Знак Калта

Его доспех фиксирует жгучий скачок радиации, но больше Брусций не успевает получить

никаких предупреждений.

Спустя секунду украденные ядерные заряды взрываются, заполняя пещеру атомным

огнем, распространяющийся по всему убежищу CV427/Праксор и убивающий все живое

внутри.

Это первая бойня из трех, которые в одну ночь унесут жизни двух миллионов

гражданских.

X

Вентана до сих пор забавляет, что его поспешная пометка на карте из вощеной бумаги

стала синонимом защитников Калта. Когда Ланшир был разрушен орбитальными

батареями, обороняющимся потребовалось место сбора. Почти все информационные

машины планеты погибли, и Вентан сделал пикт-скан своей карты, на которой отметил

точку сбора черным пеплом.

Этот скан разослали на все гражданские пикт-приемники и планшеты Легиона в

окрестностях Ланшира, и оплот сопротивления получил имя.

Аркология Х.

Два торопливых перекрещенных мазка по карте – и географический элемент стал частью

истории.

Символом сопротивления и талисманом перед лицом врага.

XI

В пещерах царит полумрак. Расход энергии тщательно контролируется.

Немногочисленным адептам Механикума еще предстоит стабилизировать связь с

геотермальной сетью в сердце Калта.

С кирпичных опор на скрученных кабелях, словно джунглевые лианы, свисают

мерцающие осветительные сферы в защитной обрешетке. В такой близости от

поверхности архитектура носит военный характер, но с каждым подуровнем становится

все более гражданской и практичной.

На стенах вытравлены символы «Х» высотой в несколько метров. Еще сотни на каждой

арке и перемычке. Среди них Вентан видит настенные рисунки, змееподобных существ с

темными крыльями и клыкастыми пастями. Драконы. Он отмечает детское исполнение

выцарапанных линий и гадает, не изобразили ли эти ужасы на стенах, чтобы прогнать их

прочь. Это воспоминания о чудовищах, вызванных гнусными сделками Несущих Слово, или же образы из кошмаров, которые нередки после нападения?

Новости об операции Вентана уже достигли Аркологии Х, и возвращение Четвертой

встречают ликованием и громким «ура!» тысяч гражданских, собравшихся на обширных

подуровнях. Кто-то выкрикивает слово «спаситель», и вопль подхватывает множество

обитателей пещер. Он следует за воинами по уровням, пока они спускаются все глубже и

глубже в скальные горизонты Калта.

Сиданс ждет их у прохода на административные уровни.

Его кобальтово-синий доспех чист и отполирован. Некоторые в Легионе дали обет не

счищать пыль и кровь, пока Калт не будет отбит, но Лирос Сиданс, как и Вентан, хочет

показать Несущим Слово, что Ультрадесантники все еще царственные Короли-Воины

Макрагга.

Никакое предательство и несчастье никогда этого не изменит.

Однако даже Сиданс нанес на наплечник черный знак «Х», аккуратно вытравив его между

изогнутых боков мраморной Ультимы. Выглядит как номер ордена или ротное

обозначение, но имеет гораздо более важное значение.

– Ты делаешь себе имя, Рем, – говорит Сиданс, пока позади продолжается скандирование.

– Я здесь не причем, Лирос, – откликается Вентан. – Тут повсюду видна твоя рука.

Сиданс пожимает плечами и стискивает запястье Вентана.

– Немного надежды и славы никому не повредит.

Вентан не отпускает руку Сиданса.

– Я хочу, чтобы это прекратилось.

– Почему? То, что ты делаешь, дарит людям надежду.

– Я не спаситель, – произносит Вентан. – И мне не нравится подтекст этого слова.

– Тебе и не надо любить его, нужно просто терпеть, – говорит Сиданс, разворачивается и

направляется по рампе в пещеру. – Идем, сервер ждет тебя в Ультимусе.

Войну за Калт координируют с самого нижнего уровня Аркологии Х, из пещеры, которая

выжжена в литосфере мелта-бурами и сейсмическими зарядами. Под жилыми,

машинными и гидропоническими уровнями находится окруженный сплошной скалой

купол около трех километров в диаметре, от центра которого отходит множество

ветвящихся коридоров, подгалерей и переплетающихся тупиковых ходов. В самом сердце

стоит сооружение из полированного мрамора и стекла, утилитарное, если смотреть сбоку, но выполненное в виде символа XIII Легиона. Нижние уровни прикрыты бронеплитами, а

технодесантники на «Носорогах» типа «Тектон» трудятся бок о бок с адептами

Механикума, создавая подобие опорного пункта.

До вторжения зданием владел торговый картель, основанный во времена приемного отца

Жиллимана. Оно называлось Арка Конора, но теперь известно как Ультимус. Налаженная

инфраструктура и мощные инфомашины, созданные для координации второстепенных

действий по всем Пятистам Мирам, делают его идеальной базой для управления

наступательными операциями против оставшихся Несущих Слово.

Подобные соображения жизненно важны, однако в первую очередь ценен опять же

символизм сооружения.

Ультимус окружен сотнями временных построек – излишки населения сверху. Из

Ланшира спасалось столько беженцев, что верхние уровни оказались быстро

переполнены, и у Вентана не осталось вариантов, кроме как позволить ставить жилые

помещения вокруг своего командного поста. Ему это не нравится, но выбирать не

приходится. Людям просто некуда больше идти.

До беженцев уже дошло известие о возвращении воинов, и люди собираются на краю

прохода, ведущего к воротам Ультимуса. Они ликуют, машут руками и хлопают.

Они выкрикивают имя Вентана и снова называют его спасителем. Капитан сохраняет на

лице нейтральное выражение, но замечает, что Сиданс веселится.

– Может тебе и не нравится подоплека, но «Спаситель Калта» неплохо звучит, – говорит

Сиданс. – Помяни мое слово, это прозвище пристанет.

– А как они назовут тебя?

– Еще не решил, – ухмыляется Сиданс. – Но когда все кончится, у нас у всех будут

прозвища.

Вентан идет дальше. Он знает, что Сиданс прав, но его все равно раздражает наброшенная

на него мантия спасителя. Ему неприятно возвеличивание и несколько теологический

подтекст, но у капитана хватает благоразумия понять, что теперь он уже никак не

помешает распространению.

– Так ты скажешь? – интересуется Сиданс.

– Что именно?

– Что ты в конечном итоге оказался прав, а я ошибся.

– Нет нужды, – отвечает Вентан. – Правда самоочевидна. Мы убили шестьсот Несущих

Слово, не потеряв ни единого воина.

– Да, весьма впечатляет, – соглашается Сиданс, прикладывает два пальца ко лбу и

прищуривается, словно находясь в трансе. – Я вижу в твоем будущем множество лавров, великие статуи и имя, которое разнесется в веках.

Вентан позволяет себе слегка улыбнуться.

– Если еще раз воспользуешься этими психическими силами, я тебя пристрелю.

Сиданс смеется, отворачивается от Вентана и обращается к двум сержантам позади.

– Барка, Селатон, отличная работа.

Сержанты согласны с его словами, но молчат.

Вентан поднимает глаза и видит, как к ним приближается сервер Таурен со своей

новоприобретенной свитой лексмехаников, калькулус-логи и инфосавантов. Капитан до

сих пор вникает в нюансы человеческого взаимодействия – необходимость, вызванная

частыми контактами с жителями Калта за последние недели, – но уже познакомился с

гибридными машинно-телесными выражениями лиц механикумов.

Таурен обладает фантастичными особенностями, обычными для жрецов Механикума –

бесстрастностью, замкнутостью и отчужденностью, которые некоторым кажутся

холодностью, – однако сейчас Вентан не видит ни бесстрастности, ни отчужденности.

На лице Таурен видны бездны совершенно человеческого отчаяния.

– Что-то произошло, – спрашивает Вентан. – В чем дело?

– CV427/Праксор больше нет, – говорит Таурен. – И еще двух.

– Нет? – переспрашивает капитан. – Что это значит?

– Это значит, что на их месте сейчас радиоактивные воронки шириной в сотни

километров, – отвечает Таурен.

XII

Теория: лишить Несущих Слово возможности перегруппироваться.

Практика: дать эту возможность защитникам Калта.

Результат: снова вернуть Ультрадесант в бой против Магистра Войны.

Таковы первоочередные директивы, которыми руководствуется XIII Легион, однако знать

их и выполнить – две совсем разные вещи.

Вокруг центрального планшетного стола в сверкающем конференц-зале, являющегося

сейчас командным центром Калта, собрались мужчины и женщины, от которых Вентану

нужно, чтобы они претворили теорию в рабочую практику.

Сиданс и Урат стоят плечом к плечу. Собрат-капитан из Четвертой роты на полголовы

выше сержанта 39-й. Хотя суровый Урат и младше Сиданса по званию, но именно он дал

новую цель разобщенным выжившим из роты Сулла.

Вентан позаботится, чтобы его за это повысили до капитана.

Сервер Таурен переговаривается со своими марсианскими аколитами. Вентану этого не

видно, однако он знает, что вокруг их голов в завесах инфосвета гудит марево ноосферной

информации.

Сервер перебирает руками невидимые данные. Позади нее стоит устрашающий

предводитель клана скитариев. Он огромен и выглядит примитивным. Его стойка

совершенно не похожа на спокойную позу Кирамики, он явно занимает гораздо более

низкий чин в боевой иерархии. Конечности покрыты металлом, а на нижней половине

черепа зубастый металлический капкан, похожий на челюсть зеленокожего.

Полковник Хамадри сверяется с инфопланшетом, на ее лице выражение холодной

решимости. Ее сын служит в 61-м Нуминском, но ей неизвестно, жив он или мертв.

Статистическая вероятность предполагает второй вариант, но пока гибель не будет

подтверждена, Хамадри будет считать его живым.

Это хорошо. Вентану необходимо иметь рядом с собой людей, способных сохранять

надежду вопреки всему.

Напротив Хамадри стоит капитан Вольпер Уллиет из 77-й дивизии поддержки Ингениума, крепко сложенный кадровый офицер, который за пятьдесят лет службы ни разу не

покидал Калта и не бывал в бою до последних недель. На первый взгляд он не годится, чтобы присутствовать у командного стола, однако Вентан смотрит не на послужной

список, а на действия во время первой фазы атаки.

Пока остальные пребывали в ошеломлении от нападения Несущих Слово, Уллиет

отреагировал моментально. Через четыре минуты после начала атаки батальоны

строительных машин и землеройной техники уже сооружали редуты и защитные валы

вокруг главных ворот центральной аркологии Ланшира.

Это тоже хорошо. Вентану нужны люди, способные быстро реагировать.

Ингениум Субиако стоит возле Таурен, и очевидно, что ему приятно находиться рядом с

адептом Механикума. Субиако обладает лишь незначительной аугметикой, которую

можно легко снять и почитает как героев тех, кто столь тесно общается с Богом-Машиной.

Анкрион сообщает Вентану, что Субиако славно трудится в туннелях, обеспечивая

безопасность множества потенциальных входов в Аркологию Х. Человек изможден, но

отказывается отдыхать.

Все смертные относятся к третьестепенным силам, резервистам или подразделениям, определенным в тыловой эшелон. Большинство было укомплектовано новобранцами,

солдатами, которых специально готовили к кампании против ксеновладений Гаслакха, оказавшейся, как теперь понимает Вентан, совершенно надуманной. Когда солнце умерло, в порту Ланшира оставались только те силы, которые грузились последними – новые

полки, инженерные подразделения или группы логистической поддержки.

Почти никто из них не подготовлен для передовой.

Сиданс снова и снова говорит Вентану, что они не готовы к тому, чего он просит, и

похоже, что резкое освещение зала только подтверждает это. Все лица измучены и

напряжены от утрат и шока.

Сиданс прав, они не готовы, но Вентан верит, что предательство отточило ранее

неизвестные грани. Опустошение наверху очистило их от беспечности.

До того как Вентан сделал Аркологию Х своей оперативной базой, он, кроме воинов

Легиона, ни с кем лично знаком не был, но теперь знает всех. Капитан заставил себя

изучить их сильные и слабые стороны, а также все человеческие недостатки, которые

должен учитывать в своих планах. Некоторые полагают, будто он впустую тратит время, пытаясь понять смертных, но Вентану виднее.

Сейчас космодесантники могут взаимодействовать со смертными, только понимая их.

– Сервер? – произносит Вентан. – Дайте мне информацию.

Таурен кивает, и под кожей ее пальцев начинает мерцать свет, пока она управляет

планшетным столом при помощи гаптических жестов. На столе возникает нарушенная

помехами голограмма гигантской воронки шириной в сотню километров, которая

заполнена дымом. Она омрачает пейзаж, и так будет всегда. Блуждающие тепловые

потоки и атомные вихри перемещают мозаично-пиксельные облака испарений размером с

города.

– Вы все слышали новости о CV427/Праксор, – говорит Таурен.

– И о других, – отвечает полковник Хамадри. На ее исхудавшем лице пятна от

незалеченного радиационного ожога. – Прошлой ночью мы потеряли более двух

миллионов человек.

Головы кивают. Смерть таких масштабов слишком ужасна, чтобы пытаться осознать

случившееся. Такое громадное число сложно представить, оно чересчур огромно для

восприятия. Хамадри – полковник Ауксилии Обороны, она молода по меркам этого

звания.

Вентан видит, что женщина отважна и в грядущие годы сыграет важную роль. Хамадри

удерживала свои подразделения на поверхности, сколько это было возможным, чтобы

дать как можно большему числу беженцев попасть в аркологию.

– Мы знаем, что произошло? – интересуется Сиданс.

