Звезда Пандоры

Глава 5

Со своим общепризнанным высокомерием обитатели Йорка-5 часто называ­ли свою планету одним из самых счастливых миров в первой зоне космоса Содружества. Этот исключительный мир никогда не знал проблем загряз­нения воздуха или перенаселения, и финансовые потрясения вместе с продаж­ными политиками также его миновали. За время дочеловеческой истории по какому-то капризу эволюции на планете возникло меньше видов растений и животных, чем в среднем в Содружестве. Благодаря этому обстоятельству внедрение чужеродных видов стало здесь вполне обычным явлением, и для тех, кто хотел обрабатывать землю согласно своим личным пристрастиям, сложи­лись самые благоприятные условия.

В 2138 году, когда ККТ объявила о заселении Йорка-5, от консорциума не­скольких семейств с Лос-Вады, входившей в число планет Большой Дюжины, поступил запрос на покупку всей территории планеты. ККТ получила немалую сумму в качестве отступных за право эксплуатации, а Йорк-5 так и не открыли для общей иммиграции. Семейства консорциума были слишком разнородными и не подпадали под определение «межзвездной династии», но, поскольку все они теперь жили в одном мире, будущая генеалогия, возможно, могла бы до­вести их до уровня классического образца.

На Йорке-5 не было столицы как таковой; самым большим городом здесь являлось маленькое поселение служащих ККТ и сотрудников раскинувшегося неподалеку аэропорта. В противоположность всем индустриальным мирам, сюда не привезли ни одного завода. Все, что требовалось его жителям, от кухонной утвари до тротуарной плитки, электроники и одежды, нужно было импортиро­вать. Здесь не было ни автомобильных, ни железных дорог для обеспечения общественного транспорта — только самолеты, принадлежавшие местным се­мействам. За всю свою историю, насчитывающую двести сорок лет, население ни разу не превышало десяти миллионов человек, из которых почти три мил­лиона были наняты для работы на главные семейства. Всю территорию плане­ты разделили на обширные поместья, где каждая семья строила особняки, охотничьи и пляжные домики по своему усмотрению, выбор растений также ограничивался только фантазией хозяев. Со временем континенты превратились в лоскутное одеяло художественных ландшафтов, и терраформирование здесь шло на уровне, невиданном даже на Дальней. И все это ради эстетики.

Капитан в отставке Уилсон Кайм уже более двух столетий наблюдал за развитием своего фамильного имения, проводя здесь каждый отпуск и длинный уик-энд и наслаждаясь царящей тут безмятежностью. Выбранная им территория была покрыта пологими холмами и обширными долинами и располагалась в центральной части южной субтропической зоны. Когда он только приехал сюда, земля была покрыта местной туфовой травой красновато-коричневого цвета и немногочисленными корявыми кустарниками. Вскоре волна более при­ятной глазу земной зелени захлестнула холмы и долины, даря приятное спо­койствие и прохладу. Затем выросли рощицы и отдельные купы самых разных деревьев с десятков миров, чья листва поражала разнообразием окрасок — от снежно-белой до резко-оранжевой. Неглубокие долины заросли дубами, грец­ким орехом и ивами, а несколько отдельных впадин между самыми высокими холмами были отданы во владение гигантским секвойям.

В один из исключительно жарких летних дней Уилсон прогуливался по длинной, извилистой, покрытой гравием тропе, пролегавшей по широкому юж­ному склону в двух милях от огромного фамильного особняка, имитировавше­го старинный замок, и осматривал виноградные лозы. Компанию ему составля­ли двое младших отпрысков главной семьи: шестилетняя Эмили с косичками- хвостиками, его прапрапрапраправнучка, и восьмилетний Виктор, спокойный любознательный мальчуган, чья степень родства была слишком сложной, чтобы ее запомнить. Несмотря на то что оба ребенка подверглись экстенсивной гене­ративной модификации, что обеспечило высокую сопротивляемость всем видам рака, Уилсон заставил их надеть широкополые белые шляпы, защищавшие молодую кожу от ультрафиолетовых лучей голубоватого солнца. Судя по тому как дети носились вокруг, они выбьются из сил задолго до второго завтрака, а он вовсе не желал получить в качестве закуски тепловой удар.

Время от времени он останавливался в конце какого-нибудь ряда и осматривал гроздья ягод, только начавших наливаться соком. Этот год обещал высококачественный урожай, возможно достаточно удачный, чтобы заслужить маркировку классического сбора. Впрочем, теперь многие презрительно относились к древним стандартам. Маленькие светло-зеленые шарики, пока еще полупрозрачные, набирали цвет, впитывая солнечное тепло. Лозы ровными рядами протянулись на три километра до самого дна широкой долины. В целом виноградники занимали уже почти шестьдесят квадратных километров и пыш­но цвели на слегка известняковой почве холмов. Скрытые под землей трубы в засушливые периоды, как сейчас, обеспечивали необходимый полив, перека­чивая воду из внутреннего пресного моря, расположенного в тридцати киломе­трах от долины. Четверть береговой линии тоже принадлежала Кайму.

Между рядами сновали окрашенные в красный цвет роботы-виноградари: снабженные электромускульными конечностями, они бережно прореживали растения и рыхлили почву. На весь виноградник требовалось не больше пяти человек, наблюдавших за машинами. Однако ни капли этого вина не предназначалось для продажи, семейные виноградники не были коммерческим пред­приятием. Лишь небольшое количество бутылок поставлялось для совета директоров «Фарндейла».

Уилсон остановился и попробовал на вкус пару виноградин. Они оказались кислыми и незрелыми, но для их степени созревания это было нормально. Он неторопливо разжевал и выплюнул ягоды.

— Фу! — воскликнула маленькая Эмили, сморщив носик. - Это неприлич­но, дедушка.

— Ну, не совсем так, - ответил он. Уилсон сдвинул на затылок соломенную шляпу и улыбнулся. — Остатки ягод сгниют в земле и станут удобрением. Это полезно для растений. Если не веришь, спроси у своего эл-дворецкого, когда вернемся домой.

— Уилсон прав, — нравоучительным тоном подтвердил Виктор. — Мы про­ходили это на уроках биологии.

— Вы хотите сказать, что лозы пьют нашу слюну?

Эмили еще больше удивилась.

Уилсон обнял ее и на мгновение прижал к себе.

— Нет-нет, все происходит совсем не так. Этот процесс описан в органиче­ской химии, но его детали очень сложны. Просто поверь мне, лозы не пьют слюну, ладно?

— Ладно, — нерешительно ответила она.

На снисходительный взгляд Виктора она ответила насмешливой гримаской. Затем они оба побежали между рядов вдогонку за делонгом Форлена, похожим на земного дикобраза со смешным воротником из перьев, которые в момент опасности вспыхивали желтым и зеленым цветом.

— Только не трогайте его! — крикнул им вслед Уилсон. — Он вас боится!

— Хорошо! — Голос Виктора из зарослей винограда был уже едва слышен.

Уилсон снова неторопливо зашагал по гравию. Он наслаждался чудесным днем. С последнего омоложения прошло уже три года, и он вел праздную жизнь, полностью отказавшись от любой деловой активности. Время от времени такой перерыв необходим каждому, особенно после руководящей работы, которой он раньше занимался.

После провала миссии на Марсе Уилсон вернулся на Землю, где с каждым днем происходили грандиозные перемены, вызванные открытием технологии червоточин. Во второй половине двадцать первого столетия индустрия, связан­ная с освоением космоса, переживала величайший подъем. Однако надо сказать, исследование космоса было уже совсем не таким, каким он его себе представлял. Исследования, проводимые ККТ, в большей степени затрагивали геофизическое состояние планет, что относилось к области геологии и ксенобиологии. Пространство между звездами не представляло для них интереса, и преодоление огромных расстояний уже не составляло труда. С распространением червоточин исчезло само понятие расстояния.

