Глава 20

На путешествие к Паре Дайсона «Конвею» и его собратьям кораблям-разведчикам «Святой Асаф» и «Лэнгхарн» потребовалось всего семьдесят два дня. Командир экспедиции Уилсон Кайм был очень рад сокращению по­летного времени. При всех своих скоростных качествах «Конвей» был вдвое меньше «Второго шанса», соответственно, вдвое уменьшилось и пространство, занимаемое экипажем. Самым заметным отличием было отсутствие кольца, обеспечивающего основные жизненные функции. Экипаж нового корабля со­стоял из двадцати пяти человек, занимавших помещения в основном корпусе. Форма «Конвея» не изменилась — это был такой же цилиндр с тупыми конца­ми, но более обтекаемый за счет соотношения размеров; его длина составляла двести пятьдесят, а диаметр — всего восемьдесят метров. Уменьшение длины и объема было достигнуто сокращением числа плазменных ракетных двигателей до трех и, соответственно, уменьшением запасов топлива. Кроме того, пропала необходимость во вспомогательных катерах, их ангарах и системах обеспечения.

Еще до старта «Второго шанса» Уилсон Кайм знал о начале проектирования космических кораблей второго поколения, но скорость постройки — всего семь месяцев — удивила даже его. Более того, постройка кораблей была закончена, несмотря на хаос и неразбериху, связанную с переносом производства на Высокий Ангел. Он до сих пор не мог прийти в себя от этого идиотского решения. Он-то надеялся, что за три с половиной столетия правительство должно было научиться сводить к минимуму бюрократическое вмешательство в важнейшие проекты. Кайм прекрасно понимал, что это было сделано в процессе ожесточенного торга между Великими Семействами и Межзвездными Династиями, по­скольку и сам принимал участие в многочисленных переговорах и сделках. Неужели президент не понимала, что такой важный для человечества проект необходимо оградить от рвущихся к кормушке политиков? Очевидно, нет.

Союз, заключенный между Найджелом Шелдоном и корпорацией «Фарндейл», в котором он оказался номинальным участником, ничуть не улучшал его настроения. После того как его ловко обошли в переговорах, а потом повысили до командора только что образованного Межзвездного Агентства, ему ничего не оставалось, кроме как жаловаться Оскару и Анне на нехватку кадров, по­скольку они были нужны для запуска дублирующего производства на Высоком Ангеле. Его собственное участие в сооружении новых доков ограничилось не­сколькими формальными визитами и одним официальным приемом при участии доблестного председателя Галл. Они всегда недолюбливали друг друга, и после приема ничего не изменилось.

Все свое время и силы он, как и прежде, посвящал строительству кораблей. Развитие производства на Высоком Ангеле и дела Межзвездного Агентства могут подождать его возвращения. В отличие от правительства, он сознавал, что в первую очередь необходимо выяснить, что происходит вокруг Пары Дайсона после падения барьера. А его новый высокий пост давал возможность назначить командиром разведывательной миссии самого себя.

Теперь он физически и, к несчастью, биологически страдал от длительной невесомости. Уменьшение жилого пространства повлекло за собой и отказ от роскоши, сопутствующей предыдущему полету. Каюты на «Конвее» представляли собой цепочку сфер, закрепленную вокруг оси корабля между сенсорным отсеком и машинным отделением. Стены кают были обиты мягким материалом, и все предметы имели закругленные углы, что предотвращало серьезные ранения. Как когда-то на «Улиссе», Уилсон большую часть свободного времени проводил на разнообразных тренажерах, чтобы не допустить атрофирования мышц, в первую очередь сердца. Раз в неделю он посещал врача, проводил мо­ниторинг всех внутренних органов и получал предписание на прием биохими­ческих средств. Затем в часы приема пищи он заставлял себя глотать специальную еду, хотя совершенно не был голоден. Вдобавок ко всему эл-дворецкий целый день напоминал ему о необходимости выпить бутылку воды, чтобы из­бежать обезвоживания, которого его организм уже не мог ощутить. Самым же неприятным и унизительным было посещение кабины для удаления отходов — за три с половиной столетия в этом отношении почти ничего не изменилось: для опорожнения кишечника в космосе до сих пор требовалось замысловатое устройство из ремней и вакуумных насосов. По крайней мере мочеиспускание осталось относительно привычным — для мужчин. Женщины из состава экипажа подверглись незначительному клеточному перепрофилированию, чтобы было удобнее пользоваться отсасывающей трубкой. Не обращать на это внимания во время занятий сексом стоило большого труда.

На расстоянии светового полугода «Конвей» остановился, не покидая червоточины. «Святой Асаф» и «Лэндхарн» расположились поблизости. Проблема связи между кораблями в гиперпространстве в ККТ была решена путем использования модулированных импульсов гисрадара, но в связи с трудностью формирования импульсов генератором червоточин этот процесс был еще не до конца отлажен. Сигнал получался не направленным, а поступал ко всем, кто находился в зоне приема, и не мог нести столько информации, сколько коротковолновый луч, но голосовое общение проходило довольно гладко.

Уилсон проплыл в помещение рубки и закрепился в одном из ускорительных кресел. С обеих сторон сразу же поднялись из своих гнезд мониторы и голографические экраны. Он изучил изображения и попросил Анну пройтись вокруг корабля гисрадаром.

— Настрой его на радиус в четверть светового года, — добавил он.

— Есть, сэр, — ответила она из своего кресла.

Анна в этом полете выполняла обязанности его старшего помощника и очень переживала по поводу их отношений, о которых уже все знали. Она досконально следовала этикету и старалась изо всех сил, чтобы доказать всему экипажу, что по праву занимает свою должность. Уилсон не раз просил ее отказаться от строгого соблюдения всех правил да и сам с нетерпением ждал окончания по­лета. Состояние невесомости в реальности было совсем не таким романтическим, каким его описывали древние фантасты, — даже в их каюте он сумел заработать немало синяков.

Развертка гисрадара показала, что они были окружены пустым космосом: никаких следов движущихся с ускорением объектов. По просьбе Уилсона его эл-дворецкий открыл канал связи с двумя другими кораблями и активировал устройство шифрования.

— Оскар, что у тебя? — спросил Уилсон.

— Ничего не видно, — ответил капитан «Святого Асафа». — Думаю, они прекратили запуск кораблей за пределы своей системы. По крайней мере, в этом направлении.

— Похоже на то. Антония, ты что-нибудь заметила?

— Ничегошеньки, — ответила Антония Кларк с мостика «Лэнгхарна». — Все чисто.

— Хорошо, продолжаем, как договорились. Антония, сопровождай нас, пока не подойдешь на десять а. е. к месту расположения старого барьера. Оставайся в гиперпространстве и по возможности накапливай информацию. При любых признаках враждебных действий против тебя или против кого-либо из нас сразу возвращайся в Содружество.

— Поняла.

На Аншане во время планирования миссии она несколько дней доказывала, что ее корабль должен сопровождать «Конвей», но сейчас в голосе Антонии не было и тени недовольства.

— Ту Ли, вперед, - приказал Уилсон. - Анна, запусти сенсоры в пассивном режиме, пожалуйста.

— Уже сделано, сэр.

Уилсон едва удержался, чтобы не закатить глаза.

Корабли-разведчики приблизились к Альфе Дайсона. Их миссия была сформулирована довольно просто: «Конвей» и «Святой Асаф» должны войти в звездную систему и поискать признаки установки червоточин. Если таковые обнаружатся, им предстояло выйти в реальное пространство, приблизиться к источнику и попытаться наладить контакт. Если признаков червоточин не обнаружится, они должны подойти к Главной Альфе и попытаться установить связь с чужаками там.

Они были еще в четверти светового года от звезды, когда Анна доложила:

— Мы регистрируем квантовые возмущения, соответствующие активности червоточин.

— На таком расстоянии? — удивился Танде Саттон.

— Да. Не знаю, что они соорудили, но это мощная штука.


