Данное произведение является полностью плодом буйной авторской фантазии. Все персонажи являются вымышленными, и любое совпадение с реально живущими или жившими людьми случайно.
«Что ж, фэны-издатели с легкостью доказали, что из любого писучего графомана из тусовки можно вылепить «письменника» — конфетка хоть и не получится, но публика-дура схавает и еще попросит. Расчет психологически точен: и хавает, и добавку клянчит. Такая литература, видимо, соответствует «мыльно-оперному» новому мышлению части читателей и точно укладывается в нишу их менталитета. Что ж, если такое укладывается, значит, крыша поехала всерьез. Замечу лишь, что за подобное производство макулатуры в особо крупных размерах, я лично судил бы как за преступление против экологии: графомана — за хулиганство, издателя — за пособничество».
Ширево было, мягко говоря, весьма необычным.
Вадик недоверчиво осмотрел два длинных необычной формы шприца с короткими тонкими как жало осы иглами. Потрогал пальцем насечку с какими-то непонятными квадратными и треугольными символами. Мутное, желтоватое слегка светящееся содержимое, вызывало у него определённые опасения.
Положив шприц обратно на подоконник, Вадик удивлённо посмотрел на Муху:
— Слышь, гоблин, ты где это взял?
Муха, выводивший чёрным маркером на синей стене подъезда легендарное матерное слово из трёх букв, обернулся.
— Да мужик один продал.
— Какой ещё мужик?
— Да не знаю, стрёмный какой-то лет сорока в косухе и футболке с логотипом Morbid Angel. Лысый как Котовский и пентаграмма на затылке вытатуирована. Я раньше никогда его среди нашей тусовки не видел. В музыкальном магазине ко мне подкатил: глаза бегают, руки трясутся. Две сотни зелёных ему за них отдал, те, что я копил на новую гитарную примочку Overdrive.
Вадик снова взглянул на два квадратных шприца и от чего-то зябко поёжился:
— И насколько оно улётное?
Муха, нарисовавший под матерным словом бесстыже раздвинувшую ноги голую женщину, воровато спрятал маркер в карман и уселся на подоконник рядом с Вадиком.
— Ну что ты ко мне пристал? — раздражённо пробормотал он. — Мужик тот сказал, что средство это не просто улётное, а СУПЕРулётное, короче, крышу сносит по полной программе и, главное, не вызывает стойкую зависимость.
— Ну да? — усмехнулся Вадик. — Так я ему и поверил.
— Сейчас проверим! — заявил Муха, решительно закатывая рукав старой потёртой джинсовки с логотипом “IRON MAIDEN” на спине.
— Э, ты это, погоди, — схватил его за руку Вадик. — Может всё-таки не надо, бурда неизвестная какая-то, ещё не дай Бог ласты склеим. Я с Чаком Шульдинером раньше времени встречаться не хочу. Пори всём моём к нему уважении.
— Боишься? — презрительно усмехнулся Муха. — Ну что ж, тогда я сам без тебя попробую. Вообще-то я думал, что ты мне друг.
Ещё немного поколебавшись, Вадик тягостно вздохнул и, взяв второй необычно тяжёлый шприц, спросил:
— А как это ширево называется, тот стрёмный мужик тебе не сказал?
Муха отрицательно покачал головой, и через полминуты оба шприца были девственно пусты.
Странно, но долгожданный расслабляющий эффект почему то сразу не наступил.
— А как же дозировка? — испугался Вадик, спрыгнув с подоконника. — Может, мы, два дебила, не ту дозу себе вкатали? Может быть, нужно было совсем чуть-чуть себе вдуть?
— Два дебила — это сила! — расхохотался Муха, выбрасывая пустые шприцы в шахту лифта. — Доза что надо, стрёмный мужик сказал вкалывать всё и сразу.
Через пятнадцать минут стало ясно, что их подло обманули.
