Заветы предательства

Грэм Макнилл КРИПТОС перевод А. Апанасевича

Атомные небеса пылали яростными электромагнитными вспышками, поднимавшимися от разрушенных тесла-катушек энергохранилищ. Умирающие машины Кавор Сарты вопили в ужасе. Воздух был полон статического шума невообразимо сложных механизмов, терзаемых пытками, — объявший всю планету истошный визг ноосферного распада.

Обширные рудные бассейны расплавились, а громадные перерабатывающие комбинаты рухнули, уничтоженные вулканическими сердцами, которые прежде питали их энергией. Ядерные взрывы в мгновение ока обратили сборочные цеха и мануфактории размером с континент в металлолом, а в строительных ангарах, где раньше во имя благой цели непрестанно гремели молоты, теперь гуляло эхо куда более темных дел.

Лояльные кузницы, некогда помогавшие строить Империум Человека, ныне пали рабами чудовищных, бесчеловечных хозяев, что желали разрушить его до основания. В огромных галереях знаний, с невероятным трудом вырванных из тьмы Долгой Ночи, теперь гуляло эхо солдатских криков, случайных ружейных залпов и громовой поступи существ из червивой плоти и железа.

Орден Ядовитых Шипов Несущих Слово принес войну на Кавор Сарту — войну, которую мир-феод Адептус Механикус проиграл еще до того, как прозвучали первые выстрелы. Незримый враг, что ударил без предупреждения и учинил кровавую бойню, изолировал Кавор Сарту от имперских крепостей Герольдар и Трамас. Ударив из теней огромного астероидного пояса вокруг Тсагуальсы, этот безымянный враг изувечил Кавор Сарту еще до того, как Несущие Слово и их миллиардные армии смертных снизошли на планету сквозь бушевавшие в небесах ядерные бури.

Нет страха сильнее, чем страх неизвестного. Паника, охватившая Кавор Сарту, подкосила защитников планеты сильнее любой орбитальной бомбардировки. Мир-кузница пал за шесть дней, а его безграничные ресурсы были обращены во служение чужеродной алхимии ради новой жуткой цели. Запретные хранилища были распечатаны, погребенные творения науки из века Железа и Золота извлечены из пыльных гробниц, дабы создавать кошмарные боевые машины, напитанные колдовством варпа.

Кавор Сарта кричала, перерождаясь в новом омерзительном облике.

Ей суждено кричать, пока ее огромные хранилища не выгорят дотла, а пламенное сердце не станет холодным и безжизненным.

Имперский мир умирал, но его смерть не осталась незамеченной.

Существо передвигалось покачивающейся механической походкой, неестественной и грациозной. Нечетное количество ног оскорбляло чувства Никоны Шарроукина. Укрывшись в тени рухнувшей башни плавильни, он сохранял абсолютную неподвижность, а особые маскировочные системы удерживали излучение его доспеха и выхлопы компактного прыжкового ранца ниже предела обнаружения.

Он был невидим настолько, насколько это было вообще возможно для одного из сынов Коракса.

Шарроукин просканировал развалины в поисках других существ, хотя знал, что оно здесь одно. Кузница превратилась в дымящуюся гору металлолома, разбитого кирпича и, казалось бы, прочных балок, перекрученных, словно стальная пряжа. Магнитные шквалы кружили, словно миниатюрные пыльные вихри, а в атмосфере гудело эхо машинных воплей и отдельных взрывов. Сквозь зияющие дыры в крыше лился фиолетовый свет. Клубы радиоактивной пыли застилали Гвардейцу Ворона обзор.

Существо задержалось у обломков промышленного пресса, выгнув шею из металлических жил и влажных хрящей. Вживленные треугольником шары окуляров светились на сплошь усеянном ожоговыми шрамами лице и мерно пульсировали в такт реву, вырывавшемуся из объемистых вокс-легких глубоко под плотью грудины. Верхней половиной массивного, мускулистого тела создание напоминало обезьяну с наращенными кусками мяса и поршнями, витыми магнитными усилителями и мерно вздымающимися химическими шунтами. Голова пирамидальной формы являла собой настоящий кошмар из стальных наростов на раздутой плоти. Широкая спина ощетинилась рядом ракетных установок, хотя таких боеголовок, что торчали из пусковых труб, Шарроукину еще видеть не доводилось. В каждой руке существо несло по широкоствольному оружию: в одной — шипящий огненный лэнс, в другой — некое подобие гарпунного ружья.

