Звериная страсть

Дабы мысли его светлы

Взгляд мой метнулся к существу, которое успело меня настичь. Это был крупный, величественный волк с темно-бурым окрасом шерсти. Ратиша.

Его осмысленный взгляд пересекся с моим.

Издав короткий рык, он высвободил меня из своей хватки, не отрывая от меня янтарных глаз.

Бросив взгляд на багровую гладь позади, я заметила, что воды реки не отражают тусклого света звезд, подобно густой крови, растекающейся тонким покровом.

С содроганием вздохнув, я отпрянула от берега, обратившись взглядом к волку: его зоркие глаза были полны несвойственной зверю нежности и тоски.

В тишине ночи раздался скулеж — печальный отклик, затронувший струны моего сердца.

Ощутив странное чувство доверия, я осторожно прикоснулась к грубоватому меху животного, и знакомость его присутствия развеяла страх, сковавший меня. Он словно мог ощущать мое внутреннее потрясение и своим загадочным способом пытался предложить мне утешение.

Верила я, что этот волк не причинит мне вреда. Меня тогда обуял сильнейший испуг, и я в панике бросилась прочь с кладбища. Но сейчас… Даже если вернусь обратно, я всеми фибрами души ощущала, что Рати, Агний и Кирилл не причинят мне вреда. Но вот Юргис и Казимир…

Мы отправились обратно к поместью. Старинные ворота возникли перед нами, как молчаливые стражи заброшенного имения.

Там нас уже поджидал Кирилл, его взъерошенный вид и неистовое хождение вдоль ограды, выдавали сильнейшее беспокойство, снедавшее юношу в мое отсутствие.

Облегчение разлилось по его лицу, когда тот заприметил нас на горизонте и поспешно кинулся навстречу.

— Милая госпожа! Хвала Всевышнему, что с вами все в порядке! Я так переживал! — Кирилл торопливо оглядел меня, дрожащей рукой задевая свою щеку.

— Вот уж сюрприз, так сюрприз! А я-то думал уже, что Рати притащит к нам из той красной лужи трупик! — язвительно комментирует Юргис, спрыгивая с оградки. Его прищуренные горящие глаза наглым образом осматривают меня, прежде чем исчезнуть в садах.

На дорожке, ведущей к усадьбе, как полуночный фантом показался сам Агний, его светлый плащ развевался за ним, словно ожившая тень.

Не говоря ни слова, он раскрыл для меня свои покровительственные руки и, едва заметно кивнув, направил к дому.

Я сидела на своей кровати, мое сердце металось, а в голове роились вопросы, но несмотря на тревожные события, которые я только что пережила, присутствие Агния действовало на меня благотворно. Однако образ могил за пределами усадьбы все ещё преследовал меня.

Походка Агния отличалась изяществом, которое точно не соответствовало его физической силе, а в затененных глазах разного цвета отражались печаль и решимость.

— Я видела могилы возле поместья… — дрожаще произношу, сминая подол платья в руках.

Агний тяжело вздохнул, его затуманенный взгляд ласково окинул мой лик.

— …Я приготовлю тебе горячую ванну с душистыми травами. — блондин обходит мой вопрос и собирается скрыться в соседней комнате.

Какая-то частица меня, конечно, жаждала погрузиться в тепло травяных вод и позабыть об ужасах этой ночи. Но любопытство и страх не желали утихать так просто.

— Нет, Агний! Прошу тебя, объясни мне! Почему рядом с вашим поместьем находится кладбище? Почему река была окрашена в красный цвет?!

Я взволнованно вскакиваю с кровати, нога хромает, и я неуклюже покачиваюсь вперёд.

Мужчина тут же делает резкий шаг навстречу, подхватывая меня под руки.

Он выдерживает паузу, его благородное лицо нежится в эфемерном мерцании луны сквозь морозные окна.

Когда же он наконец мерно заговорил, от его слов у меня таким же морозцем покрылась вся кожа.

— Эта река… Как же я рад, что Рати успел добраться до тебя вовремя и ты не успела ее пересечь. — шепчет он, мягко опуская меня обратно на постель.

— …Почему?