– CV427/Праксор был складом боеприпасов для орбитальных платформ и боевых

кораблей Легиона, – говорит Таурен. – Судя по электромагнитным показателям и

зафиксированным мощностям трех взрывов, вероятнее всего, что вражеские лазутчики

смогли модифицировать и взорвать несколько боеголовок хранившихся там циклонных

торпед.

– Как это возможно? – требовательно спрашивает Хамадри. – Это оружие находится под

защитой Механикума. У вас что, нет систем безопасности для предотвращения подобных

ситуаций? Они мертвы по вашей вине!

Таурен явно больно слышать обвинения Хамадри. Она сдавливает кромку планшетного

стола так, что белеют костяшки. Голографические облака в ответ наклоняются в ее

сторону.

– Довольно, полковник, – произносит Вентан. Его интонация не допускает возражений, однако Таурен поднимает руку. Она не нуждается в его защите и отвечает Хамадри с

заметным спокойствием.

– Да, у нас есть ритуальные протоколы для предотвращения подобных проникновений, но

системная порча, привнесенная в планетарную ноосферу, нарушила многие из наших

литургических систем безопасности.

– Я думала, ваш код-убийца избавился от нее, – говорит Хамадри.

Таурен кивает.

– Да, код-убийца магоса Хесста выжег вражеский мусорный код огненной бурей

цифрового опустошения, но очистка была не избирательной. После восстановления

командных полномочий многие из наших систем оказались выведены из строя. Их

продолжают восстанавливать до сих пор.

– Так это может случиться снова? – спрашивает Уллиет.

– Я лично проверила протоколы безопасности всех остальных хранилищ оружия, –

говорит Таурен.

– Я спрашивал не об этом, – замечает Уллиет.

– Об этом, – отвечает Таурен, и ее уверенность физически ощутима.

Уллиет кивает, вопрос улажен.

– И как мы ответим на это зверство? – спрашивает Сиданс. – За это ублюдки должны как

следует получить.

Все согласны со словами Сиданса, и Вентан видит на каждом лице жажду мести. Он

вспоминает, как собрат-капитан твердил ту же карательную мантру во время прибытия в

Лептий Нумин. Это естественное и совершенно понятное желание отплатить за

причиненный ущерб, но сейчас оно столь же безрассудно, как и тогда.

Вентан наклоняется вперед и опирается обеими руками на край стола.

– Мы ответим тем, что выживем и закончим бой, – говорит он, – продолжим

координировать те силы, которые сохраняют боевую эффективность, и разработаем

практическое решение для этого. Тех, кто погиб в Праксоре, больше нет, и ничто не

вернет их обратно. Скорбите, когда Калт станет свободным, но пока вы находитесь в этом

зале, то все находитесь в моем распоряжении. Поймите и примите это или же уходите.

Его слова встречены гробовым молчанием. Они терпеть не могут его холодную

объективность, явное отсутствие заботы о мертвых. Вентану безразлично, одобряют ли

они его. Однако он должен дать им что-то, какую-нибудь искру, чтобы разжечь в сердцах

пламя. Ему плохо даются подобные слова, но это лучшее, что может сделать капитан.

– Несущие Слово заплатят за это, но война будет выиграна не наскоком, а трезвым

расчетом и твердой практикой. Мы сражаемся за живых и убиваем за мертвых.

Повторяйте за мной.

Молчание продолжается.

– Повторяйте за мной, – снова произносит он.

Головы склоняются, кулаки прижимаются к сердцам.

– Мы сражаемся за живых и убиваем за мертвых!

XIII

Над Ланширом воют радиоактивные ветры, от которых в шлеме раздается сердитый треск.

Показания счетчика высоки, однако боевой доспех может выдержать несколько дней

такого напора, прежде чем системам потребуется время на перезарядку.

Малок Карто смотрит в небо, пронизанное ядовитым полярным сиянием и гнетущими

радугами звездных радиоактивных осадков. После пролившегося на Калт потока

экзотических частиц и тяжелых металлов планета будет загрязненной пустошью, пока ее

светило наконец не выгорит и не поглотит всю Веридийскую систему.

Насколько известно Карто, это может произойти через миллионы лет или же завтра.

Ему все равно. Он уже никогда не вернется на Калт.

Столь дерзко стоять на поверхности рискованно, но силы, которым он верен, меньшего и

не требуют. Вокруг царит опустошение, тянутся руины мертвого города: искореженная

сталь, раздробленный пермакрит и битое стекло. Повсюду разбросаны перевернутые

танки и транспортировочные контейнеры, которые выпали из разорванных чрев грузовых

кораблей, силившихся попасть на орбиту.

Среди разрушения, завершая величественную процессию, стоит бронзовая статуя, теперь

густо покрытая серым пеплом. Это героическое олицетворение смертного, который

вырастил Жиллимана как родного сына.

Конор, первый Король-Воин Макрагга.

Вокруг изваяния лежат груды тел, словно обреченные жители Леприума верили, что его

наследие может как-то уберечь их от расправы. Карто жаль, что они так и не узнали

истину о божественных хозяевах галактики.

Над развалинами, словно часовой, стоит разбитый титан «Император». Внутри погнутого

панциря и между ног дуют горячие, насыщенные нейтронами вихри. Грудные бойницы

взорваны, половина головной секции отсутствует. С накренившегося корпуса медленно

падает серая пыль, но невозможно определить, была ли машина верна Гору или же

Императору.

– Наш или их? – спрашивает Хол Велоф, выходя из-под прикрытия полуразрушенных

плит пола и рифленых секций крыши. Командующий воспринял свой долг учинить резню

со всем пылом, которого можно ожидать от одного из сынов Лоргара. Уничтожение

гражданских убежищ оживило его, и тело наполнено силой от прикосновения Кровавого.

Он полагает, будто столь банальных смертей хватит, чтобы спасти его, и от этого губы

Карто кривятся со смесью веселья и презрения.

– Кто знает? – отзывается Темный Апостол. – Сейчас это едва ли имеет значение.

– Его можно использовать? Обратить против Тринадцатого?

Карто пораженно качает головой. Хол Велоф ошибочно принимает это за ответ.

– Думаю, он слишком сильно поврежден, – произносит командующий.

Смешно, что этот глупец думает, будто на Калте еще идет война, которую нужно

выиграть. Несущие Слово уже добились победы, и судьба этой скалы не играет никакой

роли.

Да, Ультрадесантники не были настолько посрамлены, насколько этого хотел Кор Фаэрон, однако они сломлены как боевая сила. Истощены. Они будут расходовать силы, чтобы

отбить мир, утративший значение. Скорее всего, Лоргар уже забыл про Калт.

Силы с той стороны Великого Ока смотрят на Золотого, и сожжение Ультрамара – лишь

начало его грандиозных планов.

У Малока Карто есть собственные амбиции. То, чем он здесь занимается – просто

следующий шаг по пути к славе. Он уже чувствует, как во тьме движется его безымянная

тень, чернильно-черный левиафан, который пожирает миры и уничтожает целые

биологические виды ради собственного мимолетного развлечения. Темный Апостол

ощущает, как существо даже сейчас охотится за новой добычей: смертными, сумевшими

спастись с Калта каким-то невозможным способом.

Рука скользит по стеклянной поверхности варп-склянки, он чувствует, как рептилия

извивается от голода. На кого бы она ни охотилась, добыча должна быть по-настоящему

особенной, раз вызвала такое удовольствие у создания, чьи размеры выходят за пределы

человеческого понимания.

– Нам не следует тут находиться, – вклинивается Хол Велоф в размышления Темного

Апостола. Командующий смотрит в открытое небо. Он ощущает себя слишком

беззащитным, чтобы насладиться насыщенными цветами агонии. – Ты видел, что

случилось с Ланширом.

– Видел, – соглашается Карто. – Это было поразительно. И все же мы будем ждать.

– По твоей милости нас всех убьют, – произносит Хол Велоф и погружается в тревожное

молчание.

Без армии Хол Велоф остро ощущает себя уязвимым, но вывести на поверхность такое

количество людей означает уже через считанные мгновения навлечь на себя гнев

орбитальных орудий Ультрадесанта. «Кроме того, – думает Карто, – братства вскоре

послужат куда более великому делу, оставаясь на месте».

Темный Апостол долго гадал, подбирая сопровождающих легионеров. Лишь самые

смертоносные воины могут надеяться остаться в живых, чтобы достичь цели. Лишь самые

преданные и безжалостные.

Мало кто столь тверд в вере, как Эриэш Кигал.

Закованный в покрытую боевыми шрамами терминаторскую броню Кигал на голову выше

Карто. На выпуклых наплечниках и плите нагрудника пляшут статические разряды и

облученная пыль. Каждый кулак заканчивается молниевыми когтями, на шлеме в виде

демонической морды теперь два закрученных рога. Рядом с Кигалом стоят шестеро

воинов в таком же облачении, вооруженные комби-болтерами, молниевыми когтями, цепными кулаками и энергетическими боевыми молотами. У них на наплечниках знаки

Октета, и Карто нанес на покрытые рубцами лицевые щитки всех ветеранов свою личную

эмблему.

Над всеми возвышается безмолвный дредноут, на именной пластине саркофага которого

вытравлено «Зу Гунара». Карто ничего не известно об этом воине. Какие бы остатки

плоти ни хлюпали раньше в амниотической слизи, теперь их поглотила глубокая, как

пустота, тьма с зубами и глазами. Огромная боевая машина уже не просто дредноут, а

ночная тварь с железными кулаками.

– Так чего мы ждем? – спрашивает Хол Велоф, расхаживая туда-сюда в тени

почерневшего от копоти завода по прессовке металла.

– Носителей могучего дара, – произносит Карто, увидев, как среди руин движется

пыльное облако. Над пепельными останками сокрушенного города глухо разносится

захлебывающийся кашель работающего двигателя. Хол Велоф тоже это слышит, и его

рука тянется к увенчанному короной эфесу меча.

– Ультрадесант? – спрашивает он.

– Нет.

– С чего ты так уверен?

– Потому что мы еще живы, – говорит Карто, и в поле зрения появляется широкая

промышленная машина с кузовом сзади, которая низко проседает на подвеске, с трудом

двигаясь из-за груза. К крыше привязаны останки распятого скелета. Тело сохраняет

целостность только благодаря покрытым рытвинами и изъеденным коррозией пластинам

панцирной брони и обрывкам формы. На костях не осталось плоти, они выбелены до

пепельного оттенка.

– Майор Кадин, полагаю, – произносит Карто с гортанным смешком.

Хол Велоф странно смотрит на него, но Темный Апостол не спешит удовлетворить

любопытство командующего.

Хотя Карто и отмахнулся от опасений Хол Велофа, он смотрит вверх в поисках признаков

того, что их обнаружили. Он тщательно выбирал момент. Удары электромагнитной бури

скроют эту часть города от геосателлитов над головой.

– Идем, – произносит Карто, и они с Хол Велофом выходят из-под прикрытия здания.

Терминаторы Кигала и Зу Гунара следуют за ними среди обломков раздавленного

мегаполиса. Война повергла сооружения, которые создавались устойчивыми к

землетрясениям, огню и наводнениям, и это зрелище доставляет Карто огромное

удовольствие.

Машина с хрипом движется им навстречу и, наконец, останавливается в тени статуи

Конора. Синяя краска осыпалась хлопьями, как будто ее выжгли изнутри. Голый металл

рамы и панелей уже коррозирует. Терминаторы наводят спаренные стволы своего оружия

на водительское окно. Карто слышит сквозь издаваемый городом скорбный стон стали и

сухой шелест ветра гудение лазерных целеуказателей и моторов дальномеров.

Пассажирские двери машины открываются, и Карто чувствует насыщенный аромат

разлагающегося мяса. Из кабины выскакивает человек с меткой Братства, и Темный

Апостол видит на нем метку смерти. Тот носит ее с гордостью, превратившись в груду

гниющей плоти. Из раздутых пор, покрывающих каждый видимый сантиметр кожи,

сочится млечная жидкость. Глаза желтого цвета пронизаны лопнувшими капиллярами и

практически слепы из-за катаракт.

Увидев, что на человеке вражеская форма, Хол Велоф обнажает меч.

Он еще не понял, что это один из их людей. Из двери напротив появляется другой аколит

братства, которого постигли еще худшие невзгоды. Из всех пор льется кровь, каждый

порыв гонимой ветром пыли сдирает плоть с костей.

Сквозь искореженное стекло крыши Хол Велоф видит третьего человека. У того облезла

кожа с черепа, он смотрит на Темного Апостола незрячими глазницами, которые залиты

жидкостью. Руки срослись с рулевой колонкой в странном биологическом симбиозе.

Терзаемого невыразимой мукой слепца привели сюда темные монархи варпа.

Хол Велоф протягивает руку внутрь машины и срывает с формы водителя

опознавательную эмблему. Вместе с ней отделяется кусок влажного мяса, который

шлепается в пыль. Командующий смотрит на символ, и ему требуется секунда, чтобы

понять. Карто идет вокруг машины туда, где умирающие люди откидывают тяжелый

брезент. Хол Велоф появляется рядом, когда становится видно оружие, за которым они

явились.

Оно имеет форму сферы и меньше размером, чем ожидал Карто. Метр в длину, включая

защитный металлический кожух. Поверхности гладкие, синей краски больше нет, и

корпус приобрел тускло-серый оттенок, совсем как былой цвет Несущих Слово.

На боку вытравленный кислотой недвусмысленный предупреждающий символ.

Кольцо, из середины которого выходит три разветвляющихся луча, образующих

расположенные треугольником круги. С древнейших дней это был знак силы стихии, неосознанное воплощение ужаса перед чумой, пребывающего в сердцах и умах смертных

с рассвета времен.

Хол Велоф поднимает эмблему водителя.