Оно передвигалось на трех шарнирных конечностях, что извивались, подобно щупальцам. Вёлунд прозвал этих чудовищ ферроворами — «железоядными» — за их способность пожирать куски металлолома и исторгать их в виде пластин экзоброни. Они были быстры — быстрее всего, что встретилось воинам за те три дня, что прошли с момента их тайной высадки на поверхность планеты.

Пробираться по руинам Кавор Сарты оказалось детской забавой. Даже новобранец из Гвардии Ворона легко сумел бы избежать обнаружения. Армии, захватившие планету, действовали грубо и непрофессионально, а теперь выплясывали вокруг горящих прометеевых озер, превращенных в огромные пиршественные костры. Грибовидные облака детонирующих артиллерийских боеприпасов ежечасно сотрясали землю, и Шарроукин боялся не столько быть пойманным, сколько попасть под шальной взрыв.

И у Шарроукина, и у Вёлунда были свои причины ненавидеть врага, завоевавшего Кавор Сарту, но сейчас на кону стояло слишком много жизней, чтобы рисковать успехом миссии ради ненависти. Еще в юности, сражаясь за свободу в туннелях Освобождения, Шарроукин научился использовать свою ненависть, держать ее внутри и быть готовым в любой момент выпустить на волю. Но легион Вёлунда отличался от Гвардии Ворона. Сабик Вёлунд был воином сердца, и от этой иронии Шарроукин едва не улыбнулся.

Ему не терпелось взяться за свой игольчатый карабин, но жребий сделать выстрел выпал Вёлунду.

Клубы радиоактивной пыли вились вокруг щупалец ферровора, гротескно шагавшего по грудам опаленного железа, и он визжал от омерзительного удовольствия, вдыхая полные легкие металлических обломков. Существо уже почти достигло края мануфактории, а Вёлунд все не стрелял.

— В чем дело? — спросил Шарроукин по зашифрованному вокс-каналу. — Может, мне выстрелить?

— Ты сможешь высчитать поправку от перекрестных радиоактивных ветров и переменных магнитных полей? — поинтересовался Вёлунд. — Твое оружие связано с нервной системой для лучшего контроля биологических колебаний?

— Просто стреляй наконец.

— Когда буду готов, — сказал Вёлунд, и Шарроукин услышал шипение машинного выдоха.

Яркий столб фиолетового пламени взметнулся к небесам за дальней стеной мануфактории, и волна обжигающего ветра окатила развалины. Шарроукин распознал в выбросе следы стронция и хлорида калия — явно взорвалось химическое хранилище либо пошел вразнос достигший критической массы реактор.

Доспех Шарроукина регистрировал смертельные уровни радиационного излучения, но его это не волновало. Перелатанный доспех представлял собой грубую мешанину из самых разных деталей, от которой Хозяева Теней Шпиля Воронов с одинаковым успехом могли как прийти в ужас, так и объявить ему похвалу, но этот костюм был вполне способен выдержать сильное токсичное воздействие.

Эхо импульсного снаряда Вёлунда потерялось в трескучем реве воздуха, засасываемого в вихрь воспламеняющихся газов и радиоактивного расплава, но Шарроукин слышал его столь же отчетливо, как если бы ледяной бур вгрызался в корку замерзшего прометия прямо у него под ухом. Змеевидные ноги ферровора подкосились, существо припало к земле. Пламенный свет в его глазах поблек, и он с присвистом выдохнул насыщенный химикатами воздух из легких.

Едва Шарроукин услышал звон сдвигающегося затвора, он сорвался с места.

Гвардеец Ворона выскочил из укрытия и запрыгнул на покосившуюся кучу искореженного металла. Наметанным глазом отмечая, где и как лучше всего приземляться, он прыгал с одной твердой поверхности на другую, пока наконец не взгромоздился на угловатые потолочные стропила. Спрыгнув и мягко приземлившись, воин взбежал по плоскому краю поваленной балки.

— Четыре секунды, — отсчитывал Вёлунд.

Шарроукин не ответил. Он снова активировал прыжковый ранец и пролетел на пламенной арке над широким вентиляционным каналом разрушенной размольной машины.

— Две секунды.

