За окном лаборатории ярко светило солнце. Был один из тех июньских дней, когда забываешь обо всех недостатках цивилизации и кажется, что все к лучшему в этом лучшем из миров. Мы с профессором Лестранжем проработали уже около трех с половиной часов и не предвидели никаких неприятностей.
Тогда, в 1945 году, Лестранж выглядел точно так же, как на портрете, сделанном десять лет спустя и украшающем обложки школьных учебников физики. В сорок лет у него был высокий лоб — отличительная черта человека выдающегося ума — и проницательные глаза, замечающие многое из того, что скрыто от обычных людей. И хотя в ту пору он еще не совершил ни одного из своих революционных открытий, его разработки уже принесли ему признание в научных кругах. Но время, когда его имя стали чтить наравне с именем Эдисона, а портреты появились на первых полосах миллионов газет, еще не наступило.
Подходил решающий момент нашего эксперимента. Я с :трудом пытался преодолеть растущее возбуждение и унять дрожь в руках. Лестранж же был холоден и абсолютно спокоен: во время работы его лицо хранило бесстрастное выражение как у хорошего игрока в покер, и ни одно поспешное движение не выдавало его беспокойства. Он по-|следний раз проверил, все ли подключено и настроено как надо, и велел мне отойти в сторону. Когда я выполнил его указание, Лестранж положил руку на рубильник. Я буквально впился взглядом в сложную конструкцию: через несколько секунд станет ясно — стоим ли мы на пороге удивительного открытия или же перед нами плод потраченных впустую долгих месяцев работы.
Грохот, внезапно раздавшийся за нашими спинами, ударил по моим натянутым нервам как разряд молнии. Я подскочил от неожиданности и резко обернулся. Лестранж медленно опустил руку и от удивления разинул рот. В любой другой ситуации подобное проявление изумления со стороны обычно хладнокровного профессора смутило бы меня, но тогда я сам был слишком поражен увиденным. Посреди комнаты валялся какой-то странный механизм, а в нескольких футах от него на полу неподвижно распласталось тело какого-то человека.
Через несколько секунд незнакомец пошевелился и сел. На нем был облегающий темный костюм из материала, текстурой и отделкой напоминающего кожу, и, очевидно, скроенный из одного куска. Мужчина был высок и атлетически сложен, а его лицо свидетельствовало о твердости характера, хотя в тот момент на нем отражалась явная растерянность. Несколько секунд незнакомец оглядывал лабораторию, изучая обстановку. Было совершенно очевидно, что он чем-то изрядно обеспокоен, но, когда он обратился к нам, голос прозвучал твердо и даже повелительно:
— Скорее дайте мне какую-нибудь веревку. Ну же!!! Что-то в его интонации заставило меня подчиниться и начать лихорадочно шарить по карманам.
— Вот,— наконец промямлил я и протянул ему моток бечевки.
Он схватил ее, повернулся к валяющейся на полу загадочному устройству и привел его в вертикальное положение. Более всего оно напоминало каркас какой-то миниатюрной клетки с золотыми стойками, перекрещивающимися в виде решетки. Внутри за решеткой я успел заметить ковшеобразное сиденье, перед которым располагались два ряда циферблатов. Рассмотреть что-нибудь еще у меня не хватило времени. Незнакомец склонился над приборной доской и подкрутил несколько верньеров, затем привязал конец бечевки к небольшому рычажку. Затем, отойдя настолько далеко, насколько позволяла длина бечевки, он резко ее дернул.
Неожиданно машина исчезла. Теперь перед нами стоял только незнакомец, в руках у него была веревка. Мужчина облегченно вздохнул и повернулся к нам:
— Господа, должен принести вам свои извинения...
— Сэр,— возмущенно перебил его Лестранж,— мне бы очень хотелось узнать, по какому праву вы вторглись сюда?
— Признаться, такого права у меня нет. Я могу лишь умолять вас не лишать меня того, что в древние времена называлось «правом убежища». Вы ведь мистер Лестранж, изобретатель аккумулятора? Кстати, меня также зовут Лестранж, Джон Лестранж.
— Да,— ответил профессор,— мое имя действительно Лестранж, но никакого аккумулятора я не изобретал!
— Разве еще нет? — удивился наш странный гость.— Значит, я прибыл раньше, чем предполагал. Что ж, прошу прощения — похоже, я немного запутался в датах.
Лестранж изумленно заметил: , — Я вас не слишком понимаю. Без сомнения, позднее вы нам все объясните. Однако, как следует из вашего имени, мы, похоже, состоим в некоем родстве?
— Разумеется, мы родственники, правда дальние.
— Надо будет проверить. Никогда раньше ничего о вас не слышал. Да, позвольте представить моего ассистента, Гарри Райта.
Незнакомец протянул мне руку:
— Как же, наслышан о вас, мистер Райт,— с улыбкой сказал он.— То, что вы спасли мистера Лестранжа, было по-настоящему мужественным поступком.
Настала моя очередь удивиться. За те шесть лет, что мы были знакомы с профессором, он ни разу не подвергался опасности большей, чем любой человек, каждый день переходящий оживленную улицу.
— Вижу, что опять допустил промах! Пожалуйста, забудьте об этом,— извинился наш гость.
Тут выражение его лица мгновенно изменилось, приветливая улыбка исчезла. Каким-то умоляющим тоном он спросил:
— Скажите, господа, кто-нибудь из вас видел или слышал о машине, подобной той, на которой я сюда прибыл?
Мы с сомнением покачали головами. Лично я не мог припомнить ни одного устройства, хотя бы отдаленно напоминающего исчезнувший механизм.
— Да, действительно, это попросту невозможно,— задумчиво произнес он,— но на всякий случай я должен был спросить.
Его пристальный взгляд медленно скользил по комнате, останавливаясь то на одном, то на другом предмете до тех пор, пока не остановился на установке, подготовленной к проведению нашего так внезапно прерванного опыта. Лицо незнакомца просветлело, и он сделал несколько шагов в сторону аппаратуры. Мы с Лестранжем постепенно начали приходить в себя, мало-помалу освобождаясь от ощущения какой-то нереальности происходящего. Переглянувшись, мы поняли, что думаем одно и то же: наш незваный гость — шпион! Уж слишком внимательно изучает он плоды наших многомесячных трудов! Лестранж выхватил из ящика стола револьвер.
— Руки вверх! — неожиданно -приказал он.
Незнакомец подчинился с легкой улыбкой.
— Я слышал, что вы живете в непростые времена,— заметил он.
— Отойдите вон туда и не двигайтесь,— велел Лестранж.— Так, а теперь рассказывайте, почему вас так заинтересовала наша работа?
Человек, назвавшийся Джоном Лестранжем, в изумлении уставился на нас.
— А что же удивительного в том, чтобы выказывать интерес к открытию, которое со временем совершенно изменит лицо планеты? — дружелюбно спросил он.— Кроме того, возможно, я и ошибаюсь, но эта установка несколько отличается от той, изображение которой я видел в журнале несколько лет назад. У меня складывается впечатление, будто некоторые блоки там соединялись чуть иначе. Левый терминал крепился прямо к...
— Что вы такое несете!? — возмущенно рявкнул Лестранж.— Вы, должно быть, сошли с ума! Эта штука всего четыре дня как собрана.
— О Господи! — воскликнул незнакомец.— Ну хорошо, попытаюсь объяснить вам все по порядку, но, предупреждаю, это очень долгая история. Кстати, нельзя ли сначала хоть немного поесть? А то у меня уже целые сутки ни маковой росинки во рту.
