Змеиное варенье

Глава 11. Хризокола

Я подтянула колени к животу и с головой спряталась под одеяло, пытаясь унять ноющий от голода желудок. Укрыться от тошнотворных сновидений в сладкой одури опиума еще вчера мнилось хорошей идеей, но сегодня было в стократ гаже. Инквизитор аккуратно присел на край кровати и тронул меня за плечо:

— Лидия, вам надо что-нибудь съесть.

В опиумных грезах мне снилось, как Кысей целует меня, обнимает и ласкает, но пробуждение стало ужасным. Знакомый запах дурманил сознание, затапливая кровавой пеленой жажды. Почему инквизитор не оставит меня в покое? Какого демона он лезет в мои дела?

— Ида приготовила для вас бульон. Вы меня слышите? — он склонился ниже и потянул за одеяло. — Лидия, я понимаю, что вам тяжело, но я клянусь, что поймаю Серого Ангела… он за все заплатит…

Напряжение последних дней, безумная игра наперегонки со временем, рухнувшие планы и полная беспомощность перед собственными снами наконец вылились в истерический смех, который я тщетно пыталась задушить, уткнувшись в подушку. Инквизитор нерешительно погладил меня по голове:

— Не плачьте, пожалуйста, и простите меня…

Его жалость была настолько удушающей, что перехватило дыхание. Я оторвалась от подушки и прохрипела:

— Идите в задницу вместе с этим ублюдком! Сколько можно!..

Но инквизитор сидел так соблазнительно близко, что не было никаких сил удержаться. Его рубашка вместо обычной бесформенной мантии была расстегнута на верхнюю пуговицу, я ухватила его за ворот и притянула к себе, садясь на кровати. Против ожидания Кысей меня не оттолкнул, а осторожно приобнял за плечи. Кровь застучала в висках, сливаясь с глухим стуком его сердца, бьющегося под моей рукой. Я жадно шарила по его груди, расстегивая пуговицы рубашки, а потом впилась поцелуем ему в шею. Кысей лишь шумно выдохнул и попросил:

— Лидия, вам надо поесть… Пожалуйста, прекратите.

Его тепло отгоняло изнуряющие кошмары, грозящие превратиться в реальность, и я вцепилась еще сильнее, страшась, что меня оттолкнут. Искаженное мукой лицо вояжича, мерзкие твари, выгрызающие себе путь из его рыхлого живота, застрявший в горле удивленный окрик Дерека и отвратительное хлюпанье под ногами, когда я топтала гадов… Я зажмурилась и всхлипнула, чувствуя, как леденеют руки, и остывает кровь.

— Я не хочу бульон. Я хочу вас, — мои губы едва касались его шеи и этой голубой жилки, так пленительно пульсирующей горячей кровью.

— Мне жаль, что я не могу ответить вам взаимностью, правда, жаль, но…

— Вы не поняли, — я отстранилась и заставила себя перевести взгляд на его лицо. — Я хочу вас… сожрать. В прямом смысле. Хочу впиться зубами вам в шею и смаковать вкус вашей крови на языке, — я не выдержала и опять уставилась на расстегнутый ворот рубашки. — Хочу рвать вас на части и обжираться каждым куском. Хочу узнать, какое на вкус сырое мясо. Сырое человеческое мясо. Потому что в похлебке оно сладкое… и это мясо младенца. Оно не утоляет голод… выворачивающий на изнанку голод. И с каждой ночью становится все хуже. Вы правы, мне надо кого-нибудь съесть, да… Я схожу с ума…

Безумие затопило сознание, и я прикусила кожу у него на шее, с упоением слизнув несколько выступивших капелек крови. Их вкус был таким солено-сладким, что у меня свело желудок.

— Демон! Да прекратите! — Кысей оторвал меня от себя, удерживая за голову двумя руками и со страхом вглядываясь в мое лицо. — Лидия, послушайте, я верю в вас, вы не сошли с ума. У вас достанет сил… — он погладил меня по щеке, — в глаза смотрите, у вас достанет сил бороться. Помните, вы же хотели меня… меня… ну… поцеловать и все такое… Если вы меня съедите, это будет уже невозможно, подумайте сами…

— Я и так не могу вас отыметь, так какая разница… — я не могла отвести взгляда от драгоценных капелек, выступивших на его шее. — Можно, я слизну кровь? Она же все равно пропадет, а я так голодна… пожалуйста…

— Нельзя! — он встряхнул меня за плечи, удерживая от себя на расстоянии. — Откуда у вас эти странные желания? Что за похлебка? У вас опять видения? Лидия, пожалуйста, сосредоточьтесь…

— Невозможно думать, когда… она так пахнет… Это жестоко… — я осеклась и потянулась пальцем к ранке. – Я умираю от голода, а вам даже жаль несколько капель для меня…

Я быстро сунула палец в рот, смакуя живительную влагу, а потом чуть не откусила его. Мысль попробовать собственную плоть уже не казалась глупой, но клятый инквизитор словно прочитал мои мысли, перехватил за запястье и заставил выпустить палец изо рта. Он отвернул меня от себя и скрутил руки за спиной, удерживая рядом. Его дыхание обжигало шею, когда он говорил:

— Когда у вас это началось? Вспомните, пожалуйста, найдите силы вспомнить, я прошу вас.

— Это сон… Один и тот же. Мне снится… или не снится?., или же это воспоминание… Не знаю…

— Что? Что вам снится?

— А вы дадите мне кровь, если я скажу? А?

— Дам, говорите.

— Опять обманете… Вы всегда обещаете и обманываете… Я голодна, так голодна, что мне уже все равно…

Я иду на плач дочери… Она истощена, как и я… Она мучается и плачет… Смерть избавит ее от страданий… Я сворачиваю ей шею и… делаю похлебку… Ее мясо такое сладкое… Но от него болит живот… оно не утоляет голод… Мне нужное сырое… Я так хочу горячей крови… Немного, ну пожалуйста!..

— Лидия, послушайте меня. Это сон. Это не с вами. Вспомните подробности, попытайтесь взглянуть на себя со стороны во сне. Где все происходит? Как выглядит ребенок? Как выглядите вы?

Меня била ледяная дрожь, горечь во рту стала нестерпимой, словно я превратилась в змею, захлебывающуюся собственным ядом.

— Я не знаю… Дом. Он старый, но добротный. В нем нет ни крошки еды. У соседей тоже. Съели даже крыс… Очаг давно потух, в нем нечего готовить… Девочка бледная и безволосая, у нее живот опух от голода… Она смотрит на меня, плачет и не затыкается… Зачем вы мучаете меня? Отпустите! — я стала вырываться, с ужасом пытаясь закрыть уши ладонями, лишь бы не слышать этот жалобный скулеж.

— Тише, тише… Лидия, у вас нет дочери. Это происходит не с вами. Подумайте хорошо, вспомните, как вы сами выглядите во сне. Во что одеты, какого цвета у вас волосы…

Моя дочь так и не появилась на свет. А если я не помню?.. Если я все-таки родила ее и убила, а потом измученное сознание придумало другую реальность… Если…

— Лидия, я пообещаю вам что угодно, только вспоминайте. Вы должны избавиться от наваждения. Как вы выглядите?

— Не знаю! Я вижу все от первого лица… Как я могу знать? В доме нет зеркал… На мне платье, зеленое, подол испачкан. На пальце кольцо… — я осеклась, — обручальное кольцо. Где мой муж?

— И где ваш муж? Вспоминайте.

— Его нет, я одна с дочкой. Мне так тяжело… Я… склоняюсь над ней и… У меня черные волосы… Длинные… они падают через плечо и… Пальцы… — Кысей давно отпустил меня, придерживая только за плечи, поэтому я с изумлением разглядывала свои бледные и худые кисти. — Они смуглые и короткие… Я… Это не я!.. Не я… Но я же так хотела…

Мне пришлось прикусить язык, чтобы не пожаловаться инквизитору, как я едва не попробовала человечину, когда тело вояжича не поместилось в ящик, и пришлось отрубить ему голову… Надеюсь, солома впитала все запахи, и Кысей не опозорился перед своим начальством.

— Конечно, это не вы, — обрадованно выдохнул он. — Я думаю, ваши видения как-то связаны со змеиным колдуном или… с вашим состоянием… В любом случае, это его кошмар, а не ваш. Все преступления так или иначе крутятся возле еды и… голода. Лидия, вы сейчас выпьете куриный бульон и больше никогда не увидите этого сна. Ваш голод закончился. Давайте, пейте.

Я была так потрясена осознанием нереальности сна, что очнулась только тогда, когда инквизитор влил в меня давно остывший бульон, жирный и мерзкий. Я закашлялась и возмущенно оттолкнула его:

— Уберите эту гадость! Вы обещали!.. Обещали кровь…

— Вы правда хотите моей крови? — Кысей вытер большим пальцем уголок моих губ и всмотрелся в меня.

— Не знаю… Но вы опять меня обманули!.. — я отвела его руку и попыталась встать с кровати.

— Куда вы собрались? Немедленно ложитесь. После опиума вам надо отлежаться. Зачем вы вообще его курили? В вашем состоянии хуже не придумаешь.

— Да. вы правы… — пробормотала я. — Мне нужен опиум, он облегчает хождение в сновидениях. Мне надо увидеть себя в зеркале… то есть не себя, а ее. Ту, из-за которой все случилось. Я должна узнать, кто она, та женщина, которая сошла с ума, съев собственную дочь. Да отпустите меня!

Инквизитор уложил меня обратно на кровать. Колени подгибались, и кружилась голова, чтобы сопротивляться ему.

— Никакого опиума, никаких хождений в сновидениях! Откуда вы вообще знаете об этой практике? Она запрещена!

— Старик Солмир прибегал к ней, и ничего в этом страшного нет, — я упрямо пыталась сесть.

— Лидия, я сам поймаю колдуна, у меня уже есть подозреваемый. Некто Тихоня, шулер, который был знаком со всеми жертвами и имел возможность влиять на них. Пожалуйста, не делайте глупостей, не заставляйте меня волноваться за вас, — инквизитор вдруг положил руку мне на живот, повергнув в немое изумление.

Он никогда себя так не вел, максимум, мог взять за запястье или плечо. Я сейчас очень ясно чувствовала не только жалость, но и острое чувство вины, которое делало Кысея непривычно мягким и покладистым.

Что он успел натворить, что смотрит на меня нашкодившим щенком, виляя хвостом и пытаясь зарыть изгрызенный сапог?

— Вы отдохнете и поправите здоровье, а после… После вам придется многое мне рассказать. Без утайки, потому что только так я смогу вам помочь. И про Серого Ангела, и про вояжича Арметино, который, я уверен, приходил к вам в ту ночь, и про то, что с ним случилось потом. И… — он погладил меня по животу и горько вздохнул, — и про ваше состояние мы тоже поговорим. Потом. Отдыхайте.

Он убрал руку, встал и вышел из комнаты, а я даже слова в ответ не смогла вымолвить, потому что лишилась дара речи. Видение было настолько ярким и невыносимо сладким, что я зажмурилась.

Видение того, как его тяжелая ладонь лежит на моем обнаженном животе, задавая рваный ритм движений внутри меня…

Я в бешенстве металась по комнате. После неудачного поползновения на кухню и попытки выманить немного опиума у Иды, инквизитор закрыл меня в спальне, отобрал даже шпильку с волос и подчистую выгреб содержимое ящиков, лишив всякой возможности вскрыть замок. Мне нужен клятый опиум! Нужен…

Мне надо увидеть себя в зеркале. Просто подойти во сне к зеркалу и взглянуть на чужое отражение не-меня. Старик Солмир ходил в сновидениях, открывая сознание всяким философским глупостям, которые его глупые ученики мнили божественными откровениями, но я-то знала… Опиумный дурман притупляет страх такого хождения… страх остаться навсегда во сне… любой страх… Можно попробовать и без опиума, но даже от мысли, что вновь придется пережить этот кошмар, меня бросало в холодный пот.

