ГЛАВА 4

Акьюма располагалась в непосредственной близости от земли стьюритов, от которой ее отделял лишь узкий пролив, и всегда представляла собой лакомый кусочек для пиратов. В самом деле, коль скоро нападение было совершено стьюритами-мореходами, это было еще одним весомым аргументом в пользу брака Броуна и Фидасии. Как утверждал Фэйрин, подобный союз скорее сделает стьюритов союзниками Броуна, нежели его врагами. Воинственные стьюриты смогут усилить позиции Броуна на Полуострове и помогут ему противостоять врагам, которые со всех сторон угрожали Полуострову на севере.

То, что набег совершили соотечественники Фидасии, когда о ее помолвке с Броуном вот-вот должно было быть объявлено, было не слишком хорошим предзнаменованием.

По мере того как Травоух неспешным шагом приближался к береговой линии, местность становилась все более плоской. Альбин не переставая ломал голову над тем, какое значение может иметь это нападение.

Когда секретарь Броуна давал ему указание отправиться в Акьюму, он назвал нападавших «стьюритскими изменниками».

Кем же они могли быть на самом деле? Конечно, Йербо не стал бы санкционировать этот набег, в то время как его единственная законная дочь собирается обручиться с правителем Полуострова. Но Альбину было хорошо известно, что в этом беспокойном государстве существуют группировки, настроенные решительно против этого брака. Еще этой зимой Альбин был в Зике — столице стьюритов, — когда там проходили переговоры между королями. По его мнению, это был один из тех городов, чьи варварские роскошь и великолепие ни в коем случае не затмевали отсутствия самых основных удобств.

Дрожа от холода в неотапливаемом дворце, Альбин со все возрастающей тревогой рассматривал рыжебородую стьюритскую знать. В каждом мужчине было больше шести футов роста, и все они расхаживали по залам, чванясь огромными ловчими орлами на плечах, причем сами они выглядели не менее свирепо, чем их страшные птицы.

За столом переговоров самые ожесточенные споры возникли вокруг свадьбы, о которой сговаривались между собой Броун и Йербо. Лидером оппозиции, насколько понял Альбин, был Арант — незаконнорожденный сын Йербо и сводный брат Фидасии.

Арант произвел на Альбина неизгладимое впечатление. После того как во время переговоров Броун заставил Аранта отвести взгляд, а позже превзошел его в состязаниях с мечом и кинжалом, налитые кровью зеленые глаза принца стьюритов всякий раз начинали сверкать звериной яростью, лишь только взгляд его падал на короля Броуна.

Тропос был еще одним человеком при Дворе короля стьюритов, чей образ навсегда запечатлелся в памяти Альбина. В своей угольно-черной одежде, скрюченный и щуплый, он напоминал злобного вороненка. Телесная немощь с избытком возмещалась ядовитым коварством, след которого неизгладимой печатью лежал на его бледных заостренных чертах.

От одного этого воспоминания Альбин содрогнулся, и по спине его пробежал озноб. Ему было известно, что колдун был родом из Пенито, как и Фэйрин. Ему приходилось слышать о том, что Тропос с позором бежал из Пенито, однако для него, так же как и для всех прочих людей, все, что происходило в Пенито — оплоте колдовских наук, — всегда было тайной за семью печатями.

Мысли его то и дело возвращались к тому, что случилось в Акьюме. Прикусив губу, Альбин вновь сосредоточился на вопросе, что же может значить этот дерзкий пиратский набег. Конечно, Йербо не мог одобрить такой вылазки, так как он, казалось, горит желанием выдать свою дочь за Броуна. Сможет ли подобное демонстративное нарушение договора воспрепятствовать свадебной церемонии, кульминация которой должна была совпасть с сезоном жатвы и гарантировать спокойное будущее Полуострова?

В конце концов юноша отбросил прочь все эти размышления и стал с интересом и одобрением рассматривать окрестности.

Ему уже приходилось бывать по делам в южной части Полуострова, и он мог оценить то, как под управлением короля Броуна эта область стремительно развивалась. Дороги были вымощены булыжником, а по сторонам выросли многочисленные селения — центры рыночной торговли.

По мере того как Джедестром оставался все дальше и дальше позади, густые леса и плодородные долины, поросшие сочной зеленью, столь характерные для северной и центральной части страны, уступали место иному ландшафту. Повсюду теперь виднелись отлогие песчаные холмы, густо поросшие низкорослым кустарником. Земля здесь была практически непригодна для земледелия, но зато она была покрыта целой сетью водных путей, ведущих из глубины страны к портовым городам, основанным королем Броуном еще в самом начале его правления. По этим каналам и рекам сплавлялась на юг ценная древесина лэнкен, которая затем вывозилась в другие страны. Когда были открыты богатые залежи ценного вистита, по приказу короля весь район был буквально усеян кузнями, в которых выплавлялся из руды драгоценный металл, который затем переправлялся по рекам в оживленные гавани.

Промышленность превратила юг страны в населенную область, существенно отличающуюся от аграрного севера. Дороги были и в мирные дни запружены людьми, а теперь, когда на север хлынули беженцы, Альбину становилось с каждым шагом все труднее прокладывать себе дорогу. Беженцы с изможденными лицами, прижимающие к груди немудреные пожитки, испуганно озирались, и их становилось на дороге все больше и больше. Гостиницы были забиты этими обезумевшими от горя людьми, и Альбин вынужден был проехать мимо нескольких постоялых дворов, прежде чем он сумел отыскать себе стол и угол для ночлега. Вечером, пока он поедал свой ужин, сидя в темном углу общей комнаты, он прислушивался к разговорам, которые доносились со всех сторон.

