Злое наследие

Глава 4 Опорный

У Створа Мятлы путешественники отыскали скудную, но всё-таки настоящую крестьянскую ярмарку, где оставили почти половину имеющихся денег на дополнительных лошадей, припасы и кое-какое снаряжение, без которого – о чём тут вообще спорить! – глупо даже соваться в безлюдные земли. В смысле, торговцы, «сватающие» покупателям всё это богатство, клялись и божились, что именно так и есть. Опытным людям пришлось поверить на слово.

Закупившись, компания двинулась дальше на запад. И уже очень скоро им стало ясно, что слухи о всеобщем бегстве людей с разоряемых земель и надвигающемся запустении не преувеличены, а, пожалуй, наоборот – преуменьшены. По Вейфе Мятле раньше во все стороны двигались многочисленные обозы: из сельскохозяйственной Иоманы везли провизию, обратно текли всевозможные изделия, и Вейфе Мятла пользовалась всеми преимуществами перевалочного пункта, выгадывающего свою мелочишку на торговле.

Сейчас здесь становилось всё безлюднее. Близ границы деревеньки и городки ещё держались в порядке. Но чем дальше, тем чаще путешественники обнаруживали: дорога пуста, ни души вокруг, а постоялый двор, на который они уже рассчитывали, брошен и разорён. И ладно бы только опустел, так ещё и залы были старательно загажены. Без споров: ночевать предстоит во дворе. А уже собирался дождь, темнело, и все понимали, что за ночь вымокнут до нитки и перемёрзнут до полусмерти. Грустная перспектива.

– Если есть трактир, значит, и деревня поблизости, – рассудительно заметил Килан.

– Логично, – согласился Эскевальд. – Уж там-то должен быть кто-нибудь. Всё не под дождём ночевать.

– И как ты сейчас в сумерках будешь искать деревню, а?

– Да проще печёной брюквы! Где тропки лучше всего нахожены-наезжены, в той стороне и деревня. Хочешь, сейчас найду? – И отправился, не дожидаясь согласия.

Направление он взял буквально за несколько минут. Можно было подумать, что знал заранее, а может быть, чувствовал след, оставленный десятками мужиков, приходивших сюда с дикой жаждой и уходивших, пошатываясь, полностью удовлетворёнными. Правда, кони тоже угадали, куда повернуть головы в ожидании. Именно они потянули хозяев за собой, как только те, осмотревшись, сообразили, в каких кустах прячется нужная тропинка. Может быть, почуяли пару стожков хорошего сена или запашок жилого тепла?

Но достаточно было выглянуть из-за полосы леса и кинуть первый взгляд на деревеньку, чтоб понять – ни очажного тепла, ни комфорта тут искать нечего. Если в поселении кто и остался, то прячется: где аромат дымка, пищи, да хотя бы свежеразрыхлённой в огороде земли? Ни огонька, ни струйки домашнего запаха. Только темнота, пустота и запустение. И собаки тоже молчат – значит, разбежались.

– Ну? – спросил Роннар. – Будем искать домишко поприличнее?

– Да зачем! Вон, заглянем туда. Смотри, на сарае стожок есть, целый.

Они осмотрели домишко и пришли к выводу, что тут, пожалуй, ночевать не стоит. Судя по всему, крыша сильно текла, а сарай, прикрытый сверху запасом сена, был слишком мал и очень уж смердел. Отправились проверять следующий двор. Вот тут-то и началось: за миг до того, как свистнула стрела, Аригис что-то почувствовал, слегка уклонился, и она ушла дальше. Напугала Эскевальда, но, к счастью, не ранила. В этот момент Роннар уже перекинул ногу, чтоб спрыгивать с седла, и думал он в первую очередь о том, как бы следующие стрелы не утыкали лошадей. У него-то есть шанс увернуться, а лошадки не проходили поборнический курс обучения.

Ещё он беспокоился об их с Аригисом спутниках, обычных солдатах с обычной выучкой. А так – больше ни о чём. Вряд ли на них напали бестии, они начинают атаку совсем иначе. С людьми же намного проще.

Несколько стрел прилетело в их сторону, пока до противника не дошло, что стрельба – глухой номер. Одну из лошадей всё-таки зацепило то ли вскользь по боку, то ли по крупу. Животное забилось, испуганное, Килан кинулся ловить её и успокаивать: и так ему стало совсем не до боя. Как раз теперь-то из-за сарая и груды брёвен, оставшейся от хлева, выскочили сами незадачливые стрелки. Хватило одного взгляда, и с ними всё стало ясно: бандиты. Слабо организованные и неопытные. Шваль, сравнительно недавно вступившая на дурную дорожку. Скорее всего, из бывших крестьян, а значит, бить коняшек целенаправленно не станут, для коренных земледельцев скот – святое.

Можно было разобраться с ними стремительно и безжалостно, без церемоний, но зачем. Этим будет довольно и крепких оплеух. Первому из набежавших молодой поборник врезал ногой, удобно используя луку седла как опору, тут же развернулся на другую сторону – встречать следующего. Лошадь не привыкла к джигитовке на своей драгоценной спине и затанцевала под ним, что, как ни странно, задачу даже упростило. На тычок странного, очень короткого подобия протазана Роннар ответил таким же пинком, левой ногой ещё успел отклонить оружие, да так, чтоб не в скакуна. И побеспокоился вслух:

– Конька мне порежешь. Окстись.

– Да ты чума, ты шваль такая! Шоб тебя на плетень натянуло!

– Давай, дружок, не шали.

Он отобрал у противника куцый протазан и аккуратно стукнул по макушке следующего разбойника. Аккуратно стукнул – жить будет, просто полежит чуть-чуть. Справа Аригис уже спешился и без особой выдумки молотил троих бандитов кулаками, а те, отлетев по разу, вскочили, башками тряхнули, словно кусаемые в уши жеребцы, и снова побежали за порцией тумаков. Килан всё ещё возился с конём, а Эскевальд сразу вытащил оружие и встал в оборону. И поэтому, видимо, банда сочла его более опасным. Предпочла наброситься всей кодлой на странную пару, отбивающуюся ногами-руками, словно тренированное человеческое тело – менее опасное оружие и от него какой-то иной смертью умираешь.