За мгновение до того, как грохнуться на широкие плечи существа, Шарроукин отцепил от пояса устройство размером с мелта-заряд. Алое свечение в глазах ферровора снова разгорелось, но не успел он даже дернуть конечностями, как Гвардеец Ворона закрепил прибор у основания его шеи. Иглы инжектора вонзились в плоть существа, и устройство испустило пронзительный бинарный визг.

— Одна.

Ферровор вздыбился, сбросив Шарроукина со спины. Но воин превратил падение в контролируемый спуск, выгнув тело и провернув вокруг себя карабин, и приземлился он, уже уперев ручной работы приклад своего оружия в плечо. Палец лег на курок, но тренированные рефлексы Гвардейца Ворона не дали ему нажать слишком сильно.

Красные глаза ферровора таращились на него, но ракетные установки оставались закрыты, а руки с оружием вяло висели по бокам туловища.

Шарроукин облегченно выдохнул.

Из своего укрытия в широком вентиляционном канале в единственной уцелевшей стене кузницы возник Вёлунд. Свой сильно модифицированный болтер он вальяжно перекинул через плечо, словно только что свалил мирно пасшееся травоядное, а не вражеского боевого сервитора.

— А ты неплохо справился, — сказал Вёлунд.

— Если бы ты не тянул так долго с выстрелом, мне не пришлось бы так далеко лететь.

Вёлунд лишь пожал плечами. Его броня была такой же черной, как у Шарроукина, но если доспех Гвардейца Ворона был максимально облегченным и компактным, то у Вёлунда он бугрился многочисленными имплантатами. На плече Шарроукин носил знак белого ворона своего легиона — хоть и сокрытого сейчас под слоем ионизированной пыли, — тогда как на плече Вёлунда красовалась серебристая перчатка Железных Рук. Вместо одной руки у Вёлунда был бионический протез, да и большая часть его внутренностей была заменена после ранений, нанесенных ему самим Фениксийцем.

— Я предугадал детонацию химических и радиоактивных элементов и решил, что смогу использовать термический и электромагнитный выброс для маскировки моего выстрела, — объяснил Вёлунд. — Я просчитал, что ты успеешь добраться до ферровора вовремя.

— Перестань так их называть, — сказал Шарроукин. — Давая этим тварям имена, ты словно вдыхаешь в них жизнь.

— Как же мало ты знаешь, — протянул Вёлунд, вскидывая винтовку на плечо и взбираясь на неподвижную спину ферровора. — Давая машине имя, я узнаю ее. То, что я знаю, я могу понять. Что понимаю, могу победить. А сейчас поторопись и залезай — когнитивная структура существа скоро сожжет позвоночный блокиратор.

Шарроукин сглотнул отвращение и, цепляясь за броневые листы, следом за Вёлундом вскарабкался на ферровора и залез в сочащуюся какой-то жидкостью полость между пусковыми трубами ракет и прогнившей плотью. Из перчатки Вёлунда высунулся длинный штырь, и Шарроукин непроизвольно вздрогнул при взгляде на отражение на его посеребренном металле.

Вёлунд вонзил штырь в основание позвоночника ферровора. Внешне практически ничего не изменилось, но Шарроукин ощутил дрожь, охватившую кибернетическое существо, отчаянно боровшееся за контроль над собственным телом.

Вёлунд кивнул:

— Он наш.

Шарроукина и Вёлунда свело вместе отчаяние, но до сих пор воин Железных Рук проявлял себя исключительно достойно. Ему недоставало мастерства скрытности, но он сполна компенсировал это своими специализированными навыками. Шарроукин и Вёлунд разнились талантами и внешностью настолько, насколько это вообще можно было представить, но их сплотил общий опыт, и узы, связавшие их, могли постичь лишь некоторые Легионес Астартес.

Оба они пережили Исстван V.

Отрезанный от своего примарха и боевых братьев, Шарроукин вырвался из Резни на посадочной площадке на «Грозовой птице» Железных Рук — одной из немногих машин, которым удалось прорваться сквозь огненные вихри ракет. Шарроукин держался из последних сил — предательские болты с пугающей легкостью изрешетили его доспех. Сабик Вёлунд втащил его израненное тело на борт катера и крикнул пилоту взлетать. Даже будучи на волосок от смерти, Шарроукин ощущал громовые удары по бронированному корпусу «Грозовой птицы», бежавшей прочь от жуткой катастрофы.