— Вот сволочь, — ругался Муха, вприпрыжку бегая по подъезду и гневно тряся кулаками. — Нажухал меня гад, двести бакинских с меня содрал за какую-то ослиную мочу.
— Да ладно тебе, — Вадик был даже рад такому повороту дел. — Хорошо ещё хоть копыта не откинули, кулибины хреновы.
Когда они вышли во двор, на улице уже стемнело, кое-где подслеповато горели фонари, вокруг которых кружились маленькие стайки упорной в своём стремлении сгореть мошкары. Мошкара думала что фонарь это солнце и что следует обязательно лететь так, чтобы это солнце светило строго над ними. Но искусственное «фальшивое солнце» лишь подло убивало.
— Ну ладно, — сказал Муха, когда они дошли до ближайшего перекрёстка. — Я пойду домой, ко мне сегодня один колхозный панк зайти обещал, я ему гитару свою толкать буду. Он фанат «Красной Плесени» прикинь? А про «Сектор Газа» говорит что евреи там сильно неправы.
— Спит красавица в гробу я подкрался и… — гнусаво затянул Вадик, но заканчивать провокационную строку почему-то не стал. — Ну давай, покедова, ботаник! Держи хвост пистолетом, а кулак кастетом!
— А ты сейчас куда? — спросил Муха, чувствующий себя перед другом немного виноватым после истории с палёным левым ширевом.
— Да к Катьке пойду, — ответил Вадик. — «Sex Pistols» послушаю, поотрываюсь.
Муха кивнул:
— God Save the Queen, братуха! Ну, в общем, до завтра.
— До завтра!
И они расстались.
Катька была дома, но не одна, а с каким-то патлатым хахалем, в котором без труда можно было узнать барабанщика местной панк-группы «Токсичные Отбросы».
Вадик заподозрил неладное ещё на лестничной клетке у Катькиной квартиры, в которой так громыхала тяжелая музыка, что казалось, там забивают в фундамент новые сваи. Было совершенно непонятным, почему соседи до сих пор не вызвали полицию.
Дверь была приоткрыта, и Вадик беспрепятственно проник в квартиру, пахнущую коноплёй, дешёвым бухлом и горелой яичницей с салом. Раскрасневшаяся Катька с хахалем сидела на кухне и делала лохматому гаду омлет. Увидев мрачного Вадика, она на несколько секунд вся остолбенела, после чего медленно попятилась в угол кухни.
Сидевший к Вадику спиной и ничего неподозревающий о нависшей угрозе хахаль за обе щеки уплетал какую-то нехитрую снедь, в которой легко узнавалась морская капуста с сосисками. Вадик сделал глубокий вдох, сосчитал про себя до десяти, после чего взялся за раздачу честно заслуженных люлей.
Первым делом табуреткой по хребту получил лохматый хахаль, от неожиданности подавившийся капустой, после чего позорно бежавший из квартиры. Затем за длинные фиолетово-зелёные патлы была оттаскана сама Катька, которая к удивлению Вадика ничуть этой экзекуции не сопротивлялась и покорно признав свою вину, лишь тихонько всхлипывала.
Покончив с воспитательным моментом, Вадик прошёл в комнату и, вырубив грохочущий музыкальный центр (из которого вовсю громыхали Cannibal Corpse и вечно простуженный Крис Барнс), уселся на продранный, валяющийся на полу полосатый матрас, всегда навивающий ему приятные воспоминания.
Да, с Катькой нужно рвать, причём кардинально и немедленно.
В квартире было необычайно спокойно, лишь где-то на краешке своего сознания Вадик смутно фиксировал тихое всхлипывание, доносившееся из кухни.
Когда оно внезапно прекратилось, Вадик не придал этому особого значения, занятый воспоминаниями, в которых был он, Катька, пьяный Крис Барнс и мятый видавший виды полосатый матрас.
На кухне что-то с грохотом упало на пол.
Вадик вздрогнул, буйные эротические фантазии тут же бесследно растворились.
