Изобретая все на свете

ГЛАВА 6

Они шли рядом, и ее ладонь покачивалась совсем рядом с его бедром. Сигналила ему: как маяк, как тревожный гудок. Фредди, рассказывая Уолтеру про гнездо, которое птицы торопливо строили под карнизом станции надземки, как видно, совсем не замечала мощных сигналов, которые ее ладонь посылала его ладони. Они с Фредди были женаты уже почти год, но их все еще разделяла какая-то официальность, непонимание и неловкость, расстояние, красота, придававшая их отношениям нервность и напряженность. Он ее не заслуживал и целыми днями дивился, как это она ему досталась. Удивление волнами захлестывало его, когда он к ней прикасался. Ему нравилось оттягивать время, предвкушать, сколько радостей принесет ему ее рука.

Они проходили квартал за кварталом. Нью-Йорк чадил. Топки на угле выдыхали жирный землистый смог. Уолтер с Виннифред миновали бойню Брэй, перепрыгнув ручейки крови, подсыхавшие на мостовой. Они прошли мимо немого кинематографа Барнетта и видели саму миссис Барнетт, сидевшую у стены на вынесенном из зала кресле. Старуха обучала внука игре на пианино — на сосновой доске, на которой кто-то искусно начертил все восемьдесят восемь клавиш клавиатуры. Немая музыка для немого кино. Они прошли конюшни Ло — сравнительно новое предприятие, еженощно отбивавшее атаки ирландских банд, считавших, что конюшни могут содержать ирландцы, в крайнем случае — немцы, но никак не китайцы.

Уолтер мог часами гулять так, прежде чем дотянуться до ее руки. Минуты, проведенные в ожидании, он любил даже больше минут, когда получал то, чего хотел. Время у него было. Время было у обоих. Время было больше вселенной, и они с Фредди были всего лишь муравьишками, ползущими сквозь него — новобрачные.

Они прошли через город, нырнули под мост линии Эль, прошмыгнули перед несущимися машинами. Фредди с Уолтером держали путь к шумным пристаням Гудзона, где, несмотря на деловитую погрузку и разгрузку торговых судов, был покой реки. Стоя на берегу рядом с Фредди, Уолтер представлял, что видит, как струи соленой воды смешиваются с пресной. Он находил в их слиянии много романтики. Он показывал на них Фредди, которая, не вытерпев, наконец брала его за руку. Уолтер, чтобы усмирить биение сердца, устремлял взгляд на тот берег, на Нью-Джерси. И в этот момент, точно усталый ребенок, город засыпал. По-другому не скажешь. Быть может, ему снился сон, или город вспоминал, каково ему было под тенью деревьев — лиственных деревьев и сосен, устилавших землю рыжими иголками. Уолтер с Фредди шли дальше, и он чувствовал над собой тот старый темный лес и вдыхал отяжелевший от росы воздух. Крупные капли зеленого пахучего тумана и дождевой привкус ручейков, текущих по граниту и полевому шпату. Кричали поезда. Кричали люди. Кричали грузовики, тряслись, стонали, и каждый извергал старый или проклинал новый груз, но здесь, в Адовой Кухне на западном краю Манхэттена, держа за руку жену, Уолтер ничего этого не слышал. В лесу стояла полная тишина. Чудо. Ужас.

Каково было бы вдруг проснуться? Или вдруг заснуть? Особенно когда совсем рядом стояла Фредди? Что бы она подумала, если бы он растянулся под толстым сосновым стволом, который на самом деле был не сосной, а фонарным столбом? Снял бы ботинки и окунул ноги в ручеек, который, может быть, и протекал по Манхэттену лет двести назад, но с тех пор был укрощен и заправлен в трубы, превращен в грязную лужу, в подернутую маслянистой пленкой воробьиную купальню? Каково было вдруг проснуться? Потрясающе. «Да, — думал он. — Я потрясен, но не хочу, чтобы это кончилось. Если время такое рыхлое, что взрослый мужчина может провалиться в него, крепко держась за руку жены, на что же тогда можно полагаться? На надежность руки?» Он в этом сомневался.

Старый солдат, живший в одном доме с Уолтером, когда тот был мальчишкой, говорил ему: «Женщины — все равно что пара увеличительных стекол. — Тут солдат отступал на шаг и отворачивался, прежде чем продолжить: — Ты когда-нибудь разглядывал свою кожу в увеличительное стекло?» Уолтер тем временем разглядывал кожу солдата. Она была обработана алкоголем. Поры на его носу и щеках казались бездонными ямами. В них могли скрываться тайны. В них можно было хранить запас орехов на зиму. «Видел когда-нибудь увеличенный язык?» — спрашивал солдат. Заинтригованный Уолтер признавался: нет, он не видывал таких чудес. «Ну, так ты счастливчик, скажу я тебе. Отвратительное зрелище!» — только и говорил в ответ солдат. Тайна его слов обосновалась в молодом мозгу Уолтера. Женщины, увеличительные стекла…

— Милая, — говорил он. Он замедлял шаг. Ему не хотелось никуда приходить. И этот поток, этот лес — он никогда не видел ничего подобного, во всяком случае здесь, на Одиннадцатой авеню. — Фредди, — спрашивал он. — Ты видишь? Чувствуешь запах леса? — Он распахивал глаза.