Впрочем, пинки вчерашним крестьянам тоже как– то не очень понравились. Всего со второй попытки они уже сообразили, что исходная задача, кажется, усложнилась, и попятились на пару шажков. Растерянно переглянулись.

– Ну, мужики, вы даёте, – добродушно усмехнулся Роннар, бросая протазан и усаживаясь в седле ровно. – Взяли – и на двух поборников сразу напали.

– Кто ж знал, – резонно возразил один из налётчиков, не принимавший участия в драке. Стоял он подальше других и смотрел твёрже, чем остальные. Видно, он и есть предводитель. Атаман.

– А зачем вообще налетали? Что вам – пустой деревней поделиться жалко?

– Ну, ребята, у вас на четверых восемь коней – на что вам столько? Делиться надо.

– Кому надо, тот пусть и делится. Обнаглели, мужики!

– Ты ж мне челюсть сломал, урод! – невнятно попрекнул мужик, сшибленный с ног пинком и по– прежнему медливший подниматься с земли. Боится, что ещё раз прилетит? Дуралей.

– А надо было приласкать, что ли? Скажи спасибо, что твою эту палку тебе в зад не сунул. Что это, кстати, такое?

– Да просто тесак для дичи на древке. Раньше была хорошая коса, торчком привязанная, так третьего дня сломалась. Пришлось придумывать…

– Ну, и разве таким оружием тыкают? Таким секут. Воевать надо умеючи.

– Кто ж нас научил бы! Слышь, поборник – может, научишь?

– А штаны свои не снять, не отдать? Вы реально офигели, мужики!

– Ладно уж, куда нам деваться-то?! Ну, подумай сам – какая в этих краях может быть жизнь? Мы б, может, и не рвались бы, но выхода-то нет. Приходится выживать как придётся. Посмотри на этих ребят: они б и сейчас с охотой пахали землю. Но как же пахать, если через день табуны бестий сначала с запада на восток, а потом с востока на запад галопируют!

Взгляд Роннара стал бдительным, он даже чуть вперёд подался.

– Так вы из Иоманы, что ли?

– Я-то да.

– И я.

– И я!

– Да большая ли разница? – сказал атаман бандитов. – Я вот, к примеру, из западной Мятлы, но там ведь сейчас тоже жить невозможно. Там столько бестий, что уже только бежать остаётся. Я всё хозяйство бросил. Весь скот, землю, посевное зерно, дом. Мне-то теперь что делать? Приходится промышлять как придётся. Ну, не сердись, что мы в вас стреляли. Правда, раскаиваемся.

– «Не сердись»… Ха! Вы мне коня поцарапали. Что теперь делать?

– Давай я посмотрю, – предложил один из нападавших. – Меня кони любят. – И, не дожидаясь разрешения от главаря и согласия от Роннара, отправился ловить раненого меринка. Удивительно – под его руками конь всё-таки успокоился и дал осмотреть покарябанный бок.

– В общем, не серчай, поборник, наша б воля, так мы бы ни за что!.. Сидели бы в своих усадьбах и трудились.

– Думаете, я поверю, будто вы, ребята, пошли по кривой дорожке поневоле? – усмехнулся Роннар. – Старые песни, так все любители лёгкой жизни говорят.

– Нашёл лёгкую жизнь! – возмутился налётчик. – Лёгкая – это когда с вечера знаешь, где будешь спать, что будешь есть, что станешь делать. Когда всё известно и привычно. Это дома – лёгкая жизнь. Ты намекаешь, что землю вроде как пахать труднее, чем разбойничать? Ха! Сельский труд для привычного человека не в тягость. А у разбойника что за жизнь? Как последняя тварь лесная мотаешься, и разве знаешь, чем будешь жив? Да и будешь ли! Так что уж лучше б ты молчал, раз не понимаешь главного! У самого-то в жизни всё понятно и просто.

– Понятно. – Роннар скривил губы. – Понятнее некуда. Я ведь поборник. Еду драться с бестиями… А давайте, мужики, докажите, что действительно не шваль, что стоите уважения. Едем со мной.

– Это куда? – спросил один из нападавших, ошеломлённый.

– В Иоману, конечно.

Мужики помолчали, переглядываясь и взглядывая то на одного Роннарова спутника, то на другого, то на него самого.

– Это что же, – уточнил наконец разбойничий предводитель, – все силы, которые князь бросил на освобождение Иоманы? Два поборника и два солдата?

– Князь вообще никаких сил на Иоману бросать не собирается, – ответил Аригис. – Мы сюда, как видишь, по собственному почину попёрлись. Исполняя свой поборнический долг.

– У вас-то поборнический долг. А у нас.

– Хотите вернуться к своим пашням? Вот ваш шанс. Присоединяйтесь к нам, поедем отвоёвывать у бестий Иоману. Придётся постараться, рискнуть, это да. Но другой возможности у вас не появится.

– Э-э…

– Так мы ж. Не солдаты. Воевать не обучены.

– Как на прохожих нападать, так умеете. А как свои же земли освобождать, так мы не солдаты, нас не учили! Будем разбойничать и добиваться виселицы!

– Вообще ж это князь должен отправлять войска воевать против бестий. На то и налоги собирают.

– Ну, и жди, пока морковка станет тёлкой! – зло бросил Аригис. – А то болтают: мы б лучше жили честным трудом, фыр-фыр! Врёте ж без совести! И налоги – когда последний раз платили?

– Да ладно! Всем людям хочется жить! И если вас в бой гонит долг, то мы-то что? Мы – люди простые. Без всяких умений и прочего. Нам просто хочется жить. А налоги б мы платили, да с чего…

– Я с вами, мужики, – сказал вдруг один из них, самый мрачный, самого бандитского вида – обросший, как бродячий пёс. – Обратно в Иоману.

– Я тоже, пожалуй. С поборниками в ватаге можно и рискнуть.

– А план-то у вас есть? План какой? Куда именно вы направляетесь?