Утес Утреннего Света начал работу над проблемой сразу, как только воспоминания Боуза открыли ему принципы работы и практическое применение червоточин. Благодаря базовым знаниям Боуза в области физики и математики для определения фундаментальных концепций и приведения их в количественную форму потребовались усилия всего нескольких сотен иммобайлов. Конечные уравнения хорошо сочетались с его собственным пониманием квантовой физики и расширяли его знания в той области, до которой он сам никогда бы не додумался. Следующим шагом стала более сложная задача проектирования оборудования, и здесь в воспоминаниях Боуза информации было явно недостаточно.

Спустя месяц напряженной работы тысячи иммобайлов над решением ново­го вопроса и после переоснащения нескольких новейших производств для изготовления компонентов оборудования была запущена первая грубая модель генератора червоточин. Утес Утреннего Света воспользовался им для установления связи с самым большим поселением на газовом гиганте. В результате Утес Утреннего Света-23957, управляющий колонией, мог общаться с главной группой иммобайлов в режиме реального времени. В течение нескольких недель мелкие червоточины были установлены также в других колониях. К основной группе домашнего мира подключалось все больше и больше дочерних кластеров, и, таким образом, постепенно образовывалась одна гигантская структура.

На этом этапе все космические производственные мощности, принадлежащие Утесу Утреннего Света, переключились на изготовление деталей генераторов червоточин большего размера. С открытием все новых червоточин на пла­нетах, спутниках и отдаленных астероидах отпала необходимость в космических кораблях. Их разбирали, а материалы направляли на создание новой транс­портной системы. Вокруг звезды появились новые энергетические установки — огромные защищенные силовыми полями вращающиеся сооружения, накапли­вавшие энергию и через червоточину доставлявшие ее ко второму газовому гиганту, где строился самый большой из всех переходов, предназначенный для выхода в далекий космос.

На управление великим множеством компонентов и энергетических потоков в межзвездной червоточине потребовались усилия двенадцати тысяч иммобайлов. Утес Утреннего Света инициировал их слияние специально для создания командной группы; у нее не было других функций, и составлявшие ее иммо­байлы даже не участвовали в общем мыслительном процессе. Даже при таком направленном использовании разума для управления оборудованием потребовалось еще и множество электронных процессоров.

Через три недели после запуска межзвездной червоточины несколько второстепенных орбитальных сенсоров квантовых волн зарегистрировали возмущения, соответствовавшие приближению космических кораблей. Эти суда были меньше, чем первый человеческий корабль «Второй шанс», но также пришли со стороны Содружества. И они были более быстроходными.


>миссия кораблей / объяснить<

Я не могу сказать точно. Можно ожидать второй попытки установить контакт. Они наверняка хотят узнать, что случилось со мной и Вербеке.

>вероятность конфронтации / экстраполяция<

Они не хотят воевать. Но корабли должны иметь мощные силовые поля — в прошлый раз они видели сражения между вашими кораблями и теперь знают, каким должен быть уровень защиты.

>ответные действия / объяснить<

Да ну, с моими знаниями в военном деле…

>Фактические сведения / память<

Сведений не оказалось. Память Боуза солгала — нет, не солгала, ответ был саркастическим.

>сарказм / объяснить<

Это чисто человеческая черта, порожденная культурой. У людей она может быть, а может и не быть. Я часто пользовался сарказмом, чтобы осадить нахальных студентов. В вашем обществе сарказм маловероятен, вы скорее воспользуетесь ядерными бомбами.


Утес Утреннего Света уже не в первый раз задумывался, не стереть ли ему память Боуза. Мысли чужаков с самого начала показались ему какой-то формой безумия. Несмотря на надежное сохранение их в единственном иммобайле, постоянно возникала утечка, и тогда появлялись странные идеи, и менялись взгляды на некоторые вещи. В конце концов он был вынужден признать, что сильнейшее загрязнение домашнего мира в некоторой степени ему вредит — оно приводило к тошнотворной массовой гибели мобайлов, являвшихся частью его самого, от болезней и отравлений. А это означало вред самому себе и плохие перспективы в будущем. Откуда у него взялся термин «тошнотворный», он так и не понял.

Подобные проблески нового мышления могли привести к внутреннему разложению и превратить его в чужака-иммобайла. Впрочем, Утес Утреннего Света точно знал, что рациональность праймов оставалась его доминирующей чертой и гибель мобайлов можно было отнести к нерациональному использо­ванию ресурсов — так что пока еще он терпел воспоминания Боуза, зная, что скоро перестанет в них нуждаться.

Три человеческих корабля замедлили движение, потом снова двинулись вперед. Затем один из них замер на удалении, где раньше стоял барьер, не вы­ходя из червоточины, которую сам же и генерировал. Два оставшихся корабля направились к второму из газовых гигантов, где Утес Утреннего Света построил межзвездную червоточину. Он начал подготавливать свои суда для перехвата.

Человеческий корабль в голубом сиянии вышел из червоточины в пяти миллионах километров от перехода. Вокруг него разошлись электромагнитные лучи, исследующие пространство поблизости, а генератор червоточины стал испускать импульсы, которые память Боуза идентифицировала как работу гисрадара. Плотные силовые поля, окутывавшие судно, отражали сигналы большинства сенсорных установок. Утес Утреннего Света убедился, что пробить поля трудно, но возможно.

Воспрепятствовать врагу поднялись шестнадцать кораблей. За те несколько секунд, пока их ракетные двигатели набирали мощность, с человеческого корабля поступили лазерные и электромагнитные сигналы. На этот раз бинарные последовательности были понятны Утесу Утреннего Света, он различил простейшие математические константы, пиксельные матрицы с базовыми изображениями и символами и периодические таблицы. В ответ он направил на человеческий корабль коммуникационный мазер.

Память Боуза была мобилизована для установления контакта при помощи выбранных «разговорных последовательностей».

— Салют, парни! Вас приветствует Дадли Боуз. Вы не слишком торопились сюда возвращаться, верно? Но, клянусь Богом, я рад вас видеть.

Лазерные лучи пропали, оставив лишь один электромагнитный луч, направленный на корабль, откуда было передано сообщение.

— Дадли? Это командующий Кайм. Как… Ты в порядке? Господи, Дадли, мы даже не надеялись на это.

Голос искажался помехами, идентифицированными памятью Боуза как «эмоции» изумления и надежды.

— Я справился, капитан. Я в порядке. У меня здесь куча друзей, которым не терпится с вами встретиться. Мы скоро все для этого подготовим.

— Дадли, ты находишься на корабле, с которого поступает сигнал?

— Конечно. Надо же, какое совпадение! Я несколько месяцев помогал праймам с их червоточинами.

— Дадли, этот корабль идет с ускорением в десять g.

Голос изменился. Память Боуза в мозгу Утеса Утреннего Света идентифицировала недоумение.

— Да, я это знаю. Моей спине чертовски тяжело.

— Вы можете сбросить скорость, — сказал капитан Кайм. - Мы никуда не убегаем.

— Точно, сейчас передам капитану.

Утес Утреннего Света снизил ускорение перехватывающего звена до трех g. Нельзя спугнуть людей раньше времени — еще одна новая концепция. Как много их появилось после падения барьера.

— А где Эммануэль, Дадли? Она с тобой?

— Нет, она осталась в домашнем мире… МЕРТВА БЕГИТЕ ИДИОТЫ БЕГИТЕ ОНИ УБИЛИ НАС ОБОИХ И ВАС ВСЕХ ПЕРЕБЬЮТ БЕГИТЕ…

Предательская мысль пробилась в его сознание, и Утесу Утреннего Света хотелось завопить от ярости. Усилием воли он загнал обратно выбившиеся из мозга иммобайла воспоминания Боуза и сокрушил их. Истребил окончательно.

В здании, где находилась основная группировка Утеса Утреннего Света, в его родовом гнезде, раздался отчаянный, безумный человеческий смех. Затихая, он все еще издевался над своими врагами.