Старый полуглухой лекарь, которого привела Ида, раздражал меня глупыми вопросами и еще более нелепыми предписаниями отдыхать и хорошо питаться. Я пыталась собраться с мыслями, но ломота во всем теле, тошнота и головокружение постоянно отвлекали. Да и как вообще можно отдыхать, когда по коридору носится этот несносный мальчишка, создавая шума, как целый табун жеребцов? Мне нужен опиум, а не бульоны и каши! Однако крохотной частью сознания, той, что не дала мне в свое время утонуть в бездне безумия и стать колдуньей, той частью сознания я понимала, что у меня началась ломка. Надо собраться и подумать. Я села на кровать и схватилась за голову. Надо думать. Змеиный колдун спутал мне все планы, лишив заложника. Лешуа стал свидетелем кошмарной смерти вояжича, вернувшись раньше времени из города. В нереальности происходящего мне удалось заморочить ему голову, обвинить в колдовстве и заставить себе помогать, сделав из него соучастника, но… Его нельзя надолго оставлять без присмотра, иначе Дерек может не выдержать и пойти сдаваться, тем более, что терять ему нечего. Кроме памяти о сыне… Клятый колдун! Почему все мои планы летят коту под хвост?

Почему ты. Единый, никогда не играешь честно, только и умеешь, что мухлевать? Как мне теперь достать рецепт? Похитить сиятельную княжну? Чтобы у этого придурка снесло крышу? Он знает или только подозревает, что вояжич приходил за невольником? Кто проболтался? Луи? Господи, я так наследила впопыхах, что теперь придется всех умывать кровью! Если инквизитору стукнет в голову обыскать поместье Лешуа, то он все найдет: и невольника, и ингредиенты для отвара забвения, и плохо замытые пятна крови на конюшне… Надо узнать, что известно Кысею и подчистить все концы. А потом думать, как поймать змеиного колдуна, достать рецепт и расстроить помолвку Густава.

Я решительно вскочила с кровати и дернула себя за ухо, снимая серьгу. Тонкие золотые плетения были слишком мягкими для импровизированной отмычки, но и замок в комнате был простым. Я задержала дыхание, подцепляя язычок, отворила дверь и выскользнула в коридор.

Мне наперерез несся Йоран на деревянной лошадке, гикая и крича так, что закладывало уши. Я поймала его за ухо и дернула к себе:

— Стервец мелкий, еще один звук от тебя услышу, надеру задницу так, что неделю сесть не сможешь!

Он жалобно захныкал, но я крепко держала его, таща за собой.

— Будешь сидеть в комнате ниже травы, тише воды, понял?

— Вы не моя мама! Вы меня обманули! Вы злая! Пустите! — он попытался пнуть меня, и я шлепнула его по заднице так, что у самой заболела рука.

— Я хуже твоей мамы! — я тянула мальчишку дальше по коридору. — Я тебе не руки, а ноги повыдергиваю, если еще хоть раз пикнешь!

Я запихнула его в комнату и захлопнула за ним дверь. Он стал тарабанить в дверь и хныкать:

— Выпустите! Мне кораблик для княжны доделать надо! Тетя Лида, выпустите!

— Заткнись! — рявкнула я. — Какая я тебе тетя? Какой кораблик? Для какой княжны?

— Дядя Кысь поручил мне паруса вырезать, выпустите, пожалуйста!..

От ревнивой злости у меня дрожали руки, и я едва не сломала замок, открывая дверь в комнату инквизитора. Значит, этот вышкребок кораблики ей вырезает, пока я тут загибаюсь!.. Я ему устрою бурю столетия! Я влетела в комнату, шаря по обстановке невидящим взглядом. В нос ударил острый запах лака. Закружилась голова, и пришлось ухватиться за косяк двери. На столе стояло деревянное уродище, ощерившееся голыми мачтами и блестевшее жирным боком с надписью "Святой Игнатий". Я на негнущихся ногах подошла к столу и взяла корабль в руки, бросив мимолетный взгляд на разбросанные рядом бумаги и чертежи.

— Кто вас впустил? А ну поставьте на место! — Кысей, как обычно, некстати появился там, где его совсем не ждали.

Я подняла корабль над головой, с яростью уставившись на злыдня.

— Настоящий корабль любви должен выдержать все испытания, верно? — я замахнулась шваркнуть его оземь, но инквизитор умоляюще выставил руки ладонями вперед.

— Пожалуйста, прошу вас, не надо! Остановитесь! — он сделал шаг ко мне. — Это просто игрушка…

— Просто игрушка для просто княжны! Вы в нее влюблены, ну признайтесь уже, сколько можно лицемерить и прикрываться обетом!..

— Лидия, успокойтесь, — он сделал еще один осторожный шаг ко мне, — я признаюсь в чем захотите, только поставьте его…

— Вы лезете в мою жизнь, срываете мне помолвку, запираете здесь и решаете за меня, тем временем вздыхая по этой сиятельной дурочке?!? Да вы как собака на сене, и сами не жрете, и на других рычите!

— У нее был день рождения, и я обещал… Ну уймитесь уже…

— Обещали… А я? Почему вы постоянно обещаете и обманываете меня? — из-за тяжести корабля заныли мышцы, и я швырнула его в инквизитора. — Забирайте свою цацку! Я уезжаю домой, и только посмейте меня остановить!

Я вылетела из комнаты, не разбирая дороги, но Кысей догнал меня у лестницы и перехватил за локоть.

— Прекратите меня лапать! Или кровью умоетесь, обещаю! Княжну свою будете утешать и по головке гладить!

Он отпрянул и поднял руки, но все равно продолжал загораживать проход.

— Лидия, послушайте, просто послушайте меня… Я все исправлю, обещаю. Я сам поговорю с Лешуа и… объяснюсь с ним. Сегодня же, обещаю. Но вы пока останетесь здесь. Когда я буду уверен, что вы избавились от опиумного наваждения, то лично отвезу вас к вашему жениху. А пока… пожалуйста… Вы же хотели выиграть в состязании? Вот вам прекрасная возможность научиться у Иды… Она готовит такие потрясающие сладости, обжаренные в меду орешки, овсяное печенье, персиковую пастилу… Попросите ее, она научит вас… Обещаю, что попробую любую га… все, что вы приготовите! Клянусь, только, пожалуйста, не надо так переживать, вам нельзя… Договорились?

Он смотрел на меня кристально чистым взглядом, то ли не понимая, то ли искусно притворяясь, что не понимает. Сослать на кухню и благословить на брак с другим мужчиной… Да уж, едва ли можно придумать худшее оскорбление… Когда Кысей развернулся и стал спускаться по лестнице, я едва удержалась, чтобы не пнуть его под зад, упиваясь видением того, как этот патлатый вышкребок сворачивает себе шею…

Из аптеки мне так и не удалось выбраться. На выходе дежурили два стражника, которые при моем виде тут же переглянулись и решительно направились наперерез. Пришлось отступить. Инквизитор сбежал по делам, и я злой тенью бродила по дому. Интересно, этот злыдень действительно думает, что стены аптеки могут меня удержать? Если я не могу отсюда выйти, это не значит, что другие не смогут сюда войти… Я улучила момент, когда Ида отвлеклась на Йорана, разбившего что-то на кухне, и стянула склянку с вытяжкой красавки. Пара капель — и у меня участилось сердцебиение, пересохло во рту, затуманилось зрение. Я картинно застыла на лестнице, схватилась за сердце и рухнула в обморок, пересчитав ступеньки и эффектно скатившись к ногам перепуганной Иды. Она тут же захлопотала возле меня, а я захрипела, пуская пену изо рта, и попросила перед смертью позвать ко мне жениха. В том, что за Дереком непременно увяжется Тень, я даже не сомневалась. Еще один спектакль пришлось разыграть для выжившего из ума лекаря, который почему-то больше интересовался, не началось ли у меня женское кровотечение, чем пульсом и дыханием. А уже через два часа у моей кровати сидела и рыдала насмерть перепуганная Тень, Дерек мрачно расхаживал по комнате, а я тяжело дышала и стонала, изображая умирающую лебедь. Но едва за Идой закрылась дверь, как я отпихнула служанку и села на кровати.

— Прекрати скулить! Времени мало.

— Госпожа, как вы себя чув…

Дерек смерил меня уничижительным взглядом, сразу поняв, что я ломала комедию, и поджал губы.

— Тень, выйди пока.

— Но…

— Ночной горшок вон вынеси! И молока согрей, скажешь, умирающая потребовала. Да живей давай! — я сунула ей в руки посудину, выставила за порог и заперла дверь на замок. После повернулась к Лешуа и уставилась на него. Он покачал головой.

— Вы отвратительны в своем жестоком лицемерии…

— Сколько пафоса, господин Лешуа, — жестко оборвала я его. — А теперь быстро мне отвечайте. Вы колдун?

— Нет! И хватит меня запугивать…

— А кто, если не вы? Отвечайте! — я наступала на него, не давая опомниться. — Преступления начались задолго до моего прибытия в столицу, так что это не я и не Тень. Кто еще был в доме? Невольник Луи?

Едва ли он мог совершать колдовство из борделя, пыхтя под очередным сластолюбцем. Выживший из ума старик? Пфф, не смешите меня. Так что, кроме вас, больше некому.

Лешуа смешался и побледнел.

— Это не я! Это вы похитили вояжича и пытаетесь сделать из меня виноватого!..

— Я?!? Как я могла похитить вояжича, который в два раза меня крупнее? Кто в это поверит? Все произошло в вашем доме и…

— А мне все равно, поверят или нет. Я не пошел на вас доносить только из-за вашей бедной служанки.

Тень переживает из-за вас, она привязалась к вам, как к дочери, а вы относитесь к ней хуже, чем к собаке… Можете не волноваться, я не сдам вас, но… Никакой свадьбы не будет. Я не собираюсь давать свою фамилию ублюдку! И вы завтра же уберетесь из моего дома!..

— Что-о? — я изумленно уставилась на Лешуа. Он сжал кулаки, являя собой странный контраст багрового от гнева лица и седых курчавых волос. — Какому еще ублюдку? Луи что ли? При чем здесь он?

— Не притворяйтесь! И не смейте больше присылать ко мне вашего любовника с душещипательными сказочками, как вас обесчестил злодей! Я не собираюсь воспитывать чужого ребенка!

На мгновение мелькнула мысль, что у меня опять безумный бред. От рези в животе потемнело в глазах, и я невольно согнулась пополам.

— Вот только не надо здесь давить на жалость! — вызверился Лешуа. — На меня ваши уловки не действуют.

Пусть инквизитор женится на вас, чтобы прикрыть блуд! А я…

— Заткнитесь! — рявкнула я и вцепилась ему в воротник, чтобы не упасть. — Мы повязаны, Дерек, кровью повязаны. И вы тоже не рассказывайте мне сказочки про то, что вам все равно. Потому что если вся эта история выплывет, я молчать не буду.

Он оттолкнул меня, и я подняла руки в успокаивающем жесте.

— А еще… Никакого ребенка нет, я не беременна. Я не знаю, что там вам навыдумывал этот приду… господин инквизитор, но можете успокоиться. Не волнуйтесь, я не буду посягать на вашу свободу, но…

Вам придется терпеть меня и дальше, потому что… Вы сами убедились, что это колдовство. Это уже шестая жертва, считая вместе с вашим сыном. Вы же хотите найти убийцу Виля?