На этом месте воспоминаний Фредди всякий раз поворачивалась к нему, улыбалась и открывала рот, чтобы что-то сказать. Но проходило много времени, пока возникали слова. Она ушла так давно, что Уолтер с трудом вспоминал, как звучал ее голос.

Глядя из окна в темнеющее небо, Уолтер вспоминал тот день, когда время открылось и Фредди стояла над Гудзоном, шевеля губами, и слова ее были неслышными и невнятными, словно она говорила до изобретения звука. Ему казалось: он вот-вот разберет, что значат ее беззвучные слова. Что-то вроде «Найди меня», или «Чего ты ждешь, Уолтер?». Двадцать четыре года как ее нет. Уолтер прячет лицо в ладонях. Как это может быть, если он в любую минуту может просто закрыть глаза и провалиться в 1918-й?

И Уолтер твердо знает, зачем ему нужна машина Азора.

Возвращаясь к дому от подземки, Луиза считает газовые фонари, которые когда-то освещали дворы перед домами. Солнце заходит. За много лет до ее рождения в это время выходили бы на работу фонарщики. Небольшие и ловкие, они проходили по улицам Нью-Йорка, останавливались у каждого чугунного столба, встав одной ногой на приступку, хватались за перекладину под самым фонарем и, повиснув на ней, зажигали газовую горелку. Теперь почти все фонари заменили на электрические, а часть столбов просто убрали, оставив на их месте круг свежего цемента, заполняющего яму. Уолтер и теперь иногда показывает, как раскачивались на столбах фонарщики. Взгляд у него становится далеким, как Антарктида — до войн, до встречи с Фредди, — таким далеким, что Луиза будто видит отца ребенком, с волнением выглядывающим из-за занавески спальни в доме, где он вырос, поджидающим фонарщика, проделывающего свой каждодневный путь по кварталу и превращающего каждый день в подобие Рождества.

Дом кажется маленьким и теплым, словно кукольный домик. Уолтер на кухне, и Луиза, скинув сапожки, подсаживается к нему за стол — белый блестящий стол с добавочными откидными крыльями и с ящиком посередине, набитым салфетками, открывалками, размотавшимися нитками, спичками, бечевками, старыми письмами, обойными гвоздиками, кривыми рыбными ножами; тут же свидетельство о рождении Луизы, перепутанные армейские документы Уолтера, ножницы, немолотые мускатные орехи, подушечка для иголок и множество других вещей. Ящик открывается так редко, что ни Уолтер, ни Луиза не взялись бы теперь точно сказать, что в нем. На столе — зеленая стеклянная сахарница, и рядом — маленькое керамическое блюдечко, украшенное пейзажем с дюнами. На блюдечке солонка и перечница плюс баночка для горчицы с миниатюрной ложечкой, вставленной в отверстие крышки. Родители Луизы купили этот набор в медовый месяц, который провели на побережье Мэйна — Уолтер, само собой, часто рассказывает о той поездке, словно только позавчера вернулся с моря и до сих пор вытряхивает песок из складок простыней.

Солонка и перечница позвякивают друг о друга, когда Луиза пропихивает ноги под стол.

— А, привет, — улыбается он ей. — Голодная? Хочешь овсяных хлопьев?

Она утвердительно кивает и принимается играть с ложечкой для горчицы, а Уолтер отходит в темную часть кухни. Он достает из шкафа глубокую тарелку, наполняет ее горячей кашей и ставит перед ней. Луиза начинает есть. Она собирается рассказать о своем приключении в комнате мистера Теслы. «Ему понравится», — думает она, но не успевает открыть рта, как заговаривает Уолтер:

— Сегодня пришло письмо.

Луиза перестает скрести ложкой по дну тарелки.

— От Азора, — говорит он, вздернув жесткие брови, как будто письмо внушает подозрения, как будто Уолтер все еще очень сердит на него.

— Где оно? — спрашивает Луиза.

И Уолтер, барабанивший пальцами по столу, останавливается, лезет в карман форменной куртки сторожа и кладет перед ней письмо. Луиза берет его за краешки, рассматривает почтовый штемпель: «РОКУЭЙ», и снова «РОКУЭЙ» — второй штемпель, отражение, двоящийся, слабый отпечаток.

— Он не мой молодой человек, — говорит Луиза Уолтеру. — Правда, пап, не мой.

