Злая война

Злая война

Наемники собрали трофейное оружие и боеприпасы. Мартин решил не обременять отряд лишним весом, пополнил запас патронов и гранат к подствольникам, еще оставил два РПГ и выстрелы к ним, всего-то пяток набралось. Остальное велел прикопать в укромном месте, кто его знает, может, когда и пригодится.

Трупы «Псов» похоронили в зыбучих песках у плотины: негоже мертвецов, хоть бы и бывших врагов, на поживу падальщикам оставлять.

Своего погибшего — не повезло Бруно, достала его пущенная наудачу граната из РПГ, аккурат в висок осколок чмокнул, — закопали на берегу возле Причала.

Сложили поверх свежей могилы холмик из бетонных обломков, чтоб мутанты не разрыли. Капрал вбил в изголовье колышек с табличкой: «Бруно честный ландскнехт». Ангел разлил по сто грамм. «Помянем, братья-солдаты, товарища нашего. Славный был боец. Пусть ему спокойно лежится». Имущество покойного по обыкновению поделили. Баксу достался комбинезон, свой-то у него еще с ранения драный был: «Спасибо тебе, друг, за подарок. На том свете сочтемся». Вот и вся церемония.

Расположились на ночлег в том же складе, где оборону держали. Выставили караул, перекусили остатками дневных пайков, и отбой.

Ангел с Капралом неторопливо чаевничали у костерка, тихо болтая меж собой. Подле них крутился верный излом, ловя подачки и попутно приглядывая за контролером. Тому нахлобучили на башку камуфляжную панаму, чтоб не зыркал. Дайсу отчего-то не спалось. Ему всегда после боя заснуть было тяжеловато. Не то чтоб трупы снились. Сказки все это. Вот когда своего первого человека убиваешь, это да, помнишь долго. Может, еще второго. А когда война стала ремеслом, не задумываешься как-то. Привыкаешь, что ли. Только и фиксируешь: попал — не попал. Остальное не важно. Если не ты его, так он тебя. Адреналин по-другому поводу гуляет. Бой — он всегда бой.

Дайс подсел к товарищам. Ему налили чайку.

— Говорил я тебе, посчитаемся за Мертвый город. Вот и посчитались, и заметь, почти на том же месте, — продолжил Ангел разговор с приятелем. — Добрый знак. Будет нам удача и дальше.

— Знак-то добрый, — буркнул Капрал. — Только, я считаю, не списан их должок.

— О каких долгах речь, мужики? — поинтересовался Дайс.

— Да так, — дернул щекой Капрал.

— Была когда-то в Зоне компания наемная, и был у той компании капитан. Мартином звали. Славные храбрецы, большие дела честно делали, — распевно, как сказку сказывают, начал серб. — База у них тут неподалеку была, в Мертвом городе…

— Была да сплыла, — зло сплюнул Капрал. — Подставил нас сучонок Волкодав. «Свободу» натравил, вояк подтянул и сам с «Псами» пришел. Из всех наших мужиков, больше трех десятков, только шестеро в том бою выжили.

— Такая уж у ландскнехтов доля. Сами выбирали, — грустно вздохнул Ангел.

— Доля не доля, а встречу шакала — загрызу, — пообещал наемник.

— А чего это вы все про ландскнехтов поминаете? — спросил Дайс, прихлебывая чаек. — Вроде они того, давно сгинули. И дисциплинка у них хромала, и мародерством промышляли. Я даже слышал, слово «мародер» от фамилии капитана какого-то пошло.

— Ну ты скажешь, капитан. Выше бери, — возмутился Капрал. — Один Мероде был графом и генералом, другой — швед и полковник. Кто именно кумом вышел — неизвестно. Только и тот, и другой попозже жили. Лет этак на двести.

— Вы что, оба два? Историки? — Дайс с удивлением уставился на друзей.

— Ага. Любители. Вообще, люди разные попадаются, это верно, — согласился Ангел. — Вот ты, к примеру, по найму на жизнь зарабатываешь, а с чего начиналось зольднерское ремесло, не знаешь.

— Это у нас Ангел большой любитель старины. Я-то так. Наслушавшийся уже. Я тебе по секрету скажу. Наш кашевар вообще-то университет закончил, — заговорщицки понизил голос Капрал.

— И закончил, и что? Можно подумать, ты академиев не кончал.

— А у меня не считается.

— Да ладно, мужики, чего сцепились-то. Лучше давайте про ландскнехтов. Интересно же.

Ангел достал из нагрудного кармана плоскую фляжечку-заначку, отвинтил крышку, плеснул себе в чай жидкости янтарного цвета — надо же, сибарит, коньком запасся, — пустил по кругу, вновь укупорил и устроился поудобнее.

— Интересно ему, — проворчал. — Ладно, слушай, все равно делать пока нечего. Сначала было…

— Слово, — вставил Капрал. Ангел закатил глаза. — Все-все-все. А ты, парень, на лекцию нарвался.

— Сначала появились отряды наемников у швейцарцев. Они считались лучшими во всей Европе. И до того втянулись в это ремесло, что, почитай, каждый десятый в стране шел в наемники.

