Закон Хроноса

17

Четверг, 17 июня 1895…

Рано утром путешественники уже стояли перед лесной хижиной. Над землей поднимался туман. Воздух еще дышал ночной прохладой, на листьях блестела роса.

Шарлотта подняла воротник. Сегодня лес выглядел иначе. Деревья казались далекими. Словно пришельцы из другого мира.

Друзья Оскара молчали. Понимали, что наступил важный момент, который однажды войдет в историю.

Гумбольдт открыл дверь и впустил ребят. Дерево было влажным, пахло машинным маслом и смолой.

Их уже ожидал Герон. Исследователь решил оставить его на ночь возле машины, чтобы та находилась под присмотром. Робот никогда не ел, не спал, да и других физических потребностей, которые отвлекали бы его от задания, у него тоже не было. К тому же он мог издать пронзительный звук, который обратил бы в бегство любого взломщика. Лучшего сторожа и представить нельзя было.

– Доброе утро, Герон, – поздоровался Гумбольдт. – Хорошо провел ночь?

– Автоматическое устройство Т-301 к работе готово!

– Рад слышать, – похвалил исследователь. – Сегодня мы подергаем машину, что скажешь?

– Подергаем? Непонятное слово. Пожалуйста, объясните.

– Я подумал, что можно совершить небольшое путешествие во времени, – сказал Гумбольдт. – На пару сотен лет назад. Как ты к этому отнесешься?

– Положительно.

– Прекрасно! Теперь, дети, помогите мне занести в корабль продовольствие. Поскольку я не знаю, как долго нас не будет и что ожидает нас на месте, я решил взять хлеб, воду и кое-что из других продуктов. Кроме того, у нас есть палатка и запасная одежда на случай, если придется покинуть корабль и переночевать на улице. Так, поднимайтесь по ступенькам и располагайтесь в кабине. Я закреплю генератор поля, – Гумбольдт вытащил из сумки небольшое устройство. Странный маленький аппарат, из которого торчали разноцветные проводки.

– Что? – переспросила Шарлотта.

– Генератор поля, – повторил Гумбольдт. – Он производит что-то вроде силового поля, которое не позволяет заметить машину. Таким образом, для всех вокруг аппарат будет невидимым. Я решил, что для машины времени нужно что-то наподобие шапки-невидимки. Чтобы скрыть ее от глаз потенциальных врагов. – Он закрепил прибор на рамке машины и воткнул кабели в соответствующие разъемы. – Собственно, технология довольно проста. Прибор посылает волны, которые обтекают машину каждые несколько секунд. Такого непостоянства достаточно, чтобы сделать машину невидимой для посторонних глаз. Для нас же, знающих, где стоит аппарат, найти его не составит большого труда. Мы просто войдем во внутреннюю часть защитного поля, и машина снова предстанет пред нами.

– А не лучше ли было бы просто замаскировать машину? – спросил Оскар. – Не случится ли так, что мы ее потеряем?

– Здравая мысль, – кивнул Гумбольдт. – Однако маскировка должна быть такой, чтобы узнать аппарат могли бы только мы. Не хочется, чтобы вместо нас на машине улетел кто-то другой.

– А что случится, если мы вернемся после разведки и не найдем машины? – поинтересовалась Шарлотта.

– Назад никто не вернется, – сказал Гумбольдт. – Мы окажемся в ловушке времени. И чтобы этого не произошло, прошу вас быть очень внимательными, когда покидаете машину. Все сели? Хорошо, выйдем уже на другом берегу. И не забудьте Вилму. Герон, мы с тобой еще должны обсудить дополнительный вес. Теперь нас трое, Вилма плюс продовольствие. Это может повлиять на твои расчеты?

– Необходима новая калибровка по массе, – заявил Герон.

– Так я и думал. Я только что взвесил. Вместе с продовольствием наш вес составляет двести пятьдесят килограммов. Используй это в своих расчетах, пожалуйста.

– Расчет готов, – отчитался робот. – Поправка на массу сделана. Машина готова к старту.

– Отлично. Ничто не мешает нам отправиться в путь. Оскар, Шарлотта, пристегнитесь. И не забудьте Вилму. Возможно, будет трясти.

Взгляд Элизы затуманился.

– Карл Фридрих?..

– Хм?

– Эта машина…

– Что с ней?

– Не нужно было ее строить. Что-то здесь не так. Я чувствую.

Гумбольдт нахмурился:

– Это просто машина. Все под контролем.

– Но мои чувства подсказывают…

Исследователь взял Элизу за руку и поцеловал в лоб.

– Не волнуйся. Я выбрал такое время, в котором точно ничего не случится. К чаю мы вернемся. Все готово?

Он поднялся на борт.

– Все готово!

Гумбольдт сел впереди рядом с Героном и проверил все в последний раз. Потом кивнул.

– Все в норме. Хорошо, можем отправляться в наше маленькое путешествие. Герон, запускай моторы!

Шарлотта схватила Оскара за руку. Пальцы у него были влажными. Кажется, юноша слегка дрожал. От холода или от волнения, сказать она не могла.

– Все в порядке? – шепотом спросила девушка.

– В порядке. Только… а, все равно.

Ей показалось, что он что-то скрывает, но что именно, сказать было сложно.

– Ты хочешь со мной чем-то поделиться?

Он покачал головой:

– Нет, все отлично.

Обманывать у Оскара всегда получалось плохо. Шарлотта сразу догадывалась, что он что-то скрывает. Но сейчас ей не хотелось задавать вопросов.

Из-под пола донеслось низкое жужжание. Завращались металлические кольца.

– Ты так и не сказал нам, куда мы отправляемся, – крикнул Оскар отцу. – В какое время мы совершаем путешествие?

– Разве я не говорил? – Гумбольдт повернулся к ним, и на лице у него появилась хитрая улыбка. – Тогда пусть это будет для вас неожиданностью. Уверен, вам понравится.

Кольца вращались все быстрее и быстрее. Пол под ногами вздрогнул и завибрировал.

Пахнуло жаром, и в воздухе запахло электричеством. Шум возрастал. Одновременно становилось жарче. Шарлотте показалось, что ее поместили под стеклянный колпак. Горячий воздух поднимался от пола и от сидений, он окутывал пассажиров и проникал под одежду. Сначала чувство было приятным, но совсем скоро пот покатился градом.

– Это временно, – крикнул Гумбольдт. – Когда мы удаляемся из собственного времени, становится жарко, когда возвращаемся – холодно. Лучше не обращать на это внимания.

Легче сказать, чем сделать. От жары невозможно было дышать. Все тело стало горячим.

Потом начались изменения. Все вокруг словно отгородили куском мутного стекла. Шарлотта видела сарайчик, Лену, Берта, Вилли, Мышонка и Элизу, но все они выглядели нечеткими. Потом вдруг из ниоткуда появилось еще трое. Девушка затаила дыхание. Это был Гумбольдт. За ним Оскар… и она сама. Шарлотта со странным чувством смотрела, как она попятилась и вышла из хижины. Затем все вышли из хижины. Странной утиной походкой компания прошла к двери и закрыла ее. Начало темнеть. Свет, проникающий сквозь слуховое окошко, стал совсем тусклым. Утро кончилось, наступила ночь. Электрические разряды на кольцах давали немного света. Шум возрастал, кольца вращались быстрее. Шарлотта расстегнула куртку. Но не успела она добраться до нижней пуговицы, как снова посветлело. Прекрасный теплый вечер. В слуховое окошко упал лучик света и побежал по полу. Потом он погас. Не прошло и десяти секунд. Неужели прошел целый день? Едва в голове промелькнула эта мысль, снова рассвело. И снова стемнело.

Три секунды.

Светло и темно.

Одна секунда.

Светло и темно.

Светло и темно.

Кольца вращались все быстрее, и все быстрее чередовались день и ночь. Холодное электрическое сияние колец становилось все ярче и ярче. В конце концов оно стало таким ярким, что пришлось зажмурить глаза. В воздухе образовывались вихри. Как будто они находились посреди электрической бури.

День, ночь, день, ночь, день, ночь.

Все быстрее и быстрее мимо проносилось время. Вдруг, совершенно внезапно, исчезла хижина. Их окружал густой зеленый лес. Дни и ночи так быстро сменяли друг друга, что мир погрузился в мягкие сумерки. Потом исчезли листья. Лес утонул в густом белом цвете. Зима. Потом наступили осень, лето и весна. Пьянил аромат цветов. Весь год уместился в одну минуту.

Гумбольдт повернулся к ним и крикнул:

– Нравится?

– Невероятно! – ответила Шарлотта. – Никогда бы не подумала, что машина работает так здорово.

– Это еще что! Что скажете, если увидите нечто по-настоящему интересное? Ну что, Герон, покажем, как машина прыгает?

– Команда принята. Максимальная сила толчка.

Шарлотта от удивления раскрыла рот. Ей-то казалось, что удивительнее и быть не может. Как же она ошибалась! Пока она раздумывала, какой может быть максимальная сила толчка, мир вокруг них взорвался фейерверком искр, красок и шума. Девушка почувствовала, что плывет в потоке времени, и волны несут ее в неизвестное прошлое.

18

Четверг, 17 июня 1895 года до нашей эры…

Оскар кувырком полетел в сугроб. Лихорадочно вскочив на ноги, он стряхнул с одежды белые снежинки и огляделся. Где, черт возьми, он находится? Изо рта вырывались маленькие облачка пара.

Здесь холодно. Нереально холодно.

С темно-синего неба на него светило безжалостное солнце. Снег так сиял, что пришлось закрыть глаза. Выставив перед лицом руки, Оскар посмотрел сквозь пальцы. Снег, снег и ничего, кроме снега, куда ни кинь взгляд. Несколько низкорослых кустов, несколько берез, – вот и все. Никаких домов, никакого поселения, – и никакой машины времени.

Что это за местность?

Где остальные?

Воздух был обжигающе холодным. Из-за стужи думать было невозможно. Юноша обхватил себя руками за плечи. Он еще помнил, как Гумбольдт сказал что-то вроде «Полный вперед», но вот дальше воспоминания расплывались. Ослепительный свет, оглушительный шум и сильный порыв ветра, – вот и все, что предлагала память. Должно быть, его силой выбросило из машины, по-другому объяснить сложно.

Оскар встал, сделал несколько шагов по хрустящему снегу и остановился. И тут его осенило. Он не пристегнулся ремнем безопасности! Хотя отец и повторил несколько раз. Из-за спешки и волнения он все забыл. Вилма запрыгнула к нему на колени, и вдруг машина времени начала трястись и подпрыгивать, как жеребенок. На этом воспоминания кончались. Ясно: его вытряхнуло посреди поездки.

Оскар потопал ногами. Если это правда, у него большие неприятности. Как его найдут остальные? Будут путешествовать по времени и высматривать его? Долго так ждать придется. К тому времени он уже замерзнет. С грустью подумал юноша о палатке, теплой одежде и продовольствии. Все осталось на борту машины времени.

Юношу охватило чувство одиночества. С какой радостью он сейчас оказался бы рядом с друзьями! Ему даже показалось, что он слышит их голоса, но это было только его воображение. Они были очень далеко. Искать во времени – это еще хуже, чем искать в стогу сена. Кстати, о стоге сена. От него сейчас он бы не отказался. Было очень холодно, с востока дул сильный ветер. Он еще раз осмотрелся. Покрытая снегом равнина вызывала страх. Оскар достаточно пожил на улице, чтобы понимать, что при такой температуре долго не протянуть. В такой куртке он не проживет и часа, превратится в ледяную сосульку.

На расстоянии полукилометра Оскар заметил группку берез. Голые деревья тянулись ветвями в безоблачное небо. Может быть, там он найдет защиту.

Юноша быстро накидал кучу снега, чтобы иметь точку отсчета, и зашагал по направлению к березам.

Движение пошло на пользу. Кровь побежала быстрее, заработал мозг. В каком времени он находился? В конце путешествия, незадолго до того, как все это случилось, ему показалось, что пролетело несколько десятилетий. Но, судя по окружающей обстановке, прошло много столетий. Город Берлин появился в Средние века. В XIII веке заселен был только остров Шпрее, а здесь располагались временные стоянки германских и других племен. Да и отсутствие деревьев говорило о том, что скачок во времени был огромный. И еще эти березы. Он не большой специалист по ботанике, но разве береза растет не в скандинавских странах?

Разболелась голова. Напряжение от мыслей просто невыносимое. Нужно срочно что-то сделать, чтобы не терять тепло. Юноша натянул куртку на голову и бросился бежать.

Слой снега порой достигал нескольких метров. Снова и снова Оскар проваливался чуть ли не по пояс и с трудом выбирался. Расстояние показалось бесконечным, но, в конце концов, он достиг цели, невероятно при этом устав.

Издалека нельзя было увидеть, что деревья сгруппировались на небольшой возвышенности. Снег здесь был не таким глубоким. В некоторых местах даже проглядывала сухая трава. Оскар расчистил от снега квадратную площадку, со стороной метра четыре. Земля была покрыта слоем веток и сухой травы. Согревшись от работы, юноша стянул с себя куртку, рубашку и нижнюю рубашку и положил их на землю рядом с собой. Действовать нужно было очень быстро. Рук он почти не чувствовал. Обвязав нижнюю рубашку вокруг головы, юноша набил ее травой и сухими листьями. Может быть, это и выглядит нелепо, но голове будет теплее, а на собственном опыте он уже убедился, что именно здесь теряется больше всего тепла. Теперь очередь верхней части туловища. Он снова надел рубашку и куртку и засунул внутрь листья и траву. В конце он насовал листвы в носки и брюки. Естественно, было не очень удобно. Тело кололо и чесалось, да и выглядел он наверняка как чучело, но все же сухие листья и трава удерживали тепло. Холодной зимой в Берлине они использовали скомканные газеты, что было не намного лучше.

Мало-помалу вернулась чувствительность рук и ног. Пока он спасен. Но надолго этого не хватит. Он замерзнет еще до наступления ночи. Оскар порылся в сумке, в надежде найти горячо любимую бензиновую зажигалку. И действительно, она была там. Какое счастье, что он никогда с ней не расставался. Добыча одной из его первых воровских «вылазок».

Он откинул крышку. Сразу же взвился маленький язычок огня. С довольной улыбкой юноша закрыл зажигалку. С этой штукой можно продержаться довольно долго. Он начал собирать сухие ветки и траву. Необычная одежда очень мешала, но все же через несколько минут на полянке высилась солидная куча топлива. Он переложил слоями ветки с травой и положил сверху несколько сучков потолще. Внизу еще остались сухие листья и трава, готовые загореться в любой миг. Зажигалка не подвела. Листья моментально подхватили огонь, который быстро перебрался сначала на тонкие веточки, а потом и на сучки потолще. Костер потрескивал и шипел, в небо взлетали искры. Стало тепло. Теплый воздух проник под одежду, пробрался между тканью и листьями и прогнал остатки холода. Оскар втянул приятный запах. Перед глазами сразу же возникла картина обогретой комнаты, компании у камина и копченого мяса.

На лице юноши заиграла улыбка. Напряжение, наконец, отступило. Какое-то время он продержится. Снег можно растопить, так что без воды он не останется. А если огонь погаснет, можно будет зажечь новый. Рано или поздно друзья появятся и спасут его.

Оскар окинул взглядом белую бесконечность. Какой ужасный и одновременно вызывающий восхищение ландшафт! Он вспомнил, как отец говорил, что машина меняет только время, но не место.

Неужели так когда-то выглядело место, на котором стоял Берлин? А что там за бирюзовая полоса тянется на севере вдоль горизонта? Что это? Горы? Но гор здесь не было. До самого Балтийского моря местность была ровной. И все же, совершенно очевидно, над заснеженной равниной поднималась гряда гор.

Выглядели они немного странно. Как будто их подстригли. Не было ни вершин, ни ущелий, ни холмов, ни пиков. Как будто холодная синяя стена. Почти как айсберг. Мысли прервал шум. Глухой звук, как будто кто-то попытался завести испорченный мотор. Среди пустынного ландшафта этот звук был совсем неуместным. Оскар поднял голову и осмотрелся.

Если бы не это сияние! Глаза слезились от напряжения. Нужно будет купить себе лыжные очки.

Но кое-что заметить все-таки удалось. С севера приближалась крупная фигура. Справа и слева от нее двигались фигурки поменьше. Сначала Оскар даже не различил их из-за маленького роста.

Это люди?

Он напряг зрение, и убедился, что силуэт действительно напоминает человеческий. Люди, никаких сомнений. Охотники или что-то вроде того. У некоторых были копья, у других – щиты. Но если это люди, то кто тогда рядом с ними? Огромнейшее существо! В три раза выше самого высокого человека. С густой, лохматой шкурой, с хоботом впереди. Справа и слева на морде выступали бивни длиной в метр.

Минуточку! Хобот? Бивни?

Оскар перевел дыхание. Он уже видел нечто похожее. В книге. В библиотеке Гумбольдта. Перед ним – мамонт!

19

Оскар присел за березами и стал наблюдать за происходящим.

Мамонты – вымерший вид слонов, которые много тысячелетий назад бродили по Европе, Азии и Северной Америке. Это известно по многочисленным рисункам в пещерах, прежде всего, во Франции. Однако были найдены еще и маленькие резные фигурки из глины или известняка, которые говорили о том, что эти существа имели для людей доисторических времен огромное значение. Говорят, в России был обнаружен целый замерзший мамонт. Со шкурой и мясом – таким свежим, что ездовые собаки начали его есть. Типичными для мамонта были длинные изогнутые бивни и толстая лохматая шкура.

Мамонт повернулся и направился прямо к нему. Сейчас он был метрах в двухстах от места, где прятался юноша.

От волнения Оскар не мог думать. Мамонтов уже целую вечность не существует. Они вымерли в конце прошлого ледникового периода в Европе. Когда это было? Несколько десятков тысяч лет тому назад?

Он еще раз посмотрел на синюю полосу на горизонте. И сразу понял, что в этих горах было не так. Никакие это не горы и не холмы. Это ледяная стена. Ледник.

Машина времени забросила его прямиком в ледниковый период, за десятки тысяч лет до его рождения. В самую середину местности, скованной льдом, снегом и холодом. И в самую середину группы охотников каменного века, которые злились, потому что добыча норовила от них сбежать. Пять охотников с трудом следовали по снегу за животным. Мамонт был несравненно сильнее и бороздил снег, как плуг. Последний из охотников остановился и что-то крикнул остальным. Его товарищи замедлили бег и остановились. Они растерянно вернулись к своему предводителю. Мамонт прибавил ходу и быстро удалился, оставив за собой облако снежной пыли.

Оскар затаился за березой. Сквозь голые ветки можно было неплохо рассмотреть, что происходит. Вид охотников вполне мог нагнать страх. У них были лохматые бороды и длинные волосы. У некоторых волосы были связаны узлом на затылке. Разглядеть лица можно было с трудом – они заросли до самых скул. Одежда состояла большей частью из шкур, сшитых в подобие грубых курток и брюк. На ногах были бесформенные ботинки, которые, однако, обладали очевидным преимуществом, – не погружались в снег. На кожаных ремнях через плечо висели мешки, на поясах – ножи и крюки, в руках сверкали топоры и копья. Резкие движения свидетельствовали о ярости и разочаровании. Один охотник со злостью воткнул копье в снег, другой погрозил вслед животному кулаком, выкрикивая проклятья. Третий стащил брюки и выставил в направлении мамонта свою задницу. Пока остальные не сводили глаз с исчезающей дичи, он смотрел точно в направлении Оскара. Вдруг охотник вскрикнул и мигом натянул брюки. Дико размахивая руками, он указал в направлении юноши. Охотники обернулись. Теперь в его сторону смотрели все.

Оскар замер.

Вряд ли они смогли его увидеть, он был хорошо спрятан. Кроме того, он сидел очень тихо. И тут порыв ветра принес запах дыма. Костер. Как он мог забыть? Тонкий столб дыма было прекрасно видно.

Вжавшись в землю, как жук, он подполз к огню и забросал его снегом. Костер зашипел, и в воздух взметнулось белое облака пара.

– Нет, нет, нет!

Оскар лихорадочно стал отбирать лишний снег, но самое плохое уже случилось. Взгляды пятерых охотников, неподвижно застывших на равнине, были устремлены прямо на это место. Хотя его и не видели, но прекрасно знали, что он там. Оскар краешком глаза заметил, как предводитель выдернул копье из снега и двинулся в его сторону.

– Ну, поздравляю вас, господин Вегенер, – отругал Оскар сам себя, пока раздумывал, что делать дальше. Особого выбора у него не было.

Единственное, что имело смысл, – бежать.

Оглядываясь на преследователей, он пробрался между деревьями на другую сторону лесочка. Не успел отползти далеко, как вдруг наткнулся на что-то большое. Сначала он решил, что это дерево, но потом услышал глубокий, хорошо знакомый голос отца.

