Глава XVI

Интересно, как жизнь приспосабливается к окружающей среде, а особенно — безволосый и беззащитный человек, который, к тому же, относительно медлителен и слаб. И вот я, человек двадцатого века, с тысячелетней цивилизацией за спиной, продирался через девственный, дикий мир с мужчиной и девушкой каменного века и чувствовал себя так же, как они. Я, не позволявший себе выйти на улицы родного города в жилете, чувствовал себя удобно и уверенно в набедренной повязке и паре сандалий. Я часто улыбался, представляя, что подумали бы мои чопорные друзья из Новой Англии, если бы увидели меня; Клито показалась бы им дикаркой и замарашкой, хотя, практически как любая девушка в Пеллюсидаре, она была умницей и чистюлей и целомудренной почти до жеманства.

Ее наивный и обычно счастливый лепет часто отвлекал мои мысли от одолевавших меня печалей. Узнав, что я из другого мира, Клито задавала мне миллион вопросов. Эта Клито очень отличалась от Клито, которую я знал во дворце короля Мизы: тогда она была подавлена безнадежностью своего положения и страхом перед маньяками, в окружении которых жила, но сейчас она была на свободе и в безопасности, естественная жизнерадостность ее духа восстановилась, и снова расцвела настоящая Клито.

Я не сомневался, что Зор влюбился в нее, и эта маленькая негодница управляла им. Было невозможно определить, любит ли она его — где женщины, там и кокетство. Но я думаю, она любила его, так как обращалась с ним очень плохо. Как бы то ни было, это она предложила ему идти в Суви.

— Зачем ты покинула Суви, Клито? — спросил я ее однажды.

— Я убежала, — ответила она, пожав плечами. — Я хотела попасть в Кали, но заблудилась и странствовала, пока меня не захватили джукане.

— Если ты заблудилась, — сказал Зор, — то почему не вернулась в Суви?

— Я боялась, — ответила Клито.

— Чего боялась? — спросил я.

— Там был один человек, который хотел взять меня в жены, но я не хотела его. Это был большой и сильный мужчина, а его дядя был королем Суви. Из-за него я и убежала, из-за него я боялась вернуться.

— А сейчас ты не боишься возвращаться? — спросил я.

— Со мной будете вы с Зором, — ответила она, — и я не испугаюсь.

— Этого человека случайно звали не До-Гад? — спросил я.

— Да, — ответила она. — Ты знаешь его?

— Нет, — сказал я, — но когда-нибудь я с ним познакомлюсь.

По странному совпадению и Диан, и Клито были захвачены джуканами, когда убегали от До-Гада. У нас с Зором образовался большой счет к этому человеку.

Для меня места, по которым мы шли, были новой страной. Размеры суши в Пеллюсидаре столь огромны, она столь редко заселена людьми и столь мало исследована, что представляла собой дикую землю, где еще не ступала нога человека. Это был медленно кипящий горшок жизни, где были представлены животные почти всех геологических периодов, в разное время жившие и в наружном мире. Мне говорили, что здесь существуют значительные области, начисто лишенные животной жизни; и были области, заселенные только рептилиями юрского и триассового периодов внешнего мира, так как другие создания не осмеливались проникать в эти земли. Другие области были населены исключительно птицами и млекопитающими, процветавшими во внешнем мире от начала кайнозоя до плейстоцена, но на большей части Пеллюсидара, известной мне по моим собственным исследованиям и по слухам, все эти формы жизни существовали вместе с отдельными изолированными сообществами людей, жившими в основном в пещерах. Только после основания Империи в Пеллюсидаре началось строительство первого подобия города, если не считать городами подземелья махар или сумасшедшие нагромождения хижин джукан.

Однако один город выпадал из этого обобщения. Это был город Корсар, находившийся рядом с отверстием на северном полюсе, который, по моему мнению, был основан экипажем пиратского корабля, каким-то чудом проникшим через полярное отверстие Арктического океана в Пеллюсидар.

Цивилизация этих людей не распространялась на юг. По природе своей они были мореходами, но, не имея ни солнца, ни луны, ни звезд для ориентирования, они не осмеливались отплывать далеко от берега великого океана Корсар-Аз, на берегу которого они жили.

Мы спали много раз, и все еще двигались по берегу моря, когда вдруг наткнулись на группу огромных мастодонтов в маленькой плоской долине, по которой протекала река. Их было трое — самец, самка и детеныш.

