Звезда сироты

10

Машина гладко свистела, так как была хорошо настроена, поднимаясь по пологой тропе, покрытой похожей на вереск порослью. Флинкс откинулся на сидении и уставился сквозь прозрачный верх. Как раз за зданиями рудника гора становилась почти вертикальной, поднимаясь на лишних 2500 метров над озером.

В данный момент его внимание не занимали ни невероятный пейзаж, ни их нынешние мрачные перспективы, ни раздававшиеся иногда свистящие стоны боли со стороны Силзензюзекс. Он думал вместо этого об украденной ленте, которая могла содержать раннюю часть его жизни. И по его мнению, лента эта все еще была крайне путано связана с Кондой Чаллисом, которому больше не убежать от него.

Флинкс уже увидел роскошные жилые покои, занимаемые Телин ауз Руденуаман. Чаллис, несомненно, обладал схожими, может, и менее просторными палатами где-то в комплексе за ними, вероятно, в том же самом здании. Комнаты Чаллиса в конечном итоге очистят, а его принадлежности устранят, чтобы дать пространству новое применение. Но пока они несомненно запечатаны и не тронуты, включая ту ленту, столь тантализирующе близкую.

Если можно будет убедить эту непредсказуемую молодую женщину еще на какое-то время оставить их в живых, у него все еще мог быть шанс увидеть, что имелось на украденной катушке. Хотя, если бы она узнала, как отчаянно он хотел ее посмотреть, то могла бы просто-напросто медленно раскрутить ее у него на глазах в тарелку с кислотой.

То, что она приказала убить Чаллиса, было мерой ее мании величия, или уверенности. Кому-то придется пойти на существенные хлопоты, чтобы прикрыть его исчезновение, правда, его подчиненные в фирме не станут особенно выступать. Агенты Руденуаман без труда найдут среди оставшихся тех, которые охотно захватят бразды правления, не задавая вопросов. Кроме того, частная деятельность Чаллиса носила такой характер, что расхолаживала внимательное расследование. Человек, увлекавшийся такими противными хобби, много раз мог встретить внезапный, неожиданный конец.

Флинкс гадал, достаточно ли еще функционировал мозг коммерсанта для того, чтобы тот пожалел о простом способе своего перехода в иной мир. Он, несомненно, замышлял для себя финальную кончину грандиозной развращенности.

Машина остановилась на одном уровне с самой нижней частью сверкающих металлических зданий с отвесными стенами. Они были построены на более-менее плоском участке, выдолбленном в профиле горы. Подвешенная на большой высоте, серия квадратных металлических дуг прокалывала скальные стены, словно серебряные шприцы, высасывающие кровь из кита. Из строения на прибывших несся чистый горный воздух с постоянным тух-тах-тух-тах не знающих усталости машин.

Охранник, который мог быть, а мог и не быть таким человеком, каким он выглядел, небрежно отдал честь, когда они вошли в здание.

– Мы сейчас находимся в наружном здании, – объяснила Руденуаман, – где расположено все наше оборудование для горнодобычи и обработки.

– Это предприятие стоило невероятную сумму кредитов… капелька по сравнению с ожидающей нас в конечном итоге прибылью.

– Я все еще не пойму, почему ААнны так сильно нуждаются в вас, – сказал ей Флинкс, впитывая глазами все виденное, по принципу, что знание – это свобода. – Особенно потому, что именно они ответственны за нейтрализацию крепостей-мироблюстителей.

– По-моему, я уже внесла в это ясность, – ответила она. – Во-первых, Содружество – куда больший рынок для драгоценных камней, чем Империя. У них нет иного пути выбросить на рынок свою долю, кроме как через человека-посредника… меня. Но еще важнее, как объяснил барон, то, что эта планета находится в пределах границ Содружества. Хотя она и сравнительно изолированная, между здешней звездой и ближайшим населенным миром Империи находится множество других деловых обитаемых планет Содружества, плюс многочисленные наблюдательные станции. ААннским техникам требуется безопасный проезд, что и обеспечивают корабли фирмы "Руденуаман".

Флинкс, вдруг подумавший о погоне барона за Махнахми, спросил:

– Значит, в этом регионе нет никаких Имперских военных судов?

Руденуаман, похоже, удивилась наивности Флинкса:

– Вы принимаете барона за дурака? Стоит только обнаружить один такой корабль, и этот квадрат космоса будет кишеть боевыми кораблями Содружества. Барон, – высокомерно уведомила она их, – мыслит куда тоньше, чем обычно ожидаешь от ААнна.

Настолько тонко, подумал со смешанными чувствами Флинкс, что, возможно, перехитрил самого себя. Если он преследовал Махнахми на грузовом судне вместо эсминца или фрегата, она могла, в конце концов, ускользнуть от него. Правда, он не был уверен, что желает спастись этому драгоценному таланту, но, по крайней мере, лихая погоня может продлить на некоторое время отсутствие барона на Ульру-Уйюрре.

Им придется разрешить их ситуацию, прежде чем это случится и барон вернется. Флинкс не думал, что ААннский аристократ потерпит продолжительное существование его и Силзензюзекс. Если дело дойдет до столкновения между Флинксом и Руденуаман, она, недолго думая, казнит его и Силзензюзекс, чтобы успокоить своего напарника.

Хотя Руденуаман можно было управлять лестью и развлечениями, Флинкс не питал никаких иллюзий насчет своей способности манипулировать также и бароном.

– Телин, – рассеянно начал он, – ты когда-нибудь…

Она гневно повернулась, с холодным голосом и темным выражением лица.

– Никогда не называй меня так – или умрешь намного быстрее. Ты будешь обращаться ко мне "Мадам" или "Мадам Руденуаман", или следующий способ, каким ты будешь забавлять меня, это своими звуками, когда я велю содрать тебе кожу со спины.

– Простите, Мадам, – осторожно извинился он. – Вы все еще настаиваете, что интерес ААннов к янусским камням чисто финансовый? – Он сознавал, что Силзензюзекс наблюдает за ним.

– Вы все продолжаете поднимать эту тему. Да, конечно, настаиваю.

– Скажите, вы когда-нибудь видели какого-нибудь ААнна, например, барона, пользующегося шлемной связью для создания изображений-сюжетов внутри одного из кристаллов?

– Нет. – Эта мысль ее, похоже, не взволновала. – Это рудничный аванпост. Здесь нет гедонистов или бездельников.

– У вас есть здесь шлемы со связью?

– Да.

– А у Чаллиса? Я полагаю, у него тоже такой имелся? Коллоидные постановки были, кажется, одним из любимых его увлечений.

– Да, хотя и не единственным, – ответила она с отвращением, скривив губы.

– А что насчет барона? Он наверняка наслаждается камнями.