«Вот же тупая овца!» — подумал он, нехотя поднимаясь с матраса. — «Опять что-то расхерячила дура криворукая».
Свет на кухне почему-то не горел.
Вадику это сильно не понравилось.
— Катька, ты где? — громко позвал он. — Что за приколы, ты лампу что ли разбила, замкнув в квартире проводку?
На кухне явно кто-то был: слышалась возня и чьё-то тяжёлое влажное сопение. Недоумённо пожав плечами, Вадик нащупал на стене кнопку включателя. С проводкой был полный нормас. Ярко загорелась стосвечовая лампочка под потолком, после чего взгляд парня упал на Катьку.
Катька неподвижно сидела за столом, подперев правой рукой зелёную голову.
Хотя нет, это была не Катька.
Вадик испуганно отпрянул к двери.
За кухонным столом на табуретке сидело жуткое зелёное чудовище с покрытой острыми шипами бугристой кожей и грустно своими четырьмя близко посажеными маленькими глазками беззастенчиво пялилось прямо на Вадика.
— Ну и лошара же ты, — хрипло сказало зелёное страшилище. — Это ж надо, я такого кретина раньше любила.
Волосы на голове Вадика зашевелились, а мерзкое создание, встав с табуретки, медленно пошло прямо на него, шевеля толстыми блестящими щупальцами.
— Ну что, котик, может быть, поцелуешь меня напоследок? — кокетливо предложило оно, обнажая чёрные кривые клыки, словно главная героиня из песни Сектора Газа «Вурдалак». — Можем даже с язычками!
Издав приглушённый вопль, Вадик, бросился вон из квартиры.
В себя он пришел лишь тогда, когда увидел перед собой яркий ларёк, торгующий дешёвым бодяжным пивом. В ларьке сидел смуглый носатый вредного вида грузин, который с интересом рассматривал испуганную физиономию потенциального покупателя.
— От кого бэжишь, генацвале? — спросил грузин, многозначительно подмигивая. — Можэт, заправышься пывком, ара?
Вадик затравленно оглянулся. Но на вечерней улице не было даже намёка на жуткое зелёное чудовище, которое, как ему казалось, должно было немедленно броситься в погоню, дабы сожрать его целиком в какой-нибудь вонючей подворотне.
В состоянии близком к помешательству, Вадик ни с того ни с сего купил три бутылки пива марки «Маньячный Мельник» и тут же у ларька выдул их все до последней капли.
— Вот это орёл! — восхитился в ларьке грузин. — Эй, генацвале, можэт возьмёшь чего покрэпче?
Вадик уже было хотел с ним согласиться, как вдруг увидел, что у грузина вместо носа растёт здоровый изогнутый птичий клюв.
— Вах-вах, — прокудахтал киоскёр. — Ты чэго это такой блэдный? Надо было пыво чыпсами закусывать, ара?
На этот раз Вадик даже не закричал, а просто повернулся к киоску задом и, словно лунатик, двинулся по тротуару прочь. На попадающихся по пути прохожих он старался по возможности не смотреть. Но пару раз всё же не удержался, о чём тут же горько пожалел.
По улице навстречу дефилировали: высокая женщина с собачьей беззвучно гавкающей головой, мужчина-рабочий с красными клешнями вместо рук, военный в коричневом мундире с хвостом и копытами, трансгендерный небинарный человек-олень в футболке с изображением Филиппа Киркорова.
Смотря исключительно себе под ноги, Вадик кое-как добрался до телефонной будки, пару раз чуть не разбив при этом голову о фонарный столб, и трясущимся пальцем набрал номер Мухи.
Муха долго не подходил к телефону и Вадик было решил, что его просто нет дома, но трубку, наконец, после тридцать второго гудка таки сняли.
— Муха-а-а-а! — истошно заорал в трубку Вадик, от страха даже немного заикаясь. — Он-н-но действует, мен-н-ня уже проп-п-п-пёрло.
