Золотой человек

Глава вторая

До крайности смущенная создавшейся ситуацией, Бетти отвернулась и даже предприняла робкую попытку выбраться из алькова, но Ник удержал ее. По правде говоря, у него была на то своя причина.

Оставшись на месте, они продолжали наблюдать за происходящим через забранную марлей прорезь.

– Так что это за разговоры о какой-то новогодней вечеринке? – спросил мистер Нэсби, забираясь на барный табурет и цепляясь за него ногами.

– Мы так это называем.

– Новогодняя вечеринка! Как по мне, дурацкая затея.

Дуайт Стэнхоуп слегка улыбнулся:

– Отнюдь. Жена хотела устроить рождественскую вечеринку с маскарадом. По правде говоря, терпеть не могу наряжаться.

Мистер Нэсби хмыкнул в знак согласия, хотя, похоже, и не был столь категоричен в своем неприятии маскарадов, как хозяин дома.

– Идем дальше, – продолжал Стэнхоуп. – Рождественская вечеринка предполагает шум, суету и беспорядок, а я всего этого не люблю. Так что я легко отделался.

– Ну и хитрая же ты свинья, Дуайт, – беззлобно заметил мистер Нэсби.

– Благодарствую. Кроме того, это, собственно говоря, и не вечеринка вовсе. Гостей только двое – Винсент Джеймс и молодой Вуд. Я хотел пригласить коммандера, но он все еще на маневрах.

– Винсент Джеймс, – сказал мистер Нэсби. – Вот уж кому дома не сидится. Если не напросится к знакомым на уик-энд, наверняка мозги себе вышибет от скуки. А понимаешь ли ты, Дуайт, что мы с тобой из кожи вон лезем, чтобы прокормить так называемую знать и джентри? Как французские шеф-повара.

Стэнхоуп задумался и, казалось, хотел что-то добавить, но сдержался.

– Не только их, но и наши семьи, – напомнил он. – А что еще нам остается?

– Шеф-повара! – с горечью молвил мистер Нэсби. – Вот мы кто. Шеф-повара!

Стэнхоуп усмехнулся:

– Перестань, Буллер. Уж ты-то точно из кожи вон не лезешь. Ты вообще ничем себя не утруждаешь, а работаешь только потому, что иначе просто не знал бы, куда себя деть. Ты – мошенник.

– А ты терпеть не можешь мошенников?

– Не то слово, – кивнул Стэнхоуп.

– Фу. – На стойке стояло блюдечко с картофельными чипсами, и мистер Нэсби пододвинул его поближе. – Этот парень, Вуд, что ты о нем знаешь?

– Немного. Он друг Бетти. Она познакомилась с ним где-то в Лондоне и очень просила, чтобы я его пригласил. Вот и все.

Наступило молчание.

Бетти медленно повернула голову и посмотрела на своего спутника.

Произнося эту откровенную ложь, Дуайт Стэнхоуп снова небрежно облокотился о стойку. Вероятно, даже это показалось ему умалением собственного достоинства. В его мягких, честных глазах не мелькнуло и тени любопытства. В следующий момент он уже сменил тему, причем с такой легкостью, будто смахнул крупинку соли со стола. Теперь в разговор вкралась новая нотка.

– О чем ты хотел со мной поговорить? – спросил он.

– А? Поговорить с тобой?

– Да. Ты хотел поговорить со мной о чем-то здесь. С глазу на глаз.

Некоторое время мистер Нэсби молча жевал картофельные чипсы. Наблюдатели в алькове видели его затылок с довольно длинными и редкими, с проседью волосами.

– Ты подумал о моем предложении?

– Каком именно?

– Насчет золотого человека, – ответил мистер Нэсби.

Скептическая и в то же время невыразимо добрая улыбка тронула лицо Дуайта Стэнхоупа. Казалось, он от всей души сочувствует старому другу.

– Буллер, старина! Ты же не всерьез? – Он покачал головой.

– Так почему нет?