– Барон Рииди ВВ, – уверенно заявила она, – мыслит чисто деловыми и военными категориями. Я иногда видела, как он расслабляется в разных ААннских развлечениях, но никогда – с янусскими камнями.

– А что насчет других здешних знатных и чиновных ААннов?

– Нет, они все полностью поглощены своими задачами. А почему так любопытно узнать, видела ли я каких-либо рептилий, пользующихся камнями?

– Потому что, – задумчиво проговорил Флинкс, – я не думаю, что они на это способны. Не знаю, что делает барон с камнями, передаваемыми для предполагаемой продажи в пределах Империи, но я уверен, что они предназначаются не для развлечения богатых ААннов. Может быть, для подкупа в пределах Содружества, этого я еще не вычислил.

– ААннский мозг отличается от человеческого или транксийского, – продолжал он, – не обязательно слабее их – в некоторых отношениях, вероятно, сильнее, но отличающийся. Я немного читал об этом и не верю, что их мозги производят надлежащие импульсы для управления связью с янусским камнем. Они могут взболтать коллоидальную взвесь, но организовать ее во что-то узнаваемое – никогда.

– В самом деле, – пробормотала себе под нос Руденуаман по завершении этой небольшой лекции. – Что делает вас экспертом по таким делам?

– У меня большие уши, – отвечал Флинкс. Пусть лучше продолжает считать его диким отгадчиком, чем расчетливым мыслителем.

– Ладно, допустим, они не могут управлять кристаллами так, как мы. – Она безразлично пожала плечами. – Красота камня все равно остается непревзойденной.

– Это так, – допустил он. – Но до такой ли степени, чтобы оправдать подобное рискованное вторжение на территорию Содружества? Будь я проклят, если поверю, будто ААнны так сильно любят красоту. Эти камни каким-то образом используются против Содружества, против рода челанксийского.

Руденуаман не ответила, предпочтя игнорировать то, чего не могла опровергнуть. Они зашли далеко на более высокие уровни здания. К ним приблизился высокий ААнн, в идеальной хирургической маскировке, за исключением того, что теперь Флинкс знал, что за ней скрывается, и был способен узнать под ней рептилию.

– Это Меево ФФ ГВ, – уведомила их Руденуаман, подтверждая догадку Флинкса. – Он следующий по старшинству ААнн и помощник барона. Он также превосходный инженер, курирующий здесь все операции по горнодобыче. – Она самонадеянно поглядела на Флинкса. – Я немного подумала о ваших обвинениях и знаете что я решила. – Она улыбнулась. – Мне наплевать, что ААнны причинят Содружеству своей долей камней, пока это не мешает моему бизнесу.

– Именно таких слов я примерно и ожидала от вас услышать. – Голос Силзензюзекс нес в себе презрение единственным доступным транксам способом: резко щелкающим тоном. Флинкс думал, что идти на антагонизм с их переменчивой хозяйкой было идиотизмом, но та, похоже, не волновалась. Если она что и испытывала, так разве что удовольствие, видя свою пленницу столь расстроенной.

– Ну разве не приятно видеть подтверждение своих мыслей? – Она повернулась к подошедшему. – Здравствуй, Меево.

Флинкс воспользовался удобным случаем детально изучить маскировку рептилии. Будь корабль Руденуаман остановлен инспекторами Содружества, он сомневался, что какой-нибудь небрежный наблюдатель мог разоблачить тщательно сработанную маскировку.

Однако если посмотреть повнимательней, глаза выдавали четко. Потому что у Меево ФФ ГВ, как и у барона, как и у всех ААннов были двойные веки. Моргание разоблачало скрывавшееся за этими глазами существо.

– Это те, которые сумели пройти мимо переналаженных крепостей? – спросил ААннский подручный, переводя взгляд с Силзензюзекс на Флинкса.

– Да, их только двое, – сообщила ему Руденуаман.

Меево вроде как любезно полюбопытствовал:

– Тогда почему же они еще живы?

Силзензюзекс снова задрожала, на этот раз от совершенно нечеловеческого безразличия в этом голосе.

– Сейчас они меня еще забавляют. А когда вернется барон, у него могут найтись к ним свои собственные вопросы. Барон умеет допрашивать куда лучше, чем я. Я склонна становиться нетерпеливой.

У инженера вырвался тихий рептильный смешок.

– Я слышал о девчонке. Крайне неудачное, раздражающее происшествие. Беспокоиться, однако, не о чем. Барон покончит с ней раньше, чем она сможет связаться с посторонними. Его умение распространяется и на другие области, кроме допросов. – Он усмехнулся, показывая фальшивые человеческие зубы на удлиненных фальшивых человеческих челюстях. В глубине же открытого рта Флинкс сумел едва-едва разглядеть блеск настоящих, куда более острых зубов.

– Вы находите их забавными… любопытными, – заключил инженер с жестом, который Флинкс не сумел интерпретировать. Его позиция намекала, что небрежное развлечение было ему столь же чуждо, как и рождение живого потомства.

Однако, Аанны тоже были любопытны. Меево следовал по пятам за ними, когда Руденуаман провела их через остаток комплекса.

– Внизу вы видели добычу и сортировку. Здесь происходит шлифовка и удаление поверхностных примесей. – Она показала на серию камер без дверей, откуда доносились музыкальные звуки.

– Здесь все сплошь ААнны, кроме вас и ваших телохранителей? – сардонически поинтересовалась Силзензюзекс.

– О, нет. Нас здесь примерно поровну. В нашем любимом обществе есть удивительно большое число талантливых челанксийцев, для которых повседневные проблемы жизни оказались слишком сложными. Бесчувственные власти довели их до поиска хоть сколь-нибудь респектабельной работы. Борьба за существование перевешивает любые имеющиеся у них сомнения относительно таких неосязаемых вещей, как межвидовая лояльность.

– Осмелюсь предположить, что никто из них не покидает этот мир живым.

Руденуаман, похоже, искренне удивилась.

– Смешная особа… это же было бы плохо для бизнеса. О, я не хочу сказать, что мы вдохновляем в них лояльность. Для большинства тех, кто здесь работает, это понятие больше ничего не значит, иначе они вообще бы здесь не находились. Любой из них с радостью продал бы свое знание об этом незаконном предприятии в ту же минуту, как получит расчет.

– Мы применяем с их ведома и согласия селективное стирание памяти, очищающее их мозги от всяких воспоминаний о пребывании здесь. Это оставляет их со смутно неуютным ощущением, что они провели долгий период без сознания. Это и их жирный банковский счет гарантируют, что они не выдадут нашего присутствия здесь.