— Они набросились на нас как стервятники, — жаловался какой-то пожилой купец, страшно шевеля небритым лицом и вращая налитыми кровью глазами. — Без всякого предупреждения, как гром среди ясного неба, их боевые орлы тучей налетели на город и принялись терзать невинных людей прямо на улицах. Затем их проклятые корабли появились у пристаней, и стьюритские воины, обезумевшие от этого зелья, которое они всегда лакают перед дракой, посыпались из трюмов, как демоны. Они рубили на куски всякого, кто попадался им на дороге, не щадя ни женщин, ни детей. Все здания были немедленно подожжены… — Голос его дрогнул, и он провел дрожащей рукой по измазанному сажей лицу. — Склады, переполненные зерном и заготовленной древесиной, сгорели, занялись, словно масло. — При этом воспоминании слезы потекли по его лицу. — А ведь в этих складах заключалось дело всей моей жизни, и теперь от них осталась всего лишь груда камней.

— Я думаю, что наш правитель сумеет посчитаться с этими дьяволами за все злодеяния, — вступил в разговор другой мужчина.

— Слишком поздно спасать мои корабли и склады, — возразил купец, глядя в кружку с вином. Ничто не могло его утешить.

— Не унывай, дружище! Наш король прибыл как раз вовремя и застал этих «друзей-стьюритов» прямо за работой. Теперь он жестоко расправится с ними. Пусть это послужит тебе частичной компенсацией за амбары с зерном и склады с древесиной, которых ты лишился.

Альбин с любопытством поглядел на говорившего. Он был одет в простые шерстяные штаны и кожаную тунику, покрытую пятнами, однако его лицо было не из тех, что можно легко забыть. Он был дочерна смугл, а густая темная борода закрывала нижнюю половину его лица, однако его проницательные, цвета спелой вишни глаза, глядящие из-под кустистых бровей, выдавали немалую хитрость и ум. Нос у него был крупным и слегка загибался книзу, и Альбин, глядя на резкие черты его лица, пришел к выводу, что этот человек немало повидал на своем веку.

Заинтересованный, он продолжал наблюдение из своего укромного уголка, однако, к его большому разочарованию, остаток вечера не прибавил ничего к тому, что ему уже было известно. Мужчина, который столь горячо выступил, теперь склонился над своей кружкой с вином и погрузился в глубокие размышления, пристально глядя в огонь. Остальные же люди, заполнявшие общую комнату, тем временем разошлись. Кто-то улегся спать, подстелив тощие матрасы, набитые кукурузными стеблями, а то и просто на голом полу.

Когда бодрствующими остались только Альбин и незнакомец, юноша набрался храбрости и, отставив в сторону свое недопитое вино, подсел к нему.

— Не выпьете ли со мной немного вина? — спросил Альбин. — Я выехал в Акьюму сегодня утром, и мне хотелось бы знать, что я там увижу.

Незнакомец повернул к нему лицо, пригладил тронутые сединой волосы и молча смерил его взглядом. Альбин взволнованно продолжал:

— Краем уха я слышал, как вы рассказывали о битве между стьюритами и солдатами нашего короля, и хотел бы услышать какие-нибудь подробности.

Взгляд незнакомца остановился на кожаной сумке, перекинутой через плечо Альбина, и на губах его появилась легкая улыбка.

— Ты, стало быть, королевский гонец?

— Да.

— Что ж, мне известно, как нелегка бывает служба во время войны. Я расскажу тебе, что ты увидишь в Акьюме. Там только смерть, сожженные дотла здания и жестокая месть Броуна.

— Значит, вы можете с уверенностью сказать мне, что король сумел справиться с пиратами? — не без волнения спросил Альбин.

— О, да! Твой господин — настоящий солдат. Я многое повидал на своем веку и уверяю тебя, что этот человек меня поразил. Он налетел на атакующих как ураган, вырвавшийся из семи адов сразу, и изрубил их на мелкие кусочки, прежде чем они успели сообразить, что произошло. У него отлично обученные стрелки. Под их метким огнем эти адские птицы посыпались с неба, словно спелые вишни в грозу. Очевидно, что Броун держит их в ежовых рукавицах, и это достойно всяческой похвалы, ибо если стьюриты — воины от природы, то жители Полуострова — нет. — Он покачал головой: — Большинство из нас гораздо охотнее доило бы коров, чем приучалось держать в руках оружие.

Альбин не мог с ним не согласиться. После того как он узнал о масштабах разрушений в Акьюме, он чувствовал себя не слишком уютно.

— Так или иначе, но Броуну удалось сделать солдат из горстки земледельцев, — продолжал незнакомец, словно беседуя с самим собой. — Двадцать лет прошло с тех пор, как я оставил родной дом и отправился на поиски счастья на прогнившей посудине, на которой крыс было в три раза больше, чем матросов. Мне многому удалось научиться, и к тому же я немного повидал мир, однако теперь мне начинает казаться, что я преуспел бы гораздо больше, если бы остался дома и гнул спину с мотыгой в руках.

Альбин улыбнулся:

— Куда вы теперь направляетесь и как вас зовут?

— Зовут меня Фен, — доброжелательно ответил незнакомец, и новые знакомые углубились в беседу, склонившись над заново наполненными кружками с вином.

