Глава 25 Люция Пелсия

Смерть на пелсийском рынке заставила Люцию потерять в беспокойстве сон и страдать от постоянных мыслей.

Каян стал куда более разгневанным с тех пор, он порывался применять насилие всё чаще. В моменты спокойствия, слишком редкие, они всё ещё искали способы вытащить Тимофея из Убежища.

Это привело их в две соседние пелсийские деревушки, в пяти милях друг от друга.

Каян уже превратил одну из этих деревушек в пепел.

Люция с Каяном стояли среди бушующего пламени. Перед ними была старая ведьма, что её допрашивал Каян, полагая, что она знала больше, чем говорила.

— Ты злой, — прорычала ведьма. — И должен быть уничтожен. Вам надо гореть в Тёмных Землях, вам обоим!

Каян рассматривал её с презрением.

— Это неуместное желание для бессмертных, ты, ведьма, со своей слабой, испорченной магией, которой почти нет на свете.

— Достаточно, — прорычала Люция. — Она ничего не знает и не может нам помочь.

Это был долгий, разочаровывающий день, и она всего лишь хотела немного поспать.

— Заставить её говорить, маленькая волшебница, — отозвался Каян, — или она умрёт.

Люция видела столько страданий. Она не хотела, чтобы кто-то умирал сегодня вечером; одна эта мысль причиняла боль. И она сделала то, что просил Каян.

— Посмотри на меня, — скомандовала Люция с такой силой, на которую только была способна.

Когда ведьма наконец-то встретила её взгляд, Люция сосредоточила всю свою маги, вытягивая из неё правду.

— Где каменное колесо, что всё ещё обладает магическими силами портала в Убежище?

В отличие от всех остальных, попадавших под силу магии Люции, ведьма не вздогнула и не ахнула. Она склонила голову и прищурилась.

— Я сказала тебе, дитя. Я не знаю. А если б знала, то не сказала бы.

Люция вздохнула и попыталась вновь, сжимая руки в кулаки.

Ведьма вновь отклоняла вопросы так легко, словно Люция говорила на иностранном языке.

Её магия не работала — ещё одно доказательство того, что она должна отдохнуть.

— Попробуй простой вопрос, — прошипел Каян.

Люция кивнула в знак согласия. Чем раньше она получит удовлетворительный ответ, тем раньше они отсюда уйдут.

— Как тебя зовут, ведьма?

Ведьма словно выплёвывала слова в лицо Люции:

— Моё имя умрёт со мной, прежде чем сорвётся с моих губ!

Люция почувствовала тепло огня Каяна. Она повернулась к нему и сердито повела вокруг рифлёного пламени руками.

— Нет причин её убивать.

Он погасил свой огонь, но теперь руки были сжаты в кулаки.

— Она бесполезна!

— Значит, мы найдём другую. Завтра, в следующий день. Понимаешь?

— Это важнее, чем ты думаешь, — прорычал он, а потом повернулся и выбежал, а огонь ступал по его следу.

Люция задрожала, а потом повернулась к женщине.

— Я не хотела этого. Ваше село…

— Убирайтесь, — промолвила ведьма сквозь стиснутые зубы. — И никогда не возвращайтесь.

Люция расправила плечи.

— Я пощадила твою жизнь.

— Ты действительно думаешь, что будешь прощена за смерть и разрушения, что принесла сегодня вечером?

— Я никогда не прочила этого.

— Прекрати, — прорычала женщина, но её глаза наполнились слезами.

Наконец-то содрогнувшись, Люция отвернулась от женщины, а после побрела сквозь огонь и разрушения следом за Каяном.

Каян ждал её на вершине близлежащего холма, смотрел вниз на деревню, уничтоженную так просто, словно это был неудобный муравейник.

Он покосился на неё, но выражение лица оставалось мрачным и недружественным.

— Я разочарован в тебе, — сказал он.

— Да?

— Да. Я верил, что ты — возродившаяся волшебница.

Её челюсть напряглась.

— Я и есть…

— Может быть, моя память об Эве померкла за это время. Но ты… Ты ничто в сравнении с нею. Если б она была тут, живая, Тимофей уже умер бы.

Каян редко обращал свой гнев на неё, и когда он делал это, ей сие совсем не нравилось. Она дерзко посмотрела на него.

— Ты сам сказал, что я пользовалась только маленькой долей своей магии!