К концу трапезы наше отношение к загадочному незнакомцу заметно изменилось. Он перестал быть для нас чужаком, став гостем, которого мы по его просьбе теперь называли просто Джоном. Беседуя с ним за столом, мы мало-помалу оставили наши подозрения на его счет, однако так и не смогли понять, кто же он в конце концов такой. Наш гость явно был хорошо образован и в то же время во многих отношениях совершенно невежествен. Он неплохо разбирался в политике, но знания его в этой области казались слишком общими, а стоило коснуться деталей, как выяснилось, что в них он абсолютно не разбирается. В разговорах об известных современных деятелях он проявлял заметную нерешительность, будто боялся ляпнуть что-нибудь невпопад. Его знание литературы было превосходно, хотя порой он ссылался на произведения, о которых я ничего не слышал, хотя, по-видимому, они и принадлежали авторам, чьи имена были широко известны. Складывалось впечатление, что достаточно уверенно он чувствует себя лишь в двух-трех сферах.
Когда мы наконец прошли в кабинет Лестранжа, профессор предложил гостю сигару.
— Табак? — переспросил Джон.
— Естественно,— с удивлением ответил Лестранж,— что же еще?
— Там, откуда я прибыл, существует много вещей, которые можно курить. Поэтому в таких вопросах лучше перестраховаться.
Он поудобнее расположился в большом кресле и закурил сигару.
— А сейчас, если вы наконец готовы выслушать длинную историю,— сказал он,— я с удовольствием объясню вам причину своего столь внезапного вторжения.
— Наш эксперимент...— начал я.
— ...не будет успешным в том виде, в котором он сейчас был вами подготовлен. Поверьте мне, я даже могу указать вам, где вы просчитались.
Я воспринял это его заявление вполне серьезно, поскольку чувствовал, что гость неплохо разбирается в тонкостях нашей работы. Лестранж тоже согласно кивнул.
Тогда Джон начал свой рассказ:
— Полагаю, для начала следует объяснить, почему мой выбор пал именно на вас, а не на кого-нибудь еще. Причина первая — наши родственные связи. Вторая то, что опираясь на информацию, полученную мною из литературы, я не без основаниий оценил вас как человека гораздо более широких взглядов, чем кто-либо из ваших современников. То есть, именно вы скорее всего поверите моему рассказу. Что же касается нашего родства... Моя семья всегда гордилась тем, что ведет прямое происхождение от вас и вашей жены Джой.
— Позвольте, но ведь я не женат! Я...
— Пожалуйста, разрешите все объяснить по порядку. Ситуация очень сложная, но я не теряю надежды, что мне удастся убедить вас. Ведь очень немногим выпадает возможность убеждать в чем-нибудь своих прапрапрадедов. Видите ли, я родился в 2118 году от Рождества Христова. Или, может быть, точнее сказать «буду рожден»? Я беженец из XXII века. Поэтому я точно знаю, что вы вскоре женитесь, хотя сказать, когда это произойдет определенно, не берусь.
Наверное, будет легче, если я поведаю вам свою историю в прошедшем времени. Ведь та жизнь для меня — теперь самое настоящее прошлое. Отправив машину назад я на ваших глазах сжег за собою все мосты.
Поверьте, но там у себя в двадцать втором веке мы знаем намного больше, чем вы здесь в двадцатом. Мне известно, что время устроено или течет таким образом, что и существует и не существует одновременно. Но, например принципы работы той машины, которая принесла меня сюда, для меня такая же тайна за семью печатью, как и для вас. Я просто установил дату, нажал рычаг, и вот я здесь, в лаборатории. А оставить машину себе и исследовать ее я просто не отважился, так как уверен, что хозяева могут проследить ее местонахождение. Уж больно велик риск.
Мир, в котором я жил, совсем не такой, каким представляют себе будущее люди XX века. Герберт Уэллс был бы разочарован. Освоение тех научных достижений, которые уже были сделаны в физике, химии и технике, свело прогресс в этих областях знаний к минимуму. К концу XX века наука продвинулась так далеко вперед, что цивилизации пришлось претерпеть серьезные изменения, чтобы дать возможность природе восстановить нарушенный прогрессом баланс. Полагаю, вы уже и сейчас замечаете, как начинают рушиться политические и социальные устои, позволяющие вести более простой образ жизни. Война перестала решать все вопросы — она могла лишь искоренить старые порядки, но никак не преобразовать их. Таким образом, сами видите, что наши эпохи отличаются скорее лишь своими общественными институтами, а никак не уровнем технического развития. С 2000 года почти единственной формой двигателя для любых форм механизмов стал тот самый аккумулятор Лестранжа, о котором я уже упоминал. Двигатель внутреннего сгорания исчерпал свои возможности. Поезда, корабли, самолеты — все, кроме самой тяжелой техники, со временем будет приводиться в действие с помощью вашего изобретения.
Конечно, довольно странно рассказывать человеку о результатах его открытия еще до того, как он его совершил. Но уверяю вас: ваша маленькая аккумуляторная батарея повлияет на будущее планеты так, как еще не влияло ни одно изобретение в истории человечества. Даже машина, на которой я сюда прибыл, питается от усовершенствованной формы вашего аккумулятора. Диапазон ее действия — почти полмиллиона лет.
— Постойте, но ведь вы говорили...
— О, да, конечно, я совершил на ней лишь маленькое путешествие. Просто увлекательную поездку на пару столетий назад.
Оглядываясь назад, я вижу, что предвестники бедствия, с которым мы столкнулись, появились уже около года назад, по-моему, в 2144 году. Газеты опубликовали статью о крушении товарного поезда (тяжелые и непортящиеся грузы у нас все еще находят более выгодным перевозить по железной дороге). Следствие так и не выяснило причину аварии. Но на месте происшествия был найден остов какой-то машины очень странной формы. Ее каркас из какого-то неизвестного золотистого металла хотя и был покорежен ударом, однако выдержал огромную нагрузку. Хотя этот неизвестный золотистый металл уже и сам по себе явился настоящей загадкой, еще большее недоумение вызвало тело, найденное лежащим у железнодорожного полотна. Не было ни малейших сомнений, что оно принадлежит человеку. Однако нам, чьи стандарты красоты восходят еще к античным временам, это человеческое существо показалось скорее жалким уродцем. Рост его составлял пять футов, объем черепа в два раза превышал нормальный за счет необычайного увеличения лобной части. Шея была необычайно толстой — явно чтобы выдерживать тяжесть головы, а плечи узкими и едва заметными. Слабые руки заканчивались маленькими кистями с короткими пальцами без ногтей, а ступни ног казались чересчур нежными. Когда тело изучили патологоанатомы, они заметили и много других отличий: на удивление маленький кишечник, отсутствие слуховой системы и атрофированные зубы.
Сейчас же посыпались различные предположения. Одни говорили, что это настоящее чудо, другие принимали загадочное существо за результат какого-то эксперимента, третьи — за гениальную мистификацию, четвертые — за неудачную попытку создания искусственного живого существа и т.д. И только одно объяснение оказалось близким к правде. Какой-то чудак предположил, что это, возможно, тело инопланетного исследователя, который попросту выбрал неудачное место для посадки. Но это предположение было тут же отвергнуто, так как металлический каркас — не самая подходящая форма для космического корабля. Тем не менее, как выяснилось позднее, единственной ошибкой было слово «инопланетный».
Начавшие было утихать споры вспыхнули с новой силой, когда вскоре было найдено другое такое же тело. Мальчик, первым обнаруживший его, рассказывал, что рядом находилась и блестящая машина, но, когда он дернул рычаг, она исчезла. И снова одно за другим стали высказываться различные предположения. Были перебраны все возможные версии. Все, кроме единственно верной: люди 2144 года обнаружили тело своего далекого потомка. Это было первое предостережение, но мы просто не смогли этого понять, так что оказались совершенно неподготовленными к тому, что произошло далее.