— Не смейте осквернять имя моего мальчика своим поганым языком! Подстилка церковная!

Я скрипнула зубами, незлым тихим словом вспоминая гнусную ищейку, который в красках расписывал Лешуа трудовые будни фамилиара Святой Инквизиции. Мой несостоявшийся жених направился к двери, но я остановила его вопросом в спину:

— Дерек, почему ваша жена покончила с собой?

Он вздрогнул и застыл на месте, потом медленно обернулся ко мне. Его лицо было страшным. Я тяжело вздохнула, села на кровать, поморщившись от боли, и похлопала на место рядом с собой.

— Садитесь, поговорим.

— Я не знаю, как вы узнали, но…

— Я же говорила вам, что вижу мертвых. И именно эти способности так высоко ценит Святая Инквизиция… — подчеркнула я и насмешливо добавила, — или вы всерьез решили, что церковники будут платить полсотни золотых обычной шлюхе? Да они от жадности удавятся… В моем видении светловолосая женщина открыла окно и выпрыгнула из него. Это произошло в северном крыле? Именно поэтому оно стояло закрытым? Дерек, ну хватит уже изображать из себя каменного истукана. У меня нет времени. Как и у вас, между прочим.

— Вы видели… Фредерику?

Я дернула Лешуа за руку и насильно усадила рядом с собой, потом оперлась на его плечо и заглянула ему в лицо.

— Послушайте меня внимательно, Дерек. В деле змеиного колдуна появились новые сведения. Поэтому мне необходимо знать, как и почему умерла ваша жена. И связана ли ее смерть с нынешними событиями.

Отвечайте быстро и не смейте врать. Почему ваша жена покончила с собой?

— Я не собираюсь… с вами… обсуждать… — он вяло попытался освободиться от моей близости.

— Это вы помогли Фредерике выпрыгнуть из окна?

— Нет… Она сама… прыгнула…

— Почему? Из-за чего? — он молчал, и я решила проверить догадку. — У нее была дочь?

— Нет… — удивился Лешуа. — Что за глупость?

— Послеродовая горячка, обычное дело. Ваша жена убила новорожденную дочь и сварила из нее похлебку, а после не выдержала и сошла с ума…

— Да это вы сошли с ума! — Дерек оттолкнул меня и вскочил на ноги.

— Ответьте на мой вопрос. Или потом вам придется давать ответ уже господину инквизитору. Почему ваша жена покончила с собой? Или… из-за кого?

Что-то дрогнуло на лице мужчины, он словно погас и сделался совершенно равнодушен. Последнее сопротивление было сломлено.

— Моя жена… завела… мерзкую интрижку. Я убил ее любовника… на дуэли. Я был в своем праве… А она… она решила последовать за ним… Единый ей судья… Я скрыл ее смерть, уверив всех, что она уехала… Я просто не мог позволить, чтобы пятно… гулящей матери-самоубийцы легло на моего Виля… Я должен был… Но Виль… мой мальчик…

— Вашего мальчика убил колдун. Или колдунья. Та, что сошла с ума, съев свою дочь, — мне сделалось тоскливо и муторно. В кресле сидел голый вояжич, держа в руках собственную голову. Я отвела глаза и сглотнула.

— И вы решили, что это моя жена? — потухшим голосом спросил Лешуа.

— Я должна была проверить… Хотя ваша жена была блондинкой… А женщина из виденья темноволоса и смугла… И все-таки… У вас есть портрет жены? Мне надо увидеть ее…

— Вы его уже видели, в гостиной. Я не смог его убрать из-за Виля, ему тогда было всего семь лет, он спрашивал про маму и… А потом я привык и просто перестал замечать ее лицо…

Я какое-то время тупо разглядывала вояжича, который кормил самого себя, слепо тыча ложкой в рот и заляпывая кашей двойной подбородок. Мне пришлось закрыть глаза, однако отвратительное чавканье упрямо продолжало донимать мое сознание.

— Вам плохо? Я позову Тень.

— Нет, — я затрясла головой. — Дерек, слушайте меня внимательно. Во-первых, нужно избавиться от свидетеля. Сегодня же отправьте Луи к моему брату в Кльечи, подальше отсюда и с глаз этой паскудной ищейки. В моей комнате найдете вольную для мальчишки, подписанную убитым вояжичем.

— Но…

— Не перебивайте меня! — я разозлилась и открыла глаза. — Никто не должен узнать о том, что произошло той ночью. Мне надо найти колдуна, пока я сама… не сошла с ума. Думаю, вы тоже хотите найти убийцу вашего сына. Кроме того… Вам же не хочется, чтобы всплыла вся правда о вашей жене? Куда вы дели ее тело? Закопали где-нибудь в саду? Или на кладбище при старой церквушке? Впрочем, не важно. Если понадобится, я узнаю это у самой Фредерики. Мы теперь сообщники, Дерек.

Я подошла к столу и взяла заранее составленное письмо брату.

— Велите Луи передать это письмо господину Хризштайн. Убедитесь, что мальчишка отплыл. А еще уничтожьте все следы на конюшне и…

— Уже, — мрачно сказал Дерек, не сводя с меня пристального взгляда. — На что вы смотрите?

Я усилием воли заставила себя отвести взор от отрубленной головы, которая причмокивала и глумливо подмигивала мне со стола.

— Какая вам разница, что или кого мне приходится видеть… — медленно проговорила я, встречаясь с Лешуа взглядом. — Когда я вернусь к вам в дом, мы поговорим. Вам придется припомнить все подробности того, что произошло с Вилем. Ваш сын стал первой жертвой, и мне надо понять, почему именно он. Все связано с голодом… — я осеклась и опять уставилась на отрубленную голову, которая уже лежала в тарелке, захлебываясь и обжираясь кашей. — Господи… В Асаде был голод… Казначей… Но адмирал… и Остронег? А вы? Вы как-то связаны с голодом в Асаде? — я подскочила к мужчине и вцепилась в его воротник, пытаясь встряхнуть. — Отвечайте!

Он прищурился, продолжая брезгливо разглядывать меня, потом тяжело уронил:

— Я первый раз слышу про голод. Там был мятеж, кажется, из-за черной лихорадки и бездействия церковников… Вы — сумасшедшая.

— Нет, это не я. Это мир сошел с ума, а вы и не заметили… Идите, Дерек, потом поговорим… Кстати…

Хотите знать, как на самом деле зовут Тень?

Он продолжал молчать, но глаза сверкнули любопытством. Еще одна моя догадка оказалась верной. Этот безумец обезличивал людей, отдаляясь от них и избегая их имен. Только сына он звал по имени. И мою служанку…

— Ее зовут, как одну из святых заступниц… — я замолчала, пытливо разглядывая лицо мужчины.

— И как же? — не выдержал он.

Я ухмыльнулась, радуясь еще одному козырю. Впрочем, масть в этой игре могла поменяться в любую секунду…

— Милагрос. Заступница сирых и убогих. Правда, ей удивительно подходит это имя?..

В глазах Тени застыл ужас, она всхлипнула и тяжело задышала. Я обняла ее за плечи и погладила по голове.

— Все, уже все… Прости меня. Тень. Но так надо было… — я усадила служанку на кресло и принялась рассматривать ее рисунки.

Увы, лица женщины на них не было. Тощий младенец, застывший в отчаянном крике, крупным планом женские руки с тонким обручальным кольцом, которое грозило соскользнуть в котелок с кипящей водой, отвратительная сцена приготовления похлебки из тщедушного детского тельца… Даже мне, уже не раз видевшей это во сне, сделалось нехорошо. Что тут говорить про несчастную Тень… Я перевела на нее взгляд, ужаснувшись собственной жажде мяса, царапнувшей меня где-то внутри. На мгновение мелькнула безумная мысль… Тень была темноволоса, с едва заметной седой проседью в туго заплетенной косе. Но нет, едва ли… У нее белая кожа и синие глаза, она — типичная южанка. А та женщина, скорее всего, из Асада, смуглая, черноволосая и темноглазая…

— Госпожа, кто эта бедная девочка? Скажите, умоляю вас, скажите, что это лишь ваш страшный сон, а не…

Я подошла к Тени и присела рядом с ней на корточки, чтобы заглянуть ей в лицо.

— Конечно, это сон. Забудь о нем.

— Но вам же никогда… просто так… ничего не снится… — она всхлипнула и сжала мою руку. — Госпожа, умоляю, скажите, что это не с моей Александрой…

— Мы найдем твою дочь. Тень, — оборвала я служанку. — Я тебе обещала, а я всегда держу слово. Не волнуйся.

— Госпожа, но вам же все хуже и хуже… А вы…

— Вставай, — я подняла ее за локоть и подвела к зеркалу, разглядывая отражение. Нет, определенно, это не она. — Посмотри на себя, Тень. Посмотри, в кого ты превратилась. Ты же еще не старуха. Что за тряпка на тебе одета? Я же хорошо тебе плачу. А волосы? — я дернула за косу, расплетая ее. — Седину закрасить, волосы уложить. Платье купить новое, сегодня же. Деньги возьмешь у меня в комнате. И не забудь прибрать там все, что я тебе сказала.

— Но… — растерялась служанка. — Но зачем?

— Тень, — я страдальчески скривилась от выворачивающей наизнанку боли, — ты сама подумай. Когда мы найдем твою Александру, кого она увидит? Заморенную старуху? Ты хочешь, чтобы твоя дочь тебя стеснялась? Она ведь росла в небедной семье. А что ты можешь ей предложить? И кстати… — я задумалась, взвешивая все за и против. — Волосы осветлишь. Так легче скрыть седину…

А еще так легче сделаться похожей на покойную жену Дерека, чей портрет висит в гостиной…

— Давай, ступай. Господин Лешуа тебя уже заждался. Он грозился нас выгнать, поэтому… постарайся быть с ним… милой…

Не мытьем, так катанием, господин Лешуа…

После ухода Тени мне стало хуже. Я почти ослепла, мучаясь от болей, поэтому лежала пластом и мечтала сдохнуть. Или удавить красавчика. Откуда этому придурку пришла в голову мысль о моей беременности? Зато теперь становилось ясным его поведение… И это уже было совсем не смешно. Что мне с этим делать? Кысей чувствует себя виноватым, что не уберег меня от подлого насильника, и пытается сплавить замуж… Горечь во рту стала нестерпимой. Я прикинула возможность сыграть на благородстве инквизитора и заставить его отказаться от сана, чтобы жениться на мне, но с сожалением отвергла эту идею. У меня катастрофически мало времени, я не могу позволить себе такую роскошь… По-хорошему, от красавчика вообще стоило бы избавиться, он путается под ногами и сует нос в мои дела, опасно близко подбираясь к личности Серого Ангела.

В комнату заглянула обеспокоенная Ида, чтобы справиться о самочувствии. Мне было так плохо, что я лишь молча отвернулась от нее и натянула одеяло с головой. Но госпожа Остенберг не ушла, а присела на край кровати и погладила меня по плечу.

— Лидочка, таки вы смогли нас напугать… Вам надо себя поберечь… И не берите дурное в голову, все пройдет… Я первые месяцы вообще ничего есть не могла, так тошнило… Может, сделать вам что-нибудь согревающего, а?

Я скрипнула зубами от злости. Кому еще этот идиот разболтал про мою мнимую беременность?

— За окном такая жуткая метель и холод… А хотите попробовать заморскую диковинку? Какаовый напиток рекомендуют при слабости и упадке духа, удивительно бодрит. И почему его так плохо покупают?

