Заклинатель костей

Саския домашний учитель

Я спускаюсь на первый этаж наутро после отплытия из Мидвуда корабля с учениками и вижу, что матушка сидит в своем любимом кресле, и на коленях у нее лежит ее магическая книга, или гримуар.

Под глазами у нее обозначились голубоватые круги – это от утомления, и она облачена в ту же одежду, что и вчера, теперь уже изрядно помятую. Гадание на костях всегда забирает у человека много сил, а в последние несколько дней матушке пришлось потратить их еще больше, чем обычно. И сейчас она с головой ушла в свои мысли, что бывает с нею редко.

В детстве я часто пыталась заглянуть в ее гримуар, что для меня было своего рода игрой. После того как матушка целовала меня на ночь, я какое-то время ждала, а потом кралась по лестнице вниз, туда, где она работала, сидя за столом. Но всякий раз, когда я уже готовилась подобраться к ней сзади и одним глазком взглянуть на открытые страницы, она, даже не оборачиваясь, говорила:

– Иди в кровать, Саския.

Я тогда частенько гадала – а не может ли она видеть мое будущее, даже не прибегая к помощи костей? Ведь она гадала на меня столько раз, так, может статься, теперь ей ничего не стоит предсказать любой мой шаг без всяких магических штучек?

И потому, видя ее такой, как сейчас – окончательно вымотанной, сидящей, держа магическую книгу на самом виду и не подозревая о том, что я стою рядом, – я чувствую себя как человек, который плывет на лодке по быстрой реке и вдруг замечает, что в днище образовалась пробоина.

Матушка уже три дня пытается отыскать способ срастить переломившуюся кость, то есть сделать так, чтобы она снова стала целой, но все ее усилия тщетны. Мы с ней почти не разговаривали о том, что приключилось во время доведывания.

– Ну как, ты смогла найти то, что искала? – спрашиваю я.

Она вскидывает голову и прижимает руку к груди.

– Саския, – произносит она, широко раскрыв глаза. – Я не заметила, как ты подошла. – Судя по выражению ее лица, она чувствует сейчас то же, что и я, – если мы не будем действовать быстро, и ее, и меня поглотит поступающая в нашу лодку речная вода.

– Я не хотела тебя пугать. – Мой взгляд падает на разворот книги – на страницах изображены различные схемы расположения костей, а на полях видны аккуратные пометки.

Матушка перехватывает мой взгляд и закрывает книгу, после чего кладет ее в деревянный ларец и запирает на ключ, который носит на ленте, надетой на шею.

– Я стараюсь и подхожу все ближе, – отвечает она.

– А что, если… – Я пытаюсь найти слова, чтобы задать ей вопрос, который не дает мне покоя с того самого момента, как закончилось доведывание. – Что будет, если мы не станем ничего предпринимать? Что, если я буду просто жить дальше, не беспокоясь о той кости и не думая о том, что нужно снова сделать ее целой? Так ли уж это плохо – одновременно жить двумя разными жизнями?

Матушка открывает окно, и в комнату врывается прохладный ветерок, благоухающий сиренью.

– Пока кость не станет целой, не станешь целой и ты сама, – говорит она. – Так что нельзя просто сидеть и ничего не делать.

Я смотрю на сломанную кость, которая лежит на полке, прибитой к дальней стене. Одна ее половинка длиннее другой. Интересно, что имела в виду матушка, когда сказала, что я не могу стать целой?

Порыв ветра захлопывает окно, и я вздрагиваю. Матушка же не реагирует вообще. Она сидит, уставившись в пространство и покусывая нижнюю губу.

– Мне нужно, чтобы ты сходила в костницу и купила там кое-что, – говорит она наконец.

При мысли о том, что теперь мне удастся два-три часа пробыть вне дома, меня охватывает такое облегчение, что я сразу же начинаю чувствовать себя виноватой.

– Конечно, – отвечаю я. Матушка пишет список того, что ей понадобится, на листке бумаги и протягивает его мне.

– Если тебя начнут расспрашивать, отвечай туманно, – наставляет она. – И передай Эйми привет от меня.

