Дервиш

Глава 6. Переход

Пять последующих дней почти ничем не отличались от первого. Лагерь каждый день менял своё местоположение: от Каталино переместился к реке Маржа, оттуда — к урочищу Лисий ключ. Ежедневные переезды утомляли, но искатели оправдывали сами для себя эти неудобства высокой целью поисков. Никто не роптал и не жаловался, и даже Пахомчик, никогда не упускавший возможность вставить шпильку, не позволял себе отпускать на сей счёт никаких шуток. Неутомимый профессор вместе с Глебом тщательно обследовали местность, составляя карту геомагнитной активности. Трутнёв и Пахомов по очереди дежурили, меняясь: один отвозил Глеба и Бэккета на место поиска, а затем отправлялся в Каталино на заправку или за водой, в это время другой оставался с Викой в лагере, следя за порядком и помогая на кухне. Искатели проводили вечера, болтая с друзьями и родственниками по телефону, обменивались с ними фотографиями, висели в видеочатах. Пахомов, ведя свой блог, подробно излагал события каждого дня, опуская, правда, мистические подробности из жизни членов экспедиции, которыми она была теперь чрезвычайно насыщена.

Вечером пятого дня Бэккет за ужином был задумчив и неулыбчив. Допивая чай, он уверенно произнёс:

— Нам нужно вернуться к Агафье! Мы теряем время! Завтра утром предлагаю выехать в Подможное. Только она сможет нам помочь!

Искатели были удивлены.

— Что случилось, мистер Бэккет? — Спросил Трутнёв.

— Нам мешают! И делает это кто-то очень сильный. Агафья знает, как поступить, она поможет. Она — проводник.

— Какой проводник? — Удивилась Вика.

— Проводник куда? — Машинально переспросил Глеб.

— В другой мир. — Бэккет поставил кружку на стол.

Глеб отметил про себя, что встретил слова Бэккета довольно спокойно, не требуя объяснений, равно как и другие искатели. Он думал о том, что с появлением Бэккета он и его спутники относятся как-то абсолютно невозмутимо к тем невероятным вещам, которые с удивительным постоянством теперь происходят в их жизни. «И самое удивительное, — думал Глеб, — именно вот это необъяснимое спокойствие! Это что, нормальная реакция? Что происходит? И почему?». Ответа он не находил.

Джип остановился на дороге возле дома Агафьи. Бэккет вместе с искателями вошёл в дом. Агафья была очень рада их возвращению. И особенно радостно она встретила Бэккета:

— Как раз мне поможешь! А то завелась тут у меня нечисть, сладу с ней нет! Я её в двери — она в окно, я её в окно — она в дверь ползёт! Никак не сладить мне с ней! А вот с тобой вдвоём мы с нею живо разделаемся!

Искателям же она сказала:

— Тревожно мне, ребятки! Ну, да то не ваше дело! Ступайте пока в свой дом, отдохните, а мы тут своими делами займёмся. После вас позову!

Уже на улице, уходя, Глеб услышал сквозь открытое окно слова Агафьи, сказанные ею Бэккету:

— Научи меня, научи!..

Он вздохнул и, уже выйдя за калитку, сказал Трутнёву:

— С нашим профессором всё не так просто!

— Я это уже понял! — Улыбнулся тот.

Вечером, за ужином, между Трутнёвым и Пахомовым разгорелся спор:

— Агафья как сказала: «Прости, что своего не признала!», так? Ты что, не слышал? — Возмущался Слава.

— Слышал! А она сама кто такая? И кто для неё свой? — Горячился Пахомов.

— Лёха! Ты в своём уме? — Слава удивлённо смотрел на Пахомова.

— Она же сама говорила, что колдует! Так? Так! Ты уверен, что она не ведьма? Вы котёл видели?

— Я уверена, что она не ведьма! — Заявила Вика. — Лёша, тебя куда понесло? Остановись!

— Хорошо! А вы уверены, что мы сейчас не с колдунами общаемся? В последние дни всё, с чем мы сталкивались — это магия и колдовство! Один человек, или не человек, знает, что другой видит во сне! Это как? И откуда такая сила у пожилого профессора, он не устаёт совсем? А волк? Вы все его видели! Вика, ну-ка позови ко мне кого-нибудь! Кто там сегодня по вызовам — жираф, носорог? А? Слона мне там быстренько пришлите, будьте любезны! А-а, у вас не получается? Только профессор так может, да? Очень жаль!

