Звездочка-Во-Лбу (Чакра Кентавра)

Храм и пропасть

Дорога скользнула по краю обрыва, и он обрадовался, что с нижней петли серпантина его увидят даже самые последние. Ну, скоро и финиш. А то этот часовой грохот за спиной порядком поднадоел, да и коня все время приходится сдерживать, чтобы несвоевременно не взмыл в небо. Чуть подальше дорога вольется в ровное и довольно широкое ущелье, там можно будет до предела раззадорить преследователей, выжав из них максимальную скорость и в то же время не позволив заглянуть вперед, где им уготован такой сюрприз…

Он послал голос вперед, к стенам храма:

— Гэль, все готово?

— Да, мой командор!

— Возвращайся к дружине. Как только первые покатятся вниз, перекройте дорогу назад и не дайте никому уйти.

— Будет выполнено, могучий эрл!

Жеребцы, наседавшие сзади, тревожно заржали, словно почуяв второго врага.

— Хэ-хэй! — крикнул эрл, концентрируя на себе их внимание. — За мной, кровопийцы!

Ржанье и гортанные крики, не несшие явно никакой смысловой нагрузки, превратились в неистовый шквал. Последнее ущелье легло впереди, как стрела, и в конце его засветилась утренним светом известняковая стена полуразрушенного храма, которая, казалось, запирала это ущелье, превращая его в тупик. Кентаврам, несомненно, эти места хорошо известны — следы это выдают; теперь они гонят вперед незадачливого чужака, как обычные волки загоняют на обрыв оленя, движимые охотничьим инстинктом, а не разумом. Но лишь чужак знает, что впереди их ожидает не широкий мост, на котором его собираются припереть к храмовой стене и окружить — нет, впереди только пропасть, в которую оборвется ущелье, и будет поздно затормозить на самом краю, да и задние не дадут — слишком могуч напор и чересчур круто взят разбег.

Все ближе белая стена, сейчас из зияющего впереди проема пахнет холодом, и лишь благодаря бешеной скачке обладающие несомненной чуткостью кентавры не успеют ничего заподозрить, вот только не испугался бы конь, которому невдомек, что хозяин не только знает о зияющей впереди ловушке, но и сам ее приготовил. Асмур положил руку на гриву коня, дружески потрепал ее:

— Я с тобой, вороной, ничего не бойся, прыгай смело!

Но конь словно не узнавал хозяйского голоса, искаженного скафандром, и не признавал властной руки, и крылья его сами собой расправлялись, готовясь поднять его вместе со всадником над предательской пустотой, подстерегающей впереди…

— Не сметь!!! — крикнул Асмур, потому что преследователи, увидев взлетающего коня, могли понять всю бесцельность дальнейшей погони и в последний момент остановиться.

Он рванул застежку скафандра и, глотнув с наслаждением летящего навстречу свежего воздуха, прижался губами к теплому уху коня:

— Вперед! — и конь прыгнул.

И в тот же миг, выпрямляясь в седле, Асмур увидел, как распахнулась неразличимая доселе дверь в стене, отделенной от него провалом пропасти; седой кентавр, двойник вчерашнего, только весь в сверкающих браслетах, лентах и крапчатой татуировке, на долю секунды застыл в дверном проеме, а потом с гортанным криком метнул в падающего Асмура короткую бронзовую стрелу, напоминающую арбалетный болт. Жгучая, ядовитая боль впилась в горло, в узкую щель расстегнутого скафандра, парализуя тело, туманя рассудок и все дальше отодвигая зыбкую, существующую только в воображении границу реального мира — и того неведомого, которое называлось простым словом «ничто», ибо было слишком сложно для понимания; Асмур падал вместе с конем, а сверху, раскидывая копыта и путаясь в собственных гривах, валились обезумевшие от ужаса кентавры, и у человека оставался единственный выбор — разбиться об острые камни на дне пропасти или быть задавленным этой лавиной…

И все это видел Гаррэль.

Почему он не выполнил приказа и не вернулся к дружине после того, как разрушил мост? Он не смог бы ответить на этот вопрос, потому что ответ был чересчур прост: обыкновенное мальчишечье любопытство. То, что затеял эрл Асмур — непобедимый командор Асмур, предмет рыцарского поклонения всей дружины, — просто не могло, не смело остаться никем не увиденным такие подвиги и создавали легенды, проходящие через поколенья и века.

