Тайна крэгов

Казалось, ударили рукояткой меча по пустому шлему. Мона Сэниа проснулась и несколько минут вслушивалась — не разбудил ли непрошеный звук маленького? Но малыш посапывал безмятежно и аппетитно, и она не стала его трогать. Да и был ли этот звук? Наверно, приснилось.

Она спустила ноги с постели, неслышно ступая по пушистой шкуре, приблизилась к окну. Ее протянутая вперед рука наткнулась на массивный серебряный треножник, в углублении которого на мягчайшем пуху лежало яйцо, созревая в лунном свете. Скоро прилетит крэг, и она полюбуется желтым, как огненный опал, мерцанием глянцевитой скорлупы. Значит, и птенец, который вылупится через пять-шесть дней, будет солнечно-желтым. Через пять-шесть дней глаза ее сына впервые увидят свет.

Тогда можно будет дать ему имя.

Осторожно перебирая пальцами почти бесплотные пушинки, она медленно подбиралась к самому центру мягкого гнездышка, где должно было покоиться заветное яйцо. Ближе… еще ближе…

Пустая ямка.

Яйцо исчезло!

Еще доля секунды — и с ее губ сорвался бы отчаянный крик, но руки, такие знакомые по бессонным незрячим ночам, такие родные и такие безнадежно оплаканные, обхватили ее за плечи, и для нее перестало существовать все, кроме этих рук.

— Сэнни, — говорил откуда-то издалека голос ее Юрга, — что ты, Сэнни, глупенькая, что ты…

Она ощупывала его лицо, совсем как тогда, на корабле, и в какой-то миг ему стало страшно, потому что вдруг показалось — сейчас она назовет имя Асмура…

И вместо этого он услышал:

— А где же Юхан?

— Нет Юхана, Сэнни… Они с Гэлем подстерегли меня на середине подъема. Там площадка такая крытая, помнишь? Опередили, поднялись на лифте… Не церемонились — оглушили. И Юхан пошел вместо меня. Крэги не разобрались… А Юхан… Нет его больше, Сэнни…

— У нас сын, муж мой. И у него нет еще имени.

— Да, — сказал Юрг, отвечая на ее невысказанный вопрос. — Да, Сэнни, конечно! Но у нас считанные минуты, Сэнни, и сейчас самое важное — это…

— Самое важное — то, что наш сын останется без крэга! Яйцо исчезло, и если мы не найдем его или мой крэг откажет нам в милости пестрого птенца… Юрг, наш маленький останется слепым на всю жизнь! Ты не знаешь, что это такое, ты не проводил в темноте дни и месяцы, ты…

Он с трудом прервал этот поток отчаянья.

— Сэнни, — сказал он твердо, — наш сын останется без крэга, вот это я тебе гарантирую. Нашему малышу не нужен поводырь, как, впрочем, и всем остальным новорожденным на Джаспере…

— Что ты говоришь, опомнись!

— У меня нет времени на долгие доказательства, так что поверь мне на слово, Сэнни! Мы с Гаррэлем нашли за это время еще несколько выходов из подземелья, а Кукушонок заблаговременно разузнал, в каких замках появились новорожденные. Я поднимался по ночам в их жилища, и ошибиться я не мог: все дети рождались зрячими! Ты понимаешь, Сэнни, они не слепы от рождения, а становятся такими только тогда, когда на их плечи впервые опускается проклятый крэг…

— Но наши врачи заметили бы…

— Ты забываешь: они видят только то, что позволяют им видеть крэги.

— Но это чудовищно, Юрг! Значит, полторы тысячи лет крэги ослепляли людей, чтобы… Зачем, Юрг? Зачем они это делали?

— Чтобы властвовать. Это сладкая штука — власть, они так объедались ею, что уже мечтали только об одном — о пустынной планете, где не будет ни одного разумного существа, над которым можно было бы властвовать.

— Тогда об этом нельзя молчать ни секунды! Я пошлю свой голос во все уголки нашей планеты, и мне поверят…

— Тебе поверят, принцесса Сэниа, и тогда крэги снова покинут джаспериан. И снова — ужас слепоты, гибели. Нет. Сделаем по-другому. Сначала нужно доставить на Джаспер приборы, которые помогут взрослому населению обойтись без крэгов.