– Стирание памяти, – пробормотала ошеломленная Силзензюзекс, – запрещено применять кому-либо, кроме высших врачей Содружества или Церкви, да и то только при чрезвычайных обстоятельствах!

– Вы должны не забыть внести это в свой рапорт, – усмехнулась Руденуаман.

Они вышли в большое помещение, и температура заметно упала.

– Мы пойдем в главную шахту, – объяснила Телин, указывая на длинные вешалки находящейся поблизости спецодежды. Силзензюзекс увидела, что многие из них были скроены для транксов.

– Вы думали, что ваши драгоценные кузены невосприимчивы к приманке кредитами? – подколола ее Руденуаман. – Ни у какого вида нет монополии на жадность, детка.

– Не называйте меня деткой, – тихо возразила Силзензюзекс.

Ответ Руденуаман был не таким, какого ожидал Флинкс – первый настоящий смех, услышанный ими от нее. Она оперлась на свою трость, трясясь от смеха. Любопытные рабочие, проходя мимо, поворачивались, чтобы взглянуть на них.

– Я буду называть тебя мертвой, если ты предпочитаешь, – наконец провозгласила коммерсантка. Она показала на длинные вешалки со спецодеждой. – А теперь наденьте одну из них, внутри горы довольно холодно.

Облачившись в защитную одежду, они последовали за ней и инженером-ААнном по широкой прямоугольной дороге. Металл вскоре уступил место голой скале. Размещенные с равными промежутками однопролетные дуги из дюралесплава помогали поддерживать потолок.

Термальный костюм Флинкса был частично открыт, разрешая маленькой рептильной голове выглядывать изнутри, водя немигающими глазами, когда она наблюдала холодное окружение. Двойные ряды ярко пылающих световых трубок отбрасывали по туннелю ровное излучение.

– Этот сектор уже исчерпан, – объяснила Руденуаман. – Кристаллы находятся в жиле, уходящей горизонтально в гору.

Они замедлили шаги.

– Сеть из нескольких добавочных вспомогательных штреков тянется вдоль жил поменьше. Некоторые проходят чуть выше, а другие – ниже нашего нынешнего местонахождения. Мне говорили, что камни возникли в случайных очагах вулканической скалы, заполненных когда-то газом. Янусские камни создала необычная комбинация давления и жара.

– Сами камни находятся в разных сортах породы горы, как алмазы в кимберлите на Земле и Броникских радужных кратерах, разрабатываемых на Эвории. Во всяком случае, именно так говорят мне мои инженеры.

Игнорируя употребленное по отношению к нему притяжательное местоимение, Меево сделал краткий жест признания:

– Это так. Схожие примеры изолированных образований кристаллов имеются и в пределах Империи, хотя ничего столь необычного, как это.

Что-то щекотнуло мозг Флинкса, и он стал вглядываться в неясную глубину шахты.

– К нам кто-то идет, – наконец объявил он.

Руденуаман повернулась посмотреть и праздно заметила:

– Всего лишь несколько туземцев. Они примитивные, но достаточно разумные, чтобы сделаться хорошими чернорабочими. У них нет никаких орудий труда, никакой цивилизации и никакого языка, помимо немногих урчаний и имитированных человеческих слов. Они не носят даже минимальной одежды. Их единственная претензия на рудиментарный разум проявляется в простых модификациях, делаемых ими в домах-пещерах: перекатывание валунов в переднюю часть, чтобы уменьшить вход, копание вглубь горы, и так далее. Они выполняют для нас тяжелую черновую работу, и они осторожны с обнаруженными ими камнями.

Мы упростили бурильное оборудование для них. Мех их достаточно густ, так что холод внутри горы, кажется, их не беспокоит, что является большим счастьем для нас. Даже в термальных костюмах для людей было бы трудно, а для ААннов – невозможно, дальше разрабатывать отложения кристаллов, учитывая, насколько глубоко тянется теперь шахта в гору. Если они и возражают против холода, то, кажется, готовы рисковать ради наград, выдаваемых им нами в обмен за каждый камень.

– И чем же вы их вознаграждаете? – с любопытством поинтересовался Флинкс. Объемистые фигуры все еще медленно приближались к ним. Волосы у него на затылке вздыбились, и Пип сильно зашевелился в складках теплого костюма.

– Ягодами, – с отвращением отрезал Меево. – Ягодами и фруктами, орехами и клубнями. Корнееды! – закончил он с характерным для всех плотоядных презрением.

– Значит, они вегетарианцы?

– Не совсем, – поправила Руденуаман. – Они явно вполне способны переваривать мясо, и у них есть необходимые для охоты зубы и когти, но они намного больше предпочитают фрукты и ягоды, которые им может добыть наш автоматический сборщик урожая.

– Грязекопатели, – буркнул инженер-ААнн. Он взглянул на Руденуаман: – Извините, что выхожу из вашей игры, но меня ждет работа, – он повернулся и неуклюже двинулся обратно по шахте.

К этому времени четверо туземцев подошли достаточно близко, чтобы Флинкс различил индивидуальные характерные черты. Каждый был выше рослого человека и в два-три раза шире, почти толстяки. Сколько от этого объема составлял невероятно густой коричневый мех, отмеченный черно-белыми кляксами, он не мог сказать. По сложению и общему виду они были, в сущности, урсиноидами, хотя и имели плоскую морду вместо вытянутого рыла. Она заканчивалась почти невидимым черным носом, выглядевшем чуть ли не комично на таком массивном создании.

Концы каждой из четырех семипалых лап увенчивали короткие толстые когти, и эти создания, похоже, могли с равной легкостью передвигаться на всех четырех лапах или стоя прямо. Никаких хвостов не было. На макушке располагались короткие округлые уши. Пока самыми отличительными чертами были глаза, как у долгопятов: огромные, словно блюдца, янтарно светившиеся в флюоресцентном освещении туннеля. В их центре плавали огромные черные зрачки, похожие на обсидиановые желтки.

– Судя по их внешности, они ведут в основном ночной образ жизни, а дневной – лишь минимально, – заметила заинтригованная Силзензюзекс. Туземцы заметили новоприбывших, и все поднялись на задние ноги, чтобы получше разглядеть их. Когда они стояли выпрямившись, то, казалось, заполняли собой весь туннель. Флинкс заметил легкий изгиб в уголках их ртов, создававший ложно комическую дельфиновидную улыбку на каждом массивном лице.

Он был готов задать Руденуаман еще один вопрос, когда что-то сильно зашевелилось в его термальном костюме. Лихорадочная попытка Флинкса схватить его оказалась слишком запоздалой, чтобы удержать Пипа. Летучий змей выскочил и устремился вперед по шахте к туземцам.

– Пип… подожди, нет же никакой!..