— Может, я был неправ. Конечно, как простой смертный может мне помочь?

Возмущение Люции усиливалось с каждым его словом, но она старалась успокоиться. Кто-то из них должен думать рационально. Она глубоко вздохнула.

— Мы должны сделать перерыв, — сказала она. — Мы найдём трактир в другом городе и отдохнём, поедим. И найдём колесо, Каян. Я обещала помочь и собираюсь это сделать. До сих пор. Но ты должен контролировать себя. Это, — она указала на тлеющую деревню, — уже становится проблемой.

Глаза Каяна яростно сверкнули, и Люция напряглась.

— Люция, это всего лишь негодные смертные, превратившиеся в пыль. Я не вижу в этом никаких проблем.

Люция попыталась сдержаться.

— Я вижу.

— Это доказательство твоей бесполезности.

Его слова оскорбили её, но она считала это показательным выступлением.

Она заставила себя дышать, не проявлять нрав и не плакать.

— В то мгновение, когда я убила Миленью, всё в моей жизни стало таким ясным. Я хотела убить всех.

— А сейчас?

— Не уверена. Но ты хочешь. Ты хочешь опустошить всё королевство. Вперёд, — она ждала его ответа, но он молчал. — Нет? Кажется, я начинаю помогать. Ты освободился от кристалла, но ты всё ещё в тюрьме, пока жив Тимофей, и твои родственники не на свободе? Это означает, что ты нуждаешься во мне больше, чем я в тебе. Это значит, что ты должен вести себя лучше.

Тёмная, холодная тень скользнула в его янтарных глазах.

— Ты не знаешь меня так хорошо, как думаешь, маленькая колдунья.

— Если ты так говоришь… Теперь я собираюсь остановиться — одна, — в другой деревне, где могу найти гостиницу и выспаться. Не мешай мне до утра.

Люция повернулась к нему спиной и пошла прочь.

* * *

Люция ворочалась, её мысли были в смятении. Яркие воспоминания всего, свидетельницей и участницей чего вместе с Каяном она стала за две последние недели, проносились перед глазами.

Хотя она потратила почти все силы, стараясь не думать об Алексиусе, его лицо всплыло в памяти вместе со словами о любви и обещаниями. Кинжалами в сердце.

Она думала о Магнусе, лучшем друге и единственном брате, которого она когда-либо знала, что предлагал ей помощь, несмотря на всё, что она натворила, уничтожая весь последний год их отношения.

Она думала об отце, что, несмотря на жестокость к другим, никогда не был чем-то большим, чем добрым и понимающим с нею, даже до того, как убедился, что она колдунья, и верил в неё.

Она думала о Клео. Люция неохотно подружилась с нею, но на какое-то время почувствовала, что встретила кого-то, кому может доверить глубокие, тёмные тайны.

А потом Йонас, парень, которого она знала только по слухам до этого дня на рынке, когда она была свидетелем оглушительного опустошения после того, как Каян убил его друга — храбрую девушку, что защищала его.

Где Люция была, она приносила боль. Когда-то, не так давно, это не заботило её, но теперь…

Она задавала себе тот же вопрос, что и Каян.

«Кто я? Что я?»

Честно говоря, она не знала. Но знала, что пути назад нет.

Это заняло маленькую вечность, прежде чем сон наконец-то поглотил её.

Но вскоре темнота прояснилась, превращаясь в знакомую поляну. Перед нею стоял красивый молодой человек в белых мерцающих одеждах.

Нет, только не сегодня. Это не могло случиться сегодня вечером.

Люция осмотрелась, отчаянно ища выход, но уже зная, что в ловушке.

— Прошло время, Люция, — промолвил Тимофей. — Как твои дела?

— Уходи. Дай мне проснуться.

— Как ведёт себя Родич Огня?

Она спросила, что он знал то, что видел. Что он может прочесть её мысли. Его уверенное позёрство тут только должно было путать её.

Люция выдавила из себя улыбку, но не пыталась сделать её доброй.

— Каян в порядке, спасибо за вопрос.

Его губы вытянулись в тонкой улыбке.

— Уверен в этом.

Она разочарованно вздохнула.

— Это уже второй такой сон. Какая причина? Кроме желания меня позлить?

— Прощение Алексиуса — это обман?

Ещё раз звук его имени ударил её.