По поведению взрослых мы поняли, что произошло что-то неладное, так как они бегали взад и вперед, громко трубя.

Мы собирались обогнуть это место, когда мне стала ясна причина их возбуждения. Детеныш провалился в трясину на берегу реки и погружался в нее. Для его родителей было бы самоубийством, из-за их огромного веса, попытаться спасти его.

Как и большинство людей, я сентиментален, когда дело касается детенышей животных, а когда я услышал, как орет этот малыш, мое сердце чуть не разорвалось.

— Давай посмотрим, не сможем ли мы вытащить его оттуда, — сказал я Зору.

— А в награду они нас убьют!? — ответил он.

— Старый мадж довольно сообразителен, — сказал я. — Я думаю, он поймет, что мы хотим помочь.

Зор пожал плечами.

— Иногда мне кажется, что ты настоящий джуканин, — сказал он со смехом, — потому что в голову тебе приходят абсолютно сумасшедшие мысли.

— Хорошо, — ответил я, — но, если ты боишься…

— Кто говорит, что я боюсь? — спросил Зор.

Этого было достаточно. Я знал, что теперь он пойдет со мной, если даже ему придется умереть: мужчины Зорама особо гордятся своей репутацией смельчаков.

Я двинулся в сторону мастодонтов, Зор и Клито последовали за мной. Я остановился на краю трясины, в сотне ярдов от животных, чтобы осмотреть землю и оценить возможность спасения детеныша. В этом месте между твердой почвой и рекой находилось всего около двадцати футов трясины, покрытой обломками деревьев, нанесенными во время подъема уровня воды в реке. Поверхность трясины высохла на жарком солнце, и, попробовав эту корку, я обнаружил, что она выдерживает наш вес; так что единственно возможный план спасения был очевиден. Я объяснил его Зору и Клито, и мы принялись собирать самые большие куски плавника, которые раскладывали перед маленьким мастодонтом, устраивая своего рода дорожку от него до твердой почвы. В первый момент малыш испугался и начал биться, когда мы приблизились к нему, но вскоре почувствовал, что мы не собираемся причинять ему вреда, и успокоился. Поначалу его родители тоже забеспокоились, но немного погодя они перестали трубить и принялись следить за нашими действиями. Последние несколько футов импровизированной дорожки нужно было проложить в непосредственной близости от них, в пределах досягаемости их хоботов, но они не мешали нам.

После того как дорожка была закончена, нам надо было попытаться затащить на нее малыша. Он весил около тонны, поэтому и речи быть не могло о том, чтобы поднять его.

Мы с Зором нашли большое бревно и пристроили его рядом с малышом, параллельно ему; после этого мы нашли в плавнике длинную упругую жердь — комель небольшого дерева, — положили ее поперек бревна и медленно завели свободный конец под одну из его передних ног. В то же время Клито, следуя моим указаниям, приготовила большой кусок плавника, который она могла поднять. Мы с Зором взялись за наружный конец рычага и налегли на него всем нашим весом.

Снова и снова мы повторяли это, пока, наконец, нога малыша не вышла из трясины; и как только она освободилась, Клито подсунула под нее кусок плавника.

После этого малыш попытался выбраться на дорожку, но у него ничего не получилось, поэтому мы зашли с другой стороны и повторили всю операцию с другой передней ногой. Это было легче, потому что он уже немного помогал нам свободной ногой; и как только обе его ноги встали на твердую опору, он выбрался из трясины.

Я не видел ничего более трогательного, чем забота этих родителей о своем детеныше, когда он наконец оказался между ними на твердой почве. Мгновение они ощупывали его, убеждаясь, что с ним все в порядке, а затем увели его от трясины.

Клито, Зор и я присели на бревно отдохнуть после этой утомительной работы. Мы думали, что мастодонты уйдут, но они остались. Они остановились в паре сотен футов и смотрели на нас.

Отдохнув, мы продолжили наш путь, стараясь отыскать место, где можно было бы перейти реку вброд; и как только мы двинулись, старый мадж направился за нами, его подруга и малыш шли следом. Это нас насторожило, и мы старались держаться поближе к краю болота, чтобы иметь возможность убежать, если ситуация изменится к худшему. Мы поглядывали через плечо, и я заметил, что мастодонты не проявляли никакой агрессивности. Просто направления нашего движения совпали.