Он начал было говорить, что не было никакой причины нападать на мохнатых великанов. Ничего страшного или угрожающего не царапнуло его чувствительный мозг. Если мини-дракончик разъярит огромных туземцев, то сомнительно, что кто-нибудь из них выберется из этого туннеля живым.

Игнорируя призыв хозяина, Пип добрался до ближайшего из созданий. На задних ногах огромный зверь достигал почти трех метров ростом и весил, должно быть, по меньшей мере полтонны. Огромные светящиеся глаза разглядывали крошечный призрак, чей яд почти всегда был смертелен.

Пип спикировал прямо на голову. В последнюю секунду перепончатые крылья забили в воздухе, когда мини-дракончик затормозил – чтобы приземлиться и легко обвиться вокруг плеча туземца. Монстр бесстрастно поглядел на мини-дракончика, а затем обратил свой тусклый взгляд на Флинкса, в шоке глядевшего в ответ на великана, разинув рот.

Второй раз в своей жизни Флинкс потерял сознание.

Сон был новым и очень глубоким. Он плавал в середине бесконечного черного озера под угнетающе близким ночным небом.

Было так темно, что он не видел ничего, даже собственного тела… которого тут могло и не быть.

На фоне эбеновых небес дрейфовали четыре ярких огонька. Крошечные, пляшущие точечки немигающего золота двигались, вычерчивая непредсказуемые и все же рассчитанные узоры, словно светляки. Они плясали и кружились, проносились и скакали неподалеку от его глаз, которых он не имел, и все же ясно видел их.

Иногда они плясали вокруг друг друга, а однажды все четверо исполнили какое-то хитрое сплетение и расплетение, столь же сложное и многозначительное, сколь и быстро забытое.

– Теперь он вернулся, – заметил первый светляк.

– Да, он вернулся, – согласились одновременно двое других.

Флинкс с интересом заметил, что последний из четырех светляков не был постоянным, немигающим огоньком, как он сперва подумал. В отличие от других, он непериодически вспыхивал и гас, словно лампа, работающая при флюктуирующем токе. Когда он мигал, то полностью исчезал, а когда загорался, то вспыхивал ярче, чем любой из других.

– Мы напугали тебя? – поинтересовался мигающий.

Ответил бестелесный голос, странно похожий на его собственный:

– Я увидел, как Пип… – начал было говорить голос-сон.

– Сожалею, что мы крикнули тебе, – извинился первый светляк.

– Сожалеем, что закричали, – хором подхватили двое других. – Мы не собирались причинять тебе вреда. Мы не собирались пугать тебя.

– Я увидел, как Пип, – задумчиво произнес Флинкс, – обвился вокруг плеча одного из туземцев. Я никогда не видел, чтобы Пип делал это раньше с чужаком. Ни с Мамашей Мастифф, ни с Трузензюзексом, ни с кем.

– Пип? – переспросил третий голос.

– О, – объяснил второй светляк, – он имеет в виду маленький твердый ум.

– Твердый, но вкусный, – согласился первый. – Как чунут.

– Ты подумал, что маленький твердый ум собирался причинить нам вред? – спросил первый голос.

– Да, но вместо этого он ответил вам открытостью, какой я никогда раньше не видывал. Значит, вы тоже должны вещать на эмпатическом уровне, только ваши мысли дружеские.

– Если ты говоришь, что мы должны, – рассудил третий светляк, – значит – должны.

– Но только когда должны, – строго добавил четвертый голос, вспыхнув ярче, чем трое других, прежде чем исчезнуть.

– Почему четвертый среди вас приходит и уходит, словно туман? – пробормотал голос-сон Флинкса.

– Четвертый? А… – объяснил первый голос, – это Можетитак. Такое у него имя, на эту неделю, во всяком случае. Меня зовут Пушок. – У Флинкса возникло впечатление, что другие два огонька стали чуть поярче. – А это Ням и Голубой. – На миг вспыхнул четвертый огонек.

– Они пара, – сказал он, а затем снова погас.

– Опять пропал, – заметил Флинкс с бестелесной отвлеченностью.

– Это же Можетитак, помнишь? – напомнил голос-Пушок. – Иногда он не здесь. Остальные из нас всегда здесь. И имен своих мы тоже не меняем, но Можетитак появляется и пропадает, и меняет свое имя примерно каждую неделю.

– Куда уходит Можетитак, когда он пропадает?

Голубой ответил откровенно:

– Мы не знаем.

– Тогда откуда он появляется, когда возвращается?

– Никто не знает.

– Спроси его, – предложили вместе Ням и Голубой.

Можетитак вернулся со своим огоньком, ярче, чем у любого из них.

– Почему ты меняешь свое имя каждую неделю, и куда ты уходишь, когда пропадаешь, и откуда ты являешься, когда возвращаешься? – поинтересовался голос-Флинкс.

– О, нет никаких сомнений в этом, – сообщил ему Можетитак напевным голосом-сном и снова погас.

Пушок заговорил конфиденциальным шепотом-сном:

– Мы думаем, что Можетитак немного безумен. Но все равно он хороший парень.

Флинкс рассеянно заметил, что он начинает погружаться под поверхность черного озера. Над ним курьезно кружились и ныряли четыре огонька.

– Ты первый, кто с нами заговорил, – произнес голос-Пушок.

– Приходи и поговори с нами еще, – с удовольствием попросила Ням. – Забавно иметь того, с кем можно поговорить. Маленький твердый слушает, но говорить не может. Это забавная новая штука!

Голос-сон Флинкса пробулькал сквозь углубляющуюся маслянистую жидкость:

– Куда мне следует пойти, чтобы поговорить с вами.

– К концу длинной воды, – сказала ему Ням.

– К концу длинной воды, – подтвердил Голубой.

– К противоположному концу длинной воды, – добавил Пушок, бывший довольно-таки точнее других.

– Никаких сомнений в этом, – согласился Можетитак, загоревшись едва ли на секунду.

"В этом, в этом…" слова тонули в мягкой ряби, производимой медленно погружавшимся телом Флинкса. Погружавшимся, погружавшимся пока он не коснулся дна озера. Сперва коснулись его ноги, потом бедра, потом спина и, наконец, голова.

"В этом месте есть что-то странное", – подумал он. Небо было чернее воды, а вода, по мере того, как он тонул, становилась светлее, вместо того чтобы темнеть. На дне же было так ярко, что стало больно глазам.

Он открыл их.

Блестящее, почти металлическое сине-зеленое лицо, на котором господствовали два фасеточных драгоценных камня, озабоченно глядело на него. Вдохнув, он почувствовал запах кокосового масла и орхидей. Что-то пощекотало его левое ухо.

