Рифт лежал в развалинах. Эта страна была опустошена не только огнём и мечами захватчиков, но и мощью чёрного колдовства. Над ней непрестанно клубились серые тучи, и прорывавшийся изредка солнечный луч не мог подарить бесплодной земле достаточно тепла и света, чтобы здесь снова возродилась жизнь. Угрюмая, бурная река рассекала Рифт на две почти равные части. Шелестящие остовы мёртвого тростника скрывали очертания её берегов. Испепелённый, разрушенный край.
Но кое-что сохранилось до сих пор — полуразваленный каменный фундамент некогда процветавшего, хотя и небольшого поместья. Фруктовые сады превратились в ровные площадки, утыканные обугленными, выгоревшими изнутри стволами деревьев.
К северу виднелись обе Высоты Аскада — казалось, что горная гряда когда-то была разрублена напополам неким чудовищным мечом. В давние времена там проходил Великий Высотный путь, но во время последней битвы неизвестно по чьему повелению горы сдвинулись, погребая под лавиной камней людей и животных, и древняя дорога перестала существовать.
С запада громоздились скалы, утёсы, обрывы, ущелья и пики — дикая и неприветливая местность, которую человеку, может быть, никогда не суждено покорить и освоить. На востоке возвышалась ещё одна гряда Высот, когда-то легко проходимая, но сейчас превратившаяся в неприступную каменную твердыню, стерегущую подходы к Рифту. К югу… Вышло так, что разлом на Высотном пути отвёл поток из русла реки. Вода устремилась в провал, и все земли, лежащие дальше к югу, оказались без животворной влаги и стали пустыней — смертельной ловушкой для путешественников.
Она ждала с самого рассвета. Сухая, костлявая женщина в штопаном-перештопанном платье, посеревшем от грязи и от времени. Выстирать его дочиста было невозможно, как нельзя добела отмыть серые камни, среди которых пряталась хозяйка этого ветхого одеяния.
Над Рифтом прошелестел лёгкий ветерок, не принеся с собой даже слабого запаха зелени и жизни, — только застарелую вонь смерти и давно угасшего пламени. Ветер захлопал отброшенным на плечи женщины капюшоном, разметал её седые волосы, небрежно подрезанные ножом. Волосы упали на запылённое, бронзовое от загара лицо, и женщина нетерпеливо отвела их рукой.
Красотой она не отличалась — не нос, а клюв хищной птицы, глубоко посаженные глаза и узкая щель рта с тонкими, строго поджатыми губами. И всё же в этом истощённом теле теплились целеустремлённость и сильная воля — последняя искра жизни во всём Рифте.
С самых первых лучей солнца женщина, не отводя пристального взгляда, смотрела на север, изучая местность не только глазами, но и внутренним зрением. Её губы сжались ещё крепче. Да! Она ждала долго, очень долго и наконец дождалась!
Минуту спустя из чёрного зева бывшего Высотного пути, за которым начинался перевал Аскад, вынырнули чёрные точки. На солдат не похоже…
Та, которая в давние времена, когда Рифт кипел жизнью, звалась Дрин, впилась побелевшими пальцами в плетёную тесьму, служившую ей поясом. Потом провела языком по сухим губам. Пора…
Когда процессия подошла ближе, спускаясь по склону горы, Дрин быстро втиснулась в щель между двумя вертикальными валунами. Набросив капюшон на голову, она прижалась к серым камням и замерла. Никто не смог бы заметить на фоне камней невзрачную фигурку в запылённой одежде, разве что самый зоркий и внимательный наблюдатель.
Нош устало пошатывалась при каждом шаге. Она равнодушно подумала, что скоро упадёт. А Илды уже не было рядом, и никто не протянет ей руку, никто не поможет подняться. Нош всхлипнула, но на слезы не хватило сил. Она смотрела прямо перед собой, но не видела двоих детей, уныло бредущих впереди. У девушки перед глазами стояло видение, которое потрясло её этим утром, — грязные, окровавленные клочья волос.
Должно быть, Илда высвободилась из сонных объятий Нош, выскользнула из-под их общего одеяла и вышла за пределы стоянки, чтобы облегчиться. Во время последнего перехода её постоянно мучили колики в животе. А потом, когда Нош очнулась под вздохи и стоны просыпающегося лагеря… Болотные волки обнаружили, что жалкая горстка путников может быть лёгкой добычей, и этой ночью устроили кровавый пир.
Они были детьми, все до одного, в этой безнадёжно шагающей в никуда шеренге. Когда-то, Нош уже не помнила, как давно это случилось, их собрали всех вместе, дали еду и кров… её желудок сжался при воспоминании о еде… Так Нош повстречалась с Илдой и, как рано или поздно происходит с детьми, они подружились.
