Заметки путевого Обходчика

Глава 17. Без вариантов.

Годами выработанная привычка спать, где придется, и просыпаться от малейшего шороха срабатывала и сейчас, в не зависимости от физического состояния и моего на то желания. Я моментально выходил из, казалось бы, глубочайшего сна, стоило лишь пологу палатки слегка изменить свое положение. Не говоря уже о том, чтобы продолжать дрыхнуть, когда кто-то был внутри. Но, привыкнув за день, что моим единственным посетителем был доктор, я потихоньку перестал дергаться. И хотя бы позволял себе не открывать глаз, пробуя тут же расслабиться, и обратно ввергнуть себя в лабиринты сновидений.

Погожее утро. Конец весны, а лето уже в разгаре. На небе ни облачка. Легкий ветерок, силы которого недостаточно даже для того, чтобы хоть слегка разогнать уже наметившуюся жару. Даже птицы поют как-то неохотно, с ленцой выводя свои трели.

Я только что после прохладного душа. Но стоило мне покинуть пределы подъезда, как мое тело тут же затребовало очередную порцию освежающей живительной влаги. А перед глазами нарисовался запотевший, увенчанный белой пенной шапкой, бокал светлого пива. Тряхнул головой, отгоняя от себя сие наваждение, и продолжил путь в сторону института. Я твердо решил больше не прогуливать. Вот-вот начнется сессия, а у меня в графе посещений одни прочерки. Профессура такого не любит. Ты можешь сидеть с отсутствующим видом, пробуя сосчитать всех без исключения ворон за окном, но быть на паре обязан. А то, как же иначе. Они же на месте.

Мой маршрут всегда один и тот же. Пять минут пешком, минуя площадь, а дальше в подземку, и еще пол часа, которых вполне достаточно, чтобы почувствовать себя в роли «детей подземелья». Все как всегда.

А вот и площадь. Я поднажал, потому что уже, как обычно, выбился из графика. По дороге нечаянно разогнал стайку голубей, и те, издавая утробное урчание, недовольно захлопали крыльями и исчезли за крышами близлежащих домов. Я поднял голову, виновато провожая их полет, и мой взгляд вдруг остановился на небольшом пустыре. Еще не понимая, что же все-таки привлекло мое внимание, я остолбенело, позабыв об опоздании, наблюдал, как несколько ребятишек играются в грубо сколоченной песочнице. А их мамаши, сидя поодаль в тени разлогой ивы на лавочке, ведут неспешный диалог. Чуть правее, облюбовав еще одну скамейку, парочка старичков играли в шахматы. За их игрой, стоя, облокотившись на спинку и иногда подавая советы то одному то другому, наблюдал третий из их компании.

Почти что идиллическая обстановка. Но мне надо было спешить. Что я и вознамерился сделать, если б не озарение, пришедшее так же внезапно, как и предыдущее желание остановиться. До меня наконец-то дошло, что же во всем этом так настораживало.

Я вспомнил, что еще вчера вечером пустыря не было. На его место возвышалась небольшая старинная церквушка, увенчанная одной единственной башенкой. Храм был обнесен невысокой, сантиметров восемьдесят, железной оградкой, выкрашенной в светло голубой цвет. Отчасти таковыми были и стены. Потому как на них превалировала некогда белая, а теперь пожелтевшая под влиянием времени и природной среды, краска.

Первая мысль, пришедшая после шока, была: «неужели все те люди не помнят, что здесь было?». А за ней следом тут же набежала, напросилась другая: «а может это со мной что-то не так? Может, это я чего-то перепутал?»

Я еще и еще раз всматривался в то, что имело место быть, пробуя логично убедить себя, что все в порядке. Что мне всего-навсего показалось.

А тем временем небо, не предвещавшее до сей поры никаких изменений, из прозрачно голубого вдруг сделалось мутновато серым. Ветер с каждой минутой все усиливал свои порывы, прогоняя набежавшие облака прочь. Но те почему-то не желали уходить. Наоборот, они, словно обидевшись, уплотнились, приобретя такую черноту, которая вот-вот обязательно должна была разразиться бурей.

Пустырь как-то незаметно опустел, и я остался один. Посреди разбушевавшейся стихии, в центре того, что по своим параметрам весьма напоминало зарождавшийся смерч.