Последний акт этой драмы начался три месяца назад. Да, прошло всего три месяца...
Джон замолчал и с горечью посмотрел на нас.
— Мы,— продолжал он,— жили во вполне счастливом мире. Цивилизация, казалось, спокойно развивалась и шла к какой-то далекой, но определенной цели. И все это оказалось в один момент сметено, обращено в хаос. Время и пространство странным образом искривились, потеряли свое былое значение.
То была самая счастливая ночь в моей жизни. Мэри еще живет где-то в запутанном лабиринте времени, но никогда нам больше уже не быть вместе, как в тот памятный вечер. И вот в ту самую ночь, казалось специально созданную для влюбленных, по всему миру из репродукторов и телевизионных приемников прозвучало следующее сообщение:
— Люди двадцать второго века! Мы ваши потомки из пятьсот тысяч двадцать второго века предлагаем вам обмен. В мире, где мы живем, для нас больше нет будущего. Мы завоевали время и можем получить вашу Землю. У вас есть только два варианта: полностью подчиниться нашей воле или же подвергнутся истреблению. Мы вовсе не жестокосердны, и у нас нет ни малейшего желания уничтожать вас, наших предков. Вместо этого, мы предлагаем обмен: ваш мир — на наш. Мы переправим вас через бездну времени в мир, к которому вы, маложивущая раса, скорее всего, легко приспособитесь. В нем смогут жить ваши дети и внуки. Но для нас, людей, продолжительность жизни которых измеряется тысячелетиями, конец слишком близок. Поэтому мы прорвались сквозь время, чтобы получить возможность продолжить существование своей расы. Так что подготовьтесь сами и соберите имущество, которое собираетесь взять с собой. Мы назначим время и место».
Мы с Мэри не знали, что и подумать. А так как у нас было достаточно других дел, то решили, что утро вечера мудреней. Однако новый день не разрешил загадку, а скорее, наоборот, все окончательно запутал. Люди задавались многочисленными вопросами: где находится источник голоса, почему он звучал на всех радиоволнах и по всем телевизионным каналам, почему на телеэкранах не появилось изображение говорящего и все такое прочее...
Это вызывало у людей смутное беспокойство. И, хотя никто не понял истинного значения послания, необычная форма его передачи обеспокоила общество, не привыкшее к новшествам. Но даже те, кто всегда недоверчиво относился ко всему необычному, в данном случае почувствовали серьезность ситуации. Все понимали, что нужно что-то предпринимать. Правительства всех стран, якобы официально проигнорировавшие сообщение, на самом-то деле просто пребывали в полной растерянности.
Через несколько дней прозвучало второе сообщение.
Мы с Мэри как раз сидели у открытого окна, когда вновь послышался голос.
— Я же вроде бы выключила радиоприемник,— удивилась Мэри.
Я поднялся, подошел к приемнику и внимательно осмотрел его. Он, несомненно, был выключен. Может, короткое замыкание? Я выдернул шнур из розетки и тут же с изумлением уставился на динамик, так как голос как ни в чем не бывало продолжал:
— ...Насколько мы понимаем, вы так и не занялись приготовлениями, поскольку, видимо, просто не осознали серьезности наших намерений...
Это было просто невероятно! Я схватил приемник и грохнул его об пол. Вообще-то мне было известно много способов заставить работать неподключенный приемник, но в данном случае явно не был использован ни один из них. Голос между тем продолжал:
— Нам не хотелось бы причинять вам никакого вреда, но, если вы не подчинитесь нашим требованиями, мы будем просто вынуждены ликвидировать вас. И, поверьте, это вовсе не пустые угрозы. Вот наше предложение: вы назначаете комиссию, которая посетит наш мир, а потом доложит вам обо всем, что увидит. Вы должны воочию убедиться, что спасти вас может только покорность. Пусть ровно через неделю ваша комиссия соберется в парижском аэропорту Ле Бурже, а мы пришлем туда за ней свой транспорт».
Мы с Мэри тревожно переглянулись. За этим невыразительным голосом чувствовалась какая-то сила, заставляющая воспринимать происходящее всерьез.
— Что ж, постараюсь войти в эту самую комиссию,— протянул я после продолжительного молчания,— и докопаться до истины.
Мэри одобрительно кивнула:
— Да, Джон, это очень похоже на тебя,— а затем, слегка нахмурившись, добавила: — А тебе не кажется, что это может быть опасно?
— Не думаю,— успокоил я ее.— Какой смысл собирать комиссию лишь для того, чтобы убить ее членов. В таком случае они могли бы попросту начать уничтожать нас прямо сейчас. Скорее всего, кем бы эти существа ни были, они честны с нами. Хотя в целом все это действительно выглядит более чем странно.
Будучи человеком довольно влиятельным, я без труда сумел добиться назначения в комиссию. Огромный воздушный лайнер вскоре доставил меня в старинный аэропорт Ле Бурже, где я и присоединился к большой группе ожидающих обещанный транспорт людей. Они являли собой довольно пестрое сборище, состоящее из французов, американцев, немцев, англичан, японцев, греков, индусов и людей многих других национальностей. Правда, при этом никто из них не представлял свое правительство официально. Государственные деятели формально проигнорировали ультиматум, что не помешало им оказать полную поддержку желающим ответить на призыв. Своей короткой угрожающей речью неизвестный умудрился привлечь внимание многих выдающихся людей, которые решили войти в состав комиссии.
Не прошло и часа с момента моего прибытия, как на огромной высоте толпа ожидающих увидела золотистый цилиндр, с огромной скоростью несущийся по направлению к аэропорту. По-видимому, только теперь многие начали осознавать возможную опасность. На таком расстоянии трудно было определить размеры цилиндра, но все равно вскоре стало ясно, что он ничуть не меньше самого крупного из наших космических кораблей. По обе стороны его тянулся длинный ряд иллюминаторов. Определить же, что именно приводит в движение странный летательный аппарат, не было никакой возможности.
Через несколько мгновений из всех громкоговорителей прозвучало предупреждение о посадке. Огромный цилиндр опустился на поле с неожиданной легкостью, так что сотрудникам аэропорта ничего не пришлось делать.
— Просим подняться на борт, — произнес голос, который мы уже начали узнавать. Тут же в нескольких местах корпуса обшивка раздвинулась, образовав проходы. Мы было в нерешительности переглянулись, но затем дружно вошли внутрь корабля. Со щелчком закрылись двери, и оказалось, что мы в просторном салоне, занимающем почти все внутреннее пространство. Затем корабль поднялся примерно на тысячу футов выше обычного потолка полетов и, развернувшись, взял курс на юг.
Когда первое удивление от всего увиденного прошло, мы вновь обрели способность говорить.
— Мне все это совсем не нравится,— заявил маленький французик, который еще в аэропорту представился мне как мсье Дювэн.— Слишком уж все таинственно. Разве мы дети, чтобы устраивать нам такое представление? Стоявший рядом с ним сэр Генри Дин пробормотал:
— По-моему, все это просто смехотворная мистификация, организованная какими-то безответственными шутниками, но ничего, скоро мы выведем их на чистую воду.
Француз кивком выразил свое одобрение и, повернувшись ко мне, спросил:
— А вам, мсье, не кажется оскорбительным, что со столь выдающимися людьми обращаются как со стадом овец? Где же прием, приветственные речи?
— Но, если это и вправду неудачная шутка,— заметил я,— то зачем же нам выглядеть еще глупее?