Далее последовали месяцы восстановления, но о том времени Шарроукин помнил мало — лишь смутные образы расплывчатой фигуры, что нависала над ним в апотекарионе.

— Ты не умрешь, Гвардеец Ворона, — словно гравий, скрежетал ее голос. — Не позволь слабости плоти предать тебя. Только не сейчас, когда ты столько пережил. Мне нанес удар сам Фениксиец, но я выжил. И ты будешь жить.

Шарроукин ощущал властность в этом голосе и не посмел ослушаться. Он слышал горечь, но не понимал ее, пока не узнал о смерти Ферруса Мануса, сраженного той же рукой, что ранила Сабика Вёлунда.

После катастрофической контратаки против сил Воителя Железные Руки искали возмездия. Несмотря на опустошительную потерю их примарха, сыны Медузы были готовы к бою в тот же день, когда соединились с остальными силами, которым удалось вырваться из ловушки Воителя.

В течение следующих шести месяцев разрозненные Железные Руки изводили вражеские флоты, да так, что сам Коракс мог бы ими гордиться. Атакуя, отступая и атакуя снова, они били везде, где открывалась возможность. Как борец, пропустивший сокрушительный удар в голову, но упорно не желающий сдаваться, Железные Руки продолжали свою борьбу.

И теперь они нашли достойную цель своей ярости.

К тому моменту, когда имперские силы наконец перегруппировались для отражения угрозы в секторе Трамас, для Кавор Сарты все уже было кончено. Ее огромные ресурсы перешли в руки врага, и предатели уже координировали свои внушительные силы для того, чтобы вырвать оставшиеся миры-кузницы из рук марсианского жречества. Имперские командиры пришли в ужас от того, насколько слаженными были их действия, и искали способ расшифровать перехваченные астропатические сообщения, потоком текущие между захваченными мирами и предательскими флотилиями.

Подобные методы считались проверенным способом нарушить планы врага, однако в этот раз кое-что пошло не так. Разумеется, все передачи были закодированы. Механикумы Трамаса прослыли одними из лучших взломщиков во всем Культе, и им удалось быстро выявить кодовые ключи. Однако вместо планов передвижения флотов и сведений об их местоположении и численности расшифрованные тексты оказались искаженной бинарной мешаниной — неопознанным видом лингвистической коммуникации, не соответствующим языкам ни одного известного семейства.

Лишь после захвата флагмана предателей удалось несколько прояснить ситуацию. Варп-двигатели корабля дали сбой во время бегства из отмененной засады, после чего воины Первого легиона высадились и перебили всех на борту. Среди тел было обнаружено сильно модифицированное гибридное существо со следами невиданных ранее генетических манипуляций и аугментической хирургии. Хотя его мозг превратился в кашу, а органы коммуникации были вырваны, тщательное вскрытие привело адептов Марса к неопровержимому заключению.

Существо представляло собой искусственно созданную гибридную форму жизни с собственным языковым набором и методами артикуляции, которые могли быть интерпретированы лишь другим представителем этого вида. Идеальный носитель кода, взломать который у механикумов нет ни единого шанса, если только в их распоряжении не окажется живая особь.

Адепты Механикум обозначили их «нелингвальными носителями шифра».

Вёлунд же звал их «криптосами».

Они сидели на корточках в развалинах рудного комбината, превратившегося в бурлящее болото шипящих нефтехимикатов и токсичных газов. Расположенный среди возвышающегося леса передающих башен, что трещали и искрились разрядами электричества, этот очистительный завод стал конечным пунктом, куда мог их доставить ферровор. Существо пронесло двух воинов сквозь защитные рубежи вокруг храма кузницы, за увешанные трупами жилые башни и опустошенные огнем мануфактории, где гуляло эхо машинного канта, превращающегося по мере искажения в шум статических помех. Они видели мастерские, где гремели молоты строительных машин, обретших новую цель. Ослепительно серебристый с золотом ландшафт постепенно сменялся выжженным металлом и алтарями из запятнанной кровью бронзы.

