Замуж за врага. Его (не) любимая (СИ)

Глава 1

После долгого и утомительного моления Богине Зари, София вернулась в келью совершенно опустошенная. До обеда оставался еще час и она, устроившись на широком подоконнике у распахнутого окна, взяла в руки любимую и зачитанную до дыр рукопись «Легенды Севера», чтобы хоть ненадолго отвлечься.

Страницы зашуршали в руках горстями сыпавшихся с елок шишек. Знакомые былины и сказания поплыли мириадами разноцветных образов: оживающими чудовищами, демонами и героями. Эти предания и мифы фонтанировали о доблести простолюдин, мудрости бедняков, глупости мудрецов, жадности купцов, а еще тысячами историй о Создателе Мира Эфире и его Детях — Богах Света.

Но из прочих София выделяла легенду об Отмыкателе Земли.

«Когда случилась великая битва первого Света против изначальной Тьмы, был рожден Отмыкатель Земли — Исполняющий Желания. Коли хочешь отыскать творение Эфира-Создателя, отправляйся на крайний север. Пересеки бесчисленное множество рек и озер, вдохни аромат бушующего гневом синего исполина, разыщи северный берег, а на нем гору, сотканную изо льда и дыхания холода. Там, у подножия мглы найди снежную тропу, уводящую в недра мрака. Но остерегайся — Отмыкатель Земли открывается только избранному, что приходит в смертный мир только один раз в тысячу лет, остальных же обращает в тень».

Воображение девушки рисовало серебристые ленты рек и зеркала глубоких озер, непроходимые таежные леса и бушующие гневом морские волны, далекий северный берег и одинокую заснеженную гору. А дальше засыпанную снегом тропу, уводящую в темный подгорный проход. Где-то там спрятан легендарный Источник Эфира. Спрятан среди бесконечного холода и вечной мерзлоты и дожидается избранного, того, кто наделен силой подчинить себе его бесконечное могущество.

На глаза навернулись слезы. Какие бы надежды не таило ее сердце, разум понимал: Отмыкатель — недосягаем.

Из распахнутого окна тянуло прохладой весны. Южный ветер врывался ароматами молодой листвы, лаская лицо и руки, и норовил забраться под наглухо застегнутое платье. С улицы летели тихие голоса монахинь, гулявших по саду. Журчал фонтан. Заливались пением птицы.

Дверь в келью распахнулась и на пороге обрисовалась фигура сестры Агафьи, пожилой, седой женщины, замотанной в монашеское одеяние с головы до ног.

— Вот, ты где, — Агафья обнаружила послушницу на подоконнике. — Плачешь?

— Что вы, сестра, — София, смахивая слезы, сползла на пол и оправила длинное строгое платье, опавшее серой волной. Рукопись осталась лежать у распахнутого окна.

— Ладно, — женщина качнула головой. — София, лапушка, сходи к ручью, принеси воды. Сестра Милла печет к обеду пироги.

— Да, я мигом.

Подхватив бочку, послушница загремела по каменным плитам маленькими железными колесиками, на которые та была посажена. По обе стороны белой дорожки расстилались сады и девушка, глотнув свежести, вышла за ворота монастыря. Она была самой юной обитательницей, потому таскать воду по два, а то и три раза на дню и в летний зной, и в зимнюю стужу приходилось исключительно ей. Послушница привыкла и не роптала, смирившись со всеми тяготами, что выпали на ее долю, после изгнания (а по-другому не назовешь) из Дворца и семьи.

Лесная тропинка в блестящих листьях подорожника тянулась на триста шагов к крутому косогору, поросшему густым вечнозеленым ельником, за которым и протекал неглубокий, но скорый на течение ручей. Впереди раскинулась большая и цветущая поляна. По кромке березового леса текла звонкая лента без названия. Весна в этом году радовала солнечными днями. Природа проснулась рано. По дороге к берегу, девушке попалась пара шмелей, жужжащих над наливавшимися зеленью земляничными островками. Мелькнуло несколько пестрых бабочек. В близких зарослях щебетали лесные птицы.

Соня поприветствовала ласточек, обжившихся гнездовьем на необхватной березе, переломленной в стволе улыбкой. Все здесь было ей привычно и знакомо.

Ручей оказался холодным, и кожу обожгло. Послушница поморщилась, но умылась, а после стала черпать воду медным ковшом. Когда бочка была наполнена до краев, девушка заметила на соседней поляне россыпи звездных ландышей, набиравших цвет.