Ища источник, он обнаружил лежащую у него на груди маленькую рептильную морду Пипа. Выскочил длинный острый язык и несколько раз ткнулся в его щеку. Явно удовлетворенный состоянием хозяина, мини-дракончик расслабился и соскользнул с подушки, удобно свернувшись поблизости.

Подушки?

Глубоко вздохнув, Флинкс улыбнулся Силзензюзекс. Она отодвинулась и он увидел, что они находятся в маленькой, аккуратно меблированной комнате. Через высокие окна лился солнечный свет.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она его с резкими щелчками и свистами симворечи. Он кивнул и посмотрел, как она благодарно осела на спальную-сидячую платформу по другую сторону комнаты.

– Слава Улью. Я уж думала, ты умер.

Флинкс положил голову на поддерживающую руку:

– Вот уж не думал, что это имеет для тебя такое большое значение.

– А, заткнись, – с неожиданной горячностью оборвала она его. Он заметил в ее голосе замешательство и подавленность, когда в ней соперничали чувства и факт. – Было много случаев, когда я с радостью перерезала бы тебе горло, если бы не находилась под клятвой защищать тебя. А потом было равное число других случаев, когда я почти желала, чтобы у тебя был не скелет, а хитин. Вроде того случая, еще на Земле, когда ты спас мне жизнь, и когда ты противостоял этой варварской молодой самке. – Флинкс увидел, как нервно подрагивают ее антенны, неуверенно сжимается грациозный изгиб ее яйцекладов. – Ты – самое сводящее с ума существо, какое я когда-либо встречала, человек Флинкс!

Он осторожно сел и обнаружил, что внутри у него все действовало также хорошо, как и снаружи.

– Что случилось? – в замешательстве спросил он. – Нет, погоди… Я помню, что отключился, но не помню почему. Меня что-нибудь ударило?

– Тебя никто и пальцем не тронул. Ты рухнул, когда твой приятель кинулся на одного из туземных рабочих. К счастью, это маневр, кажется, был просто блефом. Туземец был не настолько знающим, чтобы испугаться, – ее выражение стало озадаченным. – Но почему бы это заставило тебя упасть в обморок?

– Не знаю, – уклончиво ответил он. – Вероятно, из-за шока, когда я представил себе, как остальные туземцы разрывают нас на куски, после того как Пип убьет одного из их числа. Когда же он не убил, то шок умножился, потому что Пип попросту не относится так к чужакам, – Флинкс заставил себя казаться безразличным. – Так значит, естественный мех нравится Пипу больше, чем термальный костюм, и он прильнул к одному из туземцев. Вот что, вероятно, и случилось.

– И что это доказывает? – поинтересовалась Силзензюзекс.

– Что я слишком легко падаю в обморок, – скинув ноги с постели, он бросил на нее мрачный взгляд. – По крайней мере, теперь мы знаем почему этот мир находится под Эдиктом.

– Ш-ш-ш! – она чуть не упала со спальной платформы. – Почему… нет, подожди, – предостерегла она его. Прошло несколько минут, в течение которых она проделала тщательное обследование комнаты, проверяя места, которые Флинкс никогда бы не додумался проверить.

– Все чисто, – объявила наконец она с удовлетворением. – Я считаю, что по их мнению мы не можем сказать такого, что стоит слушать.

– Ты уверена? – спросил в замешательстве Флинкс. – Я об этом как-то не думал.

Силзензюзекс, похоже, обиделась.

– Я же говорила тебе, что проходила обучение в Службе Безопасности. Нет, кроме меня тебя здесь некому слушать.

– Ладно, причина, по которой этот мир был помещен под Эдикт, встретила нас сегодня в туннеле. Это туземцы… Урчащие гоблиноглазые чернорабочие Руденуаман. Они и есть причина.

Еще с минуту она продолжала пялиться на него, подумывала засмеяться, решила, что лучше не стоит, когда увидела, насколько он серьезен.

– Невозможно, – наконец пробормотала она. – Ты подвергся какой-то галлюцинации. Туземцы наверняка не больше того, чем кажутся: большие, дружелюбные и тупые. Они еще недостаточно развились, чтобы Церковь изолировала этот мир.

– Напротив, – возразил он. – Они куда больше того, чем кажутся.

Она выглядела раздраженной:

– Если это правда, то почему они долгие часы выполняют тяжелую черную работу при температуре замерзания в обмен на несколько несчастных орехов и ягод?

Голос Флинкса безутешно упал:

– Этого я еще не знаю, – он поднял взгляд. – Но я знаю вот что: они прирожденные телепаты.

– Иллюзия, – твердо повторила она. – Испытанная тобой галлюцинация.

– Нет, – голос его был твердым, уверенным. – Я сам обладаю некоторыми слабенькими талантами. И понимаю разницу между галлюцинацией и связью мозга с мозгом.

– Будь по-твоему, – вздохнув, провозгласила Силзензюзекс. – Спора ради давай временно считать, что это была не иллюзия. И все же это не причина для Церкви помещать мир под Эдикт. Целая раса – телепатов это только теория, но этого недостаточно, чтобы исключить их из ассоциированного членства в Содружестве.

– Дело не только в этом, – серьезно объяснил Флинкс. – Они… ну, умнее, чем кажутся.

– Я в этом сомневаюсь, – фыркнула она. – Но даже расу умных телепатов не сочли бы такой угрозой.

– Намного умнее.

– Я не поверю в это, пока не увижу доказательств, – возразила она. – Если бы они представляли какую-то серьезную угрозу Содружеству…

– Почему же еще Церковь поместила этот мир под Эдикт?

– Флинкс, у них нет никаких орудий, никакой одежды, никакого разговорного языка – никакой цивилизации. Они рыскают, урча, в поисках корней и плодов, живут в пещерах. Если они потенциально такие умные, как ты утверждаешь, почему они упорно прозябают в нищете?

– Это, – признал Флинкс, – очень хороший вопрос.

– У тебя есть на него очень хороший ответ?

– Нет. Но я убежден, что нашел причину действий Церкви. К чему приводит помещение расы под Эдикт?

– Никаких контактов с внешними сторонами, бороздящими космос народами, – процитировала она. – Самые строгие наказания за любое нарушение Эдикта. Раса вольна развиваться на свой собственный лад.

– Или вольна пребывать в состоянии застоя, – пробурчал Флинкс. – Содружество и Церковь помогали множеству первобытных народов. Почему же не уйюррийцам?

– Ты позволяешь себе судить о высшей политике Церкви, – пробормотала она, снова отодвигаясь от него.

– Не я! – почти крикнул он, шумно стукнув обеими руками по одеялу, и, быстро жестикулируя, продолжал. – Это Церковный Совет позволяет себе манипулировать судьбами рас. А если не Церковь, то правительство Содружества. А если не Содружество, то крупные корпорации и семейные фирмы. И потом, есть Империя ААннов, которая ставит себя превыше всего. – Он принялся в гневе расхаживать вдоль постели.