Многие подразделения НАСА поспешили перейти в агентство ККТ, образовавшееся примерно через полгода после бесславного возвращения Кайма. Всем сотрудникам пришлось начать с азов, изучить новую технологию и получить новые навыки. Все изменилось: теперь они были не выдающимися личностями, а просто новыми работниками в другой компании, хоть и весьма процветающей. Изменения затронули кого-то больше, кого-то меньше. Последнее, что Уилсон узнал о бывшем коммандере Дилане Льюисе, — это то, что тот открыл бар на Гавайях, где неустанно напивался до полного отказа печени и приставал ко всем приходящим женщинам, стараясь произвести на них впечатление рассказами «старого космического волка».

Сам Уилсон избежал печальной участи. Он был достаточно умен и смог предугадать, что потребуется новым планетам от старого мира, — их насущную потребность в инфраструктуре и развитии. Люди не стали бы селиться на новых землях, не имея там хотя бы минимальных удобств, а пока местная экономика начинала развиваться, им надо было где-то работать сразу же по прибытии. Производство средств тяжелой и средней механизации стало ведущей отраслью индустрии. Уилсону с его военным прошлым и интенсивным технологическим образованием в НАСА не составило особого труда добиться руководящей долж­ности в компании под названием «Компоненты КАД», которая производила широкий спектр комплектующих для других предприятий. Три года спустя, когда компанию перекупили, он уже был членом ее правления и имел солидный пакет акций. К 2103 году, после семи поглощений и слияний, он стал исполни­тельным директором в правлении «Фарндейл Инжиниринг», одного из новых мультипланетных колоссов, который укреплялся и расширялся вместе с первой зоной космоса. К тому времени Уилсон уже накопил достаточно акций, чтобы выкупить небольшую страну, а «Фарндейл» был готов к вступлению в консор­циум, впоследствии финансировавший развитие Лос-Вады. Затем последовал период устойчивого прогресса, длившийся не одно столетие, и его личное бо­гатство и влияние росли вместе с компанией, пока состояние увеличившейся семьи не подвело его вплотную к царству под названием «Великое Семейство Земли».

Дважды за последние восемьдесят лет он избирался председателем правления «Фарндейла». Высокий пост требовал напряженной работы по двадцать пять часов в сутки, не оставляя времени ни на что другое, кроме заключения сделок и политических интриг. В эти бурные годы давняя привычка к дисци­плине и умение командовать немало помогали ему в этой должности, в том числе в достижении нескольких значительных побед над компаниями-конкурентами. Работой Уилсона были довольны как простые держатели акций, так и члены правления, и все знали, что в течение столетия он будет введен в ис­полнительный совет Лос-Вады. Но любые достижения имеют свою цену: по­стоянный стресс ускорял процесс старения. Вследствие напряжения, требуемо­го от его организма высоким положением, два раза подряд ему приходилось прибегать к омоложению на несколько лет раньше, чем обычно.

Все это стало одной из причин, по которым он решился на длительный отпуск. На этот раз он собирался отдохнуть и насладиться богатством и создан­ными им мирами. До этого дня все шло как нельзя лучше. Он даже сам удивил­ся своему энтузиазму в выращивании винограда и управлении фамильным поместьем. Да и постоянно присутствовавшей здесь ватаге ребятишек, произ­веденных огромной семьей, нравилась его компания. Все это были детали, ме­лочи, и он концентрировал на них свое внимание, используя свои способности для решения проблем, возникавших в семье, — все то же самое, только масштаб задач стал иным. Он строил планы по расширению и реконструкции фамиль­ного замка, собирался посетить множество мест, осмотреть города с их уникальными фестивалями и карнавалами, увидеть иные пейзажи и экзотические на­роды. Он даже подумывал о новом браке, но на этот раз склонялся к тому, чтобы брак не напоминал коммерческую сделку. Все это занимало его мысли во время недолгой поездки на такси от станции ККТ. Он начал прорабатывать маршрут грандиозного турне, которое заняло бы восемь лет, и его не взволно­вало даже сообщение об открытии Боуза — он был уверен, что правление «Фарндейла» сможет разобраться со всем возможными проблемами и открыв­шимися перспективами. И только известие о постройке космического корабля вызвало у него легкий приступ ностальгии.

Из-за виноградных лоз выскочили дети и вновь побежали по покрытой гравием дорожке. Уилсон не остановил их. Дети были счастливы. Он многим пожертвовал бы, чтобы иметь такое детство. Своей главной задачей он считал воспитание в детях достоинства и ответственности — замок и остальное окру­жение у любого ребенка могли вызвать ложное чувство собственного превос­ходства. Отпрыски богатых семей и в лучшие времена славились своей избало­ванностью, а уж на Йорке-5 все они могли считаться наследниками трона. И все же отсылать их в школу он пока не хотел.

Одинокий след самолета прочертил чистое небо над восточными отрогами гор. Уилсон остановился и проводил его взглядом, как всегда удивляясь огром­ной скорости и отсутствию звукового удара. Здесь все пользовались сверхзву­ковыми самолетами, чтобы добраться из поместий до станции ККТ, и скорость современных судов, развиваемая в атмосфере, производила впечатление даже на Уилсона. Чтобы летать еще быстрее, пришлось бы совершить почти баллистический прыжок, выйдя за пределы атмосферы. Проекты подобных кораблей появились уже давно, и теперь вопрос стоял только о финансировании. В конце концов, спрос на них был невелик. Самолетами пользовались и в обычных мирах Содружества, но нормальные коммерческие суда летали со скоростью примерно в три М (втрое больше скорости звука), что устраивало большинство пассажиров, и только обитателям миров, подобных Йорку-5, этого было недостаточно.

За спиной Уилсона засвистел воздух, будто пролетело привидение. На ближайших лозах зашелестели листья. Он нахмурился и обернулся. Представшая перед ним картина вызвала у него легкий шок: не далее чем в двадцати футах от его ног открылась червоточина, идеально круглая, ярдов двенадцать в поперечнике, с основанием, замершим в паре дюймов над дорожкой. Оттуда вышел мужчина в дорогом деловом костюме цвета лаванды. Он смущенно улыбнулся Уилсону:

— Эй, старик, как поживаешь?

Уилсон сделал три быстрых шага вперед и взмахнул кулаком. Результатом удара были приятный для его слуха хруст и боль в костяшках пальцев.

— Черт!

Найджел Шелдон упал навзничь, приземлившись на сухую траву. Из червоточины быстро выскочили два охранника в форме ККТ с оружием наготове. Найджел раздраженно махнул им рукой.

— Все в порядке, — сказал он, морщась и ощупывая рукой челюсть. — Проклятье, как больно!

Уилсон сердито посмотрел на него сверху вниз.

— Так и было задумано, подонок.

Подбежавшие дети остановились, удивленные странной сценой.

— Уилсон! — завопил Виктор. — Это же…

— Я знаю, кто это, — резко оборвал его Уилсон.

— Вот это да, — возмущенно проворчал Найджел, поднимаясь на ноги. — Три сотни и тридцать лет, а ты все еще злишься на меня?

— Три сотни. Три тысячи. От этого ничего не меняется.

Найджел пощупал пальцем во рту.

— Ох, кажется, ты расшатал мне зуб.

— А ты повредил мне руку.

Уилсон тряхнул кистью — как ни прискорбно, она и в самом деле болела. Ему не приходилось драться со времен учебы в военно-воздушной академии, и за прошедшие столетия навыки давно улетучились.

— Ты собираешься продолжать в том же духе? — спросил Найджел.

— А ты?

— Ладно-ладно, мое появление здесь не самый тактичный ход. — Найджел неуверенно взглянул на пораненную руку Уилсона. — Но я хотел произвести впечатление.

— Ты уже сделал это в кратере Чиапарелли.