Семочка жалуется, что…

Я спрятала голову под подушку и прижала для верности ладонями, чтобы не слышать жалость в голосе.

Мне отчаянно хотелось кого-нибудь освежевать. И съесть. Сырым. Или даже тушеным в этом заморском напитке!.. Мне опять представилась жуткая картина, как я запекаю вояжича в изысканном соусе и подаю строгим судьям на поварском состязании… Ида ушла, но Арметино продолжал таращиться на меня. Я села на кровати и бросила в него подушку.

— Что ты от меня хочешь? Я тебя не убивала! Если знаешь, кто тебя убил, говори! Нет? Так катись отсюда к демону в глотку!

Голова вояжича мне подмигнула, и я не выдержала, схватила эту мерзость за волосы и швырнула об стену. Звон разбитого стекла — и зеркало осыпалось на пол кровоточащими осколками.

— Лидочка? Господи, да как же это… — вошедшая Ида торопливо поставила на столик поднос и бросилась к зеркалу. — Не пойму… Почему оно треснуло? Но вы даже не вздумайте тревожиться, это все глупые суеверия… А зеркало, оно старое было… Я сейчас уберу… А вы пейте, пейте, пока горячее…

Я легла обратно на кровать и закрыла глаза. Однако густой терпкий аромат растревожил сознание. Он чудился теплым, даже горячим, почти обжигающим, опутывая разум неизъяснимым томлением и обещая покой жаркого летнего дня. Я взяла с подноса исходящую паром чашку. Темная густая масса была непроглядной, словно сама бездна. Стоило мне пригубить напиток, как возникла странная фантазия, что я пью кровь демона. Горло обжигал жгучий масляный вкус, растекаясь внутри потоками огненной лавы. Я выпила всю чашку и закашлялась.

— Лидочка!.. Да что же вы… Его же по глоточкам надо пить, такое густое и крепкое… А вы…

— Что там было? — прохрипела я, чувствуя, как жар приливает к ногам и рукам.

— Какао-бобы… из Дальнего света… У нас они не растут, а там их обжаривают, измельчают, заваривают и пьют. Мой Семочка всю партию купил у Фадеюшки, капитана "Астельхи", полезные они… Только наши лекари не спешат их прописывать…

— А кроме бобов что там было? — я уже выровняла дыхание и разглядывала остаток гущи на дне чашки.

— Так я для вкуса добавила чуток жгучего перца, кровь хорошо разгоняет, немного ванили, она настроение поднимает, и самую малость имбиря для согрева…

Я зачерпнула гущу на палец и поднесла к носу. Да, пожалуй, это будет поинтересней опиума… Как говорил старик Солмир, возможности валяются прямо под ногами, просто в слепой гордыне люди не хотят их замечать и использовать… Но я не гордая.

— Целую партию говорите? Ида, а продайте мне рецепт этого чудо-напитка?

— Лидочка, ну что вы… — женщина задумалась, а потом хитро мне подмигнула. — Вам понравилось, признайте?

— Признаю. Сколько вы хотите за рецепт и всю партию?

Правильно еще тогда советовал Дерек, что для победы в состязании надо придумать нечто особенное, что удивит судей. Если в прошлом году был "Поцелуй Единого", то почему на этом состязании не может быть… "Крови демона"? Испейте кровь демона во славу Единого… Хороший тост. Или лучше — победите демона и испейте его кровь… Я принялась ожесточенно торговаться с Идой, которая, несмотря на кажущуюся простоватость, не собиралась упускать выгоду. К сожалению, часть партии какао-бобов уже перекупили сестры монастыря заступницы Милагрос, но мне должно было хватить и остатков. Я даже порывалась отправиться на кухню, чтобы прямо сейчас начать осваивать кулинарные премудрости, но Ида категорически запретила, велев мне отдыхать. Впрочем, от какаового… тьфу, что за название… от напитка меня потянуло в сытый сон. в который я мгновенно провалилась, стоило Иде закрыть за собой дверь.

Инквизитор нерешительно топтался у моей кровати, а я упорно делала вид, что сплю. Он тяжело вздохнул и положил что-то на прикроватный столик. Сладкий яблочный аромат свел скулы и наполнил рот слюной.

Ко мне вернулся самый обычный аппетит, потеснив безумную жажду крови.

— Лидия, я знаю, что вы не спите, — сказал Кысей и опять вздохнул. — Я принес вам яблоки. Они полезны в вашем состоянии. Если вы не хотите говорить, то сегодня я не буду настаивать. Но завтра вам все равно придется…

— Я не желаю с вами говорить ни сегодня, ни завтра. Никогда. Убирайтесь. И яблоки свои червивые забирайте.

— Они не червивые. Они из княжеских теплиц, самый сладкий зимний сорт "Алая заря". Отдыхайте. И еще, пожалуйста… Не надо больше разгуливать по лестницам, если у вас кружится голова, ладно?

Он направился к двери, провожаемый моим бешеным от злости взглядом. Что он забыл в княжеских теплицах? Заботливый, паскуда, какой, чтоб ему пусто…

— Вы были в Асаде?

Кысей вздрогнул и обернулся.

— Почему вы спрашиваете?

— Из-за чего там начался мятеж? Из-за голода?

Он нахмурился, потом подошел ко мне и осторожно присел рядом. Я демонстративно отодвинулась подальше, уставившись на него исподлобья.

— Отвечайте.

— У вас было очередное виденье? — он кивком головы указал на голую стену, где еще утром красовалось зеркало. — Мятеж в Асаде случился из-за вероотступничества. После засухи в Мирстене действительно начались перебои с зерном, вспыхнули восстания среди крестьян, которые тогдашний вояг жестоко подавил. Святой Престол осудил его действия и не остался в стороне, отправив зерно. Его должны были раздавать через монастыри всем страждущим. Однако…

— Однако что? — поторопила я помрачневшего Кысея. — Хватит сопли жевать. Что было дальше?

— Вседозволенность насилия привела многих в помешательство… Мятежники свергли вояга, чинили погромы, грабили монастыри, творили бесчинства и проклинали Единого. Потом еще случилась вспышка черной лихорадки, и опасность распространения заразы заставила Святой Престол принять исключительные меры. Дальше вы наверное знаете…

— Не знаю. Я не интересуюсь политикой.

— Среди мятежников было много безумцев, а теперь мне кажется, что некоторые были колдунами, потому что иначе сложно объяснить… Земли Чорногерии были отлучены от лона Церкви, в них ввели папскую гвардию. Бунт был подавлен…

— И все? Случаи поедания людей были?

Кысей пожал плечами.

— Мне об этом ничего неизвестно.

— Такузнайте. Узнайте, кто занимался поставками зерна, кто его распределял. Мне нужны все материалы по мятежу.

— Они засекречены и сданы в архив. Я не могу…

— А что вы вообще можете? — горько спросила я. — Вы же только и можете, что мешать мне. Ладно, я сама все узнаю… Уходите.

— Нет, не узнаете. Госпожа Хризштайн, вы больше в этом деле не участвуете, — отрезал инквизитор. — Вы думаете, что колдун родом из Мирстены? Хорошо, я сам проверю эту версию. А вы… Я надеюсь, что вы помирились… с господином Лешуа и скоро…

— Нет, не помирились, — мстительно оборвала я его. — По вашей милости он теперь думает, что вы мой любовник, знать меня не хочет и выгнал из дома.

Инквизитор растерялся и начал что-то мямлить, а я достала из-под подушки рисунки Тени и швырнула в него.

— Но вам же наплевать, наворотили дел и в кусты! А мне расхлебывать. Полюбуйтесь, полюбуйтесь, что мне приходится видеть во сне, пока вы… кораблики вырезаете!

Какое-то время я упивалась выражением ужаса на лице Кысея, пока он разглядывал рисунки, но стоило ему поднять взгляд, как меня, словно удавка, захлестнула острая жалость. Я стукнула его кулаком в плечо и вызверилась:

— Убирайтесь отсюда! Видеть вас больше не желаю!

— Я прошу прощения за офицера Матия и его слова…

— Вон!

— Я все исправлю…

Я вытолкала придурка взашей и заметалась по комнате. Несмотря на глухую ночь за окном, сна не было ни в одном глазу. Напиток Иды действительно бодрил, а еще ужасно хотелось есть. Я захрустела краснобоким яблоком, пытаясь привести мысли в порядок. Итак, голод в Асаде все же был. Все началось именно оттуда. Как там говорил шептун? Казначей потребовал долги с вояга Мирстены, который тот отдавал зерном… Каким зерном, если был неурожай? Церковным? Хорошо, допустим, казначей по уши в дерьме этого дела, но остальные? За что им мстить? Если предположить, что зерно поставлялось по морю, то для этого должны были выделить торговые суда. Возможно, предоставленные судовладельцем Остронегом. Их должна была сопровождать охрана, в Окорчемском проливе вовсю бесчинствовали пираты. Тогда командование кораблями сопровождения могли поручить адмиралу Мирчеву. А дальше?

Как с этим связан Лешуа? Он не врал, когда говорил про жену. И ему не было никакого дела до далекого Асада. А Сыч? Он упомянул, что вел дела с казначеем, был знаком с адмиралом, но после военной компании в Асаде… Дочь лживого торговца! Именно так он сказал про Марину Остронег… Допустим, эти четверо могли провернуть аферу с зерном, и оно не попало в монастыри. Из-за страшного голода та неизвестная из моего сна сошла с ума. Стала ли она колдуньей и мстит ли теперь виноватым в той трагедии? Возможно… Я выкинула огрызок и задумалась о том, как безумная женщина могла узнать такие подробности. И в эту версию не вписывался Лешуа. Может быть, его сын вовсе и не был первой жертвой? Но с другой стороны, вояжич Арметино точно был последней. Тогда как связано благородное семейство Арметино с историей в Асаде? Мне не хватало сведений, требовались архивные материалы.

А вот от красавчика надо было срочно избавляться. Я цапнула из свертка второе яблоко, прикидывая, что лучше. Нанять парочку головорезов, чтобы они избили Кысея? Но он же будет сопротивляться, а в пылу драки бандиты могут подпортить ему личико. Я поморщилась и покачала головой. Лучше травануть чем-нибудь убойным, чтоб валялся пластом да на кашках сидел, как я!.. Но этот неугомонный святоша вполне может и со смертного одра встать и приползти, лишь бы испоганить мне все планы…

Эксперименты с шоколадом — так называли в Далеком свете какаовый напиток — меня неожиданно увлекли. С утра пораньше я затащила Иду на кухню, где сначала научилась измельчать какао-бобы в специальной ступе, потом заваривать их в правильной пропорции с приправами, а после уже стала изгаляться в различных вариациях составляющих. Напиток получался густым и масляным, был ароматным и очень-очень горьким. Жгучий перец, непременная приправа к шоколаду, добавлял ему остроты. Мне нравилась горечь напитка, но я понимала, что судьям она едва ли придется по вкусу.

Сделать его соленым? Но тогда тоже много не выпьешь. А если сладким? Сладкое нравится почти всем…

Я разделила перемолотую смесь на дюжину равных частей, чтобы попробовать его подсластить. Мед, сахар, лакрица, яблоки, изюм… Я возилась целый день и к вечеру едва стояла на ногах. У меня ничего не получалось. Мед отслаивался неаппетитной пеной, сахар не хотел растворяться в слишком густом напитке, застывая противными кусочками и скрипя на зубах, лакрица давала отвратительный привкус, а яблоки и изюм практически не добавляли сладости. Но самое ужасное, что я обожралась шоколадом до такой степени, что потеряла вкусовые ощущения и не могла отличить одну порцию от другой. А до состязания осталась неделя. Мне нужна была победа и рецепт, потому что маш-ун уже раз подыграл мне, публично объявив о помолвке княжны, и может пригодиться еще, когда Густав объявится в столице. Нет, будет неразумно обманывать ожидания Уль Джена…

На кухню заглянул инквизитор, принюхался с подозрением, покачал головой, но ничего не сказал, собираясь прошмыгнуть в свою комнату.