Десятки ферроворов расхаживали по окрестностям, но ни один даже не взглянул в их сторону благодаря манипуляциям Вёлунда с энергетическим излучением их «транспорта». Патрули смертных и техники торопились убраться с их пути, прекрасно понимая, что ферроворы — создания непредсказуемые и запросто могут обратить свой голод на союзников так же, как на врагов. Существо знало безопасные маршруты по минным полям, слепые зоны датчиков движения и обладало достаточной ловкостью, чтобы преодолевать лазерные ловушки.

За башнями ретрансляторов лежало огороженное стенами сердце храма кузницы — массивное нагромождение кубов, пирамид и сфер. На сводчатых крышах маслом и кровью были намалеваны странные символы и мистические уравнения. Священная архитектура Омниссии была осквернена неэвклидовой геометрией и извращенной эшеровской алгеброй.

Ферровор приник к земле сразу за башнями, и его свирепый механический рык утонул в их пронзительном басовитом гудении. По меньшей мере пять десятков таких же существ патрулировали изуродованную пустошь на месте разрушенных заводов вокруг храма в сопровождении нескольких сотен вооруженных солдат с модифицированной ауспик-экипировкой скитариев.

— Оборонительные башни, пикт-сканеры, датчики движения, зоны перепада давления, перекрестные области огня. И всего один вход, — одну за другой отмечал защитные меры Шарроукин. Он лежал на животе в тени, глядя сквозь затемненные магнокуляры. — Судя по уровню охраны, наш источник не солгал. Криптос здесь.

— И ты знаешь, как нам все это обойти? — поинтересовался Вёлунд, припав на колено за гигантской керамитовой тарелкой, свалившейся с поврежденной башни. Болтер он держал у плеча, хотя ствол и прицел были убраны.

— Думаешь, сможешь разобраться с пятьюдесятью ферроворами? — вопросом на вопрос ответил Шарроукин.

— Нет, но будь с нами рота Железных Рук, могли бы попробовать пробиться силой.

— Здесь не годится ломиться в двери и размахивать оружием. Пойдем напролом — и криптосу в ту же секунду вышибут мозги.

— Тогда как нам, по-твоему, попасть внутрь?

— Никак, — констатировал Шарроукин. — Незаметно это сделать невозможно.

— Получается, мы здесь лишь впустую тратим время? — прошипел Вёлунд. — Я думал, вы, Гвардия Ворона, эксперты по таким делам, как скрытное проникновение в обход вражеской обороны.

— Да, это так, но иногда проникновение попросту невозможно. Порой защита настолько плотная, что никакими тактическими хитростями ее не обойти.

— И что дальше?

— А то, что если мы не можем попасть внутрь, то заставим врага вывести криптоса наружу.

Учитывая разруху вокруг кузницы, найти оголенный инфоканальный кабель, соединяющий храм с планетарной сетью, труда не составило. Большая часть проводки была повреждена или оплавлена до невосстановимого состояния, но несколько связок маслянистых кабелей еще работало, и на них Вёлунд сосредоточил свои усилия. Из его резной перчатки выдвинулось множество зажимов и щелкающих устройств, и даже крошечная искорка коронного разряда, проскочившая между приборами, заставляла Шарроукииа нервничать.

— Они же не заметят нас, правда?

— Если ты не будешь отвлекать меня, — сказал Вёлунд, присоединив кабель из связки к квадратному устройству у себя на поясе. Шифратор Механикум зажужжал, разбирая высокоуровневое кодирование достаточно аккуратно, чтобы избежать обнаружения.

— Получилось, — сообщил Вёлунд, когда его шифратор зашипел двоичным кодом. — Высокоуровневая ноосферная связь… Все самое лучшее для криптоса.

— Полегче, — предостерег товарища Шарроукин. — Если предателям хотя бы покажется, что мы здесь, всей миссии конец.

— Не надо думать, что раз я из Железных Рук, то не могу быть аккуратным и незаметным, когда того требуют обстоятельства, Никона, — сказал Вёлунд, умышленно назвав товарища по имени. — Я обучался на Марсе и прекрасно знаком с инновационными достижениями адепта Зета в области ноосферных сетей.

— Значит, ты уже работал с такими системами прежде?

— Я всесторонне их изучал, — признался Вёлунд.

— Изучал? — переспросил Гвардеец Ворона, почуяв неладное. — То есть ты никогда раньше ничем подобным не пользовался?

— Нет, но я уверен, что смогу успешно подключиться, — сказал Вёлунд, поднимая соединительный штепсель и вставляя его в разъем у основания модифицированного ворота его доспеха.