– Мы поедем туда, где ещё остались жители, – властно, уверенно ответил Роннар. – Попробуем сорганизовать крепкий отряд. А дальше посмотрим. Может, укрепимся в деревеньке, а может, займём один из фортов.

– Уверен, что сумеешь управлять целой армией, поборник? – скривился атаман, явно колеблясь.

– Я совладаю с чем угодно.

– И откуда такая уверенность?

– Знал бы ты, кто он, так не спрашивал бы! – Аригис, отпустив комментарий, принял самый царственный вид, на какой был способен, словно происхождение друга и ему придавало значимость.

– И кто же он?

– Роннар, да скажи ты ему! Зачем отнекиваться!

– Ладно. Я – сын короля.

– Это какого такого короля?

– А что, тебе известно много разных королей?

Я знаю только одного, который всеми нами правил и в этом году почил, претворившись в Пламя и став частью божественной силы, да благословит его небо. – Бывший крестьянин отбарабанил это механически, как бы в доказательство того, что относительно недавно был в храме и слушал, что служитель говорит. А значит, при нём святотатствовать опасно, может и врезать во славу высших сил!

– Вот о нём и речь.

Все присутствующие уставились на Роннара: Аригис ликующе, Килан и Эскевальд выжидательно, остальные – тупо. И так молчали долго, очень долго. За это время женщина могла бы пуговицу пришить или заплатку приметать.

– Ну, – в конце концов выдавил один из мужиков, – на такие темы шутить никто б не осмелился. Значит, правду говорит. Надо же…

– Кто б мне поверил, если б я сказал, кого воочию удостоен был видеть, – пробормотал другой, одухотворённо возводя глаза горе. У него было лицо страстно верующего, и смотрел он сейчас на обретённое во плоти чадо своего бога, которому единственному отдал во владение свою душу и которому все его предки служили в мыслях своих.

– А действительно, и раньше б могли догадаться. Обличьем-то ты настоящий светлолик. Белокожий-то, белокожий.

– Неужели король действительно брал себе кого– то из наших баб?

– Что ж он, по-твоему, должен был брезговать?

– Наши-то бабы ведь самые лучшие! Или как? Разве всякие светлоликие с нашими сравнятся?

Ты бы раньше сказал, – заявил их предводитель, маясь. По всему видно – поверил. И забеспокоился, видно, ожидая, что вот сейчас отпрыск божества его и накажет за нападение. По-настоящему. – Совсем ведь другое дело. Если ты сын короля, то мы, конечно, с тобой. Следовать за сыном нашего государя – богоугодно. А направиться я б посоветовал, если мне будет дозволено сказать, к Далгафорту. Там бестии появились недавно, и деревни должны были остаться. Мужики там упрямые и крепкие, дай им только возможность, они уж постоят за своё. Опять же, деревню с двух сторон омывают река и приток – удобно оборонять.

– Это близко от границы с Мятлой, или как?

– Почти у самой границы.

– Значит, туда и направимся. Но вообще странно – что-то я не помню в Иомане Далгафорта.

– Потому что сам форт там был очень давно, – пояснил Аригис. – Он давно разрушен, его с землёй сровняли. А название осталось. Из нормальных, новых укреплений в Иомане есть Арисфорт, Ишмефорт и Гирнама-крепь. Кстати, Ишмей от Далгафорта недалеко.

– Ну и хорошо… Мужики, дождь начинается, давайте-ка перебираться под крышу. Есть тут хоть одна приличная крыша?

Крепкий дом под дранкой, которая не текла, в деревне нашёлся. Был и запас хороших дров, и фураж для коней, и лекарство для того из них, который в нём нуждался, и еда для людей. Бывшие разбойники сорганизовали для своего нового предводителя всё необходимое и даже излишнее. На ужин решено было прирезать последнюю уцелевшую тут курицу – всё равно уходить, так зачем её сберегать? Роннару рассказали, что деревенька опустела меньше месяца назад – те, кого не убили бестии, убежали, бросив все вещи и скот. И сбежавших, похоже, было немного.

В брошенных домах мужики из Иоманы ночевали в постоянном, нервозном ожидании нападения. Ведь бестии могли вернуться. Двигаются они беззвучно, нападают стремительно, и нельзя предвидеть, когда и сколько их появится в угрожаемых областях. Так что на ночь распределили дозоры: дежурить предстояло парами, внимательно вслушиваясь в темноту, и, если что, поднимать шум. Но выходцы из Тусклого мира словно чувствовали двух поборников и потому предпочли не появляться.

Роннар плохо умел ощущать их на расстоянии: сказывался недостаток опыта – но надеялся, что не подпустит врага слишком близко. И он очень быстро, в отличие от Аригиса и Эскевальда, успокоился насчёт новых членов отряда. Они вряд ли кривили душой или задумали какую-нибудь подлость. Их и в самом деле поманила возможность хоть как-то, но вернуться к прежней жизни, во всём понятной и со всех сторон известной. Они были не такие, как Роннар. Они б из замка, от рутины, не побежали.

Ему казалось, он видит их желания и намерения буквально насквозь. Узнав, кто отец только вчера встреченного поборника, бывшие крестьяне уверовали в него со всей накопившейся страстью природно религиозных людей. И дальнейший ход событий их уже беспокоил мало. Что там какие-то бестии, толпы и армии таковых! Конечно, все они будут повержены, раз ими решил заняться сам сын короля!

– Ты мог бы проповедовать, – сказал Роннару Килан. – Ходить по городам и весям и учить мужиков жизни. Говоришь складно, уверенно.

– Шуточки у тебя! Ну какой из меня проповедник!

– А им будет всё равно, что ты станешь рассказывать. После того, как представишься.

– Чтоб учить, надо и самому понять, в чём суть жизни. Хотя бы собственной. А кабы я знал, зачем живу!

– Странный вопрос для поборника. Конечно, ты живёшь для того, чтоб избавлять Опорный от бестий!

– Слишком у тебя это получается просто. Не-е…

– Говорить-то всё равно придётся. Как иначе будешь вдохновлять иоманских крестьян на подвиги? Дело сложное, важное.

– Ты нынче разговорился!