Искатели молчали. Всё, что говорил Пахомов было правдой. Сомнения терзали сердца каждого в этой комнате.

— А чего это мы все в последние дни такие спокойные? — Продолжал Пахомов. — Никто ничего не пугается, ничем не восхищается, ничему не удивляется? Вот мы тут спорим, а это не потому ли, что эти двое там сейчас так сильно заняты, что им просто не до нас? Может, мы сейчас тупо остались без контроля, и потому вылезли на время из-под колпака, а? Что замолчали? Скажите уже что-нибудь!

— Как-то у тебя всё просто, Лёша! — Задумчиво произнёс Глеб. — Они враги, получается? И мы в ловушке?

— Ты слышал про дьяволопоклонников? — Горячо зашептал Пахомов, придвинувшись к нему. — Семыкин, участковый, помнишь, говорил про двух парней, что нашу зону искали? Где они погибли, кто знает? Агафья сказала, что искать их не надо, не найти их, в болотах, мол, они утонули. А что если всё не так? Что если и Агафья, и Семыкин, и профессор — все они из одной секты? А мы действительно в ловушке? На самом деле?!

— Пахомов, не нагнетай обстановку! — Славик недоверчиво смотрел на Лёху, но тоже явно был встревожен.

— У профессора, по его словам, есть друг в герметическом обществе. — Напомнил Пахомов. — А все масоны общаются с тёмной силой, поклоняются Сатане, чтят его, как божество, и призывают для помощи. Это очень могущественные люди. Они добились высокого положения в обществе, богатства и власти как раз с помощью тёмных сил. Помнишь, Глеб — «Коснувшийся тьмы остаётся отмеченным ей на всю жизнь»?

— Лёша! — Спокойно глядя на Пахомова, произнёс Глеб. — Ты помнишь, как мы в детстве такого страшного жука-рогача увидели? Помнишь, мы его сначала чуть палкой не убили, а потом рассматривали, ветками тыкали? А потом осмелели и в руки брали. Это, братец ты мой, детство разума — считать опасным и враждебным всё, что выше твоего понимания!

— Да, — заметно расслабившись усмехнулся Трутнёв, — и аборигены Амазонки и Океании так знакомились с первыми миссионерами. Сначала на вкус, а уже потом и со звуком. Успокойся, Лёха! Выкинь эти глупости из головы!

— Профессор прав, мы живём в жутком мире. — Вика сунула руки в карманы и смотрела в пол. — Все эти конфликты, ложь, предательство, подозрения — всё это атрибуты нашего мира. Значит, чтобы идти дальше, нужно от этого избавляться.

— Ага! Возлюбить врага своего? — Бросил Пахомов саркастически, с раздражением глядя на неё.

— Возможно! Я ещё не решила. Но христианство принимаю! — Упрямо мотнула головой Вика. — А ты сам что думаешь?

— А я думаю, что если бы я обладал такой мощью, чтобы мог изгонять бесов, оживлять умерших, поднимать на ноги немощных, я бы, возможно, и любил всех! Да, да! Что вы на меня смотрите? Если бы я был Сыном Божьим, я бы, может быть, и считал всех своими братьями, но только потому, что я был бы от них защищён своим могуществом! А что? Чтобы не иметь врагов, надо быть богом, или хотя бы иметь его силу! Скажете, не так? — Пахомов торжествующе смотрел на друзей. — Ну, тогда эта религия не для всех! Слава, Глеб, вы же читали: как там у Конан-Дойла — истинная религия должна объяснять все: от амёбы, до Млечного Пути, так? Слепая вера — это порок!

— Вот ты привёл цитату из Магнария про коснувшегося тьмы. — Спокойно заговорил Глеб. — А ты помнишь, что там дальше по тексту? «Познавший зло и силу тьмы подвергся серьёзному испытанию. А тот, кто при этом остался человеком, верным своим убеждениям, поднимется выше».

