– Что случилось, доктор Ленц? – спросила Ора Дерви, едва Гуго переступил порог ее кабинета.
– А что? – не понял Ленц.
– Посмотрите в зеркало. На вас лица нет.
Ленц дернул бородку.
– Вы сами поставили в прошлый раз диагноз: переутомление, – сказал он, рассеянно садясь на свое место – стул в углу.
Ора Дерви покачала головой.
– Неужели вы всерьез относитесь к истории с гвоздикой? – спросила она.
Вопрос Оры Дерви почему-то вывел Ленца из себя.
– Да, я отношусь ко всему этому слишком серьезно, – резко сказал Ленц. – Если хотите знать, мне остается жить ровно три недели.
Ора Дерви не нашлась что ответить. Всегда больно видеть, как помрачается светлый рассудок. Гуго потер пальцем лоб.
– А что бы сказали вы, милая Ора, получив подобную анонимку? – неожиданно спросил он.
– Поместила бы в печати благодарность автору письма, – сказала Ора Дерви.
– За что?
– За цветок, разумеется.
– А если серьезно?
– Серьезно? – задумалась Ора Дерви. – А что потребовал бы от меня автор письма?
– Предположим – примерно то же, что от меня, – сказал Ленц, закуривая. – Разумеется, в применении к той области, которой вы занимаетесь. Скажем, полный отказ от киборгизации.
– Пожалуй, я бы не пошла на это, – задумчиво проговорила Ора Дерви.
– Даже под страхом смерти?
– Даже под страхом смерти, – ответила Ора, строго глядя на Ленца.
Перед Орой Дерви вспыхнул экран. С него смотрел озабоченный хирург в белом халате.
– Извините, я хотел сказать… – начал он.
– Знаю, знаю, – перебила Ора Дерви, вставая. – Сейчас иду.
Экран погас.
– Знаете что? – обратилась Ора Дерви к гостю. – Пойдемте-ка со мной на обход. Там вы увидите киборгизацию, как говорится, лицом к лицу. Ведь вы знаете о ней понаслышке. Потому и сложилось у вас превратное впечатление об этой замечательной вещи.
Клинический обход длился долго. То, что увидел Гуго Ленц в клинике святого Варфоломея, совершенно оглушило его. «Чудеса Оры Дерви» превзошли все его отнюдь не слабое воображение. Он ожидал увидеть многое, но такое…
Ленц шел рядом с Орой, сзади семенил старший хирург клиники, а за ними шла целая свита врачей, с благоговением ловящих каждое слово Оры Дерви.
В первой же палате, куда они вошли, Ленца ждала неожиданность: коек здесь не было.
– Где же больные? – едва не спросил Ленц.
Посреди комнаты возвышалась громоздкая установка, напомнившая Ленцу нейтринную пушку.
Ора Дерви подошла к установке, поколдовала у пульта. И вдруг плач, жалобный детский плач пронзил тишину палаты.
– Покричи, покричи, – проговорила Ора Дерви, – крик развивает легкие.
Она внимательно просмотрела показания приборов, затем что-то сказала хирургу, который тотчас сделал запись в своем журнале.
– Кто там? – показав подбородком на установку, шепотом спросил Ленц у молодого врача, стоявшего рядом.
– Вы же слышите – ребенок, – ответил врач, не отрывая взгляда от установки.
Плач между тем стих.
– Где его мать? – спросил Ленц.
– У него не было матери, – пожал плечами врач, посмотрел на Ленца и счел нужным пояснить: – ребенок выращен из клетки, в биокамере.
Ора Дерви приложила ухо к дрожащей мембране.
– Тише, – прошипел старший хирург, и молодой врач умолк.
В следующей палате было трое больных. Правда, людьми Ленц мог их назвать только с большой натяжкой…
У окна располагалось подобие манипулятора, увенчанное красивой мужской головой с огненно-рыжей шевелюрой.
– Как самочувствие? – спросила Ора Дерви.
– Спасибо, Ора Дерви, сегодня лучше, – ответила голова.
– Он уже разучил простейшие движения, – вмешался старший хирург.
– Значит, скоро будете самостоятельно передвигаться, – ободряюще сказала Ора Дерви, и голова улыбнулась.
– На воле, доктор?
– Сначала научитесь перемещаться по палате, – сказала Ора Дерви, переходя ко второму больному.
На белом столике под вакуумным колпаком лежал узкий параллелепипед, выполненный из какого-то пористого материала.
– Здесь, если угодно, копия мозга человека, – пояснила Ленцу Ора Дерви. – Человек был неизлечимо болен. Он долго скрывал свою болезнь, и в клинику попал слишком поздно.
– Кто он был? – спросил Ленц.