По мере того как ночь полностью вступила в свои права, юноша уже знал, что если верить невероятным рассказам его нового знакомого, то ему довелось перепробовать множество профессий, от моряка до наемника, и побывать в таких землях, о существовании которых Альбину и слышать не приходилось.

— О, я немало побродил по свету, — согласился Фен, делая большой глоток вина и вытирая бороду загрубевшей рукой. — Я повидал жизнь со всех сторон, с лица и с изнанки, да выучил пару-тройку забавных трюков, о которых не мог знать в те годы, когда основным моим занятием было выгребать овечий навоз на нашем участке на севере. Но, не считая нескольких шрамов на спине и того немногого, что появилось у меня вот тут, — он многозначительно постучал себя согнутым пальцем по голове, — я не стал богаче с тех пор, как «зайцем» уплыл в море на чианской торговой галере. По правде говоря, воняло там ничуть не меньше, чем в моей старой овчарне. Лучше бы я остался дома и выгодно продавал нашему правителю мед и молоко.

— И сейчас еще не поздно это сделать, — заметил Альбин. — Под мудрым правлением короля Броуна наше процветание продолжится, и умный человек вроде вас всегда сумеет нажить богатство.

Поигрывая своей глиняной кружкой, Фен насмешливо посмотрел на юношу.

— Я видел мир, мой мальчик, а ты — нет. Полуостров — словно кость, вокруг которой собралась стая голодных псов. Теперь, когда он больше не находится под защитой доуми, эти псы могут в любой миг наброситься на него и разорвать на куски.

Альбин испуганно округлил глаза. Ему и раньше приходилось слышать подобные рассуждения, но в устах Фена они прозвучали как приговор.

— Полуостров в состоянии защитить себя.

— Только не против объединившихся врагов, а это должно произойти рано или поздно.

— Но у нашего короля есть камни доуми. Если придет нужда, он воспользуется их силой.

Фен приподнял одну бровь:

— Сумеет ли он? Будь уверен, эти побрякушки были на нем, когда его войска штурмовали Акьюму, однако я не заметил никаких признаков того, что он ими воспользовался. А ведь это был бы самый простой способ потопить корабли стьюритов и разделаться с их орлами. Нет, победы он добился при помощи силы военной, а не магической.

— Он пользовался ими раньше, — не уступал Альбин. — Мои родители видели, как с их помощью он потушил лесной пожар. Тогда он изменил направление ветра.

— Может ли он сделать это сейчас? — Темные глаза Фена сузились, и он одним глотком осушил свою кружку. — Разве он пользовался ими в последние годы?

Альбин нахмурился. Камни были историей Полуострова и его легендой. Сердце подсказывало ему, что судьба его края тесно связана с ними, однако, хотя он и видел их чуть ли не каждый день сверкающими в золотом венце короля, ему пришлось согласиться с тем, что король ни разу не воспользовался их волшебной силой.

Фен, в упор смотревший на Альбина, чуть скривил губы.

— Что ж, если он сумеет заставить их служить себе, за будущее Полуострова, возможно, не стоит беспокоиться. Но если нет… — он многозначительно и зловеще не закончил фразы.

— Когда король Броун женится на принцессе стьюритов… — попытался возразить Альбин, но едкий смешок Фена перебил его.

— Ты, конечно же, не настолько наивен! Или ты в самом деле считаешь, что брак с этой рыжей сварливой девчонкой оградит наши границы от этих огневолосых убийц? Держу пари, что так им будет еще сподручнее вонзить свои острые клыки в наши беззащитные земли. Более того, — продолжал он, смеясь, — я уверен, что король пришел к тем же самым выводам по этому вопросу. Камни и только камни в силах спасти Полуостров от его врагов. Подождем и увидим. Если король сумеет ими воспользоваться, то я, конечно, останусь здесь и проведу остаток моих дней на родной земле. Но если нет… — Он допил вино из последней кружки и отодвинул стул. — Тогда я вновь отправлюсь странствовать, и да сохранят меня звезды, ибо я уже слишком стар для кочевой жизни.

С этими словами Фен завернулся в потрепанное шерстяное одеяло и вытянулся у очага. В следующий миг его веки сомкнулись и он громко захрапел. Альбин же еще долго не мог заснуть в эту ночь. Пристально глядя в пылающий в очаге огонь, он размышлял до тех пор, пока пламя не погасло, оставив в золе лишь тлеющие угли.

В дальнем углу комнаты, завернувшись в теплое одеяло, полностью скрывающее ее от посторонних взглядов, то же самое делала и Ривен. Она последовала за Альбином в этот постоялый двор и слышала весь разговор Альбина с Феном. Ей пришлось о многом задуматься.

* * *

Встреча и разговор с Феном произвели на Альбина столь глубокое впечатление, что даже на следующее утро, выезжая в Акьюму, он все еще вспоминал его слова и размышлял над ними всю дорогу до города. Въезжая на окраины Акьюмы уже после полудня, он нашел город в еще худшем состоянии, чем его описывали беженцы. Действительно, слышать о катастрофе и видеть все собственными глазами оказалось далеко не одним и тем же.