— А ну стоять! — окликнула я его. — Идите сюда.

Он неохотно подошел ко мне.

— Госпожа Хризштайн, вам лучше? Вы уже готовы ответить на мои вопросы?

— А вы уже готовы ради разнообразия сдержать свое обещание?

— Какое?

— Попробовать все, что я приготовила, — я обвела рукой разгромленную кухню. — Все.

Кысей судорожно сглотнул и отвел глаза. Злость пополам с неудержимым желанием охватили меня. Нет, определенно, шоколад действует возбуждающе. Осталось только придумать, как это использовать.

— Вы обещали, — еще раз напомнила я инквизитору, надвигаясь на него с чашкой напитка в руках.

— Хорошо, — выдавил он обреченно. — Я попробую. Вы только не волнуйтесь.

Он попытался отобрать у меня чашку, но я проворно зачерпнула теплый шоколад на палец и поднесла его к лицу инквизитора.

— Так пробуйте. Давайте.

— Я не буду! — возмущенно уклонился он. — Что за!..

— Вы обещали, — сквозь зубы процедила я, оттесняя его в закуток между столом и стеной.

— Нет! — замотал он головой. — У вас пальцы грязные, что за глупость…

Я прижала его к стене и мазнула почти остывшим шоколадом по губам. Кысей недовольно фыркнул и попытался вытереть рот ладонью, но я прижалась к нему, обняв за шею, и прошептала:

— Мне самой слизнуть?

Он торопливо облизнул губы, от чего у меня в бешеной пляске зашлось сердце.

— Хватит! — Кысей поморщился и попытался отодвинуть меня. — Я обещал попробовать, я и попробую. Но ложкой! Да прекратите!

Я неожиданно поняла что он не смеет оттолкнуть меня из-за чувства вины и прочих глупостей, которые себе напридумывал. Кровь ударила мне в голову. Как он там говорил? Безумие вседозволенности?

Сейчас я была готова мириться даже с его удушающей жалостью ко мне.

— А вот здесь шоколад с мятой и шафраном, — я зачерпнула из другой чашки. — Вам понравится. Давайте пробуйте и не выпендривайтесь. Вы же не хотите, чтобы я расстроилась?

Кысей перехватил мою руку в запястье и заглянул мне в глаза.

— Чего вы добиваетесь?

— Победы. В состязании. Раз уж по вашей милости сорвалась помолвка…

Он виновато опустил взгляд и после секундного колебания покорно слизнул шоколадную каплю с моего пальца.

— Горько? — спросила я, пытаясь скрыть дрожь в голосе. — Тогда давайте попробуем… сладкий… с яблоком…

Я щедро зачерпнула из новой порции и нанесла себе на губы.

— Пробуйте… — от произнесенных слов горячий шоколад грозился растечься по подбородку и закапать платье, но мне было все равно. Я обняла Кысея за шею и запустила пальцы в его волосы, запрокинув голову и не сводя с него глаз. — Вы… обещали…

Он не выдержал и вытер мне подбородок, с которого предательски стекала струйка шоколада, а после склонился в нерешительности и коснулся моих губ языком. Робкое и опаляющее прикосновение… Такое мучительное в своей неумелой искренности, оно вспыхнуло поцелуем, в котором горечь шоколада сгорела и превратилась в невыносимую сладость запретной страсти. Я не заметила, как сама оказалась прижата к стене, жадно терзая его губы и выпивая дыхание, все без остатка. Его рука, направляемая моей, уже скользнула ниже, вызвав отчаянный стон желания и предвкушение долгожданной победы, как вдруг замерла на животе. Кысей отстранился, тяжело дыша:

— Что же вы… со мной делаете? Господи… Вам же нельзя.

— Мне все можно… — я попыталась удержать его, но он отшатнулся. — Уже лучше целуетесь, господин Тиффано, но это искусство требует постоянной практики… Идите сюда…

— Когда вы уже… остепенитесь и начнете… вести себя… — он не выдержал, махнул рукой и удрал с кухни, воспользовавшись тем, что в коридоре заслышались голоса Иды и ее мужа.

Я задумчиво зачерпнула еще теплый шоколад, смакуя его горечь на языке. Пожалуй, не стоит спешить.

Кысей так восхитительно послушен в своем чувстве вины, что из него можно веревки вить. Жаль, не додумалась упасть в обморок и заставить его отнести меня в комнату, где можно было бы зайти еще дальше… Интересно, если добавить в шоколад кошачьей травы, совсем чуть-чуть, это поможет? Однако больше всего меня интересовал иной вопрос. Как сделать шоколад таким же сладким, как поцелуй святоши?

Но на следующее утро все мои планы опять рухнули, как карточный домик. Я возилась на кухне, пытаясь смешать шоколад с сахаром, заранее растворенным в горячей воде, когда громко хлопнула дверь, закрываясь за разъяренным инквизитором. Он даже не разделся с мороза, и с его мантии испарялись снежинки, клубясь паром в тепле кухни. Я протянула ему плошку с шоколадом и улыбнулась:

— Попробуете?

— Подлая дрянь и обманщица! — он выбил у меня из рук плошку, которая упала на пол, растекаясь грязным ленивым пятном. — Я говорил с Лешуа! Вы не беременны! Лекарь это подтвердил!

Я ухмыльнулась в ответ.

— Когда я говорила, что беременна? — он смешался, и я добавила. — Странные у вас фантазии…

— Вы!.. — Кысей зло выругался сквозь зубы. — Вы постоянно врете. Господи, я, как дурак, с ума схожу, волнуюсь за вас, а вы… чудовище… Отвечайте. Что у вас было с Серым Ангелом?

— Вы так нелепы, когда ревнуете… — протянула я.

Он схватился за голову.

— Как я вообще мог поверить, что он вас обесчестил… Глупость несусветная! Это скорей вы его…

— Что-о? По-вашему, я настолько страшная, что на меня даже этот разбойник не позарился, да?

— Хватит! — Кысей угрожающе надвинулся на меня, хлюпнув разлитым шоколадом и схватив за запястье. – Что случилось с вояжичем? Я знаю, что он приходил к вам той ночью. Отвечайте!

— Уберите руки! Да, приходил. Искал мальчишку-невольника.

— И? Что дальше?

— Я отправила его в церковь. Сказала, что мальчишка прячется там.

— Дальше!

Я пожала плечами и попыталась освободить руку.

— Только прятался там вовсе не Луи, а… Серый Ангел, — я криво ухмыльнулась. — Представляете, он там скрывался, раны душевные зализывал после жестокого надругательства чудовищем вроде меня, а тут появился еще один извращенец и начал грязно приставать… Соскучился вояжич по мальчикам, а Серый Ангел такой хорошенький… Страшно предположить, что могло между ними произойти…

— Хватит паясничать! Где сейчас Серый Ангел?

— Понятия не имею… Но если бы и знала, не сказала… Он хоть целуется лучше, чем всякие…

— Замолчите! — его глаза опасно потемнели до цвета шоколадной горечи, и я невольно залюбовалась их оттенком. — Где невольник? Куда вы его дели?

— Откуда мне знать? По вашей милости я здесь, как в тюрьме, никуда не выходила… — я опять расплылась в наглой ухмылке. — Шоколада хотите?

Кысей глубоко вдохнул полной грудью и прикрыл глаза, застыв с крепко сжатыми кулаками. Как же он все-таки хорош, когда злится…

— Не надо стесняться своих желаний… — вкрадчиво произнесла я и погладила его по щеке. — Когда я выиграю в состязании, моим шоколадом будет лакомиться вся столица… А когда выйду замуж за Лешуа, то и все княжество…

— Никакого состязания. Никакой помолвки. Никаких расследований. Все, — он поднял на меня взбешенный взгляд, и я невольно отступила на пару шагов. — Вы отправитесь в монастырь и будете сидеть там тихо-претихо, как мышь, пока я не поймаю колдуна и Серого Ангела. А после я займусь вами… и вашим душевным здоровьем.

— Ага, сейчас, — фыркнула я. — Вы заигрались, господин…

Он грубо схватил меня за локоть и потащил к выходу. Когда я попробовала вывернуться и ударить его, Кысей просто подхватил меня на плечо. Я заорала, зовя на помощь. Испуганные вопросы домочадцев инквизитор равнодушно проигнорировал, целеустремленно таща меня к двери. Яростно извиваясь, я заколотила его по спине, за что он меня встряхнул на плече так, что я чуть язык не прикусила, а при повороте еще и треснулась головой об стену. Абсурдность ситуации возмущала настолько, что хотелось плакать.

На улице он брезгливо стряхнул меня с плеча и поволок к экипажу. Я была в одном домашнем платье и мягких туфлях, поэтому даже сопротивляться не могла, едва удерживая равновесие и постоянно оскальзываясь на мостовой.

Кысей открыл дверцу и впихнул меня в экипаж, где я оказалась зажата между двумя стражниками. Он заглянул внутрь и кивнул им:

— Госпожа Хризштайн — чрезвычайно предприимчивая, хитрая и изворотливая особа, — густая копна волос рассыпалась у него по плечам, медленно покрываясь инеем на морозе и придавая ему благородный седовласый облик. — Поэтому глаз с нее не сводить, ни в коем случае с ней не разговаривать и не слушать, чтобы она вам не говорила. Передать ее лично в руки матушке-настоятельнице Селестине вместе с сопроводительным письмом. Все понятно?

Стражники дружно кивнули, и я едко поинтересовалась:

— А вы не боитесь, господин инквизитор, что я и этих двоих… оприходую прямо по дороге в монастырь?

Он мазнул по мне тяжелым презрительным взглядом и добавил:

— Езжайте и будьте предельно бдительны, не обманывайтесь ее несчастным видом, — инквизитор захлопнул дверцу экипажа, отсекая дневной свет и камня на камне не оставляя от моих планов. Нет, надо было, ну надо было нанять ему громил, чтобы руки-ноги повыдергивали, а не миндальничать с ним.

Лежал бы сейчас тихий и безвредный, а я бы его с ложечки шоколадом поила… Козлина кошачья!

Когда экипаж тронулся, я подмигнула невозмутимым стражникам и придвинулась к одному из них поближе, беря его под руку.

— Знакомиться будем?

Женский монастырь заступницы Милагрос раскинулся на обширной территории, окруженный глубоким рвом и высокими стенами с многочисленными стрелецкими башнями. Это была самая настоящая темница для опостылевших княжеских жен, неугодных родственниц и блудливых девиц, опозоривших честь рода. Правда, тюрьма эта была роскошной и просторной, поскольку деньги на ее содержание не жалели и щедро жертвовали не только на нужды монахинь и насельниц, но и на обустройство и расширение монастыря. Поговаривали, что монастырский схрон был пожирнее княжеской сокровищницы, но сколько я на него не облизывалась в свое время, а только атамана так и не уговорила.