– Эти люди покинули убежище Праксор, пока оно еще не было уничтожено.

– Именно так, – соглашается Карто.

На них падает тень Зу Гунары. Дредноут извлекает боеголовку из транспортного отсека.

Она тяжелая, и машина заметно приподнимается из пыли. Люди, чья плоть сползает с тел, будто сырая ткань, испускают вздох удовольствия.

– Это то, что я думаю? – спрашивает Хол Велоф.

Карто кивает.

Он чувствует, как варп-склянка на бедре извивается от волнения. После получения этого

оружия всеобщего уничтожения его единение с нематериальным существом становится

еще ближе.

Карто ощущает его сопротивление. Оно хочет закончить охоту, однако их слияние

предначертано судьбой, и ничто этому не помешает.

– Мы не можем сражаться с Ультрадесантниками по общепринятым правилам, – говорит

Карто. – Теперь мы как катачанские дьяволы в бутылке. Каждый может убить другого, но

лишь рискнув собственной жизнью.

Терминаторы наводят оружие на воинов братства.

– Мы будем сражаться иначе, – говорит Карто.

Умирающие люди падают на колени и с благодарностью разводят руки. Светятся

обнажившиеся кости. Сквозь сползающую плоть влажно блестят ребра. Отрывистые

выстрелы рвут растворяющиеся тела на куски взрывами гнилой материи. Горящие куски

мяса разлетаются по окрестным зданиям.

Эриэш Кигал закрепляет на машине мелта-заряды. Не должно остаться никаких следов, которые могли бы обнаружить геосателлиты. Яростный жар испарит грузовик и

уничтожит все признаки биологической порчи. Ультрадесантники не должны получить

предупреждения о новой угрозе, появившейся с оружейных складов CV427/Праксор.

– Как ты намерен это использовать? – интересуется Хол Велоф.

– А как ты думаешь? – произносит Малок Карто. – С его помощью я собираюсь убить

Калт.

XIV

Световая дымка висит над поверхностью планшетного стола, словно низкий туман.

Проплывающие пылинки попадают в рассеянное свечение голопроекторов, создавая

мерцающие сбои рефракции на выведенной карте. На ней отображается поверхность

Калта, окрашенная оттенками зеленого, коричневого и желтого. Символы, отображающие

позиции Ультрадесантников и их союзников выделены золотым и синим, известные

позиции Несущих Слово и культистов – красным цветом врага. Больше всего Вентана

беспокоят два сочно-красных значка – один посреди фабрик к северу от Ланшира, другой

в Ураник Радиал.

– Как часто геосателлиты проводят авгур-сканирование поверхности? – интересуется

Сиданс, и Таурен приближает вражеские и дружественные значки. Над каждым

возникают временные отметки.

Самому новому шесть часов.

– Доступ к орбитальным авгурам все еще нестабилен, – говорит сервер, поворачивая карту

мысленными импульсами при помощи вставленных в стол кабелей БМУ. – Большинство

геосателлитов было выведено из строя в первые мгновения атаки. Немногие уцелевшие

прикреплены к орбитальным боевым платформам, чтобы предупреждать нас о любых

наземных перемещениях сил Несущих Слово.

– Как часто? – повторяет Вентан вопрос Сиданса.

– Каждые десять часов, – отвечает Таурен. – Пока возможности ноосферы Ультимуса не

усилят более мощными инфомашинами, она в состоянии справляться только с таким

объемом входящих данных.

– Это долго, – произносит Хамадри.

– Долго? – бросает Сиданс, качая головой. – Да это целая вечность. Карта бесполезна.

Рем, мы не можем строить теорию, не говоря уж о практике, на данных, которым десять

часов.

– Шесть часов, – замечает Вентан.

– Да хоть шесть, хоть десять минут, от этого не лучше, – говорит Сиданс.

– Карта точна настолько, насколько это позволяют обстоятельства, – отвечает Таурен, уменьшая масштаб.

– Лирос, ты упускаешь из виду одно обстоятельство, – произносит Вентан.

– Да? И какое?

– Сегодня золотых значков больше, чем вчера. С каждым днем наши силы растут.

Несущие Слово не могут рассчитывать на подобное. Сервер, с кем из лоялистов вы

наладили контакт со времени прошлого обновления?

– Подтверждено еще тринадцать подземных убежищ и закрытых пещерных систем, –

отзывается Таурен, и новые добавления подпрыгивают на карте, словно непоседливые

дети.

– Две недели назад мы были разбиты и находились на грани уничтожения, – говорит

Вентан. – А теперь мы координируем действия с почти сорока тысячами братьев по

Легиону, четвертью миллиона солдат Армии и структур Механикума, а также с

шестнадцатью машинами Легио Титаникус. С каждым днем мы все ближе к тому, чтобы

стать единой силой. Несущие Слово сами по себе, у них нет никакой надежды на помощь.

Они бьются, просто чтобы выжить, но мы сражаемся за Калт.

Вентан раскидывает руки, обводя золотые значки на столе.

Капитан видит, как вновь появляется надежда. Его слова сулят победу, но все думают, будто война будет выиграна за считанные месяцы. Будто Несущих Слово будет легко

выбить с Калта.

Они ошибаются, и Вентану нужно привнести за этот стол сурового реализма.

Используя ручное управление, он подсвечивает область карты, где находятся два

наиболее тревожащих его значка. Он работает ручками настройки, возникают мерцающие

символы размещения сил и идентификаторы подразделений. Данные неполны и устарели, однако в сочетании с тем, что он видел своими глазами, их достаточно.

– Командующий Несущих Слово по имени Федрал Фелл строит крепость в северных

фабричных районах, - произносит он. – А Хол Велоф, полководец, который разорил

Ланшир, перегруппировался под Радиалом Ураник. Похоже, что Велоф занял опорную

позицию, так что сейчас его можно сбросить со счетов, однако мы не можем позволить

Феллу создать надежную базу на севере.

– У тебя есть план? – интересуется Сиданс, которому не терпится броситься в бой.

– Есть, – ухмыляется Вентан. – Пойдем на север и прикончим ублюдка.

XV

Туннели, которые окружают ингениума Субиако, сумрачны и освещаются невидимыми

для него пляшущими огнями. У всех проходов признаки естественного происхождения, однако столь совершенные и геометрически правильные очертания могут быть лишь у

чего-то искусственного. Подземные сооружения Калта видятся ингениуму раем, местом, где сливаются геология, инженерная мысль и искусство. Мало в каких подземных

пещерах он не побывал, не составил карту и не разработал огромные схемы их сообщения.

Целая подземная планетарная экосистема. Самоподдерживающаяся и

самосохраняющаяся.

Его замыслы осуществляются даже сейчас – в большинство крупнейших подземных

убежищ разослали для внедрения его планы, концепции и практические методики.

Пещера поблескивает серебром, что указывает на восточную аркологию. С влажных стен

капает вода.

Ингениум Субиако никогда не боялся одиночества. Он обретал покой в моменты тишины, которые проводил у чертежного планшета, в техническом либрариуме или же

погрузившись в конструкторские теории великих мыслителей былых эпох. Ему нравится

проводить время с друзьями и семьей, однако он понимает, что быстро доходит до

состояния, когда хочется побыть одному.

Ближайшие знакомые знают про эту его особенность и умеют распознавать признаки

рассеянности и зарождающейся раздражительности. Они учитывают это, и Субиако

благодарен им за то, что понимают и принимают этот изъян его характера.

Субиако наслаждается одиночеством и возможностью погрузиться в работу.

Но это нечто совершенно иное. Он абсолютно один.

Других людей не просто нет, их вообще не существует.

Ингениум Субиако с полной отчетливостью понимает, что он – единственный живой

человек на Калте.

Ингениум не знает, где находится, и не помнит, как пришел сюда.

Каждый вход в пещеру – зияющая бездна, путь к кошмару или проход к какому-то

древнему ужасу, который был заперт в минувшие эпохи, а теперь может свободно

выбраться на поверхность.

Субиако не боится пещер и их исследования. Он проскальзывал сквозь самые узкие

трещины и протискивал свое жилистое тело в самые недоступные из пещерных систем, какие только бывают на этой планете, но эти разверзшиеся входы пугают его больше, чем

что бы то ни было.

Он не в силах их сосчитать. Кажется, что при каждом перемещении его взгляда пещера

перестраивает свои стены, а зачерненные зевы проходов сжимаются, внешне оставаясь

неподвижными. Субиако чувствует исходящее из ближайшей пещеры жаркое дыхание и

пятится назад.

Какой путь ведет на поверхность? Есть ли выход вообще?

Ингениум не находит пометок, оставленных первыми исследователями для того, чтобы

помогать заблудившимся находить дорогу обратно на поверхность. Как будто в эту

пещеру никогда не заходили жители Калта. Откуда-то доносится смех, и ингениум

разворачивается. По стенам гоняются друг за другом тени.

Из трещин в полу, словно дыхание, поднимаются струйки пара, однако в них нет тепла. В

сущности, пещера похожа на складской холодильник. Дыхание образует туман в воздухе, и Субиако видит, как на свисающих скальных выступах возникают потрескивающие

ледяные кинжалы.

– Это не по-настоящему, – произносит он, наконец-то сделав интуитивный скачок к

пониманию, что спит.

Однако Субиако хватает ума, чтобы понять, что понять и проснуться – две разные вещи.

В пещеру просачивается оранжевое свечение, мерцание далеких огней. Субиако

вспоминает обрывочный текст, который привезли на Калт с самой Терры и которому

якобы было десятки тысяч лет. На запечатанных в стазисе страницах говорилось о месте

глубоко под землей, куда после смерти отправляются все дьяволы и злодеи мира.

Утверждалось, что это обитель огня и страдания. Когда у Субиако над головой было небо, а в лицо светило солнце, он фыркал над подобными древними суевериями, но в этом

мраке его животное нутро сжимается от страха.

Глубинное пламя становится жарче, и стены пещеры начинают растекаться каплями.

Материя расползается, как будто они сделаны не из твердого камня, а из воска. Вся

пещера распадается, исчезая так быстро, как может только неприкрытая фальшивка.

Стены рассыпаются хлопьями и шелушатся, словно шлак в огне, потолок осыпается

дождем пропитанного кровью пепла. Под восковой ширмой раскачивающееся

переплетение железных планок и беспорядочно расставленных опор. Это безумное

сооружение не смогло бы выдержать возложенный на него груз.

А по ту сторону завывающая абсолютная пустота.

Нет… там не пустота. Совсем не пустота.

Там движутся невообразимо огромные силуэты, левиафаны, которые вышли за пределы

жалких категорий этого слова.

Субиако в ужасе, что между ним и чудовищами находится лишь эта хрупкая решетка. Он

пятится от ближайшей сетки, когда перед ним моргает громадный глаз. Субиако осознает, что это глаз лишь тогда, когда зрачок размером с небольшую луну расширяется, заметив

его. Сооружение вокруг содрогается, и ударные волны расходятся до самых дальних

уголков пещеры. До слуха ингениума доносятся стон стали и скрежещущий визг металла

о металл. Слева что-то разламывается, и Субиако слышит «тук-тук-тук» стальных когтей

по железным планкам. Слышит, как те гнутся и раздвигаются в стороны.

Откуда-то раздается кудахчущий смех. Его источник может находиться в тысяче

километрах или же прямо позади. Субиако не дожидается, когда это выяснится, и

начинает бежать, надеясь, что в противоположном направлении. Он слышит скрежет

покрытых металлом тел, протискивающихся в дыры, которые слишком малы для

невероятных габаритов. Слышит крики боли и голодный вой. Ингениум продолжает

бежать, благоразумно не оборачиваясь, чтобы посмотреть, что же за ним гонится.

Единственное, что ему ясно – нужно убираться.

Он бежит, а вокруг разносится звук, издаваемый сотнями полированных стальных

клинков. От них сыплются искры, которые озаряют рушащуюся реальность

стробоскопическими вспышками и порождают тени от деформированных конечностей, раскрытых челюстей и потрошащих клыков.

Субиако кричит, услышав, как из-за решетки в обваливающуюся систему пещер

пробиваются еще тысячи аморфных тварей с клинками. Если они его схватят, то убьют, но он боится, что после этого будет еще хуже.

А потом, впереди, чудо.

Огромная адамантиевая дверь, громадный портал, который заслуживает – и, несомненно, носит – более точное название: «врата». Лишь они уцелели в растворяющейся пещере и

сохранили целостность перед лицом порчи извне, которая уничтожает все, с чем

соприкасается. Врата черные и блестящие, сложены из циклопических блоков

титанического камня, добытого в глубинах лишенного света океана. По центру врата

запечатаны огромным золотым кругом, на котором начертана сложная алхимическая и

математическая формула.

Заводной Ангел.

Это древняя задача, однако, она известна Субиако. С четкостью, которую способен

породить только ужас, ингениум понимает, что решение откроет врата. В центре великой

печати располагается вычурная клавиатура из меди и гагата. Пальцы быстро тычутся в

черные кнопки.

Шестерни крутятся, штифты отодвигаются, вложенные друг в друга диски из блестящего

металла разделяются, замок отпирается, и печать расходится посередине. Врата

открываются, и через просвет между створками льется золотое сияние. Оно лечит и

очищает, оно такое яркое, что от него можно ослепнуть.

Субиако прикрывает глаза от лучей и чувствует, как на него накатывается желанное

тепло.

Позади он слышит вопли зверей с клинками, гнавшихся за ним. Свет смертелен для них, он сжигает и развеивает темные силы, которые скрепляли их тела. Золотое сияние

ширится, исправляя повреждения, нанесенные хрупким стенам реальности. Целительная

энергия чудесна, порча из-за пелены бессильна перед ней и убирается обратно за

преграды, которые не дают ей вторгаться в царство порядка и здравого смысла.

