Зверь

Глава 67

Выстрел без глушителя — вот его ошибка.

Когда Эссейл направился из комнаты Нааши в покои Тро и выломал закрытую дверь, то его поприветствовала пустая спальня и открытое окно, предатель дематериализовался сразу, как услышал выстрел из сорокового.

— Черт подери, — пробормотал Эссейл, развернувшись и проверив ванную. И гардероб.

Все было на своих местах, но настоящим сигналом о быстром побеге служил открытый сейф в стене, картина, которая раньше висела криво лишь на миллиметр, сейчас лежала на кресле, металлическая чаша в стене была открыта взгляду, подсветка внутри указывала на отсутствие содержимого.

Но разве это важно? Их целью была Нааша.

Они могут выследить Тро в любую свободную ночь.

Эссейл вернулся в покои Нааши, пересекая спальню и проходя прямо к окну, в котором он видел ее, стоя внизу. Усилием мысли выключая свет в ванной, он посмотрел из окна, чувствуя, как сладкая вонь бензина достигла уже второго этажа.

Внизу, у самого начала подъездной дорожки, возле фонарного столба собралась группа из восьми человек, освещение помогло разглядеть семь слуг и дворецкого, они выстроились в ряд и смотрели на особняк.

— Достойный мужчина, — пробормотал Эссейл, отворачиваясь.

Он собирался уйти, когда кое-что привлекло его взгляд… мерцание со стороны туалетного столика. Включая свет, он переступил через труп и взял бриллиантовое ожерелье. Скромная, по стандартам Нааши, цепь с камнями в два-три карата.

Там, где она сидела, располагался ряд шкафчиков с медными замками.

Может, в нем взыграла ностальгия по его домушнице или желание напоследок послать Наашу в задницу, но он протянул руку с пистолетом и выпустил несколько пуль, разбивая дерево в щепки, ломая замки и нарушая первозданную красоту туалетного столика.

Когда он опустошил обойму, верхний ящик сам выскочил из гнезда подобно языку мультперсонажа. Внутри в полном беспорядке валялись сверкающие побрякушки, и он нагребал полные руки, рассовывая кольца, серьги, ожерелья и браслеты в карманы.

Его пиджак едва не расходился по швам, когда в спальню влетел Зэйдист.

Огнемет Брата был наготове, дуло изрыгала голубое пламя, в способных руках напоминая голову дракона.

— Пора уходить, — сказал воин.

Его безразличие к грабежу было достойно восхищения. С другой стороны, Эссейл только что совершил убийство, а Брата совсем не волновало и это.

Бросив последний взгляд на растянувшееся, безвольное тело Нааши, Эссейл вышел вслед за Братом. В коридоре от задымленности заслезились глаза, но по мере спуска все стало еще хуже.

Эрик и Эвэйл собрались в фойе, и — всегда предусмотрительные — они захватили его рюкзак.

Накинув рюкзак на плечи и подключив клапан, Эссейл выпустил несколько языков оранжевого пламени.

— Приступим? — спросил он.

Разделившись, они разошлись по четырем сторонам огромного особняка. Наверное, не было смысла обливать ткань и дерево бензином, но так огонь из огнемета смог охватить целые полотна ткани, сосны, дуба и красного дерева одним залпом.

Пожар все разгорался, и Эссейл шел по столовой, поджигая антиквариат и обои от «Зубер»[108], обюссоновский ковер, двухвековой стол в федеральном стиле длиной в двадцать пять футов. Он мгновение помедлил, прежде чем перейти к кухне, жалея, что не додумался снять люстру «Уотерфорд»[109], висевшую над разраставшимся пожаром.

Но без жертв не обойтись.

Он не стал заморачиваться с кладовой, пламя и так скоро доберется до нее. Вместо этого он накрыл огнем профессиональную кухню, начав с занавесок по обеим сторонам от окон и продолжив с деревянными шкафами, которые его кузены основательно облили бензином.

Дерево яростно вспыхнуло, и Эссейл ощутил возбуждение, какая-то первобытная часть в нем стремилась к доминированию и требовала подчинения от предметов мебели. Воистину, с каждой огненной вспышкой казалось, словно Эссейл обретал какую-то давно потерянную частичку самого себя.

Словно это он сидел в подвале на привязи.

Вскоре стало невозможным наращивать огневую мощь, его волосы начали подгорать на кончиках, кожа на лице болезненно напряглась.

Вернувшись в фойе, Эссейл обнаружил, что оказался окруженным огнем, который сам и создал, очутился в плену у пламени. Дым, клубящийся и токсичный, щипал глаза, нос и синусовые пазухи, а вздымающиеся языки пламени блокировали всякий выход.

Наверное, это конец¸ подумал он, опуская дуло огнемета.

Огромные языки оранжевого и красного пламени вокруг него пожирали особняк и его содержимое, и на мгновение он был очарован смертельной красотой огня.

Успокаиваясь, он достал телефон.

Эссейл набрал номер, и пока шел дозвон, он обернулся вокруг себя…

— Алло? — раздался ее голос.

Он закрыл глаза. О, этот голос. Прекрасный голос Марисоль.

— Алло?

В трубке царило молчание, чего нельзя было сказать о доме: вокруг все скрипело и хлопало, раздавались стоны и проклятья, словно у гвоздей и штукатурки были кости/нервные рецепторы, которые ломались/чувствовали боль.

— Эссейл? — позвала она его. — Эссейл… это ты?

— Я люблю тебя, — ответил он.

— Эссейл! Что…

Он оборвал разговор. Выключил телефон. Потом снял рюкзак и кинул под ноги.

Когда температура увеличилась, а с ней и хаос, он поправил пиджак и манжеты рубашки.

В конце концов, он мог быть дегенератом, корыстным наркоторговцем-социопатом, но смерть нужно встречать с достоинством.

Дхунд или Забвение? — гадал он.

Наверное, Дхунд…

Из огненного цунами появилась черная фигура, проникая в центре адского пламени, среди которого стоял Эссейл.

Это бы Брат Зэйдист. И вопреки надвигающейся смерти и разрушению, мужчина, затормозивший перед ним, казалось, был скорее раздражен, чем взволнован происходящим.

— Ты здесь не сдохнешь, — закричал он поверх шума.

— Такой исход меня устроит.

Зэйдист закатил свои черные бездушные глаза.

— Я тебя умоляю.

— Хотя для этого поджога была веская причина, — прокричал Эссейл в ответ, — твой Король обвинит меня в убийстве, ведь против женщины не было судебного разбирательства о нарушении закона о кровном рабстве. Поэтому позволь мне погибнуть здесь, в счастливом знании, что я…

— Не в мою смену, придурок.

Удар по челюсти пришел справа и был таким сильным, что не просто оборвал его поэтичную речь, но и связь с сознанием.

Последнее, что он услышал, прежде чем отключиться, это — «… вынесу тебя как чемодан, гребаный ты дурак».

Ради всего святого, подумал Эссейл, когда мир вокруг потемнел, и все затихло. Чужая принципиальность — заноза в заднице.

Особенно когда ты пытаешь свести счеты с жизнью.