Над разрушенным городом витал запах смерти. По обочинам улиц валялись трупы, а здания превратились в груды обгорелых бревен. Особенно сильно бросался в глаза причиненный стьюритами ущерб в гавани. Над водой все еще стлался едкий дым, у причалов стояли полусожженные остовы кораблей, и уцелевшие снасти хлопали на ветру или еле слышно гудели, навевая мысли о смерти. Те суда, которых миновало пламя, были насквозь пробиты металлическими таранами стьюритских кораблей, чьи носовые украшения были исполнены в форме орлиных голов с разинутыми клювами. Картину разрушения и смерти довершали обугленные тушки стьюритских боевых орлов, подбитых стрелками Броуна, которые грудами были навалены вдоль пристаней, наполняя воздух тошнотворным запахом паленых перьев.

Войска Броуна как раз заканчивали чистку района. Складские помещения лежали в развалинах или превратились в золу, а земля вокруг была покрыта кровавыми пятнами.

По мере того как Альбин созерцал все новые и новые следы опустошения, внутри него нарастала ярость и злоба. Как же он ненавидел этих убийц-стьюритов!

Повернув коня, Альбин медленно поехал в сторону открытой площадки, на которой собралась толпа уцелевших горожан. Люди переговаривались между собой многие припадали на раненые ноги или были перевязаны окровавленными тряпками. Не обращая внимания на свои ранения, они толпились по краям бывшей городской площади, и взгляды их были обращены к тому, что происходило перед их взорами. Альбин тоже посмотрел туда.

В центре площади стоял король Броун, величественный и грозный. Корона его сверкала, словно желтое солнце, над коротко остриженными кудрями. Король отдавал распоряжения солдатам. Он был облачен в кожаные боевые доспехи, а над бровью его виднелась глубокая ссадина, из которой сочилась кровь. Яркое солнце играло на четырех камнях доуми, укрепленных в ободе короны.

За спиной короля выстроилась полукругом его личная гвардия. Король стоял, обратившись лицом к длинному ряду виселиц, который протянулся через всю центральную часть гавани. На перекладинах виселиц в ужасающем параде смерти болтались несколько десятков трупов стьюритов.

Сердце Альбина громко забилось. Торопливо привязав коня к чудом уцелевшему забору, он стал проталкиваться вперед сквозь толпу.

— Что случилось? — спросил он у женщины, прижимавшей к груди уснувшего ребенка. Встретив ее удивленный взгляд, он поспешно добавил: — Я только что прибыл из столицы.

Женщина внимательно оглядела его с ног до головы, затем ее внимание снова обратилось к мрачной веренице виселиц.

— Он повесил их всех, — сказала она с мрачным удовлетворением. — Повесил всех этих убийц и сукиных сынов, кто остался в живых после того, как люди Броуна набросились на них. Пусть они вечно горят в адском огне!

— Да! — поддержал ее стоявший рядом старик. — И еще он заставил их Главаря, незаконнорожденного ублюдка Аранта, смотреть на это. Весь вчерашний день его банда строила себе виселицы, а сегодня с утра их всех вздернули, одного за другим. Сейчас, — сурово продолжал он, — воины Броуна отправятся в земли стьюритов и отвезут туда Аранта, связанного, словно свинью на убой. Его оставят на их берегу — славный свадебный подарок для Фидасии! — и он хрипло захихикал, вообразив себе эту картину. — Не знаю только, что эта маленькая шлюшка станет с таким подарком делать…

Альбин не стал продолжать беседу и протиснулся вперед, чтобы лучше видеть. Однако, когда он оказался в первых рядах зрителей, он пожалел о том, что не остался стоять там, где заговорит с женщиной. Ему казалось, что он страшно ненавидит стьюритов, но при виде их тел он почувствовал, как тошнота подступила к горлу. Он отвел взгляд и сосредоточил свое внимание на Броуне. Теперь губы короля были плотно сжаты, и он бесстрастно взирал на то, как дюжина его воинов крепко связывает Аранту руки и ноги.

По толпе пронесся язвительный смешок, но Альбину было не до смеха. Ему был очень хорошо виден яростный блеск глаз принца стьюритов, в которых пылала ненависть. Снова на память пришло мрачное пророчество Фена, и Альбин почувствовал, как сердце его сжалось от мрачных предчувствий.

— Наглый пес! — выкрикнул, обращаясь к Броуну, Арант. — Ты оскорбил меня, и я проклинаю тебя! Ты еще пожалеешь о том, что пережил сегодняшний день, и даже Фэйрин тебе не поможет. Фидасия никогда не разделит с тобой ложе. Я отниму у тебя Полуостров, и тебе никогда не придется увидеть, как твой сын играет этими безделушками, которые ты носишь на голове!

Каменный взгляд Броуна даже не дрогнул.

— Заткните ему пасть и уберите с глаз долой, — распорядился он вполголоса.

Солдаты короля немедля исполнили приказ и поволокли Аранта к галере, готовой к отплытию. Оставив его на палубе, они одно за другим сняли с виселиц тела стьюритов и свалили их на борту возле связанного предводителя. Затем, освещенные багряными лучами заката, солдаты Броуна вывели кроваво-красный корабль принца стьюритов в море и, дружно навалившись на весла, направили его в ту сторону, где располагалась Зика.

Альбин довольно долгое время стоял неподвижно, созерцая это невообразимое зрелище, затем резко повернулся назад и уставился прямо в лицо человеку, стоявшему позади него.

— Ривен! — воскликнул он. — Во имя неба, что ты тут делаешь?!