Не успеваю я дойти до входной двери, как она отпирает ларец и снова берет в руки свой гримуар. Не понимаю, зачем она вообще его запирала.

Костница находится на окраине города рядом с Лесом Мертвых. Смрад доносится до меня задолго до того, как лес показывается впереди. Ступив на уходящий вверх склон холма, я закрываю нос рукой, но это не помогает – я все равно чую вонь разложения, от которой у меня начинается дурнота.

В лесу полно деревьев, на стволах которых аккуратно вырезаны имена и даты рождений и смертей, а также памятные надписи. С ветвей некоторых свисают джутовые мешки, в которых лежат останки умерших, находящиеся на различных стадиях разложения. Это первый этап подготовки костей – плоть должна сгнить, прежде чем с ними можно будет работать дальше, дабы семья покойного смогла их использовать. Под каждым занятым деревом лежат букеты цветов, безделушки и записки, принесенные скорбящими членами семьи.

Под нашим же семейным деревом ничего нет. Не так давно на нем висели останки моего отца, а до того – останки бабушки, но теперь лютики и голубые колокольчики, лежавшие у его подножия, убраны, а его ветви ничем не обременены. Я провожу рукой по шершавой коре и касаюсь вырезанных на ней имен людей, которых я любила. А затем прижимаюсь к стволу лбом.

Что бы о минувшем доведывании сказала бабуля? Она всегда полагала, что я стану Заклинательницей Костей, и, когда я была маленькой, я надеялась, что так оно и будет. Но потом все изменилось, и мне расхотелось заниматься магией. Как жаль, что я не могу поговорить с бабушкой – мне бы так хотелось побеседовать с ней еще хотя бы раз. Я вспоминаю последние несколько месяцев ее жизни – незадолго до своей кончины она начала видеть то, чего не было, страдать от ночных кошмаров и терять связь с реальностью, потому что была стара. А в самом конце… я трясу головой, стараясь избавиться от тяжелых мыслей. У меня нет времени предаваться горю. Только не сейчас.

Костница находится на другом краю леса в небольшой каменной постройке, увитой плющом. Я толкаю дверь и вижу Эйми, которая сидит за прилавком и работает, разложив перед собою кости и различные инструменты: щеточки, маленькие ложечки, скребки. Ее смоляные волосы падают на лицо. Доведывание показало, что ей надлежит стать обработчицей костей. Этот род занятий не относится к числу тех, для которых требуется магия костей, но люди чтят его ничуть не меньше.

Эйми поднимает глаза и расплывается в улыбке.

– Какой приятный сюрприз, – говорит она и, выйдя из-за прилавка, обнимает меня.

– Как идет твоя учеба? – спрашиваю я.

Она тут же переводит взгляд на мэтра Оскара, который поднимает руку, не произнося ни слова и не отрывая взгляда от кости, которую он чистит небольшой щеткой. Похоже, таким образом он дает Эйми разрешение сделать перерыв.

– Хорошо, – отвечает она. – Но мне нужно столько всего выучить – ведь существует такое множество способов обработки и приготовления костей в зависимости от того, кому они нужны и для чего будут применяться. Боюсь, все их мне никогда не запомнить.

– Полно, конечно же, ты сумеешь их запомнить, – возражаю я.

Мы с Эйми садимся на длинную скамью, стоящую у дальней стены. Нас со всех сторон окружают кости – они разложены на прилавке, вымачиваются в заполненных прозрачной жидкостью стеклянных сосудах, сушатся на полках после того, как на них красками нанесли такие же метки, какие имелись на телах покойных. В центре комнаты расставлены столы, на которых лежат открытые книги и стопки бумаги. Все это в очередной раз напоминает мне, почему готовые кости так дорого стоят. Ведь для того, чтобы их можно было использовать, нужно вложить столько средств – начиная от выплаты жалованья смотрителю Леса Мертвых и обработчикам костей, которые очищают их и готовят, до затрат и вознаграждения торговцев, которые привозят редкие и ценные зелья как из дальних уголков страны, так и из чужеземных краев.

– А ты уже начала работать домашним учителем? – спрашивает Эйми.

Я качаю головой.