Свет окутывает Субиако, и тот позволяет ему…

…и его глаза открываются, и ингениум обнаруживает, что над ним стоит жена, лицо

которой покрыто морщинами от испуга. Субиако садится и вздрагивает, когда спазм боли

простреливает позвоночник. Разборная койка неудобна, но она гораздо мягче, чем скатка

на земле. Он видит, что в углу выделенной им комнаты съежилась дочь, натянувшая

одеяло на колени. Она глядит на него расширившимися от страха глазами.

– Мне приснился кошмар, – говорит он, судорожно выдохнув.

– Всем снятся кошмары, – отвечает жена, обнимая его и кладя ему голову на плечо.

– Неудивительно, – произносит он, глядя на стены квартиры так, словно те могут в любой

момент распасться на части и открыть таящийся за ними ужас. Он прислушивается, и ему

кажется, что слышно слабое «тук-тук-тук» полированных стальных когтей.

– О чем он был? – спрашивает жена. – Твой кошмар?

– Не помню, – отвечает он.

XVI

Ультрадесантники выдвигаются крупными силами. Из Аркологии Х выходит пятнадцать

сотен воинов, километровая колонна тяжелой бронетехники. Бронированные двери

открываются на залитые синим светом пустоши, и мощь Легиона, которой достаточно для

покорения мира, отправляется на войну. Их возглавляет Вентан, занимающий

командирский отсек «Теневого меча».

Внутреннее пространство сверхтяжелого танка не рассчитано на постлюдей, но он сумел

втиснуть громаду своего тела на место, предназначенное для смертного.

Внутри сверхтяжелой машины пахнет смазкой, двигательным маслом, потом и

тошнотворно-сладковатыми сосновыми благовониями. Вентан слышит в воксе болтовню

экипажа, но отключается.

Ему нет нужды слушать их обмен рабочими репликами. Пока нет.

Хотя Вентан и не верит в Бога-Машину, он отрывисто кивает символу шестерни с

выбитым на ней черепом, который нанесен на переборке рядом с ним. Хоть это и

противоречит его характеру, капитан касается изображения кончиками пальцев. Не на

удачу, а чтобы воздать почести силам Механикума, которые помогли вернуть Калт с

грани.

Хессту, Кирамике, Улдорт и тысячам прочих, чьи имена он никогда не узнает.

Словно отмечая его жест уважения, окружающие планшеты начинают звенеть от

поступающей информации. Стучащие ленточные принтеры выплевывают рулоны

вощеной бумаги – данные от Таурен с когитаторов Аркологии Х. Планшет перед

Вентаном заполняют изображения с геосателлитов, дымка информации четырехчасовой

давности, которая окутывает его будто вырезанное из хрусталя лицо призрачным охряным

светом.

Еще через пять часов их наступление дойдет до внешних границ заводского опорного

пункта Федрала Фелла. Вентан планирует начать атаку сразу после того, как геосателлиты

пройдут над головой и дадут максимально актуальное отображение тактической ситуации.

В развалинах перед ними скользит почти сотня «Лендспидеров», которые сообщают более

актуальные данные разведки наземного пространства впереди, оптимальные векторы

атаки и поправки к предполагаемому маршруту.

Вентану хотелось бы проводить столь важное наступление иначе, но он подозревает, что

мало какие из сражений грядущей войны будут проходить в идеальных условиях.

Дисплей лишает окружающую Вентана местность цветов, но даже в монохромном

изображении капитана потрясает кошмарность планетарной бойни. Он непосредственно

наблюдал начало опустошения и знает, как это было ужасно, но то, как выглядит

поверхность Калта, является суровым напоминанием, что это поле боя не из тех, которые

в конечном итоге возвращаются в лоно природы.

Калт навечно останется таким.

Ланшир представляет собой развалины стальных остовов, многочисленные

производственные платформы и здания гильдий превратились в почерневшую пустошь, где блуждают тени. В Нумине ситуация обстоит немногим лучше, пространство между

ними усеяно мусором с поврежденных стратосферных транспортов: расплющенными

ящиками для припасов, разорванными бочками и перевернутыми грузовыми

контейнерами. Большая их часть раскололась при падении, и содержимое разлетелось по

многим тысячам квадратных километров поверхности. Винтовки, форма, пайки, обувь, медицинские средства и миллионы прочих предметов, необходимых для ведения военной

кампании.

Такое ощущение, что здесь прошла дюжина армий, которая побросала всю свою ношу и

исчезла.

Ничто из разбросанного нельзя спасти. Все уже слишком сильно облучено, чтобы что-то

можно было использовать. На равнинах за Нумином скрипит искореженный хребет

«Антродамикуса». Бронированный корпус звездолета погнут и пробит в тысяче мест.

Вентан вспоминает, как наблюдал его падение с неба – подобное зрелище не сумел бы

вообразить никто в здравом уме. Из выжженных внутренностей до сих пор валит дым, хотя прошли уже недели с тех пор, как корабль врезался в поверхность, словно гибельный

метеорит.

Он напоминает Вентану громадного степного левиафана, сваленного стаями ненасытных

хищников. Технологическое чудо, некогда странствовавшее среди звезд на службе

величайшему замыслу человечества, превратилось в ржавеющие обломки. Могучий

король пустоты повергнут предательством и брошен гнить на планете, где, скорее всего, был заложен его киль.

На горизонте, словно сломанные зубы на сгнившей десне, стоят башни, озаренные

бушующим пламенем перерабатывающих шахт. Громадные буровые установки

раскачиваются, их поверхность коррозирует от звездного излучения. Вентан повсюду

видит гибель мира: города, превратившиеся в пепельные пустыни; горделивые

промышленные центры, разрушенные настолько, что не подлежат восстановлению; целые

жилые кольца разнесены на стеклянные обломки.

Калт никогда не был самой прекрасной планетой Ультрамара, но Вентан достаточно

повидал в галактике, чтобы знать, что он был красив, хотя и не был таким дивным, как

Прандиум, его города не были архитектурным чудом, как на Коноре, а океаны не

обладали величием макраггских.

И все же немногие из миров способны сравниться с ним по трудолюбию обитателей. Все

жители Ультрамара усердны, но жители Калта пылко гордятся своей репутацией самых

стойких тружеников Пятисот Миров. Верфи на поверхности и на орбите создали больше

боевых кораблей, чем многие из специализированных миров-кузниц, и ни один звездолет

с меткой кораблестроителей Калта никогда не подводил в бою.

Всего этого больше нет.

Жители Калта держатся, но мира, за который они бьются, более не существует.

Вентан вспоминает былой Калт.

Нынешний Калт – мертвая планета вокруг него.

XVII

Вентан делит своих Ультрадесантников на четыре ударные группы. Подвижная техника

движется на флангах, а сверхтяжелые машины и дредноуты наступают по центру. Вентан

командует основным отрядом, Селатон руководит левым крылом, Сиданс – правым. Урат

из 39-й встретится с ними у Проезда Малоник, и ударные силы увеличатся, когда в их

состав войдут разделившиеся братья с каждой из магистралей Ланшира.

Над прогнувшимся шоссе высшего класса Траверс Тарксис шагает «Пылающее облако», титан, который уничтожил вражескую машину «Мортис Максор». Звук его боевого горна

скорбно разносится над руинами. С севера приближаются воины капитана Эфона, но его

силы объединятся с Вентаном лишь при встрече в центре разрушенной крепости Федрала

Фелла.

Последним элементом штурмового отряда является Эйкос Ламиад.

Тетрарх Ультрамара, чемпион примарха, Эйкос Однорукий, как его теперь называют. Он

ведет армию, которая представляет собой разнородный контингент сил, собранных из тех, кто уцелел в опаленной пустыне и на пылающих сборных плацах вокруг Голофузикона.

Под знаменем тетрарха Армия, скитарии и Ауксилия Обороны, а также великий Телемехр

– Небесный Воитель, рожденный дважды.

Ламиаду оторвало руку болтами Несущих Слово, и его воины провозгласили себя

Щитоносцами. Пережившие атаку уже начинают творить мифологию.

Возможно, в утверждении Сиданса, будто к концу войны у каждого из них будет

легендарное имя, что-то есть. Нечто, что попадет в музей будущего.

Вентан заставляет себя думать не о возможном грядущем, а о настоящем.

Он объединил самые крупные силы с момента сборов. Это подходящий ответ. Та

немногая информация, которую Таурен смогла собрать из краткого соединения с

когитаторами Несущих Слово до предательства, сообщает, что Федрал Фелл – военный

лидер, обладающий большой храбростью и харизмой. Если дать ему возможность

успешно собрать Несущих Слово, война за Калт растянется на десятилетия.

Опорную крепость в фабричных районах необходимо сравнять с землей.

Ультрадесантники продвигаются медленнее, чем хотелось бы Вентану, однако график

составлен с запасом. Часть маршрутов, которые выглядели свободными на орбитальных

пиктах, на земле оказались непроходимы. «Лендспидеры» пробивают проход своими

пушками или же сообщают новые пути.

Через пять часов скоординированные штурмовые силы Ультрадесанта окажутся на

подступах к крепости Федрала Фелла за несколько минут до обновленной телеметрии с

орбиты.

И вооруженный самой точной информацией Вентан сотрет Федрала Фелла с лица Калта.

XVIII

Хол Велоф следует за Малоком Карто в развалины ланширского небоскреба, которому

переломили хребет. Громадное сооружение лишилось верхних трехсот этажей, с

точностью тысячеметрового клинка срезанных пустотной системой левого борта

«Антродамикуса». Сила удара согнула нижний контрфорс и нарушила структурную

целостность здания. Небоскреб скрипит и стонет на завывающем ветру, от пола к

опорным колоннам толщиной в несколько метров тянутся широкие трещины.

Падение башни – всего лишь вопрос времени.

Похоже, что ни это, ни наличие поблизости известного опорного пункта Ультрадесанта не

тревожит Малока Карто, который ведет маленький отряд в заваленный трупами атриум.

Ударная волна от сражения машин в трех километрах отсюда, у канала Ниансур, выбила

гелиотропные окна строения, и обожженные тела покрыты потемневшим от пепла

стеклом, которое отбрасывает изменчивые отражения.

Эриэш Кигал и его терминаторы почти не говорили с того момента, когда забрали оружие

у распадающихся на части воинов-культистов. Зу Гунара еще менее общителен, и Хол

Велоф начинает чувствовать себя все меньше командующим и все больше попутчиком.

– Зачем мы здесь? – спрашивает он, остановившись среди трупов. На него таращится

шелушащийся череп, который почернел и покрыт рытвинами. Челюсть отвисает от

создаваемой шагами вибрации.

Хол Велоф давит его сапогом.

– Ты задаешь вопрос, который будоражил величайшие умы с тех пор, как человек только

научился ходить на двух ногах, – отвечает Карто. Он выставляет руку для опоры, словно

устал от путешествия по разбитым внутренним районам Калта. Доспехи работают с

нагрузкой, сдерживая наиболее опасное излучение, и вскоре энергоконденсаторы в ранцах

придется перезаряжать.

И тем не менее, все перенесенное совершенно не смогло утомить Темного Апостола.

Хол Велоф только теперь осознает, что при Карто больше нет его посоха с символом

Октета.

– Ты знаешь, о чем я, – произносит командующий. – Здесь. В этом здании. Зачем?

Карто вытягивает шею вверх, глядя сквозь громадный просвет в центре сооружения. Хол

Велоф следит за его взглядом. Пыль и частицы стекла кружатся в свете, сочащемся через

разбитые окна, и образуют странные узоры, спирали, петли и намеки на недосягаемые

фигуры. На кратчайший миг Хол Велоф что-то видит в танце пылинок, но оно ускользает

от восприятия, даже когда кажется заметным.

– Мы здесь, чтобы кое-что увидеть, – говорит Карто, как будто это все объясняет.

– Что увидеть? – требовательно спрашивает Хол Велоф. Его рука охватывает обтянутую

кожей рукоять меча. Ему уже безразлично, нападут ли на него бормочущие тени. Он

просто хочет получить ответы.

– Момент истории, – произносит Карто и поднимает руку, предупреждая еще один

всплеск злобы из-за загадочного ответа. – Вопреки верованиям некоторых, вселенная не

лишена своеобразия. Это великая мелодрама, гобелен последствий, имеющих как

рукотворное, так и небесное происхождение. Большинство из них малы, и их легко не

заметить, но некоторые имеют галактическое, даже вселенское значение. И если такие

драмы нужно внести во вселенскую хвалебную песнь темным монархам, их надлежит

наблюдать. Близится несколько таких представлений, и мы здесь, чтобы стать

свидетелями одного из них.

– Что произойдет? – спрашивает Хол Велоф.

– Лезь со мной, и увидим вместе, – со вздохом говорит Карто.

Хол Велоф оглядывается на атриум. Небоскребу срезало верхушку, однако он все равно

высится почти на полтора километра.

– Я полагаю, это чересчур – надеяться, что у транспортных лифтов осталась энергия? –

интересуется он.

Карто насмешливо смеется.

– Заслужена славная драма, – произносит Темный Апостол, направляясь к пыльной и

заваленной трупами лестничной клетке. – И поверь мне, ты не захочешь ее пропустить.

XIX

Как и все связанное с войной на Калте, твердыня Федрала Фелла уродлива. Разобранные

мануфакториумы послужили сырьем для укреплений: остроугольных бастионов, низких

отражателей артиллерийского огня и врытых в землю укрытий. Это раковая опухоль на

местности, окутанное туманом и залитое оранжевым светом воплощение проклятия.

Вверх, словно следы от когтей на холсте, тянутся струи черного как смоль дыма, а в

воздухе смердит горящими нефтепродуктами.