Но кроме Гаррэля, увидеть было некому, некому было бы и потом рассказать…

Он вернется к дружине, — сказал себе юноша. Вернется, но — чуточку позднее. И он спрыгнул с коня, взял его под уздцы и осторожно поднялся на скалу, образующую роковое ущелье. Могучий эрл и следом за ним вся эта копытная свора промчатся внизу, так что никто ничего не заметит. Гаррэль перегнулся через обломок скалы, чтобы поподробнее все рассмотреть, но не успел приготовиться, как все уже было кончено: закованный в естественную броню вороной промелькнул, как ураган, и следом за ним в клубах пыли — распаленные преследователи. Юноша с невольной гордостью проводил глазами последний прыжок крылатого коня, как вдруг напротив, точно привидение, возник разукрашенный кентавр, и мелькнуло бронзовое оружие, и вот уже вороной падал, скрежеща по камню крыльями, которым негде было развернуться, и почему-то не происходило главного — эрл Асмур не уходил в ничто, а продолжал падать в ледяную черноту расщелины. Гаррэль вдруг понял, что эрл не в силах совершить этот переход, и уже не раздумывал ни единой доли секунды.

Оттолкнувшись от уступа, юноша прыгнул вниз, представив себе зыбкую грань перехода и сразу же за ней — близкое дно пропасти; в следующий миг он уже был там и падал, но лететь ему оставалось совсем немного и главное — недолго; сверху на него уже рушился обезумевший от страха конь с бесчувственным всадником, и Гаррэль, коснувшись гривы вороного, последним усилием воли захлестнул себя, Асмура и коня в единый волевой кокон, послав все это в спасительную пустоту, доступную только джасперианину, и дальше, через нее — на ковер командорской каюты.

Ему не хватило сотой доли секунды — донные камни ущелья полоснули по скафандру, но сверхпрочная ткань выдержала; зато не прикрытые защитной пленкой штаны и сапоги лишь в виде лоскутьев донеслись до корабля на порядком ободранном теле их хозяина. Почесывая ссадины, он осторожно приподнялся — прямо перед ним, занимая всю середину центрального помещения, распластался крылатый конь, судорожно вздымающий бока и заходящийся хрипом; командор лежал по ту сторону конской туши, и пепельный Асмур-крэг, осторожно вытягивая крылья из-под лиловой ткани, выбирался из расстегнутого скафандра. Наконец, это ему удалось, он взлетел на спинку командорского кресла и встряхнулся — кровавые брызги полетели по каюте.

— Асмур-крэг, ты ранен? — крикнул юноша, инстинктивно порываясь прийти на помощь сначала поводырю, а затем уже — человеку.

Крылатое существо еще раз брезгливо встряхнулось и отвернуло голову в сторону, не удостаивая юношу ответом. Ну и ладно. Самое время заняться командором. Гаррэль оперся о бок коня, намереваясь без околичностей перебраться прямо через это естественное заграждение, но вороной, почуяв руку чужака, тут же вздыбил отточенные пластинки чешуи, так что юноша едва успел отдернуть ладонь.

— Фу ты… — пробормотал он и побрел в обход, опираясь о стены каюты, потому что известный своим норовом вороной мог еще и лягнуть в избытке благодарности; но когда Гаррэль добрался, наконец, до окровавленного тела командора, он застыл в нерешительности — короткая бронзовая стрела торчала из горла, и даже неопытный воин прекрасно понимал, что значит тронуть ее.

Между тем Асмур медленно открыл глаза, упершись невидящим взглядом в потолок. Гаррэль в отчаяньи обернулся к пепельному крэгу, но тот и не подумал вернуться к своему хозяину. Понимал ли эрл, что находится уже в безопасности, в собственном корабле? Или мысли его были далеко?

— Мой командор… — прошептал юноша.

По тому, как мгновенно исказилось залитое кровью лицо, Гаррэль понял, что тот прекрасно представлял себе — и где он, и что с ним; одного предводитель звездной дружины не мог даже вообразить: что кто-то из подчиненных посмеет без его позволения проникнуть в его каюту.

— Ты… — прохрипел он, — не в бою?..

Красная струйка побежала у него из уголка рта.

— Пока… хоть один… — больше он говорить не мог, но рука в лиловой перчатке поднялась и твердым жестом показала Гаррэлю — «уходи!».

— Повинуюсь, великий эрл! — проговорил юноша сквозь стиснутые зубы, перебрасывая свое содрогающееся от рыданий тело туда, на вершину скалы против храма, где ждал его боевой конь и еще восемь крылатых всадников, паря над лесом, зорко высматривали отставших хищников, готовые и без приказа командора не знать ни сна, ни отдыха до последней минуты их кровавой охоты…

И длилась она еще два дня.