На сей раз, пробуждение было еще более внезапным, словно по сигналу будильника. А ощущения таковыми, будто я и не спал вовсе. Так, всего лишь закрыл глаза на каких-то пять минут. Во всяком случае, отдохнувшим я уж точно не был. Да и боль лишь слегка притупилась, все время, напоминая о себе резкими позывами то с одной стороны, то с другой. А иногда и с обеих сразу.

В палатке я снова был не один. Не услышав позвякивания, бульканья, хруста надломленных ампул, то есть всех тех звуков, ставших для меня привычными, я решил, слегка приоткрыв одни глаз, подсмотреть, кто ко мне пожаловал.

Даже мимолетного взгляда оказалось достаточно, чтобы определить, что мой новый гость не имеет к медицине никакого отношения. А еще он мне определенно кого-то напоминал.

Должен заметить, что у меня фотографическая память. Стоит хоть один раз кому-то или чему-то попасться мне на глаза и все, это обязательно, вне зависимости от моего желания, будет весьма надежно записано в ячейку памяти. Бывали случаи, когда я мог где угодно встретить некую особу, а потом, опять же случайно, повторно ее увидеть. И я тут же задавал себе вопрос: «Где и кто?». Ходил, мучился, иногда не давая себе отчета в том, что это всего лишь напрасная трата времени. Что мне и не надо знать, кто это был.

С подобной проблемой я аккурат сейчас и столкнулся. Тем временем широкоплечий мужчина взял стул и уселся возле кровати. Четкие, выверенные до миллиметра движения выдавали в нем военного. А уверенность, я б даже сказал эдакая смесь наглости и надменности, явно говорила о том, что передо мной птица высокого полета, человек, привыкший повелевать.

Если б не небольшая проседь, змейкой тянущаяся от правого виска, и теряющаяся среди буйных зарослей черных как смоль волос, я б не дал ему больше тридцати пяти. Это мое предположение усиливала и та энергетика, которая мощным, целенаправленным потоком, накатывала, без слов стараясь подмять меня под себя.

– Решил дать тебе шанс – начал он без предисловий. Его басок, как и «фотокарточка», тоже показался мне знакомым. Я совершенно безразлично отнесся к тому, что сей субъект, даже не счел нужным со мной поздороваться, и тут же поймал себя на этом. – Видать стал привыкать, что со мной перестали считаться – пронеслась язвительная мыслишка. – Дожил. Скоро меня и вовсе замечать перестанут. – Мы тут подумали, – «кто это мы?» – что если ты добровольно пойдешь на сотрудничество с нами, то мы пересмотрим принятое ранее решение. – Незнакомец! – я все же узнал этот голос. Да и как можно было забыть, когда все тело выступало в роли напоминалки, «мелодично» озвучивая болевые ощущения. Я уставился в его карие, широко посаженные, глаза, пробуя, как говориться, прочитать между строк. Какое там.

– Он то, наверняка видит меня насквозь – мне даже завидно стало. И отчего-то зябко. Я поежился, подтянув покрывало повыше. А пауза все затягивалась. – Не, ну не думает же он, что я прямо счас, с бухты барахты, дам ответ. – Я снова взглянул на незнакомца. – Или все же думает? – Полнейшее спокойствие и неподвижность. С таким видом буддийские монахи входили в медитативное состояние, пробуя постичь тайну жизни. – И судя по всему, он ее уже давным-давно постиг.

– Не советую затягивать с ответом – он все-таки читал меня, как раскрытую книгу. – Я ж и передумать могу. – Ты бы определился наконец-то я или мы – я отметил, что он, стараясь не выдать свою значимость, чаще употребляет «мы». Но, забываясь, и привыкнув повелевать, сам того не замечая, сходил на «я». – Блин, вспомнить бы, где я с тобой пересекся – мне было бы гораздо легче принять решение, зная хотя бы часть его подноготной. Но сколько ни силился, перелопачивая в голове тысячи досье, ничего. Видать та наша встреча была столь мимолетной, и такой на тот момент незначительной, что мой мозг автоматически отнес ее в разряд ненужных, переадресовав этот файл в корзину. А вот удалить забыл, поставив жирный знак вопроса.

Я все же решил не затягивать паузу. Так, на каких-то пару минут. Всего то для поднятия самомнения, которое в последнее время все столь рьяно старались втоптать своими ноженьками в грязь. Да и собственно был ли у меня выбор?