Уилсон в шоке уставился на динамик, откуда всего минуту назад донеслось радостное известие, растрогавшее его почти до слез. Последовавший за ним отчаянный крик все еще звенел в мертвой тишине рубки.

Где-то в самой глубине души он подозревал обман — с того момента, когда голос Дадли донесся с корабля, идущего на десяти g, и прозвучал так спокойно, как будто они сидели в баре. Если что-то слишком хорошо, чтобы быть правдой, жди подвоха.

— Корабли противника снова набирают ускорение! — крикнула Анна. — Восемь g! Девять!

— Ту Ли, выводи нас отсюда, - приказал Уилсон. Ощущение дежавю окутало его ужасающим спокойствием. — Оскар, Антония, расходимся в соответствии с первым вариантом. Вы слышали сообщение. Действуйте.

Экраны, показывавшие окружающее пространство, стали затягиваться голубоватой пеленой, будто корабль попал под сегмент планетарного неба. Ту Ли направила «Конвей» прочь от Пары Дайсона со скоростью половины светового года в час.

— Господи, что же произошло? — спросила Анна. — Что с нами говорило?

— То, что осталось от Дадли Боуза, — мрачно ответил Уилсон. — Проклятье, а я ведь всегда его недолюбливал. Есть признаки погони?

— В гиперпространстве ничего, капитан, — доложил Танде. — «Святой Асаф» и «Лэнгхарн» идут впереди нас и расходятся.

Уилсон перевел взгляд на дисплеи вокруг своего кресла и постарался дышать глубже, чтобы успокоить сердцебиение. Он увидел, как далеко друг от друга разошлись два других корабля-разведчика, затрудняя одновременную погоню за всеми судами. Жалкая уловка. Если уж чужаки начали строить сверхсветовые суда, они смогут за каждым противником послать целые эскадрильи.

— Мы были в реальном пространстве шесть с четвертью минут, — сказала Анна, как только волнение в рубке немного улеглось. — Время миссии значительно сократилось, и мы все еще не знаем, как они выглядят.

Уилсон обратился к своему эл-дворецкому, и один из мониторов приблизился к нему.

— Что успели зарегистрировать наши сенсоры? — обратился он к Танде Саттону.

— Почти ничего, капитан, — хмуро ответил физик. — За такой малый промежуток времени трудно получить полную картину.

— А что известно о гигантской червоточине?

— Ах, да. — Танде помолчал, не решаясь поделиться своими мыслями. — Знаете, мы никогда не пытались строить сооружения подобного масштаба. Квантовая активность, которую мы успели засечь, свидетельствует о значитель­ном количестве червоточин внутри звездной системы Дайсона, но та, что установлена на наружном газовом гиганте, намного превосходит все остальные — все это подтверждает предыдущие заключения об их производственных мощностях: полтора года назад у них не было ни одного генератора червоточин.

— А насколько велика червоточина, что находится над газовым гигантом?

Танде стал просматривать записи гисрадара, относящиеся к наружному газовому гиганту и его трем большим спутникам. Затем он выделил изображение третьей луны, вращавшейся над турбулентными экваториальными облаками на расстоянии семисот девяноста километров: половину каменистой поверхности этой миниатюрной планеты занимали ледяные пласты толщиной до пяти ки­лометров, и приблизительно четвертую часть — купола силовых полей. Вокруг спутника постоянно держалась пелена газов от ракетных двигателей, образующая светящееся кольцо в двухстах пятидесяти километрах над поверхностью. Из нее к точке Лагранжа, находящейся в пятнадцати тысячах километров, про­тянулась бело-голубая полоса плазмы — чужаки открыли червоточину в центре гравитационного нуль-поля, где требовалась наименьшая мощность ракетных двигателей. Визуального изображения генератора получить не удалось, но в инфракрасном диапазоне его экран мерцал багровой искрой: гисрадар зафиксировал тороид, составлявший в поперечнике два с половиной километра. Сквозь него через каждые пять или шесть минут пролетали большие корабли.

— Проклятье! — буркнул Уилсон. — Можно определить, куда она ведет?

— Нет, сэр, — ответил Танде. — Но, судя по интенсивности квантовых возмущений, я бы сказал, что расстояние может насчитывать несколько сотен световых лет. Не знаю, откуда они получают такую мощность. Нейтринных потоков, указывающих на работу ядерного реактора, не обнаружено.

— Они проникли в Содружество? — встревожился Уилсон.

— Нет, червоточина не настолько велика. Четыре, может быть пять сотен световых лет.

Уилсон ожидал почувствовать облегчение, ведь чужаки не добрались до его дома, но ничего подобного не ощутил. Увиденная картина вселяла только тревогу. Даже для такой развитой цивилизации гигантская червоточина явно была судьбоносным проектом, актом отчаяния. К чему это может привести, он точно себе представлял. Неясной оставалась только причина. Что им понадобилось в Содружестве?

* * *

Перед ними расстилался удивительный пейзаж: все, что было можно встретить в пригодном для жизни людей мире, только увеличенное процентов на двадцать — более высокие горы, более широкие реки, даже небо казалось больше, хотя это могло быть из-за отсутствия облачности на протяжении всего (длинного) светового дня.

Все это немного тревожило Оззи: какие же животные могут здесь встретиться? Крысы величиной с собаку? Собаки ростом с лошадь? Или слоны, не уступающие размером динозаврам?

Впрочем, хотя они и провели в этом мире уже восемь дней, пока не встретили даже комара. Растительность тоже не вполне соответствовала общему представлению — она была весьма скудной. Трава была похожа на ковер из мха, а на шаровидных кустах тонкие узкие листья росли так часто, что издали казались сплошной пленкой. Листья на деревьях имели простую коническую фор­му и не превышали длину пальца. По крайней мере, в местной флоре не встретилось ничего выдающегося. Хотя за все это время Оззи не заметил ни одного цветка. Может, эволюция обошла весь процесс опыления стороной. А может, здесь не было насекомых.

Зато Точи стал самым ярким пятном на планете. После того как они покинули планету Ледяной Крепости, большой чужак быстро оправился от обморожений. Несколько недель скольжения по лугам и лесам умеренного температурного пояса почти полностью восстановили его эластичные двигательные гребни. Из трех планет, где они побывали, на одной тропа шла в тропической зоне. Точи это очень понравилось. Маленькие сморщенные отростки, торчавшие из складок его коричневой шкуры, ожили и расцвели. Теперь они напоминали перистые папоротники с постоянно меняющейся окраской; при каждом движе­нии или порыве ветра по его телу пробегали алые, бордовые, оранжевые, голубые и зеленые волны.

— Он похож на лохматую радугу, — сказал Орион, когда увидел чужака во всей красе.

Он и сам выглядел вполне счастливым. Постепенно вернулась его жизнерадостная самоуверенность, и с каждым шагом, отдалявшим их от Ледяной Крепости, она усиливалась.

Оззи уже ожидал, что паренек начнет спрашивать, не пришли ли они уже к своей цели, на что было почти невозможно ответить. В мирах, где они до сих пор побывали, тропы сильфенов были хорошо видны, а когда Оззи чувствовал неуверенность, пару раз помогал дружеский амулет. Пока же они шли по лесистой местности, кое-где разделенной неширокими долинами или горами.

Большой мир был иным. Выйдя на опушку леса, они увидели расстилающуюся впереди холмистую равнину. Край леса сменился V-образной долиной, и пройти ее можно было только вдоль ручья, бежавшего по ее дну. Поэтому они продолжили путь, держась ближе к ручью, одному из многих, питавших пересекающую плато реку.

За пять дней постоянной ходьбы они увидели много появившихся из леса долин, но ни в одной из них не было тропы сильфенов. Зато на деревьях росли съедобные фрукты, круглые, размером с дыню, с волокнистой мякотью, напоминающей по вкусу пресное яблоко. Это, кажется, было общим для всех миров, соединенных тропами сильфенов, — никакого ярко выраженного вкуса у съедобных продуктов.

