Заветы предательства

Ник Кайм ПОРИЦАНИЕ перевод А. Липинской

Веток Раан замечает цель в поле зрения и аккуратно наводит перекрестье прицела на ее спину. В бок дует сильный ветер, пахнущий радиоактивным распадом, и он делает поправку, чтобы это компенсировать, а корректировщик шепотом считывает показатели медного измерительного прибора:

— Восемнадцать миллиметров влево, три миллиметра вверх.

Раан к нему не прислушивается, он не кивает и даже не удосуживается моргнуть. Это может испортить выстрел, а он знает: у него есть шанс только на один. Промахнется — и им придется удирать. Он сомневается, что это им удастся. Они со Скарбеком погибнут — или, что еще хуже, останутся тут на корм Освободившимся.

Цель — один из них. Генетически усовершенствованная машина убийства, настроенная на мщение. С тех пор как этот мир запылал в лучах собственного солнца, они жаждали крови. Гудящий ранец, закрепленный на броне цели, окружен колеблющимся маревом перегретого воздуха. Несмотря на защитный костюм, Раан чувствует — как если бы тот был совсем близко, он даже почти что улавливает вкус.

На несколько секунд его зрение затуманивается вихрем радиоактивной пыли, палец, поглаживающий курок винтовки, взмок под перчаткой. Кислородная маска, закрывающая лицо и шею, щиплет кожу.

Раан задерживает дыхание. Цель скорчилась и практически не шевелится, словно терпеливо откапывает что-то из грязи. Взгляд снайпера — это туннель, ограничивающий обзор, и он сузится, едва настанет момент…

Предрассветное небо озаряет кобальтовая вспышка, и скорчившаяся фигура едва заметно меняет положение.

— Сейчас, — шипит в воке Скарбек.

Раан жмет на спусковой крючок.

Винтовка издает глухой кашляющий звук, и, словно молния на солнце, крупнокалиберная гильза вылетает в горячий наэлектризованный воздух. Все происходит словно в замедленной съемке. Ему кажется, что он может разглядеть, как пуля вращается, и частицы воздуха смещаются, пропуская ее — слабую незатухающую искру, а потом она врезается в металл и входит…

Но крови нет.

Должна же быть кровь, какая бы там ни была броня, — знак, что выстрел оказался смертельным.

Он поворачивается, рот открывается в беззвучном крике, слово замирает, словно это все просто съемка, и лента прервалась.

— Нет крови, — пытается крикнуть он. — Нет…

Холодный шар боли взрывается в спине Раана. Потом горло Скарбека разверзается, словно прорыв в водопроводной трубе, и алое заливает его защитный костюм, проникая насквозь.

Обзор его более не ограничен прицелом винтовки, но все равно сужается — и темнеет. Раан видит, что цель все еще согбенна и безжизненна — как и когда они ее только что заметили.

Теперь кровь есть. Много крови, но — принадлежащей им.

Темнота накатывает — среди опаленного радиацией дня, и Веток Раан понимает — слишком поздно, — что их обманули.

Эонид Тиэль хватает трупы за лодыжки и тянет. Он уже подобрал ружья и ослабил ремни, чтобы те налезли на его более широкое и закованное в более мощную броню тело. Черная работа не радует его, но это необходимо сделать. Спрятать тела, похоронить их в выбеленной солнцем пустыне.

Он выбирает подходящее место и начинает копать. Руки в латных перчатках на удивление хорошо заменяют лопаты. Похорони убитых достаточно глубоко — и даже Освободившиеся не смогут их обнаружить по запаху. Тиэль подозревает, что радиация затрудняет их — и его — восприятие. Ауспик, сканер, даже экран внутри его закрытого шлема совершенно ненадежны в выжженной атмосфере Калта.

Могилы вырыты и снова зарыты, и на его левой линзе мелькает хроно-предупреждение. Оно короткое и смазано помехами, но это единственное, что все еще работает и снабжает его полезной информацией. Уровень радиации зашкаливает. Очередная солнечная вспышка пылает на горизонте. До полного выгорания восемь минут и восемнадцать секунд — нет, уже меньше.

— Благодарю за помощь, брат Аканис, — говорит он далекому трупу в голубой броне, — но мне уже пора.

Того нет необходимости хоронить — Освободившиеся уже много дней как превратили Аканиса в пустую оболочку. Остались только броня и кости. Когда-то Тиэля могли упрекнуть за такое неуважение, за то, что он использовал боевого брата как приманку, но Тиэлю уже знакомо порицание. Он все еще с гордостью носит красный цвет на боевом шлеме, хотя этот знак уже давно поменял смысл. Если бы Тиэль не бросил вызов старшим по званию, Марий Гейдж и, возможно, даже лорд Жиллиман были бы мертвы. А так они живы — и покинули Калт.

Тиэль поначалу думал, что это касается и его, но все же вернулся. Очередное нарушение субординации с его стороны.

Не то чтобы Эонид Тиэль не способен на уважительное отношение, просто он быстрее, чем его братья, понял: правила ведения войны изменились. Старая тактика, изложенная в «Кодексе» его примарха, не всегда отличалась практичностью. Практичность Тиэль носит на своей броне — это керамитовая, не раз побывавшая в боях летопись построений и стратагем, которые он использовал в ходе этой в высшей степени необычной подземной войны.

Еще один кусок кабеля отмечает его продвижение. Тиэль выцарапывает на броне коротким стилусом координаты, глубину, время, затем бежит, пригнувшись, прочь от мертвого Аканиса.

Добравшись до раскопа, он снимает с пояса сейсмопосох, глубоко погружает его и активирует регистратор подземных толчков. Это занимает несколько секунд. Отслеживая отсчет линзой левой сетчатки, он понимает, что осталось немного.

— Ну, давай же, давай…

Уровень радиации быстро растет, грозная алая заря уже пылает на горизонте — мерцающая линия огня. Тиэль чувствует, как повышается температура, даже выключив сигналы тревоги внутри шлема, чтобы броня перестала жалобно гудеть.

— Не сейчас.

Если он найдет разрыв кабеля, то придется возвращаться. Сейчас он копать точно не сможет — засада отняла слишком много времени. Именно эта стратагема записана на его левом наплечнике. Он уже не впервые применяет ее — и явно не в последний раз.

Сейсмопосох дает отрицательный ответ.

— Да что ж такое.

Тиэль глубже ввинчивает посох и наращивает пульсацию сигнала, зная, что радиация и несколько метрических тонн земли, камня и железа заглушат любой слабый ответ.

Посох снова сигналит.

— Нет ответа… проклятье!

На поверхности Калта бурлит настоящая волна огня — некогда сияющая граница империи Ультрамара обращена в бескрайнюю пустыню. Город Нумин — пустая оболочка, населенная трупами и хищными тенями. Низин Дера Карен больше нет, их леса обратились в пепел. Наверху пылает Веридия, утратившая прежнюю красоту. Она была первой — жемчужина, обращенная в горячий уголь адского возмездия.

Эонид Тиэль был отмечен знаком осуждения, но теперь, похоже, Веридия желает снова отметить его. Она обрекла его на смерть, и краской ей служит солнечная вспышка, которая сожжет красное и голубое, так что броня его станет черной.

Тиэль бросает посох и большую часть снаряжения — и бежит.

Суженные налитые кровью глаза наблюдают за бегством Ультрамарина. Приборы, компенсирующие засветку, выкручены до отказа, но виден лишь окруженный ореолом силуэт воина, позади которого ярко пылает адское солнце. Пусть и не так ярко, чтобы глаза не могли различить, как он присаживается на корточки и активирует панель, спрятанную в грязи. Несколько секунд спустя в пустыне разверзается трещина, и песчаная волна прокатывается и исчезает в расширяющейся черной щели.