Вентан вспоминает Несущего Слово, именовавшего себя Морпалом Ксиром, который

утверждал, что воинство Федрала Фелла исчислялось десятками тысяч. Орбитальные

удары Таурен проредили их, но весь вопрос в том, насколько.

– Давай же… – бормочет он, глядя, как на основном планшете уменьшаются показания

счетчика.

Наконец тот доходит до нуля, и спустя несколько секунд, в течение которых замирает

сердце, с мерцанием оживает боевой логистер. С геосателлитов загружаются данные в

реальном времени. Информация льется рекой.

Вентан мгновенно ее обрабатывает, анализируя тактические сводки по направлениям

подхода, тепловым следам, топографическим планам и расположению войск противника.

Он опасался, что Несущие Слово могли располагать собственными разведчиками и быть

наготове, но теперь выясняется, что он зря приписывал врагу такую прозорливость.

Информация расходится по командующим офицерам, и на логистере вспыхивают

символы готовности. Они увидели то же, что и он, и жаждут боя. Псы войны рвутся с

поводка. Даже Ламиад подчиняется его указаниям. Это право и честь Вентана отдать

команду.

Его теория непоколебима. Его практика уместна. Им всем это известно.

– Всем группам, начать разгром, – приказывает Вентан.

XX

Планшетный стол в Ультимусе не рассчитан на работу с загрузкой данных военного типа.

Его фотонные системы Лексора-Кейла разрабатывались, чтобы выводить общесистемные

отгрузочные графики и декларации, а не координировать боевое планирование Легиона.

Серверу Таурен пришлось внести в биоорганические когнитивные центры множество

изменений.

Большинство из них – разрешенные модификации, но несколько из числа тех, которым ее

научила Кориэль Зет во время ученичества в Городе Магмы. По сути, они не запрещены, однако осуждаются. Хесст бы одобрил, и мысль о том, как бинарный спутник жизни

осматривал бы ее работу, вызывает у нее улыбку.

Здесь присутствуют полковник Хамадри и капитан Уллиет, но для Таурен они как будто

призраки. У них нет аугметики и доступа к ноосфере, и они немногим более чем просто

размытые пятна на периферии зрения. Она видит только информацию. Люди тихо

переговариваются, но она их не слышит.

Атмосферная среда Калта загрязнена радиоактивными бурями, но Таурен научилась

делать на это поправки. Она подстраивает фильтры, и оптика геосателлитов повинуется ее

командам. Все расплывается от помех. Голограмма колеблется. Разрешение обновляется, и Таурен видит то, что ей нужно.

Она считывает энергетические следы закопанных источников энергии и термальное

излучение над тем, что, скорее всего, является казармами. Перед ней открывается все, что

Несущие Слово пытались спрятать, и Таурен наслаждается богоподобностью своего

нынешнего положения.

Все, что она видит, совпадает с известными особенностями развертывания Несущих

Слово. Тепловые рисунки соответствуют энергостанциям Легионес Астартес, и это

убеждает ее, что с прошлой загрузки с геосателлитов ничего существенного не

изменилось.

К столу подключены полдюжины савантов и логи, каждый из которых закреплен за

командным подразделением штурмовых сил. Геосателлиты отсылают свои находки в

Аркологию Х сжатыми импульсами данных, которые затем перенаправляются атакующим

Ультрадесантникам. Каждому из командиров-космодесантников придан личный боевой

савант, разбивающий загружаемую информацию на пакеты данных, которые проще

обработать тем, у кого нет аугметики когнитивных процессов.

По сравнению со смертными, биоархитектура мозга космических десантников

значительно усовершенствована, но они – не механикумы.

– Геосателлиты будут наверху еще пятьдесят три секунды, – произносит савант с темной

кожей и дружелюбными глазами, которые до сих пор его собственные. – Пять-три

секунды.

У него ярко выраженный экваториальный акцент, и Таурен нравятся гибкие эпентезы в

словах.

Она наблюдает, как загружаемая информация распространяется по планшетному столу.

Золотистые значки движутся в тщательно организованном балете. Все перемещается

точно. Каждый взмах и выпад воинов XIII Легиона идеально скоординирован.

Кажется, что она смотрит не на сражение, а на повтор его записи.

Ее взгляд перескакивает на ноосферный отсчет над руной, отображающей группировку, в

которой находится капитан Вентан.

XXI

Основное орудие делает выстрел, и «Теневой меч» заполняется треском электрического

резонанса. Статический заряд поднимает с брони частички пыли и заставляет волосы на

загривке встать дыбом. Вентан мог бы отправиться в бой на «Лендрейдере», но не смог

устоять перед потрясающим разрушительным потенциалом «Теневого меча».

На зернистом пикт-планшете перед ним разваливается стена, уничтоженная основным

орудием сверхтяжелой машины. Этот танк способен уничтожать титанов. У

неподготовленного укрепления нет шансов. Из руин выпадают тела, трупы культистов.

Те, в ком еще можно признать людей, охвачены пламенем.

Вентан не слышит их криков и жалеет об этом.

В его способности получать удовольствие от страданий начинает присутствовать что-то

дикое.

Вентан активирует пневматические запоры, изолирующие передний пост от остальной

части сверхтяжелого танка. Он хочет взглянуть на опустошение твердыни Федрала Фелла

собственными глазами.

Возле него загорается зеленая лампа. Пневмозапоры фиксируются.

Капитан вводит на увеличенной клавиатуре управляющий код. Люк наверху открывается, щелкнув вулканизированными прокладками и затворными штифтами из дюрастали.

Крышка скользит вбок, и Вентан выпрямляется.

Проламывающийся сквозь внешние рубежи обороны Федрала Фелла танк окружен

пламенем. От «Теневого меча» разбегаются банды воинов братств в краденых

экзоскафандрах. Никакое оружие культистов не в состоянии даже оставить след на

толстой броне, и им об этом известно.

Они бегут, и их косят батареи тяжелых болтеров. Потоки лазеров и твердых снарядов

срезают дезорганизованные шеренги. Из взрывающихся тел, словно геотермальные

гейзеры, вырываются фонтаны горячей крови.

Вентан разворачивает комби-болтер на вертлюжной опоре и тянет заряжающий рычаг.

Магазин входит в приемник с лязгом, вызывающим удовлетворение, и капитан вдавливает

спуск. У комби-болтера ужасающая отдача, он больше подошел бы человекоподобным

танкам вроде терминаторов, но система «Теневого меча» и генетически усиленное тело

удерживают огонь на цели.

Тела разрываются, превращаясь в мясо и хрящи.

То тут, то там банды воинов обороняют свои позиции. Вентан мельком замечает железные

маски, изодранную одежду и совершенно недостаточную радиационную защиту.

Культисты палят из оружия, которое уступает армейскому по качеству и эффективности.

Он поражается, как такому сброду вообще дали ступить на Калт, и убивает их при первой

возможности.

Среди культистов нет Несущих Слово, но все, что он видел во время боев до отступления

под землю, демонстрировало их полное пренебрежение смертными союзниками. Люди

здесь только для того, чтобы замедлить наступление Ультрадесантников и поглотить их

ярость. Если план Фелла состоит именно в этом, то он сильно недооценил тот источник, из которого может черпать неистовство XIII Легион.

Вентан смакует зрелище того, как сотни танков Ультрадесанта грохочут по адской

пустоши внешних укреплений Фелла. С обеих сторон от него «Лендрейдеры»

поднимаются на дыбы на наспех возведенных земляных валах и снова падают с

громовыми ударами. Вражеские воины, которые удерживали свои позиции, раздавлены

гусеницами или погребены под землей. Огонь эскадронов «Хищников» синкопирует

залпы выстрелов тяжелых лазеров, а над головой по дуге проносится головокружительное

количество ракет «Вихрей». Эскадрилья за эскадрильей «Лендспидеров» мчатся над

полем боя, словно смертоносные хищные птицы, обстреливая незащищенные порядки

врага. Мультимелты пробивают бреши в бункерах, и следом обрушиваются штурмовые

отделения, которые добивают очаги сопротивления визжащими цепными клинками и

пистолетами.

С востока приближается «Пылающее облако». Он опаляет небо магмовыми зарядами, его

орудия окутаны дымом и светом. Посреди укреплений поднимаются грибовидные облака.

Каждый удар обращает адамантиевые стены в шлак. Рвущие воздух ракеты вспыхивают

на пустотных щитах титана, и звук его боевого горна похож на грохочущий хохот.

Вентан выводит на визор тактический экран. Золотые значки сжимаются вокруг крепости

Фелла, словно кулак, но это только внешние рубежи. Их легко преодолеть. Настоящая

оборона находится в километре впереди – громадные стены, способные устоять перед

орудиями титана, дьявольские бастионы из темной стали и вкопанные в землю бункерные

комплексы, куда будет трудно пробиться даже «Теневому мечу».

Но у Вентана есть пушки крупнее тех, что можно поставить даже на «Разбойника» или

«Теневой меч».

Он открывает канал вокс-связи с Аркологией Х.

– Меер Эдв Таурен, – произносит он. – Как в прошлый раз.

XXII

Таурен соединяется с орбитальными пушками и отключает их протоколы безопасности, взмахнув обеими руками от себя, словно актер, который разводит занавес и выходит на

сцену. Многочисленным слоям защиты, введенным после вторжения, требует секунда, чтобы отключиться, однако все платформы без проблем переходят под ее управление.

Теперь каждое орбитальное орудие подчиняется Аркологии Х.

Все находится под ее контролем.

– Приготовиться к полномасштабной бомбардировке, – произносит Таурен.

XXIII

На один прекрасный миг калтская ночь кончается.

Отравленный воздух озаряется. Возвращается свет дня.

Однако это ложный рассвет, который возвещает не о новых начинаниях, а только о конце.

Подбрюшья туч, набухшие от кислотного дождя, на мгновение освещаются, когда их

прожигают высокомощные лазеры. Мезонные следы опаляют насыщенные химикатами

полосы летучих испарений, скопившиеся над крепостью. Небо вспыхивает, и местность

озаряется на сотни километров.

Все это происходит в один миг. Спустя доли секунды из космоса, словно прямые стрелы

молний, бьют жгучие лучи энергии. Сами по себе они не производят шума, но на их пути

воспламеняется атмосфера. Вскоре за каждым ударом следует резкий грохот

вытесняемого воздуха.

Вентан наблюдает за всем этим через фильтры авточувств доспеха. Акустические

компенсаторы сопротивляются оглушительным раскатам грома, от которых иначе

лопнули бы барабанные перепонки. Визуальная защита не дает ослепнуть. Керамитовые

пластины берегут от жара, который сжег бы плоть на костях.

У незащищенных культистов нет ничего подобного, от их рядов остаются кружащиеся

клубы дыма, исходящего от сожженного мяса. На костях обгорает плоть, кровь вскипает, а от неприступных стен остаются лишь груды щебня.

Обрушивается первый вал высокого давления, и земля содрогается. «Теневой меч»

кренится назад на подвеске, попав под такой шквал ударов, как будто армия

«Контемпторов» долбит по корпусу гравитонными молотами. Вентан наклоняется

навстречу взрывной волне, сопротивляясь сокрушительной мощи. Связь со сверхтяжелой

машиной сообщает, что на борту отказало множество устройств. Порваны линии подачи и

гидравлика, перегружены тонкие системы.

Они находятся в километре от места ближайшего попадания, но это все равно слишком

близко.

Все копья лазеров и кинетические снаряды бьют по твердыне Федрала Фелла, разнося

жалкую противовзрывную защиту и рудиментарные пустотные щиты. От укреплений

ничего не осталось. Мягкое подбрюшье обнажено, и у Вентана есть готовый к удару

гарпун.

Вокс взрывается взволнованными переговорами. Сотня голосов повторяет одно и то же.

– Вы это видели?

– Трон!

– Там никто не мог остаться в живых!

Вентан знает, что выжившие найдутся. Несущих Слово будет не так просто выбить.

Он вклинивается в вокс-сеть.

– Нам все еще нужен практический результат, – говорит он. – Выполняйте приказы.

Ультрадесантники повинуются.

XXIV

Хол Велоф с ужасом наблюдает, как горизонт озаряется от края до края. Ему известно, на

что он смотрит. Испепеляющий орбитальный огонь, сконцентрированный в одном месте.

Он помнит географию Калта и точно знает, по кому бьет гнев орудий Ультрадесанта.

– Фелл, – произносит он.

Малок Карто кивает.

Горячий ветер хлещет по обезглавленной башне, взметая плащ Хол Велофа и забивая рот

командующего серым песком. Качка башни вынуждает его широко расставить ноги, пол

тревожно кренится под ногами. Такое ощущение, будто он стоит на палубе примитивной

галеры. Неприятное чувство.

Сверху опустошение Калта выглядит еще более очевидным. Планета превратилась в

истерзанный радиацией мир, на котором навеки останется метка Несущих Слово.

Несмотря на пейзаж перед глазами, Хол Велоф какое-то мгновение гордится этим, хотя

его кожа и покрывается волдырями.

На землю обрушиваются новые удары, горизонт озаряет новое пламя. Башня сотрясается

от первых сейсмических толчков. Из зияющих окон сыплется дождь стеклянных

осколков. Несущие конструкции гнутся и падают на землю. Башня оседает на

раскалывающийся фундамент.

Объединенный огонь лэнс-батарей бьет по горизонту. Создаваемое им адское свечение

высвечивает суровый факт.

– Ты знал, что произойдет, – произносит Хол Велоф.

Карто пожимает плечами, и этот жест вызывает у Хол Велофа ненависть. Это жест

отрицания, безразличия к гибели чего-то драгоценного. Пожимание плечами

демонстрирует ему, что Малок Карто уже на самом деле не один из сынов Лоргара, а

становится чем-то совершенно иным.