Обычно Орион длинной палкой сбивал фрукты на землю, и иногда его своими щупальцами поддерживал Точи. Оззи, наблюдая, как мальчишка со смехом молотит палкой, каждый раз вспоминал о карри и бургерах-чили.

Река привела их к горной гряде со снежными вершинами, замыкавшей равнину. На подходе к предгорьям травяной ковер стал намного тоньше, и местами появились голые песчаные проплешины. Вскоре растительность осталась толь­ко на узкой полоске вдоль берега реки. Дальше им пришлось пробираться по топким берегам, усеянным многочисленными булыжниками. Оззи и Орион несли тяжелые рюкзаки, а у Точи на спине висели две сумки. Уклон ущелья заметно увеличился, и речной поток, разбрасывая клочья пены, будто пытался выпрыгнуть из русла.

— Все еще хочешь построить лодку? — насмешливо спросил Орион, когда они проходили мимо россыпи огромных камней.

Оззи предложил такой вариант немного раньше, когда они обследовали третье лесистое ущелье, надеясь отыскать тропу. Идея имела смысл, но его нож с алмазным лезвием не был предназначен для обработки такого количества деревьев, а для постройки плота у них было маловато веревок. Просто ему хотелось побыстрее выбраться с равнины. Дни, проводимые под необъятным небом, не доставляли радости, а по вечерам тревожная пустота вокруг загоняла его в палатку. Где-то в глубине души этот мир вызывал у него беспокойство.

— Мне приходилось преодолевать и более сложные пороги, — сердито ответил он.

Еще полдня они шли по склону ущелья, а затем оно неожиданно вывело их в глубокий каньон. Река устремилась вниз по нескольким крутым ступеням, а в конце грохотал водопад высотой около трехсот метров. После глубокой тишины на равнине рев падающей воды их почти оглушил.

— Что дальше? — спросил Орион.

Он всматривался в каньон за водопадами: казалось, тот пересекал всю горную цепь.

— Позади нас нет троп, выходящих из этого мира, — стал размышлять вслух Оззи. — Нам остается либо продолжать идти вдоль реки, либо поискать другой путь через горы.

Он вытащил истертый листок пергамента и последний уголек. Отыскав самую острую грань, он написал вопрос Точи. «Я думаю, надо продолжать идти. Похоже, это и есть тропа».

Передний сегмент глаза Точи вспыхнул, выражая согласие.

Весь остаток долгого дня они посвятили спуску вдоль серии водопадов. От оседавшей водяной пыли камни стали скользкими, и двигаться приходилось медленно и осторожно. Шансы получить здесь помощь при любом несчастном случае равнялись нулю. Долгое путешествие в неизведанных мирах приучило их к терпению, и даже Орион не жаловался на медленность спуска. Первым шел Точи: благодаря своим упругим двигательным гребням он чувствовал себя увереннее остальных на опасном склоне.

Солнце уже давно скрылось за скалами, когда они наконец добрались до самого дна каньона. Виртуальный таймер подсказывал, что до наступления темноты у них еще оставалось два часа. Оззи снял защитные очки и, прищурившись, посмотрел на блестящие скалы — из-за яркого солнца путешественники были вынуждены носить темные очки почти целый день. Водяная пыль, выбрасываемая водопадом у основания склона, на мгновение обманула его влажной прохладой, но даже здесь, вне досягаемости прямых солнечных лучей, в очках он чувствовал себя комфортнее.

Они обогнули глубокий бассейн, выбитый водой в скалах, и подошли к тому месту, откуда река снова текла свободно и неторопливо, журча обломками песчаника, составлявшими ее дно. Оззи остановился и огляделся по сторонам: почти отвесные стены из красновато-коричневого камня с обеих сторон поднимались на высоту около километра, а поскольку каньон плавно изгибался к востоку, они казались еще выше. Ширина каньона составляла около восьми километров. Здесь не было никакой растительности: ни травы, ни кустарников. Дно покрывали песок и галька того же красноватого оттенка, что и у стен. У подножия скал можно было заметить высокие курганы каменистых осыпей.

Один из манипуляторов Точи поднялся вверх, словно рука человека, желающего привлечь внимание. Оззи заглянул в его передний глаз и прочел розовато-лиловые символы: «У поворота что-то есть. Возможно, дерево».

Он включил увеличение на зрительных вставках. Вдоль скал дрожал нагретый воздух, но перед самым поворотом реки все же виднелось какое-то темное пятно. Они зашагали вниз по каньону и почти сразу наткнулись на старое кострище — это был простой круг, выложенный из закопченных с внутренней стороны камней. Пепел давно разлетелся, и между камнями остался только потемневший песок.

— Смотрите! — закричал Орион и бросился вперед.

Он остановился в нескольких шагах от кострища и с победной улыбкой поднял с земли неожиданный трофей.

— Черт побери! — пробормотал Оззи.

Парень нашел жестянку из-под кока-колы. За долгие годы краска на банке сильно выгорела, но знакомый логотип был все еще легко узнаваемым.

— Мы на Земле? — взволнованно воскликнул Орион.

— Извини, старик, этого не может быть.

— Но, наверное, где-то в Содружестве. Даже на Сильверглейде есть кока.

Оззи поскреб сильно отросшую бороду.

— Думаю, это просто мусор. Люди больше всех творят безобразия в нашей Вселенной. Но! Это доказывает, что мы на верном пути.

Оззи пожалел, что приходится разбить хрупкую надежду парня.

Орион с досадой посмотрел на банку и бросил ее обратно в песок.

Часом позже они остановились на ночевку. Оззи и Орион вместе поставили палатку на небольшом пригорке в нескольких сотнях ярдов от воды, а потом, пока было еще не совсем темно, решили постирать носки и рубашки. Оззи хотелось и самому нырнуть в реку и хорошенько помыться, но, хоть они и не видели в этом мире ни одного живого существа, он не мог заставить себя до­вериться воде. Слишком много бессонных ночей он, еще будучи студентом, провел в компании пары упаковок пива, травки и низкокачественных дисков с фантастическими фильмами. Бог знает, что таилось в толще воды. Может быть, и ничего, но ему вовсе не хотелось, чтобы в его теле потом выводились личинки чужаков. В конце концов, долгими вечерами они вдоволь наплавались в теплых источниках Ледяной Крепости.

Они уже возвращались к палатке, как вдруг Орион остановился.

— Там свет, — сказал он.

Оззи посмотрел вдоль каньона в ту сторону, куда указывал парень. Далеко вниз по течению он заметил мерцающую золотистую искорку. Он даже не смог определить, на какой стороне реки она горела. Визуальные вставки тоже не давали отчетливого изображения; несмотря на предельное увеличение, было видно только колеблющееся пятно. При переключении в инфракрасный диапазон пятнышко почти исчезло. Значит, это был не огонь.

— Вероятно кто-то еще идет по тропе, — сказал Оззи с напускной уверенностью.

Точи тоже видел свет, но глаз чужака также не смог на нем сфокусироваться. Они продолжали поглядывать на искорку света, пока ели свой ужин из безвкусных фруктов и холодной воды, но она не двигалась. На всякий случай Оззи и Точи решили по очереди подежурить на берегу. Оззи выпала смена от полуночи до рассвета. Он надел брюки и рубашку, набросил на плечи спальный мешок и сел на плоский камень неподалеку от палатки. Вода в реке негромко журчала, со стороны Точи время от времени доносилось хриплое сопение, которое Оззи посчитал за храп чужака. За исключением этих звуков стояла глубокая тишина, которая у него всегда будет ассоциироваться с этим миром.

На безлунном и безоблачном небе сияла бриллиантовая россыпь звезд. Столь­ко звезд он не видел даже в своих странствиях по новым мирам Содружества, еще не тронутым световым загрязнением. Его внимание привлекла небольшая туманность, раза в три или четыре крупнее земной Луны. С одного края из основной туманности в сторону торчал красноватый зубец. Ничего даже отдаленно напоминающего этот астрономический феномен в Содружестве Оззи не встречал. Он назвал его Хвост Дьявола. Жаль, что об этом никто никогда не узнает.