— Леди не подобает слишком горячо оправдываться, — замечает Уолтер, улыбаясь уголками губ. — Похоже, что он тебе действительно нравится.

Луиза опускает голову, чтобы спрятать улыбку.

— Ну, если не хочешь, чтобы он ехал, не приглашай, — говорит Уолтер и забирает у нее пустую тарелку. — Все очень просто.

Он улыбается, надевает ботинки и уходит на работу.

Ей начинает казаться, что Азор сошел с ума.

Он приехал за ними на автобусную станцию на армейском джипе и, рассказывая обо всех видах птиц, какие встречаются в этих местах: белая цапля, ржанка, кулик, скопа, сорочай и серая цапля — привез их по пустынной заснеженной дороге вдоль берега, через закрытые на цепочку ворота на заброшенный аэродром.

— Что это за место? — спрашивает Уолтер.

— Это, — Азор широко разводит руки, — известно как аэродром Рокуэй, но мы чаще называем его просто Болотина.

— Мы? — повторяет Уолтер, все еще обиженный на Азора и опасающийся, что тот променял его на кого-то другого.

— Да, мы с чайками, — говорит Азор.

— Птицы не разговаривают, — говорит Уолтер, отворачиваясь и обводя взглядом просторный пустырь вокруг джипа. Он только притворяется сердитым.

Пусть он и сумасшедший, думает Луиза, все равно она счастлива его видеть.

— Здесь ты и провел два года, Азор? — спрашивает Уолтер.

— Угу.

— Угу… — только и выговаривает в ответ Уолтер.

— Я расскажу, как это вышло, Уолт, — говорит Азор и замолкает на пару вздохов. — Реклама, — наконец выдает он. — На обложке «Популярной механики». Там говорилось: «Постройте вашу собственную машину времени. Не откладывая!» Я сразу заказал ту брошюру. И стал ждать. Ждал очень долго — два, три месяца. Прошло три с половиной месяца. Брошюра так и не пришла. Я даже на почте спрашивал. Тогда я подумал: ну, можно так сидеть и ждать до скончания века, а можно просто взять и начать самому строить машину времени. Так я и сделал. И уехал в тот же день.

Слушая разговор этих двоих, этих мечтателей, вырастивших ее, Луиза рассматривает свои руки: свои благоразумные, земные руки, и дивится, как это она стала такой, как есть.

— Мог бы послать мне записку, — упрекает Уолтер.

— Записку… да. Наверно, мог бы. Извини, Уолт. Мне, правда, жаль, — говорит он и на этом умолкает. Азор кусает губу, догадываясь, что Уолтер имеет право на более толковое объяснение. Азор вздыхает. Он морщится. — Если совсем честно, Уолтер, я хотел обойтись без помощников. Я хотел все сделать сам. Я знаю, это эгоизм, и не думай, что я о тебе не вспоминал и не беспокоился, но… просто, это было главнее. Изобретатели — как художники, Уолт. Приходится быть немножко эгоистом, потому что шедевры создаются в одиночку. Ты понимаешь?

Уолтер ничем не показывает, понимает он или нет, стоит молча, озирая окрестности, потом спрашивает:

— А Луиза? Чтобы сделать ее, понадобились двое, а она шедевр, тут и спорить не о чем.

— Тут ты прав, — говорит Азор. — Надо думать, Луиза — исключение из правила.

Аэродром — это просто неасфальтированная взлетная полоса, пара построек, будто прижавшихся друг к другу пошептаться, и один маленький ангар.

— Гарри Гордон в свое время устроил здесь летную школу, «Авиаслужбу Гордона», но в августе, когда началась война, армия закрыла все частные аэродромы на двести миль от побережья.

— Тогда что же ты здесь делаешь? — спрашивает Уолт.

На этот вопрос Азор предпочитает не отвечать — вернее, напевает вместо ответа первые строчки «Абадаба, медовый месяц».

Уолтеру этого явно мало.

— Ну, никому, кроме меня, он не нужен, — наконец поясняет Азор.

В самом деле, здесь, как видно, никто не бывает. Луиза не удивилась бы, увидев, как один из великих асов Первой мировой материализовался бы на полосе с бипланом, с шелковым шарфом на шее и, вручную раскрутив пропеллер, отправился в полет через марокканскую пустыню. Азор поселился на призрачном аэродроме.

Его мастерская и узкая раскладушка со спальным мешком притулились в углу большого ангара — раньше здесь прочищали форсунки, а теперь было пусто и безлюдно. Окошко выходило на взлетную полосу. Луиза заметила дробовичок, висевший в чехле на стене. За стеной ветер звенел рифленой жестью.

Все они — ангарные гномы: Азор, Уолтер, Луиза и Артур. Да, и Артур, ее молодой человек. Она поздно вечером прикнопила записку к двери его дома и рано утром обнаружила его на нижней ступеньке своего крыльца с газетой в руках.