— Ну да. Вроде как папу до сих пор охраняют. Говорят, старейшая гвардия на сегодняшний день. Я, когда в Риме был, видел. Форма у них еще странная. Цветастая. Говорят, ее Микеланджело придумал.

— Это ты верно все подметил. Только Микеланджело позже был. Не так чтобы сильно, но, считай, почти на век промахнулся. Ну так я продолжу?

— Ага. — Дайс устроился поудобнее и отхлебнул из своей кружки.

— Так вот. У Швейцарии в те времена крупные проблемы были. Население достигало самое большее половины миллиона. Страна суровая. Работа на земле тяжелая, а вознаграждение за нее никакое. А теперь прикинь, в такой ситуации держать под ружьем кучу народу. От всякой страны, находящейся даже в более благоприятных условиях, чем тогдашняя Швейцария, требовалось совершенно исключительное напряжение сил. А если речь идет о продолжительном времени? Считай, что напряжение становилось просто недопустимым для страны.

В общем, в результате таких чисто экономических соображений швейцарцы пришли к стратегии на уничтожение. Заметьте, не надо сюда приплетать никакой политики. Не было ее. Экономика. Чистой воды экономика. Швейцарцам, как и всем остальным, надо было, чтоб поля и луга непрерывно обрабатывались. Да еще мужчины, способные носить оружие, могли оставлять землю лишь на короткое время. Потому они и старались как можно быстрее с врагами разобраться, то есть сделать свою кровавую работу, на которую нанимались, как можно скорее и основательнее. Им еще поля обрабатывать надо было. Рассеять рыцарей и пеших слуг феодального войска могучим ударом своей квадратной колонны было еще недостаточно: надо было отнять у них возможность снова собраться.

— Ага, переубивать всех на хрен, — влез Капрал.

— А ты что хотел? Верным средством обеспечить полное отсутствие желания рыцаря сунуться со своей ордой на твою землю была только смерть этого рыцаря. Все остальное не прокатывало. В общем, в результате дошло до того, что швейцарцам строго запрещалось брать пленных. Все, кто попадал в их руки, — уничтожались. Ну и о грабеже никогда не забывали.

— Что? Тоже экономика? — Дайс оторвался от созерцания огня и уставился на Ангела.

— А как же. Жить-то всем хотелось лучше. А где в скудной стране еще заработаешь. Только на войне, награбив у побежденных. Тем-то богатства уже без надобности будут, — разъяснил Ангел. — Дошло дело даже до того, что швейцарцев заставляли перед каждой битвой клятву приносить, что грабить павших будут не раньше, чем битва закончится.

— А если кто в плен сдавался?

— Можно было рискнуть. Но не всегда помогало. Вот, например, когда в бургундской войне мирный город Штеффис на Нейенбургском озере осмелился оказать слабое сопротивление швейцарцам, все жители его были перебиты. Гарнизон замка, взятого штурмом, с башен живьем побросали. Мужиков, которые спрятаться успели, связали одной веревкой и утопили в озере, как котят. Разобравшись с защитниками, швейцарцы разграбили городок подчистую. Как хроники писали, «так что женщинам и детям не осталось никакого имущества». Эта «бесчеловечная жестокость» встретила некоторое, правда, слабое порицание даже в самом Швейцарском союзе. Ага. Как деток пожурили, что нельзя дяденьку молоточком по пальчикам лупцевать. Основные-то приемы войны от этого не изменились. Главное, потому, что безумный ужас, который внушали швейцарские наемники, им только на руку был. Слава швейцарского наемника, их строя и тактики летела буквально перед строем.

— А ландскнехты тут причем?

— А ты не перебивай — быстрее узнаешь.

— Ангел, ну ты просто учитель какой-то. Профессор. Ты б еще с истории Древнего мира начал, — хмыкнул Капрал.

— Надо было б, так и начал бы. В общем, в пятнадцатом веке до императора Максимилиана дошло, что и Священной Римской империи неплохо бы иметь свои пехотные войска. И желательно профессиональные. Успешно противостоять рыцарям могла только пехота, вооруженная пиками и знающая толк в военном деле. В результате были созданы войска по типу подразделений швейцарских наемников. Вербовались туда в основном люди безденежные. В одном строю бок о бок сражались и обнищавшие крестьяне, и безземельные дворяне…

— Это те, которые наследства не получили. Земли же все старшему сыну переходили по наследству. А младшему что делать? Вот он и шел на войну. Благо войн было предостаточно, — вставил свое слово Капрал, прикуривая от тлеющей ветки.

— Точно. Так вот, дворяне, несостоявшиеся ремесленники, крестьяне. Поступить в наемники мог любой. Кстати, именно в этих войсках впервые перестали на сословия внимание обращать. Жалованье зависело не от того, какого ты рода-племени, а от того, с чем на службу пожаловал. Если только что не голый-босый, платили по минимуму, если в полной экипировке с оружием — получай полное жалованье. А уж ежели ты мечом владеешь и с ним пришел — то тебе двойное жалованье полагалось.