В самое глухое время перед рассветом он услышал голоса. Оззи настороженно выпрямился, стараясь определить, не приснилось ли ему это. Звуки могли быть частью начинающегося сна. Но это были не человеческие голоса — по крайней мере, ничего похожего на знакомые ему наречия.

Светящаяся искра по-прежнему не двигалась. Он переключился на инфракрасный спектр и медленно повернулся кругом.

Снова послышались голоса. Теперь уже точно не во сне. Звуки пронеслись мимо, заставив его так резко обернуться, что Оззи едва не упал. Несколько голосов бормотали в общем разговоре. На нечеловеческом языке. Они звучали настойчиво. Испуганно.

Но это были лишь звуки. В каньоне ничего не шелохнулось, ничего материального.

Он с трудом удержался, чтобы не спросить: «Кто здесь?» Но это было бы глупо, прямо как из ужастиков на DVD.

Мимо него прошелестел шепот. Кто-то — или что-то — жалобно простонало вдали. Оззи сбросил спальник, вытянул руки, сосредоточившись на пальцах, пытаясь ощутить колебания воздуха, хотя бы какой-нибудь намек на движение, и закрыл глаза, понимая, что от зрения ему сейчас не будет никакого толка. Он слушал и трогал воздух. Звуки вернулись, повторяя голоса ветра. Он внимательно вслушивался, а потом тихонько повторил их. Ничего не изменилось. Они проносились мимо, не обращая на него внимания.

В таком состоянии и застал его Орион, когда предрассветная мгла залила стены каньона: Оззи неподвижно стоял с распростертыми в стороны руками и что-то бормотал на чужом языке. Парень выбрался из палатки, протирая сонные глаза.

— Что это ты делаешь?

Оззи вздохнул и плавно опустил руки, а потом с таинственным видом подмигнул Ориону.

— Разговариваю с духами.

Взгляд Ориона метнулся по сторонам, отыскивая… нечто.

— Ты в порядке? Может, ударился головой?

— Такое было — в баре на Лотиане, но это случилось много лет назад. Этот мир населен призраками.

— Ой, перестань, Оззи. Не смешно. Эта планета и так какая-то жутковатая.

— Я понимаю, старик. Прости. Но я действительно что-то слышал, как будто мимо пронеслась группа людей или чужаков.

— Сильфены?

— Нет, их язык я бы узнал. Я не понял, что говорили те существа, но по тону голосов создается определенное ощущение. Они были чем-то опечалены или испуганы. А может, и то и другое.

— Нет, прекрати. Мне это совсем не нравится.

— Да, понимаю. Я думаю, в этом-то все и дело.

— Какое еще дело?

— Мои ощущения. — Он нахмурился. — Если нам известно, что призраки не существуют, значит, это… какая-то проекция? Какая-то ребяческая попытка испугать путешественников? Я имел в виду — почему бы не провести некоторую подготовку, а потом выскочить из-за скалы, завернувшись в белую простыню?

— Ты говорил, что у сильфенов есть жизнь после смерти, — негромко произнес Орион.

Оззи окинул его задумчивым взглядом.

— Так ты меня слушал?

— Иногда. — Орион ухмыльнулся и пожал плечами.

— Ладно, давай обсудим этот вопрос. Наши электронные устройства здесь не работают, так что это не может быть ни голограммой, ни каким-либо акустическим фокусом. Сильфены бывают в этом мире, следовательно, все, что здесь происходит, делается с их согласия.

— Если только не они сами все это устроили, — внезапно оживился Орион. — Здесь же нет ни одного живого существа. Мы не видели ни животных, ни насекомых. Может, это и есть загробный мир сильфенов, куда попадают их души?

Оззи окинул каньон недоверчивым взглядом.

— Мне почему-то так не кажется. Я бы ожидал чего-то более впечатляюще­го. Но я могу и ошибаться. — Он неожиданно замолчал, глядя вдоль каньона. — Эй, я больше не вижу света.

Точи втиснулся между ними и поднял свой манипулятор. «Что происходит?»

— Это будет отличным испытанием для нашего словарика, — пробормотал Оззи.

К полудню они увидели впереди черные столбы, которые при приближении оказались деревьями. Они были гигантами даже по меркам этого мира — стройные ровные конусы, поднимавшиеся в небо на полторы сотни метров. Деревья стояли двумя рядами великолепной аллеей в километре от берега реки.

— Значит, здесь кто-то все-таки живет, — сказал Орион, подходя к началу аллеи.

— Похоже на то. — Оззи запрокинул голову, чтобы увидеть верхушки ближайших деревьев. — Знаешь, либо у них древесина крепче стали, либо здесь никогда не бывает сильного ветра.

— А это важно?

— Не знаю, парень. Но это еще одно очко в пользу странностей.

Орион хихикнул.

— Весь этот мир — одна большая странность.

— Не буду с тобой спорить.

Еще через час, когда поворот остался позади и каньон просматривался на многие мили вперед, они увидели вдалеке несколько фигур: семь путников уверенно шагали далеко впереди них.

«Двуногие, как и вы. Это они светили ночью», — написали разводы в переднем сегменте глаза Точи.

«Возможно», — ответил Оззи.

«Они идут медленнее, чем мы. Можем догнать их еще сегодня, если увеличим скорость». Оззи и сам об этом подумал. Их внимание, конечно, можно было привлечь оставшимися ракетами, но он собирался ими воспользоваться только в случае крайней необходимости. К тому же путники впереди все равно рано или поздно будут оглядываться. Удивительно, что они до сих пор не заметили яркой окраски Точи на фоне однотонных камней.

«Увеличение скорости нас утомит. Догоним рано или поздно».

«Согласен».

После нескольких часов ходьбы по пустынной аллее, ближе к полудню, они дошли до первых развалин. Поперек аллеи к реке бежал небольшой ручеек, бравший начало у подножия скалистой стены. Через него когда-то давным-дав­но был построен простой горбатый мостик. Сейчас от моста осталось только два основания по обеим сторонам ручья, торчавшие из земли, словно два клыка.

На каменных глыбах были заметны неглубокие бороздки, напоминающие следы змеи на песке, но Оззи так и не понял, были ли это остатки древней резьбы или следы естественной эрозии. Вспомнив про посаженные рядами деревья, он решил, что это была резьба, а уж сколько времени понадобилось, чтобы резьба почти сгладилась, он не имел представления — но не меньше не­скольких столетий.

— Жаль, что не работает портативный модуль, — вздохнул он. — Я бы мог провести углеродный анализ и определить их возраст с точностью до одного дня.

— В самом деле?

— Ну, почти.

Ужасающая неграмотность Ориона в области технологии всегда его расстраивала. Он не раз обещал себе следить за тем, что говорит, особенно в шутку, что случалось довольно часто. Тем более что парень воспринимал все сказанное им как истину в последней инстанции.

Они перешли ручей вброд и продолжили путь. Оззи еле удержался, чтобы не вырезать на камне свое имя. Удивительно, что до сих пор этого никто не сделал, даже те, кто выкинул банку из-под колы.

По пути к очередному месту ночевки они прошли еще один разрушенный мост и большое круглое углубление в почве, выложенное по краям тщательно подогнанными камнями. Археологические находки, однако, не давали ни малейшего намека на авторов строительства. Мост для большинства рас являлся базовой конструкцией, как и фундамент, который Оззи распознал в каменном круге.

За день дистанция, отделявшая их от идущей впереди группы, сократилась примерно на милю. Они поставили палатку и в сгущающихся сумерках снова увидели впереди золотистую искорку света.

— Они тоже остановились, — сказал Орион. — Выстрели ракетой, Оззи. Теперь они наверняка ее увидят.

Оззи взглянул на неподвижный огонек.

— Им известно, что мы здесь. Если они не хотят с нами разговаривать, нет смысла навязываться.

Орион энергично кивнул и откусил большой кусок съедобного фрукта.

— Теперь я это понимаю. Нельзя заставить торопиться того, кто не намерен спешить, верно?