А потом пришли солдаты. У них были копья и мечи, и те, кто пытался защитить детей, упали мёртвыми. Солдаты набросились на детей, собрали в кучу, как стадо домашних животных, — и погнали, убивая тех, кто отставал. Нош с Илдой не раз задавались вопросом: почему их не уничтожили сразу, как Хагина, или Фаркера, или тех, кто пытался их защитить? Но так и не поняли, почему всадники на тощих лошадях и в ржавых доспехах гнали их на юг.
Второй вопрос, который мучил девочек, состоял в том, почему погонщики выдавали несчастным совсем мало еды. И детям приходилось охотиться на ящериц и выискивать под камнями личинок и червей. Многие предпочли умереть, чем терпеть постоянные муки непреходящего голода.
Три дня назад их отряд добрался до места, где Высотный путь был перегорожен огромным обломком упавшей скалы. Погонщики помедлили, а потом заставили детей взбираться наверх. Деваться было некуда — и весь отряд начал карабкаться по каменистому склону.
С каждым днём их оставалось все меньше, Нош не считала выживших. Ей было всё равно. Илда погибла, и скоро она, как и её подруга, почувствует, как смыкаются на горле безжалостные волчьи зубы. Её тоже ждёт горькая участь беспомощной жертвы.
Постепенно девушка сообразила, что ей, как и всем, уже не приходится то подниматься вверх, то спускаться вниз. Дорога стала ровнее и пошла под уклон. Нош даже удалось догнать идущих впереди, хотя ничего хорошего в этом и не было. Она не знала, почему продолжает идти, но что-то в глубине души поддерживало последние силы и заставляло перебирать ногами.
Девушка споткнулась об острый угол камня. Её сандалии давно износились, и она постоянно сбивала ноги в кровь. Впереди виднелась вода — какая-то река. Авангард их небольшого отряда уже достиг берега.
Нош опустилась в пыль и потёрла раненую ногу, не сводя глаз с манящих прохладных вод. Ей хотелось пить.
— Алноша!
Девушка вскинула голову. Её действительно кто-то позвал или просто почудилось? Как давно она не слышала своего имени! Так давно, что даже не могла вспомнить, когда именно.
— Алноша!
Так, зов определённо донёсся вон от тех камней. Но никто, даже Илда, не знал, что Нош — это сокращение от более длинного имени.
— Я… — начала девушка, но природная осторожность, свойственная слабым, заставила её произнести: — Меня зовут Нош.
Высокий камень двинулся с места. Нет, это был не камень, а человек — женщина в длинном балахоне цвета пыли.
— Ты — Алноша, — промолвила женщина и присела рядом с ней. Она достала из поясного кошеля небольшой зеленоватый хлебец, поймала руку Нош и сжала слабые пальцы девушки.
— Ешь, дитя.
Хлебец пах как-то странно, но девушка, недолго думая, впилась зубами в лепёшку. Она набила полный рот, словно опасаясь, что кто-то может наброситься и вырвать из рук её сокровище. Тем временем женщина приподняла ногу Нош и начала ощупывать синяк на ступне.
— Кожа не повреждена, хорошо. Здесь вся земля отравлена, умереть можно от чего угодно, даже от пыли. Но оставаться тут мы не будем, Алноша. Для тебя уже готово гнёздышко.
Не успела Нош пошевелиться, как незнакомка подхватила её и понесла. Кто бы мог подумать, глядя на эту тощую, как скелет, женщину, что у неё хватит сил поднять девушку?
— Они… остальные… мы поможем им? — спросила Нош. Теперь, когда опасности безнадёжного путешествия больше не касались её, девушка вспомнила о своих несчастных товарищах.
— Лира плетёт нити многих судеб, малышка. Мне известна лишь одна. Я могу приходить на помощь, выполняя Её наставления. Остальные окончат свои жизни так, как лягут нити на прялку Лиры. А тебя, Алноша, ждёт особая судьба.
Она шла, петляя между камней, пока не выбралась к обломкам стен — в большинстве своём оставшихся на месте, хотя и закопчённых давним пожаром. Среди развалин обнаружились две вполне уцелевшие комнаты — со стенами и даже под крышей.
На стенах сохранилась витиеватая резьба с остатками краски в самых глубоких завитках. Под одной из стен с поблёскивающими вкраплениями горного хрусталя оказалось убогое ложе из тростниковых циновок. Женщина устроила Нош на этом ложе.
Затем Дрин метнулась в угол, где стоял каменный сундук, откинула крышку и извлекла ворох сухих листьев.
Нош успела расправиться с хлебцем и теперь слизывала с грязных пальцев прилипшие крошки. Она не просила ещё: в прошлом бедняжке никогда не перепадало еды больше одной порции за раз.