— Что бы ни было в той воде, Шура. Это не кровь… Что-то иное.

Мужчина плавно подходит к окнам, ночной морок поглощает его высокий силуэт.

— Я прочитал немало книг, пытаясь определить природу этой реки. Будь то редкая кислота или нечто подобное, но стоит одной лишь капле попасть на человеческую кожу… — он запнулся, опуская голову. — Кожа старится. Обычно хватает одних суток, чтобы из молодого человека получился столетний старик. А дальше… Его кости превращаются в труху.

Я безмолвно таращусь на широкоплечую спину Агния.

— Но… Я же пересекла эту реку, когда спасалась от упырей.

Волколак задумчиво кивает, поворачиваясь ко мне в профиль.

— Агний… Я скоро умру?

Он резко разворачивается ко мне лицом: один глаз — плавленое серебро, второй — сама тьма.

— Нет, Шура. Ты не умрешь.

Я содрогнулась, холодный ужас охватил грудь, когда я задумалась о той близости со смертью, которая по неизвестным мне причинам обошла меня стороной.

Агний прогнал мои нахлынувшие эмоции, приняв свою прежнюю маску самообладания, которая, казалось, могла влиять и на окружающих.

— Я не знаю, почему река не забрала твои годы. Мы опасались, что если ты пересечешь ее в обратном порядке, то это уже погубит тебя… А если и не погубит, то упыри точно нагонят.

— …А все те могилы?

Волколак помедлил с ответом, его глаза на мгновение встретились с моими.

— Заблудившиеся в лесу несчастные случайно пересекают ту реку в темное время, преследуемые нечистью. Мы всегда стараемся оказать им необходимую помощь, но… это не останавливает их от потери песчинок возраста с каждым мгновением… Наши руки по локоть в крови, Шура. Но не потому, что мы намеренно замарали их.

Взгляд Агния вдруг смягчился, сквозь пелену мрака проступила искренняя теплота.

Он протянул руку и аккуратно убрал прядь моих волос со лба, его прикосновение было легким, но в то же время несло в себе груз всех изреченных ранее слов.

— Обещаю, что здесь ты в безопасности, Шура. Я слежу за этим.

Утренний свет проникал сквозь затейливые занавески, окутывая мягким светом изысканную спальню.

Медленно приоткрыв веки, я сразу же замечаю темно-красную розу, скромно лежащую на подушке рядом. Лепестки ее были безупречно раскрыты и испускали тонкий аромат, будораживший нос.

Смятение затуманило разум. Я приподнялась, и сердце мое учащенно застучало при виде цветка. Но ведь я специально попросила Агния вчера, чтобы мои покои были заперты на всю ночь. И вот я здесь, гляжу на еще один загадочный цветок, который каким-то образом оказался в моей комнате.

Спустившись в залу, я направилась в гостиную, где раздавались приглушенные голоса.

Агний сидел за массивным столом из красного дерева, погрузившись в книгу в кожаном переплете, его тонкие пальцы аккуратно перелистывали пожелтевшие страницы. Рядом с ним Ратиша потягивал утренний чай.

При виде меня он вскочил со своего места, и его хмуро-голубые глаза загорелись.

Не успела я произнести и слова, как мальчик кинулся ко мне, заключая в крепкие объятия, и утопая мордашкой в оборках моего платья.

Несмотря на приятные эмоции, вызванные его заботой, в моем сердце зашевелилась печаль.

— Прости, если напугала тебя вчера, Рати, — прошептала я, ласково поглаживая его волнистые темно-русые пряди. Услышав это, он еще плотнее прижался ко мне.

Агний посмотрел на нас изучающим взглядом, и между нами промелькнуло безмолвное понимание.

— У тебя появился тайный поклонник? — с легкой улыбкой спросил он, кивая на розу, которую я положила на стол возле своей тарелки.

Я смущенно краснею и опускаю взгляд.

Рати шумно опускает свою чашку на блюдце. Его взгляд угрюмо останавливается на цветке.

— Да, я как раз хотела спросить, не знаешь ли ты, кто может подкладывать мне в спальню эти розы?..

