Глава 10

Какой же идиот продукты выбирал? Черт, это же Олег Синицын, только еще до войны. Вхожу в Сеть, оставляю в пещере маячок. Нет, ребята, если кто-то думает, что эта возможность может быть потеряна, тот меня плохо знает. Буду использовать или нет — это уже другой вопрос, но решение буду принимать я.

Свежей водички из родника во фляжку налил. Так, сардины в оливковом масле. Интересно, почему не сало? Странный я был человек. Декабрь на дворе, наши войска Тихвин уже освободили. Больше не отдадут. Если только его у них не купят. Но это будет значительно позже.

Забрал рюкзак, и осторожно выскользнул из пещеры. Бесполезная дверка в страшное прошлое. Там сорок первый год кончается — еще целых пятьдесят лет можно пробираться в советский концлагерь, с ЧК в прятки играть. Потом ЧК сгинет, так и страна скатится в третий мир. Уганда с атомной бомбой, даст России определение один бывший друг, и будет прав. Короче — нечего там, в прошлом, делать. Не прикольное оно, век свободы не видать.

А тут и снежок пошел, мои следы заметает, это хорошо. Переложил я документы глухонемого иностранца в нагрудный карман, и вышел на дорогу. До заправочной станции с мотелем и кафе было еще километра три, судя по навигатору. Кстати, куда мне от него ехать? В Стокгольм, ключи проверять? В Петербург, ставить на место южных мальчиков? Забыть все, как чудный рассветный сон, и спокойно жить в уютной Италии или тихой Германии? Интересно, что случилось с майором СД? Я даже не знаю его фамилии. Еще одна тень на жизненном пути. Не буду строить планы, просто пойду вперед.

Машины идут по трассе непрерывным потоком, хоть бы кто остановился, нет, от них не дождешься, одни педерасты едут.

Нет, есть и нормальные люди — тормозит машина.

— Эй, чукча северная, давай сюда шубу, мы тебе за нее десять бутылок водки дадим, — предлагают добрые люди.

Нет, это тоже педерасты, только другие, не гнойные, а деловые.

— Ты, что, какашка оленья, не понял? Водки дадим! Шубу снимай!

— Да дай ему в тыкву, и сдергивай меха! — несется предложение.

— Шуба будет в крови, пусть сам снимет, — поясняет заводила.

Точно, он прав. Я вернулся, ****ь, в страну педерастов, прямо на дорогу из желтого кирпича. Недавно одну такую с бюджетными деньгами дождем смыло. Тем не менее, сидит в этой стране миллион заключенных.

И чтобы их ряды не пополнить, надо быть внимательным и осторожным. Вот и съезд с дороги. Иду туда, снег неглубокий, рукой их маню за собой, и на ходу шубу стягиваю. Эх, зябко! И финскую форму тоже снимаю. Разуваюсь, и сдергиваю армейские кальсоны, тоже, кстати, из натурального шелка. Поэтому у финнов вшей не было.

Стою голый на снегу, мурашками покрылся. Ничего, сейчас согреюсь.

— Он, типа, все решил отдать, даже с подштанниками, — смеются предприимчивые педерасты.

Веселитесь, ребята, перед смертью.

— Я, — говорю, — заместитель начальника Ладожского отдела Смерш, приговариваю вас к смертной казни за самовольный выход из боя без письменного приказа командования. Приговор приводится в исполнение немедленно.

Их всего трое было. Говорливого водителя решил напоследок оставить. Мысль была. Первым жилистого уложил, удерет, греха не оберешься. Широким маховым ударом ему горло перерезал. Крови море. Сразу второму нож под ребра с поворотом, на, держи, сука! Сложился. Последний герой остался.

— Раздевайся, — шепчу ему интимно. — Догола, — уточняю.

— Я бы тоже для начала водки выпил, — начинает он канючить, — давно этим делом не занимался. Может, таблеточками закинемся? — спрашивает.