– У Фелла была самая крупная армия, – говорит Карто, – а также самые большие амбиции.

Хол Велоф старается не чувствовать себя уязвленным, зная, что это абсурдно на фоне

подобных разрушений. Он пытается довести слова Карто до логического финала, но ни в

одном из выводов нет смысла. У него в голове постоянно крутится только одна мысль.

– Это ты устроил, так ведь? – спрашивает он.

– Разумеется, – отвечает Карто.

– Фелл и его воины погибли, да?

– Еще нет, – говорит Карто, возясь с замками на вороте. – Но скоро.

– Зачем? – спрашивает Хол Велоф, зная, что ему придется убить Темного Апостола. Карто

переступил черту, хотя командующий и не знает, ради чего.

– Служба Темным Монархам требует определенных жертв, – произносит Карто. – К тому

же нужна была достаточно соблазнительная цель, чтобы выманить Ультрадесант из их

норы для трусов.

Карто поднимает руку и снимает шлем. Точнее говоря, он ломает шлем на части, чтобы

снять. Изнутри валят клубы темного дыма, и Хол Велоф видит, насколько далеко зашел

Темный Апостол в своем служении замыслу Лоргара относительно галактики.

XXV

Над землей висит электромагнитное марево. Ландшафт, расплавившийся до

стекловидного состояния от жара многочисленных лэнс-ударов, колышется от пыльных

вихрей, теплового излучения и дождя из пепла. «Теневой меч» проламывает себе дорогу

сквозь разрушенные руины опорного пункта Федрала Фелла. Орбитальные орудия

уничтожили стены убежища с пугающей легкостью.

Вентан слезает с «Теневого меча». Корпус танка горячий, раздается громкое

пощелкивание остывающего реактора. В дымке движутся фигуры, но они в кобальтово-

синей и золотой броне. Это Ультрадесантники, и они идут с ним.

Внешние датчики доспеха фиксирует в воздухе широкий диапазон экзотического

излучения и убийственный коктейль из ядовитых элементов. Этого следует ожидать, когда высвобождаются столь могучие силы.

Шеренги ошеломленных воинов Легиона продвигаются в оплавленные руины вражеской

крепости, прижамая болтеры к плечам. Смутно различимые гиганты бредут в химическом

тумане, один вдох которого растворил бы легкие смертного.

Вентан вытащил пистолет и меч. Он не ждет, что в непосредственном будущем ему

придется ими воспользоваться, но капитан должен выглядеть готовым к бою. Капитан не

видит следов присутствия Несущих Слово, но знает, что те где-то неподалеку. У них

кровь и выучка Легионов. Они пережили бомбардировку, и уже сейчас готовятся

контратаковать.

Вентан ведет Ультрадесантников вглубь дымящихся обломков, которыми устлана

пустошь. Позади едет «Теневой меч», гул двигателя пробирает до костей и ощущается

спинным мозгом.

Кольцо Ультрадесантников сжимается вокруг центра твердыни, и в голове Вентана

зарождается навязчивое подозрение. Оно смутное и неоформившееся, но настойчивое.

Разрозненные группы солдат братств каким-то чудом уцелели под обстрелом. Они слепы

и глухи, обожжены и брошены. С ними безжалостно расправляются. Ультрадесантники не

тратят массореактивные снаряды. Кто знает, когда будет пополнение? Врага повергают

цепными клинками и кулаками, но столь жалкие цели не приносят удовлетворения.

– Говорит Вентан, – обращается он по воксу к собратьям-командующим. – Сообщите о

признаках наличия сил вражеского Легиона.

Поступают только донесения о контактах с обваренными и искалеченными смертными

солдатами врага, и Вентан ощущает, как его гложет мысль, что здесь что-то не так.

– Где Несущие Слово? – спрашивает он сам себя.

Если Федрала Фелла тут нет, где же он?

В центре крепости Ультрадесантники обнаруживают громадную воронку, кошмарную

преисподнюю, наполненную электрическим пламенем и сожженным мясом. Почти ничего

не уцелело. То, что в первые мгновения не уничтожил обстрел, обвалилось от

последующих взрывов и пожаров на складах боеприпасов. То тут, то там Вентан видит

следы перегруппировки и окапывания, но сложно различить что-то конкретное. Об этом

позаботились точные удары Таурен.

Основное орудие «Теневого меча» поворачивается над головой Вентана, выискивая цель, но не находит ничего, заслуживающего стрельбы. В огне виден силуэт «Пылающего

облака». Громадная машина разрушения высится над местом смерти врага.

Из дымки возникает покрытый пылью и копотью воин, который вскидывает руку в

приветствии.

– Я думал, тут останется хоть кто-то живой, с кем можно будет сразиться, – говорит

Сиданс.

– Я тоже, – отзывается Вентан, убирая меч в ножны и пристегивая пистолет к бедру.

– Полагаешь, они погибли при бомбардировке?

– Похоже на то, – произносит Вентан, хотя такое объяснение уже слишком удобно.

– Тогда эта крепость так себе, – замечает Сиданс. – Лорду Дорну нашлось бы, что сказать

по этому поводу.

Вентан не отвечает. Слова друга подтверждают навязчивое подозрение, которое нарастало

с момента первых выстрелов. Капитан замирает, когда мысли сходятся на изначальной

неправильности случившегося.

– Эта крепость никогда бы не выстояла, – произносит он. – Это смешно.

– О чем ты?

– Зачем строить то, что мы можем за секунды сравнять с землей с орбиты? – спрашивает

Вентан. – Зачем вообще строить над землей? В этом нет смысла.

– Возможно, они не смогли найти места под землей?

– Они могли найти, где уйти под землю, – говорит Вентан. – Бессмыслица. Проклятье, что

же мы упускаем?

Дым и марево рассеиваются на ветру, и у Вентана появляется что-то вроде ответа, когда

он видит в самом сердце крепости потрескавшееся сооружение. Оно похоже на

укрепленный авиационный ангар, и смогло устоять под обстрелом. Секции крыши

провалились внутрь там, где рухнули несущие стены. Вентан не видит в конструкции

защитных элементов.

Это гигантский купол, украшенный сложной резьбой, с парой декоративных башенок и

широким входом без ворот. Сооружение грандиозно, и Вентан понимает, что уже видел

подобное.

– Как думаешь, что это? – спрашивает Сиданс. – Цитадель? Место для последнего боя?

– Нет, – отвечает Вентан. – Не цитадель, но теперь я знаю, что это. Я уже видел такие

строения раньше.

– Где?

– В Монархии, – произносит Вентан. – Это храм.

XXVI

Ингениум Субиако не помнит, как заснул, но явно произошло именно это.

Можно понять. Никто не смог бы бодрствовать так долго, как он, трудясь в постоянном

полумраке, без отдыха во тьме и не отрываясь от насущного дела. Он уверен, что спит, поскольку странствует по тем же посеребренным пещерам своих кошмаров.

Субиако приходил сюда ночь за ночью, погружаясь в ужасы, которые разворачиваются

бесконечным циклом. От того что картина никогда не меняется, не становится легче, есть

лишь мрачное знание о предстоящем кошмарном бегстве от тварей с многосуставчатыми

конечностями и полированными стальными когтями, которые выбивают по камню «тук-

тук-тук».

Пещера имеет все тот же странный серебристый оттенок. Она поблескивает от сырости, а

за пределами поля зрения таится ставшая вездесущей угроза. Ему известно, что внешне

твердые стены пещеры на самом деле вовсе не такие. Известно, что прячется по ту

сторону хрупкого покрова реальности, и, как бы ему того ни хотелось, он не в силах

избавиться от этого знания.

Вокруг него, словно стремительный дым, порхают едва заметные силуэты.

Субиако поспешно движется по пещерам, ожидая, что в любой момент стены начнут

отодвигаться, открывая таящуюся под ними порчу. Слышны голоса, но для него в них нет

смысла, и он не может ответить. С каждым шагом он чувствует, что его направляют, но не

в силах сказать, кто или что.

Предчувствие почти невыносимо, словно ощущение зависшего на волоске от шеи ножа

гильотины. Субиако хочет проснуться, однако уже давно усвоил, что не в силах

контролировать неотвратимый ход кошмара.

Ну конечно, он слышит слабое постукивание, как будто в стенах находятся крысы.

Тук, тук, тук…

Субиако бежит, снова и снова слыша пощелкивание когтей.

Тук, тук, тук, тук, тук, тук, тук, тук, тук…

Уже громче, повсюду вокруг него. Это что-то новое, кошмар переходит на следующий

уровень ужаса. А затем, как будто к подложке стен из папье-маше поднесли огонь, они

начинают распадаться, чернеть и закручиваться в спирали, словно гаснущие угольки.

Стены сползают с уже знакомой ржавой решетки, которая их поддерживает, и на той

стороне снова видна ужасающая пустота.

Она бурлит, словно глубины чудовищно оскверненного океана, насыщенного грязью и

мерзостью целого биологического вида. Его содержимое не чуждо. Это не кошмарный

побочный продукт жизнедеятельности какой-то расы, враждебной человечеству. С

ясностью, которой он не желал, Субиако понимает, что этот океан безумия принадлежит

людям. Это они порождают царство сумасшествия. Ингениум слышит, как когти

демонических преследователей снова прокладывают дорогу, и бежит.

На сей раз они не просто сзади. Они со всех сторон.

Стена впереди прогибается, когда к решетке прижимается противоестественная громада

чего-то, и Субиако видит блестящие клыки и янтарные глаза, каждый из которых рассечен

кинжаловидной щелью цвета оникса. Прореха ширится, и в пустую пещеру врывается

стая тварей с когтями из полированной стали. Клинки сверкают, предвещая убийство, плоть сотворена из тех, кого он знает и любит - его близких, лишенных кожи. На

вздымающихся боках зверей вопят от боли лица, конечности стали лапами, сросшись в

отвратительные биологические рудименты. Черепа тварей из металла, они влажно

поблескивают сквозь приклеенную кожу. Лица растянуты, но он узнает их и издает

горестный вопль утраты.

Субиако бежит, а звери дышат ему в затылок. Они преследуют его, играют с ним.

Они могут поймать и убить его, когда захотят, но охота слишком приятна. Он чувствует

их гнилостное голодное дыхание.

Субиако знает, что есть лишь один выход, и он мчится туда, задыхаясь на каждом шагу и

надеясь, что доберется до огромных циклопических врат с золотой печатью.

Лишь врата дают убежище.

Субиако просыпается, в его ушах звенят крики демонов.

И ничего не меняется.

XXVII

Внутри храма бойня, которая кажется Вентану бессмысленной.

Там холодно, даже морозно. Сюда не проникает жар от умирающей звезды и

бомбардировки, и от ранцев легионеров поднимается пар. Сквозь треснувшую крышу

пробиваются колонны света, а у проломов в стенах висит ядовитый дым горящей боевой

техники, которому как будто не хочется проникать внутрь.

Вентан еще не успевает сделать шаг внутрь, а уже чувствует запах крови. Теперь у него

есть ответ на вопрос, что же случилось с Несущими Слово.

Они в храме, и все мертвы.

Их тела явно образуют узор, продолжая стоять.

Эффект достигается за счет того, что каждый из легионеров врага удерживается в

вертикальном положении острым штырем из почерневшего железа. Несколько тысяч

Несущих Слово насажены на колья в порядке, который явно имеет некое значение. Для

Вентана загадка, какое же именно.

Эйкос Ламиад и Киуз Селатон ведут своих воинов среди колонн мертвых Несущих Слово.

Селатон несет штандарт Четвертой роты – прославленное и потрепанное напоминание о

том, что они потеряли и за что сражаются.

Возле Ламиада, будто личный телохранитель тетрарха, шагает «Контемптор» Телемехр.

Вращающиеся стволы штурмовой пушки издают визг, оружие поворачивается влево-

вправо в поисках живых целей.

Сиданс стоит рядом с Вентаном. Визор шлема не позволяет разглядеть выражение лица

капитана, однако все ясно без слов.

– Кто это сотворил? – спрашивает Сиданс. Он еще не понял, в отличие от Вентана.

– Они сами это с собой сделали.

Сиданс резко оборачивается. Вентан не знает, что сильнее пугает второго капитана –

мысль, что воины совершили над собой подобное или же что Вентан понял достаточно, чтобы об этом догадаться. Он качает головой и идет дальше. Внутри храма находится

около тысячи Ультрадесантников, лишившихся дара речи от этого зверства.

Никто из них не в силах осознать смысл увиденного. Он слишком чужд для их понимания

и не соответствует ни одной из тех военных моделей, которым их учили.

Вентан подходит к ближайшему Несущему Слово и приподнимает тому голову. На

мертвеце нет шлема, лицо изрезано глубокими ударами острого клинка.

Оно искажено смесью ужаса и истовости. У символов странная геометрия, по непонятным

причинам на них неприятно смотреть.

Чем ближе Вентан подходит к центру храма, тем понятнее становится узор, выложенный

насаженными на колья телами. Группы Ультрадесантников естественным образом

сходятся, приближаясь к середине сводчатого помещения. Вентан чувствует, что

температура продолжает понижаться.

– Они располагаются равноудаленными колоннами, – произносит Ламиад. Его лицу, наполовину состоящему из плоти, а наполовину из треснувшей керамики, удается

передать то отвращение, которое все чувствуют. – Расходятся наружу от центральной

точки.

– Из чего следует, что посередине нечто важное, – говорит Вентан.

– Неф храма ведет к центральному алтарю, – соглашается Ламиад. – Месту поклонения.

– Поклонения? – буквально выплевывает Сиданс. – Я думал, мы их от этого вылечили

полвека назад.