— Пора идти? — спросил он, вставая и повернувшись так, что синее небо отразилось в стеклах его очков вместо глаз. Луиза постаралось сделать вид, будто ничего особенного не случилось. Уолтер расхохотался.

Артур сидел прямо напротив Луизы и в подземке, и в автобусе, так, что они чуть касались друг друга коленями, и Артур, с его нечеловеческой способностью не отводить глаз, смотрел на нее в упор. Уолтер, которому сейчас полагалось бы спать после смены, прикорнул головой к окну. Он проснулся только раз, чтобы завести десятисекундный разговор, звучавший так, словно он болтал не умолкая всю дорогу.

— Артур, ты кем работаешь?

— Я механик, сэр, — ответил тот, не удивившись внезапному пробуждению Уолтера.

Артур не страдал той нервозностью, которую проявляли все прежние приятели Лу, имея дело с ее отцом. Артур, по-видимому, сохранял невозмутимость в любых обстоятельствах.

— Механик, — повторил Уолтер. — Фантастика! — И, успев еще пригладить волосы, снова отвернулся к окну и тут же уснул.

Вагон раскачивался, сталкивая их колени. Луиза надела одну из двух своих пар брюк. Она еще не слишком привыкла носить брюки и, чувствуя каждую ногу порознь, проникалась волнующим ощущением силы и свободы. Совсем как Марлен Дитрих!

— Откуда ты? — спросила она Артура, когда Уолтер крепко заснул.

— Из Нью-Йорка. Я же тебе говорил. Мы вместе учились.

— Я не о том. То я тебя никогда не видела, а то, где не оглянешься, ты уже тут как тут.

Он улыбнулся.

— Странное дело. Я-то отлично тебя помню.

— Так и знала, что ты не ответишь напрямик.

— Ну, я еще в четвертом классе понял, что ты понимаешь намеки.

Она не решилась спросить, на что он намекает, потому что, в сущности, поняла. Голуби, радиоволны, невидимые токи, текущие от колена к колену в поезде на Рокуэй. Загадки, намеки.

— Расскажи что-нибудь о себе.

Луизе хотелось услышать обычную историю, которая избавила бы ее от ощущения, будто Артур — призрак, которого ненароком занесло в ее жизнь и так же легко унесет обратно. Ей стало казаться, что она не прочь иметь его рядом.

— Меня зовут Артур Воган.

— Да. Это я уже слышала.

— Терпение, — сказал он, наклоняясь к ней. На нем был тот же синий шерстяной костюм, что и в день знакомства — из плотного сукна, как морской китель. Артур был не высок, но крепок, и в нем была надежность. Луизе довольно было взглянуть на его пальцы — сильные пальцы с жесткими волосами на фалангах. — Я еще не закончил, — сказал он и спросил: — Ты, верно, удивляешься, почему я не за морем?

— Мне это приходило в голову.

— Я был, и всего несколько месяцев как вернулся.

«Несколько месяцев, — подумала Луиза. — Тогда понятно, откуда у него эти романтические кудри».

— Я служил механиком в Англии, в Бартонвуде, когда началась война.

— Ты был в армии?

Луизе трудно представить Артура в форме, неотличимого от других солдат. До сих пор он казался ей ни в чем не похожим на других.

— Да, — кивнул он, — в Бартонвуде. Там большое ремонтное депо, целый городок из разборных бараков, и ребят вроде меня хватает на круглосуточные смены. Чуть не каждый американский военный самолет прошел через Бартонвуд. Я занимался переборкой моторов: «Р-47 Тандерболт» и «В-17».

Он взглянул в окно.

— Я день за днем месяцами смотрел, как садятся и взлетают самолеты. Я все про них выучил, прочел все инструкции, говорил с пилотами, разбирал моторы. — Артур поднял палец к окну. — Но мне ни разу не позволили взлететь — из-за этого. — Он тычет пальцем в стекло своих очков. Уголки губ у него начинают загибаться вверх, и Луиза с тоской предчувствует конец истории. — Потом однажды, в теплый октябрьский денек, как раз когда солнце скрывалось за горизонтом, я заметил «Р-47», присланный на той неделе в ремонт. Его уже подготовили к отправке, и он стоял на полосе без охраны, и…

— Ты угнал самолет? — перебивает она, уже догадавшись, чем кончилась военная карьера Артура.

— Небо в тот вечер казалось таким огромным. Я почти не раздумывал.

— Ты меня разыгрываешь?

— Нет.

— Скажи спасибо, что жив остался.

— Да, спасибо, и за то, что самолет оставили без охраны. — Артур улыбается воспоминанию. — Я нисколько не жалею, Луиза. Я летел, один, над океаном. Обошлось без срока.

— Без срока?