— Через три дня праздник в королевском дворце…

— И я об этом подумал. До его начала ты должна связаться со всеми воинами своей дружины. Но будь внимательна, не начинай разговора, пока не убедишься, что в этот момент у дружинника нет крэга. Иначе — снова провал. Так что у тебя практически две ночи. Как начинается каждый праздник?

— Взрыв голубой музыки и парчовый огонь вполнеба.

— Вот это и будет сигналом к тому, чтобы все дружинники разом перенеслись на Звездную пристань. До этого они должны прибыть во дворец и вести себя как ни в чем не бывало, чтобы не вызвать подозрений. И теперь главное…

В окно пахнуло холодным воздухом, послышалось хлопанье мягких крыльев. Сэниа отшатнулась, загораживая собой Юрга.

— Не бойся, это Кукушонок. Он стережет меня.

— Сэниа-крэг возвращается… — послышался тихий голосок пестрого существа.

— Главное, Сэнни, главное: все дружинники должны успеть надеть какие-нибудь скафандры, иначе их крэги вырвутся, и все пойдет прахом. Наглухо застегнутые скафандры, поняла?

— Да, да, уходи, они же ненавидят тебя, уходи…

Дверь за ним захлопнулась. Сэнни почувствовала, как бешено колотится ее сердце. Ноги подкашивались. И все-таки успела — набросила на пустой треножник какое-то подвернувшееся под руку покрывало. И тут же в окно впорхнул аметистовый крэг.

И только тогда мона Сэниа поняла, что самое большое мужество потребуется от нее именно сейчас — не закричать, не сорвать с себя это розовоперое чудовище, не растерзать его, как они все поступили с Юханом…

— Спасибо, Сэниа-крэг, — проговорила она, скрестив руки и поглаживая розоватые перья, лежащие у нее на плечах. — Мой маленький стал спать спокойнее, завтра я смогу отпустить тебя на всю ночь.

Крэг, как всегда, промолчал, не снисходя до разговора с человеком.

А впереди всего две ночи, и нужно поговорить с каждым из восьмерых дружинников именно тогда, когда он отпустит своего поводыря купаться и нежиться в лунном свете. Ошибиться, как тогда, в ущелье, нельзя. И переигрывать поздно: через три дня — праздник. Как успеть?..

Но она успела. Голубая музыка пенистыми волнами вскипела и брызнула во все стороны, заливая королевские сады, и полотнище парчового огня взметнулось вполнеба, словно королевское знамя. По этому сигналу восемь юношей одновременно набросили на себя легкие полускафандры, замкнули их, так что крэги невольно оказались прикованными к своим хозяевам, и разом ринулись в ничто, оставляя позади искрящийся весельем праздник. И, ориентируясь на пурпурную вспышку в вечернем небе, аналогичный переход совершили еще трое, одновременно со всеми возникая на древних плитах Звездной гавани; это были Гаррэль, Юрг и мона Сэниа с крошечным Юхани на руках.

Гэль, укутанный пестрым опереньем, позволил себе крайнюю беспечность — он один из джаспериан был без скафандра.

Его доверие к своему Кукушонку было безмерно.

— Тревоги не было? — крикнула мона Сэниа, обращаясь ко всем сразу.

— Нет, — отрывисто бросил Эрм — один за всех.

Он мог бы сказать, что они находились в разных уголках зеленого лабиринта, заведомо расположившись так, чтобы ни один из самых зорких и подозрительных посетителей праздника не смог заметить исчезновения сразу двоих из дружины Асмура. А то, что какой-то одиночка-оригинал надел скафандр и куда-то сгинул — это не могло потревожить даже самого бдительного из принцев.

Но Эрм не стал этого объяснять, потому что были дороги даже доли секунды. Все понимали, что рано или поздно погоня начнется — и скорее всего рано; похищение моны Сэниа из затерянного ущелья не выходило ни у кого из головы. От россыпи больших и малых кораблей, напоминавших Юргу разнокалиберные дыни, забытые на высохшей бахче, их отделяла только овальная утоптанная площадка — место, откуда стартовал корабль Иссабаста, волею магических карт — а точнее, прихотью крэгов — заброшенный сейчас в какие-то необозримые дали Вселенной. Но и тех кораблей, которые оставались на Джаспере, с лихвой хватило бы на два или три мака.

