Звезда сироты

11

– Но не здесь, – вставил Пушок.

– Определенно, не здесь, – откликнулся Голубой. – Пошли в Пещеру.

Отвернувшись от Флинкса, он и Ням зашагали в ногу через лес. Пушок вперевалку тронулся за ними, предложив жестом Флинксу и Силзензюзекс следовать за ним.

– Пещеру? – переспросил Флинкс попозже, когда он и дрожащая транксийка, натирая волдыри от быстрого шага, взбирались на гору. – Вы все разделяете одну пещеру?

Пушок, казалось, удивился:

– Все разделяют одну Пещеру.

– Значит, вы все принадлежите к одной семье? – выдохнула Силзензюзекс.

– У всех одна семья, – рослый туземец был явно озадачен этими вопросами.

Флинксу пришло в голову, что на уме у Пушка могло быть нечто иное, чем непосредственные родственные отношения. Слово со множеством значений могло сбить с толку и человека, не говоря уже об инопланетянине, едва-едва знающем язык.

– А мы из той же семьи, Пушок? – медленно спросил он. Тяжелые мохнатые брови задумчиво наморщились.

– Еще не уверен, – сообщил ему, наконец, их скромный спаситель. – Когда узнаю, дам тебе знать.

Еще час изнурительного путешествия по камням и канавам – и Флинкс оказался запыхавшимся. Для его спутницы, истощившей силы и прилегшей посреди группы цветущей поросли, дело обстояло намного хуже.

– Извини, – прошептала она. – Я не могу удержаться на ногах. Устала и замерзла.

– Подожди, – сказал он. – Пушок, подожди нас!

Впереди трое уйюррийцев остановились и выжидающе посмотрели назад.

Флинкс опустился на колени и осторожно изучил сломанную стопоруку. Хотя Силзензюзекс и не подвергала ее давлению, сочленение, кажется, не зарубцовывалось как положено.

– Нам придется наложить шину на этот перелом, – тихо пробормотал он. Она кивнула, соглашаясь.

– Сделаешь это в пещере, – посоветовал Пушок, вернувшись к ним.

– Сожалею, Пушок, – объяснил Флинкс. – Но она не сможет дальше идти, если мы не исправим этот перелом. – Он подумал и предложил: – Вы, трое, идите дальше, оставляя след в виде сломанных веток, а мы позже догоним вас.

– Глупо, – возразил туземец. Он придвинулся поближе, его огромная туша заставляла стройного юношу выглядеть рядом с ним карликом. Флинкс заметил, что Пип не шелохнулся. Если его приятель не выражал никакой озабоченности, значит, он не чувствовал никакой угрозы за этими надвигающимися светящимися глазами.

Пушок изучил дрожащую Силзензюзекс и с любопытством спросил:

– Что делать, друг-Флинкс?

– Если ты думаешь, что с нашей стороны глупо идти по вашему следу, – осторожно сказал он уйюррийцу, внимательно следя за любыми признаками гнева, – то вы могли бы подвезти нас.

Голубой почесал задней ногой под челюстью:

– Что такое подвезти? – с интересом спросил он.

– Значит нести их вместо камешков, – фыркнул глухой голос с легким презрением к несообразительности Голубого. Флинкс развернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как чуть фосфоресцирующая фигура Можетитака пропадает куда-то там.

– Теперь понятно, – удовлетворенно проурчал Пушок. – Что нам делать?

– Просто стой тут, – проинструктировал Флинкс, гадая, когда он шел к этой коричневой стене, окажется ли эта идея в конечном итоге такой уж умной. Большая урсиноидная голова повернулась, наблюдая за ним. – А теперь ляг на живот.

Пушок быстро плюхнулся с пневматическим "Тум". Осторожно поместив одну стопу на его левый бок, Флинкс поднял руки и, захватив две пригоршни жестких волос, с силой подтянулся. Когда не раздалось никакого протеста, он потянул снова, на этот раз достаточно сильно, чтобы взметнуть себя на широкую спину.

– Отлично, теперь можешь снова встать на четвереньки, – сказал он своему шутливому одру.

Пушок поднялся с гидравлической плавностью, мысленно улыбаясь. "Ясно. Это мысль лучше".

– Новая забавная штука, – согласилась Ням. Она и Голубой подошли мелкими шажками к Силзензюзекс и потратили целую минуту, споря из-за того, кому следует первым испробовать этот новый опыт. Спор выиграла Ням. Она подошла к наблюдавшей транксийке и улеглась рядом с ней.