— Да не ори ты, как пойманный на взятке депутат облсовета Зажопинска! — огрызнулся Муха. — Я тоже это понял. Торкнуло не по детски. Давай, айда ко мне, а то ненароком крыша совсем протечёт.
От телефонной будки до дома Мухи было примерно два квартала. Вадик по привычке хотел воспользоваться троллейбусом, но, увидев бледного водителя, в затылке которого торчал окровавленный топор, от этой мысли немедленно отказался, решив добираться до нужного дома пешком.
Звоня в квартиру Мухи, Вадик всё боялся, что увидит своего друга в каком-нибудь чудовищно-экзотическом виде, но все его опасения были напрасны. Открывший дверь Муха, никаких жутких аномалий в своей по обыкновению простоватой внешности не обнаружил. Его лицо было угрюмым и сосредоточенным как никогда.
— Давай, баклан, проходи, что застыл, как сурикат под коксом.
Натянуто улыбнувшись, Вадик прошёл в квартиру.
— Ты только, паря, не пугайся, — предупредил его Муха, плотно закрывая входную дверь, — у меня там, в гостиной, василиск сидит.
— Кто? — испуганно переспросил Вадик.
Поморщившись, Муха неопределённо махнул рукой:
— Ну, в общем, сам всё увидишь.
Сделав круглые глаза, Вадик заглянул в гостиную, затем, судорожно сглотнув, перевёл взгляд на друга.
Муха важно кивнул:
— Да-да, именно! Это он Василий по кличке Карданный Вал, тот самый панк, что гитару хотел мою купить… этот… как бишь его… ибанез… Но ты не бойся, я его на всякий случай крепко связал, а деньги конфисковал.
В гостиной на протёртом паркетном полу лежал… или нет, скорее лежало нечто с жабьей головой и петушиным хвостом, связанное мокрой простынёй.
Это нечто дёргалось и непрестанно что-то зловеще мычало.
— Ну а кляп ты ему, зачем в пасть вставил, — спросил Вадик, кое-как справившись с подступившим вновь страхом. — Кусался, наверное?
— Да нет, — как-то смущённо ответил Муха. — Матом крыл, да ещё таким, что даже я покраснел. Обещал мне устроить незабываемый грайндкор вечер сексуальных приключений в компании с бензопилой фирмы Хюндай!
Вадик осторожно обошёл злобное чудовище стороной и опустился в продавленное кресло. Со стенных плакатов на него угрюмо взирали любимые идолы — Брюс Дикинсон, Джеймс Хэтфилд и Оззи Осборн. Идолы выглядели очень недовольными. Осборн так вообще даже держал в зубах невинно убиенную летучую мышь и, судя по всему, перед актом преступного каннибализма тоскливо выл на высоко висящую в небе на красочном постере полную луну.
— Ну и что нам с ним делать?
— Ума не приложу, — ответил Муха, почёсывая темя. — Может в зоопарк сдать за деньги? Чувствую, пора нам из города рвать когти.
— А это нам поможет? — с тоскою в голосе спросил Вадик.
— А чёрт его знает, — махнул рукой Муха. — Но в городе нам оставаться до утра точно нельзя.
— Это ещё почему? — не понял Вадик, который уже порядком устал от постоянной беготни от всяких там монстров.
— А ты выгляни на улицу, дятел! — посоветовал Муха. — Давай, давай, смелее.
Вадик резко встал и, переступив через дёргающегося на полу панка Василия по прозвищу Карданный Вал, подошёл к окну.
— ЁПТА! — непроизвольно вырвалось у него. — Вот это так глюк!
Напротив, вместо блочного дома с вечно закрытым на ремонт гастрономом на первом этаже, высился зловещий готический замок с остроконечными башнями и забранными ржавыми решетками мрачными окнами. Над воротами замка имелась даже поясняющая надпись — Эльсинор.