Но под эти разговоры все-таки разделся, наконец. А мне только этот момент был и нужен, его размер мне подходил, зачем одежду кровью пачкать? Подвел его к дереву, руки на ствол, он задышал страстно, задницей завилял, тут ему нож под ухо и вошел. Одним гражданином в стране меньше стало. Точнее тремя. Тряпкой кровь с себя вытер. Тряпку в пакет. Опять форму одеваю, у менялы сыпь какая-то по телу, не хочу рисковать. Чужие перчатки на руки, и осмотр добычи — бумажники, газовый пистолет, дубинка. Олигофрены, однозначно. В машине тоже ничего ценного. Трупы в распадок сбросил, пусть звери поедят вволю. Газовый пистолет в карман. Их документы в пакет к окровавленной тряпке, на утилизацию.

На машине подъехал метров на триста до придорожного комплекса. Техпаспорт и страховку бросаю на сидение рядом с водительским, ключи в замке, дверь не закрываю. Интересно, через какое время ее угонят?

А последние метры можно пройти и пешком. Шуба на мне только очень приметная, за семьдесят с лишним лет они в здешних краях раритетами стали.

Совсем уже подошел к заправке, как меня обогнал, чудом не сбив, микроавтобус. Черт, надо было на зимовку в цитадель уходить, там явно спокойнее бы было. Второй раз за три часа чуть не убили.

Если кто не понял, куда время девалось, пусть сам три трупа до ближайшего распадка дотащит, вопрос сразу отпадет. Ох, нелегкая эта работа, из болота тащить бегемота…

Из автобуса девицы гурьбой, кто в женский туалет не проскочил, в мужской метнулись. Простота нравов невероятная, думаю про себя. Какая тут невинность и непорочность. Подошел к печке для сжигания мусора, кинул в нее пакет с документами, тряпками и перчатками. Эпизод закончен, доказательной базы не существует.

Только левый газовый ствол в кармане, но тут есть жесткая позиция — нашел. И попробуй, докажи, что это не так. Да и не намерен я давать себя обыскивать.

Подождал, пока девицы ватерклозет освободят, мне тоже надо туда, руки помыть и ноги заодно. И зубы почистить. Вешаю на крючки рюкзак и шубу, снимаю гимнастерку, а из одной из кабинок вываливается запоздавшая метиска. Юная до безобразия.

— Хо, — говорит, — тысячу лет не видела родового орнамента. Ты где шубу спер, сволочь?

Что ей тут скажешь? Правду говорить, точно не стоит.

— Подарок, — твердо заверяю. — Живет в глуши дедушка со стадом оленей, он и дал.

— Хороший дедушка, один и с целым стадом живет. Прямо как я с отделом полиции, — говорит девушка, и начинает блевать.

Сразу народ появляется — таджичка уборщица русским матом ругается, водитель автобуса кричит, что на работу пора, и он эту наркоманку здесь бросит, некогда ему, администратор комплекса тоже вопит, что нечего в мужском туалете девицам делать, если они не заняты сексом с клиентом извращенцем.

Ворох денег достаю, сначала — уборщица. Сую ей несколько бумажек, сразу в руках появилось ведро, на губах улыбка, и за считанные секунды пол засиял первозданной чистотой.

— Чем ты их кормишь? — спрашиваю водителя.

— Экстази, — отвечает не раздумывая.

Не разучился я еще спрашивать. Хоть и нет на мне грозной формы, взгляд-то никуда не делся, с добрым прищуром от постоянного прицеливания.

— Все, ты ее не знаешь, она — тебя. Вы разошлись, как в море корабли.

Он исчез, повез остальное стадо придорожных телок на работу.

— Уважаемый, — говорю администратору, — так сколько будет стоить номер с двумя кроватями и вызов врача с капельницей? И еще — девушке явно будут нужны документы. Не могли бы вы нам помочь в этом вопросе?

Он у меня из рук почти все денежки выгребает и говорит:

— Номер на два дня, фельдшер будет через два часа, а вопрос о документах нужно обсуждать.

Киваю головой, договорились.

Медик явился вовремя, все процедуры сделал, советы дал — больше жидкости, диетическое питание. Сейчас — сделаю ей куриный бульон из кубика. Шутка…

Влил в девушку всю родниковую воду, свернулась она калачиком, и уснула спокойно. А я купил себе зимние кроссовки, всепогодные джинсы и неприметную курточку. Слился с массами. К администратору подошел, так он меня сразу и не узнал. Хорошо замаскировался. Решили вопрос оплаты — полсотни царских червонцев.

А потом меня мусора решили на прочность проверить. Хоть и назвали их полицией, ничего это не изменило.