– Иногда можно.

Западная Мятла носила на себе следы торопливо разорённого крепкого быта. С широкого торгового тракта путешественники из осторожности свернули на приличную, но лишь кое-как наезженную дорогу, петлявшую от посёлка к посёлку. К счастью, новые спутники отлично знали эту местность от кочки до кочки. Верховые здесь везде проезжали без труда, и, кроме того, можно было навещать деревни, попадавшиеся на пути.

Кое-где встречались следы побоища, даже пожара, разорение и трупы, расклёванные воронами и начавшие активно разлагаться. Кое-где по улицам селений бродили позабытые куры, и не нашлось следов боя – видимо, жители успели сбежать, прихватив лишь тот скот и тот скарб, которые попались под руку. А на одном из хуторов были трупы двух мужиков, пришпиленных к стене крепкого дома, и растерзанные тела четырёх женщин от старухи до девчонки лет десяти. Тяжёлый, сладковато-омерзительный запах пропитал остатки усадьбы и подступы к ней и делал зрелище в разы страшнее.

– Пресветлое Пламя!.. – выдохнул самый впечатлительный из бывших разбойников.

Бестии так не тешатся, – сказал Роннар, давая знак, чтоб спутники обложили трупы женщин соломой и поленьями и подожгли разорённое и осквернённое крестьянское гнездо. – Бестии только убивают. Это наши погуляли.

– Погуляли? Наши не могли такое учинить! Это, конечно, были бестии!

– Нет. Наши.

– Да откуда ты можешь знать?!

– Бестии не бесчестят наших женщин.

– То есть как? Что же – совсем никогда не трогают баб?

– Убивают, как и мужчин, и детей, и вообще всё, что попадётся под руку. Но насиловать – такого не бывает.

– Да брось! Так уж.

– Мне о случаях насилия бестий над женщинами нашего мира не известно. А поборники всегда спешат сообщить друг другу любые новости о наших главных врагах.

– Вот как. Что ж это они? Как-то странно. Любой солдат после боя хочет только трёх вещей – наесться, напиться и бабу попластать.

– Откуда нам знать, почему они именно так себя ведут. Есть предположение, что брезгуют.

Огонь, к счастью, быстро охватил хутор, постепенно поглощая следы чужих страданий и даже смрад. Торопя спутников уезжать, Роннар вслух рассуждал о том, что ближайшие деревни теперь надо будет объезжать с осторожностью, потому что банда могла обосноваться где-нибудь поблизости, а встреча с нею может стать такой же опасной, как и с отрядом бестий. Всем придётся быть настороже и опасаться нападения как существ из нижнего мира, так и людей. Если, конечно, новые товарищи не в курсе, кто тут побеспредельничал и куда отправился дальше.

– Да это не мы!

– Уже хорошо.

– Да ладно, может, какие-нибудь пришлые, из других областей.

– То есть вы их не знаете.

– Со всякими выродками дружбы не водим. Да, разбойничали! Но такого никогда б не устроили! И вас бы отпустили по-любому. Только и хотели, что половину коней попросить!

Роннар только снисходительно скривился. Хотел улыбнуться, но не получилось. Сейчас ему казалось, что после всего увиденного улыбаться не получится ещё года два.

В нём поднималось отвращение к самому себе. Что поделать – он был очень молод и в глубине души чувствовал уверенность: мог и должен был предотвратить всё это. Мог и должен. Как – подобными вопросами чувства себя не обременяют. Они просто приходят, ведя с собой стыд, и это, считай, становится приговором. Только уверенность, что вот теперь-то он вмешался и сделает всё от него зависящее, причём, конечно, ему всё удастся, слегка успокаивала.

Разве он не сын своего отца?!

Теперь, когда деревни тоже могли стать для путешественников опасными, они заглядывали в каждое селение лишь с соблюдением всех предосторожностей. Путники были согласны, что лучше уж переночевать под кустиками, чем нарваться на тяжёлый бой, который, даже если увенчается победой, может стоить нескольких жизней с их стороны. И это ещё до первой встречи с бестиями!

В одном из посёлков почти на границе Мятлы они узнали, что возмездие иногда приходит даже раньше, чем ожидалось: похоже, бестии перебили здесь отряд людей, судя по одежде и снаряжению – бывших крестьян, а теперь бандитов. В колчане одного из убитых остались три стрелы с необычным пёстрым оперением – такие же, как на том хуторе, врезавшемся им в память. Так что Роннар осматривал деревню (нужно было прикинуть, давно ли бестии были тут и куда они направились дальше) без какого-либо сочувствия к жертвам.

– Что скажешь? – спросил у него Аригис, тоже искавший следы.

– Ушли к западу. Видимо, в Иоману.

– Мне тоже так показалось.

– Они странно себя ведут, – сказал Габеш, бывший атаман, который теперь старался быть Роннару возможно более полезным. Наверное, рассчитывал стать кем-то вроде помощника у столь важного лица. – Раньше выходили из ущелий и быстренько грабили ближайшие посёлки, а что происходит сейчас? Или они действительно собрались здесь обосноваться?

– Сложно сказать. – Роннар был очень сдержан. – Поборники уже много веков изучают бестий и их поведение, однако понять удаётся мало. Допрашивать пленных из их числа бесполезно, хотя и по реакциям на вопросы и обмолвкам уже можно сделать определённые выводы. Бестии приходят сюда за добычей и за подтверждением своей доблести. Чтоб себя показать.

– Показать себя нам?

– Нет, конечно. Нас они воспринимают только как законную добычу. И что именно изменилось – не знаю. Надо разобраться.

– Так что ты планируешь делать?

То, что мы уже обсуждали. Едем в Иоману, в Далгафорт. Да, вероятность столкнуться с отрядом бестий велика, но мы с самого начала знали, что она есть. Придётся рискнуть.

– Это-то конечно. – Габешу определённо было не по себе, но он предпочёл изобразить из себя бывалого воина.