— А мне больше нравится вот это! — Громко сказала Вика. — «Дисциплина должна исходить изнутри, она должна быть частью тебя. И она должна основываться не на страхе и злобе, а на любви и чувстве единения. Вот я ощущаю себя частью огромной семьи, в которой меня любят, от меня зависят и на меня надеются. И я не могу поступить иначе, чем требуется, так как это повредит общему делу. Поэтому необходима рациональность, дисциплина и знания, а не эмоции и привязанности». Ты понимаешь, Лёша — семья, любовь, единство?

— И религия, да? — Зло усмехнулся Пахомов. — А разве с именем Аллаха или Христа люди не убивали друг друга? Я мог бы рассказать тебе, сколько было в мире злобы, алчности, крови — и всё это с именами богов на устах! Всё, чего ни коснётся разум человеческий, всё он переделывает для своих нужд.

— Но ведь и ты сейчас выстроил своё понимание всех обстоятельств, и что же у тебя получилось? Что все мы жертвы заговора и находимся в ловушке! — Вика покраснела от возбуждения. — Лёша, что с тобой происходит?

В комнате, которую занимали Слава и Пахомов, что-то громко упало на пол. Слава стремительно рванулся туда и вскоре вернулся, держа в руках бутылку из тёмного стекла, в которой переливалась какая-то жидкость.

— Лёха! — Слава поднял глаза на Пахомова. — Это ведь Агафья дала мне тогда для тебя! Ты что, до сих пор не выпил? Ты отсюда вообще пил хоть раз?

— Меня от неё тошнит! — Зло бросил Пахомов и отвернулся к окну.

— Ладно, ребята, давайте ложиться спать, — сказал Глеб, — уже поздно!

Искатели в молчании разошлись по комнатам.

Ночью они проснулись от сильного ветра, что рвал ставни и стучал незакрытой калиткой. Глеб со Славой, быстро одевшись, выскочили во двор, закрепили ставни и привязали калитку. Пахомов спал беспробудным сном, но никто и не думал его будить. А искателям поспать в эту ночь так и не пришлось. Спустя час ураган пригнал сильную грозу. Ослепительные молнии били в землю где-то рядом с селом, прямо над головой гром разрывал небо чудовищными раскатами, и тяжёлые капли дождя долбили в стекло, по крыше дома, в навес во дворе. Искатели вновь вскочили от стука — теперь уже в пол дома стучало множество капель воды. Дождь захлёстывал струи дождя под крышу старого дома, вода бежала по стропилам, протекала сквозь дыры в древнем замшелом шифере. Полночи пробегав со старыми тазами и вёдрами, искателям удалось спастись от потопа. Затем как-то неожиданно дождь затих. Посмотрев на беспробудно спящего Пахомова, Трутнёв вздохнул, с завистью покачал головой и взглянул на улицу сквозь отмытое ливнем старое стекло. Глаза его расширились от изумления, и он стремительно рванул в коридор:

— Ребята! Глеб, Вика! Скорее сюда!!

Он выскочил во двор и уже медленно подошёл к калитке по скрипящим и качающимся под ногами старым деревянным подмосткам, не сводя глаз с неба. Выбежавшие следом Вика и Глеб застыли рядом с ним — в небе над домом Агафьи крутился светящийся вихрь! Искатели, как заворожённые, смотрели на яркое голубое сияние, переливающееся в чёрном от непогоды небе прямо над крышей дома ведуньи. Яркие сполохи, подобно северному сиянию, поднимались вверх, в ночное небо, извивались и играли голубым, серебряным и фиолетовым цветами, сквозь них мелькали белые искры. Воздух резко пах свежей влагой и травой, кругом звенела капель, а искатели не отводили глаз от волшебного зрелища. Сияние притягивало взгляд, завораживало, сердце пело от необъяснимого счастья и дышалось от всего этого как-то легче, чем обычно. Внезапно в ночной тьме улицы послышался какой-то грузный топот, и из темноты с тяжёлым дыханием на свет выскочила мчавшаяся по дороге огромная чёрная собака. Она неожиданно остановилась напротив калитки и повернула голову к искателям. Глаза животного в темноте яростно сверкнули дикой злобой, в нос ударил тяжёлый, затхлый запах мокрой шерсти и гнили. От неожиданности Вика громко вскрикнула, Глеб грозно рявкнул на собаку и замахнулся, та злобно оскалилась и угрожающе зарычала. Потом в два прыжка исчезла в темноте. Где-то недалеко скрипнула дверь дома, хлопнула калитка, и в темноте послышались быстрые шаги.