— По кораблям! — скомандовал Юрг, и все, ни секунды не колеблясь, бросились выполнять его приказ, молчаливо признавая его, пришельца, командором звездной дружины.

Но они успели сделать только один шаг. Упругая волна воздуха, хлесткая и жуткая своей непредставимой скоростью, сбила их с ног, и они покатились по шершавому покрытию Гавани, стараясь зацепиться хоть за какую-нибудь трещину. Им был знаком этот удар — такая волна возникала каждый раз, когда в недопустимой близости выныривал из подпространства какой-нибудь чересчур крупный объект. Они ждали погони, были внутренне готовы к ней. Но это была не погоня.

Потому что прямо перед ними, заслоняя группу резервных корабликов, грозно выросла громада, слепленная из помятых, покореженных и оплавленных шаров. Это был мак, только что вырвавшийся из космических передряг и по нелепой прихоти судьбы вернувшийся на родную планету так некстати.

— Корабль Иссабаста! — вырвалось одновременно из десяти уст.

Доказательств этой догадки не пришлось долго ждать — корпус центрального корабля треснул, и предводитель дружины, не дожидаясь даже, пока малые кораблики отойдут на положенное расстояние, спрыгнул на землю.

И тут глаза его изумленно округлились: на лиловых плитах Звездной гавани, куда никто и никогда не приходил без надобности, он увидел десяток полулежащих людей, облаченных в легкие скафандры.

Впрочем, нет — двое были без скафандров. Причем один… О, этого одного Иссабаст отличил бы из тысячи, потому что он не только был схож лицом и статью с покойным Асмуром, владетельным эрлом, — этот светловолосый гигант отличался от всех тем, что был без крэга.

— Ко мне, моя дружина! — разнесся над молчаливой пустыней зычный голос Иссабаста. — Нам предстоит еще одна охота! Судьба даровала нам зверя, который вне закона. Затравим же его! Крэг над Иссой, дружина моя, крэг…

Он не успел повторить боевой клич своего рода: ослепительно-белый луч выметнулся, словно из-под земли, откуда-то справа от Юрга и, разрезав вечерний туман, ударил точно на голос. Дымно и тускло зарделся горящий плащ, высвечивая в сумерках контур, медленно теряющий сходство с человеческой фигурой, и только тут до Юрга дошло, что случилось непоправимое — впервые за полторы тысячи лет джасперианин направил на своего земляка запретное лучевое оружие.

— Гэль, остановись!.. — запоздало крикнул он, но Гэль, припав на одно колено, снова прицелился, беря на мушку раскрывающийся люк, и не успел второй дружинник спрыгнуть на долгожданную землю, как белая молния и его превратила в живой факел.

Но на этом момент внезапности был утрачен — трещины разом избороздили причудливую поверхность пузырчатого мака, и оттуда блеснуло сразу несколько разрядов. В паузе, когда чуть подсвеченный закатной луной туман, казалось, еще плотнее прикрыл поле неожиданного сражения, проворные натренированные тела метнулись вниз. Послышался лязг клинков — нет, никто из дружины Асмура, кроме Гаррэля, не посмел применить десинтор.

— Не ввязываться в стычку! — крикнул Юрг, холодея при одной мысли о том, что сейчас будет упущено самое драгоценное — время; оно работает только на дружину Иссабаста, потому что к ней уже наверняка спешит подкрепление, а вот его товарищам ждать поддержки просто неоткуда. — Обходить корабль слева! Короткими перебежками, мы с Гаррэлем прикроем!

Слева и справа от него разом вонзились в землю две молнии, послышалось шипенье плавящегося камня. Юрг злорадно усмехнулся: по земным законам он приобретал то, что называлось «правом на самооборону».

Он выхватил десинтор и нажал спуск, целя по ногам.

— Не бойся попасть в своих, командор! — крикнул Гэль. — Скафандры выдерживают разряд!

— Крэг над Иссой!!! — раздался в ответ громовой клич, и, словно в подтверждение того, что они поняли грозящую им опасность, дружинники Иссабаста разом направили свои лучи на тех двоих, которые, как и они сами, не были защищены чудотворной гибкой броней.