— Ну, с позором выставили из армии. Увольнение с лишением прав и привилегий. Знаешь, что это такое?

— Наверно, догадываюсь.

Но слушая рассказ Артура, Луиза не чувствует в нем ничего позорного. Он улыбается в окно.

— Как это — лететь? — она склоняется вперед, упираясь локтями в колени.

— Ни с чем в мире не сравнится.

— Ни с чем?

— Почти, — говорит он, поворачиваясь, чтобы снова взглянуть на нее.

И Луиза, как он и думал, угадывает, на что намекает слово «почти».

В громадном ангаре у Луизы дрожат и подгибаются колени. А может, это из-за Артура. Что-то отменило закон притяжения, и Луиза опасается, как бы ее не унесло ветром. Старые самолеты выглядят так, будто им уже никогда не взлететь. Они загнаны в один угол ангара и похожи на крошечные игрушки в его просторах. Мысли Луизы витают где-то у нее за плечами. Она поддразнивает Артура, советуя держаться подальше от самолетов.

— Ну вот, это здесь, — говорит Азор и оставляет оторопевших Луизу, Артура и Уолтера гадать, что они видят. Луиза вертит головой, вытягивая шею. Она волнуется, хоть и не вполне понимает, к чему все это.

— Он здесь и спит? — обращается к Луизе Уолтер.

Азор с юношеским проворством носится вверх-вниз по лесенкам, собирая нужные инструменты, и временами бросается к верстаку, чтобы наспех свериться со своими заметками. Он словно мошка перелетает от одного инструмента к другому, совершенно игнорируя тайну, скрывающуюся под заплатанным шатром из десятка с лишним одеял. Трое гостей почти не разговаривают. Только смотрят, не решаясь предложить свою помощь. Они бы рады помочь, но чем поможешь человеку, собирающему машину времени? Луиза поднимает оброненный Азором гаечный ключ. Азор ловит ее взгляд, оборачивается и, словно очнувшись от транса, вспоминает, что они пришли, чтобы увидеть демонстрацию опыта. Он оборачивается к огромной укутанной одеялами тайне посреди ангара.

— Уолтер, — зовет он, — пожалуйста, ты не подхватишь с той стороны?

Мужчины с двух сторон берутся за колючие края одеял и, отходя к двери ангара, стягивают покрывало. Уолтер оборачивается и таращит глаза. Все они таращат глаза. Там, посреди ангара, стоит машина времени. «И как это, — спрашивает себя Луиза, — я поняла, что это машина времени, если я никогда не видела машины времени?» Она слишком удивительная, чтобы оказаться чем-то другим. Собранный, как видно, из металлических обломков, корпус корабля похож на странную шахматную доску, на мозаику из квадратиков разной величины и цвета. Одни блестят, другие тусклые. Они скреплены заклепками. Сама машина напоминает Луизе две трубочки мороженого, положенные на бока и обнимающие большой морозный шар серебристого льда.

— Как?! — спрашивает, не скрывая восторга, Уолтер. — Как ты ее сделал?

— Ну, — отвечает Азор. — Я подолгу пялился в небо, размышляя над проблемами времени. Я разглядывал свои часы, пытаясь что-нибудь понять. А потом брался за сборку, работал понемногу каждый день. Ты не поверишь, но можно собрать почти все, что угодно, имея в запасе два года, пустой аэродром и пачку «Популярной механики». Я бы еще раньше закончил, если бы те военные оставили меня в покое.

— А?

— А, пара армейцев — во всяком случае, они сказали, что представляют армию. Крутились тут, вынюхивали. Мне приходилось прятаться каждый раз, как они приезжали.

— По-моему, вы сказали Великому Вождю Эзре, что работаете с военными? — напоминает Артур.

— Я сказал, что «контактировал и вел переговоры». Это правда. Они приезжали и рылись в моих вещах, а я во весь голос ругал их последними словами из того леска.

Артур улыбается. Луиза улыбается. Уолтер откашливается.

Они все трое закутались в зимние пальто, а на Азоре только пара полотняных штанов и коричневая рабочая рубашка с закатанными рукавами. Он словно вовсе не замечает холода. Даже голова у него почти не прикрыта волосами: редкие пряди отброшены назад и прилеплены к черепу какой-то смазкой.

— Откуда вы знали, что делать? — Артур делает шаг к Азору и обращается к нему полушепотом.

— Хороший вопрос. Кого попросишь научить тебя строить машину времени, если ее до сих пор никто не строил?

— Да, — говорит Артур.

Склонив голову, Азор подходит к машине, словно заново обдумывая ее конструкцию. Он возится с одним из квадратиков корпуса, ощупывает пальцами заклепки.

— Некого попросить, — говорит он с улыбкой и запевает свою песенку про мартышек и горилл.