— Откройте! Проверка документов!

Администратор навел, явно. Думает, сейчас откупаться начну. Не угадал, сам себя заработка лишил. Дверь на засов, фиксатор замка в рабочее положение, вещи все собраны, девицу в шубу заворачиваю и вываливаюсь в окно. Как раз машинка подъехала с парочкой, я к ним метиску закидываю и сам влезаю.

— Уезжаем! Облава! — шепчу.

За рулем девушка сидела, сразу ситуацию поняла, втопила педаль газа до упора, и мы понеслись.

— Кому куда? — спрашивает красавица-водитель.

— Нам по пути, — заверяю, не хочется мне из уютной машины вылезать.

Тем более, нам на самом деле все равно, куда ехать. Нас никто и нигде не ждет.

— Тогда в Стокгольм, — сообщает девица. — Документы в порядке? Предметов, запрещенных к вывозу, нет?

— Документы есть, надежные, только по ним я глухонемой инвалид. Газовый пистолет выбросим, но есть еще девять десятков золотых червонцев, — честно говорю ей. — А у подружки паспорт не проверял.

— Красота! — восхитилась водитель. — Давно знакомы?

— Часов пять. Она упала к моим ногам, не смог устоять, подобрал. А мы в ответе за тех, кого подбираем.

Я-то шучу, по обыкновению, а девушка попутчица глянула не меня вполне серьезно. До боли знакомым взглядом снайпера. Или исполнителя приговоров. И пробормотала себе под нос что-то неразборчиво.

— Эй, — говорю, — я люблю расширять свои познания в области великого и могучего языка, так как вы рекомендовали использовать маленького пони?

Педаль тормоза она вдавила так же, как давеча газ. Выкинуло нас на обочину, остановились.

— Выметайтесь, — разозлилась девушка, — не люблю странностей.

— Так и не ешьте, если не любите, — разрешаю ей я.

Люблю баловать девчонок.

Развеселил случайную попутчицу, не стала она нас бить и прогонять. Золотые монеты сложили в три столбика, замотали пленкой, и бросили в бензобак. Машина резко подорожала…

Пистолет разобрали, и рассыпали детали в инструментальной сумке. Подготовились к переходу границы. У метиски с абсолютно русским именем Ольга, в сумочке нашелся паспорт, ей уже было шестнадцать лет, а виза была действительна до самого марта. Зато ее фамилия была совершенно непроизносимой. Из одних согласных и длиной в целую строчку. Вся эта суета проходила мимо нее, полукровка так и не проснулась после капельницы. Спутник девушки-водителя тоже себя никак не проявлял.

Сидит, смотрит по сторонам, помощи от него никакой, ладно, хоть не мешает и с вопросами не лезет. Молча руку протянул, я ему свой паспорт дал посмотреть. Повертел он его, хмыкнул, вернул. Все молча — может, он настоящий глухонемой?

Границу пересекли моментально — поехали по зеленому коридору, понятное дело, как еще границу переходить с контрабандой и по поддельным документам? Только по зеленому… Нас вообще не проверяли, печати шлепнули — езжайте. Финский таможенник стал к шубе приглядываться, так из нее нога выпала по самую ягодицу, и отшибло у служивого все мысли, кроме одной. Вот ею он дома вечером с женой пусть поделится.

Все — мой план перехода границы сработал на сто процентов. Отсиделся я в сторонке, скоротал время — меня уже никто не ищет.

Стоим в порту в очереди — на паром заезжать. Для себя решил — из машины выходить не буду, посижу с девочкой лапландкой в машине. Что я, баров с их вечными бутербродами из синтетической колбасы не видел? Как их только люди есть могут…

Кстати, а почему бы и не перекусить? А что у нас, ребята, в рюкзаках? Достаю остатки былой роскоши от старичка, связку копченых оленьих языков, масло домашнее, каравай выпеченного хлеба. Сразу от запаха в животах заурчало.

— Никто от экологически чистых натуральных продуктов не откажется? — задаю риторический вопрос, все уже руки тянут, даже метиска, хотя глаза еще не открыла.

Все съели, крошки подобрали, чаем из термоса хозяев запили — хорошо.

— Откуда такая роскошь и в таких количествах? — спрашивает доселе молчаливый спутник.

Хо-хо, мертвые заговорили! Значит — не немой.