— Кристоф Виллибальд Глюк хороший композитор, — хрипло прошептал Муха. — Но ты лучше не гони на него. «Ифигению» вот написал. А всё что ты видишь за моим окном это не глюк, это новая наша с тобой самая что ни на есть настоящая реальность.
— То есть как? — Вадик резко обернулся. — Разве всё это не действие твоего нового СУПЕРширева?
— Точно не знаю, — пожал плечами Муха, — но они, — он указал рукой на замок и монстра на полу — вполне реальны. Их можно потрогать, с ними можно поговорить или заняться сексом.
От мысли, что можно заняться сексом с Василием по прозвищу Карданный Вал, Вадик весь аж содрогнулся.
— Это явно никакие не галлюцинации, — знающе продолжил Муха. — Тут наше зрение не причём, здесь явно что-то другое.
— Но что? — испуганно спросил Вадик. — Если ты что-то знаешь, говори прямо сейчас.
Но Муха лишь грустно указал глазами на полку с потрёпанными корешками зачитанных до дыр книг.
Вадик проследил за его взглядом:
— Ну и что с того, причём здесь эта сортирная макулатура?
— Это не макулатура, чучело ты огородное — обиделся Муха. — Это великая фантастика.
— Читаешь всякую чушь, — фыркнул Вадик, снова возвращаясь к их давнему диалектическому спору.
Муха тут же насупился:
— И вовсе это не чушь. «Ночной Засор», «Бздюна», «Мечтают ли андроиды об электробритвах», «451 градус по барабану» — признанные мировые шедевры.
— Нет, ну вот какого чёрта ты мне здесь всё это сейчас втираешь? — внезапно вспылил Вадик. — Причём тут эта твоя фантастика?
— А притом! — зло бросил Муха. — Что мы, похоже, ширнулись и попали в какой-то долбанный параллельный мир из прочитанных мною романов.
— Чего? — не понял Вадик. — Я вижу, ты совсем от всех этих наркотических приходов серьёзно так съехал.
— Я ещё раз повторяю, это не глюки.
— А вот мы сейчас и посмотрим, — закричал Вадик и выбежал из квартиры.
Муха сокрушённо покачал головой и, пнув ногой мычащего на полу Василия, неспешно подошёл к окну.
Вадик, словно ошпаренный, выскочил из подъезда через пару минут и, перейдя пустую в это позднее время проезжую часть, подбежал к запертым воротам готического замка. Потрогал кованые створки, поковырял зачем-то пальцем замочную скважину и что-то зло прокричав, принялся колотить в них кулаками.
Через минуту ворота с тяжёлым скрипом открылись, и из-за них вышел огромный стражник в железной кирасе и ярким плюмажем на конусовидном блестящем шлеме. Вадик что-то с чувством сказал ему, после чего стражник, невозмутимо огрел ночного дебошира древком копья по голове и с чувством выполненного долга вернулся обратно в замок.
Ворота с лязгом захлопнулись.
Муха с некоторым сожалением поглядел на распластавшееся на асфальте тело горемычного друга, а затем пошёл на кухню за льдом для холодного компресса.
— Ну, теперь ты убедился, что никакие это не глюки? — спросил Муха, собирая старый камуфлированный походный рюкзак.
Вадик снова сидел в продавленном кресле, прикладывая к шишке кулёк со льдом.
— Ты прав, кореш, из города нужно линять, — наконец согласился он. — Бери только самое необходимое. Может утром весь этот бред прекратиться. С криком первых петухов.
— Как в старой сказке, ага, конечно, — невесело усмехнулся Муха. — Хотя лично я всегда мечтал попасть в мир какой-нибудь песни «Короля и Шута». Светлая память Горшку. А ты не думал что утром всё станет только хуже?
— Поживём — увидим! — философски заметил Вадик. — Магнитофон с любимыми кассетами возьми. Не помешает.
— А какие группы брать?