Пройдя немного, мы обнаружили место, в котором могли спокойно пересечь реку. Это была не очень большая река, ее дно в том месте, где мы переходили ее вброд, было каменистым. Дойдя до противоположного берега, мы заметили, что мастодонты вступили в воду вслед за нами.

Они так и шли за нами, пока мы не нашли безопасное место для лагеря. Они ни разу не подошли к нам слишком близко; когда мы останавливались, они делали то же самое.

— Похоже, они просто идут за нами, — сказала Клито.

— Да, — согласился Зор, — но зачем?

— Послушайте меня, — сказал я. — Я не думаю, что они хотят причинить нам вред. Они не выказывают никаких признаков беспокойства или возбуждения, иначе бы они злились на нас или боялись.

— Старый мадж ничего не боится, — сказал Зор.

— Я хочу проверить, насколько они дружелюбны, — сказал я.

— Перед этим тебе лучше найти хорошее дерево, — ответил Зор, — и к тому же большое. Этот старик может перевернуть здесь все что угодно.

Мы остановились около пещер, где собирались сделать привал, и я посчитал, что если мастодонты будут вести себя недружелюбно, я смогу добежать до заранее выбранной пещеры, в которой они меня, по крайней мере, не достанут.

Я медленно пошел к ним. Мастодонты наблюдали за мной и не проявляли никаких признаков возбуждения.

Когда я приблизился на сотню футов, малыш двинулся в мою сторону, а самка обеспокоенно зашевелилась и издала несколько негромких звуков. Я догадался, что она зовет его назад, но он целеустремленно шел вперед.

Я остановился. Два или три раза он замедлял шаг и оглядывался на родителей, но каждый раз после этого продолжал идти, пока не остановился в нескольких футах от меня. Он вытянул перед собой хобот, медленно протянул его к моей руке и коснулся ее. Я слегка почесал его; он сделал еще два шага вперед. Я положил руку ему на голову и почесал его лоб — казалось, ему это понравилось. Но тут он начал закручивать свой хобот вокруг меня, а мне это не понравилось; я взял его и размотал.

Взрослые мастодонты не двигались, но, поверьте мне, они внимательно следили за нами. Неожиданно самка задрала хобот и затрубила; малыш повернулся и побежал к ней изо всех сил, а я пошел назад к Зору и Клито.

Это было началом очень странной дружбы. Когда мы проснулись, мастодонты все еще были рядом, разгуливая вокруг. Они следовали за нами при переходах в течение долгого времени.

Я часто разговаривал с ними, называя самца «Мадж». Однажды, когда мы проснулись, а их не было около лагеря, я несколько раз выкрикнул это имя; и тут же все трое появились из леса, где они, очевидно, питались. Мы привыкли друг к другу. Они часто подходили к нам довольно близко, и я гладил их хоботы, что им очень нравилось. Но мы не догадывались, почему они шли за нами. Самое правдоподобное объяснение, которое я смог выдумать, заключалось в том, что они были благодарны нам за спасение своего малыша из болота. Он наверняка бы погиб в нем, если бы не появились мы. Их присутствие более чем возместило наши усилия, потраченные на спасение малыша: нам не угрожал ни один хищник, которыми были наполнены эти края, так как даже самые свирепые из них уважали силу маджа.

Покинув долину джукан, мы спали много раз; поэтому я знал, что мы прошли довольно приличное расстояние, когда собрались устраивать лагерь у подножия скалы, в которой была пещера, пригодная для ночлега. Остатки костра перед пещерой указывали на то, что ею пользовались сравнительно недавно, а поверхность скалы у входа в пещеру свидетельствовала о том, что многие путники останавливались здесь в прошлом и выцарапывали свои знаки на известняке, — привычка, распространенная среди более развитых племен Пеллюсидара, в которых у каждого был свой знак, заменявший подпись.

Когда я бросил взгляд на эти знаки, мое внимание привлек один из самых свежих — равносторонний треугольник с точкой в центре. Знак Диан! Я указал на него Зору и Клито. Это их взволновало так же, как и меня.

— Она была здесь недавно и одна, — сказал Зор.

— Почему ты думаешь, что она была одна? — спросил я.

— Если бы с ней кто-нибудь был, он бы тоже оставил свой знак, — ответил Зор, — но здесь только один свежий знак.

Могла ли Диан добровольно покинуть меня? Я не мог поверить в это, но в то же время я знал, что такой вывод был очевиден для любого, кто не знал Диан Прекрасную так хорошо, как я.

Загрузка...