— Ох, не те уж года бегать-то! — Агафья торопливо подошла к калитке, следом за ней, улыбаясь, шёл Бэккет. — Не спите? Фу, умаялась я! Не видали, голуби, здесь чего? А чем это так пахнет, никак трясиной гнилой? Ну да, жижей болотной! Кто был-то?

— Собака здесь какая-то бегала, — ответил Слава, — больше никого не было!

— Собака, говоришь? Не подходила она к вам? Не спужался кто? — Агафья испытующе посмотрела на искателей. — Страх, он и до смертушки ведь довести может!

— Нет, нет, матушка Агафья! — Заверила Вика, — всё в порядке!

— Я как вас услыхала, так сразу к вам и побежала! Чаю, не отыгралась бы на вас эта тварь по злобе своей!

— Как вы нас услышали? — Удивлённо спросила Вика, — кто отыгрался?

Но вопрос повис в воздухе без ответа.

— Узнала я её, ребятки! — Махнула рукой Агафья. — Узнала! Была здесь такая, колдовала, с бесами зналася! Рыщет теперь волчицею голодной! Не вернётся она, всё, закрыт ей сюда путь!

Агафья повернулась к Бэккету:

— Теперь поняла я, что она здесь делала — это она вам путь закрывала, вот ведь вражья кровь, вас она здесь ждала!

Бэккет подошёл к калитке:

— Всё, ребята! Идите спать, завтра всё обсудим!

— Спокойной ночи! — Искатели устало пошли к дому.

Сияние над крышей агафьиного дома, медленно бледнея, растворялось во тьме ночного неба.

За завтраком Глеб изредка бросал взгляд на вяло двигающего ложкой Пахомова и, наконец, спросил:

— Ты помнишь, что вчера говорил?

— Что? — Лёха растерянно обернулся на него. — Что я говорил? Что вы так смотрите? Я вообще вчерашний день плохо помню! Голова какая-то ватная. Заболею, что ли? А что я говорил-то?

— Лёха, ты что, в роли застрял? — Недоверчиво взглянул на него Слава.

— В какой ещё роли? Ты о чём? — Непонимающе смотрел Пахомов.

— Ну, очень плотно в роль вошёл и теперь не можешь выйти? — Настаивал Трутнёв.

— Да ты о чём, Слава? — Рассердился Пахомов.

— Ладно, Лёша, — примирительно улыбнулся Глеб, — не помнишь, и не надо! Ничего важного, не заморачивайся! Ты лучше скажи, почему настойку агафьину не пьёшь, вдруг какие-нибудь последствия с головой появятся? Агафья ведь целительница, плохого не посоветует!

— Да не могу я её пить, тошнота подступает! Пробовал, не могу! — Лёха раздражённо бросил ложку.

Искатели склонились над развёрнутой на капоте джипа картой. Бэккет некоторое время смотрел на неё, потом ткнул пальцем в зелёный овал:

— Нам вот сюда!

— Откуда вы знаете? — Спросил Слава.

— Агафья мне показала. Здесь наша цель.

— А что такого особенного в этой роще? — Спросил Глеб.

— Здесь проход в другой мир!

— Значит, всё-таки переход? — Спросил Слава.

— Да, переход. Желание не пропало? Если нет, то со мной пойдут Вика, Слава и Глеб. — Бэккет твёрдо посмотрел на Пахомова.

— А я как? — Удивлённо спросил тот.

— Ты останешься смотреть за лагерем. — Спокойно ответил Бэккет.

— Да что за дела?! Почему я должен остаться?! — Неожиданно истерически взвизгнул Лёха.

— Почему ты? — Обратился он к Глебу. — Почему ты?! Почему ты?! — продолжал Пахомов дрожащим от обиды голосом, обращаясь к Славе и Вике.

Те смущённо отвернулись, встретившись с ним глазами.

— Да что такое?! — Он снова впал в истерику. — Почему я должен оставаться?! Вы меня лузером назначили? Лёха — туда, Лёха — сюда! А как до дела дошло — сиди, за костром смотри?!