— Я никогда не прощу его.

— Он заслуживает лучшего, чем твоя ненависть за выбор Миленьи.

Её глаза жгли слёзы, что продолжали лить и дальше.

— Это дело вкусов.

— Однажды ты простишь ему, что он оставил тебя одной для сотворения глупых, эгоистических поступков.

— Тимофей, эти оскорбления заставляют меня ненавидеть тебя сильнее.

— У тебя нет причин для того, чтобы ненавидеть меня.

— У Каяна есть.

— Возможно. Но ты не Каян, — Тимофей прислонился к яблоне и смотрел на неё древними золотыми глазами. — Тебе интересно, почему я пригласил тебя в сон? После того отвратительного впечатления о тебе в первый раз?

— Я не единственная, кто оставил отвратительное впечатление.

Тимофей проигнорировал это и продолжил:

— Я привёл тебя сюда, потому что считаю, что Алексиус и вправду любил тебя, даже до того, как узнал, что ты волшебница из пророчества. Я знал Алексиуса лучше, чем кто-либо другой, и он не подарил бы свою любовь кому-то, кто не имеет истинной ценности. Он умер, спасая тебя.

Неожиданные слова об Алексиусе словно вырвали её сердце.

Она открыла рот, чтобы возразить, но не смогла найти слова. Только глаза сильнее жгло.

— Скажи, Люция, много радости в смерти и разрушениях? В криках невинных, которых Каян убивает, чтобы ему стало легче, чтобы дать тебе силу? Чтобы ты чувствовала себя могущественной?

Его резкие слова — слова, что были так созвучны с сомнениями его сердца, — перехватили её дыхание. Но она не позволила этого. Если она не будет сильной, она потеряет контроль над собой.

— Скажи мне, Тимофей, — сказала она, — разве я пугаю тебя?

Он поднял бровь.

— Ты? Пугаешь меня?

— Любая мысль о том, что Миленья могла держать тебя каждый раз во сне, ожидая, что скоро ты закончишь своё безмерное существование?

— Не так сильно, как ты хочешь верить, — Тимофей долго смотрел на неё, а взгляд оставался пристальным. — Ты должна знать, что даже когда Эва была слаба, она не теряла веру в миссию защиты сира. Она единственная, кому я полностью доверял. Даже после того, как она влюбилась в смертного.

Знание об убывающей силе Эвы беспокоило её с той поры, как Тимофей впервые упомянул об этом.

— Я не понимаю, — сказала она. — Если Эва была первой, самой сильной волшебницей, как она могла позволить себя победить и отобрать магию?

Взгляд Тимофея блуждал где-то далеко.

— Её магия была ослаблена наполовину смертным ребёнком, что она носила. Секрет, что она скрывала от всех и от меня. Когда Миленья узнала о беременности Эвы, она использовала это как возможность получить силу, убивая старейшин, и Эва не смогла себя защитить.

— Таким образом, Эва не знала своего будущего.

— Я тоже. Но я видел много версий твоего. Советую мудро выбирать путь.

— Скажи мне варианты, может, я лучше стану тебя понимать! — эти фразы сорвались с её уст. — Если хочешь, чтобы я поступила правильно, так сильно, то зачем вытягиваешь меня в сны, молча о последствиях?!

Но Тимофей не ответил, вместо этого луг пропал в темноте.

Люция открыла глаза и поняла, что лежит в постели в гостинице.

— Много версий моего будущего… — прошептала она вслух.

Внезапно на неё накатилась бесконечная волна тошноты. Она помчалась к горшку, едва успев добраться до него, прежде чем её вырвала. Это случалось уже третье утро подряд, и она знала, что эта болезнь ослабляла её магию.

Она не чувствовала себя так плохо никогда прежде.

И она ненавидела слабость.

— Глупый Тимофей, — она сидела на полу в маленькой комнатке, подтянув колени к груди, покачиваясь взад и вперёд. Когда она ждала следующей волны тошноты, она вспомнила, что ей сказал бессмертный о колдунье.

Несмотря на её огромную власть, несмотря на бессмертие, магия Эвы ослабла, когда наполовину смертный ребёнок рос в ней.

Люция думала, что её магия исчезает.

Она замерла и шумно вдохнула воздух, задержав дыхание настолько долго, что голова закружилась.

— О богиня, — прошептала она. — Я беременна.

Загрузка...