Шушье наотрез отказался это даже обсуждать, и теперь, разглядывая неприступный островок благолепия изнутри, я поняла, почему. Экипаж пропустили только до первой линии караула, а дальше дорогу перегородили немногословные княжьи стрельцы, требуя разрешительные документы. Назревал скандал, поскольку растяпы стражники не без моей скромной помощи утеряли сопроводительное письмо… Я мрачно разглядывала усланный снежным покрывалом простор монастыря с аккуратными дорожками, палатами, церквями и хозяйственными пристройками. Время здесь словно останавливалось, подчиняясь вялому ритму смиренного существования, который был сродни тихой смерти… Да уж, инквизитор явно знал толк в издевательствах, отправив меня сюда. Я заставила себя скинуть легкое оцепенение и подключилась к разжиганию скандала, попеременно подначивая стражников и стрельцов язвительными подколками. Я не слишком надеялась, что это поможет, слишком решительно были настроены мои сопровождающие, но попробовать стоило. Вскорости появилась одна из монахинь. Сестра Клаудия спокойно выслушала раздраженные требования стражников, оглядела меня с ног до головы, а потом велела следовать за ней. Тяжелые внутренние ворота захлопнулись за мной с противным царапающим скрежетом, и внезапно стало мало воздуха. Я едва поспевала за монахиней, пытаясь выровнять дыхание и собраться с мыслями. Я еще не решила, как буду себя вести с настоятельницей, поэтому присматривалась к сестре Клаудии и задала несколько уточняющих вопросов, на которые женщина отвечала так смиренно и тихо, что мне приходилось иногда переспрашивать.

При моем появлении матушка Селестина не подняла головы, продолжая заниматься бумагами. Я покорно стояла и ждала, разглядывая и палаты настоятельницы, и ее саму. Глазу не было на чем зацепиться в этой скромной, но добротной обстановке, ничего лишнего не нашлось как в светлых и просторных палатах, так и в пресном облике матушки. Привычный холод монастырских стен начал пробирать до костей, но я даже не шелохнулась, воображая себя в засаде. Мною подмечалось каждое движение матушки-настоятельницы, как она переворачивала бумаги, как писала, изредка покусывая кончик пера, как морщила длинный нос, как щурилась и замирала, обдумывая фразу… Она не играла и не пыталась томить меня ожиданием, она действительно про меня забыла. Поэтому, когда с бумагами было покончено, и она подняла голову, в ее темных глазах мелькнуло легкое удивление. Матушка Селестина тяжело вздохнула, встала и приблизилась ко мне.

— Инквизитор Тиффано заверил меня, что вы знакомы с укладом монастыря, — она заставила меня поднять на нее взгляд, обхватив мое лицо обеими руками. — Верю, что вы не доставите неудобств и подчинитесь здешним порядкам.

— Да, матушка, — едва слышно выдохнула я и выдавила из себя слезу, которая оставила настоятельницу равнодушной.

— Ваша келья в Надзерных палатах, там тепло, как и просил для вас инквизитор Тиффано. Праздность у нас не в почете, поэтому будете помогать на кухне в свободное от молитв время. Сестра Клаудия покажет вам дорогу. Слушайтесь ее. Благослови вас Единый.

Матушка Селестина убрала ладони с моих щек и сотворила священный символ, показывая, что разговор закончен. Но я не собиралась так просто уходить, поэтому рухнула перед ней на колени и залилась горючими слезами.

— Матушка, умоляю вас… Прошу… Помогите мне…

Она развернулась ко мне без всякого удивления и недовольно спросила:

— Что?

Я уже собиралась выложить ей про похотливого мерзавца-инквизитора, который силой увез меня от жениха и заточил здесь, домогаясь благосклонности, но слова застряли в горле. Подобные истории от знатных пленниц ей уже наверняка приелись, а кроме того… Мне до сих пор было неизвестно, что именно наговорил ей инквизитор.

— Прошу вас… Я все сделаю… только разрешите… мне…

— Вам запрещено покидать монастырь.

— Я не хочу покидать… Я хочу… принять постриг…

Любого человека можно привести в замешательство, если поступить не так, как от тебя ждут. Удивление на лице настоятельницы было явным, она растерялась, и я поторопилась закрепить успех.

— Умоляю, матушка, скажите, успокойте меня… Ведь стены монастыря смогут защитить меня?

— От кого?

— Я сделаю все, что приказал мне инквизитор Тиффано. Я найду для вас похищенную реликвию заступницы Милагрос, но после… Умоляю вас, я не хочу больше служить фамилияром Святой Инквизиции. Смогу ли я после принять постриг? Или же это невозможно?

— Наша обитель открыта для всех. Но я не совсем понимаю…

— Инквизитор… он же может запретить, забрать меня из монастыря и заставить опять работать на него… У него полномочия от князя… — я всхлипнула, подмечая, как потемнела лицом настоятельница.

— Превыше воли князя есть воля Единого…

— А еще полномочия от ордена Пяти… — добавила я, вспомнив текст сопроводительного письма.

Матушка-настоятельница недовольно нахмурилась, подтвердив мои соображения. Зависть и соперничество есть везде, даже в Святой Церкви, пусть и припудренные маской благочестия.

— Встаньте, — отрывисто скомандовала мне матушка Селестина, и я поторопилась подняться с колен и сесть на указанный стул, тщательно копируя подсмотренные повадки сестры Клаудии и выказывая лишь смиренное послушание сквозь тихие всхлипы.

— Не понимаю, при чем здесь реликвия? Хватит рыдать.

— Как же… Я думала, что вы… — изумленно воззрилась я на нее, вытирая глаза. — Разве не вы?.. Инквизитор сказал, что это вы просили найти похищенную реликвию… Я не понимаю…

— Какая глупость! — женщина пытливо смотрела на меня. — Это инквизитор Тиффано просил меня принять вас в монастыре и оградить от губительных пороков внешнего мира.

— Ну да, это прикрытие… Чтобы мое появление здесь не вызвало подозрений… и не спугнуло… — я осеклась, нарочито заткнув себе рот.

— Кого спугнуло? — угрожающе сдвинула брови настоятельница, из-за чего ее моложавое лицо враз обрело истинный возраст.

— Я наверное что-то перепутала… — залепетала я. — Должно быть, он пояснил все в письме, но оно…

Неважно, я найду реликвию, обещаю…

— Найдет она! Какая гордыня! Как? Как вы ее найдете? Испокон веков реликвия святой Милагрос хранилась в этих стенах, надежно укрытая от чужих взглядов! Но великому князю вздумалось забрать ее для благословления еще одной экспедиции в Дальний свет, к этим дикарям-безбожникам! И ее похитили из Академии… почти год назад… — матушка-настоятельница вперила в меня обвиняющий взгляд. — Почему вы решили искать ее здесь и сейчас?

— Инквизитор сказал, что… был сообщник… тут… я должна… найти его… ее…

— Какая наглость! Кто из вас врет? Он предупредил, что вы ненормальная, но до такой степени вероломной лжи даже безумный разум не может дойти!..

— Я не сумасшедшая! — я закрыла лицо руками, однако продолжая сквозь пальцы внимательно следить за собеседницей. — Зачем он так говорит? Ведь я… Да, я вижу скрытое, но… это Единый открывает мне истину!.. Я… провидица…

Матушка Селестина не выдержала и подошла ближе, отведя мои руки от лица и уставившись на меня в упор. Я ответила ей честным взглядом, полным слез.

— Именно поэтому инквизитор не хочет меня отпускать. Вы слышали про стихию в Кльечи? Я думала, что это просто дурной сон, но… И мне бы все равно никто не поверил. Инквизитор объявил о видении надвигающегося на город заворотня, и город был спасен. Но после господин Тиффано стал угрожать обвинением в колдовстве и обманом заставил меня стать его… заставил шпионить для Святой Инквизиции, — я склонила голову и обхватила колени руками, предоставляя матушке додумать стыдливо замолчанные подробности. Особую пикантность ситуации придавал тот факт, что мне даже не пришлось врать.

— Да, я слышала, что инквизитор Тиффано был благословлен прозрением грядущего. Но почему я должна верить вам, а не ему?

— Я не прошу вас верить… Я прошу лишь защитить меня и принять в этой тихой обители. Я так устала видеть осколки будущего… или прошлого… Они терзают мой разум, сводя с ума… Но я не сумасшедшая!.. — после некоторой паузы я решила добавить живописных деталей. — Святая Милагрос плакала на гравюре, кровью плакала…

— Что? Откуда вы знаете о слезах святой? — схватилась за сердце матушка. — Отвечайте! Вы видели гравюру? Где?

Еще бы я ее не видела, проторчав с ней за городом почти неделю. Я так долго, до рези в глазах, вглядывалась в гравюру, что надменный профиль святой, стоящей на берегу и держащей на руках младенца, рассыпался потоками слез. При свете очага кровавые слезы оживали разными узорами, стоило лишь чуть сменить угол зрения или отдалить гравюру. От нечего делать я забавлялась этой пляской картинок, разглядывая причудливые изображения то загадочных символов, то оживающих морских чудовищ, то гигантских кораблей, то бурного водоворота, пожирающего весь мир. А может мне это все чудилось со скуки… Но сейчас, глядя на взволнованное лицо матушки, я уже так не думала.

— Во сне я ее видела. Как инквизитор мне ее найти поручил, так она и стала приходить ко мне во сне.

Оживает с гравюры, тянет ко мне руки и плачет так горько, что сил никаких нет…

— Ваша келья, — едва слышно промолвила сестра Клаудия, распахивая передо мной дверь. — Одеяние послушницы на кровати. Если надобно что-то еще, я буду в больничных палатах. Вечеря в шесть, не опаздывайте.

Она ушла, оставив после себя едва ощутимый запах горькой полыни и… почему-то крепкого табака. Я замерзла так, что зуб на зуб не попадал. Торопливо переодеваясь в грубое, но теплое платье послушницы, я прикидывала расклад сил. Завоевать доверие матушки-настоятельницы будет непросто, придется разыграть божественное прозрение и вернуть реликвию. Но слова Селестины меня озадачили.

Почему реликвия так удачно оказалась на хранении в Академии? Совпадение или чей-то злой умысел?

Таинственный заказчик был прекрасно осведомлен обо всем и снабдил атамана подробными указаниями. Еще тогда я искренне недоумевала, что такого ценного может быть в этой гравюре. Понятно, что в глазах церковников она была бесценна, но что с ней собирался делать заказчик? Он дал аванс в двадцать тысяч золотых и обещал в два раза больше после того, как реликвия будет у него.

Сумасшедшие деньги… Запах табака усилился, а потом на грани слышимости до боли знакомый голос насмешливо пропел: "Жадность шулера сгубила…" Меня охватило отчаянное бешенство, и я пнула со всей силы ночной горшок. Нет, атаман, я так просто это дело не оставлю. Я заправила волосы под платок и решительно распахнула двери.

После часовой прогулки по территории монастыря стало понятно, что сбежать будет очень непросто.

Высота стен была в три раза выше человеческого роста. Караул на воротах состоял из княжьих стрельцов, которые дотошно проверяли телеги с монастырским товаром. За все время наблюдения лишь одна сестра вышла через ворота, и та — с личного разрешения матери-настоятельницы. Послушниц и монахинь было много, и я логично предположила, что едва ли они все знают друг друга, а поэтому выдала себя за одну из них. Пристроившись к небольшой группе послушниц, которые помогали загружать обоз с монастырской выпечкой, я быстро разузнала местные сплетни. Порядки здесь были строгие, праздношатание послушницам не позволялось. Большинство из них работали в хлебной, часть ухаживала за теплицами, некоторые помогали в приюте и больнице. Среди прочих высокородных инокинь здесь была и младшая дочь великого князя. Три дня назад у нее случилась истерика, и она попыталась удавиться на собственном поясе. Ходили слухи, что двадцать лет назад ее насильно заставили принять постриг уже беременной. А вскорости у бездетного разорившегося семейства Арметино родился сын, которому щедрый князь пожаловал земли на востоке. Если предположить, что Ивер и был тем самым незаконнорожденным внуком князя, то известие о смерти сына могло привести княжну Федору в такое отчаяние, что она решила свести счеты с жизнью. Все это было крайне интересно, но ни на шаг не приблизило меня к идее, как сбежать из монастыря. Разве что устроить небольшую заварушку с попыткой государственного переворота…

А с другой стороны, зачем так усложнять? В конце концов, не место красит человека, а человек место.