Вдруг земля задрожала: с запада в облаке пыли несся темный клин всадников. Звенело железо, бряцали стремена, ржали кони. С каждой минутой опасный грохот нарастал.

В пол-лиге от ручья пролегала обводная дорога, но ей давно уже не пользовались. Девушка удивилась — кому пришло в голову ехать в Ипати, тратя на путь лишние три часа, если от приграничного городка Соловцы лежал Ипативский Тракт, приводивший путников в столицу за час с небольшим.

Конный отряд приближался. Из-за взмывшего в небо облака пыли послушница не сразу разглядела мчавшихся, как ветер наездников. Все, что заметила — во главе отряда ехал статный темноволосый воин, залитый сверкающим доспехом, на котором красовался герб княжеского Дома. Он был без шлема и без оружия. Слева ехал крепкий, посеребренный сединой мужчина. Справа летели герольды — знаменосцы с вьющимися над головами серебристыми знаменами. А позади — мчалось не меньше полтора десятка воинов: все в доспехах и шлемах, с копьями в руках.

Железный лес струистого серебра ненадолго отвлек внимание Софии. А когда девушка разглядела на стяге огромного серебристого волка и руну «Л ю та», обозначавшую принадлежность к Дому Серебряного Волка, бежать было поздно — всадники ее заметили.

Уроженцы Лейда ехали по аргской земле беспечными, необремененными страхами победителями и владыками княжества (точнее губернии, которую лейдцы считали частью собственного государства). Они никого и ничего не страшились, считая себя хозяевами этих плодородных срединных земель, а местных снисходительно называли срединцами.

София припомнила все ужасы которые ей довелось слышать о северянах. Похолодев от ужаса, послушница попятилась, чувствуя, как бешено заколотилось сердце в груди. Букетик ландышей посыпался снежным дождем на поляну. Руки задрожали, ноги стали ватными. Последний проблеск надежды на то, что всадники проедут мимо, не обратив на нее внимания, растаял, когда отряд съехал с главной дороги. Послушница замерла на месте — перед глазами промелькнула короткая, безрадостная, наполненная холодом и одиночеством жизнь. Девушка беззвучно взмолилась к Светлой Заре:

«Если настал мой смертный час, прошу, пусть они убьют меня быстро, не мучая и не пытая, как других пленников…»

Ехавший во главе отряда воин махнул рукой, и всадники сбросили скорость. Кони, замедлив шаг, перешли на рысь. Когда наездники очутились на траве, облако пыли осело.

Мужчина (тот, что ехал слева), как она и догадалась — был воеводой. Коренастый и сильный, уже не молодой. Седина серебрилась в бороде и в волосах забранных назад двумя тонкими косичками от висков. Его внимательные и подозрительные глаза смотрели в упор, но лицо, усыпанное морщинами, эмоций не выдавало. Из ножен, пристегнутых к седлу, торчала рукоять меча.

«Будут мучить?» — похолодела София.

Герольды (ехавшие справа от командира) были юны: худощавые, с пыльными лицами, большими открытыми глазами, темно-рыжими волосами и легким пушком над верхней губой. Одной рукой они сжимали поводья, другой гладкое древко, вверх которого венчало бархатное знамя, сотканное цветами серебра и белил.

Статный командир, ехавший впереди, спешился. Он был молод и высок, строен и широкоплеч. Темные глаза смотрели с интересом, но без злобы. София могла бы назвать незнакомца красивым, если бы он не был Волком и не являлся врагом ее княжества и Дома.

По мере того, как он подходил, на его губах возникла улыбка. Пока она рассматривала его, молодой воин благородных кровей рассматривал ее. Она была хрупкой, невысокой девчонкой на вид шестнадцати-семнадцати лет, в сером длинном платье с узкими рукавами и высоким глухим воротом. Из-под белой косынки выбивались светло-русые пряди, колыхавшиеся на ветру. В зеленых глазах таился страх. Будущая монашка. Она не вызвала у него абсолютно никакого интереса.

Воин понял, что напугал девушку. Беззаботно улыбнулся и сказал на чистом вэльском:

— Мое имя Святослав. Не бойся. Вреда не причиним.

София выслушала, но доверием к Волкам не прониклась.