Девушка стояла в густой толпе на расстоянии всего нескольких шагов от него, закутавшись в дорожный плащ и надвинув на глаза шапку, скрывающую волосы, но это не могло ввести Альбина в заблуждение. Увидев, что Альбин узнал ее, Ривен круто развернулась и бросилась прочь, расталкивая толпу. Альбин стиснул зубы и бросился за ней.

— Ривен, постой! Куда же ты?!

Не обращая внимания на его неистовые крики, Ривен метнулась через площадь в узкую улочку, которая, петляя, уводила прочь от гавани. Альбин преследовал ее по пятам. Улочка внезапно окончилась тупиком, и тут Альбин настиг девушку. Схватив Ривен за локоть, он резко развернул ее лицом к себе.

— Мне казалось, что я велел тебе оставаться в Зелете.

Ривен попыталась вырваться, но Альбин крепко держал ее. Гордо приподняв подбородок, она сказала:

— Во-первых, ты не можешь указывать мне, что мне делать, а во-вторых — Зеле та не мой дом.

— До тех пор, пока ты служишь музыкантом при дворе королевы-матери, Зелета остается твоим домом. Известно ли ее величеству, где ты находишься?

— Пока ты не узнал меня, никому об этом не было известно.

Альбин взволнованно уставился на Ривен, и она ответила ему дерзким взглядом. Шапка, прикрывавшая ее голову, сбилась набок, и несколько длинных черных прядей выбились из-под нее. Щека девушки была испачкана сажей, а один из чулок порвался, однако, несмотря на такой внешний вид, она держалась гордо, как королева. Альбин внезапно ощутил неожиданное почтение, словно она и в самом деле была особой королевской крови, однако он поборол в себе это чувство и довольно резким тоном осведомился:

— Где ты достала эту одежду?

— Я взяла ее из прачечной.

— Из той, которая располагается на задворках Плэйта? Это же воровство!

— Я оставила там свое платье. По-моему, это честный обмен.

Альбин растерянно зашипел на нее.

— Ты следовала за мной всю дорогу, да-да! — воскликнул он уверенно, хотя не совсем хорошо понимал, как она смогла бы выследить его так, что он ничего не заметил.

— Да!

— Неужели ты не понимаешь, как опасно девушкам в одиночку, без всякой защиты путешествовать по дорогам, когда идет война?

Ривен многозначительно посмотрела на его руку, которой он сжимал ее локоть.

— За все это время ты — единственный, кто осмелился схватить меня за руку так грубо. Кроме того, в этой одежде я похожа на юношу.

Альбин отступил на шаг назад и фыркнул:

— Всякий, у кого все в порядке со зрением, без труда разглядит, что ты никакой не юноша. — Тряхнув головой. Альбин оглядел ее всю и вынужден был признать. что она была столь изящна, что в самом деле могла сойти за стройного юношу. — Ну ладно. Если бы я не знал тебя в лицо. я мог бы и не узнать тебя, по крайней мере, пока ты прячешь свои длинные волосы, — согласился он ворчливо. — Должно быть, тебе просто повезло, что ты сумела добраться так далеко и никто к тебе не пристал.

— Пусть только кто-нибудь попробует пристать ко мне! — Ривен метнула на Альбина многозначительный взгляд и принялась поправлять шапку. — Прошлой ночью я была в той же таверне, что и ты!

Альбин сглотнул и завращал глазами в крайнем возмущении.

— Я не понимаю тебя. Большинство девушек дорого бы дали за то, чтобы в это неспокойное время оказаться в столь безопасном месте, как Зелета, рядом с такой доброй госпожой, как Киллип. Зачем тебе понадобилось так рисковать, подвергая себя опасности, и глядеть на все эти ужасы?

Ривен немедленно помрачнела.

— Это ужасно, — прошептала она, — но я рада, что увидела все это своими глазами. Теперь-то я знаю, каков ваш король на самом деле.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Альбин и напрягся.

— О, Альбин, он так жесток!

— Король Броун сделал только то, что было необходимо для защиты королевства. Я уверен, что даже ты сумеешь это понять.

— Я поняла только то, что он способен не моргнув глазом проливать реки крови.

Альбин поднял вверх руки, но тут же уронил их.

— Сейчас нет времени обсуждать это. Мы должны обсудить, как лучше всего помочь тебе выбраться из Акьюмы, — он оглянулся по сторонам. — Мне нужно доставить по назначению кое-какие бумаги. Это займет не больше двух часов. Когда я покончу с делами, я буду ждать тебя на этом самом месте и мы что-нибудь придумаем.

Ривен гордо вскинула голову:

— А кто тебе сказал, что я уже хочу отсюда выбраться? Мне здесь нравится, к тому же вокруг так много поучительного…

— Ривен, пожалуйста!

— Ну хорошо, — неохотно согласилась Ривен. — Я приду, но не воображай, что я тут же соглашусь с тем планом, который ты выдумаешь для меня!

Альбин зашагал прочь, и Ривен смотрела ему вслед со смесью облегчения и тревоги. Когда он был рядом, она чувствовала себя в безопасности, словно под материнской опекой. Тот вызывающий тон, который она избрала для разговора с ним, был не чем иным, как притворством. С тех пор как она покинула Зелету, она ни на минуту не почувствовала себя уверенно. Пока Сэл оставалась с ней, все было в порядке, однако, когда до Акьюмы оставалось уже меньше одной лиги, Сэл почуяла присутствие стьюритских боевых орлов.

— Мне придется повернуть назад, — объяснила она свое решение, — если они поймают меня — они разорвут меня на мелкие кусочки.