– Нашел новых друзей для игры?

Оскар поднял голову. Над ним возвышался Гумбольдт.

– Отец!

– Лучше нам отсюда убраться. Парни настроены довольно враждебно, – он помог юноше подняться на ноги. – Ты в порядке?

Оскар кивнул.

– Но как… когда?

– Потом. Сначала нам нужно уйти отсюда. Хорошенький костюмчик. Я сначала принял тебя за медведя, – ухмыльнулся исследователь.

Оскар пробормотал что-то о теплоизоляции, но от комментариев воздержался. Какое счастье видеть отца!

Они вместе спустились вниз по холму.

– Где машина времени?

– Там, где случилась авария, – Гумбольдт указал прямо.

Оскар прищурился. Он узнал снежный сугроб, который сложил в качестве точки отсчета, и чуть дальше от него… машина времени. Рядом с ней стояла Шарлотта с Вилмой на руках.

– Мы звали тебя. Почему ты ушел?

– Звали? Но никого же не было, – возразил Оскар. – Я смотрел во все стороны. Вас не было.

– Были! Прямо рядом с тобой. Но ты ушел.

– Я думал, вы продолжили путешествие. Было холодно, и нужно было что-то делать, – начал оправдываться Оскар.

– Тогда защитное поле действует гораздо лучше, чем я предполагал, – улыбнулся Гумбольдт. – Мы все время были здесь. Я мог бы протянуть руку и дотронуться до тебя. Мы тебя действительно звали. Неужели ты ничего не слышал?

Оскар задумался. Он припомнил, что ему почудились голоса, но он списал это все на воображение. Оказывается, это были голоса друзей.

– Не понимаю, – пробормотал юноша, пока они шли к машине. – Почему же вы просто не отключили защитное поле?

– Не сумели, – сокрушенно вздохнул Гумбольдт. – Техническая проблема. Нас отбросило в прошлое дальше, чем я планировал. И, похоже, когда я попытался отключить защиту, система испытала перегрузку…

Раздался свист. Прямо рядом с Оскаром в снег вонзилась тонкая стрела и исчезла под снежным покровом. Юноша обернулся. Пять охотников смотрели в их сторону. Один из них вскинул лук, натянул тетиву и выстрелил.

Оскар упал на землю, и стрела просвистела в волоске от головы. Если голова осталась бы там, где была секунду назад, он бы уже лежал с дырой в черепе.

– Твои друзья – неплохие стрелки, – сказал исследователь и помог сыну подняться. – Что ты сделал, чтобы заставить их спуститься с пальмы?

– Совсем ничего, – честно ответил Оскар. – От них как раз сбежал мамонт. А потом они увидели мой костер и направились прямо ко мне.

– Что? – нахмурился Гумбольдт.

– Мамонт. Ну, знаешь, такие лохматые слоны доисторических времен. Бежал прямо на меня. Огромная голова, длинные бивни. Сопел, как паровоз.

Исследователь с завистью оглянулся.

– Вот бы мне увидеть. Мамонт! Подумать только…

Оскар заметил, что охотники поменяли тактику. Вместо того чтобы стрелять из лука, они решили догнать чужаков. Охотники выбежали на заснеженную равнину и большими шагами двинулись к ним.

– У них что там, специальная обувь? – озабоченно спросил Гумбольдт.

– Похоже.

– Тогда нам лучше поторопиться. Если, конечно, ты не хочешь превратиться в пеммикан.

Оскар не имел ни малейшего представления, что такое пеммикан, но становиться им у него не было никакого желания.

– А оружия у тебя случайно нет?

Исследователь пожал плечами:

– Зачем? Я же не думал, что буду принимать участие в вооруженном столкновении. Ну, ноги в руки и бежать. – Он сложил ладони рупором и крикнул: – Шарлотта, поднимайся на борт, живо! Готовьтесь к быстрому старту. Герон, включай конвертеры!

Оскар заметил еще одну стрелу. На этот раз побольше.

– Осторожно! Пригнись! – оттолкнул он отца в сторону.

– Круглый наконечник, видишь? Их можно метнуть на большее расстояние. Очень интересно!

Охотники уже были метрах в пятидесяти. Оскар прикинул расстояние до машины времени, сравнил свою скорость со скоростью преследователей и пришел к выводу, что добежать первыми практически невозможно. Отец, похоже, пришел к той же мысли. Он снова поднес ладони ко рту и крикнул:

– Герон, код тридцать шесть!

– Код тридцать шесть?

Не успел Оскар понять, что происходит, раздался оглушительный вой. Как будто включилась одна из сирен, которые в последнее время установили на некоторых зданиях города. От этого воя даже зубы разболелись.

Результаты не заставили себя долго ждать. Охотники остановились как вкопанные. Один закрыл уши руками, другой упал в снег.

– Герон молодец! Он предположил, что на наших друзей это произведет впечатление. Вперед!

Последние метры показались бесконечными. Каждый шаг был мучительным. К тому же не покидало чувство, что в любую секунду их могла пронзить стрела. Но они добрались. Шарлотта протянула Оскару руку и втянула на борт. Юноша сразу же пристегнулся ремнем безопасности.

Гумбольдт задал Герону новые координаты, и они двинулись в путь.

Путешественники успели еще раз увидеть пятерых ошарашенных охотников, а потом снова замерцали разноцветные огоньки.

20

Четверг, 17 июня 1895…

Хайнц Берингер открыл дверь своего тайного убежища на верхнем этаже «Лесоруба» и провел двух человек по тесной лестнице наверх. Там была еще одна дверь, запертая на висячий замок. За ней находилось маленькое помещение. Через единственное окошко, забранное густой сеткой, проникал скудный солнечный свет. Именно здесь проходили беседы с исключительными людьми. Должники и другие упрямцы становились здесь послушными и быстро убеждались, что задерживать возвращение долга нет никакого смысла. Рано или поздно Берингер получал то, что хотел.

Криво улыбнувшись, он вытащил из кармана брюк ключ, открыл замок и попросил обоих мужчин войти. Убедившись, что на лестнице никого нет, он вошел следом.

За окном распевали популярную в последнее время песенку. Берингер прошел в заднюю часть помещения, убрал все со стола и пригласил гостей подойти ближе.

– Пожалуйста, господа! – похлопал он по столешнице. – Давайте сначала посмотрим!

Оба мужчины подошли к столу и поставили на него чемоданчики. Оба были одеты в черное и, похоже, были в высшей степени неразговорчивыми. Кроме короткого приветствия, до сих пор они не произнесли ни слова. Да и не было в этом необходимости. Он и так знал, кто их послал.

– Открывайте!

Коренастый мужчина с красными щеками и в шляпе на голове открыл замочек чемодана и поднял крышку.

Иссиня-черный металл, хромированный ствол, отполированная древесина. Курок, магазин для патронов. Рядом – четыре обоймы девятимиллиметровых патронов. Парабеллум. Совершенно новая модель пистолета. Такая новая, что производить ее начнут только в следующем году. Это прототип, ручная работа.

Именно из этого оружия и были убиты император с императрицей. И передал его лично Фалькенштейн. Берингер взял в руку пистолет и взвесил. Как опытный стрелок он сразу оценил, как легко и приятно держать его в руках. Оружие, которое нельзя отследить. Идеально для покушения.

– Об этой штуке рассказывают всякие чудеса, – сказал он. – Так ли она хороша, как говорят?

Адъютант Фалькенштейна кивнул.

– Хороший стрелок попадет из него мухе в глаз с расстояния в сто метров.

Берингер провел пальцами по темному металлу.

– А он надежный?

– Его испытывали в самых суровых условиях, даже в проливной дождь. Производитель гарантирует качество.

– Прекрасно! – он положил пистолет назад в чемоданчик. – А что в другом чемодане?

Второй мужчина поставил свою ношу на стол и отступил.

Берингер открыл замочки и откинул крышку. Полутемное помещение наполнилось теплым светом. Какое-то время Хайнц Берингер полюбовался и снова запер крышку. Мало что могло произвести на него впечатление, и сейчас был именно такой исключительный случай. Две тысячи золотых марок. Таких новеньких и блестящих, словно их только что доставили с монетного двора.

– Первая половина гонорара, – сказал человек. – Вторую получите, как только выполните, что от вас требуется.

– Не переживайте, заказ будет исполнен быстро и надежно. Передайте это заказчику.

Берингер глубоко вдохнул. Две тысячи золотых марок! Такого количества денег сразу он никогда не видел. Его новые друзья выполнили свою часть договора. Теперь дело за ним. Он закрыл оба чемоданчика и поставил их в угол. Потом он прошел мимо мужчин и открыл дверь.

– Все в порядке, господа. Скоро ждите от меня новостей.

Оба человека кивнули, слегка поклонились и вышли.

Берингер еще довольно долго стоял неподвижно и слушал песню, доносившуюся снизу.

Да, он согласен: берлинский воздух – это нечто особенное. Если человек обладает честолюбием и амбициями, в этом городе он добьется многого. С теми деньгами, которые он заработает на заказе, можно смело уходить в отставку. От солнечной стороны жизни его отделял только один выстрел, одно легкое движение пальцем.

По лесу пронесся шум. Взлетело несколько птиц, стремительно взобралась на верхушку дерева белочка, а стоявшая на поляне косуля, навострив уши, бросилась в чащу. Внутри хижины вспыхнул яркий свет, потом все снова успокоилось. Открылась дверь, и вышел мальчик.

Оскар расслабился и блаженно улыбнулся. Вот они и дома.

На улице начался дождь. Лес был окутан серым полумраком. Тяжелые капли падали вниз и размягчали лесную землю. Встречать путешественников не пришел никто.

Он повернулся и помог сойти остальным.

– Сколько времени прошло с нашего отъезда?

Гумбольдт посмотрел на часы:

– По моим не больше десяти минут. Но это не похоже на правду. Судя по тому, что сейчас день и идет дождь, нас, пожалуй, не было несколько дольше. Герон, можешь уточнить?

Маленький робот издал несколько высоких звуков и сказал:

– Разница составляет три часа, двадцать четыре минуты и шестнадцать секунд.

Исследователь кивнул.

– Ощутимое отклонение, и это несмотря на то что мы установили электронный таймер. Но мы совершили большой скачок во времени. Учитывая дальность путешествия, такая разница во времени вполне приемлема. Не буду пока заниматься дальнейшей настройкой. Представляете, что бы было, если бы мы пользовались механическим таймером.

– Вероятно, вышли бы в Средневековье, – улыбнулась Шарлотта, которая помогала дяде выгружаться. – Надеюсь, наши не сильно расстроились, что пришлось так долго ждать.

– Я тоже, – согласился Гумбольдт. – Элиза терпеть не может, когда ее стряпня остывает. Берите по сумке и бежим домой. Погода просто ужасная.

У порога они отряхнулись, как мокрые собаки. Исследователь вынул из сумки ключ и открыл дверь.

– Мы дома!

Никакого ответа.

– Есть кто-нибудь?

Через некоторое время появился Мышонок.

– О, привет! Ну и долго же вас не было. Мы уже начали беспокоиться.

– Где все?

– Не знаю. Лена с Бертом в конюшне, мы с Вилли собрались в город, а где Элиза, неизвестно, может быть, наверху.

– Есть что-нибудь подкрепиться? Мы голодные как волки. Утомительное было путешествие.

Мышонок огорченно посмотрел в сторону кухни.

– Боюсь, ничего. Как только вы уехали, Элиза ушла в свою комнату. Позвать ее?

– Не надо, я сам к ней поднимусь, – Гумбольдт снял пальто и повесил его на вешалку. Оскар и Шарлотта последовали его примеру, а потом сняли и грязную обувь.

– Ну и как? Где вы были? – Мышонок лопался от нетерпения.

– Оскар тебе расскажет, – сказала Шарлотта. – Я тоже пойду к Элизе.

– Я бы тоже к вам присоединился, – быстро предложил Оскар, не обращая внимания на разочарованный взгляд Мышонка.

– Тогда пойдем, – улыбнулась девушка. – Надеюсь, она не рассердилась, что мы так опоздали.

Они вместе взбежали по ступенькам.

Наверху было очень тихо. Дом как будто вымер. Комната Элизы располагалась в конце коридора. Это было самое светлое помещение во всем доме. И не только из-за эркера и нескольких окон: эта сторона дома выходила на юг, и сюда целый день светило солнце.

Гумбольдт уже стоял возле двери.

– Элиза?

Никто не ответил. Подошел Оскар и внимательно прислушался.

– Она там, я слышу. Кажется, она поет.

Гумбольдт постучал еще, на этот раз более настойчиво.

– Элиза, мы вернулись. Можно войти?

Все равно никакого ответа.

Исследователь осторожно нажал на ручку двери.

В комнате было темно и душно. Пахло копотью и пряностями. Ставни были закрыты, шторы задернуты. Только на алтаре Элизы горели свечи. Язычки пламени подрагивали на сквозняке.

Элиза стояла на коленях перед алтарем и раскачивалась. Секретер справа она превратила в нечто вроде священного ларца. Там она хранила свои молитвенники, магические зелья, смеси и эликсиры. Она украсила этот предмет мебели платками и вышивками со своей родины, поэтому они и окрестили его алтарем. Гаити, родина женщины, находился в западной части острова Эспаньола, расположенного в Карибском море. Дикая и первобытная страна. Жители этого края специализировались на магии всяких сортов – как белой, так и черной. Элиза была настоящей знахаркой и занималась исцелениями и предсказаниями. Песня, которую она сейчас пела, звучала мрачно и зловеще.

Глаза женщины были закрыты. Она открыла их, когда почувствовала присутствие гостей.

– Мы вернулись, – повторил Гумбольдт. – Я думал, тебе будет интересно. Нам многое нужно рассказать.

Она встала и разгладила одежду.

– Вы проголодались?

Гумбольдт улыбнулся:

– Ты читаешь мои мысли. – Он осмотрелся: – Что ты здесь делаешь? Почему закрыты окна?

– Я пыталась установить контакт с богами моей родины, – хмуро ответила Элиза. – Но их мысли окутаны облаками.

– Разве не всегда так бывает?

– Не для меня. С некоторых пор они больше со мной не разговаривают. Я словно ослепла. Перепробовала все возможное, но постоянно натыкаюсь на стену молчания.

Она потерла глаза. Оскар заметил, что женщина плакала. Исследователь взял ее за руку.

– Ты ничего не хочешь нам рассказать?

– Нет, – ответила она. – Все будет идти своим чередом, как было предначертано с начала времен. Ничто не может этого изменить.

– О чем ты говоришь?

Элиза опустила голову и тихо сказала:

– О пророчестве.

– Пророчество?

Женщина кивнула.

– Ты, конечно же, помнишь, как мы познакомились, – сказала Элиза. – Когда ты впервые приехал на мою родину.

– Естественно, – ответил исследователь. – Это было девять лет назад, – повернулся он к Оскару и Шарлотте. – Тогда я отправился в экспедицию на Гаити. Я исследовал местную магию, которая называется вуду. Так как я очень интересовался этим колдовством, мне рассказали про Элизу. Она – мамбо, жрица и белая колдунья. В отличие от черных, бокоров, она использует свои способности исключительно в добрых целях. Чужеземцев редко приглашают принять участие в ритуалах, но мне повезло. Я присутствовал на церемонии в честь богини змей Дамбаллы. Вот там я впервые и увидел Элизу.

Элиза улыбнулась:

– Помню, как ты к нам пришел. Высокий, гордый и надменный – точно такой, как и сегодня. Видно было, что ты не веришь в то, что мы делали.

– Ты права, – рассмеялся Гумбольдт. – Мне было любопытно, но настроен я был скептически. Считал, что все это просто трюки. Правда, недолго.

– Я проникла в твои мысли. Увидела, что у тебя есть неисполненные дела. Дела, которые предстоит завершить.

– Оскар, – кивнул Гумбольдт.

Шарлотта перевела взгляд с Элизы на дядю.

– Ты знал про Оскара?

– Нет, – ответила жрица. – Но я увидела образ мальчика в мыслях Гумбольдта. И не просто тень. Он присутствовал где-то на заднем плане, но никогда не исчезал.

– Так получилось, что я толком ничего и не знал, – кивнул Гумбольдт. – Были кое-какие сведения, на которые можно было опереться. Письма, записи в дневнике, копия свидетельства о рождении. Встреча с Элизой подтолкнула меня вернуться в Берлин и начать поиски.

– И я поехала с ним, – продолжила Элиза. – Я увидела, что мое место рядом с этим мужчиной, и поняла, что должна покинуть родину. Итак, я отправилась следом за ним.

– Вот так просто?

– Так просто, – Элиза подошла к окну и раздернула шторы. Комнату залило бледным дневным светом. – Я просто знала. Мне нужно сопровождать этого человека, при одном условии, конечно.

– Именно так, – согласился Гумбольдт. – Ты сказала, что вернешься к своему народу, когда задание будет выполнено.

– И ты согласился.

– Да, – ответил исследователь. Он помолчал. – Подожди. Не это ли ты называешь пророчеством?

Элиза кивнула.

– А что это за задание? – У Оскара вдруг заныло под ложечкой. Ему очень не хотелось услышать ответ.

– В этом-то вся и проблема, – сказала женщина. – Я не могу этого сказать. Пока не могу. Я еще не знаю, что это. Знаю только дату.

– И когда это случится?

Элиза подняла голову и посмотрела прямо в глаза Гумбольдта:

– Завтра.

21

Пятница, 18 июня 1895…

Берингер осматривал окрестность. Земля за конюшнями лежала перед ним словно на блюдечке. Можно было свободно стрелять в любом направлении. Хорошо. Лес в этом месте был не таким густым. Даже озеро можно разглядеть.

«Богатый дом, – подумал он. – Здесь наверняка можно что-нибудь прихватить. Такой исследователь, как Гумбольдт, наверняка привозит из экспедиций несметное количество сокровищ.

Вот только бы погода была получше. Вчера начался дождь и до сих пор не прекратился. Верхушки деревьев сгибались от ветра. Здесь, в низине, ветер не такой сильный, но и такого достаточно, чтобы повлиять на траекторию пули. На таком расстоянии не учитывать ветер никак нельзя, иначе в цель он не попадет. Земля в лесу влажная и скользкая, поэтому нужно еще позаботиться об устойчивом положении.»

Берингер взял коробку и вынул из нее оптический прицел. Щелчок – и тот уже прикреплен к пистолету. Потом достал глушитель и прикрутил к дулу. Когда все было готово, он прицелился. Скверная видимость. Капли дождя стекали со шляпы за воротник и текли вниз по спине.

Берингер поджал губы. Если не получается выстрелить издалека, придется стрелять в Гумбольдта с короткой дистанции. В открытую. Он и без того не был сторонником скрытности. Рыцарь, сражающийся с открытым забралом, может разглядеть противника, чего никак нельзя сделать на расстоянии. Разумеется, это противоречило желанию заказчика, который настаивал на выстреле из засады.

Он сунул пистолет в карман куртки и закурил сигарету. Оставалось только ждать.

Оскар отставил чашку с чаем и посмотрел в окно. За стеклом хмурилось небо, во дворе разлились огромные лужи.

– Что за погода, – проворчал он. – Хороший хозяин и собаку на улицу не выгонит.

– А мне нужно в город, – сказал Гумбольдт. – Пфефферкорн хочет знать, как прошло путешествие и работало ли защитное поле. Кто-нибудь хочет со мной? – Он обвел всех взглядом. – Никто? Жаль. Я был бы рад небольшой компании, – он отпил глоток из чашки.

Шарлотта покачала головой.

– Честно говоря, не понимаю тебя, дядя. Ты не переживаешь? Ты же слышал, что вчера сказала Элиза. Как ты можешь оставлять ее одну?

– Ты о пророчестве?

– Именно.

– И что мне, по-твоему, делать?

– Остаться с ней. Охранять.

– От чего? Мы же не знаем, от чего она может пострадать. Как же мы ее защитим? Как вам известно, пророчества – это такая штука… Они или сбываются, или нет. Если сбываются, то все говорят: «Это неминуемо, и предотвратить это было нельзя». Если не сбываются, заявляют: «Мы неправильно истолковали знаки». Мои действия ничего не изменят. С таким же успехом я могу заниматься своими делами.

– Ты же сам не веришь тому, что говоришь.

– Верно. И это позволяет сформулировать третью причину, почему с пророчествами всегда бывают проблемы: те, кто в них не верит, автоматически считаются плохими, – он поставил чашку и замолчал.

Оскар тоже молчал. Все молчали. Что еще можно было сказать?

Элиза гремела посудой на кухне, ее не было видно. Оскар подумал, что иногда взрослые ведут себя совсем как дети.

Когда Гумбольдт закончил завтрак, он вытер салфеткой рот и встал.

– Берт, подготовишь Пегаса?

– Естественно, господин фон Гумбольдт. Я его оседлаю, и вы сможете отправиться в путь через четверть часа.