— С мечом, — хмыкнул Капрал. — Хороший такой ножичек был. Немаленький. Эта дура, кстати, около шести килограммов весила, примерно 14 фунтов. И длина не слабая — считай сто шестьдесят семь сантиметров, а некоторые экземпляры и поболе.

— Сколько-сколько? В те времена рост мужика был в районе ста семидесяти! — удивленно уставился Дайс на Капрала. — Как же они этой штукой махали-то?

— Ха! Ты еще среднюю температуру по больнице припиши, — осклабился тот. — Хотя меч-цвайхандер, двуручник то есть, не на маленького человечка рассчитан. Им еще пользоваться надо было уметь. Я как-то видел правильный ролик. Красиво выглядит. То его в землю мечник упрет, то на плече устроит. В общем, не только кистями держит. А против строя с пиками двуручники — милое дело. Представь себе, перед сшибкой выходят элитные бойцы с такими монстрами. Главная задача — копья пообломать к чертям собачьим.

— Слушай, я вроде на картинке какой-то видел такой меч. У него еще края волнистые были.

— Были такие. Только стремно очень было с волнистым-то мечом ходить. Это все равно что сейчас атомной бомбой воевать. Можно, но сцикотно. От такого меча очень раны плохие получались. Заживали очень плохо. Дело чаще всего гангреной заканчивалось. Потому если на поле боя с ним выйдешь, то, считай, никто с тобой особо милостивиться не будет. Солдатский кодекс того времени гласил: «Носящий лезвие, волне подобное, должен быть предан смерти без суда и следствия». А как показывала тогдашняя практика, смерть без суда и следствия была очень мучительной.

Неправильным оружием такое лезвие считалось. Нечестным. Некоторые вообще думали, что такие клинки отравлены или на них заклятие лежит.

Дайс поежился и придвинулся поближе к костру.

— В общем, нормальная такая пехота была. Тяжелая, — продолжил Ангел. — Максимилиан тоже не лыком шит. Он, когда свои отряды создавал, сразу понял, что сбродом управлять легче, если им и пряник выдать, и кнут прописать. С пряниками оказалось все просто. То, что мог позволить себе ландскнехт…

— А почему ландскнехт-то?

— А, тут все просто. Само слово чуть позже появилось. Где-то в семидесятом, что ли, году. Его вроде Петер фон Гагенбах придумал, когда набирал наемников для Карла Смелого. Буквально «ландскнехт» — слуга государства. Тут ведь еще одна заковырка с названием получилась. В какой-то момент, где-то лет через тридцать, ландскнехт, ну слуга государства, превратился в ланцкнехта — воина, вооруженного пикой. Все же мечи — мечами, а главным оружием пики были.

— Угу. Понял. Так что там у них за привилегии были?

— С привилегиями было все в порядке, — усмехнулся Ангел. — Нам такие, если на наше время перевести, и не снятся. «Их жизнь настолько коротка и безрадостна, что великолепная одежда — одно из их немногих удовольствий. Я не собираюсь отбирать его у них», — сказал Максимилиан. И понеслось. Слышал, что в Средние века были для каждого сословия ограничения в одежде? Типа, если ты, друг ситный, крестьянин, то ходить тебе только в темном без единого украшения. Еще кому-то там можно было и светлое на праздники одеть и серебра немного. Наемникам можно было носить все. Не знаю, видел, нет портрет Генриха VIII? Так вот, моду на буфы с разрезами, неимоверными рукавами и гульфики гипертрофированные именно ландскнехты ввели. Эти чудики вообще зачастую носили рукава разного цвета. Особо озабоченные и портки с разноцветными штанинами. А еще на всякие ландскнехтские чудачества даже инквизиция глаза закрывала. Ты еще кого в Средневековье помнишь, кому можно было колдовать? А ландскнехтам и это прощалось. Представляешь, вокруг инквизиция колдунов на костре сжигает, а ландскнехты при себе чуть ли не полный комплект «юный волшебник» таскают. И вообще, у ландскнехтов очень модно было иметь какой-нибудь талисман, сделанный из субстанции, способной сегодня у человека с нежным желудком вызывать рвоту. Вот ты б стал носить на груди ладанку с жабьей икрой, приправленной кровью младенца и пометом крысы?

— Дурной, что ли?

— А вот они вполне могли и не такое на себе таскать. Но! — Ангел поднял указательный палец. — Самым шиком считалась «das Nothemd». Это такая нижняя рубашка, сотканная и сшитая обязательно девственницей и обязательно в ночь перед Рождеством, в сравнении с которой не котировалась лучшая миланская броня.

— Нормальная такая скорость работы у девственниц была, — поперхнулся Дайс. — И зачем, спрашивается, станки изобретали, если одна крошка за одну ночь и полотно соткет, и рубашку сошьет, и еще на службу в церковь успеет.

— Да ладно тебе, — улыбнулся рассказчик. — Может, она несколько лет только рубашками на ночь глядя и занималась. Исключительно раз в году — на Рождество.

— Ага, а потом отправлялась в монастырь, потому что становилась старой девой. — Это опять Капрал влез. У него долго молчать не получалось.