– Ты практичный, деловой человек, да?

– Да, я практичный, деловой человек. – Мистер Нэсби шлепнул ладонью по краю стойки. – Поэтому и говорю, что это можно сделать.

– Золотой человек, – повторил Стэнхоуп. Дальнейшие его слова были лишены для двух слушателей в алькове всякого смысла. – Одно-единственное тщательное обследование озера – и все наши беды позади. Ты снова взялся за приключенческие романы для школьников? Нет, нет, нет. И все это обойдется… Забыл, сколько это будет стоить?

Мистер Нэсби не сдавался:

– Ничего ты не забыл. Ты сам видели расчеты. Но так и быть, скажу. Пятьдесят-шестьдесят тысяч. – (Дуайт Стэнхоуп состроил страдальческую гримасу.) – Пятьдесят-шестьдесят тысяч, – упрямо повторил мистер Нэсби, – чтобы выполнить работу как следует.

– Хорошо! Если, как ты считаешь, игра стоит свеч, то почему не берешь все на себя?

– Разделяй риски, – сказал мистер Нэсби, качая головой. – Самый лучший принцип. Ты и без меня это знаешь. Разделяй риски, а потом выходи с прибылью, пока удача не отвернулась.

– Извини, старина, но я не могу разделять риски в такого рода предприятии. Мне нужен только золотой человек.

– Послушай, Дуайт, – перебил его мистер Нэсби, – можно спросить тебя кое о чем?

– Конечно.

– У тебя сейчас туго с деньгами?

Стэнхоуп по-прежнему стоял, небрежно облокотившись о стойку и сцепив пальцы рук. Во время разговора на его лице держалась, словно приклеенная, неподвижная и явно фальшивая улыбка. Но последний вопрос мистера Нэсби, похоже, искренне его позабавил.

– Нет, – ответил он. – Во всяком случае, проблем у меня не больше, чем у любого из нас. А почему ты спрашиваешь?

Мистер Нэсби не стал ходить вокруг да около.

– Ты ведешь себя чертовски странно.

– Например?

– Картины.

– Не понимаю.

– У тебя есть коллекция картин. – Сидя, как обезьянка, на барном табурете, мистер Нэсби взял еще чипсов. Лица его из алькова видно не было, но и затылок был достаточно красноречив. – Весьма ценных. По крайней мере, так говорят. Я сам в таких вещах не разбираюсь. Большинство их принадлежало той старой шлюхе… как ее?

– Флавия Веннер?

– Верно, она самая. Флавия Веннер. Полагаю, они застрахованы. Если нет, то ты болван.

Стэнхоуп от комментариев воздержался.

– Раньше эти картины были надежно защищены, – продолжил гость. – Висели наверху, в галерее, где имеется хорошая охранная сигнализация.

– Ну и?..

– А что ты делаешь сейчас? Переносишь самые ценные вниз и вешаешь их в столовой. Где нет вообще никакой сигнализации. Где французские окна выходят прямиком на лужайку. Почему бы тогда не высунуть голову в окно и не посвистеть, – может быть, и Билл Сайкс[1] появится? Ты, случаем, не хочешь, чтобы их украли, а? Я спрашиваю на правах старого друга. Сам в таких вещах не разбираюсь.

Выдав этот набор предложений, мистер Нэсби принялся уплетать чипсы с такой скоростью, что вскоре на блюдечке ничего не осталось. В тишине сухое похрустывание как бы подводило черту под сказанным. Дуайт Стэнхоуп наблюдал за ним с приятной полуулыбкой на ничего не выражающем лице.

– Нет, – согласился он. – Не разбираешься.

– Это первый пункт. – Мистер Нэсби вытер соль с губ. – Второй пункт…

– Бу! – Оглушительный голос грохнул у него за ухом. Появившись из темноты, Элеонора Стэнхоуп обняла мистера Нэсби за плечи и смачно чмокнула в лысину. Он повернул голову – получилось почти по-черепашьи, – чтобы взглянуть на нее, и второй влажный поцелуй пометил его над лохматой бровью.