– Хорошо. Все остальные занимаются историей об Эфесе. Чтобы к моему возвращению она была проработана. Можете пользоваться моим картографическим материалом, только осторожно. Когда я вернусь, каждый должен уже быть специалистом по этой теме. И чтобы вы не расслаблялись, скажу, что буду ставить отметки.

Над столом пронесся общий вздох.

– Тебе действительно нужно ехать? – в дверях стояла Элиза и смотрела на исследователя печальными глазами. – Может быть, сегодня мы бы устроили выходной и занялись чем-нибудь приятным? Почитаем, устроим костюмированное представление или сыграем в карты. Такая ужасная погода! Как вам мое предложение? Я бы показала несколько игр с моей родины.

– О, да! С удовольствием! – воскликнула Лена. – Пожалуйста, господин Гумбольдт, можно?

– Об этом и речи быть не может. Что вы себе думаете? Элиза, что за безобразие? Сегодня такой же день, как и все другие. У нас масса работы, кто ее будет делать за вас?

– В виде исключения, – попросила она. – Завтра все снова будет как прежде. Думаю, всем этого хочется.

– Пожалуйста, господин Гумбольдт!

Исследователь долго смотрел в стол, потом кивнул:

– Ну ладно, не хочу быть злодеем. Но мне нужно ненадолго съездить к Пфефферкорну. Должен рассказать ему, как все прошло. А вы пока подготовьтесь. Не успеете и глазом моргнуть, как я вернусь.

– Пожалуйста… останься, – Элиза не сводила с исследователя огромных глаз.

Гумбольдт недоуменно пожал плечами:

– Неужели я не могу отчитаться перед своим другом? Что такое?

– Просто у меня нехорошие предчувствия…

Взгляд исследователя помрачнел:

– Мы уже это обсудили.

– Да, но…

Он подошел к ней, и выражение лица у него смягчилось. Он нежно взял женщину за руку.

– Послушай, Элиза, я знаю, что ты сейчас чувствуешь. У меня тоже был случай, когда я на короткое время лишился способностей. Ослеп на несколько дней из-за отравленной стрелы индейцев на Амазонке. Неприятное чувство. Но это не повод сдаваться. Если тебя утешит, я возьму оружие.

– Но…

– Обсуждение закончено, – он встал. – Ждите меня к обеду, и тогда я сыграю в любую игру, какую захотите.

С этими словами он надел пальто и пошел к двери.

Хайнцу Берингеру пришлось дважды посмотреть в оптический прицел, чтобы убедиться, что он не совершает ошибку. Все правильно: исследователь только что вышел из дому. Высокий, крепкий, энергичный. Рожденный побеждать. Гумбольдт надел цилиндр и поднял воротник.

Об этом парне ходили самые диковинные слухи. Когда Берингер его увидел, тут же припомнил всякие истории. До этого он считал его самым обычным карьеристом. Впрочем, теперь это безразлично. Человеку перед ним осталось жить несколько мгновений. Берингер вынул изо рта сигарету и отшвырнул ее.

В этот миг дверь еще раз открылась. Во двор вышла еще одна особа. Ведьма.

Распущенные волосы, золотые кольца в ушах, кожа цвета эбенового дерева. На ней были простые башмаки и длинное платье, расшитое цветными узорами. Настоящая красавица, если бы не темная кожа. Она бросилась в дождь за Гумбольдтом и стала ему что-то говорить. Похоже, они ссорились. Палец с курка Берингер не убрал. В нем нарастал охотничий азарт. Тихонько, даже сам того не понимая, он начал напевать песенку. Это песенка из его родных мест, ему еще бабушка ее напевала.

Гумбольдт сделал шаг в сторону. Берингер ждал. Позиция у него была выгодная.

Теперь все шло само собой. По венам побежал адреналин, и стрелок стал одним целым со своим оружием. Отдался во власть инстинкта. Последний раз проверил ветер, прикинул в уме отклонение пули, посмотрел, в каком направлении двинулся Гумбольдт, и высчитал, куда нужно целиться.

Время как будто замерло на мгновение, а потом пуля с глухим щелчком начала свой путь.

22

Гумбольдт повернулся.

– Послушай, Элиза. Прости, что я был так резок в доме. Мне не хотелось, чтобы ты думала, что я жестокий и холодный. Я и сам от себя страдаю. Просто этого не видно. Обещаю, что как только я вернусь, мы…

Элиза подняла голову и прислушалась. Потом обернулась. Похоже, она потеряла к разговору всякий интерес.

– Элиза, я…

Ничего не объясняя, она шагнула в сторону.

– Элиза?

Ее тело вздрогнуло, как от удара током. Она повернулась к исследователю, протянула к нему руки и упала вперед. Только благодаря хорошей реакции тот подхватил женщину.

– Что?..

Он наклонился вперед, чтобы посмотреть. В тот же миг услышал, как в воздухе что-то просвистело. Из двери конюшни брызнули щепки. Словно из ниоткуда в древесине образовалась дыра.

Это же по ним стреляли!

Покушение!

Элиза лежала на спине, глаза ее были широко раскрыты. Словно сломленный цветок.

Снова раздался свист, потом громкий треск. Странно, что не слышно звуков выстрела. Тот, кто стрелял, был либо очень далеко, либо пользовался глушителем. Гумбольдт мысленно провел прямую от себя до двери конюшни и прикинул, откуда мог быть сделан выстрел. Быстро оттащил Элизу за вазон с цветами. Движения у нее были медленными, она открывала и закрывала рот, но не могла издать ни звука.

– Тебе плохо? Ты в порядке?

Глупый вопрос. Любой идиот заметил бы, что с ней далеко не все в порядке.

Тут дверь распахнулась. На пороге стоял Оскар. За ним, в тени, виднелись лица остальных.

– Что случилось? Мы слышали шум. Что с Элизой?

– Арбалет и сумку с боеприпасами, быстро! От двери не отходить!

Пистолет у него был, но воспользоваться им при таком дожде и на таком расстоянии невозможно.

Не теряя времени, Оскар схватил все, что нужно, и бросил исследователю. Гумбольдт ловко перехватил.

Тот, кто совершил покушение, очевидно, прятался в лесу. Спрятался за деревом и ждал, пока исследователь не появится снова. Гумбольдт решил, что сделает именно то, чего от него ждут.

Быстрым движением открыл сумку и достал оттуда три стрелы с оранжевыми наконечниками. Красный фосфор, калийная селитра, хлорид аммония – самая сильная смесь. Он вставил стрелы в арбалет и защелкнул обойму. Оценил состояние оружия и решил, что запросто сделает три выстрела.

Пару раз глубоко вдохнул и начал обратный отсчет:

– Три, два, один!

И выскочил.

Берингер стер с лица капли дождя. Проклятая баба! Как она могла выскочить прямо перед исследователем! Как будто предвидела, что может случиться. Теперь эффект внезапности утрачен. Гумбольдт скрылся за вазоном с цветами и выберется оттуда нескоро. Придется действовать грязным способом. Минутку. Что там такое? Пока Берингер раздумывал, что делать дальше, Гумбольдт выбрался из своего укрытия и смотрел прямо на него. В руке у него было что-то вроде арбалета.

Арбалет? Кто, черт возьми, еще пользуется этим старьем?

Быстро и точно, как и подобает заправскому снайперу, Берингер взвел курок и выстрелил. Два раза. Три.

Минимум один выстрел попал в цель. Гумбольдт вздрогнул и остановился.

Берингер посмотрел сквозь оптический прицел. Гумбольдт находился точно на мушке. Исследователь прижимал арбалет к плечу и целился прямо в него. Хотя видимость была плохая, Берингер увидел облачко, возникшее после выстрела. Потом лес вокруг него загорелся.

Оскар увидел, как Гумбольдт вскинул арбалет. Один за другим раздались два коротких выстрела. Ослепительная вспышка света, за ней треск. Волна горячего воздуха сбила его с ног. Звук был таким громким, что из легких вышибло воздух. Он бросился на землю рядом с отцом. Гумбольдт стоял. Он был решительно настроен наказать стрелявшего. Еще один выстрел в лес. На этот раз Оскар был готов. Он обхватил голову руками и вжал лицо в грязь.

БУМ!

В воздух брызнули ветки, листья, кора. Деревья охватил огонь. В воздухе запахло дымом и химическими веществами. Образовался огненный шар и с шипением и свистом устремился к верхушкам деревьев. Взлетели птицы и с испуганными криками понеслись прочь. Потом все заволокло темным дымом. Дождь потушил огонь и приглушил жар. Все, что осталось, – дым, обломки и гнетущая тишина.

Ждали они довольно долго, но никто не шевельнулся. Враг либо был мертв, либо ушел.

Гумбольдт развернулся и, прихрамывая, направился к Элизе.

Из дома высыпали остальные – Шарлотта, Лена, Мышонок, Вилли и Берт. Вилма бросилась со всех ног и самой первой оказалась рядом с подругой.

Элиза была в сознании, но ей было совсем плохо. И без врача все было понятно. Желтое платье с зеленой вышивкой пропиталось кровью. Несмотря на темную кожу, женщина была совсем бледной. Глаза болезненно блестели.

Гумбольдт схватил Берта за руку.

– Быстро езжай в город и привези врача. Езжай верхом на Шарите прямо к хирургу Брауштейну. Пусть бросает все и мчится сюда. Буду делать все возможное, чтобы она продержалась. Справишься?

Берт кивнул. Он был самым лучшим наездником. При желании мчался быстрее ветра.

– Да, – сказал он.

– Нельзя терять ни минуты, торопись!

– Нет, – прошептала Элиза и подняла руку. – Наклонись.

Гумбольдт нерешительно оглянулся на Берта, потом опустился на колени рядом с женщиной.

– Ну вот, Элиза. Помощь скоро будет.

Она покачала головой:

– Все… в порядке.

– Ничего не в порядке. Ты…

– Тс-с-с! – Она приложила палец к губам. – Со мной все в порядке. Если нужен врач, то не мне, – она нащупала его руку и провела пальцами вверх, к плечу. – Ты ранен.

Гумбольдт покосился на рану.

– Царапина, – отмахнулся он. – С этим я и сам справлюсь. А вот ты…

Оскар видел, что в глазах у него блестели слезы.

– Нужна срочная помощь. Но я не хирург.

– Ты гораздо больше, – сказала Элиза. – Ты мой друг, мой спутник, мой муж… Я любила тебя. Но я говорила, что мне нужно будет тебя покинуть.

– Но не так.

– Какая разница? Неважно, сколько ты живешь. Важно как… Как ты проводишь отведенное тебе время. Мое время истекло… И оно было чудесным.

Гумбольдт сжал губы.

Она провела рукой по его мокрым волосам.

– Ты не виноват. Мы вместе… И это главное.

Она пригнула его к себе и что-то прошептала на ухо. Оскар не понял, что именно, но, очевидно, слова произвели на Гумбольдта глубокое впечатление. Исследователь успокоился. На лице у него появилось серьезное и задумчивое выражение. Он опустил взгляд в землю.

Сидел он так довольно долго.

Даже когда рука Элизы безвольно упала на землю, он продолжал держать женщину в своих руках. Шарлотта и остальные сели рядом на мокрую землю. Время остановилось. Ветер обдувал дом и разгонял дождевые тучи. Среди облаков мелькнул одинокий солнечный лучик и добрался до земли. Стало холодно, но они сидели не шевелясь.

Оскар, опустив плечи, стоял рядом с отцом.

– Ехать ли Берту за врачом?

Гумбольдт положил голову Элизы на землю и закрыл ей глаза. Потом встал и поднял свою спутницу на руки.

– Нет, – ответил он и молча понес Элизу к дому.

23

Через три дня, понедельник, 21 июня 1895…

Гумбольдт сидел в полутемной библиотеке, подперев голову рукой. На столе остывала чашка чаю. Шторы задернуты. Запах такой, словно комнату не проветривали целую вечность.

– Отец?

– Входи, мой мальчик.

Оскар вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Глаза долго привыкали к полутьме. Он бы с удовольствием подошел к окну и раскрыл шторы, чтобы впустить чудесное июньское утро, но отец предпочитал темноту. Оскар обрадовался, что Гумбольдт позвал его к себе. После смерти Элизы отец не показывался на глаза.

– Садись, – указал исследователь на стул.

Оскар проглотил ком в горле и сел напротив отца, почти касаясь его. Такое чувство, как будто ударили под дых. Стул был твердым и неудобным. Кожаная обивка скрипела при каждом движении. Напольные часы тикали громче, чем обычно. Тишина длилась бесконечно, потом Гумбольдт, наконец, заговорил.

– Мы должны поговорить кое о чем, – тихо сказал он и снова замолчал.

– Да? – подался вперед Оскар.

Гумбольдт откашлялся.

– От тебя не ускользнуло то, что в последнее время я иногда уединялся.

«Иногда – это еще мягко сказано, – подумал Оскар. – Скорее совсем пропадал из виду». Но вслух, естественно, ничего не сказал, не хотел перебивать отца.

– Мне нужно было время подумать. Меня выбили из колеи последние события.

– Все в порядке, – сказал Оскар. – Нам ее тоже очень не хватает.

Гумбольдт печально улыбнулся.

– Но теперь пора принимать важные решения.

– Решения?

Исследователь кивнул.

– Похороны завтра в одиннадцать. Я хочу, чтобы ты вместе со всеми остальными проверил, есть ли в шкафах подходящая одежда. Ботинки, рубашки, брюки, пиджаки. В крайнем случае, нужно будет купить. Похороны на кладбище Веддинг. Потом я заказал стол в «Старой почте». – Он вздохнул. – Много людей не будет. У нас с Элизой небольшой круг друзей. Мы предпочитали проводить время друг с другом и не слишком часто показывались на публике. Будут директор Шпренглер и, естественно, Юлий Пфефферкорн. И еще несколько друзей и знакомых, которых вы не знаете. К сожалению, мне не удалось связаться с Гарри Босуэллом, Максом Пеппером и Римбаулца. Всего будет человек тридцать.

– Не переживай. Я поговорю с друзьями, и мы всем уделим внимание.

– Хорошо. Я знал, что могу на тебя положиться.

Исследователь снова погрузился в молчание. Казалось, что разговор давался ему с большим трудом.

– Если бы не вы, я бы запер дом и уехал. Куда-нибудь далеко-далеко. Но это дело будущего, – он вздохнул и опустил глаза в пол.

– Что ты хочешь сказать? – Оскар с тревогой посмотрел на отца.

– Это связано с тем, что я видел той ночью. Когда ты за мной следил.

Оскар навострил уши. Может быть, сейчас он узнает, что произошло. Похоже, Гумбольдт прочитал его мысли.

– Я не забыл, что должен тебе это рассказать. Но не сейчас. Подожди еще немного, и ты все узнаешь. Теперь нужно разобраться с текущими делами. Я должен устроить Элизе достойные похороны, а потом найду убийцу, – он сложил руки на коленях. – Она пожертвовала своей жизнью, чтобы спасти меня. Долг, который я никогда не смогу вернуть. Она сделала это совершенно бескорыстно. Может быть, даже предвидела все эти годы, что погибнет, но ничего мне не говорила, потому что понимала: эта информация отравила бы нашу совместную жизнь. «Я знаю, когда должна уйти», всегда говорила она. Я, естественно, думал, что речь идет о возвращении на родину. Откуда же мне знать, что она…

Он замолчал. Утер лоб тыльной стороной ладони. Оскару не хотелось бередить рану, но вопрос так и крутился у него на языке.

– А что она тебе нашептала? – спросил он. – Она что-то сказала тебе на ухо, прежде чем умереть.

– Знаешь, слова были загадочными. Она сказала: «Я вижу черное зеркало». Вот и все.

– Черное зеркало? Что она имела в виду?

Гумбольдт пожал плечами:

– Не представляю. Но узнаю, будь уверен. Хватит об этом. Я позвал тебя не для того, чтобы жаловаться. Жизнь продолжается, и мы должны смотреть вперед. Элиза хотела бы именно этого. У меня новости из полиции.

Он указал на письмо, лежавшее на столе перед ним.

Оскар поднял брови.

– Они узнали, кто убийца?

– Нет. Они изучили все следы, но ничего не нашли. Кто бы ни нанес этот трусливый удар, ему удалось ускользнуть. Мы можем рассчитывать только на себя.

– Ужасно, – огорчился Оскар. – Значит, он может вернуться в любое время.

– Возможно. И это еще одна причина узнать, кто же так стремится лишить меня жизни и почему. Несмотря на то что лес сильно пострадал от моих стрел, преступник ушел. Жандармы нашли несколько пуль возле двери конюшни. Обычные девятимиллиметровые пули, которые применяются для личного огнестрельного оружия. Комиссар уголовной полиции Обендорфер сказал, что ему нужны гильзы для баллистической экспертизы. Но их до сих пор не нашли. Так как меня очень беспокоит этот вопрос, сегодня утром я отправился в лес, туда, где предположительно находился убийца, и еще раз все тщательно осмотрел. Я взял с собой Вилму, и мы обыскали каждый квадратный сантиметр леса. Вот что она нашла, – он вынул из ящика стола два матерчатых мешочка и положил их на стол. Открыл один и вытащил медную трубочку.

– Патронная гильза?

Гумбольдт кивнул.

– Это может быть только то оружие, из которого стреляли. Дождь смыл все следы, поэтому-то ищейки так ничего и не нашли. Но Вилме удалось разглядеть ее под слоем листвы и пепла.

– Нужно послать ее Обендорферу. Наверняка это поможет следствию.

– По крайней мере, это один конец ниточки. Есть еще один… – Он открыл второй мешочек. – Это было рядом с тем местом, где лежала гильза. Думаю, это принадлежит убийце. Ты случайно не догадываешься, кто курит такой сорт?

Оскар наклонился поближе. Похоже на остаток сигареты. В мундштуке остался кончик, на котором можно было различить микроскопический торговый знак: «Кабальеро».

Его словно пронзило током. Он узнал марку. Он ненавидел этот запах. Немногие курили такой табак.

– Берингер.

24

Вилли сошел на остановке на Краусникштрассе и быстрым шагом направился на север.

Уже начинало темнеть. Зажигались газовые фонари. Он шагал, надвинув на глаза кепку и засунув руки глубоко в карманы. Свернул на Большую Гамбургскую улицу. Там, на углу с Софинштрассе находился трактир «Лесоруб», бывшее место сбора банды. Смех и музыку можно было услышать издалека. Из окон лился уютный свет. Недалеко от входа Вилли еще раз остановился и огляделся. Потом исчез за дверью.

Из укрытия вышли Гумбольдт с Оскаром.

Странное чувство возникло у Оскара. Зачем Вилли пришел сюда? Трактир – штаб-квартира Берингера, того еще упыря. Владелец ломбарда, вымогатель, разбойник, главарь шайки, – список можно продолжать бесконечно. Оскар раньше на него работал, как и все остальные. И Вилли в том числе. Они отбирали ценности у пешеходов, таскали кошельки из карманов и забирались в дома, – и все это только для того, чтобы отнести добычу Берингеру. Неизвестно, сколько добра набралось за все это время, но можно точно сказать, что скопилось небольшое состояние. Берингер, в свою очередь, обеспечивал им жилье и выручал, если ребята попадали в переделку. Конечно, только до тех пор, пока ему капала денежка. Берингер ничего не делал из чистой любви к людям. Пока ты приносил пользу, был его лучшим другом. Но горе тебе, если от тебя не было никакого толку. Сначала сыпались угрозы, потом доходило и до рукоприкладства. Оскар потер подбородок. Он еще не забыл, как Берингер его колотил.

К счастью, длилось это недолго. Оскар выплатил все долги и надеялся, что больше никогда не услышит об этом животном. Когда Гумбольдт приютил у себя его друзей – Вилли, Берта, Мышонка и Лену, – они тоже освободились от гнета Берингера. Что же здесь делает Вилли?

– Заходим?

Гумбольдт кивнул.

Как же странно возвращаться на старое место, особенно с такими воспоминаниями. В нос ударил запах пива, дыма и пота. Все было таким знакомым: потемневшая от копоти древесина, мерцающие свечи, блестящие масляные картины в источенных рамах и, естественно, тяжелый кожаный занавес, отделявший заднюю часть помещения от общего зала.

Несмотря на кризис в стране, заведение процветало. Оскар даже не представлял, откуда здесь столько народу. Неважно, утром, в полдень или вечером, здесь всегда было полно людей. Были здесь и художники, и поэты, и безработные, и бездомные, бродяги, альфонсы, чиновники и, естественно, игроки. Здесь ссорились, смеялись, спорили о политике, играли в карты, поругивали начальство, но, в первую очередь, пили. Пауль, хозяин, считался в этой части города важным человеком. Это был лысый человечек с таким большим животом, что кожаный фартук облегал его, как вторая кожа. Завсегдатаи его просто обожали. Всегда любезен, всегда готов пропустить стаканчик и всегда имеет наготове какую-нибудь похабную шуточку. Когда Оскар с Гумбольдтом вошли в «Лесоруб», он как раз рассказывал одну из своих любимых. Про парикмахера и болтливого попугая. «Одноглазый ублюдок», – услышал юноша его слова, за которыми последовал взрыв хохота гостей, очевидно, знакомых с этим анекдотом.