– Что от меня требуется? – слово «согласен» гонор все-таки не дал мне произнести. Да и вопрос мой был чисто риторический. Ответ то я знал наперед. – Вывести команду моих бойцов в заданную точку – отчеканил незнакомец. Он, кстати, и не думал представляться. – И? – меня больше интересовало, что будет со мной после. – Потом можешь катиться на все четыре стороны – ни тебе заверений, ни хотя бы: «Даю слово». Сказал, то, что сказал, посчитав, что и так сойдет. И мне не оставалось ничего другого, как принять сие утверждение на веру, в тайне надеясь, что госпожа Фортуна и на сей раз меня не подведет.

Доктор на прощание вколол мне еще парочку уколов и теперь, перед тем как присесть, мне надо было сперва настроиться. Поелозить по лавке, подыскивая более щадящую позицию. Кармашек новенькой жилетки оттягивала пара пачек всевозможных таблеток. На каждой было аккуратно выведено, когда и сколько чего применять.

После разговора с незнакомцем прошло часа три. Меня, без лишних слов, подняли с кровати, приказав одеваться, а затем водрузили на дрезину и под охраной отправили на Добрынинскую. – Даже поесть не дали – я услышал, как в животе призывно заурчало. Что-либо спрашивать у дюжих молодцев, которые сидели рядом, не хотелось. – Да и вряд ли они ответят – их взгляды, коими они одаривали меня время от времени, были весьма далеки от дружеских.

Помышлял ли я о побеге? Еще как. Даже план в голове вызрел. Конкретный такой, нацеленный на один из проходов по пути моего следования. Но, как и в случае с моей поимкой, мне не дали малейшего шанса. Щелкнули наручники, и теперь бежать я мог, разве что вместе с дрезиной, к поручню которой меня и приковали. Посему я уже в который раз расслабился, пробуя максимально восстановить свои силы.

Сама езда по кольцевой мне напомнила те времена, когда я еще пользовался настоящим метро. Такая же тоскливо-утомительная, и столь же убаюкивающая. Я реально задремал, отчего один раз, когда дрезину сильнее обычного тряхануло, мое тело чуть было не слетело на рельсы. И если бы не те самые наручники я б точно свалился. А так отделался легким испугом и новым взрывом боли в запястье.

На Добрыниской меня сразу же отвели в небольшое, сколоченное из досок, помещение, где дали наконец-то поесть. Предварительно запихнув в себя пригоршню таблеток, я с превеликим удовольствием принялся уминать рагу, состоявшее из грибов с картошкой и еще какой-то зелени.

А вот вылизывание миски до зеркального блеска, было самым наглым образом прервано. – Опять ты – я недовольно посмотрел в сторону незнакомца, который по-деловому уселся напротив. А потом, о, это была вершина наглости, он достал из планшета МОЮ! карту. Я тут же отложил посуду и постарался, как можно нагляднее донести все, что я о нем думаю. С таким же успехом я мог бы доказывать что-то льву, который приготовился к прыжку. В не зависимости от приведенных мною доводов, от меня все равно бы ничего не осталось.

– Ну, что ж, сыграем по твоим правилам – я решил полностью сменить тактику. Из ежика, свернутого в клубок, и ощетинившегося своими колючками, я заделался эдаким котом, только что слопавшим литр молока, и теперь благодушно взирающим на весь мир. Улыбка до ушей, куда уж радушнее, нога за ногу, и полный отвал на спинку стула.

– Вы решили вернуть мне мою карту? – как бы невзначай поинтересовался я. – Я хотел уточнить некоторые обозначения – незнакомец принял мою игру, но с некоторыми поправками. Он достал из кармана пачку «Кента» и закурил. Мои ноздри тут же нервно задрожали, с наслаждением втягивая дым. Он, конечно же, сразу заметил мое состояние и протянул пачку мне. – Спасибо – я в три затяжки оприходовал первую сигарету и тут же потянулся за второй. На пол дороги вопросительно замер, но, увидев кивок, смело продолжил телодвижение. Приятное головокружение воцарилось в моей головушке. А с ним пришло и понимание того, что если я дам объяснение «некоторым обозначением», то, сказав «А» придется выложить и все остальное. И тогда напрашивался логичный вопрос: «А нафига я тогда буду им нужен. Зная все входы-выходы, они и без меня прекрасно справятся».

– Я в этой карте совсем не разбираюсь – выдал, выпуская очередную порцию дыма. – Она мне по наследству досталась и дорога только как память – я постарался, опустив очи долу, изобразить скорбь на лице. – Так значит, она тебе совсем не нужна? – прозвучал вопрос на засыпку. – Можете оставить себе – барским жестом руки отодвинул карту в сторону незнакомца, лишний раз, отметив, как хорошо, что в свое время я не поленился и изучил ее более чем досконально. – Ну, что ж, – он бережно сложил ее вчетверо – а вот мне она еще пригодится – и упрятал в нутро планшета.