Ультрамарин не знает, что за ним ведется наблюдение; он спешит в темноту скрытого убежища, с брони его поднимаются серые струйки дыма.

Курта Седд отключает считывание визуальных данных и втягивает перископ обратно в пещеру, где он и его отряды пребывают в ожидании. Его силовой доспех скрипит на повороте — и он замечает перед собой семерых воинов-культистов. Даже в тусклом свете фосфорных ламп знаки, вырезанные на их голых предплечьях, мерцают и змеятся.

Не Освободившиеся — еще не они. Но скоро станут ими. Таков обет.

— Ну? — спрашивает один из культистов, и в старом помятом воксе его голос кажется хриплым.

Лоргар оставил этих людей умирать на Калте — верных слуг Слова, последовавших за лживым демагогом.

Седд сипит, в его голосе легко различить улыбку:

— Кровь Эреба, он наш.

Потрескивание керамита, остывающего в воздухе подземелья, нарушает тишину подземного мира, что существует теперь под поверхностью Калта. Он едва уцелел. Надписи на броне Тиэля оказались ниже красной линии, и его уровень радиации пугающе близок к допустимому максимуму.

Миновав ворота, он продолжал бежать. Вниз, в чрево земли, туда, где его ждет новый бесконечно уродливый мир. Таков теперь Калт — пещерные города, ничем не лучше могил.

Внизу туннеля Тиэль переходит на шаг и наконец останавливается. Он падает на одно колено, пытаясь отдышаться. Уже пострадавший в битве на борту «Чести Макрагга» почти два года назад, он вздрагивает при мысли об ущербе, причиненном его броне солнечной вспышкой, и представляет себе многочисленные крошечные трещины, уменьшающие ее надежность.

— Каждый раз, покидая комплекс, вы рискуете нашей тайной и безопасностью, — доносится из темноты строгий голос, прерывая размышления Тиэля.

Тиэль устало тянется к печатям, крепящим шлем к латному воротнику, отстегивает их и поднимает шлем, чтобы глотнуть свежего воздуха.

Он молод, но лицо его очерчено жесткими линиями — их сделала такими война. Пот стекает по лбу и вискам, отчего поблескивают короткие светлые волосы. Глаза у него голубые, как яркие сапфиры, и они сразу же замечают в темноте того, кто говорил.

— И с каждой секундой изоляции мы все более рискуем быть уничтоженными. Вы так внимательно следите за моими перемещениями, капитан Вульций?

Из тени на свет единственной висячей фосфорной лампы выходит Ультрамарин. Он в позолоченной броне, на сгибе правой руки — увенчанный лаврами шлем, на левом бедре — меч в ножнах. Сияют три платиновые заклепки, вделанные в лоб, подобный гранитной скале. Темные волосы Вульция коротко острижены, он в полном доспехе. Вооружение капитана безупречно, но, несмотря на все усилия механика, несет на себе следы битв, в которых он сражался. С генератора свисает короткий алый плащ, доходящий до колен.

Глаза капитана Вульция изумрудно-зеленого цвета, холодные и безжалостные, как море.

— А разве в этом есть необходимость, сержант?

— Практическая — чем дальше мы продвинемся без подкрепления, тем больше шанс, что нас одолеют. Коммуникационный кабель — наша единственная возможность подать сигнал флоту. Его перерезали, и наш командный пункт оказался сам по себе. Не могу не задуматься, в чем причина повреждения, сэр.

— Это не ваша забота.

— Это моя единственная забота, сэр. И, полагаю, ваша тоже.

— В присутствии лорда Жиллимана вы тоже позволяли себе подобную дерзость? — презрительно фыркает Вульций. Тиэль понимает, что вопрос его — чисто риторический. — Теперь ясно, почему вы все еще носите старую метку. Она всегда была для вас почетным знаком, разве нет? Гордец, не умеющий подчиняться.

— О нет, сэр. Это необычная война, и она требует необычной тактики.

— И вы, надо полагать, рассчитываете ее выиграть?

— Могу я говорить откровенно, сэр? — выдыхает Тиэль.

Вульций склоняет голову набок, словно не веря.

— Разве вы уже не делаете это, сержант?

— Нет, сэр. Я не имею в виду победу. На Калте выиграть невозможно. У него нет стратегического значения — разве что в целях пропаганды. Калт уже потерян.

Теперь Вульций хмурится, его терпение исчерпано.

— Возможно, вам следовало остаться на Макрагге.

— Возможно, сэр. Думал, здесь от меня будет больше толку.

— Вы ошибались, сержант.

Вульций поворачивается спиной, выходит из освещенного лампой круга и снова исчезает в тени.

Тиэль кивает.

— Видимо, да.

— Пройдите очистку от радиации, и через час я приду провести инструктаж.

— Постараюсь не опаздывать, сэр.

Вульций делает паузу, возможно, чтобы придумать, в чем еще укорить подчиненного, — но решает не делать этого.

— Да уж, постарайтесь. — Он выжидает, наполовину поглощенный темнотой. — Я думал, лорд Жиллиман послал вас сюда в наказание за неповиновение его воле, но сейчас вижу, что ошибался.

— Почему же, сэр?

— Потому, что ощущение такое, будто это меня наказали.

Вульций уходит, его шаги эхом раздаются в помещении — и Тиэль остается в темноте.

Сидя на скамье в послеочистной камере, Тиэль сквозь грязное бронированное стекло смотрит, как два сервитора чистят его доспех. Очистка от радиации — процесс долгий и болезненный, но необходимый. С тех самых пор, как враг атаковал солнце Калта, любой выход на поверхность несет с собой риск заражения радиацией. Даже Легионес Астартес подвержены ему, хоть и могут выдерживать более долгое и сильное воздействие, чем обычные люди.

Последней вылазки Тиэля хватило бы, чтобы несколько раз убить обычного человека. А он будет жить и преодолеет воздействие калтской радиации.

Одетый лишь в сетчатый поддоспешник и белую майку для тренировок, он все равно возвышается над солдатом, что стоит рядом. При взгляде на форменную куртку солдата становится понятно, что зовут его Рауд и что он из старого нуминского полка. Разумеется, полка этого уже не существует — ни единого батальона. Выжившие бойцы старой армии Калта были собраны в партизанские отряды, при поддержке легионеров Тринадцатого — где возможно.

— И долго еще, рядовой? — спрашивает Тиэль.

Рауд оборачивается, он несколько озадачен. Тиэль показывает на сервитора за грязным стеклом:

— В смысле, доспех еще долго будут чистить?

Он знает ответ, но тишина подземелий вселяет в него тревогу, и мысли его блуждают.

Рядовой смотрит на хронометр. Он в облегченном защитном костюме, в гамашах и сапогах, но куртка расстегнута, и под ней видны старые армейские знаки отличия. На шее у него болтается маска с респиратором. На плечах складками лежит капюшон.

— Через минуту, сержант. Сервиторы уже заканчивают.

Тиэль кивает, словно услышал что-то новое.

— Скажи, рядовой… тебе велено за мной присматривать?

Рауд на миг замирает в изумлении.

— Я… э-э… Нет, сержант. Капитан Вульций просил, чтобы я покараулил, чтобы вы не ушли, пока он не вернется.

Тиэль поднимается на ноги — простое движение, но теперь он грозно нависает над солдатом.

— Значит, ты все-таки за мной присматриваешь.

— Сержант, я лишь…

Тиэль смеется и отмахивается рукой:

— Да успокойся, рядовой. Я просто шучу — чтобы не так тоскливо было тут обоим торчать.

Рядовой Рауд успокаивается. Он пытается улыбнуться, но его выдают испуганные глаза. Прежде чем он успевает ответить, звучит сигнал, и лампа над входом в очистную камеру пульсирует светом. Несколько секунд спустя пневматический механизм шипит, дверь открывается, и появляется сервитор с начищенной латной пластиной. Тиэль рад, что с нее не исчезли оставленные им знаки.