– Куда подевался Вилли? – Гумбольдт остановился на пороге и осмотрелся.

– Даже не представляю. Нигде не видно, – сказал Оскар. – Может быть, в комнате за занавеской? Видишь? – указал он направо.

Гумбольдт обвел взглядом присутствующих. За исключением двух человек, он был самым высоким в этой комнате. Одного из этих двоих звали Грегором, он вывозил мусор, и от него всегда дурно пахло. Второй был старым знакомцем – Черный Паромщик, правая рука Берингера. Стоял он рядом с группкой подозрительных типов – шайкой Берингера. Паромщик заметил вошедших, и его лицо тут же стало серьезным. С угрюмым выражением лица он исчез за занавесом.

На короткий миг Оскару показалось, что он заметил зеленую куртку Вилли. «Так значит, правда», – мелькнуло у него в голове. Вилли их предал. Но почему? Что они ему сделали?

Исследователь не медлил ни секунды. Он выставил вперед трость и стал прокладывать путь среди посетителей, словно ледокол среди дрейфующего льда. Пауль заметил их и закричал:

– Эй, там! Туда нельзя! Только для своих. Слышите?.. Черт меня подери! Да это же Оскар!

К ним тут же повернулись десятки голов.

– Сто лет тебя не видел! Как поживаешь? Нет, нет, туда нельзя, там сейчас Берингер…

Он хотел добавить что-то еще, но не успел.

Гумбольдт раздвинул занавес и оказался в запретной комнате.

За дальним концом круглого стола сидел Берингер. Рядом с ним разместились шесть или семь в высшей степени подозрительных личностей. Перед ними стоял Вилли, на лице у него застыл ужас. Компания о чем-то перешептывалась, и было ясно, что задумали они что-то нехорошее. Берингер взглянул на Гумбольдта, и улыбка застыла у него на губах. Шепот стих. Исследователь был человеком известным. Его портреты довольно часто мелькали на страницах газет. Рассказы о морском чудовище, подземных чертях и гигантских насекомых наделали много шуму. Люди любили эти истории, хотя и не считали их правдивыми. Многие называли его современным бароном Мюнхгаузеном, но тот факт, что ему предложили кафедру в университете, вызывал всеобщее уважение.

За спиной гостей вырос Пауль, вытирающий руки полотенцем.

– Простите, пожалуйста, сюда нельзя. Посторонним вход запрещен. Давайте я угощу вас пивом. Естественно, за счет заведения. Господин Берингер, простите за вторжение, – он откинул занавес, но Гумбольдт и с места не сдвинулся.

– Пожалуй, будет лучше, если вы попросите гостей покинуть заведение, – мрачно заявил исследователь. – Мы можем немного пошуметь.

– Драка в моем трактире! – воскликнул Пауль. – Еще и полгода не прошло, как я сделал ремонт. Должен просить вас покинуть помещение. В противном случае, вызову жандармов.

Конечно, он пугал. Полицию звать он не собирался, да и никакого ремонта не делал. «Лесоруб» оставался неизменным.

Когда Пауль понял, что угрозы не подействовали, он начал прятать в безопасное место бутылки и кувшины и подталкивать посетителей к двери. Гумбольдт склонил голову и уставился на человека перед ним.

Правое ухо Берингера было перевязано, через щеку тянулась свежая рана. Вилли застыл на месте, не в силах сделать и шагу.

– Ну, мой мальчик? Новая информация для убийцы Элизы?

Он откинул полы сюртука. В тусклом свете свечей блеснул золотой набалдашник трости.

– Я… Нет, господин фон Гумбольдт. Я… я могу все объяснить…

– Закрой пасть, – рявкнул Берингер.

Главарь банды пнул ногой ближайший стул. Оскар заметил, как на короткий миг в его глазах промелькнул страх. Но Берингер из тех людей, которые быстро берут себя в руки.

– Кто вы и что вам надо? Вы не слышали, что сказал Пауль? Этот разговор не для посторонних.

– А что, если и я приму в нем участие? – Гумбольдт выбил стул из-под одного бандита, и тот грохнулся на пол.

– Это уж… – бросился тот на исследователя, но Берингер его остановил.

– Оставь, Герд. Пусть господин фон Гумбольдт посидит на твоем стуле. А сам не отходи далеко.

Вор стиснул зубы, но стул отдал.

– Я думал, вы меня не узнали.

Гумбольдт сел.

Берингер улыбнулся.

– Небольшая хитрость. В нашем городе нет ничего, чего бы я не знал. Привет, Оскар, давно не виделись.

Юноша ничего не ответил, только с ненавистью уставился на своего бывшего работодателя.

– Надеюсь, напряжение мы сняли, – подчеркнуто непринужденно заметил Берингер. – Продолжим беседу. Пауль, принеси-ка еще по кружечке твоего знаменитого. Нам нужно смочить горло!

– Хорошо, господин Берингер, – донеслось из-за стойки. – По кружечке пива для господ. Мигом.

– Прекрасно. Что ж, господин фон Гумбольдт, – Берингер провел руками по деревянной столешнице, словно разглаживая скатерть. – Первым делом хочу сделать вам комплимент. Фотографии в газетах искажают действительность. На них вы старше и не в такой хорошей форме, как вживую. Знаете, я сам уже много лет занимаюсь спортом и могу оценить уровень физической подготовки только по тому, как человек двигается. Чем вы увлекаетесь? Бокс, борьба, легкая атлетика?

– Теквондо.

– Не слышал. Но, в отличие от вас, я особо не путешествовал. Может быть, в будущем. У меня неожиданно появилась кругленькая сумма. Ну а теперь перейдем к тому, что привело вас в мою скромную обитель.

– Вы сами прекрасно знаете, – оперся на трость Гумбольдт. – Информация.

25

– Информация? Ну и дела, – развел руками Берингер. – Случаю было угодно, чтобы вы попали по нужному адресу. Осмелюсь утверждать, что я самый информированный человек в этом городе. Правда, мальчики? – улыбнулся он собутыльникам. – Только вот сведения стоят денег, – он сверкнул золотым зубом.

– Я не собираюсь ничего платить.

Берингер насмешливо приподнял бровь:

– Вот досада! И что заставляет вас думать, что я предоставлю вам свои услуги безвозмездно?

– Хотя бы то, что я могу сдать вас полиции, а не свернуть шею прямо здесь и сейчас.

– Хо-хо! Слышали, ребята? Господин фон Гумбольдт решил пустить в ход тяжелую артиллерию. Вам удалось пробудить мое любопытство. О чем идет речь?

Гумбольдт достал из карманов пальто два матерчатых мешочка, которые показывал Оскару. Первым он раскрыл мешочек с гильзой. Вынул ее и передал Берингеру. Потом протянул одну из деформированных пуль, найденных возле конюшни.

– Как человек, умеющий стрелять, вы, наверное, знаете, что эти пули выпущены из пистолета. Может быть, вы даже скажете, что это за пистолет и кто совершил выстрелы. Мне бы очень хотелось это узнать, тем более что я и сам бы с удовольствием пользовался таким оружием.

Берингер взял гильзу и поднес к свету.

– Что в ней особенного? И почему вы решили, что стреляли именно из пистолета?

– Во-первых, длина гильзы свидетельствует о коротком стволе. Во-вторых, царапины расположены перпендикулярно. Это указывает на то, что патрон подается из съемного магазина. Съемные магазины используются для винтовок, но вот для пистолетов?.. Посмотрите и на пулю. Парабеллум, девять миллиметров. Такие берут только для ручного огнестрельного оружия. Пистолет со съемным магазином? Вам это будет интересно.

Берингер хмуро уставился на гильзу. Оскар понял, что он сердится из-за того, что оставил следы. Может быть, именно сейчас он размышляет о том, как лучше устранить Гумбольдта.

– Вы должны были отнести их специалистам, – наконец сказал Берингер. – Лучше всего баллистам или сыщикам. Что вам нужно от меня?

– Значит, вы не можете мне помочь?

– Нет…

– А как насчет вот этого? – Исследователь открыл второй мешочек и вытащил остаток сигареты. – «Кабальеро». Кстати, совсем как ваши, – указал он на коробку рядом с пепельницей.

Берингер молчал.

– Посмотрите внимательней и обратите внимание на вмятину в сантиметре от мундштука. Вы знаете, что у каждого курильщика есть свои уникальные привычки, личный стиль, так сказать? Некоторые сжимают сигарету между указательным и средним пальцами, другие держат ее большим и указательным. Одни захватывают крепко, другие совсем легонько. Точно так же отличаются и степень надавливания и расстояние до мундштука. Я нашел этот окурок недалеко от нашего дома. На нем сбоку приличная вмятина, которая может остаться только от кольца. Такого, как у вас на среднем пальце. Как думаете, проверить окурки в вашей пепельнице? Мне кажется, что на них найдется такая же вмятина.

Улыбка Берингера исчезла. От корней волос на висках к скуле скатилась капелька пота.

– Хотите сказать, что я имею отношение к покушению на вас? Но у вас нет никаких доказательств.

– Покушение? Разве я говорил что-нибудь о покушении? – Взгляд Гумбольдта стал холоден как лед. – Не припоминаю такого. И в газетах ничего об этом не писали. Но вы правы, на меня совершили покушение. По причинам, которые мне не известны, кто-то хочет лишить меня жизни. Он спрятался в лесу и трусливо стрелял из засады. Разумеется, он не только совершил глупость, оставив следы, он еще и промахнулся, и вместо меня убил мою спутницу жизни. Впрочем, ваша рана… – указал он на шрам Берингера. – Я часто использую красный фосфор для своих снарядов. От него остаются безобразные шрамы, если не обработать раны правильно. Нельзя оставлять их необработанными, лучше всего смазать специальной мазью, а еще лучше обратиться к врачу. Только не забудьте сказать о фосфоре.

Берингер побледнел от гнева.

– Достаточно. Я не желаю больше выслушивать вашу болтовню. Мы оба знаем, о чем идет речь, поэтому перестаньте пороть чушь. Вы совершили глупость, придя сюда, и сами это понимаете. На первый раз вам сойдет это с рук, но больше такого не повторится. Жаль, что я попал только в вашу служанку. Собственно, выстрел предназначался вам. Но это еще не конец. Предлагаю выставить мальчишек за дверь и решить вопрос по-мужски.

– Наконец-то слышу от вас хоть что-то разумное, – поднялся Гумбольдт. – Оскар, Вилли, выйдите на улицу. Мы побеседуем чуть позже, – многозначительно посмотрел он на сына. – А что касается вас, господин Берингер, то вряд ли вы стреляли по собственной инициативе. Прежде чем здесь станет жарко – а это я могу вам гарантировать, – хотелось бы знать, по чьему заказу вы действуете и почему. Спрашиваю об этом сейчас, потому что потом вы, вероятно, ответить не сможете.

– Вы слишком много на себя берете, господин Донхаузер, – Берингер выплюнул фамилию Гумбольдта, как будто это был комок зловонной слизи. – Считаете, что вам все позволено? Врываетесь ко мне, угрожаете перед моими людьми. Вы либо глупее, чем кажетесь, либо истории о вашей мании величия – чистейшая правда. Честно говоря, мне это безразлично. Я всегда считал вас напыщенным индюком. С того самого дня, когда вы отняли у меня Оскара.

– Я ничего не делал. Мальчик остался у меня добровольно. Несмотря на то что он мой сын, ему было бы лучше в любом другом месте, чем в этом свинарнике.

Оскар потянул Вилли к выходу, но краешком глаза успел заметить, как руки мужчин потянулись за оружием. Сверкнули ножи и кастеты. Наступил решающий момент. Оскар вытолкал Вилли на улицу, а сам быстро вернулся и запер за собой дверь.

Пауль пригнулся за стойкой и попятился к черному ходу. К счастью. Чтобы выдержать то, что случилось потом, нужно было обладать крепкими нервами.

Берингер тоже встал. С его лица исчезла глупая ухмылка. Наверное, понимал, что Гумбольдт не обычный противник. Хотя он и был бессовестным негодяем, за все эти годы инстинкты у него не притупились. Рука потянулась к поясу. Гумбольдт выхватил свое оружие. Два бруска темного дерева, соединенные друг с другом цепью.

Увидев нунчаки, присутствующие расхохотались.

– Что это, черт возьми? – воскликнул один из головорезов Берингера. – Да это игрушка, а не оружие! Вот снаряжение настоящих мужчин, – вытащил он нож из голенища сапога. – Для драки нужны правильные инструменты. Таким ножом взрослому быку… – но договорить ему так и не удалось.

Почти незаметным для глаза движением Гумбольдт крутанул нунчаки. Раздался сухой треск, крик, дребезжание металла – и нож покатился по деревянным половицам. Парень упал на пол рядом с ножом и со стоном схватился за запястье.

На несколько секунд воцарилось недоверчивое молчание. Игрушка всех удивила. Нунчаки признали серьезным оружием.

Гумбольдт привез их из своей поездки в Китай. Сначала крестьяне использовали их как цепок, но скоро они превратились в дешевый, но эффективный ударный инструмент. Маленькие, легко прячутся, опытному бойцу позволяют выполнить самые разные приемы: ударить, толкнуть, раскрутить, задушить. Разумеется, неопытный человек мог легко травмировать себя сам, поэтому для мастерского владения требовались многолетние тренировки. Но Гумбольдту удалось стать чемпионом в этом виде боевых искусств. Когда все с воем на него бросились, начался смертельный танец. В одной руке он сжимал трость, в другой – нунчаки. Он кружился и наносил удары по рукам, ногам и запястьям.

Настала очередь Оскара.

Он полез в сумку и достал три цилиндра, запечатанные воском, прицелился в заднюю часть комнаты и бросил их под ноги дерущихся. Помещение заполнилось едким дымом. Гумбольдт воспользовался замешательством, чтобы перевести дух и достать из кармана пальто респиратор, Оскар – тоже.

Атака на исследователя ослабела и, наконец, прекратилась. «Лесоруб» наполнился проклятиями. Шатаясь, бандиты на ощупь выбирались на улицу. Один оказался находчивым и раскрыл окно, но этого было недостаточно, чтобы освободить комнату от едкого дыма.

Несмотря на клубы дыма, Оскар бросился вперед. Глаза у него слезились, но пришлось терпеть. Гумбольдта окружили. Сзади его схватил Черный Паромщик, а спереди на него набросился злодей с кастетом. Исследователь высоко подпрыгнул и обхватил ногами шею нападавшего и словно струбциной прижал его к полу. Но Паромщик не отступал. Оскар схватил бутылку и ударил его по голове. С глухим стоном противник повалился на землю.

Юноша помог отцу подняться.

– Где Берингер?

Оскар оглянулся. Главаря и след простыл.

– Дверь там! – махнул Гумбольдт вправо. – Быстрее!

26

Задняя дверь, ведущая на лестничную клетку, была приоткрыта. Берингер сбежал.

– Трусливая крыса, – прошипел Оскар.

– Я за ним, а ты оставайся.

– Я с тобой. Здесь уже нечего делать.

– Идем, если хочешь. Только будь осторожен. Он как зверь в засаде, его нельзя недооценивать.

– Можешь мне не рассказывать, – криво улыбнулся юноша, ныряя в темноту вслед за отцом.

Через засаленные окна первого этажа проникал хмурый вечерний свет. Газовые фонари еще не зажгли, поэтому бежать в полумраке было трудно, пришлось перейти на шаг.

Тишина. Оскар снял респиратор и начал подниматься по скрипучим ступеням. Воздух пропитался запахом пива и горелого жира. Под ложечкой засосало. Только однажды он был в потайной комнате Берингера. Очень давно, но воспоминания были яркими, как будто это было вчера. Соседняя банда отобрала у него двадцать две золотые марки, и он несколько недель скрывался. Но Берингер нашел его и привел сюда. Свел с типами, которые его обокрали. После короткого допроса его отпустили, не тронув и волосинки на голове. А тех троих он больше никогда не видел и не слышал.

– Осторожнее, – шепнул он, когда они поднялись на второй этаж, и указал на дверь.

За ней находились две тайные комнаты Берингера. Гумбольдт кивнул, дал знак и снова надел респиратор. Потом достал из пальто еще два цилиндра.

Они стали по обе стороны двери и внимательно прислушались. Не услышав ни звука, исследователь осторожно нажал на щеколду. Заперто.

Он махнул Оскару, чтобы тот отошел, и стал перед дверью, широко расставив ноги.

– Открывайте, Берингер! Это ваш последний шанс. Если скажете, кто заказал меня, я сохраню вам жизнь. Я держу свое слово.

– Убирайся, ублюдок!

Раздались выстрелы. Пули пробили дверь и просвистели рядом с головой Гумбольдта. Но вместо того, чтобы отшатнуться, исследователь ловким ударом подкованного сапога сбил замок. Выскочили шурупы, металлическая щеколда с грохотом упала на пол, и дверь распахнулась.

Хайнц Берингер засел в задней части комнаты за опрокинутым столом и целился в исследователя сквозь щель в столешнице. Раздался еще один выстрел и вырвал кусочек ткани из пальто Гумбольдта. Исследователь и глазом не повел. Спокойно, словно ища смерти, он размахнулся и бросил оба цилиндра в комнату. Раздалось шипение, и повалил дым. Мгновение – и комнату окутал едкий туман. Оскар услышал кашель и хрипы, грохот и звон стекла. Среди дыма он различил едва уловимое движение, потом послышался глухой удар.

– Он хочет сбежать! Быстро!

Гумбольдт рванулся вслед за Берингером. Оскар бросился за ним. Они остановились посреди комнаты и увидели, что Берингер исчез. Окно разбито, ветер колышет занавески. Юноша подошел к окну и выглянул. Между домом и соседним зданием оставался проход, метра четыре шириной. Внизу стояло несколько мусорных баков, вдоль стены тянулись железные перила балконов и пожарные лестницы, соединявшие этажи. Они услышали скрип.

– Он там! Я вижу!

Двумя этажами выше по лестнице карабкался темный силуэт. На фоне фиолетового вечернего неба отчетливо проступал контур человека. Берингер перепрыгнул на балкон дома напротив. Оскар прикинул расстояние и покачал головой. Отчаянный прыжок. Он повернулся, чтобы поделиться наблюдением с отцом, но мимо него пронеслась огромная тень и с грохотом приземлилась на балконе напротив. Гумбольдт со стоном поднялся и продолжил преследование. В своем развевающемся пальто он напоминал черного ворона. Оскар отступил в комнату и собрал все свое мужество.

– Ошибиться нельзя, – прошептал он. – Иначе – смерть. Будешь валяться на мостовой между крысами и старыми бутылками.

Но отступать было поздно. Он разогнался и побежал.

Как будто во сне увидел разбитое стекло в оконной раме, мусорные контейнеры внизу, надвигающуюся прямо на него кованую решетку. Лицо обдало ветром.

Потом он упал.

Удар вышиб из легких воздух. Ноги сорвались вниз. Еще миг, и он полетел бы на землю, но ему удалось схватиться за перила и подтянуться. Дрожа и задыхаясь, он сел на балкон. Он не сорвался, остался жив. Легкие качали воздух, как мехи в кузнице. Раз, два. Раз, два.

Паника прошла, мозг снова заработал. Где Берингер?

Послышался скрип. Противники уже добрались до самого верха. Оскар взял себя в руки и побежал по ступенькам. Стремительно, словно белка, взлетел он по пожарной лестнице. Третий этаж, четвертый, пятый. Сердце готово было выскочить из груди. Он всегда считал, что находится в хорошей форме, но такой темп был слишком жестким. Лестница кончалась на шестом этаже. Дальше только крыша. В бледном вечернем свете Оскар разглядел водосточную трубу. Давненько не лазил он по трубам!

Юноша стиснул зубы. Прочь сомнения. Он зашел уже так далеко, что какая-то водосточная труба не сможет его остановить. А ведь раньше он часто бывал на крышах. Кому, как не ему, чувствовать себя здесь как рыба в воде?

Оскар набрал в легкие побольше воздуха, подпрыгнул, схватился за трубу, подтянулся на руках, уперся ногами в стену и медленно полез вверх. К счастью, сноровка не пропала. На крышу он попал без особых хлопот. Ни следа Гумбольдта и Берингера. Он обошел дымовую трубу и осторожно прошел по краю крыши к концу дома. Заметил на углу темный силуэт. Кто-то сидел и смотрел вниз. Отец!

Оскар с облегчением поспешил к нему. От вида, расстилавшегося перед ним, перехватило дух. Под ногами простирался весь Берлин.

– Где Берингер?

– Сбежал. Ему удалось обхитрить меня и перепрыгнуть на другую крышу. Больше я его не видел.