Мужчина слегка пожимает плечами, на его лице проступает тоскливая улыбка.

— Если бы я знал… — мечтательно проговаривает он, возвращаясь к чтению.

— А если бы Я знал, то воткнул бы твоему худо-ухажёру эту самую розу в его неугомонное мягкое место! — раздраженно шипит Рати, намазывая клубничное варенье на хлеб с маслом. — Какое право имеет эта идиотина вторгаться в твои покои!

Парнишка кривится на свой десерт и с силой откладывает десертный нож, шлепая своими ладошками по столу.

— Решено! Отныне я буду караулить твою спальню каждую ночь, чтобы этот цветочный петух не влез к тебе снова!

Агний переворачивает очередную страницу, бросая короткий взгляд на мальчика из-под густых ресниц.

— Надеюсь, твоя вахта будет проходить вне покоев Шуры? — мурлыкает блондин себе под нос, подливая в кружку ещё жасминового чая.

В тускло освещенной столовой, пока на столе стыли остатки пышного завтрака, меня посетила зловещая мысль, ускользнувшая от меня в хаосе предыдущего дня.

— …Агний, — нерешительно начала я, — скажи, а почему Юргис не смог вчера пересечь забор, когда я пыталась сбежать?

Во взгляде волколака отразилась сдержанная жалость. Он мягко прикрыл книгу и улыбнулся, словно заранее ожидал такого вопроса.

— У нас не случайно есть определенный график еженедельных вылазок, дорогая Шура. Мы не властны покидать пределы этого поместья, ибо привязаны к нему.

Сказанное им тягостно зависло в воздухе, наливаясь гнетом многовековых тайн и непроизносимых трагедий.

Пораженная, я попыталась уточнить: — Что именно связывает вас с этим местом? Я не понимаю, почему вы не можете просто так покинуть его?

Голос Агния чуть изменился, похолодев на тон.

— Много веков назад некто с неблагородными побуждениями посягнул на нашу сущность — нашу кровь, переделав нас в нелюдей — зверей. Мы были прокляты скитаться по угодьям этого поместья, не имея возможности обрести свободу, которая лежит за пределами забора. И лишь один из нас, из пятерых, может выходить за пределы. Но если он не вернется, все остальные застрянут здесь навсегда. Вот почему мы установили расписание. По очереди мы так получаем крупицы еженедельной свободы.

Пока я пыталась осмыслить это откровение, раздался голос из тени. Ратиша появился из летней кухни.

— А я не один из них, как ты поняла ещё вчера, — провозгласил он. — Я могу приходить и уходить по своему желанию, не обремененный проклятием, наложенным на смешанную кровь моих братишек. Даже если кто-то из них уже за оградой, я могу разгуливать там, где остальные не могут. Неплохо, да? Я особенный!

— …Но как вы можете доверять друг другу, что тот, кто на свободе, не предаст вас и вернется в поместье? — озадаченно вопрошаю я.

— У нас нет выбора. — тихо отзывается Агний, удаляясь в темноту вестибюля с книгой.

Еще одно открывшееся мне знание потрясло и заставило задуматься. Меня посетил вопрос: неужели цепи судьбы никогда не ослабят свою хватку на душах этих горе-волколаков, или же они обречены вечно томиться в этих мрачных стенах? Но… За что же их так наказала судьба?

Я вздохнула, отложив фарфоровую пиалу, которую протирала, чувствуя, как остатки усталости от беспокойной ночи наваливаются на меня, словно неподъемная дымка. Мерцающий свет канделябра отбрасывал тревожные тени по всей кухне, а мрачность усугублялась бушующей снаружи метелью, которая обратила дневной свет в ранние сумерки.

Как раз в тот момент, когда я потерялась в своих мыслях, рядом с моим ухом раздалось довольное хихиканье, заставившее меня вздрогнуть.

Юргис, с его шкодливой ухмылкой и огненными волосами, склонился ко мне, сверкая дразнящим взглядом.

— Беспокойная ночь, человечишка? — насмешливо протянул он, и от его низкого шепота у меня по спине прокатилась неприятная волна мурашек.