Да, к ним спешила подмога, она должна была появиться с секунды на секунду — погоня из королевских садов; но сумеют ли дружинники Иссабаста продержаться до ее прибытия? Юрг и Гэль, продвигаясь зигзагами к россыпи резервных кораблей и ведя непрерывный огонь по людям из мака, отчетливо видели, что и Эрм, и Скюз, и почти все их товарищи уже достигли цели, а защитники прибывшего звездолета мало-помалу выходят из боя — все меньше и меньше молний сверкало из-за его массивного корпуса, все больше крэгов, потерявших своих хозяев, кружилось в вечерней синеве неба. Казалось, уже близка победа — бегство с этой беспомощной, обреченной планеты, не желавшей самостоятельно искать спасения. Победа — это Земля, куда нужно было добраться вопреки всему, нарушая все законы и уговоры.

ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ.

И когда Юргу показалось, что цена эта уже заплачена, он услышал короткий вскрик Гэля:

— Командор! Мона Сэниа…

Он задохнулся жаром всех молний, так и не попавших в него — ведь за все эти бесконечно тянущиеся секунды молниеносного боя он ни разу не подумал о своем сыне и о своей жене.

Юрг беспомощно огляделся, пытаясь распознать в коконах одинаковых скафандров знакомые очертанья, но это было невозможно в редких хризантемных выхлопах одиночных разрядов, все еще раздававшихся со стороны мака.

В отчаяньи он перекинул калибратор десинтора на непрерывный широкополосный разряд и, вжавшись лопатками в шершавую выщербленную плитку, раскинул над собой гигантский ослепительный веер.

И только тут заметил сзади — ох, как далеко сзади! — что-то бесформенное, копошащееся, бьющееся. Он мгновенно погасил разряд и бросился туда, почти автоматически отмечая, что и Гэль бежит не к кораблям, а к Иссабастову маку, наперехват двум последним трассирующим очередям. Юрг знал, что на этот заслон можно положиться, и теперь все свои силы вложил в скорость — ничего другого не было сейчас важнее: скорость!

Подбегая, он в прерывистом свете редких вспышек увидел мону Сэниа, которая, распахнув свой легкий скафандр, старалась прикрыть им лежащего на земле маленького Юхани, а бьющееся и вырывающееся наружу — это был ее сиреневый крэг, яростно выдиравший крылья из-под непроницаемой пленки да еще и норовивший ударить клювом в лицо.

— Держите крэга! — донесся издалека голос Гаррэля, и краем глаза Юрг успел заметить, что стремительная, гибкая фигура юноши выросла вдруг во весь рост — и исчезла.

И в тот же миг аметистовый стервятник вырвался-таки из своего плена, ударил куда-то наугад и с победным мстительным кличем взмыл в ночное небо.

Юрг стиснул зубы, преодолел одним прыжком оставшиеся метры и схватил Сэнни вместе с крошечным попискивающим свертком, упрятанным под скафандр.

— Брось меня, — услышал он шелест сухих упрямых губ. — Брось, я тебе приказываю! Без тебя они не договорятся с Землей, а я теперь в полете — только обуза…

Он бежал к своим кораблям, уже начавшим сползаться, чтобы образовать единый мак, и старался не слушать ее и не глядеть в изуродованное, залитое кровью лицо. Редкие разряды хлестали по земле то слева, то справа — два последних дружинника Иссабаста до конца выполняли приказ своего командора, но темнота не позволяла им сделать прицельного выстрела.

И Гэль им больше не отвечал.

Юрг подбежал к блестящим громадным шарам, уже спаянным вокруг центрального шатрового корабля, и на секунду замешкался — перед ним была непроницаемая поверхность. Но в тот же миг она треснула, образуя овальную щель, и сразу несколько рук протянулось навстречу командору. Он осторожно передал им завернутую в плащ мону Сэниа.

— Гэль остался там, — хрипло проговорил он, переводя дыхание после быстрого бега. — Кто со мной?..

— Командор, мы-то сможем сделать это мгновенно, — возразил рассудительный Борб. — Нужно только точно знать, где он.

— Он бежал к маку Иссабаста, прикрывал нас… Гэль! — крикнул он в темноту, сложив руки рупором.

В ответ протянулась прерывистая очередь, и фонтанчики расплавленного камня брызнули у самых ног Юрга.