Рауд тоже их видит.

— Что это?

Он щурится, приглядываясь — пытается понять их смысл и не может.

— В легионе их называли практиками. Я использую их для записи всех тактик, стратагем и приемов, которые использовал на Калте со времен своего назначения.

— В вашем костюме для этого есть внутренние системы?

Тиэль улыбается, забирая у сервитора наплечник.

— Они уже переполнены. Я был сильно занят. Вот, помоги мне надеть это.

Рауд повинуется. Где-то в туннеле глухо отзываются звуки битвы.

С помощью рядового Рауда Тиэль облачается в доспех примерно за три минуты. Еще три минуты — и он на полпути по туннелю, спешит в командный пункт, где надеется застать капитана Вульция.

В фосфоресцирующем полумраке раздаются три громких удара, громче прежнего. Тиэль замедляет бег и переходит на легкую трусцу, броня глухо позвякивает.

Его догоняет запыхавшийся Рауд.

— Что это было?

— Стреляли из болтеров.

Лицо Рауда, резко высвеченное жужжащей лампой на потолке, бледнеет до белизны.

— Это легионерское оружие.

— Да.

Рауд проверяет свой лазерный карабин и снимает предохранитель движением большого пальца.

Тиэль вынул болтер-пистолет из боковой кобуры. В другой руке у него короткий меч.

За стрельбой следуют крики. Он знает некоторые голоса. Один принадлежит капитану Вульцию, выкрикивающему приказы. Другие — более резкие и гортанные. Он знает этот язык, пусть и толком не умеет изъясняться на нем.

Колхидский.

Несущие Слово.

Тиэль крепче сжимает пистолет и рукоять меча. Он хочет выхватить электромагнитный двуручный меч, висящий в ножнах сбоку генератора у него на спине, но еще не знает, что ему предстоит. Нет ни практики, чтобы рассчитать ответ, ни теории, сформулированной за эти странные дни братоубийственной войны.

— Встань у меня за спиной, — предупреждает Тиэль, крадучись преодолевая последние метры туннеля. В начале и конце — взрывоустойчивые двери; цифровой кодовый замок препятствует входу и выходу, но враги каким-то образом сумели пробраться на их базу.

Звуки битвы становятся громче — даже сквозь толстую пласталь дверей. Тиэль останавливается на пороге и набирает последовательность цифр. Он предпочел бы, чтобы был другой путь, но лишь так можно пройти в командный пункт. Открывающиеся двери предупредят о его присутствии — и он должен быть готов к тому, что окажется за ними. Воспоминания о бое на борту «Чести Макрагга» возвращаются к нему холодными вспышками. Тиэль пытается отогнать их и надеется, что на этот раз столкнется со смертным противником.

— За каждой дверью новый ужас, — бормочет он.

Рауд поднимает глаза.

— Что?

— Ничего.

Даже сквозь грохот пальбы, крики и проклятия слышно, как со скрипом отворяются двери.

— Оставайся со мной, Рауд.

Пригнув голову, Тиэль отскакивает к стене, окидывает быстрым взглядом комнату и считывает фрагменты тактических данных.

Командный пункт по большей части разрушен, его когитаторы и стратегические консоли повреждены. Световые полоски, мигающие над головой, подсказывают, что генератор энергии тоже на пределе. Две взрывоустойчивые двери на противоположной стороне вынесло напрочь, их куски лежат на почерневшем от огня полу — очевидно, именно там началось вторжение. Трое Ультрамаринов укрылись за каменными опорами в центре комнаты, вокруг них разлетаются от взрывов куски утонченных резных украшений.

Один из них — капитан Вульций. Кровь течет ему в глаз из серьезной раны на голове и явно мешает целиться. Он пригнулся и вынужден ограничиваться торопливыми выстрелами наугад, и, судя по звуку, у него вот-вот кончатся патроны в магазине.

Пятнадцать целей распределились по другой стороне обширного помещения, они наступают по двое. Тиэль насчитал семерых в силовых доспехах, но руки их обнажены. Еще восемь — люди, культисты: броня, длинные одеяния, пулевое оружие и краденые лазганы. Они плохо вооружены, но полны решимости и передвигаются с точным расчетом, на который редко способны фанатики.

Тройной выстрел из болт-пистолета Тиэля попадает Несущему Слово в живот, и тот, в состоянии шока, резко оборачивается. Рауд тоже стреляет — в шею культисту, так что тот сразу падает.

— Хороший выстрел! — кричит Тиэль.

— Я целил в грудь.

Оба они прижаты к стене и используют ниши в качестве укрытия. Шквал ответного огня не дает им сдвинуться с места.

Статические помехи трещат в вокс-приемнике Тиэля. Чуть позже раздается скрипучий голос капитана Вульция.

«Они взорвали дверь, Тиэль. Нуметор и Гаргелл погибли. Практика — мы в западне, и превосходство сил не за нами».

— Я насчитал семь легионеров и семь культистов.

— Нет. Людей там как минимум вдвое больше.

Тиэль скрипит зубами.

— Простите, сэр, это моя вина. Они наверняка пришли вслед за мной.

Теория: они проигрывают, и через несколько коротких минут командный пункт будет захвачен.

Тиэль все еще формулирует план, когда в комнату начинают транслировать голос вражеского командира, перекрывающий шум перестрелки.

«Говорит Курта Седд, Апостол Третьей Руки, Семнадцатый легион. Численное и стратегическое преимущество за нами. Сдайтесь — и вас и тех, кто вам служит, пощадят».

Командный пункт — часть большой, подобной городу, сети, центр, из которого Ультрамарины все эти годы координировали местные убежища. Здесь нет беженцев, но штатские есть. Четырнадцать мужчин и женщин, лишь треть из которых солдаты, остальные — снабженцы, инженеры и повара, укрылись вместе с теми, кто не сумел их защитить. Некоторые сжимают дрожащими пальцами лазпистолеты. Остальные лежат убитые шальными выстрелами — или покончили с собой. Как и Тиэль, Вульций в ответе за них.

Они — кровь Калта. Или то, что осталось от нее.

Вульций отдает последний приказ — и в воксе Тиэля снова слышно пощелкивание.

«Выбирайтесь отсюда, Тиэль. Только вы сможете это сделать».

— Вы сдаетесь?

«Им нужны пленные — значит, у вас есть время, сержант».

— Время на что, сэр?

«На то, чтобы организовать спасение. — Он смеется, наслаждаясь мрачной шуткой, которую Тиэль не понял. — Сами же сказали, сержант, — война необычная, и она требует необычной тактики. Это уже за мной. А теперь идите».

Рот Тиэля сжимается в единую линию, когда он понимает, что ему придется сделать.

— Отступаем.

Рауд вопросительно смотрит на него.

— Сержант?

— К выходу. Немедленно. Мы уходим.

Тиэль прикрывает Рауда, возглавляя отступление из командного пункта обратно в туннель. Он вздрагивает, когда вслед им начинается пальба.

— Быстро!

Рискуя словить шальную пулю, он набирает на панели комбинацию закрывания дверей, после чего разносит ее выстрелом из болтера. Двери все еще закрываются, когда за ними гремит взрыв, так что Рауд падает на пол, а Тиэль шатается и вынужден опереться о стену.

Оглядываясь, он замечает несколько фигур, наступающих сквозь дым. По обе стороны от побитой двери разбросаны искореженные куски металла. Он вздергивает Рауда на ноги.

— Вставай, солдат. Держись.

Рядовой ошарашен, но следует приказу, быстро приходит в себя и стреляет, опустившись на колено. Усилия их вознаграждены тремя вскриками, причем одно попадание совершенно точно принадлежит Рауду. После этого оставшиеся культисты действуют более осторожно.