Выход отсюда наверняка есть, в том числе и через подземный ход, который был предусмотрен для любого монастыря на случай осады. Если правильно разыграть карту с похищенной реликвией, то матушку-настоятельницу можно сделать своей союзницей. И тогда я смогу спокойно плести интригу отсюда, не опасаясь, что кто-то будет путаться у меня под ногами. Я ухмыльнулась так зло, что послушница напротив меня запнулась на полуслове и испуганно отшатнулась, выронив хлеб. Монастырь станет не тюрьмой, а логовом, откуда меня не сможет выкурить даже инквизитор… Какая ирония, ведь он потратил столько сил, чтобы упечь меня сюда… Я отправилась на поиски сестры Клаудии с просьбой разрешить помогать в приготовлении горького какаового лекарства для несчастных больных деток из приюта.

Даже запах шоколада не мог перебить отвратительной вони приютской больницы. Цвета смешались, звуча пронзительной какофонией детских стонов, а тихий шепот сестер обжигал глаза алыми сполохами.

Стоя посреди палаты, я задыхалась в приступе, путающим в клубок все ощущения и заставляющим чувствовать вонь чужих эмоций. Эти стены протухли запахом горько-кислой плесени, как воняет давно заброшенный дом. в котором никто и никогда уже не поселится. Тихое отчаяние, боль, страх и бесконечное одиночество смешивались с нелепыми нотками сладковатой надежды на чудо… или на жестокое милосердие Единого… Я зажмурилась, вслепую поставив поднос с горячим лекарством, добралась до свободной кровати и упала на нее, пытаясь справиться с приступом.

Кто-то дотронулся до моего плеча и спросил, полоснув зеленью сквозь сомкнутые веки:

— Крета Хризштайн, вам нехорошо?

Я открыла глаза, с трудом различая лицо собеседницы. Надо мной склонилась княжна. Ее облик плыл маревом обессиленного лихорадкой сна, но это определенно была Юлия. Что она делает в монастыре?

Инквизитор и ее решил сюда упечь? Или у меня бред? Я потрясенно выдохнула:

— Княжна Юлия? Что вы здесь делаете? — потом сообразила, как непочтительно это прозвучало, и поправилась. — Простите меня… сиятельная княжна, вы?.. Не ожидала вас здесь увидеть…

Ее узкая прохладная ладонь легла мне на лоб:

— Кажется, у вас жар…

Она помогла мне встать и отвела в закуток, где отдыхали монахини и послушницы, сменяя друг друга во время ночных бдений над больными детьми.

— Вы так плохо выглядите… — искреннее беспокойство плескалось в ее прозрачных зеленых глазах. – Господин Тиффано упоминал, что вам нездоровится… Это неправильно, что вы здесь. Надо позвать сестру Клаудию, она…

Я удержала ее за руку и оборвала на полуслове.

— Не надо. Со мной все хорошо, я помогаю сестрам. Шоколад… то есть какаовое лекарство для больных готовлю. Простите меня, сиятельная княжна, но что здесь делаете вы?

— Помогаю в приюте, как и вы, — улыбнулась девушка. — Или княжна не может сделать хоть что-то хорошее для других? Мне все же кажется, что вам следует отдохнуть. Я сама могу раздать лекарство деткам.

Бедные малыши… они давятся этой горечью… Как думаете, оно и вправду такое чудодейственное, как о нем говорят?

Слабость во всем теле еще давала о себе знать после приступа, но я не собиралась выказывать немощь перед этой соплячкой. Тяжело опираясь на ее руку, я встала на ноги и сказала:

— Можете не беспокоиться, я сделала шоколад сладким. У вас не возникнет сложностей с детьми. Еще добавки попросят.

Я мрачно наблюдала, как княжна Юлия поит сладким шоколадом маленьких страдальцев, а рядом со мной умилялась ее доброте и самоотверженности пухлая послушница. Она сопровождала каждое движение княжны восторженными охами и ахами, доведя меня до белого каления. Я пыталась сосредоточиться и подумать над открывающимися возможностями, но потом плюнула и пробормотала достаточно громко:

— Надеюсь, она не повторит судьбу княжны Федоры…

— Вы о чем? — охнула толстушка, всплеснув руками. — Да вы что!.. Княжна Юлия такая добродетельная!..

Я пожала плечами и добавила:

— Не знаю, куда смотрит ее отец. Или он думает, что раз на красавчике, который трется возле его дочери, инквизиторская мантия, то этого достаточно? Пфф… Кстати, вам не кажется, что княжна… ммм… поправилась? Хотя нет, показалось, это просто платье морщит в талии, наверное, крой неудачный…

Глупая послушница ахнула, уставившись на княжну коровьими глазами, потом зажала себе рот и утопала прочь с неожиданной для такой пышной особы прытью. Жизнь в монастыре скучная и пресная, но сегодня я добавила в нее пикантную приправу слухов. И с каждым днем здесь будет все веселей и острей…

Княжна погладила белобрысого изможденного мальчика по голове и направилась ко мне с такой доброй и блаженной улыбкой, что у меня заныли зубы.

— Я закончила. Вы просто кудесница… Как вам это удалось? Шоколад действительно сладкий, и малыши все выпили, — она была само олицетворение невинной добродетели, и я вымучено ей улыбнулась.

— Мне пришлось хорошо потрудиться, чтобы добиться этого, ведь… Я же хотела представить сладкий шоколад на кулинарном состязании, но… — я махнула рукой, — видно, не судьба…

— Отчего же? У вас получится, я уверена.

— Сиятельная княжна, я застряла здесь и даже не могу подать прошение об участии в состязании.

— Застряли? Не понимаю. Почему?

— Обещала инквизитору Тиффано помочь найти похищенную реликвию святой Милагрос, — я тяжело вздохнула. — Богоугодное дело…

Княжна деликатно взяла мою руку и сжала в своих ладонях.

— Не отказывайтесь от мечты, прошу вас.

— Вот если бы кто-то подал прошение от моего имени… — я досадовала на эту соплячку за недогадливость и уже говорила прямым текстом. — Хотя кто бы это мог быть?..

Прозелень ее громадных глаз наконец озарилась идеей, и Юля радостно улыбнулась.

— Боже, ну что за сложность! Я могу подать прошение, хотите?

— О, сиятельная княжна, это так неожиданно, — я старалась не выдать ехидства, — но мне, право, неудобно вас обременять…

— Нисколько меня это не обременит. Я с радостью помогу вам, как вы помогаете Кысею… то есть, господину Тиффано.

Я скрипнула зубами и высвободила свою ладонь из ее рук, чтобы не сломать ей запястье.

— Ах, сиятельная княжна, если бы я тоже могла вам помочь… тогда бы не чувствовала себя столь неловко… — еще один мой намек пропал втуне, но я не сдавалась и попробовала зайти с другой стороны. — Давайте я хоть провожу вас… А знаете, если я выиграю, то обязательно приготовлю самый вкусный шоколад на вашу свадьбу, сиятельная княжна! Это будет мой скромный подарок вам за вашу доброту…

Княжна Юлия погрустнела и молчала почти всю дорогу. Мы медленно шли по внутреннему дворику Надзерных палат, в центре которых выходил наружу горячий подземный ключ, давая тепло этой части монастыря. Я ломала голову, как бы еще вывести разговор на Густава, но боялась спугнуть эту трепетную лань излишним напором. Но тут Юля остановилась, разглядывая шипящие струи, и горько произнесла:

— Мне так одиноко… даже поговорить по душам не с кем…

Я встала рядом с ней, едва сдерживая ликование, и также тихо и проникновенно ответила:

— Мне тоже бывает очень одиноко… Что за печаль вас терзает? Может, я и в самом деле смогу вам помочь?

— Мне никто не может помочь. Я не вольна распоряжаться собственной судьбой.

— Вы говорите… про помолвку?

— И про нее тоже, — грустно улыбнулась княжна. — Вояг Густав — хороший человек, и я должна выйти за него замуж, но…

— Но вы любите другого?

— Я должна полюбить вояга и отказаться от… — она замолчала в отчаянии.

— Милая княжна, но разве любовь не есть величайший дар Единого людям? Как же можно нарушать божью волю и выходить замуж за нелюбимого? Разве не вы мне сейчас советовали не отказываться от мечты?

Она подняла на меня полные слез глаза и покачала головой.

— Вам легче… А я не могу ослушаться отца… Но и приказать сердцу тоже не могу…

— Что же делать? — я прикусила губу и потерла вспотевший под платком лоб, делая вид, что задумалась. – Вы должны бороться! Напишите воягу Густаву письмо и объясните свои чувства, просите его отказаться от свадьбы. Если он такой благородный, как о нем говорят, то неужели он будет настаивать и неволить вас?

Если помолвку разорвет сам вояг, то вам не придется ослушаться отца. И тогда…

Я не успела договорить, потому что княжна вцепилась мне в руку и затрясла ее.

— Конечно! Господи Единый, ну конечно же! Какая вы умница, крета! Написать и все объяснить! Может быть тогда я смогу… хотя бы попытаться… последовать за мечтой… да, точно!..

При мысли, что плотские мечты могут привести эту дуру в койку к моему инквизитору, мне сделалось дурно. Целибат целибатом, но он смотрел на нее влюбленными глазами. Так, как никогда не смотрел на меня… Клятый Густав!.. Если бы не он, то… Но нет, я не трону княжну, я буду притворяться ее лучшей подругой вместо того чтобы выцарапать ей глаза, я сделаю все, что угодно, чтобы выманить вояга в столицу.

Почти все… Потому что Кысея она не получит.

— Сиятельная княжна, надеюсь, что вы не броситесь в омут безрассудных чувств и сохраните честь семьи, потому что иначе я никогда себе не прощу…

Но она уже меня не слышала, мечтательно уставившись на исходящий паром горячий источник и витая в облаках. Я обняла ее за плечи и отвернула от воды.

— Вы меня слышите? Княжна? Подумайте об инквизиторе, он церковнослужитель и не может ответить вам взаимностью…

— Да, вы правы, — медленно проговорила княжна, ее взгляд вновь стал осмысленным. — Кысей это тоже не одобрит, как и отец, но и пусть… Зато будущий муж не сможет отказать мне в подарке!.. Я сегодня же напишу воягу Густаву!

Я оторопело смотрела на радостно улыбающуюся девушку, которая разве что не подпрыгивала и хлопала в ладошки от счастья.

— В подарке? Не понимаю… В каком подарке он вам не откажет?

— В корабле, конечно же! — она удивленно взглянула на меня, а потом опять мечтательно прикрыла глаза, до отвращения напомнив придурошного инквизитора. — Мой собственный корабль, где я буду капитаном и смогу отправиться в плаванье, как и мечтала! Именно такой свадебный подарок я попрошу у вояга!

Господи! — Юля открыла глаза и бросилась мне на шею, прижавшись в доверчивом объятии и горячо шепча на ухо. — Милая крета, как я вам благодарна за идею! Благодаря вам моя мечта исполнится!