— У меня важное дело, черт побери!

— Что за дело?

Уилсону стоило большого труда скрыть свое изумление; ему и прежде приходилось слышать о подобном использовании червоточин, но без упоминания имен, если, конечно, отбросить слухи об Оззи. Врата-переходы были весьма дорогостоящим способом перемещения между мирами, а не личным транспор­том, даже для таких людей, как Найджел Шелдон. Уилсон догадывался, что для открытия этого тоннеля Шелдон воспользовался переходом исследовательского подразделения ККТ на Августе. О цене такого фокуса он даже не хотел гадать.

— Тебе известно, что для срочных сообщений у меня имеется адресный код эл-дворецкого. Мог бы, как все остальные люди, прибегнуть к помощи унисферы.

— Нам обоим также известно, что я не числюсь в разрешенном списке контактов твоего эл-дворецкого. А мне надо срочно с тобой поговорить.

— Зачем? В чем, черт возьми, дело?

— У меня к тебе просьба.

Уилсон расхохотался.

— Да, ты прав, — грустно сказал Найджел, — очень смешно. А теперь послушай. Мы строим космический корабль для полета к Альфе Дайсона.

— Слышал об этом. Во всей унисфере уже целый месяц нет никаких других новостей.

— Но ты не слишком внимательно следишь за прессой, не так ли? Мы можем построить корабль, но в наше время не так-то просто найти опытный экипаж астронавтов, а тем более капитана.

Смех Уилсона резко оборвался.

— Сукин сын!

— Вот. Теперь ты готов меня выслушать?

— Почему я?

Уилсон сам удивился тому, как тихо прозвучал его голос.

— Больше никого не осталось, капитан Кайм. Ты последний астронавт в этой Галактике. И ты нам нужен.

— Чепуха. В вашем исследовательском отряде десятки тысяч человек.

— Это верно. Хорошие ребята, даже отличные. И ни один из них не выходил за пределы действия унисферы ни в первой, ни во второй, ни даже в шестой своей жизни. Ты — другое дело, ты знаешь, что значит быть запертым в метал­лической коробке на долгие месяцы, ты в состоянии справиться со стрессом изоляции: ты сможешь в таких условиях командовать людьми. Это совсем не то, что отдавать приказы по административной цепочке, чтобы кто-нибудь в са­мом ее конце послушно прыгал. Тебе прекрасно известно, что опыт имеет огромную ценность. И не надо скромничать, Уилсон, мы оба знаем, какого успеха ты добился. Стоит только посмотреть вокруг. Не многим под силу вос­создать пять тысяч квадратных миль Франции, которая существовала только в произведениях романтиков. А ты это сделал. И ты говоришь, что это чепуха?

— Старые сказки, — пробормотал Уилсон, прислушиваясь к древним воспоминаниям.

Перед каждым омоложением он клялся, что забросит их в надежное хранилище, что сотрет их из своего мозга вместе с другим незначительным мусором, чтобы освободить место для новой жизни. И каждый раз не делал этого. Склон­ность к ностальгии. Он был в шаге от настоящей славы, гораздо более громкой, чем известность главы крупной корпорации. Даже сегодня все знают, кем был Нил Армстронг. А кем был Дилан Льюис? Именно.

— Стряхни пыль, старик, скоро ты снова обретешь популярность.

Уилсон уставился на край открытой червоточины — темное мерцание пустоты, которую видели лишь немногие люди.

— Это серьезное предложение? — тихо спросил он.

— Абсолютно серьезное. Должность за тобой, если захочешь. А я надеюсь, что захочешь. Говорю это вполне искренне. Чем больше я думаю об Альфе Дайсона, о странных событиях вокруг нее, тем сильнее мне хочется, чтобы туда отправился человек, которому я могу полностью доверять.

— Дедушка? — Эмили с неожиданным благоговением посмотрела на своего предка. — Ты полетишь на космическом корабле, дедушка? Это правда?

— Похоже, что так, куколка. — Он погладил девочку по голове. Ему даже не пришлось раздумывать, ответ появился сам собой. — Дай мне несколько дней, — обратился он к Найджелу. — Мне надо закончить здесь кое-какие дела.

— Конечно, старик. — Найджел широко улыбнулся и протянул руку. — До­бро пожаловать на борт.

Уилсон на мгновение задумался, но отказываться от рукопожатия не стал.

— А теперь, чтобы окончательно все прояснить, скажи: ты сам собираешься присоединиться к команде?

— Нет. Теперь, надеюсь, мы обо всем договорились.

Аншан находился на самом краю второй зоны космоса, на расстоянии двухсот семнадцати световых лет от Земли и почти посередине между старым миром и Парой Дайсона. Это обстоятельство и стало решающим фактором для ККТ, открывшей здесь свое разведывательное подразделение для освоения третьей зоны. На Буунгейте, расположенном на шестьдесят световых лет дальше, уже имелся второй переход, ведущий к Дальней, и местное правительство лелеяло надежду, что ККТ продолжит здесь работать. Однако этим надеждам не сужде­но было сбыться: Дальняя оказалась тупиком. Зато Аншан поможет человече­ству проложить дорогу к Паре Дайсона.

За восемь лет, прошедших после обоснования разведывательного подразделения на планетарной станции, расширение шло не слишком быстро: для заселения было открыто всего две планеты. Впрочем, Аншан теперь мог не беспокоиться о своем развитии — он становился узловым миром для нового сек­тора космоса. В следующее столетие экономика и численность населения будут расти, пока не сравняются с показателями любого из процветающих миров первой зоны. Его будущее было обеспечено.

Пассажирский экспресс из Лoc-Вады плавно подкатил к планетарной стан­ции ККТ в Трелоаре, столице Аншана, и Уилсон Кайм незаметно усмехнулся своеобразному ощущению дежавю. От близости к побережью воздух снаружи был горячим и влажным, совсем как в Хьюстоне. Он вспомнил о первом дне в космическом центре НАСА, куда прибыл для тренировок, и о том, как жаркое солнце пощипывало тогда кожу на лице. В ярком свете дня одинаковые казен­ные строения кампуса казались на удивление обшарпанными, особенно если учесть то, что происходило внутри. Он почему-то ожидал увидеть нечто более грандиозное и не такое обыденное.

То же самое ожидало его и на Аншане. На платформе его поджидали два члена разведывательного подразделения ККТ. Они проводили Уилсона к небольшому легковому автомобилю и поехали по огромному пустырю, огражденному забором. Обширная площадь была предназначена для сортировочного узла, где в неопределенном будущем построят десятки переходов и откуда транспорт по сотням путей отправится к новым звездам. Но сейчас, словно по иронии, окружающий ландшафт напоминал постиндустриальную пустыню. По земле к несуществующим мини-городам были проложены постепенно деформирующиеся дороги из ферментированного бетона. Из почвы то тут, то там торчали клочки местной жухлой травы и водорослей, цеплявшихся за комья спекшейся глины, между которыми после каждого дождя застаивалась вода. Повсюду виднелись сверхмощные машины: их металлические корпуса обросли чешуей ржавчины; кузова из композитных материалов выгорели почти добела; ветровые стекла были разбиты; а огромные, с легковой автомобиль, шины были спущены и даже уже окаменели. Над пустырем в термальных потоках воздуха плавными кругами летали крупные птицы с широкими черными крыльями. Эти лоснящиеся хищники охотились на мелких грызунов, хотя рассчитывать на обильную добычу здесь не приходилось.

Совершенно новая двусторонняя магистраль казалась здесь совсем неуместной, словно выпавшей из времени. Параллельно ей шла тоже новая, двухрядная рельсовая колея, соединявшая сортировочную станцию с комплексом, где на­чалось строительство космического корабля. Уилсон заметил одинокий DFL25, толкавший перед собой восемь пустых платформ, и это было единственным признаком активности на несколько миль вокруг.