Акьюма сильно испугала Ривен; обугленные тела у дороги, повешенные солдаты стьюритов и запах свежей крови — все было для нее незнакомым и пугающим. Пока она жила в уединении от всех, в обществе одной лишь Грис, подобные картины ни разу не смущали ее воображения. Внезапно она подумала о том, что если бы камни остались в руках у доуми, ничего подобного не произошло бы. Возможно, Альбин и был прав, когда утверждал, что время от времени кто-нибудь из доуми начинает капризничать, однако, если бы доуми по-прежнему правили Полуостровом, как это должно было быть с самого начала и навсегда, стьюриты ни за что бы не отважились на столь дерзкое нападение.

Ривен была рада и тому, что ей довелось увидеть Броуна-воина, который столь сильно отличался от того игривого мужчины на речном берегу, который пытался соблазнить ее. То, как жестоко он расправился со стьюритами, напомнило ей, как бессовестно он завладел камнем доуми, и Ривен преисполнилась решимости поступить с ним точно таким же образом, как поступил он с ее матерью.

На протяжении следующего часа Ривен бродила по улицам разрушенного города, смешиваясь с толпами жителей и прислушиваясь к их разговорам, пытаясь справиться с теми чувствами, которые обуревали ее. Все разговоры непосредственно касались либо короля Броуна, либо его поступков, и никто не говорил о доуми, так что Ривен начинало казаться, что они перестали играть сколько-нибудь значительную роль в жизни Полуострова.

По мере того как ухудшалось ее настроение, Ривен все сильнее ощущала себя маленькой, одинокой и всеми забытой. С другой стороны, портовый город все сильнее нравился ей. Ее ноги с неизбежностью привели ее обратно в гавань, и несколько долгих минут она стояла на краю покинутого, безлюдного причала, глядя на пляшущие морские волны. Река Хар была самой большой водной массой, которую довелось видеть юной доуми. Ривен знала, что она принадлежит рекам и ручьям Полуострова, однако чувствовала, что силу свою она черпает из океана, и теперь, прежде чем она снова покинет здешние места, она должна будет воздать почести Великой Матери, искупавшись в соленых океанских водах, куда стекают все реки и ручьи, прежде чем возродиться вновь.

— О, Грис! — тихонько прошептала Ривен, опускаясь на колени и погружая руку в прохладную соленую воду рядом с покрытым водорослями причалом. — Все именно так, как ты говорила мне. Все реки, ручьи и океаны — все это частица меня. Узнав воду в маленькой капле, я узнала реки и океаны, и все же мне хотелось бы, чтобы ты была сейчас рядом со мной и увидала все это…

Вынув из воды руку, Ривен прикоснулась мокрым пальцем к губам и закрыла глаза. Всего лишь несколько минут назад она чувствовала себя испуганной и одинокой. Теперь ей стало спокойно и хорошо, словно Грис была рядом и утешила ее, как в детстве.

Ривен была на месте точно в назначенное время. Когда она обнаружила, что Альбина все еще нет, она начала было опасаться, что он забыл про нее, но через некоторое время юноша показался в конце улицы. Лицо его было нахмурено.

— Я боялся, что ты не придешь.

— Не я опоздала, а ты.

Альбин осторожно взял ее под руку.

— Пойдем, отыщем таверну или трактир, где мы сможем спокойно поговорить за кружкой вина и заодно перекусим. Я умираю с голода и ты, должно быть, тоже.

Ривен кивнула. У нее не было достаточно денег, чтобы взять с собой в дорогу, и поэтому она ничего не ела с самого утра.

Отыскав небольшую таверну, они устроились в тихом, укромном уголке зала, и Альбин заказал напитки и пирог с мясом. Затем он с беспокойством посмотрел Ривен прямо в глаза.

— Я только что был у короля. Он отсылает меня в Пенито, и я никак не смогу взять тебя с собой.

— Пенито! Это же…

— Цитадель колдовства, — твердо закончил за нее Альбин. Он не хотел признаваться в этом Ривен, но приказ короля испугал его. Разумеется, он и не помышлял о том, чтобы не подчиниться своему господину.

— Я не знаю, зачем король посылает меня, но это, должно быть, весьма важно. Насколько мне известно, Броун впервые посылает гонца к Фэйрину, с тех пор как они расстались.

— И ты даже не догадываешься о том, какова может быть цель этой твоей поездки? — Ривен бросила взгляд на дорожную сумку, надежно укрепленную на поясе Альбина. — Ты везешь Фэйрину письмо?

— Да, письмо, которое я должен охранять и беречь, не щадя собственной жизни, ибо такова обязанность всех королевских гонцов. Все они присягают в этом.

— Мне кажется, что ты ни разу не заглядывал в те письма, которые везешь.

— Никогда!

Оскорбленный в своих лучших чувствах Альбин даже слегка отпрянул от нее.

Ривен дорого бы дала за то, чтобы хоть одним глазком взглянуть на содержание письма и некоторое время обдумывала идею телепатического контакта, однако после такого ответа Альбина она отбросила эту мысль как бесполезную. Наверняка Альбин действительно не знает, что за депешу он везет колдуну.

— Стало быть, мне придется самой выпутываться, — она пожала плечами.

— Нет, это слишком опасно. Послушай, я разговаривал с Пибом, это один из моих друзей, он ухаживает за лошадьми в королевском лагере. Он найдет тебе местечко. Все, что от тебя потребуется, — это не снимать шапку и научиться ходить за лошадьми.