— Не так, — прошептала мона Сэниа, вставая рядом со своим мужем. — Гаррэль, королевский лекарь, паж мой!..

Это был не крик и не шепот — едва отделяясь от губ, слова исчезали, уносясь в безмолвие раскаленных плазменными разрядами каменных плит и душного тления травы, пробивающейся в трещинах и изломах. Первая луна вставала как раз за кораблем Иссабаста, и голос, посланный в густую конусообразную тень, тонул в ней и не находил ответа…

…Что-то коснулось помертвевшей щеки, и Гаррэль открыл глаза. Жгучая, нестерпимая боль полоснула по ногам, и ему пришлось отключиться от всего — зрения, слуха, обоняния — лишь бы задавить эту боль, затянуть ее в тугой пульсирующий узелок, не дать ей овладеть всем телом и сознанием… Удалось. Тогда он снова глянул вверх и прямо над собой увидел плавно кружащегося в вышине розового фламинго. «Гаррэль, паж мой!.. — снова коснулось его щеки. — Где ты, пошли мне свой голос!»

Он попытался приподняться на локте, и снова нечеловеческая боль бросила его обратно, на шершавый холодный камень. Но главное он успел увидеть: там, где эта боль возникала, не было ничего, что могло бы болеть. Вместо ног в пульсирующем свете одиночной пальбы он увидел только запекшиеся, обожженные обрубки.

И тогда в какую-то долю секунды он понял, взвесил и решил все разом.

И то, что его принцесса жива, но ее крэгу удалось вырваться, и теперь он ни за что на свете не вернется к своей владелице.

И то, что она, прекраснейшая в мире, никогда не бросит и не предаст своего пажа, своего лекаря, и всю жизнь будет опекать его и держать рядом с собой — жалкого калеку, который до скончания дней своих будет слышать собственный голос, когда-то произнесший невероятные слова: «Я, Гаррэль из рода Элей, беру тебя в жены и не завещаю никому…»

И еще он понял, что промолчи он еще секунду — и они все, уже собравшиеся в своем маке и готовые в любой миг покинуть планету, ринутся вместо этого в черную тень, под выстрелы, навстречу погоне.

Навстречу гибели.

И это будут его звездные братья. Его командор. Его принцесса.

Он собрал остаток сил, и голос его, одновременно мужественный и юношеский, разнесся над Звездной гаванью:

— Принцесса Сэниа! Я, твой паж и королевский лекарь, был верен тебе до последнего дыхания и не думал, что когда-нибудь попрошу за это награду… А теперь я прошу тебя…

Он перевел дыхание, и страшная тишина распростерла свое покрывало над ночными просторами Джаспера. Даже те двое, что еще стреляли наугад, укрывшись за Иссабастовым маком замерли, опустив оружие.

— Принцесса! Поклянись мне, что ты выполнишь мою просьбу!

— Клянусь… — пронеслось над опаленными плитами и коснулось его холодеющего лба.

— Тогда прими мой прощальный подарок и улетай немедленно. Я остаюсь здесь. Не отвечай ничего… прощай!

Холодная струя ночного воздуха пахнула в залитое кровью лицо моны Сэниа вместе с этим последним словом, и она почувствовала, как мягкие, невесомые перья одевают ее плечи. И, еще ничего не видя, она догадалась, что это был за прощальный дар.

Гаррэль из рода Элей отослал ей своего Кукушонка и оставался здесь, чтобы умереть в темноте и одиночестве. Он сам просил об этом, и она поклялась выполнить его просьбу.

И только одного она не смогла — не ответить ему.

— Гэль, паж мой! — донесся до него горестный голос, обращенный к нему одному. — Я, принцесса Сэниа королевского рода владык Джаспера, повинуюсь тебе… Прощай!

И наступила тишина, в которой не было больше даже дыханья. Только зловонное шипенье вновь проснувшихся перегретых десинторов.

Звездный корабль командора Юрга исчез, устремившись к запрещенной звезде — Чакре Кентавра.