Дорога по заброшенной пустыне до космического объекта заняла десять минут. Потом из жаркого марева материализовались жемчужно-белые корпуса без окон, окруженные шестиметровым забором. Вдоль его основания в беско­нечном патрулировании перекатывались вооруженные стражи-роботы, обору­дованные сенсорами. При входе машину встретили трое охранников-людей. После двукратного сканирования они отдали капитану честь и разрешили про­ехать.

Весь комплекс буквально пропах деньгами. Уилсон был достаточно близко знаком со срочными проектами, чтобы понять, сколько средств сюда вложили за очень короткий промежуток времени. Длинные полосы газона из белой виргинской травы были аккуратно уложены и подстрижены. На асфальте парковки места были помечены свежей белой краской. Здания построили из недавно освоенных промышленностью гладких панелей, что обеспечивало постоянную чистоту поверхности. В большинстве стен имелись высокие две­ри, все закрытые и с серебристыми направляющими под нижней кромкой. Позади комплекса виднелся ряд опор линии электропередачи, уходивший к самому большому промышленному району города. На опорах лежали глад­кие красные сверхпроводящие кабели: строительство требовало большого количества энергии.

Центральную часть комплекса составляли три приземистые круглые стеклянные башни, соединенные в основании листами стекла, выгнутыми в форме пирамид. Под ними находился огромный атриум вестибюля, украшенный хрустальными колоннами, внутри которых росли экзотические растения с крупны­ми листьями. По каменному полу сновало множество людей с сосредоточенны­ми лицами. Здесь велась серьезная работа.

Рядом с длинной стойкой администрации ждал Даниэль Алстер. Он тепло поприветствовал Уилсона и представился.

— Мистер Шелдон просит его извинить за то, что не смог встретить вас лично. Он на собрании, которое слишком затянулось.

Уилсон окинул вестибюль задумчивым взглядом, и его впечатление о неограниченном бюджете только укрепилось. «Фарндейл» нередко осуществлял круп­ные проекты, но это было совсем другое дело. Они строили административные здания в городах, сооружали целые заводы в производственных районах — все было на своем месте. Этот же комплекс находился в относительной изоляции и, видимо по этой причине, создавал впечатление особенной значительности и серьезности.

— Вы хотите сказать, что Шелдон лично управляет процессом постройки корабля? — спросил Уилсон.

— Нет, не до мельчайших деталей. Но этот вопрос остается одним из главных в его расписании. Он был очень рад, когда вы согласились принять звание ка­питана.

— В самом деле?

— Да. Как я понимаю, часть административных вопросов вы возьмете на себя.

— Верно.

Количество информации о проекте, присланное ему за четыре дня с тех пор, как он согласился управлять кораблем, было феноменальным. Большая часть файлов сопровождалась вопросами глав отделов.

— Мне бы хотелось сначала обустроиться, прежде чем брать на себя это бремя.

Грандиозный вестибюль и необходимость вести такой проект в одиночестве вызвали у него ощущение подавленности. В обычных условиях, начиная дело подобного масштаба, он всегда имел при себе несколько помощников и время, чтобы подробно ознакомиться с проектом. Только вчера вечером он получил отчет о заседании Совета Внешней Защиты Содружества, исключавший долгие раздумья по поводу возможных политических последствий полета. Правление «Фарндейла» в надежде на участие в строительстве единогласно поддержало его новое назначение.

— Конечно, — сказал Даниэль Алстер. — Ваш кабинет уже готов. Но мистер Шелдон предложил, чтобы сначала я провел краткую экскурсию по комплексу.

— Показывайте.

План комплекса был довольно прост, и три центральные башни уже были заполнены техническим и управленческим персоналом. Четверть площадей еще пустовала.

— Учебная база экипажа, — пояснил Даниэль Алстер, когда они проходили мимо темных застекленных залов.

— Кого-нибудь уже набрали?

— Пока только вас. Зато желающих — все наше разведывательное подразделение: это и технические службы, и геодезические команды. Кроме того, на всех планетах Содружества еще несколько миллионов одаренных людей настаивают на том, что они идеально подходят для этой работы. Мы получаем так много сообщений, что этот сектор киберсферы Аншана нуждается в расшире­нии. Надеемся, что до начала активного набора вы разработаете определенные нормативы.

Уилсон безропотно пожал плечами:

— Ладно.

Большие здания по бокам от башен, похожие на ангары, оказались цехами, где прибывающие с заводов компоненты корабля проходили самое тщательное тестирование и только потом направлялись на сборочную платформу. На месте ничего не изготавливалось, все привозилось через планетарную станцию. Шестьдесят три процента комплектующих были изготовлены на Августе, включая и генератор червоточин, который будет использоваться как гипердвигатель. Остальные части присылали со всех концов Содружества, поскольку контракты распределялись в зависимости от финансовой заинтересованности и политиче­ских соображений. Уилсон с удовлетворением отметил, что три с лишним про­цента производства приходится на Лос-Ваду.

Сразу по прибытии вагонов контейнеры разгружали и направляли в чистые помещения для тестирования. Испытательные мощности, сконструированные ККТ в столь короткий промежуток времени, производили сильное впечатление. В огромных герметичных камерах можно было получить самые разные сочета­ния радиационного фона, экстремальных термических нагрузок, вибрации, электромагнитного излучения и обстрела сверхскоростными частицами — и все это в условиях старого доброго вакуума. Здесь также имелись лаборатории, где электронные компоненты подвергались всем возможным и невозможным испытаниям. Как только проверка заканчивалась, детали передавались на сборочную платформу.

Найджел Шелдон ждал их у перехода, расположенного в конце самого большого испытательного участка. На нем был такой же белый комбинезон, в какой пришлось облачиться Уилсону. Они обменялись настороженным рукопожатием, словно старые друзья, недавно уладившие разногласия.

— Готов снова испытать невесомость? — спросил Найджел, надевая защит­ный шлем, который тут же уменьшился до размеров его головы.

— Думаю, да, — ответил Уилсон.

Во время знакомства с комплексом Даниэль говорил, что многие техники- сборщики, работая на строительстве корабля, испытывают головокружение и даже длительное пребывание в невесомости не помогает ослабить неприятный эффект. Астронавты компаний, базировавшихся на Высоком Ангеле, практиче­ски ничем не могли помочь: они использовали либо роботов, либо персонал, обладающий иммунитетом. Служащие ККТ в отчаянных попытках определить, какие стоит применить препараты или изменения в ДНК, перерыли горы ин­формации, вплоть до древних медицинских отчетов на тему адаптации челове­ка к условиям невесомости, некоторые из них были получены с русской станции «Мир».

Уилсон предоставил Найджелу пройти первым и затем осторожно шагнул вслед за ним — они воспользовались переходом разведывательного подразде­ления, снятым с дежурного пункта, чтобы обеспечить быструю связь между комплексом и участком космоса, где на высоте в тысячу километров над Аншаном вращалась по орбите сборочная платформа. Переход был построен в виде круглого титанового тоннеля, из связок электромускулов, способных пропускать предметы до восьми метров длиной и весом до двухсот тонн. Герметичные кон­тейнеры двигались по нему синхронными толчками связок, так что их пере­мещение напоминало процесс глотания.

При взгляде со стороны можно было подумать, что Уилсон из ангара испытательного участка через простое круглое отверстие выходит в гигантский сферический зал. Сборочная платформа представляла собой шар из малметалла диаметром около шестисот метров. Внутренняя решетка напоминала шести­гранные ребра с опорами, протянувшимися из узлов к центру. Они поддержи­вали широкий решетчатый цилиндр прямо перед переходом — именно здесь должен был появиться космический корабль. В данный момент он походил на еще более плотную решетку из перекладин и балок. Сотни мужчин и женщин в простых комбинезонах сновали вдоль остова корабля и останавливались рядом с передвижными роботами-сборщиками. Вдоль опор, словно капли росы по траве, скользили белые контейнеры.