– Он неплохо здесь ориентируется, – заметил Оскар.

Гумбольдт кивнул. Выглядел он усталым и подавленным.

Юноша сел рядом и посмотрел вниз. С каждой минутой становилось темнее.

– Пойдем, отец. Уверен, жандармы уже давно приехали.

Он положил руку на плечо исследователя. Тот что-то крутил в пальцах.

– Что это?

Гумбольдт протянул ему предмет:

– Маленький сувенир от нашего друга. Пистолет. Берингер обронил его во время бегства.

Вечерний свет окрасил неуклюжее на вид оружие в кроваво-красный цвет.

– Комиссара это заинтересует.

– Определенно, – с трудом поднялся Гумбольдт. – Ты прав, нам нужно возвращаться. Здесь мы больше ничего не можем сделать.

В сумерках он стал похож на старика.

Комиссар Обендорфер был низеньким плотным человечком с внимательными светлыми глазами и идеально подстриженной бородкой. Он со своими жандармами уже обыскивал тайную комнату Берингера. Зажгли лампы, и теперь она была хорошо освещена.

Обендорфер как раз собирался открывать ящики и изучать их содержимое. Когда вошли Гумбольдт с Оскаром, он прервался.

– Поймали его?

Исследователь покачал головой.

– Ускользнул. Все-таки он мастер по заметанию следов.

– Берингер – тот еще головорез. Я бы удивился, если бы вы его поймали. Но, по крайней мере, вы его напугали. Сюда он не вернется, слишком уж тут горячо. Придется ему прятаться, а едва высунет нос – клац! – и мы его схватим, – он внимательно посмотрел на исследователя. – Что у вас с плечом? Позвать врача?

– Нет, все в порядке. Небольшая травма.

– Это было очень храбро с вашей стороны. Обычно я не одобряю подобные действия, но вам удалось найти логово мошенника. Мы арестовали всю банду Берингера. Что вы с ними сделали? Никогда еще я не видел столько слез.

– Немного слезоточивого газа моего собственного изготовления. Если хотите, охотно поделюсь рецептом.

– Это могло бы очень помочь в будущем, – призадумался Обендорфер. – Но, боюсь, будет сложно убедить начальство применить такие современные средства. Вернемся к Берингеру. Как прошел разговор? Удалось вырвать у него признание?

Гумбольдт полез в потайной карман и достал небольшой прибор.

– У него рот не закрывался, – передал он Обендорферу лингафон с записывающим устройством. – Думаю, этого достаточно, чтобы засадить его за решетку, если, конечно, мы его поймаем.

– Не сомневайтесь, господин фон Гумбольдт. Нет такого места в городе, где бы он чувствовал себя в безопасности. Учитывая то, какую награду за его поимку мы назначили. Кстати, мои люди подобрали на улице вашего юного друга. Я подумал, что вы сами с ним разберетесь.

Один из жандармов подвел Вилли к двери и подтолкнул к Гумбольдту. Исследователь отшатнулся от него, как от прокаженного.

Оскар схватил друга за руку и ткнул в бок:

– Что на тебя нашло? Почему ты предал нас? Почему пошел к Берингеру?

Мальчик готов был расплакаться. Он скрестил руки и уставился в пол.

– Я… Это все из-за моих карточных долгов.

– Карточные долги?

Вилли кивнул.

– Очень глупо. Мне казалось, я контролирую ситуацию, но Берингер меня обманул. Он заплатил за мое пиво, потом мы сыграли еще разок, и еще… Я пытался сказать, что так не честно, и что не буду платить, но он пригрозил, что всем расскажет. Мне стало так стыдно…

– И вместо того, чтобы рассказать мне правду, ты нас предал?

– Он выспрашивал только мелочи. Где мы живем, над чем работает господин Гумбольдт. Я ничего не придумал. Откуда же мне знать, что он Элизу…

– Сколько ты ему должен? – нахмурился Оскар.

Вилли расплакался.

– Шевели языком! Сколько?

– Пятьсот…

– Пятьсот чего? Пуговиц от брюк?

– Золотых марок.

Оскар широко раскрыл глаза:

– Шутишь? Вилли, ты же прекрасно знаешь, что он жульничает. Как ты позволил втянуть себя в игру?

– Но это же не сразу! Сначала я даже выигрывал. А потом пошла полоса неудач. Долг рос и рос… Ну да, еще и пиво…

Гумбольдт возмущенно фыркнул.

– Исчезни с моих глаз, мальчик. Я больше не хочу тебя видеть, – устало сказал он.

Вилли развернулся и пошел за жандармом, который его привел.

Гумбольдт откашлялся.

– Теперь мы должны собрать здесь все улики. Оскар, отдай господину Обендорферу пистолет.

– Пистолет? – повернулся к юноше комиссар.

Оскар достал оружие и гильзу из сумки и осторожно положил на стол. При свете ламп холодная сталь сверкала как стекло.

Обендорфер рассмотрел пистолет поближе и присвистнул.

– Сюда, ребята! Такое не каждый день увидишь, – он поднял оружие и рассмотрел со всех сторон. – Что у нас здесь? Маузер, тип С 96. Не знаю такого. Наверное, прототип. А ну-ка, Эрих, посмотри, нет ли там серийного номера?

Жандарм приблизился и покрутил пистолет в руках.

– Эрих – наш эксперт, – объяснил комиссар. – Он знает все марки и все модели. Держу пари, ты такого никогда не видел, а?

– Точно, господин комиссар. Штука действительно уникальная.

– Такое оружие не просто заполучить, – задумался Гумбольдт.

Эксперт покачал головой.

– Должно быть, это прототип. Производители берегут такие экземпляры, как золотые яйца. Достать такую вещь можно, только подключив влиятельных людей. Откуда он у вас?

– Берингер обронил, когда убегал.

Комиссар удивленно поднял бровь.

– Что ж, думаю, можем считать, что у Берингера есть хороший приятель в компании «Маузер». Может быть, он даже наладил контакты с командованием армией. Удивительно. Просто удивительно! – Обендорфер задумчиво потер подбородок. – У меня такое ощущение, что за всем этим скрывается нечто гораздо большее. Дело приобретает политическую окраску.

Пока он это говорил, его помощник проверил магазин и вынул оттуда последнюю пулю. Он сравнил ее с гильзой, которую Оскар положил на стол, и присвистнул. Юноша подался вперед, чтобы лучше рассмотреть.

– Взгляните, господин комиссар, – пододвинул он улики Обендорферу. – Вам они ничего не напоминают?

Комиссар поднес предметы к свету и внимательно осмотрел каждый миллиметр.

– Черт меня подери! – пробормотал он. – Неужели это то, что я думаю?

Эрих кивнул.

– В чем дело? – подошел Гумбольдт.

Обендорфер криво улыбнулся.

– Не было бы счастья, да несчастье помогло, господин Гумбольдт. Ваша находка вывела нас на очень горячий след. – Он поднял пистолет и патрон. – Естественно, нам придется проверить все в лаборатории, но я уверен, что перед нами оружие, из которого были убиты наш уважаемый император и его супруга.

27

Той же ночью…

На улице было темно, бушевала гроза. Ветер раскачивал деревянные стены лесной хижины и так свистел под крышей, что казалось, хочет поднять дом в воздух.

Оскар сгорбился над книгой в углу под газовым светильником и пытался сосредоточиться на повествовании. Но из головы не выходили события прошедшего дня. Бегство Берингера, измена Вилли и открытие комиссара Обендорфера. Слишком много, чтобы все понять. Выходит, Берингер не только в Гумбольдта стрелял, он еще и императора убил. Но почему? Главарь шайки достаточно хитер, конечно, но он не террорист. Зачем убивать императора? Гумбольдт убежден, что Берингер действовал не сам, а выполнял чей-то заказ. И кто бы ни был заказчиком, он уже знал, что покушение на исследователя потерпело неудачу. Что теперь? Что нужно этому неизвестному? А если он не один? Может быть, замешана целая группа. Неужели Гумбольдт представляет для них угрозу? И если да, то почему? А вдруг кто-то проявляет интерес к машине времени?

Вопрос за вопросом.

Теперь, когда противники знают, что существует большая машина, они наверняка попробуют прибрать ее к рукам. Гумбольдт решил круглые сутки не спускать с нее глаз, и Оскару выпала очередь дежурить первым. Он здесь до полуночи, а потом его сменит отец.

Какие неприятности их подстерегают?

Поплотнее завернувшись в шерстяное одеяло, он попробовал следить за приключениями Леонарда и Тома Оутрама в поисках народа туманов. В романе рассказывалось о сокровище – огненно-красных драгоценных камнях, которые охраняло чудовище, пожирающее людей. Книгу написал Генри Райдер Хаггард и называлась она «Копи царя Соломона».

К нему прижалась Вилма. Она зарылась клювом в перья и крепко спала. Оскар и сам чувствовал, что устал, но спать было нельзя. Он взглянул на часы и отметил, что терпеть осталось всего лишь полчаса.

Хижина снова задрожала от порыва ветра и дождя, на крышу посыпались ветки и листья. Вдали послышался раскат грома.

– Что за ночь, – покачал головой Оскар. – Если бы я не знал, где я, решил бы, что попал на шабаш ведьм. Как ты можешь так спокойно спать? Ладно, разомну-ка я ноги и посмотрю, все ли в порядке. Ты спи, я сам со всем справлюсь.

Он нежно погладил Вилму по голове, встал и похромал к Герону, засунув руки в карманы. Правая нога затекла от сидения.

Маленький робот, как обычно, стоял на посту в носовой части машины времени и равнодушно смотрел на юношу. Наверное, был занят какими-нибудь сложными математическими вычислениями. Можно подумать, что он выключен, но еле заметное свечение глаз свидетельствовало о том, что он всего лишь находится в режиме ожидания.

Стены снова вздрогнули. Дождь с такой силой лупил по крыше, что любой другой на месте Оскара давно бы испугался.

«Боже, боже, боже, – думал Оскар. – Мерзкая погода. Придет ли в такую грозу Гумбольдт? И вообще, кто сможет украсть машину времени? Она слишком громоздкая, чтобы ее можно было куда-то переместить».

Снаружи заскрипело дерево. Потом раздался грохот. Наверное, ветка упала на крышу. Или это Гумбольдт?

Оскар подошел к двери. Посмотрел в замочную скважину. Небо разорвала молния, и на короткий миг ярко осветила лес. Никого.

– Эй?

В ответ только шум грозы.

– Есть тут кто-нибудь? – Оскар открыл дверь и высунул голову.

Настоящий шабаш ведьм! Темные силуэты деревьев жутко выделялись на фоне мерцающего неба. Тучи пронзали бесчисленные молнии.

Юноша закрыл дверь, задвинул засов и вернулся в тепло. Как же приятно, когда между тобой и бушующей природой находится несколько сантиметров дерева. Разведка пошла на пользу: усталости он больше не чувствовал. Еще немного, и его сменит отец. Он уже ждет не дождется, когда уляжется в постель и натянет на голову одеяло.

Оскар шел за книгой, когда снова сверкнула молния. Она была ярче, чем предыдущие. Как будто ударила прямо за окном. На полу отразился светлый прямоугольник. Прямоугольник с жирным пауком посредине. Руки вытянуты в стороны, ноги упираются в нижние углы. Готов броситься на новую жертву. Пол под ногами Оскара задрожал от грома. Ледяной страх сковал все тело. Таких больших пауков не бывает. Он поднял взгляд. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как на него надвигается черная тень. Удар. Он с такой силой упал на пол, что из легких вышибло дыхание. Как будто с разбегу наткнулся на стену. Из глаз посыпались искры. Юноша лежал на полу и с трудом дышал. Наконец, целую вечность спустя, легкие наполнились живительным кислородом.

– Ну, малыш, не думал, что мы так скоро увидимся?

Тень нависла прямо над ним. Крепкая, мускулистая, сильная.

Берингер.

Искривив губы в ухмылке, на него смотрел сам главарь шайки. Не успел Оскар ответить, как в мастерской раздался оглушительный вой.

ТРЕВОГА… ТРЕВОГА!

Берингер обернулся.

Высоко на машине стоял Герон, и глаза его пылали, как два красных уголька.

ТРЕВОГА… ТРЕВОГА!

– Что это?

– Герон, – пропыхтел Оскар. – Программа защиты… активирована.

В груди словно огонь горел. Хорошо, если он ничего не сломал.

– Сделай так, чтобы шум прекратился. Немедленно.

– Не могу… – покачал головой Оскар, еще не пришедший в себя после падения.

Берингер схватил его за воротник и хорошенько тряхнул.

– Я сказал, сделай так, чтобы он замолчал. Шевелись!

– Эта… защитная система… автоматическая… нельзя отключить, – выдавил Оскар. – Отец сконструировал ее так… на случай, если кто-то захочет украсть машину времени…

ТРЕВОГА… ТРЕВОГА!

– Спорим, я ее выключу? – Берингер отшвырнул Оскара и бросился к машине. По дороге он подхватил тяжелый гаечный ключ.

– Нет! – крикнул Оскар. – Этого делать нельзя! Он незаменимый, машина без него не работает.

Он с трудом поднялся, превозмогая боль.

– Мне все равно, – крикнул Берингер. – Если эта штука не перестанет шуметь, я раскрою ей череп. Ты слышишь меня, жестяной ящик? Замолчи!

Берингер подбежал к машине времени и взметнулся по ступенькам в кабину. Стиснув в руке тяжелый гаечный ключ, приблизился к панели управления.

ТРЕВОГА… ТРЕВОГА!

Оскар собрался с силами и рванулся за Берингером. Нужно что-то делать! В груди горел огонь. Он схватился пальцами за поручень и, превозмогая боль, начал подтягиваться по ступенькам. Берингер замахнулся гаечным ключом.

– Если ты немедленно не прекратишь этот спектакль, чертов…

Больше сказать он ничего не успел. Оскар обхватил его сзади и ударил в подколенную впадину. Этому трюку его научил отец. Боевой прием с Дальнего Востока, предназначенный именно для того, чтобы обезоружить могущественного противника. Берингер упал как подкошенный. Он раскинул руки, пытаясь вернуть равновесие, но ударился о Герона. Вой прекратился. Глаза робота быстро замигали. Раздался глухой гул. Тревожный сигнал, но сейчас Оскар не мог ничего сделать. У него было более важное дело.

– Отпусти меня, идиот, – кричал Берингер, пытаясь освободиться. – Клянусь, я переломаю тебе все…

«Кости», – наверное, хотел он сказать, но тут Оскар ударил его локтем в живот, так что послышались только хрипы. Брюшные мышцы у бывшего боксера были словно отлиты из железа. Он быстро пришел в себя, руками – будто стальными тисками – обхватил шею Оскара и крепко сжал. Юноша попытался освободиться, но это все равно, что пытаться вырвать из земли корни дерева. Снова из глаз посыпались искры, на этот раз они были гораздо ярче. Мерцающие огни, что-то вроде электрического гудения. Характерный запах нагретых проводов. Оскар скосил глаза и заметил, что маховик пришел в движение. Дуги вздрогнули и плавно двинулись вниз. Гудение постепенно превращалось в гул. Пол под ногами завибрировал. Воздух стал нестерпимо жарким, окутал, словно одеялом, и проник под одежду.

Берингер тоже это заметил и ослабил хватку.

– Какого черта?..

И тут их поглотил хаос. Визг, как от миллионов освобожденных душ. Нестерпимо яркий свет, такой, что пришлось крепко зажмурить глаза. Оскар понял, что они пересекают время. Но ощущения были не такие, как в прошлый раз. Что-то подсказывало ему, что сейчас они движутся вперед. Навстречу будущему.

28

Гумбольдт последний раз взглянул на наручные часы. Скоро двенадцать. Пора выходить. Если бы только погода была получше!

За дверью бушевала гроза. Несколько часов назад он посмотрел на барометр и увидел, что приближается непогода, но никак не предполагал, что все будет так плохо. Взять зонт? Ураганный ветер все равно вырвет его из рук. Лучше всего длинное пальто и широкополая шляпа. И не забыть индукционную лампу, на улице темно – хоть глаз выколи.

Он недовольно посмотрел в небо, которое озарила молния, и пошел. На полпути остановился передохнуть. Дверь конюшни раскрылась и хлопала на ветру. Пока он ее закрывал и задвигал засов, животные следили за ним своими большими глазами.

Пора. Иначе Оскар подумает, что о нем забыли.

При свете лампы ливень напоминал метеоритный дождь. Ветер рвал полы пальто и пригибал траву и кусты к земле. Подняв воротник и низко надвинув шляпу, исследователь тяжелой походкой двигался во мраке. Вспышка молнии залила лес ослепительным светом. По небу прокатился глухой раскат грома. К счастью, деревья в некоторых местах были помечены, иначе найти дорогу было бы трудно. Снова блеснула молния. На этот раз гром раздался через более короткий промежуток – явный признак того, что гроза приближается. Он стер с лица капли дождя. Придется убедить Оскара подождать, пока гроза не кончится. С такой скоростью, как она приближается, это будет совсем недолго. Через полчаса все успокоится.

Снова вспыхнул свет. Но в этот раз это был целый каскад вспышек. Небо устроило настоящий спектакль. Гумбольдт втянул голову в плечи. Он вспомнил истории про коров, в которых падала молния, когда те стояли под деревом, и они оставались там лежать, прямые, как палка. Просто валились на бок и вытягивали ноги. Не хотелось бы, чтобы жизнь кончилась именно так. Быстрее под крышу!

Он пробежал несколько шагов и остановился. Где же гром?

Свет был таким ярким, что он был уверен: молния ударила совсем рядом. Исследователь приподнял поля шляпы и посмотрел в направлении хижины. Лес осветил еще один каскад вспышек. На сетчатке остался темный контур мастерской. Когда Гумбольдт понял, что он только что увидел, у него перехватило дыхание. Лучи света проникали из стыков между досками и из слухового окна. В хижине было светло. Теперь он услышал и сигнал тревоги, который раньше не слышал, наверное, из-за грозы.

ТРЕВОГА, ТРЕВОГА.

Гумбольдт побежал. Ветер дул в лицо, как будто хотел задержать. Человек с трудом боролся со стихией, утопая ногами в слякоти. Целая вечность прошла, пока он добрался до хижины.

Тяжело дыша, навалился на дверь. Заперто. Огни внутри погасли, сигнал тревоги замолчал.

– Оскар? С тобой все в порядке? Открой дверь. Это я, отец.

Никакого ответа.

Сквозь щели проникал только слабый свет газового светильника. Гумбольдт забарабанил кулаками по деревянной двери.

– Оскар, открывай! Я пришел тебя сменить.

С ненавистью покосился он на дверной замок. Новая модель, которую невозможно открыть снаружи. Был бы у него ключ! По соображениям безопасности от мастерской был только один ключ, и он находился сейчас внутри.

Вдруг Гумбольдт почувствовал запах. Он ошибается, или запахло электричеством? Исследователь забеспокоился.

– Открывай, Оскар! – закричал Гумбольдт. – Я знаю, что ты внутри. Считаю до трех и ломаю дверь. Раз, два, три.

Когда ничего не произошло, он снял пальто и шляпу и перешел от слов к делу. Легче было сказать, чем сделать. Опасаясь кражи и шпионажа, он хорошенько укрепил хижину. Никогда бы не подумал, что придется вламываться туда самому. После двух неудачных попыток он как следует разогнался и ударил пяткой. Мастерская зашаталась, но дверь осталась на своем месте. Исследователь насквозь промок, плечо болело. Он сердито подошел ближе и задумался. Как туда попасть? Может, через слуховое окно? У дерева неподалеку некоторые ветки почти касались домика. Только вот как на них забраться? Но если он хочет узнать, что случилось в хижине, ничего другого не остается. Он обхватил ствол руками и ногами и подтянулся. Утомительный прием, но работает. Он видел нечто похожее у древесных людей Папуа-Новой Гвинеи. Они проделывали это с легкостью. Но, правда, лазать под проливным дождем им не приходилось. Наконец, метра через два ему удалось ухватиться за толстую ветку и занять более удобную позицию. Дальше будет легче. Следующую ветку уже можно было обхватить. Он уже собрался подтянуться, когда небо снова осветила молния.

Прямо перед ним, на сломанном сучке висел кусочек ткани. Толстая плотная серая шерсть, какую используют для курток и брюк. Гумбольдт остолбенел. Взял лоскут и поднес к самым глазам. Такой материал он уже видел. Куртка Берингера!

Находка так его поразила, что он потерял равновесие и упал вниз. Больно ударился о землю. Нет, умолял он. Пожалуйста, не это. Только не Оскар.

Его охватило отчаяние. Но вдруг из щелей хижины снова просочилось сияние и мерцание огней. Тьму прорезали лучи света. Послышалось характерное гудение.

Машина времени! Оскар вернулся!

Или Берингер?