Жизнь уже успела пообстругать этого землепашца и что-то непоправимо изменила в нём. Вернуться к земле он ещё мог, но уже отчасти отбился от прежнего и стал строить характер по-новому. Он уже не боялся отправиться в дальний путь за новой долей, и готов был отстаивать свой кусок – прогресс для того, кто был рождён крестьянином. Габеш старался убедить нового предводителя, что он вполне добропорядочен. Просто так уж жизнь сложилась, пришлось браться за оружие. А пойди всё иначе, разбойничьи намерения проявляли бы себя только во хмелю да в безумных фантазиях, не более того. И он со своими товарищами так бы и жил землёй и скотом.

Убеждать он, оказывается, умел.

С другой стороны, Роннара мало волновало, как на самом деле обстоит дело с новым товарищем. Если мужик не сбежит по-тихому сегодня или там завтра, то его предстоит увидеть и оценить в бою, потом в другом и третьем, и там уж станет ясно, чего он стоит на самом деле. Сын короля был спокоен и уверен, что всегда сумеет проконтролировать новых бойцов, чтоб держались в рамках приличий. Их всего-то восьмеро.

Впрочем, когда станет раз в десять больше, всё равно сможет.

Здешняя природа успокаивала. Вокруг было много недовырубленных, но основательно прореженных, а потому удобных лесов. С одной стороны, можно было свободно ехать по нему верхом и не мучиться, перекладывая поклажу на вьючных конях то так, то эдак, чтоб ветки не цеплялись за мешки, а с другой – прячься от посторонних глаз в своё удовольствие где и как захочешь! Аригис успокоил спутников, что бестии стараются избегать самых густых чащоб, так что, забравшись поглубже, можно хотя бы переночевать спокойно. Однако и в гуще леса лучше оставаться настороже, а то ж привычки и нравы меняются. Пламя его знает, вдруг твари уже освоились с лесами и начали их обживать!

Но вокруг царили тишина и покой, нарушаемые лишь ветром и редкими голосами птиц. Где бестии? Нету. Может, они и вовсе миф? Где люди? Разбежались. Может, только их компания и осталась на всём свете? Где скот? Сожран, уведён или, опять же, разбежался. И, может быть, цивилизацию придётся начинать с самого начала.

В сумках потихоньку заканчивались припасы, и уже мужики принялись прислушиваться и присматриваться к глубинам леса не с опасением за свою жизнь, а с гастрономическим интересом – кабанчика там завалить или оленёнка. До голода ещё далеко, сухари и вяленое мясо остались, но почему бы не подумать о будущем? Тем более что вот и след имеется…

Именно на этой интересной ноте у Роннара словно в носу защекотало дымком, только без знакомого запаха. Он взглянул на Аригиса – цепкий взгляд, нанюхивающее движение крыльев носа. То есть не показалось!

– Бестии, – предупредил он, и сразу стало тихо. Очень тихо. – Так, я и Аригис идём впереди. Остальные осторожно и группой – следом за нами. В бой сразу не лезть, но если бестии атакуют, отбивайтесь слаженно и уверенно. Испугаетесь, попятитесь – и вас примутся убивать с особенным пылом.

– А если стоять твёрдо, могут испугаться и сами побегут? – спросил Габеш.

– Нет. Вот уж чего точно не будет.

– Знаешь, лучше б ты ребятам сказал, что побегут. Как там в действительности будет – вопрос второй. Приободрившись, ребята стали бы упорнее давить. И если не получится, всегда можно сказать, мол, плохо старались или не повезло.

Роннар отмахнулся от него – мыслями он уже был далеко:

– Делай что хочешь. Аригис!

Они заскользили вперёд по разросшемуся подлеску, почти не тревожа кусты. Бесшумность была абсолютно бессмысленна, потому что бестии обладали очень хорошим слухом (поборники уже начинали подозревать, что слух тут, может быть, и ни при чём, и, возможно, у их противников всего один единый орган восприятия – всё тело, как у змеи, например). Но осторожность каким-то образом давала результаты, в чём бы она ни выражалась – противник начинал чувствовать поборников чуть позже и так позволял им занять удобную позицию.

Вот и здесь, ступая по-охотничьи, словно к белке подкрадывался, Роннар успел заметить бестий и подсчитать тех, кого увидел сразу. Маленький отряд, который, похоже, и сам пытается понять, что происходит вокруг и куда идти дальше. Эти существа чувствовали себя неуверенно при свете дня, особенно если солнце сияло вовсю, и странно, что они сейчас здесь, а не укрываются где-нибудь в ущельях или хотя бы в занятом посёлке.

Бестии были похожи на людей – рослые, под два метра, мужчины в тёмной мелкой чешуе, кстати, довольно мягкой на ощупь. У всех – длинные тяжёлые волосы, связанные в хвост, чешуйчатые наросты над ушами, чёрные глаза и узкие, с горбинкой, носы. Одежда – из тонко выделанной кожи, снаряжение продуманное, а оружие так и вообще выше всяких похвал. Конечно, на взгляд соотечественников Роннара все бестии на одно лицо, но сам он потихоньку начинал смотреть на них иначе, отличать друг от друга, отмечать различия в характерах.

Именно так он постепенно переставал их бояться.

Один из бестий повернул голову к Роннару, и на какое-то мгновение они замерли, разглядывая друг друга. Черты лица этого существа поборнику не запомнились, а вот взгляд буквально пронизал, даже под черепом защекотало. В этот момент человек почувствовал, как брезжит разгадка тайны, о которой пока даже не догадывается. Странное было ощущение, колкое, хватающее за горло.

Почувствовал – и на время забыл.

Бестии бросились в схватку как всегда – без какой-либо подготовки, мгновенно, едва осознали, что тут есть на кого бросаться. И тут двое поборников могли действовать только сами по себе. Их ведь обучали разные сны, да и в бою они впервые оказались вместе, о привычках и технике друг друга имели очень слабое представление.

Чтоб не мешать другу, Роннар ушёл в сторону от него, прямо по кустам, и, похоже, бестии сочли это попыткой сбежать. Накинулись с особенным пылом, оставив на долю Аригиса всего двоих из своего числа. Пока ещё успевал думать, сын короля тоскливо смирился с худшим, потому что серьёзный бой с бестиями у него был три года назад, и чем может закончиться этот, очевидно. Но уже через миг стало не до воображения и предположений.