Несмотря на внутреннюю готовность Уилсона, сила притяжения планеты исчезла неожиданно. Одна его нога твердо опиралась на пол, а другая словно бы повисла в воздухе. Он сосредоточился на движении вперед и воспользовал­ся настенными поручнями и полосами электромускулов. Все чувства момен­тально сообщили мозгу, что он падает. Руки автоматически усилили захват. Впереди него Найджел уже развернулся параллельно переходу и, подтягиваясь на поручнях, приближался к строящемуся кораблю. Уилсон стал копировать его движения и сначала пользовался поручнями как трапом, продвигаясь вперед не более чем на двадцать сантиметров за шаг. Затем он вспомнил, что за пере­кладины можно было хвататься через каждые несколько метров, чтобы изменить направление движения и предотвратить вращение. От ощущения падения у него слегка дрожали внутренности, но никаких других неприятных ощущений, кро­ме обилия слюны, он не испытывал. В воздухе чувствовался отчетливый запах перегретого металла и горячего масла, однако уже через несколько минут капи­тан привык и перестал его замечать.

— Хочу тебе кое-что сказать! — крикнул ему Найджел, обернувшись через плечо. — Вид этого малыша меня чертовски заводит. Со мной всегда так быва­ет в начале грандиозных проектов. Но знаешь, такого волнения от груды метал­ла я не испытывал с тех пор, как мы с Оззи запускали первый переход для червоточины.

— Я помню тот день, — сухо ответил Уилсон.

Он не мог удержаться от воспоминания о том дне и об «Улиссе». Тогда он в последний раз смотрел на великолепный межпланетный корабль — огромное сооружение из металлических конструкций, напичканное аппаратурой, не так уж сильно, кстати, отличавшееся от этого корабля.

Найджел усмехнулся.

— Мы подходим к секции реактивных двигателей.

По мере приближения путаница опор стала более понятной. Через своего эл-дворецкого Уилсон запросил доступ к системе сборочной платформы, и перед его виртуальным взглядом мгновенно появилась схема конструкции. План ко­рабля оказался довольно простым. Обитаемая секция, где должен был распола­гаться экипаж, представляла собой широкое кольцо диаметром в триста метров. Его вращение обеспечивало вдоль внешнего края до двадцати процентов от земной силы тяжести. По мнению Уилсона, это был обычный тороид фон Бра­уна, хотя его уже давно никто так не называл. В центре располагался цилиндр длиной в четыреста метров и пятьдесят в диаметре, содержащий в себе сверх­световой двигатель и плазменные ракеты. На его поверхности вздувались мно­гочисленные выпуклости, будто цилиндр покрылся бородавками.

Все трое остановились вокруг толстого наконечника с идеально зеркальной внутренней поверхностью — сюда должен будет встать первый, и пока един­ственный из пяти, плазменный двигатель. На местах для остальных четырех пока имелись лишь розетки стоек. Уилсон внимательно осмотрел толстые тру­бы для подачи ядерного топлива и сверхпроводящие кабели, которые будут подключены, как только установят остальные двигатели. Его рука, словно сама по себе, поднялась и дотронулась до блестящего корпуса.

Плазменные двигатели. Совсем такие же, как на «Улиссе». Их, как и велосипед, можно совершенствовать бесконечно.

— Какой источник энергии здесь используется? — спросил он.

— Нуль-батареи, — ответил Найджел. — Пятнадцать самых больших штуко­вин из всех, что мы сделали. И, конечно, имеется резервная система: ядерный микрореактор и два генератора. Но основное потребление все равно будет от нуль-батарей: их запаса хватит, чтобы улететь на семь тысяч световых лет.

— Так далеко?

Уилсон почему-то полагал, что корабль был способен добраться до Пары Дайсона и обратно, но не дальше.

— Да, но это не значит, что тебе дадут лицензию на исследование всей Галактики, капитан. Ясно?

Ответная улыбка Уилсона получилась слегка виноватой. Он как раз об этом и подумал.

— Вы хоть понимаете, что вы строите? Что это за корабль?

— А что?

— Вы сбрасываете камешек с вершины горы. У подножия он уже станет лавиной. У людей снова появится интерес к неизведанному. Они захотят еще кораблей, захотят увидеть, что там, вдалеке. Следующий корабль будет достаточно мощным, чтобы облететь ядро Галактики.

— Ты ошибаешься, капитан. На это способны лишь романтики вроде тебя. А их не так много, как ты думаешь. Построенное нами Содружество — это зрелое консервативное общество. Мы сильно повзрослели за последние два столетия. Только люди с единственной короткой жизнью готовы сломя голову бросаться в неизведанное с одним фонариком и палкой, чтобы сунуть ее в муравейник. Все остальные же не торопятся и медленно расширяют свои границы: только так можно избежать ошибок. Заяц и черепаха, капитан. Заяц и черепаха.

— Может быть, — сказал Уилсон. — Но я не верю, что мы все настолько цивилизованны.

Они миновали сектор ракетных двигателей и оказались в средней части сооружения, где два массивных манипулятора соединяли обитаемое кольцо с центральной секцией корабля. Здесь тоже мало что можно было увидеть: только голый скелет, лишенный наружной обшивки, даже без внутренних палуб. Впро­чем, большая часть вспомогательного оборудования уже была установлена.

— Как продвигается работа над гипердвигателем? — спросил Уилсон.

Мускулы вокруг рта Шелдона едва заметно напряглись.

— Поточный генератор червоточины проходит третью стадию тестирования. Первичная установка начнется через три или четыре месяца.

— Это укладывается в рамки общего графика?

— Первоначальный проект предусматривал окончание работ через семь месяцев, — ответил Даниэль Алстер. — Но у нас возникли непредвиденные проблемы с конструированием в условиях отсутствия гравитации.

— Считай, не меньше девяти месяцев, — проворчал Найджел.

— Все стоит дороже, — весело произнес Уилсон.

— И занимает больше времени, — закончил Найджел. — Можешь мне об этом не говорить.

— Как вышло, что строить начали не на Высоком Ангеле? — поинтересовал­ся Уилсон. — Я понимаю, что маршрут увеличился бы на двести тридцать све­товых лет, но для этого корабля такая дистанция ничего не значит, если я пра­вильно понял технические характеристики. У них там имеются все условия для экспертиз в области астронавтики.

— Политические соображения, — коротко ответил Найджел. — В частности, мои собственные. В данном случае ККТ остается основным оператором всей миссии.

— Довольно откровенно, — признал Уилсон.

Похоже, Найджел не находил нужным что-либо скрывать от него, и это было хорошим признаком.

В передней части суперструктуры к установке какого-то устройства был подготовлен целый пучок силовых кабелей. Уилсон, заинтересовавшись таким значительным уровнем мощности, отыскал этот сектор в виртуальном поле зрения и выяснил, что это место предназначалось для генератора силового поля, одного из семи.

— А он неплохо защищен!

— Я хочу, чтобы ты вернулся в целости и сохранности, — сказал Найджел. — И еще меня беспокоит возможность того, что окутывание было защитной мерой. На мой взгляд, это наиболее вероятное объяснение.

— Если мы столкнемся с оружием, угрожающим звезде, вряд ли пара силовых полей принесут нам какую-то пользу.

Все трое собрались вместе вокруг предполагаемой позиции генератора силового поля.

— Послушай, — заговорил Найджел, — я хотел показать тебе все это именно сегодня, чтобы ты составил общее представление. На данной стадии проект еще можно в какой-то степени изменить. Черт побери, если потребуется, мы можем отложить запуск хоть на целый год. Я хочу знать твое мнение.