— Ну были способы и попроще. Вот, например, по мнению опытных вояк, самым надежным колдовством была бумажка, исписанная волшебными значками, проглоченная и запитая вином. Только вино надо было обязательно перед употреблением перекрестить. А бумажку ни в коем случае. Лечиться ландскнехты предпочитали тоже дедовскими методами, а не у полковых фельдшеров. В общем, ворожбой занимались все: кто-то для защиты в бою, кто-то для меткости выстрела, кто-то для удачи в игре в кости.

— Вот шулеры! — присвистнул Дайс, любовно нащупав в кармане заветные кубики.

— Вот так-то.

— И что, действовало? — поинтересовался Дайс.

Капрал переглянулся с Ангелом:

— Хочешь, давай проверим. Коньячок еще остался на запивку. Напишем подходящее выражение, вон Ангел придумает что-нибудь в рифму.

— Я в рифму только матом, — усмехнулся тот.

— Не, матом неправильно будет. Слушай, вроде там еще кто-то в кирасе ходил с бесовскими надписями, — подсказал Капрал.

— Не, не путай. Это пораньше было. В Италии, по-моему. Тут ландскнехты ни при чем. Наемники же не с швейцарцев и немцев начались. У Македонского вон тоже наемники были.

— А… — Капрал поправил уголья, чтоб тепла шло побольше.

— А что там с кнутами?

— Когда ландскнехты только в силу входить стали, то некоторые отряды нанимались к любому, кто больше заплатит. В том числе и к королю Франции — злейшему врагу императора. Максимилиан эту практику довольно быстро пресек. Для начала приказал всем германцам, находящимся на жалованье у французов, домой вернуться. А потом ввел кодекс ландскнехта. По этому кодексу германцам просто запрещалось воевать против Священной Римской империи.

— Слышь, Ангел, а причем тут Римская империя? Рим же в Италии? Причем тут Германия-то?

— О, тут вообще все запутано. Ну, во-первых, Германии как таковой тогда по определению не было. Германцы же себя упорно считали наследниками Римской империи. Даже императора выбирали. И назывались громко — Священная Римская империя германской нации. Кстати, они потому так часто в Италию с мечом ходили, что считали своим долгом вернуть себе Рим. А то как же — Римская империя и без Рима. — Ангел хохотнул. — Ладно, чтоб понятнее было: ландскнехты не могли воевать против германцев. Это основное. Там еще много разных уложений было. Кто, чего и как может или не может. Можно сказать, первый воинский устав в истории. За нарушение законов писаных и неписаных наказывали быстро и жестоко.

— Ты ему про разновидность казни расскажи, — вставил Капрал.

— Да уж. Нормальная такая казнь. После суда, а судили обычно свои же, нарушившего прогоняли сквозь строй. Ты Толстого читал? «После бала»?

— Угу.

— Угу-угу, — передразнил Капрал, — вот ведь филин нашелся.

— У Толстого сквозь строй прогоняли, в котором солдаты были с прутьями. Ландскнехта гнали сквозь строй, вооруженный пиками. А за строем шел один из судей. Типа проверял, чтоб никто не филонил. Если вдруг засечет, что кто-то преступника пожалел, так сразу жалельщик через этот же строй сам пройдет. В общем, до конца строя редко кто доползал.

— Зато позор смывал. Кровью, — опять встрял Капрал и подбросил дровишек в костер.

— Это да. Кстати, с ландсхнехтов пошло на похоронах салют оружейный давать и знамя разворачивать. Только смысл этого действа другой был. Ведь когда один из них преступление совершал…

— Только то, что считалось преступлением по ландскнехтскому кодексу, ну или по неписаным правилам. Между прочим, никакой анархии! — перебил его Капрал. — В полках обязательно должен был быть юрисконсул, шультхайс, который должен был правильно толковать статьи этих правил и применять их на практике. А потом еще один был, с него Петр Первый потом прапорщика слепил. Забыл, как назывался. Так его задача первейшая — защищать интересы простых солдат перед офицерами. Адвокат такой своеобразный.

— Слышь, брате, может, сам рассказывать будешь?

— Молчу, молчу, молчу.

— Так вот, считалось, если кто-то из ландскнехтов преступление совершил, то он покрыл свой отряд позором. В знак позора сворачивалось знамя. После суда и похорон казненного считалось, что позор смыт со всего отряда. То есть отряд возродил свою честь. Стал существовать снова. Знамя в этот момент торжественно разворачивали и давали салют в честь возрождения. Так-то вот. Так что первые салюты имели куда больший смысл. В честь живых давались.

— Да уж, веселое житье-бытье. Условия некомфортные, битвы кровавые и жестокие, наказания за проступки мягкими никак не назовешь. Что ж туда столько народу-то шло? — удивился Дайс.

— Ну не так и много. Ландскнехты — не швейцарцы, а германцы. Если б туда столько же немцев шло, сколько швейцарцев, то это да, войско огромное было. А так, по прикидкам, их было где-то десять-двадцать тысяч одновременно. Для германских государств не так чтоб. Да и платили наемникам в общем-то неслабо. Прикинь, за месяц можно было заработать столько, сколько удачливый фермер за год едва поднимет. Так что если повезет, то на безбедную старость скопить вполне себе можно было.