Тиэль поднимает сжатый кулак, давая Рауду знак прекратить.

— Переходим к наблюдению.

Он прислушивается к затихающим выстрелам из болтеров и лазганов.

Силуэты в рассеивающемся дыму отступают, хотя голос, более низкий, чем остальные, все еще отдает приказы.

— Они отступают.

Рауд не может не испытывать облегчения.

Тиэль продолжает прислушиваться. Опять бормотание, резкий металлический лязг. Глаза его расширяются, когда он узнает звук выдергивания чеки у гранаты.

— Ложись!

Предупреждение его тонет в пронзительном вое белого шума, многократно отраженном от стен туннеля. Рауд кричит, когда пространство заполняет слепящий свет, яркий, как гневное солнце Калта.

— У них… светошумовые гранаты.

Речь Тиэля теряет внятность. Он чувствует, что слабеет, в ушах звенит, голова словно пустое пространство барабана, в который бьют изо всех сил. Взрывы перегрузили его авточувства и достигают коры мозга.

Он слышит резкий хлопок, потом агрессивный свист расширяющегося газа. Туннель заполнен свежим дымом из новой связки гранат. Тиэль со стоном выпрямляется. Линзы его шлема перегружены, и он снимает шлем и пристегивает к поясу, чтобы тот прошел автокалибровку.

Шум становится все громче, вонь подожженных шнуров усиливается. Он все еще не может видеть отчетливо и старается не высовываться на случай, если культисты вновь откроют стрельбу.

Но этого не происходит. Торопливые шаги слышны сквозь затихающее эхо битвы.

Тиэль поднимает на ноги оглушенного Рауда.

— Что-то случилось.

Культисты отступают. Тиэль может поклясться, что сквозь звуки их движений различает смешки. Он моргает, пытаясь сбросить резкие остаточные образы. Из-за воздействия гранаты и дыма его способность целиться серьезно нарушена.

Что-то надвигается. Смутные силуэты — с такого расстояния он не может сказать, сколько именно, — стремительно приближаются. Он стреляет, но промахивается. Зернистые алые овалы проступают сквозь густой дым. Это линзы инфраочков, горящие во мгле с безжалостностью прицелов.

Тиэль закрывает глаза и слушает.

Трое атакующих, на полной скорости.

Он обеими руками поднимает пистолет, глаза по-прежнему закрыты. Он целится в одну фигуру — и слышит болезненный стон.

— Еще двое, — выдыхает он и сосредоточивается.

Следующий выстрел лишь задевает цель. Он слышит, как пуля отлетает рикошетом, цель шатается и вскрикивает. Еще выстрел — уже точно в центр тяжести, и цель грузно падает.

— Еще один…

Культист орет, так громко и так близко, что Тиэль понимает — у него больше нет времени. Он открывает глаза и видит, что безумец только что привел в рабочее состояние зажигательный механизм, пристегнутый к его телу.

Взрыв срывает Тиэля с места и подбрасывает к потолку. Грохот падающих камней почти оглушает его. Темнота завладевает им, и он воображает, будто падает в пасть какого-то нереального создания, обитающего по ту сторону завесы.

Его пробуждает ощущение, что по кирасе что-то шкрябает.

Тиэль открывает глаза в темноте, пахнущей землей и мокрым камнем. Что-то тяжелое давит ему на спину. Он пытается пошевелиться, но не может, даже дышать тяжело.

— Рядовой…

Он сипит, голос звучит совсем глухо — на него навалилось не меньше тонны камня.

Это Рауд скребет по броне Тиэля, его руки прижаты к груди тяжелым доспехом Ультрамарина, пальцы сомкнуты вокруг крохотного ножа, и он отчаянно царапает металл в надежде на ответ.

— Слава Императору, — выдыхает Рауд.

Тиэль скорчился над ним, и тело Ультрамарина — единственное, что не дает ему погибнуть под обрушившейся на них скалой. По крайней мере, Рауду хватило ума надеть маску с респиратором, прежде чем случился обвал.

— Поднять сможете?

Ощущение такое, будто на спину Тиэлю навалился целый танк. Он пробует пошевелиться, кряхтит и приподнимает каменную плиту, которая медленно расплющивает их — всего на несколько миллиметров, а потом снова опускает.

— Выше — не могу.

— Значит, даже космодесантники не всемогущи? — Рауд неловко пытается пошутить. — Я не хочу умереть здесь, сэр.

— Я тоже. Вот почему ты сейчас доберешься до моего пояса и снимешь с него одну гранату. Сможешь, рядовой?

Рауд кивает и выпускает нож.

Руки Тиэля упираются в пол по обе стороны от него, поддерживая груз. Ногами он тоже не может пошевелить. Тело его выгнуто ровно настолько, что остается небольшое пространство для маневров. Тиэль чувствует, как отстегивают гранату, как она шкрябает по его кирасе, пока Рауд подтаскивает ее к его лицу.

— Теперь что?

— Поставьте таймер на тридцать секунд, потом засуньте ее между мной и скалой, которая нас придавила. Поглубже засуньте. Вы без брони, и настолько близкий взрыв практически точно убьет вас, если вас не прикрыть.

Рауду этот план не внушает уверенности.

— А с вами-то что будет?

Тиэль же совершенно спокоен.

— Будет ужасно больно. Ну, давай же.

Рауд повинуется. Он ставит таймер на тридцать секунд и запихивает гранату как можно глубже, чтобы тело Тиэля отделило его от эпицентра взрыва.

— Готово.

— Хорошо. У тебя меньше двадцати секунд. Сожмись насколько возможно и, будь добр, прикрой мне уши.

Рауд прижимает к его ушам дрожащие руки, слышен отсчет таймера — и каждый щелчок волной проходит по броне Тиэля. Когда остается три секунды, он закрывает глаза.

Жар, давление, треск расколотого камня, вонь обожженного металла и вкус крови во рту — все обрушивается на него сразу водоворотом мучительных ощущений. Тиэль выдержал взрыв, хотя руки и ноги его занемели, а броня, похоже, повреждена.

Наверху воздух чище, и ему удается повернуться, пусть и преодолевая сильную боль. Со спины сыплются камни и грязь.

— Живы? — шепчет он солдату. На зубах у него кровь — он чувствует ее вкус.

Рауд отзывается — до странности неуверенно:

— Да.

— Тогда помоги мне встать. Слышно, как культисты разгребают обломки — они хотят добраться до нас.

В одиночку и без апотекария Тиэлю трудно оценить, насколько серьезно он пострадал. Судя по ощущениям — внутреннее кровотечение, несколько переломов грудной клетки и, возможно, левого плеча. Он снова в шлеме, и на дисплее видно, что пластины и швы доспеха повреждены, равно как и система энергоснабжения.

Тиэль с трудом выпрямляется, стряхивая куски разорванной гранатой скалы. Он смотрит сквозь облако земли и пыли, выискивая врагов.

— Четыре контакта, тридцать три метра.

Он достает пистолет — в магазине еще хватит патронов на три залпа.

Единственный выстрел раздается в тишине, полумрак озаряет вспышка. От троих культистов остались лишь клочья металла, четвертый умирает более благообразно — от точного выстрела, который Рауд сделал из лазерной винтовки.

Тиэль кивает.

— А ты и в самом деле довольно меткий стрелок.

Рауд все еще вытирает с лица пот и грязь — он снял маску, чтобы более ловко целиться.

— Я сражаюсь за Ультрамар, сержант, даже здесь, под землей. Ну, и возмездие подстегивает… помогает сосредоточиться.

— Так и есть. А чем ты занимался до призыва?

Рауд колеблется.

— Я… я был преступником, сэр. Меня рекрутировали в порядке наказания.