— Ходить за лошадьми!

— Я знаю, что это не слишком подходящее занятие для девушки, но раз уж ты решила немного пощеголять в мужском камзоле и чулках… По крайней мере, в качестве грума ты сможешь вернуться в Джедестром, не подвергая себя опасности, вместе со всей армией.

Ривен открыла было рот, чтобы отказаться от такой унизительной работы, но затем подумала, что в этом есть свои преимущества. Оставаясь с армией, она сможет приглядывать за королем и за камнями.

— Хорошо, — сдержанно согласилась она. — Очень мило с твоей стороны позаботиться обо мне, Альбин.

Юноша порывисто схватил ее за руку и слегка пожал.

— Я знаю, я разговаривал с тобой сердито, но это вовсе не от того, что ты мне не нравишься. Я питаю к тебе совершенно особые чувства.

— В самом деле?

— Да. Я… — Альбин внезапно залился румянцем. — Я все скажу тебе, но не раньше, чем мы оба окажемся в Плэйте, в безопасности.

* * *

По истечении последующих сорока восьми часов Ривен окончательно убедилась в том, что профессия грума ей ни капли не нравится. К счастью, приятель Альбина Пиб оказался довольно дружелюбным парнем, который относился к девушке терпеливо и вполне по-доброму. Однако же, несмотря на его хорошее к ней отношение, Ривен не могла преодолеть своего отвращения к этой грязной и тяжелой работе. На деле ей пришлось вплотную заниматься конским навозом, а свой камень она видела мало и только издалека. Кроме того, ей приходилось терпеть грубые насмешки и оскорбления солдат и других грумов, и все это усугублялось постоянным страхом того, что ее разоблачат.

Во вторую ночь, когда она сгорбившись сидела в тени у огня, к ней приблизился один из конюхов, известный задира по имени Барт.

— Как тебя звать, маленькая девочка?

— Мое имя Робин, и я не девочка, — твердо ответила Ривен, глядя снизу вверх на бочкообразный торс и потное лицо Барта. На самом же деле ей стало вдруг очень тревожно. Барт премерзко ухмыльнулся в ответ.

— Конечно же, ты — девчонка. Только посмотрите на это девичье личико, на гладкую кожу да на большие глаза! Очень похоже на девчонку, что днем, что ночью. Давай-ка снимем эту шапочку и посмотрим, может быть, ты и в самом деле девица, а?

Барт потянулся рукой к шапке Ривен, но девушка, проворная, как речной ветер, ловко вскочила на ноги, выхватывая свой складной нож, который она хранила в поясе. Взмахнув им, она воскликнула:

— Оставь меня в покое, не то я отрежу тебе палец!

От удивления Барт даже рот разинул. Затем его мясистое лицо налилось кровью.

— Это слишком большой ножик для такой маленькой девочки! Клянусь, что ты даже не знаешь, как им пользоваться!

— Ну что ж, попробуй мне что-нибудь сделать, и я докажу тебе обратное!

Барт шагнул вперед, но остановился, когда Пиб бросился к ним и загородил собой Ривен. Пиб был огромным молодым парнем, с копной вечно взлохмаченных волос светлого, соломенного цвета и бледно-зелеными глазами. Несмотря на то что он был лояльным жителем Полуострова, его бабка была из страны стьюритов, и цвет его глаз, равно как и мощные плечи и огромные кулаки, лишний раз подтверждали это.

— Оставь моего парня в покое или будешь иметь дело со мной! — предупредил он Барта.

Барт попятился, затем неуклюже пожал плечами.

— К чему кипятиться? Я просто шутил с этим симпатичным юношей.

С этими словами он отошел подальше и больше не подходил к Ривен. Девушка, однако, прекрасно понимала, что он и не собирался шутить и она была опасно близка к разоблачению.

На следующий день после полудня Пиб предупредил ее:

— Тебе лучше всего было бы избавиться от твоих волос.

Ривен ничего не ответила, но подумала о том, что он, по всей видимости, прав. Лишь несколькими мгновениями раньше непокорные волосы снова выбились из-под шапки.

Нетерпеливо и раздраженно смахнув со лба выступившую испарину, Ривен отступила на шаг назад от лошади, которую она с усердием чистила и скребла, и оглядела свои грязные, исколотые соломой руки и одежду.

— Нужно помыться! — решила она. — Фу! Как воняет!

— Тогда сделай это сейчас, заодно и отрежь волосы. Только так, чтобы никто тебя не видел, — посоветовал Пиб.

Ривен покачала головой:

— Не следовало мне поддаваться на уговоры Альбина.

Между тем по лагерю распространился слух, что на следующее утро король собирается возвратиться в Джедестром. В Акьюме должен был остаться лишь небольшой гарнизон, а также большой отряд плотников и инженеров, чтобы помочь восстановить город, в то время как основные силы возвращались вместе с Броуном в столицу. Вместе с ним должна была отправиться и Ривен. Это означало, что у нее осталось мало времени на то, чтобы искупаться в океане, и Ривен решила отправиться на берег немедленно. С этими мыслями она выскользнула из конюшен.

После того как она несколько раз внимательно огляделась по сторонам и убедилась, что никто не видит ее, Ривен быстро направилась к берегу океана, отгороженному от лагеря скалистой грядой.