— Если нам придется спасать свои шкуры, я тебе это припомню, — пообещал Шарроукин.

Вёлунд ничего не ответил и лишь вздрогнул, когда поток информации хлынул из позолоченного кабеля в его мозговые имплантаты.

Легионер Железных Рук провел перчаткой в воздухе, управляя операционными системами, энергией и данными, которые видел только он один. Кончиками пальцев с гаптическими сенсорами он просеивал массу ноосферной информации каждое мгновение.

Шарроукин оставил Вёлунда наедине с цифровыми системами храма кузницы, а сам вернулся к изучению оборонительных рубежей, высматривая любые признаки того, что их вторжение обнаружено.

— Она помогает мне… — прошептал Вёлунд, и Гвардеец Ворона слегка наклонил голову, слушая.

— Кто?

— Кузница, — пояснил Вёлунд. Его напряженный голос звучал будто бы издалека. — Она ненавидит то, чем стала, и молит меня прекратить ее страдания. Ее системы переписывают мои инфоследы.

Шарроукину стало не по себе от мысли о том, что храм кузницы обладает неким подобием сознания. Хотя механикумы были неотъемлемой частью Империума, их вера в высшую силу, стоящую за машинами, которые они строят и обслуживают, шла вразрез с Имперской Истиной.

Но, как часто бывает с чем-то полезным, практичность и целесообразность перевесили скепсис.

— Получилось, — сказал Вёлунд, выгнув одну руку и задвигав пальцами, словно набирая код доступа на невидимой панели. — Следи за активностью. Скоро начнется.

Не успел Шарроукин вновь сосредоточиться на храме, как по всему комплексу взвыли сирены. Зажглись аварийные лампы, а рупоры на оборонительных башнях зарявкали объявлениями на булькающем канте. Из железных сооружений высыпали вооруженные люди — остатки одичавших когорт скитариев вперемешку с паникующими армейскими подразделениями.

— Не знаю, что ты сделал, — протянул Шарроукин, — но они всполошились.

— С дозволения храма я извлек управляющие стержни из ядра его атомного реактора и изменил состав каталитических элементов, чтобы экспоненциально повысить массу изотопов до критической. Когда это произойдет, все в радиусе ста километров испарится.

— Вместе с нами?

— Нет, — Вёлунд постучал пальцем по другому устройству механикумов у себя на поясе. — Кроме нас.

Солдаты стекались к позициям сразу за главными воротами храма и, приняв оборонительное построение, ждали указаний. Осязаемое чувство страха тисками сдавило врага, а нет момента для удара лучше, чем когда противник выбит из колеи.

— Вон там, — заметил Вёлунд. — Должно быть, это он.

Шарроукин посмотрел туда, куда указывал Вёлунд. Воин в сверкающем красном доспехе, облепленном трепещущими на ветру свитками на восковых печатях, сопровождал неприметного адепта в мешковатой черной робе. У него не было механических рук и аугментаций, характерных для большинства техножрецов, но в остальном адепт совершенно ничем не выделялся внешне.

— Несущий Слово, — прошипел Шарроукин натянутым от контролируемой ненависти голосом.

— Электромагнитный разряд заблокирует вокс-связь, — сказал Вёлунд. — Но у нас меньше пяти минут, чтобы захватить криптоса.

— Тогда не будем терять время, — ответил Шарроукин, ткнув пальцем через плечо. — Она готова?

Вёлунд запустил управляющий механизм захваченного ими ферровора.

— О, более чем.

Ревущие гейзеры перегретого радиоактивного пара разметали купола и стены храма кузницы, и пламенный рисунок разрядов молний расчертил неспокойный воздух. Атомное ядро храма кипело на грани разрушения, а вентиляционные системы и протоколы рассеивания либо были сознательно отключены, либо попросту отказали. Несколько адептов еще оставались за своими постами, но все их попытки отвратить неизбежное разрушение храма снова и снова оказывались тщетны.

В последние минуты жизни обреченной кузницы Сабик Вёлунд и умирающее машинное сердце храма свершили свою месть. Автоматический огонь сорвался с оборонительных турелей, осыпав позиции предателей бронебойными снарядами. Переключатели, спроектированные подрывать закопанные мины при определенном сочетании параметров, сработали, и волна громоподобных взрывов сотрясла землю, обрушив близлежащие строения ревущими огненными шарами. Ферроворы забились в конвульсиях, когда их мозговые имплантаты стали получать противоречивые приказы, и принялись беспорядочно стрелять и хватать скитариев, чтобы поглотить их окованные металлом тела.