Правда, загадочная сила, которая когда-то взялась обучать мальчика-сироту искусству боя, и сейчас осталась с ним. С бестиями, пожалуй, было даже проще драться, чем с людьми, потому что они никогда не нападали кучей. Действовали всегда так, чтоб и самим удобно, и друг другу не мешать. Кстати, в большинстве своём оружием и телом они владели отлично, и в парах действовали на зависть. Кусты, деревья, пеньки и наломанные ветки – всё это мало смущало темночешуйчатых бойцов. Им вообще мало что могло помешать.

И манера боя с ними, кстати, была чуть-чуть иной, чем при схватке с соотечественниками. Это Роннар усвоил ещё в отрочестве, когда только начал тренироваться с другими будущими солдатами. Сражаясь в обычном бою, он сумел бы покончить с каждым отдельно взятым противником-человеком быстрее, чем с бестией – людям хватало меньшего удара, меньшего выпада, напора послабее. Но зато не было бы возможности применить ту самую ювелирную технику, которая давала ему явное преимущество – или же пришлось бы очень много бегать, прыгать и, вообще, изыскивать пространство для размашистых манёвров. А это – лишняя трата сил и времени.

Ему казалось, он не прыгает, а катится по кочкам и кустам, едва касаясь ногами земли. Бестии, насевшие на него, дышали сквозь сомкнутые, но оскаленные зубы, коротко и часто: «Ху-ху-ху!», и звучало это так же страшно, как пронзительный, жёсткий боевой клич. Оружие в их руках двигалось так быстро, что высекало из воздуха даже не свист, а упругое гудение. И собственная жизнь сразу показалась штукой на изумление хрупкой, слабой, как огонёк свечи на сквозняке.

Но, к собственному отстранённому изумлению, Роннар обнаружил, что минуют мгновения, а он всё ещё жив. Что уж там ему приходится делать для этого, сознание едва успевало отмечать. Отступая в лес, чтоб получить простор для действий и создать побольше проблем противнику, который чувствовал себя неуверенно среди молодой еловой поросли, поборник в конце концов добрался и до «резерва» – спутников-крестьян. В бестий полетели стрелы, нацеленные так себе, но уж зато обладающие убойной силой, потому что расстояние было меньше десяти шагов.

Часть уроженцев Тусклого мира переключились на группу поддержки. И тут сын короля стал отмечать, какие именно результаты дают его усилия – вот один враг получил рану, а вот повезло удачно сделать выпад кончиком меча по подвернувшейся шее бестии. И, кажется, на его счету уже есть один вражеский труп – даже такую мелочь можно счесть хорошим знаком, было бы желание.

Отражать одновременно три-четыре меча – задача нерядовая. Хорошо хоть, что бестии орудуют короткими клинками, и потому трое и тем более четверо разом наседают на поборника редко, чаще всё же по двое. От доброй половины атак Роннар просто уворачивался, а другую половину приходилось использовать как опору для собственных финтов. Сил на то, чтоб до бесконечности прыгать, отшатываться, нырять и махать руками в обычном, даже тренированном человеческом теле надолго б не хватило. Освоенные чудесным способом приёмы давали бойцу возможность использовать импульс вражеских действий в собственных интересах. К тому же они экономили не только силы сражающегося, но и его время.

Вот так Роннара и мотало от одного противника к другому на пределе и даже чуть за пределом обычных человеческих возможностей – а потом плотная группа бестий начала редеть. Кто-то из них и сам теперь заметался между поборником и кем-то ещё, очень активным, разозлённым, малоповоротливым, но опасным. Кто именно это был – недосуг смотреть. Сын короля не пытался форсировать события и, избави высшая сила, не торопился. Просто, действуя, ждал, когда станет полегче, и можно будет сосредоточиться на паре противников или ком-то одном, а не на себе и своём выживании.

Так и стало спустя какое-то время, и впервые по ходу боя Роннар сумел заглянуть в глаза своему противнику. А заглянув, ощутил вдруг его усталость и от схватки, и от собственной ярости тоже. Но именно его отрешённость и это изнеможение дали возможность разглядеть в нём и слабость тоже. Правда, сын короля не успел разобраться, в чём суть этой уязвимости: он позволил бестии оказаться на своём мече, сразу стряхнул, чтоб тот не достал его на излёте сил, – и наклонился посмотреть в тускнеющие глаза.

Там, в чужой душе, жило последнее смятение чувств, которое не имело к случившемуся отношения. Там отразилась какая-то иная жизнь, о которой Роннар не имел представления. Умирающее существо смотрело на человека не как на врага. Он вообще не смотрел на того, кто его убил, и вряд ли воспринимал. И эта отстранённость показалась поборнику вещью более опасной и тягостной, чем прямая враждебность. Он и сам удивился своему выводу.

– Скучновато дерётесь, – заявил Габеш, поводя плечами устало, но с удовлетворением. – Я-то думал, поборники будут прямо летать и щёлкать этих бестий, как орешки. А вы… Просто дерётесь.

– Представляешь, сколько сил надо, чтоб акробатикой заниматься? На бой не останется. Драка – это всегда просто драка.

– Оно, конечно, так, но. Я думал, поборники так дерутся, что дух захватывает!

– Ну, извини, что разочаровали.

– Зато живы! – вмешался Аригис.

– Это верно. Все живы. Сколько их было-то, бестий?

– Девять, – скрупулёзно подсчитал Зиец, шустрый и щуплый парень, хорошо умевший стрелять из лука, но от драки державшийся в стороне.

– Ты б молчал вообще! – внезапно разгневался на него Габеш. – Сам-то даже в бою не поучаствовал, а туда же! Итоги подводить!

– Посмотреть-то можно?

– Только на посмотреть и годишься! Будешь кашеваром, от тебя другого толка нет!

– Смотреть бывает полезно, – прокомментировал Роннар, вытирая руки, залитые кровью бестий. У них она была бледнее, чем у людей – сразу заметно отличие. – Только один отряд? – Это, конечно, был вопрос Аригису.

