Зашвырнуть ключи

Пролог

Люсинда еще в раннем детстве начала осознавать свою нерасторжимую связь с внешним миром. Информация из этого столь же загадочного, сколь и манящего, многообразия стекалась к ней из самых разных источников, подобно сотням ручейков, впадающих в безбрежное озеро. Это были и видео, и книги, и сферофильмы, и беседы ее с создателями, и многое, многое другое.

Быть может, слова «раннее детство» и не очень подходили к ней – термоионной Люсинде, – но так уж повелось: с самого начала конструкторы говорили об уникальном своем создании, как о живом человеке. И не только потому, что впервые в истории биокибернетики машине удалось привить человеческие эмоции, которые с течением времени эволюционировали в сторону совершенствования. Манера восприятия Люсиндой внешнего мира во многом походила на человеческую.

Короче, нужно ли удивляться, что Люсинда была не только детищем Ядерного центра, но и его радостью? По образному выражению одного из тех, кто стоял у ее колыбели, Люсинда и в процессе работы продолжала «набирать высоту»: сложнейшие задачи, запутаннейшие неформальные проблемы она щелкала словно орехи, и очередь страждущих сотрудников центра, которые хотели бы проконсультироваться с нею, выстроилась ко времени описываемых событий чуть ли не на два года вперед.

Авторитет Люсинды был непререкаем: ни разу за время работы в Ядерном она не впала в ошибку, ни разу не выдала неверного либо просто сомнительного решения.

…Впрочем, на один вопрос Люсинда затруднилась бы ответить точно. Она не могла бы сказать, с каких пор, с какого именно дня и часа этот быстрый, порывистый в движениях человек с клиновидной бородкой, – коллеги между собой называли его Гугенотом, – стал ей попросту необходим. Когда он влетал в машинно-счетный зал, где она размещалась, Люсинду охватывало странное чувство, а по экранам ее пробегала еле уловимая рябь волнения. Да и человек – звали его Гуго Ленц – бывал здесь гораздо чаще, чем того требовала необходимость.

Часто, особенно по вечерам, когда пульс Ядерного центра бился потише, они вели долгие разговоры. Знаменитый физик присаживался перед переговорной мембраной и детально рассказывал Люсинде, что его поразило, что происходит в мире, как продвигается его работа по расщеплению кварков – мельчайших кирпичиков, из которых состоит вещество вселенной.

– Смотри, как бы твою работу, Гуго, другие не обратили во зло, – заметила однажды Люсинда.

– В Ядерном умеют хранить государственные тайны, – отрезал Ленц, но тень сомнения пробежала по его лицу, что не укрылось от анализаторов наблюдательной Люсинды.

О Люсинде в столице, да и по всей стране ходили легенды. Говорили, что в Национальном Ядерном центре – за семью печатями – имеется у физиков некая машина, которая усвоила столько знаний, что ни одному из мудрецов не под силу; удивительная машина, для которой в принципе не существует загадок, не подлежащих разгадке; счетно-логическая машина, которая может разрешить любые затруднения, перед которыми становится в тупик бедный человеческий ум. Говорили… Впрочем, мало ли что говорили?…

Так или иначе, волею судьбы, а точнее – сцепления событий и обстоятельств, Люсинде пришлось сыграть немаловажную роль в событиях, о которых пойдет речь ниже.