Шарроукин и Вёлунд бежали сквозь мельтешащий ад взрывов и оружейного огня с холодной точностью охотников.

Вёлунд на ходу стрелял из своей винтовки оглушительными субзвуковыми снарядами, и каждый разрывался внутри панцирной брони полководца скитариев или надзирателя. Все цели тщательно выбирались с расчетом на то, чтобы разбить командную структуру врага и не позволить ему оправиться и вернуть контроль. Космодесантник действовал с механической точностью, следуя за ревущим ферровором, чьи пушки выпускали дуги испепеляющего пламени и наэлектризованные гарпуны в тех немногих предателей, которые распознали в них врагов.

Установки на спине ферровора выпускали ракеты целыми роями, и они взрывались еще в воздухе, осыпали землю сотнями малокалиберных плазменных бомб. Сполохи обжигающего голубого пламени расцветали в рядах предательских подразделений, с мерзким шипящим звуком сплавляя воедино металл, плоть и кости.

Карабин Шарроукина был более легким и компактным по сравнению с винтовкой Вёлунда, но не менее смертоносным, особенно в руках опытного стрелка. Каждое нажатие на курок раскалывало вражеский череп либо разрывало оголенную глотку. Неизменно точные попадания забирали жизни врагов еще до того, как те понимали, что им угрожает опасность.

— Он бежит, — крикнул Шарроукин, увидев, как Несущий Слово закинул адепта в робе себе на плечо и рванул к приземистому зданию в углу храмового двора.

— Поймаешь его? — спросил Вёлунд, всаживая болт в грудь вопящего воина-скитария с окровавленной шкурой какого-то животного, наброшенной поверх шипастых наплечников.

— Я тебя умоляю, — ехидно отозвался Шарроукин.

— Найди меня за шестьдесят секунд, или тебе никогда не покинуть этот мир.

Гвардеец Ворона кивнул и активировал прыжковый ранец, оставив позади Вёлунда и разошедшегося ферровора. Несущий Слово был слишком далеко, чтобы добраться до него за один прыжок, и Шарроукин, едва коснувшись земли, перешел на бег, стреляя в автоматическом режиме и набирая скорость для следующего прыжка. Турбины ранца выплюнули пламя, снова взметнув Шарроукина в воздух, и он увидел, что Несущий Слово уже достиг строения, крыша которого поднималась, открывая взгляду серебристый катер с огромными гондолами двигателей.

— Не тот враг страшен, что на виду, — прошипел Шарроукин, — а тот, которого не видишь.

Его карабин полыхнул, и Несущий Слово оступился, когда высокоскоростные иглы вонзились в боковину его шлема и плечо. Исковерканный металл и керамит разлетелись от удара. Шарроукин закинул свое оружие за плечо и в следующее мгновение приземлился, раскрошив под собой камень и подняв волну горячего дыма.

Не теряя ни секунды, Гвардеец Ворона вынул из заплечных ножен два гладия с черными клинками и бросился на Несущего Слово. Предатель отшвырнул свой расколотый шлем прочь, и Шарроукин увидел, что у него бледное, почти пепельное лицо, сплошь покрытое татуировками, которые извивались и скользили под его кожей, словно черви из разумных чернил.

Несущий Слово сбросил с плеча криптоса и вскинул болтер. Шарроукин рубанул по стволу своим первым гладием, одновременно вонзив второй в самый центр нагрудника предателя. Воин зарычал от боли и отпрянул, когда снаряд взорвался прямо в патроннике болтера. Он наотмашь хлестнул пудовым кулаком, но Шарроукина на прежнем месте уже не было. Гвардеец Ворона перескочил Несущему Слово за спину и вонзил мономолекулярный кончик гладия предателю в шею.