– Нет еще, но скоро начну. Одра и ее сын сейчас отдыхают на островах. Я смогу начать, когда они вернутся. – Я протягиваю Эйми листок бумаги, стараясь не смотреть ей в глаза. – Матушке нужно то, что перечислено в этом списке, для какой-то ее работы.

И сразу же начинаю испытывать чувство вины. Эйми единственный человек, который знает все мои секреты, которому ведомо происхождение каждой из проступивших на моем теле меток. Например, розового полумесяца, который появился на моем левом бедре после того, как порыв ветра задрал юбку мне на голову во время игры в Пленника Мертвеца, – остальные дети еще несколько недель дразнили меня из-за оголившегося зада. Или метки на задней стороне моего правого колена – оранжевых языков пламени, которые выступили после самого страшного случая в моей жизни.

Я всегда могла рассказать Эйми о своих опасениях, проблемах и заботах, а мои шутки неизменно вызывали у нее смех. Когда умерла бабушка, а затем и отец, Эйми была рядом и помогала мне справляться с болью утраты. Матушке тогда было не под силу утешить меня – ее собственное горе было слишком велико, чтобы взваливать на плечи еще и мое.

Мне не по себе оттого, что я не рассказываю Эйми о том, что произошло со мною во время доведывания, но я обещала, что буду молчать. Если городской совет прознает, что матушка придала костям бабули дополнительную магическую силу, ей придется предстать перед судом. И все же я чувствую себя не в своей тарелке из-за того, что не могу открыть этот секрет своей лучшей подруге, поскольку отныне мне нельзя рассказывать ей все без утайки.

Эйми внимательно изучает список, который мне дала матушка, берет корзинку и, бормоча себе под нос, начинает складывать в нее маленькие склянки и мешочки с зельями, доставая их из выдвижных ящиков, находящихся под прилавком. Затем отыскивает инструмент с гладкой деревянной ручкой и заостренным концом и тоже опускает его в корзинку.

– Что это? – интересуюсь я.

Она отвечает, даже не подняв на меня глаз:

– Это дырокол. С его помощью в костях проделывают крохотные отверстия для лучшего проникновения подготовительных растворов.

Затем она вдруг перестает выдвигать ящики.

– Мастер Оскар, где мы держим порошок из лошадиных копыт?

Мужчина поднимает голову – впервые после того, как в костницу вошла я.

– А кому он понадобился? – спрашивает он.

Эйми переводит взгляд на него, затем опять на меня.

– Он нужен Делле Холт… Заклинательнице Костей.

Он крякает.

– Я и сам отлично знаю, кто такая Делла Холт. Мне непонятно другое – для чего ей понадобился порошок из лошадиных копыт?

Вопрос повисает в воздухе. Я слышу, как у меня в ушах гулко пульсирует кровь.

– Не знаю, – говорю я наконец. – Боюсь, она мне этого не сказала.

Он щурит глаза, и несколько долгих секунд мне кажется, что сейчас он мне откажет. Затем встает из-за стола, и ножки его отодвигаемого стула громко скребут по деревянному полу. Выдвинув с полдюжины небольших ящичков – у задней стены их, наверное, несколько сотен, – он наконец находит то, что нужно. И кладет в корзинку маленький коричневый мешочек.

Я отсчитываю несколько монет и кладу их в его протянутую ладонь.

Он хмурится.

– Не представляю, для чего Заклинательнице Костей может понадобиться это зелье.

– Я тоже хотела бы это знать, – отвечаю я. И это чистая правда.

– Мы должны заставить эту кость поверить в то, что она находится внутри человеческого тела, – говорит матушка, когда я возвращаюсь с покупками.

Я устремляю на нее непонимающий взгляд.

– Живого человеческого тела, – уточняет она, как будто источником моего непонимания стало именно это.

– И как же ты намереваешься это сделать? – Я опускаюсь на стоящий рядом с нею стул.

На обеденном столе расставлено множество флаконов и мешочков, и матушка, беря их один за другим, изучает их содержимое.

– Я подумывала о том, чтобы вживить эту кость в мою брюшную полость, – говорит она, – но тогда мы не сможем узнать, идет ли процесс ее сращения или нет – я говорю о кости, а не о моей брюшной полости.