– И куда ж это вы двое запропастились? – требовательно спросила она. – Кристабель хочет поиграть в «Монополию» или во что-нибудь еще. И кстати, где Бетти и тот симпатичный молодой исследователь?

– Мистер Вуд не исследователь, моя дорогая, – мягко сказал Дуайт.

– Я чувствую людей, – заявила Элеонора, – по духовным аурам. Или надо говорить «по ауре»? Всегда путалась со множественным числом. Если он не исследователь, то должен им быть.

– Лучше сядь, – довольно неучтиво сказал мистер Нэсби, – пока не упала.

– Как нелюбезно! – сказала Элеонора. – Думаю, мне нужно еще чего-нибудь выпить. Пожалуйста.

Никто не пошевелился.

Элеонора вздохнула.

– Раз так, придется сделать все самой. Ты не возражаешь, папа, если я выпью еще? – вежливо спросила она.

– Нет. Конечно нет.

Конечно же, он возражал.

По крайней мере один из наблюдателей признал, что Элеонора хорошо переносит алкоголь. Она не шумела, говорила спокойно, пусть даже чуть громче, чем обычно, глаза у нее блестели, и держалась она немного развязно, так что она вызывала симпатию, даже если вам хотелось ее поколотить.

Зайдя за стойку, Элеонора посмотрела на мужчин. Посторонний отнес бы ее к тем девушкам, которые неизменно выглядят так, будто покрыты лаком с ног до головы или отполированы до блеска. У нее была смуглая кожа, черные волосы и карие глаза, особенно яркие на фоне будто светящихся белков. Сравнивая двух девушек, можно было легко обнаружить ее сходство с Дуайтом Стэнхоупом. Элеонора была меньше ростом, чем Бетти, и, возможно, на два-три года старше; ее белое платье с жемчугом контрастировало с черным платьем сводной сестры.

– Что будете, джентльмены? – осведомилась Элеонора, распространяя вокруг себя запах винных паров.

– Мне ничего, спасибо, – сказал ее отец.

– И мне тоже, – отозвался мистер Нэсби.

Девушка возмущенно нахмурилась, но словесных нападок, чего можно было ожидать, не последовало. Она без лишних слов повернула краник, получила двойной виски и, не разбавляя, поставила стакан на стойку.

– Отец по-прежнему верен себе – фрукты и физические занятия. А добрый старина мистер Нэсби… картофельным чипсам.

– Помолчи, – сказал Нэсби.

– Какой позор! – укорила его Элеонора. – А как же ваш желудок? И грязное блюдце!

Она открыла кран под баром и подставила блюдце под струю. Разлетевшиеся брызги попали и на белое платье. Это, похоже, навело ее на какую-то мысль. Она сосредоточилась, уменьшила напор и, наполнив блюдце до краев, поставила его на стойку.

– Понимаете, что это значит?

Нэсби промолчал – он явно был раздражен.

– Что же? – недоуменно спросил Дуайт.

– Да. Если бы я умерла… или умирала…

– Элеонора… – негромко произнес Дуайт.

Для наблюдателей эта сцена осталась непонятной; ее смысл открылся им много-много позже. Элеонора рассмеялась, но тут же одумалась и взяла себя в руки.

– Извините! – добавила она с таким искренним раскаянием, что оба мужчины заметно расслабились. – Похоже, я сегодня не закусила как следует. Что ж, удачи всем. За Новый год, за тридцать девятый. Что то он принесет…

Она выпила.

– Ничего хорошего, – хмуро отозвался Нэсби. – Предупреждаю, ничего хорошего он не принесет.

– Ну, не знаю, – сказал Дуайт. – Если мы сможем противостоять этим проклятым коммунистам…

– Теперь пункт второй, – перебила его Элеонора. Лицо ее раскраснелось от выпитого, а глаза стали еще более оживленными. – Пункт первый… – Она приготовилась загибать пальцы. – Почему мой отец держит картины в небезопасном месте? Я слышала, что вы сказали минуту назад.