— Ты быстро учишься.

— Поэтому я предоставлял девчонкам задавать темп.

— И это правильно.

— Она ведь все равно найдет способ показать, что готова лечь в постель? Ты в этом уверен?

— О да. — Вечера у костра стали раздражать Оззи: все мысли парня шли в одном-единственном направлении. — Но ты должен действовать осторожно, старик. Надо быть внимательным.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, если она не против продлить свидание настолько, насколько этого хочешь ты, это хороший знак.

— Но ведь ты же говорил, что не надо тащить ее в постель при первой же встрече.

— Да, конечно. Но ведь будут и другие свидания.

— Ладно. Предположим, у нас целая ночь. Я должен пригласить ее к себе или она позовет меня в гости?

— Я не знаю, старик. Это зависит от девчонки. Сам определишь.

— Но, Оззи, у меня еще никого не было, поэтому я тебя и спрашиваю.

— Хочешь еще один вариант знакомства?

Он давно обнаружил, что только так можно было заставить Ориона остановиться, хоть и ценой некоторого ущерба для его собственного достоинства.

— Да!

— Ладно. Но учти, ты должен вести себя очень уверенно и ни в коем случае не выказывать никаких опасений. Спроси: «Ты на самом деле такая хорошенькая или мне это только кажется?»

— Ну, может быть, — с сомнением протянул Орион. — Но надо иметь варианты продолжения.

— Эй, я тебе подсказываю, как надо открывать дверь, а оказавшись в комнате, ты должен действовать по обстоятельствам.

Голоса вернулись поздней ночью. На этот раз они звучали немного громче и доносились чаще.

Орион проснулся, как только разговор раздался у самой палатки. Оззи уже сидел в своем спальнике, прислушиваясь к голосам и тону их звучания.

— Это и есть призраки? — мрачно спросил Орион.

— Похоже на то. Ты боишься, старик?

— Оззи! Это же призраки!

— Ну да. Я тоже боюсь, если тебе интересно.

Он выполз из спального мешка и расстегнул вход в палатку. Ночной воздух вибрировал от звуков, от сотен голосов, хаотически круживших вокруг их маленького лагеря. Оззи вышел, шагнул в середину водоворота звуков — и оказался под дневным солнцем. Его ноги утопали в пышном ковре глубовато-зеленой травы, устилавшей дно каньона между деревьями и густыми зарослями кустов. Древесную аллею сменила вымощенная булыжником дорога. Странные пятиногие животные, напоминавшие быков, тащили по ней повозки, нагруженные бочонками и местной разновидностью сена. Возницы были чужаками: они выглядели как грушевидные медузы с сотнями тонких щупальцев, торчащих из нижней половины туловища и служивших одновременно ногами и руками. При необходимости в значительных усилиях тонкие белесые щупальца сплетались между собой. Десятки таких же существ скользили вдоль дороги, перемещаясь на кончиках своих извивающихся конечностей. Все они переговаривались между собой низкими журчащими голосами.

Одна из телег покатилась прямо на Оззи. Он отчаянно замахал руками:

— Эй смотри, куда…

Но возница, похоже, не видел ни его, ни палатки, ни стоявшего рядом с ней Ориона. Оззи схватил застывшего Ориона и вместе с ним отскочил с дороги — в ночную темноту.

— Черт побери! — буркнул Оззи.

Он поднял голову и осмотрелся. Ничего не изменилось. Звезды перемигивались на небе и слегка освещали мир. Два ряда деревьев отмечали древнюю дорогу вдоль спокойной реки.

— Ого! — выдохнул Орион. — Здорово!

— А?

В свете звезд блеснула широкая усмешка Ориона.

— Разве ты не понял? Этот каньон — машина времени, а тропы сильфенов — червоточины. Как тебе это?

— Это была всего лишь картинка, старик, — неохотно ответил Оззи, поднимаясь на ноги и отряхивая песок. — Нам показали, что здесь было раньше.

— Оззи, я чувствовал их запах, похожий на уксус. Все было реально, никакая это не картинка. Мы побывали в прошлом. Ты и сам так подумал, иначе зачем прыгать в сторону?

— Я был поражен, только и всего. Я не знал, каков уровень плотности изображения. Знаешь, при подключении к ВСО некоторые люди получают травмы.

— Ты испугался. — Орион раскинул руки и захохотал. — Эй, Оззи, ты испугался. Машина плохого времени.

— Это не…

Оззи взял себя в руки. Он и сам почувствовал запах. Вдали по-прежнему неподвижно светил золотистый огонек. Снова, то приближаясь, то удаляясь, звучали голоса.

— Черт, какое странное место.

— Оззи! — воскликнул Орион.

Одно из медузообразных существ скользило мимо них в собственном ореоле дневного света. Точи, отбросив полость из меха ледового кита, от неожиданности встал на дыбы.

«Что это было?»

Глаз Точи так ярко сверкал символами, что Оззи оглянулся на Ориона, ожидая, что тот тоже это заметит. Затем пожал плечами: в их словаре не было терминов для призраков, странствующих во времени. Оззи оглянулся, но чужака уже не было.

— Нам бы надо убраться с этой аллеи, — сказал Оззи. — До рассвета еще несколько часов, нужно хоть немного отдохнуть.

— Ох, Оззи, это так чудесно. Мы могли бы оказаться на финише, даже не начиная путешествия. А еще я мог бы вернуться в Сильверглейд и отговорить своих родителей.

— Послушай, старик. Я понимаю, машина времени кажется тебе чудесным подарком, но поверь мне. Основы квантовой теории доказывают, что это невозможно. Понятно? Я знаю, что все это выглядит реально, но это не так.

Орион хотел что-то ответить, но в этот момент появилась небольшая механическая повозка с двумя студенистыми чужаками в кабине. Сзади из коротких широких труб валил дым и пар. Орион порывисто вздохнул и отшатнулся.

— Наверное, ты прав. Давайте уберемся отсюда.

Оззи всерьез раздумывал, не остаться ли на месте, пока какой-то из призраков не пройдет сквозь него. Но они выглядели такими реальными!

Все трое собрали свои вещи и поспешно покинули аллею. За чертой деревьев голоса затихли, но не пропали совсем. Оззи и Орион завернулись в спальники и сели, прислонившись к валуну. Между деревьями время от времени возникало голубоватое сияние, освещавшее стволы деревьев и давно умерших чужаков, идущих своей старинной дорогой. В конце концов Оззи устал за ними наблюдать и закрыл глаза.

— У меня есть теория, — нетерпеливо затараторил Орион, одновременно пережевывая безвкусный фрукт. — Наверное, Сара побывала в этом каньоне. И поэтому живет так долго. Каньон перенес ее в будущее.

— Это не машина времени, — уже в десятый раз возразил ему Оззи. — Время не может повернуть обратно, нельзя попасть в прошлое. Время течет только в одном направлении. Все. Точка.

— Она попала в будущее.

— Ну, это не так уж трудно. Мы и сами так можем.

— Правда? — восхищенно воскликнул Орион.

— Ну… теоретически. Внутреннюю структуру червоточины можно модифицировать таким образом, чтобы десинхронизировать временные рамки. Другими словами, ты входишь с одной стороны, а спустя неделю выходишь с другой, и при этом для тебя проходит всего секунда. Я почти уверен, что на тропах сильфенов творится то же самое, и такое вполне могло произойти с людьми вроде Сары.

— А ты сам проделывал это с червоточинами?

— Нет. Это довольно сложно. Технология, соответствующая математическим выкладкам, еще не разработана. — Он сердито хмыкнул. — Может, решение появится к тому времени, когда мы вернемся.

В то утро они пошли параллельно аллее, держась метрах в трехстах от деревьев. Движение на дороге не прекращалось, хотя уследить за ним было невозможно. Тени, мелькавшие между стволами, тотчас исчезали, стоило только остановить на них взгляд — в дневное время призраки были не такими отчетливыми, как ночью.