Кстати, именно из-за платы чаще всего неприятности у нанимателей случались. Да и полковники наемников из-за нее свой авторитет теряли.

— Как это?

— Да механизм прост, как палка. Дали человеку поручение нанять пару сотен солдат. Выделили под это дело деньжат. Естественно, часть оплаты при себе оставить хочется. Но ведь нанимателю надо товар лицом показать. Что вот типа все твои две сотни в полном составе. Вот и придумали, прохвосты. Практически при каждом ландскнехте в отряде была своя женщина: или сестра, или дочь, или жена. Иногда, но редко, мать могла с ним идти. В общем, от женщин толку было много. Их хоть и называли шлюхами, да смысл другой вкладывали. Баба и часть вещей — добычи — за своим мужиком таскала, и готовила, и на поле боя помогала, если что.

— Чего делала? — переспросил Дайс.

— Ну, когда мужики навоевались и разошлись хоть ненадолго, обозные бабы выходили на поле боя. Оружие собрать, своих раненых найти, помочь, чужих — добить. Опять-таки перед боем бабы укрепления помогали ставить. Если надо, то и избу ближайшую по бревнышку раскатают, и камней натаскают. Так вот. Ушлые командиры, когда отчитывались нанимателю, выстраивали всех в один строй, и ландскнехтов, и их слуг, и женщин, переодетых в мужские наряды. Волосы под шляпу, а грудь в тех костюмах и так не видно было. Таких подстав называли «пасволанты». Но уговорить на подставу было тоже искусство. Смех смехом, но если подстава обнаруживалась, то ни капитану, ни полковнику за это ничего не было — обычай не позволял. А вот статисту, изображающему солдата, отрезали нос. Ну, чтоб в следующий раз он больше не мог никого в заблуждение ввести.

— Интересно, а как вообще нанимались?

— Да не сильно отличается от того, как сегодня это происходит. Решил некто армию сформировать. Вот он и нанимает себе человека, который с этой антрепризой справится. Тот будет в войске главным. Этот человек поручает вербовку антрепренерам меньшего масштаба — известным среди ремесленников военного дела полковникам. Полковники выбирали себе десяток-другой капитанов, а уж последние набирали себе роты. Примерно человек по 400 в каждой. При наборе особое внимание обращалось, умелый человек перед тобой или так, первый раз погулять вышел. Умелые-то сразу видны были. Приходили и в одежде справной, и при оружии. Таких в первую очередь брали, конечно. А что ты хочешь? Никто не мог заставить наемника на учения ходить. Да и капитанам эти учения проводить — одна головная боль. Так что хочешь зарабатывать нашим ремеслом — сначала уму-разуму научись. Пикой владеть. Строй держать. А нет — и сам сгинешь, и других в могилу скинешь. Так что многие сначала слугами шли, чтобы постичь военную науку.

— И много из этих слуг выдвинулось?

— Не поверишь. До полноценного ландскнехта практически все доходили. А многие и дальше пошли. Тут все от сноровки и ума зависело. Кажется, Мартин Шварц из Нюрнберга, считай один из первых командиров ландскнехтов, очень популярной личностью был, между прочим. Так он из сапожников вышел. Тоже слугой начинал. И ничего, поднялся, считай, на самый верх. Кстати, боец был знатный. Он потом еще и рыцарство получил за выдающиеся заслуги на полях сражений. А так бы и сидел сапожником.

Да, отвлекся. Так вот, над всеми этими ротами полковник учинял свой регимент, то есть правление. Через некоторое время, так как случались бунты из-за невыплаты жалования, он же приводил наемников к своеобразной присяге. А чтоб от обязательств своих наемники не отказывались, то давалась присяга малыми группами, а то и индивидуально. Кстати, хитрое дело была эта присяга, ее тогда артикалами называли. Так вот, главная ее цель была именно в том, чтобы бунты предотвратить. Остальное в кодексах ландскнехтов записано было. Главный пункт — выступать с жалобами только от своего имени. Своеобразное запрещение профсоюзов получилось. Опять-таки не устраивает что-то — не фиг к командиру поодиночке ходить. Соберите все заявления и передайте через солдата на двойном жалованье (таких немного было, кстати).

— Кстати, до ландскнехтов никто из наемников присяги не давал вообще никакой, — вставил Капрал, метнул в сторону недовольного комментатором Ангела взгляд и пошлепал себя по губам. Молчу типа.

— Вообще-то этот обычай был введен после того, как самого императора Максимилиана едва не убили взбунтовавшиеся во время Миланского похода ландскнехты, потому, как жалованье задержали. Очень сильно задержали. А поход трудным был. Если не путаю ничего, в 1516 году инцидент произошел. Обычно солдат получал четыре гульдена в месяц, капитан — 40, полковник — 400. Ну, еще капитан и полковник могли за казенный счет телохранителей содержать, их тогда драбантами называли. Анекдот хотите? Капрал, я тебе вроде этого тоже не рассказывал. Недавно узнал.

— Ну? — ответили чуть ли не хором.