– Слишком быстро ты отступил – я даже на миг забыл улыбаться. Но, вспомнив о представлении, тут же вновь изобразил из себя Арлекино. – Бить, скорее всего, меня пока что не будут – мои мысли завертелись с утроенной скоростью. – А вот в то, что после операции меня отпустят мне теперь вериться с трудом. Карту ты на потом отложил, а не спрятал насовсем, – я снова прокрутил в памяти жест, с которым она была убрана со стола. – Верняк на потом. И это потом связано у тебя со мной. Во, влип – даже сигарета, а я, «изголодавшись», прикурил уже третью, показалась мне какой-то прогорклой на вкус. Я тут же, не докурив и до половины, потушил ее в жестяной банке из-под пива, до половины набитой бычками.

– Мы хотим попытаться освободить дочь Павла Семеновича – сменил он тему. – По нашим сведениям ее держат на Новокузнецкой. Идти в лобовую атаку – подписать девушке смертный приговор – «а ты меня на жалость не бери». Но он умолк и глянул на меня. – Есть один ход – я понял всю тщетность своего спектакля, и стер улыбку со своего лица. – Только попасть в него можно оттуда – указал пальцем вверх. – С поверхности – добавил для полной ясности. На счет выхода из метро я ляпнул так, для отмазки. – Это не проблема – сообщил он, как о чем-то уж очень обыденном. – Не заканало – подумал я.

Взирая с плохо скрываемым восхищением на снаряжение выделенной на операцию группы, я лишний раз смог убедиться, что в устах незнакомца заверения на счет отсутствия проблем, не пустой треп. Какие-то сверхлегкие комбинезоны, способные весьма надежно защитить от радиации, очки ночного виденья, а главное автоматы. Таких я еще не видел. Коротенькие, едва ли пол метра в длину, с магазином, размещенным не спереди, а у самого приклада, и всамделишным гранатометом, способным извергнуть из своего маленького нутра нехилую 40-милиметровую гранатку. А венчали, сей натюрморт лазерный прицел и глушитель. Я задумчиво почесал тыковку, поняв, что не о том оружии я все время мечтал. Мой ПП в сравнении с этим – так, легкий ветерок, который даже рядом не стоял с ураганом.

На мой вопрос, а мне бы тоже чего-то стреляющего, меня грубо послали, дав понять, что я должен быть благодарен даже за то, что меня на поверхность вообще в противогазе вывели. Будь их воля, они б не стали на такого как я столь ценный боекомплект расходовать.

Кроме меня на задание вышло еще пять человек. Мой наметанный глаз сразу выловил те, иногда даже весьма незаметные, детали, по которым можно было смело сказать, что эти люди прошли очень хорошую боевую подготовку. Причем на практике. – Нам не страшен серый волк – выплыл из глубин памяти очередной мотивчик, который естественным образом напрашивался от одного лишь факта пребывания рядом с этой боевой группой.

Все движения парней были отточены до миллиметра. Ничего лишнего. А главное без слов. Выскочили за ворота. Развернулись веером вокруг. Замерли. Но всего лишь на миг. Определив отсутствие опасности, перестроились в такое себе подобие ромба. Я, конечно же, внутри сей фигуры. Пяток минут и мы наверху. Снова превратились в статуи, максимально уйдя в тень, слившись с окружающей нас обстановкой. Вертелись лишь их головы, высматривая малейшую толику всевозможных изменений реальности.

А я тем временем пробовал отдышаться. В противогазе у меня это слабо получалось. Хотелось вдохнуть на полную грудь, а приходилось обрывать на половине. Боль в животе усилилась, и это тоже не прибавляло уверенности в благополучном прохождении маршрута.

Аккурат в это время тучи на небе уплыли куда-то в сторону и полная луна, огромная, в пол неба, залила своей синевой все вокруг. Зрелище скажу я вам потрясающее. Слегка пугающее, фильмы ужасов сделали свое черное дело, но вместе с тем завораживающе прекрасное. А если учесть тот факт, что подобного я не видел, пожалуй, лет пять, то мой восторг был удвоен, если не больше.

«Подвела» память, которая сразу же провела аналогию с солнцем, и быстро внесла свои коррективы, сменив эйфорию на уныние, осознание того, что дневное светило мне доведется увидеть ох как не скоро. Верить в то, что может быть и никогда, мне не хотелось. Жизнь и так нелегкая штука, так что нечего усугублять.