Я тупо смотрела на алеющее ранним зимним закатом небо без единой мысли в голове. Княжна отстранилась и возбужденно встряхнула меня за плечи. Ее щеки раскраснелись от мороза, а волосы выбивались нежными завитками из-под простой вязаной накидки. Мне хотелось утопить дуру прямо здесь.

— Не расстраивайтесь! Я не позволю вам отказаться от мечты! Можете даже не волноваться, я подам прошение и буду болеть за вас на этом состязании! Вы выиграете, я верю в вас, слышите? Кысей всегда так говорил, когда у меня что-то не получалось, и это работало! Вы поверили в меня, а я поверю в вас…

Сегодня же подам прошение и сегодня же напишу письмо!..

Юля торопливо распрощалась со мной и почти бегом покинула дворик. Я безучастно смотрела на ее тающие на снегу следы, а потом шагнула в горячий источник, находя странное удовольствие в его обжигающих ударах. Господи, ну почему, почему? Мало мне этого чокнутого девственника-перестарка со своим нелепым целибатом и истовой верой, так он еще и девчонке ухитрился голову заморочить глупыми небылицами себе под стать. Она о замужестве должна думать, а не мечтать о дальних странствиях. Я опять просчиталась и опять из-за красавчика. Господи, ну чему он ее вообще учил? Куда смотрел ее отец? И что теперь делать мне? Как поставить под угрозу помолвку? Как выманить Густава? Все планы коту под хвост… Я промокла насквозь, прежде чем подоспевшие монахини вытащили меня из источника.

Я сидела в палатах настоятельницы и безучастно разглядывала пустую белую стену напротив себя.

Разглашение сведений о помолвке заставит зашевелиться недругов вояга, но этого не достаточно, чтобы он бросил дела и отправился в столицу. Почти неделя пути… Нет, он не рискнет оставить все без присмотра, особенно учитывая, сколько врагов успел нажить. А слухи об интрижке княжны и инквизитора до Густава попросту не дойдут, хоть кричи об этом на каждом углу. В лучшем случае они выйдут за пределы монастыря и достигнут ушей князя Тимофея, доставив немало неприятностей красавчику.

Правильно атаман советовал не связываться с дураками, потому что никогда не знаешь, что за глупость они выкинут. Дура сиятельная, в голове у которой одни корабли и морские приключения! Ничего, вояг быстро из нее выбьет всю дурь, когда она станет его женой. Только мне от этого не легче.

— … Лидия, вы меня слышите?

Я перевела пустой взгляд на настоятельницу.

— Сестра Клаудия сообщила, что вы вели себя странно, однако усердно работали на кухне и в приюте, что похвально. Я все обдумала и приняла решение. Я не склонна вам верить, однако дам шанс доказать, что вы говорите правду. Если вы найдете реликвию, то я разрешу вам принять постриг… или же покинуть монастырь, по вашему желанию, что захотите.

Настоятельница следила за каждым моим движением, сложив руки на груди.

— Ничего не хочу. Мне некуда возвращаться, — равнодушно ответила я. — Моя помолвка сорвалась, жених не хочет меня видеть после того, как инквизитор… Даже служанка от меня шарахается, считая безумицей.

Я думала, что найду здесь покой, но… Мне все равно, матушка, я доверяюсь вашей власти. Я хочу лишь одного — найти реликвию, чтобы… чтобы проклятые сны перестали мучить мой разум.

— Я не могу игнорировать события в Кльечи, там воистину было божественное прозрение, ибо о таком невозможно узнать из других источников. Колдовская природа видения исключена, ведь сведения пошли во благо и спасли жизни. Вы упомянули слезы святой, знать о которых мог только тот, кто держал гравюру в руках. Не знаю, откуда вы узнали об этом, и почему решили присвоить себе заслуги инквизитора Тиффано, оболгав его, только верить вам не собираюсь.

Я пожала плечами и промолчала. Настоятельница уже была на крючке, в отличие от княжны, вокруг которой крутились все мои мысли. Крутились в бешеном и безнадежном водовороте.

— Где вы были год назад во время похищения реликвии?

— Не помню… Мы с братом путешествовали, пока были деньги. Хотя нет… Точно, прошлое изморозье мы встречали в Вышне. У меня там племянница была послушницей в Стародевичьем монастыре, ее проведывали.

— Я прекрасно знаю тамошнюю настоятельницу Игнес. Как она поживает? В добром ли здравии?

— Матушка, к чему эти проверки? Настоятельницу монастыря в Вышне зовут Еванесса. Я прекрасно это помню, как и жуткий запах от скотобойни поблизости монастыря. Если вы подозреваете, что я… — я неохотно поднялась на ноги.

— Сядьте, — пригвоздила меня обратно настоятельница. — Какая наглость! Да, вы ответили правильно, но это ничего не означает. Ладно, найдете реликвию, и можете просить меня о милости.

— Она близко… — прошептала я, тяжело сглотнув. — Она уже приходит наяву. Матушка, пожалуйста, прошу вас, помогите… Мне очень надо найти святую, я не могу больше слышать ее плач.

Настоятельница Селестина взяла мое лицо в свои ладони и вгляделась в глаза.

— У вас было новое видение?

— Да… Возле горячего источника… Его пары вдруг обагрились кровью святой Милагрос и сложились в странные рисунки, как будто бы…

— Какие рисунки? — она так крепко сжала мои щеки, что у меня заболели зубы. — Что там было? Отвечайте!

— Еще ее плач… похожий на завывание бури… Корабли… Ненавижу море!.. Чудовища… Они тянули ко мне щупальца и…

— Символы? Там были символы? — матушка встряхнула меня так, что в глазах потемнело.

— Да… — выдохнула я и эффектно рухнула в обморок.

Селестина нервно расхаживала по палатам, а я лежала на лавке, заботливо прикрытая покрывалом.

— Простите меня, матушка, — простонала я, приподнимаясь на локте и садясь.

— Не пойму. Или вы гениальная актриса, или же… Но нет, невозможно такое выдумать! Но и в ваши слова невозможно поверить! Реликвия испокон веков хранилась здесь, скрытая от чужих взоров, чтобы никто не смог… — настоятельница осеклась и уставилась на меня. — Что вам нужно? Чтобы быстрей найти ее?

Я едва не захлопала в ладоши — сказывалось дурное влияние княжны.

— Видения всегда связаны с местами или людьми… или предметами. Словно голос Единого набирает силу и звучит громче. Если бы я могла взглянуть на схрон, где реликвия была раньше, то…

— Нет, это невозможно, — жестко отрезала матушка.

— Понимаю, — смиренно вздохнула я, досадуя, что под конец игры не получится урвать такой жирный кусок.

— Тогда… В монастыре есть беженки из Асада? Среди насельниц или послушниц?

— Из Асада? Не понимаю. Почему? Объяснитесь.

— Среди прочих мне снится еще один сон. В нем я слышу плач святой и вижу город. Люди в нем голодают, теряя человеческих облик, матери поедают собственных детей, тьма безумия поглощает дневной свет, а святая протягивает мне горстку зерна на ладони. Я знаю, что это Асад. Знаю, что там был голод. Знаю, что Святой Престол отправил туда зерно. Но я не могу взять зерно, оно выскальзывает сквозь пальцы и превращается в кровавые слезы. Это так мучительно… собственная беспомощность. Я рассказала про сон инквизитору, а он… Он не захотел говорить об Асаде, сказал, что меня это не касается.

— Какая странность! — настоятельница хмурилась и кусала губы. — Как может быть связан голодный бунт в Асаде и похищение реликвии?

— Не знаю. Может, похититель был безумцем, который пережил тот голодный кошмар и винил святую за то, что зерно не успели доставить вовремя… или же вовсе не отправили… Мне нужны материалы по Асаду. Инквизитор сказал, что они засекречены и сданы в архив, но я чувствую, что там подсказка. А еще точно знаю, что реликвия где-то рядом. Но я же не могу обойти весь монастырь и поговорить с каждой в нем, на это целой жизни не хватит…

— Материалы из архива я вам достану. Ходить по территории можете свободно. Везде, кроме Казначейских и Материнских палат. Если еще что-то понадобится, говорите сестре Клаудии.

— Спасибо, матушка. Сегодня ночью я буду спать спокойно, даже если опять увижу плачущую святую.

Я встала и склонила перед Селестиной голову, скрывая довольную улыбку. Спать сегодня я не собиралась. Мне предстояла вылазка по монастырю в поисках подземного хода, а кроме того, я собиралась наведаться к княжне Федоре и свести с ней знакомство поближе. На всякий случай.

— Кстати, — голос матушки остановил меня уже в дверях, — к вам приехал брат. Очень хотел вас увидеть.

— Антон? — растерялась я. — Что он здесь делает?

— Да, он назвался Антоном, — матушка насмешливо смотрела на меня. — Но инквизитор Тиффано очень просил к вам никого не пускать.

— Матушка, умоляю вас, — я послушно упала перед ней на колени и схватила ее за руки, лобызая их и заливаясь слезами. — Раз он приехал сюда из Кльечи, значит, что-то случилось! Умоляю, разрешите увидеться с братом, смилостивитесь!..

Вся моя выдержка куда-то испарилась, стоило увидеть в дверях долговязую фигуру и взъерошенную белобрысую шапку волос. Я бросилась к брату на шею, чуть не споткнувшись о длинное платье послушницы.

— Господи, Антон, как же я рада, что ты приехал! — я расцеловала его в обе щеки, от чего он недовольно поморщился и отстранился, удерживая меня за плечи и пристально вглядываясь в лицо.

— Рада? Что ты уже натворила, Хриз? Да хватит нежности разводить! — отмахнулся он, когда я попыталась пригладить его непослушные вихры. — Инквизитор написал, что у тебя провалы в памяти, ты себя не помнишь. Это уже не в первый раз, между прочим. А здесь ты что забыла? Еле нашел тебя. Только не говори, что собралась обчистить монастырь…

Мою радость не могло омрачить даже упоминание Кысея. Я разглядывала обеспокоенное лицо брата, чувствуя, как потеплело на душе, как стало все просто и понятно, как сложились воедино оборванные ниточки, сплетаясь в красивый и простой узор.

— Милый мой братик… — я обвила его шею руками и широко улыбнулась. — Не хмурься… Я не буду грабить монастырь, не волнуйся. Смирение и послушание… У меня теперь совсем иные планы.

— От кого ты уже нахваталась набожности? И какие еще планы? — не успокоился Антон, слишком хорошо меня зная. — Все твои планы ничем хорошим не заканчиваются.

— С тобой у меня все получится. А планов так много, что даже не знаю, с чего начать, — я вглядывалась в родную синеву глаз, чувствуя, как исчезают последние сомнения. — Но начну я, пожалуй, с вояга Густава…

Совсем скоро его постигнет божья кара… не без моей помощи.

Антон испуганно перехватил мою сжатую в кулак руку и заставил разжать кисть.

— Хриз, успокойся, пожалуйста. Какой Густав? Где он и где ты! Ну куда ты собралась? Плаванье по зимнему морю тебя окончательно угробит… Подожди хотя бы до весны…

— Не нуди, Антон, — я расплылась в довольной улыбке. — Я не собираюсь никуда плыть, потому что Густав сам сюда явится. Мы его выманим.

— Долго думала, да? Господи, Хриз, спустись на землю!.. Люди не марионетки, которых ты можешь дергать за ниточки! Тем более, вояг Густав…

— Ты просто не знаешь, за что дергать, — я не удержалась и щелкнула брата по конопатому носу. —

Вояг собирается взять в жены юную княжну Ярижич, а мы с тобой… ее похитим!