— Значит, вы тоже думаете, что это шутка? — спросил сэр Генри.
В ответ я довольно невежливо заметил, что прибыл сюда лишь наблюдать и делать из своих наблюдений соответствующие заключения. Что у меня нет ни малейшего желания запутывать себя безосновательными предположениями и строить преждевременные теории. Конечно, мой ответ был, пожалуй, излишне резок, но уж больно эта парочка раздражала меня.
— Пустыня! — крикнул кто-то. Я посмотрел в окно и увидел, что мы летим над бесконечными песками к самому сердцу Сахары.
Примерно через три четверти часа теперь уже хорошо Ц знакомый нам голос лаконично произнес: — Приземляемся.
Внизу, почти прямо под нами, мы увидели сверкающее золотом сооружение. Корабль беззвучно приземлился, двери открылись, и мы вышли наружу. На фоне блестящей гладкой стены мы заметили фигуру встречающего. Возглас удивления вырвался у нас, когда мы вдруг поняли, что перед нами живая копия тех самых существ, которые так озадачили медицинский мир около года назад. Та же широкая шея, та же голова с массивным выступающим лбом. Два умных глаза внимательно изучали нас. Этот человек не носил ничего, кроме темной бесформенной туники и пары мягких туфель.
Голос продолжал отдавать нам приказания, но, присмотревшись, мы обнаружили, что губы незнакомца неподвижны. Он провел нас в просторный зал, освещенный мягким, льющимся со всех сторон, светом. В зале имелся ряд стульев, сразу же напомнивших нам далекие студенческие годы. Наш маленький провожатый занял кресло напротив нас. Удивительно, но его уродливая внешность не вызывала у меня ни малейшего отвращения. Для меня уже перестало иметь значение то, что он такой малорослый, физически плохо сформированный, беззубый и глухой. Я воспринимал его просто как представителя другой расы, не более странного, чем африканские пигмеи или жители Тибета. Мы снова услышали голос, хотя его губы даже не шевельнулись:
— Люди двадцать второго века,— начал он официально,— очевидно, вы развиты еще менее, чем мы предполагали. Похоже, вы не приняли наше предложение не потому, что сознательно отклонили его, а просто потому, что не поняли его значения. Придется разъяснять вам все как малым детям, демонстрируя наши бесконечные возможности. Но сначала вы должны увидеть мир, который мы вам предлагаем.
В том месте, где только что была глухая стена, вдруг возникло изображение какой-то совершенно фантастической местности. Впрочем, это скорее было похоже не на изображение на экране, а на совершенно реальный пейзаж. Мы увидели город с отливающими золотом двух-трехэтажными зданиями, отличающимися удивительной красотой линий и пропорций.
— Город Кип,— сообщил голос,— стоит на дне высохшего Средиземного моря рядом с горой Кипр. Вы обратили внимание, насколько низкие здесь дома? Это потому что воздух на такой высоте сильно разрежен. В Атлантической и Тихоокеанской котловинах городские дома гораздо выше, поскольку атмосфера на таких глубинах еще достаточно плотная. Хотя океаны и пересохли, но этот мир вовсе не бесплоден. На больших глубинах сохранилось еще вполне достаточно воды, чтобы ее хватило на несколько тысяч лет. А когда и она исчезнет, можно будет прибегнуть к помощи механизмов.
Перед нами промелькнуло небольшое унылое горное озеро. В его мрачной глубине плескались отблески красных языков пламени.
— Солнце уже старое, оно медленно умирает. Но, прежде чем это произойдет, пройдет еще немало времени.
На экране один вид сменял другой, а голос продолжал:
— Вот это все мы и предлагаем в обмен на ваш мир: дома, которые останутся стоять и тогда, когда Солнце превратится в такой же космический хлам, как знакомая вам Луна. Машины для приготовления пищи, искусственый воздух, искусственное отопление и вода — вот что ждет вас в нашем мире. Машины не изнашиваются, не ломаются и будут работать даже тогда, когда уже давно ставший необитаемым мир сделает свой последний вздох. И, хотя многое из того, что говорю, недоступно вашему разумению, со временем вы накопите новые знания и сделаете новые изобретения. Единственное, Что мы сохраним это секрет времени. Вполне разумная предосторожность с нашей стороны, так как даже нам приходится пользоваться этим знанием чрезвычайно осторожно, чтобы не превратить мировой порядок в хаос.
Перед нами мелькали мощные машины, красивые города, самолеты, огромные летающие цилиндры, просторные залы, диковинные цветы — панорама мира, который будет существовать лишь через пятьсот тысяч лет.
Большинство членов комиссии было ошеломлено, но ничуть не испугано. Я уверен, нас убедило вовсе не то, что рассказывал голос, и тем более не мелькающие перед нашими взорами картины, а та сила, которая чувствовалась во всех его словах. В присутствии этого карлика все переставало быть таким уж фантастичным, и исчезала даже сама мысль о возможном обмане. Он наконец заставил нас Поверить, что их план не более удивителен, чем обмен территориями между двумя племенами. Все это столь же возможно, сколь и невероятно! Теперь мы уже ничуть не сомневались, что наши соотечественники смогут — если захотят — перебраться на пятьсот тысяч лет в будущее, равно как не сомневались и в том, что они этого не захотят. Тут со своего места поднялся профессор Тун из Гарварда.
— От имени всех нас я все же хотел бы понять, в чем причина подобного мероприятия,— сказал он.— Вы внезапно сваливаетесь как снег на голову и предлагаете нам очень многое, но что же в итоге получаете вы и что теряем мы?
— Вы не теряете ничего, кроме привычной местности,— ответил голос.— Но и мы предлагаем вам совсем неплохие места.
— Но,— возразил кто-то,— что же будет с нашими потомками? Вы ведь сами обмолвились, что выживет лишь несколько поколений, следовательно остальных вы приговариваете к смерти?
— Некоторых, но далеко не всех. Разве вы еще не поняли, что мы и сами — ваши потомки, потомки ваших детей. И хотя за это время мы достигли очень многого, конец для нас близок. Если мы останемся в нашем времени, то рано или поздно погибнем вместе с Землей. Поэтому мы просто хотим иметь в запасе больше времени. Мы, ваши внуки, вплотную подошли к своей судьбе. Но, по нашим представлениям, жизнь может и не закончиться с гибелью Земли. Вы меня понимаете?
— Черт меня возьми, если я хоть что-нибудь понял,— пробормотал человек, сидящий рядом со мной.— Это религия какая-то, что ли?
Я ничего не ответил. В этот момент я как раз пытался сосредоточиться. На самом деле речь была гораздо длиннее, чем то, что я вам пересказал. Многое из сказанного я и теперь не совсем понимаю. И хотя я не могу точно воспроизвести все, что тогда говорилось, так как прошло много времени, основной смысл сказанного я все же постарался передать.
Вслед за этим был задан как раз тот вопрос, который на протяжении всей дискуссии мучил и меня самого. Он исходил от англичанина, который произнес очень язвительным тоном:
— Насколько я понял, хотя мы в настоящее время и являемся вашими предками, в скором времени вы, вероятно, рассчитываете стать своими собственными предками?
— И да,— ответил карлик,— и нет.
Англичанин растерянно оглянулся вокруг.
— Вам просто не понять этого до тех пор, пока вы глубже не постигнете природу времени,— продолжил он.— Представляя время в форме простой прогрессии событий, вы сами ставите перед собой непреодолимые преграды.