Поспешно отстраняюсь, но Юргис продолжает свой барский трюк: хватает с блюдечка ватрушку и отшучивается: — Чтобы утро было добрым, просыпаться надо со мной!

Ответить на это я не успела, поскольку в разговор вмешался еще один голосок, на сей раз принадлежащий Рати, который появился в дверном проеме с хитроватой улыбочкой.

— Ага! С ним оно ещё и бодрое будет! Он ошалеет, если ты придёшь к нему сама, Сирин! В сторонке будет сон твой охранять, как пёсик обосанный! — подшутил мальчуган, выхватывая у брата ватрушку и уносясь прочь.

Юргис задыхаясь тихо чертыхнулся, схватил несколько стопок выпечки и отправился вслед за братом, оставляя меня домывать посуду.

Продолжая работу по хозяйству, я вдруг отчетливо ощутила за своей спиной чье-то присутствие и, обернувшись, обнаружила стоявшего у стены и молча взиравшего на меня Кирилла.

Его виноватая полуулыбка и покрытые повязками худые руки заставили меня сжаться от жалости.

— Прошу прощения, что беспокою тебя, милая госпожа… Я лишь хотел спросить, не согласишься ли ты посетить мою мастерскую для сеанса живописи?

— Кирилл!.. Долго ты здесь так ожидаешь меня? Почему сразу не обратился?

Парень тихонько вздохнул, его немигающий взгляд скользнул в сторону.

— …Не хотел отвлекать тебя от дел, госпожа… Не простил бы себе, если бы ты сочла, будто я чересчур настойчив в своем желании нарисовать тебя.

Мягко улыбнувшись, я безропотно соглашаюсь проследовать с ним в его комнаты в самом дальнем крыле усадьбы, заинтригованная перспективой стать музой для такого загадочного художника.

Просторная мастерская Кирилла представляла собой настоящий заповедник творческого духа: с превосходной лепниной на стенах, росписью диковинных узоров на потолке и высокими окнами в пол, из которых виднелся безмятежный заснеженный лес вдали. Комната была залита необычным неземным сиянием, которое проникало сквозь покрытые инеем витражные стекла. Здесь пахло красками и старой древесиной.

Наблюдая за тем, как художник целеустремленно мечется по помещению, как его изящный силуэт прорезает хрупкий свет, я не могла не проникнуться такой преданностью к своему делу. Он тщательно подбирал кисти и краски, его движения были легкими и отточенными. В воздухе стало благоухать нотками льняного масла и предчувствием грядущего шедевра.

Затерявшись в собственном мирке, Кирилл не заметил, как повязка на его запястье снова распустилась.

— Кирилл, твоя повязка…

Но он не слышал меня, полностью погрузившись в процесс.

Приблизившись к юноше, я осторожно указала на ослабленный бинт. Он испуганно отшатнулся от моего прикосновения, его светлые глаза расширились от удивления.

Застенчиво потупив взор, художник нехотя протянул мне руку, позволяя поправить положение.

— Зачем тебе эти путы, — прошептала я, — ведь скрывать под ними нечего?

Взгляд Кирилла уткнулся в пол, выражение бледного лица было трудно понять.

— Они… они дороги мне…. Я не хочу с ними расставаться, — пробормотал он, едва пересилив шепот.

Убедившись, что повязка надежно закреплена, я опустилась на роскошный угловой диван и заняла нужную позу, не сводя глаз с мастера, который готовился запечатлеть меня на холсте.

В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь мягким скрежетом кисти о холст.

Шли часы, утомление закрадывалось в мои конечности, и мне становилось все труднее сохранять неподвижность позы.

— Если ты утомилась, приляг, светлейшая госпожа… — донесся до меня голос Кирилла словно издалека.

Я повиновалась и опустилась на бархатные диванные перины, пока он продолжал писать, не теряя ни на минуту концентрации.

Растянувшись на подушках, я сонно сомкнула веки. Кирилл по-прежнему стоял в стороне и работал. В комнате стало темнее, свечи завораживающе поблескивали в танце.