— Отлично. В первую очередь я хотел бы, чтобы мы были более осторожны, чем предусмотрено в представленной мне программе полета. Мне не хотелось бы участвовать в миссии, если предстоит выскочить из гиперпространства перед самым барьером и заорать: «Есть кто живой?» Первый предварительный обзор необходимо провести с расстояния не меньше десяти световых лет, а для этого потребуются самые лучшие сенсоры, какие только может предоставить Содружество. Если признаков конфликта мы не обнаружим, тогда сможем постепенно двигать­ся дальше. Возможно, ради этого придется продлить миссию на несколько месяцев.

— Это я смогу пережить, — сказал Найджел.

— Хорошо, потому что я возьму на себя управление кораблем только в том случае, если безопасность будет первостепенной задачей. И это относится не только к экипажу, но ко всем людям, где бы они ни находились. Если там есть нечто враждебное, я не хочу привлекать его внимание. Надеюсь, ты понимаешь, какую ответственность несет на себе данный проект.

— Я это понимаю, старик, можешь мне поверить. Именно с этим ККТ сталкивается каждый раз, когда мы открываем червоточину к какому-нибудь новому миру. Люди в наши дни не задумываются об этом, поскольку после трех столетий контактов считают подготовку к встрече с чужаками обычной рутиной, к тому же довольно скучной. Что касается меня, я стараюсь не расслабляться. Я знаю, что когда-нибудь мы столкнемся с вирусом или жучком, способным ускользнуть от биометрического сканирования, или с чужаками, совсем не похожими на сильфенов. Мы с каждым годом продвигаемся все дальше, и я постоянно добавляю новые требования к безопасности, игнорируя обвинения своих служащих в чудовищном бюрократизме. Я искренне надеюсь, что эти меры сыграют свою роль при действительно неприятной встрече, о которой никто раньше и не помышлял. Можешь просмотреть инструкции компании для разведывательного подразделения; думаю, они тебя убедят.

— Отлично; значит, мы понимаем друг друга.

— Надеюсь, Уилсон, потому что вам, возможно, предстоит именно та встреча, которой я опасаюсь вот уже несколько столетий.

— Зачем же ты так энергично готовишь эту миссию?

— Нельзя прятаться в темноте только из-за того, что происходит нечто непонятное. Наш вид, человеческая раса, за последние столетия далеко шагнул по пути эволюции, теперь мы — homo galactic. Возможно, я слишком самоуверен, но я верю, что сейчас мы в состоянии противостоять таким серьезным силам. Не пытайся себя обманывать, они действительно серьезные, даже если вы не най­дете ничего, кроме покинутого генератора барьерного поля. Нам предстоит договариваться с самыми странными чужаками, ничем не похожими на сильфенов.

— Мне кажется, ты говорил, что нас, настоящих романтиков, почти не осталось.

— Так и есть. Но посмотри: кто они, эти романтики?

Уилсон наконец рассмеялся. Запрокинув голову, он окинул взглядом грома­ду корабля.

— А почему же у него до сих пор нет имени?

— Ты капитан, это твоя прерогатива.

— Шутишь?

— Нет, старик, я уверен, ты это заслужил. Есть идеи?

— Конечно. Назовем корабль «Вторым шансом».

Ему даже не пришлось над этим долго размышлять.

Найджел усмехнулся.

— Неплохо. Со временем проведем соответствующую церемонию. Но сна­чала тебе придется хотя бы начать набирать экипаж. Пока что я смогу прикрыть тебя от политиков, но чем раньше начнется отбор, тем лучше. Знаешь, я считал, что поднаторел в политических дрязгах, но теперь они все как с цепи сорвались. Каждый президент, король, королева, первый министр, председатель, генеральный секретарь и великий император желает, чтобы его мир участвовал в миссии.

— Ты предусмотрел значительную численность научных сотрудников, и это отлично. В противном случае я сам бы этого потребовал. Собственно экипаж, инженерный состав, обеспечивающий работу корабля, я хочу свести к миниму­му. В конце концов, это научная миссия. Поэтому я бы хотел, чтобы они были набраны из уже работающих здесь команд.

— Ладно, я не против взвалить на тебя эту ношу. Но должен предупредить: на тебя будут оказывать давление.

— С этим я справлюсь. Да, вы вряд ли разыскивали членов моего старого экипажа, не так ли? Я знаю, что коммандер Льюис так и не прошел процедуру омоложения, а остальных я давно потерял из виду.

— Я займусь этим, — сказал Даниэль.

Паула Мио могла видеть Эйфелеву башню прямо из окна своего служебно­го кабинета. Сто лет назад следственный отдел Управления по расследованию особо тяжких преступлений получил прекрасный пятиэтажный особняк всего в трех кварталах от Сены, отремонтировал его изнутри, а фасад наполеоновской эпохи оставил нетронутым. Если бы главный следователь отодвинула кресло от стола и повернула голову, над крышами зданий она увидела бы древнюю железную башню. Однако за девяносто два года, прошедшие с тех пор, как Па­ула стала главным следователем, она взглянула на башню не более десятка раз. Сегодня же выпал как раз один из тех редких дней, когда она отвлеклась и об­ратила внимание на панораму. На верхушке башни, словно муравьи, сновали туристы, а по всей высоте старинного железного шпиля плавно скользили вверх и вниз кабинки лифтов. Вечная картина, которая к тому же значительно выигра­ла за последние два столетия, когда парижане изгнали из сердца города все небоскребы и современные блочные здания.

Пока Паула любовалась видом, транспортные файлы о перевозках коммерческих грузов прогонялись через особые аналитические фильтры в поисках ускользающих от нее закономерностей. Именно это и было причиной ее ны­нешнего настроения. Закономерности ускользали от нее уже на протяжении двух месяцев, а способов отыскать информацию, даже при самых современных программах, было не так уж много.

Она знала, что Элвин начал поставлять оружие на Дальнюю. Сделать это можно было только одним способом — разобрать изделия на ничем не примечательные компоненты и распределить их по другим грузам. Каждый раз, когда он закупал оружие, дело заканчивалось отправкой по одной и той же схеме. Паула сможет попросить службу безопасности ККТ на станции Буунгейта про­вести выборочную проверку, распаковать грузы и проверить их на соответствие заявленной спецификации. За последние двадцать лет им лишь трижды удалось найти компоненты, происхождение которых отправитель не смог объяснить. Паула была уверена: если проверить каждый отправленный груз, результат был бы намного лучше. Но служба безопасности ККТ ясно дала понять, что у них нет ресурсов на проведение операции такого масштаба. Кроме того, она, не имея других причин для проверки, кроме собственных подозрений, вызовет недовольство всех, кто легально ввозит оборудование на Дальнюю. Да и Мел Риз, ее нынешний босс, как и все его предшественники, откровенно заявил о невозможности поддерживать и финансировать подобную процедуру пере­хвата. Она десятки лет пыталась бороться с этой политикой начальства, но все было бесполезно. Поэтому она продолжала рассылать запросы и использо­вать доступные рычаги давления в политических кругах, довольствуясь случай­ными проверками лишь малой части ввозимого оборудования.

В попытке изменить баланс в свою пользу она инициировала анализ информации. Каждая единица груза, поступавшего на станцию Буунгейта, сопровождалась полным комплектом файлов с деталями отгрузки, счетами, подтверж­дениями оплаты, справкой упаковочной компании и координатами торговых агентов. Адам Элвин будет посылать свой груз разными маршрутами, и сам процесс, возможно, растянется не на один год. Таковы исходные условия секретной доставки. Надо только подобрать ключ, узнать, в каких грузах скрыты те или иные компоненты и когда они должны прибыть на место. Если это сде­лать, удастся проследить путь всего груза. Программы Паулы отыскивали кон­тейнеры, прошедшие через один склад за последние шесть месяцев, оплаченные через один и тот же банк, отправленные разными агентами через одну грузовую компанию, и операции, проведенные со счета, использованного только один раз. Но каждый раз она оставалась с пустыми руками. И не важно, что восемьдесят процентов грузов, направляемых на Дальнюю, принадлежало отдельным людям или семействам эмигрантов, забиравших с собой все свое имущество, дополнен­ное целым списком предметов, которые они считали жизненно необходимыми.