Силзензюзекс с опаской изучила этот мускулистый торс и взглянула на Флинкса, тот поощряюще кивнул, и она осторожно влезла на Ням, вонзила свои когти в густой мех и крепко уцепилась.

Они обнаружили, как медленно прежде шли уйюррийцы, чтобы дать двум своим жалким друзьям возможность не отставать от них. Если Пушок или Ням и замечали груз у себя на спине, то это ни в чем не проявлялось, и маленькая группа летела через лес.

В дальнейшем у них возникла только одна неприятность, когда Флинкса чуть не выбросило. Он едва-едва сумел удержаться, когда Пушок без предупреждения поднялся на задние ноги. Он продолжал бежать на двух ногах, как будто и не умел по-другому и со скоростью, какую не мог показать никакой земной медведь.

Силзензюзекс, имевшая возможность цепляться семью конечностями, держалась куда надежней, когда Ням тоже поднялась, чтобы не отстать от длинного двуногого шага Пушка.

Невозможно было сказать, как долго или как далеко они пропутешествовали, когда спустились в последнюю долину. Во время бега ни один из урсиноидов не сбавил скорости, хотя к тому времени они слегка пыхтели.

В этой третьей долине господствовал ручей, параллельно которому они и бежали во время своего отхода. Он расширялся здесь в другое озеро, хотя и намного меньшее, чем граничившее с горнорудным поселением, оставшимся теперь далеко позади. Здесь, среди квазихвойных, рос новый вид дерева. У него были широкие желто-коричневые листья. Определенные разновидности, разглядел в темноте Флинкс, имели различные сорта ягод, хотя те были скудноваты. Другие могли похвалиться скоплениями орехов в овальной скорлупе, некоторые величиной с кокосы.

– Вы их едите? – спросил Флинкс, показывая на отягощенные ветви.

– Да, – ответил Пушок.

– И вы также едите мясо?

– Только в снежное время, – спокойно объяснил ему хозяин. – Когда не цветут байга и магинак. Мясо не забавно и требует больше труда. Оно убегает.

Теперь они двигались к крутому горному склону. В мягком лунном свете Флинкс видел, что это была голая скала, лишенная осыпи. Несколько кругов создавали темные пятна на фоне серого гранита. Между темной береговой линией и пастями пещер прыгали уйюррийцы разных размеров, включая первых увиденных ими детенышей.

– Если не есть для разнообразия мясо, – продолжал Пушок, – то начинаешь чувствовать себя больным.

– А почему вы не любите есть мясо? – поинтересовалась Силзензюзекс.

Флинкс молился, чтобы она не втянула их впечатлительных хозяев в какой-нибудь абстрактный духовный диалог.

Пушок объяснил, словно детям:

– Даже жизнь наджака или шестиногого уродца койвета равна куску солнца. Когда его гасят, тепло покидает его.

– Мы не любим делать яркие вещи темными, – развил тему Голубой. – Мы бы скорее делали темные вещи яркими. Но… – скорбно заключил он, – не знаем как.

Они замедлили шаг и, наконец, совершенно остановились перед первой из пещер. Флинкс заметил, что вход состоял из аккуратно сложенных валунов, со щелями, замурованными за отсутствием железобетона меньшими камнями и галькой.

Уговорив Пушка лечь, он начал соскальзывать со спины урсиноида.

Взглянув назад, Флинкс увидел длинное стеклянное копье лунной дорожки, разбитой на куски рябью и водоворотами озера. Осмотр лежащей впереди пещеры не открыл ничего, кроме черноты.

– Пушок, ты сказал, что все разделяют одну Пещеру, но я вижу в горном склоне и другие отверстия.

– Это все одна и та же пещера, – объяснил туземец.

– Ты имеешь в виду, что они все соединяются где-то внутри горы?

– Да, все встречаются друг с другом. – До него дошла теплая мысленная улыбка. – Это все часть игры, в которую мы играем.

– Игры? – откликнулась Силзензюзекс, порядком замерзшая, несмотря на то, что ее термальный костюм был установлен на максимум. Когда Пушок никак это не прокомментировал, она подумала вслух: – Как ты думаешь, мы сможем устроить костер?

– Разумеется, – весело сказала Ням. – Что такое устроить костер? Это все равно что построить пещеру?

Флинкс терпеливо объяснил, что для этого требовалось, уверенный, что ему придется сделать это только раз.

– Мы пойдем и соберем мертвое дерево, – вызвались Ням и Голубой, когда он закончил объяснять.