Тиэль присвистывает и улыбается.

— И каков риск?

Наверху в темноте раздается громкий треск. Пуля рикошетом отлетает от стены, разбрасывая обломки. Еще одна отскакивает от наплечника Тиэля, оставляя в керамите неглубокую вмятину. Позади, за завалами, готовят к выстрелу оружие посерьезнее. Орудийная бригада возится с магазином и налаживает прицел.

У Тиэля нет ни малейшего желания продолжать испытывать свой доспех на прочность.

— Надо уходить.

Не дожидаясь просьбы, Рауд поддерживает Тиэля слева, там, где ему сильнее досталось, и они вместе пробираются по туннелю и сворачивают за угол как раз тогда, когда срабатывает автопушка.

Рауд пригибается. Тиэль заправляет свежую ленту в свой болт-пистолет.

Закрыв руками уши, Рауд кричит во все горло — иначе просто ничего не слышно:

— Теперь что?

— Туда мы вернуться не можем.

В конце туннеля идет пальба, словно дрелью пробивая камни и землю.

— Вскоре подоспеют и вражеские легионеры. — Тиэль проверяет отсчет времени на глазном дисплее. Тот постоянно включен, как и регистратор боевых действий, — с тех пор как началась операция на Калте. — Солнечная вспышка должна была уже улечься. И неподалеку отсюда есть выход.

— На поверхность? Но там…

— Смертоносная выжженная радиацией пустыня. — По его интонации легко понять, что Тиэль уже решился. — Теоретически нам надо найти другой подход, внезапно атаковать Курту Седда и его людей. С практической же точки зрения — остаться здесь: мы мертвы, и остальные — тоже. Капитан Вульций не даст отпор, если не сможет гарантировать защиту штатским. Седду нужны пленные.

Рауд приуныл:

— Похоже, так и так помирать, вопрос в том, насколько быстро.

Тиэль уже тронулся с места и не слышит его.

— Надень средства защиты и следи за счетчиком радиации.

— Сомневаюсь, что все это спасет нас от очередной солнечной вспышки. Куда пойдем, когда выберемся отсюда?

Тиэль оборачивается и смотрит на рядового сквозь холодные линзы.

— Куда-нибудь под землю, и быстро. Если нет — оба сгорим.

Курта Седд абсолютно бесстрастен, его облаченная в доспех фигура наполовину погружена в рассеивающийся дым и тени. В фосфоресцирующем свете броня его почти не видна, но то, что можно разглядеть, все в крючьях, причудливо выгнуто и покрыто клинописью. Надписи по большей части сделал он сам — он считает себя в некотором смысле проповедником. Некоторые фразы даже нанесены прямо на плоть, но эти хотя бы написаны его собственной кровью, а не кровью его жертв.

Он обхватил себя руками и ждет.

Из тени выходят трое культистов, за ними — легионер. Он обращается лишь к Несущему Слово:

— Эшра. Где они?

— Бежали, господин.

Приблизившись к Курте Седду, легионер преклоняет колени и опускает голову для наказания — ритуального обезглавливания.

— Подними глаза. Я не убью тебя за этот проступок, но ты должен искупить вину.

С тех пор как Лоргар оставил своих заблудших сыновей умирать на Калте, они начали осознавать себя как отдельную фракцию, чему способствовали глубинный инстинкт самосохранения и праведный гнев. Седд считает, что его здесь оставили для какой-то возвышенной, пусть и неизвестной цели.

Эшра без шлема. Он потерял его несколько недель назад и теперь обходится без него, демонстрируя всем свои шрамы как знак благочестия.

— Каково будет искупление?

Он бьет себя кулаком в окованную латами грудь — устаревший жест, который Седд старается игнорировать. Глаза апостола грозно пылают за линзами шлема-черепа.

— Следуй за ними.

— В радиоактивную пустыню? — Эшра озадачен. — Без полной брони…

— Ты заболеешь и умрешь, но успеешь поймать нашу добычу. Пусть это подгоняет тебя.

— Но господин, я…

Удар наносится быстро и рассекает шею Эшры, так что голова отделяется от плеч, прежде чем кто-либо успевает заметить, как Курта Седд вытащил клинок из-под защитной накладки на предплечье.

Он шипит:

— Каэлок.

Другой воин выходит из-за спины Темного Апостола. Ему хватает ума остаться в шлеме. На левом виске у него изогнутый рог.

— Да, господин.

Его голос — даже не один, а два, накладывающиеся друг на друга и лишь едва заметно рассинхронизированные.

— Благородный Каэлок, ты тоже откажешься от такой чести?

Каэлок вытягивается в струнку:

— Вам нужны их головы или их языки?

За маской, изображающей мертвое лицо, Курта Седд улыбается.

Горячий ветер проносится по выжженным руинам города. Солнечная вспышка оставила позади себя пожары. Некоторые незначительны и лишь опаляют обочины дорог или освещают взорванные дома изнутри, словно крошечные траурные свечи. Другие огромны и охватывают целые районы, оставляя за собой слой черной сажи.

Тиэль вглядывается в горизонт, потом смотрит на Рауда.

— Меркий, южный округ. Смотрите, вон та статуя принадлежала важному лицу.

До пожаров, до того как Веридия превратила Калт в безводную пустошь, были еще северный, восточный и западный округа. Здесь занимались земледелием в промышленных масштабах. Заботливо взращиваемые леса лиан, окаймленные деревьями проспекты, огромные купола, образуемые растениями — все это теперь стало прахом и золой. Больше пятидесяти тысяч рабочих — и теперь их оплакивает лишь разрушенный памятник.

Тиэль знает Меркий — и знает о тех, кто владел этими землями. Прежде чем вернуться на поверхность, он собрал детальные данные обо всех основных городах и районах Калта. Сейчас это лишь исторические документы, описывающие уничтоженный мир.

Рауд кашляет в маске, визор запотел от дыхания.

— Ты ранен, солдат?

— Я в порядке, сэр.

Тиэль на секунду задерживает на нем взгляд, потом снова рассматривает руины.

— Тогда держись настороже. Там, в тени, может оказаться все, что угодно.

Рауд хмурится:

— Да какой человек тут сможет уцелеть?

— Нам стоит беспокоиться не из-за людей.

С самого момента прибытия в Меркий они не видели ни души. Трупы — точнее, обугленные почерневшие кости, которыми повсюду усеяна земля, — не считаются.

Тиэль шагает медленно. Он распорядился, чтобы Рауд держался позади примерно в двадцати шагах. Он присматривается к каждой тени, каждой трещине, которые становятся все глубже.

Он молча поднимает сжатый кулак.

Рауд тут же останавливается. Он смотрит вперед и понимает, что привлекло внимание Ультрамарина.

Бронемашина, а именно — «Носорог» Тринадцатого легиона, — перегородила дорогу.

— Стой тут, — потрескивает голос Тиэля в воксе, вделанном в защитный костюм Рауда.

Ультрамарин идет дальше один, держа обеими руками болтер на уровне талии. В туннеле с него немного толку, но тут, на открытом пространстве, он может пригодиться. Пистолет остался в кобуре, меч в ножнах, боевой нож на колене, электромагнитный двуручный меч по-прежнему на спине.

Радиация мешает работать его автосенсорам, но внутренний хронометр отсчитывает время до предсказуемой следующей солнечной вспышки. Он едва ли может себе позволить роскошь быть осторожным, но и беспечность может обойтись слишком дорого.

Дойдя до боевой машины, Тиэль замечает, что задний люк открыт. Держа перед собой болтер, он шагает внутрь. Имеются некоторые повреждения от огня, но внутри все по большей части цело. Водитель навалился на пульт управления и наверняка мертв. У него в шлеме дыра, окаймленная темной запекшейся кровью.

