22.

Профессор надолго замолчал, залил кипяток в глиняный горшочек, накрыл его сложенной вчетверо салфеткой.

— А потом его обнаружил кто-то из деревенских, — догадался Валерий.

— Именно так. Говорят, он сразу вступил в конфликт с жителями. Никак не мог понять, почему у них нет председателя колхоза, секретаря парткома, грозился расстрелять всех за саботаж, когда его отказались сопроводить в ближайший сельсовет. Целую неделю он носился по острову, размахивая пистолетом, пока не наскочил на Ивана. На том была старая белогвардейская форма, без погон правда, но в хорошем состоянии, поскольку хозяин её очень берег. В Чарусы Иван попал в двадцатые годы, уходя от облавы, устроенной красноармейцами. Судьба распорядилась по-своему: красных поглотила трясина, а царского офицера спасли местные жители.

Прокофий не долго колебался, как ему поступить, он решил расстрелять контрреволюционера. Иван спокойно выслушал зачитанный приговор, но когда чекист поднял от своей бумажки глаза, то увидел наставленный ему прямо в лоб ствол вороненого нагана. Они устроили в деревне настоящую перестрелку. Бой закончился скоро: у Прокофия кончились патроны, а у Ивана остался один. Бывший белогвардеец подошел поближе, прицелился энкаведешнику в сердце и сказал: «Или будешь жить, как все, или сейчас умрешь. Слово офицера». Чекист поклялся.

С тех пор Прокофий перестал насаждать в деревне марксизм-ленинизм. И вскоре стал верующим. Вот только в качестве иконы повесил он у себя фотографию Сталина. Сома тоже обратил в свою веру и подарил тому журнальный портрет Ленина.

Поселился новый житель у старика Федота — отца Пелагии, прямого потомка колдунов, преследуемых когда-то патриархом Никоном. Они объявились здесь почти одновременно с раскольниками, скрывавшимися от того же самого церковного деятеля. Поэтому и раскольники и колдуны жили, в общем-то, мирно, да и сейчас так живут. Разлад приносят новые люди. Рассмотрим для наглядности ваше поведение. — Профессор заговорил сухим невыразительным тоном внештатного лектора. — Вот вы все носитесь, пристаете к жителям со странными вопросами, утверждаете такое, что не может совместиться с их представлениями об окружающем мире. Поймите, наконец, здесь существуют свои древние устои, свое мировоззрение, свое социальное равновесие, можно сказать. Почти гармония. Причем в очень непростом и замкнутом мире…

— Ленин, Сталин в рамках — это древние устои?

— Вернемся к Прокофию. — Профессор не отреагировал на замечание. — Он, в отличие от вас, быстро сообразил, как себя вести и сдружился с колдунами — силой, по его мнению, более весомой, чем староверы. В конце концов, он превзошел своих учителей, да так, что сейчас, пожалуй, и сам не рад этому. Его мистическая темная сила, как высказался однажды Василий, вышла из-под контроля хозяина. После смерти Федота, Прокофий и Пелагия жили как муж и жена, а потом она ушла к вновь прибывшему Николаю. Боюсь, что тот не долго прожил бы здесь семейной жизнью, но Пелагия и сама не слаба по части магии, и Николая чему-то научила, так что равновесие, слава богу, не нарушилось. — Аркадий Аркадьевич закончил повествование, вздохнул с облегчением, вроде как трудное задание выполнил и внимательно посмотрел на Валерия.

— Почему вы раньше не рассказывали этого?

— Не знаю. У меня есть подозрение, что я не всегда самостоятелен в своих порывах. Вы меня понимаете?

— Не совсем.

— Случается, знаете ли, такое любопытное состояние: говорю не совсем то, что собирался, а, сказав, вдруг обнаруживаю: да ведь именно это я и имел в виду. Мое отношение к некоторым явлениям здесь постоянно меняется.

— Да, я и за собой замечал подобное. А сейчас вы рассказываете именно то, что хотите?

— Пожалуй… впрочем, кто знает…

— Ну, хотя бы чисто исторические факты верны?

— Надеюсь. Я так слышал и, по-моему, ничего не исказил.

— Расскажите о Василии и Герасиме.

— О Василии? Вот он из раскольников. Наверное, самая чистая душа на острове. А Герасим? С одной стороны, он весьма словоохотлив, но о своем прошлом рассказывает скупо, так что я о нем мало знаю. Немецкий летчик Ганс. Разбрасывал над позициями красноармейцев листовки. Сбит советскими истребителями. Приземлился прямо здесь. Такова судьба, понимаете ли… Человек, по-моему, во всех отношениях добрый, но слегка сдвинут на фашистской идеологии. До сих пор боготворит Гитлера. Впрочем, совершенно не агрессивен.

— И еще вопрос. Едят здесь людей или нет?

Профессор заразительно рассмеялся:

— Ах, вы о том могильнике? Его выкопали еще первые поселенцы. Земли было мало. Чтобы весь остров, в конце концов, не превратился в кладбище, покойников решили хоронить в яме. Кости животных кидали туда же, так что Пелагия с Николаем, вовсе не людоеды, как вы изволили подумать. И ели они не рыбака, а козленка, которого недавно забили.

— А рука в чугунке?

— А паутина? В доме Прокофия нет паутины. Там чисто. Я у него бывал и ничего подобного не видел. Думаю, что он не хотел вас пугать специально.

— Ух ты! Не хотел?

— Вы же сами говорили: дверь удерживали, не пускали внутрь. Он знал, что ваше воображение нарисует что-нибудь ужасное. Такое здесь часто случается.

— Действительно. Багульник… болотные газы…

— Но вы проявили упрямство. Требовали впустить. Вот и получили свое. Тем более вы действительно вряд ли симпатичны Прокофию. Не хотите жить по местным правилам.

— И он делает так, чтобы еще больше утвердить меня в желании драпать отсюда? Не логично. Вот если бы я вошел к нему, а там не рука в котелке, а стол с коньячком, икоркой, севрюжиной, ананасами. Может, я и сомлел бы от счастья. Сказал бы: «Чтоб мне так жить!» — А Прокофий: «Да ради Бога…».

— Вряд ли этому человеку памятны такие продукты. Это раз. Кроме того, видения, которые возникают вокруг него, как правило, не результат его воли. Это, я полагаю, наши материализовавшиеся страхи. Он сам говорил о чем-то подобном. С другой стороны… он же ничего не знает о ваших кулинарных пристрастиях. Вдруг он решил, что вам именно человечинки хочется попробовать? Ха-ха…

— Да уж. Ха-ха!

— Извините. Так редко пошутить удается. Хм-м… Я вам скажу главное… Все эти видения никакого реального зла не несут. Но говорят, если их не прекратить с помощью морса, то человек может сойти с ума.

— Ничего себе — не несут. Я чуть не утонул в болоте. И именно Прокофий меня туда загнал. Добрячок этот гостеприимный.

— Так он же вас и спас.

Загрузка...