— Пакуй всё что есть Cannibal Corpse. Думаю эта музыка будет способна отпугнуть любого даже самого злобного монстра.
— Ага! — не стал спорить Вадик. — Или привлечь его.
Когда они покинули квартиру Мухи, дело уже шло к глубокой полуночи. Город на глазах преображался. Кое-где вместо запыленных клёнов уже росли странные высокие деревья со светящимися цветами. Многие дома напоминали не то средневековые монастыри, не то бастионы свихнувшихся феодалов. Особенно поражало их соседство с другими, обычными зданиями, на которых красовались вывески: «Парикмахерская Для Тыквоголовых», «Гастроном Подлый Гном», «Гостиница Сонный Дальнобойщик».
Пару раз, вместо редких в ночное время автомобилей, по проезжей части проносились чёрные зловещие кареты с обезглавленными кучерами, а однажды даже проскакал бледный всадник в одежде разносчика пиццы фирмы «Четыре мертвеца».
Аппетитные дымящиеся заказы торчали из его седельной сумки.
— Может поймаем такси? — предложил Вадик, когда они уже миновали центр города.
— Ага, — усмехнулся Муха, — а шофёром у нас будет Мэрилин Мэнсон.
— Да ладно тебе, — снова разозлился Вадик. — Сам виноват, если бы не твоё дурацкое ширево и патологическая жадность, сидели бы мы сейчас у Катьки и слушали взахлёб «Six Feet Under».
Муха в ответ угрюмо промолчал, а из соседнего переулка вдруг браво выскочил жёлтый полицейский бобик.
— Ну всё, попали! — закричал Вадик, прячась в тень соседнего здания, но было поздно.
Лихо развернувшись, бобик окатил ночных беглецов светом ярких фар, заперев их в узком сыром переулке. Клацнув, открылась дверь со стороны водителя.
Щурясь от яркого света, Вадик с Мухой прикрыли глаза руками.
— Кого я вижу, — раскатисто прогремел в переулке до боли знакомый бас. — Наколкин и Шмыгов! Бивис и Баттхед мценского уезда. Какая встреча!
Самые худшие опасения подтвердились и в обладателе грозного баса друзья узнали местного участкового Антона Гопстопова.
— И куда вы это, интересно, два дебилоида, на ночь глядя, намылились, не в ближайшую библиотеку ли случайно? — насмешливо гремел участковый. — А в рюкзачке что, часом, не свежая конопля?
Бежать было некуда и Вадик с Мухой отступили вглубь переулка.
— Теперь-то я вас точно упеку по самые гланды, — довольно гудел Гопстопов.
В свете фар появилась кряжистая широкоплечая фигура в полицейской фуражке.
— А ну-ка, ну-ка, идите-ка сюда, я хочу посмотреть на ваши уголовные морды поближе.
В правой руке участковый держал портативный «демократизатор», который не раз хаживал по спинам представителей городских групп риска — бомжей, неформалов, хиппи и служителей сатанинского культа свидетелей Иеговы. Лихорадочно соображая, Вадик искал спасительный выход из этой абсолютно безнадёжной ситуации.
Но выход не находился.
Ну, никак.
Гопстопов тем временем, ненавязчиво поигрывая дубинкой, получал искреннее садистское удовольствие от вида своих беззащитных жертв.
— Ну что, любители Курта Кобейна? — весело спросил он. — Типа отбегались? — и более суровым тоном представитель закона тут же добавил. — Рылом к стене, ласты на ширину плеч, грабли за голову, быстро…
Друзья подчинились. Притушив фары служебного бобика, участковый подошёл ближе и зловеще так пропел:
— Что у вас, ребята, в рюкзаках, знаю, что не очень вы богаты. По земле и круглой, и покатой Вы идете в грубых башмаках… Так, посмотрим, что это у вас тут о… книжки? Слушай, Наколкин, а я и не знал, что ты умеешь ещё и читать, а не только связно говорить. О, да это же фантастика? Так ты ещё и думать умеешь, что ж поздравляю. А это что за гербарий?