– Один.

– Что-то маловато для целого отряда.

– Почему же? Десять-двенадцать бойцов, не удаляющихся далеко от места перехода, – обычное дело для бестий. Ну, тут, может быть, двоих-троих из своего числа потеряли уже в каком-нибудь бою. – Он усердно рылся в вещах убитых. – Припасов почти нет, одни трофеи.

– Значит, переход где-то рядом. Так получается?

– Подозреваю, сейчас в Иомане переходы уже почти везде.

– Жаль, что нет карты.

– Зачем карта? – Агач, густо заросший, обычно молчащий мужик, напоказ удивился. – И так расскажу. – Он вытряхнул из котомки убитого бестии трофейные женские бусы и начал выкладывать их на земле. – Всё расскажу. Края – знаю. До Далгафорта много раз ходил. Тут уже близко.

– Ну, рассказывай.

Объяснения затянулись надолго. Агач вольно размахивал руками, поясняя, какая нитка бус что обозначает, не сразу находил подходящие слова, и остальные щедро помогали ему в разъяснениях. Бывшие крестьяне совершенно не смущались близостью мёртвых тел. Роннар, отчасти слушавший, а отчасти наблюдавший за ними, подумал, что новые спутники, пожалуй, даже слишком быстро привыкли к новому для них образу жизни. Только что случился первый в их жизни настоящий бой с врагами, пришедшими из нижнего мира. А они спокойны, как бывалые наёмники.

И, пожалуй, хорошо, что так.

– Идём, – поторопил он. – Кстати, оружие бестий брать в работу не советую – для человеческой руки оно неудобно. А вот как материал для кузнецов – стоит прихватить.

– Трофеи-то ты забрать не запрещаешь?

– Зачем тебе бабские бусы? Бабские тряпки?

– Тут и мужское есть. Вот интересно – зачем бестии всегда бельё забирают? Знаю, что и скатерти берут, и отрезы домоткани даже!

– Посмотри, во что они одеты. Всегда только в кожу. Видимо, берут то, чего у них нет.

– Могли бы выменивать.

– Могли б, так выменивали бы, – проворчал Габеш, обшаривая последнюю котомку с трофеями. – Чего ты от них хочешь, они даже по-нашему не говорят.

– Нам сменка пригодится.

– Жаль, что они не несли с собой припасы.

– Да подъели, наверное!

– Как только посмели?! – Аригис покатывался со смеху. – Должны были нам доставить свои припасы в целости! И ещё каких-нибудь ценностей отсыпать сверху.

– А что – нет?

Смеялись; смех облегчал душу, напрягшуюся чрезмерно после того, как пришлось сыграть с судьбой в смертную игру и тонко осознать это лишь теперь, закончив поединок. Роннар знал тех, кто не смог выдержать первое же подобное напряжение, после сражения мучился страхом и снами, низвергавшими их в какие-то чудовищные и загадочные бездны самоедства, уходил из солдат. И это совсем не зависело от ума или воспитания. Были туповатые деревенские парни, которые обнаруживали вдруг такое тонкое чувство жизни и неспособности её отнять, что просто диву даёшься.

В глубине души этим людям поборник даже завидовал. Он привык к убийству в бою и спокойно переносил чужую смерть. Но ему это казалось неестественным. Зачем вообще в этом мире нужна жизнь, если убивать – правильно?

Тела бестий оставили, как они были, не прибрав. Пожалуй, спутники и не поняли бы Роннара, предложи он похоронить врагов. Для них «гости» из нижнего мира были страшной напастью, вроде суховея, града или урагана, который можно было попытаться остановить своими руками, но отдавать ему ещё какие-то посмертные почести – да зачем? Нагрузив на коней дополнительную пару мешков, довольно лёгоньких, потому что, стесняясь взгляда предводителя, его бойцы взяли только те трофеи, которые могли пригодиться им самим, – пустились в путь. Всех поддерживала надежда следующую ночь уже провести под крышей обжитого, а не брошенного дома. Но границу Иоманы пересекли только к закату – до Далгафорта было ещё далеко.

Попробовали было углубиться в лес, которым по видимости густо заросли обширные предгорья, однако быстро выяснилось, что до настоящей чащобы ещё идти и идти. Здесь, боясь, что лошади переломают себе ноги на колдобинах, Роннар посоветовал встать лагерем где придётся и, быстро приготовив еду, потушить костры. Затаиться. Страх перед бестиями в душах бывших крестьян только креп, пока на землю сходила ночная темнота.

Ночь всегда враждебна человеку, не способному пронизать её взглядом. Тьма кажется клеткой, заточившей в себе овеществлённую угрозу всех форм и размеров, на любой вкус, и, казалось, она вот-вот распахнёт дверцы, выпустит чудовищ на свободу. Путешественникам поневоле представлялось, что вот же, за каждым деревом сидит по бестии и просто выжидает подходящего момента для броска. Даже Аригис занервничал, когда расслышал вдалеке характерный гортанный окрик.

Подобравшись к Роннару поближе, друг шепнул ему:

– Слышишь? Перекликиваются.

– Угу.

– Значит, чувствуют себя уверенно. Как у себя дома.

– Да?

– Давно я их окриков не слышал. Там, где они могут ждать, что поблизости есть войска или деревня, способная сопротивляться, обычно обходятся без воплей. По-другому сигналят.

– Вот как. А в Мятле как себя вели?

– Тихо. – Аригис сдержанно пошуршал ветками, устраиваясь поудобнее. – А тут, видно, чувствуют себя как дома.

– Значит, зря мы туда идём, – пробормотал Габеш. – Ну кто, кто мог там уцелеть? Без поддержки-то княжеской армии и всё такое! Все убиты или разбежались, конечно. Придём к разорённому пепелищу, вот что, и сами сгинем.

– Я вас с собой насильно не тащил, – отрезал Роннар. – Сами хотели и сами пошли. И мы идём к Далгафорту. А если там никого из живых не окажется, пойдём дальше. Хотите вернуться?

– Отсюда-то? Самим, без поборников? Ага, какая идея! Кто из нас вообще дойдёт живым – при таких– то условиях?

