Звезда утренняя

ГЛАВА VI, в которой принимается важное решение

Вечером 28 февраля 19… года советские радиостанции передали в «Последних известиях» взволновавшее весь мир сообщение:

На следующий день это сообщение было опубликовано во всех газетах. «Правда» напечатала статью академика Яхонтова под заголовком:

Наташа Одинцова не слушала «Последних известий», так как концерт в Большом зале Консерватории несколько затянулся. Только наутро, выйдя на улицу, она обратила внимание, что перед газетными витринами собираются и долго не расходятся кучки народа. Потом по отдельным словам и репликам прохожих она догадалась, в чем дело. Возбужденная и радостная, Наташа кинулась к газетному киоску. Строчки прыгали в глазах. Но сомнений быть не могло — ее мечта начинает претворяться в жизнь!

День выдался совсем весенний и солнечный. Белые мартовские облака висели высоко в небе и постепенно таяли от теплого дыхания южного ветра. С крыш падали веселые капельки, норовя забраться за воротник, но Наташа их не замечала. Надвигались такие события, что сначала она просто растерялась и не могла собраться с мыслями. Что же делать? Как теперь поступить?

Одно было ясно: жизнь пойдет по-другому. Владимир мог быть доволен. Принятие проекта экспедиции, организованной фактически по предложенному им плану, являлось признанием его правоты и в деле посадки ракеты на Черном море. Рискованная затея выглядела теперь как смелый и вполне оправданный эксперимент. Сердце Наташи наполнялось гордостью за любимого человека, за мужа, за друга, с которым она провела не один вечер, помогая в расчетах и вычислениях. В какой-то степени она могла считать и себя одним из авторов проекта.

Теперь уже не было никакого сомнения, что Владимира пригласят участвовать в полете. А как она? Ей самой безумно хотелось лететь. В этот момент ей казалось, что она просто умрет, если расстанется с Владимиром. Они столько времени мечтали о полете! Нет, она должна добиться, чтобы и ее взяли в экспедицию. Но в газете было напечатано: «и другие известные ученые». Значит, полетят только ученые. А какой же она ученый? Владимир — другое дело. Без него не обойтись. А кому нужна молодая женщина, которая даже не успела получить диплом? Правда, до окончания института остается всего один год, и она будет иметь законченное образование. До отправления экспедиции пройдет не меньше трех лет. Но подбирать состав участников будут уже теперь. Как же быть? Нет, конечно, все это только детские мечты. Кому нужна такая девчонка!.. Неужели она останется совсем одна? Одна! Было обидно до слез.

Наташе хотелось как можно скорее, сейчас же, немедленно бежать к Владимиру. Разделить его радость, поведать свою тревогу и поплакать у него на груди. Но это было неосуществимо. Лишенный права водить космические корабли, он действительно стал «ракетным извозчиком», как называли такую службу молодые астропилоты. В настоящее время он был далеко, где-нибудь за океаном. Волей-неволей приходилось запастись терпением.

Озабоченная внезапно нахлынувшими мыслями, Наташа медленно пошла по бульвару, никого и ничего не видя вокруг себя. Станция метро была недалеко. Привычным, почти бессознательным движением Наташа вырвала билет из книжечки и ступила на эскалатор. На конечной остановке она вышла из вагона, поднялась наверх и оказалась у здания университета.

Совсем недалеко, по краю обрыва над Москвой-рекой, тянулась любимая Наташина аллея. Отсюда, с высоты, было так хорошо смотреть на столицу. Чудесный город раскинулся вдали, залитый лучами яркого весеннего солнца.

Высокие дома на противоположном берегу были отделаны разноцветной керамикой и сейчас горели яркими красками. Левее виднелась серая громада стадиона и его золотистая крыша над трибунами. Голубая дымка закрывала отдаленные кварталы города. Над пеленой тумана кое-где поднимались к небу розоватые башни высотных зданий, озаренных солнцем. Золотые шпили поднимались к облакам и сияли, как огненные стрелы.

Наташа долго сидела на скамье и любовалась панорамой, а потом поднялась и быстро пошла назад к метро, как человек, принявший какое-то решение и твердо знающий, что ему надо делать.

Большая пассажирская ракета летела высоко за пределами тропосферы. Далеко внизу виднелась Земля. Отсюда она казалась огромной, сильно вогнутой внутрь чашей, края которой терялись за лиловой завесой тумана. Никаких ориентиров на поверхности планеты различить было невозможно. Густые облака раскинулись над всей территорией Сибири. Сверху они напоминали бесконечную снежную равнину, но не белую, а голубую или, скорее, сиреневую. Кое-где были темные пятна разрывов. Там простиралась тайга. Над головой висело небо. В зените оно имело густой фиолетовый оттенок, поэтому и снежное поле отсвечивало лиловым. В вышине горело несколько ярких звезд, хотя уже наступило утро.