— Такое удается увидеть не каждый день, — произнес Мел Риз. — Ты отлыниваешь от работы.

Паула молча окинула его высокомерным взглядом и снова отвернулась к Эйфелевой башне. Мел Риз проработал в Управлении сорок лет и свою долж­ность, одного из нескольких заместителей директора, получил благодаря род­ственным связям. Впрочем, так было принято во всех базирующихся на Земле институтах Содружества: если высшие руководители происходили не из Вели­ких Семейств, они наверняка были членами Межзвездных Династий. Конечно, если Паула вступила бы в борьбу за пост директора, она бы добилась успеха, учитывая стаж ее работы в Управлении, насчитывавший сто сорок семь лет; но в силу своего характера она не стремилась занять эту должность — это отдали­ло бы ее от настоящей оперативной работы.

Мел Риз всмотрелся в столбцы информации на мониторе ее рабочего места.

— Не везет?

— И не повезет с тем бюджетом, что ты утвердил.

— У меня для тебя есть кое-что еще.

Мел Риз, желая что-то обсудить, никогда не осмеливался вызывать Паулу в свой кабинет. Он всегда приходил к ней сам.

— Что?

— Замороженное дело на Октиере. Возможно, преднамеренное убийство тела в совокупности с разрушением памяти.

Паула не сумела скрыть своего интереса. Замороженные дела, как в Содружестве называли нераскрытые преступления со сроком давности более тридца­ти лет, встречались довольно редко.

— Как давно это произошло?

— Не уверен, но, кажется, около сорока лет назад.

— Гм. — Паула сморщила нос. Не так уж давно. — Местная полиция не мо­жет с этим разобраться?

— Они пытались. Результаты неубедительные. Именно поэтому они напра­вили нам запрос с просьбой о помощи. Одна из предполагаемых жертв, Тара Дженнифер Шахиф, принадлежит к влиятельному семейству на Октиере. Зна­ешь, как это бывает: ее родные требуют окончательного результата. Поэтому я, естественно, хочу, чтобы делом занялась ты.

— Ты сказал — одна из жертв?

— Да. Похоже, что были убиты двое — по крайней мере, об этом известно полиции.

— Ладно, теперь мне стало интересно.

— Спасибо.

Он оглядел спартанский кабинет и заметил небольшую сумку, всегда укомплектованную для любой командировки за пределы Земли — это был один из трех личных предметов, которые Паула позволяла себе держать на рабочем месте. На подоконнике стоял раббакас — черная клубнелуковица, выпустившая единственный розовый в крапинку бутон с лепестками, похожими на перья. Растение было ей подарено сильфенами на Сильверглейде. Третьим предметом был кварцевый куб на столе, в котором светилась голограмма со снимком воспитавшей Паулу пары с Мариндры и двух девочек в возрасте около пяти лет — Паулы и ее сводной сестры. Мел Риз всегда старался не смотреть на голограм­му, она напоминала ему о странностях главного следователя.

— Не хочешь сбросить какое-нибудь из своих дел на время отсутствия? У Ренне и Тарло сейчас не слишком напряженная работа.

Она подняла голову, словно он перешел на непонятное ей наречие.

— Спасибо, но я могу отслеживать все и с Октиера, это тоже часть унисферы.

— Конечно. Верно. — Он шагнул к выходу. — Если тебе что-то нужно, дай мне знать.

Паула дождалась, пока он закроет за собой дверь, и только тогда позволила себе улыбнуться. Нет, Риз не самый плохой заместитель директора, он заботит­ся о своих подчиненных и старается выбить для отдела разумный бюджет, и, кроме того, он знает свое место. Спустя некоторое время она снова подвинула кресло к столу и запросила у эл-дворецкого все файлы по делу Тары Дженнифер Шахиф.

Клиника Клейдена располагалась на двадцати акрах собственной земли в одном из восточных пригородов Дарклейк-сити. Что касалось качества про­цедур омоложения, она была одной из лучших клиник на всей планете. Паула просмотрела имеющийся в Управлении файл компании — типичная корпорация среднего размера с клиниками в пяти мирах этого сектора космоса.

То, что она увидела из окна полицейской машины, въехавшей на охраняемую территорию клиники, подтверждало эту информацию. Длинное трехэтажное голубовато-серое здание, отделанное бамбуком, стояло на склоне холма над небольшим озером. В конце одного крыла по строительным лесам сновали робо­ты-сборщики, устанавливавшие еще одну секцию.Ее деловой костюм оказался плохой защитой от утренней сырости, и Пау­ла поспешила из машины прямо к регистратуре. Детектив Хоше Финн, все время отстававший на пару шагов, недовольно пыхтел, сетуя на жару. Он со­стоял в местном отделе замороженных дел и был назначен в помощь Пауле на время расследования. Хоше отнесся к заданию с энтузиазмом, и это приятно удивило Паулу. Хотя бы в этот раз кто-то был рад работать с ней в паре и с са­мого начала оказался полезным. Она не сомневалась, что он решил убедиться, соответствует ли ее репутация действительности, но не придавала этому зна­чения. Все что угодно, лишь бы добиться результата. Кроме того, его оживление частично объяснялось возрастом: после второго омоложения ему было всего восемнадцать лет. Люди более зрелого возраста, как правило, вели себя более сдержанно.

Последнее омоложение наградило Хоше Финна худощавым лицом. Его длинные черные волосы были зачесаны назад и скреплены в пучок затейливой серебряной заколкой. При первой же встрече он признался, что страдает от избыточного веса, хотя его блестящий зеленый шелковый костюм успешно скры­вал талию и живот.

— Сюда, — сказал Хоше Финн, когда они оказались внутри здания.

Он повел ее по длинному коридору, уходящему в сторону от регистратуры. По пути им попалось несколько недавно омолодившихся пациентов, передвигавшихся с помощью медперсонала.

— Тебе приходилось расследовать много замороженных дел? — спросила Паула.

— Три, — ответил он, пожимая плечами. — Включая и это дело. Показатель успехов у меня не слишком высок, большую часть времени я работаю в главном отделе по уголовным делам. Группа расследования замороженных дел активизируется только в тех случаях, когда всплывают преступления, которым больше тридцати лет. А такие случаи бывают крайне редко.

— Не переживай, нераскрытых случаев не так уж много.

— Верно. Копаться в прошлом нелегко, даже при нашей системе хранения информации.

— Не совсем так. — Она замедлила шаг. — Получаемую из прошлого информацию приходится соотносить с поведенческими привычками. Нам необходима целостная картина. Правоохранительные органы в наше время слишком пола­гаются на цифровые свидетельства.

— И вот тогда приходит ваш черед. — Он улыбнулся в ответ на ее подозрительный взгляд. — Черед настоящего детектива.

— Я делаю то, что в моих силах.

В тамбуре для санобработки перед комнатой Вайоби Котала им пришлось надеть стерильные комбинезоны. Слабый розоватый свет в палате не мог скрыть напряженного выражения глаз ее обитателя. Пока открывались вторые двери, Паула старалась взять себя в руки. Каждый раз, когда приходилось посещать палаты оживления, она почему-то чувствовала необъяснимую слабость. Новое клонированное тело Котала еще пять недель назад вышло из резервуара-утробы, но его вид все равно вызывал у нее отвращение.Процесс клонирования был начат два года назад, когда страховая компания, согласно контракту, попыталась связаться со своим клиентом через унисферу. Последующие поиски, включая и человеческие ресурсы, не смогли выявить никаких его следов после отъезда с Октиера сорок лет назад. На тот момент с его рождения прошло шестьдесят пять лет, и, согласно полису, оплаченному состоятельными родителями сразу после зачатия, ему следовало явиться в кли­нику для первого омоложения. Поскольку он не явился, суд пришел к заклю­чению, что он был либо убит, либо стал жертвой незафиксированного несчаст­ного случая, и выдал страховой компании свидетельство о смерти. Спустя не­делю была начата процедура оживления.