Тиэль уже видел такие раны.

— Это не от клинка.

Крик снаружи настораживает его. Он бежит на голос Рауда.

— Там, наверху…

Солдат показывает, тыча дулом лазгана, словно пальцем.

Тиэль смотрит — статуя, похожая на церковную горгулью, присела, кутаясь в крылья, на остатки башни.

Рауд обеспокоен, но не опускает оружия.

— Что это за штука?

— Был — демон. Сейчас просто оболочка.

Словно в подтверждение этого сильный порыв ветра обращает статую в хлопья золы.

Наконец Рауд опускает лазган, но все еще смотрит на две когтистые лапы, оставшиеся на разрушенной башне.

— Что с ними стало?

Тиэль пожимает плечами:

— Завеса снова стала плотнее, полагаю. Демоны ушли вместе с ней. Им трудно удержаться в мире смертных. На Калте больше не осталось настоящих демонов.

Рауд встречается с ним взглядом:

— Откуда вы знаете?

— А ты что, видел их?

— Нет.

— Теперь остались лишь Освободившиеся…

Тиэль выдыхает, долго и сипло, и опирается на танк. Из швов его брони сочится что-то темное.

Рауд видит это.

— У вас кровь…

— Я едва держусь на ногах. Помоги залезть в танк.

Вместе они забираются внутрь. Тиэль приваливается к стене и тяжело дышит.

— Что мне делать? — спрашивает Рауд.

— Оставайся здесь. Если на нас охотятся, то в этой развалине могут и не заметить, но на открытом месте убьют. Я сейчас приду в себя, уже скоро…

Сквозь забрало слышно, как он шипит от боли.

— Остается надеяться, что я быстро приду в себя, — до солнечной вспышки осталось не так много.

Рауд хмурится:

— А с практической точки зрения?

Тиэль смеется над его попыткой съязвить.

— Расскажите, как вы жили на Калте, солдат. Напомните мне, за что мы сражались, после того как нас предали.

Рауд пожимает плечами, глядя в землю:

— Да что там рассказывать. Я был фермером, работал на Воллардских лугах и убирал зерно на корм скоту. — Он молчит, рассеянно перебирая застежки костюма. — Убил надсмотрщика, когда он полез к моей жене. Выстрелом в сердце — он умер сразу.

Тиэль откидывает голову назад, касаясь металлической стены. Он снова болезненно вздыхает.

— Вас осудили за убийство.

Рауд кивает.

— У меня не было доказательств. Я был рабочий, он — надсмотрщик.

Голос его меняется от горечи воспоминаний и потерь. Тиэль его понимает.

— Там остались жена и маленькая дочка. Они умерли еще до войны — полагаю, так лучше. Я думал, погибну в клетке, но вместо этого меня призвали на службу. Осудили, если хотите. — Рауд показывает на шлем Тиэля. — Примерно как вас.

Веселье Тиэля несколько натужно — скорее от боли, чем из-за несогласия.

Потом наступает напряженная тишина. Рауд с минуту ждет, прежде чем ее нарушить.

— Мы же не выберемся из этого танка, да, сэр?

— Может, мы сумеем его запустить. Он мог и восстановиться.

Рауд оглядывается.

— Такое вообще бывает?

Тиэль не отвечает. Его мозг и тело работают, чтобы снова привести его в боевое состояние. Ультрамарины особенно хорошо умеют восстанавливаться. Они делают это быстро и эффективно — лучше, чем другие легионеры. Отчасти поэтому их так трудно убивать. А в последнее время у них было много возможностей для практики.

Тусклый блеск брони в открытом люке «Рино» заставляет Рауда встрепенуться. Он понимает, что задремал, хотя должен был нести стражу. Без хронометра невозможно определить, как долго Тиэль находится в отключке. На горизонте светлеет, и в воздухе все сильнее ощущается жар огня. Скверно. Он медленно подбирается к люку, чтобы получше присмотреться.

Охотники видели их — или, по крайней мере, знают, где они могут прятаться. Они приближаются к развалине — четыре культиста и легионер с уродливой маской на шлеме: сбоку головы торчит единственный рог. О его броню звенят шипастые цепи. Его обнаженные руки — сплошные мускулы, изрезанное клинописью мясо, побуревшее от радиации. В одной руке он сжимает зазубренный ритуальный нож, в другой — тупорылый болт-пистолет, со вторым лезвием в виде штыка.

Рауд понимает, что остались считаные минуты до того, как охотники спустятся в неглубокую воронку, где стоит «Носорог». Он дотягивается до предплечья Тиэля, и тут рука Ультрамарина хватает его за запястье.

Рауд едва не вскрикивает и показывает в открытый люк.

Тиэль все еще не полностью восстановился.

— Сколько? — Он добирается до зрительного окошка и качает головой. — Они близко.

Потом он замечает огненную линию на горизонте.

— Но вон то еще ближе.

Рауд снова на краю люка и целится из карабина.

— Я смогу уложить двоих, прежде чем они заметят нас.

Тиэль чуть наклоняет голову:

— Стало быть, убирал зерно?

— Там, в полях, иногда было нечем себя занять, ну, и, бывало, палили по жестянкам из отцовской лазерной винтовки. Он был в армии, служил снайпером.

— А говорили, — передается через поколение. Бедные жестянки. Значит, двое? Я займусь остальными. Легионер умрет последним.

Рауд кивает. План принят.

Солдат выжидает еще пять секунд и делает первый выстрел. Он выносит глаз ближайшему культисту лазболтом, так что разлетаются ошметки мозгов и осколки черепа. Второй умирает с ожогом на шее — не хуже, чем перерезанная глотка. Оба падают с промежутком буквально в несколько секунд.

С противоположной стороны «Носорога» гремят два выстрела из болтпистолета — звук усилен тесным внутренним пространством танка, и еще два культиста уничтожены. Тогда Рауд замечает того, кто приближается следом за ними, и понимает, что время уже истекло.

Тиэль уже готов заняться легионером, когда его ослепляет первая вспышка света. Стена огня несется по пустыне, ревет над руинами и холмами из пепла. Она идет волнами, одна над другой, сверкающая и неумолимая. Она прекрасна и кошмарна — живое воплощение разрушения, и она надвигается на них.

Тиэль кричит:

— Уходим, быстро!

Рауд повинуется и забивается за пульт управления «Носорога», когда снова начинается стрельба из болтеров.

— Но как…

Он умолкает; рычаги совершенно непонятные и слишком велики для человеческих рук.

— Как обычный комбайн, — кричит Тиэль сквозь лязг металла. — Запускай, потом жми на рычаг скоростей изо всех сил.

Теперь внутри танка жарко, как в печи, — надвигается огненная буря.

Рауд слышит, как кричит Тиэль и как пули глухо ударяются о броню. В этот хаос вторгается еще один голос — низкий и гортанный. Не нужно оборачиваться, чтобы понять: это — Несущий Слово.

Он находит рычаг управления, дергает его назад и включает зажигание. Удивительно, но побитый танк фырчит… и затихает. Он делает вторую попытку. Что-то тяжелое падает у него за спиной. Крик Тиэля заставляет его взглянуть в зеркало заднего вида.

Несущий Слово на борту, и они сошлись в поединке.

— Запечатай вход, — рявкает Тиэль, не отвлекаясь от сражения.

Рауд пытается, но рычаг заело, и он в отчаянии начинает молотить по панели управления. Внутри костюма все провоняло потом, от горячего дыхания запотели очки, и солдата одолевает жара.

Наконец «Носорог» с кашлем оживает.

Позади них что-то происходит. Ход сражения меняется. Рауд слышит стон, рев, замечает нечто совершенно не похожее на человека, напоминающее ту самую статую-демона. Он понимает, что создание это и есть Несущий Слово.