Ведущий группы махнул рукой, и мы выбрались наружу. Кстати, диггером мне пришлось заделаться, чтобы преодолеть боязнь замкнутого пространства. С этим заданием я справился можно сказать на отлично, с легкостью проползая на брюхе в такие щели, куда и посмотреть то было страшно. А сейчас, поглядывая по сторонам, до меня вдруг дошло, что новая проблема вырисовывается. Иные страхи постепенно, когда только успели, заняли освободившееся место.

Проспект, на который мы вышли, быль столь обширен, так хорошо просматривался со всех сторон, что мне тут же захотелось бежать. Паника, охватившая меня, настойчиво требовала как можно быстрее заняться поисками какого-нибудь убежища. Или хотя бы, это уже на крайний случай, прислониться спиной к любой из стен, чтобы вновь ощутить себя защищенным. И если бы не резкий тычок под ребро, это шедший сзади солдат, вовремя заметил мои поползновения в сторону ближайшего дома, я б со всей дури рванул куда-то в сторону. А так, скорее от безысходности, нежели от того что мне сделалось легче, но я продолжил свой путь.

Собака всегда, во все времена считался самым верным и преданным другом. Это животное иногда позволяло по отношению к себе такое, от чего любой человек давно бы уже дошел до бешенства. Оно терпеливо прощало все, возведя хозяина на некий пьедестал. Пинки от божества – запросто. Пустая миска – да не вопрос. Забыли вывести во двор – ах не утруждайте себя, я обожду.

Единственным, чего собака простить так и не смогла – было предательство. Ее бросили. Нагло, без предупреждения. И даже тогда, еще какое-то время, бедное животное тратило время на поиски, не верило в произошедшее. Напрасно. Запах, и тот постепенно исчез, вытесненный чем-то иным, до сей поры неизвестным. И тогда пришло понимание, а с ним и злость. На весь мир. На людей. Всех, без разбору. И эта ненависть передалась, была всосана с молоком матери, ее потомству.

Та стая, которая неслась по ночным улицам Москвы в поисках добычи, мало чем напоминала своих предков. Мутация в третьем поколении, превратила их в нечто такое, при виде чего у меня волосы встали дыбом.

Полное отсутствие шерсти, а сама кожа словно вывернута наизнанку. Цвета запекшейся крови. При свете луны такие детали были различимы на очень большом расстоянии. Пасть у животных была оголена, отчего десна вместе с зубами были неестественным образом вывернуты наружу. Хвост тоже нуждался в отдельном описании. Он, как бы это сказать, вел некую отдельную, совершенно не зависящую от остального тела жизнь. Создавалось впечатление, что он, каким-то непостижимым образом, тоже «видит» все вокруг. Подобно перископу подводной лодки, сей отросток, то «погружался», почти припадая своим кончиком к земле, то снова высоко поднимался вверх, вертясь во все стороны.

Наша группа выжидающе замерла. Видать бойцы все еще надеялись, что стая пройдет мимо. Что животные вышли в поисках совершенно иной добычи. Тем более, что и расстояние было довольно таки приличным. Да и ветра не было вовсе. Но мы не учли один-единственный, но столь важный фактор. Ненависть. Она вела их получше любого запаха. Они, словно нутром чуяли, куда надо свернуть.

Вожак стаи, особь величиной с годовалого теленка, оскалив пасть, громко тявкнул и стая, не раздумывая, бросилась в нашу сторону. – Восемь, девять, десять – считал я, спрятавшись за спины бойцов, которые выстроились в шеренгу и приготовили автоматы.

– Хоть нож дайте – взмолился я, когда расстояние к нам сократилось до нескольких десятков метров. Подобную просьбу можно было бы выдвинуть и обратившись к стене. Никакой реакции.

Не зря я предположил, что мои спутники до этого побывали не в одном сражении. С таким спокойствием, с которым они принялись расстреливать мутантов, мне, холерику по натуре, еще никогда не приходилось сталкиваться. Да я курю куда эмоциональнее.

А солдатики прицельно, будто в тире, когда у вас на все про все три пульки, вколачивали нападавших в растрескавшийся асфальт. Глушители полностью обесшумливали звук выстрела, и если бы кто наблюдал это зрелище со стороны, ему б наверняка показалось, что собаки сами, по собственной воле, натыкаясь на невидимую стену, валятся на землю.