— Для расчета жалованья месяц считался с первого числа до сражения. С каждого боевого столкновения или штурма города считался новый месяц. Во как. А что, мне нравится такая постановка вопроса. Но! Жалованье это так. Самое важное, что солдат мог после боя награбить. Правила были просты и понятны. Вся добыча шла в раздел. Исключение — пушки и порох. Это полностью к капитану уходило. А с другой стороны. Ну на фига наемнику-пехотинцу пушка? Пика, меч, аркебуза, это да. Так на них командиры и не покушались. Кстати, германцы первыми стали пытаться как-то регламентировать грабеж. Это я к вопросу о мародерах. К примеру, саксонский курфюрст, Иоганн Фридрих, по-моему, решил, что на дружественной территории солдаты имеют полное право угонять лошадей, но не имеют права трогать другой крупный скот. Могут забирать съестное. Но только если оно не заперто. Взламывать замки в шкафах и сундуках солдаты уже не могли. Это я к вопросу мародерства у ландскнехтов, вот.

— Слушай, а чего ты со швейцарцев-то начал?

— Ох да, отвлекся, понимаешь.

— Да ладно, по делу все.

— Так вот, швейцарцы считались учителями ландскнехтов. Ну, во-первых, Максимилиан именно по образцу швейцарских наемных подразделений начал создавать свои. Во-вторых, это основное вооружение — пика, и способ боевого построения — коробка. Кстати, когда формировались первые отряды ландскнехтов, коробка была очень передовым видом строя. Это потом уже, когда стали активно использовать огнестрел, коробка себя изжила — слишком цель удобная, особенно для картечи. А в тот момент от умения держать строй жизнь зависела. Ты представь себе ежа. Только очень большого. Тело — строй. Иглы — пики. Главное умение солдата — строй держать. С этим все строго было. Нарушил строй — считай, с поля боя побежал. Дезертировал, значит. Но первым швейцарцев назвал «учителями» легендарный командир наемников Йорг фон Фрундсберг. Некоторые его еще Георгом называют. Слышал о таком?

— Так, краем уха.

— «Краем уха», — передразнил Капрал. — О таких командирах любой наемник знать обязан.

— Ты себя вспомни. Я тебе когда первый раз про Фрундсберга сказал, ты что мне ответил? То-то. Представляешь, сидим мы, как сейчас, у костра. Только что заказ важный сделали. Тяжелый день был. Я и говорю этому умнику, типа Мартин наш очень на Фрундсберга похож. Знаешь, что он мне ответил? «А что, — говорит, — за кликуха такая странная. Ты где с ним встречался-то». Так что зря парня не позорь. Не так много людей Фрундсберга знают. Даже не все историки сразу сообразят, о ком речь.

— Ладно, ладно, — Капрал примирительно поднял руки. — Проехали. Не обижайся, брат.

— В общем, не только за тип строя и науку использовать практически четырехметровые пики Фрундсберг швейцарцев «учителями» называл. Получив во время швейцарской войны на границе четырнадцатого и пятнадцатого веков несколько довольно болезненных поражений, Фрундсберг, можно сказать, опытным путем выяснил все слабые стороны ландскнехтов. Но одна битва запомнилась ландскнехтам надолго. Уж больно было горьким то поражение.

— Это ты про Брегенцскую могилу?

— Про нее самую. Про битву на Боденском озере. Ох, несладко там ландскнехтам пришлось. Ох, не сладко. Против швейцарцев в битве участвовало десять тысяч бойцов. Погибли практически все.

— Ничего себе! А швейцарцев там много было?

— Да нет. Не так чтоб очень. В разы меньше германцев.

— А почему сцепились-то?

— Мутное это дело, брат. — Ангел пошуровал в сваленном у костра хворосте, достал веточку и, задрав локоть, почесал себе загривок. — Затеял свару Максимилиан, когда вступил в Швабский союз. Он как мальчиш-плохиш сразу начал подзуживать мирных рыцарей и губернаторов: «Дайте мне войско, пойду воевать». А те отнекивались, волынили, ибо не видели для себя особой в том нужды.

— Стоп! — сказал Дайс. — Все снова и по-честному. Швабский союз — это что такое?

— Союз между городами и князьями Швабии с целью поддержания земского мира в стране, — отчеканил Ангел.

— Земской мир, значит, внутренний мир, — пояснил Капрал. — Ребята заключили соглашение о том, типа, чтобы между собой не драться.

Дайс почесал затылок:

— А Швабия, это где? Про Швамбранию слышал чего-то, а про Швабию…

— Ну-у, парень, с Луны свалился? Швабия там… там, где… Хм… — замялся Ангел. — Короче, местечко такое, где живут швабы, то бишь немцы, которые говорят на швабском диалекте. Немножко во Франции, немножко в Швейцарии, ну и в Германии, конечно. Так вот, затеял создать Швабский союз император Фридрих Третий. Забавный был дядька, но дурной. Увлекался алхимией и астрологией, неплохое хобби для императора, верно? Интересно, как к этому папа относился? Короче, в конце пятнадцатого века, когда создавался Швабский союз, Фридриху было уже под восемьдесят, и войнами на своем веку он нахлебался по уши. А Максимилиану надо было отвоевывать то, что папочка просрал, поскольку наследство ему досталось то еще. Чехию отдал, Венгрию отдал, часть Австрии тоже потерял.