И тогда, превозмогая ужас перед бесконечностью темноты, которую уже ничто не могло прервать, Гэль заговорил, посылая свой голос в вечнозеленые лабиринты королевских садов и твердо зная, что пока он говорит, ни один джасперианин не двинется в погоню; а когда силы его иссякнут и он замолчит, многие еще подумают, стоит ли догонять беглецов… И он говорил:

— Братья мои, с вами говорю я, Гаррэль, младший сын Элей, умирающий в темноте. Слушайте меня, ибо я открою вам тайну крэгов. Люди зеленого Джаспера! Когда-то ваши предки были свободны, могучи и мудры, повелевая мирами и крэгами… Но несчастье обрушилось на нашу планету, и вместо того, чтобы бороться с ним, вы предпочли стать рабами крэгов и дарить им целые планеты в награду за собственное рабство. Сейчас, хотите вы этого или нет, владычеству крэгов приходит конец. Жаль, что не своими руками добьемся мы этого… Но хотя бы помогите отважным людям с далекой звезды, которую вы называете Чакра Кентавра, а следует называть — Солнце… Один из них уже отдал свою жизнь за то, чтобы вы стали свободными.

Он услышал у себя над головой свист расправленных крыльев и понял, что крэги пытаются разглядеть его в туманной темноте. Как только луна поднимется над маком Иссабаста и ее лучи осветят тело, неспособное даже уползти в тень, они растерзают его — так же, как у него на глазах расправились с Юханом.

И все-таки он продолжал:

— Братья мои! Перестаньте быть рабами, носящими пышные титулы. Вспомните и поймите, что вы — не эрлы и графы, таны и принцы, а инженеры и ученые, вычислители и врачи, биологи и астронавигаторы. Это поможет вам преодолеть слепоту, даже если крэги снова предадут вас. Но не бойтесь за своих детей, не бойтесь за будущее Джаспера: ведь тайна крэгов в том и состоит, что все дети рождаются зрячими! Они приходят в мир, чтобы видеть его собственными глазами, и только…

Страшный удар обрушился на его голову — аметистовый крэг, сложив крылья, камнем упал на его голос, рискуя разбиться о плиты Звездной гавани.

Но он не промахнулся.

Несколько секунд они еще жили — то, что осталось от человека, и то, что недавно было сиреневой птицей.

Затем человеческого дыханья не стало слышно. Опередил его крэг или отстал на несколько мгновений — никто не смог бы сказать.

Ведь крэги не дышат.


— Мы ушли на достаточное расстояние? — спросил Юрг, прижимаясь лбом к черному иллюминатору, занимавшему всю середину пола.

Незнакомые созвездия роились под ним, очаровывая и пугая своей реальностью.

— Мы никогда не уйдем достаточно далеко, — отвечала мона Сэниа, полулежавшая рядом с ним на подушках и поддерживавшая одной рукой забинтованную голову. — Мы уже в твоем созвездии, но нас могут догнать и здесь, ведь для перехода через ничто расстояний не существует. Я и так не понимаю, что сдерживает погоню… В любую секунду они могут начать выныривать прямо здесь, в центральной каюте корабля.

— А почему не в малых?..

— Какой ты недогадливый! Там слишком тесно, можно при выходе совместиться с другим человеком или предметом. А здесь вон сколько простора. Любой джасперианин может отчетливо представить себе эту каюту, а ничего другого и не требуется…

— А мы можем оставить этот сектор здесь и двигаться дальше без него — соединив в кольцо остальные корабли? Один-то из них, кстати, все равно пуст!

Она смотрела на него округлившимися от изумления глазами. Потом стремительно вскочила на ноги:

— Черные дали! Что значит консервативность мышленья… Мне и в голову это не пришло. Скорее в каюту Гэля!

Она бросилась вон из шатровой каюты, увлекая за собой Юрга. Короткий приказ, легкое покачивание пола под ногами, кажущееся таянье стен, становящихся прозрачными — и внезапно Юрг увидел себя внутри одного из девяти золотистых мыльных пузырей, прилепившихся друг к другу и замыкающихся в сказочное кольцо.

А чуть левее и ниже призрачно светился такой знакомый, причудливо расписанный нежными перламутровыми красками шарик — его Земля.