— Мы едем в Ипати издалека, — продолжал командир, назвавшийся Святославом. — Позволишь напиться из ручья?

Издревле в Арге говорили на чистом вэльском, а в Лейде — с легким северным оттенком. К примеру, срединцы говорили «ляжут», а северяне «лягут», срединцы предпочитали сказать «носют», а северяне — «носят», срединцы больше акали, а северяне заметно окали. И хотя, вэльский и северный вэльский имел ряд отличий, порой казалось — это один язык, а аргчане и лейдцы — один народ. Однако, София прекрасно знала — это обман и между ними нет ничего общего.

Святослав протянул руку. Добрая улыбка не сходила с его лица, но глаза лучились осторожностью.

Холодевшая от ужаса послушница зачерпнула полный ковш проточной воды и протянула мужчине. Отпив немного, он передал его воеводе, тот — герольдам. Еще трижды девушка черпала воду ковшом, чтобы напоить воинов с севера, и особенно низенького, щуплого, горбившегося старика с копной седых волос, бородой до пят и пронзительно серыми глазами, от взгляда которых пробирал жгучий мороз.

— Благодарим, — молодой командир передал Софии медную посудину.

Затем развернулся и лихо вскочил в седло. Через минуту отряд испарился. Единственным напоминанием о том, что на берегу побывали всадники, явились вырванные комья земли и глубокие отпечатки конских подков.

Выронив ковш, София всплеснула руками и бросилась к монастырю. Она позабыла и о ландышах, и о наполненной бочке. В груди разливалось предчувствие скорой беды. Волки пожаловали на земли Орлов неспроста. Наверняка, князь Будиш что-то натворил, не на шутку разозлив жестоких, бессердечных северян и теперь до войны… рукой подать.

Ноги едва подчинялись. Налетевший порыв ветра, сорвал с головы белую косынку, и в ворота монастыря она влетела с растрепанной косой и глазами полными дикого ужаса.

— Прибыли Уроженцы Дома Серебряного Волка!

Монахини оторопели.

Бледная сестра Агафья то и дело осеняла себя охранным знаком. Сестра Милла, позабыв о пирогах, дрожала, как осиновый лист. А обычно неразговорчивая настоятельница сурово покачала головой:

— Светлая Заря, спаси и сохрани. Это не к добру.

До позднего вечера сестры, собирались группами в саду или трапезной и припоминали слушки о северянах. Особенно, расстаралась Милла. По пути в ризницу она столкнулась с другими сестрами (среди которых была и София) и запричитала:

— Я же вам главного не рассказала. О, Светлая Заря, не дай кому-нибудь пережить такое. Несколько месяцев назад северяне сожгли пограничную деревню. Да! Трое бежавших рассказали, всех, кто встал у них на пути они безжалостно убили. Тех, кто сдался, связали и согнали на площадь. Разожгли огонь, вскипятили воду в огромном чане и бросили туда связанных.

По коридору пронесли вздохи ужаса и сочувствия:

— Звери.

— Как их земля носит?

— Несчастные.

Женщины осенили себя охранным знамением и склонили головы, зашептав молитву об упокоении убиенных.

— Сестра Милла, ты уверена, что это сделали уроженцы Дома Серебряного Волка, а не какие-нибудь каторжники, бежавшие из Соляных рудников Эскера или Копий Галатенска? — Усомнилась одна из женщин.

— Конечно, северяне! — возмутилась Милла. — Даже каторжники не способны на такую жестокость! Вспомните, сестры! Наш государь все время твердит, что досыта насмотрелся на бесчинства лейдцев в пограничье. А там они еще «тихо» себя ведут.

Сестры запричитали, еще раз убедившись, что их соседи — северяне — сущие звери и держаться от них лучше подальше.

О приближении лейдского отряда стража Ипати узнала лишь, когда ощетинившийся пиками строй показался на горизонте. Взревели боевые рога. На оградную стену хлынули лучники. В городе начался переполох. Последний раз представители Дома Серебряного Волка прибывали в столицу Дома Огненного Орла больше пяти лет назад с намерением сосватать наследницу Дома в жены князю Будишу.

В тот год Волки прибыли в многочисленной свите. Вместе с Верховным Правителем Мирославом в Аргу наведались два его сына и дочь Линда, которую, собственного говоря, и планировалось представить жениху. Да только к тому времени Будиш был уже влюблен в дочь аргского купца Марию и в жесткой форме отказал и княжне Линде и Верховному Правителю, который, кстати сказать, был его повелителем.