— Лёша, успокойся! Сейчас что-нибудь решим! — Вика обернулась на Бэккета, умоляюще ловя его взгляд, но тот спокойно молчал, глядя в карту.

— Я ведь понимаю, что вы подтруниваете надо мной потому, что уверены, что я ниже вас по своему развитию! — Не слушая её, продолжал Пахомов. — А всё оттого, что я из неполной семьи, и отсутствие отца обусловило отсутствие мужского начала в моём воспитании. Как пишут в книгах по педагогике — не только одно общение, а даже просто наблюдение играет очень важную роль в воспитании. Да, не было отца в моей жизни, так что?!

— Хорошо, давай спички тянуть! Судьбу примешь, Пахомыч? — Бодро спросил Глеб.

— Ну, другое дело! Давай тянуть! — Примирительно вздохнул Пахомов.

— Сейчас достану! — Вика вскочила и схватила свой рюкзак.

— Я могу сделать так, что ты вытащишь нужную мне спичку, — твёрдо и спокойно произнёс Бэккет, — но не стану этого делать.

Начавшаяся было шумная суета сразу прекратилась, все замолчали, слушая профессора.

— Я никогда не лгу, и теперь не стану лгать. — Продолжал Бэккет после небольшой паузы. — Ты не пойдёшь с нами, ты останешься здесь.

— Но почему?!

— Если разрешу тебе идти с нами — ты погибнешь!

— Откуда вы можете это знать?

— Я знаю это совершенно точно! — Спокойно ответил Бэккет. — Как, впрочем, знаю всё о всех вас: здоровье, биография, привычки, и многое другое. Для меня нет тайн.

— Вы что, агент разведки? — Удивлённо спросила Вика

— Нет, конечно! Увольте меня от таких посылов! — Улыбнулся Бэккет. — Всё и проще, и сложнее, но сейчас это не важно. Важно то, что ты, Алексей Леонидович Пахомов, остаёшься здесь. Так ты останешься жив.

Искатели с удивлением смотрели на него, не в силах понять его слов.

— Объясните! — потребовал Пахомов.

— Как вам будет угодно! Ты одержим, так у вас говорят! — Спокойно заговорил Бэккет. — Признаки? Извольте! Ты словоохотлив, часто не по делу. Много шутишь, иногда очень дерзко и остро, и часто с издевкой и насмешкой над другими людьми. Иногда используешь нецензурные или близкие к ним слова, также выворачиваешь слова, специально коверкаешь их. Ты постоянно испытываешь потребность корчить самому себе рожи перед зеркалом, не пропускаешь даже малейшей возможности посмеяться, поострить. Ты конфликтен и спровоцировал своими шутками драку возле магазина. Это, вкратце, факты о тебе, о которых можно рассказать другим людям. Об остальном я не стану говорить.

— И что?! — Пахомов покраснел. — Да я знаю сотню таких ребят, которые так же всё делают!..

— Из всего множества здесь только трое нужных! — Спокойно заметил Бэккет. — Твои мысли сейчас спутались! Тебе трудно связно возразить, так как ты знаешь, что я прав!

Он немного помолчал и спокойным голосом продолжил:

— Скажи, Алексей, возможно ли представить себе оптинских старцев, которые громко хохочут и наперебой рассказывают друг другу смешные истории и непристойные анекдоты? А Серафима Саровского или Сергия Радонежского, которые, давясь от смеха, коверкают слова на проповеди и показывают язык? Смех, конечно, противоядие во многих случаях, но — добрый смех, без ужимок и издевок, понимаешь разницу?

Лицо Пахомова покрылось пятнами, глаза бегали, и по всему было видно, что он всё понимает, его рвут противоречия, и он лихорадочно ищет ответ.

— Я не говорю, что ты ни на что не годен! То, что с тобой происходит — временно! Светлыми души становятся постепенно! — Продолжал Бэккет. — Просто сейчас ты не должен совершать того, к чему не готов! У тебя всё впереди, а сейчас для тебя полно работы там, у тебя внутри! Наведи чистоту, приведи мысли и разум в порядок, воспитай себя! И мы с тобой обязательно совершим много добрых дел! А пока извини, Алексей! Ты не готов! Я знаю, что говорю!

— И когда это произойдёт?! Когда я, по-твоему, буду готов?! В следующем рождении? Ты издеваешься?! Приехал тут!!