Я ахаю.

– Матушка! Неужто ты говоришь серьезно?

Она пожимает плечами, словно сочтя меня слишком уж слабонервной.

– Костям присущи особые свойства. Внутри живого тела они срастаются сами.

– Это если ты упала с дерева. Но то, о чем толкуешь ты… – я пытаюсь подобрать нужные слова, – это отнюдь не то же самое.

Она заправляет за ухо прядь светлых волос.

– Мы заставим эту кость поверить, что речь идет о том же самом.

– Тогда для чего же нужны все эти зелья? – Я беру со стола один из флаконов с жидкостью. – Раз уж мы отказались от планов разрезать тебя?

– Мы приготовим питательный раствор, – торжественно объявляет она.

Я вскидываю брови.

– Не сиди сложа руки. Помоги мне.

Она подходит к одному из буфетов и начинает доставать оттуда нужные ей предметы: миску, ложку, ступку, пестик и прозрачный стеклянный сосуд.

– Налей сюда воды и вскипяти ее, – говорит она, вручая мне котелок.

Когда вода закипает, мы добавляем в нее сахар, соль и ингредиенты, которые я принесла из костницы: немного костяной муки, порошок из лошадиного копыта, небольшой флакончик слез. Затем матушка достает швейную иглу.

– Дай мне руку, – велит она.

Я вздыхаю.

– Почему тебе вечно требуется моя кровь?

– Твоя кровь обладает магической силой, – отвечает она и прокалывает свой и мой пальцы.

– Это твоя кровь обладает магической силой. А в моей ничего такого нет.

Она застывает, держа одну руку в другой и глядя на каплю крови, краснеющую на ее молочно-белой коже. Я жду, что она возразит мне, повторит то, что сказала во время доведывания, когда дала понять, что мне, возможно, присуще Ясновидение Второго Порядка. То есть мне кажется, что она намекала именно на это. С тех пор мне ужасно хотелось спросить ее, правильно ли я ее поняла, но она была так сосредоточена на поиске способа срастить переломившуюся кость, что я так и не решилась задать ей этот вопрос. Однако сейчас она так и не поправляет меня.

– Любая кровь обладает силой, – произносит она наконец.

Мы держим руки над котелком, в него стекает по нескольку капель ее и моей крови, и варево слегка розовеет. Пока я мешаю полученный раствор, матушка дыроколом проделывает в каждой из половинок кости несколько крохотных отверстий.

– Раствор загустевает? – спрашивает она.

– Кажется, да. – Я поднимаю ложку. Жидкость стала студенистой.

– Отлично. – Матушка берет котелок и переливает его содержимое в стеклянный сосуд, затем соединяет половинки кости и кладет ее в получившийся отвар.

– А что теперь? – спрашиваю я.

Она отирает пот со лба.

– Теперь надо подождать.

Я прижимаю ладонь к груди и думаю о тамошней метке, напоминающей очертаниями натянутую тетиву лука, к которой приставлена стрела. Эта метка появилась у меня сразу после смерти бабушки – тогда она была темно-синей. А когда умер отец, стала черной.

– Я могу сказать тебе одну вещь? – спрашиваю я.

На лице матушки отражается удивление, и меня вновь пронзает чувство вины. Раньше я рассказывала ей все, но, когда приблизился день доведывания, перестала. Мысль о том, что мне, возможно, придется учиться на Заклинательницу Костей, хотя я знаю – в моих руках магия станет опасной и я осрамлю и мою бабушку, и мою мать, – давила на меня, словно чугунный плащ.

– Разумеется, – отвечает матушка, и ее голос звучит нарочито бесстрастно. – Ты можешь говорить мне все.

– Я боюсь того, что произойдет, если кость срастется.

– Ты хочешь сказать – если она не срастется?

Я качаю головой. Да, мысль о том, что по Мидвуду сейчас разгуливает не одна Саския Холт, а две, пугает, но, когда я представляю, что одна из этих версий вдруг прекратит свое существование, меня и вовсе охватывает ужас.

– Нет, – отвечаю я, прикусив губу. – Я не хочу, чтобы эта версия меня исчезла.