В холодном ангаре виден пар его дыхания. Луиза, Артур и Уолтер вглядываются в белые облачка, как будто в них скрываются все ответы, все чертежи и схемы. Азор трясет головой, как промокшая собака.

— Хороший вопрос, — повторяет он и машет рукой. — Ну, кто хочет прокатиться?

— Я, — говорит Уолтер и выступает вперед, не дав Азору и рта закрыть.

Луиза осматривает ангар. Она разводит руками, словно желая задержать ход событий.

— Папа, — говорит Луиза, но ей явно недостает решимости. Она не уверена, что хочет отпускать отца в это металлическое сооружение, каким бы чудесным оно не выглядело.

— Что? — спрашивает Уолтер.

А ей нечего сказать, особенно при Азоре и Артуре. И Луиза, подойдя поближе к отцу, бормочет что-то бестолковое.

— Ничего, — говорит она и спрашивает: — Вы надолго?

— Это вообще не займет времени. Мы вернемся прямо в момент отправления, — объясняет Азор.

— Но ты в ней уже куда-нибудь путешествовал?

— Тоже хороший вопрос, — отвечает Азор, вовсе не отвечая.

— Папа, — пытается предостеречь Луиза, но Уолтер смотрит на нее, прищурясь, словно она — надоедливая мысль, от которой хочется избавиться, словно она старается лишить его будущего и — хуже всего — словно она ведет себя как его мать, а не дочь.

Трое мужчин ждут ее решения. Она протяжно вздыхает. Бросает взгляд на Артура. Она не мать Уолтеру. Луиза кивает головой. Она его отпускает. Хотя бы на время.

— Теперь я попросил бы мне помочь. Нам нужно протолкнуть машину в ту заднюю дверь. Видите эти ролики? Она скользит по ним. Она совсем легкая. Вон туда, где у меня испытательная площадка.

— Испытательная? — Луиза снова волнуется. — Азор, ты это уже делал?

— Что? — спрашивает он.

— Путешествовал во времени?

Азор пытается сдвинуть машину с места в одиночку. Она не подается.

— Мы и сейчас путешествуем во времени, милая.

Уолтер и Артур глядят на Луизу, ожидая ее знака. Она тяжело дышит. Она кривит губы.

Что, если машина времени действует? И что, если у нее одной из них из всех есть капелька здравого смысла? Она втягивает голову в плечи и принимается толкать. Артур, Азор и Уолтер следом за ней налегают на корпус и толкают, улыбаясь каждый себе в воротник.

Металл, с удивлением замечает Луиза, на ощупь теплый. Единственное тепло в промороженном ангаре. По команде Азора они налегают, словно выталкивают автомобиль из глубокой грязной рытвины. Несколько дружных усилий, раз-два, и машина сдвигается с места на шатких ненадежных колесиках. Немного разогнавшись, она идет уже легче, хотя корпус высотой в два раза больше Луизы. Они подкатывают сооружение к задней двери, и Азор вскидывает руки над головой, сигналя им: стоп. Запрокинув голову, он осматривается по сторонам, убеждается, что все чисто, и дает сигнал катить дальше. По коротким мосткам они выкатывают машину на деревянный помост, на котором Азор яркой желтой краской вывел знак «X».

«Кто сказал, что это невозможно?» — рассуждает про себя Луиза. Она знает семьи, у которых дома стоит телевизор, а самолеты, куда тяжелее этой хрупкой и легкой конструкции, каждый день грохочут в небе. Самолеты даже перелетают из одного часового пояса в другой. Разве это не путешествие во времени?

Уолтер возбужденно потирает руки в перчатках. Он забирается в брюхо машины, оборачивается, что бы попрощаться. Луиза медленно поднимает ладонь к плечу.

— Счастливо! — кричит она, хотя Уолтер уже скрылся внутри.

Азор напоследок еще раз обходит машину. Он уже готов закрыть люк, но Луиза останавливает его.

— Азор, я забыла сказать, — говорит она. Это не совсем правда. Она просто не хотела говорить раньше. — Тот человек, которого ты вспоминал на радио, Никола Тесла?

— Да?

— Он живет в «Нью-Йоркере». Номер 3327. Я с ним знакома. То есть, я его видела, прибирала его комнату. Говорила с ним.

— Правда? — восклицает Азор, и его маленькая голова загорается, как лампочка, торчащая из воротника.

— Да, и я вовсе не думаю, что он из будущего. Может, он и одинокий, но не потому, что из будущего.

Азор смеется, и его смех сердит Луизу.

— Что я смешного сказала?

— Мне вспомнилось, что ты мне уже это говорила.

— Ни словечка о нем не говорила, ни тебе, ни папе.

— Знаю. Просто, я вспомнил, что этот разговор уже был.

— У тебя дежа вю.