Женщина растёрла лист на ладони, двигая пальцами размеренно, как мельничными жерновами. Сухой листик превратился в пыль. Потом Дрин плеснула на ладонь немного воды из высушенной тыквы, отчего пыль стала больше похожа на пасту. Результат, видимо, удовлетворил женщину. Она подошла к Нош.
— Давай-ка полечим тебя, дитя.
И потёрла полученной массой синяк на ноге девушки. Не поднимаясь с корточек, женщина поглядела прямо в глаза Нош.
— Я — Дрин, — негромко представилась она. — Моё имя — это всё, что у меня осталось от прошлой жизни.
— Ты здесь живёшь? — спросила Нош с любопытством, впервые пробудившимся в ней за это тяжёлое утро.
— Здесь и повсюду, — уклончиво ответила Дрин. — Теперь это и твой дом, малышка. Такова Её воля.
— Кого? — не поняла Нош.
Суровые губы Дрин дёрнулись, словно она собиралась улыбнуться, да вот только позабыла, как это делается.
— Наша Госпожа Лира, маленькая Алноша. В свой срок ты узнаешь обо всём. А пока хорошо бы подкрепиться. Что ты думаешь о добром куске тушёного мяса?
В углу комнаты пылал очаг. Из низко подвешенного котелка по комнате разливался такой аппетитный аромат, что у Нош заурчало в животе. Дрин взяла черпак и наполнила до краёв каменную чашу, вырезанную с большим искусством. Стенки её были такими же тонкими, как и у глиняной посуды. По краю чаши тянулся сверкающий серебряный ободок, а всю поверхность диковинной вещицы покрывала причудливая резьба.
Нош бережно приняла чашу двумя руками. От неё шло успокаивающее тепло. Девушка понимала, что варево слишком горячее, потому принялась вертеть чашу в руках, чтобы содержимое поскорее остыло.
Бедняжка отхлёбывала густую ароматную жидкость. От горла до желудка прокатилась тёплая волна. Нош не могла бы описать свои ощущения — словно в зябкий зимний вечер кто-то набросил ей на плечи пушистое одеяло.
Она выпила всю чашу до дна, тем более что порция была небольшой. А затем, позабыв обо всех хороших манерах, вылизала посуду, собирая языком остатки соуса.
Дрин не мешала девушке наслаждаться кушаньем. Она положила ворох сухих листьев обратно в каменный сундук, закрыла крышку и двинулась к противоположной стене. Там стоял странный стол. Он был вытесан из камня и частично уходил прямо в стену, опираясь только на две каменные ножки. На столе громоздились стопки толстых книг, да таких старых, что их кожаные переплёты во многих местах повытерлись и обтрепались.
Нош знала, что это были настоящие книги. Когда-то… да, когда-то она видела такие книги. Они… их бросали в большой костёр. А вокруг стояли солдаты… и кто-то в чёрно-красном…
Девушка затаила дыхание, погрузившись в воспоминания. Книги… пришли солдаты и ещё кто-то… и они… убивали.
Сперва убили книги, а потом круглолицего человека в зелёном балахоне, испачканном чернилами. Обычно его лицо лучилось добротой и смехом, а сейчас застыло ужасной маской. Они… толкнули его в костёр. Она попыталась закричать, но её рот запечатала чья-то рука, не давая издать ни звука. И Нош провалилась в темноту.
Когда мрак рассеялся, она оказалась в полуразрушенной хижине вместе с Илдой. И тогда Нош отринула воспоминания и начала жить настоящим днём, не пытаясь ни заглянуть в прошлое, ни предугадать будущее.
— Они жгут книги, — произнесла девушка. Нужно предупредить Дрин, ведь эта женщина так добра к ней. Может, она не знает, какой кошмар поджидает тех, кто прячет книги.
Дрин подошла к столу и протянула руку к одному из фолиантов. Услышав слова Нош, она оглянулась через плечо.
— Да. Книги — это знания, собранные мудрыми людьми всех времён и народов. Если их уничтожить, дитя, то сколько нужных знаний будет утеряно! Теми, кто бросает книги в огонь.
— Они могут прийти сюда… — пробормотала Нош, стараясь объяснить свою тревогу.
— Зачем? Все, кто жил здесь, уже мертвы. Думаю, что поджигатели больше не заявятся сюда. Тот, кто посылает их, уже сделал все самое худшее, на что только хватило его колдовства. Остались эти книги, и ты, Алноша, будешь учиться по ним… и этого не изменить. Мне приснился вещий сон, я увидела во сне тебя. И вот ты здесь.
Так в судьбу Нош вплелась новая нить, а в Рифте затеплилась ещё одна искра жизни. Приходилось тянуться изо всех сил, но девушка росла и училась и постепенно достигала совершенства.