– В какую такую игру вы играете, Пушок, та, что связана с вашим медвежьим лабиринтом? – спросил Флинкс, когда двое других отбыли.

Пушок проигнорировал вопрос и попросил их зайти в пещеру, где он молча обменялся приветствиями с другим огромным туземцем.

– Это Мягкогладкая, моя подруга, – уведомил он их в ответ на мысленно высказанный Флинксом вопрос. – Ты спрашиваешь об игре друг-Флинкс… Наши прапрапрародители забеспокоились, что однажды холод может остаться навек и много огоньков в семье угаснет.

– Я бы не сказала, что сейчас жара, – заметила Силзензюзекс.

– Холод приходит, когда горы гасят солнце, – объяснил Пушок. – Наши прапрапрародители чувствовали, что с каждым годом становится все холоднее. Им казалось, что с каждым годом солнце становится меньше, чем годом раньше.

Флинкс медленно кивнул:

– У вашего мира, Пушок, орбита эллиптическая, но не постоянная, согласно виденным мною статистическим данным, она с каждым веком раскачивается, удаляясь все дальше и дальше от вашего солнца – хотя не могу представить, как это поняли ваши предки.

– Много новых понятий, – нахмурился Пушок. – Так или иначе, наши покойные прапрапрародители решили как все наладить. Следует соответствующим образом придвинуться поближе к солнцу.

– Они говорили о регуляции орбиты Ульру-Уйюрра, – прохрипел Флинкс. – Но как они узнали?

– Надо спросить предков, – пожал плечами Пушок. – Очень трудно сделать.

– Да уж, я думаю, – охотно согласилась Силзензюзекс.

– Был, однако, и новый способ, – продолжал рослый туземец. – Копатели…

– Люди на руднике?

– Да. Они делают свои собственные пещеры очень теплыми. Мы спросили у них, как и нам тоже сделать пещеры теплыми.

– И что же они предложили? – поинтересовался Флинкс.

Пушок, похоже, был сбит с толку:

– Они сказали нам выкопать в земле большую яму, а затем засыпать там себя. Мы попробовали и обнаружили, что это создает тепло. Но так невозможно двигаться и скоро становится скучно. А также нет света. Мы не поняли, почему они сказали нам делать это таким способом. Сами они так не делают. Почему же они сказали нам сделать так, друг-Флинкс?

– Это ААннский способ веселиться в действии, – с тихой яростью ответил он.

– ААннский? – переспросил Пушок. Вернулись Ням и Голубой, оба зарытые под охапками мертвых веток.

– Некоторые из людей на руднике – ААнны, – объяснил Флинкс. – Те, что с холодным умом.

– А, холодные умы, – откликнулся, узнавая, Пушок. – Мы не понимали, как такие холодные могут дать нам знание того, как стать теплым. Но мы все равно попробовали.

Флинкс не мог смотреть на дружелюбного туземца:

– Сколько… сколько из экспериментаторов умерло?

– Экспериментаторов?

– Тех, что попробовали закопать себя?

– О, друг-Флинкс зря беспокоится. Никто не умер, – заверил его Пушок, чувствуя успокоение ума человека при этих словах. – Понимаешь, мы закопали Можетитака…

– Вот дерево, – перебила Ням.

– Вам нужно еще? – спросил Голубой.

– Я думаю, нам этого хватит, чтобы протянуть по меньшей мере неделю, – сообщил им Флинкс. Пока он говорил, Силзензюзекс укладывала часть дерева в треугольный стог, тонкие иструки делали скульптуру из прутьев и тонких стволов.

Флинкс прислонился к стене пещеры, ощущая прохладу камня сквозь термальный костюм:

– Как, по мнению ваших прапрапрародителей, вы могли отрегули… придвинуться ближе к солнцу?

– Играя в игру, – снова сказал ему Пушок. – Игра и создание пещеры-дома – одно и тоже.

– Предполагалось, что копание пещер приблизит ваш мир к его солнцу? – переспросил Флинкс, не уверенный, что правильно расслышал.

Но Пушок просигналил согласие:

– Это часть схемы игры.

– Схемы? Какой схемы?

– Это трудно объяснить, – лениво ответил Пушок.

Флинкс поколебался и огласил неожиданную мысль:

– Пушок, сколько времени ваш народ играл в игру копания системы пещер?

– Сколько времени?

– Сколько ваших дней?

– Дней. – Пушок решил, что настало время справиться у других. Он позвал Голубого, а с Голубым подошла и Ням. К ним присоединилась Мягкогладкая, и на короткий миг возник, чтобы добавить свое замечание, Можетитак.