— Нет. Все вовсе не так таинственно, Луиза. Просто путешествие во времени, — говорит он и смеется. Ссутулясь как верблюд, Азор скрывается внутри корабля и закрывает люк прежде, чем она успевает возразить.

Артур снова взбирается по мосткам и приспосабливает деревянный ящик вместо сиденья. У них двоих кресла в первом ряду. Луиза подсаживается к нему на ящик. Они ждут, потягиваясь и временами притопывая ногами. Ждут, когда что-нибудь случится.

Луиза еще раз машет на прощанье, хотя те уже заперлись внутри аппарата и не видят ее. Потом наступает молчание. Долгое молчание. Артур и Луиза все ждут. С океана дует очень холодный ветер. Луиза ожидает, что загудит или заревет двигатель, ждет грохота, но в тишине слышен только звон сосулек, срывающихся с карниза ангара. Стены старого здания временами вздрагивают от холода и с тихим звоном оседают.

— Как ты думаешь, что происходит?

— Не знаю, — говорит Артур. — Может, она не работает.

— Или они передумали.

— А может, уже слетали куда-то и вернулись. Может, она движется так быстро, что мы не заметили.

— Может быть…

Они ждут еще немного. Изнутри корабля не слышно ни звука: ни голосов, ни гула механизмов — только громкий крик голодной чайки, мечущейся над полем в поисках пищи.

— А как же они находят дорогу к дому?

Ровно секунду Луиза недоумевает, потом догадывается, что он говорит не про Уолтера с Азором, а про голубей. Как голуби находят дорогу к дому? Она все еще не знает ответа.

— Может быть, — предполагает она, — они сами как маленькие машины времени. Всегда возвращаются туда, откуда отправились.

— Возможно, — совершенно серьезно соглашается Артур. — Предположение не хуже тех, которые я слышал.

— А ты расспрашивал?

— Да. С тех пор, как встретил тебя в подземке.

— И что ты слышал?

— Они ориентируются по запаху или по звездам. Магнитное поле или какое-то психическое чувство. И даже волшебство. Ни одного по-настоящему толкового ответа. Потому я и хотел узнать, что ты надумала.

— Не знаю, — говорит Луиза, разглядывая свои туфли. — Я всегда думала: просто они это умеют, вот и все.

— Значит, волшебство.

— Это волшебство? — спрашивает она, понимая, что волшебство — никуда не годное объяснение для чего бы то ни было.

Они одни, и машина времени просто стоит рядом и ничего не делает. Луиза оборачивается взглянуть на Артура, и обнаруживает, что он уже смотрит на нее. И долгий взгляд, полный неуверенных слов, связывает их. Каждое слово проступает на лице Артура. Что такое зрачок, радужка, глаз? Что творит воздух, который он выдыхает? Что чувствует кожа? Почему отверстие его рта между полными губами затягивает ее в эту темноту? Каков химический состав его слюны?

— Луиза, — говорит Артур, и все смотрит, и говорит тем же гортанным шепотом. — Насчет того, что сказал тогда Азор.

Она отводит взгляд. Артур встает и начинает расхаживать взад-вперед перед их ящиком.

— Азор много чего говорил.

Луиза разглядывает машину. Артур останавливается. Он на мгновенье останавливается перед ней, прежде чем опуститься на колени, но не в знак отчаяния, а очень собранно, осторожно, обдуманно. Она по-прежнему смотрит в сторону. Она не знает, куда еще смотреть. Она не сомневается, что если столкнется взглядом с Артуром, мозг у нее расплавится.

— Луиза, — заново начинает он и ждет ее взгляда.

Она медленно поднимает глаза навстречу ему.

— Насчет того, что говорил Азор. — Руки у него сплетены за спиной. — Луиза! — Он говорит так тихо, что она чуть не пропускает свое имя. И довольно неожиданно он кладет голову ей на колени.

Луиза смотрит сверху на его затылок. Прямо за ним виден кусок машины времени. Она видит бледный пробор Артура и путаницу его темных волос. Кажется, она даже чувствует запах сна, поднимающийся от этого пробора, тот древний запах тел, еще теплых под одеялами, готовых проснуться. Откуда он? Она наклоняется, принюхивается к пробору. Он пахнет мужчиной.

Дует ветер. Из носу у нее течет. Она поспешно поднимает руку и утирает нос рукавом.

В ангаре тишина. Она сидит, ссутулившись, чувствуя ветер из-за моря, и так они остаются — его теплая голова отдыхает у нее на коленях, разговор не закончен, будущее неизвестно.

Наконец он поднимает к ней лицо, но ничего не говорит. Она отражается в линзах его очков. Луиза стягивает с рук перчатки, подбирает волну его волос, упавшую на лоб, и укладывает на место. Касаясь его, она чувствует, как сорокафунтовая свинцовая труба вываливается у нее из живота прямо на землю — груз, сброшенный перед полетом. У нее есть ответ — хороший ответ.