Прихрамывая и морщась от боли, Гумбольдт поспешил к двери. Одежда позеленела от древесной коры, руки и ноги покрылись слоем грязи. Никакого оружия у него не было, поэтому он подхватил крепкий сук и стал в боевую стойку. Если дверь откроет Берингер, его ждет разочарование.

Машина внутри успокоилась. Гудение постепенно стало тише и скоро совсем смолкло. Гумбольдт услышал, как спустилась лесенка. Кто-то возился у двери. Отодвинулся засов, и распахнулась дверь. Гумбольдт напряг все мышцы.

В свете появилась темная тень. Растрепанные волосы, изорванная одежда. Короткий миг напряжения, и он услышал голос:

– Отец? Это ты?

– Оскар!

Исследователь бросился вперед и заключил сына в объятия.

– Ты жив! Бог мой, я так за тебя волновался. Я услышал сигнал тревоги Герона и видел огни. А потом нашел вот это, – он передал кусочек ткани Оскару. – Берингер?

Юноша кивнул.

– Где он? Здесь? Я его в порошок сотру!

– Успокойся, – сказал Оскар, и Гумбольдт заметил в уголках его рта слабую улыбку. – Он исчез.

29

В то же время, в другом месте…

Колокол Берлинского собора пробил двенадцать. Полночь. Над городом плясали ветер и дождь, полыхали молнии.

Члены почтенной Ложи огня и камня собрались в своем храме и склонили головы. По куполу над ними барабанили капли дождя. Зал тонул в мерцающем свете множества свечей.

Натаниэль Штрекер с трудом скрывал беспокойство. Что-то случилось. Иначе зачем Великому Мастеру созывать их в такой час?

Усталый и небритый, он надел костюм, закрыл лицо маской и поспешил в храм. Все остальные уже собрались.

Досточтимый Мастер приветствовал Штрекера кивком головы и дал понять, что тот может занять свое место. Затем поднял руку.

– Воздаем хвалу всевидящему архитектору.

– Воздаем хвалу всевидящему архитектору.

– В твоем свете хочу вести я жизнь свою, не уклоняясь от своих обязанностей и подчиняясь внутренней правде.

Великий Мастер обвел взглядом собравшихся. Казалось, он хотел испытать веру каждого. То, что он увидел, похоже, его удовлетворило.

– Мои дорогие братья, – начал он низким голосом. – Обстоятельства вынудили меня позвать вас сюда сегодня ночью. Знаю, вам было нелегко, но выхода не было. Наша миссия под угрозой. Покушение на Карла Фридриха фон Гумбольдта потерпело не-удачу, как вы уже знаете. Хайнц Берингер, которого рекомендовал брат Натаниэль, не смог завершить задание и запустил целую цепочку событий, которые больше не позволяют нам действовать втайне.

Натаниэль Штрекер вздрогнул. Что он говорит? Берингер отказался? Что, черт возьми, случилось?

Великий Мастер снова обвел всех взглядом. Сложно было сказать, о чем он сейчас думал.

– Мы все совершили ошибку, недооценив нашего противника, – продолжил он. – Как мне сообщили, рядом с домом Гумбольдта произошла перестрелка. Исследователю не только удалось увернуться от пуль Берингера, он заставил того бежать и при этом выжег половину леса. Мои осведомители в полиции говорят, что сегодня вечером в «Лесорубе» была арестована вся банда Берингера. Сам он исчез, но оставил жандармам важные улики. Одна из них – мой автоматический пистолет.

Послышались испуганные возгласы.

– Вот именно. Теперь оружие, из которого был убит император, находится в руках полиции.

– Это ужасно! – воскликнул Георг Штангельмайер. – Весь наш план под угрозой срыва!

– Теперь вы понимаете всю срочность нашего заседания? – спросил Фалькенштейн. И словно для того, чтобы усилить его слова, над крышей прозвучал раскат грома.

– Проклятье! – не унимался Штангельмайер. – Что же теперь делать?

– Прежде чем сыпать проклятьями, – одернул его Фалькенштейн, – не забудь, где ты находишься, брат Георг. Мы должны сохранять спокойствие. Есть вопросы?

– Что случилось с Берингером? – спросил Исмаил Карренбауэр. – Его схватили?

– Нет, его местоположение неизвестно, – ответил Великий Мастер. – Никто его не видел. Вероятно, он залег на дно или сбежал за границу. – Он скрестил руки за спиной: – Как видите, положение тяжелое. Но не безнадежное. У нас еще остается определенная свобода действий, чтобы завершить игру в свою пользу. Думаю, всем понятно, кто сейчас наш противник. Сведения о Гумбольдте правдивы, если не сказать, несколько преуменьшены. Даже если нам не угрожает непосредственная опасность с его стороны, всегда лучше хорошенько узнать противника и быть готовыми к его методам. Гумбольдт – выдающийся противник. Но он один. А нас много. Мы – организация со связями во всех важных учреждениях. Нам хватило ума, чтобы не оставлять компрометирующих документов, так что выйти непосредственно на нас невозможно. Меня беспокоит только оружие. Рано или поздно баллистики из уголовной полиции узнают, что именно из этого оружия был застрелен император. Нужно проникнуть в помещение, где хранятся вещественные доказательства, и похитить эту улику. Наш уважаемый начальник полиции брат Фердинанд позаботится, чтобы все обошлось без инцидентов.

Упомянутый брат склонил голову.

– Но даже если нам и удастся замести следы, нельзя относиться к этой неудаче легкомысленно. Проблема остается. Гумбольдт жив, и у него действующая машина времени. – Фалькенштейн задумчиво зашагал по комнате. – За последние дни у меня было время подумать. Поэтому появилась интересная мысль, – он повел плечами. – До сих пор мы исходили из того, что аппарат представляет для нас угрозу. То, что Гумбольдт может вернуться и предотвратить покушение, так затуманило наши головы, что мы даже не подумали, что машина дает нам огромные возможности. Только подумайте, сколько всего можно сделать! Можно целенаправленно изменять прошлое. И эти изменения привели бы нас к управлению всей Европой, да что уж там – всем миром. Представляете, если бы в 1492 году Новый Свет открыл немец, и североамериканский континент первыми заселили бы немцы. Англия, Франция и Россия пресмыкались бы перед нами. Возможности этого аппарата неограниченны. Там, где были обнаружены ценные полезные ископаемые, первыми появились бы немцы. Алмазные россыпи, золотые жилы, нефтяные месторождения. Территория немецкого государства. Мы смогли бы стать первыми и в области изобретений. Не говоря уже о тех возможностях, которые еще только предстоят в будущем. Совершенно верно, дорогие мои масоны: в будущем. Необъятные перспективы. Можно ли представить, какие технические достижения нас ждут? Оружие – не самое главное средство для победы. Машины, автоматы, летательные аппараты, о которых сегодня можно только мечтать. И все это под немецким флагом, – он значительно посмотрел на присутствующих. – Захватывающе, правда? Однако от нас потребуется кое-что изменить. Вместо того чтобы и в дальнейшем действовать скрытно, нужно о себе заявить.

Штрекер сглотнул:

– Но мы не наемники. Мы члены правительства, государственные служащие.

– Нет, брат Натаниэль, – возразил Фалькенштейн и покачал головой. – Мы гораздо больше. Мы военный совет нового образца. Мы элита руководства империей. Кто, кроме нас, обладает властью нанесения удара Карлу Фридриху фон Гумбольдту? Этот человек только что превратился в самого главного врага государства. Пора решительно выступить против него.

– На каком основании, досточтимый Мастер?

Фалькенштейн отмахнулся:

– Неважно. Что-нибудь придумаем. Конспирация – всегда хороший аргумент. Кто знает, действительно ли оружие обронил Берингер? Может быть, оно все время было у Гумбольдта, и тот просто хотел перевести подозрение на другого. Может быть, императора убил именно он? Пока дело не дойдет до судебного разбирательства, все ниточки находятся у нас в руках, и мы можем диктовать, что нужно делать, а что – нет. Имея в своем распоряжении машину, мы сможем подсунуть любой компрометирующий материал, – он расправил плечи. – Завтра утром я отправлюсь к нему с отрядом моих лучших людей, арестую всех и, конечно, конфискую машину времени. Потом оставлю достаточно улик, чтобы обвинить Гумбольдта в государственной измене и убийстве нашего любимого императора, что позволит передать дело в суд. Если у нас будет то, что мы хотим, мы основательно изучим теорию путешествий во времени и выясним все возможности аппарата. При условии, что машина действительно в рабочем состоянии, – Штрекер мог бы поклясться, что под маской Фалькенштейн ухмыляется. – Да, друзья мои, сегодня особенный день. Сегодня мы отказываемся от тайной жизни и открыто заявляем о себе. Говорю вам: наше время пришло! Мы достаточно действовали в тени. Мы видели, как взошли семена наших усилий, как они проросли и расцвели, теперь же настал час собирать урожай. С завтрашнего дня начинается новая эра. Эра, которой будет отведено почетное место в хронике нашей ложи. – Он вернулся и сел на стул. Глаза его блестели в темноте. – Дорогие братья, теперь все зависит только от вас. Вам решать. Кто за то, чтобы приступить к выполнению плана, поднимите, пожалуйста, руки.

Все руки взметнулись в воздух.

30

Собравшихся освещал бледный свет кухонной лампы. Все расселись вокруг Оскара. Гумбольдт, Берт, Лена и Мышонок. Даже Герон присутствовал.

Шарлотте казалось, что Оскар ужасно выглядит. Ей хотелось взять юношу за руку, но тогда бы он не смог есть. А ведь он валился с ног от усталости. Щеки запали, тело было покрыто синяками и царапинами, одежда испачкалась. Но что-то появилось в его глазах, из-за чего он казался более взрослым и зрелым. Пока он поглощал свою любимую еду – жареную картошку с салом, луком и яичницей, они не сводили с него глаз.

– Ну ты и проголодался, – заметила Лена. – Такое ощущение, что несколько дней ничего не ел.

– Не ел, – согласился Оскар. – По крайней мере, как следует. Только какие-то крохи, которыми и не наешься.

– Рассказывай уже, что случилось, – не утерпел Берт. – Ты путешествовал во времени? А куда?

– Что с Берингером? Рассказывай! Мы хотим знать все до мельчайших подробностей.

– Оставьте его в покое, – заявила Шарлотта и мягко коснулась руки друга. – Не видите, он совсем без сил? Хочешь еще яичницы, Оскар?

– Большое спасибо, очень мило с твоей стороны, – согласился Оскар и улыбнулся девушке. Многообещающая улыбка для Шарлотты, а вот для остальных, которым придется еще подождать, – настоящая пытка.

Следующие пять минут было слышно только жевание и глотание. Наконец, он насытился. Он глотнул чаю, вытер рот и издал непроизвольный звук отрыжки.

– Извините, – откинулся он на спинку стула.

– Наелся?

– Еще как! Больше ни кусочка не влезет.

– Тогда рассказывай, – велел Гумбольдт. – Я уже знаю, что на тебя напал Берингер, и знаю, что вы активировали машину времени. Что случилось потом?

– Сначала я потерял сознание, – ответил Оскар. – Может быть, из-за того, что машина совершила сильный скачок, а может, я ударился головой – не могу сказать. Знаю только, что в глазах потемнело, и я ничего не чувствовал.

– А потом?

– Очнулся оттого, что кто-то хлопал меня по щекам, а потом услышал голос. Голос Берингера. «Открывай глаза, или я тебе всыплю! Я знаю, ты меня слышишь!» Я открыл глаза и увидел луг, окруженный кустами и деревьями. Над моей головой смыкались густые ветви. И вдруг я все вспомнил. Гроза, молния, нападение. Что-то загудело. Мы боролись, боролись. Вспомнил, как наэлектризовался воздух, как запахло горячим металлом. Я спросил, где машина времени, где мы, но Берингер не знал. Он как-то изменился. Уже не был таким заносчивым и самоуверенным. Одежда на нем была грязной, рукав куртки разорван, а на правой штанине – огромная дыра. Что-то такое было у него в глазах… Паника? Чего он испугался? В общем, ничего хорошего это не сулило.

«Что это за штука? – спросил он. – Отвечай! Машина времени?» Я объяснил, что мы только что совершили скачок во времени и, очевидно, потерпели кораблекрушение. Хотел встать, чтобы осмотреться, но почувствовал, что руки связаны тонким шпагатом. «Что, черт возьми, происходит?» – возмутился я и попросил меня развязать. Вместо этого Берингер затравленно оглянулся. И снова этот странный взгляд… Я продолжил расспрашивать, и он ответил, что когда мы здесь оказались, нас обстреляли какими-то странными штуками. В доказательство он сунул руку в карман и вытащил кусок металла, похожий на морскую звезду с приделанным рыболовным крючком. Берингер рассказал, что стреляли из металлической машины с длинными крыльями. И жужжала эта машина, как стрекоза.

Я согласился, что это опасно, но нам все же нужно к машине времени. Я объяснил, что без нее мы не сможем вернуться в наше время. Можете представить мой ужас, когда я узнал, что он понятия не имеет, где машина сейчас. Берингер рассказал, что специально отошел подальше и не запомнил места, где она стояла. И заявил, что никакой машины времени там вовсе не было. Пришлось мне рассказывать про защитное поле, но, похоже, он так ничего и не понял.

Оскар развел руками.

– В общем, мы не представляли, в каком времени находимся, и никакой надежды на скорое возвращение не оставалось. Берингер ослабил веревку на моих запястьях, но совсем развязывать не захотел. Мне показалось, что мы были довольно далеко от своего времени, потому что место не вызывало у меня никаких ассоциаций. Я видел лес и луг, но не было даже и следа озера. И везде виднелись какие-то траншеи и котлованы, слишком аккуратные и явно искусственного происхождения. Да и сам пейзаж. Холмов было гораздо больше, чем я помнил. Какие силы над ним потрудились? Вдруг Берингер поднял голову и прислушался. Теперь и я услышал. Жужжание, как от крыльев гигантских насекомых.

Берингер схватил меня за связанные руки и потянул за собой. Уж я-то знаю, какое у этого негодяя чутье. Если он говорит, что дело пахнет жареным, то так оно и есть.

Пригнувшись, мы добежали до ближайшего котлована и спрятались. Я осторожно приподнял голову. Между побегами растений заметил, что в лесу мелькает что-то серебристое. Как будто метрах в пятидесяти от нас передвигалось насекомое. Оно жужжало и сновало туда-сюда, поднималось и снова опускалось, и звуки напоминали гудение моторов дирижабля.

На поляне была еще одна такая штука, метра два высотой.

– И что это было? – не выдержала Шарлотта.

– Это я узнал потом. Сперва я только разглядел, что у нее вытянутое тело, состоящее из нескольких сегментов, несколько пар ног и шарообразная серебристая голова. Когда я увидел ряд длинных зубцов снизу, у меня мороз пробежал по коже. Можете представить, как я испугался. Мы тихо сидели в котловане, пока шум не прекратился, и только тогда осмелились выбраться. Опасность миновала. Но мне очень хотелось узнать, что же это такое.

«Есть желание разузнать побольше? – шепнул я. – Что скажете, если мы пойдем за этими штуками? Посмотрим, откуда они?» Ох, и возмутился Берингер. «Ты с ума сошел? Они нас поймают, как пить дать!» «Тогда нужно быть очень осторожными!» – не отступал я. К тому же, это была единственная возможность узнать, где мы и как можно убраться отсюда. Скрипя зубами, Берингер согласился. И мы пошли.

31

– Купол был большой, – продолжал Оскар. – Как Эйфелева башня и рейхстаг вместе взятые. Или как подводный город Александра Ливаноса. Самое большое искусственное сооружение, какое я видел. Гигантский сверкающий пузырь, рядом с которым деревья казались игрушечными. Хотя купол был за километр от нас, он закрывал половину неба. Я онемел. Стоял как зачарованный и, прищурив глаза, смотрел на гору из стекла и стали, неожиданно представшую перед нашим взором.

«Это Берлин, – пробормотал я. – Узнаю этот вид из-за верхушек деревьев. Если учесть местоположение солнца, то это как раз то направление. Город должен находиться под куполом, а это значит, мы в будущем».

Берингер что-то проворчал, но со мной согласился. Даже развязал мне руки. Странно, как необычные ситуации могут сплотить людей.

Оскар улыбнулся Шарлотте, и та улыбнулась в ответ.

– Идти оказалось дольше, чем мы предполагали, – рассказывал он дальше. – Я уже думал, что мы никогда туда не доберемся, как лес внезапно кончился. Перед нами до самого купола простирался зеленый луг и окружал конструкцию кольцом. Безупречная полоска свежей травы, шириной метров пятьдесят. Пустая, как футбольное поле.

Ни кротовых нор, ни проплешинок. Все стебельки одинаковой длины, как будто под линейку подстриженные. Да и лес выглядел странным. Ни одна веточка не торчит, ни одного желтого листочка. Естественная стена из пышной зелени. Похоже… – Оскар задумался: – …на искусственное. Как английский сад.

Я собрался с мужеством и ступил на идеальную зелень. Появилось странное ощущение. Как будто я попал на запрещенную территорию. В голове промелькнуло, что должна быть какая-то защита, мины или что-то в этом роде, но никаких следов не было видно. Сначала я шел очень осторожно, но когда понял, что ничего не случится, пошел смелее. Садовник не появился, сигнализация не включилась. Ничего страшного.

Я повернулся и подал Берингеру знак следовать за мной.

Он был таким бледным, что лицо его буквально светилось на фоне леса. Видно было, с какой неохотой покидает он укрытие и идет ко мне. Когда он подошел совсем близко, – трясущийся, оборванный, – я удивился, как мог его бояться. Но потом вспомнил о его трусливом выстреле, как он выслеживал нас и застрелил Элизу, и мое сочувствие испарилось.

Купол высился перед нами, как огромная стена из стекла и стали. Отдельные элементы так искусно соединялись друг с другом, что напоминали лист бумаги. Стекло, металл, металл, стекло и дальше то же самое. Я протянул руку и коснулся поверхности. Теплая. Может быть, от солнца, а может, от внутреннего источника энергии. Кончиками пальцев я уловил легкую вибрацию. Приложил ухо к стене и прислушался. Ничего. Только эта вибрация. Как будто ухо касалось живота огромного кита. Мы пошли вдоль купола, но не нашли ни отверстия, ни двери. Конструкция была совершенно безупречной. Безупречной, однообразной и скучной.

Наконец, Берингер пришел в себя и заговорил.

«Где-то должен быть вход, – сказал он. – Не может быть, чтобы не было ни одной двери». Не успел я его удержать, как он размахнулся и впечатал ботинок в стену.

– Нет! – вырвалось у Шарлотты.

– Да, – улыбнулся Оскар.

– Как можно быть таким глупым?

– Я тоже задавался таким вопросом, но непоправимое уже случилось.

– Что именно?

– На опушке леса я заметил движение. Толкнул Берингера и указал наверх. В двадцати-тридцати метрах от нас из чащи вынырнула фигура. В раскрашенной красно-черной маске, увешанная шкурами, листьями и кусочками коры, так что больше напоминала животное. Но было ясно, что это человек. Очень маленький человек.

Незнакомец довольно долго стоял, потом поднял руку и помахал. Когда мы не отреагировали, он откинул маску. Оказалось, что это не он, а она. Девочка. Лет десяти или одиннадцати. Крутой лоб, курносый нос с веснушками. Глаза перепуганные. Когда она подошла поближе, я заметил, что у нее очень светлая кожа, почти как у альбиноса.

– Кто такой альбинос? – поинтересовался Мышонок.

– Живое существо, в коже которого отсутствуют пигменты, – отмахнулся Гумбольдт. – Меня интересует, что было под куполом. Девочка вам ничего не рассказала?

– Подожди, – ответил Оскар. – Я как раз к этому подхожу. Она говорила на нашем языке, хоть и со странным акцентом. Кроме того, она очень сердилась из-за того, что мы устроили. Очень боялась чего-то, что называла «друулы».

– Друулы? – нахмурился исследователь. – Никогда не слышал.

– И я тоже. А она даже удивилась, что мы не знаем такого. Девочку, кстати, звали Тецц.

– Странное имя.

Оскар рассмеялся:

– Она тоже считала, что мы очень странные, поверьте. Особенно когда я сказал, что хочу попасть в купол. «К друулам? Вы с ума сошли, – воскликнула она. – Продолжайте, если хотите, но я ухожу. Не хочу, чтобы меня снова заперли».

Я ее удержал. Сказал, что мы не местные и не знаем, кто такие друулы. Она выдала еще несколько странных названий: наноботы, трекеры, жнецы, собиратели, строители и сторожа. Можете представить, как глупо я выглядел.

– Еще как можем, – ухмыльнулась Шарлотта.