— Дедушка шаман угостил, на оленях катались, грибную похлебку ели. Уважают шаманы стражу севера. Мало нас осталось, что шаманов, что стражей, а свой своему поневоле брат. Вот и заботимся друг о друге, они оленей пасут, а мы их охраняем. Все поровну, все по-честному…

Встала наша машина поперек въезда, чудом удержались, в воду не свалились. Мне, что, здесь смерть суждена? Успокоилась девушка-водитель, заехала по укоризненные взгляды команды и других пассажиров на парковочное место, только я уже больше рот не раскрываю, не отвлекаю шофера при выполнении сложных маневров.

— Ну, здравствуй, страж, — говорит молчун, и протягивает мне руку.

Я ее пожимаю, и понимаю, что попал. Отпускать меня не собираются, а вырваться — не получится. Приглядываюсь внимательно, мне знаком этот взгляд исподлобья.

— Капкан, — говорю, — ты почему фамильную традицию нарушаешь, твой дедушка с пулеметом ходил, куда ты его дел?

Он меня с заднего сидения почти уже выдернул, когда я сообразил, что шутки кончились, сейчас потомок семьи Михеевых сомкнет объятья, тут-то и наступит смерть моя.

— Эй, — говорю, — успокойся, я тоже рад тебя видеть. Михеев, отпусти меня — это приказ!

Отцепился. Водитель сидит, слезами обливается.

— Столько лет мы одни. Ищем вас, ищем, нас все меньше и меньше, сейчас всего двадцать человек осталось, кто русский язык знает, а из молодежи никто его уже не учит, еще поколение, и не останется в Швеции русской колонии из Шлиссельбурга, — хлюпает носом девушка.

— Не плачь, — говорит метиска Ольга, — оно того не стоит.

Вылезает из машины, потягивается всем телом. Замирает. Понятно, почти сутки проспала.

— Проводи ее в туалет, заодно и сама умойся, — говорю нашему водителю. — И быстрее…

Девчонки исчезли, как не было. Капкан сел за руль, я перебрался на место рядом.

— Как тебя по имени? — спрашиваю.

— Олег, — отвечает. — Мы — Михеевы, всегда старшего сына Олегом называем. У нас с Аленой тоже Олег.

— Тезки, значит, — констатирую. — Привет, тезка! Что на родину предков катались?

— Вас искали, Стражу Севера, викингов Гардарики.

Понятненько, сила есть, ума не надо. Капкану всегда был командир нужен и приказ, тогда он горы свернет. Вот он и искал себе начальство и семье завещал.

— А вас сколько? — спрашивает с надеждой.

— Олег, ты же уже большой мальчик, чудес не бывает. Водка, жизнь нервная, бандиты, менты, те же бандиты, только в форме, жизнь российская с ее безысходностью, элита, с ее вечными претензиями на нечто — как тут человеку выжить? Так и рождаются драконы, да и те долго не живут…. Стволов тридцать в двух боевых группах, — говорю, — плюс разведка, добровольцы из сочувствующих, всякие любители старины, любят нас, как экспонаты. Реликты древних времен, воины Гардарики.

Развернул Капкан-младший плечи — один черт, уже не одни.

— За девчонками присматривай, — говорю, — а я вздремну, три дня по снегу следы заметали, не любят шаманы посторонних людей…

Через два дня все еще говорящие на русском языке члены стокгольмской группы собрались в конференц-зале нашей с Ольгой гостиницы. Нам же надо было где-то жить, Вот мы тут и устроились. Не центр, но очень уютно.

Историю их жизни я в целом представлял. До смерти Сталина ждали команды — вперед! Потом перестали. После смещения Хрущева поделили общий капитал и разошлись в разные стороны. А здесь сидят те, кто решил остаться.

Вон там, милая супружеская чета средних лет с сыном курсантом. Потомки нашего комдива, век воли не видать. Двадцать семь человек. Сколько их было у Ленина, на лондонском съезде большевиков? Апостолов после смерти Иисуса и самоубийства Иуды всего одиннадцать оставалось. Количество бойцов значения не имеет, а качество я обеспечу. Встаю.

— Здравствуйте, товарищи! Мы из цитадели, а цитадель не сдается…

Конец второй книги цикла «От Радуги».
Загрузка...