— Ты должен прекратить говорить со мной подобным образом! — Спокойно ответил Бэккет. — То, что ты должен сделать, есть самая трудная задача из всех задач. Это самый тяжкий из всех трудов, и завершить его — великая честь для любого подвижника. Когда ты его окончишь — для тебя уже не будет ничего невозможного.

Искатели, глядя на несчастного Пахомова, не знали, что делать. Глеб, улучив момент, подошёл к Бэккету:

— Когда мы выступаем? Сегодня?

— Нет, сегодня идти туда бессмысленно! — Ответил Бэккет. — Через день у нас появится возможность, будет окно в четыре минуты, и тогда нам нужно будет быстро бегать!

— Лёша сильно переживает. — Замялся Глеб. — Можно что-нибудь сделать? Ну… как-то помочь…

— Да, конечно, я обязательно помогу Алексею справиться с ситуацией! — Бэккет спокойно улыбнулся. — Я понимаю. Не волнуйся на этот счёт, и не говори ему ничего. Не нужно.

Лагерь поставили прямо в указанной Агафьей роще. Сутки пролетели быстро, и вот на рассвете второго дня настал решающий момент. Группа спешно попрощалась с Пахомовым и двинулась к точке. Лёха с тоской смотрел вслед исчезающим за деревьями искателям. В последний раз мелькнула среди ветвей альпийская куртка Трутнёва. В сердцах Пахомов воскликнул:

— Ну и идите! Без меня у вас всё равно ничего не выйдет! Вспомните ещё меня! Вспомните Пахомова!

Неожиданно на него накатила волна абсолютного спокойствия и желание чем-то заняться. Он побродил по лагерю, не находя себе места. Он всё ещё мысленно спорил с Бэккетом. После того, как два раза обошёл лагерь, Лёха остановился перед палатками:

— Зачем мне две?

Он был рад, что, наконец, нашёл себе занятие на ближайшее время. Через двадцать минут Пахомов закинул в багажник нейлоновый мешок с уложенной палаткой и захлопнул дверцу…

Бэккет шёл первым, за ним двигался Трутнёв, затем — Вика. Глеб был замыкающим. Бэккет остановился, и, включая висящий на шее прибор, спросил:

— Переживаете за Пахомова?

— Конечно! — Нестройно ответила группа.

— Как он вообще оказался в вашей команде? Зачем его с собой взяли?

— Да мы все с детства дружим, — ответил Трутнёв, — в одном дворе живём! И в детский сад один ходили, и в школе одной учились. Потом поступали все вместе!

— А почему всем так интересно, почему все про Пахомова спрашивают? — Удивилась Вика, — там бабушка Агафья интересовалась, здесь — вы!

— Одержатели! Они везде, почти в каждом человеке, теперь такие времена. И в полицейском, и в чиновнике, и в домохозяйке. Любой, кто обладает властью хотя бы в крошечном размере, всего над одним человеком, рискует стать обиталищем… Но больше всего, конечно, их в имеющих государственную власть… Нам туда, там что-то интересное! — Бэккет повернулся и двинулся с прибором в руках.

— А что там, в том измерении? — Спросила Вика.

— Мир, очень похожий на наш. — Ответил Бэккет, следя за дисплеем. — Они ведь рядом!

— А как мы узнаем, что мы на месте? — Поинтересовался Глеб.

— Увидишь изумрудное небо, значит, мы пришли!

— Почему там оно изумрудное? — Удивилась Вика.

— Тот мир выше земного, поэтому цвета там другие! Туда! — Бэккет ткнул пальцем в дальнюю рощу, за которой в сером рассвете вился лёгкий туман. — Скорее! Времени совсем немного!

Искатели стремительно бежали по вспаханному полю. Неожиданно Бэккет вновь остановился, поворачивая прибор и следя за дисплеем:

— Вихрь двигается по кругу, сюда!

Вика и Глеб едва поспевали за Бэккетом, который стремительно двигался к роще по траве, покрытой росой. Туман сгущался на глазах, приобретая желтовато-серый оттенок.

Искатели остановились в замешательстве. Бэккет обернулся к ним:

— За мной! Туда! Быстрее!

Ноги сами двигались вперёд, и какая-то сила стремительно влекла искателей.