— Теперь мы можем не спешить, — проговорила мона Сэниа смертельно усталым голосом. — Те, кто попытаются нас догнать, очутятся в пустом яйце, висящем за сотни миллионов миль отсюда. Смотри и выбирай, куда ты хочешь спуститься, командор. Мы у цели…

Голрс ее дрогнул и прервался. Благодаря счастливой выдумке Юрга можно было теперь не опасаться погони. И непомерной для узеньких женских плеч тяжестью навалилось на Сэнни воспоминание о тех, кому уже никогда не суждено было этой цели достигнуть.

Сначала — Асмур, затем — Юхан, теперь вот — Гэль.

Юрг смотрел на хрупкую фигурку жены, прижавшуюся к золотистой прозрачной стене. Нет, не новую диковинную планету разглядывала Сэнни — она просто прятала свои слезы: каким бы ни был повод для горести, принцесса Джаспера не могла плакать при посторонних. И спуститься вниз вот такой, истерзанной горечью воспоминаний, она тоже не могла, потому и просила не спешить. Он угадал, он каждой клеточкой своего тела почувствовал остроту ее скорби и невольно вспомнил ту счастливую ночь, когда они спорили: на Земле или на Джаспере любят сильнее…

Горе утраты — оборотная сторона любви.

Он бесшумно приблизился и осторожно снял с ее плеч пестрое живое покрывало.

— Будь другом, Кукушонок, — попросил он, — присмотри за Юхани.

Кукушонок послушно скользнул в угол, где на свернутом плаще безмятежно сосал палец наследник двух планет, и опустился в изголовьи, заботливо оглядывая младенца, но не касаясь его даже кончиками перьев.

Сэнни не обернулась, продолжая невидящим взглядом смотреть туда, где мягким светом сияла Земля. Юрг наклонился и бережно обнял жену, словно укутывая и пряча ее от всей Вселенной. Прижался щекой к ее теплым волосам — и все-таки не удержался, поверх ее головы засмотрелся на пышный ковер каракумского разнотравья.

— Мы не будем торопиться, Сэнни, маленькая моя, — зашептал он, чувствуя, как под его губами шевелятся, точно живые, прядки ее волос. — Мы дождемся вечера и тихо опустимся на сказочную равнину, которая когда-то была пустыней, а теперь зеленее и душистее самого Джаспера… Хорошо?

— Да, — еле слышно донеслось до него. — Да…

— Красноногие аисты, заночевавшие здесь на своем пути к северу, будут при виде нас закидывать головы на спину и щелкать клювами… Но ты их не бойся.

— Нет, — отвечала Сэнни. — Нет…

— А потом подойдут джейраны, хлебца попросить, только вот у нас нет человеческого хлеба — но не беда, правда?

— Правда, — соглашалась она. — Правда…

— А потом за нами прилетят, — говорил он, радуясь, что стихает горестная дрожь, бившая ее маленькое тело. — За нами прилетят, и мы увидим Землю совсем вблизи, если, конечно, облака не помешают — ишь, ползут с юга, точно белая мохнатая шкура…

— Я думала, это снег…

— Нет, это низкие облака, они к вечеру…

Он вдруг осекся — горло перехватило.

— Откуда ты знаешь — про облака?

Она не ответила.

— Ты… видишь?

Голова под его щекой едва уловимо дрогнула в коротком кивке.

— И только тогда, когда я вот так — с тобой?

Снова тихий кивок.

Он должен был ощутить буйную радость, а вместо этого его охватил цепенящий ужас.

И отвращение — к себе самому.

— Значит, — проговорил он, едва ли не заикаясь, — я для тебя — все разно что…

Он не мог даже произнести этого слова.

И тут странный, прерывистый звук, напоминающий клекот орленка, донесся из угла. Юрг в недоумении обернулся и вдруг понял, что впервые в жизни — а может быть, и вообще в истории Джаспера — они слышат, как смеется крэг.

— Сэнни, — прошептал он, обхватывая голову руками и садясь на пол. — Сэнни и ты, Кукушонок, простите меня, дурака…

Она порывисто повернулась и гибким, точным движением опустилась на колени рядом с нилд.

— Как же ты сам не догадался, муж мой, — проговорила она, и Юрг подумал о том, сколько же дней и месяцев он не слышал, чтобы у нее был такой счастливый голос. — Как же ты сам не понял, что иначе и быть не может! У нас ведь теперь все на двоих: и сын, и зрение, и неразделимость самой жизни…


Загрузка...