Отказать повелителю…

Страшный скандал удалось предотвратить стараниями двух сыновей Верховного Правителя, которые и упросили отца оставить нерадивого князя в покое и позволить жениться на той, что он выбрал сам.

Мирослав долго раздумывал, но согласился, поставив жесткое условие своему уделатору. Когда придет срок — он вернется и возьмет свое по праву. Будиш покорнейше согласился. Верховный Правитель, два его сына, дочь Линда и свита вернулись в Лейд, а Будиш, женившись на купеческой дочери, благополучно позабыл о поставленном ему условии. Но рано или поздно за все приходится платить. И срок расплаты для князя Арги наступил.

Будишу донесли о приближении гостей из Лейда в миг, когда отряд уже въезжал в Арковые врата и Смеженскую улицу, ведущую ко дворцу. Он, два его брата и советники решали насущные государственные проблемы в Зале Мудрости, потому сообщение о визите лейдцев стало для него полной неожиданностью.

Дородный советник в красном сюртуке, подвязанном золотым поясом, стоял посреди Зала и отчитывался:

— Как Первый Казначей Арги я настаиваю на необходимости повысить налоги на соль, металлы и домашнюю живность, Ваша Светлость.

— Опять? — Подал голос один из советников. — Мы повышали налоги в прошлом месяце!

— Да! Но этого недостаточно, судари! Посудите сами, соль в княжестве непростительно дешевая и вскоре не сможет стать опорой государства. Вы хоть знаете, сколько казне стоит ее добыча, доставка в столицу и выпаривание? Сотни целинников в месяц! А это только затраты на работы. А еще нужно оплатить труд рабочих, возниц, складских хранителей и поставщиков!

Будиш недовольно качал головой, но старика не перебивал.

— Той же опорой должны стать металлы и живность, как было при правлении вашего батюшки Эдуарда. Было бы неплохо увеличить налоги и на другие товары. Мед, воск, зерно, меха. Еще обложить двойными податями крестьянские хозяйства…

У подножия княжеского трона сидел разряженный шут. Он пристроился у ноги Будиша, как верный пес, с интересом наблюдая за собравшимися, и корчил рожи советникам и военачальникам, пытаясь вывести их из себя. Иногда он начинал напевать полную ерунду, успевая меж строк высунуть язык, а теперь выдал:

— Казначей — страж богачей! Сколь б ему людей не дало — все-то будет гаду мало!

И хотя песенки шута порой раздражали, а то и вгоняли в краску, на него давно привыкли не обращать внимания.

— Ваша Светлость, так что с налогами?

— Я обдумаю предложение позже.

— Но Ваша Светлость, вы затягиваете с решением третий месяц подряд…

— Сейчас меня беспокоят не налоги, а чреда убийств в Варейской и Скифской губерниях! — Вскипел злостью Будиш. — Народ негодует и грозит народным бунтом!

— Да, государь, прошу прощения.

Казначей прижал обе руки к сердцу и, нижайше поклонившись, попятился на место. Будиш перевел глаза на старичка в черном одеянии и шапке-треуголке; тот сидел в дальнем углу и будто бы дремал.

— Сударь Бажен, поведайте, как продвигается расследование?

Стараясь не глядеть на алый шутовской язык, выскользнувший из щели рта, Глава службы сыска поднял острое лицо, оперся на посох и, поклонившись, начал надтреснутым хрипом:

— Боюсь, придется вас огорчить. Служивые бьются, как рыбы об лед, но выйти на след преступника не могут. Среди местных пошел слух, что убийца не человек, а древний демон, восставший из могилы. Его нельзя выследить, потому что он призрак. Его нельзя убить, потому что он давно мертв.

Будиш ударил по золотистому подлокотнику, вырезанному в форме когтистой лапы орла, и выругался. Проклятый убийца терроризировал северные и западные губернии уже больше полугода, оставляя за собой горы истерзанных и изувеченных трупов, но по-прежнему оставался недосягаем для княжеских сыскарей. И впрямь — в пору поверить в суеверные сказки крестьян о бессмертном упыре. Положение усугублял характер неслыханных по жестокости ран — те, кто видел останки, клялись, что от жертв почти ничего не оставалось. Только черепа и обломки костей. Кто-то жрал их живьем, высасывая кровь до последней капли.