– Тогда чего причитаешь, как баба? – буркнул потихоньку и суровый Агач. – Есть бестии, и пусть будут. Может, они нас не заметят!

– Как же…

– Лежите-ка молча, – велел сын короля. – И слушайте внимательно.

– Что задумал? – Аригис сразу уловил интонацию.

– Пойду посмотрю, что там творится. А ты, если что, справляйся сам.

Идти беззвучно по лесу Роннар умел похуже, чем опытный охотник. Но ему достаточно было удалиться от спутников, чтоб сознание отстранилось от всех иных забот и сосредоточилось только на одном, главном деле. Том, из-за которого он много лет не знал простого сонного небытия. Ради этого дела мальчик, а потом юноша ночь за ночью проживал ещё одну жизнь, полную сосредоточенности, боли в мышцах, запредельного напряжения и уймы сведений, которые следовало усвоить с ходу и безошибочно. Годы ночного обучения сделали чудо-воина из обычного парня, чуть более крепкого, рослого и бойкого, чем сверстники. И теперь это обучение следовало отрабатывать.

Скользя по лесу и отмечая, как приспосабливающееся зрение начинает потихоньку осваивать непроницаемую тьму, Роннар думал, что отец, конечно, сознательно сделал из него поборника. Такова была его воля и, видимо, полная доля магического наследства, на которое внебрачный сын короля мог рассчитывать. А значит, вряд ли отец желал, чтоб отпрыск бесславно погиб в боях с бестиями и тем более – с себе подобными.

Но ведь поборники мрут как мухи. А сейчас ещё и друг с другом выясняют отношения: кому жить, а кому умереть. Вряд ли институт поборничества должен выглядеть так, как он выглядит сейчас. Должно быть, уроженцы Опорного просто чего-то не понимают.

Отец, конечно, понимал всё (не мог не понимать, он же король, он должен быть всеведущ и всемудр!). И если король сделал собственного сына поборником, то, конечно, потому, что именно ему, Роннару, следует доискаться тонкостей, избежавших внимательного взгляда всех его предшественников. Навести наконец– то порядок в среде поборников Опорного. И, конечно, не так, как этот… как его… Годтвер.

Возвращаясь, Роннар безошибочно нашёл место, где его спутники встали лагерем. Оттуда ясно потягивало насторожённостью и угрюмым страхом, и ему подумалось, что если б бестии действительно искали их, то нашли бы довольно просто.

– Нет, – шёпотом ответил он Аригису. – Поблизости всё тихо. Если твари и есть, то дальше, в долине или где-то у реки.

– Считаешь, ищут нас?

– Ой, вряд ли. Если б искали, то нашли бы. Похоже, они куда-то идут.

– К Далгафорту? – вмешался Габеш.

– В темноте не поймёшь.

– Так, а… Зачем же было разведывать, если толком ничего и не удалось выяснить? Только головой рисковал.

– Ну, ты, брат, наглый, – усмехнулся Аригис, успокаиваясь. – Он же определённо выяснил – нас не ищут, заняты своими делами. Значит, можно спокойно спать. Тебе мало? Спокойно прожить до утра – мало?

– М-м-м, – прозвучало с той стороны – сочно и сонно, с зевком. – Не серчай, главный. Спокойно спать – дело хорошее.

Они действительно переночевали без приключений и в пути по предгорью (здесь к Агачу можно было обратиться буквально с любым вопросом об окрестных селениях, лесах, горах и дорогах, и это было очень удобно) бестий не встретили. Поля, показывавшиеся то справа, то слева, темнели распаханными, но не засеянными прямоугольниками, а иногда просто зеленели – значит, местные жители сбежали раньше, чем пришло время готовить пашню к новому урожаю. Если откуда краешком и показывалась деревенька, то она не радовала глаз – явно брошенная, иногда погорелая, прикрытая опалёнными, толком даже не успевшими зазеленеть, а уже пожухшими кронами садовых деревьев.

И надежда на то, что скоро их встретят бодрые соотечественники, уцелевшие, удержавшиеся под ударами бестий, начала умирать.

Но о том, чтобы вернуться или просто повернуть, речи не было. Путешественники шли дальше, время от времени заставляя Агача справляться с воспоминаниями и с тем, что он видел вокруг. Окольный путь, который они выбрали из осторожности, сперва поднялся над подошвой горы, почти к самым альпийским лугам, где в это время уже должны были пастись отары и табуны, но не было никого и ничего, а потом снова погрузился в приятную тень от множества крон. Кони были недовольны – они определённо рассчитывали расслабиться на травке, и головной меринок даже попытался артачиться, не слушаться Роннара. Пришлось останавливать всех и успокаивать конька, уговаривать, смирять.

Здесь лес во всех направлениях был прорезан тропками и дорожками, деревья аккуратно, но с пониманием прорежены, все буреломы, если они были, давно разобраны на дрова – и видно было далеко. Поэтому ещё раньше, чем прозвучала ворчливая подсказка Агача, Роннар разглядел в отдалении покосы, а потом и обработанные поля. Хорошо обработанные, не просто перепаханные и брошенные, уже подёрнутые свежей порослью того, что всё-таки обычно не сеют. А следом – и аккуратные крыши за крепким частоколом. Недавно обновлённые крыши с дымками, пляшущими там и сям.

– Большое селение, – похвалил Зиец.

– Я же говорил! Не такие тут люди живут, чтоб так просто сдаться!

– Вот трепло, – беззлобно напомнил Агач. – А кто уговаривал, убеждал, что зря идём? Не ты ли, а, Габеш?

– Я обо всех думал. Вот и всё. Чтоб вы потом меня не попрекнули. Но раз тут всё в порядке, то и споры лучше забыть.

– У них, наверное, и хлеб свежий есть, – жадно предположил Унор, самый молодой из мужиков.

– Ну-ка, придержите коней, – приказал Роннар. – Ещё не хватало подлететь на скорости, чтоб нас всех перестреляли. Подъезжаем медленно, спокойно, руки подальше от оружия. Говорить буду я.

И медленно направил коня к дороге.