— Никто не может знать будущего, — говорит она, и он кивает, как бы принимая ее мнение о словах Азора. Артур поднимается на ноги, снова садится рядом с ней и берет ее ладони в свои. Они сидят вдвоем, молча, и мир медленно, как всплывающий пузырь, плывет у нее перед глазами.

«Никто, — уточняет она про себя, — кроме человека, построившего машину времени».

Они сидят рядом и молчат, ожидая чего-то важного. Проходит почти три четверти часа, и Луиза, и Артур начинают нервничать. Нечего и говорить, что они замерзли. Они все еще держатся за руки — синие руки с белыми костяшками. У нее заледенело все тело, кроме тех мест, где нога и бок прижимаются к Артуру.

— Я постучу в дверь, — говорит она ему, сползает с помоста и чувствует, что вернулась на Землю.

Луизе не так легко дотянуться до люка машины времени. Трап они втянули внутрь. Она скатывает три снежных кома и устраивает под люком снежную горку. Встав на нее и поднявшись на цыпочки, она дотягивается до двери люка.

— Эй? — окликает она, постучав, и отступает от люка.

Быть может, он сейчас распахнется, и отец выйдет из машины шестнадцатилетним мальчиком. Или он ушел искать Фредди? Может быть, она сейчас увидит свою мать? Почему-то Луиза в этом сомневается.

Вместо этого люк открывается и изнутри слышится веселый смех. Опускается трап и показывается голова Азора.

— Мы совсем забыли про вас!

Луиза искоса осматривает его.

В люке, все еще смеясь, появляется Уолтер.

— Эй, Лу! — кричит он.

— Да, папочка! — отвечает она. — Что случилось? Куда вы пропали? Она работает?

Уолтер с Азором снова безудержно хохочут, и Артур решается присоединиться к Луизе.

— Нет! — восторженно вопит Уолтер. — Сегодня не вышло, милая.

Снова хохот. Луиза порой чувствует себя нянькой при отце, и это чувство не доставляет ей удовольствия. Со своего места на испытательной площадке ей удается заглянуть внутрь корабля. Там два разных по ширине вращающихся пилотских кресла, в которых сейчас и сидят Уолтер с Артуром. На панели полным-полно всяких кнопок, рукояток и рычажков.

— Что случилось, папа? — спрашивает она.

— Ну, — отвечает он наконец, справившись с припадком смеха, — нам просто не удалось пока завести эту штуку. — Эти слова снова заводят обоих. Азор держится за живот. — Какие-то неполадки в альтимапластикаторе, так Азор?

— Так, — с трудом выговаривает тот сквозь хихиканье.

— Мне подумалось, Артур мог бы нам помочь, он ведь, как-никак, механик, — говорит Уолтер.

— Вот как? Что же ты мне не раньше не сказал? — выкрикивает Азор. — Мне бы не помешала помощь механика. Ты не мог бы задержаться до вечера?

— Конечно, — соглашается Артур, шагая к ним.

— Так чем же вы там занимались? — вмешивается Луиза.

— Просто наверстывали время, милая, — говорит Уолтер.

Глаза у Луизы изумленно распахиваются и лезут на лоб.

— Прости. Совсем забыли о времени, — говорит он, поднимаясь и пролезая в люк.

— Альтимапластикатор?

— Представляешь? — восклицает Уолтер.

— Нет, — отвечает Луиза. Она не представляет и не верит.

— Хм, я никогда прежде не работал с алтимапластикатором, — вставляет Артур. — Честно говоря, даже не слышал о таком.

— Не волнуйся, сынок, я тебе покажу, — обещает Азор.

Луиза заглядывает в люк.

— Можно мне войти? Хочется посмотреть, как выглядит изнутри машина времени, пусть даже неисправная.

— Конечно, милая, конечно!

Азор протягивает ей руку. Луиза оборачивается к Артуру. Делает ему знак лезть за ней.

— Слушай, — говорит Азор, — давай мы с твоим отцом освободим место, чтобы вы с Артуром смогли осмотреться внутри. Выходи, Уолт.

И вот Луиза лезет по трапу, Артур за ней. Она садится в одно пилотское кресло, и Азор захлопывает за ними люк. При закрытом люке лампочки на приборной доске начинают мигать, жужжать и вращаться. Артур занимает соседнее кресло. Цветные блики отскакивают от стекол его очков, и Луиза начисто теряет интерес к технологии перемещения во времени. Будущее и прошлое исчезают. Единственное, что остается для нее — это напряжение между двумя телами. Как его голова лежала у нее на коленях. Как ее ладони скрывались у него в ладонях. Напряжение вытекает через горло. Живот. Мышцы. И что-то выковывается, сплавляется в нежность. Намеки, которые быстро собираются в острие, нацеленное прямо в сердце Луизы.