Через пару часов после того, как они начали движение, стало понятно, что они догоняют идущих впереди путников. Та группа шла по аллее, и теперь казалось, что им приходилось преодолевать сопротивление сильного ветра: все они сильно наклонились вперед, а полы одежды хлопали за их спинами.

— Это сильфены, — сказал Орион. — Я уверен, что это они.

Оззи включил увеличение. Парень был прав.

— Еще одна загадка, — пробормотал он.

— Мы поговорим с ними?

— Не знаю. — Оззи колебался. С одной стороны, после ухода из Ледяной Крепости они еще не встретили ни одного разумного существа. С другой стороны, сильфены и в лучшие времена не производили впечатления разумных существ. — Давай решим, когда поравняемся с ними.

Они продолжили путь и через некоторое время увидели, что аллея прерывалась на пару миль, а потом продолжалась снова.

— Не вижу ни одного упавшего дерева, — сказал Оззи, осматривая местность в увеличенном масштабе. — Похоже, те, кто сажал деревья, просто решили сделать перерыв.

— А там ничего не построено? — спросил Орион.

— Даже развалин не видно.

Идущая впереди группа сильфенов становилась ближе все быстрее. Оззи подсчитал, что они догонят путников как раз к началу разрыва аллеи. По до­роге все так же скользили темные полупрозрачные тени, и их печальное бормотание тоже не умолкало. Оззи был почти уверен, что это тот же язык, на котором переговаривались медузообразные возницы внутри проекции.

До группы сильфенов оставалось всего несколько сотен метров, как вдруг Точи поднял свой манипулятор. «Это не естественно», — было написано в его глазу. Щупальце чужака указывало на стену каньона.

Оззи присмотрелся к скалам, стараясь понять, что привлекло внимание Точи. Да, некоторые вертикальные трещины выглядели слишком уж правильными. Он изменил масштаб восприятия и ахнул; сооружение оказалось настолько большим, что он не смог заметить его сразу.

Тысячелетия назад на скалах были высечены контуры чужаков. Их было два, примерно на расстоянии мили друг от друга и высотой около полумили. Эн­тропия сделала свое дело, камнепады и осыпи уничтожили огромные сегменты фигур, и внизу накопились огромные курганы осколков. Но даже после вмешательства природы очертания остались достаточно четкими, чтобы можно было распознать изображение. Между двумя фигурами стоял дворец, поднимавшийся почти до самого верха скалы. Оззи решил, что это был дворец, хотя он мог быть и вертикально построенным городом, и храмом, и даже крепостью. Архитектура отдаленно напоминала баварские замки, виденные им на вершинах альпийских гор, но в данном случае построенные термитами. Казалось, что круглые башни и балконы растут прямо из стены каньона, только осталось их совсем мало, и ничто не сохранилось в первозданном виде. В целом сооружение сохранилось намного хуже, чем охраняющие его с обеих сторон гигантские статуи. Изящные опоры выступали из отвесной стены, изгибались вверх и заканчивались острыми шпилями, но конструкция, которую они когда-то поддерживали, обвалилась, превратившись в груды осколков у подножия скалы. Разрушение передней стены обнажило множество лестниц и переходов, а также зияющие провалы комнат и залов.

— Что же здесь произошло? — спросил Орион почти благоговейным шепотом.

Оззи, пораженный масштабами трагедии, покачал головой. Какая досада, что высокоразвитая раса могла допустить такой крах своей цивилизации.

— Думаю, об этом придется спросить у сильфенов.

Как только они свернули в сторону аллеи, стало понятно, почему сильфенам так трудно идти. Их отталкивал не ветер: воспоминания древней дороги стали сильнее. Каждый из проследовавших по древнему пути путешественников оставлял на нем свои следы — они не обладали реальностью призраков прошлой ночи, но восполняли этот недостаток колоссальной численностью.

Поначалу Оззи вздрагивал и пытался уклониться от столкновений, но затем понял, что призраки свободно проходят сквозь него. Большая часть путников шла пешком, иногда попадались повозки, а порой и механические приспособления.

По мере приближения к аллее плотность призрачных путешественников заметно возрастала. И вместе с тем усиливался производимый ими шум — одновременно разговаривали и кричали уже сотни и даже тысячи чужаков. Постепенно стала ощущаться и их плотность. Оззи, опустив голову, продолжал идти. Внезапно что-то коснулось его руки, и он чуть не подпрыгнул от неожиданности. Опустив взгляд, он увидел обвившееся вокруг запястья щупальце Точи. Другим манипулятором чужак держал за руку Ориона. Так, опираясь друг на друга, они стали догонять группу сильфенов.

Между деревьями поток давно ушедших чужаков превратился в сплошной вихрь цвета. Голоса слились в бесконечный монотонный гул. Теперь путникам действительно противостоял настоящий ураган. Оззи пришлось еще сильнее наклониться, и он был рад, что Точи его поддерживал. Рубашка и свитер взду­лись на спине пузырями, но Оззи с угрюмым упорством продолжал двигаться вперед.

Группа сильфенов отчетливо маячила впереди темным пятном в потоке света, красок и шума, заполнившем аллею. Они подобрались еще ближе, и стало видно, что в группе были только старые сильфены: их длинные волосы по­редели и поседели, а плоские лица избороздили глубокие морщины. Оззи ни­когда прежде не замечал у сильфенов признаков старения, как никогда не видел среди них и детей, хотя и не был уверен, что они вообще существуют. Старость придала им особую индивидуальность, что было нехарактерно для пожилых людей. И даже теперь, среди бушующего урагана, они уверенно и прочно держались на своих длинных ногах.

— Приветствую вас! — крикнул Оззи на языке сильфенов.

Одна из женщин обернулась. Ее большие темные глаза смотрели на него с любопытством бабушки, позабывшей имя любимого внука.

— Это я, Оззи. Вы помните меня?

— Никогда не забыть нам дорогого Оззи, тем более здесь, в этой обители воспоминаний. С радостью видим тебя здесь, где тебе и следует быть.

— Прости, но я никогда не стремился сюда попасть.

Ее веселый смех, казалось, заглушил гул призрачных голосов.

— Ты стремился увидеть и познать все чудеса вдали от дома. Мысли твои мечутся и меняются вместе с твоим настроением, радость и печаль горят в твоих глазах с яркостью звезд-близнецов, вечно кружащихся в бесконечном танце.

— А это и для вас чудеса? Я думал, это давно прошедшие времена.

— Впитывай знания, Оззи, в странствиях по тропам через потерянные миры. И к радости своего упрямства, ты исполнишься понимания. Чудеса несут в себе не только радость, но и печаль. Они связаны неразрывно в одно целое — и радость и печаль должны сопутствовать нашей жизни. Ты пришел туда, где бывают немногие, сюда привела тебя жажда и твоя громкая песнь. И мы рады тебе, хотя не готов ты упасть в круг света и воздуха, где горькая и сладкая песнь прозвучит до конца.

— Это и есть ответ о барьере Пары Дайсона? Расскажи мне о плененных звездах. Я так много хотел бы узнать.

— И ты узнаешь, когда пройдешь этой долиной смерти к скорбящим и умирающим теням.

— Ты верно издеваешься надо мной, — по-английски пробормотал он. — Ты цитируешь мне Библию?

Длинный язык женщины-сильфена задрожал в центре ее рта.

— Это и есть то место, куда я стремился? Мы попали в тюрьму, пленившую звезды? Ваши тропы проходят сквозь стены тьмы?

— Оставь свои цифры и огрубевший голос, милый Оззи, и научись петь. Песнь — это истинная участь тех, кто живет и любит жить.

— Я не понимаю, — простонал он сквозь стиснутые зубы. — Я не знаю, можно ли это считать ответом. Что это за место? — Он с тоской взглянул на сильфенов и снова перешел на их язык. — Что привело вас в эту долину смерти? Зачем вам эти мучения?