– Взгляд у Тецц стал недоверчивым. Она внимательно меня оглядела и спросила, не птицы ли мы. И тут раздался вой. Как будто сирена включилась. Потом послышался треск. У Тецц от ужаса глаза стали круглыми. Не говоря ни слова, она развернулась и бросилась в лес. Теперь мне стало по-настоящему страшно. Мы с Берингером переглянулись и побежали за ней. Когда добежали до опушки, я оглянулся. Меня одолевало любопытство. На куполе появилась трещина, затем метрах в двадцати от нее – еще одна. Они шли сверху вниз и делили купол на три части. Пока я смотрел, трещины стали шире, средняя часть выдвинулась вперед, как кусок торта. Я стоял, точно парализованный. Внутри этого торта были какие-то огромные существа. Я так удивился, что забыл о том, что нужно прятаться.

Одно существо вышло из тени купола. Передвигалось оно на четырех ногах, причем задние конечности были значительно короче передних. Почти как у гориллы. Высотой оно было метров десять, но совсем без меха. Между огромными передними лапами я заметил оси, шестерни, винты и пропеллеры, придаточные механизмы и сочленения. Голова у него была полукруглой, на передней части находились два разреза, похожие на глаза, и отверстие для носа. Рта у этого существа не было. На плечах были две лампы, которые разгорались, едва оно начинало двигаться. Это зрелище меня так заворожило, что я не обратил внимания на двух стрекоз, вылетевших из верхней части купола.

Я бы так и стоял, если бы не вернулся Берингер и не схватил меня за руку. «Что ты делаешь? – кричал он. – Мы должны бежать». И мы побежали. Мимо проносились кусты и деревья, по лицу хлестали ветки, я падал, вскакивал и снова бежал по лесу. Вокруг начался ад. Слышалось оглушительное жужжание и грохот, огромные стволы ломались как спички. Чудовище, похожее на обезьяну, прокладывало себе путь, уничтожая все, что попадалось на пути. Мы бежали со всех ног, но это создание было быстрее. Стрекозы летали так низко, что я ощущал потоки воздуха от их крыльев. Меня схватили и подняли в воздух. Берингер бежал впереди меня и петлял, как заяц. Но это ему не помогло. Его схватили. И Тецц тоже, хотя она и опережала нас на несколько метров. Всех нас бросили в корзину на спине машины. Сделав это, существо ушло из леса и вскарабкалось на купол. Не успели мы понять, что происходит, как уже были внутри. Заработали рычаги, и отверстие закрылось. Мы оказались в ловушке!

32

– Вот это да!

– И что случилось потом?

– Рассказывай!

Всем хотелось узнать, что же было дальше.

Шарлотта даже забыла, что хотела пить, и заметила только теперь, когда во рту совсем пересохло. Она быстро налила себе стакан воды и залпом ее проглотила.

– Зрелище было просто удивительное, – продолжил Оскар. – Представьте себе, что вы стоите под освещенным куполом и смотрите вниз на город. И не просто город, а город будущего. Именно в такой ситуации я и оказался. Сначала я подумал, что это Берлин, – видел Шпрее, рейхстаг, собор, университет и замок. Но, присмотревшись, заметил, что город очень отличается. Вместо песчаника, гранита и мрамора все здания были построены из металла. Железные дома, медные мосты и стальные башни, по которым то и дело пробегали электрические разряды. Я увидел статуи, в которых увековечили механические создания. Наверное, роботов, которые совершили что-нибудь выдающееся. Улицы, аллеи, переулки и набережные, по которым сновали металлические существа, – все было из металла. Из-за такого обилия металла сложно было сориентироваться. Всюду блики, отражения, блики света. Трудно сказать, где начиналось одно здание и заканчивалось другое.

Я растерялся. Скоро понял, что людей здесь совсем не было. Все это машины. Двуногие, четырехногие и шестиногие машины. Были даже шарообразные механизмы и механические многоножки. Они шли на работу, ходили по магазинам, беседовали друг с другом. Вроде бы обычный город, только вот людей в нем не было.

– Не может быть! – прошептал Берт.

– Тс-с-с! – шикнул на него Гумбольдт. – Помолчи, Берт. Дай ему рассказать.

– Берингер что-то увидел и показал мне, – говорил дальше Оскар. – Пока нас тащила по городу гигантская обезьяна, перед нами прошла странная группа. Тот, кто шел впереди, несомненно, был роботом. Он держался на двух ногах, был одет в костюм и шляпу, которую приподнимал в знак приветствия, да еще и с тросточкой в руках. Рядом с ним было еще одно создание. Мне пришлось хорошенько присмотреться, чтобы понять, что же привлекло внимание Берингера. Это был человек. Девушка, ненамного старше меня. На ней было розовое платье, белые ботиночки и шарф. Можно было бы принять их за добрых друзей, если бы не веревка, на которой робот вел девушку.

– Веревка?

– Она была домашним животным, – многозначительно посмотрел на Шарлотту Оскар. – Каждый раз, когда она шла слишком медленно или хотела поговорить с кем-то из своих сородичей, механический парень дергал веревку.

Я был потрясен. «Что здесь происходит? – просил я Тецц. – Это друулы?»

Собственно, ответ и так был ясен. Тецц поделилась со мной информацией. Друулы не только охотились на людей, ловили и продавали их, но и использовали их для собственного удовольствия. Некоторым, конечно, приходилось работать, но большинство служило для декоративных целей. Иногда их даже заставляли выполнять дурацкие трюки. Некоторых использовали как прислугу или рабов.

– Как такое может быть? – пробормотал Гумбольдт. – Этот город с самого своего основания был населен людьми.

– Тецц рассказала, что эти существа превосходят людей. Для них мы что-то вроде крыс. Мы живем в дикой местности, роем землянки или пещеры и прячемся там. Наш мир – под землей, на поверхности людей почти не видно. Поверхность контролируют друулы, – Оскар глотнул воды и продолжил рассказ. – Все началось с того, что машины восстали против людей. Десятилетиями их заставляли воевать друг против друга, но, в конце концов, они развили интеллект и повернулись против своих создателей. Они договорились между собой и начали воевать с людьми. Со временем захватили и город. А потом создали мир по своим представлениям. Мир, в котором нет места людям. Машины пришли к выводу, что все беды на свете от людей и что у планеты будет шанс только тогда, когда она раз и навсегда освободится от нашей власти. Итак, они начали преследовать нас, запирать в клетки и использовать как домашних животных. Может быть, они бы совсем истребили человеческий род, если бы некоторые светлые головы не додумались уйти под землю. Как сказала Тецц, люди очень редко поднимались наверх, только в случае крайней необходимости.

– Поэтому у них такая светлая кожа, – задумчиво произнесла Лена.

Оскар кивнул.

– У меня было время, чтобы рассказать ей о нас. Я сказал, что мы из города под названием Берлин, но это имя ей ни о чем не говорило. Не знала она и что такое Германия. Потом она рассказала, что ее отец учитель. Он преподавал математику, религиеведение и историю. Развитие человека и машин было его любимой темой. Он даже написал об этом книгу и лелеял мечту, что когда-нибудь между людьми и роботами будет заключен мир. – Оскар потянулся. – Представляете, как я опешил? Разве так должен выглядеть мир будущего? Да это просто кошмарный сон! Я не мог ориентироваться в этом незнакомом городе. Не мог запомнить дорогу. Когда я поинтересовался у Тецц, как ей удавалось так легко разбираться в улицах, она ответила, что уже три раза была здесь, но каждый раз ей удавалось бежать. Выбраться из города друулов было не так уж и сложно, если знать как и не бояться испачкаться. Попасть за купол можно было по канализации.

Почему же тогда здесь живет столько людей, спросил я. Если все так просто, почему они не убегают?

«А зачем им убегать?» – ответила Тецц. Большинство вполне довольно. Здесь у них есть и еда, и крыша над головой, тепло и комфорт. А снаружи им придется жить в землянках, терпеть холод, голод и болезни и привыкнуть к мысли, что смерть близка. Друулы подавляли каждую попытку основать поселение на поверхности земли. Едва появлялись жилища, их тут же уничтожали. Многие сдались друулам добровольно. Но те брали только мальчиков и сильных. Стариков, больных и слабых брать не хотели, так как на них не нашлось бы покупателей.

Сквозь прутья клетки я увидел совершенно черное здание, которое поднималось высоко в небо. Наша тюрьма. Можете себе представить, каким жалким я себя почувствовал. Мне захотелось вернуться обратно. Нужно было найти машину времени и рассказать вам, что я пережил. Я должен был предостеречь отца, но застрял здесь. Время словно утекало сквозь пальцы.

33

– Как же тебе удалось сбежать из города?

– Где была машина времени и что случилось с Берингером?

Вопросы посыпались на Оскара со всех сторон, и Шарлотте пришлось поднять руку.

– Тихо! Уверена, Оскар нам все расскажет. А если вопросы останутся, то он на все ответит.

– Точно, – подтвердил Оскар и сунул в рот кусок хлеба.

На кухне снова стало тихо.

Оскар откинулся назад и сцепил руки за головой.

– История с нашим бегством будет самой странной, – начал он. – Сам удивляюсь, как все получилось. Но должен признать, что обязан жизнью этому маленькому жестяному ящику, – похлопал он Герона по корпусу.

– Как это? – спросил Гумбольдт.

– Сейчас расскажу. Тюрьма была очень удобной, там были столы, стулья, скамейки и лежаки. Но не такие, как в наших тюрьмах, а современные, аккуратные и чистые. Нас отправили в камеры, и мы провели несколько дней вместе с другими пленниками, чистыми и аккуратно одетыми. Там были разные игры, маленькие рамки, на которых показывали живые картинки, ванна и средства личной гигиены, регулярная еда – к сожалению, однообразная. Похоже, друулам было важно, чтобы домашние животные ни в чем не испытывали недостатка. Лучше всего было то, что сквозь стеклянные стены можно было видеть весь город. Мы любовались не только зданиями, но и статуями, которые роботы воздвигли в честь своих полководцев. Они увековечивали выдающихся соплеменников точно так же, как и мы своих. Только размеры были побольше. Самый большой памятник стоял на дворцовой площади. Сорокаметровый гигант из черной стали с золотыми вкраплениями. В одной руке он держал книгу, другую приставил ко лбу, словно всматривался вдаль. Героическая поза, только вот в отличие от других статуй с длинными и тонкими конечностями эта выглядела массивной и неуклюжей. Как будто ее построил ребенок.

Я спросил у Тецц, и она ответила, что это основатель империи друулов. Первый друул, как они его называли.

Своего рода прототип. Ей о нем рассказывал отец. Один гениальный изобретатель сконструировал его как первого робота еще в доисторические времена и подарил ему жизнь. Это была первая думающая и говорящая машина в мире, прообраз всех друулов. По его подобию строились новые большие машины. Величина статуи вводила в заблуждение, ведь на самом деле он был не больше ребенка.

Самый первый. Эта мысль все время крутилась у меня в голове. Захватывающая история. Этот мир такой опасный, холодный и отталкивающий, но, с другой стороны, он таинственный и чудесный. Тут было столько нового, что я не замечал, как проходит время. Шли дни. У меня была возможность отдохнуть от трудностей и посмотреть живые истории в светящихся картинных рамках. Они оказались очень интересными. Одни приключенческие, другие печальные, но большей частью очень странные. Я смотрел их часами и не мог оторваться. Вечером рамки выключались, я садился у окна и смотрел на мерцающие огни города, думал о вас и скучал по родине. И в такие моменты я понимал, что обязательно должен вернуться.

На третий день ситуация изменилась. Мы проснулись от пронзительного звука. Я вскочил и протер глаза. Другие пленники тоже проснулись. Я видел их усталые и растерянные лица. Тецц была уже у окна и указывала наружу. «Быстрее сюда! Посмотрите!» – кричала она. С запада к тюрьме приближалось шествие. По аллее маршировали роботы всех форм и размеров. По бокам толпились любопытные, они махали флажками. Сквозь толстые стекла доносились крики. Похоже, машины очень разволновались. Они кричали, жестикулировали и суетились, как муравьи. Наш сокамерник указал на рамку. Вместо привычных историй там показывали то, что происходило снаружи. Четыре большие машины во главе колонны несли что-то вроде паланкина, на котором сидел малюсенький робот. Узнать его на таком расстоянии было тяжело, но мне показалось, что это старая модель.

Процессия медленно приближалась. Сначала я подумал, что они пройдут мимо, но роботы развернулись и направились к тюрьме.

Мы прижались носами к стеклу и наблюдали, как шествие остановилось, и четыре машины осторожно опустили палантин на землю. Из здания вышел внушительный робот, судя по всему, официальное лицо, и поприветствовал прибывшего. Я решил, что маленький робот некрасивый. Он был слишком неуклюжим, да и краску можно было бы обновить. Загадочно все это.

Через некоторое время дверь нашей камеры распахнулась, и вошла группа вооруженных роботов-охранников. Они образовали коридор, по которому прошла делегация важных на вид машин. Первым шло создание с металлическим венком на голове.

«Есть тут кто-нибудь по имени Оскар?» – спросил робот.

Все посмотрели на меня. А ведь у меня были хорошие отношения со всеми заключенными!

«Тебя хотят видеть», – продолжил он и шагнул в сторону. За ним находился маленький робот, которого я видел из окна. Он прошел мимо машин, и те ему поклонились. Вдруг меня осенило. Это сходство…

Я подошел и спросил: «Герон?»

Маленький металлический человечек загудел и сказал знакомым голосом: «Автоматизированное устройство Т-301 к работе готово».

Оскар замолчал и нежно погладил маленького робота по голове.

В кухне воцарилась тишина. Никто не сказал ни слова. Оскар улыбался от уха до уха. Он явно наслаждался произведенным эффектом.

– Герон – настоящий герой этой истории, – сказал он. – Без него у меня ничего бы не получилось.

– Герон? – прищурился Гумбольдт. – Но как?..

– Он шел за нами, – объяснил Оскар. – Включил защитное поле и пошел по нашим следам. Прошел по лесу два километра и ходил вокруг купола, пока на него не обратили внимание.

– А потом?

– Механические существа растерялись от такой встречи. Как я понял, они проверили его вдоль и поперек, подвергли всевозможным тестам. Получив результаты, центральный компьютер города разволновался, сразу же велел приостановить работу и издал официальный указ. Верите или нет, наш дорогой Герон, этот маленький робот, это неприметное автоматизированное устройство, оказался предком всех роботов в городе. Он прототип, первый, как назвала его Тецц. Он погиб во время одной из машинных войн, но в памяти центрального компьютера сохранились документы о нем. По его образцу в прошлом, – то есть в нашем будущем, – создавались многочисленные копии, которые потом совершенствовались. Сначала их делали люди, потом сами роботы. Машины программировали машины. Начало заката человечества. И тогда у меня словно пелена с глаз спала. Статуя на дворцовой площади, эта сорокаметровая скульптура из стали и золота, – Герон! – Оскар улыбнулся: – Представляете?

Все молчали. Может быть, Оскар пошутил? Даже после всего, что они услышали, поверить в это сложно.

– Это безумие! Быть такого не может! – воскликнул Гумбольдт. – В голове не укладывается. Почему именно Герон?

– Если не веришь мне, спроси у него, – предложил Оскар. – Он записал все наше путешествие и может подтвердить. Ты знаешь, что лгать он не способен. Спроси у него. Все, что я рассказал, правда.

Все взгляды обратились к маленькому автоматизированному устройству, стоящему рядом и глядящему на присутствующих своими глазами-прорезями. Герон выглядел таким безобидным, таким неприметным, и нельзя было даже вообразить, что он когда-нибудь окажется виновником упадка человечества.

Гумбольдт не знал, что и думать. Но Шарлотта верила, что Оскар говорит правду. Она знала его достаточно хорошо, чтобы определить, когда тот начинает привирать.

– Ладно, – наконец сказал исследователь. – Прежде чем я послушаю запись Герона, расскажи свою историю до конца. Интересно знать, как машины отреагировали на эту спасательную операцию.

– Осталось совсем немного, – кивнул Оскар. – Герон сообщил друулам о нашем путешествии, о том, что меня нужно вернуть в мое время. Он ничего не добавил и ничего не пропустил. Утаить от своих сородичей он ничего не мог, так как они его уже проверили и знали, что произошло. Они поинтересовались, хочет ли он вернуться вместе со мной, и Герон ответил утвердительно. Ответ вызвал большое волнение. Машины просили его остаться, но он сказал, что не может нарушать порядок вещей и хотел бы избежать сбоев в структуре времени. В техническом плане разложил все по полочкам. Роботы согласились и отвели нас на то место, где стояла машина времени. Совсем недалеко от того места, где мы с Берингером пытались ее найти. Мы не видели ее из-за защитного поля. Машины терпеливо ждали, пока мы погрузимся, и помахали нам на прощание. Не без сожаления, как мне показалось. Думаю, на них произвела впечатление встреча с основателем машинного мира. Не хочу приписывать роботам никаких религиозных чувств, но они отнеслись к Герону с большим почтением.

– А Берингер?

– Когда выяснилось, что Герон не хочет брать его с собой, Берингер, естественно, разразился проклятьями. Зря. Пришлось ему остаться в тюрьме, чтобы впоследствии стать домашней зверушкой друулов. А может, он сбежит с Тецц и присоединится к сопротивлению. Думаю, возможно и то, и другое. Но что бы он ни сделал, мне его не жаль. После всего, что он совершил, он заслужил такую участь. Подождите, я кое-что вспомнил. Мне Тецц дала. Маленький сувенир из будущего.

Он положил на стол предмет, завернутый в грязный носовой платок, и пододвинул к друзьям.

– Что это? – спросил Гумбольдт.

– Открой.

Исследователь развернул платок и склонился над столом. Страница за страницей были исписаны мелким почерком. Бумага напоминала тончайшую алюминиевую фольгу.

– Книга о друулах, которую написал отец Тецц. Довольно интересная, как мне показалось.

Гумбольдт полистал книгу. На некоторых страницах были приклеены поблекшие газетные статьи.

– Посмотрите на дату этой статьи, – воскликнул он.- 15 апреля 1918. А вот 20 сентября 2012. Ты понимаешь, Оскар, что это такое? Ты принес историю нашего будущего. – Он опустил взгляд и довольно долго смотрел в пол, потом встал: – Послушайте, пойдемте со мной в классную комнату. Выпейте еще по чашке какао. Мне нужно сообщить вам нечто важное.

34

Исследователь молча стоял у доски, скрестив руки и наморщив лоб. Шарлотта сидела рядом с остальными и ждала. Несмотря на поздний час, усталости она не ощущала. Наконец, Гумбольдт заговорил. Голос у него был напряженным, как будто он силой выдавливал из себя слова.

– Сначала я хотел бы сказать, как счастлив, что Оскар вернулся живым и невредимым. Вы знаете, что я всегда был против путешествий в будущее из-за опасности не возвратиться. Тем не менее, должен признаться, что несколько дней назад я и сам совершил поездку в будущее.

Улыбка Шарлотты исчезла.

– Что?

– Пожалуйста, поверьте, у меня на то были уважительные причины, – он провел кончиками пальцев по краю стола. – Может быть, вы помните первое путешествие Вилмы? Меня очень интересовало, что случилось с нашим маленьким другом, и я потратил несколько дней на то, чтобы разобрать ее записи. К сожалению, получилось плохо. Лингафон записал много посторонних шумов, так что очень сложно было разобрать голос Вилмы. После анализа записей появилось больше вопросов, чем ответов, и я решил выставить таймер на 1915 год и отправиться в путь самому, – лицо у него было очень серьезным. – Так как Вилма вернулась из того времени невредимой, я предположил, что риск невелик. Но то, что сначала было смутным подозрением, оказалось жестокой реальностью. Я высадился в местности, которая не очень походила на ту, какой мы ее знаем. Отсюда до озера было совсем пусто. Деревья, кусты, дома, мосты, церкви – все исчезло. Дикий, бедный ландшафт, усеянный кратерами и воронками, из которых поднимался желтоватый пар. Запах стоял невыносимый. Никогда не встречал такого отвратительного смрада. В легких жгло огнем, но я решил побыть подольше и узнать, что произошло. Совершенно очевидно, шла война. Вдали виднелся пожар, поднимались столбы дыма. Я обернулся, чтобы посмотреть, что стало с городом. Не представляете, какое облегчение я испытал, когда увидел купол рейхстага! Город остался цел. Разумеется, вокруг него выросла стена. Метров пять высотой, она защищала город, как средневековая крепостная стена. Грохотали пушки. Мощные орудия были направлены наружу и оглушительно палили в оранжевое небо. Они несли смерть и опустошение. На равнине сражались две военные машины на гусеничном ходу. В небе было полно дирижаблей и летательных аппаратов, посыпавших землю градом бомб. Не знаю, с кем воевала Германия, но это было страшно. Из-за газа было трудно дышать, и я вернулся в машину. Но вместо того чтобы возвращаться домой, я решил попытать счастья в более отдаленном будущем. Хотелось узнать, что произошло после войны и что случилось с людьми в Берлине. Я дал Герону команду отправиться в 2015 год, на сто лет в будущее.