– Господи, меня до смерти тошнит от организаций, думающих, что они имеют право устанавливать, как следует развиваться другим!

– А что бы ты предложил взамен? – бросила она ему вызов. – Анархию?

Флинкс снова тяжело сел на постели, уткнувшись лицом в ладони. Он устал и был чересчур молод.

– Откуда мне знать. Я знаю только одно: меня начинает чертовски тошнить от того, что сходит за разум в этом углу мироздания.

– Не могу поверить, что ты столь невинен, – проговорила она на сей раз помягче. – Чего ты еще ждешь от всего лишь млекопитающих и насекомых? Слияние было только началом выхода твоей и моей расы из долгого темного века. Содружеству и Объединенной Церкви всего несколько веков. Чего ты ждешь от них так скоро. Нирванны? Утопии? – она покачала головой, жест, позаимствованный транксами у человечества.

– Не мне и не тебе ставить себя превыше Церкви, помогшей вывести нас из этих темных времен.

– Церковь, Церковь, вечно твоя всемогущая Церковь! – закричал он. – Почему ты ее защищаешь? Ты думаешь, она состоит из святых?

– Я никогда не утверждала, что она совершенна, – ответила она на это, проявляя и сама некоторую горячность. – Сами Советники утверждали бы это последними. Это одно из ее достоинств. Естественно, она несовершенна, она никогда не стала бы утверждать обратное.

– Именно это мне однажды и сказал Цзе-Мэллори, – задумчиво произнес он.

– Что… кто?

– Некто, кого я знал, тоже покинувший Церковь по своим собственным причинам.

– Цзе-Мэллори, снова эта фамилия, – задумчиво проговорила она. – Он был тем напарником по стингеру моего дяди, о котором ты упоминал раньше. Бран Цзе-Мэллори?

– Да.

– На собраниях клана говорили о нем также, как и о Трузензюзексе, – она встряхнулась, резко возвращаясь к настоящему, бесполезно грустно думать о том, чего она, вероятно, уже никогда не сможет испытать вновь. – Ну а теперь, когда ты решил, что вселенная несовершенна и что орудия разума несколько меньше, чем всеведущи, что ты предлагаешь нам на этот счет предпринять?

– Поговорить с нашими будущими друзьями, уйюррийцами.

– И что же они сделают? – усмехнулась она. – Забросают камнями челноки барона, когда тот вернется? Или лучеметы, которые здесь наверняка запасены в избытке?

– Возможно, – допустил Флинкс. – Но даже если они ничего не смогут сделать, я думаю, среди них у нас будет куда больше шансов выжить, чем тут, ожидая, когда Руденуаман надоест держать нас при себе. Когда это случится, она отделается от нас как от старого платья. – Он дал своему мозгу прозондировать, не видя больше причин прятаться от Силзензюзекс. – За дверью стоит только один охранник.

– Откуда ты знаешь… ах да, ты мне сказал, – ответила она сама себе. – Насколько обширны твои таланты?

– Не имею ни малейшего представления, – честно ответил он ей. – Иногда я могу воспринять паука в комнате. А другой раз… – он почувствовал, что лучше сохранить несколько секретов. – Просто положись на мое слово, что снаружи только один охранник. Полагаю, наша покорность убедила Руденуаман, что нам не требуется пристальное наблюдение. Как она выразилась, нам тут некуда бежать.

– Не уверена, что я не согласна с ней, – пробормотала Силзензюзекс, обратив взгляд к холодным горам за окном. – Хотя должна признать, что если мы сбежим, она может оставить нас в покое. В горах мы будем представлять для нее не больше опасности, чем здесь.

– Надеюсь, она так и думает, – признался он. – Барон бы с ней не согласился. Нам нужно убираться сейчас же. – Соскользнув с постели, он подошел к двери и тихо постучал. Дверь ушла в стену, и охранник внимательно посмотрел на них, с расстояния в несколько шагов, заметил Флинкс.

Это был высокий худощавый человек с усталым выражением лица и волосами, ставшими слишком рано седыми. Насколько мог судить Флинкс, он не был ААнном в человеческой личине.

– Вы прервали мое чтение, – кисло уведомил он Флинкса, указывая на расположенный поблизости лентопросматриватель. Это напомнило Флинксу о другой ленте, которую он сам хотел прочесть. Несмотря на бушующее в нем беспокойство, ему придется подождать с просмотром этой ленты до куда более позднего времени, если он вообще когда-нибудь состоится.

– Что вам надо? – было ясно, что этот человек хорошо осведомлен об их пока полном сотрудничестве. Флинкс мысленно закричал, вызывая у себя ощущение страха.

Пип вырвался из-под подушек на постели и пролетел через дверь, прежде чем охранник успел отложить свой просматриватель. В руке у него появился лучемет, но вместо того, чтобы стрелять, охранник скрестил обе руки перед лицом. Флинкс прыгнул через дверной проем и двинул ногой в солнечное сплетение противнику. Только закрытые веки помешали его глазам выскочить из орбит.

С громким "бум" часовой ударился о противоположную стену, осел и привалился, словно тряпичная кукла, к ножке стула. На этот раз мини-дракончик ответил на зов Флинкса. Он снова напряженно устроился на плече Флинкса, прожигая взглядом потерявшего сознание охранника.

Силзензюзекс поспешно подошла к нему сзади:

– Почему он не выстрелил сразу же? Фактически… – Она заколебалась, и Флинкс почувствовал как работает ее ум.

– Совершенно верно. Здесь никто не признал в Пипе опасного зверя. Единственная, кому я сказал, – это телохранительница Руденуаман. Во всей этой суматохе она пренебрегла уведомить об этом всех прочих. Мы же здесь в капкане без надежды на побег, помнишь? Единственными, кто еще знал, были Чаллис и Махнахми. Он мертв, а она сбежала.

Флинкс сделал жест в сторону охранника:

– Вот почему я отозвал Пипа и вырубил его сам. Все по-прежнему не ведают полных способностей Пипа. Раньше или позже Линда вспомнит, что надо рассказать об этом хозяйке. Но к тому времени мы уже должны оказаться на свободе. Второго шанса Руденуаман нам не даст.

– Что мы будем делать теперь?

– Нас никто не видел, кроме небольшого корпуса вооруженных сотрудников службы безопасности и нескольких человек на руднике. Предприятие это приличных размеров. Веди себя так, словно ты знаешь, что делаешь, и мы сможем выйти отсюда неостановленными.