В переулке за спиной участкового вдруг послышались чьи-то шаркающие шаги. Гопстопов обернулся.
У полицейского бобика стоял странный человек в плаще, но без головы. Точнее голова была, в чёрном цилиндре, с усами и моноклем, но её странный человек держал в руках.
— Что за… — участковый потянулся к кобуре.
Тем временем печальный незнакомец ловко забрался в служебный бобик и, положив свою голову на сидение рядом, резко дал назад. Машина дёрнулась и, взвизгнув шинами, поехала задом наперёд к выезду из переулка.
— Эй, куда, стой, — закричал участковый. — Это государственное имущество, такие тарантасы не угоняют.
Но джентльмен без головы его не услышал или не захотел услышать, развернув машину, он скрылся на соседней улице.
— Эй, а ну прекрати нарушать…
Громко топая, Гопстопов бросился следом за угнанной машиной.
— А вы, оставайтесь на месте пока я не вернусь, — на ходу бросил он ночным беглецам.
— Ага, как же, щаз, разбежались! — и Муха показал вслед улепётывающему участковому известную комбинацию из одного оставленного пальца.
Вадик облегчённо вздохнул:
— Это ты его вызвал?
— Кого? — не понял Муха.
— Ну этого безголового с моноклем.
— Чего? — вид у Мухи был обалделый. — Ты чё, совсем рехнулся?
— А я думал, что это твой глюк, — невозмутимо ответил Вадик.
— Что, ты снова за своё? — взбеленился Муха. — Я вижу, тот стражник не достаточно сильно тебе по башке врезал, но ничего мы сейчас это быстро исправим.
— Эй, охренел совсем? — отшатнулся Вадик от замахнувшегося на него кулаком приятеля. — Драпать поскорее надо, а то Гопстопов ещё вернётся.
И друзья спешно покинули злосчастный переулок.
Странно, но на окраине город был не так сильно тронут параноидальной архитектурой, да и разные инфернальные персонажи попадались здесь куда реже.
— Значит очаг распространения этой дряни где-то в центре, — сделал вывод наблюдательный Муха, забивая свежий косяк.
— Это точно, — согласился с ним Вадик, как следует прочистивший себе мозги после первой затяжки.
Мир вокруг стал значительно радужней и намного теплее, его омрачали лишь внезапно выросшие на голове Мухи круглые бараньи рога.
— Что за нах? — Вадик с отвращением отбросил дымящий косяк в сторону.
Сигарета описала в воздухе замысловатую дугу и с шипением погасла в ближайшей луже.
— Эй, ты что это планом чужим разбрасываешься? — зашипел на него Муха, выловив из лужи выброшенный другом окурок. — Боба Марли на тебя нет…
— Да ведь у тебя всё равно полный рюкзак анаши, целая ПЛАНтация, — резонно возразил Вадик.
— Ага, — огрызнулся Муха. — А ты его, можно подумать, возделывал, поливал, удобрял, лелеял каждый лепесточек.
— Да заткнись ты уже…
Через пять минут бараньи рога на голове Мухи исчезли, и Вадик почувствовал себя поспокойней.
— Кстати, — нарушил он молчание, когда они проходили мимо гранитного десятиметрового памятника феминистской Красной Шапочке. — Тот подъезд, в котором мы ширялись, случайно, не в центре города как раз находится?
— Да не помню я, — отмахнулся Муха. — Ох, ни фига ж себе… вот это так статуй!
С открытыми ртами приятели застыли у гранитного монумента.
— По-моему, два дня назад этого здесь не было…
Десятиметровая Красная Шапочка была облачена в модную курточку из волчьей шкуры с отворотами, а на её мускулистом плече лежала здоровенная шипастая дубина. В свободной руке девочка сжимала берестяное лукошко, с какими-то средневековыми орудиями пыток, в которых угадывались щипцы, зубило и огромное мачете.