«Упырь. Больше некому», — шептались местные, запирая на закате окна и двери и с именем Светлой Зари сотворяли над собой охранный знак.

Князь Арги притопнул ногой от негодования и встретился взглядом с младшим братом. Игорь и Николай сидели от него по правую и левую руку. И, если Николай, как правило, активно принимал участие во всех советах, то Игорь большей частью отмалчивался, обжигая присутствующих колючим недобрым взглядом.

— Это не все, государь. — Глава службы сыска перехватил посох другой рукой: — Несколько дней назад неизвестный совершил новое зверское убийство. Жертвами стала семья известного аргского барда Местимиана Златоуста. Он и его домочадцы держали путь в Первгород, чтобы выступить на свадьбе губернаторской дочки. Не дошли. Убийца напал на них у Мельничьего Кольца. Повреждения нанесены тем же способом, что и в прошлых случаях. Тела искромсаны и изуродованы, крови нет. Но…

— Но? — Оживился Николай.

— Убийца никогда не грабил жертвы. Золото, драгоценности, кони, ценные вещи — все оставалось при трупах. До последнего случая. Убитых ограбили. Увели коней и забрали все целинники.

— Так может это не упырь? — Усмехнулся средний князь. Трепет и ужас, который аргчане испытывали перед «живым мертвецом», его страшно забавляли. — А кто-то другой?

— Кто?

— Да откуда мне знать? — Николай откинулся на резную спинку княжеского кресла. — Северяне, например.

— Лейдцы? — Глава службы сыска отрицательно качнул головой. — Нет, Ваша Светлость, северяне здесь не при чем…

— А почем тебе знать, старый дурень? — Разошелся Николай. — Во всех бедах Арги виноваты лейдцы, так?

Старик неуверенно кивнул.

— Вот, — потянул Николай. — Почему бы не обвинить их еще в одном зверстве? По мне, очень убедительная версия.

Будиш нервозно рассмеялся:

— Светлая Заря, Николай! Ты не перестаешь меня поражать. Вот за это я тебя и люблю, брат.

— Повелитель! — Страж вбежал без стука и церемониального поклона. — Северяне только что въехали во дворец!

Будиш, побагровев от ярости, вскочил. Глава службы сыска замолчал и отступил в тень, опасаясь за жизнь — и правильно. Удержать аргского князя от необдуманных поступков сумели только Николай и Игорь, да несколько приближенных воевод, кинувшихся к ногам.

— Нет! Успокойтесь!

— Пригласи их в гостевой зал и сообщи, я прибуду с минуты на минуту, — сквозь зубы процедил Будиш. Одному Властелину Небес было известно, чего ему стоило рухнуть обратно в трон, а не бросится на прибывших «чужаков» чрез коридоры, чтобы зарубить на месте.

— Да, Ваша Светлость. — Страж скрылся за дверью.

Шут с усмешкой передразнил нахала, коверкая: «Да, государь» и тряхнул колпаком с бубенцами. А потом завел одну из своих глупых песенок:

— Дураки — слабаки, рыли землю лопатой, искали сундуки со златом. Вместо — нарыли в земле гроб! Открыли — он их и прихлоп!

— Возьми себя в руки, — Николай накинул на руку старшего брата свою собственную. — Я знаю, что ты чувствуешь. Преклоняться перед ними, для нас — Орлов, страшное унижение. Пусть Палиш проиграл Поединок до первой крови и заключил унизительный договор об уделате, это ничего не значит! Но не сейчас, брат! Они только и ждут от нас опрометчивых действий, чтобы окончательно свергнуть наш род с престола Арги. Нам надо еще немного времени и тогда…

— Ты прав, — кивнул Будиш. — Изобразим перед Волками покорность и смирение, а сами продолжим действовать у них за спиной и ударим в самое сердце.

— Именно, брат, именно, — хищно улыбнулся Николай.

Игорь стоял чуть поодаль и в разговор старших князей не вмешивался. Привычку всегда держать язык за зубами и, равно, как и свое мнение — при себе, пока старшие мнят себя вершителями судеб, парню «привили» чуть ли не с рождения.

— Идем. — Николай мотнул в сторону двери и насмешливо фыркнул: — Нехорошо заставлять дорогих гостей ждать.

Через пять минут Зал Мудрости опустел.