В конечном итоге Пушок повернулся обратно к Флинксу, называя с уверенностью цифру. Большую цифру. Чрезвычайно большую.

– Вы уверены в своем исчислении? – медленно спросил, наконец, Флинкс.

Пушок ответил утвердительно:

– Число верно. Научились системе счета на руднике.

Силзензюзекс вопросительно глядела на Флинкса, когда тот отвернулся, снова прислонился к стене и уставился на темный холодный потолок. Она спросила, прежде чем разжечь костер: – Сколько?

Возникла долгая пауза, прежде чем он, казалось, вернулся издалека и взглянул на нее:

– Судя по тому, что говорит Пушок, они играли в эту игру с копанием взаимосвязанных туннелей чуть меньше четырнадцати тысяч земных лет. Должно быть, этот сектор континента пронизан ими как голландский сыр. И к тому же невозможно сказать, насколько глубоко они тянутся.

– Что такое сыр? – поинтересовалась Ням.

– Что такое голландский? – вопросил Голубой.

– Насколько далеко находится глубоко? – хотел знать Пушок.

Флинкс ответил новым вопросом:

– Сколько еще предполагается копать, прежде чем эта схема будет закончена, Пушок?

Уйюрриец помолчал, ум его деловито работал.

– Не слишком долго. Еще двенадцать тысяч ваших лет.

– Плюс-минус несколько сот, – тупо сглотнул Флинкс.

Но Пушок укоряюще поглядел на него:

– Нет… точно.

Огромные бесхитростные глаза уставились в глаза Флинкса.

– И что же должно случиться, когда эта схема будет завершена, когда игра будет окончена?

– Две вещи, – любезно объяснил Пушок. – Мы определенным образом приблизимся к теплу и начнем искать новую игру.

– Ясно, – пробормотал про себя Флинкс. – А Руденуаман считала этот народ первобытным, потому что он проводит все свое время копая пещеры.

Силзензюзекс не двигалась, забыв о костре. Лицо ее стало маской неуверенности:

– Но как может копание нескольких пещер изменить орбиту планеты?

– Нескольких пещер? Не знаю, Сил, – тихо пробормотал он. – Сомневаюсь, знает ли кто-нибудь вообще. Может быть завершенная схема произведет достаточно крупное изменение в коре планеты, чтобы создать катастрофическую складку, которой хватит для сжатия в нужный момент нужного объема пространства. Если бы я побольше знал математику катастроф – и если бы мы могли воспользоваться самым большим компьютером Церкви, – я мог бы это проверить.

Или, может быть, туннелям предназначено черпать энергию планетного ядра, или комбинация этого и складки… Чтобы ответить на это, нам нужно несколько блестящих математиков и физиков.

Силзензюзекс осторожно посмотрела на Пушка:

– Ты можешь объяснить, Пушок, что предположительно произойдет, и как?

Грузный урсиноид траурно посмотрел на нее, простая задача при этих выразительных глазах:

– Печально, но для этого нет понятий.

Затем в пещере стало тихо, пока, оживая, не закашлял костер. Сразу появилось несколько язычков пламени, и через несколько секунд костер с энтузиазмом пылал. Силзензюзекс ответила длинным тихим свистящим вздохом и устроилась поблизости от уютного жара.

– Тепло! – издала удивленный возглас Ням.

Голубой сунул лапу поближе к пламени и поспешно отдернул ее:

– Очень тепло, – подтвердил он.

– Мы можем научить вас, черт, мы уже научили вас как развести сколько угодно костров вроде этого. Я не говорю, что вам следует бросить свою игру, но если вы заинтересованы, мы с Силзензюзекс можем показать вам, как гарантировать тепло во время вашего афелия намного раньше, чем через двенадцать тысяч лет.

– Так легче, – допустил Пушок, показывая на костер.

– И забавно, – добавила Ням.

– Слушай, Пушок, – энергично начал Флинкс, – почему ваш народ так долго и тяжко работает для холодных умов и других в руднике?

– Ради ягод и орехов, которые они приносят нам из далеких мест, – сообщила Мягкогладкая из маленькой ниши, вырезанной в стене пещеры.

– Из далеких мест, – закончил Голубой.

– Почему бы не отправиться туда и не добыть их самим?

– Слишком далеко, – объяснил Пушок, – и слишком трудно, как говорит Можетитак.