Клинок Шарроукина рассек позвоночник Несущего Слово. Он рывком выдернул меч, и голова его врага откинулась набок. Еще до того, как тело коснулось земли, Шарроукин повернулся и вздернул с земли адепта в черной робе. Капюшон откинулся назад, и Гвардеец Ворона вздрогнул, увидев жуткое лицо существа. Кожа криптоса была такой же бледной, как и его собственная, а вся нижняя половина лица представляла собой кошмарное нагромождение движущихся частей, аугмиттеров, вокс-решеток и звуковоспроизводящих элементов. Ничего подобного Шарроукин не видел за всю свою жизнь. Остальная часть черепа существа отдаленно напоминала корпус когитатора — жуткое смешение меди, плоти и стеклянных вставок, сквозь которые просматривались участки аугментированного мозга.

Криптос издал звук, похожий на скрежет железных гвоздей по металлической пластине, и поток искаженного машинного шума вырывался из его рта, что двигался с омерзительным механическим щелканьем и влажным животным бульканьем.

— Как раз то, о чем я думал, — сказал Шарроукин, рывком вскинул криптоса на плечо и вызвал на дисплей шлема иконку местоположения Вёлунда. Железнорукий с головой увяз в сражении, держась в тени ферровора, который разрывал на части своих бывших союзников. Шарроукин взмыл в воздух на языках пламени и приземлился в кратере, оставшемся от взрыва звуковой мины. Второй прыжок пронес его над группой съежившихся от страха смертных, а третий доставил прямиком к Вёлунду.

— Как всегда вовремя, — сказал Вёлунд. — Ядро достигло критической массы.

— Сколько еще? — спросил Шарроукин, сбрасывая криптоса с плеча.

Вёлунд снял с пояса второе устройство, выданное ему адептами Механикум, и, положив его на землю между собой и Гвардейцем Ворона, щелкнул переключателем. Палец его застыл над кнопкой активации.

— Готов? — спросил он.

— Давай, — сказал Шарроукин, и небеса вспыхнули невообразимо ярко, и яростный свет смел храм кузницы с лица планеты ураганом ядерного огня.

Время утратило всякий смысл.

Век ли минул для Шарроукина или одно мгновение — измерить это было невозможно. Свет и тень исказились и поблекли, а весь мир за пределами мерцающего пузыря нереальности, защищавшего их от атомного уничтожения, двигался, словно пикт-съемка в ускоренной перемотке. Он не мог пошевелиться, не мог думать — фактически он не существовал.

Но вот таймер на генераторе стазисного поля достиг отметки «ноль», и мир снова обрел четкость. Горячие ветры окатили их — радиоактивные, наполненные ядовитыми токсинами, что сделают этот регион Кавор Сарты не пригодным для жизни на тысячу лет. От храма ничего не осталось — лишь остекленная равнина да глубокая расщелина в земле на том месте, где расплавленное ядро кузницы ушло в кору планеты. Грибовидное облако высотой в несколько километров переливалось огнем, и ударные волны, словно могучие молоты, гремели в атмосфере. Едкие торнадо из тяжелых металлов завывали на пустоши после атомного взрыва, и грозовые бури рокотали, схлестнувшись в электромагнитном побоище.

Вёлунд еще некоторое время стоял на коленях рядом со стазис-генератором, а после поднялся и встряхнулся. Шарроукин окинул взглядом опустошенные земли, восхищаясь, что они уцелели в самом эпицентре ядерного холокоста.

— Думаю, все прошло удовлетворительно, — подытожил Вёлунд.

— Мы живы, криптос у нас, — согласился Шарроукин, глядя, как жалкое существо свернулось в позу эмбриона и лепечет что-то на своем неестественном и непостижимом шифрованном языке, пока радиация терзает его хилое тело.

— И предатели ничего не узнают о нашем вмешательстве. Для всех здесь произошло лишь случайное расплавление ядра.

— Думаешь, враг в это поверит?

— Учитывая недостаток связи и механических знаний у оккупационных сил, такое вполне могло бы произойти, — сказал Вёлунд. — Я считаю, наше участие останется незамеченным.

Шарроукин кивнул и активировал встроенный в его доспех пеленгатор, который отправил сигнал кораблю Железных Рук, скрытому в поле обломков вокруг Кавор Сарты. Электромагнитные бури скроют все следы телепортационного луча, и они исчезнут задолго до того, как вражеские силы прибудут, чтобы обследовать разрушенный участок.

— Хорошая работа, Сабик Вёлунд.

— И в самом деле хорошая, Никона Шарроукин.

«Так или иначе, — подумал Шарроукин, — сегодня у предателей выдался плохой денек».