– О, Саския. – Матушка обнимает меня. От нее пахнет ванилью, и это так остро напоминает мне мое детство, что я крепко прижимаюсь к ней. – Видимо, я не все объяснила тебе, моя голубка. Если кость не срастется, исчезнут оба твоих будущих.

Я отстраняюсь.

– Как такое возможно?

Она плотно сжимает губы.

– Я сделала нечто такое, чего делать нельзя, – отвечает она. – Применила магический прием, пользоваться которым запрещено, и если об этом прознает совет…

– Что это было? Какой прием?

– Гадание на костях субъективно, а я хотела, чтобы доведывание о твоем будущем не имело изъянов. – Она вздыхает. – Готовя кости, я напитала их квинтэссенцией твоего естества.

– Что-то я не понимаю. Ты всегда напитываешь кости квинтэссенцией моего естества. – И я думаю обо всех тех бесчисленных гаданиях, когда она втыкала иголку мне в палец и на кости капала моя кровь.

– Нет, на сей раз все было не так, – возражает она. – Я напитала кости не только твоей кровью, но и моей, и той, что осталась от твоей бабушки. – Теперь я вспоминаю, как во время доведывания она сказала мне, что придала костям дополнительную магическую силу, чтобы увидеть мое будущее яснее.

– А каковы были остальные мои пути? Из чего ты выбирала?

Она отводит глаза.

– Я уверена, что первое твое доведывание показало мне много возможных путей, но ты же сама знаешь – после того, как та кость сломалась, я уже не могла видеть то, о чем говорила другая ее половинка.

– Но ты ведь все равно увидела не одно возможное будущее, а больше, верно?

Она вздыхает.

– Тебе известно, что я не могу говорить об этом с тобой.

– Но почему? Ты ведь все равно не придерживаешься правил.

Она качает головой.

– Неразумно и небезопасно чересчур много знать о том будущем, которое тебя ждет.

– И это говоришь мне ты? – Вся моя жизнь была основана на ее гаданиях относительно моего будущего.

– Это не то же самое, – молвит она. – Тем, кто занимается гаданием на костях, запрещено гадать о своем собственном будущем, и на это есть веская причина. Когда ты знаешь слишком много, это мешает тебе принимать правильные решения и меняет твой путь. Прости, Саския, но я не могу рассказать тебе, что я увидела.

– Ты говорила… – Я сглатываю. – Во время доведывания ты что-то сказала о трех поколениях Заклинательниц Костей.

– Я определила тебя в домашние учителя, – тихо говорит она.

– Но…

– Думаю, это был один из твоих возможных путей. Больше я ничего не могу тебе сказать. Результат доведывания окончателен, так что теперь ты не можешь пройти через обряд сопряжения с магией, и тебе никогда не стать Заклинательницей Костей. Только не в этой жизни.

Я чувствую несказанное облегчение – без сопряжения мой магический дар мало-помалу сойдет на нет.

– Выходит, бабушкины кости не были напитаны кровью трех поколений Заклинательниц?

Матушка заламывает руки.

– Не в этой реальности, – отвечает она. – В ней они напитаны кровью двух Заклинательниц и одного домашнего учителя. Что делает их куда слабее, чем мне бы хотелось.

– А если та кость не срастется…

– Теперь с нею неразрывно связана вся твоя судьба. Мне так жаль, Саския. После окончания доведывания я намеревалась запереть бабушкины кости на замок. Они могли бы пролежать в затворе многие годы, на протяжении жизни нескольких поколений. Я не ожидала, что одна из них переломится пополам.

Мне чудится, будто пол уходит у меня из-под ног, но мне все же хватает силы духа, чтобы задать еще один вопрос.

– А что насчет этой сломанной кости в моей второй реальности?

– Та кость, быть может, и впрямь напитана кровью трех поколений Заклинательниц Костей, а раз так, два твоих пути могут быть абсолютно различны. Любое изменение в настоящем способно повлечь за собой сдвиги в будущем, как малые, так и большие. Возможно, в той реальности я придумала какой-то иной способ исправить дело. – Она гладит меня по щеке тыльной стороной руки. – Остается надеяться, что мне хватит ума выправить ситуацию хотя бы в одной из них.