– Урок явно не был усвоен, – произносит Ламиад, указывая уцелевшей рукой на

жертвенное побоище. Конечность, которую он утратил в начале боя, можно было

восстановить, а лицо – починить. Доступны и технология, и мастера, однако Ламиад

предпочел остаться таким, как есть. Миф о нем стал важен для Калта, и тетрарх охотно

пошел на подобную жертву.

Вентан питает к Эйкосу Ламиаду высочайшее почтение и надеется, что будет столь же

сильным, как тетрарх, когда для него настанут такие времена.

– Так что в центре? – спрашивает Селатон, держа штандарт рядом с собой. – Я не вижу

алтаря.

Селатон прав. Там нет алтаря, только вырытая яма, из которой неторопливо струятся

языки тумана.

Вентан идет впереди, пальцы сжимают рукоять меча.

Здесь все уже мертвы, но присутствие оружия в руке всегда придает уверенность в себе.

Подойдя к яме, Вентан видит, что она уходит вглубь на три метра, а посередине находится

еще одно пронзенное тело. Несущий Слово, облаченный в багряный доспех, который

украшен трепещущими на ветру свитками с обетами и выбитыми золотыми надписями.

Это не рядовой воин. Каждая пластина и грань созданы вручную мастером-оружейником

и отполированы с преданностью, которой может удостоиться лишь высокопоставленный

полководец.

Белое, как пергамент, кошмарное лицо напоминает упыря-людоеда. Губ нет, скулы

выпирают, глаза ввалились, а скальп лишен волос. На обнаженном черепе, с которого

содрали кожу, вырезаны новые геометрические символы. В пустой черепной коробке

пробита дыра с неровными краями.

– Федрал Фелл, полагаю, – произносит Вентан.

Вокруг трупа Фелла нагромождение тел воинов-культистов, вскрытых и выпотрошенных.

Им приданы позы преклонения, руки прикованы к посоху с шипастым навершием, на

который насажен Фелл. Рты безвольно приоткрыты, словно восхваляя кого-то, а

восхищенные глаза удерживаются открытыми при помощи швов.

– Чем он проткнут? – интересуется Селатон. Оно не такое, как у остальных. Этот знак…

– Я уже не один раз видел подобный символ, – говорит Сиданс. – Всегда думал, что это

какое-то обозначение подразделения. То отребье, через которое мы пробивались, чтобы

попасть к вам в Нумин, носило точно такие же палки.

– Нет, – произносит Эйкос Ламиад. – Это не эмблема подразделения, как мы ее понимаем.

Это тотем, знак их новых хозяев. Мы продолжаем носить на себе аквилу, а наши враги

теперь носят это. Они называют его Октетом.

При звуке этого слова Вентан ощущает спазм отвращения. Капитан смотрит на посох, на

толстое, покрытое надписями древко и восемь расходящихся спиц-клинков, которые

повторяют расположение мертвых Несущих Слово. Ему доводилось видеть, как

вражеские чемпионы носили такой штандарт с собой, потрясая им, словно священной

реликвией.

– Надо уходить отсюда, – говорит Вентан. – Пусть орудия Таурен сровняют это место с

землей.

Голова Федрала Фелла рывком поднимается, кожа туго натягивается на черепе в безгубой

ухмылке.

– Пушки вам уже не помогут, – раздается бесцветный голос, а затем изо рта трупа на тела

у его ног начинает извергаться пенящаяся, черная, словно мазут, жидкость. –

Нерожденные идут за всеми вами.

Ошеломленные Ультрадесантники с омерзением отступают от ямы. По телу Федрала

Фелла проходят спазмы – серия ломающих кости конвульсий, которые наверняка бы

убили Несущего Слово, оставайся в том хоть сколько-нибудь жизни. Он пляшет на колу, а

изо рта продолжает изливаться поток черной, густой и ядовитой жижи, похожей на желчь.

Ее невероятно много, больше, чем поместилось бы внутри тела. Она брызжет из глаз и

ушей. Течет из носа и бьет изо рта, как из шланга под давлением. Яма заполняется

смоляной жидкостью, превращаясь в бурлящую клоаку ужаснейшей порчи. Череп

Федрала Фелла полностью погрузился, но Вентан продолжает слышать ликующую

мантру.

Нерожденные идут…

Нерожденные идут…

Над поверхностью маслянистой жидкости теперь остается только шипастое навершие

посоха с Октетом. С острых кончиков тянутся клубы чернильно-черного дыма. Его жгуты

извиваются, словно совокупляющиеся змеи, и распространяются над головой завесой

теней, стремясь к трупам на кольях по всему храму.

– Назад! – кричит Вентан, осознав, что их заманили в ловушку, обратив против них те

самые доктрины, которые спасли их от уничтожения. – По машинам и отходим. Уходим!

Сейчас же!

Пузырящаяся яма переполняется, протоплазменная черная слизь разливается по

окровавленному полу, как из открытой нефтяной скважины. В противоестественной

субстанции возникают и лопаются пузыри, распространяющие вонь бойни и жужжание

миллиона мух-трупоедов.

Нерожденные идут…

Ультрадесантники организованно отступают от разрастающейся темной лужи посреди

зала. Храм заполняется миазмами черного дыма, мерзостным дыханием порчи и

демонических божеств.

Нерожденные идут за всеми вами…

И мертвые воины Федрала Фелла открывают глаза, в которых чернейшая ночь.

XXVIII

Хол Велоф отступает от Темного Апостола, видя, что кривой рог был не украшением на

шлеме, а частью черепа Малока Карто. Ребристый костяной вырост выступает из раздутой

массы омертвевшей ткани, набухшей кровавыми жилами и покрытой липкой, мерзко

пахнущей жидкостью.

Это не единственное изменение внешности Малока Карто.

Его кожа стала морщинистой, а глаза превратились в непрозрачные сферы нездорового

оранжевого цвета.

– Ты знаешь Сорота Чура? – спрашивает Карто. Рот представляет собой прореху на

желтом черепе. Губы окровавлены в тех местах, где их разорвали треугольные

пиловидные зубы. – Он познал множество тайных истин вселенной, не последней среди

которых является сила предательства. Ему кое-что известно о влиянии этого действия на

нематериальное царство. Одно дело предать друга, другое – близкого друга. Он принял

этот урок близко к сердцу, когда начал все это.

Хол Велоф слышал это имя. Шептали, что его носителю уготованы великие дела.

– Однако лорд Аврелиан научил меня, что предать брата… ах, в этом наивысшее

могущество, – продолжает Карто. – Их крики были подобны сладчайшему вину

Финикийца, даже сам Ангрон никогда не проливал крови, крещение которой оказалось бы

роскошнее. Фелл стал величайшей находкой. Воин, чьи мечты уже были на самой грани

воплощения, когда их его лишили. Столь колоссальное желание не сбылось и разбилось

прямо у него на глазах…

При этом воспоминании Карто разражается булькающим смехом.

Рука Хол Велофа скользит на рукоять меча.

– Фелла больше нет, – говорит Карто, – но ты еще можешь получить то, чего хотел он.

– Почему я должен тебе верить?

– Потому что у тебя нет выбора, – отвечает Темный Апостол, указывая на горизонт рукой, которая с каждой секундой все меньше похожа на руку.

– Смотри, как разворачивается вселенская мелодрама, – произносит Карто, когда горизонт

взрывается темным сиянием. Хол Велоф поднимает перчатку, чтобы заслониться от

нового солнца, кипящего в грибовидном облаке атомного пламени. Он понимает, где это

светило коснулось земли и опалило планету до стекловидного состояния.

– Что ты сделал? – задыхается он.

Темный Апостол не отвечает. Он опускается на одно колено и глотает воздух в мрачном

восторге.

– Что ты сделал? – снова допытывается Хол Велоф.

– Старые верования уходят, и великий свет озаряет нам путь, – произносит Карто, с

хищной ухмылкой глядя на командующего снизу вверх и цитируя «Книгу Лоргара». – А

теперь готовься.

Ужаснувшись, Хол Велоф может лишь покачать головой.

– К чему? – спрашивает он.

– К падению.

XXIX

Настроение в конференц-зале Ультимуса близко к панике. Не было никаких

предупреждений, никаких указаний на грядущую катастрофу, однако когда он произошла, то оказалась столь же внезапной и ошеломляющей, как момент, когда Несущие Слово

открыли огонь.

Еще одно подземное убежище погибло, превратившись в кипящий атомный котел смерти.

Даже без помощи геосателлитов авгуры Аркологии Х вполне способны засечь

невообразимый скачок радиации на западе. На планшетном столе сводятся воедино

показания пиктеров и счетчиков радиоактивности, а Таурен наблюдает, как на западном

горизонте образуется громадное кучевое пирооблако озаренного пламенем дыма.

– Император защищает, – всхлипывает капитан Уллиет, сжимая что-то, висящее на шее. –

Он есть Свет и Путь.

– Мы только что потеряли еще одно, так? – спрашивает Хамадри, крепче держась за край

планшетного стола, когда стены Ультимуса содрогаются от первых толчков,

разошедшихся по литосфере.

Таурен кивает. Она слишком занята тем, что просеивает мириады входящих данных от

подключенных наблюдателей и авгуров. Орбитальные сканы комбинируются с

наземными изображениями, чтобы составить более полную картину того, что только что

оказалось потеряно.

Зал заполняет пробирающий до костей гул. Поверхность Калта искорежена и разодрана

силой – как теперь понимает Таурен – подземного взрыва, которому хватило мощности, чтобы пробиться на поверхность. Это только первые ударные волны, расходящиеся от

него, дальше будет хуже.

– Которое? – спрашивает Уллиет. На пол со стуком камней падают пыль и обломки плит

потолка, но его стальной голос не дрожит. – Магнези? Габриниус? Проклятье, которое?

Порыв веры прошел, и капитан вновь по-солдатски отрывисто приказывает.

– Провожу триангуляцию, – отвечает Таурен.

Изображение атомной тучи на планшетном столе меркнет, и на его месте появляется

базовая топографическая карта поверхности Калта. Данные сводятся, показания

сверяются. На западе начинает яростно мигать значок.

Хамадри и Уллиет озадаченно поднимают глаза, но Таурен столь же изумлена.

– Радиал Ураник, – произносит она, словно до сих пор не в силах поверить в неоспоримый

вывод. – Его больше нет. Уничтожен.

– Но… – начинает Уллиет.

– Это Хол Велоф, – заканчивает Хамадри, и на Аркологию Х обрушивается основная

ударная волна.

XXX

Они стаскивают себя с кольев, которыми пригвождены к земле. Броня раскалывается, мертвая плоть рвется. Вентан не видит, чтобы из громадных дыр в телах вытекало хоть

сколько-нибудь крови.

Вся жидкость, которая осталась внутри, давным-давно свернулась в венах. Несущие

Слово двигаются скованно, словно забыли, как ходить.

Или только учатся этому.

Нерожденные. Термин неизвестен Вентану, однако капитан немедленно понимает его

значение. Это те лишенные кожи ужасы, которых Несущие Слово извлекли из варпа.

Кошмарные ксеносущества из тех измерений, которые скрыты от глаз человечества ради

его же блага. Они глядят изнутри черепов мертвецов, и Вентан чувствует их неутолимый

голод.

Ему нет необходимости отдавать приказы. Ужас ситуации требует индивидуальной

реакции.

Огонь болтеров раздирает возродившихся Несущих Слово. От разорванного мяса валит

черный дым. Раны, которых бы хватило, чтобы свалить двух легионеров, едва их

замедляют. Они продолжают надвигаться с болтающимися конечностями и

раздробленными костями.

Полностью адаптировавшись, воины в красном сшибаются с воинами в синем. Это уже не

вялые ожившие мертвецы, а такие же сильные и быстрые бойцы, какими были при жизни.

Численное соотношение абсолютно неравное, но демонические существа, сидящие в

черепах Несущих Слово, не пользуются в бою оружием носителей. Их орудия – когти и

зубы, не болтеры. Причина этого – вечная война в безвременье.

Это единственное преимущество, которое есть у Ультрадесантников.

Вентан стреляет с безошибочной точностью. Ни один заряд не пропадает впустую.

Каждый раз смертельный выстрел в голову.

Во всех черепах плотный и студенистый комок визжащего мрака. Демонический паразит, занявший тело мертвеца, с воплем схлопывается при исчезновении. Капитан стреляет, пока боек не ударяет в пустую камору, вынимает магазин и плавными экономичными

движениями перезаряжает оружие. Он ведет огонь до конца последнего магазина, а затем

обнажает силовой меч.

Нерожденные бросаются на него, ведомые отчаянным голодом и ненавистью. Вентан

видит их в мертвых глазах и не знает, чем заслужил подобное. Меч рассекает

отяжелевшие без энергии доспехи. От каждого удара по руке проходит кинетическое

сотрясение, но Вентан полон сил и готов к бою.

Он пришел сюда убивать Несущих Слово, и, проклятье, именно это он и будет делать.

Нерожденные не молчат. Они с воплями вцепляются в Ультрадесантников и визжат, когда

умирают. Крики полны муки, но у Вентана не осталось жалости.

Ни к себе, ни тем более к Несущим Слово.

Пульсирующие вспышки выстрелов озаряют темную тень, расползающуюся над головой.

Вентан и Сиданс бьются спиной к спине. У обоих кончились боеприпасы.

– На сей раз их немного больше, чем двенадцать, – ворчит Сиданс, держа цепной меч

обеими руками и рассекая ключицу с грудиной Несущего Слово.

– Ты хочешь сказать: тринадцать, – замечает Вентан.

– Нет, всегда только двенадцать, – с ухмылкой отзывается Сиданс.

Эта ухмылка понятна Вентану.