– Ты сумасшедший, – нервно пробормотала она, когда они вошли в лифт. – Может, это и большая база, но все равно она замкнутая община. Здесь все должны друг друга знать.

– Ты сама служила в бюрократической системе, а все еще не понимаешь, – печально заметил Флинкс. – При подобной сложной операции все очень сильно склонны придерживаться собственной специальности. Каждый взаимодействует с людьми в пределах этой специальности. Здесь едва ли однородное маленькое общество. Если мы не наткнемся на одного из охранников, встречавших нас на взлетной полосе, мы сможем передвигаться вполне свободно.

– Пока наш часовой остается без сознания, – напомнила она ему. – А потом они бросятся искать нас.

– Но, держу пари, не за пределами границ базы. Руденуаман будет больше раздражена, чем разгневана. Она будет считать, что здешняя окружающая среда позаботится о нас сама. И так оно и случится, если уйюррийцы нам не помогут.

Они вошли в кабину лифта и тронулись вниз.

– Что заставляет тебя думать, будто они помогут?

– У меня сложилось впечатление, что им не терпится поговорить со мной. Если бы с тобой было десять тупоголовых транксов, говорящих только на нижнетранксийском, и вдруг появляется одиннадцатый, разве бы ты не захотела с ним поговорить?

– Может быть, на какое-то время, – допустила она. – Конечно, после того как я услышала бы все, что он может рассказать, я могла бы также захотеть его съесть.

– Не думаю, что уйюррийцы это сделают.

Лифт достиг уровня земли.

– Что придает тебе такую уверенность? Ягоды, не ягоды, а они всеядны, помни. Что, если они просто телепатические болваны?

– Если я неправ насчет них, то мы умрем куда более чистой смертью, чем в руках у Руденуаман. Я ставлю на две вещи: на сон и на тот факт, что я никогда раньше не видел Пипа, летящим к какому-либо существу, которое он не собирался атаковать. – Протянув руку вниз, он погладил затылок Пипа сквозь ткань комбинезона.

– Ты была права, Сил, когда сказала, что он летел к большему теплу, но тепло заключалось не в мехе уйюррийца. – Дверь лифта ушла в стенку, и они смело вышли в пустынный холл.

Покинув строение, они начали идти между зданиями, направляясь к озеру. Мимо них прошло несколько человек. Флинкс никого из них не узнал, и, к счастью, никто из них тоже не узнал двух пленников.

Когда они приблизились к окраинам базы, Флинкс замедлил шаги, обострив чувства ко всему, что должно быть автоматикой обороняемого периметра. Силзензюзекс поискала скрытую сигнализацию. Они не нашли даже простой ограды. В этой долине явно не водилось никаких крупных плотоядных, а мнение коммерсантки о туземцах они уже знали.

Добравшись до скрывающих деревьев, они сразу ускорили шаг, двигаясь настолько быстро, насколько позволяла поврежденная стопорука Силзензюзекс. Несмотря на ненормально долгий день, солнце находилось низко в небе. Когда солнце, наконец, ушло за один из возвышающихся заснеженных пиков, его тепло быстро растворилось в горном воздухе. На Силзензюзекс это подействует в первую очередь и наиболее жестоко, но Флинкс не сомневался, что он тоже был опасно незащищенным в своем тонком комбинезоне.

Он надеялся, что их мохнатые хозяева смогут что-нибудь предпринять насчет этого. Если их никто не ждет на противоположном конце озера – "длинной воды" его сна, – он будет очень смущен. И очень сожалеть.

На нижнем конце озеро сужалось до маленькой отдушины, а затем кувыркалось с ярким весельем всех горных ручьев вниз по склону, танцуя и падая с текучей хореографией на скалы, сломанные стволы и ветви. Несмотря на густоту верхнего леса, плотный, похожий на земной вереск, покров рос здесь буйно.

Флинкс сорвал маленькие кустики с цветами, со странными похожими на иглы листьями и центрами размножения. По этим джунглям нижнего уровня зарывались, извивались и шмыгали мелкие мохнатые существа.

Силзензюзекс пренебрежительно понюхала, свистя своими спикулами, когда они следили, как крошечное создание с десятью мохнатыми ножками и миниатюрными копытами юркнуло в нору на противоположном берегу ручья.

– Примитивный мир, – прокомментировала она. – Никаких насекомых. – Она уже дрожала. – И не удивительно. Этот мир слишком холоден для них – и для меня.

Флинкс начал рыскать глазами по лесу и тер ладони друг о друга. Время от времени он совал руку за пазуху комбинезона погладить Пипа. Мини-дракончик тоже происходил из парникового мира. Он становился недвижим в инстинктивном усилии сохранить энергию и тепло тела.

– Я, знаешь, тоже не чувствую себя здесь как дома, – сказал ей Флинкс. Обеспокоенно посмотрев вверх, он увидел, что солнце уже наполовину проглочено горой с хребтом, как у покалеченного динозавра.

– Мы можем здесь до смерти замерзнуть сегодня ночью или вернуться и рискнуть встретиться с той самкой, – запинаясь, выдавила Силзензюзекс. – Чудесный выбор ты предоставил нам.

– Не понимаю, – озадаченно пробормотал он. – Я был настолько уверен. Голоса были такими ясными.

– Во сне все ясно, – философски заметила она. – Это реальный мир никогда не имеет смысла, теряет четкость по краям. Я все еще не уверена, что ты не потерял немного четкость по краям, Флинкс.

– Хо, хо, – грянул голос, словно молоток ударил по дну большого металлического котла. Это был настоящий голос, а не телепатический шепот.

– Шутка. Я люблю шутки!

Сердце Флинкса вернулось к нормальному стуку, когда он и Силзензюзекс стремительно обернулись и увидели огромную широкую фигуру, выходившую вперевалку между двух деревьев. Особых физических отличий между туземцами не наблюдалось.

Флинкс, однако, теперь знал, что надо искать нечто менее очевидное. Оно ярко замигало ему, сильное, скрытое мысленное свечение, похожее на светляка, напомнил он себе.

– Здравствуй, Пушок. У тебя есть чувство юмора, но, пожалуйста, больше к нам так не подкрадывайся.

– Чувство юмора, – откликнулся, словно эхо, великан. – Это означает, что я люблю устраивать шутки? – он возвышался над ними на задних ногах, словно башня. – Да. Что лучше, чем устройство шуток? Кроме, может быть, строительства пещер, еды, сна и занятия любовью.

Флинкс заметил, что широко улыбающийся рот двигался.

– Вы разговариваете, – заметила одновременно с ним Силзензюзекс. Она повернулась к Флинксу: – Мне показалось, что ты сказал, что они телепаты?

– Можем пользоваться и мыслеречью тоже, – сказало что-то у нее в голове, заставив подпрыгнуть.