— С Венгрией совсем бездарно вышло, — не выдержал Капрал. — Фридрих вечно сидел в долгах, вот и продал корону святого Иштвана Матьяшу Хуньяди за 80 000 золотых форинтов. Тот, не будь дураком, едва взойдя на престол, развернул, как это говорится, крупномасштабные военные действия против императора. А его наследник король Матиуш Корвин отхряпал значительную часть Австрии, не подавился, и Веной закусил.

— Зашибись! — с чувством сказал Дайс. — Какая-то зачуханная Венгрия завоевала Вену? Ну дают ребята.

— Недолго музыка играла, Максимилиан их оттуда выбил. Однако что-то я далеко забрался от ландскнехтов. Короче, когда Фридрих ушел вроде как на пенсию, Максимилиан занял его место в Швабском союзе и выступил с претензией, чтобы ему дали войска. Князья ответили, что могут оказать помощь, но не по указу императора, а по его просьбе, ибо, согласно уставу общества, члены его равны, и император числился в союзе только как владетель замка в Швабии.

Получив поддержку, Максимилиан решил начать свою карьеру с укрепления позиций в регионе и объявил войну Швейцарии. В самом деле, швейцарцам Римская империя была как кость в горле: налоги плати, приказам императора подчиняйся, мужиков в армию отправляй. Кроме того, Франция казалась им более интересным союзником.

Но, видимо, аура старика Фридриха еще висела над империей, так что сперва у Максимилиана все шло наперекосяк. То князья не присылают обещанного, то наемники разбегаются. В конце концов с грехом пополам собрали двенадцать тысяч пехотинцев и поперли на швейцарцев.

— Там еще что было, — встрял Капрал. — Германские наемники считались как бы вторым сортом. Швейцарским наемникам больше платили, разрешали грабить первыми. Вначале это было оправданно, германцы только учились, а уж как научились… тут и зависть пошла, и открытая вражда, причем взаимно.

Ангел рассеянно кивнул, прикуривая сигарету. Костерок совсем притух. Капрал бросил туда полусырых чурок, которые тут же задымили.

— Вы тут про могилу чью-то говорили, — напомнил Дайс, щурясь от дыма.

— «Bregenzer Grab», Брегенцская могила, — произнес Капрал, устраиваясь на корточках. — Чудовищное поражение немецких ландскнехтов при местечке Хард на Боденском озере зимой 1499 года. Черный, позорный и страшный день, породивший настоящую ненависть между воинами кантонов и немецкими вояками.

— Несколько месяцев война бушевала вдоль всей северо-восточной границы Швейцарии. Закончилась летом после битвы при Дорнахе. Там они очередной раз ландскнехтам накостыляли, но уже не так болезненно. А вот битву при Харде можно считать и одной из ключевых, и самой кровавой.

— Тормози! — взмолился Дайс, окончательно запутавшись в названиях. — Сражение на каком-то озере, битва при Харде, Брегенцская могила. Это все об одном и том же или о разном?

— Об одном, об одном, — успокоил Ангел. — Битва там была жуткая. И еще много народу погибло при отступлении. Представляешь, как два каре с пиками сталкиваются. Вот уж точно, Бог миловал, мы в такую переделку точно не попадем — времена изменились. Представь себе: две линии пик пересекаются. Передние ряды, не в силах противостоять давлению задних, буквально бросаются на оружие противников. В такой ситуации первые шеренги обеих фаланг гибли сразу же при столкновении. Но их товарищи шли по трупам и продолжали битву. Когда отряды в течение некоторого времени переталкивали друг друга, порядки смешивались. Пики уже нельзя было использовать, и они летели на землю. В этот момент в дело вступали алебардисты. Задние ряды пропускали их вперед. Алебардисты рубили и кололи через головы первых рядов. Те тоже не просто так стояли и беседовали. В тесноте резались кинжалами и короткими мечами, швейцарцы — базелардами, ландскнехты — катцбальгерами. Этот момент столкновения — самый смертоносный. В давке бойцы убивали друг друга с ужасающей частотой. Их оружие практически не позволяло парировать чужие удары, а причиненные раны в большинстве случаев были смертельными. Каждый, кто пропускал удар или оскальзывался на теле павшего товарища, был обречен. Убежать из такой свалки тоже практически невозможно — убьют сразу. Не чужие, так свои. Так что пощады не давали и не ждали. Бились до тех пор, пока одна из сторон не дрогнет и не отступит. Потери при этом были страшные. Так вот. В битве при Харде ландскнехты выдержали три таких стычки. Только с третьего раза швейцарцам удалось сломать фаланги германцев. И тут пошла резня в буквальном смысле слова. Тех, кто не удрал сразу на корабли, вырезали до единого. Кто не успел удрать — столкнули в стылую воду. Я говорил, что битва была 22 февраля? Нет. Ну так представь, каково это в воде в феврале. Лед проломился почти сразу. Те, кто успел добраться до кораблей, тоже далеко не ушли. Кораблей мало оказалось. От перегрузки большая часть затонула. Спастись не удалось практически никому. Да и похоронить толком павших не удалось — тела надежно вмерзли в лед. После этой битвы горцы приобрели еще большую ценность на рынке наемников, а к немцам долго потом относились с пренебрежением.