Они братья и равны друг другу, а это чистая схватка. На кону не стоят высокие идеалы, отсутствует великолепная стратегия. Просто жизнь или смерть, и по этому поводу нужно

что-то сказать.

Вентан сносит головы с плеч, разрубает грудные клетки и отсекает ноги ниже бедра. Меч

постоянно в движении. Чтобы выжить, капитан пользуется всеми известными приемами: теми, которым его учили макраггские мастера клинков, и теми, которых он набрался в

отчаянных схватках за почти два столетия войны.

Телемехр расправляется с Несущими Слово десятками. Штурмовая пушка разносит тела

на части, и даже воины-трупы утрачивают способность сражаться.

Они вцепляются в его тело, разбивая сломанные кулаки в кашу о саркофаг. «Контемптор»

наслаждается боем, сражаясь бок о бок с Эйкосом Ламиадом и его Щитоносцами.

У тетрарха Конора осталась лишь одна конечность, но он не утратил смертоносности.

Ламиад опустошил пистолет и убивает точными выпадами мастера-фехтовальщика. Он

тоже уяснил, что единственный способ гарантированно сразить врага – отрубить голову.

Селатон и его отделения несут штандарт к сводчатому проходу, через который они вошли.

Сержант не отступает, а расчищает коридор для остальных.

Вентан выкрикивает команду к отходу.

В него врезается что-то огромное и багровое, сшибая наземь. Вниз обрушивается

бронированный сапог, и капитан откатывается вбок. Он бьет мечом в центр тяжести

воина, но клинок лязгает о заостренное навершие-Октет покрытого рунами посоха.

– Смерть пришла за тобой, – произносит все еще пронзенный им Федрал Фелл.

– Смерть придет, когда я буду к ней готов, – отвечает Вентан.

XXXI

Мир переворачивается. Верх становится низом, и земля уносится от Хол Велофа.

Небоскреб уже находился на грани падения, требовался лишь легкий толчок, чтобы он

обрушился. Взрывная волна от детонации циклонной боеголовки в Радиале Ураник

разрушает неустойчивое равновесие векторов, удерживавшее здание в вертикальном

положении. Фундамент разваливается, и структурные элементы основания гнутся под

ударом волны, словно проволока.

Десять этажей мгновенно рушатся, разлетаясь, словно пыль от урагана.

Строение оседает, его сокрушает и тянет вниз собственный вес.

Хол Велоф хватается за торчащую арматуру, но этого недостаточно, чтобы спастись. У

него сводит желудок, и на мгновение командующий ощущает невесомость. Сквозь

крещендо ломающейся стали и взрывающегося пермакрита он слышит безумный хохот

Карто. Плиты пола переламываются, словно сухое дерево, а пласталевые стойки, которые

поддерживали многокилометровое здание, раскручиваются, будто веревки.

Вокруг падают каскады обломков, которые бьют по нему и грозят оторвать от опоры.

Само здание хочет убить его, но Хол Велоф этого не допустит. Он должен прожить

достаточно долго, чтобы убить Малока Карто.

Небо мчится прочь. Через пролом в плите пола, которая раньше находилась в тысяче

метров над землей, он видит поверхность планеты.

Окраины Ланшира покрываются зубчатыми узорами широких расщелин. Линии разломов

толщиной с волос разверзаются, бездны каньонов зияют, словно врата в загробный мир.

Огромные клубы пыли и дыма рвутся в небо, образуя облако под стать тому, что висит

над огненной воронкой в том месте, где раньше находилась его армия.

Хол Велоф не видит окружающего мира.

Повсюду шум и пламя, пыль и удары.

Затем он врезается в землю. Небоскреб не останавливается.

Колонны многометровой толщины пробивают поверхность Калта, словно сваи,

вколоченные рассерженным божеством. Колоссальная масса и инерция небоскреба

вгоняют его в скалу, словно меч. На глубине сотен метров образуются проломы в ранее

неизвестные пустоты пещер. Не связанные между собой галереи и карсты внезапно

оказываются под открытым небом.

Хол Велоф ничего этого не видит. Сотни тысяч метрических тонн каскадом рушатся в

открытые системы каверн. Он – лишь частичка смертной плоти посреди урагана камней, возраст которых исчисляется эонами. Пластины брони разлетаются, как стекло. Кости

ломаются, и командующий ощущает напор кузничного жара, механизмы биологического

восстановления силятся сохранить ему жизнь.

Он выпускает из рук арматуру и летит в буре бьющих по нему камней.

Он падает, вертясь между ударами. Кровь заполняет шлем, грозя удушьем.

Хол Велоф врезается в каменную стену, и та срывается с места. Он видит лишь мрак и

стремительный шквал обломков. Его сопровождает мерцающий ливень стали и стекла.

Хол Велоф все еще слышит сквозь непрерывный, яростный и оглушительный шум

сводящий с ума смех Темного Апостола.

Наконец полет заканчивается.

Изломанное тело камнем падает в ледяное озеро с темной водой. Оно глубокое, и

благодаря удачному углу столкновения он ломает только шесть ребер, но не позвоночник.

Леденящая вода окутывает его, заливая горло и легкие. Хол Велоф давится и кашляет, у

него шок от сильного холода после дезориентирующего падения.

Включаются автономные реакции. Гортань изолирует основные легкие. Им на смену

приходят имплантированные и генетически усовершенствованные дыхательные органы.

Они прокачивают скудный остаток воздуха и направляют кислород прямо в мозг.

Проходящие по всему телу электрохимические разряды рывком возвращают его к жизни, самопроизвольная фибрилляция снова заставляет конечности работать.

Хол Велоф тщетно барахтается. Ему не удержаться на плаву, доспех тянет вниз.

Броня легионеров не пропускает воздух и, как следствие, воду, однако его доспех разбит и

расколот. Он стремительно заполняется водой, вес огромен. Командующий силится

бороться с набирающим жидкость грузом, но его тело слишком сильно повреждено, а дух

сломлен.

Хол Велоф погружается вниз, с его губ, пенясь, срывается поток пузырьков.

В воду ныряет рука, и в сломанный край наплечника вцепляется когтистая лапа. Она

покрыта чешуей и похожа на звериную. Пожелтевшие когти оставляют на керамите

глубокие борозды, волоча его обратно на поверхность.

Хол Велофа швыряют на берег из обломков и щебня. Командующий судорожно пытается

вздохнуть. Он переворачивается и изрыгает заполнявшую легкие воду, которая так

холодна, что обжигает горло. Его тошнит, пока тело полностью не освобождается от

жидкости, во рту ощущается привкус крови и желчи. Хол Велоф чувствует, как

внутримышечные сфинктеры дыхательных путей переключаются на обычный режим.

Холодный воздух еще никогда не был так приятен на вкус.

От тела поднимается пар, кожа горяча на ощупь. Невероятная физиология излечивает

повреждения, которые должны были немедленно его прикончить. Чудо, что он вообще

жив. Хол Велоф поднимает голову, чтобы посмотреть, сколько он пролетел. В воздухе

пыльная дымка, через неровную прореху в потолке пещеры падает дождь обломков.

Пролом в скале, будто грубыми швами, затянут паутиной стальных решеток небоскреба, высокопрочные провода и кабели передачи данных болтаются, словно джунглевые лианы.

Из-за мрака сложно оценить размеры пещеры, но она невелика. Возможно, сто метров в

самом широком месте. В озеро падает все больше обломков, и уровень воды повышается.

На краю водоема сидит Малок Карто. Невероятно, но падение не причинило ему вреда. У

его ног плещется ледяная вода.

Хол Велоф замечает, что с Темным Апостолом что-то не так.

К воину льнет тьма, но похоже, что у его ног слишком много суставов.

Карто поворачивает рогатую голову.

– Ты жив, – произносит он, как будто удивлен этим.

– Ты уничтожил мою армию, – говорит Хол Велоф.

Карто кивает.

– Отбросы, – произносит он. – Мясо. Плата плотью.

– Зачем?

– Ты в них не нуждался, – говорит Карто. – У тебя есть более высокая цель, чем

маршировать во главе униженных смертных.

– Какая цель? – спрашивает Хол Велоф. Ему ненавистно то, что он не в силах скрыть

настойчивого желания.

Темный Апостол наклоняет голову набок, словно ответ очевиден, однако не произносит

его вслух. Он выжидающе смотрит на пробитый потолок пещеры.

– И хотя с небес на Носителей Истины льется огненный дождь, их ждет великий дар, –

произносит Карто, выпрямляясь. Он стал выше, его тело разрастается от жизненной силы.

Темный Апостол стоит на грани чего-то невероятного, трансформации или вознесения.

Внутри него бурлит тьма, опасная энергия, которую сдерживает лишь колоссальное

усилие воли.

В ближайшие часы Карто либо преобразится, либо будет уничтожен.

Хол Велоф не знает, чего ему хочется сильнее.

XXXII

Федрал Фелл – или та темная сила, что оживляет его тело – наносит косой удар зубчатым

фальчионом, и Вентан блокирует его собственным мечом, который держит двуручным

хватом. Сила удара огромна. От столкновения клинков разлетаются искры энергии, сервоприводы доспеха умножают силу, и ноздри заполняет запах озона.

Вентан поворачивает запястья, позволяя ревущим зубьям проскрежетать вниз по

силовому мечу.

Он уклоняется от слепяще-быстрого обратного взмаха и бьет Фелла в пах. Это хороший

удар, точный и сильный. Острие пронзает гофрированное сочленение между тазом и

бедром Фелла.

Вентан проворачивает клинок и выдергивает его.

Наружу льется черная кровь. Вонь ужасная. Худшее, что есть в мире. С ней не в

состоянии справиться даже фильтры шлема. Вентан давится от сухих рвотных спазмов.

Кровь перестает течь, а Фелл даже не замедлился.

– Ты убиваешь моих сородичей, – произносит Нерожденный. С его губ стекает пена

распадающейся материи.

Вентан не отвечает и снова атакует.

Они снова и снова обмениваются ударами. Хотя мастерство Вентана выше, противник

наделен феноменальной силой и быстротой. Капитан трижды оказывается на волосок от

смерти. Он слышит, как его зовут, но не может ни на миг отвлечься, чтобы посмотреть, кто кричит.

Звуки выстрелов – далекое эхо. Вспышки взрывов массореактивных снарядов едва видны.

Он в центре яростного сражения, но видит только демоническое создание, которое

пытается его убить. Тело Фелла так и пронзено посохом с Октетом, но тот почти

полностью скрылся внутри. Осталась только верхняя половина.

Возле Вентана появляются двое воинов в кобальтово-синем и золотом облачении. Лицо

одного состоит из плоти и разбитого фарфора, другой носит боевые цвета капитана

Четвертой роты. Он знает их и любит, как братьев. Эйкос Ламиад сражается с экономным

изяществом, Лирос Сиданс – с мстительной яростью. Брат-капитан всегда был склонен к

приступам несдержанной ярости, большинство из которых было необходимо обуздывать, но за этот Вентан благодарен.

Сойтись в бою с одним Ультрадесантником уже страшно. С тремя – верная смерть.

Федрал Фелл хохочет им в лицо. Его фальчион кажется размытым пятном, он блокирует, парирует и атакует с невозможной скоростью. По всей длине его клинка пляшет текучее

черное пламя. Когда оно соприкасается с броней Легиона, то жжет ее, словно сухое

дерево.

– Спаситель, Копейщик и Калека… – хихикает Фелл, разворачиваясь и впечатывая локоть

в скулу Ламиада. Лицевые пластины трескаются еще сильнее. – Варп знает вас…

– Ублюдок! – выкрикивает Сиданс, бросаясь вперед. Его меч рассекает левую руку Фелла.

Наружу брызжет гнилая кровь и множество корчащихся сегментированных существ,

которые извиваются, словно черви. Сиданс задыхается от смрада, и фальчион Фелла

взлетает вверх, чтобы снести голову капитану.

Вентан блокирует клинок и бьет сапогом в живот Фелла. Несущий Слово отшатывается от

силы удара. В острых окончаниях посоха отражаются вспышки выстрелов.

В Нерожденного попадает что-то быстрое и мощное – шальной снаряд или рикошет.

Демоническое лицо по ту сторону глаз Фелла содрогается. Его тело поражено болью, изо

рта хлещут брызги бурлящей черной жидкости. Несущий Слово шатается, и Вентан видит

в этом свой шанс. Капитан разворачивается, обходя защиту Фелла, и вгоняет меч тому в

нагрудник.

Клинок, по которому струятся молнии, пробивает керамит, плоть, кости и ночную

субстанцию. Острие выходит из спинной пластины доспеха Фелла, но металл клинка

состарился на тысячу лет.

Посеребренная сталь обратилась в изъеденную коррозией ржавчину, которая рассыпается

хлопьями праха, пробыв в реальном мире считанные мгновения.

Ответный удар кулаком отшвыривает Вентана назад, и тот снова слышит, как кто-то

выкрикивает его имя. Он сильно бьется о землю и пытается подняться. Что-то его

удерживает.

Его прижимает к земле Эйкос Ламиад, маска которого расколота, а лицо кошмарно

растерзано.

– Тетрарх! – кричит Вентан. – Что…

Ламиад качает головой. На них падает огромная тень.

Гигант в лоснящемся от смолы керамите. Титан, который рухнул с неба и выжил, чтобы

поведать об этом. Одна рука оканчивается крушащим кулаком, другая – чудовищной

пушкой с вертящимися стволами. Из дул с ревом вырывается огненный ураган. За

считанные секунды отстреливаются сотни зарядов.

Тело Федрала Фелла взрывается.

Штурмовая пушка не знает покоя. Не знает пощады.

Прицел не сбивается, и мерзкая плоть Нерожденного распыляется на атомы.