— Тварь! — ревет Тиэль, выхватывая электромагнитный меч. Тот гудит, пульсируя энергией, яростный, как и чудовище, явившееся перед ним.

Несущий Слово смеется, передразнивая обоими голосами.

— Избранный, Гал Ворбак… Освободившийся. Столько имен — и ни одного настоящего. Как жалка твоя смертная плоть.

Броня трескается и меняет очертания вокруг зубчатых крыльев. Гребень из влажных костей поднимается над хребтом легионера. Кожа темнеет, из коричневой становясь черной. Сузившиеся черные зрачки, которые видно в прорези шлема, злобно пылают.

И в этот момент превращения раны приковывают его надежнее якоря — Тиэль понимает, что силы неравны.

Беглые взгляды в зеркало заднего вида толком не дают рассмотреть битву между Тиэлем и Освободившимся. Она ужасна — сплошное пятно мелькающих клинков и когтей под рев двухголосого чудовища.

«Носорог» идет сквозь солнечное пламя, отчаянно подпрыгивая на обломках, попавших под гусеницы. Рауд едва не вылетает из огромного водительского кресла, когда танк пробивает стену из обломков. Он отчаянно хватается, а температура растет, металл почти обжигает руки. Остается лишь держаться и двигаться вперед.

Двигаться вперед.

«Просто двигаться вперед», — бормочет он.

В зеркале трещина, разделяющая картину боя на две неровные части. На заднем плане в открытом люке — пылающий Калт. Линия горизонта исчезла, стерта огнем. Тиэль и чудовище кажутся темными силуэтами на фоне ослепительного света. Танк отчаянно трясет, и трудно что-то толком разобрать, но у Рауда возникает ощущение, что Ультрамарин проигрывает.

Он так поглощен боем, так боится возможного исхода, что не замечает разверзшегося перед ними провала.

Даже после целого дня восстановления и в полностью заряженном и неповрежденном доспехе Тиэль — и он сам это знает — все равно уступает Освободившемуся. Тот быстр, удары его тяжелы, и от каждого прикосновения его когтей, каждого оборонительного приема до самых плеч идет отдача. Тиэль морщится, понимая, что рана открылась. Сначала тепло на спине, потом холод — такой, что немеют нервы и движения роковым образом замедляются.

Танк дергается, отбрасывая Тиэля, как раз когда он наконец парирует удар врага. Тот шатается, хватка на рукояти меча ослабевает. Заметив слабость противника, Освободившийся атакует. Каждую микросекунду мозг Тиэля просчитывает возможные стратегии, но не в состоянии противостоять монстру, обрушивающему его на палубу, сжимающему его горло когтями.

— Какая жалкая смертная плоть…

Освободившийся смеется. Брызги его слюны воняют гнилым мясом и прокисшим молоком, но Тиэль удерживает рвоту. Он борется до последнего и принимает решение встретить смерть с яростью в сердце. Он чувствует, как коготь царапает сонную артерию, предает свою жизнь и душу в руки Императора и Жиллимана — и пол под обоими противниками подается вниз. Тиэль понимает, что они падают.

И — кровь. Океаны крови, в которых можно утонуть.

Одинокий Несущий Слово упорно пробирается по подземным коридорам грязного маленького мира. В руке он несет голову — как и обещал. Шлем, который все еще надет на нее, покрыт знаками — боевые стратегии вырезаны прямо на металле.

Он идет на звуки боли, доносящиеся из глубины туннеля, зная, что так выйдет на командный пункт. Над землей все еще бушует ад, выжигающий землю дочерна.

Его спасло падение. Он рухнул прямо в заброшенный питомник, где давно не работали системы гидропоники и высохли все лозы, — и нашел путь назад. Чем ниже он спускался, тем меньше ощущалась жара. Броня его покрыта запекшейся кровью.

Распахнув последнюю из внутренних дверей, едва заметную во мраке, он находит их.

Один из воинов оборачивается со смешком:

— Каэлок? Мы-то думали, ты погиб.

Два Несущих Слово захватили в плен Ультрамарина — судя по знакам отличия, капитана. Лицо Вульция разбито в кровь, один глаз не виден из-за красных потеков. Очевидно, его пытали. Рядом, в пределах досягаемости, стоит ржавый стол с зажимами и ножами. Всю эту сцену заливает белесый свет. Он мигает каждые несколько секунд. Каэлок входит в пыточную.

— Еще нет.

Два Несущих Слово, занятых жестокой работой, оборачиваются на звук его голоса.

Курта Седд разглядывает экран со сдержанным интересом. Лампа погасла, и экран остался единственным источником света. Темный Апостол отсвечивает болезненно-зеленым. Изображение потрескивает, идет помехами, потом на несколько секунд стабилизируется — и помехи возобновляются.

— Великолепно, — улыбается сам себе Седд.

Они долго копали, ставя в каждом новом туннеле радиационные маячки. Схема видна на экране: восьмиконечная звезда. В память о нечестивой Звезде Хаоса.

Когда другой легионер входит в помещение, Седд чуть оборачивается. Он сдерживает себя, зная, что это он тут хозяин. Краем глаза он замечает, что Латек все еще «играет» со вторым уцелевшим Ультрамарином.

— Не выпускай из него всю кровь, Латек. Еще не время.

Им нужна кровь этого воина — и капитана. Он подавляет желание отправить Латека проверить Ворша и Меткара. Все их пленники должны быть живы — пока что — и люди, что сбились в глубине комнаты, тоже. Их кровь еще пригодится.

— Завеса снова истончится, — говорит он. — Разве не так, Каэлок?

Рогатая фигура у него за спиной делает шаг вперед. Курта Седд ухмыляется:

— Ты пахнешь кровью. Принес мне их головы или языки, ученик?

Седду швыряют что-то тяжелое. Он смотрит вниз на разбитые линзы шлема Ультрамарина. Тот покрыт кровью, снизу торчит неровный обрубок шеи.

— Очень хорошо, Каэлок.

Седд снова поднимает глаза к экрану и ритуальным туннелям, которые они вырыли под скалами. Вот старый коллектор. А вот магнитная дорога, которая уже давно не используется. Седду оставалось лишь объединить их. Почти все уже было готово — часть космического узора — задолго до того, как на Калт пришла война. Этот подземный бункер Ультрамаринов стал связующим звеном. Как хорошо распорядилась судьба.

Он показывает на карту:

— Великолепно, не правда ли?

— Да.

Сообразив, что голос не принадлежит Каэлоку, Курта Седд снова поворачивается. Он узнает Ультрамарина, надевшего шлем Каэлока.

— Святое Слово!

— Мне есть, что тебе сказать, — отвечает Эонид Тиэль. — За меня будет говорить мой болтер.

Выстрел вспышкой разрывает темноту, вскрывая броню Латека и обнажая внутренности. Тот падает с глухим бульканьем. Адрий, пришпиленный к пыточному столу Ультрамарин, у которого под ключицей все еще торчит ритуальный нож Латека, наступает на горло своего мучителя, распростертого на полу.

Тревожные крики разносятся по комнате — пленные-люди пытаются убраться подальше от источника опасности. Седд быстрее, чем его воины, он ныряет в укрытие, приказывая оставшимся ученикам атаковать, — но один из них уже падает.

Несущие Слово не могут соперничать с Ультрамаринами по части тактики — возможно, они уступают им и как воины, но Тиэль знает, что считать их всех безмозглыми фанатиками было бы ошибкой.

Адрий платит за это знание жизнью — его горло и правая рука взрываются кровавыми брызгами, когда Несущий Слово открывает огонь по Ультрамарину, кинувшемуся на Седда.

Тиэль ревет от ярости и стреляет в убийцу Адрия. Остается лишь один Несущий Слово, кроме Седда; прочие враги — культисты-люди.