– Так вот что значит телепатия, – прошептала она, переживая этот новый опыт. – Она, в своем роде, очень пугающая.

– Зачем же утруждать себя речью? – поинтересовался Флинкс.

– Это менее действенно, но более забавно, – прохрипел в ответ Пушок.

– Намного более забавно, – подхватили два голоса. Появились бредущие к ручью Ням и Голубой. Опустившись на четвереньки, они принялись лакать воду.

– Почему же вы говорите так с людьми на базе?

– База? Большие металлические пещеры?

Флинкс кивнул и был вознагражден мысленным пожатием плечами.

– Никто не просит нас много говорить. Мы видим у них внутри, что им нравится, чтобы мы говорили вот так, – и он продолжал, выдав несколько урчащих слов и фыркнутых фраз.

– Это делает их счастливыми. Мы хотим, чтобы все были счастливы. Поэтому мы так и говорим.

– Не уверен, что понимаю, – признался Флинкс, усаживаясь на камень и дрожа. У его плеча материализовалась чудовищная фигура, и Силзензюзекс подпрыгнула на полметра вверх.

– Никаких сомнений в этом, – прогремел Можетитак. Одна лапа сжимала два скомканных предмета, в то время как другая держала большой пластиковый футляр. Флинкс почувствовал, как теплая мысль окатила его, словно ведро горячей воды, а затем Можетитак пропал.

– Что это было? – захотела узнать разинувшая рот Силзензюзекс.

– Можетитак, – рассеянно ответил ей Флинкс, изучая принесенное подвижным уйюррийцем. – Термальные костюмы: один – для тебя, один – для меня.

Забравшись в самообогревающуюся облегающую одежду, они провели несколько роскошных минут, размораживаясь, прежде чем начали исследование содержимого большого футляра.

– Еда, – заметила Силзензюзекс. – Два лучемета…

Флинкс сунул руку вглубь контейнера, сознавая, что дрожит. "И это… даже это". Он вытащил руку, держа маленькую, слегка помятую катушку.

– Как? – спросил он с благоговейным трепетом Пушка. – Как он узнал? – Улыбка Пушка была искренней и выходила за пределы застывшей у него на устах.

– Можетитак играет в свои собственные игры. Для Можетитака все – игра, и он очень хорош в играх. Лучше, чем любой из семьи. В некоторых отношениях он как переросший детеныш.

– Детеныш, – согласилась Ням. – Но большой огонек.

– Очень большой огонек, – согласился Голубой, поднимая голову и слизывая длинным языком воду с морды.

– Забавно, когда есть с кем поговорить, – игриво заметил Пушок. Затем он выдал впечатление обиженно нахмурившегося. – Другие прибыли, но не высадились. Можетитак видел их и говорит, что они делали какие-то странные вещи своими конструкциями, орудиями вроде тех, что в металлических пещерах. Они очень разволновались, а потом улетели.

– Церковная изыскательская партия, – без нужды прокомментировал Флинкс.

– Мы не поняли, почему они улетели, – сказал обеспокоенный Пушок. – Мы желали, чтобы они спустились и поговорили. Мы опечалились и хотели им помочь, потому что они были чем-то напуганы. – Снова мысленное пожатие плечами. – Хотя мы могли и ошибиться.

– Не думаю, что вы ошибались, Пушок. Их кое-что напугало, что и говорить.

Силзензюзекс не обращала на него внимания. Она с отвисшими жвалами уставилась на Пушка. Флинкс повернулся к ней и спросил:

– Теперь ты понимаешь, почему этот мир поставили под Эдикт?

– Под Эдикт, – повторил Пушок, смакуя звуки устной речи. – Общее предостережение, заключающее в себе философские рационализации, проистекающие…

– Быстро ты учишься, Пушок, – сглотнул Флинкс.

– О, разумеется, – с детским энтузиазмом согласился великан. – Это забавно. Давай поиграем в игру. Ты придумай понятие или новое слово, а мы попробуем усвоить его, идет?

– Для изыскательской партии, проводившей здесь замеры, это была не игра, – вдруг объявила Силзензюзекс. Она посмотрела на Флинкса. – Я вижу, что ты пытаешься мне сказать.

И к великану:

– Они не высадились, потому что… потому что побоялись вас, Пушок.

– Побоялись? Зачем меня бояться, – он хлопнул лапой, способной обезглавить человека, по своему торсу метровой ширины. – Мы всего лишь живем, едим, спим, занимаемся любовью, строим пещеры и играем в игры… и устраиваем шутки, конечно. Чего тут бояться?

– Твоего потенциала, Пушок, – медленно объяснил Флинкс. – И вашего, Ням и Голубой, и твоего тоже, Можетитак, где бы ты ни был.

– Где-то там, – любезно помогла Ням.

– Они увидели ваш потенциал и шарахнулись, как черт от ладана, вместо того чтобы спуститься и помочь вам. Поместили вас под Эдикт, чтобы никто другой тоже не пришел вам на помощь. Они надеялись обречь вас всех на невежество. У вас неисчислимый потенциал, Пушок, но у вас, кажется, нет большого стремления им воспользоваться. Лишая вас этого, Церковь позаботилась о том, чтобы она могла…

– Нет! – закричала в муке Силзензюзекс. – Я не могу в это поверить. Церковь не стала бы…

– Почему же это? – фыркнул Флинкс. – Всякий может побояться, что большой ребенок свалит глыбу.

– Бояться неправильно, – скорбно заметил Пушок. – И печально.

– Прав в обоих случаях, – согласился с ним Флинкс. Вдруг осознав, что его желудок требовал внимания, он выудил из пластикового контейнера большой кубик обработанного мяса и сыра и присел на камень. Удалив оберточную фольгу, он откусил большой кусок от него, а затем принялся искать в контейнере что-нибудь пригодное для Пипа.

Силзензюзекс присоединилась к нему, но проверяла припасы в лучшем случае без энтузиазма. В голове у нее крутился мощный водоворот конфликтующих, сбивающих с толку и деструктивных мыслей. Знание того, что сделала Церковь, вдребезги разбивало веру, которой она придерживалась с самого окукливания. Каждый раз, когда еще один идеал с треском рушился, он вызывал у нее болезненный укол.

Флинкс принял решение:

– Вы хотели поговорить, поиграть в игру понятий и слов?

– Да, давай поиграем, – с энтузиазмом прогнусавила, подходя мелкими шажками, Ням.

– Давай поговорим, – согласился Голубой.

Флинкс выглядел мрачным, учитывая, что он затеял совершить, и порадовался, открыв, что это решение заставляло его испытывать большее удовлетворение, чем любое принятое им за всю его жизнь.

– Уж не сомневайтесь, поговорим.