Ора Дерви назвала имя.
– Знаменитый композитор?
Ора Дерви кивнула.
– Когда больного в бессознательном состоянии привезли сюда, жить ему оставалось несколько дней, – сказала она. – Мы сделали все, что в человеческих силах. Но хирургическое вмешательство уже ничего не могло изменить. Тогда мы переписали информацию, содержавшуюся в его головном мозге, вот сюда, на запоминающее устройство. Можете поверить, пришлось нелегко: пятнадцать миллиардов клеток! Зато теперь мы сможем в некотором смысле восстановить для человечества выдающегося композитора.
– Вы вырастите точную копию того, который умер? – поразился Ленц.
– К сожалению, точной копии не получится, – сказала Ора Дерви. – Тело его было поражено смертельным недугом, и попытка восстановить снова приведет впоследствии к мучительной смерти. Ничего не поделаешь, мы не научились еще бороться с необратимостью.
– В каком же виде вы восстановите его? – спросил Гуго Ленц.
– Вы обратили внимание на башню в долине, когда летели сюда? – задала вопрос Ора Дерви.
Ленц кивнул.
– Башня и будет его обиталищем, – показала Ора Дерви на параллелепипед. – Когда мы подключим к усилителям копию мозга, она сможет мыслить точь в точь как тот, умерший. Сможет читать, диктовать письма. Сможет, главное, сочинять музыку. Но ему никогда не будет суждено, допустим, пройтись по саду с милой женщиной, окунуться в морские волны или съесть бифштекс.
– Но разве мыслить – не значит существовать? – вставил старший хирург.
– И сколько он сможет… прожить… в башне? – спросил Ленц.
– Практически вечно, – ответила Ора Дерви. – Башня превратится в источник музыки, необходимой людям. Скажите, доктор Ленц, разве мы не заслужим тем самым благодарность человечества?
– Благодарность человечества – возможно… Но вот благодарность композитора… я не уверен, – тихо сказал Гуго Ленц.
Свита Оры Дерви переглянулась.
На койке – единственный в палате – лежал молодой человек спортивного вида. Он внимательно слушал, о чем говорят врачи, и не отрываясь глядел на Ору Дерви.
– Самый легкий случай среди остальных, – сказала Ора Дерви, улыбнувшись молодому человеку, от чего тот просиял.
Ора Дерви просмотрела показания датчиков, прикрепленных к разным точкам мускулистого тела. Данными она осталась довольна.
– Астронавт… – пояснила Ора Дерви. – Возвращаясь на Землю, где-то близ Плутона попал в излучение. К счастью, вовремя обратился к нам. В результате мы последовательно сменили ему все органы, начиная от сердца и кончая почками. Результаты перед вами, доктор Ленц.
– Скажите… Я смогу уйти в космос? – негромко спросил молодой человек.
– Только в космосе вы и сможете жить, – ответила Ора Дерви. – Любая тяжесть приведет к гибели. Отныне ваша стихия – невесомость.
Процессия в прежнем порядке двинулась к выходу.
– Послушайте… – прошептал молодой человек.
– Что еще? – нахмурилась, обернувшись, Ора Дерви.
Все остановились.
– Понимаете, у меня здесь, на Земле, невеста… – Горячо, сбивчиво заговорил астронавт. – Она ждет меня. Ждет… Я знаю из радиописем. Как же теперь?… – голос его прервался.
– А сможет ваша невеста жить в невесомости? – спросила Ора Дерви.
– Она ненавидит невесомость. Не переносит ее. Однажды, еще до моего старта, мы отправились…
– Лучше всего вам забыть ее, – мягко перебила Ора Дерви. – Навсегда.
– Но…
– Поймите же, вы не сможете жить в условиях тяжести, как рыба не сможет жить на суше. Ваша родная среда – невесомость и только невесомость, – заключила Ора Дерви, отвернувшись.
Они посетили еще множество палат, но перед Ленцем все время стояли глаза молодого человека, полные муки…
После обхода Ора Дерви пошла проводить Ленца.
– Вы не примирились с киборгизацией? – спросила она.
– Наоборот, я еще больше укрепился в своем отрицательном мнении, – ответил Ленц. – Мы спасаем людей.
– Спасаете, но какой ценой?
– За возможность жить никакая плата не чрезмерна, – сказала Ора Дерви.
– Не уверен, – отрезал физик.
Они подошли к машине Ленца.
– Так может, ляжете в клинику хоть на несколько дней? – снова предложила Ора Дерви. – Речь идет только об исследовании. Даю слово, скальпель вас не коснется.
– Я абсолютно здоров, – упрямо покачал головой Гуго Ленц и открыл люк машины.