Владимир Одинцов сидел в кабине и внимательно следил за стрелками сложных приборов. Он вел ракету к портам Америки и отвечал за жизнь сотни пассажиров. Утомленные дорогой и однообразием окружающей обстановки, они мирно дремали в удобных креслах. Стратосферный корабль уже давно летел по инерции, с выключенными двигателями, беззвучно, почти не испытывая сопротивления воздуха.

В этот час над Москвой стояла ночь, и золотая стрелка часов на Спасской башне приближалась к половине двенадцатого, а там, где пролетала ракета, уже наступило утро, хотя солнце еще не показалось из-за горизонта.

Взглянув на циферблат, Владимир включил репродуктор. В этот час Москва передавала «Последние известия». Там еще кончалось «вчера», а здесь уже наступало «завтра». И вдруг приглушенный голос диктора (пилот не хотел беспокоить дремавших пассажиров) начал передавать сообщение о предстоящей экспедиции на Венеру.

Владимир был в курсе дела, но невольно вздрогнул и крепко ухватился за колесо штурвала. Не спуская глаз с приборов управления, он весь подался вперед, стараясь не пропустить ни одного слова.

Слух его не обманывал. Речь шла именно о той экспедиции, которая давно стала воплощением дерзких помыслов и доказательством его правоты. Да, теперь тяжкий служебный проступок получал иное освещение.

От волнения молодой человек почувствовал легкое стеснение в груди и что-то вроде головокружения. Стремительный поток мыслей подхватил его и понес… Потребовалось огромное усилие воли, чтобы заставить себя не думать ни о чем, кроме настоящего, и сосредоточиться на управлении стратосферным кораблем.

Бессознательным движением Владимир смахнул капельки пота, вдруг проступившие на лбу, энергично тряхнул головой и стал всматриваться в даль. Репродуктор передавал о другом: об очередном Всемирном съезде молодежи в Калькутте, о постройке стадиона в Тамбове, о новом средстве против рака…

Небо окрасилось розовым сиянием. Впереди и внизу разгоралась заря, а выше стояла густая синева, на темном фоне которой сверкала одинокая звезда. То была Венера! Царица утренней и вечерней зари, она сияла и манила. Как зачарованный, молодой пилот смотрел на далекое светило.

«Неужели, — думал Владимир, — пройдет еще несколько лет и тайна загадочной планеты будет раскрыта человеческим гением?» Мечта претворялась в действительность.

Алые краски зари поднимались все выше и выше и захватили уже половину небосклона. Далеко впереди вдруг вспыхнул ослепительный свет. Это всходило солнце.

Настала пора снижаться. Но прежде чем идти на посадку, Одинцов вызвал радиста и продиктовал ему короткий текст радиограммы:

Когда передавали «Последние известия», Михаил Андреевич Шаповалов готовился отойти ко сну. Он находился в ванной комнате, сверкавшей белизной кафелей, и собирался чистить зубы. Ежедневно и аккуратно он делал гимнастику, соблюдал все правила гигиены, всячески ухаживал за собой. Зубная щетка застыла неподвижно в его руке, едва из спальни донеслись приглушенные звуки радио. Он так и прослушал сообщение об экспедиции на Венеру, не донеся щетку до зубов.

Оказывается, сумасбродные проекты академика Яхонтова рассматривались правительством как важное и своевременное мероприятие и получили признание. Этого Михаил Андреевич никак не ожидал.

У профессора на минуту создалось впечатление, будто он отстает от жизни, плетется позади, в то время как другие, более смелые и решительные, стремятся вперед, достигают почета, славы, всеобщего признания.

Экспедиция на Венеру! Профессор понимал, что это значит. Участие в таком предприятии становилось весьма почетным. Если правительство решило, значит, вся страна, весь народ окружат экспедицию величайшим вниманием. Люди, которые побывают на Венере, будут считаться героями. Но он, профессор Московского института геофизики и доктор физико-математических наук, известный астроном, еще имеет возможность войти в состав участников экспедиции. Яхонтов продолжает оставаться с ним в прекрасных отношениях. Предложение, хотя и неожиданное, было сделано… Правда, он ответил на него уклончиво, почти отказом, но ведь «почти» не означает «совсем». Еще есть время прийти и сказать: «Виктор Петрович, я просил дать несколько дней на размышление. Я все обдумал, и теперь я с вами!» Разумеется, академик будет рад. Такие астрономы, как Шаповалов, на улице не валяются. Вообще, в космический полет нужно отправляться людям, которые еще прежде были связаны чем-то большим, нежели обычные служебные отношения. Но, с другой стороны, риск был огромный. Брр!.. Покинуть Москву, привычную обстановку, спокойную работу, великолепную обсерваторию, письменный стол, семью, кафельную ванну и лететь сломя голову куда-то на Венеру, сквозь пустоту и холод мирового пространства. Ему вспомнился горбуновский анекдот: «От хорошей жизни не полетишь». Вот именно. Зачем ему лететь в неведомую даль! Может быть, еще и погибнуть ужасной смертью на далекой планете!