Флинкс отделился от стены, заговорив самым серьезным тоном:

– Неужели ты не понимаешь, Пушок? Я пытаюсь показать вам, что люди с рудника вас эксплуатируют. Они дают вам работать сколько угодно, с огромной прибылью для себя, а в обмен платят вам ровно столько орехов и ягод, чтобы вы продолжали работать на них.

– Что такое прибыль? – спросила Ням.

– Что такое платить? – хотел знать Голубой.

Флинкс начал было отвечать, а затем сообразил, что у него нет времени. Во всяком случае, для объяснения современной экономики, соотношения работы с производимыми ценностями и сотни других концепций, которые пришлось бы подробно растолковывать, прежде чем он мог бы объяснить этому народу два простых понятия.

Снова прислонившись к стене, он уставился на вход в пещеру, проглядывавший за мерцанием костра. Пригоршня незнакомых звезд поднялась над кольцом гор, опоясывавшим противоположную сторону озера. Углубившись в размышления, он простоял не один час, в то время как хозяева расслабились в вежливом молчании и ждали, когда он вновь заговорит. Они признали его озабоченность и сосредоточенность и держались на почтительном расстоянии от его мыслей.

Один раз он помог Силзензюзекс наложить на ее сломанное сочленение шину из куска дерева покрепче, а затем вернулся на свое место к своим мыслям. Через некоторое время эти звезды сменились другими, а потом, в свою очередь, скрылись и они.

Он все еще сидел там, размышляя, когда услышал звук, похожий на издаваемый дверью склада на старых, скрипучих петлях. Пушок вторично зевнул и перекатился на другой бок, открывая блюдцеобразные глаза и глядя на него.

В скором времени в пещеру вливалось солнце, а Флинкс все еще не сказал хотя бы "Доброе утро". Все с любопытством следили за ним, даже Силзензюзекс сохраняла почтительное молчание, чувствуя, что под этими нечесаными рыжими вихрями формируется что-то важное.

Бесконечную тишину нарушил Пушок:

– Прошлой ночью, друг-Флинкс, твой ум постоянно шумел, словно много падающей воды. Сегодня он все равно что земля после того, как вода упала и замерзла – высоко наваленная одинаковость, белая и чистая.

Силзензюзекс сидела на корточках. Она чистила иструками и здоровой стопорукой брюшко, яйцеклады, большущие фасеточные глаза и антенны.

– Пушок, – непринужденно обратился Флинкс, словно с тех пор, как они разговаривали в последний раз, не прошло так много времени, словно долгая ночь была всего лишь минутной паузой. – Как бы тебе и твоему народу понравилось начать новую игру?

– Начать новую игру, – серьезно повторил Пушок. – Это большое дело, друг-Флинкс.

– Да, – признал Флинкс. – Она называется цивилизацией.

Силзензюзекс закончила чиститься и резко вскинула голову в его сторону, хотя в ее голосе было теперь намного меньше уверенности, когда она высказала свои возражения:

– Флинкс, ты не можешь. Ты теперь знаешь, почему Церковь поместила этот мир под Эдикт. Какие бы мы лично не испытывали чувства по отношению к Пушку и Ням и остальным из этого народа, мы не можем оспаривать решения Совета.

– Кто сказал? – огрызнулся Флинкс. – И кроме того, мы не знаем, что Эдикт был провозглашен Советом. Несколько бюрократов в нужном месте могли принять свое собственное богоподобное решение предать уйюррийцев невежеству. Извини, Сил, но хотя я и признаю, что Церковь ответственна за некоторые добрые деяния, она все же организация, состоящая из людей. И подобно всем существам, они преданы в первую очередь себе, и уж во вторую – всем прочим. Будет ли Церковь распущена, если ее можно будет убедить, что это было бы в наилучших интересах Содружества? Я в этом сомневаюсь.

– Тогда как ты, Филип Линкс, озабочен в первую очередь всеми прочими, – съязвила она.

Нахмурившись, он принялся расхаживать по теплеющему полу пещеры:

– Откровенно говоря, я не знаю, Сил. Я даже не знаю, кто я такой, не говоря уже о том, что я такое, – его голос усилился. – Но я знаю, что в этом народе я вижу невинность и доброту, которой никогда не встречал, ни в каком челанксийском мире. – Он внезапно остановился и уставился на звезды, созданные на озере утренним солнцем.

– Может быть, я молодой дурак, узко мыслящий идеалист, называй это чем угодно, но мне думается, что теперь я знаю, чем хочу быть. То есть, если они примут меня. Первый раз в своей жизни я знаю.

– И чем же это? – спросила она.