Профессор Тун снова поднялся и задал еще какой-то вопрос. О чем разгорелась дискуссия, я уже не помню, но голос по-прежнему проникал в самые глухие уголки моего сознания. Больше всего это напоминало ведение спора с помощью какой-то психогипнотической установки. Когда наконец поднялся сэр Дин, в нашей компании осталось не более двух-трех человек, которых не убедил стройный ряд доводов, представленных нашим сопровождающим. И тут заданный сэром Дином вопрос словно сломал чары.
— А не могли бы вы показать что-нибудь из ваших достижений конкретно? Нечто такое, о чем мы могли бы доложить своим народам? До сих пор мы не узнали практически ничего полезного для тех, кто нас послал. Народы, которые мы представляем, едва ли будут впечатлены, услышав всего-навсего о чисто философской дискуссии, которую большинство из нас оказалось попросту неспособно вести. С моей точки зрения, гораздо больший эффект произвела бы, например, демонстрация оружия, которое вы предполагали использовать для осуществления своего плана.
— Вы уже видели наши строения. Что же касается оружия, то придется вас разочаровать,— ответил карлик.
Сэр Генри проворчал:
— Намереваетесь сохранить это в секрете? Очень благоразумно с вашей стороны. Но если бы вы все же продемонстрировали мощь вашего оружия...
— Боюсь, вы нас просто неправильно поняли,— отозвался карлик с упреком.— Мы не можем показать вам свое оружие, потому что его у нас нет.
— Ха! Тогда все это сплошное надувательство! Я подозревал это с самого начала. Вы просто рассчитывали хитростью...
— Нет, вы опять не понимаете. Мы вовсе не нуждаемся в ружьях или снарядах. Для нас все это — уровень каменного века. Мы давным-давно не используем подобные игрушки. Для нас не важно, способно ли данное оружие убить одного или целую тысячу человек. Мы не хотим убивать ни одного.
Сэр Генри фыркнул, демонстрируя свое презрение к подобной позиции.
Теперь нам предстояло увидеть достижения техники будущего. В зале появилось еще несколько карликов. Мы все встали.
— Странно,— пробормотал мой сосед,— я заметил, что этот человек ни разу не открыл рта во время разговора с нами. Кроме того, мы знаем, что они ничего не слышат, а тем не менее он понимает то, что мы говорим. Все это очень необычно. Вот, взгляните на него хотя бы сейчас.
Наш провожатый подошел к металлической стене, и перед ним сразу же возникло пустое пространство.
— Не вижу ничего необычного,— возразил я,— существует много дверей, которые открываются, когда к ним подходишь.
— Нет, вы присмотритесь внимательнее. Это не похоже на открытую дверь — скорее просто исчез кусок стены. То же было когда мы входили сюда.
Карлик явно презирал нас. Он обращался с нами крайне небрежно, лишь изредка бросая краткие справки об объектах, мимо которых мы проходили: машинах, производящих воду, приготовляющих пищу и разных других механизмах. Мы смотрели на все это с видом дикарей, впервые увидевших радиоприемник. В отличие от машины времени, ни в одной из них не использовался аккумулятор Лестранжа. Поэтому источники питания и принципы действия всех этих машин оставались для нас загадкой. Когда мы вошли в зал, который, как нам сначала показалось, весь был загроможден металлическими птичьими клетками, наш гид заметно оживился.
— Машины времени,— произнес он резко. Мы приблизились к «клеткам». По тому, с каким увлечением карлик начал рассказывать нам о машине времени, мы поняли, что это очень недавнее изобретение. Из его объяснений стало ясно, что один из двух рядов циферблатов устанавливает время, куда намечается совершить путешествие. Циферблат состоит из семи индикаторов — от одного часа до десяти тысяч лет. Приборы нижнего ряда определяют место прибытия. Положение машины может быть рассчитано буквально до фута, для этого необходимо лишь установить правильное соотношение между временем и местом прибытия и рассчитать отношение движения машины к скорости движения Земли.
— А это для чего? — спросил кто-то из нашей группы и потянулся к рычагу на панели управления машины. Карлик бросил на него быстрый взгляд, и не успела рука смельчака опуститься на рычаг, как он неожиданно пошатнулся и рухнул на пол. Как он рассказывал позднее, будто какая-то невидимая сила внезапно нанесла ему сокрушительный удар.
— Что я говорил! — возбужденно воскликнул мой сосед.— Сила мысли, вот что они используют! Вот почему их руки так слабы, они им попросту не нужны.
Карлик, оказывается, слышал наш разговор, поскольку тут же оглянулся.
— Я удивлен,— усмехнулся он.— Оказывается, вам известны даже такие понятия как «сила мысли». А я-то по вашим реакциям решил, что у вас имеются только инстинкты.
— Это оскорбление! — возмутился кто-то позади меня.
— Вас тридцать человек,— невозмутимо продолжал незнакомец,— предлагаю проверить, сможете ли вы все вместе устоять против меня одного.
Мы замерли в изумлении. Там, где всего секунду назад стояли «клетки», ничего больше не было, а вокруг нас расстилались бескрайние просторы пустыни.
— Ну, прямо сказка про волшебную лампу Аладдина,— проворчал мой сосед, нагнувшись и зачерпнув песок ладонью.
Карлик едва не смеялся над нашей растерянностью.
— Вы прекрасно знаете, где находитесь на самом деле,— сказал он,— и все же видите и чувствуете пустыню. Надеюсь, теперь вы убедились, что ваша сила гораздо меньше моей. Может, попробуете снова увидеть зал?
Я полагаю, что в событиях, которые произошли потом, немалая заслуга одного из самых выдающихся людей нашего времени, профессора Туна. Какое-то время мы еще ощущали исходящий от песка жар, а затем вокруг стали проступать неясные очертания зала. Медленно, как сквозь туман, проступили стены, но через секунду снова начали таять. Потом неожиданно контуры салона стали четче, и мы снова очутились в знакомом помещении. Карлик еле стоял на ногах и тяжело дышал.
— О Господи,— удивленно прошептал кто-то,— да ведь он измотан так, будто пробежал двадцать миль. Во всяком случае, мы показали, что тоже чего-то стоим!
На обратном пути в аэропорт профессор Тун предложил членам комиссии собраться в Париже и обсудить создавшееся положение прежде, чем каждый из нас начнет готовить доклад для своего правительства. Делегаты приняли это предложение единогласно, так как чувствовали себя довольно неуверенно и хотели получить хоть какие-нибудь рекомендации относительно отчета.
С общего согласия заседание открыл профессор Тун.
— Джентльмены,— начал он,— каждому из нас на днях предстоит дать отчет о нашем путешествии. В свете того, что мы узнали, вопросы, которые нам будут задавать, покажутся большинству из нас просто нелепыми. Однако еще более нелепыми покажутся наши ответы. Нас спросят, как устроен и за счет чего движется тот летательный аппарат, на котором мы путешествовали. Мы ответим, что не имеем об этом ни малейшего представления. Это покажется им очень странным. У нас поинтересуются, много ли карликов населяет тот мир. Мы ответим, что видели около пятнадцати. Когда же нас спросят, каким оружием располагают наши противники, мы вынуждены будем признаться, что, скорее всего, у них вообще нет оружия. Сколько там летательных аппаратов? Мы видели только один. Что собой представляет золотой металл? Тоже неизвестно. И так будет продолжаться до тех пор, пока им не надоест потешаться над нами. Короче говоря, мы попросту рискуем стать всеобщим посмешищем.
И если это случится, наши предостережения никто не воспримет всерьез. Редко, джентльмены, какая-нибудь комиссия приходила к менее конкретным результатам, чем наша. Вот если бы мы рассказали о сверхмощном оружии, неизвестных разрушающих лучах, новых смертельных газах — вот тогда бы нас выслушали внимательно. Вместо этого мы обнаружили угрозу такой силы, по сравнению с которой все вышеперечисленное просто детские игрушки.