Нет, все это было слишком фантастично для него. Однако приходилось задуматься. Михаил Андреевич, почти не отдавая себе отчета, как автомат, выдавил немного пасты на щетку, провел ею несколько раз сверху вниз, чтобы не повредить эмаль, прополоскал рот зубным эликсиром, умылся душистым мылом, запах которого напоминал французскую лаванду, но так и не смог принять какое-либо решение.

Едва он принялся растирать мохнатым полотенцем грудь и шею, как из соседней комнаты послышалось:

— Мишель, ты скоро?

— Сейчас, Мари, сейчас! — отозвался Михаил Андреевич и поспешил в спальню, оставляя за собой волну одеколонной свежести.

Мария Сергеевна, супруга профессора, была хорошо сохранившаяся, миловидная брюнетка. Она уже лежала в постели и, видимо, готовилась почитать перед сном, так как на ночном столике и на одеяле лежали последние номера «Огонька» и несколько иллюстрированных иностранных журналов. Комната оставалась в полумраке, и только неяркий свет ночной лампы, приспособленной для чтения в постели, озарял ее пышные плечи и кружево ночной рубашки. Но яркоцветные заграничные картинки были забыты в эту минуту. Марию Сергеевну занимали другие заботы.

— Ты слышал, Мишель? — спросила она с явной тревогой и озабоченностью в голосе.

— Ну, слышал, — мрачно отозвался муж.

— Правительство…

— Да, да! Решило направить научную экспедицию на Венеру! — не без раздражения прервал ее профессор.

— И твой друг, разумеется, на первом месте. Всюду этот Яхонтов. Ему поручили разработать проект, хотя есть и другие, которые могли бы заняться этим делом. Теперь ему поручают руководство экспедицией. Знаешь, мне кажется… Насколько я уловила, полету придается большое значение в сферах. Тебе следует подумать…

— Что ты хочешь этим сказать?

— Что я хочу сказать? Нельзя упускать такой случай! Как всегда, ты близорук и непрактичен. Неужели, Мишель, мы вечно будем где-то на задворках, в то время как всякие Яхонтовы будут пожинать лавры? Ты слышал: «другие известные ученые»? Известные! Нельзя же вечно сидеть на профессорском месте! Да еще на кафедре далеко не ведущего вуза. Мужчина должен стремиться вперед, пробивать себе дорогу! Мысленно я всегда вижу тебя академиком. При твоих способностях и знаниях это совершенно естественно. Но цели достигают только те, кто умеет бороться, а не ждут у моря погоды. Надо уметь вовремя показать себя!

— Короче говоря, ты хочешь, чтобы я полетел на Венеру?

— Мишель, ты же знаешь, что я никогда не вмешиваюсь в твои дела…

Профессор, застегивая пижаму, подумал: «Хорошо — не вмешиваешься!» Но ничего не сказал.

— Ты же знаешь, — продолжала Мария Сергеевна, — что я… Одним словом, если хочешь знать мое мнение…

— Ну?

— Изволь. Мне кажется, что надо использовать дружбу с Яхонтовым. Он немного витает в воздухе. Но такими людьми не стоит пренебрегать…

— Это мой большой друг, Мари!

— Тем лучше. Многие сочли бы за счастье принять участие в экспедиции. А тебе оно само дается в руки.

— А опасность?

— Что — опасность?

— Тебе не будет грустно, если я попросту сверну себе шею? И расставаться на такой срок?

— Милый, конечно, я буду безумно тосковать. Но ведь до разлуки еще далеко. Около трех лет займут приготовления. Мало ли что может произойти за эти три года! А уже один факт, что ты значишься в числе участников экспедиции, выдвигает тебя в ряды самых прославленных ученых… В конце концов, всякая умная жена должна пренебречь своими личными переживаниями для блага семьи!

— Риск все-таки огромный…

— Мой дорогой, я верю в науку. С теми знаниями, которыми обладаешь ты, и, потом, Виктор Петрович, и этот… как его…

— Красницкий?