— Госпожа, я наношу завершающие штрихи… — прошептал седовласый парень, не глядя на меня, полностью захваченный своим творением. Его собранность завораживала, черты лица были прямо-таки неземными — неестественно фарфоровая кожа, впалые щеки, растрепанные волосы, похожие на мягкие серые перышки.

Когда Кирилл наконец отошел в сторону, на его губах заиграла вяло-мечтательная улыбка, и я тут же поспешила посмотреть на его творение.

— Можно мне посмотреть? — нетерпеливо осведомилась я.

Нерешительно кивнув, молодой художник плавно отошел в сторону, открывая мне обзор.

Когда мой взгляд упал на картину, сердце оборвало ровный ритм, а щеки охватил поток холодного смятения.

На картине была изображена прекрасная, подобная богине фигура молодой девы, возлежащей в омуте из пунцовых лепестков роз. Ее туманный взор был обращен прочь, а длинные каштановые пряди волос струились, как шелковистая лента. Стебли роз плотно опоясывали ее, сладострастно оглаживая обнаженное тело. И к моему великому потрясению, этой девушкой на полотне безошибочно была… я.

Несмотря на то, что картина, несомненно, была выполнена бесподобно, от ее вида у меня перехватило дыхание и стало тяжко дышать.

Слегка отпрянув назад, я нечаянно врезалась в стоящий рядом столик с красками.

Не замечая моей бурной реакции, Кирилл опустился на колени перед своим творением, его голос благоговейно затрепетал: — Наконец-то я нашел то, что действительно достойно моего поклонения… Моя душа воспевает жизнь, всякий раз, когда смотрю на нее.

Его пальцы с трепетом проследили изгибы тела девушки, его прикосновения были до мучительной тоски пленительны.

— Она божественна… — прошептал юноша, в голосе его появилась легкая хрипотца.

Медленным движением он поднялся с колен и развернулся ко мне.

Но прежде, чем я успела высказать свои тревожные соображения, мой взгляд непроизвольно упал на мужскую фигуру — смятые бинты на руках, затянутая черным поясом талия белой блузы… Мой взгляд проследовал ниже, где ткань его брюк выглядела неестественно натянутой.

Визуально различимая бугристость в районе его паха, застигла меня врасплох.

Когда Кирилл проследил за моим оторопевшим взглядом и взглянул чуть ниже, выражение его лица померкло, а глаза округлились от осознания.

В спешке он ухватился за ближайшую тряпку на столе, чтобы хоть как-то прикрыть свое выпирающее положение.

Будучи совершенно ошеломленной и потеряв дар речи, дрожащей ладонью прикрываю губы от нахлынувших на меня волнений.

Не говоря ни слова, я развернулась и кинулась вон из его мастерской, мои шаги гулко разносились по затемненному коридору.

Пока я бежала во мраке не разбирая дороги, сердце неистово колотилось в груди от смешанных чувств. Образ картины с трепетными касаниями пальцев Кирилла по холсту не выходил у меня из головы, разжигая в душе недопустимые чувства.

Я ощущала дуновение ласк его рук на своей коже, будто прикасался он тогда совсем не к полотну.

Забывшись в своих переживаниях, я свернула не туда и оказалась в просторном остеклённом зале с засохшими растениями и увитыми плющом стенами. В центре стоял мраморный фонтан, воды которого давно уже иссякли.

Присев на бортик, я долго вглядывалась в зеркальную гладь каменной плиты, пока в отражении не уловила проблеска белого света.

Мгновенно обернувшись, я увидела призрачную фигуру женщины в вуали, которая скользила навстречу мне из глубин заросшего сада.

От ее присутствия мое сердце будто бы покрылось коркой инея. Я никак не могла отвести от нее взгляда.

Я зачарована, не иначе… — подумалось мне.

И когда она приблизилась совсем близко, я заметила на ее голове корону из горящих свечей. Пламя было холодным, потусторонним, вуаль скрывала ее истинное лицо.

Неожиданно призрачная рука невесты потянулась ко мне.

От испуга я вздрагиваю и безвольно заваливаюсь назад, в фонтан.

Ожидая, что спина ударится о твердую каменистую поверхность, я вдруг ощущаю, как мое тело обволакивает теплые воды.