Дуайт и Нэсби переглянулись.

– Пункт второй, – продолжала Элеонора. – Почему все так настойчиво пытаются устроить брак между мной, moi qui vous parle[2], и богатеньким коммандером Доусоном? – Она задумалась. – Заметьте, я вовсе не против выйти за Пинки Доусона. Это было бы даже забавно.

– Брак, юная леди, – это вам не забава, – проворчал мистер Нэсби.

– Это вы мне говорите?

– Я хочу сказать…

– Видите ли, это все отвергнутая любовь, правда. Я бы без раздумий вышла за Винса Джеймса, если бы он меня взял. Да только он не возьмет. Так почему бы не выйти за Пинки? Или даже за дорогого Буллера? Возьмете меня в жены, а, Буллер?

Она озорно подмигнула мистеру Нэсби, явно шокированному таким предложением.

– Но если кто-нибудь скажет вам, что викторианские браки сегодня невозможно «устроить», примите мой совет – не верьте этому. И вообще, в некотором смысле это даже несправедливо. Зачем выбирать меня? Почему бы не выбрать Бетти? Ей бы это понравилось. Она прирожденная жена. Я иногда думаю, случалось ли ей…

И тут в логике событий случился сбой. Естественный порядок нарушился, когда Николас Вуд, меняя позу, задел портьеру и она колыхнулась.

– Черт! – пробормотал он едва слышно.

Оставшись за портьерой, пара поставила себя в нелепое положение.

Теперь это положение быстро менялось в худшую сторону, становясь невыносимым. В бенуаре было жарко, душно и пыльно. Оба с трудом сдерживались, чтобы не закашлять.

В наступившей тишине Элеонора повысила голос.

– Случалось ли ей делать то, чего делать не следует, – задумчиво заключила она, не сводя глаз с портьеры.

– Может, спустимся вниз? – предложил Дуайт.

– Да, давайте! – Элеонора поспешно вышла из-за стойки, споткнулась, но удержалась на ногах. – Я просто думаю, где могла оставить портсигар…

И она направилась прямиком к убежищу Бетти и Ника.

Пара за портьерой видела стоящего в непринужденной позе Дуайта, сжимающего правой рукой пальцы левой. Видела морщинистое лицо мистера Нэсби, который, обернувшись через плечо, посмотрел в их сторону. Их ждали разоблачение и позор. Исходя из своего знания женщин, Ник предполагал, что вину за неловкость Бетти возложит не на сводную сестру, а на него самого.

Действия Элеоноры явно несли на себе печать пьяной хитрости. Первым делом она внимательно осмотрела кресла для зрителей. Ник и Бетти видели ее смеющееся лицо, жемчужное ожерелье на смуглой коже, озорные глаза…

– Портсигар, портсигар, – бормотала она. – Портсигар…

Обогнув помост, Элеонора приблизилась к портьерам, повернула голову и бросила мимолетный взгляд на прорезь. Разглядеть детали ей не позволил свет в зале, но все же она увидела достаточно. Глаза ее широко раскрылись с выражением неподдельного детского восторга.

А затем Элеонора Стэнхоуп сделала то, за что кое-кто мог бы долго жать ей руку в знак благодарности. Она отвернулась.

– Нет, – сказала она вслух. – Его здесь нет. Здесь ничего нет. Может быть, пойдем вниз?

Взяв под руки обоих мужчин, она увлекла их к выходу. Отцу она была по плечо, зато с мистером Нэсби, который выглядел необыкновенно смущенным и необъяснимо застенчивым, ее голова была на одном уровне. На портьеру Элеонора даже не взглянула, но, когда эта троица уже вышла, до пленников бенуара долетел ее восторженный голос, в котором явственно прозвучала озорная нотка:

– И все-таки я вам еще раз скажу: этот парень – исследователь.