— Да, Красницкий. Говорят, он выдающийся специалист своего дела. Ракету поведут замечательные пилоты. Опасности будут сведены до минимума. Готовить полет будет целый ряд институтов… Нет, я не допускаю и мысли, что возможна авария…

Беседа в этом духе затянулась за полночь. Михаил Андреевич и потом долго не мог уснуть и вынужден был принять одну за другой две таблетки снотворного.

Наташа позвонила у дверей академика Яхонтова, но его не оказалось дома. Надежда Павловна, хорошо знавшая девушку, провела ее в приемную и предложила подождать возвращения ученого. На этот раз Виктор Петрович запоздал. Было девять часов вечера, когда он вернулся, уставший от междуведомственных совещаний и споров, побывавший за день в десяти местах.

Заметив в приемной Наташу, он понял, что разговора нельзя избежать, и бросил выразительный взгляд на секретаря, как бы говоря: «Ну зачем вы ее впустили? Неужели нельзя было догадаться?» Надежда Павловна только пожала плечами: дескать, тут ничего не поделаешь, не отвертишься…

Немая сцена продолжалась всего несколько мгновений. Виктор Петрович приветливо поздоровался и попросил Наташу пройти в кабинет.

— Ну, что вы скажете хорошего? — спросил он, вежливо пропуская ее вперед.

Наташа не стала тратить время и прямо приступила к делу.

— Виктор Петрович! — многозначительно и почти торжественно сказала она. — Виктор Петрович!..

— Ну, ну!

— Вы догадываетесь, зачем я пришла? Академик кисло улыбнулся и кивнул головой.

— Так что же вы мне скажете? Вместо ответа академик подвинул Наташе целую пачку распечатанных писем.

— Видите? — произнес он. — Здесь почта, поступившая только сегодня. Надо полагать, люди писали сразу после передачи нашего сообщения. Вот письма из Москвы, вот из Киева, из Риги, Тбилиси, Таллина, Алма-Аты… Кстати, среди них вы найдете и радиограмму вашего супруга… Эх, вы, поженились и на свадьбу не позвали!

— Мы, Виктор Петрович, уехали на юг.

— Знаю, знаю! Получил открытку, благодарю… Наташа с интересом пробежала ряд писем.

— Всего можно не читать, — сказал академик. — Содержание одинаковое: хотят лететь со мной на Венеру… Впрочем, вот письмо из Таллина. Один товарищ предлагает сначала построить опытный экземпляр космической ракеты и послать его с приятелем как разведчиков.

— Для чего?

— Чтобы не подвергать риску ученых, более нужных для страны. Трогательно?

Наташа увидела радиограмму Владимира и прочла ее.

— Надеюсь, Владимира вы возьмете?

— Вероятно. Я полагаю, что без него нам не обойтись.

— А меня?

— Наталья Васильевна, если бы речь шла о заслугах, так сказать, о моральном праве, то ваше имя заняло бы первое место, — сказал извиняющимся тоном Виктор Петрович. — К сожалению, приходится думать о другом. Полет на Венеру — исключительно опасное и трудное дело. Да, да, уверяю вас! А помимо всего, тут требуются большие физические силы. Лететь могут только мужчины. Подумайте сами, на что обречена слабая женщина в такой трудной экспедиции?

— Я вовсе не слабая.

— Предположим, но…

— Я могу работать, делать что угодно. Скоро я стану геологом-разведчиком. Вы же знаете, что в этой области я могу пригодиться.

— Знаю, знаю!

— Вот видите!

— И все-таки одной молодой женщине среди мужчин… Два года в тяжелых условиях. Нет, и не просите! — Виктор Петрович сделал решительный жест головой, означавший категорический отказ.

Но Наташа не сдавалась. После минутного молчания она подошла к вопросу с другой стороны.

— Вы забываете еще одно обстоятельство… — тихо сказала она, потупив глаза.

— А именно?

— Мы так недавно поженились… Что же теперь получается? Разве жена не имеет права разделить с мужем все опасности и все труды? Ведь, кроме разума, есть же и чувство. Любовь — это не так-то просто…

Академик некоторое время смотрел перед собой. Карандаш качался в его нервных пальцах. Потом он посмотрел на Наташу испытующе и даже сурово. Та выдержала этот взгляд.

— Ну как вы не понимаете! — произнес наконец Виктор Петрович. — Мне очень хочется сделать вам приятное, но чистое безумие брать с собой в рискованное путешествие такую молодую женщину. Не имею права!..