Задыхаюсь от страха, и вода заливается мне в рот. По какой-то причине совсем не чувствую, что начинаю тонуть. На груди становится даже легко, а дышать все свободнее.

Вслед за этим меня полностью охватывает кромешная тьма.

Распахиваю глаза, чувствуя под руками что-то мягкое. Это снег. Я в заснеженном сумеречном лесу, в метель. Но только здесь не холодно, снег не обжигает оголенные руки и ступни. Совсем не кажется, что сейчас царит зима. Может, я грежу во сне?

Вдруг начинаю замечать, что вьюга порождает какие-то необычные клубы, налитые легкой дымкой. Эти облачка начинают кружить вокруг меня, будто бы изучая.

И тут я слышу его.

Со стороны одного из этих туманных сгустков доносится призрачный голос Кирилла. Вскоре я осознаю, что все эти облака каким-то образом связаны с ним. А именно, с его воспоминаниями, в которых я слышу разные вариации звучания его голоса — от детского до теперешнего — молодого.

Облака никак не решаются подплыть ко мне, словно ожидая моего разрешения.

Я отваживаюсь и протягиваю руку к одному из них.

В первом же налетевшем на меня облачке Кирилл предстал передо мной юнцом, охваченным всепоглощающей любовью к избалованной девушке — представительнице дворянского рода, красоту которой обожествляли многие мужья губернии. А девушка, которая открылась моему взору… Она выглядела точно так же, как и стоявшая в саду поместья статуя ангела.

Я словно воочию лицезрела, как вздорный характер девицы доводил Кирилла до грани одержимости, и все же он не в силах был противиться зову ее женского присутствия.

Мутными вспышками я наблюдала, как она играла с его чувствами, плела паутины обольщения и манипуляций, придумывая себе недомогание с уязвимостью кожи в качестве ширмы, чтобы держать парня на расстоянии.

Несмотря на ее жестокие речи, Кирилл выкрадывал моменты прикосновений к своему заветному плоду, дожидаясь, пока та уснет.

Он тайком проникал в ее покои вместе с ночным ветерком, испытывая страсть к любимой, затмевающую собой всю боль ее отказов.

В наказание за свои запретные ночные деяния юноша каждый раз погружал свои руки в острейшие шипы розария, и пунцовые капельки, стекающие с его пальцев, сливались с яркими лепестками.

На меня наплыло еще одно облако его прошлого — более темное.

В нем я узрела, что девушка, которую он так безумно жаждал, предпочла ему замужество с другим, а израненное шипами сердце Кирилла обрело упокоение в царстве живописи.

Он похоронил все свои чувства, перенося душераздирающую тоску на девственные полотна, где в светлых красках была запечатлена темная сущность той девы. Каждый взмах его кисти становился безмолвной молитвой, шепчущий крик преодолеть пропасть между ним и его недосягаемой музой.

Последнее облако воспоминаний поглотило меня целиком. Я содрогнулась от ледяного озноба, пробравшего меня до костей.

В этом облаке разразилась трагедия, когда весть о своевременной кончине девушки достигла теперь уже бессмертных ушей Кирилла, разрушив хрупкое подобие обретенного им покоя.

С ее земным уходом его руки, обезображенные самоистязаниями, смогли получить передышку, а душевные раны начали понемногу затягиваться.

Когда же дымка воспоминаний начала рассеиваться, вновь возвращая меня в застекленный сад, я уносила с собой отголоски былой жизни Кирилла — историю неприкаянной любви, потери и неизгладимых ран, оставшихся на сердце на века.

В отражении фонтана по-прежнему стояла девушка-призрак и неотрывно взирала на меня.

— …Спасибо. — шепнули мои губы.

В момент, когда наши протянутые навстречу ладони сблизились, раздался далекий пронзительный вопль, оборвавший этот чарующий миг.

— О БОГИ!!! Кто-нибудь, помогите!!! — разлетелся по дому голос Рати.

Поспешив на звук, с развевающимися на ходу юбками, я чуть не оступилась на парадной лестнице.

Добравшись до первого этажа, застала мальчика в состоянии паники, в то время как тот выбегал из гостиной.