Для отлично оборудованного заведения, каким являлась клиника Клейдена, эта процедура, хоть и не слишком часто проводимая, была относительно про­стой. ДНК Котала слегка модифицировали с целью ускоренного развития, а зародыш поместили в резервуар-утробу, где он развивался в течение двадцати трех месяцев. За пять месяцев до окончания этого срока специалисты клиники установили с ним нейронную связь и начали загружать в новый мозг сохранен­ные воспоминания Котала. Их было не так уж много: хотя раньше Котал и об­новлял свой запас каждые два месяца, он перестал это делать в возрасте двад­цати трех лет, когда покинул Октиер.

Человек, лежавший на кровати в насмешливо-розовом полумраке, выглядел как четырнадцатилетний подросток после длительного голодания. Его тело было настолько тощим, что под натянутой кожей виднелись суставы и ребра. Для предотвращения шелушения кожи на тело была нанесена какая-то мазь, но кое-где проглядывали довольно большие воспаленные участки. На руках и ногах, почти полностью лишенных мускулов, нелепыми буграми выступали локти и колени. Необходимость двигаться заставляла его носить электромускульный костюм, что со стороны выглядело как проволочный экзоскелет. Но самое печаль­ное зрелище представляла его голова: по размеру она соответствовала взрослому телу, но тощая шея не могла ее поддерживать без помощи электромускулов.

Взгляд больших ввалившихся глаз Вайоби Котала встретил их у самой две­ри. Он даже не сделал попытки повернуть голову. Время от времени он чуть-чуть приоткрывал рот, и тогда из вспомогательного костюма к губам поднималась трубочка, из которой поступала питательная жидкость. Паула даже не осмели­лась посмотреть на все остальные провода и трубки, опутывавшие его поясни­цу, и на устройства, подсоединенные к пенису и анальному отверстию.

Она-то считала унизительным даже обычное восстановление после просто­го омоложения.

— Привет, Вайоби, — заговорил Хоше Финн. — Сегодня ты выглядишь на­много лучше. Помнишь меня?

— Полицейский, — прошептал Вайоби Котал.

Его голос, усиленный вспомогательным костюмом, производил впечатле­ние эха.

— Верно, я детектив Финн. А это главный следователь из Управления по расследованию особо тяжких преступлений Паула Мио. Она прилетела с самой Земли, чтобы разобраться в причинах твоей смерти.

Взгляд Вайоби Котала сфокусировался на Пауле.

— Я вас знаю?

— Нет. — Она не собиралась рассказывать о своей известности человеку, который пытался извлечь смысл из ничтожно малого запаса воспоминаний. — Но я бы хотела тебе помочь.

Он улыбнулся, отчего с губ стекла струйка слюны.

— Вы собираетесь вызволить меня отсюда?

— Тебе осталось совсем недолго.

— Ложь! — Он произнес это так громко, что усилитель не включился. — Мне говорили, что мышцы нарастут за несколько месяцев, а я по-прежнему слаб, как ребенок. Ускоренная регенерация уже закончилась.

— Но ты снова жив.

Он закрыл глаза.

— Найдите их. Найдите тех, кто сделал это со мной.

— Если тебя убили, я их найду. Я всегда это делаю.

— Хорошо.

— Как я понимаю, вы с Тарой Дженнифер Шахиф были сексуальными партнерами. — Паула не стала обращать внимания на недовольную мину Финна, заметную, несмотря на маску. Состояние Котала ограничивало время их беседы, и она не хотела потратить впустую ни одной секунды.

— Да. — Выражение ребяческого лица несколько смягчилось. — Мы только начали узнавать друг друга.

— Тебе известно, что она тоже покинула Октиер?

— Известно. Но я не могу поверить, что решился убежать вместе с ней. Меня многое привязывало к тому месту. Я уже говорил полиции. Я встречался еще с одной девушкой.

— С Филиппой Йо, да?

— Да.

— Она ревновала тебя?

— Нет-нет, с этим я давно покончил. Это было обычное развлечение, ничего серьезного. Мы оба об этом знали. Мы с Филиппой жили первой жизнью и хо­тели… жить.

— Это было развлечением, согласно последнему обновлению воспоминаний, хранившихся в клинике. Но ты покинул Октиер спустя девять недель. За это время многое могло произойти.

— Я бы не уехал, — упрямо заявил он.

— Кто-нибудь из вас упоминал о предстоящих поездках? Может, ваши дру­зья планировали провести отпуск на другой планете?

— Нет. В этом я уверен. В моей голове сейчас сплошная путаница, для меня прошло только пять недель. Но вся моя жизнь перемешалась. Какие-то детские воспоминания мне сейчас ближе, чем Филиппа и Тара. Черт, я не могу поверить, что кто-то хотел меня убить.

— Тебе известно что-нибудь о Тампико?

— Нет. Ничего. А что?

— Именно на эту планету ты купил билет.

Вайоби Котал снова закрыл глаза. Из-под пушистых ресниц потекли слезы.

— Не понимаю. Я ничего об этом не помню. Это какая-то ошибка. Сплошная гигантская ошибка. Я все еще где-то там. Должен быть там. Я просто забыл вовремя прийти на омоложение, вот и все. Найдите меня, пожалуйста. Найдите меня! — Он попытался приподняться на кровати, юное лицо исказила напря­женная гримаса. — Сделайте что-нибудь.

Медсестра вошла в тот момент, когда Вайоби Котал упал навзничь на постель.

— Отключился, — сказала она. — Это продлится часа три, потом он придет в сознание. Вы можете вернуться, если это необходимо, но его нельзя подвергать долговременному напряжению. Его личность еще слишком слаба и эмоциональ­но неустойчива.

— Я понимаю, — сказала Паула.

Вместе с Хоше Финном они покинули палату.

— Что вы об этом думаете? — спросил детектив, снимая больничный комбинезон.

— Если рассматривать дело отдельно, я бы сказала, что оно яснее ясного. Живущие первой жизнью слишком эмоциональны. Он отправился на прогулку с девушкой и утонул, или разбился, или врезался в гору — одним словом, беспечность или глупость. Но в паре с Шахиф приходится учитывать все обстоятельства.

Хоше Финн кивнул и бросил комбинезон в корзину. После очень теплой комнаты Котала в прохладном помещении его пробирала дрожь.

— Именно это и насторожило нас в первую очередь. Тара Дженнифер Ша­хиф была оживлена двадцать лет назад. Причиной смерти она указала несчаст­ный случай.

— И кто же заметил связь между ними?

— Мортон, ее бывший муж. По всей видимости, имя Котала упоминалось в процессе о разводе. Он фигурировал как ее сожитель на Тампико.

— Значит, между Коталом и Шахиф было что-то серьезное?

— Похоже на то, но не на этой планете. Она подала на развод на Тампико. После окончания процедуры развода Мортон ничего не слышал о ней до само­го возрождения. Наше подразделение проверило факт ее оживления, но мы не обнаружили ничего незаконного или подозрительного. Несчастные случаи не редкость.

— Получается, что Котал и Шахиф отправились отдыхать, возможно, даже провести медовый месяц и пострадали от одного и того же несчастного случая.

— Возможно. Только вот после отъезда с Октиера они не оставили никаких следов.

— Кроме прошения о разводе.

— Да. Но и это еще не повод их убивать. Все, что мы имеем, — это масса подозрительных обстоятельств.

— Сначала мне необходимо повидать Шахиф.

— Она ждет нас.