Академик демонстративно стал шелестеть бумагами, давая понять, что вопрос исчерпан. Протерев золотые очки, он принялся читать письма. Их было немало. Одни ученый откладывал в сторону, едва прочитав первые строки, другие внимательно читал от начала до конца. Находились и такие, которые заставляли академика задумываться. Одна открытка пришла из Пензы. Крупными детскими буквами была выведена просьба непременно взять с собой в полет на Венеру гражданина Петю Караваева, девяти лет. Академик улыбнулся и отложил это послание отдельно. Тут его взор снова упал на Наташу.

— Как, вы еще не ушли?

— Нет, Виктор Петрович, — сказала молодая женщина, глядя ему прямо в глаза. — Наша беседа, далеко не закончена.

Академик покачал головой, но по его лицу уже скользила улыбка. Наташа уловила это настроение.

— Видите ли, Виктор Петрович, — начала она, — мне кажется, будет плохо, если полетят только мужчины. Наряду с мужской выносливостью вам понадобится и женская забота. Вы знаете, на что способна русская женщина. Вспомните войну! Ну возьмите меня, Виктор Петрович, хотя бы в качестве медсестры! Я успею пройти курсы. Честное слово! На межпланетном корабле надо будет поддерживать порядок, а ведь мужчины ничего не умеют сделать толком…

Ее глаза глядели так умоляюще, что самый черствый человек был бы растроган.

Академик Яхонтов вовсе не был бездушным сухарем. Он еще раз внимательно посмотрел на Наташу и все-таки сказал:

— Нет, это невозможно!

Снова наступило неприятное молчание.

— Виктор Петрович!..

Академик с досадой помотал головой.

— Ну ладно! — сказал он. — Попробую назвать и вашу кандидатуру.

Наташе захотелось запрыгать от радости, как маленькой девочке. Правда, ей приходило в голову, что академик сказал так, лишь бы отделаться от нее, но и это была огромная победа. Она с трудом удерживалась от бурного выражения своих чувств. В это время раздался звонок видеофона. Академик снял трубку.

На экране появилось лицо профессора Шаповалова.

— Дорогой друг, — сказал профессор, — поздравляю! Искренне поздравляю!

— Спасибо.

— Ну, как дела?

— Ничего.

— Я звоню вам, Виктор Петрович, по нашему делу.

— Гм…

— Я со всех сторон продумал ваше предложение. Действительно, самый лучший способ разрешить наши споры — это разобраться на месте. Хе-хе! Мы с вами знаем друг друга не первый год, не так ли?

— Ну разумеется…

— Было бы просто непростительно, Виктор Петрович, если бы я отказался от участия в экспедиции. Считайте, что я вместе с вами! Жребий брошен!

— Ну, вот и хорошо! — искренне обрадовался академик. — Я был уверен, что вы согласитесь на мое предложение. Однако согласие дано не сразу…

— Что поделаешь, Виктор Петрович. В мои годы не так-то легко решиться… Да и вообще… Я человек, и ничто человеческое… и так далее. Были и сомнения, конечно. Ну, не буду вас задерживать. Я звоню, чтобы узнать, когда можно зайти к вам.

— Хоть сегодня. Жду вас.

Академик положил трубку, считая разговор оконченным.

— Вот видите, Наталья Васильевна, — повернулся он к Наташе, — пока нет недостатка в желающих. Даже такие скептики, как профессор Шаповалов, и те начинают менять свои взгляды. Теперь остается еще один вопрос. Весьма деликатный. Пожалуй, только вы можете нам помочь.

— Я вас слушаю, Виктор Петрович.

— Вот в чем дело. Приходится думать обо всем. Вести ракету будет, вероятно, ваш супруг. Он молод, энергичен, бесспорно первоклассный пилот, но он горяч. Вы понимаете, что в предстоящей экспедиции это качество надо как бы нейтрализовать. В полете нужна не только храбрость, но и мудрая осторожность. На борту корабля должен быть еще один специалист. Совсем другого характера. Вот я и подумал…

— Вы имеете в виду Сандомирского?

— Именно. Владимир сам называл его имя в своей записке.

— Но они таких различных взглядов… Сандомирский, как вы знаете, однажды отстранил Владимира от полетов. Он никогда не согласится участвовать в экспедиции, противоречащей его взглядам.

— Нужно убедить этого человека. И сделать это может только ваш муж.

— Владимир?

— Если он первый протянет руку примирения. Надо понять и Сандомирского. Все зависит от такта, от подхода…

Наташа задумалась на минуту.

— Хорошо, Виктор Петрович, я поговорю с Владимиром. Ну, теперь я в самом деле ухожу…