— Слабые и хрупкие, мы приходим сюда, чтобы закончить нашу песнь и отыскать свое место среди тех, кто должен прийти. Долгим был наш путь, яркими были освещающие нас лучи, громкими были спетые нами песни, мягкой и твердой была под ногами земля. Скоро закончатся наши странствия.

— Так вот оно что? Это и есть конец тропы сильфенов? Ваши странствия заканчиваются в этой долине?

— Оззи! — крикнул Орион. — Оззи, призраки уходят.

Он оглянулся. У последней пары деревьев встречное давление почти исчезло. Толпы призраков рассеивались, давая возможность лучам солнца в полную силу осветить неровное каменистое дно каньона. Пока он смотрел по сторонам, утихли последние звуки голосов. Оззи покачнулся от неожиданности и выпрямился в полный рост. Над ними во всю стену каньона возвышался осыпающийся город-дворец чужаков.

— Тропа, по которой мы идем и которую любим, тянется по кругу, Оззи, и потому никогда не кончается, — сказала женщина-сильфен. Голос ее звучал очень грустно, словно речь шла о смерти. — Она начинается, когда ты начина­ешь. Заканчивается, когда заканчиваешь ты.

— А что в промежутке? Что там? Наши песни?

— На тропе ты слышишь множество песен. Песни богатства. Песни страха. Иди, Оззи, иди и слушай прерванную песню этого мира. Здесь лежит твоя мелодия, следуя за ней ты идешь дальше за клубком тайн, которые и есть мы сами.

Сильфены взялись за руки, и высокая женщина протянула руку Оззи. Ори­он смотрел на него с тревогой. В переднем глазу Точи вспыхнул вопрос: «Что происходит?»

— Скажи нашему другу, что я не знаю, — сказал Оззи Ориону. — Но я выясню.

— Оззи?

— Все будет хорошо.

Он подал руку высокой женщине. Четыре пальца ее кисти, теплые и сухие, сомкнулись вокруг его ладони. Это прикосновение непонятным образом успокоило Оззи.

Все вместе они подошли к вертикальным руинам. У подножия огромной насыпи расколотых камней Оззи увидел гладкий черный шар. Его диаметр соответствовал росту сильфенов. Оззи так и не понял, покоился ли шар на красноватом песке или парил в воздухе над самой поверхностью.

— Сейчас ты узнаешь песню этой планеты, — сказала женщина. — Обычно она поет о своих последних воспоминаниях.

Оззи нерешительно замер. А потом в центре шара он увидел парящую планету и с детским любопытством заглянул внутрь.

Перед ним было не изображение планеты, а ее призрак, как те чужаки, что странствовали по дороге на дне каньона. Давным-давно этот мир благополучно жил в космосе, и через его буколические леса проходила тропа сильфенов. Местные обитатели, медузообразные чужаки, как и многие другие расы, создавали свою цивилизацию и развивали науки. Они даже начали исследовать солнечную систему, отправляя примитивные корабли на соседние планеты и спутники.

И вот тогда появились имперские колонизаторы. Огромные космические корабли ворвались в звездную систему на ракетных двигателях и остались на орбите этого мирного и благополучного мира. Они провели в космосе не одно десятилетие и теперь с нетерпением стремились завладеть новым миром, где намеревались установить власть своей империи.

Война с захватчиками была столь же короткой, сколь и тщетной. Обитатели планеты сопротивлялись изо всех сил — они модифицировали свои ракеты, заменив оборудование оружием, и обстреливали корабли врагов. Однако нанесенные ими повреждения только разожгли ярость захватчиков.

В лесах же и лугах сильфены спешили по тропам, чтобы обрести мир и свободу, которой лишились те, чьим домом была эта планета. Проявление крайней жестокости обеспокоило даже волшебный народ, ведущий жизнь, полную радости и добродушного интереса к мирам, по которым он странствовал. Наблюдение стало для сильфенов тяжким наказанием.

У Оззи на глазах зловещие темные корабли обстреливали планету ракетами и бронебойными снарядами. Взрывы разрывали слои облаков и перемешивали атмосферу. Ударные волны опустошали мир. Земля гигантскими фонтанами вздымалась к небу. Океаны ревели от яростных бурь. Города и поселки исчезали с лица планеты. В первые же секунды погибли десятки тысяч чужаков. Оззи знал их. Он ощущал их смерть. Их горе. Их страх. Их потерю. Их печаль. Их сожаление о разрушенных домах. Их отчаяние при виде гибнущих детей. Он видел каждого из них и переживал вместе со всеми. Гибель обитателей мира продолжалась, когда бомбардировка захватчиков превратила планету в мрачную радиоактивную пустыню, и космические корабли ушли на поиски более податливых миров.

Оззи отшатнулся от шара, свернулся в клубок, и обильные слезы хлынули из его глаз, орошая сухой песок.

Он проплакал несколько часов, переживая боль бесчисленных смертей. За это время в его душе окрепла ненависть, какой он еще никогда не испытывал. Ненависть к тому, что было сделано. Ненависть к слепой тупости империалистов. Ненависть к сильфенам, за то что они только смотрели и ничего не сделали. Ненависть к бессмысленной утрате многообещающей цивилизации. На­сколько лучше могла стать Вселенная, если бы мирные спокойные чужаки, населявшие этот мир, остались жить и впоследствии встретились с человеческой расой. Ему было горько сознавать, что встрече двух различных разумов так и не суждено состояться.

На склоне дня, когда слезы и жалобные стенания окончательно иссякли, он перевернулся на спину и уставился в безоблачное небо. Орион и Точи в тревоге склонились над ним.

— Оззи, — жалобно протянул Орион, сам едва сдерживая слезы. — Оззи, не плачь больше, пожалуйста.

— Это так трудно, — прохрипел он. — Я был там. Я был с каждым из них, когда они умирали.

Его тело снова содрогнулось от рыданий.

— Оззи, пожалуйста, не надо!

Он почувствовал, как Орион в отчаянии сжал его руку. Его дом находился за много световых лет отсюда, родители пропали, а путешествие растянулось на много кошмарных месяцев. Этого прикосновения Оззи хватило, чтобы снова не погрузиться в пучину отчаяния. Какая ирония! Суперсамодостаточному Оззи понадобилось чье-то участие!

— Хорошо, — тихо произнес он и ответил на пожатие Ориона. — Хорошо, только дай мне еще немного времени. — Он попытался сесть, но обнаружил, что тело ему не подчиняется. Манипулятор Точи мягко поддержал его за спину и помог приподняться. Оззи с некоторым страхом окинул взглядом каньон. — А где сильфены?

— Не знаю, — сказал Орион. — Они ушли давным-давно.

— Хм. И правильно сделали. Я бы убил их, попадись они мне под руку.

— Оззи, что случилось? Что ты увидел?

Он поднял руку ко лбу и удивился, обнаружив, что весь горит, словно в лихорадке.

— Я видел то, что случилось с этим миром. На космических кораблях прилетели какие-то чужаки и… все уничтожили.

— Это было здесь?

Орион нерешительно огляделся.

— Да. Только очень и очень давно.

Вид разрушенного города-дворца снова вызвал прилив печали.

— Зачем они это тебе показали?

— Я не знаю, старик. Правда не знаю. Сильфены думали, это то, чего мне не хватает для моей песни. Песни, черт побери! — Он презрительно хмыкнул. — Похоже, у нас серьезные проблемы с переводом. Когда вернемся домой, я, пожалуй, вчиню иск департаменту культуры на триллион долларов. Я никогда не смогу от этого оправиться. — Оззи замолк, осознав, насколько верны его последние слова. — Но, похоже, в этом-то самое главное. Эти воспоминания принадлежат сильфенам. Они все видели. И ничего не предприняли. — Он взял в горсть немного песка, потом пропустил его сквозь пальцы, глядя на тонкие струйки. — Это ведь их горе, а не мое. И не тех, кто населял этот мир. Только их. Всем остальным уже все равно.

— Тогда что теперь?

Оззи с опаской покосился на черный шар.

— Уходим. Здесь нам больше нечего делать.

Загрузка...