Вульций выскакивает из тени, убивая двоих меткими выстрелами из болтера. Капитан ранен, но все еще грозен. Другой культист замахивается цепным тесаком, выплевывая догмы на еретическом языке своего господина.

Яркий лазерный луч прорезает темноту, попадая стрелку в грудь, и проходит насквозь, оставив за собой пылающую воронку.

Рауд — меткий стрелок, и Тиэль рад, что этот бывший осужденный прикрывает ему спину.

Продольный огонь не дает предателям выйти из-за пульта управления — Вульций пригвоздил их с одной стороны, Тиэль — с другой.

Сквозь шум перестрелки Тиэль различает ритмичные заклинания — это голос Седда.

— Капитан!

Вульций тоже услышал это, но он ослабел и привалился к разбитой колонне. Оставшийся ученик Седда пытается попасть то в одного, то в другого, короткие очереди не дают Тиэлю свободно двигать рукой.

Но Тиэль не один.

— Рауд! Помнишь те жестянки на поле?

Ответ Рауда почти поглощен грохотом болтера:

— Я их и не забывал.

Тиэль улыбается:

— Постарайся попасть еще по одной, прошу тебя.

Выходя из укрытия за кучей обломков, Рауд делает единственный выстрел. Винтовка прижата к плечу, чтобы ослабить отдачу, глаз — у прицела. Лазболт летит сквозь дым и мусор, прожигает тени и наконец попадает Несущему Слово чуть выше глаза. Он жалит, но не убивает — заставляет того обернуться в поисках агрессора.

Эта потеря концентрации — буквально на миг — позволяет Тиэлю выпустить очередь ему в голову. Тело еще не успело упасть, а Ультрамарин уже выходит, отбрасывая бесполезный теперь болтер.

Вульций выглядывает из укрытия и посылает череду выстрелов в Курту Седда. Темный Апостол поднимается, и разрывные пули попадают в окружающую его темную ауру — какой-то мерзкий ритуал призывания дарует ему неестественную защиту.

Тиэль снова действует исходя из опыта, позабыв о пистолете на бедре. На борту «Чести Макрагга» клинки и топоры сокрушали Нерожденных куда эффективнее, чем любое огнестрельное оружие: это было как-то связано с древним происхождением созданий, которых удалось уничтожить старомодным методом. Но у Тиэля не было клинка. Он все потерял при падении танка — в том числе бесценный двуручный меч, полученный из личного арсенала примарха.

Когда Освободившийся погиб, по воле капризной судьбы напоровшись на электромагнитный клинок, он взорвался, обдав Тиэля потоком демонической крови. Очнувшись, весь в запекшейся крови, Тиэль придумал теоретическую схему, которая позволит использовать элемент неожиданности, и практический прием для спасения боевых братьев. Шлем, отобранный у Каэлока, пусть и мерзостный, пригодился для маскировки. Теперь, когда он несется на Курту Седда, а кожа апостола морщится и шевелится от вызванных варпом мутаций, Тиэль снова использует шлем. Срывает его с головы, радуясь, что можно избавиться от этих вонючих оков, и размахивает им как оружием.

Седд безумен — он захвачен ощущением все возрастающей силы.

— Завеса истончается, и я возвышаюсь!

— Ты умираешь, — поправляет его Тиэль и вбивает рогатый шлем в подобное черепу лицо апостола.

Ритуал испорчен, и Седд вопит на два голоса, изменения поглощают его. Броня, кожа и плоть сплавляются в полужидкое желе, но даже и оно продолжает дымиться и съеживаться.

Тиэль отпрянул от омерзительного создания, вынимает пистолет и целится прямо в массу плоти, которая некогда была Куртой Седдом.

— Уничтожьте его, Тиэль! — кричит Вульций.

Капитан стреляет в тот же миг, и два Ультрамарина разряжают оружие в бесформенную массу. Та сжимается с каждым попаданием, пока не становится обычным пятном.

Эхо перестрелки затихает. Возвращается покой, прерываемый лишь всхлипами и невнятными словами благодарности за спасение, — это пленные-люди.

Тиэль чуть оседает, все еще не опуская пистолет, будто тварь, которую уничтожили они с капитаном Вульцием, может вновь материализоваться. Он вздрагивает, почувствовав, как его взяли за руку.

— Успокойтесь, сержант, — говорит Вульций. — Все закончилось.

Мужчины и женщины выбираются из укрытия, моргая, когда включается аварийное освещение. Тиэль пинает сапогом мертвого Несущего Слово — того, которого подбил Рауд.

— Надо убедиться, что все мертвы. Очистите это место.

— Не торопитесь так. — Вульций хлопает по плечу измученного Тиэля, сидящего на упавшей колонне. — Я ошибался в вас, Эонид. Прошу прощения. Вы делаете честь нашему легиону.

— Я сделал это не один.

Тиэль ищет глазами Рауда. Он замечает его — тот привалился к стене, вытянув ноги, голова склонилась набок. В защитном костюме дыра — еще с того момента, как обвалился туннель. Он неподвижен, но на болтающейся на шее маске нет крови. Глаза его открыты и не мигают.

— Отважный безумец. Все равно же пошел со мной на поверхность.

Вульций следит за взглядом Тиэля.

— Осужденный? Из штрафного легиона?

Тиэль качает головой:

— Фермер, муж и отец. — Он показывает на колеблющиеся зеленые значки на экране, демонстрирующие планы раскопов Несущих Слово. — Мы найдем разрыв кабеля в одном из вон тех туннелей.

Вульций кивает:

— Мы поведем отряды, произведем починку и вызовем подкрепление. Мы с вами тут сами не справимся.

Тиэль со стоном поднимается на ноги.

— Вам придется сделать это без меня, сэр.

— Что?

У Тиэля усталые глаза, и не только из-за боя.

— Когда прибудет следующая волна подкрепления, я улечу на Макрагг. Я совершил ошибку, вернувшись сюда.

— Мы должны продолжать сражаться, сержант Тиэль.

— Верно, должны. Но не здесь. Это пропаганда, а я не любитель политики. Я буду говорить и делать лишь то, что снова покроет мой доспех красными знаками.

Вульций хочет возразить, но лишь с улыбкой кивает.

— Возможно, вы правы. — Они отдают друг другу честь. — За Императора. За Калт.

Тиэль бросает последний взгляд на Рауда.

— Да, за Калт.

Боевой корабль взмывает вверх с голой взлетной площадки в нескольких километрах от города Нумина. Легионеры подкрепления уже высадились, и теперь лишь один воин остается на борту рядом с пилотом.

«Пристегнитесь, сержант», — пощелкивает голос в воксе.

Тиэль пристегнут магнитными ремнями. Его болтер закреплен над головой, как и электромагнитный меч. После отвоевания подземелий он сходил забрать его из обломков разбитого «Носорога» — невозможно вернуться к лорду Жиллиману без меча. Доспех Тиэля начищен, хотя практики, вырезанные на керамите, остались. Они нужны ему не для того, чтобы вспоминать планы сражений, — это наследие, которое передаст его боевые наработки последующим поколениям.

Тиэль думает, что, когда он вернется на Макрагг, надо подарить их примарху.

Они выходят на орбиту, и в воксе снова слышится голос пилота:

«Вы рады, что улетаете, сержант Тиэль?»

— Рад, что возвращаюсь на войну. Многое без меня поменялось?

Ненадолго воцаряется молчание — пилот проводит подготовку к полету в вакууме.

«А вы не слышали?»

Тиэль поднимает глаза — с момента отлета он впервые по-настоящему обращает внимание на слова собеседника.

— Слышал что?

«Наш Лорд Жиллиман строит…»

Тиэль хмурится.

— Что именно строит?

«Империум Секундус».