— Все ко мне! — Бэккет поставил рюкзак на траву.

Встав перед ним на колено, он достал моток толстой бечёвки.

— Будем идти по следу змеи.

— Это как? — спросил Трунёв.

— Держитесь за верёвку и старайтесь идти след-в-след, не отклоняйтесь в стороны! — объяснял Бэккет. — Прошу отнестись к моим словам очень внимательно! Слава, держи! Растяни туда, отойди подальше! И намотай на руку! Ты — замыкающий! Глеб и Виктория, вы вставайте в середину, дистанция — два шага! Очень внимательно, след-в-след! Всё! Пошли!

Искатели держали дистанцию. Они тихо ступали, глядя на землю под ногами, и «слушая» верёвку. Туман плыл вокруг, непрерывно двигаясь, становясь то тёплым, то холодным. Он густел и рассеивался, он словно дышал, то закручиваясь, то расплываясь. Прошло уже минут двадцать, но вокруг ничего не менялось. От напряжённого ожидания нахлынула усталость, ноги налились тяжестью. Искатели тяжело дышали, двигаясь всё медленнее.

— Да сколько же можно ходить? — Глеб крутил головой, но вокруг видел только серую полумглу. — Мы не заблудились, часом?

Но вот поднимающееся солнце слабо засветилось сквозь мутную пелену. Поднявшийся ветерок проредил серые облака вокруг, рваные хлопья тумана начали таять на глазах. Бэккет остановился, глядя на горизонт из-под ладони. Вокруг них была всё та же равнина с редкими берёзовыми колками и далёким лесом. Пели птицы, стрекотали кузнечики. Воздух, до того пропитанный туманом, принёс запах полевых цветов и свежей травы. Искатели попадали в неё от усталости. Бэккет, продолжая стоять, смотрел вокруг и сосредоточенно молчал.

— Ну что, мы где? — Глеб подложил рюкзак под голову и, тяжело дыша, смотрел на Бэккета.

— Мы пришли? — Вика, не снимая рюкзака, лежала на нём, вытянув ноги.

— Вроде, да! — Бэккет, казалось, вовсе не ощущал той усталости, что положила искателей на лопатки.

— Что-то не вижу ничего особенного! — Славик крутил головой, оглядывая местность вокруг.

Глеб краем глаза заметил, как на его грудь запрыгнул кузнечик. Повернув голову, он удивился тому, как красиво поблёскивают, переливаясь в лучах утреннего солнца, его закрылки. Они были ярко-красными с жёлтыми прожилками, меняя цвет оттенка от малинового до розового. Кузнечик сидел неподвижно, тёплый воздух, поднимающийся от человека, видимо, был ему приятен, и он грелся, немного двигая своими усиками, потом вдруг неожиданно прыгнул и исчез в траве.

Слава крутил в руках компас:

— Смотрите! Солнце должно быть справа, а оно встаёт на западе! Нет, ну это же невозможно!

Вика удивлённо воскликнула:

— У меня что-то с глазами, или у неба какой-то зеленоватый оттенок?.. Кто-нибудь, ответьте мне!

Искатели замолчали и, лёжа на спинах, подняли глаза к небу. В белеющей утренней дымке лазурная чаша неба медленно засияла, изменяя цвет, наливаясь волшебным глубоким малахитовым светом. Облака засветились лёгкой изумрудной зеленью, солнце тоже приобрело зеленоватый оттенок. Ослепительная красота неба завораживала, и три пары глаз не могли оторваться от фантастического зрелища.

— Ваши организмы не успели ещё перестроиться под новую энергетику и вибрации. — Громко произнёс Бэккет. — Через пару дней вы будете как дома.

— Глеб! Я не верю! Мы что, в самом деле?.. — Вика, возбуждённо улыбаясь, приподнялась и скинула лямки рюкзака с плеч. — Боже! Какая красота! Как же жаль, что нельзя было брать ни камеры, ни телефоны!

Парни тоже вскочили на ноги, и, радостно сияя, наблюдали, как изменяются вокруг цвета земли, деревьев, горизонта. Бэккет, улыбаясь, следил за их реакцией, и, дождавшись, когда первый восторг утих, спокойно сказал:

— Ну, теперь пошли! Не отставайте!