Но если мы сами до сих пор не осознали все это до конца, то как мы сможем убедить в чем-то других? Все, что мы видели, это один странный летательный аппарат, одно не менее странное здание, нескольких карликов, несколько машин, про которые нам сказали, что они могут переносить людей во времени, и другие непонятные механизмы. Кроме того, нам показали весьма интересное кинематографическое шоу. Но вот наши ощущения мы передать не сможем. Как описать скептически настроенной аудитории охватившее нас тогда чувство потенциальной угрозы? И все же я убежден, что люди должны узнать о той силе, с которой столкнулись, о мощной интеллектуальной и духовной сущности, по сравнению которой мы едва ли вообще достигли уровня разумных существ. Нас должны услышать и нам должны поверить! На нас лежит огромная ответственность.
Конференция продолжалась два, как мне кажется, потраченных впустую дня. Участники конференции сосредоточивали свое внимание в основном на вопросах отражения угрозы, поэтому профессору Туну постоянно приходилось напоминать коллегам о том, что сначала следует решить, как убедить правительства в реальности надвигающейся опасности. Остальное будет уже делом самого правительства.
Вернувшись на родину, я потратил много времени, пытаясь убедить одного твердолобого правительственного чиновника в своей правоте. Он сидел напротив меня в своем роскошном кабинете с видом человека, чье драгоценное время расходуют впустую.
— Неужели вы не можете оценивать военную мощь какими-то другими критериями, кроме как количеством пистолетов? — не выдержал я наконец.
— Ну, они могут иметь воспламеняющие лучи,— согласился он.
Я застонал в изнеможении. Он даже не понял моей иронии!
— Они развиваются в совсем другом направлении!
— Но, насколько я понял из ваших описаний, их физические данные оставляют желать лучшего.
— Я думаю, что внешний вид этих людей сформировался уже десятки тысяч лет назад. Но их интеллект все это время непрерывно развивался, и его сила чувствуется, стоит только с ними встретиться. Тридцать наиболее выдающихся людей нашего времени с трудом преодолели силу внушения одного из их мелких служащих!
Чиновник улыбнулся.
— И насчет их самолетов,— продолжил я.— Представьте, что на борту не было никого, кроме членов комиссии: ни пилота, ни экипажа. Все работало на телепатическом контроле.
— У нас тоже есть радио,— мягко напомнил мой собеседник.
Оправдывались мои самые худшие опасения. Все было безнадежно. Но я решил предпринять еще одну попытку.
— Вы, должно быть, просто не поняли, над чем они работают. Мы мало думаем о будущем человеческого разума, а они уже знают это будущее. Они стремятся выйти за пределы бренного человеческого, существования и знают, что со временем смогут этого достигнуть.
— Невозможно. Не может быть разумных существ без мозга!
— Почему бы и нет? Мозг — это только орган, центральный контроль над другими органами. Уже сейчас они могут программировать свой разум, но все еще вынуждены использовать тело как базу для этих операций.
— Вы серьезно предлагаете мне в это поверить?
— А разве вы сами не слышали голос, который предъявил нам ультиматум?
— Да, слышал.
— И считаете, что он шел из громкоговорителей?
— Разумеется.
— Тогда, возможно, вам любопытно будет узнать, что в Лондоне сделали аудиозапись одной из речей. Когда ее поставили на прослушивание, кассета оказалась абсолютно пустой. Это произошло потому, что сообщения исходили вовсе не из радиоприемников.
К вечеру я был окончательно измотан и обескуражен. Все мои, казалось бы, убедительные доводы натолкнулись на глухую стену непонимания. Конечно, с материалистической точки зрения, даже мои самые сильные аргументы выглядели весьма не убедительно. Последний удар был нанесен, когда в самый разгар моих восторженных повествований о возможностях «чистого разума» недалекий чиновник спросил, не считаю ли я, что агрессоры могут иметь спрятанные где-нибудь поблизости танки?
— Не знаю,— сказал я вечером Мэри,— следует ли принимать предложение карликов, но знаю только, что лично я не собираюсь сидеть сложа руки. Моя задача — попытаться доказать окружающим, что угроза действительно существует. Более двух часов я пытался внушить этому самодовольному всезнайке, что сокрушительная по своей силе опасность действительно угрожает ему, нации, всему миру. Но это было все равно, что кидать камешки в египетскую пирамиду.
Мэри внимательно посмотрела на меня.
— Это очень трудно понять. Я тоже не представляю себе, какую же они могут представлять опасность, если у них нет даже оружия?
— Вот это-то и есть самое неприятное. Как мне убедить всех, что они могли бы иметь любое оружие, но с их силой оно им просто не требуется? Если бы я мог выразить то чувство, которое мы все испытали! Но в этом я абсолютно не компетентен. Это все равно, что заставить лошадь объяснять поступки человека.
— Но, дорогой, если их так мало, то зачем же они хотят получить весь мир? Они могли' бы просто основать где-нибудь колонию.
— Не знаю точно, но думаю, те, кого мы видели,— это что-то вроде авангарда, своего рода надзиратели за процессами эмиграции и иммиграции. Мы не знаем даже — сколько их. Вероятно, мир не может выдержать два населения одновременно. В любом случае, выход один — полный обмен. Самое неприятное во всем этом то, что нас даже не посвятили в детали, мы просто должны выполнять все, что нам скажут.
Мэри наклонилась и легко провела рукой по моему лицу, как будто пытаясь отогнать беспокойство.
— Дорогой,— твердо начала она,— ты должен перестать думать об этом. Отложи все это хотя бы на время.
Она взяла меня за руку и повела на террасу. Легкий ветерок мягко покачивал верхушки деревьев, высоко в небе медленно плыли причудливые облака, а где-то вдали проступали силуэты высоких холмов.
— Это замечательно,— мечтательно прошептала Мэри. Ее глаза сияли так близко!
— Я думаю, что именно это и заставляет меня так сильно бояться потерять всю эту красоту.
Я обхватил ее за талию.
— Наш прекрасный мир! — вслух произнес я. «Но надолго ли наш?» — спросил я сам себя.
А через месяц мы получили новое предупреждение. Нам показали, чего стоит вся наша цивилизация и весь наш хваленый прогресс. Мы будто бы поднялись на первую ступеньку высокой лестницы, а она обломилась, и мы оказались там же, откуда начинали подъем. На целые сутки мы остались без той основы, на которой зиждилась вся наша жизнь. Карлики выбили опору у нас из-под ног. Они разом вывели из строя все аккумуляторы Лестранжа. Все остановилось. Наступил хаос. Самолеты, корабли, космические ракеты, заводы — все перестало работать. Радио молчало, свет погас.
Это случилось в девять вечера. Уже стемнело. Сразу началась всеобщая паника. Толпы обезумевших людей носились по улицам, кружась как в водовороте.
Я сидел в своей городской квартире. Через открытое окно ко мне в комнату лился обычный шум городской жизни. Внезапно вспыхнул яркий свет, раздался грохот, а затем все погрузилось во мрак и тишину. Осторожно, стараясь не наткнуться на мебель, я пересек комнату и выглянул в окно. Снаружи было абсолютно темно. В воздухе повисла гнетущая тишина. Тишина, на протяжении которой умер не один человек: водолазам не хватило воздуха, шахтерская клеть упала в шахту, груз сорвался с крана, акробаты пролетели мимо трапеции, хирург сделал слишком глубокий разрез...
