Зеркало ночи

VIII

– Успокойтесь, Анна Сергеевна, пожалуйста, успокойтесь, – Костя хотел дотронуться до ее руки, лежащей на столе, но женщина резко отшатнулась.

– А я спокойна! Я спокойна! – истерически крикнула она. – Девочка просто перезанималась, устала, вот и все! Она отдохнет и поправится, мне обещали! Я ведь вам это еще в первый раз сказала! Чего вы хотите, я вообще не понимаю!

– Да ведь, наверное, не в том дело, что дочка ваша перезанималась? Или вернее – не только в том дело, не так ли, Анна Сергеевна? – мягко сказал Семен.

– А в чем? В чем еще?! И какое вам дело?

– Я же объясняю, – сказал Костя, – у нас есть сведения, что ваша дочь перенесла сильное душевное потрясение. И связано это с неким человеком или людьми, ведущими… ну, определенные научные работы… Мы интересуемся этими людьми, понимаете?

Женщина безвольно сложила руки на коленях, опустила голову, и стало заметно, что она вся в некрасивых клоках и пятнах седины.

– Вы, наверное, из КГБ? – сказала она наконец спокойно. – Так бы и сказали сразу, а то все кругами ходите… Ничем я вам, товарищи чекисты, не смогу помочь. Только одно скажу: никаких иностранцев у ней знакомых не было, это точно. А после того как из детсада ушла, она и домой-то редко заглядывала. Может, я сама виновата: все пилила ее, мол, хватит гулять, надо серьезным делом заняться. А занималась она…

Женщина вздохнула, с опаской исподлобья глянула на гостей.

– Ну, чего уж скрывать… В церковном хоре она пела. Тем и жила.

– Где? В какой церкви? – быстро спросил Семен.

– В церкви Успения Богородицы, в селе Романово… Это недалеко, по Киевской дороге… Там где-то рядом и комнату снимала.

– А адрес вы знаете?

– Вы мне только правду скажите, товарищи чекисты, ей за это что будет? – Женщина переводила глаза с Семена на Костю, а потом, выбрав Костю, жалобно попросила: – Только честно скажите!

– Анна Сергеевна, ну что же вы такое говорите? – мягко укорил ее Костя. – Да пусть пела, разве это запрещено! Никто вашу дочь не думает преследовать, честное слово. Нам нужны только люди, с которыми она общалась в последнее время.

– Я-то там не бывала ни разу, но Люда сказала, что она живет… Нет, не в самом селе, – женщина силилась вспомнить, но что-то застило ее память. – Рядом – поселок дачный… Забыла название… Сосновка, что ли? Нет, не помню…

Семен досадливо хлопнул ладонью по коленке, и женщина вздрогнула.

– Извините, – сказал он. – Может быть, детали вспомните? Что за дом? Что за хозяева?

– Да, помню! – обрадовалась Анна Сергеевна. – Помню! Люда говорила, что от поселка до церкви ей четверть часа идти – сначала лесом, а после полем. Что хозяйка – старушка. И еще в доме инвалид живет.

– Имя, имена не говорила?

– Имя? Ой, что-то крутится… То ли Михаил этот инвалид, то ли… Макар? Или Андрей?.. Нет, не помню.

– Костя, мы что-то не то делаем, – ожесточенно сказал Семен, когда сели в машину. – Мы делаем что-то не то, – повторил он размеренно и зло. – Не тебе объяснять, как я уважаю Деда. Он для меня и мать, и отец, и Альберт Эйнштейн. Но я не могу из-за любви к нему обслуживать его блажь, не могу! – сорвался он на крик.

– Успокойся ты, остынь, – ответил Костя.

– В свои семьдесят восемь он может позволить себе каприз, а я?! Работа стоит, лаборатория срывает план, сотрудники скоро забунтуют, а я устраиваю дела каких-то автомобильных летчиков с их дурацким «Шаттлом»! Из плана полетела моя монография, на конференцию в Лондон я не поехал, а ведь меня Говард приглашал, сам Бенджамен Говард! Работа стоит, а я сейчас вместе с тобой должен искать какое-то Успение Богородицы! Что мы там найдем?! Ну – богомольная старуха, ну – инвалид юродивый, дальше что?! Ну – секта, какие-нибудь трясуны-баптисты…

– Баптисты – не секта и не трясуны, – возразил Костя.

– Я ничегошеньки в этом не понимаю! Я синагогу от мечети не отличу, я физик – и не самый плохой! – а не поп и не сыщик! Я понимаю, Костя, я все понимаю, я знаю, что без Деда я бы и сейчас преподавал «Физику» Перышкина в шестом классе омской школы, но ведь… Ведь это что выходит – я тебя породил, я тебя и убью?!

– Семен, – сказал Костя напряженно, – тебе не кажется, что мы в тупике?

– Да! Именно в тупике! С самого начала всей этой странной затеи!

– Я не о том, – нервно перебил Костя. – Не кажется ли тебе, что все мы, ученые, в тупике? Ведь всем давно ясно, что мы раздробили науку на тысячи осколков, направлений, узеньких штреков, каждый долбит свой лаз и не видит общей цели. Движение для нас – все, а зачем, куда? Считается неприличным, наивным задавать этот вопрос. А Дед – гений. Он ищет принципиально новые пути, парадоксальные, невероятные. Поверх барьеров. Их нельзя выдумать за столом, их надо отыскать в жизни, понимаешь? Позавчера был у него на даче. Он выписал себе штук сто книг по философии, истории, этнографии Индии и Китая, обложился ими с трех сторон, сидит и конспектирует, как первокурсник. Ищет. Уверен, что все возможные глобальные открытия предугаданы много веков назад. Думаешь, почему он так вцепился в Зеркальщика? Потому что – «свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи…». Откуда это взялось? Вся история цивилизации переполнена предсказателями будущего – пророками, прорицателями, оракулами, пифиями. И ведь угадывали, черти, не раз угадывали! А Дед сидит, чешет лысину линейкой, приговаривает: «Нет дыма без огня! Бороться и искать…» – и пишет, как всегда, двумя карандашами: синим – конспект, красным – свои соображения. Анна Егоровна мне жаловалась на кухне: по двенадцать часов сидит, как молоденький, она его гулять силой вытаскивает… Семен, скажи честно: неужели ты допускаешь, что Дед свихнулся?

Семен убито вздохнул.

– Нет, конечно…

– Вот так-то. Ладно, едем в Романово, – Костя включил мотор. – А Бенджамен Говард тебя подождет. И Нобелевская – тоже…