Уже дважды Ривен прокрадывалась сюда в надежде поплавать, но каждый раз на берегу оказывались солдаты и ей приходилось разочарованно отступать. На сей раз ей повезло — поблизости никого не было.

Слегка дрожа от предвкушаемого наслаждения, Ривен перебралась через скалы, которые отгораживали берег океана, и оказалась на берегу небольшой бухты, где солнце мирно поблескивало на волнах, а в воздухе кувыркались белые морские птицы. При виде их сверкающего белоснежного оперения Ривен вспомнила Сэл и пожалела, что им пришлось на время расстаться. Все же она была рада, что ее пиллаун находилась в Джедестроме, в безопасности, укрывшись от всех в королевских садах.

В последний раз оглянувшись по сторонам и убедившись, что она на самом деле одна, Ривен скинула шапку. Освобожденные волосы упали на плечи густой волной, и Ривен достала нож. Через несколько минут отрезанные черные пряди грудой упали на песок, и Ривен кое-как припрятала их под галькой. «Ничего, отрастут», — утешила она себя, делая шаг к воде. По правде говоря, ей было до удивления не жаль расстаться с волосами, а голове стало легко и приятно.

Ривен всегда думала, что у нее прямые волосы, однако когда она бросила взгляд на свое отражение в воде, то обнаружила, что теперь, когда ее волосы не выпрямляются под собственной тяжестью, оставшиеся локоны начали красиво виться. В задумчивости Ривен выпрямила одну такую прядку и с удивлением наблюдала, как она снова закрутилась в кольцо, стоило только выпустить волосы из рук.

Ривен не долго любовалась своим отражением. Шум прибоя звучал в ее ушах гораздо более соблазнительно. Еще раз оглядевшись, Ривен стащила свою грязную тунику и леггинсы, намереваясь взять их с собой в воду. Она собиралась прижать их ко дну камнем, чтобы потом выстирать, но сначала нужно было помыться самой. Не сдержав радостного восклицания, Ривен бросилась в набегавшую на берег волну.

Волны прибоя приняли ее, словно признав в ней своего. Погружаясь в соленую глубину, Ривен почувствовала, как улучшается ее настроение и исчезают все тревоги. «Расскажи мне свои сказки, о Мать Вод!» — прошептала она, ныряя за причудливой, ярко раскрашенной рыбиной, которая медленно плыла вдоль скалистого дна. «Расскажи мне твои сказки и раскрой твои сокровенные тайны».

И Великая Мать услышала ее мольбу и откликнулась. Она прижала Ривен к своей гладкой, темной груди, и юная доуми внезапно поняла, что может дышать соленой морской водой так же легко, как воздухом. Эта новая способность привела ее в восторг, и она нырнула еще глубже, чтобы увидеть там те чудеса, которые воды океана прячут от глаз тех, кто не отваживается покинуть сушу.

Ривен без труда проникла в подводную пещеру, освещенную призрачным фосфорическим свечением каких-то полосатых морских существ. В конце пещеры она остановилась, глядя на добродушного старика с копной седых длинных волос и самыми голубыми глазами, какие только существуют в мире. Старик поманил ее ближе, и его глаза вспыхнули сотнями голубых искр, когда он протянул ей гладкий камень, испещренный сходящимися спиралями синего и зеленого цветов. «Говорящий камень!» — подумала Ривен, держа в руках легендарный морской талисман. Прижав камень к уху, она вслушивалась в далекую песнь, в волшебную сказку, столь же старую, как сам океан, дошедшую с тех времен, когда океан был родным домом для множества невообразимых и волшебных существ. Почти детский восторг охватил ее, и Ривен улыбнулась старому рассказчику.

Когда она наконец повернулась, чтобы покинуть сказочную пещеру, добрый седой старик призвал лоснящегося зеленого ларфина, который вынес Ривен из пещеры на своей гладкой спине. Когда они уже приблизились к верхним слоям воды, ласково-теплым, пронизанным солнечным светом, ларфин передал Ривен на попечение плиэнам — прекрасным морским девам, чьи тела были созданы из морской пены и которые вбирали в себя энергию солнца, падающую на поверхность воды. Они долго плыли рядом с доуми и пели ей свои песни о том, как родились они от звездного света и Короля снов, того самого, кто был теперь их предводителем.

— Мы — это ткань его снов, — проникновенно напевали они. — И мы, и ты, Ривен, и твой король, который украл у тебя камень…

«Может быть, тогда Король снов вернет мне его», — прошептала Ривен, не веря песне плиэнов, ибо они говорили о вещах, которые были ей непонятны. Плиэны рассмеялись в ответ своими тонкими голосами и на ее глазах изменили свою форму. Пена превращалась то в мерцающих змей, то в роскошных рыб с изящными длинными плавниками, которые вдруг рассыпались на части и взмывали в воздух многокрылыми невесомыми бабочками и грациозными райскими птицами с султанами из перьев на голове.

Ривен, как зачарованная, вслушивалась в простые мелодии и следила за танцем, забыв обо всем. Это продолжалось довольно долго, несколько часов, и лишь когда набежавшая тучка закрыла собой солнце, Ривен вынырнула на поверхность и бросила взгляд на берег. Юные плиэны покинули доуми, и она увидела на берегу короля Броуна. Король стоял на песке и глядел на воду, а в руках он держал несколько прядей ее недавно отрезанных волос. Он вовсе не был похож на сновидение. Напротив, он выглядел на редкость реальным.

Загрузка...