— Шура!!! Пожалуйста, ступай в свои покои! Ты не должна этого видеть!

— Что видеть?.. Рати, что произошло?!

Волчонок беспокойно перевел взгляд на гостиную за своей спиной.

— Кирилл… Он… — Рати заикнулся и замотал головой. — Он выбросился из окна.

Известие поразило меня как разряд грома, смешав воедино ужас и остатки запретной привязанности к печальному художнику, которая все еще теплилась в моих жилах.

— Прошу тебя, отправляйся в свою комнату! Кирилл в очередной раз потерял рассудок. Ничего страшного! Он скоро вернется в своё нормальное состояние. — утверждает Рати, пытаясь заставить меня подняться наверх.

— …Опять потерял рассудок? Сколько раз такое случалось?

— Множество раз! Он изображает из себя трагического поэта, а в действительности просто прикрывает свое безумие такой ролью! — огрызается мальчик. — Тебе стоит быть с ним поосторожнее, Сирин. Ведь даже мы, его близкие, не знаем порой, что от него ожидать, когда его безумие снова дает о себе знать. Наш младший братец — немного ку-ку!

Проскочив мимо Рати, который попытался словить меня за рукав, чувствую, как ощущение срочности заставляет меня мчаться вперед.

На моем пути возникает Агний, его фигура — высокая, привлекающая внимание, а в руках поднос с ароматами трав и спирта, витающими вокруг нас.

Он осторожно поддерживает меня, чтобы я не потеряла равновесие, кладя руку мне на спину.

Его взгляд задерживается на моих губах, когда он негромко произносит: — Ты ищешь Кирилла?

— Да!..

— Он уже в своих покоях. Я ввел ему сильное успокоительное.

— С ним все в порядке?

Волна облегчения захлестывает меня, когда слышу, что юноша в полной сохранности, несмотря на сломанную руку.

— Волколаки восстанавливаются быстрее. К утру он уже будет в порядке, — добавляет Агний, после чего пропускает меня вперед.

Не обращая внимания на попытки Рати вмешаться ещё раз, спешу по коридорам на третий этаж, где располагаются комнаты Кирилла.

После быстрого тихого стука, оставшегося без ответа, я отворяю дверь и забегаю внутрь.

В комнате прохладно и тихо, лунный свет отбрасывает тончайшее сияние на открывшуюся передо мной обстановку.

Пройдя мимо зоны для отдыха и его мастерской, я подхожу к портьере, ведущей в спальню с просторным балконом — его двери распахнуты настежь.

Там, на широкой кровати, лежало тело Кирилла, обнаженное, за исключением кальсон. Он казался обездвиженным, но его мучительные думы были отражены в напряженных линиях мышц спины.

— ……Ты пришла спросить, почему я это сделал? — его голос — измученный и блеклый, нарушает тишину, когда он обращается ко мне, не поворачиваясь. — Это было справедливым наказанием. Я должен был понести кару. Не смог себя обуздать… Моя муза была так близко, но дотрагиваться до нее мне запрещено, понимаешь?.. Я же не сдержался, чтобы всеми фибрами своего существа не потянуться к ней…

Его слова повисают в морозном воздухе, пронизанные неизбывной печалью.

Я наблюдаю за тем, как он пытается заставить себя пошевелиться, его хрупкое тело содрогается под тяжестью пережитого падения.

— Мои руки не должны касаться ее. Они нечисты. Моя муза недосягаема, божественна… — тонкий пар срывается с его синих губ. — Моя госпожа, теперь ты понимаешь, почему я должен был наказать себя?

Признание звучит обнаженно и уязвимо, его внутреннее расстройство раскрывается передо мной.

Я хватаю с кресла шерстяное покрывало и спешу к нему.

Осторожно накидываю его на юношеские плечи. Ветер свищет вокруг нас, перебирая серебряные пряди парня. Когда Кирилл вновь падает на постель, в его взгляде разливаются омуты всех беспокойных рек в округе.

— Мои руки никогда не осквернят твоей красоты, госпожа… Мои руки… они приносят лишь разрушение. А это антипод… Искусства.