– И?

Гумбольдт сжал губы. Похоже, он с трудом подбирал нужные слова. Когда он заговорил, голос его был тихим и полным скорби.

– Ужасно, – сказал он. – Прошло столько лет, а война все еще продолжалась. А может, это была новая война? Продолжали греметь пушки. Только вот масштаб, похоже, изменился. Стена вокруг города выросла до тридцати-сорока метров, и машин вокруг было на порядок больше. Они стали более совершенными. Бронированные дирижабли, быстрые, словно стрелы, ракеты, огромные летательные аппараты. Рядом с механическими чудовищам люди выглядели карликами. Не успел я выйти, как на меня напали. Не знаю что, но эта штука была быстрой и маневренной. Металлическое насекомое с размахом крыльев метра два. Оно жужжало и гудело, а потом засыпало меня градом острых как нож металлических осколков. Вот, посмотрите, – он сунул руку в карман и бросил на стол несколько металлических пластин.

Глаза у Шарлотты стали большими, как блюдца.

– Война продолжается?

– Да, – вздохнул Гумбольдт. – Дальше в будущее я заглядывать не стал, посчитал бессмысленным. Мне хватило того, что я увидел. Путешествие подтвердило, что нашу историю ожидают страшные перемены. Я не знал, стоит ли рассказывать обо всем вам, поэтому и тянул так долго. Рассказ Оскара навел меня на мысль. Кажется, я знаю, что вызвало войну, – он сделал драматическую паузу. – И поверьте, это самое прискорбное открытие в моей карьере ученого. Все из-за меня. Я в ответе за все беспорядки, и я должен что-то сделать, чтобы их предотвратить.

– Ты? – Шарлотта так и осталась с открытым ртом. – Но… как такое может быть?

Гумбольдт улыбнулся. Но улыбка его была печальной.

– Да, признать правду нелегко, но это единственный выход. Хоть иногда правда кажется невероятной. Вы сами слышали, что Герон – прототип машин, которые затеяли войну. Наш Герон, которого мы отправили в будущее на машине времени. Строительство этого аппарата изменило наше будущее. Даже если мы будем соблюдать правила путешествий во времени, нет никаких гарантий, что машина не попадет в ненужные руки. Уверен, что и убийство императора как-то с этим связано. Иначе, почему Штангельмайер пригласил нас в замок, едва узнав о существовании нашей машины? Если соединить эти факты, то история изменится, наступит закат человечества и верховенство машин. Если я уберу оба события, то, может быть, развитие пойдет по своему первоначальному пути, куда бы он ни завел.

– Если, если, если… – возмутился Оскар, который до сих пор не проронил ни слова. – Откуда ты знаешь, что именно создание машины времени стало причиной войны машин? Нет никаких доказательств!

– Непосредственных доказательств, вероятно, и нет, но достаточно простого логического мышления. Не знаю, что точно случится, но Герон станет чем-то вроде прототипа для военных машин будущего. Разразится война, в которой победят машины, и люди перестанут быть хозяевами земли. Не нужно знать детали, чтобы понять, что создание моего аппарата оказало огромное влияние на ход войны. Убийство императора и создание машины времени стали поворотным пунктом. Смена власти вызвала мощную реакцию в нашей империи, которая переросла в бесконечную войну, – потер он лоб. – Смотрите, какую огромную проблему предстоит решить.

– Я пытаюсь понять, но у меня начинает кружиться голова, – пожаловался Мышонок. – Еще немножко, и мозги в узелки завяжутся.

– Думаешь, Герон действительно первый? – спросила Лена.

Гумбольдт кивнул.

– Я только что понял, что может произойти. Наш маленький друг попадет не в те руки и сыграет решающую роль в будущих войнах. Какие-нибудь бессовестные дельцы усовершенствуют его и создадут новое поколение военных машин, которые и приведут к падению человечества. Я не могу этого допустить.

– Что ты собираешься делать? – нахмурилась Шарлотта.

Гумбольдт откашлялся.

– Завтра утром, во вторник, 22 июня 1895 года, я изменю историю. Я войду в машину времени и вернусь в определенное место и определенное время и внесу изменения, которые, я уверен, нарушат цепь событий и вернут ход истории в нормальное русло. Я делаю это наперекор своим убеждениям. Но считаю нужным.

Стало тихо. Слышалось только тиканье часов да стук дождя по стеклу.

Шарлотте показалось, что она ослышалась. Она оглянулась на остальных, но на их лицах тоже была растерянность.

– Что ты хочешь?

– Изменить историю, – ответил исследователь. – Естественно, я не могу ручаться, что все изменится к лучшему, но очень надеюсь, что мои расчеты верны и результаты будут положительными. – Он остановился у окна и посмотрел вслед удаляющейся грозе. – Рассказ Оскара подтвердил, что другого выхода нет.

35

Шарлотта провела пальцем по губам.

– Исправь меня, если я ошибаюсь, но не ты ли говорил, что никогда – ни при каких обстоятельствах – нельзя вмешиваться в ход времени? Я лично присутствовала, когда ты рассказывал, что опасность путешествия во времени состоит в том, что можно поддаться искушению решать, какое событие может оказать влияние на ход истории. Не твои ли слова, что ко времени нельзя относиться необдуманно? Если вытащить карту из карточного домика, то обрушится вся конструкция.

– Это было до того, когда я понял, что создание машины времени уже изменило ход событий. Кроме того, здесь главное слово – необдуманно. Я твердо уверен, что мы должны изменить только одно событие, и история вернется в свое русло.

– И что это за событие?

– Убийство императора.

Шарлотта чуть не задохнулась.

– Убийство…

– Императора, совершенно верно. Смотрите, – Гумбольдт подошел к доске и вытер латинские слова прошлого занятия. Он взял мел и провел слева направо длинную черту. Разделил ее вертикальными черточками на неравные отрезки, так что рисунок стал похож на нотную партитуру.

– Представьте себе, что это прямая времени. С начала времен и до конца света. Нет ответвлений, разрывов, задержек. Время всегда течет одинаково, непрерывно. Прошлое слева, будущее справа. Мы находимся здесь, – поставил он галочку посередине прямой времени и своим уверенным почерком написал: «Настоящее». Потом поставил вторую галочку и подписал: «Покушение». – Императора убили пятого июня, где-то здесь. Почти одновременно в «Берлинер Моргенпост» появилась статья о нашей машине времени. Потом ситуация начала выходить из-под контроля. Беспорядки в городе, повторное принятие закона о социалистах, созыв временного правительства, покушение на меня и убийство Элизы. Такие разные события, но все они начинаются с определенной даты. Здесь! – поставил он жирную точку. – Сначала я считал, что это все случайности, но теперь полагаю, что события связаны друг с другом. Можно назвать ее причинной цепочкой. Цепь событий, которые вытекают друг из друга. И я убежден, что за Берингером стоит тайная сила, которая хочет прибрать к рукам наш аппарат.

– Что за тайная сила? – спросил Оскар.

– Думаю, подпольная организация. Круг заговорщиков, которые сначала убили императора, а теперь и нас пытаются лишить жизни. Выстрел, которым убили Элизу, – непосредственный результат этих событий. – Он нарисовал еще одну черточку, изобразил маленький крест и обвел его сердечком. – Мы не будем уверены в своей безопасности, если машина будет находиться в руках людей, которых я пока не могу назвать. Поэтому охранять ее нужно круглые сутки. И быстро действовать. Единственный шанс остановить эту спираль смерти – вернуться в прошлое и предотвратить покушение на императора, – Гумбольдт поставил самую последнюю черту в ряду. – В общем, убийство императора запустило все другие события. Не случись этого, не было бы беспорядков, политических разногласий, гражданской войны. Никто не заинтересовался бы тем, что мы строим, ни у кого не было бы причин лишать нас жизни. Поэтому нужно сделать именно то, от чего нас пытаются удержать. Нужно позаботиться, чтобы покушение не состоялось и заговорщики были разоблачены. После этого, и это самое главное, нужно уничтожить машину времени. Это нужно для того, чтобы никто другой с ее помощью не смог манипулировать временем. Если мои расчеты верны, то все последующие события не произойдут, включая военные конфликты в будущем и убийство моей любимой Элизы.

Он зашагал по комнате.

– Мне нужно всего несколько фактов, а потом я поднимусь в машину времени и вернусь в двадцать шестое мая.

– Но ведь императора убили пятого июня, – возразила Лена.

– Да, но мне нужно время, чтобы собрать информацию. Нам знаком пистолет, мы знаем, где его произвели. Небольшое расследование, и узнаем, кто его заказал. Я очень надеюсь, что это выведет меня на главных заговорщиков. Останется лишь предотвратить покушение. Необходимо осмотреть место проведения мероприятия. Нужно узнать, где стоял стрелявший. Таков план, и я соглашусь с каждым, кто назовет его полным безумием, – грустно улыбнулся исследователь.

Шарлотту его слова убедили не до конца.

– Предположим, что все получится, – сказала она. – Мы вернемся и предотвратим покушение. Ты уверен, что это поможет предотвратить и войну?

– Не на сто процентов. Но, по крайней мере, не будет причины для гражданской войны. Никто не сможет обвинить рабочих в убийстве императора, не введут закон против социалистов, не будет баррикад на улицах. Не могу гарантировать, что это убережет страну от войны в будущем, но, по моему мнению, наши шансы улучшатся.

– А как же опасность встретить самих себя? – не выдержал Оскар. – Хочу напомнить, как ты говорил, что, столкнувшись с самими собой, мы можем запустить цепочку событий, которая изменит ход времени.

Шарлотта удивленно подняла бровь:

– Ты запомнил? Я удивлена!

Оскар пожал плечами, и девушка улыбнулась. Он такой милый, когда стесняется.

– Минуточку! – остановил его исследователь. – Кто сказал, что речь идет о нас. До сих пор я говорил только о том, что отправлюсь в путь в одиночку.

– Забудь, – возразил Оскар. – Мы с Шарлоттой едем с тобой, и это не обсуждается.

– Разве? – насмешливо поинтересовался Гумбольдт.

– Естественно, – подтвердила Шарлотта. – Мы тебе нужны. Шесть глаз увидят больше двух. А в компании двоих вспыльчивых мужчин женщина будет очень кстати. А лучше две, так как Вилма отправляется с нами.

Гумбольдт улыбнулся.

– Я надеялся, что вы поедете со мной. Но не хотел давить, поэтому ничего не говорил.

– Но мы хотим ехать с тобой! – воскликнула Шарлотта.

– Правда, – согласился Оскар. – И теперь, когда мы все выяснили, можно перейти к техническим деталям. Я еще не совсем понял, как нам удастся предотвратить убийство императора.

– Объясню. Идите сюда, – Гумбольдт снова повернулся к доске.

Может быть, ей только показалось, но Шарлотта заметила, что к дяде вернулась прежняя энергия. С улыбкой она пододвинула стул ближе к доске.

36

В лесу, 22 июня 1895…

Когда к вечеру усталый Оскар пришел в мастерскую, подготовка шла полным ходом. Гумбольдт распорядился, чтобы машину времени по частям вынесли из хижины и установили чуть дальше в лесу, среди берез. Они планировали отправиться на четыре недели в прошлое. Тогда машина времени уже существовала. Они бы материализовались в помещении, где уже находился один такой аппарат. Согласно Гумбольдту, два одинаковых предмета не могли находиться в одно и то же время в одном и том же месте. Иначе это серьезным образом нарушило бы ход времени. По этой причине исследователь выбрал место, которое, с одной стороны, находилось поблизости, а с другой стороны, достаточно далеко, чтобы избежать риска. Оскар вместе со всеми остальными разобрали переднюю часть сарайчика и соорудили что-то вроде дорожки из досок, по которым можно было передвинуть машину времени.

Что-то зловещее витало в воздухе. Оскар ощущал невидимую опасность, но сказать, в чем именно она заключалась, не мог.

Было уже почти девять, когда они с помощью роликов и канатов установили машину на нужном месте и закрепили якорем. После устало попадали на землю. Они просидели довольно долго, как вдруг Гумбольдт внезапно обернулся. Похоже, он что-то услышал и потому всматривался в направлении дома. Услышал и Оскар. Шум, которого быть не должно.

– Что это? Похоже на туристов.

– Туристы? – Гумбольдт покачал головой. – Девять часов, обычный рабочий день. В такое время туристов не бывает.

Гумбольдт внимательно прислушался. Теперь и другие услышали.

– Кажется, лошади, – заметил Берт. – Тяжеловозы, и много.

– Смотрите! – указала Лена в сторону опушки. – Это Вилли?

– Скачет как заяц, – прокомментировала Шарлотта. – Как будто сам черт за ним гонится.

– А что у него в руке? – спросил Мышонок. – Трость?

Гумбольдт вынул из кармана пальто подзорную трубу и приложил к глазу.

– У него моя винтовка! Разве я не запретил трогать мое оружие? Откуда он вообще взялся? Я думал, что он еще у жандармов.

Больше ничего сказать он не успел, так как в этот миг раздался выстрел. Еще один. И еще один.

Среди деревьев заметалось эхо.

Из-под ног Вилли брызнули листья и земля, а он пригнулся и бросился к друзьям.

– В него стреляют! – закричала Лена. – Смотрите, сзади. В лесу полно людей!

– Вижу, вижу, – не отрывал глаза от трубы Гумбольдт. – Похоже, нам пора поторопиться. Герон, готовь все для старта!

– Почему? – спросил Оскар. – Что за люди?

– Солдаты, – опустил исследователь подзорную трубу. – По меньшей мере, человек двадцать.

Оскар смотрел, как его друг петляет, словно кролик, пытаясь уклониться от выстрелов. Пули свистели все ближе и ближе. Никогда бы он ни сказал, что Вилли может так быстро бегать.

– Давай! – подбодрил он мальчика. – Ты уже почти добежал! Осталось всего несколько метров.

Вилли преодолел это расстояние и рухнул рядом с ним в листву, сжимая в одной руке винтовку, а в другой сумку.

– Они… появились… как из ниоткуда… – задыхаясь, сказал он. – Просто… начали… стрелять.

– Что случилось? – Гумбольдт отнял у Вилли винтовку и проверил патроны. Топот копыт стал громче.

– Меня… отпустили сегодня утром, – пропыхтел Вилли. – Я пошел сюда. Другого дома у меня нет. Хотел попросить прощения. По моей вине Элиза… Мне очень жаль… Я увидел, как они приближаются. Побежал… в дом… схватил ружье. Думал… вы наверняка в мастерской. Вот… – он раскрыл сумку и высыпал содержимое на землю. Кроме винтовки он прихватил еще два пистолета и кучу патронов. Правда, разного калибра, но можно было выбрать подходящие.

– Молодец, – похлопал его по спине Гумбольдт. – Очень хорошо.

Оскар заметил, как на лице мальчика промелькнула слабая улыбка.

Исследователь забрал оружие и велел всем спрятаться за деревьями. Сделал предупредительный выстрел в сторону солдат. Те сразу же спешились, упали на землю и открыли встречный огонь. В воздухе засвистели пули. Они впивались в деревья, сбивали листья и с легким звоном отскакивали от металлической рамки машины времени. На голову Оскара посыпались щепки, листья и кора. Время от времени слышалось взвизгивание срикошетивших пуль. Словно разверзлись ворота ада.

Это продолжалось довольно долго, потом раздался голос:

– Отставить! Прекратить огонь!

В лесу стало тихо.

Оскар отважился поднять голову. В воздухе плясала пыль. Пахло огнем и серой. Сквозь пыль проступали островерхие каски пехотинцев. Одни окопались в земле, другие укрылись в корнях деревьев. Вдалеке во весь рост стоял мужчина. Широкие плечи, гордо поднятая голова. Наверное, главный.

– Господин фон Гумбольдт? – прозвенел глубокий голос, привыкший отдавать команды. – Это вы?

– Кто спрашивает? – щелкнул затвором исследователь.

Командир приблизился на несколько шагов. Похоже, он не боялся.

– Эрих фон Фалькенштейн. Генерал прусской пехоты. Я хочу поговорить с вами.

Оскар повернулся к Шарлотте и беззвучно повторил слово. Генерал? Шарлотта кивнула. В глазах у нее застыл страх.

– Бросьте оружие и выходите с поднятыми руками.

Теперь Оскар мог разглядеть его получше. Голубовато-серый форменный камзол, двубортная застежка. Шитые золотом эполеты и застегнутый воротничок. Голос, выражение лица – все в этом человеке демонстрировало надменность. Интересно, что генерал забыл в лесу?

– Гарантирую, что с вами ничего не случится.

– Вы находитесь на моей земле, – возразил Гумбольдт. – Вы незаконно вторглись в мои владения и решились открыть по нам огонь. Я имею право пристрелить каждого, как паршивую дворнягу. Отошлите своих людей, тогда мы сможем поговорить.

Фалькенштейн сухо рассмеялся.

– Вы не в том положении, чтобы выдвигать требования, господин фон Гумбольдт. Вы окружены моими людьми, и они будут стрелять, если вы немедленно не прекратите сопротивление. Вы представляете опасность для империи, поэтому все ваши действия считаются незаконными. Я имею право вторгнуться в ваши владения и арестовать вас. Не усугубляйте и без того тяжелую ситуацию, – вздернул он подбородок. – Правильно ли я понимаю, что это ваша машина времени?

– Позвольте возразить, Фалькенштейн. Вы самовольно объявили меня вне закона. Вы и ваше только что созванное правительство. Интересно, ваши люди знают, кто их предводитель? Участник переворота и революционер? Убийца императора? – губы исследователя искривились в злой ухмылке. – Совершенно верно, Фалькенштейн, я в курсе. Оружие, из которого были убиты император и его супруга, – из ваших запасников. Только высокопоставленный военный может добыть такой пистолет. Да, мое изобретение пришлось бы вам как нельзя кстати. Машина, с помощью которой можно изменить историю. Какие неограниченные возможности для деспота, одержимого жаждой власти.

– Замолчите, – закричал Фалькенштейн, от надменности которого не осталось и следа. Гумбольдт явно попал в самое яблочко. – Это вас не оправдывает. Ваши ложные обвинения только усугубляют ситуацию. Повторяю в последний раз: сдавайтесь, или я приказываю стрелять, – и он поднял руку.

Оскар обернулся. На холме позади них появились еще солдаты и цепочкой растянулись среди деревьев.

Они окружены.

– Пожалуйста, дайте мне оружие, – прошептал Вилли Гумбольдту. – Я их задержу, пока вы добежите до машины. Вы хотите в прошлое? Так действуйте! Я должен возместить тот вред, который причинил. Предотвратите покушение и покончите со всеми этими неприятности. Это самое большое мое желание!

Исследователь тепло улыбнулся.

– Ты хороший мальчик, Вилли. Когда я подам знак, постарайся задержать их на несколько минут. Когда мы с Оскаром и Шарлоттой исчезнем, можете сдаваться. Слышишь? Никакого ненужного риска. Сдавайтесь и ждите, об остальном мы позаботимся. Если все получится, ничего этого никогда не случится. – Он передал винтовку Вилли: – Я тебя прощаю.

Лицо Вилли просияло. Гумбольдт подполз к Оскару и Шарлотте.

– Поспешим. Нам пора.

Двигатель машины времени уже гудел. Герон выставил время и ждал только команды Гумбольдта. Теперь действовать нужно очень быстро. Малейшая ошибка, и миссия обречена на неудачу.

– Ну что, Гумбольдт? – услышали они голос Фалькенштейна. – Мое терпение на исходе. – Считаю до трех и приказываю стрелять. Один, два…

Исследователь кивнул Вилли.

Мальчик поднял винтовку, прицелился и выпалил в густую листву над головами солдат. Лена с Бертом схватили пистолеты и тоже стали стрелять. Фалькенштейн укрылся за ближайшим деревом. Гумбольдт, Оскар и Шарлотта не медлили ни секунды. Пригнув головы, они бросились к машине времени, взлетели по лестнице, пристегнулись ремнями безопасности и втянули головы. Исследователь дал команду к старту.

Глаза Герона вспыхнули красным, пришли в движение кольца, по ним забегали синие огоньки. Машина взвыла. Кольца мелькали над головами, как раскаленные ножи. В нос ударил едкий запах нагретого металла. Пол под ногами стал прозрачным.

Оскар увидел, как из своего убежища выскочил Фалькенштейн. Лицо его покраснело от ярости. Вилли с ребятами сделали еще по паре выстрелов, но это уже не могло обмануть опытного вояку. Он знал, что перед ним не достойный противник.

Генерал поднял руку. Солдаты поднялись и вскинули ружья.

– Винтовки к бою, – услышали они голос Фалькенштейна. – Целься! – И потом: – Готовься!

В них нацелились десятки стволов.

Оскар зажмурился. Сквозь ресницы он видел, как опустилась рука Фалькенштейна.

– Огонь!