Вдруг откуда-то раздался визг. И тут же, как по сигналу, поднялся невообразимый шум и суматоха. Я ничего не видел, но мое воображение рисовало ужасные вещи, происходящие на улице: тела, вдавленные в стены, сломанные ребра, задыхающиеся от недостатка воздуха люди, трупы затоптанных в панике детей и взрослых. И над всем этим царил бессмысленный рев дикого зверя, называемого толпой.
Я на ощупь добрался до телефона, снял трубку и понял, что он тоже не работает. И только тогда на меня обрушилось полное представление об ужасе происходящего. Теперь я понял, что удар исходит от карликов. Их терпение лопнуло. Последнее их предупреждение было почти просительным: «Судьбы наших народов должны быть решены немедленно. Мы не хотим вредить вам, не хотим убивать, но вы сами не оставляете нам выбора». Они определили места сборов для эвакуации: север и юг Франции, северные равнины Италии, Южная Африка, Флорида и Калифорния в США и т.д., всего около сорока мест.
— Удивительно,— заметил один мой компаньон,— почему они всегда делают эти заявления в Англии?
Высокий приятный блондин обернулся к нам.
— Простите,— сказал он,— но впервые я слушал это в Германии, а вовсе не в Англии.
Я попытался объяснить им, что все речи карликов проникают в наше сознание напрямую, без посредства звука. После этого они оба очевидно, решили, что я просто сошел с ума.
В установленный день в указанных карликами местах собрались огромные толпы людей. Кроме чудаков, и без того каждый день ожидающих конца света, да репортеров, пришедших сюда по долгу службы, остальные собрались из чистого любопытства. Повсюду царило приподнятое настроение в ожидании необычного шоу и возможности посмеяться над уродливой наружностью карликов.
Все, что произошло в этот день, смогли увидеть миллионы зрителей. Репортерам разрешили отправиться в будущее и вернуться, чтобы мы воочию смогли убедиться в простоте, с которой предстояло свершиться эвакуации, и последние наши опасения рассеялись. Мне довелось увидеть видеозапись лишь того, что происходило на одном из американских сборных пунктов, впрочем в других местах все происходило по тому же сценарию.
Вокруг сооружения, внешне похожего на огромных размеров машину времени, стоял полицейский кордон. Площадь огороженного пространства составляла около двух тысяч ярдов. Свидетели утверждали, что всего два часа назад здесь не было и следа этого сверкающего каркаса. Однако большинство людей готово было скорее поверить в чудеса моментального строительства, нежели в возможность путешествий через пятьсот тысяч лет. Люди парковали свои машины за полицейским ограждением и выходили, чтобы посмотреть на странное сооружение. Что бы они ни представляли по дороге, действительность превосходила все ожидания. Вопреки скептическому настрою, зрители явно были впечатлены огромной сверкающей золотом клеткой.
Гомон толпы, кажется, постепенно снял нервное напряжение: любопытство, поддерживаемое ощущением безопасности, заставляло людей дождаться начала представления. Без предупреждения охрана расступилась, образуя проходы. Вздох изумления вырвался у нас, когда мы увидели, что полиция, чьим долгом было охранять общественную безопасность, спокойно отошла в сторону, а некоторые полицейские даже двинулись по направлению к толпе. Мы не услышали ни звука, но увидели, как люди медленно, словно во сне, стали проходить внутрь огороженного пространства. Что это? Внушение? Гипноз? На всех лицах было одинаковое выражение: бессмысленное и торжественное одновременно. Старики и молодые, женщины и дети, даже собаки покорно заходили в металлическую клетку. Следом за зрителями туда же зашли и полицейские.
В темноте кинотеатра Мэри сжала мою руку.
— Теперь я начинаю понимать, что ты подразумевал под их силой,— прошептала она.
Когда последний человек скрылся внутри, двери с легким щелчком закрылись. Тут же в нескольких ярдах от огромной машины времени появился карлик на такой же, только маленькой одноместной, машине. По рядам зрителей пронесся удивленный шепот. Все взгляды были обращены на человека из далекого будущего. Он выпрыгнул из машины и побежал в сторону безмолвной толпы, но люди в «золотой клетке», казалось, даже не заметили его. В углу одноместной машины времени мы увидели маленькую изолированную кабинку. Карлик вошел туда, повернул стрелки на циферблатах и нажал на рычаг. И в тот же миг «золотая клетка» со всеми ее пассажирами бесследно исчезла.
Пять минут в зале стояла гробовая тишина. На экране мы по-прежнему видели бескрайнюю пустыню и маленькую машину, на которой прибыл карлик. Затем, так же неожиданно, как перед этим она исчезла, «клетка» появилась вновь. Только теперь она, если не считать карлика в кабине, была абсолютно пустой.
Наконец мир осознал происходящее. Снова раздался старый клич: «С этим надо что-то делать!» На карту был поставлен престиж правительства. Оккупанты должны быть изгнаны. Члены нашей комиссии были поспешно вызваны и выслушаны с куда большим вниманием, хотя пользы от этого и на сей раз было мало. Вызвали и меня. Высокомерный чиновник уставился на меня через широкий стол. Его манера обращения была такой, будто он подозревал меня в соучастии.
— Для начала мы хотели бы знать, где находится их основная база?
— Я уже рассказал вам все, что мне известно. Мне кажется, что это где-то на юг-юго-западе от Алжирского побережья. Путь занял у нас около трех часов, таким образом, если вам известна скорость их летательного аппарата, то можете представить себе расстояние.
— Но должны же вы были запомнить хоть какие-то ориентиры!
— Вы полагаете, что в пустыне такое уж множество достопримечательностей? А поскольку никто заранее не знал, куда мы направимся, то и карманную карту Сахары с собой захватить не догадался
— Вы мне не дерзите! Мы нуждаемся в самой полной информации. И для вас же будет лучше, если вы постараетесь нам помочь.
— Хорошо,— согласился я.— Но я рассказал вам все, что мне известно. И если вы когда-нибудь все же найдете это место, то вам поможет счастливый случай, а не тот допрос, который вы мне устроили.
— Что вы имеете в виду?
— Только то, что сказал. Никто из нас не имеет представления о том, где находится это место или же чем оно отличается от любого другого места, где много песка. Но даже если вы обнаружите его, неужели полагаете, что люди, способные загипнотизировать толпу и загнать три тысячи человек в большую птичью клетку, не смогут остановить нескольких пилотов?
Чиновник пренебрежительно фыркнул:
— Когда хоть один из наших пилотов узнает, где они...— начал он.
— ...одним пилотом станет меньше,— закончил я.
Таким образом, правительство не получило от нас необходимой информации, так как у нас ее просто не было. Но уже тогда я понимал, что, даже располагай мы информацией, мы все равно были бы абсолютно беспомощны что-либо изменить. Итальянские, германские и английские самолеты тщательнейшим образом обыскали пустыню в поисках вражеского следа, но вернулись домой ни с чем. Итальянское командование поспешило отреагировать на непроверенную информацию, и их ракеты разрушили французский форт в пустыне. Пошли слухи, что Франция находится в союзе с карликами. Поэтому несомненно, что вражеская база находится где-то на территории Франции.
Французский пилот заявил, что его окружили летательные аппараты цилиндрической формы, похожие на транспортные средства неприятеля. В то же время германские летчики сообщили, что их самолеты обстреляли французы. Франция и Германия обменялись нотами протеста, после чего возникла реальная угроза войны между этими государствами.
Именно в это время кто-то на английской базе произвел проверку боевых ресурсов и пришел к поразительным результатам. За те пять дней, в течение которых велись усердные поиски вражеской базы, британские воздушные силы недосчитались около двенадцати бомбардировщиков и тысячи истребителей. Французские, немецкие, итальянские и египетские власти обнаружили в своих ВВС примерно ту же ситуацию. Судьба всех этих самолетов осталась неизвестной.