Выбитая надпись у подножия памятника гласила:
«ЛЮБИМОЙ НАШЕЙ ВНУЧЕНЬКЕ ОТ БАБУШКИ И КОЛОБКА».
— Ни черта не понимаю, — возмутился Муха. — А Колобок тут каким боком?
— Так ведь он Лису сожрал! — вспомнил Вадик, задумчиво ковыряясь в носу. — В этой… народной американской сказке, как там её… «Техасская Резня Бензопилой»! Во! Точно! Вспомнил. Не сбоит ещё оперативная память… хотя порою и зависает.
Посмотрев на друга, Муха многозначительно покрутил пальцем у виска.
— Ну ты, баклан, бывает как сморозишь, хоть цитируй тебя потом в википедии.
Ещё немного потоптавшись у странного монумента, беглецы двинулись дальше. Брутальное изваяние гигантской Красной Шапочки окончательно испортило им настроение, а Вадик всё гадал, чей же это глюк его или Мухи? Или, может быть, вообще ничейный? Просто так себе глюк, как глюк. Сам по себе.
Хотя нет, так, конечно, не бывает.
Они уже почти покинули городскую черту, когда на дороге их вдруг обогнал чёрный шестисотый «Мерседес», за рулем которого восседала здоровенная человекоподобная свинья в малиновом пиджаке и с золотой цепью на щетинистой шее.
— Нет, ты это видел? — восхитился Вадик. — Вот это кого-то из нас сейчас плющит!!!
Неожиданно дав задний ход, свинья подъехала к друзьям.
— Эй, братва? — хрипло крикнула она им в приоткрытое ветровое стекло, активно жуя жвачку. — Где здесь маслоферма имени Ильича?
Вадик с Мухой недоумённо переглянулись.
— Какого именно Ильича? — переспросил Муха. — Леонида или Владимира?
Свинья крепко задумалась, а Вадик про себя отметил, что на руле лежали вполне себе человеческие, волосатые руки все в золотых кольцах.
— Воннегута, — наконец ответил хряк.
Муха отрицательно покачал головой.
— Скотобойня номер пять в другой стороне!
— Вот, блин, — сокрушённо хрюкнул боров и, развернув машину, поехал обратно в город.
— Все там будем, — запоздало крикнул ему вслед Вадик.
— Ты это о чем? — не понял Муха. — О скотобойне?
— Да так, — замялся Вадик. — Не обращай внимания. Это философское. Очень трудное для твоего понимания.
Но всё-таки они сделали фатальную ошибку, двигаясь вдоль шоссе, и поняли это лишь тогда, когда сзади послышались завывания полицейской сирены. Жёлтый бобик их неумолимо нагонял. Высунувшись в ветровое окно, и перекрывая вой сирены, участковый Гопстопов кричал им вслед что-то очень и очень нехорошее.
Друзья побежали.
— Не уйдете, металлисты недоделанные — ревел настигающий их Гопстопов, нещадно давя на газ. — Я как банный лист на известном месте, от меня не избавишься.
Сворачивать было некуда, по обеим сторонам от шоссе простирались, неизвестно как возникшие на окраине города, непроходимые болота.
«Опять чей-то глюк», — отметил про себя Вадик, подозрительно поглядывая на бегущего чуть впереди Муху. Рюкзак с ценным содержимым смешно подпрыгивал у него за спиной.
Неожиданно дорога стала меняться, будто плавиться от сильного жара. Шоссе покачнулось, белые полосы разметки заплясали, словно пьяные змеи на раскалённых углях и, не успев что-либо понять, друзья провалились, увязнув во внезапно ставшем жидким асфальте.
И последнее, что успел увидеть Вадик в безумно кувыркнувшемся мире, так это совершенно перекошенное лицо участкового Антона Гопстопова, рядом с которым в служебном бобике сидел печальный безголовый джентльмен в модном пенсне…