают, будто живые реально фантастические существа, заставляя сердце учащенно биться и трепетать. А глазам смотреть и узнавать их лица, ведь многие из них были живы и до сих пор. Но даже среди этой неописуемой красоты и столичной экзотики огромного мегаполиса глаз молниеносно оттыскал огромную башню величиной до небес, перед которой меркло все и вся. Ибо это жилище бога. Именно в этой башне до небес, великий завоеватель народов, устроил свое жилище.

Как бы мне хотелось хоть одним глазком взглянут на тирана Крона, думал-гадал Гавгамеш, вглядываясь в этажи гигантской башни мира. Чем он там занимается, наверное весь в трудах, ведь империя то у него немаленькая, забот полон рот. И правда, забот у Крона было полон рот, день и ночь пиры, банкеты да столование. С утра до вечера песни, пляски да веселье. Знай, успевай наедаться, напиваться да слушать хвалебные песнопения о своих геройских подвигах. Но даже в этой бездонной бочке мёда Крон ощущал горьковатый привкус дёгтя. Всего одна ничтожная капля дёгтя день за днем грызла его сознание, отчего в его душе происходило что-то необьяснимое. Неизвестно, зачем и почему из памяти веков всплывали обидные слова матери Геи, в сердцах брошеные ему в лицо.

- Проклинаю тебя на веки вечные, пусть с тобою произойдет все то, что ты сотворил с братом своим Перуном Геевичем. Ты ничем не лучше своего отца Урана, тот в бездну Тартарары заточил моих детей Циклопов, и ты в ровень своего братца единоутробного извел. Будь же ты проклят и знай, что твои дети низвергнут тебя, и будешь ты пресмыкаться и ползать на животе своём. Ты не достоен быть богом, твое обличие облик змия и шкура крысиная. Будешь ты тысячу лет ползать на брюхе своем, искать пропитание мышей и змей себе подобных, и еще тысячи лет будешь искупать свои прегрешения в склепе стона. И стон твой будет для моего сердца усладой……..