Одиночные полеты над пустыней стали непопулярны. В результате вместо отдельных самолетов стали исчезать целые эскадрильи.
В конце концов, самые благие намерения одного итальянского пилота привели к ухудшению ситуации. Он отстал от своей эскадрильи и уже направлялся домой, когда заметил под собой тот самый светящийся цилиндр, который разыскивал весь мир. То ли его разум не поддавался влиянию пришельцев, то ли они сами допустили оплошность, никто не знает, но пилот успел сбросить пять мощных бомб.
Этот пилот, должно быть, был в шоке, когда поток поздравлений прервал знакомый голос.
— Люди двадцать второго века,— начал тот с обычной официальностью,— до сих пор мы обращались к вам как к людям разумным. Но вы так и не вняли нам. Вы не поняли даже того, что если мы потерпим неудачу, то жизнь человеческая просто потеряет всякий смысл, так как не будет иметь никакой цели. Затем мы обратились к вам как к детям, которыми приходится руководить, а вы начали огрызаться, как неразумные щенки.
Теперь же мы окончательно поняли, что вы находитесь на стадии развития первобытных людей. Ваше нелепое оружие не причинило ни малейшего вреда нашему кораблю, зато убило тридцать шесть наших соотечественников, которые находились снаружи. Эти тридцать шесть человек для нас ценнее тысячи вас, а вы убили, их действуя не более разумно, чем действуют животные. Мы не намерены мстить вам за это бессмысленное деяние, но предупреждаем, что ликвидируем всех тех, кто останется здесь по истечении трех недель. Зато все желающие отправиться в наш мир могут отправиться на станции, где их будет ждать транспорт.
Кое-кто обрадовался: раз мы смогли убить нескольких из них, значит, сможем победить и остальных. Но большинство восприняло предупреждение серьезно, и по направлению к назначенным карликами местам хлынули толпы народа.
Мы с Мэри не присоединились ни к тем, ни к другим. Полагаю, что нас удерживали сентиментальные чувства.
Правительства безуспешно запрещали своим гражданам приближаться к базам карликов. Поезда останавливали на подходах, блокировали дороги, но толпы народа каждый день шли туда пешком, а пехота и экипажи танков, посланные преграждать путь толпам, вместо этого присоединялись к ним. Власти больше не контролировали ситуацию.
Англичане послали истребители бомбить одну из сборных баз. Погибли сотни ни в чем не повинных людей, а сооружения карликов не получили и царапины. В Калифорнии два человека, чье сознание оказалось неподвластным внушению, украли маленькую машину времени, и больше их никто не видел. Но с тех пор карлики начали работать парами: пока один сторожил машину, другой занимался перевозкой пассажиров.
В течение трех недель огромные машины времени делали по два-три рейса в день, но и это было сущей каплей в море по сравнению с количеством желающих переправиться в будущее.
И теперь, стоя в своей темной комнате, я думал о приближающемся конце. Люди метались в безумном страхе. Скоро начнется голод. Оставшиеся будут бродить как голодные звери, готовые разорвать друг друга. Пройдет совсем немного времени, и озверевшая толпа будет осаждать единственное спасительное место на Земле — пункт отправки в будущее.
Постепенно в моем уме созрел план, который сулил пусть даже небольшой, но шанс на спасение. Только сначала я должен был вырваться из этого сумасшедшего города и найти Мэри...
Мы залегли среди кустарников неподалеку от одной из станций. Мимо нас тянулись вереницы изможденных мужчин и женщин, стремящихся добраться до машин времени.
— Эвакуация мира,— пробормотала Мэри.
Некоторые катили тачки с имуществом, другие шли налегке, еле передвигая ноги. Но все упорно двигались в сторону сборного пункта и странных машин, которые стали для большинства сверкающим символом спасения. Многие были на последней стадии истощения и едва не падали от усталости.
— Если карлики используют свою силу только для того, чтобы помогать упавшим подняться, то вряд ли для этого они пользуются сильным внушением,— сказал я.— Если ты будешь полностью контролировать сознание, они не смогут завладеть им. Постарайся занять чем-нибудь свой мозг: например, непрерывно умножай числа. Это единственная возможность не поддаться гипнозу.
К счастью, нам так и не пришлось проверить нашу способность противостоять внушению. Мимо нас прошли последние отставшие, помогая друг другу преодолеть конечный этап путешествия. Наконец, транспорт наполнился и двери одновременно закрылись. Те, кому места не хватило, остались ждать следующего рейса.
— Приготовься,— прошептал я Мэри и вытащил из кармана револьвер.
Появились два карлика на маленьких машинах времени. Один из них побежал к кабине, а другой остался на месте. Когда первый карлик исчез в кабине, я навел револьвер на второго. Ужасно убивать человека, чья вина лишь в том, что он недостаточно бдителен. Но это было необходимо, так как он мог бы оповестить своих друзей буквально за несколько секунд.
— Давай! — закричал я, и, как только несчастный упал на землю, мы одновременно вскочили в машины. Я установил дату и место на приборах и положил руку Мэри на рычаг.
— Нажимай,— скомандовал я. Вместо этого она наклонилась ко мне и прижалась ко мне губами
— Люблю тебя,— прошептала она, а затем потянула рычаг. Я крикнул, чтобы остановить ее, но было уже слишком поздно, Мэри исчезла.
Джон замолчал. Мы также не проронили ни слова.
— Где же она сейчас, интересно? — наконец прервал я молчание.
— Когда она опустила руку, то зацепила один из регуляторов. А ведь я был так осторожен! Я абсолютно точно установил стрелки в одинаковые позиции на ее машине, и своей, чтобы мы оказались в одном и том же месте. Мы должны были спастись от этого хаоса. И вот — всего одно неосторожное движение, и ее, возможно, отнесло или в то время, когда погибла Земля, или же, наоборот, она могла оказаться в том времени, когда Земли еще просто не существовало. И теперь моя возлюбленная одиноко скитается где-нибудь в лабиринтах времени и пространства.
— Но вы,— спросил Лестранж,— а как же вы...
— О, я запрыгнул в другую машину. Толпа заметила нас. Ко мне через поле бросилось не менее сотни человек. Кто-то задел машину, и она накренилась. Она начала падать, когда я только начал нажимать рычаг, и завершила падение уже в вашей лаборатории. Но чего же я в результате добился? Теперь я абсолютно одинок. Лучше бы я остался до конца со своим народом. Зачем я пришел сюда, точно зная, что ее здесь не будет? Если бы я сохранил ту машину, я мог бы отправиться и попытаться разыскать ее. Внезапно послышался звонок охранной системы.
— Быстро в лабораторию,— крикнул Лестранж, спрыгивая со стула.— Там наверняка шпион.
Он протянул мне один пистолет, а себе взял другой. Мы тихо подошли к лаборатории, и когда открыли дверь, то увидели уже знакомую золотую раму. Около нее виднелась фигура, одетая точно так же, как наш незваный гость.
— О, Господи, Мэри! — воскликнул Джон, вошедший следом за нами. Он подбежал к машине и впился взглядом в панель управления. Потом обернулся с радостной улыбкой.
— Все ясно, Мэри,— сказал он,— здесь не обошлось без нашего ангела-хранителя. Ты могла изменить время на тысячу или шестьсот лет, но передвинула его только на шесть часов.
Затем он обернулся к Лестранжу.
— Любезный прапрапрадед, не найдется ли у вас еще одного куска бечевки?