– Учителем, – он повернулся лицом к терпеливым уйюррийцам. – Я хочу научить тебя, Пушок, и тебя, Ням, и вас, Голубой и Мягкогладкая, и даже тебя, Можетитак, где бы ты ни был.

– Здесь, – проворчал голос снаружи. Можетитак лежал на низкой, похожей на вереск поросли перед входом в пещеру, катаясь и потягиваясь от удовольствия.

– Я хочу научить вас всех новой игре.

– Большое дело, – медленно повторил Пушок. – Это не нам одним решать.

– Надо сообщить другим, – согласился Голубой.

На сообщение всем другим потребовалось некоторое время. Если точнее, то на это потребовалось одиннадцать дней четыре часа и маленькая тележка минут и секунд. Затем им пришлось ждать еще одиннадцать дней, четыре часа и несколько минут для того, чтобы все ответили.

Но для решения каждому индивидууму потребовалось очень мало времени.

На двадцать третий день после того, как был задан вопрос, перед пещерой появился Можетитак. Флинкс и Силзензюзекс сидели вместе с Пушком, Ням и Голубым на берегу озера. Новоприбывшего они не заметили.

В тот момент Флинкс держал длинную прочную лозу с присоединенными к одному концу острыми осколками кости. Он учил Пушка ловить рыбу, в то время как другие из их маленькой группы следили.

Пушок, похоже, пришел в восторг, когда он вытащил четвертую рыбину за день, округлый серебристый организм, выглядевший словно гибрид рыбы-шара и форели.

Водоплавающие, объяснили уйюррийцы, содержали в себе меньше света, чем наджаки и другая сухопутная добыча. Следовательно, рыболовство являлось меньшим злом, чем охота.

– Это тоже часть новой игры? – спросила Ням, с первой же попытки превосходно воспроизводя устройство из лозы и постоянного крючка.

– Да, – признал Флинкс.

– Это хорошо, – заметил Голубой.

– Надеюсь, что все с этим согласятся.

Силзензюзекс проглотила еще одну пригоршню ягод. Содержание сахара было удовлетворительным, а свежесть оживляла ее диету.

Слегка обиженный, Можетитак исчез и вновь появился рядом со входом в пещеру. Силзензюзекс чуть не упала с гладкого гранита, где сидела.

– Все ответили, – объявил Можетитак. – Почти все говорят "Да". Теперь мы играем в новую игру.

– Выбросить четырнадцать тысяч лет копания в выделительный канал, – прокомментировала Силзензюзекс, снова поднимаясь на ноги и отряхивая брюшко. – Надеюсь, ты осознаешь, что делаешь, Флинкс.

– Не беспокойся, – фыркнул ей Можетитак. – Только здесь мы теперь играем в новую игру. Другие места на окраинах мира будут продолжать старую. Если новая игра не забавна, – он сделал легкую паузу, – мы вернемся к старой игре, – он обратил к Флинксу мощный взгляд. – Навсегда, – добавил он.

Флинкс неуютно поерзал, когда загадочный уйюрриец исчез. Несколько недель назад он был так уверен в себе, горел никогда прежде не испытываемым им мессианским рвением. А теперь его совесть начинали грызть первые настоящие сомнения. Он отвернулся от обращенных на него со всех сторон взглядов, урсиноиды были хорошо снаряжены, для того чтобы пялиться.

– Это хорошо, – вот и все, что пробормотал Пушок. – Как мы начнем игру, Флинкс?

Тот указал на завершенные всеми превосходные устройства из крючка и лозы.

– Костер был началом. И это начало. А теперь я хочу, чтобы все, кто работает на людей в руднике, пришли сюда учиться с нами, по ночам, чтобы холодные умы ничего не заподозрили. Это было бы, – он лишь ненадолго заколебался, плохо для игры.

– Но когда же мы будем спать? – захотела узнать Ням.

– Я буду говорить не слишком долго, – ответил Флинкс. – Это необходимо. Может быть, – добавил он без большой уверенности, – мы сможем выполнить первую часть игры, не делая никаких светлых мест темными. Наших или чьих-то других.

– Это хорошо, – провозгласил Пушок. – Мы скажем другим на руднике.

Когда урсиноиды рассеялись, Силзензюзекс бочком приблизилась к нему.

– Научить их кое-каким основам цивилизации, помогая в то же время и себе самим, – пробормотал он себе под нос. – Коль скоро они избавятся от людей на руднике, у них появится основа для приобретения всех орехов и ягод, каких только они захотят…