Когда же на исходе второго дня оранжевое солнце, истекая неистовыми протуберанцами, клонилось к притихшему океану, истомленные кони в последний раз облетели зеленый остров с его лесами и пирамидами, оврагами и руинами храмов. Мелкое зверье копошилось в траве, ужи и ящерицы ловили последнее тепло уходящего дня, но ни одного чудовища не было больше на планете, принадлежащей созвездью, где от кентавров осталось одно название. Длинные вечерние тени от летящих коней прочерчивали необозримый кратер, оставленный аннигиляционным взрывом на месте семейства вулканов; если бы не след движения заряда — спиральная борозда, усыпанная пеплом, этот кратер легко можно было бы принять за место падения крупного метеорита; теперь же непосвященный встал бы в тупик, пытаясь объяснить это чудо природы — оставалось предположить, что здесь когда-то прилегла отдохнуть улитка с диаметром раковины в несколько десятков километров.

Когда-нибудь и это порастет травой и кустарником, да и вопросов задавать будет некому — планета, как священным табу, охраняется присутствием старого крэга.

— Пора возвращаться, — усталым голосом проговорил Эрромиорг из рода Оргов, старший дружинник.

Жалея коней, они образовали единый кокон и перенеслись в одно мгновение к подножью серых пирамид. Спешились, не решаясь войти внутрь корабля. Гаррэль ловил на себе невольные взгляды — после того, что он рассказал своим товарищам о трагическом завершении эпопеи с ловушкой, все почему-то ждали от него новых сведений о командоре. Да и он сам ждал, ждал напряженно, каждую минуту, днем и ночью — какого-нибудь шепота, призыва, может быть — даже слов прощания…

Ничего не было. А пропустить он просто не мог.

Вот и сейчас смотрели на него, а вовсе не на старшего, и юноша, сжав губы, помотал головой — он скорее согласился бы умереть, чем еще раз услышать это хриплое «а как ты посмел…»

Кони, изогнув шеи, склонились над редкими травинками, пробивающимися в трещинах между плоских камней, но ни один не коснулся губами тощей зелени. «Дурной знак, — прошептал Скюз, знаток примет и предзнаменований. — Дурной знак…»

И словно в ответ на его слова матово-желтая, как человеческая кожа, стенка мака треснула, образовавшийся проем распахнулся, как будто раздвинутый руками на полный размах, от плеча до плеча, и, чуть не задев дружинников по шлемам скафандров, оттуда вылетел редкоперый белесый крэг, которого Гаррэль, отправляясь на охоту, оставил в командорской каюте. Древние боги! Да это было как подарок, как глоток родниковой воды, как слово из уст невесты! Дружный вопль раздался под вечерним небом, куда подымался, не издав ни одного прощального звука и даже не оглянувшись, сивый крэг. Но не этому согласию на отвоеванную у монстров планету радовались юноши — стена раздвинулась, произойти же это могло только тогда, когда человек посылает приказ-импульс. А человек внутри корабля был только один.

Значит, он жив!

Гремя подковками походных сапог и сбрасывая на бегу клейкую пленку скафандров, они вбежали внутрь, в галерею окружных малых кают, и замерли, положив ладони на выпуклую стену центрального помещения. Стена была непрозрачна.

— Командор, — негромко проговорил Гаррэль, посылая свой голос туда, в самое сердце мака. — Крэг моего отца принял эту планету…

Это значило, хотя и было не договорено — «следовательно, нам пора уходить».

Он ждал в ответ голоса, но вместо этого стена под его ладонями начала светлеть, приобретая дымчатую прозрачность топаза, и командорская каюта, блекло мерцающая отсветами настоящей свечи, открылась их взорам.

Конь по-прежнему занимал всю середину помещения, расправив израненные, но уже смазанные бальзамом крылья, а возле него, в откидном кресле, полулежал эрл Асмур — готовый к походу, в застегнутом поясном скафандре. Раскрытый том «Звездных Анналов» покоился на ковре возле самого кресла.

Рука в темно-лиловой перчатке поднялась в повелительном жесте, призывающем к вниманию, и затем опустилась вниз, коснувшись раскрытой страницы. Двух мнений быть не могло: командор указывал на схему, изображавшую систему Серьги Кентавра. Под указующим пальцем скрылась красная точка — третья, следующая от центрального светила планета.