— «Позорные коровьи пастухи, годные только для занятия скотоложством», — ухмыльнулся Капрал. — М-да, двадцать лет жить с этаким клеймом.

— Больше! Двадцать три. Но зато уж отомстили, так отомстили. Ты спать-то не собираешься, наемник?

— Ну, ты прямо как детективный сериал: прервался на самом интересном месте! — возмутился Дайс и потянулся к котелку с чаем. — Нет уж, хочу послушать историю до конца. Что дальше-то было?

— Дальше швейцарцы получили Базельский договор и независимость Швейцарии от Римской империи, а все правители и князья, кто использовал наемников, головную боль себе на задницу, — несколько парадоксально заключил Капрал.

— С тех самых пор ландскнехты со швейцарцами и сцепились — мама не горюй. Если на поле боя встречались, то бились насмерть. Пленных не брали, добивали всех.

— В смысле, добивали?

— В прямом. Раненым животы вспарывали. Одно движение ножа, и ты уже труп. Такие битвы тогда и обозвали «злая война», ну, некоторые еще говорят «плохая». Но мне «злая» больше нравится.

— Можно подумать, добрые войны бывают, — хмыкнул Дайс.

— Были, были добрые войны, — улыбнулся Ангел. — Добрая война, это когда по всем правилам. Сдаешься — тебя в плен берут и выкуп назначают. Ранен, не можешь больше биться — тебя не трогают больше. И вообще, ты о поединках перед боем слышал? Так вот они тоже к обычаям доброй войны относились, — и продолжил с того места, как не прерывали: — А если вдруг у кого в наемниках оказывались и те, и эти, то у нанимателя главная головная боль была, как бы немцы со швейцарцами в перерывах между боями не перегрызлись. В бою что, в бою все понятно. Пока бой идет, если в одном строю, спину друг другу прикроют. Но вот до или после… Пиши пропало. Немцы-то очень быстро и уму-разуму научились, и в силу вошли. Учителей своих за пояс заткнули. Тут ведь еще что важно. Швейцарцы они как с пиками в бой коробкой ходили сто лет назад, так и продолжали ходить. А немцы, спасибо Фрунсбергу, дальше пошли. И не только в том, что могли спокойно позволить себе рельеф местности использовать, но и аркебузами стали вооружаться. Кроме того, ландскнехты довольно быстро стали использовать тяжелую артиллерию. Быстренько стали лучшими войсками в Европе. Сумма одного солдатского жалованья была увеличена вдвое. Так что скоро они за свой позор на Боденском озере посчитались. Еще как посчитались!

— «…Я вываливаю тебе на нос дерьмо и мочусь в бороду», — захихикал Капрал. — Это из баллады швейцарского барда про битву при Бикоке. В бессильной ярости плеваться и поливать помоями соперников, вот что им оставалось.

— Да уж, лихо тогда дело завернулось, — заметил Ангел. — Кстати, швейцарцы считали, что ландскнехты были гнусными лжецами, когда хвастались своей победой. Типа того, что германцы воевали не как честные кригскнехты, то есть не сражались в открытом поле, а зарылись в землю навроде кротов, трусливо применив к тому же не пики, а артиллерию против благородных швейцарских наемников.

Ангел со вкусом зевнул и закутался поплотнее в куртку. Дайс тревожно глянул в его сторону и торопливо спросил:

— Так что там было, при Бикоке-то?

Капрал встал и потянулся так, что хрустнули суставы.

— Ноги отсидел, — сказал он Дайсу.

— Потом как-нибудь расскажу, если время будет, — отмахнулся Ангел. — Поздно уже.

— А если не будет? — насупился Дайс. — Тогда как?

— Ну тогда сам поищешь. Ключевые слова «битва у Бикоки». Славная там была битва. Кстати, именно там главенство швейцарцев, как лучших пеших соединений, окончательно закончилось. Использовано было все: и земляные укрепления, и аркебузы. В общем, в капусту покрошили. Так-то вот. Потом расскажу. — Ангел зевнул во весь рот и поежился. — Спать охота.

«Вот оно, значит, как на самом деле было, — подумал Дайс, очарованный рассказом серба, и пришел к выводу: — А ведь в принципе мало что с тех пор изменилось. Наемники и сейчас воюют то вместе на одной стороне, то против друг дружки по разные».

— Погоди-погоди. Выходит, у нас с псами Волкодава самая что ни на есть злая война? — спросил он.

Серб пожал плечами: «А то не ясно».

— Ладно, мужики, мне в караул, а вам на боковую, — сказал Капрал. — Завтра поутру на Лиманск пойдем. Я так думаю.

— Верно мыслишь, брате, другой дороги на Припять отсюда нет, а назад в Зоне не пятятся.